До последнего времени я был уверен в том, что теплофизика изучает процессы горения главным образом в целях развития энергетики, то есть ученые стремятся здесь к тому, чтобы топливо сгорало лучше, с большей пользой и большей теплоотдачей. Однако прошедшая в Новосибирске 6-9 ноября X Всероссийская конференция с международным участием «Горение топлива: теория, эксперимент, приложения» продемонстрировала еще один принципиально важный аспект данной дисциплины – изучение горения в целях его… предотвращения. Здесь нет ничего странного: огонь необходимо поддерживать тогда, когда он находится в топке. А вот когда он возникает во всех остальных местах, то с ним нужно бороться. Теплофизика, таким образом, вносит свой посильный вклад в пожаробезопасность различных объектов, разрабатывая на этот счет научные рекомендации.

До сих пор для многих из нас свежи воспоминания о страшном пожаре в кемеровском ТРЦ «Зимняя вишня», случившемся в марте этого года.  Напомним, что этот пожар унес жизни 60 человек, включая 41 ребенка. О причинах возгорания до сих пор не всё ясно, зато все прекрасно понимают, благодаря чему пламя достигло таких поистине адских масштабов.

Как мы знаем, в роли горючего здесь выступил вездесущий пластик. Сегодня полимерные материалы окружают нас повсюду, включая и общественные здания. Отделка интерьеров, мебель, стенды, стойки, игрушки, покрытия электрических кабелей – всё это может стать хорошей «питательной смесью» для случайно возникшего огня.

Фактически, любое закрытое помещение – учитывая наличие в нем такого вот горючего – представляет собой некую модель топочного котла. И при определенных условиях там вполне могут начаться процессы, какие происходят в реальных топках. Проектировщики, как правило, не вникают в подобные тонкости, не анализируют параметры помещений с точки зрения физических условий для «полноценного» возгорания. Строители и владельцы объектов также не особо переживают по поводу того, что наполняют такие потенциальные «топки» самым настоящим горючим. Тем не менее, ввиду того, что проблема пожаробезопасности стоит сейчас очень остро, свое слово должны сказать специалисты в области теплофизики.

Необходимо смириться с тем, что от пластиков в наши дни никуда не деться. Их все равно будут использовать, несмотря на печальную статистику возгораний. Проблема в том, что до последнего времени горючесть полимерных материалов никто досконально не исследовал. Как заметил по этому поводу сотрудник Института химической кинетики и горения СО РАН Олег Коробейничев (выступая на конференции с пленарным докладом на указанную тему), до сих пор в науке отсутствуют данные по химическим аспектам горения полимеров, и потому существующие сейчас модели затрагивают этот процесс в недостаточной степени. В то же время такая модель крайне необходима, поскольку только благодаря ей можно адекватно прогнозировать данный процесс, а равным образом исследовать пути снижения горючести таких материалов. В Европе исследования в этом направлении начались относительно недавно. В настоящее время к европейским ученым присоединились и их российские коллеги.

Главная задача для ученых, как мы уже поняли, – разработать химическую и математическую модель горения полимерных материалов и обосновать ее на основании всестороннего экспериментального изучения тепловой и химической структуры пламени, а также скорости распространения пламени по поверхности полимера. Работа в этом направлении уже началась, и на данном этапе есть довольно интересные результаты, позволяющие ученым давать некоторые рекомендации. Например, у литых и экструдированных полимерных материалов (при одинаковом химическом составе) скорость распространения пламени может различаться в три раза. Также в три раза различается ширина зоны горения. Нетрудно понять, что в случае создания соответствующих противопожарных нормативов в их основу могут быть положены как раз такие исследования. И совсем не исключено, что на какие-то виды и марки материалов будет положен запрет. Кроме того, опираясь на данные исследований, специалистам не составит большого труда присвоить каждому крупному объекту класс опасности – в зависимости от того, какие материалы там использовались. Отметим, что для нашей страны такая работа особенно актуальна, учитывая внушительное количество смертей от пожаров (в несколько раз выше, чем в США и в Европе).

Впрочем, работы над созданием модели продлятся еще не один год. Как и во всякой работе такого рода, на первых этапах полученные данные не всегда согласуются друг с другом. Это лишний раз свидетельствует о том, что горючесть полимерных материалов – слишком «свежая» тема для теплофизики. Но именно этим (вкупе с актуальностью) она и привлекает к себе внимание со стороны специалистов (что очень хорошо показала прошедшая конференция).

Еще одна схожая тема, не менее актуальная – это предотвращение пожаров и взрывов на угольных шахтах. Об актуальности здесь говорить не приходится – она очень понятна.

Так, ежегодно в мире от взрыва метана погибает не менее двухсот человек. Причем в нашей стране в последние годы смертность в результате аварий на угольных шахтах выросла почти в два раза. Кроме того, угольными шахтами проблема не ограничивается.

Дополнительную угрозу представляют аварии на АЭС из-за выброса водорода. Та же проблема касается объектов нефтехимического производства, где также имеется угроза аварий из-за возгорания газа. Задача ученых в данном случае сводиться к созданию технологии, способной предотвращать подобные трагедии. Выражаясь научно, исследовать возможности ингибирования процессов воспламенения газообразных топлив. Этому, в частности, был посвящен пленарный доклад сотрудника Объединенного института высоких температур РАН Александра Еремина.

Исходная посылка здесь та же, что и в случае с полимерами – исследовать конкретное горючее не ради того, чтобы его эффективнее сжечь, а наоборот, сделать так, чтобы оно не становилось источником пожара. Если традиционный подход предполагает тушение или изоляцию очага возгорания с помощью воды или пены, то современные подходы предполагают использование химического ингибирования процессов воспламенения и горения. «Идея этих методов, – разъясняет Александр Еремин, – состоит в том, чтобы ввести в смесь малую добавку химически активного вещества, которое будет точечно захватывать активные радикалы и обрывать развитие цепи реакции воспламенения». Технически это может выглядеть так. Скажем, где-то в шахте специально располагаются баллоны с этим химически активным веществом, которое будет автоматически и строго дозированно впрыскиваться в случае угрозы воспламенения.

По поводу самого вещества единого мнения пока что нет. В частности, одни ученые рекомендуют использовать хладон. На практике такая технология уже применялась (на одной из Южно-кузбасских шахт) и показала себя неплохо. В то же время хладон вызывает некоторые вопросы, поэтому ему ищут более эффективную замену. Здесь пока также не все гладко и появляются новые вопросы (в основном, по части экологии). Тем не менее, в любом новом деле всегда возникают какие-то нестыковки и недочеты. Их преодоление – лишь  вопрос времени. Главное, что в теплофизике четко обозначилось целое направление, важность которого со временем будет только возрастать.

Олег Носков

Ответы на большие вызовы для России будут обсуждаться на открывшемся сегодня Общем собрании Российской академии наук. В чем главная особенность форума? Об этом рассказал президент РАН Александр Сергеев.

Александр Сергеев: Речь пойдет о семи приоритетных направлениях научно-технологического развития России, утвержденных ее руководством. Их реализация позволит стране совершить рывок, выйти на принципиально новый уровень развития, войти в пятерку ведущих экономик мира, что предусмотрено в майском указе президента России.

Планы очень амбициозные. Но сколько уже написано прекрасных документов, стратегий, проектов, но, к сожалению, большая часть задумок так и остается на бумаге. Одна из причин в том, что нет четкого, прописанного до запятой механизма реализации. Каков он будет в данном случае?

Александр Сергеев: По большому счету главная цель приоритетных направлений - внедрение достижений науки в экономику. Даже во времена СССР это был "больной" вопрос, хотя им занимались государство, Госплан и ГКНТ. А когда мы "прыгнули" в капитализм, то были уверены, что рынок быстро все расставит по своим местам, что система инноваций самоорганизуется. Но оказалось, что и в капитализме она вот так автоматически не работает.

Чтобы процесс запустить, превратить научные разработки в инновации, от государства требуется немало усилий.

Созданную в США инновационную систему называют более важным достижением XX века, чем даже полет на Луну. 

Александр Сергеев: И у нас такие попытки делались неоднократно. Наверняка помните, как слово "инновации" стало модным, его повторяли, где надо и не надо. Прошло уже много лет, и мы разводим руками: что-то с нашими инновациями происходит не то.

Реализация семи приоритетов, по сути, это новая попытка. По каждому создан межведомственный совет, куда кроме ученых РАН вошли представители бизнеса, вузов, разных ветвей власти. Советы должны сформировать сквозные цепочки: фундаментальная наука - НИОКР - прототип - производство - рынок. Во главе каждого совета ученый из академии, я возглавляю Координационный совет. Такое доверие со стороны руководства страны академия получила впервые за многие годы. Конечно, это и интереснейшая задача, и огромная ответственность.

Но это принципиально новая работа для академии. Ведь руководство РАН всегда подчеркивало, что ее задача генерировать новые знания, что она отвечает за фундаментальные исследования, а заказчик пусть приходит и выбирает, что ему требуется. Теперь вам придется думать о внедрении, строить цепочки с десятком самых разных организаций, где свои правила игры. Думаю, немало найдется тех, кто, надеюсь, со здоровым любопытством будет наблюдать, справитесь ли... Но фундаментальные исследования никто не отменял... Хватит сил?

Александр Сергеев: Скажу сразу: если кто-то ждет, что вот сейчас на Общем собрании выйдут ученые и представят множество сквозных цепочек, то он глубоко заблуждается. Задача межведомственных советов как раз в том, чтобы искать такие цепочки сообща, искать заинтересованных исполнителей, всячески их стимулировать.

Когда вы спрашиваете о механизме реализации приоритетов, чтобы они не остались на бумаге, важно подчеркнуть важнейший момент.

Если изобразить движение по инновационной цепочке слева направо, то постановка задачи должна быть справа. Задачу науке должен ставить бизнес. Что ему надо от науки для выхода на рынок?

Кроме того, это может быть и социальный заказ государства, и заказ различных министерств и ведомств. Но подчеркиваю, заказ! Заказ с гарантией внедрения, если технология будет продемонстрирована. Уверен, такой подход позволит наконец создать в стране эффективную инновационную систему.

Что касается фундаментальных исследований, то, конечно, они остаются главным приоритетом академии. Мы должны предлагать задел на будущее, прорывные разработки, которые могут стать основой для развития новых рынков. Нам необходимо правильно представить бизнесу суть прорывов, как ими можно воспользоваться. Но повторяю: заказ на то, в каком виде этот "прорыв" может быть интересен рынку, должен идти от бизнеса. Так, кстати, инновационные системы работают во всем мире.

Каковы критерии, что приоритеты эффективно реализуются? Что, наконец началось внедрение высоких технологий?

Александр Сергеев: Конечно, в первую очередь, это появление успешных проектов. Но есть более объективный интегральный показатель: увеличение денег, которые бизнес вкладывает в науку. Сегодня это около 20 процентов, остальное - доля государства. В ведущих странах все равно наоборот, скажем, в США соотношение 80-20, в Европе 60-40, близок к нему и Китай. Нам надо переворачивать пирамиду. Считаю, что это самый объективный индикатор реализации приоритетов. И если увидим, что доля бизнеса растет, значит, мы на верном пути.

В последнее время наш бизнес в этом отношении, говоря образно, оживляется, у него появился интерес к науке. Его представители будут участвовать в работе Общего собрания. По каждому из семи направлений нам совместно удалось выстроить несколько сквозных цепочек, и эти положительные примеры будут продемонстрированы. На них мы покажем, как можно выстраивать отношения между разными организациями. Предстоит обсудить первые плюсы и минусы, выработать оптимальную модель взаимодействия, механизм функционирования этих цепочек.

Расскажите более конкретно о некоторых проектах.

Александр Сергеев: К примеру, минприроды и МЧС заинтересованы в создании всепогодной геоинформационной системы на основе дистанционного зондирования Земли. Кто-то скажет, а зачем? Ведь уже есть "Гугл", другие системы, которые дают разные картинки планеты. Но они не оперативны, сняты в хорошую солнечную погоду, когда все замечательно видно. Но если что надо иметь карты по крайней мере раз в сутки с пространственным разрешением около одного метра. Потребителей такой информации помимо МЧС огромное множество, скажем, в сельском хозяйстве, в транспорте, в управлении территориями. Мы говорим, что нам нужны всепогодные данные, а если облака? Оптика ничего не видит, значит, нужна информация в других диапазонах длин волн, скажем, в СВЧ-диапазоне. А это уже совсем другая техника, радары на спутниках с длительным сроком службы, солнечные батареи для их питания и т.д. Так выстраивается цепочка всепогодной геоинформационной системы.

Реализация приоритетов позволит России войти в пятерку ведущих экономик мира.

Другой пример. Только что Европейский парламент принял решение о полном запрете пластиковой тары с 2021 года. Думаю, что это не минует и нас. А у нас в ретейле почти вся тара пластиковая. Напомню, что ретейл – это почти 15 процентов ВВП страны. И российский бизнес уже забеспокоился, ему нужна биоразлагаемая тара на органической основе, иначе он потеряет огромный рынок. Это очень интересная задача для сельскохозяйственной и биохимической науки, и мы готовы за нее взяться. В области медицины будет обсуждаться, в частности, роботизация в хирургии. Уже очевидно, что за ней будущее. Ведь робот может более точно и аккуратно, чем хирург, провести операции на многих органах. Мы готовы включиться в эту работу.

Одно ваших первых предложений на посту президента РАН было привлечение сырьевого бизнеса для создания фонда по финансированию приборной базы науки. Что-то удалось сделать?

Александр Сергеев: В нацпроекте "Наука" записано, что за шесть лет на 50 процентов должна обновиться приборная база ведущих научных организаций. То есть государство готово вложиться, но очевидно, что запланированных денег для быстрого решения проблемы недостаточно. С крупными компаниями мы обсуждаем, как создать фонд развития науки. О деталях пока говорить рано, но важно, что такая заинтересованность у наших партнеров есть.

Справка

Приоритетные направления научно-технологического развития России

1. Переход к экологически чистой и ресурсосберегающей энергетике, повышение эффективности добычи и глубокой переработке углеводородов, формирование новых источников, способов транспортировки и хранения энергии.

2. Переход к цифровым, интеллектуальным, производственным технологиям, роботизированным системам, новым материалам и способам конструирования, создание систем обработки больших объемов данных, машинного обучения и искусственного интеллекта.

3. Возможность эффективного ответа российского общества на большие вызовы с учетом взаимодействия человека и природы, человека и технологий, социальных институтов на современном этапе глобального развития, в том числе применяя методы гуманитарных и социальных наук.

4. Противодействие техногенным, биогенным, социокультурным угрозам, терроризму и идеологическому экстремизму, а также киберугрозам и иным источникам опасности для общества, экономики и государства.

5. Переход к персонализированной медицине, высокотехнологичному здравоохранению и технологям здоровьесбережения, в том числе за счет рационального применения лекарственных препаратов, прежде всего антибактериальных.

6. Связанность территории РФ за счет создания интеллектуальных транспортных и телекоммуникационных систем, занятия лидерских позиций в создании международных транспортно-логических систем, освоении и использовании космического и воздушного пространства, Мирового океана, Арктики и Антарктики.

7. Переход к высокопродуктивному и экологически чистому агро- и аквахозяйству, разработка и внедрение систем рационального применения средств химической и биологической защиты сельскохозяйственных растений и животных, хранение и переработка сельхозпродукции, создание безопасных и качественных, в том силе функциональных продуктов питания.

Юрий Медведев

Честно признаюсь, о болезни Бехтерева я впервые услышал только на открытии III Академического саммита по ревматологии, прошедшего у нас в Новосибирске 8-9 ноября. Это заболевание связано с воспалением межпозвонковых суставов и приводит к довольно тяжелым последствиям для человека. В основном болезнь Бехтерева поражает молодых мужчин, которые рискуют в зрелом возрасте уподобиться сгорбленным старикам, не способным ни нормально работать, ни просто нормально жить.  

До последнего времени считалось, что болезнь Бехтерева – довольно редкое заболевание. Именно по этой причине она до сих пор у нас не на слуху, и потому многие граждане даже не подозревают о ее существовании. По данным Минздрава, в России этим недугом страдает чуть более 30 тысяч человек. По клиническим данным врачей-ревматологов, количество таких больных составляет порядка 150 тысяч человек. Однако есть обоснованное подозрение, что на самом деле таковых может оказаться в десять раз больше – примерно полтора миллиона. Это уже серьезно. Поэтому впору обратить внимание на эту проблему (имеющую, кстати, международное значение).

Чем вызван такой разнобой в данных? Почему «редкая болезнь» может в действительности оказаться достаточно распространенной? На то есть свои причины, которые как раз и пытаются осветить врачи-ревматологи.

Если объяснять проблему «на пальцах», то ситуация с болезнью Бехтерева выглядит примерно так. Возьмем в качестве аналогии такой симптом, как кашель. Явление это известное, понятное, распространенное. Очень часто кашель возникает при обычной простуде, которая вылечивается на «раз-два-три» с помощью недорогих препаратов и даже с помощью народных средств. Но так бывает не всегда. Иногда кашель свидетельствует о более серьезных заболеваниях, например, о воспалении легких или (того хуже) о туберкулезе. Здесь уже на «раз-два-три» не вылечиться. Да и постановка диагноза требует более серьезного обследования. Однако совсем не исключены случаи, когда врач – из-за халатности – может запросто «проморгать» пневмонию или туберкулез, увидев обычную простуду там, где дела на самом деле обстоят куда печальнее. Чего греха таить – в некоторых провинциальных поликлиниках терапевты не особо заморачиваются по таким поводам, ставя диагноз всем простуженным «на глазок» и назначая им несложное стандартное лечение. Да и сами пациенты иногда игнорируют посещение больницы, надеясь на то, что хворь однажды отступит сама. Ведь мы уверены, что простуда – болезнь совсем не смертельная. И там, где халатность врачей умножается на беспечность больных, там повышается вероятность выдать пневмонию за какое-нибудь «банальное» ОРЗ. И эта вероятность тем выше, чем примитивнее у врача подходы к диагностике: «У вас кашель и повышенная температура? Понятно – у вас ОРЗ. Вот вам рецепт – до свидания!» (в данном случае я ничего не преувеличиваю – ситуация взята из практики одной провинциальной поликлиники, где терапевт ставит такие диагнозы исключительно «на глазок»).

С болезнью Бехтерева происходит что-то похожее. Дело в том, что на ранних стадиях она очень ловко «маскируется» под остеохондроз. Во всяком случае, симптоматика здесь весьма схожая, что нередко вводит в заблуждение врачей, не искушенных в ревматологии.

Надо сказать, что с остеохондрозом народ у нас почти на «ты». Эта болезнь распространена в нашей стране почти так же, как и «респираторка». Ее обычно не воспринимают как что-то ужасное и неизлечимое, и лечащие врачи (как и в случае с той же «респираторкой») ставят такой диагноз как что-то само собой разумеющееся, не особо вникая в некоторые сугубо биологические тонкости. Если у вас боли в спине или в пояснице, то, как правило, грешат именно на остеохондроз. Возможно, во многих случаях так оно и есть. Однако не всегда. Иногда вместо остеохондроза медик сталкивается с болезнью Бехтерева, не давая себе в том отчета. Причем, зачастую проблема заключается вовсе не в халатности медиков, а в сложности самой диагностики. Болезнь Бехтерева, увы, распознать сразу совсем нелегко. Иногда может пройти пять-семь лет, прежде чем врачи установят истинную причину недуга. Такова ситуация во всем мире, не только у нас в стране. Тем не менее, ситуация существенно усугубляется в условиях нехватки квалифицированных специалистов и соответствующего оборудования. В этом случае вопрос о развитии ревматологии как весьма актуальной медицинской специальности становится совсем не праздным.  Собственно, именно нехватка ревматологов, отсутствие на местах передовых методик диагностики обрекают тысячи людей на то, что они не получают вовремя адекватного лечения.

Как правило, человека с такими симптомами терапевты направляют к неврологу. Тот выписывает соответствующие препараты, снижающие болевые ощущения. Больной чувствует улучшение, и на этом успокаивается. Поэтому определенное количество пациентов в течение достаточно длительного времени могут вообще не подозревать о том, что причина их страданий – не остеохондроз, а болезнь Бехтерева, протекающая в легкой фазе. Но это не значит, что так будет продолжаться до глубокой старости. Мало того, болезнь Бехтерева может «выстрелить» самым неожиданным образом, прежде всего в тех местах нашего тела, где есть соединительная ткань. Клиническую картину данного заболевания мне доступно растолковал президент Общества взаимопомощи при болезни Бехтерева Алексей Ситало, страдающий этим недугом уже двадцать лет.  

 «Два месяца назад, – говорит он, – у меня появились три новых симптома, которых раньше в моей жизни не было. У меня воспалился глаз, воспалились пальцы на ноге и появилось высыпание на коже».

По его словам, человеческие суставы разрушаются очень долго, поэтому до их замены может пройти лет пять или десять. А вот что касается глаз, то при отсутствии своевременного лечения можно очень быстро потерять зрение – без возможности его восстановления.

Самое печальное, еще раз повторим, – это очень «растянутая» диагностика заболевания. Как разъяснил Алексей Ситало, сложность диагностики обусловлена несколькими факторами. Главным образом это связано с большой нехваткой ревматологов, что особенно чувствуется в нашей стране, где ревматолога можно найти разве что в областном центре. Поэтому в маленьких провинциальных городках и поселках возможность правильного диагноза при болезни Бехтерева практически равна нулю. Как мы сказали, в силу сложившейся практики человека с болями в спине терапевт направляет к неврологу, а тот – без долгих размышлений – поставит диагноз «остеохондроз» и назначит соответствующее лечение. Возможно, в большом количестве случаев неврологи не ошибаются. Но при этом остается определенный процент пациентов, к которым стоило бы отнестись внимательнее. Однако такие возможности есть далеко не везде. Тем более что сами пациенты очень часто ведут себя беспечно, полагая, будто ничего смертельного им не угрожает. Поэтому они не обращаются по этому поводу в какие-либо специализированные учреждения, чтобы пройти более серьезное обследование. Учитывая, что ревматологов в стране не хватает, решить такую задачу не так-то просто, особенно если речь идет о жителях провинции. Поэтому нередко случается так, что к ревматологу больной попадает спустя несколько лет – уже после того, как длительное лечение мнимого «остеохондроза» не дало никаких результатов.

Как мы понимаем, проблема во многом решается как раз ранней диагностикой, когда болезнь не вошла еще в острую фазу. Во всяком случае, у больного есть шанс пройти курс терапии в течение относительно короткого периода. По словам ревматологов, при обнаружении болезни Бехтерева на ранних стадиях воспаление можно купировать за полгода.  Само это лечение, отметим, весьма дорогое – до миллиона рублей в год (!), и при запущенном состоянии лечиться придется много лет. Если все расходы будет брать на себя государство, то несложно себе представить, насколько внушительными окажутся объемы затрат. Поэтому, рассуждая логически, государству будет куда выгоднее вложиться в подготовку специалистов-ревматологов и в создание современных диагностических центров, чем тратить колоссальные бюджетные средства на поддержку тяжелобольных пациентов.

Олег Носков

Химики из Томского политехнического института предложили использовать промышленные отходы, понемногу добавляя их к водоугольному топливу. Такие добавки помогут не только избавиться от отходов, но и улучшить характеристики топлива. Результаты исследования опубликованы в журнале Energy & Fuels.

Водоугольное топливо состоит из измельченного угля, воды и специального пластификатора. В России оно используется в основном для получения тепла — в котельных и других объектах системы центрального отопления. 

Томские химики решили выяснить, что будет, если вместе с водоугольным топливом сжигать небольшие количества промышленных отходов. Таким образом можно было бы решить сразу две проблемы — избавиться от отходов и повысить эффективность отопления. В качестве примера ученые выбрали свой родной Сибирский федеральный округ и оценили те типы отходов, которые характерны для этого региона. В первую очередь их интересовали отходы нефтяной и нефтеперерабатывающей промышленности. Кроме того, были испытаны и несколько типов пищевых отходов: от производства пива, картофельного крахмала, яичная скорлупа. Отходы деревообрабатывающей промышленности, этанол и другие растворители и даже обычный песок. Все перечисленные вещества добавляли к водоугольному топливу в количестве 5-10 массовых процентов. Затем топливо «с добавками» сжигали в специальном калориметре — приборе, который позволяет следить за процессом горения, отслеживая изменения температуры.

Оказалось, что все исследованные добавки позволяют уменьшить время воспламенения водоугольного топлива: снижение составляло от 10 до 60 процентов. Добавка отходов нефтяной промышленности также позволила дополнительно снизить и температуру воспламенения — почти на 45 градусов Цельсия. А вот теплотворная способность топлива — количество тепла, выделяющегося при сжигании одного килограмма, — для различных добавок менялась по-разному. Отходы нефтяной промышленности ее повышали — на 5-20 процентов, а остальные отходы, наоборот, снижали, но не очень значительно — на 2-10 процентов.

Кроме того, выяснилось, что некоторые добавки позволяют уменьшить количество вредных выбросов в атмосферу — газообразных оксидов азота и серы.

Например, добавки яичной скорлупы позволили уменьшить количество оксидов азота на 5-50 процентов, а оксидов серы — на 5-30 процентов. Авторы статьи считают, что предложенное ими использование отходов будет не только полезно для экологии, но и экономически выгодно.

Отметим, что «мусорная энергетика» в последние годы развивается очень быстро: в разных странах работает уже более 800 заводов, которые перерабатывают различные отходы в энергию. Например, в прошлом году настоящий фурор произвела новость, что правительство Швеции закупает мусор у соседней Норвегии. Дело в том, что в Швеции сортировка и переработка мусора находятся на очень высоком уровне, большую часть мусора сжигают, а тепло используют для обогрева домов. В 2017 году шведы переработали весь свой мусор и решили таким образом «спасти» перерабатывающие заводы от простаивания.

Как новые технологии помогают изучать древнюю историю человечества? И насколько общество готово к раскрытию загадок истории? Ответы на эти вопросы ищут авторы и герои научно-популярного фильма «Правдивая история людей».

Журналист ГТРК-Новосибирск Антон Лучанский вместе с коллегами уже сняли несколько научно-популярных фильмов. В этот раз их работа посвящена исследованиям новосибирских археологов и палеогенетиков. Премьерный показ фильма состоялся в новосибирском Доме Радио в начале ноября. Тему продолжили в ходе обсуждения премьеры на ток-шоу «Кинорубка» с участием создателей и героев фильма. В их числе – заведующий межинститутским сектором молекулярной палеогенетики, к.б.н. Александр Пилипенко (ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»).

– В основу фильма легла идея показать, как проходит объективная реконструкция исторических событий в наши дни, – рассказал он. – Когда традиционные методы истории, археологии сочетаются с такими современными методами, как молекулярная генетика.

Речь в нем идет о совместной работе сотрудников сектора с командой археологов из Института археологии и этнографии СО РАН под руководством профессора, главного научного сотрудника ИАЭТ СО РАН, д.и.н. Натальи  Полосьмак по изучению истории древнего населения различных районов Южной Сибири, а именно – нескольких групп ранних кочевников скифского и гунно-сарматского времени (вторая половина I тысячелетия до н.э. – первая половина I тысячелетия н.э.). 

Знаменитые находки экспедиции под руководством Натальи Полосьмак в алтайском урочище Пазырык, результаты раскопок других археологических памятников Алтая и Монголии, имеющиеся в распоряжении Института археологии и этнографии, спустя некоторое время вновь стали объектом исследований с использованием современных молекулярно-генетических методов. И помогли узнать больше о том, как жили сибиряки во времена Аристотеля и Александра Македонского.

– Раньше многие, в том числе, в научном сообществе, сомневались в необходимости хранения найденных археологами останков людей, дескать, посмотрели и закопайте обратно, – говорит с экрана заведующая сектором антропологии ИАЭТ СО РАН, д.и.н. Татьяна Чикишева. – Но проведенная работа доказывает, что хранить надо все и как можно дольше. Ведь когда эти находки были найдены, о палеогенетике никто не слышал. И захорони мы эти кости после первичного обследования, мы никогда не получили бы таких результатов.

и По мнению ученых, авторам фильма удалось в равной мере хорошо рассказать о результатах и перспективах работы исследователей, сопроводив это ярким и адекватным видеорядом.

Но фильм не только рассказывает об изучении древней истории Сибири, но и поднимает вопрос, а в чем важность объективной реконструкции столь давних событий для нашей современной жизни. Этот вопрос стал также предметом оживленной дискуссии на последовавшем за показом ток-шоу. Немало говорилось о том, что происходит сейчас с преподаванием исторических дисциплин в нашей стране, как меняется отношение к истории страны и ее отдельным периодам и личностям.

– Был поднят довольно острый вопрос о том, как историю иногда пытаются переписывать в зависимости от той или иной политической конъюнктуры, – продолжил Александр Пилипенко. – Но участники дискуссии пришли к общему мнению, что история как наука должна служить накоплению и анализу объективных данных о прошлом человечества, независимо от текущей политической ситуации или идеологических установок.

И в этом отношении одним из перспективных подходов выступает палеогенетика, но только если она выступает как часть комплексной исследовательской работы, где результаты, полученные в рамках разных научных методов, дополняют и корректируют друг друга. В результате получается разноплановая и объективная реконструкция еще одной из страниц истории человечества.

Пресс-служба ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН»

Как считают климатологи, к концу XXI века зима на Крайнем Севере может стать теплее на десять градусов, а лето – на пять. Вечная мерзлота уже начала подтаивать.

По словам замдиректора по науке Института криосферы Земли Сибирского отделения РАН Дмитрия Дроздова, повышение температуры вблизи северного Полярного круга грозит снижением прочности грунта, что скажется на несущей способности фундаментов зданий - вплоть до угрозы обрушения домов в ряде населенных пунктов. Подтаивание вечной мерзлоты таит опасность и для промышленных объектов, транспортной инфраструктуры.

Как противостоять вызовам природы, рассказал Сергей Кругликов, заведующий кафедрой моделирования систем Высшей школы экономики и менеджмента УрФУ, руководитель научно-исследовательской лаборатории прикладных исследований.

Сергей Владимирович, вечная мерзлота занимает до 65 процентов площади страны. И пусть на ней живет менее двух процентов населения, но эти территории обеспечивают 60 процентов ВВП России. Получается, коварный климат создает немалые риски экономическому развитию? Способен ли человек остановить или хотя бы затормозить глобальное потепление?

Сергей Кругликов: Климатологи утверждают, что процесс таяния вечной мерзлоты уже запущен, остановить его невозможно. А значит, нам пора забыть о технологических решениях, которые применялись раньше, когда функционирование систем происходило в стабильной обстановке, можно было планировать строительство объектов на десятилетия вперед и не ждать, что они могут обрушиться.

В сегодняшних меняющихся на глазах условиях речь должна идти о принципиально ином технологическом укладе. Уже сейчас нужно работать на опережение, а для этого следует научиться сначала измерять и оценивать, то есть необходимо понять, что за процессы происходят, и только потом формировать управляющее воздействие.

Собрав данные об изменениях температуры и других параметров, мы можем смоделировать процесс вытаивания и уже исходя из этого решать, с какими именно технологическими особенностями должны строиться промышленные объекты, транспортная инфраструктура, жилые здания.

Ученые Уральского отделения РАН, Института математики и механики выстраивают прогнозные модели с учетом целого ряда факторов, включая солнечную активность, климатические, сезонные изменения и так далее.

Ориентироваться нужно не на максимально возможный результат, а на наиболее вероятный. С экономической точки зрения такой подход обычно оказывается самым эффективным.

Да, но одни ученые твердят о глобальном потеплении, а другие утверждают, что наступает новый ледниковый период. Они в прогнозах опираются на разные данные?

Сергей Кругликов: Прогнозы будущего развития всегда вариативны. Математики рассчитывают не предельное значение, а средний ожидаемый результат. Если речь идет о строительстве технологических объектов, при расчетах мы должны учитывать экономическую целесообразность. Предположим, строится мост, и известно, что раз в 150 лет в этом месте бывает сильный ураган. Чтобы мост его выдержал, мы можем заложить в его конструкцию безумное количество бетона и металла, но это будет огромный мертвый капитал. Насколько экономически целесообразны такие вложения, ведь ураган может и не случиться? В реальной жизни имеет смысл ориентироваться не на максимально возможный результат, а на наиболее вероятный. В математике это называется математическим ожиданием. С экономической точки зрения такой подход практически всегда оказывается самым эффективным. Но вариативность обеспечивает свободу выбора. Наша задача - уловить тенденцию, научиться оперативно отслеживать ситуацию и исходя из этого применять технологические решения.

В Арктике в районах нефтедобычи на устойчивость технологических и прочих объектов кроме меняющегося климата оказывает влияние еще и техногенный фактор.

Сергей Кругликов: Причем часто эти процессы усиливают друг друга. Для добычи нефти мы бурим скважины в мерзлом грунте. В пласте нефть горячая, поднимая ее наверх, мы неизбежно нагреваем и грунт. Плюс сказывается фактор попутного нефтяного газа: горящие факелы видны даже из космоса, а ведь они на подушке вечной мерзлоты. Безусловно, все это усиливает климатические изменения. Прекратить добывать нефть и газ мы, конечно, не можем. Но можем организовать сбор данных, чтобы понять, как технологические системы будут функционировать в дальнейшем. И что можно предпринять, чтобы обеспечить их безопасность. Например, на каком расстоянии бурить скважины, чтобы они работали лет 20, не мешая друг другу.

А как быть с уже построенными объектами, например, с жилыми зданиями, которые стоят на вечной мерзлоте?

Сергей Кругликов: Есть технологии охлаждения грунта под этими зданиями.

Но они же, наверное, безумно дорогие?

Сергей Кругликов: Как раз нет. Это своего рода естественные холодильники, они действуют за счет бесплатного холода зимой. В устройства загоняется холодный газ, он опускается и охлаждает почву. Но все-таки в каждом конкретном случае нужно считать. Если дом уже "поехал", может быть, экономически целесообразнее переселить людей.

Резюмирую: главное - нужны замеры, постоянный мониторинг ситуации и моделирование процессов. Риски глобального потепления можно свести к минимуму, если мы станем мудрее и будем действовать на опережение.

Елена Мационг ​

«Ревматология: новые возможности – новые стратегии» – научное мероприятие с таким названием открылось в Новосибирске на этой неделе. Организаторами саммита выступают Министерство здравоохранения Новосибирской области, Общероссийская общественная организация «Ассоциация ревматологов России», НИИ клинической и экспериментальной лимфологии (филиал ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»), НИИ ревматологии им. В.А. Насоновой.

Отметим, что в чисто академическом плане это далеко не ординарное событие, о чем свидетельствует большой интерес к данному мероприятию со стороны специалистов ведущих научно-медицинских учреждений нашей страны. Неординарным делает его сама тематика, посвященная ревматологии. Дело в том, что ревматология находится сейчас на «переднем крае» новейших медицинских разработок, и в этом смысле она является передовой научно-медицинской специальностью во всем мире.

По словам научного руководителя НИИКЭЛ академика Владимира Коненкова, открывавшего саммит, все новейшие разработки в области биомедицины применяются здесь в первую очередь.

«В последние годы, – заметил он, – ревматология вышла на лидирующие позиции в применении самых последних достижений медицинской науки».

Сюда вошли, в частности, новые способы диагностики, а в последнее время, отмечает ученый, здесь активно внедряются генетические способы прогноза развития болезней. Сегодня уже совершенно очевидно, что у каждого человека на генетическом уровне есть предрасположенность к той или иной болезни, и ученые-генетики научились выявлять эти врожденные признаки, что позволяет обнаружить заболевание на самых ранних стадиях. Кроме того, в ревматологии стали применяться препараты совершенно нового поколения, которые помогают вылечить человека на основании совершенно точного понимания механизмов межклеточных взаимодействий, влияющих на развитие болезни. Например, в основе практически всех болей в суставах лежит воспаление. Новейшие препараты позволяют блокировать молекулы, инициирующие воспалительный процесс. Поэтому ревматологи сделали реальный прорыв в плане повышения эффективности лечения. Причем, препараты данного класса очень просты в употреблении, – уточнил Владимир Коненков. Их можно применять, скажем, один раз в день или один раз в неделю, и это сразу снижает активность воспаления, благодаря чему человек чувствует облегчение (что особенно важно при лечении детей).

Почему именно Новосибирск стал местом проведения такого саммита? Как объяснил Владимир Коненков, в Новосибирске весьма активно развивается ревматология как практическая специальность. В ведущих медицинских учреждениях города есть соответствующие отделения. Вдобавок ко всему у нас есть научные институты медицинского профиля, где как раз и разрабатываются новые методы лечения. «Наши ученые-медики, – подчеркнул Владимир Коненков, – работают с фирмами, которые продвигают эти новые препараты на рынке». То есть в Новосибирске присутствуют практически все компоненты указанных новейших методик лечения.

В свете сказанного становится понятным присутствие иногородних медиков, заинтересованных в изучении и обсуждении передовых методов – в целях их дальнейшего применения в собственных клиниках. Что касается Новосибирска, то ему на данном этапе не хватает некой единой организационной структуры, способной осуществлять координацию деятельности специалистов, налаживать обмен пациентами, дорогостоящим оборудованием и т.д. Пока что деятельность организаций, связанных с ревматологией, представляется несколько разрозненной, и как раз такие саммиты, полагает Владимир Коненков, призваны решить указанную задачу.

В каком-то смысле вхождение НИИКЭЛ в состав ФИЦ «ИЦиГ СО РАН» является неким «знаковым» событием, отражающим потребность в интеграции специалистов.

Директор ИЦиГ СО РАН Алексей Кочетов: «В нашей организации есть много возможностей, позволяющих специалистам в области ревматологии и лимфологии получать новые интересные знания и разрабатывать новые технологии медицинского назначения. В частности, это касается генетических моделей заболевания человека. Поэтому мы считаем, что наше объединение реально открывает новые возможности и перед генетиками, и перед медиками».

Прогрессивные веяния очень емко отразил в своем приветственном слове руководитель НИИКЭЛ Юрий Летягин: «Сейчас идет очень большая перестройка нашего медицинского сознания, вот именно сейчас, потому что мир стал «прозрачным». Мы прекрасно знаем, как лечат больных там, за рубежом. И я думаю, что ревматология вышла в этом плане на первое место среди всех остальных специальностей». По его мнению, новейшие российские стандарты теперь практически ничем не отличаются от тех рекомендаций, по которым лечат пациентов в США и в Европе. По сути дела, к этому сейчас стремится всё здравоохранение Российской Федерации. Фактически, ревматология – как медицинская специальность – объединяет передовые наработки в области иммунологии, лимфологии, генетики, молекулярной биологии. По словам Юрия Летягина, те препараты, которые будут обсуждаться во время саммита, являются своего рода «сплавом» из перечисленных высоких технологий. Поэтому врач-ревматолог может гордиться тем, что он работает по самым передовым стандартам и технологиям.

Пресс-служба ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»

В Кемерово завершилась XIX Всероссийская конференция молодых ученых по математическому моделированию и информационным технологиям, совместно организованная Институтом вычислительных технологий СО РАН и Кемеровским государственным университетом при поддержке других профильных институтов и вузов Сибири.

Ежегодно конференция собирает молодых научных сотрудников, аспирантов и студентов старших курсов в области вычислительной и прикладной математики и информатики для обсуждения новых результатов исследований в этих областях.

«Участие в конференции позволило молодым ученым не только расширить свой научный кругозор, но и получить хороший опыт представления докладов, а также познакомиться с коллегами из других городов России», – прокомментировал секретарь научного форума кандидат технических наук Сергей Александрович Рылов.

Всего в конференции приняли участие 86 человек из Калининграда, Москвы, Белгорода, Челябинска, Тюмени, Иркутска, Хабаровска и Петропавловска-Камчатского. Наибольшее количество участников было из Новосибирска, Кемерово, Красноярска и Томска. В рамках конференции традиционно работали две основные секции: вычислительные технологии и информационные технологии. Всего было сделано 83 доклада, включая 8 пленарных, представленных уже состоявшимися учеными. В этом году впервые на молодежной конференции три доклада были сделаны дистанционно (два из Хабаровска и один из Новосибирска).

«Мы приложили большие усилия, чтобы сделать эту конференцию максимально комфортной для участников, – рассказывает Сергей Рылов. – Даже такие детали, как указатели и плакаты, доступный Wi-Fi, качественные комплекты участников, оригинальные подарки лучшим докладчикам, индивидуальное внимание – все это оставляет приятное впечатление и настраивает на плодотворную работу».

В конце первого дня конференции прошел круглый стол «Цифровая экономика», где молодые ученые могли познакомиться и пообщаться в неформальной обстановке. Во второй день участники посетили с экскурсией угольный разрез «Черниговский» и познакомились с современными технологиями, используемыми на производстве, а также узнали цену колеса БелАЗа. В последний день на закрытии конференции 13 лучших молодых докладчиков были награждены почетными дипломами и памятными подарками.

Проведение следующей юбилейной ХХ конференции запланировано в Новосибирске в ИВТ СО РАН с 28 октября по 1 ноября 2019 г. Уже сейчас можно зарегистрироваться на сайте мероприятия http://conf.nsc.ru/ym2019. 

Печальная судьба новосибирской ТЭЦ-6 оказалась во многом символичной. Напомню, что этот проект разрабатывался еще в конце 1980-х. Попытки воплотить его в жизнь начались уже с приходом рыночных реформ. Как мы знаем, попытки оказались безуспешными, несмотря на то, что городская администрация возвращалась к этой теме неоднократно. Так, еще семь лет назад мэрия Новосибирска анонсировала строительство ТЭЦ-6 к 2030-му году, для чего даже была подготовлена новая схема теплоснабжения города.

В настоящее время об этих планах уже не вспоминают (или стараются не вспоминать ввиду их утопичности). Похоже на то, что объективные обстоятельства окончательно разрушили мечты о грандиозных свершениях в отдельно взятом регионе (объект, надо напомнить, планировался внушительный – его мощность должна была составить 800-900 МВт). Главным обстоятельством, поставившим крест на реализации проекта, стала его низкая инвестиционная привлекательность. Времена плановой экономики однажды трагически завершились, и в наступивших рыночных условиях строительство гигантской станции пришлось вести за счет частных инвесторов. Ни государство, ни муниципалитет не собирались вливать туда бюджетные средства в тех объемах, как это происходило в славные советские времена. Несмотря на оптимистичные посылы и декларации, инвестор держал ухо востро. В конечном итоге оказалось, что двадцатилетний срок окупаемости сводит на нет все благие пожелания. И в условиях рынка по-другому быть не может – подобные гиганты иных сроков не предполагают. Что касается российских инвесторов, то для них максимальный срок обычно не выходит за рамки одной «пятилетки» (максимум – шесть лет).

Сегодня становится очевидным, что возведение традиционных энергетических гигантов без прямых бюджетных вливаний становится не боле чем утопической затеей, никак не отвечающей прогрессивным тенденциям. Мы даже не берем сейчас вопросы капитального ремонта таких объектов и затрат на их эксплуатацию. Как мне однажды признались сведущие в этом вопросе люди, тема замены турбин и ремонт котлов на действующих ТЭЦ настолько тяжела для сознания собственников этих предприятий и региональных руководителей, что ее стараются не поднимать до лучших времен (если таковые настанут).

По большому счету, приведенный пример с несостоявшимся проектом новосибирской ТЭЦ-6 должен нам открыть глаза на одну очевидную истину: дальше развивать энергетику тем же путем, как это происходило в советские годы, уже не получится (если вы, конечно, не желаете надолго застрять в прошлом).

Ссылки на управленческую неразбериху или на отсутствие «политической воли», из-за чего якобы тормозятся такие проекты, ровным счетом ничего не меняют в самой сути проблемы. Дело в том, что о закате традиционной модели генерации электричества уже начинают открыто говорить на Западе. Централизованное энергоснабжение за счет крупных объектов (работающих в основном на ископаемом топливе) в условиях успешного развития малой распределенной энергетики кажется в наши дни анахронизмом.

Вот простой пример. Так, в прошлом году в США доля генерации на основе ВИЭ составила уже более 11 процентов. Как это сказалось на энергетическом рынке? Инвесторы, вкладывавшие деньги в создание традиционных мощностей, начинают терять ориентиры. Иначе говоря, если раньше они спокойно вкладывались в модернизацию таких объектов, рассчитывая на ежегодный рост нагрузки, то сегодня они в этом уже не уверены – альтернативные источники начинают поступательно «оттягивать» на себя часть потребителей. И это становится устойчивым трендом. Существуют прогнозы, что через двадцать лет спрос на электроэнергию с традиционных электростанций упадет вдвое. При этом тарифы там не обещают снижаться из-за увеличивающихся издержек.

В Германии рекордными темпами развивается ветрогенерация, установленная мощность которой в прошлом году составила почти 53 тыс. МВт. Причем, часть объектов вводится уже без всякого участия государства – исключительно за счет частных инвестиций. Мы уже неоднократно писали о развитии альтернативной энергетики в Европе, поэтому останавливаться подробно на этом не будем. Необходимо уточнить только один принципиальный момент. Самым важным обстоятельством является здесь не источник энергии. К сожалению, под влиянием западных экологов мы за деревьями не видим леса.

Вопрос не в том, что возобновляемые источники должны потеснить источники традиционные. Источники на самом деле могут быть любые – хоть возобновляемые, хоть не возобновляемые.  Не они определяют суть перемен.

Существенным обстоятельством является в данном случае установление и расширение нового «формата» энергоснабжения, когда создается целая сеть из небольших генерирующих объектов, максимально приближенных к потребителю. Мы используем здесь слово «сеть» не для привычного обозначения линий передачи электроэнергии. «Сеть», в данном случае, – это сам принцип объединения объектов в единую систему (в противовес централизованной системе). Именно этот принцип, на мой взгляд, бросает сегодня вызов традиционной генерации, снижая ее рентабельность и привлекательность в глазах инвесторов.

Чисто экономические преимущества создания малых объектов заключаются в коротких сроках реализации подобных проектов и их быстрой окупаемости (два-три года). Поэтому совершенно очевидно, что при отсутствии искусственных барьеров, намеренно создаваемых администрациями разных уровней (о примерах пока говорить не будем, но они есть), малая энергетика станет реальной инновационной альтернативой устаревшим энергетическим гигантам.

Почему мы вынуждены сейчас вновь обращаться к этой теме, почему вспомнили почивший проект строительства новосибирской ТЭЦ-6? Проблема в том, что в нашем городе и в нашем регионе регулярно обновляются администрации, но при этом в умах руководителей продолжают циркулировать старые идеи. Мы уже почти тридцать лет бегаем по кругу, воскрешая планы советских пятилеток – вместо того, чтобы обратиться к передовому опыту и встроиться в подлинно инновационные тренды (отбросив окончательно старый хлам). Я нисколько не удивлюсь, если очередная администрация, которая придет в результате грядущих выборов, вынет из-под сукна те же планы тридцатилетней давности и еще раз предложит нам совершить «трудовой подвиг» в виде строительства гигантской электростанции за несколько десятков миллиардов.

Полагаю, что наши новосибирские ученые должны наконец-то сформировать вменяемую повестку в столь жизненно важных вопросах, как вопросы развития региональной энергетики. Сейчас у них есть неплохой шанс презентовать свои идеи так, чтобы в дальнейшем на их фоне все несуразные нафталиновые проекты смотрелись бы как откровенный анахронизм.

Олег Носков

Десять федеральных проектов нацпроекта “Образование”, рассчитанного до 2024 года, должны быть утверждены до конца 2018-го. С января начнется их реализация, на которую государство выделяет 747 млрд бюджетных рублей. В конце октября сразу на нескольких площадках эксперты дискутировали о том, как наиболее эффективно потратить эти средства, можно ли рассчитывать на дополнительные сторонние инвестиции и какие реальные цели должны ставить перед собой участники образовательного процесса.

Федеральный проект, связанный с созданием цифровой образовательной среды, обсудили участники пленарной сессии “Приоритетные проекты для вложения в образование”, состоявшейся в рамках форума “Открытые инновации” в Сколково. Выступивший в роли модератора научный руководитель Института образования НИУ “Высшая школа экономики” Исак Фрумин напомнил, что за последние пять лет затраты на образование в РФ в доле ВВП сократились на 0,5% и сегодня составляют 3,6%, в то время как наши конкуренты - государства ОЭСР (Организации экономического развития и сотрудничества) - расходуют по данной статье в среднем не менее 4,2%. Он также отметил, что в большинстве этих стран негосударственное финансирование образовательной сферы существенно превышает бюджетное. Старший вице-президент Внешэкономбанка Михаил Лашкевич в свою очередь уточнил, что у нас объем частных инвестиций в развитие образования не дотягивает до 1% от суммы государственных затрат. Спикер рассказал об инициативе, которая позволила бы не только привлечь “длинные” деньги в систему высшего образования, но и повысить ответственность молодых людей за свою профессиональную судьбу: 

- Мы предлагаем часть бюджетных мест (до 40%) перевести на систему образовательного банковского кредитования в грантовой форме (то есть ввести образовательные гранты). Модель предусматривает возврат этих средств из госбюджета за каждого такого студента лишь через некоторое время после окончания учебы.

Цена вопроса - 725 млрд рублей дополнительного вклада, который получает образовательная система на несколько лет вперед.

Как уточнил Михаил Лашкевич, предполагается погашать на 100% гранты “отличников” и “хорошистов”, “троечникам” обучение будет стоить 50% от потраченной на них суммы, а “плохиши” будут вынуждены оплатить все сами.

По мнению президента группы компаний “Просвещение” Владимира Узуна, необходимо инвестировать в создание цифровых продуктов и технологий для учителей и учащихся, поскольку без их внедрения и использования развитие российской школы невозможно. Это и новые учебно-методические комплексы, которые частично или полностью заменят традиционные учебные пособия, и экспертные системы. “Просвещение” участвует в создании таких продуктов и вкладывается в образовательные программы, позволяющие педагогам получить необходимые компетенции для их использования. Владимир Узун также сообщил о запуске в нескольких регионах системы непрерывной аттестации учителей (без их участия), созданной на основе цифровых технологий, которые дают возможность сканировать результаты и выявлять текущие “огрехи” в работе педагога. Президент холдинга высказался за частно-государственное партнерство в сфере повышения квалификации учителей, включая цифровую грамотность, и поддержал идею отработки механизма возврата государством инвестируемых в образовательные проекты средств, выразив уверенность в том, что со временем его применение станет массовым.

Проблема освоения цифровых технологий учителями в возрасте свойственна не только нашей системе образования. О подходах к ее решению в Польше говорил в ходе дискуссии директор независимого аналитического центра Evidence Institute (Институт фактов) Мацей Якубовский.

- Многие педагоги свои дипломы получали давно. Они не очень хорошо коммуницируют, предпочитают лекционную форму работы и боятся новых технологий. Мы пытаемся изменить формат курсов повышения квалификации, персонально оценивая возможности каждого преподавателя, делаем акцент на командные и групповые занятия, - пояснил он.

- Есть триада точек роста, без инвестиций в них мы не достигнем результатов, к которым стремимся. Она описана в наших стратегических документах - это содержание образования, кадры и инфраструктура, - подчеркнула в своем выступлении на пленарной сессии заместитель министра просвещения Марина Ракова. Все направления необходимо развивать комплексно, и это, как заверила она, постарались учесть авторы нацпроекта. Модернизация каждой составляющей достаточно затратна, но нельзя умалять ни значения инфраструктуры, формирующей среду, которая непосредственно влияет на успеваемость (по данным замминистра, на 20%), ни содержания образовательных программ, как для учащихся, так и для преподавателей, а оно требует серьезного обновления.

- Это трудоемкий и дорогостоящий процесс, но я уверена, что мы с успехом ответим на вызов, - заявила спикер. Марина Ракова обратила особое внимание на необходимость поставить в центр обсуждения образ искомого “продукта образования”, который, по ее мнению, нужно формировать через постоянное взаимодействие с детьми.

- Вопрос не в том, чтобы каждому ребенку дать гаджет... Крайне важно договориться с молодыми людьми о главных вещах, ради которых существует наша система, - уверена она.

Комментируя идею замминистра о вовлечении молодежи в принятие решений в сфере образования, Исак Фрумин напомнил, что первые светские университеты создавались студентами, которые нанимали профессоров.

Как уверяют эксперты, причастные к наполнению нацпроекта “Образование”, сегодня связанные с вузами ожидания государства и общества (включая студенчество) отражает федеральный проект “Повышение конкурентоспособности российского высшего образования”. Среди поставленных в нем задач - разработка модели ведущего российского университета, успешно конкурирующего на глобальном рынке не только в образовательном, но и в научном и инновационном сегментах. Но все ли отечественные вузы должны стремиться соответствовать такой модели? Основатель Центра международного высшего образования Бостонского колледжа Филипп Альтбах считает, что не все. Специалист по исследовательским университетам мирового класса, член Совета по повышению конкурентоспособности Проекта 5-100 обосновал свою позицию в докладе на IX Международной конференции исследователей высшего образования “Университеты в поиске баланса между новыми и старыми целями”. Эксперт уверен, что, не умаляя значимости и высокого статуса университетов с большой научной составляющей в деятельности, нельзя забывать о вузах, где исследования не могут быть основным направлением, включая инженерные и творческие. И оценивать их следует по другим критериям. К примеру, публикации сотрудников таких университетов должны быть, прежде всего, ориентированы на потребности студентов и обеспечение качественного уровня обучения. С учетом этой реальной дифференциации необходимо строить и политику в образовательной сфере, и систему оценки качества работы вузов. Нелогичное, по мнению Филиппа Альтбаха, стремление в когорту исследовательских университетов свойственно и европейским университетам прикладного профиля.

- Эта тенденция мне представляется ошибочной, - заявил эксперт. - Такие университеты должны специализироваться на профессиональном образовании, а не конкурировать с исследовательскими организациями. Иначе миссии вузов смешиваются и все занимаются всем, что неприемлемо в ситуации, когда высшее образование стало массовым, а рынок труда усложнился.

Решение многих приоритетных задач в образовании связано с реализацией сразу нескольких федеральных проектов нацпроекта “Образование”. Показательным в этом смысле стало обсуждение доклада Российского совета по международным делам “Электронная интернационализация: англоязычные интернет-ресурсы российских университетов (2017-2018 гг.)”. Вопросы, поднятые участниками, касались не только развития вузовских сайтов (зависящего, в частности, от наличия цифровых ресурсов и компетенций), но и их использования в качестве инструмента университетского маркетинга. Речь шла и о влиянии электронной интернационализации университета на его позицию в глобальных рейтингах, а также о том, что в требованиях к структуре веб-страниц необходимо учитывать цели, поставленные в приоритетном проекте “Экспорт образования”.

Татьяна Возовикова