В XIV веке на Земле наступило похолодание, которое получило название «малый ледниковый период». У него были серьезные последствия: Великий голод, который стоил жизни четверти европейцев, миграции, кризис феодального хозяйства, крестьянские восстания. Не исключено даже, что и эпидемии чумы также были частично спровоцированы этим похолоданием. Малый ледниковый период продлился около 500 лет и закончился примерно в начале или середине XIX века. Историк Сергей Туров с кафедры отечественной истории Тюменского государственного университета предложил метод, с помощью которого можно уточнить дату окончания этого периода. Этот метод, который он сам назвал «исторической энтомологией», основан на отслеживании по историческим документам миграций насекомых. «Чердак» выслушал рассказ ученого о том, как миграции тараканов, саранчи и крестьян позволяют ему уточнить сроки окончания МЛП.
— Историческая энтомология — это как?
— Это просто инструмент исследовательский. Я его сам придумал, сам обозвал. Я занимаюсь тем, что называется «экологическая история», такое направление существует в науке. Основной пункт — история природопользования, прежде всего Западная Сибирь: от восточных склонов Урала до Енисея.
Нужно учитывать, что природная среда меняется. Обычно ее статично воспринимают, а она ведь подвержена постоянным массово-энергетическим изменениям. Меняются ландшафты, меняется режим увлажненности, климат, ну и нужно учитывать антропогенное воздействие на ландшафт, конечно. Например, крестьяне вырубали лес на Севере, из-за чего? Из-за того что мошкара не давала покоя лошадям. Не говоря уже про земледелие, когда леса на Севере безжалостно вырубались под пашню.
Для традиционного хозяйства лес вообще враг, поэтому [его] подсекали, поджигали. Под пологом леса, кроме всего прочего, хлеба плохо вызревали. От поджигания старой стерни на выгонах и пастбищах и в настоящее время горят леса и страдают населенные пункты. В Туве, например, практически ежегодно вспыхивают катастрофические напольные и лесные пожары. Тува горела и сто, и десять, и пять лет назад, Тува горела год назад. Это все не вчера появилось. Включенность в определенную среду хозяйственных систем и влияние хозяйственных систем на природу — вот этим я занимаюсь.
Я занимался ритмическими изменениями природы: похолоданиями, потеплениями — в связи с миграциями крестьянства, изменениями в хозяйстве. И в этом отношении есть такой интересный период в истории климата, он называется малый ледниковый период. Его начало датируют обычно XIII—XIV веками. В истории Северного Зауралья, в частности, МЛП хорошо прослеживается. Например, на нижней Оби, от нынешнего Салехарда до Ханты-Мансийска, еще в XII веке процветали торговые фактории коми. Коми приходят из европейской части страны, на Печоре живут. Коми вообще народ динамичный и предприимчивый. Строили торговые фактории, «кары» назывались. Они заброшены давно и превратились в археологические объекты, городища, а аборигены — ханты, манси, ненцы — называют их «кары» по сей день: Воикар, Шурышкар и так далее, а «кар» — это город, поселение на языке коми. Ими заинтересовались в свое время, в 1980-е годы, екатеринбуржские археологи, и выяснилось, что заброшены поселения были в XIV веке. Я этим тоже занимался. Изучал миграционные процессы в Северном Зауралье в связи с изменениями климата в XVII — начале XX века.
А поскольку у меня это сидело в подкорке, я обратил внимание, что насекомые-то ведь ведут себя очень интересно. Похоже, что они отреагировали на восходящую фазу МЛП, на потепление. А дело-то в чем? Фазы известны давно у естественников — у географов, палеоклиматологов, но границы сильно размыты. И формулируется очень усредненно: чаще всего началом периода потепления считают начало XIX века. Чем оперируют географы и палеоклиматологи? Дендрохронологией (датированием исторических и природных событий по исследованию годичных колец деревьев — прим. «Чердака»). А кольца от чего могут зависеть? От микроклимата определенной местности, подъема и спада грунтовых вод, от ландшафта — где-то низинка, а где-то повыше, в болотах и в горах деревья по-разному реагируют, и вредители есть, много чего там, почвы разные. Кстати, по поводу древесных колец — в тундре их вообще нет, а у нас, в Среднем и Южном Зауралье, специфика климата очень интересная, у нас гарантированные лесные пожары, постоянные. Такая труба, продуваемая всеми ветрами.
Почвоведы оперируют почвами: берут пробы почв и смотрят, как изменяется в прошлом травяной покров. Изучается пыльца, семена и тому подобное. Ну и потом, чаще мхами оперируют, и опять то же самое — ландшафт, обводненность, локальные особенности микроклимата. Знаете, рядом в деревне дождь пошел, а у вас не идет две недели. С хронологией здесь вообще плохо. Годичных колец-то нет. Я посмотрел данные екатеринбуржских почвоведов о зоне северной тайги за 2000 лет. По их данным, например, на 30-е годы XVIII века приходится локальное потепление. А Овцын (участник Великой Северной экспедиции в 1734—1738 гг. — прим. «Чердака») не мог пройти в это время по Обской губе даже летом — льды помешали.
Казахстанская саранча и китайские тараканы
А вот насекомые — прекрасные индикаторы изменений климата, потому что они холоднокровные и на изменения температуры окружающей среды реагируют мгновенно. А люди обращают внимание на насекомых, особенно на тех, что доставляют неудобства в быту и приносят немалый вред хозяйству. Так появилась идея попробовать проследить изменения в мире насекомых на исторических источниках и увязать полученные данные с отдельными фазами МЛП, например с восходящей фазой, то есть потеплением.
В начале 1760-х годов на юге Западной Сибири резко активизируется саранча. Первое упоминание о катастрофическом нашествии саранчи в Западной Сибири — губернатор Чичерин (губернатор Сибирской губернии с 1763 по 1781 год — прим. «Чердака») отправляет в Сенат сообщение. Он просит отменить налоги и заморозить цены на хлеб в связи с его недостатком, потому что 1764 год — это нашествие саранчи. Раньше — ни одного сообщения. Кобылка (насекомое семейства настоящих саранчовых, вредитель сельского хозяйства — прим. «Чердака») на юге региона всегда была, но она не стадная, а стадная приходит из Казахстана, с юга.
Ну и второе — это тараканы. Рыжий прусак, по наблюдениям жителей, шел в Сибирь с юга, из Средней Азии с торговыми караванами. Так что получается-то? Торговля через Сибирь идет с XVII века, а таракана не было. А в 1771 году его Паллас (Петер Симон Паллас, немецкий ученый-энциклопедист, естествоиспытатель и путешественник на русской службе — прим. «Чердака») замечает в районе Омска. Там таракан появляется и дальше идет — до Западной Европы в конце XVIII века дотопал, там его русским называют. А первое упоминание относится к Алтаю, а это южнее, то есть там теплее, не очень, но все-таки потеплее.
— А на Алтае этого таракана когда заметили в первый раз?
— Вы не поверите! Между 1764 и 1768 годами, то есть он отреагировал примерно одновременно с саранчой, почти год в год. Кто это писал?
А это писал некий Эрик Лаксман, он как раз в 1764—768 годах на Алтае жил и вел наблюдения природы. Он пишет, что барнаульцы считают таракана лесным насекомым, потому что видят, как те ползают по улицам! Таракан пополз от одного населенного пункта к другому. А местами, видимо, еще и полетел. И мгновенно начинает осваивать территорию — в 1771 году в омских степях его наблюдает академик Паллас. А дальше народ подметил, что теплеет, и началась интересная эпопея разведения медоносной пчелы в Сибири.
Башкирские пчелы и старообрядцы
Ни одного источника нет, никто никогда не видел упоминаний о культивации пчелы в Сибири в XVII веке. Ее не было вообще, даже в диком состоянии, хотя в наскальных рисунках она встречается — и у Телецкого озера на скалах, и в верховьях Енисея. Первое упоминание — в 1770-х годах: на Алтае появляются первые ульи. Там, видимо, местные жители подметили, что становится тепло. Среди местных жителей был народ, который приехал из нынешней Белоруссии, так называемые старообрядцы-каменщики, «поляки». Их Екатерина выселила в связи с пугачевщиной. Был разгром Польши, раздел окончательный, и старообрядцы попали на Алтай — ссылка такая, по большому счету. А они серьезно занимались у себя в Белоруссии пчеловодством и стали упрашивать местную администрацию. Та пошла навстречу, и в 1776 году первые ульи завезли из Башкирии. Однако зимой пчелы вымерзли. Как потом выяснилось, слишком много меда выбрали из ульев и пчелы не смогли перезимовать. Ульи принадлежали администрации, и пчеловоды вынуждены были подчиниться не очень умному приказу.
Уже в 1780-х годах полковник Аршеневский, драгун, вновь по просьбе местных жителей привез из Башкирии в те же самые места под Усть-Каменогорском семь ульев, и начался взрывной рост пчеловодства. Буквально в несколько десятилетий это все распространилось по Южному Алтаю, и в 1800-х годах даже в Томске начинается пчеловодство. Император Павел был ошарашен! Медали вручил первым томским пчеловодам-энтузиастам! К 20-м годам XIX века пчела уже до верхнего Енисея добралась. Понимаете, к чему идет? До того дошло, что в 40-е годы XIX века сложилась огромная популяция дикой пчелы. Бортничеством стали заниматься на Алтае, потому что сбор дикого меда стал едва ли не выгоднее, чем разведение пчел.
Но это еще не все. Еще дореволюционные исследователи подметили, что резкий всплеск эпизоотий (сибирская язва, чума крупного рогатого скота — прим. «Чердака») приходится в Западной Сибири на 1770-е годы. Здесь уместно вспомнить, что бактерии и вирусы, так же как и насекомые, собственного тепла не вырабатывают, но любят, помимо тепла своих жертв, теплый климат, и даже грипп особенно свирепствует в оттепели. Впрочем, теплокровные — люди — также отреагировали достаточно оперативно. Это можно отследить на миграциях. На 70-е годы приходится пик внутрисибирских миграций. Поскольку теплеет, у крестьян появляется возможность мигрировать туда, где раньше для успешного ведения хозяйства не было подходящих условий.
Такой маркер, чтобы было понятно — в 1770-х годах в Обдорске (ныне Салехард — прим. «Чердака»), а это нижняя Обь, Приполярье, там в 1770-х годах было пять дворов. Это дворы были чьи? Прежде всего — казаков-годовальщиков из Берёзова, а в 1781 году уже девять дворов, и это зыряне пришлые. Они ушли в XIV веке из-за похолодания, так что от их поселений одни названия остались, а в 1781 году уже девять дворов. Понятно, что движение раньше началось — дворы еще строить надо. Так что где-то в 70-х годах двинулись зыряне, охотники, оленеводы, промысловики в низовья Оби. Понятно, что они тоже отреагировали на потепление и улучшение условий для ведения промыслового хозяйства: охоты, рыбной ловли, оленеводства. Вот такая получается петрушка! С этим инструментом можно с достаточно серьезным основанием говорить, что восходящая фаза малого ледникового периода начинается где-то во второй половине 60-х годов XVIII века, постепенно продвигается на север и [уже] в 70-х годах достигает полярного круга. В совокупности со всеми методами, с дендрохронологией и изучением почв этот инстумент позволяет уточнить границы малого ледникового периода и заставляет задуматься и естествоиспытателей, тех же самых географов. А для меня это еще и инструмент, который объясняет такие процессы, как миграции. Я вот сейчас знаю, почему в 1770-е годы заметно активизировались внутрисибирские миграции и почему коми стали продвигаться на Нижнюю Обь.
Гуманитарии в запретном саду
Многие историки пытались увязать урожайность, поголовье скота с малым ледниковым периодом. Но они больше подтягивали даты исторических событий к данным дендрохронологии и других палеоклиматических методов. В чем беда-то была? Шли от того, что им предлагали географы. И у них не получалось! И, кроме того, источники-то в этом отношении неполны — разрозненные, много уничтожено. Полной информации нет, много допусков, еще больше, чем у дендрохронологии. А вот этот вот инструмент позволил увидеть связь с развитием хозяйства в этот период и географическими процессами, и мне кажется, что я поточнее установил период окончания МЛП для Сибири. Понимаете, насекомые, животные и люди реагируют быстрее — они двигаются и действуют, а деревья стоят и просто растут или не растут!
Я вот выступал в Ханты-Мансийске со своими наработками, совсем недавно на конференции, там географы присутствовали — они сразу вскочили с мест. Как украинские журналисты на пресс-конференции Путина! Только что флагами не махали! Обвиняли меня во всех тяжких. Я так думаю, что это замечательно. В запретные сады вторгается гуманитарий. Так еще никто не шел. А меня сложившаяся размытая датировка МЛП не устраивает. Мне не нравится, когда, знаете, «1800—1850 год». Ну что это за границы? Им, может, и неважно, ну 1800 год, ну 1810-й, ну какая разница. А мне важно. Несколько десятилетий не тот исторический размер, которым можно измерять изменения в хозяйственных системах и перемещениях народонаселения (миграции). Ну ничего страшного. Я думаю, палеоклиматологи поостынут, познакомятся с моей аргументацией не на слух, а воочию — готовится к печати соответствующая статья, и мы с ними подружимся, взаимообогатимся знаниями и двинемся рука об руку в душистые и манящие сады науки под знаменем междисциплинарности.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии