Апокалипсические картины восстания машин можно было бы смело объявить забавной выдумкой писателей-фантастов и сценаристов, если бы не одно обстоятельство – об этой угрозе высказывались люди весьма авторитетные и не склонные к эпатажу. Напомним, что об опасности, исходящей от искусственного интеллекта, незадолго до своей смерти говорил знаменитый физик-теоретик Стивен Хокинг. О том же предупреждает выдающийся изобретатель современности Илон Маск.

Многие из нас вряд ли осознают реальную подоплеку таких предупреждений, поскольку мы воспринимаем «восстание машин» в тех красках, в каких его живописуют всё те же фантасты. Поэтому у кого-то может невольно возникнуть впечатление, будто упомянутые авторитетные люди слегка «тронулись» умом, коль всерьез верят в фантастические угрозы. На самом же деле опасность, исходящая от искусственного интеллекта, изучается достаточно серьезно, с привлечением большого числа специалистов (в том числе, например, специалистов по этике). Не так давно на эту тему вышла достаточно содержательная книга Елены Лариной «Роботы-убийцы против человечества», где как раз представлены соответствующие материалы, раскрывающие суть проблемы.

Разумеется, любая машина - какой бы совершенной она ни была - никогда не будет обладать волей и сознанием. Именно этим она принципиально отличается от человеческого существа. Поэтому сценарии в стиле «Терминатора», где компьютерная сеть сознательно стремится к порабощению человечества, в реальности не осуществимы. Подобные сценарии, конечно же, совершенно фантастичны. Кроме того, ставить на одну доску наш разум с искусственным интеллектом также некорректно, поскольку помимо вычислительных и логических операций человек обладает еще и творческим воображением, интуицией и образным мышлением. Машина способна только на вычисление. Однако именно здесь она обладает явным преимуществом. Что бы мы ни говорили, но компьютер считает быстрее человека. Попробуйте перемножить в уме трехзначные числа, и вы поймете, о чем идет речь. Простой калькулятор сделает это намного быстрее, чем самый гениальный математик. А представьте, что вам необходимо обработать за очень сжатый отрезок времени тысячи данных. Понятно, что с такой задачей способен справиться только компьютер. Наш мозг здесь явно проигрывает (и в этом нет ничего удивительного, ведь машины и чисто физически могут  быть сильнее, быстрее и выносливее человека).

Вот именно это преимущество, то есть способность мгновенно осуществлять сложнейшие вычисления, ставит перед нами серьезную этическую проблему – насколько можно повысить уровень автономности «умных» машин?

Не в том смысле, что они вдруг «оживут» и станут намеренно устраивать людям козни (подчеркиваем, никаких намерений у машины нет). А в том, не просчитаемся ли мы, доверив машине самостоятельное принятие решений – особенно там, где речь идет о самых настоящих роботизированных боевых системах?

Простой пример раскрывает суть проблемы. В последнее время в военных конфликтах всё чаще и чаще применяются беспилотные летательные аппараты. По большому счету, боевые роботы – уже совсем не фантастика, а в будущем область их применения наверняка расширится. Машина здесь сама обнаруживает цель, осуществляет атаку и возвращается на базу. То есть чисто технически она в состоянии осуществлять полноценную боевую операцию без пилота. Однако на её работу наложено одно принципиальное ограничение – решение об атаке принимает оператор. Иначе говоря, робот сообщает данные о захваченной цели, а дальше ждет разрешения на атаку от человека. Такие системы принято называть гибридными. Контроль со стороны человека в данном случае требуется не потому, что система не обладает совершенством с точки зрения выполнения тактических задач, а в силу того, что человеческий контроль пока что не подвергается сомнению. Мы еще не научились доверять машинам абсолютно. По идее, чисто технически ничто не мешает нам снять подобное ограничение. Однако проблема, как я уже сказал, приобретает этическое измерение: а кто будет нести ответственность в случае ошибки и просчета, можно ли вообще принять такую степень доверия между человеком, ставящим цель, и искусственным интеллектом?

В свете сказанного возникает вопрос: способна ли машина действовать безошибочно? Точнее, способна ли она и в этом отношении превзойти человека? Думаю, не нужно объяснять, что человек подвержен ошибкам. На него влияют эмоции, невнимательность, а иногда он вообще совершает глупые случайные оплошности. Даже умножая большие числа столбиком, мы можем запросто перепутать какую-нибудь цифру. С машиной такого не происходит. Спрашивается, кому лучше доверить принятие решений, когда действовать нужно очень быстро, мгновенно, учитывая при этом множество данных?

На этот счет в книге приводится пример, когда американские дроны случайно атаковали мирные деревни в Афганистане. Всю вину за это журналисты привычно свалили на роботов, якобы неспособных осуществлять грамотные атаки, а потому стреляющих куда попало.

На самом же деле, - читаем мы, - причиной атаки по ложным целям стал оператор, который «в условиях эмоционального, когнитивного и поведенческого стрессов делал ошибки, выбирая неправильные цели». Как замечает автор, «в подавляющем большинстве случаев не машина, а человек является уязвимым звеном гибридной системы».

Отмечается, что этот вывод сделан не на «журналистских страшилках», а на основе сухих фактов и опубликованных отчетов.

Отметим, что порядка 30 стран мира используют роботизированные автономные системы, применяемые, преимущественно, в целях защиты (чаще всего против неодушевленных объектов – ракет, реактивных снарядов и самолетов). Следующим закономерным этапом развития подобной «умной» техники являются системы, направленные на уничтожение живой силы противника. Здесь уже требуется анализ данных, позволяющих распознавать и прогнозировать действия конкретных людей и целых групп. Уже сейчас существуют некоторые виды оружия, позволяющие исключить человека в качестве контролера выбора и поражения цели. То есть «умная» машина, основываясь на мгновенном анализе данных, способна самостоятельно принять решение об атаке. Как мы понимаем, в бою скорость принятия решений во многом определяет исход сражения. Поэтому с военной точки зрения полная автономизация боевых роботов становится целесообразной. Тем самым снимается упомянутая этическая дилемма (война «всё спишет»). Невиданный прогресс вычислительной техники может, в этом случае, стать весомым аргументом в пользу установления столь «доверительных» отношений между человеком и роботами.

Пока еще не совсем ясна эффективность подобных систем. Однако согласимся, что робот, избавленный от непосредственного человеческого контроля и получивший «лицензию на убийство», невольно перекликается с образом фантастического терминатора. Угрожают ли такие системы человеку в глобальном масштабе? Пока ответить на этот вопрос сложно. Хотя надо учитывать, - как указывает автор упомянутого труда, - что не только военные, но даже программисты «не могут проконтролировать правильность рекомендаций, анализов и прогнозов, полученных аппаратно-программным комплексом». «Уже сегодня в определенных случаях военные становятся заложниками компьютерных вычислений», - отмечается в книге.

Судя по всему, главная проблема здесь не в том, что свободу получают реальные машины-убийцы. Проблема в самом принципе полной автономизации роботов. Если новоявленные «терминаторы» окажутся в бою успешнее обычных солдат и пилотируемых боевых машин, то мы без всяких преувеличений шагнем в новую эпоху – в том смысле, что этот успех окажет влияние и на чисто гражданские сферы применения «умных» машин. Шанс на получение такой же степени автономности появится и у беспилотных автомобилей, автобусов, тракторов. Те же перспективы вырисовываются для роботов-врачей, роботов-учителей и т.д. Человеческий труд в самых важных сферах начнет девальвироваться и проигрывать машинному труду. Рискнем предположить, что именно так может выглядеть реальное «восстание машин».

Другое опасение, конечно же, связано с тем, что «умные» системы могут оказаться в руках криминальных структур и террористических организаций, когда произойдет намеренное использование возможностей искусственного интеллекта во вред другим людям и государствам. Хотя данная проблема, конечно же, чисто человеческая и вряд ли имеет прямое отношение к издержкам научно-технического прогресса.

Олег Носков

В Бурятском научном центре СО РАН (Улан-Удэ) прошел международный научный семинар “Экономический коридор Китай - Монголия - Россия”. На встрече шла речь о перспективах экономической интеграции трех государств с использованием новой модели взаимодействия. В работе приняли участие более 30 представителей российских, китайских и монгольских научных, образовательных и экспертных организаций. Делегаты представляли Пекин, Хух-Хото (КНР), Улан-Батор (Монголия), Читу, Иркутск.

Организаторами семинара выступили Бурятский научный центр СО РАН, Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН и Байкальский институт природопользования СО РАН. Мероприятие проводилось в рамках интеграционного проекта “Монгольский коридор в условиях евразийского взаимодействия: история и современность” Комплексной программы фундаментальных научных исследований СО РАН. В нем как раз задействованы учреждения, организовавшие мероприятие.

Программу создания экономического коридора Китай - Монголия - Россия главы трех государств подписали в 2016 году. Она предусматривает реализацию совместных проектов, нацеленных на увеличение торгового оборота, обеспечение конкурентоспособности продукции, облегчение трансграничных перевозок и развитие инфраструктуры.

Проекты охватывают строительство транспортных коммуникаций, развитие транзитного транспорта, расширение экономического и гуманитарного сотрудничества.

Пленарное заседание открыли академики РАН - директор ИМБТ СО РАН Борис Базаров и научный руководитель БИП СО РАН Арнольд Тулохонов. Первый докладчик отметил, что формирование экономического коридора чрезвычайно выгодно всем трем участникам и благодаря этому проекту Монголия, Россия, Китай смогут укрепить совместную конкурентоспособность на мировом рынке. Все это будет способствовать развитию связей между тремя странами, позволит нарастить производственные мощности предприятий в прилегающих регионах, увеличит обмен в гуманитарной сфере, а также скоординирует действия участников в сфере охраны окружающей среды. Академик А.Тулохонов подчеркнул актуальность модернизации транспортной инфраструктуры Азиатской России в целях усиления внешнеторгового сотрудничества как с Китаем и Монголией, так и со всеми странами Восточной Азии.

На пленарном заседании также выступили Дун Сочэн (Институт географии и природных ресурсов АН Китая), Доржийн Шурхуу, (Институт международных отношений АН Монголии), Чжан Юнцзюнь, (Центр по изучению проблем развития Автономного района Внутренняя Монголия, КНР). Докладчики отметили, что всем трем государствам предстоит большая организационная и аналитическая работа по реализации проектов коридора.

Далее участники семинара разделились на две секции. В первой были заслушаны девять докладов. Председатель БНЦ СО РАН Галина Базарова отметила перспективы и проблемы интенсификации научных и образовательных связей Бурятии с Монголией и Китаем. Заведующая отделом Иркутского научного центра СО РАН Наталья Сысоева выступила с анализом иностранных инвестиций в российской части экономического коридора. Сотрудники отдела региональных экономических исследований БНЦ СО РАН Зорикто Дондоков и Виктория Намжилова представили совместный доклад по результатам сравнительного анализа внешнеторгового оборота Республики Бурятия, Забайкальского края и Республики Тыва с КНР и Монголией.

Интересными были доклады китайских и монгольских коллег. Хуан Чжаньбин (КНР), Чэн Хао (КНР), Ли Ян (КНР), Лувсанжанцангийн Эрдэнэбаяр, Батмонх Дашхуу и Сурэнжав Давааням (Монголия) рассказали о роли КНР и Монголии в интеграции Северо-Восточной Азии.

На второй секции были заслушаны 10 докладов. Спикерами выступили Баастын Оюунгэрэл (Монголия), Бу Сяоянь (КНР), Чжао Минъянь (КНР), Ван Шицинь (КНР).

Профессор Б. Оюунгэрэл предложила следующую идею: “Экономический коридор “Китай - Монголия - Россия” - предпосылка для создания экологического коридора в Монголии, который будет способствовать созданию трансграничных особо охраняемых природных территорий и развитию сотрудничества между теми, которые уже существуют. Особое внимание следует уделить обоснованию трансграничных ООПТ, которые помогут сохранению эталонных и уникальных природных комплексов. В целом мы предлагаем создать 13 международных трансграничных ООПТ в пределах экономического коридора”.

Проект по созданию экологического коридора был с интересом воспринят участниками семинара.

С докладом об инвестиционной отдаче и перспективах трансграничного сотрудничества в регионах Востока выступила профессор Ирина Глазырина (ИПРЭК СО РАН, Чита). Она отметила, что отставание регионов Востока России по показателю подушевого валового внутреннего продукта, характерное для всего периода с 1991 года, сохранилось и сегодня. При этом в регионах Сибири и Дальнего Востока очень отличаются условия ведения бизнеса, инфраструктура, энерготарифы и др. Ирина Глазырина отметила, что при разработке проектов развития экономического коридора “Россия - Китай - Монголия” важно стимулировать не только увеличение объемов инвестиций, но и направить усилия на институциональную трансформацию бизнес-среды.

Доклад Геннадия Борисова из ОРЭИ БНЦ СО РАН был посвящен перспективам взаимодействия в рамках экономического коридора энергосистем РФ, Монголии и КНР. Автор этих строк рассказала о том, как в ходе реализации проекта можно будет использовать потенциал медицинского туризма в Бурятии.

По итогам семинара была принята резолюция, закрепляющая намерения продолжить сотрудничество между исследовательскими центрами трех стран. Следующее мероприятие подобного формата запланировано на 2019 год.

 Елена Башкуева, научный сотрудник БНЦ СО РАН

Популяция доместицированных (одомашненных) лисиц, созданная в результате масштабного эксперимента, запущенного академиком Дмитрием Беляевым, давно является объектом изучения ученых. В результате очередного совместного исследовательского проекта российским и зарубежным генетикам удалось впервые секвенировать геном лисицы и выделить гены, которые могут быть связаны с ручным и агрессивным поведением этих животных.

Это стало возможным благодаря тому, что на протяжении эксперимента учеными осуществлялся отбор животных только по одному признаку - реакции на человека. И эти поведенческие различия закрепились на генетическом уровне. Такая уникальная особенность беляевских лисиц позволила генетикам определить участки генома, различающиеся у агрессивных и дружелюбных популяций, которые с высокой вероятностью отвечают именно за особенности их поведения.

Как отмечают участники проекта, эти результаты в значительной степени пересекаются с другими, полученными методом QTL-картирования. Суть его заключается в следующем: исследователи получали потомство от смешанной пары (один родитель дружелюбный, второй – агрессивный), в котором щенки, как правило, заметно различались по поведению друг от друга. Сравнение их генома также позволяло найти различающиеся регионы, но в новом исследовании эти отличия определены с большей точностью. Итоги их работы были опубликованы в престижном научном издании Nature Ecology & Evolution.

По итогам первоначального анализа Анна Кукекова, Гоцзе Чжан и их коллеги, включая сотрудников ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН», идентифицировали 103 геномных региона, различных у дружелюбных и агрессивных лисиц. Причем, некоторые из них содержат всего по одному гену. Также многие из них гомологичны участкам генома собак, возникшим в результате доместикации.

Одним из наиболее вероятных кандидатов на роль гена, отвечающего за ручное поведение, авторы исследования считают SorCS1, который регулирует белки, вовлеченные в связь между нейронами. Конечно, вся полученная информация потребует дальнейшего анализа, но ряд выводов можно сделать уже сегодня.

– Поиском генов-мишеней, отвечающих за поведенческие расстройства, сейчас занимается большое число научных коллективов по всему миру, - рассказал н.с. лаборатории эволюционной генетики ФИЦ «ИЦиГ СО РАН», к.б.н. Юрий Гербек. – Но в качестве лабораторной модели им приходится использовать мышей и крыс. Зная, какие гены отвечают за формирование поведения лисицы, мы также сможем вовлекать ее в разного рода когнитивные исследования. А поскольку лисица ближе к человеку, чем грызуны, и отличается более сложным поведением, она является очень перспективной лабораторной моделью.

Есть у беляевских лисиц и еще одна ценная особенность. Ранее ученые секвенировали геном собаки и волка, в которых также шел поиск участков, отвечающих за различие в поведении домашнего и дикого животного. Но, как отмечают сами генетики, появление домашней собаки произошло около 15 тыс. лет назад. После этого геном собаки подвергался сильным изменениям в процессе формирования разных пород. Также нет никаких гарантий, что современные волки генетически относятся к той же популяции, что участвовала в процессе доместикации тысячи лет назад. В случае же с лисицами процесс одомашнивания проходил искусственно и в наши дни, поэтому сравнение их геномов дает более «чистые» и однозначные результаты.

А опубликованное исследование является как раз первым примером получения такого рода результатов. Дело в том, что ген SorCS1 (о котором говорилось выше) воздействует на конкретный белок – рецептор глутамата, который, в свою очередь, ответственен за передачу сигнала в нейронах. Мутации в этом гене могут повлечь нарушения в работе всей глутаматной системы организма, которые некоторыми исследованиями отмечались у пациентов, страдающих аутизмом и рядом других психических заболеваний. Таким образом, SorCS1 является потенциальным геном-мишенью для разработчиков стратегий лечения этих заболеваний.

Работа частично поддержана грантом РНФ №16-14-10216.

Пресс-служба ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН»

Где-то далеко, на дне морей, живут ядовитые беспозвоночные — морские анемоны. Они никогда не встречались с человеком, но это не помешало им создать токсины, действующие на наши клетки лучше многих известных лекарств. Заведующий лабораторией молекулярной и клеточной биологии Первого МГМУ имени Сеченова Ярослав Андреев рассказал о том, что можно добыть из ядов животных, как эту добычу потом применить, и почему «натуральных» лекарств на рынке не так много.

— Давайте начнем разговор с конца. Допустим, вы нашли животное и выделили токсин. Допустим, он обладает обезболивающим эффектом (в июне Андреев и соавторы опубликовали статью об обнаружении нового токсина-анальгетика — прим. авт.). Как он будет работать?

— Это решается на момент поиска токсина. Как сейчас построен стандартный поисковый механизм? Вы создаете тест-систему под конкретную задачу. Вы исходно знаете, что, например, этот рецептор или этот фермент участвует в восприятии или передаче боли. Вы делаете такую систему, в которой вы видите, связывается ли это вещество с этим ферментом или рецептором и что оно с ним делает, ингибирует или активирует.

Мы в основном ищем вещества, которые действуют на рецепторы, участвующие в восприятии боли. Мы перебираем всех ядовитых животных, которых можем найти, берем у каждого яд, добавляем его к клеткам в которых есть рецептор и смотрим, произошло что-то или нет. Если произошло, то мы выделяем активный компонент [яда], получаем его рекомбинантный аналог (то есть заставляем клетки бактерий его производить — прим. авт.) и дальше изучаем его эффект полностью. И только когда мы изучили все на рецепторе — а здесь бывают неожиданные моменты! — потом проверяем на животных. Животных тестируют в эксперименте, в котором активируется только нужный нам рецептор.

Например, рецептор TRPV1 отвечает за восприятие боли и одновременно за восприятие капсаицина, жгучего вещества перца. Если ввести капсаицин в лапу мыши, вы активируете рецептор — мышке [становится] больно и она это показывает, облизывая свою лапу. Если мы предварительно введем исследуемое вещество и болевой эффект ослабнет, значит у нас есть вещество, которое блокирует болевой рецептор не только в пробирке, но и в живом организме.

Это очень важно, потому что в случае, когда фармакологические компании ищут вещества таким же способом в химических библиотеках, возникает огромная проблема. Оказалось, что не очень сложно найти вещество, действующее на рецептор, в химической библиотеке, но когда ты вводишь его животным, вещество или разрушается в печени, или оседает, или что-то еще с ним происходит. Оно не работает так, как ожидалось. В случае природных пептидных токсинов зачастую этого эффекта нет, потому что они и были созданы природой для того, чтобы работать в живом организме, а не в пробирке.

— Какие моменты оказались для вас неожиданными?

— Неожиданным оказываются моменты, когда эффект, предполагаемый по исследованиям «в пробирке», оказывает противоположным на животных. К счастью, всему этому чаще всего удается найти разумное объяснение и подтвердить его экспериментально. Известно, что у нас в организме есть некоторые системы-предохранители. Благодаря им мы не можем чувствовать боль сильнее, чем адскую. Соответственно, есть система, которая выключает болевой каскад после того, как он слишком долго активирован. На этом тоже можно играть: можно послать ложный сигнал этой системе, что нейрон перевозбужден.

Этот эффект известен очень давно и хорошо изучен на агонистах болевых рецепторов, таких как уже упомянутый капсаицин. Что неожиданного было в этом эффекте: в яде морской анемоны мы нашли не агонисты (вещества, которые активируют рецепторы — прим. авт.), а вещества, которое увеличивает ответ рецептора TRPA1 на влияние агониста. До этого обезболивающие эффекты были показаны только на агонистах болевых рецепторов: вы даете его животному, ему все-таки сначала больно, а потом оно несколько дней не чувствует боли. И по такому же принципу работают обнаруженные нами пептиды (пептид это маленький белок, короткая цепочка аминокислот — прим. ред.): они увеличивают ответ рецептора на агонист, рецептор вместе с нейроном перестают отвечать, и получается обезболивание.

Таким образом, при введении пептидов мышь не испытывает боли, а пептиды действуют на рецептор, он посылает сигнал, что произошла чрезмерная активация нейрона, и этот нейрон перестает отвечать на внешние сигналы. И мышь гораздо слабее чувствует боль при введении агониста рецептора или при воспалении.

— Если смотреть со стороны, ситуация выглядит довольно странно: есть морская анемона, которая в жизни не встречалась с человеком, но откуда-то в ней есть вещество, которое идеально подходит к нашему рецептору. Как так получилось?

— Как вы, наверно, знаете, все существа в какой-то момент произошли от общего предка. У нас много гомологичных (имеющих общее происхождение — прим. авт.) структур, и они в процессе эволюции начали отвечать за разные вещи. Каналы типа TRPA1 или TRPV1 (болевые рецепторы, которые изучает Андреев — прим. авт.) есть и у морских анемон и у тех животных, на которых они охотятся. Только там они могут отвечать за другие функции. Поэтому нет гарантий, что то вещество, которое действует на мышей и человека как обезболивающее, будет действовать так же на крабов или рыб. Может быть, оно будет этих крабов парализовать, дезориентировать или давать им чувство эйфории.

Но в случае с пептидами, действующими на TRPA1, у меня есть одна идея. Известно, что морские анемоны дерутся друг с другом на морском дне за место, более удобное жизни. Как вообще морские анемоны вводят яд в жертву? У них есть специальные стрекательные клетки, как в крапиве, и когда кто-то другой касается такой клетки, из нее выбрасывается жгутик, который пробивает кожу и впрыскивает яд. И именно за восприятие этого касания у морских анемон отвечает гомолог TRPA1. Соответственно, анемона, которая обладает токсином, блокирующим TRPA1 или наоборот активирующим его, может обезоружить анемону другого вида. Таким образом, для каждого токсина скорее всего существует какая-то своя функция. Эти токсины нужны этим животным, они дают им эволюционное преимущество перед окружающими. Но анемоны не часто встречались с человеком, и на человека токсины действуют не так, как используются анемонами.

— Какая группа животных вам кажется наиболее перспективной для поиска токсинов? Почему вы выбрали именно анемон?

— На самом деле, неважно, где искать. Можно искать не только в ядовитых животных, можно искать и в лекарственных растениях. Но почему выбрали ядовитых животных? Потому что у них есть задача подействовать на жертву или противника, и они выработали огромное количество молекул, которые должны подействовать на всех. Потому что один пептид, который действует на крабов, на анемону не подействует — тогда нужно много иметь разных. В каждой отдельно взятой анемоне, естественно, нельзя найти пептиды, которые действуют на все интересующие мишени. Но если взять достаточное количество анемон, змей, пауков, то можно найти пептид, действующий на тот рецептор, который вас интересует.

Наша практика показывает, что перебрав 10−20 ядов и экстрактов, почти на любой рецептор что-то можно найти.

— То есть мы не можем сказать, что некоторые группы животных перспективнее, чем другие? Что те, например, кто эволюционно ближе к человеку, имеют более похожие рецепторы, и поэтому их токсины будут эффективнее?

— Это абсолютно непредсказуемо. Это связано с миллионами лет эволюции каждого организма, а мы не знаем, что там происходило. Поэтому нельзя сказать, что змеи, например, ближе к человеку, чем анемоны, поэтому они лучше делают анальгетики. Змеи вообще охотятся на млекопитающих, поэтому они будут лучше убивать млекопитающих, а анемоны могут лучше убивать рыб и крабов. Но про более тонкие эффекты нельзя [такого] предположить, поскольку мы ищем не основной активный компонент, а тот побочный компонент эволюции, который оказывает какой-то промежуточный эффект, например, анальгетический.

— Организмы, на которых вы работаете, человеку относительно незнакомы. Значит ли это, что излюбленные объекты традиционной медицины — змеи, пиявки, пчелы — уже изучены вдоль и поперек и там больше нечего найти?

— Да, они уже изрядно изучены, и в этой области зачастую нечего искать. Но мы, на самом деле, не отказываемся от змей, мы тестировали на наши рецепторы всех змей, но, к сожалению, ничего не нашли. Просто змеи ориентированы на млекопитающих, и они ориентированы их парализовать или убивать. Если бы мы искали токсины, которые убивают млекопитающих, то я думаю, змеи намного бы обошли анемон.

— Что эффективнее: искать природные токсины или моделировать их на компьютере биоинформатическими методами?

— Помимо того, что мы должны провести моделирование, мы должны потому проверить результаты «в пробирке». И вероятность того, что модель построена правильно, на сегодняшний день не очень высока. Несмотря на то, что моделирование семимильными шагами идет вперед, до сих пор абсолютно все его результаты надо проверять и в пробирке и на животных. Пока что, больше 90% моделей много чего не учитывают. Это связано с тем, что рецепторы большие, а вычислительные мощности у нас пока ограниченные, просчитать движение каждого участка молекулы не получается. Конечно, если знать структуру и обладать огромными, безграничными мощностями моделирования, то теоретически можно создать идеальную молекулу, но пока до этого далеко. В то же время, на стороне ядовитых животных миллионы лет эволюции, и они могут нам предложить готовые решения. А брать то, что уже готово, проще, чем моделировать от начала до конца. Сейчас существует несколько лекарств на основе пептидных токсинов, но по некоторым причинам фармкомпании этот подход перестал интересовать.

— Есть ли у вас какие-то предположения, почему так происходит? Потому что моделировать дешевле или проще?

— Мне это не очень понятно, потому что в моделях на животных, конечно, пептиды оказываются активнее (то есть действуют эффективнее — прим. авт.). Возможно, в нашей области это не очень хорошо движется, потому что существуют низкомолекулярные вещества, которые в той или иной степени эффективны. И любой фармкомпании выгоднее производить дешевое лекарство, чем создавать новое, пусть даже оно будет в сто раз эффективнее.

Но в какой-то момент, я думаю, все потихоньку сдвинутся в сторону таких биологических лекарств, потому что побочных эффектов от них, конечно, меньше.

— Давайте поговорим про возможные применения этих токсинов. Первая мысль, которая приходит мне в голову, — можно ли их использовать, например, для адресной доставки препаратов в клетки с определенными белками?

— Адресная доставка, конечно, интересует многих, поскольку она решит множество проблем, стоящих перед современной фармакологией. Только она работает лишь тогда, когда паровоз тащит за собой поезд, а не когда вагоны на первой же горке покатятся и уедут в другое место. Это обычно и происходит, когда говорят об адресной доставке: давайте пришьем к антителу огромное что-нибудь, например, липосому (мембранный пузырек с веществам — прим. авт.), и антитело притащит ее к мишени. Но нет, так не никогда произойдет, липосома свяжется с первой же клеткой или дойдет до печени и останется там навсегда, и антитело никуда ее не потащит. Если вам нужно доставить адресно что-то маленькое, может быть пептидный токсин подойдет для этого, а если нужно доставить огромную липосому с кучей лекарств, то, скорее всего, не подойдет. Поэтому эффективней, чтобы лекарство доставляло само себя. Если оно само себя не доставляет, то заставить его идти туда, куда нужно, достаточно сложно. В современных лекарствах это достигается так: вводится достаточно большая доза, чтобы действующее вещество равномерно распределилось по организму и успело подействовать на нужный орган, перед тем как быть разрушенным печеночными ферментами или быть выведенным почками.

— Есть ли какие-то еще возможности использования этих токсинов?

— Наши коллеги из других стран изучают разные варианты, в которых можно использовать токсины. Например, наши австралийские коллеги когда-то давно выделили из анемоны блокатор калиевых каналов, но не всех, а определенного типа, и эти каналы отвечают за развитие аутоиммунных заболеваний. Его уже много лет изучают, дошли до второй стадии клинических исследований, и вроде бы концепция работает. Но как раз на их примере, к сожалению, видно отрицательное отношение фармакологических компаний к пептидам. Если бы у них было низкомолекулярное вещество, которое так действует, его бы у них с руками оторвали, а так они своими силами уже десять лет проводят эти клинические исследования, и им очень сложно, несмотря на прекрасные результаты. Дело в том, что пептид сложнее производить. Хотя с другой стороны, антитела же производят, и все в порядке. Но антитела производят для лечения ранее неизлечимых заболеваний, например рака, и поэтому они продаются за любые деньги. А в другие лекарства пока, к сожалению, фармакологические компании не готовы вкладывать деньги, и готовы лечить лекарствами столетней давности.

— В одном из интервью вы говорили про возможное использование токсинов как антибиотиков (см. также прошлогоднюю статью Андреева и соавторов — прим. авт.). Есть ли здесь какая-то перспектива?

— Эта перспектива обсуждается уже очень давно, хотя мне кажется, что пока об антибиотиках на основе пептидов говорить все-таки рано. Понятно, что идея прекрасная: какая-нибудь бактерия вызывает болезнь у челвоека и при этом устойчива к существующим антибиотикам, а у растений, анемон и других организмов есть защитные пептиды, которые убивают эту бактерию. Давайте возьмем эти защитные пептиды и введем их человеку, и бактерия погибнет. Но, к сожалению, эти защитные пептиды или представляют собой цитолитики (то есть разрушают клеточные мембраны, в том числе и клеток человека — прим. авт.), или очень большие. А если пептид очень большой, то на него развивается иммунный ответ, и неизвестно, что хуже — бактерия или аллергическая реакция, которую вызовет этот пептид. И стратегия многих растений хитрая: пептидов очень много, все они действуют на разные области жизнедеятельности бактерий.

Если вы берете любой экстракт растения и изучаете его влияние на бактерию, она умирает. Но когда вы начинаете выделять активные компоненты, вы эту антимикробную активность теряете, поскольку нет одного мощного компонента, а есть много слабых.

Но вводить много слабых компонентов — это еще хуже, это точно путь к развитию аллергических реакций. Тем более, что производить и сертифицировать множество компонентов значительно дороже, чем один.

— То есть в ближайшее время нам антибиотиков из анемоны ожидать не стоит?

— Этим занимаются наши норвежские коллеги, у которых мы и брали яд анемоны. Шансы какие-то есть, но это уже элемент везения. Нужно найти высокоактивный маленький пептид, который не является цитолитиком в отношении клеток человека, или действует по какому-то другому механизму. В любой момент исследователи могут найти такой пептид, и это будет прорыв. Это может произойти в один день. Сегодня кто-то может сказать, что это бесперспективно, а завтра такой пептид будет найден.

Полина Лосева

В числе тем, которые будут обсуждать на международной мультиконференции BGRS-SP 2018 в Новосибирске, - совместный исследовательский проект генетиков ФИЦ «ИЦиГ СО РАН» и Royal Veterinary College (Лондон) по изучению генома коренных пород крупного рогатого скота Российской Федерации.

На сегодня, согласно реестру, утвержденному Министерством сельского хозяйства РФ, на территории России зарегистрировано около 20 пород скота. Девять из них считаются коренными – то есть, возникшими и сформировавшимися в самостоятельную породу в нашей стране. Хотя, как отмечают исследователи, сегодня это деление по породам несколько размыто, потому что хозяйства, занимающиеся разведением скота, закупают как животных, так и генетический материал, руководствуясь своими (обычно экономическими) соображениями, а не стандартами той или иной породы.

В частности, еще с советских времен в нашей стране идет «голштинизация» отечественного молочного скота: большое число доз семени быков голштинской породы (одной из самых популярных в мире) ежегодно завозится к нам и используется для улучшения качеств местного поголовья.

– К сожалению, не всегда ожидания производителей оправдываются, потому что зарубежные селекционеры не учитывают наши климатические условия, особенности кормления и содержания скота, - отметил один из участников проекта, ст. научный сотрудник лаборатории геномики и эволюции млекопитающих ФИЦ «ИЦиГ СО РАН», к.б.н. Николай Юдин.

В результате, генетический потенциал закупленных элитных животных реализуется не в полной мере. Проанализировав геномы 19 отечественных пород по всей территории страны, ученые пришли к выводу, что ряд коренных пород до сих пор сохраняется в достаточно «чистом» виде.

Но еще более значительные результаты дает дальнейшее изучение генома этих пород, многие из которых обладают достаточно ценными и присущими только этой породе чертами. Например, мясо украинской серой коровы отличается высокими вкусовыми качествами, а якутская корова дает молоко повышенной жирности и без проблем выживает зимой при температуре -50 ⁰С.

Все эти свойства обусловлены уникальными вариантами генов, которые и являются предметом исследований. В дальнейшем, используя методы генной инженерии, можно будет тиражировать эмбрионы с нужными генами. Это не только позволит сделать селекцию скота более целенаправленной, но и в разы сократит сроки создания новых пород с выдающимися характеристиками.

Мировая наука уже знает примеры подобного рода: зарубежным ученым удалось перенести ген устойчивости к туберкулезу от одной породы к другой. Работа с собранным генетическим материалом, считают участники проекта, может принести столь же ценные для отечественных селекционеров результаты.

Значение полученных результатов подтверждает и тот факт, что они были опубликованы в престижном научном журнале Heredity, причем иллюстрация к статье была размещена на обложке этого издания.

Наталья Тимакова

На рабочей встрече в новосибирском Академгородке, организованной Сибирским отделением РАН и Министерством промышленности и торговли Новосибирской области, в присутствии представителей индустрии обсуждались научные и инфраструктурные проекты, которые организаторы планируют демонстрировать на экспозиции Новосибирской области — центральной на форуме. Часть из них фигурировала на недавнем совещании c участием министра науки и высшего образования России Михаила Михайловича Котюкова — Центры генетических и нанотехнологий, СКИФ,  Биоцентр, Междисциплинарный исследовательский комплекс аэрогидродинамики, машиностроения и энергетики.

Директор Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН академик Павел Владимирович Логачёв рассказал о Супер с-тау фабрике, создать которую предполагается в рамках «Академгородка 2.0». «Этот проект является более фундаментальным, чем остальные, — отметил ученый. — Он нацелен на сравнительно узкое направление, в котором может быть совершен прорыв и достигнуто международное лидерство». П. Логачёв пояснил, что речь идет о поиске так называемой «новой физики», исследующей явления за рамками открытых на сегодня законов природы. При периметре ускорительного кольца около 800 метров (у Большого адронного коллайдера, для сравнения, 27 километров) Супер с-тау фабрика сможет продуцировать частицы рекордно малой размерности — 10-20 см.

Говоря о прикладном значении проекта, Павел Логачёв привел пример: «Запуск комплекса по производству интенсивных пучков сильно продвинет российские СВЧ-технологии, в том числе и оборонного назначения». К созданию Супер с-тау фабрики, кроме ИЯФ СО РАН, планируется привлечь другие институты Сибирского отделения: физического, химического, геолого-минералогического профиля, а также промышленные предприятия Новосибирска и Бердска.

Академик подчеркнул, что новая установка потребует около 250 новых рабочих мест, а около 60 % ее компонентов (в денежном исчислении) будет изготовлено на территории региона.

Доктор физико-математических наук Максим Александрович Шишленин из Института вычислительной математики и математической геофизики СО РАН представил проект Сибирского центра высокопроизводительных вычислений, обработки и хранения данных (СЦ ВВОД). Инициатива нацелена на преодоление отставания нашей страны в этой области: в мировой ТОП-500 суперкомпьютеров входят только пять российских (и ни одного сибирского), а объем высокопроизводительных вычислений в Сибири составляет лишь 1,5 % от проводимых,  к примеру, в Германии. СЦ ВВОД стартует с мощности в 5 петафлопс, которая к 2024 году должна возрасти впятеро, а в более далекой перспективе выйти на показатель порядка 200 петафлопс. «Проектом уже интересуются резиденты Академпарка, прежде всего — IT-компании», — подчеркнул Максим Шишленин.

Будущий Сибирский центр малотоннажной химии представляла директор Новосибирского института органической химии им. Н.Н. Ворожцова СО РАН доктор физико-математических наук Елена Григорьевна Багрянская. Она подчеркнула, что проект нацелен на выполнение работ полного цикла с выпуском партий лекарственных субстанций (для чего необходима сертификация по стандарту GMP), полимеров и их стабилизаторов, продукции из растительного сырья, реактивов и особо чистых составов, катализаторов и технических жидкостей. «Потребности рынка в настоящее время обострены западными санкциями в отношении ряда российских компаний, заинтересованных в этой номенклатуре, запретом на поставку ряда продуктов в нашу страну, а также курсовой разницей валют», — отметила Елена Багрянская импортозамещающее значение проекта.

Директор Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А.А. Трофимука СО РАН доктор технических наук Игорь Николаевич Ельцов подчеркнул стратегическую важность создания в рамках «Академгородка 2.0» Национального междисциплинарного исследовательского центра трудно извлекаемых запасов углеводородов (ТРИЗ). «Добыча углеводородов из традиционных коллекторов катастрофически падает, — констатировал ученый, — и уже в ближайшей перспективе мы рискуем оказаться в очень острой ситуации». Новый источник, баженовская свита, способна дать столько нефти, сколько было добыто за всю историю освоений Западной Сибири, но, по словам Игоря Ельцова, «…для этого требуются новые решения, основанные на новой науке». «Если мы будем повторять решения американской “сланцевой революции “, то сможем извлечь не более 10-15 % запасов баженовской свиты», — считает директор ИНГГ СО РАН. Он отметил необходимость привлечения к проекту ТРИЗ ряда геологических, физических и химических институтов Новосибирска и Томска, а также заинтересованность в нем крупнейших добывающих корпораций и компаний России.

О планах создания Центра исследований минералообразующих систем рассказал директор Института геологии и минералогии им. В.С. Соболева СО РАН доктор геолого-минералогических наук Николай Николаевич Крук. «На одной площадке мы хотим разместить линию экспериментальных установок по созданию минеральных структур, оборудование для их обработки и аналитические приборы, чтобы изучать свойства полученных материалов на микро- и наноуровне». Новый центр, по словам ученого, должен стать  полезным и для поисковой геологии, давая «…выход на новые методики поиска месторождений рудных ископаемых, в том числе нетрадиционных». Николай Крук отметил двоякую интегрированность проектируемой структуры в «Академгородок 2.0»: с одной стороны, проект неосуществим без поддержки других институтов СО РАН, с другой — новые кристаллические структуры заведомо будут востребованы на СКИФ, Супер с-тау фабрике и других объектах.

Директор Института лазерной физики СО РАН член-корреспондент РАН Алексей Владимирович Тайченачев представил группу из пяти проектов по созданию новых научных и инжиниринговых центров в областях экстремальной фотоники и лазерно-плазменных технологий, магнитно-резонансной томографии и спектроскопии, оптических информационных технологий и прикладной фотоники, порошковых технологий и  приборостроения.

«Эти инициативы объединяет то, что они нацелены на создание и развитие критических технологий, имеющих, в том числе, большое оборонное значение», — отметил Алексей Тайченачев.

Говоря об участии в «Технопроме-2018», глава Минпромторга Новосибирской области Николай Николаевич Симонов отметил: «Желательно, чтобы проекты представляли и отстаивали, наряду с научными институтами, заинтересованные промышленные предприятия». Министр объяснил, что кроме площадки региона проекты «Академгородка 2.0» могут и должны присутствовать на экспозициях СО РАН и отдельных организаций-участников форума. Николай Симонов также посоветовал проектантам строить свои презентации для гостей «Технопрома» по принципу «чем выше статус аудитории, тем лаконичнее ». Главный ученый секретарь Сибирского отделения член-корреспондент РАН Дмитрий Маркович Маркович отметил, что оставшиеся до форума три недели — достаточный срок для того, чтобы на высоком уровне подготовить экспозиции и выступления.

Из пяти площадок, на которых в рамках КПНИ осуществляются эколого-географические сортоиспытания картофеля, наш регион в этом году оказался самым экстремальным. Как ни странно, но для наших селекционеров в том есть свои плюсы. Напомним, что в государственной программе по развитию картофелеводства принимает непосредственное участие Сибирский научно-исследовательский институт растениеводства и селекции (СибНИИРС – филиал ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»), где ежегодно в начале августа проводится День поля – специальное мероприятие, приуроченное к объеденной научной конференции по проблемам селекции и семеноводства. Результаты сортоиспытаний должны иметь важные последствия в плане принятия дальнейших решений, связанных с государственной поддержкой отечественного картофелеводства. Сибирская площадка – одна из знаковых. А нынешний сезон в НСО выдался настолько «знаковым», что резко обнажил как слабые, так и сильные стороны отечественных сортов.

Погодные условия в этом году выдались у нас настолько сложными, что вызывали изумление даже у видавших виды селекционеров с большим стажем работы. Небывало холодный май вынудил новосибирских растениеводов отложить посадки картофеля до конца первой декады июня. Затем последовала сильная жара, чередующаяся мощными ливнями. Погода как будто решила поиздеваться над людьми. «За все мои сорок лет работы это первый раз так было», - призналась Анна Сафонова, старший научный сотрудник СибНИИРС и автор нескольких известных сортов картофеля. По её словам, из-за того, что после посадки картофеля установилась жара, многие сорта в этом году сильно поражены вирусными болезнями. Еще одним результатом нынешних аномальных условий стало растрескивание клубней, наблюдаемое почти у всех сортов. Также отмечалось «усыхание» и опадение цвета. У некоторых ранних образцов к началу августа вообще не оказалось завязей. Кроме того, было достаточно много выпадов, что совсем не типично для нормального года.

Конечно, за шестьдесят дней от начала посадки ждать полноценных товарных клубней даже у очень ранних сортов не приходится. Кроме того, как заметила Анна Сафонова, всходы появились слишком поздно и неравномерно. Тем не менее, сравнение 64-х сортов дало возможность оценить достоинства и недостатки каждого из них. Различия бросались в глаза. Если одни сорта стремительно увядали под натиском вирусов, другие показывали совершенно здоровый вид. Важно учитывать, что сортоиспытание не предполагает каких-то специальных мероприятий по борьбе с болезнями. Поэтому всё происходит, «как в природе», то есть растения борются с напастью самостоятельно, без помощи человека.

Что в итоге мы увидели.

«Особенно сильно почему-то пострадали северные сорта – это томская селекция и селекция мурманская. Мы получили два образца. Один из них я вообще выбросила – два года была мелочь. А сорт «Северянин», который они хотели районировать, у нас вообще никак не идет. На нем сильно сказываются наши перепады температур. Из трех повторений у него только один куст нормальный. Остальное - всё вирусное», - отметила Анна Сафонова.

Сорта, выведенные в Татарстане, также не отличились высокой устойчивостью к болезням. Хотя эксперты отнеслись к этому факту с пониманием, учитывая, что это были только первые шаги тамошних селекционеров. Аномалия также сказалась и на известных сортах, которые до этого вели себя прекрасно, а потому считались достаточно надежным. Однако нынешний сибирский «экстрим» наглядно показал, что не все готовы выдержать столь суровое испытание на высокую оценку.

На этом фоне контрастно смотрелись сорта уральской селекции. Анна Сафонова не скрывала своего восхищения. Так, например, сорт «Люкс» по ботве – «просто красавец». Клубни также были достаточно крупными, хоть и немного растрескавшимися (аномалия всё-таки дала о себе знать). Также хорошо смотрелся сорт «Браво», который сибирские селекционеры намерены использовать в последующей гибридизации. В целом уральская селекция показала себя с лучшей стороны. Это единодушно признали все эксперты, присутствовавшие на Дне поля. Не исключено, что уральские специалисты умеют получать очень здоровый посадочный материал, то есть достаточно ответственно относятся к своему делу. Возможно поэтому все «уральцы» так хорошо выглядят на испытательном участке.

Что касается новосибирской селекции, то она также выглядела достойно. Известный сорт «Лина» (СибНИИРС) смотрелся очень хорошо – как «снаружи», так и «изнутри». Ботва была сочно-зеленой, клубни также неплохие. Интересно, что знаменитые голландские сорта, которые занимают на наших фермерских плантациях внушительные площади, здесь нисколько не превосходили «Лину», а некоторые вообще выглядели блекло. Было очевидно, что устойчивость нашего сорта вполне соответствует заявленным характеристикам.

Как разъяснил ведущий сотрудник СибНИИРС Николай Полухин, сорт «Лина» был создан в 1989 году как комплексно устойчивый сорт, то есть устойчивый абсолютно ко всему. Именно по этой причине он по сию пору пользуется большой популярностью в Приморье, где из-за повышенной влажности растения очень сильно болеет.

Иными словами, «Лина» в состоянии конкурировать с известными голландскими сортами (что наглядно продемонстрировало проведенное сортоиспытание).

Хорошо себя показали и кемеровчане. Сорт «Тулеевский» (названный так в честь бывшего губернатора Кемеровской области Амана Тулеева) дает прекрасный урожай и достаточно устойчив к болезням. На испытательном участке он не уступал в этом отношении некоторым уральцам. По словам Анны Сафоновой, наши дачники обожают этот сорт за ровные клубни и мелкие глазки.  В этом экстремальном году он оказался несколько мелковат, хотя в нормальные годы он всегда пышный и здоровый. Недаром он распространен в двадцати двух областях нашей страны.

Какие выводы напрашиваются после обзора этой панорамы сортов? Первый вывод: отечественные селекционеры способны работать на мировом уровне. Другое дело – развитие самой отрасли, а это, в свою очередь, упирается в политику и в экономику. Чтобы вытеснить с наших полей иностранцев, еще недостаточно вывести замечательный сорт. Необходимо создать мощнейшую инфраструктуру, связанную с производством в нужных количествах здорового посадочного материала и его грамотным продвижением на рынке. Разумеется, участники  программы прекрасно понимают эти вещи, но пока указанный аспект не выходит на первый план при обсуждении проблем отечественного картофелеводства. Очевидно, предполагается, что пакет предложений для бизнеса полностью сформируется после окончания сортоиспытаний.

Второй вывод касается любителей, усилиями которых наша страна почти на 70-80% обеспечивает себя картофелем. Становится совершенно очевидным, что использование ими совершенно здорового посадочного материала является прекрасной страховкой от плохих урожаев, особенно в такие экстремальные годы, как нынешний. Надежные сорта, как мы убедились, у нас в стране имеются. Осталось приучить «частников» к регулярному обновлению семенного картофеля. Для чего, как мы понимаем, должны привлекаться наши научно-исследовательские учреждения и селекционные центры. СибНИИРС, кстати, давно ведет такую работу и намерен поступательно увеличивать предложение населению обеззараженных семян.

Олег Носков

Уже почти два месяца идет разработка национального проекта “Наука”, который до 1 октября текущего года должен быть представлен в Совет при Президенте РФ по стратегическому развитию и приоритетным проектам. О том, как продвигаются дела, широкой общественности почти ничего не известно. Завесу таинственности над документом приоткрыл вице-президент РАН Алексей Хохлов. 

- Алексей Ремович, участвует ли РАН в подготовке нацпроекта по науке?

- Да, и очень активно. Вице-премьер Татьяна Голикова, которая курирует в том числе и этот нацпроект, внимательно относится к нашим предложениям. Представителей академии привлекают ко всем обсуждениям: и в Белом доме, и в министерстве, с которым мы работаем совместно. 

- В какой стадии находится разработка документа? Можете ли вы познакомить наших читателей с его содержанием?

- Мы уже выходим на некий согласованный вариант, но, думаю, до его окончательного утверждения с моей стороны было бы неправильно обнародовать какие-то детали. Тем более что некоторые вопросы пока еще находятся в стадии обсуждения, а другие предстоит согласовывать в разных инстанциях. Но скоро все прояснится. Паспорт нацпроекта предполагается принять в середине августа, после чего его основные параметры будут представлены научному сообществу. Следующий этап – составление на основе паспорта “дорожных карт” и подготовка других необходимых материалов, которые войдут в нацпроект. 

- Расскажите хотя бы в общих чертах, что собой представляет нацпроект? 

- Это набор мероприятий, обеспечивающих достижение целей и выполнение задач, сформулированных в указе президента. Целей три: вхождение России в пятерку ведущих стран по приоритетным для нашей страны областям науки, обеспечение привлекательности работы в Российской Федерации для российских и зарубежных ведущих ученых и молодых перспективных исследователей, а также опережающее увеличение внутренних затрат на научные исследования и разработки за счет всех источников по сравнению с ростом валового внутреннего продукта страны. На мой взгляд, вторая цель - создать комфортные условия для работы в нашей стране ведущим и молодым ученым - наиболее важная. 

В указе перечислены пять главных задач, которые необходимо решить, чтобы добиться поставленных целей. Это создание передовой инфраструктуры научных исследований, разработок и инноваций, обновление приборной базы ведущих организаций, формирование научных и научно-образовательных центров мирового уровня, создание современной системы подготовки и профессионального роста научных кадров. 

В паспорте нацпроекта содержатся план действий, направленных на достижение необходимых результатов, целевые показатели по годам, контрольные точки, исполнители. По каждому мероприятию будет назначен ответственный из числа заместителей министра, а со стороны РАН - курирующий вице-президент.

- Кто будет управлять процессом? 

- За выполнение нацпроектов отвечает Правительство РФ. В нашем случае основное руководство будет осуществлять Минобрнауки, при котором создан специальный департамент - проектный офис, который возглавляет Евгения Степанова (до недавнего времени - начальник Управления академического взаимодействия и обеспечения деятельности Научно-координационного совета Федерального агентства научных организаций - прим. ред.). 

- Как проект будет увязан со Стратегией и Госпрограммой научно-технологического развития, Программой фундаментальных научных исследований РФ?

- Его мероприятия, конечно, будут лежать в русле и Стратегии, и Госпрограммы, но при этом носить самостоятельный характер. На нацпроект “Наука” планируется выделить дополнительное финансирование.

- Возникают ли разногласия между сторонами, участвующими в разработке проекта? Какие позиции отстаивает РАН?

- Разумеется, у всех участников есть свои соображения по многим вопросам, и определенные споры случаются. Но дискуссии проходят конструктивно, в доброжелательной обстановке. По всем вопросам удается достичь консенсуса. Поэтому я не вижу смысла отдельно останавливаться на предложениях академии. 

- Татьяна Голикова ранее заявляла, что на обеспечение нацпроекта в ближайшие шесть лет планируется выделить около 540 млрд рублей. Но недавно в газете “Коммерсант” прошла информация о том, что правительство готово выделить почти втрое большую сумму - 1,4 трлн рублей. Можете это прокомментировать?

- Я бы все же советовал слушать официальных представителей правительства. Вообще вариант паспорта нацпроекта, который прокомментирован в “Коммерсанте”, - один из первых прикидочных текстов, к настоящему моменту в паспорте почти все изменилось. Например, поначалу предполагалось “зашить” в нацпроект Программу фундаментальных научных исследований. Однако сейчас есть полное понимание, что она должна входить в Госпрограмму по научно-технологическому развитию, поскольку нацпроект “Наука”, связанный не с базовым, а с дополнительным финансированием, решает самостоятельные задачи, направленные на достижение целей, которые поставлены в президентском указе. 

Надежда Волчкова

2-3 августа 2018 года в ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН» проходит «День поля», который проводится в рамках КПНИ ФАНО России «Развитие селекции и семеноводства картофеля», и научная конференция «Теоретические основы и прикладные исследования в селекции и семеноводстве картофеля».

Эти мероприятия проводятся третий год подряд и успели стать хорошей традицией, собирающей селекционеров со всей страны. В этом году в них приняли участие представители 42 организаций, как научных, так и из сферы частного бизнеса, из тринадцати регионов России.

На открытии конференции научный руководитель ФИЦ «ИЦиГ СО РАН», академик РАН Николай Колчанов отметил:

– Очевидно, что без сочетания современных генетических технологий с методами классической селекции будет крайне сложно решить задачи, поставленные подпрограммой по развитию отечественного картофелеводства. Хорошо, что это понимают все участники ее реализации. Более того, в этом году мы видим у руководства страны рост внимания к генетике, о чем говорится и в нескольких указах президента РФ.

В программу конференции вошло более двадцати докладов, посвященных разным проблемам и задачам в селекции картофеля, от общих (поиск перспективных генов-мишеней для селекции, методы «прямой» и «обратной» генетики и т.д.) до более конкретных (состояние генофонда картофеля в условиях Крайнего Севера, новые препараты для биозащиты урожая и др.).

По сложившемуся за эти годы сценарию вместе с конференцией прошел и «День поля», в рамках которого его участники выехали на опытные поля СибНИИРС (филиал ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»), где прошла демонстрация результатов эколого-географических испытаний сортов и перспективных гибридов картофеля российской селекции. Мы помним, что этот год отметился небывало холодным маем и достаточно засушливой первой половиной лета. И было очень показательно, как повели себя разные сорта в этих неблагоприятных климатических условиях.

– Результаты испытаний, которые проходили в течение трех лет на пяти площадках от Санкт-Петербурга и Москвы до Урала и Сибири и в разные по погодным условиям года, показали, что у наших селекционеров есть очень хороший потенциал, – рассказала помощник министра науки и высшего образования Екатерина Журавлева.

Всего для участия в испытаниях было отобрано 64 сорта российской селекции, часть из них проходили также промышленные испытания на полях агропромышленных организаций. И сегодня со стороны аграриев есть обоснованный интерес к целому ряду сортов, по своим показателям не уступающим распространенным на нашем рынке импортным. В их числе – уральский «Люкс» и сорта, созданные в СибНИИРС, «Сафо» и «Юна».

Также Екатерина Васильевна подчеркнула важность того, что на конференции сделан акцент именно на генетические исследования:

– Это то, о чем мы говорили «на старте», три года назад, и сегодня мы уже видим, что работы по селекции картофеля ведутся с привлечением самых передовых решений, включая геномное редактирование, и современных технологий получения семенного материала.

Трехлетний цикл испытаний завершился. Его итоги теперь - предмет для анализа как ученых, так и аграриев. Но работа в рамках подпрограммы продолжается, и в следующем году стартует новый цикл, в который будут включены и те сорта, что были созданы нашими селекционерами за последние пару лет.

Пресс-служба ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН»

Выбросы загрязняющих веществ в атмосферу от автомобилей в России постоянно растут и составляют уже 14 миллионов тонн в год. Поэтому ученые стремятся не только найти способы повышения эффективности топливных смесей, но и исключить выбросы токсичных газов.

Сотрудники лаборатории каталитических процессов переработки возобновляемого сырья Института катализа имени Борескова СО РАН решили использовать для этих целей производные фурфурола.

- Это вещество получают при смешивании сельскохозяйственных и лесоперерабатывающих отходов с серной кислотой, - сообщает официальное издание СО РАН "Наука в Сибири". - Небольшая доля фурфурола содержится в сахаре, меде и некоторых других продуктах.

В ходе экспериментов химикам удалось выделить два особо перспективных соединения, отличающихся от обычных бензиновых добавок низким выбросом токсинов.

В настоящее время ученые изучают влияние производных фурфурола на основные и эксплуатационные свойства автомобильного бензина. Химики уверяют, что в будущем в продажу поступит экологичная высокооктановая добавка, полученная из простой соломы.