Примерно семь лет назад в местной прессе прошла сенсационная новость: в Алтайском районе Алтайского края создаются промышленные виноградники для производства вина. Как выяснилось, инициатива принадлежала одному известному алтайскому предпринимателю, а в реализации данного проекта принимали активное участие французские партнеры из региона Франш-Конте. Оттуда же были доставлены саженцы французских сортов винограда. Если верить прессе, саженцы неплохо прижились и дали нормальный урожай, из которого даже делали вино. Правда, затем «что-то пошло не так»… Энтузиазм быстро сошел на нет, и неожиданно выяснилось, что виноградники никому не нужны. Их современное состояние оценивают теперь как «плачевное». Соответственно, первоначальные грандиозные планы по расширению посадок также канули в лету.

Совсем недавно появилось сообщение о том, что эти «французские виноградники» собирается выкупить АО «Курорт Белокуриха». О производстве вина речь уже не идет. Урожай собираются поставлять курортникам в свежем виде.

Те, кто изначально скептически относился к этой затее, теперь могут ликовать. А скептиков, действительно, было немало. Общий тон их аргументации сводился к банальным сентенциям насчет суровости сибирской природы. Дескать, у вас тут с картошкой дела не складываются, а вы еще на виноград замахиваетесь. Сам эксперимент широко и бурно обсуждался на различных виноградарских форумах. Причем, за ним внимательно следили не только в нашей стране, но и за рубежом: одни – с надеждой (например, канадцы и поляки), другие – со злорадством (жители южных областей Украины). Скептики, в итоге, как будто оказались правы в своих прогнозах и сомнениях. Отсюда кто-то уже сделал поспешный вывод о том, будто природа Алтая не располагает к подобным начинаниям, а значит, виноградарство остается занятием лишь местных любителей.

Однако не будем спешить с выводами. Почему-то в пылу полемики мало кто обратил внимание на историю алтайского виноградарства, уходящую в довоенные годы. Этот опыт, к сожалению, почему-то неважно учли и сами инициаторы проекта. А ведь были когда-то получены очень показательные результаты. И об этом стоит напомнить.

Всё началось, наверное, со сталинского плана «преобразования природы». Советская «героическая эпоха», надо отдать ей должное, благоприятствовала всяким смелым экспериментам. Одним из них стало продвижение виноградной лозы на север. Показательно, что товарищ Сталин особо благоволил к развитию виноградарства и виноделия. Так что отношение партии к данному направлению было самым положительным. Виноградную лозу стали продвигать и в среднюю полосу страны (вспомним работы Мичурина), и в Поволжье, и на Дальний Восток, и в Сибирь. Интересно, что еще до революции Иван Мичурин писал о том, что с появлением ранних зимостойких сортов открывается возможность для культивирования винограда не только в Средней полосе России (до Москвы включительно), но также в некоторых местах Сибири – в лесной полосе Томской, Енисейской и Иркутской губерний. По мнению Мичурина, благоприятным фактором для культивирования ранних сортов винограда в этих краях является раннее появление глубокого снега, который нередко ложится еще на талую землю (очень ценное и грамотное замечание, надо сказать). Что касается вызревания, то для ранних сортов тепла здесь «более чем достаточно», считал Мичурин. 

На Алтае, как я сказал, с виноградом начали экспериментировать еще до войны, где была создана опытная плодово-ягодная станция, находившаяся первоначально в Горно-Алтайске. В 1940 году 100 черенков зимостойкого сорта Буйтур были переданы в подсобное хозяйство курорта Белокуриха. Еще 20 черенков (французского сорта Маленгрранний) были доставлены из Ивановской области. Так, собственно, в Алтайском крае был заложен первый опытный виноградник. Подсобное хозяйство находилось у подножия Алтайских гор, в 75 километрах от г. Бийска. В 1944 году площадь виноградника составляла 0,92 га. К сожалению, из-за отсутствия в хозяйстве квалифицированных виноградарей дела поначалу складывались не очень хорошо. Немалая часть саженцев погибла по причине неправильного ухода.

Ситуация заметно улучшилась после войны, когда на должность садовода был назначен Валерий Недин, внесший огромный вклад в развитие сибирского виноградарства (к сожалению, до сих пор по достоинству не оцененный). Постепенно, из года в год, начала расти урожайность, появлялись новые сорта. В 1951 году площадь виноградника уже составляла 1 га. Валерий Недин отмечал, что саженцы охотно закупались соседними хозяйствами. Кроме того, в процесс стали активно включаться любители, высаживая лозу на своих участках. По мнению Недина, участие любителей являлось очень ценным вкладом в научные сортоиспытания, поскольку их опыт также учитывался в работе с лозой.

Показательный факт. В 1950 году Бийский винкомбинат изготовил первую партию вина из восьми сортов винограда, выращенного в Горном Алтае. Была даже проведена дегустация. В Белокурихе дела также продвигались в гору. Ближе к 1970-м года площадь подсобного хозяйства выросла до 2,5 га. Что касается урожайности, то по некоторым данным Недину удалось довести этот показатель до 100 центнеров с гектара, что вполне соответствует «немецким» нормам. Благодаря очевидным успехам, в хозяйстве уже планировали закупать винодельческое оборудование.

В общем, всё складывалось хорошо, если бы… не поменялись планы «партии и правительства». В 1973 году хозяйство было закрыто, лозу пустили под бульдозер (включая питомник). Эпоха «преобразования природы» закончилась. Страна вступила в период, когда проблемы в сельском хозяйстве стали привычно связывать с «суровым климатом» нашей страны. В этом контексте алтайские виноградники слишком резали глаза, вступая в противоречие с новой идеологемой (живущей до сих пор в сознании не только обывателей, но и некоторых ученых).

К счастью, дело Валерия Недина подхватили многочисленные алтайские виноградари-любители. Большая заслуга здесь принадлежит бийскому энтузиасту Ростиславу Шарову, который был лично знаком с Нединым и даже кое-что сохранил из его коллекции. На своем участке в Сростках (родине Василия Шукшина) Шаров работал над сибирской агротехникой винограда и самостоятельно создал несколько зимостойких сортов, известных сегодня многим виноградарям-любителям бывшего СССР. Наибольшей известностью пользуется его сорт Загадка Шарова, который можно встретить в северных посадках вплоть до Беларуси и Литвы.

Интересно, что работой Шарова совершенно не интересовались в краевом институте. Мало того, там считали его шарлатаном. Лишь к концу 1980-х, благодаря столичным журналистам, авторитет Шарова был-таки признан. Его статья по сибирскому виноградарству была даже опубликована в трехтомной энциклопедии по виноградарству, изданной в Кишиневе. Интересен еще один момент. Попытки Шарова наладить диалог с учеными Новочеркасского института также не принесли результатов, поскольку «южане» традиционно воспринимали сибирское виноградарство как исключительно любительское занятие. «Какой вам виноград? Сажайте картошку!», - вот и весь ответ. Мысль о промышленном возделывании лозы на Алтае казалась им нелепой. Из этого следует, что результат работы опытного хозяйства в Белокурихе прошел мимо нашей научной общественности и был принят на заметку только любителями-энтузиастами.

Отмечу, что в концептуальном плане Шаров придерживался как раз того направления, которое было задано Валерием Нединым, а до него (по большому счету)  - Иваном Мичуриным. Оба они с самого начала ориентировались на промышленное возделывание лозы, отрабатывая соответствующую агротехнику и отбирая нужные сорта.

Обращу здесь внимание на одно принципиально важное обстоятельство. Почти 90% промышленных виноградных посадок в мире ориентированы на изготовление вина. Именно виноделие задает планку требований к качеству урожая, к кондициям виноградного сока, к уровню созревания ягод. Исключите этот момент, и виноград как культура мгновенно «растворится» среди других плодово-ягодных культур (яблони, сливы, вишни, смородины, малины и др.). Именно качественное вино является, в конечном итоге, главным показателем уровня развития вити-культуры в данной местности (на севере столовый виноград можно без проблем культивировать в теплицах, в том числе – обогреваемых). И Мичурин, и Недин, вне всяких сомнений, прекрасно осознавали этот момент. То есть рано или поздно эксперименты с северной лозой должны дать четкий ответ на простой вопрос: можно ли из вашего винограда изготовить приличное вино? И до тех пор, пока на него не будет получено положительного ответа, стадия эксперимента не завершится. В этом, кстати, главная проблема нынешнего северного виноградарства, которое получит серьезную оценку в глазах мировой общественности лишь после того, как высокую оценку получит северное вино.

Подчеркиваю, Мичурин и Недин учитывали такие вещи. Ростислав Шаров, похоже, как раз этот момент упустил, либо просто не придавал ему решающего значения. Виноделием, судя по всему, он особо не интересовался (по крайней мере, о таком опыте он ничего обстоятельного не написал, как будто не считалего важным). По большому счету,отсюда следует, что Шаров  так и не вышел окончательно за рамки любительских подходов  к виноградарству, предлагая культивировать виноград ради винограда. То есть выращивать «виноград вообще», не учитывая очень специфические задачи и приемы, определяющие уровень профессионального виноделия. Фактически, это вело к «растягиванию» экспериментальной фазы для сибирского виноградарства ввиду почти полного отсутствия экономически мотивированной стратегии. Именно поэтому, на мой взгляд, сегодняшнее поколение алтайских энтузиастов откровенно отклонилось от некоторых его рекомендаций по агротехнике, изначально ориентированных на промышленное выращивание. Для «винограда вообще» они просто-напросто утрачивают всякий смысл. Особенно в контексте чисто любительского ведения хозяйства.

Примечание. Терруар (фр. terroir) – совокупность почвенно-климатических факторов и особенных характеристик местности (рельеф, роза ветров, наличие водоёмов, лесных массивов, инсоляция, окружающий животный и растительный мир), определяющая сортовые характеристики сельскохозяйственной продукции, чаще всего — вина, кофе, чая, оливкового масла, сыра.

Олег Носков

Окончание следует

Европейская Академия (Academia Europaea) – неправительственная организация, призванная объединить ученых всех европейских стран, была создана в 1988 г. В настоящее время в ее состав входят около 4000 ученых, в том числе 72 нобелевских лауреата. Россию представляют 75 членов. В 1992 году по инициативе одного из них, академика РАН, основателя и декана факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ Владимира Скулачева, был образован Российский клуб Европейской Академии. В том же году клуб учредил ежегодную премию Европейской Академии для молодых российских ученых. Это достаточно престижная награда в научном сообществе, которая присуждается за фундаментальные научные исследования, выполненные в России и опубликованные в виде книг или статей в ведущих научных журналах. Одним из лауреатов по итогам 2017 года (вручение премии прошло этой весной) стал научный сотрудник группы ЯМР спектроскопии каталитических превращений углеводородов Института катализа СО РАН, к.х.н. Антон Габриенко. Он согласился поделиться с нашими читателями подробностями своей научной работы.

– Я представил на конкурс серию своих научных статей, посвященных общей теме: изучение механизмов активации и превращения метана на таких катализаторах, как металлсодержащие цеолиты.

– А превращать во что?

– В разные ценные, с точки зрения химической промышленности, продукты, такие, как метанол, карбоновые кислоты и ароматические углеводороды. В дальнейшем эти продукты используют при производстве полимеров, красителей и другого конечного продукта.

– Получается, метан – потенциально ценное сырье.

– Да, конечно. Метан - основной компонент природного и попутных нефтяных газов. Отсюда вытекают его основные достоинства, к которым можно отнести относительную доступность, большие запасы и низкую цену добычи. Но интерес к нему пока невысок, да и использование сложно назвать высокоэффективным.

Например, при нефтедобыче мы одновременно получаем большие объемы метана. Просто выпускать их в атмосферу нельзя, обратно закачать – тоже. В итоге, газ просто сжигают. Вы, возможно, видели эти «вечные» факелы возле нефтяных вышек. Или продают, как вид топлива. То есть, обычно, метан используют для получения тепловой энергии.

Но это не единственный вариант его применения. Как я уже сказал ранее, метан может быть ценным сырьем для каталитической промышленности.

– Но почему же тогда его не используют в качестве сырья предприятия химической отрасли?

– Потому что при сегодняшнем уровне технологий выгоднее перерабатывать с этими же целями нефть. Однако ресурсы нефти не безграничны, особенно той, что можно относительно недорого добывать. И когда они начнут истощаться, будет расти интерес к альтернативному сырью для химической промышленности, в том числе, к метану.

– Иначе говоря, вы работаете на перспективу.

– Вся фундаментальная наука в той или иной степени работает на перспективу. Работа нашей группы помогает лучше понять механизмы воздействия катализаторов определенного класса на метан. Применяя разные методы спектроскопии (ядерного магнитного резонанса, инфракрасную, рентгеновскую флуоресцентную и т.д.), мы построили достаточно полную, насколько это возможно, модель происходящих химических реакций. Это очень интересно и очень важно. Ведь, если мы говорим о промышленном применении катализаторов, то очень важно, чтобы он отработал не один цикл, а тысячи или даже миллионы. А это возможно только, если катализатор будет сам себя регенерировать в течение производственного процесса. Чтоб этого добиться, надо хорошо представлять, что происходит на поверхности катализатора во время реакций с метаном. На нашей модели мы видим, что происходит с молекулами метана и активными центрами на поверхности катализатора на разных этапах, как они взаимодействуют, почему процесс протекает так, а не иначе. И теперь с этой моделью можно работать, создавая новые, более эффективные катализаторы уже для промышленного использования. Пока же отсутствие таких катализаторов для селективного превращения метана – один из главных барьеров на пути его широкого использования в химической промышленности.

– Я правильно понимаю, что наша страна находится в числе мировых лидеров по имеющимся запасам метана?

– Да, это так. Все страны, обладающие большими запасами природного газа и нефти, одновременно имеют сопоставимые ресурсы по метану. И мы в этом отношении не исключение.

– А какое-то внимание к Вашей работе со стороны отечественных производителей, тех, кто выпускает катализаторы, есть?

– Знаете, пока как-то не замечали. Думаю, это вызвано тем, что пока на рынке нет соответствующей конъюнктуры. Но мы не сможем вечно выезжать на нефти, уже сейчас начались поиски возможной замены нефтепродуктам в разных сферах их применения. И это открывает интересные перспективы для прикладного использования полученных нами результатов.

– Вы несколько раз употребили слово – «интересный». А что самое интересное для Вас в таких исследованиях?

– В качестве примера, представьте, вы знаете, что если взять метан, добавить цеолит, замешать все это при высокой температуре, то на выходе вы получите бензол. А это уже совсем другое вещество.

И дальше вы начинаете детально разбираться, как это происходит, как одно вещество превращается в другое. Вот этот процесс выстраивания пути превращения, понимание того, как работает природа, получение новой информации о чем-то прежде неизвестном – это для меня самое интересное. На мой взгляд, наука так и работает.

– Последний вопрос – традиционный: Ваши планы?

– Наша группа работает в нескольких направлениях. Мы продолжаем копать эту тему, и чем дольше мы ею занимаемся, тем более интересные вещи мы находим. И одновременно мы пробуем проводить аналогичные исследования со схожими группами веществ. Моя кандидатская диссертация, которую я защитил в 2011 году, была посвящена цинк- и галлий-цеолитам. После мы попробовали цеолиты, содержащие серебро, индий. Сейчас мы пробуем работать с медьсодержащими цеолитами. Сейчас в научной литературе какой-то бум, связанный с этими системами, публикуется много новой информации, и мы хотим посмотреть, как они подходят для наших целей.

Наталья Тимакова

Мечты детей делают наш мир ярким и радостным. Нередко эти фантазии воплощаются в технологиях будущего. Накануне Дня защиты детей компания «Дата Ист» провела творческий конкурс и предложила ребятам нарисовать путешествие к звездам. Они с энтузиазмом взялись за кисти и создали машину времени, удивительных инопланетных животных и людей, искусно управляющих крыльями.

В конкурсе «Вперед! К звездам!» участвовали дети в трех возрастных категориях от 2 до 14 лет. 30 замечательных рисунков украсили офис «Дата Ист». Выбирать лучшие работы было нелегко, сотрудники компании определили победителей путем онлайн-голосования.

Первое место в младшей группе заняла Катя Капустина (3 года), которая нарисовала космонавта. Работа с символичным названием «18 марта 1965 года» рассказывает о первом выходе в открытый космос космонавта Алексея Леонова. Катя уже год занимается в творческой студии, и ее часто можно увидеть с карандашами в руках. «Главный принцип студии – ребенок должен все нарисовать сам, а учитель - научить его использовать разные техники», - рассказывают родители Кати. Свои идеи она часто черпает из семейных поездок на природу, которые открывают много удивительного и прекрасного вокруг. И еще Катя любит еженедельные домашние капустники с друзьями, на которых вместе с родителями они устраивают мастер-классы по лепке, живописи и кулинарному искусству.

Победителем второй возрастной категории стала Алена Соколова (5 лет) с работой «Вперед! К звездам!». Она нарисовала путешествие на три планеты – водную, песочную и травяную. «Когда инопланетяне хотят купаться, они летят на водную планету, когда загорать – на песочную. Когда им хочется гулять по лужайкам, они отправляются на травяную планету», - рассказала Алена о своем рисунке. Ее увлечения обширны – от акробатических танцев и катания на сноуборде до изучения иностранных языков и рисования. Алена любит придумывать детские рисованные игры и игры-бродилки. А на праздники главный подарок для друзей и близких – нарисованная открытка.

Победителем в старшей возрастной категории стал Сережа Кузнецов (11 лет) с работой «Привет братьям по разуму!». Это уже вторая его победа в творческом конкурсе «Дата Ист». Сережа с детства увлечен рисованием и стремится воплотить все идеи в рисунке. Год назад решил заниматься живописью профессионально, ходит в студию. Кроме рисования, Сережа любит мастерить своими руками, создавать из картонных коробок костюмы, ракеты и космические корабли. Также в арсенале его увлечений – плавание, дайвинг и баскетбол.

Все участники конкурса получили шоколадные наборы от компании «Дата Ист», а три победителя – развивающие игры. Конкурс проводится уже несколько лет, многие его темы связаны с путешествиями, познанием окружающего мира и изучением географии.

Екатерина Вронская

Проект «Будущее углерода природных экосистем на вечной мерзлоте в Сибири: анализ процессов и уязвимости» под руководством немецкого исследователя Георга Гуггенбергера был поддержан мегагрантом Правительства РФ в 2013 году. Для реализации проекта в Институте леса КНЦ СО РАН была создана лаборатория экофизиологии биогеоценозов криолитозоны. Мы встретились с Георгом во время его очередного визита в Красноярск и поговорили о конкурентоспособности почвоведения как науки, судьбе углерода в Арктике и будущем лаборатории в Красноярске.

— Начнем с прошлого: как вообще завязалось ваше сотрудничество с Россией?

— Первый раз я был в России в 1995 году, участвовал в экспедиции Института полярных и морских исследований имени Альфреда Вегенера на Таймыр и Северную Землю. После этой поездки я влюбился в Россию. Огромное впечатление на меня произвели люди. Насколько я понимаю, у них тогда было мало денег, зарплата была не регулярной и не высокой, но отношения были фантастическими. Следующий проект начался в 1998 году, это были совместные исследования с якутским Институтом мерзлотоведения им. П.И. Мельникова СО РАН. Мы работали в Геокриологической лаборатории в Игарке. Ходили в экспедиции по Енисею, посещали Красноярск, и здесь тоже завязались рабочие контакты. Мы знали друг друга по международным конференциям, позже провели конференцию по вечной мерзлоте в Красноярске. Через пару лет после первого конкурса мегагрантов, кстати во время новогодней вечеринки, за две недели до дедлайна мы подумали: а почему нет? Это была отличная командная работа, каждый знал, что он хочет написать. Нашу заявку поддержали.

— В чем была главная идея проекта?

— Понять, что происходит с почвенным органическим веществом в вечной мерзлоте. Вы видите, что сейчас на улице относительно тепло. В целом зимы в Красноярске в последние годы теплее, чем обычно. Температура растет по всему миру. Это приводит к таянию мерзлоты. Вечная мерзлота хранит органическое вещество точно так же, как мы храним продукты в морозильной камере. Как только морозильник сломался — еда пропадает, потому что микроорганизмы начинают активно разлагать органическое вещество. То же самое происходит или может произойти в тундре. Поэтому наша цель была, и она до сих пор до конца не достигнута, — определить, сколько углерода выделится в атмосферу в случае таяния мерзлоты. У нас есть определенные успехи, но мы еще не ответили на этот вопрос.

— Для кого-нибудь с улицы все звучит достаточно просто: вот есть почва, в ней находится углерод, стало теплее — весь углерод выделился в виде газов. Ну и в чем проблема?

— Для жителя Сибири глобальное потепление, действительно, не звучит как проблема. Вы скорее будете рады, если на улице станет теплее. Но мы должны думать шире. Я также работаю на юге России, в Алтайском крае и в Казахстане. Там последствия изменений уже заметны. Климат становится суше. Возникает угроза для урожайности в сельском хозяйстве.

По всей планете есть территории, которые пострадают от глобального потепления. Речь идет не только о температурах. Изменится регулярность выпадения осадков, повысится уровень воды в океане. В глобальном контексте последствия будут большими, глобальное потепление — это проблема для человека, не для природы.

— В чем проблема предсказать поведение вечной мерзлоты и судьбу углерода при росте температуры? Неужели почва — такая сложная система?

— Дело в том, что почва очень неоднородна. Нет никакой уверенности, что два образца почв из разных мест будут вести себя схожим образом. При одной и той же температуре разные почвы будут отличаться способностью удерживать углерод. Дело в том, что органическое вещество может связываться с минералами, и тогда оно намного стабильнее. Значит, меньше углекислого газа будет выделяться в атмосферу. По большому счету еще десять лет назад мы вообще не знали, каковы запасы углерода в почвах. Большое количество групп в России, Канаде, США, Швеции работает по этой тематике. Согласованная на сегодня оценка — это порядка 2600 гигатонн углерода во всех почвах, из которых примерно половина хранится в северной мерзлоте. Эти запасы втрое превышают количество углерода в атмосфере.

С темой мерзлоты и углерода можно рассчитывать на самый высокий уровень исследований и публикаций. Это очень горячая тема. Самая цитируемая публикация с моим участием была опубликована несколько лет назад в Nature. Как раз по теме, которую я только что упомянул: как почва хранит органическое вещество. В последние годы произошла смены парадигмы. Раньше была уверенность, что способность удерживать углерод связана с химической природой органического вещества (структурой). Мы показали, что в первую очередь важно качество почвы, есть ли в ней реактивные соединения минералов, таких как алюминий или железо, которые могут связывать (сорбировать) органический углерод. Чтобы исследовать химические процессы, которые протекают в почве, мы работаем на наноуровне. Когда мы говорим о почве, для объяснения протекающих в ней процессов требуется совместить разные масштабы — от наночастиц, которые являются центрами химических реакций, до ландшафта.

Статья Persistence of soil organic matter as an ecosystem property была опубликована в журнале Nature в 2011 году. На сегодня у нее больше 2000 цитирований

— Когда мы говорим о вечной мерзлоте, каков разброс в способности запасать углерод в зависимости от минерального состава?

— От 5 до 100 килограммов углерода на квадратный метр. Наши исследования, в том числе в рамках текущего проекта, показали, что, к счастью, способность мерзлоты удерживать органическое вещество достаточно высока. Это значит, что не так много углерода поступит в атмосферу по сравнению с представлениями об этом процессе еще пятилетней давности. Есть еще много тонкостей, связанных с физическим расположением слоев вечной мерзлоты, с потенциальными источниками углерода, углекислого газа или метана.

Минералы в почве, которые могут связывать углерод, — продукты выветривания материнских пород. Это помимо глинистых минералов, в частности, оксиды железа и алюминия. Их наличие связано с почвенными физико-химическими и биологическим процессами. Железо высвобождается, потом рекристаллизуется, и получаются химически активные соединения гидроксида железа. Физически это частицы с большой пористостью, а значит, огромной удельной площадью поверхности. По сути, речь идет о наноструктурированных материалах, аналогичных тем, что получают химики в лаборатории. В Ганновере мы сотрудничаем с химиками, которые помогают нам определить такие соединения. Они производят их в лаборатории, а природа делает их сама в почве. Это наночастицы размером 1-5 нанометров.

Моя грубая оценка — около 20% углерода в случае таяния мерзлоты выделится в атмосферу. Это очень, очень много. Современная концентрация углерода в атмосфере — 400 ppm (примерно 0,04%). Если добавить упомянутые выбросы в случае таяния мерзлоты, то концентрация достигнет уровня 480 ppm. Важно учесть, что процесс таяния может занять до 50 лет. И мы не знаем, как будет вести себя почва дальше. Мерзлота тает относительно быстро, это вопрос десятилетий. Почва эволюционирует медленно. Как поведут себя реактивные минеральные элементы? С ростом температуры они могут сорбировать какое-то дополнительное количество органического вещества. Если на новой территории начнет расти лес, он будет изменять состав почвы. Все это делает судьбу углерода мало предсказуемой. Сначала точно будут наблюдаться потери углерода, но, вполне возможно, через несколько сотен лет немерзлотные почвы, сформировавшиеся из мерзлотных, будут способны вновь аккумулировать органику.

— Вот вы исследуете реакции экосистем на изменение климата. Это горячая тема, политическая. Но при этом потребуется, допустим, 200 лет для того, чтобы система перешла в новое равновесное состояние, сначала выделив, а позже поглотив углерод. Однако лица, принимающие решения, мыслят более короткими сроками. Как соединить кратковременный горизонт принятия политических решений и долговременный научный подход к исследованию экосистем?

— Думаю, что в конечном итоге нас будет учить природа. Действительно, я довольно много общаюсь с политиками и чаще всего слышу, что нам нужно решение в течение ближайших, допустим, 10 лет. На самом деле первое решение очень простое: нужно сократить выбросы парниковых газов. Время для того, чтобы это понять, давно прошло. Я думаю, сегодня многие политики это хорошо понимают. Например, даже в Китае наблюдаются большие сдвиги. Сегодня Китай — крупнейший производитель ветровой и солнечной энергии. Во многих странах наблюдаются подобные тенденции. Можно сказать, что временный откат произошел в США (но я твердо уверен, что текущая политика не продлится дольше одного президентского срока, в Штатах слишком многие хорошо понимают важность проблемы).

— Кстати, в России ведь тоже неоднозначная позиция по поводу глобального потепления. Можно сказать, что даже в российском научном сообществе много скептиков по поводу возможного влияния деятельности человека на климат.

— Думаю, вы правы. Многие коллеги здесь в России с подозрением относятся к идее изменения климата. Мне, конечно, трудно говорить за всех, тем более за политиков, но нужно понимать, что экономика России сильно зависит от добычи и продажи углеводородов.

Сложно призывать ограничивать использование этих видов топлива, когда от них зависит экономика. Впрочем, такие ученые встречаются и в других странах. Но в целом научное сообщество сегодня выработало своеобразный консенсус, в рамках которого глобальное изменение климата и вклад человека в этот процесс считаются признанными.

— Цель мегагранта — создание новой лаборатории. Как вы оцениваете успех в этой области? Вам удалось создать работающее подразделение? С нуля или усилили уже существовавшее?

— Это полностью новая группа. Большую часть денег мы потратили на закупку оборудования и на экспедиции. Основной состав новой группы — шестеро исследователей. В первые два года нас было больше. Если считать со студентами, то в проекте принимало участие 23 человека. По меркам Германии, для одной тематики — это большой коллектив. Сейчас основной вопрос, как группа будет работать дальше. Думаю, что она будет всегда зависеть от наличия грантовых денег (soft money). Мне кажется, это тот путь, по которому скоро будет устроена вся наука в России. В Германии у меня в институте есть базовое финансирование, на которое, на самом деле, я не могу реализовывать крупные проекты и в целом содержать лабораторию. Для полноценной работы нужны гранты. Здесь — похожая ситуация. В целом возможности для получения грантов в России растут. Мы планируем подготовить заявку на совместный конкурс между РФФИ и DFG, подготовили несколько заявок для привлечения молодых ученых на стажировки по программам РФФИ, хотим задействовать возможности DAAD. Сам же мегагрант, по сути, длился пять лет, первые три шло основное финансирование, потом было продление на один год, и последний, пятый, год нас финансировал институт.

Вообще, если оценивать программу мегагрантов, то у нее есть несколько недостатков. Первое: программа написана под университеты. В академическом институте ее реализовать сложно из-за высоких требований по софинансированию. Причем софинансирование должно формироваться исключительно из внебюджетных источников. Не многие академические институты способны на такое. Второе: если мы говорим про иностранного ученого, то руководителем гранта, по сути, может быть только пенсионер. Требования по пребыванию в России практически невыполнимы для действующего профессора западного университета. Наш проект подразумевал большое количество экспедиций — в этом случае провести необходимое время в стране оказалось проще. Также министерство требует, чтобы руководитель мегагранта читал здесь лекции, опять же это университетский формат работы. В академическом институте он может проводить дни, общаясь с молодыми учеными, но формально это не является преподаванием.

— В течение этих пяти лет в России происходили разные события в области научной политики — реформа академии наук, развитие университетов. Вы как-то можете оценивать эти изменения? Российская наука стала более конкурентоспособной?

— Безусловно, наука стала более активной. Я участвовал во встрече с президентом Российского научного фонда Александром Хлуновым в Санкт-Петербурге, мне понравилось, что система становится открытой. Заявки нужно подавать на английском языке, экспертиза становится международной — это усиливает конкурентоспособность. В целом есть ощущение, что денег, за которые можно конкурировать, становится больше. А это стимулирует ученых и двигает науку вперед.

Я не могу говорить за все области науки. В сферах, где Россия была всегда сильна, таких как физика, математика, микробиология, химия, наука до сих пор на лидирующих позициях. Если мы говорим про экологию, она немного отстает. Но я вижу прогресс.

Нужно отметить интересный момент. Например, я всегда говорю своим студентам, что почвоведение — это русская наука, ведь одним из ее основателей был русский ученый Василий Докучаев. По сути, он первый начал изучать почву с научной точки зрения, придумал систему классификации, исследовал влияние внешних условий на ее функционирование. Можно сказать, что мы до сих пор развиваем идеи Докучаева.

— Но традиционное почвоведение всегда завязано на классификацию, верно? Такие описательные исследования разве все еще актуальны?

— Когда я был студентом, в качестве основных задач стояли характеристика почвы, описание условий, в которых они сформировались. Сегодня на такие работы финансирование не получить. Это не рассматривается как современная наука. Но! Классификация почв — важная задача. Я учу своих студентов международной системе классификации почв FAO (Food and Agricultural Organization). Почвоведы часто сотрудничают с сельским хозяйством, а там такие классификации активно применяются. Классификация почв — это основа, которая нужна и для оптимизации землепользования, и для любого исследования. Как только вы точно классифицировали почву, вы знаете ее свойства. Зная свойства, вы можете оценить, как можно использовать почву, оценить урожайность. С этой точки зрения классификация почв — до сих пор важная задача, этому нужно учить студентов, но сегодня это уже прикладная область сельского хозяйства, а не передовая наука.

— Получается, кроме политических приложений в вашей работе много практики?

— В этом году я получил престижную европейскую премию Culture Award. Недавно мы общались с сельхозпроизводителями в Казахстане, и на мое предложение отметить премию по культуре, один из них сказал: «Я не знал, что ты еще и поёшь». На самом деле премия не имеет отношения к культуре. Это награда для ученых, которые занимаются не только фундаментальными, но и прикладными исследованиями, влияют на политические решения. Мне вручили ее за обоснование устойчивого землепользования для разных типов почвы. В течение многих лет мы работали в тропических странах. Проект был связан с обучением людей экологическим навыкам при работе на земле. Мы общались с разными целевыми группами, с лицами, принимающими решения, и пытались их убедить использовать научно обоснованные практики землепользования. Круг контактов, например, в Бразилии — от фермеров до министра окружающей среды.

Сейчас мы вовлечены в проект по управлению земельными ресурсами в степных регионах Алтайского края и Северного Казахстана. Там мы тоже работаем с фермерами, вместе с ними планируем и проводим эксперименты. Мы предлагаем им альтернативные стратегии по использованию доступных ресурсов. В этих регионах, чтобы сохранить плодородный слой, мы советуем не возделывать землю. У такого способа есть много преимуществ — практически нет эрозии, сохраняется влага. Недостаток метода — раз нет вспашки, то не повреждаются сорняки, то есть нужно использовать большое количество гербицидов. Если мы предложим способ сократить количество гербицидов, то фермерам это понравится. С точки зрения фермера, он не обязан в первую очередь заботиться об окружающей среде — у него экономические соображения на первом месте. Поэтому мы сотрудничаем и с экономистами, потому что в конечном итоге устойчивое землепользования должно быть устойчивым и экономически.

Фермеры, с которыми мы сотрудничаем, дают самые высокие урожаи. Они перешли на прямой (беспашенный) посев. И в Кулундинской степи на Алтае, и в Казахстане очень большая ветровая эрозия. В случае пахоты весь плодородный слой быстро сносит. А если сеять без пахоты, то этой проблемы нет. Для такого посева нужна специальная сеялка, но умельцы делают их и сами. Один фермер в Казахстане сделал такую сеялку из старых тракторов и доступных материалов и теперь успешно использует ее. В этом смысле мы многое узнаем от людей на местах: не только мы советуем им новые подходы, но и сами получаем новую информацию. Например, такая простая мера, как использование водозадерживающих лесополос, — мы увидели, что где-то их используют, а где-то нет. Позже поняли, что полезность такой полосы зависит от силы ветра и уровня влажности: там, где ветра слишком большие, а снега мало, полосы не имеют смысла.

Мы стараемся связать фундаментальные и прикладные исследования. В следующем году планируем использовать стабильные изотопы азота, чтобы понять, насколько эффективно используются те азотные удобрения, которые размещаются на полях. Также мы будем использовать изотоп кислорода 18О, чтобы разобраться, сколько воды из почвы в конечном итоге испаряется, а какая часть поступает в растения. Нужно сравнить разные варианты обработки почвы с точки зрения распределения влаги. Как ни странно, это до сих пор не известно.

— Назовите пять самых главных задач для современной науки о почвах.

— Связь между почвой и климатом. Мы уже говорили о том, что углерод, который хранится в почвах, может быть важным источником парниковых газов. Сегодня это тема номер один.

Эрозия почвы. Если мы теряем почву, мы теряем основу для земледелия. Несмотря на все успехи в гидропонике или других методах, чтобы прокормить восемь миллиардов человек на планете, человечеству нужна почва, по крайней мере, в перспективе ближайших ста лет. Я с удовольствием приезжаю летом в Красноярск, чтобы попробовать домашние помидоры или огурцы, выращенные в натуральном грунте. В супермаркете таких не купишь. У почвы много секретов, которые мы еще не раскрыли. В первую очередь речь идет о биохимии. Растению нужны не только основные питательные вещества — углерод, азот, фосфор. В почве содержатся самые разные биологически активные вещества, которые могут влиять на рост. Тонкости всех процессов в этой сложной системе мы еще не изучили.

Функция почвы по очистке воды. Почвы предотвращают загрязнение грунтовых вод. Это очень важная тема для многих промышленных регионов. Мы должны понимать, как происходит очистка, и, возможно, научиться управлять этим процессом. Очевидная проблема связана с тем, что если почва очищает воду, то она накапливает загрязняющие вещества. Если их слишком много, почва непригодна для других использований.

Я бы посоветовал многим посмотреть на Китай. Они очень прагматичны. Уровень загрязнения окружающей среды за последние несколько десятков лет был очень большой, но они полностью изменились в последние годы. Города становятся чище, закрываются грязные производства, идет движение в сторону высоких технологий. При этом почва в Китае считается важным стратегическим ресурсом. В Китае находятся крупнейшие центры по исследованию почвы, оборудованные лучше, чем многие институты в Германии.

Технологические применения. Многие соединения в почве имеют способность связывать и хранить вещества. Например, здесь, в Красноярске, в Институте химии и химической технологии СО РАН, ученые специально получают наночастицы для того, чтобы нейтрализовать загрязняющие вещества. Синтезированная в лаборатории частица в каком-то смысле идеальна. В почве же многие соединения имеют более высокую реакционную способность, потому что в них есть разные примеси. Так что нам нужно учиться у природы.

Лекарственные препараты и биологически активные соединения. Как и в случае наночастиц, природа может научить нас многому. С недавних пор перевозка образцов почвы очень жестко регламентируется, в первую очередь из-за ее биологических свойств. С одной стороны, из любой почвы можно извлечь и вырастить очень токсичные виды бактерий. Нужно только уметь их культивировать. С другой — крупные компании используют образцы почвы для выделения биологически активных соединений. Это предмет для патентования и последующих доходов.

Астробиология. Еще одно интересное направление, пусть актуальных тем будет шесть, а не пять. Рано или поздно перед человеком встанет задача колонизации Марса или Луны. Я участвую в проекте, который реализуется в пустыне Атакама, самом сухом месте на планете. Считается, что Атакама в чем-то является аналогом Марса. Вспомните художественный фильм, где астронавт выращивал картофель на Марсе. Это не фантастика. В Атакаме мы исследуем состав почвы, скорость выветривания, закономерности миграции питательных элементов. 20—30 лет назад люди думали, что это мертвое место. Но там есть жизнь, в почве протекают биогеохимические процессы. Рано или поздно на Марсе будет сельское хозяйство с использованием марсианской почвы.

— Нарисованная вами картина современного почвоведения несколько отличается от часто встречающегося мнения, что это если и не наука вчерашнего дня, то что-то далекое от мейнстрима.

— Исследования почвы — актуальная как никогда сфера деятельности. Выпускники нашего факультета всегда находят работу. Ситуация изменилась за последние годы. 20 лет назад все думали, что все известно, почвоведение мертво. Но это не так. Да и границы дисциплин сейчас стираются. Я уже упоминал, что, работая с почвой, мы выходим в сферу нанотехнологий.

Если говорить про публикации, то почвоведы очень успешны в конкуренции с другими науками. В нашем университете всего лишь один высокоцитируемый ученый, и он не физик или химик, а почвовед — это я. Во многом благодаря тому, что мои исследования связаны с темой изменения климата. Но надо отметить, что работы по судьбе органического вещества в почвах я начал еще в своей диссертации, когда многие продолжали старомодные эксперименты по обогащению почвы питательными веществами.

На самом деле в России еще в 60-е годы прошлого века занимались близкой тематикой. Тогда Россия все еще лидировала в этой области исследований. Сегодня, к сожалению, нет. Даже почвоведение стало дорогой наукой. Для работы на передовом крае нужны дорогие приборы, работа со стабильными изотопами. Не многие лаборатории экологической тематики могут себе такое позволить. Но здесь, в Красноярске, сейчас отличное оборудование.

— То есть вам удалось создать в Красноярске центр по исследованию почвы. Получается, сюда нужно привозить лучших ученых со всей страны?

— Не уверен насчет России, но всю Сибирь — точно. Сейчас мы ищем возможности для интеграционных проектов. Подобные проекты могут существовать только за счет привлеченных средств. Ведь, даже если ученый приедет в Красноярск, для измерения на приборе нужны деньги — цена одного анализа в зависимости от цели исследования может достигать семи евро.

По правилам мегагранта мы будем еще три года подавать отчеты, демонстрируя, что лаборатория устойчиво существует. Сейчас основной источник финансирования — хоздоговоры и гранты. Но в будущее мы смотрим с оптимизмом. Дело в том, что у нас есть не только приборы, которые сами результат не получат и статью не напишут. Главное — у нас есть идеи, что мы будем делать!

Егор Задереев

«Невероятно», «немыслимо», «отвратительно», «ужасно» – это примерно те выражения, в которых новосибирцы живописуют свои впечатления от весны 2018 года. Сибирь, конечно, край суровый, однако трудно вспомнить, чтобы под Новосибирском в конце мая березы и тополя стояли голыми. В этом году, действительно, с погодой что-то «не срослось». Причем, самое обидное, что в то время, как в Якутии стоит двадцатиградусная жара, жители Новосибирской области зябнут от холода. Полеводы вынуждены отложить посев зерновых из-за мокрой и холодной почвы. Дачники тем временем с тревогой следят за своими плодовыми деревьями и затягивают с посадкой картофеля.

Насколько необычна нынешняя весна для нашего региона, и что от нее ожидать садоводам и огородникам? За ответом мы обратились к специалистам-растениеводам, имеющим многолетний опыт работы с овощными и плодово-ягодными культурами.

Первое, о чем они заявляют в один голос: эта весна для нашего региона по всем признакам является совершенно аномальной.

«За тридцать пять лет ничего подобного не было», – замечает старший научный сотрудник ЦСБС СО РАН Ирина Боярских. По ее словам, по сумме активных температур нынешний май оказался самым «низким» за тридцатипятилетний период наблюдений.

Речь, в данном случае, не идет об экстремально низких температурах. Сильные ночные заморозки могут в наших краях сохраняться до начала июня. Проблема в том, что в течение всего мая температуры не поднимались до нормальных для этого времени года значений. По этой причине происходит задержка с распусканием почек и с цветением.

Теперь вся надежда садоводов – на нормальное лето и теплый сентябрь, считает Ирина Боярских. Причем, многое будет зависеть именно от сентября. Поскольку фенологические фазы серьезно сдвинулись (почти на месяц), то для успешной подготовки растений к зиме осень должна быть без аналогичных погодных «сюрпризов». Прохладное лето и холодный сентябрь могут оставить нас не только без урожая в этом году, но и в следующем. Правда, пока что говорить что-то однозначно рано. При нормальном лете растения способны «наверстать» упущенное и заложить урожай на будущий год. Во всяком случае, по ягодным кустарникам проблем может и не быть. Так что надежда на благоприятный исход есть.

Такое же изумление (и даже легкий шок) вызвала нынешняя весна у профессиональных садоводов.

«За 40 лет моей профессиональной деятельности я не припомню такой холодной весны. До сих пор не цвела черемуха, и это для нас – нонсенс», – говорит кандидат сельскохозяйственных наук, владелец КФХ «Сады Шубиной» Людмила Шубина.

В настоящее время, отмечает она, начинают потихоньку зацветать жимолость и смородина, однако насекомые-опылители (шмели, пчелы), которые обычно активны в это время года, еще никак себя не проявили. На территории хозяйства, кстати, есть своя пасека, однако пчелы, по словам Людмилы Шубиной, очень неохотно вылетали из своих жилищ. На завязывании плодов у раноцветущих растений (включая также сливу и вишню) это может сказаться негативно, считает она. Ее прогноз – год обещает быть не очень урожайным. Опять же остается надеяться на теплое лето, особенно на теплый июнь, который может «помочь» растениям всё наверстать. В противном случае плохой прогноз сбудется.

При этом на удивление хорошо показывает себя тепличный виноград. Напомним, что в КФХ «Сады Шубиной» виноград выращивают как в открытом грунте, так и в теплицах. В открытом грунте, отмечает Людмила Шубина, виноград «отстает» по срокам как минимум на пару недель – к 30 мая почки только-только набухли, но еще не распустились. Что касается тепличного винограда, то некоторые сорта во второй половине мая уже… зацвели (в открытом грунте в наших краях это обычно происходит в середине-конце июня). Фактически, условия для винограда в теплице сопоставимы с условиями Ростовской области, даже невзирая на нашу аномально холодную весну. Данное обстоятельство еще раз убеждает нас в том - специально подчеркивает Людмила Шубина, - что выращивание винограда в теплице – одно из самых надежных и выгодных направлений в сибирском садоводстве.

Нынешняя весна привела в замешательство и овощеводов. «На моей памяти такого еще не было», - отметила заведующая лабораторией селекции, семеноводства и технологий возделывания овощных культур и картофеля СибНИИРС Татьяна Штайнерт. По ее словам, конец мая в этом году по погодным условиям соответствует началу мая, поэтому вегетация овощных культур оттягивается примерно на месяц. Высадку рассады в открытый грунт решено отложить до 12 июня. В принципе, ничего особо страшного еще не произошло, считает ученый. Растения сейчас, по образному выражению Татьяны Штайнерт, похожи на сжатую пружину. То есть в потенциале у них все в порядке. Теперь осталось лишь дождаться теплой погоды, чтобы продолжился нормальный рост. И в принципе, при хороших условиях они проявят себя как надо, и плоды созреют в срок. То есть всё опять же зависит от того, каким будет нынешнее лето. Конечно же, такая ненормальная весна дала овощеводам массу неприятных впечатлений. «Однако мы стараемся смотреть на будущее с оптимизмом», – заметила Татьяна Штайнерт.  

Для старшего научного сотрудника ЦСБС СО РАН Юрия Фотева (также специализирующегося на селекции и интродукции овощных культур) нынешняя аномальная весна является еще одним аргументом в пользу защищенного грунта. «Нам это просто необходимо», – уверенно заявляет он.

Даже в пленочных теплицах, по его наблюдениям, температура почвы на глубине 10-15 см. на конец мая не поднималась выше восьми градусов. Для растений это совсем нехорошо. Что уж тогда говорить об открытом грунте? В любом случае в теплицах заметно снижаются риски, считает Юрий Фотев. Спрогнозировать аномальную весну, конечно же, невозможно, однако в тепличных условиях мы в состоянии хоть немного скорректировать температурный режим. Даже температуру почвы можно повысить на пару градусов, покрыв ее обычной прозрачной пленкой.

Таким образом, неожиданные погодные «сюрпризы» вынуждают нас, сибиряков, быть во всеоружии. По замечанию климатологов, такая холодная весна была примерно 50 лет назад, где-то в конце 1960-х. Если подобная аномалия будет происходить раз в полвека, то повода для отчаяния нет. Сибирь в этом плане, кстати, совсем не исключение. В практике европейских садоводов похожие неприятности также происходят время от времени (холодная весна с сильными заморозками, аномально холодные зимы, слишком дождливая осень). Поэтому мы рискуем здесь ничуть не больше.

Олег Носков

«Наука сейчас становится цифровой, и вместе с ней меняются научные журналы, меняется их роль в жизни ученых», — уверен вице-президент РАН Алексей Хохлов. По его словам, центр тяжести смещается от собственно публикации статьи к возможностям распространения этой публикации. В этой связи Академии наук как учредителю и соучредителю 162 научных журналов (РАН финансирует 140 из них, выделяя 132 млн в год) нужно менять подходы к их изданию и распространению. Придется меняться и самим журналам.

Речь идет прежде всего о модернизации редакционной и издательской работы, использовании всех новейших технологий в работе с рукописями и дальнейшем пути публикации от автора к читателю. В техническом задании по конкурсам на второе полугодие Академией наук были сформулированы требования к издательствам, претендующих на издание журналов РАН. В частности, они должны обеспечить возможность электронного документооборота: онлайн-подачу рукописей и онлайн-рецензирование, размещение дополнительных материалов на сайтах журналов.

Идет работа над тем, чтобы была задействовала опция Online First: после принятия статьи к публикации и внесения необходимых правок редакцией и автором публикация могла бы быть выложена со своим DOI в свободном доступе на сайте журнала. На встрече редакторов физико-математических и естественно-научных журналов речь шла также о том, чтобы в дальнейшем перейти на электронные подписи авторов.

С 1 января 2018 года издательство «Наука» уже не могло участвовать в конкурсе на издание журналов РАН, так как у него накопился многомиллионный долг перед налоговыми органами и другими организациями. Академии наук пришлось искать другое решение. В первом полугодии издание журналов РАН обеспечивало издательство «РИПОЛ-медиа», заключившее договор подряда с «Наукой».

В апреле прошли аукционы на издание журналов во втором полугодии 2018 года. Как сообщил академик РАН Алексей Хохлов на пресс-конференции в РИА «Новости» 16 мая 2018 года, по группе гуманитарных и междисциплинарных журналов победителем признано ООО «Интеграция: образование и наука», связанное с Государственным академическим университетом гуманитарных наук (ГАУГН). По остальным группам аукцион выиграло издательство «Академкнига» (связанная с компанией Pleiades Publishing), специализирующееся на издании научной и учебной литературы.

Переводом на английский язык и распространением переводных версий многих журналов РАН будет по-прежнему заниматься компания Pleiades, заключившая с Springer/Nature соглашение о распространении пакета переводных журналов РАН по крупнейшим научным библиотекам мира.

Сейчас идет работа над заключением новых договоров между редакциями журналов и Академией наук. Согласно им, все авторские права на изданные статьи на русском языке будут принадлежать РАН, а не издательствам или каким-то другим компаниям.

В случае переводных журналов каждый автор заключает договор с Pleiades или какой-то другой компанией только на перевод своей статьи и ее распространение на английском языке.

Научно-издательским отделом РАН была принята программа по продвижению научных журналов РАН, разработанная с помощью компаний Springer и Pleiades. Она предусматривает оцифровку всего массива статей в журналах РАН за все годы их издания, публикацию в режиме Open Access или гибридном, обеспечение сервиса SharedIt (когда автор может послать ссылку на свою статью своим коллегам для бесплатного ознакомления), включение журналов в различные базы данных научного цитирования помимо Scopus и WoS.

Как отмечает ученый секретарь Научно-издательского совета РАН Андрей Назаренко, те журналы РАН, которые выпускаются с господдержкой, с января 2018 года находятся в открытом доступе с возможностью скачивания (кроме статей за последний год) на сайте Elibrary.ru и на сайте «Науки», а текущие версии — в режиме ознакомления.

Наиболее сложный вопрос происходящих перемен: что будет с сотрудниками редакций журналов, ведь многие из них работают в штате издательства «Наука». Здесь Академия наук предлагает три возможности: 1) работу по субподряду между победителем аукциона и «Наукой»; 2) переход сотрудников «Науки» в штат издательства, победившего на аукционе; 3) перечисление денег институту, в котором работают сотрудники редакции. «Мы заинтересованы в том, чтобы сохранить всех высококвалифицированных сотрудников, и в увеличении их зарплаты», — заявил академик Хохлов на пресс-конференции.

Редакции журналов не может не лихорадить, если победители аукционов — издательства — будут меняться каждые полгода, да и самим издательствам не хочется вкладывать деньги в бизнес, который рассчитан лишь на полгода. Академия наук намерена работать с Госдумой и Советом Федерации для внесения изменений в законодательство, чтобы в области издания научных журналов можно было проводить не электронные аукционы (где речь идет только о том, кто предложит наименьшую стоимость услуг), а конкурсы (где можно задавать требования на качество продукции) и чтобы такие конкурсы проводились раз в год или еще реже.

Наталия Демина

Минувший год стал знаменательным для энергетики Европы: впервые в истории доля энергии от возобновляемых источников превысила долю энергии, вырабатываемой угольными электростанциями. Так, в прошлом году на ветряных, солнечных и биотопливных электростанциях в странах ЕС было выработано 20,9% электроэнергии. Это на 0,3% больше, чем приходится на долю угольных ТЭС. Динамика роста ВИЭ, отмечают эксперты, впечатляюща, поскольку еще пять лет назад угольная генерация превосходила долю альтернативной энергетики вдвое.

Успех ВИЭ в Европе, судя по всему, так воодушевил некоторых политиков, что в настоящее время примерно двадцать стран решили совсем отказаться от угольных электростанций к 2030 году. В их числе: Дания, Италия, Финляндия, Франция, Португалия, Нидерланды, Великобритания, Австрия, Бельгия, Канада, Новая Зеландия, а также (как ни странно) Эфиопия и Ангола. Как мы понимаем, чисто формально главным мотивом такого решения объявляется стремление снизить выбросы парниковых газов.

Впрочем, не все ведущие страны готовы примкнуть к этому «зеленому клубу». Китай, США, Германия и Россия пока не собираются сворачивать свою угольную генерацию. И, возможно, в том есть резон. В частности, в США ищут способ экологически безопасного сжигания угля. По тому же пути идет Германия. И того же стоит ожидать от Китая.

У нашей страны в этом вопросе, как всегда, – свои «особые» аргументы. Большая часть российских территорий имеет довольно продолжительный отопительный сезон, и поэтому выработка тепла является одной из жизненно важных задач. Иначе говоря, без использования традиционных источников энергии нашим городам просто не выжить в зимний период.

Что касается угля, то огромные запасы этого топлива (которых должно хватить на 500 лет) и его относительная дешевизна дают ему неоспоримые преимущества не только перед ВИЭ, но и перед природным газом.

В принципе, когда наши противники альтернативной энергетики приводят свои доводы в пользу угольной генерации, они во многом оказываются правы. Правда, при одном условии: если сжигать уголь «по-современному», с учетом как экологических требований, так и требований к эффективности работы самих энергетических установок. В современных условиях, когда американцы внедряют технологии «чистого угля» и переходят на супер-сверхкритические параметры пара, отказ от серьезной модернизации угольной энергетики невозможно оправдать никакими доводами.

Выполняются ли у нас эти требования? На сегодняшний день такая постановка вопроса является ключевой. Совсем недавно новосибирская общественность была взбудоражена сообщением о том, что компания «СИБЭКО» (после покупки контрольного пакета акций «Сибирской генерирующей компанией») занялась переоборудованием ТЭЦ-5 под сжигание бурого угля. В руководстве компании подтвердили, что переход на данный вид топлива начнется уже с этого года. Точнее, планируется повсеместный переход на бурый уголь (взамен каменного). Судя по всему, это решение окончательное и пересмотру подлежать не будет. Основной мотив для такого решения, конечно же, чисто экономический – тонна бурого угля может обойтись дешевле где-то на 15-25 процентов, чем тонна каменного угля. К тому же у СГК есть успешный опыт использования этого топлива в Красноярске и, скорее всего, давно уже выстроены хорошие отношения с поставщиками.

Общественность настораживает тот факт, что в силу более низкой теплотворности бурого угля его придется сжигать больше и, соответственно, в атмосферу будет поступать больше выбросов. По приблизительным расчетам (которые подтверждаются специалистами СГК) объемы сжигания могут увеличиться от 15 до 30 процентов. Учитывая, что экологическая обстановка в Новосибирске и без того не особо радует, дополнительные выбросы в атмосферу воспринимаются как очень неприятный «сюрприз» от нового владельца компании. Причем, в настоящее время – по словам начальника службы мониторинга окружающей среды Западно-Сибирского управления по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды Любови Синявской – 70% от валового выброса приходится на энергетические предприятия, где в первых рядах как раз значатся объекты «СИБЭКО». Отсюда резонный вопрос: тот ли это путь, по которому решило пойти руководство компании? Так ли вообще должно происходить перевооружение энергетических объектов в век высоких технологий и высоких экологических требований?

Понятно, что никаких радикальных подходов к модернизации угольных электростанций мы в ближайшее время не увидим. В то же время заместитель технического директора СГК Константин Кушнер, выступая 21 марта в пресс-центре ТАСС-Новосибирск, уверил журналистов в том, что хуже в любом случае не будет, а может, с экологической точки зрения будет даже еще лучше. Он заметил, что бурый уголь в этом отношении не представляет собой ничего опасного в сравнении с каменным углем. Он также сослался на опыт сжигания бурого угля на Красноярских ТЭЦ, где осуществляется двойной контроль за качеством топлива – один на разрезах, а другой – на самой станции.

А все панические высказывания насчет опасности бурых углей Константин Кушнер считает надуманными и намеренно разжигаемыми людьми, не имеющими реальных объективных данных для подобных заявлений. Поэтому, считает он, с переходом на этот вид топлива «никаких существенных влияний на экологию Новосибирска не произойдет».

В принципе, с точки зрения специалистов, решить проблему выбросов в нынешних условиях нашим энергетикам вполне по силам (во всяком случае, на уровне существующих требований). Здесь, действительно, проблему можно особо не раздувать.  Если со стороны государства будет осуществляться надлежащий контроль, то никаких ужасных перемен горожане из-за этого не почувствуют. И здесь Константин Кушнер нисколько не лукавит.

Настораживает другой момент, сугубо экономический. Во-первых, не совсем понятно, как соотносится относительная дешевизна бурых углей с общим увеличением объемов поставок, да еще с достаточно большим транспортным плечом? Здесь же возникают и вопросы с логистикой. Во-вторых, перенастройка оборудования и создание оптимальных условий хранения (а бурый уголь, кстати, склонен к самовозгоранию) требует немалых капитальных затрат. Так что с экономикой не так всё просто, как нам объявляют. За чей счет, например, будут окупаться капитальные затраты? Для жителей Новосибирска, не так давно «отбивших» решение о резком повышении тарифов на тепло, этот вопрос совсем не праздный. В воздухе, что называется, пахнуло вторым раундом борьбы энергетических монополистов с потребителями.

В этой связи невольно возникает подозрение, что такой резкий переход сибирской угольной генерации на бурые угли связан с особой экономической стратегией, когда более качественный каменный уголь рассматривается как экспортное сырье (например, для продажи в соседний Китай). Для «своих» же оставляется то, что подешевле и, соответственно, похуже. С точки зрения «высоких государственных интересов» тут есть некий резон – хотя бы в том, что зарубежный покупатель платит твердой валютой, а российские потребители – «деревянным» рублем.

Конечно, речь совсем не идет о том, чтобы отказаться от использования бурого угля. Как заметил заведующий лабораторией экологических проблем теплоэнергетики Института теплофизики СО РАН Александр Шторк, бурый уголь, безусловно, нужно использовать внутри страны, тем более что его запасы очень велики. Однако, подчеркнул ученый, это необходимо делать на высоком технологическом уровне, используя соответствующие научные разработки, в том числе связанные с повышением эффективности сжигания топлива, а стало быть, с повышением КПД котлов. Такие разработки у специалистов ИТ СО РАН, есть (например, технологии ультратонкого помола угля). И наши ученые готовы рассмотреть с представителями компаний вопрос применения своих разработоккак в малой, так и в большой энергетики Сибири. Судя по всему, именно сейчас общественно-политическая ситуация должна подтолкнуть наших энергетиков к такому сотрудничеству.

Олег Носков

В общественных выступлениях представителей научных организаций и научно-популярных статьях в СМИ всё чаще всплывает понятие «Новая физика», к которой, как нам обещают, мы вот-вот придем. Что же это такое? Выход за пределы Стандартной модели, бозон Хиггса, темная материя, гравитационные волны? Как она изменит «старую» физику и нашу жизнь? С этими вопросами мы обратились к заведующему теоретическим отделом Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН доктору физико-математических наук Александру Ильичу Мильштейну. 

— Что же собой представляет Новая физика?

— Люди часто путают понятия «Новая физика» и «новое явление». Первое — это то, что невозможно объяснить в рамках стандартных представлений. Однако если ты в данный конкретный момент не можешь что-то объяснить, то вовсе не обязательно, что ты нашел новую физику. В последнее время в истории науки она проявлялась всего несколько раз. Создание теории относительности и квантовой механики привело к революции в научном мировоззрении. После того, как были сформулировали физические законы этих наук, нужно было научиться описывать бесконечное количество явлений вокруг нас. Было много случаев, когда люди что-то открывали и никак не могли объяснить. Могло пройти и 20, и 50 лет, и потом обнаруживалось, что всё объясняется в рамках квантовой механики или теории относительности. Так, между открытием явления сверхпроводимости и созданием теории Бардина, Купера и Шриффера, описывающей его в рамках квантовой механики, прошло более сорока лет. 

Таких явлений, которые до конца еще не поняты, вокруг нас очень много. Например, высокотемпературная сверхпроводимость. Материалы уже умеют делать, активно используют, область применения быстро расширяется, а последовательной теории до сих пор нет. Здесь присутствуют технические трудности, но нет сомнения, что всё будет объяснено в рамках квантовой механики.

На мой взгляд, надо просто заниматься исследованиями, если повезет — найдешь что-нибудь интересное и полезное, и вовсе не обязательно это должна быть Новая физика.

Люди, которые изучают гидродинамику, теплофизику или физику конденсированных сред, не занимаются поиском выходов за пределы Стандартной модели, но открытые ими новые явления преобразуют жизнь вокруг нас. Быстродействующие компьютеры, жидкокристаллические экраны, сотовые телефоны, ракеты — всё это квантовая механика и атомная физика, никакой Новой физики здесь нет. 

— Мы выяснили, что не является Новой физикой, а что же будет ею являться?

— Например, есть теория относительности, которая говорит, что невозможно превысить скорость света. Представьте себе: вы обнаружили сигнал, который движется с большей скоростью. Это будет Новой физикой, поскольку противоречит в принципе нашим представлениям. Или мы обнаружили, что нарушилось соотношение неопределенностей, которое в квантовой механике должно выполняться: тогда это Новая физика. Любая теория имеет область применимости. Была классическая механика, потом ее заменила релятивистская классическая механика, но это не значит, что классическая механика неправильная, она просто имеет область применимости, которая ограничена скоростями: малыми по сравнению со скоростью света. Потом возникла общая теория относительности, релятивистская квантовая механика. Существует принцип соответствия, при котором одни предсказания переходят в другие, не отменяя предыдущих законов в области их применимости. 

Люди надеются найти что-то принципиально новое в астрофизике, в космологии. Там, к сожалению, невозможно сделать эксперимент, доступны лишь наблюдения. Мы наблюдаем звезды, видим взрывы сверхновых, к нам приходят гравитационные волны. Была ли регистрация гравитационных волн Новой физикой? Конечно, нет. Этот великолепный эксперимент, продемонстрировавший мощь человеческих возможностей, подтвердил предсказания общей теории относительности, полученные сто лет назад. С другой стороны, история науки показывает, что открытие может произойти в любом месте, и его нельзя предсказать. Если бы мы ставили перед собой задачу: «В следующем квартале откроем новую элементарную частицу» — это было бы уже производством, а не наукой.

— Но есть же теории, которые, как предполагают, могут привести к этой самой Новой физике? Суперсимметрия, теория объединенных взаимодействий, теории с сильной гравитацией…

— Идей, вокруг которых образовывались эти теории, не так много. Например, суперсимметрия. Можно построить суперсимметричную теорию в простейшем виде, а если предсказания не будут совпадать с экспериментом, то сделать обобщение, добавить еще частиц, увеличить массу. Но все эти обобщения никаких принципиально новых идей не содержат, потому что новые идеи сгенерировали люди, которые сделали первый шаг. Был такой знаменитый физик-теоретик Чжэньнин Янг, который создал теорию неабелевых калибровочных полей (поля Янга — Миллса), являющуюся сейчас одной из самых популярных теорий в физике элементарных частиц. Так вот, он говорил, что для него перейти от абелевой калибровочной теории, открытой Германом Вейлем в начале двадцатого века, к неабелевой не составляло психологических трудностей. Психологический барьер был у Эйнштейна, когда он сказал, что не может быть скорости больше скорости света, у Гейзенберга, который сказал, что есть соотношение неопределенностей, и мы не можем однозначно предсказать будущее. Когда ты преодолеваешь какой-то психологический барьер, то это и есть Новая физика.

К открытию Новой физики может привести постоянное желание исследователей проникнуть в структуру материи.

Сначала открыли, что атом состоит из электронов и ядра, потом – что ядро состоит из протонов и нейтронов, затем — что протоны и нейтроны состоят из кварков. Обнаружили также много других частиц, состоящих из кварков, а также их античастицы и еще нейтрино, аналоги электрона, калибровочные бозоны — всё то, что составляет сейчас основу Стандартной модели. Так возникло устойчивое ощущение, что надо копать вглубь, а для этого необходимо строить мощные ускорители элементарных частиц и ставить на них эксперименты, чем физики сейчас и занимаются.

— То есть получается, сейчас никакой Новой физики нет?

— Пока нет. Поэтому сегодня в английском языке появилось много слов, которые обозначают родственные вещи, но дают человеку оправдание, если его мысль не оказалась правильной. Есть слово «discovery» — открытие, а есть «evidence»– указание на открытие, но указание не обязательно приведет к самому открытию. А есть еще слово «hint» — намек. Мы ищем, смотрим, пытаемся объяснить, а к чему придем – будущее покажет.

— Что позволяет предполагать, что Новая физика вообще существует? Какие-то явления настолько выбиваются за рамки стандартной модели?

— Надежных указаний на это нет, но есть вещи, которые мы совсем не понимаем — барионная асимметрия Вселенной, темная материя…

— А как же бозон Хиггса?

— Открытие бозона Хиггса никакого отношения к Новой физике не имеет. Бозон был предсказан Питером Хиггсом и еще несколькими физиками. Вначале это была игра ума для преодоления трудностей в теории. Существовало несколько похожих теорий, одна оказалась правильной (теория Вайнберга — Салама), а другие нет. В настоящий момент эксперименты полностью подтверждают предсказания теории Вайнберга — Салама. Но для этого было необходимо погружаться всё глубже и глубже и в теорию, и в эксперимент. Каждый раз, когда возникало отличие теории от эксперимента, люди говорили: вот это — Новая физика. Но в результате более тщательного исследования предсказания совпадали с экспериментом. Но это не так уж и важно. Я бы сравнил поиск Новой физики с экспедицией Колумба. Он искал новый путь в Индию — открыл Америку. Если ты ставишь перед собой амбициозные задачи, проводишь сверхточные эксперименты, создаешь установки на грани возможностей сегодняшних технологий, то всегда есть шанс открыть что-то важное. В худшем случае, если не откроем Новую физику, то процитируем Мольера: «Эликсир жизни не получился, но получилась отличная мастика для полов».

Беседовала Диана Хомякова

Совместные исследования биологов и математиков за последние десятилетия стали привычными (как известно, чаще всего выдающиеся результаты сейчас получают «на стыке наук»). Одним из результатов этого союза стало возникновение новой научной дисциплины – математической биологии: раздела науки, который занимается исследованием биологических систем во всех их аспектах методом математического моделирования.

В ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН» развитием этого направления занимаются, в частности, сотрудники лаборатории молекулярно-генетических систем д.б.н. Виталий Лихошвай и д.б.н. Тамара Хлебодарова. Они изучают свойства молекулярно-генетических систем как динамических объектов: описывают их структурно-функциональную организацию, формализуют в виде систем дифференциальных уравнений и изучают динамические режимы их функционирования.

Рассматривая организмы как динамические саморазвивающимися системы, исследователи отмечают их внутреннюю неустойчивость, поскольку одним из факторов генерации хаоса в системе являются регуляторные механизмы по типу обратной связи, которые широко распространены в живых системах на всех уровнях их организации, в том числе и на молекулярно-генетическом. Еще одним важным фактором внутренней нестабильности исследователи считают запаздывания регуляторных сигналов, т.е., наличие промежутка времени от момента генерации регуляторного сигнала до момента его воздействия на мишень. Наличие этих факторов в клетке обусловлено самой природой существующей системы переноса наследственной информации, закодированной в ДНК, в структуру клетки. Это очень сложный, многоступенчатый, продолжительный по времени процесс, одним из компонентов которого являются рибосомы. Они синтезируют все белки, включая самих себя, и те, что занимаются утилизацией ранее созданных, но уже не нужных клетке белков.

Получается, что клетка является автокаталитической системой, в которой одновременно протекает два процесса – позитивный и негативный, – которые могут быть источником возникновения очень сложной, в том числе, и хаотической динамики. И эта возможность заложена в структуре самой клетки!

В этой связи возникают вопросы не только о роли хаоса в функционировании живых систем (позитивного или негативного), но и о том, как клетка, несмотря на внутреннюю неустойчивость, эволюционно решила проблему стабилизации своей структурно-функциональной организации.

Поиском ответов на эти вопросы и занимаются сотрудники лаборатории молекулярно-генетических систем. В числе их свежих результатов, статья в MOLECULAR PSYCHIATRY.

– Эта статья продолжает цикл наших исследований изучения взаимосвязей между структурно-функциональной организацией системы и ее динамическими свойствами, – рассказала Тамара Хлебодарова. – В данном случае мы исследовали процесс локальной трансляции, протекающий в синапсе.

Синапсом называют часть клетки, через которую происходит контакт между нейроном, передающим электрический сигнал, и другой клеткой — например, вторым нейроном, принимающим сигнал, или клеткой мышечной ткани, приводимой в действие этим сигналом. Использование в качестве модели синапса, а не клетки в целом, позволило ученым рассмотреть трансляцию (процесс синтеза белка из аминокислот на матрице информационной РНК, осуществляемый рибосомой) в отдельности, вне связи с процессами транскрипции и регуляции клетки в целом.

Такое упрощение модели позволяет получить более четкие результаты, уверен Виталий Лихошвай:

– Если мы попробуем описать клетку во всем ее многообразии, которое придумала природа, нам придется сделать модель, учитывающую так много параметров, что мы просто никогда не получим результат.

Чем же важна модель именно этой части клетки и процессов в ней протекающих? Эта крохотная часть клетки играет на самом деле огромную роль, на ней основана работа нашей нервной системы и мозговая деятельность, связанная, в том числе, и с процессами формирования памяти. Существует предположение, что целый ряд нейропсихических заболеваний (аутизм, эпилепсия, болезнь Паркинсона и др.) связан с нарушениями в работе синапсов пирамидальных клеток мозга. В опубликованной в MOLECULAR PSYCHIATRY статье новосибирские ученые высказали гипотезу, что причиной заболеваний, связанных с нарушением работы синапсов, может быть динамический хаос в системе локальной трансляции. Это предположение требует дополнительной проверки, но если это подтвердится, то модель, построенная новосибирскими учеными, поможет разобраться в самой природе этих нарушений. Что, в свою очередь, является необходимым условием для поиска эффективных способов его устранения.

Пресс-служба ФИЦ «ИЦиГ СО РАН»

Исследователи из МФТИ и Университета Тохоку (Япония) смогли объяснить парадоксальное явление взаимного уничтожения частиц и античастиц в графене, которое известно специалистам как оже-рекомбинация. Долгое время оно считалось запрещенным фундаментальными физическими законами сохранения импульса и энергии, но упорно наблюдалось в экспериментах. Теоретическое обоснование этого процесса представляло до недавнего времени одну из сложнейших загадок физики твердого тела. Результаты исследования опубликованы в журнале Physical Review B.

В 1928 году Поль Дирак теоретически предсказал, что у электрона существует двойник, не отличающийся ничем, кроме знака электрического заряда. Эту частицу, названную позитроном, вскоре открыли экспериментально. Спустя несколько лет ученые осознали, что носители заряда в полупроводниках — кремнии, германии, арсениде галлия и многих других — также ведут себя подобно электронам и позитронам. Так, в полупроводниках есть два типа носителей с противоположным зарядом (их называют электронами и дырками), они могут взаимно уничтожаться (рекомбинировать) с высвобождением избытка энергии. Рекомбинация электрона и дырки с излучением света составляет принцип работы полупроводникового лазера, основного прибора современной оптоэлектроники.

Излучение света является не единственным возможным исходом при столкновении электрона и дырки в полупроводниках. Часто освобождающаяся энергия может быть потеряна на раскачку соседних атомов или подхвачена пролетающим мимо электроном. Последний процесс называется оже-рекомбинацией и является главным «киллером» электрон-дырочных пар в лазерах. Он назван в честь Пьера Оже — французского физика, исследовавшего эти процессы. Разработчики лазеров стремятся усилить вероятность излучения света при столкновении электрона и дырки и ослабить все другие процессы.

Огромным воодушевлением для оптоэлектроники полупроводников было предложение использовать графен в качестве материала для полупроводниковых лазеров, высказанное выпускником МФТИ Виктором Рыжим. По изначальной теоретической идее, оже-рекомбинация в графене должна быть запрещена законами сохранения импульса и энергии. Математически эти законы сохранения выглядят схожим образом для электрон-дырочных пар в графене и для электрон-позитронных пар — в оригинальной теории Дирака. Запрет же рекомбинации электрона и позитрона с передачей энергии третьей частице был известен очень давно.

Однако в графене эксперименты упорно демонстрировали быстрое взаимное исчезновение частиц и античастиц, электронов и дырок. По всем внешним проявлениям это исчезновение шло по сценарию Оже. Более того, время исчезновения пар в эксперименте составляло менее пикосекунды — и это в сотни раз быстрее, чем в используемых сейчас оптоэлектронных материалах. Эксперимент предрекал огромные трудности в реализации лазера на основе графена.

Исследователи из МФТИ и Тохоку выяснили, что запрещенное классическими законами сохранения исчезновение электронов и дырок в графене разрешается в квантовом мире благодаря соотношению неопределенностей «время — энергия». Согласно ему, закон сохранения можно нарушить на величину, обратно пропорциональную времени свободного пробега частицы. А время свободного пробега электрона в графене является довольно коротким, так как электроны представляют собой плотную «кашу». В современной квантовой физике существует мощный метод неравновесных функций Грина, который позволяет систематически учесть неопределенность энергии частицы. Этот метод и был применен авторами работы для расчетов вероятности оже-процесса в графене. Результаты показали хорошее согласие с экспериментальными данными.

«Эта задача была вначале похожа на математическую головоломку, а не на обычную физическую проблему, — рассказывает Дмитрий Свинцов, руководитель лаборатории оптоэлектроники двумерных материалов МФТИ, — Привычные законы сохранения разрешают рекомбинацию только если все три частицы — участницы процесса движутся строго в одну сторону. Вероятность такого события — как отношение объема точки к объему куба, она стремится к нулю. К счастью, мы вовремя перешли от абстрактной математики к квантовой физике, где частица не имеет строго определенной энергии. И тогда вероятность процесса оказалась конечной и достаточной для экспериментального наблюдения».

Работа не только объясняет возможность запретного процесса оже-рекомбинации, но и указывает условия, при которых он вновь будет слабым. Этот факт делает актуальной идею лазеров на основе графена.

При быстром «сгорании» частиц и античастиц в экспериментах с графеном электроны и дырки нагреваются до сверхвысоких температур, а в лазерах можно использовать носители с малой энергией, которые, согласно расчетам, живут дольше. Первые экспериментальные свидетельства лазерной генерации были тем временем получены в университете Тохоку (Япония).

Важно, что метод расчета времени «сгорания» электронов и дырок, развитый в работе, не ограничен графеном. Он применим к целому семейству так называемых «дираковских материалов», в которых поведение носителей заряда подобно электронам и позитронам из ранней теории Дирака. По предварительным расчетам, много большего времени жизни носителей — а значит, и более эффективной лазерной генерации — можно достичь в квантовых ямах из теллурида кадмия-ртути, где законы сохранения для оже-рекомбинации получаются «более строгими».