Кормовые поля для диких животных

Мы уже писали о важном научном эксперименте по сохранению популяции косуль и других животных, обитающих на территории заказника «Кирзинский». Работа в этом направлении ведется до сих пор.

В этом году из-за затяжных весенних проливных дождей были отодвинуты сроки проведения весенней посевной кампании. В силу указанных причин территория заказника практически до конца мая была покрыта обширными разливами. На биотехнических полях также стояла вода. Однако в настоящее время ситуация начала меняться в лучшую сторону, и сотрудники заказника приступили к посевным работам. Обработка почвы производится на малой глубине в щадящем биотехническом режиме. Для этого используется метод двойной обработки агрегатами: борона дисковая навесная DANA БДН и дискатором БДМ. Подготовка почвы под кормовые культуры производится в ночное время, а посевные работы осуществляются днем.

В настоящее время продолжаются биотехнические работы на обширных полях, которые засеваются подсолнечником На данный момент полностью завершен посев гороха и пшеницы. Эти культуры обеспечат традиционную концентрацию популяции серого журавля в центре заповедной территории, а также послужит обильной кормовой базой для мигрирующих потоков куликов, уток, гусей, лебедей, пересекающих заповедную территорию и направляющихся в места зимовки.

В настоящее время продолжаются биотехнические работы на обширных полях, которые засеваются подсолнечником – любимой кормовой культурой сибирской косули в зимний период.

Трехлетние поля, ранее засеянные люцерной синегибридной, в формате биотехнических технологий готовятся к производству первого июльского укоса в фазе бутонизации. На этих кормовых территориях ранним утром можно увидеть лосей, в основном – коров, у которых благополучно завершился отел. Возле каждой самки во время утренней кормежки можно наблюдать приплод этого года, а также тогушей, которые пасутся рядом с нею и не собираются покидать мать. Скошенная люцерна, прессованная в рулоны, станет хорошей зимней подкормкой для зимующего поголовья косули.

Следует отметить тот значительный факт, что в инспекторской команде заказника практически все являются механизаторами и имеют хороший опыт работы в аграрном секторе. Весь комплекс биотехнических работ выполняется кадровым составом без привлечения наемных специалистов. В эту «горячую пору», где важен каждый день с ясной солнечной погодой, реализуется важный этап биотехнии, когда формируется кормовая платформа на территории заказника «Кирзинский» по организации зимнего питания крупных группировок диких парнокопытных в период многоснежья.  

По материалам пресс-службы заповедника «Саяно-Шушенский»

Фотографии: В.Ермолик, Д.Гришков, Д.Плешкова

Датировка с помощью ускорителя

Ученые Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН) и Новосибирского государственного университета (НГУ) определили возраст археологических находок, обнаруженных в ходе работы Закубанской экспедиции Государственного Эрмитажа в скальном навесе на ручье Мешоко (начальник – С.М. Осташинский). Специалисты провели радиоуглеродный анализ образцов, среди которых были плоды дикой груши и зубы свиньи, на единственном в России ускорительном масс-спектрометре (УМС) в Новосибирске. Результаты датирования подтвердили предположение археологов о принадлежности третьего слоя стоянки в навесе Мешоко к Майкопской культуре (эпоха ранней бронзы, середина 4 тыс. до н.э.).

Культурный слой в навесе Мешоко (Северо-Западный Кавказ, Республика Адыгея) был обнаружен в 1963г. С 2011 года стационарные раскопки на этом памятнике ведут археологи Государственного Эрмитажа при участии археологической практики Санкт-Петербургского государственного университета (руководитель – Е.А. Черленок). «На данный момент мы исследовали пять культурных слоев навеса, – рассказывает руководитель экспедиции, научный сотрудник Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Государственного Эрмитажа Сергей Осташинский. – Для проведения УМС-анализа мы отправили в Центр коллективного пользования СО РАН «Геохронология кайнозоя» находки из третьего сверху слоя – плоды дикой груши и зубы свиньи. Важно, что оба образца показали довольно близкие, непротиворечивые значения. Календарный возраст плода груши-дички попадает в диапазон от 3632 до 3364 лет до н.э. Полученные результаты датирования подтвердили принадлежность слоя к майкопской культуре, которую мы предполагали на основе анализа керамики, и что самое важное - подтвердили большую древность органических остатков, обнаруженных в этом слое. Хорошо, что удалось напрямую продатировать грушу – в третьем слое мы нашли несколько десятков этих плодов. Это важно, как для характеристики образа жизни людей, оставивших в навесе керамику майкопской культуры, так и для понимания особенностей древнего климата и растительности».

По словам Сергея Осташинского, продатировать такие находки можно только при помощи УМС. Определить возраст груши традиционным методом радиоуглеродного анализа (по содержанию радиоактивного изотопа углерода С14) было бы невозможно, но ускорительная масс-спектрометрия позволяет проводить датирование по очень малому количеству образца.

Плоды дикой груши, найденные в навесе Мешоко. Фото предоставлено Сергеем Осташинским Пробы для УМС. Наивысшая степень очистки

Непосредственному анализу на масс-спектрометре предшествует кропотливая работа по подготовке проб, которая включает в себя несколько этапов и длится в среднем от нескольких дней до месяца. «На первом этапе мы максимально очищаем образцы от различных примесей и загрязнений при помощи химической обработки, – рассказывает старший научный сотрудник лаборатории радиоуглеродных методов анализа (ЛРМА) НГУ и Института катализа СО РАН, кандидат химических наук Екатерина Пархомчук. – В случае с древесиной мы убираем смолы, жидкости и другие компоненты, которые обновляются в течение всей жизни дерева – нам нужно выделить целлюлозу, которая синтезируется в дереве в момент формирования годичного кольца. При подготовке проб из костей и зубов наша задача – получить коллаген, который соответствует возрасту образования кости». В дальнейшем коллаген и целлюлозу сжигают, очищают выделившийся углекислый газ и проводят реакцию зауглероживания образца. В результате из СО2 получается твердый графитоподобный углерод, который становится материалом для УМС-анализа.

Зубы свиньи/кабана, найденные в навесе Мешоко. Фото предоставлено Сергеем Осташинским УМС-анализ. Поштучный подсчет изотопов

Подготовленные химиками пробы загружаются в специальный барабан, который помещают в ускоритель. «Барабан равномерно прокручивается в ускорителе в течение восьми часов, а в это время цезий выбивает из образцов ионы, – объясняет заведующий лаборатории ИЯФ СО РАН, заведующий ЛРМА, академик РАН Василий Пархомчук. – Затем из основной массы ионов отклоняется пучок «правильных» изотопов С14, ускоряется и попадает в систему детекторов, которая используется для того, чтобы окончательно очистить пучок от мусора. Мусором называют ионы, которые рассеялись на атомах остаточного газа. На выходе мы получаем уже практически идеальный С14, который направляется в специальный спектрометр для финального, поштучного, подсчета изотопов. При анализе самых древних образцов изотопы можно подсчитать в буквальном смысле вручную: чем старше образец, тем меньше в нем радиоуглерода». По словам Василия Пархомчука, чистота проб имеет принципиальное значение: любое загрязнение может отрицательно повлиять на точность датировки. При этом, несмотря на всю сложность подготовительного этапа, исходного вещества (кусочка кости, древесины или, например, угля) нужно совсем немного. Для того чтобы сделать несколько проб – кроме основной обязательно делаются контрольные, для проверки результатов – хватит одного грамма образца.

ВИЭ на «любителя»

В конце декабря прошлого года Минэнерго направило в правительство РФ письмо, в котором было предложено пустить возобновляемую энергетику (ВИЭ) в «свободное плавание». Согласно тексту письма (по сообщению газеты «Ведомости»), с 2024 года ВИЭ должна развиваться по «рыночным принципам и на основе стимулирования спроса на электроэнергию». В настоящее время подобные проекты поддерживаются государством за счет так называемых «договоров о предоставлении мощности» (рассчитанных как раз до 2024 года). Напомню, что еще в мае 2013 года российское правительство утвердило механизм, призванный стимулировать использование ВИЭ на оптовом рынке электроэнергии. Согласно правительственным планам, объекты «зеленой» генерации должны были стать интегрированным элементом энергетического рынка. Краеугольным камнем созданной системы как раз является договор о предоставлении мощности, позволяющий инвесторам получать выгоду от вложений в проекты ВИЭ благодаря регулированию цены на установленную мощность.

Отметим, что наше правительство и здесь пошло своим «особым» путем, поскольку ничего подобного нет в других странах. Российская схема поддержки исходит не из выработанной «по факту» энергии (как это происходит за рубежом), а из установленной мощности, то есть готовности электростанции к производству электроэнергии.

Договор заключается между инвестором и потребителем оптового рынка через специальный Центр финансовых расчетов, выступающий в роли посредника. Принципиальным моментом, на мой взгляд, были правила отбора проектов ВИЭ, оговоренные в правительственном постановлении. Каждый проект должен  проходить сложную процедуру отбора на основе утвержденных критериев, а затем – после его воплощения в жизнь – инвестор может рассчитывать на получение свой доли из общего «котла» участников оптового рынка электроэнергии.

Указанная схема вызвала немало нареканий как со стороны экспертов, так и со стороны некоторых законодателей. Считается, что подобные методы стимулирования ВИЭ осуществляются за счет остальных участников рынка, которые берут на себя дополнительные издержки. Теперь Минэнерго предлагает использовать для поддержки ВИЭ госгарантиии по коммерческим кредитам и средства государственных фондов для софинансирования долгосрочных проектов на возвратной основе. Данное предложение также критикуется, поскольку привлечение государственных средств воспринимается как скрытая субсидия.

Как видим, развитие ВИЭ в нашей стране уперлось в вопрос о формах государственной поддержки. Причем, сама поддержка как таковая почему-то воспринимается как явление нежелательное с точки зрения полноценных рыночных отношений. Есть, конечно, европейский опыт, однако и он постоянно критикуется со стороны российских защитников традиционной энергетики как «ошибочный» или не подходящий для нашей страны в силу особых климатических условий. Стоит ли на этот раз ожидать каких-то перемен в ситуации с ВИЭ, если правительство изменит подходы к поддержке альтернативной энергетики?

Пока очевидно одно: «как в Европе», у нас в любом случае не будет. Во-первых, государство не намерено серьезно вкладываться в альтернативную энергетику, не считая это направление приоритетным (в принципе, государственные приоритеты в области энергетики сейчас вообще не поддаются осмыслению). Во-вторых, любая поддержка, предложенная правительством, по-прежнему осуществляется у нас в формате взаимодействия государства с производителем или инвестором. Такой «элемент» рынка, как конечный потребитель, всегда остается где-то за кадром. Поэтому совсем не удивительно, что наши государевы мужи не считают важным стимулировать спрос на ВИЭ со стороны потребителей энергии. Для этого, по большому счету, даже нет адекватных технических условий. Строить большие солнечные станции (к примеру) особого экономического смысла нет (и здесь критики абсолютно правы). Развивать же меленькие объекты для розничного рынка сложно из-за того, что в стране недостаточно развита распределенная генерация. Установка ветряков и солнечных панелей «частным способом», без финансовой поддержки, зачастую влетает в копейку. И прибегают к этому только там, где просто нет иных возможностей получить электричество. Для массового же применения солнечных панелей и ветряков никаких стимулов нет вообще. И, судя по всему, не предвидится.

Я напомню еще раз пример соседней Монголии, где в рамках государственной программы осуществляется стимулирование спроса на солнечные панели со стороны простых граждан. Когда, например, простой чабан получает от государства материальную компенсацию за купленную панель. Схожим путем шли в США и в Германии, стимулируя владельцев домов устанавливать на крышах солнечные модули.

Кстати, такая политика дала свои результаты, поскольку создавала среди производителей конкуренцию, благодаря чему происходило совершенствование технологий производства оборудования для «зеленой» энергетики. Развитие технологий, в свою очередь, требовало активного привлечения науки и научных разработок. И прогресс в этой сфере, как мы знаем, значителен.

У нас, к сожалению, из-за полного отсутствия стимулирования спроса со стороны государства все научные разработки на этот счет оказались попросту невостребованными. Наглядный пример – судьба технологии производства тонкопленочных солнечных модулей методом холодной плазмы, которая была разработана в Институте теплофизики СО РАН. С середины «нулевых» разработка поддерживалась одним из новосибирских предприятий, входящим в структуру «Росатома». Затем данное направление закрыли, сочтя его «непрофильным». После этого последовало обращение в «Роснано», оставшееся без ответа. Разработчикам ничего не оставалось, как  искать поддержки в другом государстве – в Казахстане.

И лишь совсем недавно в «Росатоме» пересмотрели свои приоритеты. Как известно, эта госкомпания неожиданно «увлеклась» альтернативной энергетикой. Увлеклась настолько серьезно, что уже готова вложить более 80 миллиардов рублей в ветровую генерацию. Будет ли от этого толк, не известно. Если «Росатом» станет действовать по «методу Чубайса», то нас в очередной раз ждет бессмысленная растрата средств. Впрочем, объективные обстоятельства, судя по всему, вынуждают эту госкомпанию диверсифицировать производство. И похоже на то, что за альтернативной энергетикой там видят хорошее будущее. Во всяком случае, представители «Росатома» опять заинтересовались упомянутой технологией производства солнечных модулей. По словам разработчика – заведующего лабораторией молекулярной кинетики ИТ СО РАН Равеля Шарафутдинова – у него намечаются переговоры с представителями «Росатома» по возобновлению работ, связанных с данной технологией. Это можно рассматривать как хороший знак. То есть подход «купи за границей по дешевке и поставь здесь» уже наглядно и неоднократно показал свою бессмысленность и бесперспективность. Как заметил Равель Шарафутдинов:

«Никто нам из-за границы не продаст курицу, несущую золотые яйца». Иначе говоря, любая покупная зарубежная линия окажется морально устаревшей. А значит, вы будете производить на ней опять же устаревший продукт, который в условиях открытого рынка станет неконкурентным в сравнении с новейшими образцами (именно по этой причине почили «инновационные» проекты Роснано).

В этой связи само понятие «поддержка ВИЭ» приобретает принципиально важное дополнительное значение: идет ли речь только лишь о создании новых энергетических мощностей или же мы развиваем соответствующую производственную базу, подкрепленную наукой? Надо ли говорить, что если наша страна претендует на создание современного производства, то развитие альтернативной энергетики необходимо тесно увязывать с поддержкой соответствующих направлений научно-технической деятельности? Но есть у нас сейчас такие инструменты?

В настоящее время все средства, выделяемые в виде грантов на указанные направления, распылены сразу через три разных министерства. Суммы сами по себе чисто символические, а в «распыленном» виде они вообще не дают никакого результата. Печально, что в стране даже нет чего-то похожего на американские Национальные лаборатории, где как раз и создаются передовые технологии, которые при непосредственной поддержке правительства (причем – солидной поддержке) прямиком направляются в производство.

Могут ли госкомпании (тот же "Росатом") взять на себя такую роль – сказать сложно. Здесь опять просматривается наш «особый» путь. Во всяком случае, госкомпания решает в таких случаях какую-то свою задачу, и в любой момент может запросто пересмотреть планы. Никакой государственной стратегии здесь не просматривается. Но у наших разработчиков нет выбора. Приходится, что называется, «идти на поклон» к чиновникам и в чем-то их убеждать. И совсем не факт, что вашей разработкой заинтересуются там всерьез и надолго.

Олег Носков

Имплант с индивидуальной геометрией

Студент Новосибирского государственного технического университета (НГТУ) Александр Гриф придумал первую в России технологию, создающую индивидуальные импланты для людей с черепно-мозговыми травмами. В будущем разработка позволит печатать индивидуальный имплант на 3D-принтере, что сократит издержки при операциях за счет экономии титана, используемого при операциях, сообщила в четверг сообщила пресс-служба вуза.

"Компьютерная программа позволяет отказаться от стандартных пластин, с ее помощью можно создавать персональные импланты с индивидуальной геометрией и прочностью, а это значительно уменьшает стоимость вмешательства: на имплант уходит меньше дорогого титана. После внедрения технологии его можно будет просто распечатать на 3D-принтере по металлу", - сказали в вузе.

Разработка студента НГТУ особенно актуальна в связи с тем, что один грамм титана стоит около 1,5 тыс. рублей, а при подгонке детали под конкретного пациента теряется до 10 граммов этого металла. При печати на 3D-принтере используется столько металла, сколько требуется, благодаря чему вес импланта снижается примерно на 10% и экономится до 7 тыс. рублей.

По словам Грифв, проект уже опробован на базе Новосибирского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии (НИИТО).

"К концу 2016 года была создана и протестирована программа "CranioCAD". По итогам тестирования сотрудники НИИТО высказали пожелания по дополнению функционала, которые я учел при доработке. В мае нынешнего года врачи мне дали уже реальных пациентов, чтобы сделать систему более автоматизированной", - уточнил Гриф.

Во время первых испытаний было доказано, что хирург может создавать проект, просто загрузив в программу данные компьютерной томографии, после чего она сама строит модель индивидуального импланта за 15 минут. В дальнейших планах разработчика - научиться делать модель, опираясь на не пострадавшую сторону черепа. Представить итоговую версию студент НГТУ планирует через год.

 

«Науку надо развивать, а не разрушать бюрократическими экспериментами»

Накануне 125-летия города нескольким новосибирцам было присвоено звание «Почетный гражданин». В числе награжденных – академик РАН Александр Асеев, возглавлявший Сибирское отделение РАН в 2008-2017 годах. Мы поздравили Александра Леонидовича с заслуженной наградой и, пользуясь случаем, задали ему несколько вопросов о положении дел в сибирской (и российской – вообще) науке.

– Александр Леонидович, как Вы восприняли ликвидацию ФАНО и разделение Министерства образования и науки на два ведомства?

– В первые дни после обнародования этого решения меня много поздравляли с этим событием. Многим, и мне в том числе, казалось, что сейчас во главе нового ведомства встанет уважаемый ученый, и ситуация начнет меняться к лучшему. Но чуда не произошло – министерство науки и высшего образования возглавил экс-руководитель ФАНО Михаил Котюков. Тем самым, во-первых, была еще сильнее укреплена бюрократическая «вертикаль» управления наукой. И отсюда вытекает второе последствие: научные институты еще сильнее будут оторваны от Академии. Хорошего я в этом ничего не вижу.

– А почему кандидатура на пост министра имеет столь большое значение?

– Потому, что ее выбор показал и выбор вектора управления наукой на ближайшее время. Академическое сообщество ждало, что это будет кто-то из научной среды. Ученый, обладающий должным авторитетом и в стране, и за ее пределами. Человек, хорошо понимающий, как устроена наука, что нужно для ее развития.

Котюков – человек несколько иных компетенций, он финансист. Я не оспариваю его профессиональные качества, но наукой, как и любой технически сложной производственной структурой, нигде в мире не управляют бухгалтера, пусть даже очень продвинутые.

И его назначение показывает, что стратегически государство не намерено менять тот курс, который был взят в 2013 году и назван «реформой РАН». Не взирая на то, что он уже показал свою неэффективность на примере ФАНО.

– Когда реформа только начиналась, звучало много версий о том, что ее вызвало. Сейчас, когда прошло достаточно времени, какими Вы видите причины этой кампании и цели, которые преследуют ее организаторы?

– После того, как наш крупный бизнес стал таковым, разбогатев на приватизации государственной собственности и многолетней торговле полезными ископаемыми, ему стало тесно в этих рамках. С одной стороны, запасы разведанных ресурсов уменьшаются, а в мире все больше внимания уделяют возобновляемым источникам энергии. С другой, опыт таких компаний, как Microsoft и Apple показывает, что на высоких технологиях можно зарабатывать гораздо больше, чем на продаже нефти и газа. Но, чтобы зайти на эти рынки, надо иметь свою хорошую научную базу. Вот тогда бизнес и его покровители во власти поняли, что наука, в принципе, вещь в хозяйстве полезная. Пока такого интереса не было, до 2013 года, наука прозябала, конечно, но ее никто и не трогал. Теперь же ситуация изменилась. Но за предыдущие годы в этой среде сформировался своеобразный подход к полезным ресурсам: бизнес стремится извлечь прибыль сразу, желательно ничего при этом не вкладывая. Отсюда вытекают и корни реформы, и стиль, в котором она проводилась. Целью было не поднимать отечественную науку, а взять под контроль те финансовые потоки, которые государство намерено направить на развитие новых технологий. Науке в такой схеме отводится исключительно служебная роль. Поэтому целью реформы и было ее в такое положение поставить. 2013 год Сибирское отделение встретило ростом всех финансовых показателей: бюджетных и внебюджетных доходов, капитальных вложений в оборудование и строительство, заработной платы. Но нас это не спасло, наоборот, те люди, которые во власти курировали науку, решили, что усиление Академии, ее отделений, противоречит планам, о которых я сказал выше. И тогда началась реформа, было создано ФАНО, в подчинение которому передали научные институты. Ну а теперь произошло дальнейшее укрепление этой вертикали в формате министерства. К сожалению, те, кто проводит этот курс, сами по себе люди от науки далекие. И они не берут в расчет очень важное правило: для развития науки нужна свобода творчества.

– В каком состоянии находятся институты Сибирского отделения сегодня?

Программа реиндустриализации Новосибирской области (к которой теперь проявляет немалый интерес как к пилотному проекту и руководство страны) создавалась в тесном сотрудничестве с учеными СО РАН – Совсем недавно мы праздновали юбилей СО РАН, который стал своего рода смотром достижений его институтов. И могу сказать, что наука в Сибири остается на достаточно высоком уровне, сказывается тот задел, который был накоплен на момент начала реформы. Вот лишь некоторые цифры и факты. Под научно-методическим руководством СО РАН в настоящее время продолжают работать десятки академических институтов, которые расположены в девяти научных центрах крупнейших городов Сибири, а также – в отдельных городах, к примеру, в Кызыле, Бийске и Чите. Отделение является соучредителем 33 научных и научно-популярных журналов, а наш сайт находится на первом месте среди сайтов российских научных организаций. Мы имеем богатый опыт успешной реализации междисциплинарных интеграционных проектов, что позволило нам перейти к программам сотрудничества с крупнейшими корпорациями России, такими, как Газпром, Роснефть, Ростех, Росэл, Роснано, РЖД, ОАК и т.п. Напомню, что программа реиндустриализации Новосибирской области (к которой теперь проявляет немалый интерес как к пилотному проекту и руководство страны) создавалась в тесном сотрудничестве с учеными СО РАН, а я был ее со-председателем. А ведь есть и другие региональные программы, вклад СО РАН в создание которых можно назвать основополагающим. Я имею в виду программу ИНО Томск, программу развития работ по углю и углехимии в Кузбассе и другие. В Сибирском отделении реализуется крупнейший в настоящее время мегапроект Академии наук – создание национального гелиофизического центра в Иркутске. Наши институты задействованы во многих крупных международных проектах. В числе лидеров здесь, конечно, Институт ядерной физики им. Будкера, чьи сотрудники участвуют в таких международных коллаборациях, как Большой адронный коллайдер, ITER, XFEL, FAIR и др. А сам институт является крупнейшим в системе РАН. На самом деле, достижения ученых Сибирского отделения можно перечислять еще долго, даже если мы ограничимся периодом с 2013 года. Но надо понимать, что помимо этих позитивных моментов, есть много опасных процессов, запущенных механизмом реформы. И, прежде всего, сегодня это курс на повсеместное объединение институтов в федеральные исследовательские центры, ФИЦы.

– А чем так плоха идея с ФИЦ?

– Когда ее только начали продвигать, то старались подавать это как благо. Сильные институты объединяют с более слабыми, что, дескать, позволит им работать эффективнее. И финансирование науки государство намеревается вести, в первую очередь, через систему ФИЦ. Это было своего рода «пряником» для институтов. Когда стали внедрять такую практику, это стимулировало руководителей не сопротивляться процессу. Что происходит дальше. Первые центры образовывали из относительно однопрофильных институтов. Взять, к примеру, ФИЦ «Институт цитологии и генетики» – в него, помимо Института цитологии и генетики, вошли НИИ сельскохозяйственной и медицинской направленности. Мотивировалось это тем, что подходы к генетическим исследованиям у них общие, есть много совместных программ. Но даже в этом случае, при объединении, да и после него, пришлось решать много сложных вопросов. И сама организация работы ФИЦ оказалась ничуть не проще, чем отдельных институтов. Где было несколько бухгалтерий, ведущих отчетность, теперь осталась одна. Та же ситуация и с другими службами. То есть излишняя централизация – далеко не всегда благо для работы. Но у нас же идут дальше, и теперь создают ФИЦ уже не по профильному, а по «географическому» принципу. Первая «ласточка» – образование ФИЦ на базе Красноярского научного центра.

– Чем это плохо на практике?

– Тем, что в одну структуру объединяют совершенно разные научные институты. Каждый из них вынужден заботиться о собственном развитии, но, естественно, кто-то всегда окажется проигравшим.

Вот только подход «победит сильнейший» здесь не работает, потому что ведет к уничтожению уникальных научных учреждений, что неизбежно «аукнется» потом и на всей стране. И мы хорошо видим это на примере Красноярска.

Началась весна и у нас опять горят леса. Ежегодно эта беда уносит тысячи гектар таежного леса (который сам по себе ценнейший ресурс), человеческие жизни. Многие миллионы тратятся на устранение последствий лесных пожаров. Конечно, главная причина кроется в фактической ликвидации лесного хозяйства. И пожары – это отличное прикрытие для бесконтрольной вырубки, в том числе. Но если государство займется наведением порядка в лесах Сибири, то без научного подхода эту задачу не решить. И много лет такого рода работу вел уникальный Институт леса в Красноярском научном центре. А теперь он стал подразделением ФИЦ, и его судьбу будут решать люди, от этих проблем далекие. Смогут ли они правильно ей распорядиться, определить нужные приоритеты в тематике исследований, их финансировании? Я лично не уверен. Но точно знаю, что другого такого института в России нет. И если исследования по организации и развитию лесного хозяйства в Красноярске начнут проваливаться, замену им не найти. А это не единственный уникальный институт в Красноярске. В этом же ФИЦ оказался Институт вычислительного моделирования, который делает уникальное оборудование для нашей космонавтики. Институт химии и химической технологии, который занимается вопросами переработки минеральных ресурсов и т.д. То есть, один центр, возглавляемый одним директором, должен одновременно решать задачи космонавтики, горнодобывающей отрасли, сохранения тайги, проблемы медицины Севера и прочее. Вместо развития каждого из направлений их свалили в кучу, и теперь остается только наблюдать, кто выживет и будет развиваться, а кто будет деградировать и исчезнет. А заменить-то потом их будет некем.

Институт лимнологии в Иркутске – единственное научное учреждение в мире, которое ведет комплексное изучение Байкала – В других научных центрах такая же ситуация?

– В части из них процесс образования ФИЦ пока затормозился, часто благодаря поддержке со стороны местных губернаторов. Но совсем от этой идеи не отказались. И значит, под угрозой остаются многие другие институты СО РАН. А я повторю, речь идет, в том числе, об институтах, у которых вообще нет аналогов. Например, Институт лимнологии в Иркутске. Это единственное научное учреждение в мире, которое ведет комплексное изучение Байкала. Байкал – уникальное природное богатство нашей страны, такое же важное для планеты, как льды Антарктиды или сельва Амазонки. Сегодня на Байкале развиваются негативные для его экосистемы процессы, вызванные деятельностью человека. И остановить их без науки никак не получится. Получается, вопрос сохранения уникального озера тесно связан с вопросом сохранения уникального института, который его изучает. В Якутии работает Институт мерзлотоведения. У нас значительная часть территории страны находится в зоне вечной мерзлоты. И развитие экономики неизбежно будет подталкивать к грамотному и эффективному освоению этой территории. А откуда возьмется научная база для этого, если этот институт свернет работу, утратив самостоятельность. Других институтов этой тематики в мире нет. И таких примеров я могу привести еще много. За десятилетия своего существования Сибирское отделение выросло в мощнейший комплекс научных организаций, многие из которых реализуют уникальные и очень важные исследовательские проекты. В совокупности мы обладаем крупнейшей базой данных и компетенций по Сибири и Арктическому побережью России. Это сам по себе ресурс, который надо беречь и развивать. А не разрушать организационно-бюрократическими экспериментами.

– Но в то же время, многие ученые согласны с тем, что нашу научную систему пора было реформировать, повышать ее эффективность.

– Кто же с этим спорит. Вопрос в том, каким образом это делать. Есть разные способы, с разной степенью эффективности. Например, при Сталине многих ученых сначала арестовали, а затем поместили в печально известные «шарашки». И там они тоже решали научные задачи. Но практика в очередной раз доказала, что подневольный труд не может быть самым эффективным. У позднесоветской системы организации науки были свои недостатки, но система мотивации в ней была более прогрессивной. И наука в ответ дала соответствующий результат. Но эту систему надо было развивать дальше, работать над ее слабыми сторонами.

Схожая проблема стояла, кстати, и в Китае, где организация науки велась по советским образцам. И там нашли решение. Перед институтами поставили вполне прикладную задачу: создать продукт, востребованный на мировом рынке. И те, кто с этим справился, получают в дальнейшем государственную поддержку для проведения научно-исследовательской работы.

Потому что они на практике доказали, что приносят стране пользу. У нас же вместо создания эффективной системы постановки задач и мотивации, начали строить громоздкую бюрократическую структуру, которая плохо понимает, как и какие задачи надо решать современной науке. Ничем хорошим это не кончится. В развитии российской науки необходимо переходить от репрессивно-карательных мер (ликвидировать, сократить, объединить) к системе мер стимулирующего характера!

– Если говорить о прогнозах, то сейчас много надежд связывают с программой «Академгородок 2.0», которая подразумевает серьезную модернизацию Новосибирского научного центра. Вы разделяете этот оптимизм?

– Обсуждение развития Академгородка действительно идет очень активно. Но при этом не слышно внятных ответов, а в чем суть этого развития. Не видно системного и обоснованного подхода, в этом, на мой взгляд, главная проблема. В результате, каждый институт начинает формировать свою программу, и они плохо согласуются друг с другом. Насколько я знаю, по Суперкомпьютерному центру сформировано целых четыре заявки. Но центр предусматривался-то один. А если начнется «борьба заявок», может, в результате, не оказаться ни одного. И еще один момент. Во всем мире главная задача суперкомпьютерных центров – повышение конкурентоспособности промышленности. И мне интересно, конкурентоспособность какой промышленности собираются повышать этим проектом? Ответ на этот вопрос я не слышал ни от кого. Схожая ситуация и по многим другим проектам. Я понимаю, что ИЯФ – мощнейший институт даже по самым высоким мировым меркам, и он сможет построить и правильно распорядиться и синхротроном, и супер чарм-тау фабрикой. Но это исключительно фундаментальные научные исследования. А на данном этапе нашей науке надо сосредотачиваться не только на таких проблемах, нужны решения, которые будут направлены на улучшение качества жизни нынешнего поколения, на экономическое развитие региона и страны, обеспечение более комфортной жизни наших граждан. Стране нужна новая энергетика, решение задач оборонной, продовольственной, фармацевтической и экологической безопасности, новые информационные, биологические и медицинские технологии. Есть масса жизненно важных проблемных вопросов в области робототехники, беспилотных аппаратов и искусственного интеллекта, развития отечественных операционных систем. Если наука станет решать эти задачи, то и население, и власть будут относиться к ней с большим вниманием. Поэтому объяснить обществу, власти и налогоплательщикам, как фундаментальная наука улучшит жизнь жителей Сибири, будет сложно, но крайне необходимо. Между тем сейчас уже в городе начинают подсчитывать, что затраты на развитие науки и инфраструктуры Академгородка превышают сумму, необходимую для ремонта дорожного покрытия на всех улицах Новосибирска, строительство новых веток метрополитена или мостов через Обь. И что мы имеем в итоге? В совокупности заявки институтов выливаются в астрономическую сумму, которую мы вряд ли получим в полном объеме. Стало быть, надо бороться и работать над тем, чтобы в итоговый список вошли самые важные объекты, чтобы извлечь из этой программы максимум пользы. А для этого нужны системность и очевидная эффективность наших предложений, чтобы они были согласованными и внятно объясняли, что изменится в результате их реализации в социально-экономическом развитии города, области, региона и страны в целом, а не в отдельно взятом институте или по отдельному научному направлению.

Георгий Батухтин

Как измерить миелин

Ученые из Международного томографического центра СО РАН, Томского государственного университета и Университета Вашингтона (США) разработали способ, позволяющий внутриутробно определять степень миелинизации головного мозга плода на самых начальных этапах. Он позволяет своевременно выявить отклонения или задержки созревания, которые лежат в основе различных врожденных заболеваний и нейрофизиологических отклонений. Результаты исследования опубликованы в American Journal of Neuroradiology.

Миелин — это многослойные клеточные мебраны, окружающие нервные отростки (аксоны). Миелин обеспечивает проводимость нервных импульсов, защищает нервные волокна от всевозможных повреждений и является одной из основных составляющих вещества мозга. Процесс формирования миелина для некоторых его зон начинается примерно с 18-20 недели развития плода и продолжается приблизительно до 10 лет.

Любые внешние или внутренние факторы, которые воздействуют на головной мозг, могут разрушать миелиновую оболочку или тормозить ее развитие. Существует группа демиелинизирующих заболеваний, которые обычно поражают людей молодого возраста, быстро вызывают инвалидность и плохо поддаются лечению.

Неправильное формирование миелина может вызывать различные функциональные отклонения, в то время как на МРТ или нейросонографии никаких структурных изменений развития не прослеживается.

«Есть гипотезы, что аномалии миелинизации во внутриутробном периоде лежат в основе формирования некоторых психических заболеваний, например аутизма и шизофрении», — говорит руководитель исследования, профессор Университета Вашингтона и ТГУ Василий Леонидович Ярных.

Задержки развития головного мозга плода бывают и при многоплодной беременности, случаи которой участились с развитием экстракорпорального оплодотворения. Плоды в утробе часто развиваются десинхронно: один — соответственно сроку, а второму не хватает кровотока, возникает «синдром обкрадывания», особенно опасный для нормального развития. Внешне это отставание оценить довольно сложно, необходимы количественные критерии, отличающие варианты нормы от патологии. Пока акушеры-гинекологи пользуются только биометрическими показателями (например, оценивают размер мозга), однако они вариабельны и не дают полной картины.

С использованием 1,5Т томографа Philips на базе МТЦ СО РАН проведено уникальное исследование, показывающее, в каких структурах мозга и в какие периоды его развития начинает формироваться миелинКарты макромолекулярной протонной фракции (МПФ) головного мозга плода в разные сроки внутриутробного развития «Любая патология головного мозга плода, которую подозревают врачи во время ультразвукового обследования беременной, является показанием к проведению МРТ — обследование может подтвердить, опровергнуть, уточнить либо вообще изменить диагноз и, соответственно, тактику ведения беременности. Перинатальная комиссия постоянно направляет к нам женщин, у которых решается вопрос тактики ведения беременности и родов, раннего постнатального периода. Мы проводим такие исследования уже более десяти лет, — рассказывает заведующая отделением медицинской диагностики МТЦ СО РАН, старший научный сотрудник доктор медицинских наук Александра Михайловна Коростышевская. — Наш интерес к количественной оценке внутриутробного развития головного мозга нашел продолжение в применении нового метода макромолекулярной протонной фракции (МПФ) профессора Ярных. С адаптации этого метода для обследования плода в «МРТ Технологии» и началось наше научное сотрудничество».

Картирование макромолекулярной протонной фракции, разработанное профессором Ярных, как выяснилось, коррелирует с содержанием миелина в нервной ткани. Апробация этого метода МРТ проходила несколько лет назад в Томском государственном университете. Ученые вводили мышам раствор, вызывающий разрушение миелина, и результаты томографии сравнили с данными, полученными с помощью гистологических исследований, — они совпали.

Поскольку в МТЦ СО РАН регулярно проводится МРТ плода, у исследователей уже были данные о возможностях количественной оценки внутриутробного развития мозга. Им стало интересно применить новый метод — чтобы изучить, как изменяется структура мозга в процессе его формирования, начиная от второго триместра до рождения ребенка.

Дело в том, что количество миелина у плода настолько минимально, а размеры отдельных структур головного мозга настолько малы, что любые количественные измерения очень сложны и трудоемки. К тому же ребенок в утробе постоянно шевелится, что сильно затрудняет получение качественных изображений. Нужен был способ, позволяющий делать снимки как можно быстрее и извлекать из них максимум информации. Именно таким оказался метод профессора Ярных, основанный на анализе содержания макромолекулярных протонов с помощью комбинации различных импульсных последовательностей и последующей математической реконструкцией количественных изображений.

«Основная идея нашего метода — специальная математическая обработка изображений. Алгоритм позволяет видеть сигналы, которые происходят от клеточных мембран, — рассказывает Василий Леонидович Ярных. — Технологический прорыв заключается в том, что мы научились реконструировать карты МПФ с использованием исходных данных, которые могут быть получены практически на любом клиническом томографе».

Таким образом, с использованием 1,5Т томографа Philips на базе МТЦ СО РАН проведено уникальное исследование, показывающее, в каких структурах мозга и в какие периоды его развития начинает формироваться миелин.

«У нас появился новый инструмент, который может давать информацию о том, насколько своевременно идет созревание мозга. Пока мы работаем с плодами, потому что у нас есть уникальная в России возможность собирать подобную информацию. В будущем мы планируем подключить еще исследование развития мозга в детском возрасте, чтобы получить полую картину пре- и постнатального процесса миелинизации», — говорит Александра Коростышевская.

Параллельно ведутся исследования возможностей метода в диагностике злокачественных опухолей мозга у детей и плодов: первые результаты недавно приняты в печать в журнал Clinicаl Imaging.

Совместные исследования ученых МТЦ СО РАН, ТГУ и Университета Вашингтона выполняются при поддержке Федерального агентства научных организаций РФ (проект № 0333–2017-0003), Российского научного фонда (проект № 14–45-00040), госзадания Министерства образования и науки РФ (проект № 18.2583.2017/4.6).

Диана Хомякова

Сотворение и естественный отбор

Так получилось, что в течение длительного времени теорию эволюции нещадно критикуют с позиций так называемого «научного креационизма», который, по сути, является разновидностью современной протестантской апологии христианского учения.  Благодаря популяризации протестантская критика эволюции получила достаточно широкую известность, в результате чего именно «научный креационизм» стал рассматриваться как единственная альтернатива эволюционной теории. Отсюда возникло убеждение о полной несовместимости идеи естественного отбора с христианским учением, поскольку раз за разом протестантские апологеты пытаются убедить свою аудиторию в том, что компромисс здесь совершенно невозможен. В результате у многих из нас возникло убеждение, будто третьего не дано в принципе: кто не соглашается с Дарвином, тот, дескать, обязан верить в семь тысячелетий от сотворения мира или в то, что современное население Земли успешно «наплодилось» от трех сыновей праведного Ноя. Однако насколько обоснованно всю критику современного эволюционизма связывать с протестантской апологетикой?

Как известно, в рамках протестантской традиции широко распространена практика буквального толкования библейских текстов (в отличие от символического толкования, принятого в православии). Поэтому ссылка на Священное Писание как на источник точных знаний о мире и о человеческой истории считается у протестантов чем-то совершенно нормальным. Такое отношение к Библии, как мы понимаем, безоговорочно выводит «научный креационизм» за рамки современной науки, поскольку, в соответствии с установленными стандартами последней, апелляция к Божественному Откровению в научном познании исключена в принципе. По сути дела, протестантские креационисты возвращают нас к ситуации XVII века, во времена печально известного «дела Галилея». То есть, невозможно, настаивая на данной позиции, одновременно выставлять свое учение как «научное» (в современном значении этого слова). В противном случае нам придется пересмотреть стандарты самой науки.

Надо сказать, что противники креационизма выдвигают весьма справедливые упреки своим оппонентам, отстаивая автономность научного знания от религиозного догматизма. Речь идет не о том, что истины науки должны обязательно противоречить истинам веры (как иной раз полагают убежденные эволюционисты).

Речь идет о том, что истинность научного утверждения не может устанавливаться путем его соотнесения с библейским текстом. Как заявлял еще Галилей, Библия учит не тому, как устроено Небо, а как попасть на Небо.

Хотим мы того или нет, но по-другому наука состояться не может. Иными словами, совпадение научных утверждений с отдельными свидетельствами Священного Писания не должно быть предустановленным. В противном случае мы поставим под сомнение саму объективность ученых.

Кроме того, учтем и то обстоятельство, что ряд эмпирических данных, приводимых креационистами в пользу идеи Сотворения, получен объективно, независимо от апологетических целей. И это необходимо принять за норму.

Именно в силу сугубо идеологического противостояния достаточно продуктивная (с научной точки зрения) идея естественного отбора получила однобокую трактовку. С одной стороны, она стала использоваться дарвинистами исключительно для подтверждения идеи эволюционного развития. С другой стороны, она отбрасывалась креационистами в силу того, что стала прочно ассоциироваться с эволюционизмом.

Напомним, что в биологии борьба эволюционистов была направлена против линнеевского принципа неизменности видов. Как утверждал сам Линней (будучи убежденным креационистом), видов существует столько, сколько их было изначально сотворено Богом. То, что данное утверждение носит метафизический характер, спорить не приходится. Однако проблема в том, что если применять подобное суждение к эмпирической науке, то мы придем к серьезной логической ошибке. Дело в том, что научное понятие «вид» имеет достаточно условное значение. Параметры биологического вида как такового уточняются в науке до сих пор. Биологическая систематика  есть, прежде всего, порождение человеческого разума. Поэтому, если следовать линнеевскому суждению, Бог творил живые формы в точном соответствии с особенностями человеческого отображения реальности. Точнее, в соответствии с научной терминологией указанного периода. А это уже есть попытка придать абсолютное значение существующим понятиям и заслонить ими саму реальность. В этом, безусловно, чувствовался пережиток схоластического подхода.

Кроме того, сторонники Линнея рассуждали в духе механистического мировоззрения, где Бог уподоблялся часовщику, а природа мыслилась как бездушный, управляемый извне агрегат.  Современные протестантские креационисты, надо отметить, идут тем же путем, называя Бога не иначе, как Конструктором.

Поэтому стремление эволюционистов найти источники изменений в самой природе в какой-то степени было реакцией на указанную крайность. Проблема в том, что эта реакция привела к другой крайности. Сейчас это рассматривается как необходимое преодоление религиозного догматизма. Однако в действительности речь может идти о противодействии определенным метафизическим принципам, выросшим на почве особой трактовки христианского учения.

Если внимательно читать Библию, то даже при буквальном понимании священного текста не возникает никаких намеков на механицизм. Возьмем только первую главу «Бытия», которую сторонники креационизма приводят в качестве обоснования своей позиции. «И сказал Бог: да ПРОИЗРАСТИТ ЗЕМЛЯ (здесь и далее выделено мной – О.Н.) зелень, траву, сеющую семя по роду и подобию ее; и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И ПРОИЗВЕЛА ЗЕМЛЯ зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию ее…» [Быт., 1, ст. 11-12]. Далее творение продолжается в том же духе: «И сказал Бог: да ПРОИЗВЕДЕТ ВОДА пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. И стало так. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых ПРОИЗВЕЛА ВОДА по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И сказал Бог: да ПРОИЗВЕДЕТ ЗЕМЛЯ душу живую по роду ее. Скотов и гадов, и зверей земных по роду их» [Быт., 1, ст. 20, 21, 24].

Из указанных строк следует, что в библейском контексте природа не выглядит бездушным, инертным агрегатом. Это расходится с общепринятой точкой зрения, будто христианское вероучение полностью лишило природу духовного начала, сосредоточив внимание на трансцендентном Боге-творце. Можно привести строки из Нового завета, подтверждающие, что создатели христианского Священного Писания воспринимали природу как живое начало. Так, в Откровении читаем: «И пустил змей из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою. Но ЗЕМЛЯ ПОМОГЛА ЖЕНЕ, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей» [Откр., 12, ст. 15-16].

Как мы видим, даже используя буквалистский подход при трактовке вышеприведенных фрагментов Священного Писания, мы не получим той метафизической модели, согласно которой абсолютно трансцендентный Бог-творец противостоит абсолютно бездушной природе, лишенной всякого внутреннего источника движения. Строки первой главы Бытия недвусмысленно подчеркивают наличие ТВОРЧЕСКОГО НАЧАЛА в самой природе, способной порождать живые существа в согласии с Божественным замыслом.

Таким образом, борьба с идеей неизменности видов, выдвинутой Линнеем, была, по существу, направлена не столько против «христианских пережитков» в естествознании, сколько против применения жестких механистических подходов к описанию живой природы. Однако вопрос вышел за рамки собственно научной проблематики, перейдя в мировоззренческую плоскость.

В результате произошло так, что дарвинская идея естественного отбора ассоциируется исключительно с поступательным эволюционным развитием от простого к сложному. И это несмотря на то, что в его теории связь прогрессивных эволюционных процессов с естественным отбором весьма условна и выдвигается исключительно благодаря произвольным экстраполяциям. Сам процесс видообразования, затронутый Дарвином, не имеет прямого отношения к ароморфозам (то есть прогрессивному усложнению организации) и в этом смысле не противоречит идее Сотворения. Еще раз подчеркнем, что понятие биологического вида относится к научному способу ОПИСАНИЯ реальности, а потому утверждать, вслед за Линнеем, о том, что имело место сотворение именно «видов», некорректно.

Именно поэтому современные креационисты все чаще стали использовать понятие ОСНОВНОГО ТИПА. В биологической систематике это понятие пока еще не прижилось. С точки зрения креационистов, «основной тип» соответствует библейскому «роду», в соответствии с которым («по роду их») происходило творение живых существ. Это есть некое отображение исходного божественного замысла. В пределах основного типа вполне возможны трансформации, исключающие, правда, ароморфозы. Привлекательность этой идеи в том, что она очень хорошо уживается с дарвинской теорией естественного отбора. В самом деле, видовое многообразие можно достаточно убедительно объяснить приспособлением живых существ к конкретным условиям среды в ходе борьбы за выживание. Однако только в том случае, если исключить идею прогрессивных изменений.

К сожалению, «научные креационисты», категорически отвергающие эволюцию, избегают  любой апелляции к учению Дарвина, поскольку последний является знаменем их идеологических противников. Надо полагать, что именно поэтому креационизм до сих пор остается на обочине естествознания, оставаясь на правах маргинального и даже одиозного учения. Причина заключается как раз в излишне демонстративном внимании к идеологии, нежели к собственно научным проблемам. Мировоззрение в данном случае гораздо уместнее и логичнее передать в ведение религии – без всяких ссылок на «научность».

Олег Носков

«Мы приглашаем вас на…»

Летом 1958 года к списку научных институтов Академгородка добавился еще один: Институт катализа СО РАН. И за прошедшие десятилетия смог стать одним из признанных во всем мире лидеров в изучении каталитических процессов.

Юбилейная программа длилась три дня и включала массу событий разного формата. Началось все научной сессией «Современные тенденции в химии и катализе». Открывая сессию, председатель СО РАН академик Валентин Пармон (возглавлявший Институт катализа ИК СО РАН в 1995-2014 годах) подчеркнул: «По нашей традиции, всегда, когда мы празднуем очередной юбилей института, мы проводим научные конференции». По словам академика Пармона, большое количество иногородних и иностранных участников таких конференций подтверждает, что Институт катализа заметен не только в нашей стране».

Не стала исключением и эта научная сессия. Ее программа включала пять пленарных докладов, два из которых были прочитаны почетными профессорами ИК СО РАН. Этого звания удостаивают зарубежных ученых, которые ведут активное научное сотрудничество с институтом. Профессор Клод Миродатос (Лион, Франция) выступил с сообщением «Современные тенденций в гетерогенном катализе: от случайного к управляемому». А его коллега, профессор Жильбер Фроман (Гент, Бельгия), прочел лекцию «Кинетическое моделирование процессов переработки углеводородов».

Были среди докладчиков и «условные иностранцы», для которых связь с ИК СО РАН является еще более тесной. Автор доклада «Электрохимия и устойчивое развитие» Елена Савинова в настоящее время профессор университета Страсбурга. Но еще не так давно она была сотрудницей института-«юбиляра».

Главным событием второго дня стало торжественное собрание в Большом зале Дома ученых СО РАН. Как и положено на таких мероприятиях, на нем вручали награды ученым, подводили итоги работы института и много говорили о том, что еще только предстоит. Нынешний директор ИК СО РАН академик Валерий Бухтияров обозначил главные ориентиры для развития института: преобразование его в федеральный исследовательский центр (что означает более тесное слияние со своим бывшим омским филиалом, ныне – Институтом проблем переработки углеводородов) и активное участие в программе «Академгородок 2.0». Что касается второго, то большие надежды руководство ИК СО РАН связывает с возможностями будущего источника синхротронного излучения СКИФ.

«Вишенкой на торте» юбилейной программы, по словам Валерия Бухтиярова, стал третий день, когда всех сотрудников пригласили на праздничную программу во дворе института. Предлагаем вашему вниманию наш кроткий фоторепортаж с места событий. Все фото - кликабельны.

Двор института был заполнен гостями Двор института был заполнен гостями.

 

 

 

 

 

 

Но самое интересное происходило на сцене. С нее звучали искренние и неформальные слова поздравлений... Но самое интересное происходило на сцене. С нее звучали искренние и неформальные слова поздравлений...

 

 

 

 

 

 

сменявшиеся выступлениями творческих коллективов... Они сменялись выступлениями творческих коллективов,

 

 

 

 

 

 

вручением наград победителям спортивных соревнований...  вручением наград победителям спортивных соревнований...

 

 

 

 

 

 

и весьма символичных подарков. и весьма символичных подарков.

 

 

 

 

 

 

А зрители охотно подпевали артистам А зрители охотно подпевали артистам

 

 

 

 

 

 

и награждали всех выступающих и награждаемых дружными аплодисментами. и одаряли всех выступающих и награждаемых дружными аплодисментами.

 

 

 

 

 

 

Наталья Тимакова

От теплоэнергетики к космосу и климату

Одним из лауреатов Международной премии «Глобальная энергия» в этом году стал академик РАН, экс-директор Института теплофизики РАН Сергей Алексеенко (опередивший десяток других финалистов, в том числе Илона Маска). Ученый рассказал корреспонденту «Чердака» о том, как получать энергию из земли, какое физическое явление привело к аварии на Саяно-Шушенской ГЭС и как теплофизика связана с астрономией и космической погодой.

— Сергей Владимирович, вы стали лауреатом премии «Глобальная энергия». Поздравляю!

— Спасибо! Это было неожиданным, несмотря на то, что я, по-моему, в пятый раз попадаю в шорт-лист. Мне даже уже показалось, что мое время прошло. Я считаю, что это очень престижная премия, я очень высоко это ценю.

— Эту премию вам вручили по сумме заслуг?

— Я представляю академическую науку. В отличие от крупных компаний, которые доводят разработки до коммерческого продукта, мы занимаемся фундаментальными основами технологий. Я действительно получаю награду по совокупности работ. Мы работаем, фактически, по всем направлениям энергетических технологий. Это и теплоэнергетика на органическом топливе, и возобновляемые источники энергии, причем почти все виды — солнце, ветер, геотермальное тепло, горючие отходы, ГЭС, накопители энергии и энергосбережение. Почему так много направлений? Дело в том, что главная фундаментальная дисциплина, которая обеспечивает энергетику необходимыми исследованиями — это теплофизика, которую я и представляю.

Сергей Алексеенко — И как вы оцениваете перспективы развития энергетики, какие виды важно развивать?

— Если говорить о перспективах развития энергетики, то можно говорить о ближайшей перспективе в несколько десятков лет; и дальней — это около полсотни лет и более.

Ближайшая перспектива — это, несомненно, повышение эффективности использования органического топлива. Это понятно, ведь Россия занимает ведущее место по добыче и потреблению органического топлива, нужны новые более энергоэффективные, экологичные и безопасные технологии, например, водоугольное топливо или глубокая переработка угля, прежде всего газификация.

Более дальняя перспектива — это конечно же возобновляемые источники энергии. Но заниматься ими надо уже сегодня, иначе, мы отстанем навсегда. Здесь я вижу такие важные направления как солнечная энергетика и, для многих это звучит удивительно, геотермальная энергетика, которая основывается на тепле горячих подземных вод. Но прогнозируется постепенный переход на петротермальную энергетику. Она использует тепло сухих пород на глубинах от 3 до 10 км. Там температура достигает 350 градусов Цельсия и, по оценкам, это неисчерпаемый источник тепла. По крайне мере, его хватит на все время существования человечества с учетом конечного времени жизни развитых цивилизаций. Еще один важный компонент, который надо развивать, и мы этим тоже занимаемся, — это хранение энергии, потому что все возобновляемые источники, кроме геотермальных, временного действия. По всем этим направлениями мы работаем, у нас уже есть немало существенных достижений.

— Расскажите поподробнее, что за петротермальная энергетика: как получать такую энергию, насколько это развито?

— Петротермальная энергетика для меня сейчас самая интересная тема, она весьма наукоемкая. В остальных областях традиционной энергетики имеют место больше инженерные вопросы.

Если вернуться к истории, Россия была первой в разработке идей петроэнергетики: еще Циолковский предложил добывать петротермальное тепло в 1897 году. Он даже нарисовал схемы. Надо, чтобы были проницаемые породы.

Бурятся две скважины глубиной примерно четыре километра. По одной подается холодная вода, а по второй скважине извлекается нагретая вода, с температурой в 120 градусов, которую можно использовать или для отопления, или генерировать электричество.

Позже академик Владимир Обручев предложил уже конкретные технологические схемы. Впервые такая схема была реализована в Париже в 1963 году. Там оказались естественные проницаемые породы. В результате удалось добывать 450 МВт тепловой мощности, которой достаточно для отопления более 150 тысяч квартир.

А на самом деле днем рождения петроэнергетики можно считать 1970-й год, когда в Лос-Аламосской национальной лаборатории предложили способ создания искусственной проницаемости путем гидроразрыва за счет высокого давления. Проблема в том, что можно пробурить скважину и натолкнуться на базальтовые породы, в которых путем гидроразрыва могла образоваться всего лишь одна или несколько трещин с зазором в миллиметр. Много воды так не прокачаешь. Уже позднее придумали улучшенную геотермальную систему (enhanced geothermal system), для формирования которой используются разные методы стимулирования естественных дефектов пород, чтобы получить микрополости: вибрацией, термическими способами. Потом туда добавляют пропант, расклинивающий агент, типа песчинок, которые фиксируют эти дефекты. И получается проницаемый резервуар.

На сегодня создано около 20 таких улучшенных геотермальных систем. Больше всего в Америке — 5 опытных установок. Еще этим занимаются Австралия Франция, Англия и Япония. Техническая возможность получения петротермальной энергии доказана. Максимальная глубина — 5,1 км. В США уже есть первая коммерческая станция — всего 1,3 МВт, но она отдает энергию в систему.

Конечно, США повезло: весь Дикий Запад — это горячие породы. Но они и пошли правильным путем, я предлагаю нам по такому же пути идти.

За счет средств департамента энергетики был выполнен интеграционный проект. Для этого были приглашены около двух десятков лучших специалистов по геотермальной энергетике со всего мира. Они за полтора года провели полный анализ состояния геотермальных ресурсов США. Было установлено, что разведанных, технически доступных запасов геотермальной энергии в США хватит на 50 тысяч лет при том же самом энергопотреблении.

Официальный план департамента энергетики США — к 2030 году добиться себестоимости 6 центов за киловатт-час, а к 2050 году по плану установленная мощность генерации электроэнергии за счет петротермальных источников составит 100 ГВт, или 10% всей мощности Америки. Это очень много. Если сравнить с Россией, то это эквивалентно 40%. Представьте, что почти половина электрической мощности дает глубинное тепло. И это уже не фантастика, это реальные технологии.

— А сколько стоит сделать такую петротермальную станцию в России?

Если говорить о строительстве петротермальных станций в России, то, по нашим оценкам, можно начать с 25 МВт — это обеспечит энергией нормальный поселок, даже район города. Мы предлагаем сделать опытную станцию и отработать основные варианты.

В целом особенности петротермальной энергетики таковы. Пробурить 10 км — это примерно 2 миллиарда рублей. Чтобы извлечь тепло, нужны две скважины: по одной подается холодная вода, по другой, если есть проницаемые породы, выходит горячий пар. Но для этого надо попасть в резервуар с проницаемыми породами. Если вы промахнетесь, то 4 миллиарда на ветер. Поэтому это наукоемкая задача: необходимо развивать геофизические методы диагностики и разведки, разрабатывать новые, дешевые способы бурения. Cейчас до 60% капзатрат на петротермальную установку — это бурение. Другая принципиальная задача связана с созданием проницаемых резервуаров. Иногда они бывают естественные, но обычно нет.

— В России такие резервуары есть?

— По России данных почти нет, только по Северному Кавказу. Там действительно есть проницаемые породы на глубинах около двух километров типа трещиноватых известняков. Я только что разговаривал с профессором Алхасовым, директором единственного института в России геотермального профиля — Института проблем геотермии РАН. Совершенно разумно создание полигона в Дагестане по геотермии. Это их предложение. Я согласен. Небольшой полигон у них уже есть

Часто задачу развития петротермальной энергетики сравнивают по масштабу с освоением термояда.

Но у термояда больше концептуальные, физические проблемы. А здесь в преобладают проблемы прикладного научного и инженерного характера. Для практических целей первоочередной задачей следует считать развитие гидрогеотермальной энергетики, то есть использование горячей геотермальной воды. Но она не настолько горячая, чтобы использовать обычные тепловые станции. При 90 градусах она даже кипеть не будет. Как из такой воды получить электричество? Способ есть — бинарные циклы. По первому контуру циркулирует геотермальная вода, а по второму — низкокипящий теплоноситель, например, фреоны или изопентан, изобутан, которые и приводят в действие турбину. Их температура кипения варьируется в широком диапазоне. Но здесь свои проблемы, не до конца решенные. Так, требуется специальная турбина для каждого теплоносителя. А всего насчитывается несколько сотен потенциальных рабочих тел для бинарных циклов. Правильный выбор будет зависеть от температуры и множества условий.

Я хочу напомнить, что Институт теплофизики СО РАН первым в мире в 1970-м году запустил такой бинарный цикл на Камчатке — Паратунская ГеоЭС. Электроэнергия производилась на оригинальной фреоновой турбине мощностью 815 кВт при температуре геотермальной воды всего лишь 80 градусов. Но потом эту станцию закрыли. Во всем мире сейчас эксплуатируется около двух тысяч бинарных установок. Все ссылаются на опыт Института теплофизики, а в России нет ни одного такого цикла. Я считаю, что это недопустимая ситуация. Поэтому одной из главных целей сегодня следует считать разработку бинарных установок. Чрезвычайно важно отметить, что бинарные циклы играют ключевую роль и в энергосбережении. Из 2000 действующих в мире бинарных установок около половины применяются для решения задач энергосбережения. Имеется в виду, что генерация электричества осуществляется не только от горячей геотермальной воды, но и от сбросного тепла предприятий и жилого сектора. А если сбросное тепло низкопотенциальное, то есть температура ниже, скажем, 50 градусов Цельсия, то целесообразно использовать тепловой насос, чтобы повысить температуру до уровня 100 градусов и пустить сбросную воду на теплоснабжение. Здесь кроется громадный потенциал энергосбережения. А Институт теплофизики сегодня — единственный разработчик тепловых насосов в России. Отметим, что даже если вода имеет всего 7 градусов (естественные водоемы или неглубокие скважины), из нее «забирают» два градуса, и получают тепло с большим экономическим эффектом, чем при сжигании топлива.

— А кроме Камчатки и Кавказа у нас еще есть где-то гидрогеотермальные ресурсы? Кроме того, на Камчатке мы можем получить много энергии. А там есть, куда ее потратить? Ее же придется транспортировать.

— У нас есть два вида геотермальной энергии — во-первых, это приповерхностное тепло горячей воды. Таких запасов мало и вода не очень горячая, чаще всего меньше 100 градусов. Поэтому требуются особые технологии. Во-вторых, есть глубинное тепло, про которое я уже говорил, — это температуры до 350 градусов.

Гидротермальных источников у нас немного — это Камчатка, там очень горячая вода, и Кавказ. Есть в районе Байкала. Есть не сильно горячая, но почти на всей территории Западной Сибири. Скажем, в Новосибирской области температура подземных вод достигает 39 градусов. Если поставить тепловой насос, можно поднять температуру до уровня теплофикации. В Томской области вода с температурой до 85 градусов, ее уже можно использовать для генерации электроэнергии. Наша установка на Камчатке работала от 80 градусов. Понятно, что термодинамический КПД низкий — 8-10% в сравнении с 35−40% в теплоэнергетике, но это бесплатный источник энергии.

Камчатка, Мутновская геотермальная станция Конечно возникает вопрос, нужно ли на Камчатке столько энергии. Там запасов тепла больше, чем нужно для их потребления, поэтому излишки извлекаемой энергии нужно транспортировать. Это проблема, которую надо решать.

А если говорить о петротермальной энергетике, то бурить можно в любом месте. Понятно, что где-то тепло теплые породы и вода залегают близко к поверхности, как в Исландии (сверхкритическая вода с высокими параметрами уже на уровне до 5 км), а где-то очень глубоко. Если будет дешевым бурение, то можно реально бурить везде и добывать геотермальную энергию даже в Арктике.

— Вы упомянули, что в ближайшей перспективе надо повысить эффективность использования органического топлива. Как это сделать?

— Чтобы повысить энергоэффективность, требуется существенно улучшать знания о процессах горения топлива и генерации пара, а также об аэродинамических процессах в котельных агрегатах. Например, в атомных электростанциях главная проблема безопасности заключается в появлении так называемых сухих пятен, когда в парогенерирующем канале осушается пленка жидкости. В местах образования сухих пятен резко ухудшается теплоотдача и происходит перегрев, который приводит к аварийной ситуации. То же самое происходит, когда у вас из кастрюли «убегает» молоко — пустая кастрюля расплавится. Поэтому формирование сухих пятен в пленках жидкости — принципиально важный вопрос. Эта одна из главных задач, над которыми я работаю. Процессами тепломассопереноса в волновых пленках жидкости я занимался со студенчества. На пленке жидкости всегда есть волны. Это хорошо видно, когда она стекает по стеклу. Там формируются впечатляющие волновые картины. Мы впервые в полной мере вскрыли механизмы нелинейных волновых явлений, которые оказывают определяющее влияние на теплообмен и образование сухих пятен.

Водная стена Кроме того, в парогенерирующем канале, когда движется и жидкость, и пар, наблюдается другое важное явление — срыв капель. А он может привести к осушению канала, так и к эрозии лопаток турбин или коррозии металла в оборудовании в соответствующих трактах электрической станции. Все эти процессы совершенно недопустимы в промышленных условиях. Мы смогли впервые описать ряд подобных явлений теоретически и экспериментально, используя новые экспериментальные методы, разработанные в Институте теплофизики, в частности, полевые измерители скорости. Это пример того, как фундаментальное исследование, которое само по себе очень важно, потому что мы выявляем природу фундаментальных процессов и явлений, находит прямое приложение к энергетике.

— А свои технологии вы разрабатываете?

— Множество, целый ряд инновационных работ. Например, для малой энергетики предложена и доведена до промышленной стадии оригинальная технология приготовления и сжигания водоугольного топлива. То есть, сжигается не просто уголь, а вместе с водой. Это вязкая суспензия, там 65% угля, остальное — вода с небольшой добавкой пластификатора с целью снижения вязкости и скорости оседания твердых частиц. Суспензия может храниться без расслоения в течение месяца. Основная идея была не перевозить уголь по железной дороге, а гнать по трубе на станцию. Смесь должна была насосами гнаться на станцию и сразу же подаваться в горелку. Процесс непрерывный, уголь перегружать не нужно.

И первый трубопровод в России даже был построен. Он соединил Белово (Новосибирская область) и Новосибирск, длина 262 км. И ТЭЦ-5 в Новосибирске специально была спроектирована под водоугольное топливо. Но наступила перестройка, не хватило средств для доработки технологии. Сейчас там уже нет трубопровода, трубы выкопали.

Но там поработали китайцы, они учли этот опыт и запустили у себя, адаптировав стандартные котлы. Сейчас они изготавливают 15 млн тонн водоугольного топлива в год.

Мы недавно доработали эту технологию и довели до коммерческого образца. Один котел небольшой, на 1 МВт в Кемерово сделали за счет личных средств. Он прекрасно работает в экспериментальном режиме на отходах углеобогощения. А отходы углеобогащения, которых скопилось гигантское количество, — это глобальная проблема для угольной промышленности во всем мире — что делать с такими отходами. Зато эти отходы прекрасно сжигаются с использованием разработанных нами оригинальных горелок: там используется эффект Коанда, кумулятивный эффект и формирование тороидальных вихрей. Форсунка не имеет износа, поскольку поток разделен на две части. Водоугольная смесь движется с пренебрежимо малой скоростью по центральной части, а по кольцевому каналу подается воздух со скоростью более 300 м/с. Смешение абразивной смеси с высокоскоростным потоком воздуха происходит вне горелки, поэтому в такой конфигурации нечему истираться.

Второй котел уже на 10 МВт сделали на озере Ханка на Дальнем Востоке при поддержке бизнеса. Он полностью спроектирован как базовый котел для малой энергетики. В ближайшее время ожидаются пуско-наладочные работы и тестовые испытания, после чего будут даны рекомендации по серийному выпуску.

Новосибирская ТЭЦ-5 сейчасВыгоды применения водоугольного топлива вместо исходного угля, в первую очередь, связаны с экологией. Но главное — возможность сжигать отходы углеобогащения и низкокачественные угли.

Есть еще глобальное будущее преимущество. Известно, что основная идея, как в будущем использовать уголь, заключается в глубокой переработке угля, прежде всего газификации, то есть неполном сжигании с получением горючего синтез-газа. Но поскольку газификация происходит при наличии воды, то здесь мы набираем опыт работы с водоугольной смесью. При переходе на другой режим горения можно организовать и процесс газификации.

— А если вернуться к перспективам развития энергетики. Вы сказали про хранение энергии. В этой области вы ведете работу?

— Да. Наш новый топливный элемент на алюминии — самый яркий пример. Это совместный проект с Объединенным Институтом Высоких Температур РАН. Известный академик М.Е. Шейндлин был руководителем проекта по алюминию. А мы нашли там свою нишу. Мы решили заняться воздушными алюминиевыми топливными элементами и разработали портативный источник энергии. Даже целую линейку в диапазоне от 10 до 200 Вт. Окислитель — воздух, а источник энергии — алюминий. Алюминий окисляется, происходит электрохимическая реакция. И одновременно алюминий является анодом. То есть нужен еще только катод. А его мы изготовили из углеродных нанотрубок, которые также производятся в Институте теплофизики. Вот и весь топливный элемент.

— Сколько он служит, сколько у него циклов?

— Проблема в том, что алюминий окисляется, получается осадок из гидроокиси алюминия. Поэтому только десятки часов. Но зато кусок алюминия взяли, вставили в корпус топливного элемента, и где угодно он будет работать, даже в условиях Арктики.

— А еще чем над чем вы в последнее время работаете?

— Еще крайне интересное направление, которым мы в последнее время занимаемся — это вихревые технологии в энергетике. Вихри — это естественное состояние движения любой сплошной среды. Мы исследуем концентрированные вихри типа вихревой нити или торнадо. Мы первыми описали ряд фундаментальных вихревых явлений, например, спиральная форму вихря, двойную спираль — две переплетенные спиральные вихревые нити, распад вихря в закрученном пламени. Многие вихревые явления играют ключевую роль при разработке перспективных энергетических технологий. Так, в топочных камерах часто используют самые современные и эффективные горелки вихревого типа. За счет закрутки происходит распад вихря — внезапное раскрытие воздушно-топливной струи, сопровождающееся возвратным движением горячих газов к корню факела. Именно таким способом осуществляется устойчивое воспламенение топлива с хорошим перемешиванием и турбулизацией, чем и обеспечивается эффективное сжигание топлива. Принципиально важно, что таким образом можно сжигать обедненные топливные смеси с очень низким выбросом окислов азота.

Новое явление, которое мы недавно обнаружили — хотя оно было известно для других случаев, — так называемое перезамыкание вихрей. Если два витка спирального вихря близко подойдут к друг другу, то они соединятся, и от протяженного вихря оторвется вихревое кольцо, а вихревая нить останется непрерывной. Такое необычное явление. Мы его обнаружили при моделировании вихревого жгута в отсосной трубе за гидротурбиной. Данное явление очень важно, так как при вращении спирального вихря возникают мощные вибрации, которые стали одной из причин аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Другой эффект, обусловленный отрывом вихревого кольца, проявляется в том, что кольцо летит с большой скоростью и ударяется о стенку. Таким образом мы объяснили, почему в отсосных камерах слышен глухой стук.

Момент отрыва вихревого кольца при перезамыкании Но есть и далеко идущие последствия. Например, объяснение и описание механизмов генерации турбулентности. Так, в микромире есть понятие квантовой турбулентности. В ней участвуют квантовые вихри, их поперечный размер — один атом. Только благодаря процессам перезамыкания существует квантовая турбулентность. На квантовом уровне невозможно в деталях исследовать эти явления. Но, поскольку уравнения вихревого движения примерно одни и те же, исследования в крупномасштабной экспериментальной установке можно использовать для объяснения и интерпретации процессов в микромире.

То же самое наблюдается на макромасштабах. Давно поставлен вопрос, почему Вселенная однородна на больших масштабах. Одно из объяснений — на самой ранней стадии эволюции Вселенной (эра инфляции или квантовой турбулентности), она представляла собой клубок из вихревых нитей (трубок). И только благодаря перезамыканию происходил неограниченный рост степеней свободы, сопровождающийся равномерным перераспределением вещества во Вселенной. Вещество образовывалось на поверхности этих вихревых трубок. И до сих пор есть свидетельства, что такие трубки были: наблюдаются космические струи длиной в сотни световых лет — последствия ранней жизни Вселенной.

И, наконец, самое интересное явление, к которому я клоню, и которое имеет отношение и к энергетике, и к климату — это активность Солнца. Мое мнение, как и мнение многих других специалистов, что не только углекислый газ влияет на климат, а на самом деле Солнце. И прежде всего его активность, которая проявляется во вспышках. Солнечные вспышки являются следствием перезамыкания магнитных трубок совершенно аналогично случаю вихревых трубок. А поскольку мы сейчас можем исследовать и предсказывать поведение вихревых и магнитных трубок, то предлагается на уровне комплексной программы заниматься исследованиями процессов на Солнце, их моделированием и изучением влияния этих процессов на атмосферу Земли. Таким образом, есть надежда предсказывать еще и климатические изменения, и частично реабилитировать энергетику, которая считается главным виновником глобального потепления из-за выбросов парниковых газов.

— А с кем вы сотрудничает в изучении вспышек на Солнце?

— Мы сотрудничаем и с красноярским учеными, которые представляют известную научную школу по магнитной гидродинамике, и, конечно, Институтом солнечно-земной физики СО РАН в Иркутске. У меня был аспирант, который занимается процессами на Солнце. Он на количественном уровне описал аномальное поведение температуры в солнечной атмосфере, которое заключается в следующем. Температура на поверхности Солнца — шесть тысяч градусов, а в верхних слоях атмосферы — два миллиона. В чем причина? Ведь чем дальше от солнца, тем больше должно остывать вещество. А все объясняется акустикой. За счет неустойчивости тех самых магнитных трубок, которые всегда формируются в недрах Солнца, генерируются акустические возмущения. Их нелинейная эволюция в атмосфере сопровождается диссипацией, а любая диссипация приводит к повышению температуры.

А если мы можем описывать возмущения магнитной трубки, то можем и предсказать их поведение вплоть до возникновения петель и перезамыкания. То есть мы можем свой вклад внести, исследуя и эти процессы. От теплоэнергетики к космосу и климату.

Алиса Веселкова

Академику Алексеенко присуждена премия «Глобальная энергия»

Заведующий лабораторией систем тепломассопереноса Института теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН и его директор с 1997 по 2017 годы академик Сергей Владимирович Алексеенко стал лауреатом премии «Глобальная энергия».

Высокая награда присуждена сибирскому ученому за подготовку теплофизических основ создания современных энергетических и энергосберегающих технологий и их применение при модернизации электростанций, мусороперерабатывающих предприятий, а также за разработку концепции охлаждения различных систем, от мощных вычислительных до атомных электростанций.

Если говорить о прикладных областях, то научный поиск академика Алексеенко направлен на задачи, связанные с разработкой экологически безопасных тепловых электростанций (моделирование процессов горения газа, угля и жидкого топлива), созданием новых типов горелок, а также методов термической переработки твердых бытовых отходов с целью получения тепловой энергии, моделированием процессов сжижения природного газа, формированием теплогидравлических стандартов безопасности атомных электростанций и  и так далее. Кроме того, Сергей Алексеенко — инициатор и идеолог развития петротермальной энергетики в России.

Надо отметить, что ранее лауреатами премии «Глобальная энергия» стали председатель СО РАН академик Валентин Николаевич Пармон (2016 год), академики Алексей Эмильевич Конторович (2009 год) и Владимир Елиферьевич Накоряков (2007 год).

Страницы

Подписка на АКАДЕМГОРОДОК RSS