Сегодня уже не секрет, что активная человеческая деятельность как в прошлом, так и в настоящем существенно влияет на климатическую систему Земли. Одним из негативных последствий нашего взаимодействия с природой является глобальное потепление, воздействие которого можно заметить не только в окружающей нас среде, но также и на территории Арктики, где хозяйственная и промышленная деятельность ведется менее активно. Поэтому сибирские ученые занялись исследованием климатического состояния арктической территории на примере морей России и установили, какие факторы влияют на изменение количества льда и как этот процесс можно остановить. 

«Изменения в состоянии климатической системы Земли могут быть самыми разнообразными, и далеко не все они связаны с тем, что принято называть глобальным потеплением. В то же время наиболее ярким его проявлением является заметное уменьшение количества плавучего льда в Арктике, что можно регистрировать по снимкам из космоса. Тенденция сокращения площади поверхности льда наблюдается с начала 1980-х годов и продолжается до сих пор. При этом если взять зафиксированные сорок лет назад минимумы площади за 100 %, то сегодня это число снизилось уже до 60 %, уменьшаясь примерно на 10 % за каждое десятилетие. Становится очевидной необходимость установить возможные механизмы столь стремительного негативного процесса», — рассказывает главный научный сотрудник лаборатории математического моделирования процессов в атмосфере и гидросфере Института вычислительной математики и математической геофизики СО РАН доктор физико-математических наук Геннадий Алексеевич Платов. 

Чаще всего основной причиной климатических изменений считают метаморфозы количества парниковых газов в атмосфере. Некоторые исследователи приходят к выводу, что объемы этих газов растут вследствие интенсивной хозяйственной деятельности человека, в частности сжигания топлива. Другие ученые полагают, что роль антропогенного фактора преувеличена, а причина связана с естественными процессами. Так или иначе, поскольку газовая оболочка планеты, океан, суша и криосфера (лед) являются основными компонентами климатической системы, то глобальные изменения изначально наступают в атмосфере Земли, а затем за счет прямых и обратных связей распространяются на всё остальное. Поэтому снижение количества льда может быть вызвано как нарушением радиационного баланса на его поверхности из-за изменения прозрачности атмосферы, так и ускоренным дрейфом льда в сторону более низких широт вследствие смены преимущественных направлений ветров, либо ростом температуры морской воды. Последнее, вероятно, является также откликом океана на изменения, происходящие в газовой оболочке планеты. «В качестве отправной точки мы взяли гипотезу о том, что изменения, происходящие в поле льда, прежде всего вызваны влиянием атмосферы. Поэтому работу начали с построения численной модели океана и льда, которая помогает исследовать их совместный отклик на воздействие газовой оболочки Земли. Состояние нижнего слоя атмосферы известно по результатам реанализа, представляющего собой воспроизведение состояния атмосферы с помощью как можно большего массива данных наземных и спутниковых наблюдений. Анализ изменчивости нижнего слоя атмосферы позволяет выделить некоторые наиболее характерные структуры в поле давления, температуры и приземного ветра, называемые модами, у которых есть определенные особенности пространственного распределения данных и их временной изменчивости. Поскольку любая отдельная мода имеет свою уникальную тенденцию, влияющую на суммарное атмосферное воздействие, нам удалось оценить вклад каждой из выделенных мод в общем процессе уменьшения количества льда в Арктике», — говорит Геннадий Платов.

В результате своих исследований, проведенных на основе численной модели океана и морского льда, ученые установили, что наиболее существенное воздействие на состояние льда и океана атмосфера оказывает через рост среднегодовой температуры в приземном слое, уменьшение разницы между летними и зимними показателями и более сильные кратковременные изменения внутри каждого из сезонов. Устранение этих тенденций в численных экспериментах позволило снизить скорость сокращения объема льда на 96 %, то есть в их отсутствие ледяные покровы Арктики почти полностью восстановятся. 

Вторым по уровню воздействия на арктический климат является изменение разницы давления между полярным районом и умеренными широтами. Этот процесс выражается в увеличении частоты вторжения холодных арктических масс в умеренный пояс и, наоборот, теплого и влажного воздуха в полярные районы, что является причиной таяния льдов в окраинных морях (устранение подобной тенденции приведет к восстановлению льда на 18 %). 

Третья мода, устранение которой поможет вернуть 17 % льда, возникла в атмосфере в период 1980—2020-х годов и выражается в формировании аномально теплых температур приземного воздуха в районе Баренцева и Карского морей, а также в секторе Берингова пролива. 

«Кроме того, в ходе нашего исследования удалось зафиксировать один из интересных процессов, который называется “атлантификация Баренцева и Карского морей”. Термин “атлантификация” появился относительно недавно и четкого определения его значения, по-видимому, не существует. Чаще всего под этим понимается тенденция вытеснения арктических холодных вод атлантическими, то есть более теплыми и солеными, характерными скорее для Гренландского и Норвежского морей, где эти течения в значительной степени определяют условия формирования и таяния льда. Как и всякий процесс, “атлантификация” имеет и положительные, и отрицательные стороны. Норвежское море, например, богато промысловой рыбой, уподобление ему Баренцева и Карского положительно скажется на рыболовстве. Однако в целом глобальное потепление, одним из проявлений которого является “атлантификация” арктических морей, является скорее негативным процессом с малопредсказуемыми последствиями», — добавляет ученый. 

По словам исследователя, сегодня для получения оценок возможных изменений природной среды в мире широко используются физико-математические модели, прогнозирующие будущее состояние компонентов климатической системы на основе расчетов, учитывающих наиболее вероятные сценарии социально-экономического развития. Существует множество проектов, например крупный международный CMIP (Coupled Model Intercomparison Project), в рамках которого сравниваются различные климатические модели. Его целью стоит рассмотрение нерешенных научных вопросов, связанных с улучшением понимания климата, и предоставление оценок его будущего изменения, полезных для прогноза возможных последствий. 

«Обнаруженные нами в прошлом тенденции прослеживаются и в будущем, при реализации одного из наиболее жестких сценариев, то есть если экономика продолжит развиваться теми же темпами без принятия ограничительных мер, что повлечет увеличение количества парниковых газов. Как это может повлиять на людей, общество, политику — трудно предугадать, но ничего хорошего ждать точно не приходится. Поэтому необходимо проводить подобные работы по исследованию климата, поскольку без знания этого вопроса трудно принимать какие-либо важные политические и социально-экономические решения на отдаленную перспективу», — рассказывает Геннадий Платов.

Исследование выполнено в рамках гранта РФФИ (проект № 17-05-00382) «Анализ прошлых и прогноз возможных изменений циркуляции арктических морей России в условиях глобального потепления».

Андрей Фурцев

Не так давно в нашем городе завершился V Международный форум «Городские технологии 2020».  Наверное, в огромном потоке докладов трудно сразу же выявить что-то самое важное, самое актуальное и перспективное. Обычно в центре нашего внимания оказываются наиболее громкие и пафосные доклады, с которыми мы почему-то связываем наш переход в новую эпоху. Однако я предпочитают обращать внимание на то, что входит в нашу жизнь без особого шума, пафоса и показухи, но при этом оно реально «работает». Именно такие вещи кажутся мне самыми важными, подобно островкам или неким точкам отчета грядущих прогрессивных перемен.

Малая распределенная энергетика как раз и является таким «островком». Новосибирск не остался в стороне от этого направления. Здесь нам есть не только о чем рассказать, но и есть что показать. Разумеется, тема малой генерации прозвучала и на Форуме. Этим вопросам была посвящена отдельная секция «Инновационная энергетика – цифровые электронные сети». Я специально обращаю внимание на расстановку акцентов. Многие полагают, будто инновации в энергетике в наше время связаны исключительно с использованием возобновляемых источников (как сейчас происходит в странах ЕС). На самом деле процессы инновационной трансформации энергетической сферы в настоящее время описываются более сложной формулой. Суть ее, как подчеркнул один из участников секции Сергей Бухаров, сводится к трем «Д» - децентрализации, декарбонизации и диджитализации. И достаточно серьезные инновации реализуются сейчас как раз в области малой распределенной энергетики. По крайней мере, здесь наглядно присутствуют два принципиально важных аспекта – децентрализация и диджитализация.

Напомню, что в Новосибирске в свое время стартовали сразу несколько проектов в этой области. Некоторые из них уже реализованы. Самым показательным примером (и в чем-то – беспрецедентным примером) является строительство газовой мини-ТЭС мощностью 10 МВт для энергоснабжения жилищного комплекса «Березовое». Так что сегодня в Новосибирске уже есть серьезные специалисты для развития данного направления, и главное – уже есть опыт, которым можно поделиться. Собственно, об этом опыте и шел разговор.

Судя по всему, основным двигателем данного процесса станут предприятия малого и среднего бизнеса. В России, отметим, за последние два-три года тенденция перехода предприятий на собственные источники генерации наметилась весьма отчетливо. В Новосибирске также намечается указанный тренд, о чем свидетельствует, например, опыт ООО ХолодИнвест. По словам Сергея Бухарова, предприятие преступило к замене своей старой котельной, параллельно решая проблему не только автономного теплоснабжения, но и автономного снабжения электрической энергией. То есть в данном случае мы имеем дело со своего рода «инновационной реконструкцией». Речь идет не просто о замене ветхого оборудования на новое. По сути, происходит переход на новый качественный уровень, чего раньше не наблюдалось в принципе.

Как мы понимаем, создание новых мини-электростанций (работающих, естественно, в режиме комбинированной выработки тепла и электричества) вместо обычных котельных стало возможным благодаря техническому прогрессу, то есть наличию на рынке соответствующего оборудования. Пока еще не все предприятия решаются на подобные шаги, однако стоит полагать, что первые прецеденты окажут стимулирующее воздействие на тех, кто до последнего времени не думал о таком решении. Очевидно, что переходу на малый формат» в значительной степени способствует ситуация, сложившаяся на оптовом рынке электроэнергии. Предприятия, находясь в ожидании непрерывного роста тарифов, стремятся искать альтернативные варианты. Этим альтернативам как раз и содействуют инновации.

Важный момент, на который обратил внимание Сергей Бухаров, - это срок окупаемости малых объектов. В принципе, он укладывается в четыре года, хотя, если цены на газ не будут пересматриваться в сторону повышения, сроки будут еще меньше. Также стоит обратить внимание на то, что при централизованном энергоснабжении значительная часть затрат со стороны потребителя связана с услугой передачи электричества с оптового рынка (порядка 40 процентов в общей структуре стоимости).

Фактически, подчеркивает эксперт, это самое дорогое звено в данной цепочке. Поэтому главным эффектом экономии является отказ от услуг по передаче. В силу сказанного переход на «малый формат» является вполне рациональным решением для тех, кто прибегает к такому варианту энергоснабжения. Как уверяют специалисты, создание собственной генерации «способно повысить экономическую эффективность компании и ее конкурентоспособность». Полагаю, что это очень серьезный аргумент в пользу развития малой энергетики.

Правда, пока еще не совсем ясно, насколько выгодно создавать малые объекты чисто коммерческого назначения, то есть для продажи электричества на розничном рынке. Часть экспертов склоняется к тому, что пока такой бизнес будет убыточным. Однако данная проблема, скорее всего, упирается в устаревшую инфраструктуру, не соответствующую инновационным технологиям. Тем не менее, прогресс намечается и на этом направлении. Напомню, что именно в Новосибирске проходит сейчас тестирование автоматизированной системы «мини-грид» (совместная разработка НГТУ и МС Торнадо), как раз рассчитанную на развитие объектов распределенной малой энергетики. Как объяснил один из разработчиков такой системы – профессор НГТУ Александр Фишов – «мини-гриды» создаются на базе малых объектов, позволяя им выходить в общую сеть. В результате возникает вполне полноценная, нормально функционирующая система энергоснабжения, способная стать инновационной альтернативой централизованной системе. Учтем, что «малым объектом» называется электростанция мощностью до 25 МВт. То есть в такую систему могут входить достаточно серьезные объекты, способные снабжать электроэнергией целые микрорайоны.

По словам Александра Фишова, с помощью «мини-гидов» мы выходим на уровень «Интернета энергии». Сегодня этим термином обозначают децентрализованную архитектуру электроэнергетической системы, в которой реализуется интеллектуальное распределение управления. По большому счету речь идет о принципиально новой концепции энергоснабжения, идущей на смену централизованной системе, находящаяся сейчас на пороге своего полного концептуального исчерпания. Как утверждает Александр Фишов, «Интернет энергии» является современным вектором развития энергетики. В настоящее время специалисты НГТУ предлагают полный программно-технический комплекс для работы таких систем. Созданная ими автоматика является абсолютно инновационной, что подтверждается целой серией патентов.

Не приходится сомневаться, что внедрение «мини-гридов» станет для малой распределенной генерации поистине революционным шагом, поскольку это позволит малым объектом работать не только в автономном режиме, но и в системе, благодаря чему у них появляется дополнительный эффект. Прежде всего, это касается надежности и экономичности. И надо понимать, что такой шаг становится возможным исключительно благодаря новейшей разработке наших специалистов в этой области, которые приложили много усилий к тому, чтобы устранить на этом пути известные технологические барьеры. Если упомянутое выше тестирование завершится удачно (на что мы сильно надеемся), то Новосибирск реально откроет дверь в новую эпоху.  Причем, сделает это, как я заметил вначале, без лишнего шума и пафоса.

Андрей Колосов

Ученые Института теоретической и прикладной механики (ИТПМ) им. С. А. Христиановича Сибирского отделения Российской академии наук (СО РАН) разработали технологию высокопрочной лазерной сварки для авиационной промышленности. Об этом ТАСС сообщил научный сотрудник ИТПМ СО РАН Александр Маликов.

Проект победил на конкурсе инновационных проектов аэрокосмической отрасли, организованном Центральным аэрогидродинамическим институтом (ЦАГИ) при участии Минпромторга РФ, фонда "Сколково", Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК), холдинга "Вертолеты России". В 2020 году на конкурс было прислано более 50 заявок.

"Мы разработали технологию не просто лазерной сварки, а подошли к этой проблеме комплексно. За счет управления структурно-фазовым состоянием сварного шва на основе оптимизации лазерного воздействия, легирования, модифицирования нанопорошками, редкоземельными металлами, оптимизации посттермообработки удалось добиться результата. То есть, когда мы плавим металл лазером, он изменяет свое состояние. Понимая, как он изменяется, мы научились его восстанавливать и делать благодаря этому высокопрочный сварной шов", - сказал Маликов.

По его словам, в настоящее время в авиации используется технология заклепок. Использование же лазерной сварки в сочетании с новыми металлическими сплавами позволит сэкономить до 25% от общего веса самолета. Причем речь идет как о гражданских, так и о военных самолетах. Однако для реального использования прочность такой сварки должна быть на уровне прочности основного металла самолета, на что и ориентирована разработка ИТПМ СО РАН. Технология может применяться как к традиционным материалам, используемым в авиастроении, так и к новым сплавам.

В настоящее время проведена фундаментальная научная работа, после которой вместе с ОАК должны быть проведены научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР), которые займут до четырех лет. После этого будет проведена опытно-конструкторская разработка и внедрение.

"Так как авиация - консервативная отрасль, это должно быть отработано, чтобы оно соответствовало всем ГОСТам. Это очень длительный путь, и любое изменение должно пройти многократную аттестацию", - отметил собеседник агентства. Несмотря на то, что стоимость производства такого лазерного шва немного дороже традиционной технологии заклепок, она позволяет компенсировать затраты за счет комплексного подхода к производству швов самолета, и как следствие - снижению его веса.

Принципы надлежащей лабораторной практики (англ. – GLP, good laboratory practice) –применяются при проведении неклинических испытаний объектов, содержащихся в лекарственных веществах, пестицидах, косметической продукции, ветеринарных препаратах и т.п. Цель – обеспечить согласованность и достоверность результатов при проведении исследований медицинской и экологической безопасности.

В России пока соответствие стандартам GLP является рекомендуемым, но необязательным условием проведения доклинических исследований.

–Нормы GLP являются обязательными при проведении доклинических исследований в США и Европе и в ближайшее время они будут обязательными проведении неклинических испытаний в РФ.  Сроки окончательного вступления в силу этого решения в нашей стране несколько раз переносились, - рассказал руководитель Центра неклинических испытаний, созданного на базе   Центра коллективного пользования «SPF-виварий» (ИЦиГ СО РАН), к.б.н. Евгений Завьялов.

Причины переноса разные. С одной стороны, в нашей стране очень мало площадок для испытаний, получивших государственное признание на соответствие нормам GLP (по данным Росаккредитации, на данный момент – их всего 11, и только 8 из них работают с фармацевтами). И есть очевидное опасение, что их мощностей не хватит, чтобы обеспечить проведение всех испытаний на должном уровне в масштабах страны.

С другой, – сами испытания в этом формате получаются более длительными и, соответственно, затратными, поэтому многие разработчики стараются идти по более простому пути, благо, пока, закон это позволяет.

Но такая ситуация не может сохраняться долго. Общемировой тренд на соответствие нормам GLP вынуждает проводить такие исследования для товаров, которые предполагается экспортировать за пределы России (причем, часто производителю приходится подтверждать результаты испытаний на зарубежных площадках, что выходит еще дороже). В ближайшее время наша страна вынуждена будет ввести мировые стандарты. Тенденция такова, что в развитых странах все чаще такого рода требования предъявляются и к фундаментальным исследованиям.

В принципе, соблюдать эти нормы выгодно и заказчику испытаний, отметил Евгений Завьялов:

– На неклинической стадии мы оцениваем эффективность действующего вещества, его безопасность для организма, и, если здесь будут допущены ошибки, они неизбежно проявятся уже на стадии клинических испытаний, которые стоят гораздо дороже, то есть своевременное обнаружение проблем позволяет заметно сэкономить бюджет разработчика продукта.

Понимая, что обязательный переход на принципы надлежащей лабораторной практики – процесс неизбежный, причем, уже в ближайшем будущем, в ИЦиГ СО РАН было принято решение создать Центр неклинических испытаний (ЦНИ) на базе SPF-вивария, где будут проводиться исследования в   соответствии с этим стандартом. Сейчас признание ЦНИ как площадки, на которой исследования проводятся в соответствии со стандартами GLP успешно завершен,    что ставит нас в один ряд с испытательными площадками ЕС и делает результаты, полученные в нашем Институте соответствующие требованиям, которые признаются Европейским медицинским агентством (ЕМА).

К слову, восточнее Урала это вторая площадка для испытаний, функционирующая в соответствии со где исследования были признаны соответствующими принципам GLP (еще одна лаборатория находится в Красноярске - филиал ФГБУ «ИМЦЭУАОСМП» Росздравнадзора), и третья среди институтов РАН.

Пока среди заказчиков подобных испытаний преобладают научные институты, но проводятся исследования и для фармацевтических компаний. В институте надеются, что в дальнейшем их доля будет только возрастать.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

23 декабря 2020 года ушел из жизни выдающийся российский ученый-геолог, академик РАН, доктор геолого-минералогических наук, с 1997 по 2008 годы - председатель Сибирского отделения РАН и вице-президент Российской академии наук Николай Леонтьевич Добрецов.

Практически вся творческая жизнь академика Добрецова была связана с Сибирью. Он стал создателем научной школы, директором-организатором Института геологии и минералогии СО РАН, автором ряда выдающихся научных исследований и открытий. Трудно назвать сибирский регион, где бы он не проводил полевых работ, но он участвовал и во многих зарубежных экспедициях, достойно представлял российскую науку на международной арене, выступил автором и соавтором более 780 научных публикаций, среди которых 48 монографий.

Академик Добрецов много сил отдал работе по развитию Сибирского Отделения РАН – в 1990 – 1997 как первый заместитель председателя Президиума СО АН СССР – РАН, а в 1997-2007 годах в качестве председателя Сибирского отделения РАН и вице-президента РАН.

Под его руководством с 1997 г. реализовывалась программа реструктуризации СО РАН, включающая развитие интеграционных исследований, обновление научного оборудования, поддержку молодежи и многое другое. Николай Леонтьевич стал одним из главных разработчиков Стратегии экономического развития Сибири (утвержденной Правительством РФ) и ряда других документов государственного значения.

Сайт "Академгородок" выражает глубокие и искренние соболезнования всем родным, близким и коллегам, всем, кто знал и уважал Николая Леонтьевича. Он был талантливым руководителем, требовательным учителем и выдающимся ученым!

«Британии грозит катастрофа из-за использования зеленой энергии» - сообщения такого рода стали распространяться в начале ноября в англоязычном сегменте Интернета. Крупнейший британский оператор электроэнергетической системы - National Grid - разослал уведомление с просьбой о срочном запуске остановленных угольных ТЭС ввиду критического падения мощности ветряных электростанций. По словам оператора, потребителям грозит дефицит электричества на уровне 740 МВт, что может стать причиной отключений.

Надо ли объяснять, что апелляция к «грязной» угольной энергетике, с которой руководство Великобритании намерено распрощаться в 2024 году, вступает в диссонанс с официальными декларациями сделать ветроэнергетику «движущей силой» нового энергетического перехода? Напомню, что согласно озвученным планам, за десять лет установленная мощность оффшорных ветропарков должна вырасти как минимум троекратно. И тут неожиданно выясняется, что без оперативного включения угольных электростанций британцев ждет погружение во тьму. Спрашивается, как им придется жить после 2024 года, когда в стране закроются все угольные электростанции? Не поступает ли руководство страны опрометчиво, сосредоточившись на возобновляемых источниках энергии?

Мы начали с этого красноречивого примера как раз потому, что он вынуждает нас еще раз трезво оценить глобальные приоритеты в области энергетики. Как мы знаем, увлечение возобновляемыми источниками оправдывается борьбой с эмиссией углекислого газа, якобы влияющей на рост глобальных температур.

Если следовать пунктам Парижского соглашения по климату, то избавление от ископаемого топлива – единственный способ спасения человечества от глобального потепления. Правда, с приходом Трампа на президентскую должность была надежда на то, что США продемонстрируют какой-либо альтернативный вариант ответа на климатический вызов, однако недавняя победа Байдена обещает всё вернуть на свои места. Америка, похоже, снова двинется «европейским» путем.

Однако в той же Америке есть целые группы исследователей, которые открыто проговаривают именно такой альтернативный вариант, оспаривая путь, выбранный западными государствами. В ноябре на сайте Института Хартленда (Heartland Institute) появилась очередная публикация на эту тему. Автор статьи пытается доказать, что реакция на климатические изменения может быть, как рациональной, так и иррациональной. Отказ от ископаемого топлива и тотальный переход на ВИЭ он как раз относит к иррациональной реакции. По его убеждению, климатические изменения имеют естественные причины, и попытка «исправить» ситуацию путем создания «безуглеродной» экономики изначально обречена на провал. Автор не стесняется в выражениях, называя эту упрямую попытку «игрой для дураков» (a fool’s game).

По его мнению, факты свидетельствуют о том, что люди играют в процессе климатических изменений минимальную роль. Кроме того, происходящие сейчас изменения климата принесли человечеству больше пользы, чем вреда, поскольку потепление содействует повышению урожайности сельскохозяйственных культур, а значит, снижает угрозу голода. Смерть из-за холода, отмечает автор, уносит гораздо больше жизней, чем чрезмерная жара. Кроме того, у нас нет никаких надежных подтверждений кошмарного сценария, согласно которому глобальное потепление вызовет климатический апокалипсис, способный-де уничтожить всю человеческую цивилизацию.

Разумеется, автор не исключает негативных последствий потепления, которые будут причинять людям ощутимый материальный ущерб. Однако отсюда вовсе не следует, что человечество столкнется с какими-то невероятными, беспрецедентными событиями. По сути, мы будем иметь дело с известными природными стихиями, которые уже сейчас досаждают нам время от времени и к которым необходимо быть готовыми. В свете сказанного нам как раз необходимо разобраться с тем, как наилучшим образом подготовиться к этим стихиям, как максимально себя обезопасить.

Еще раз отметим: автор исходит из того, что глобальное потепление имеет естественные причины, а потому маниакальное стремление нынешних политиков повлиять на природные процессы в любом случае не дадут никаких результатов. Зато мы упустим время и потратим впустую гигантские суммы. В складывающихся условиях рациональнее всего потратить средства на адаптацию к происходящим изменениям. И в этой связи запланированный отказ от ископаемого топлива нужно рассматривать либо как проявление глупости, либо как демонстрацию безответственного отношения к судьбам людей. Ведь именно сохранение тепловой электроэнергетики лучше всего страхует нас от последствий неизбежного удара природных стихий.

Больше всего пострадают от такой политики как раз бедные страны и бедные слои населения. По словам автора, попытка достигнуть к 2050 году нулевых выбросов углекислого газа приведет к сокращению экономического роста на триллионы долларов каждый год, в результате чего огромное количество людей останутся в бедности на десятилетия вперед. И самое печальное, что эта коллективная жертва никак не повлияет на климат.

Например, США – согласно планам Байдена и Харрис – готовы до 2050 года потратить на декарбонизацию два триллиона долларов! Однако эти затраты, уверен автор, нисколько не избавят нас от стихийных бедствий – от ураганов, наводнений, землетрясений. Лучший ответ на изменение климата, считает он – это быстрый экономический рост, поскольку богатые страны лучше всего справляются с последствиями указанных стихий и несут меньше жертв, чем бедные страны. А быстрый экономический рост невозможно обеспечить без ископаемого топлива. Особенно это касается третьих стран, которые и без того страдают от природных катаклизмов. Таким образом, не избавление, а как раз сохранение ископаемого топлива является самой адекватной подготовкой к климатическим изменениям, заключает автор статьи. На протяжении истории, отмечает он, люди и государственные руководители так или иначе реагировали на природные катаклизмы, и всегда предпринимали какие-то действия для уменьшения ущерба. И в этом случае эффективность мер напрямую связана с уровнем благосостояния. Именно этот момент и надо учитывать, когда мы говорим об угрозе глобального потепления.

В этой связи правительствам стоило бы, например, внимательнее отнестись к организации поселений. Вряд ли стоит содействовать уплотнению застройки в потенциально опасных местах, например, на побережьях морей или в низинах, в бывших поймах рек и т.д.  Если мы отмечаем увеличения частоты и силы ураганов, то было бы нерационально поощрять массовое расселение людей в прибрежных районах. Тем не менее, отмечает автор, правительство США делает всё наоборот. Так, по данным переписи населения за 2000 год, более половины американцев проживали в пределах 50 миль от побережья. К 2025 году, скорее всего, число таких жителей дойдет до 75 процентов. Почему так происходит? Потому, что государство субсидирует программы по страховке от ураганов и наводнений. Именно поэтому люди без всяких опасений за свое будущее стремятся обустроиться поближе к побережью, из-за чего в таких местах плотность застройки непрерывно растет.

По-хорошему, правительство могло бы направить деньги на обустройство прибрежных участков, на строительство дамб, на укрепление береговой линии, на повышение устойчивости домов к проседанию и размыву грунта, делая жилища людей более устойчивыми к наводнениям и ураганам. Такая политика, конечно же, потребует серьезных расходов. Однако человечеству это обойдется намного дешевле, чем достижение «нулевого баланса» по углеродным выбросам, абсолютно бесполезного в плане обеспечения безопасности. Стремление к контролю над климатическими изменениями, по мысли автора, не просто практически неосуществимо. Это также плохо и для личной свободы человека, и для экономического процветания. И к тому же – это не приносит никакой пользы окружающей среде.  

Константин Шабанов

​Научное сообщество в очередной раз не только без его согласия, но даже без информирования назначают к радикальной реформе.

На сайте газеты «Троицкий вариант» 22.12.20 (№ 319) появилось письмо президента Национального исследовательского центра «Курчатовский институт» М.В. Ковальчука в адрес председателя правительства РФ М.В. Мишустина, на котором председатель поставил визу: «Чернышенко Д.Н. Прошу разобраться и доложить».

Я думаю, что инициативы, касающиеся глобальных проблем развития и управления наукой, не должны рассматриваться без широкого обсуждения с участием тех, чья деятельность обеспечивает сам процесс развития. Не сомневаюсь, что за первым инициативным шагом коллеги Ковальчука последует исходящее от правительства предложение ученым включиться в обсуждение этой важной для страны проблемы. Однако поскольку в самом письме господин Ковальчук этого не предлагает, а, напротив, завершает многозначительной и не слишком демократической фразой «На Ваше решение», думаю, его инициативная заявка заслуживает столь же инициативного ответа и дискуссии.

В этой связи изложенные ниже мои соображения – не только ответ на предложение М.В. Ковальчука и обращение к ответственным лицам в правительстве, но и приглашение к дискуссии научного сообщества, назначаемого автором письма (в очередной раз не только без его согласия, но даже информирования) к радикальному реформированию.

Чем меньше средств страна направляет на научные исследования, тем больше активизируются некоторые озабоченные этой проблемой исследователи. Так, потерпев в прошлом поражение в продвижении идеи превращения Академии наук в «клуб по интересам», но все же добившись лишения ее реальных (в том числе и финансовых) рычагов управления, «озабоченные ученые» со своей неудачей не смирились. Новое предложение о радикальной реформе исходит от уважаемого президента НИЦ «Курчатовский институт» М.В. Ковальчука. Если коротко, он предлагает сгруппировать все существующие в стране исследовательские научные институты и университеты в пять больших кластеров. Они образно названы автором письма «Курчатов», «Ломоносов», «Вернадский», «Королев» и «Петр Великий».

Я не считаю нужным приводить полный перечень его инициатив. Желающие сами найдут его в Сети. Отреагирую лишь на одну, касающуюся судьбы групп научных организаций, названных у него вторым и третьим кластером («Ломоносов» и «Вернадский»), а также преференций в отношении организаций кластера первого, элитарного («Курчатов»).

Сотрудники институтов второго кластера («Ломоносов»), как пишет автор, занимаются получением «новых знаний о структуре и свойствах материального мира» и обеспечивают «формирование научной базы принципиально новой техники и технологий». Что до третьего («Вернадский»), то в нем осуществляются «исследования глобальных социально-экономических процессов, духовного мира человека во взаимосвязи с его социальными функциями и проявлениями и прогнозирование процессов мирового развития». Второй и третий кластеры лишь отчасти должны финансироваться бюджетом, а недостающие средства им предлагается изыскивать за счет грантов и участия в конкурсах.

При этом, что касается первого, главного кластера, занятого решением «стратегических задач научно-технологического развития» страны, в который, без сомнения, входит и институт, руководимый господином Ковальчуком, и некоторые аффилированные с ним научные учреждения, то для них не только предусматривается 100-процентное бюджетное финансирование на основе государственного заказа, но и сверхплановый резерв средств, которые руководители институтов будут самолично направлять в наиболее важные, с их точки зрения, научные области.

Но верю: не пребудут в забвении институты второй и третьей групп. Легко вообразить, сколь много фондов схлестнутся в конкурентной борьбе за то, чтобы поддержать их работу в части выработки ими «новых знаний о структуре и свойствах материального мира» и в исследованиях «духовного мира человека». Поэтому, пользуясь случаем, пока горячие дни и ночи борьбы еще не наступили и о вечном можно поразмыслить с холодной головой, отмечу тривиальное.

В духовном мире человека важное место занимает память. И если вспомнить дебаты о судьбе Академии наук семилетней давности, в которых Михаил Валентинович Ковальчук принимал живейшее участие и, так сказать, себя зарекомендовал, то хотел бы предостеречь: не исключено, что предлагаемая теперь уже под новым наименованием очередная реформа организации научных исследований с неизбежностью натолкнется на контрдоводы, которые уже приводились ранее защитниками академической науки. Когда в соответствии с одним из рассматривавшихся в то время планов предлагалось оставить в стране 100–200 исследовательских институтов, то есть сократить их число в 10–20 раз, в ответ звучало, стыдно сказать, ретроградное: новое в гуманитарном знании, в философии, в астрономии, археологии и в науках о Земле не является на свет регулярно и поквартально и далеко не всегда может быть измыслено в качестве конкретного государственного заказа.

Свое письмо председателю правительства Михаил Валентинович завершает словами «На Ваше решение». Но не означает ли эта не слишком близкая к демократии формула новую попытку войти в ту же самую административную реку?

Впрочем, не только долгая, но и недавняя память способна кое-что прояснить в этом замысле. Так, среди 2000 поддержанных проектов Российским научным фондом в 2019 году только 17 (семнадцать) были философскими. Не думаю, что эта цифра радикально увеличится после реализации правительственного плана слить РНФ с Российским фондом фундаментальных исследований, в недавнем прошлом единственным, ориентированным на приоритетную поддержку гуманитариев.

В заключение – ассоциация. Не оставляет ощущение, что текст письма в чем-то сродни известному афоризму Ширинского-Шихматова – министра народного просвещения правительства Николая I, изреченному в 1849 году, накануне исключения философии из университетских программ как европейской крамолы: «Польза от философии не доказана, а вред от нее возможен». Впрочем, тогда речь шла лишь о философии. Сегодня – о научном познании всего «материального мира» и «духовного мира человека». 

Сергей Анатольевич Никольский  – доктор философских наук, главный научный сотрудник, руководитель сектора философии культуры Института философии РАН.

В сентябре этого года пришло известие о том, что знаменитый немецкий концерн Siemens прекращает производство энергетического оборудования, в частности – турбин для больших газовых электростанций. Событие во многом знаменательное, если учесть, что в нашей стране Siemens устойчиво ассоциируется именно с большими газовыми турбинами (которые в России, кстати, не производятся). Представители компании связывают свое решение с политикой декарбонизации, проводимой европейскими правительствами. На их взгляд, ископаемое топливо уходит с рынков, а значит, в скором времени начнет падать и спрос на оборудование для тепловых электростанций (в принципе, падение уже началось).

Я бы назвал это стандартным объяснением, которое сейчас тиражируется в западной прессе. Переход европейских стран на возобновляемые источники энергии является в наши дни самой популярной темой, поэтому ссылки на закат эры ископаемого топлива стали уже дежурными (если не банальными). Да, курс на «зеленую» энергетику – это мощный тренд, изменяющий привычную расстановку сил и вынуждающий даже таких крупных игроков, как Siemens, вносить серьезные коррективы в свои бизнес-планы.

Но есть еще один момент, который оказался на втором плане, и которому лично я придаю более серьезное значение.  Напомню, что концерн Siemens специализировался на создании турбин для БОЛЬШИХ ОБЪЕКТОВ. Однако сегодня в мире наблюдается тенденция к децентрализации системы энергоснабжения и созданию малых объектов распределенной генерации. Я вынужден специально заострить внимание именно на этом моменте, поскольку из-за царящего в странах ЕС помешательства на теме декарбонизации ему не придают принципиального значения. Нам, по сути, навязывают дилемму: или ВИЭ, или ископаемое топливо! Якобы революционное преобразование энергетики идет исключительно по пути избавления от традиционных энергоносителей. В то же время более значимые последствия будет иметь не перемена источников энергии, а радикальная трансформация самого способа энергоснабжения. Поэтому спрос на большие турбины продолжит падение не только по причине снижения спроса на природный газ. Скорее, благодаря принципиальному отказу от строительства больших электростанций.

Почему тема радикального «переформатирования» энергетического рынка отходит на задний план перед темой декарбонизации – вопрос отдельный. Для нас важен сам факт перехода к «малому» формату. И здесь само по себе показательно то, что данный формат развивается, главным образом, благодаря частной инициативе, без особого государственного участия.  Скажем, в США владельцы малых генерирующих объектов не могут рассчитывать на государственные субсидии в случае капитального ремонта – чего не скажешь о крупных компаниях, владеющих большими объектами. То есть государство традиционно действует синхронно именно с монополистами.

Примерно та же картина наблюдается и в нашей стране, где руководители разных уровней постоянно проявляют озабоченность по поводу состояния (а также строительства) крупных электростанций и фактически никак не связывают с развитием энергетической отрасли строительство малых объектов. Тем временем на этом направлении начинаются серьезные подвижки, главную роль в которых играет всё тот же «частник».

Недавно появилось сообщение о том, что российский средний бизнес начинает постепенно уходить из электросетей, подключаясь к малым электростанциям. Данная тенденция отчетливо набирает силу в европейской части страны, где, как правило, нет особых проблем с газификацией. Следовательно, всегда есть возможность приобрести соответствующее оборудование для генерации электроэнергии. На рынке таких «малоформатных» решений теперь достаточно много – от газопоршневых установок до газовых мини-турбин, представленных достаточно большой линейкой мощностей (от 30 киловатт до мегаватта). То есть заметный технический прорыв на данном направлении сделал такую альтернативу возможной и вполне оправданной с экономической точки зрения.

Переход к малым объектам вызван вполне объективными причинами – угрозой непрерывного роста тарифов на электроэнергию со стороны крупных поставщиков. Как сказано в приведенной публикации, если в прошлом году спрос на газопоршневые машины был на уровне 40 – 50 мегаватт, то сейчас данный показатель составил порядка 100 – 120 МВт. Похоже на то, полагают эксперты, что мы имеем дело с устойчивым ростом. Так, если в прошлом году количество заказов на малые электростанции возросло в три-четыре раза, то в это году оно еще выросло в семь-восемь раз. При этом повышается и мощность самих объектов.

Показательно, что серьезный спрос формируется, в том числе, со стороны энергоемких предприятий тяжелой индустрии, а также со стороны предприятий пищевой промышленности. При этом как минимум пятая часть из них предпочитают вкладываться в создание собственных объектов (остальные предпочитают работать по схеме энерго-сервисных контрактов).

В данном случае речь совсем не идет о каком-то кратковременном «писке» моды. Как я уже сказал, обращение к «малому формату» продиктовано объективными причинами. Причем, по мере совершенствования оборудования и параллельной деградации существующей инфраструктуры энергоснабжения (которая будет не в состоянии гарантировать надежность поставок электричества), отказ от подключения к сетям в сложившихся условиях вполне может стать нормой.

Отметим, что данная тенденция зародилась не сейчас. Несмотря на то, что в настоящее время она набирает силу в европейской части страны и на Урале, такие же прецеденты имеют место и на территории Новосибирска. Показательным (и в чем-то революционным) прецедентом стало у нас строительство малой частной газовой электростанции мощностью 12 МВт для энергоснабжения жилищного комплекса «Березовое». Почему этот прецедент я рассматриваю как революционный? Дело в том, что при автономном снабжении электричеством жилых или общественных зданий гораздо труднее подобрать оптимальные режимы для работы машин из-за сильно «скачущих» нагрузок. Собственник электростанции шел на большой риск, поскольку по факту он реализовывал пилотный проект, на ходу устраняя неполадки и вкладывая средства в дальнейшее совершенствование системы. Надо отметить, что не без его материального участия в Новосибирские прошла тестовое испытание инновационная разработка наших специалистов, позволяющая эффективно «выводить» такие малые объекты во внешнюю сеть. Благодаря такой интеграции повышается надежность работы малых объектов, а значит, со стороны потребителей снимаются все вопросы и претензии. Этой разработкой, кстати, когда-то заинтересовались в Китае. У нас же в стране на нее все еще не обратили должного внимания. Хотя, еще раз подчеркну, мы имеем дело с поистине революционным решением, поскольку именно такие разработки позволят установить в стране принципиально новый, децентрализованный формат энергоснабжения, содействуя тем самым развитию региональных (а может, и муниципальных) рынков электроэнергии. То есть «малый формат» начинает уверенно входить в нашу жизнь благодаря спросу на инновации со стороны бизнеса.

Здесь я хочу специально остановиться на этом моменте. Мы по инерции связываем какие-то прорывные, эпохальные изменения с участием государства. Мы всегда делаем расчет на то, что только государственные программы направляют технический прогресс, определяя стратегические направления. Приведенный здесь пример развития малой энергетики в России наглядно показывает, что прорывные направления способны задаваться бизнесом, в то время как государство будет действовать с постоянной оглядкой на прошлое. Причем, я говорю сейчас не только о российском государстве. Как я уже говорил, в США отживший свой век энергетический монополизм все еще находит поддержку со стороны властей. В Европе приняли стратегию декарбонизации, которая, как ни странно, реализуется в парадигме уходящего индустриализма с его централизацией и мелочной бюрократической регламентацией. И только распределенная энергетика на текущем этапе развивается по частной инициативе и в силу объективных обстоятельств (а не директивно, как в случае планового перевода европейской энергетики на возобновляемые источники). И так происходит везде, в том числе и в нашей стране.

В свете сказанного я хочу обратить внимание на то, что, несмотря на очень важные прецеденты, связанные у нас с малой энергетикой, они до сих пор не произвели необходимой «революции в головах» тех, кто так или иначе причастен к программам развития. Сегодня в нашем городе много говорят о развитии Новосибирского научного центра. И политики, и ученые изобретают звучные названия своим программам и проектам, создают головокружительные картинки, ошарашивают нас огромными цифрами. Однако я еще не слышал обстоятельного разговора насчет коренной модернизации – в русле современных веяний – системы энергоснабжения того же Академгородка и других территорий, непосредственно связанных с фундаментальной наукой.

Сейчас у нас на слуху строительство Сибирского центра синхротронного излучения. Напомню, что презентованная мегаустановка потребует электрических мощностей на уровне 20 МВт. В свое время я общался с инициаторами проекта относительно предполагаемых вариантов энергоснабжения (учитывая, что мы живем в энергодефицитном регионе с относительно дорогим электричеством). Как выяснилось, ничего оригинального и инновационного ими на этот счет не предполагалось. Подключать объект планировалось стандартно – к общей сети. Строительство отдельной малой электростанции в планы инициаторов не входило (почему-то такой вариант они считали ненадежным и сильно затратным).

К чему я привел этот пример? К тому, что даже представители академической общественности, с которыми мы связываем развитие, модернизацию и вхождение в новый технологический уклад, осмысливают реалии в парадигме уходящей индустриальной эпохи. В этом они очень близки «по духу» государственным управленцам. Стоит ли, в таком случае, ждать с их стороны каких-то революционных перемен – вопрос не только риторически. Сегодня он актуален для нас как никогда ранее. Вполне может сложиться так, что дверь в будущее нам откроют как раз те деятели, о которых не трубят в прессе и чьи проекты не обсуждают как великое свершение. Просто однажды мы увидим воочию их КОНКРЕТНЫЕ ДЕЛА. Пусть почти незаметные вначале, но зато способные реально преобразить нашу жизнь в течение ближайших десяти-двадцати лет.

Андрей Колосов

Ученые ФИЦ ИЦиГ СО РАН под руководством профессора Королевского ветеринарного колледжа (Великобритания) Дениса Ларкина уже несколько лет активно изучают генетические факторы устойчивости к холодному климату у исконно российских пород крупного рогатого скота.

В результате длительных процессов естественного и искусственного отбора появились несколько локальных пород крупного рогатого скота, хорошо адаптированных к местному климату. Они хорошо адаптированы к местным условиям, однако не обладают высокой продуктивностью. Поэтому в последнее время во всем мире идет активный процесс замещения этих локальные пород скота несколькими интернациональными породами, чья продуктивность намного выше.

– К сожалению, очень часто, при переносе этих пород в новые условия обитания, их продуктивность заметно снижается, возникают проблемы акклиматизации, - отмечает Денис Ларкин.

Например, голштинская порода, которая сейчас разводится в десятках стран мира, первоначально была выведена в Голландии. Поэтому эти животные лучше всего себя чувствуют при температуре воздуха от +5 до +20С. Однако в большинстве российских регионов значительную часть года температура воздуха гораздо ниже, что негативно сказывается на здоровье весьма дорогих племенных животных. С такой проблемой сталкиваются многие отечественные животноводческие хозяйства (особенно в восточной части страны).

Нельзя сказать, что эта проблема неразрешима: современные биотехнологии дают возможность быстро переносить уникальных генетические мутации, возникшие или отобранные у локальных пород скота в процессе адаптации к местной среде обитания, в геномы интернациональных высокопродуктивных пород для сохранения их выдающихся свойств в новых условиях. Но для успешного применения этих технологий сначала необходимо найти локальные породы, обладающие набором таких мутаций, определить конкретные гены, отвечающие за холодоустойчивость организма животного. Этой работой и занимается упомянутая группа новосибирских генетиков.

– Феноменальную адаптацию к холоду имеет самая северная порода скота в мире - якутская, центр разведения которой находится вблизи северного полюса холода, - рассказал ведущий научный сотрудник ФИЦ ИЦиГ СО РАН, к.б.н. Николай Юдин.

Анализ ДНК якутских коров по более чем ста тысячам позиций позволил ученым выявить уникальные районы их генома, которые могут быть непосредственно связаны с адаптацией к холодному климату. Например, четкие следы отбора были выявлены в районе гена, отвечающего за в восприятие нервными клетками сигналов боли и холода. Мутации в этом гене у человека вызывают наследственное заболевание, сопровождающееся неспособностью ощущать боль и температуру окружающей среды. А якутским коровам, вероятно, пониженная чувствительность к низким температурам помогает спокойно переносить морозы до -50С.

Недавно ученые провели эксперимент по изучению генетической адаптации к сильному холоду у двух сотен сибирских герефордов в Алтайском крае. Для этого, за несколько дней до наступления экстремальных холодов по данным прогноза погоды, каждому животному в ушной канал вводили датчик температуры и закрепляли его там. В течение двух недель каждые 15 минут информация о температуре внутри уха передавалась с датчика через интернет на компьютер в лаборатории, которая находилась на расстоянии 300 км в Новосибирске. Если корова мерзла, то температура в ухе снижалась. Потом у этих животных взяли кровь, выделили ДНК, провели анализ по тем же ста тысячам позиций и сопоставили с результатами наблюдений за температурой. В результате были выявлены два гена, ассоциированные с поддержанием температуры тела на морозе. Белок, кодируемый одним из этих генов, передает сигналы возбуждения между нервными клетками в центре терморегуляции в головном мозге.

В настоящее время исследования продолжаются, но теперь ученые анализируют не отдельные позиции в геноме, а полные последовательности ДНК (геномы) исконно российских пород скота. Это позволит выявить новые генетические маркеры устойчивости к холоду и использовать их в селекционной работе наших животноводов.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

Недавно один фермер из Новосибирской области, поставляющий в город экологически чистую продукцию, показал на своей страничке в соцсетях используемые им методы выращивания свиней: на видео животные целой семьёй свободно паслись среди берез, вспахивая носами почву. Профессиональные экологи из Академгородка не могли пройти мимо этой картинки и выразили свое беспокойство по поводу того, что подобный вольный выпас наносит вред экосистеме леса. Дескать, животные уничтожают подстилку, и в итоге сильно страдает биоразнообразие. Кроме берез, мол, ничего другого не остается.

Владелец фермерского хозяйства тут же привел свои аргументы. По его словам, он продемонстрировал собственный участок, который эксплуатируется им более двадцати лет без всякого ущерба природе. Собственник сам регулярно высевает траву в полях и сам высаживает деревья. Только за этот год, отметил фермер, им было высажено порядка полутора тысяч деревьев. Впрочем, экологов его объяснения не сильно убедили, и они продолжили разъяснять научные тонкости проблемы, делая акцент на биологическом разнообразии и приводя данные из области ботаники.

На мой взгляд, причина недопонимания коренится здесь в том, что участники диалога оценивают увиденное с принципиально разных позиций. Так, ученый-эколог видит БЕРЕЗОВУЮ РОЩУ, в которую забрело стадо свиней и все там испортило. Фермер же решил показать лишь альтернативный СПОСОБ СОДЕРЖАНИЯ домашних животных, соответствующий экологическим принципам хозяйствования. Иными словами, разговор вышел бы более конструктивным, если бы ученые восприняли увиденное с точки зрения хозяйственной рациональности. В конце концов, им показали не березовую рощу, а именно ЖИВОТНОВОДЧЕСКУЮ ФЕРМУ, в которой часть свободного пространства, заросшего березами, используется вот таким способом.  То есть фермер, будучи полноправным СОБСТВЕННИКОМ данного участка, мог бы вырубить все деревья, распилить их на дрова и сжечь в печке. А свиней загнать в тесное помещение и выращивать так, как принято делать в обычных свиноводческих хозяйствах. Причем, помещение — это можно было организовать прямо на освободившейся после вырубки площадке. Но фермер предпочел идти другим путем, нацеливаясь на производство экологически чистой продукции, на которую в наше время расширяется спрос. Отсюда – вольный выпас животных среди деревьев, который практиковался издревле.

Для меня указанная нестыковка взглядов является дополнительным свидетельством отстраненности части научного сообщества от реальных хозяйственных практик. Да, наши экологи могут много чего рассказать о богатстве флоры и фауны сибирских полей, лесов и рек. Но им, как видим, не особо близка проблема поиска альтернативных форм хозяйствования, когда участки естественного ландшафта не приходится полностью пускать под нож, освобождая место для интенсивного выращивания каких-либо животных в закрытых помещениях.  Думаю, наоборот, последний способ давно считается «прогрессивным» ввиду того, что свободный выгул домашнего скота отдает архаикой. Кстати, упомянутый фермер не скрывает, что именно так поступали его прадеды. Отсюда и характерное отношение к демонстрации подобных доиндустриальных практик. Кому-то искренне кажется, что все они должны кануть в лету, а значит, никакой хозяйственной рациональности здесь вроде бы нет – один только ущерб природному разнообразию.

Честно признаться, меня искренне огорчает, когда представители науки ассоциируют хозяйственную рациональность с теми подходами, которые закрепились в индустриальную эпоху. Именно по этой причине некоторые важные решения со стороны конкретных практиков воспринимаются как что-то отсталое или «экзотическое», если в них содержатся элементы старого уклада. Сегодня мы рассматриваем моду на экологически чистую продукцию как всё ту же экзотику - по аналогии с интересом интеллигенции к старинному фольклору. То есть для нас это есть всего лишь небольшая рыночная ниша, и ничего более. И мало кому приходит в голову, что именно с такого «фольклора» может начаться радикальная трансформация ВСЕГО сельского хозяйства в соответствии с нормами Шестого технологического уклада. И, кстати, именно экологи могли бы как раз внести весомую лепту в дело инновационного переосмысления доиндустриальных практик.

В последнее время у нас обратили внимание на так называемое агролесоводство, то есть когда лесное хозяйство объединяется в едином комплексе с садоводством, растениеводством и даже животноводством. Пока еще данное направление является для нас диковинкой ввиду своей непривычности, ибо мы традиционно воспринимаем лесной массив либо как источник коммерческой древесины, либо как естественное место для развития различных промыслов – охоты, сбора грибов и ягод, лекарственных растений и т.д. А вот так, чтобы участвовать в формировании САМОЙ ЭКОЛОГИИ  лесного массива, сообразуя его с практическими нуждами человека и сохраняя при этом бережное отношение к природе – такие подходы нам еще только предстоит утвердить и распространить. Первые опыты в нашей стране уже имеются, но пока они еще не поддержаны в достаточной степени наукой и государством. Причина понятна: новые веяния в сельском хозяйстве еще не воспринимаются как экономически значимый вид деятельности. Поэтому леса в нашей стране продолжают нещадно вырубать ради экспорта древесины, параллельно вкладывая огромные суммы в создание крупных животноводческих ферм и птицефабрик (которые впоследствии становятся источником невыносимой вони для крупных городов вроде нашего Новосибирска). Думаю, не нужно быть экологом, чтобы понять бесперспективность такого пути для нашей страны (да и для мира в целом).

Кстати, буквально в сентябре этого года вышла одна обнадеживающая новость: деревья, выросшие на заброшенных сельхозугодиях, можно рассматривать теперь как лесную плантацию. То есть в этом случае владельцы участков не только избегут штрафных санкций, но могут заработать на продаже древесины. В правительстве надеются, что данное разрешение позволит за счет «частника» увеличить лесной фонд страны примерно на 10 процентов. Иными словами, на землях сельхоз назначения теперь можно заниматься плантационным выращиванием ценных древесных пород. Конечно, вопрос об агролесоводстве здесь напрямую не ставится, однако указанная возможность является важной ПРЕДПОСЫЛКОЙ для развития данного направления.

В принципе, поросший деревьями «заброшенный» участок в наибольшей степени выявит свой потенциал как раз в рамках агролесоводства. Отметим, что указанные подходы хорошо разобраны создателями пермакультурного дизайна, такими, как Билл Моллисон.  В частности, предложенные ими революционные методы агротехники в обязательном порядке предполагают высадку на участке различных деревьев, которые иногда объединяют в специальные сообщества (гильдии). Бескрайнее поле, засаженное какой-то одной культурой (зерновыми и овощами) не вписывается в принципы пермакультуры. Сочетание разных культур, а также растениеводства, животноводства и лесоводства – вот та здоровая и экологически безупречная альтернатива, которую предлагают создатели нового направления.

Новосибирский фермер, о котором мы рассказали в самом начале, также использует элементы пермакультуры, отправляя свиней на свободный выгул среди берез. Правда, по его же признанию, он всего лишь следует здесь опыту предков. Но ведь и пермакультура, по сути, включает в себя традиционные методы ведения сельского хозяйства, поставленные в наше время на твердую научную основу. Я говорю это к тому, что нашей науке не помешало бы поддержать фермеров, рискнувших использовать экологические методы выращивания животных и растений. Хотя бы для того, чтобы придать такому хозяйствованию инновационную направленность.

В этом контексте именно агролесоводство могло бы стать неким отправным пунктом для обоснования подобных исследований и, соответственно, получения государственного финансирования. Тем более что есть веские причины прибегнуть к озвучиванию подобных тематик. В стране сегодня из-за пожаров и вырубок выводятся из хозяйственного оборота сотни тысяч гектаров, занятых некогда лесами. Экологически сознательная часть нашей общественности испытывает закономерное волнение по этому поводу. И как раз в столь напряженный момент именно ученые могут показать людям свет в конце тоннеля. А именно, обозначив не просто путь восстановления погибших лесов, но и указав путь создания принципиально новых, «комплексных» сельскохозяйственных насаждений – более «культурных» и более полезных для человека, чем просто отдельно взятый лесной массив или отдельно взятая овощная плантация.

Подчеркиваю, в наше время это уже не какие-то фантазии, поскольку теперь есть и теоретические выкладки, и отработанные практики на этот счет. Причем, учитывая глобальное значение данной темы, она дала бы повод к серьезному международному сотрудничеству наших ученых с зарубежными коллегами. Мало того, заявки на подобные исследования неплохо укладываются и в контекст борьбы с глобальным потеплением. Так что у сибирских биологов и экологов есть неплохой шанс сформулировать серьезный проект на эту тему и добиться международной огласки.

Олег Носков