Инициатива объединения трех научных институтов Академгородка с Новосибирским государственным университетом в рамках проекта суперкомпьютерного центра (СКЦ) «Лаврентьев» наделала немало шума и вызвала неоднозначную реакцию среди научного сообщества. Подробнее об этом проекте, чем он вызван и какие у него могут быть перспективы мы попросили рассказать ректора НГУ Михаила Федорука, одного из подписантов нашумевшего письма в Минобрнауки РФ.

 – Михаил Петрович, несколько месяцев назад в интервью нашему изданию Вы говорили о том, что университет не намерен поглощать какие-либо научные институты. Что заставило Вас изменить свою позицию?

– Осенью я комментировал обвинения в адрес университета в том, что мы якобы хотели присоединить ФИЦ информационных и вычислительных технологий (ИВТ) просто ради присоединения, звучали даже обвинения в рейдерстве. Здесь моя позиция не поменялась: в таком виде, вне консолидирующих проектов, нам никакие поглощения не нужны и неинтересны, они не пойдут на пользу ни одной из сторон. Сейчас же речь идет о том, что в Академгородке предложено реализовать масштабный проект строительства суперкомпьютерного центра «Лаврентьев». Его реализация невозможна без консолидации имеющихся сейчас ресурсов – инфраструктурных, кадровых и иных на одной площадке, и в роли организатора этой площадки рассматривается именно университет. Это не наша инициатива, это, скорее, ключевое условие федерального руководства, которое и будет финансировать проект.

– Можно ли реализовать этот проект в форме консорциума, где каждый участник сохраняет юридическую самостоятельность?

– Начнем с того, что строительство СКЦ подразумевается не на средства потенциальных участников такого консорциума, а на средства из федерального бюджета. Соответственно, именно Минобрнауки решает, в каком виде будет реализован проект. Очевидно, что никто не захочет «распылять» дорогостоящую инфраструктуру по нескольким организациям, позиция проста: центр ответственности должен быть один. И на эту роль выбран именно университет.

С одной стороны, это соответствует текущей позиции министерства, которая заключается в том, что научная система страны должна формироваться также и вокруг университетов, как во многих западных странах. Можно сколько угодно критиковать такой подход, но надо понимать, что он сейчас является одним из приоритетных для государства, а именно оно обеспечивает реализацию проекта.

С другой стороны, этот подход соответствует и линии, оформленной решениями Президиума Сибирского отделения РАН о том, что создаваемые Центры коллективного пользования (СКЦ «Лаврентьев» как раз один из них) должны организовываться именно как обособленные подразделения университета. Кроме того, как справедливо отметил председатель СО РАН академик Валентин Пармон, институты, о которых идет речь в письме, сейчас находятся не в лучшей форме. Институт систем информатики и Институт вычислительной математики и математической геофизики отнесены к институтам второй категории, и у них есть ненулевой риск попасть в итоге в третью категорию, а это означает серьезные проблемы с финансированием. ИВТ весь прошлый год лихорадило из-за конфликта врио директора с коллективом, и в итоге институт покинул ряд ведущих ученых. В такой ситуации ни одна из организаций сейчас не потянет консорциум, ведь это предполагает равный вклад участников, а у них просто может не хватить ресурсов. Да и, честно говоря, мне кажется, что многим их сотрудникам важно не то, где лежит их трудовая книжка, в институте или университете, главное, чтобы были достойная зарплата и хорошие условия работы.

– Звучат опасения, что в результате такого объединения научные школы, десятилетиями создаваемые в институтах, разрушатся.

– Для того, чтобы научные школы жили, необходим постоянный приток в них молодежи. Но я не замечаю скопления молодых ученых в этих институтах – при том, что порядка 40 % выпускников университета соответствуют профилю ИТ. И я считаю, что как раз ИТ-направление целесообразнее развивать именно в университетах. Тогда молодежь, которая, сейчас уходит в основном работать в высокотехнологичные компании, причем часто со студенческой скамьи, возможно, в какой-то части останется в науке, задержится на интересных проектах. Но эти проекты должны быть! Сегодня нельзя себе позволить рассказывать о том, что самый настоящий искусственный интеллект был в Академгородке 60 лет назад, а сегодня весь мир занимается не тем, что нам нравится. Мы не можем себе позволить игнорировать глобальную исследовательскую и технологическую повестку и обходить такие «горячие» темы, как компьютерное зрение, когнитивная робототехника, роевой интеллект – и многое другое.

Я, например, много лет руковожу группой ученых, которая занимается математическим моделированием. В этом году университет будет участвовать в конкурсе на создание центра компетенций в области искусственного интеллекта. Это одно из магистральных направлений развития вычислительной науки, оно сейчас активно развивается как раз в НГУ, а в институтах мало публикаций по этой теме. У нас работают и другие направления, в том числе в рамках Математического центра в Академгородке, где университет является одним из учредителей.

Поэтому, повторю, в предложениях университета нет ничего удивительного или опасного для институтов: мы считаем их взаимовыгодными для всех предполагаемых участников проекта. К тому же, как уже подчеркивалось не раз – речь идет о сугубо добровольном объединении, а не о «захвате» институтов, как кто-то поспешил заявить.

– Сегодня уже понятно, что этот проект встретил сопротивление у части сотрудников институтов и может получиться так, что он не будет реализован. Есть у университета «план Б» на этот случай?

– Такой план, конечно, есть. Мы не откажемся от идеи строительства СКЦ в Академгородке, поскольку в нем есть острая необходимость. И это не отрицают даже те, кто сегодня критикует наше письмо. Частичную поддержку научным и инженерным группам, которые сгруппируются вокруг этого проекта, окажем за счет средств, выделяемых в рамках программы «Приоритет 2030», конкурс на участие в которой мы выиграли осенью. Главной проблемой на этом пути для нас станет, пожалуй, выбор места размещения объекта. Потому что у университета сейчас просто нет свободных площадей в нужном количестве. Понятно, что в идеале было бы построить современное здание, специально спроектированное под нужды СКЦ. Но пока надо быть реалистами и констатировать: такая возможность не обсуждается. В варианте объединения с институтами эта проблема решалась путем использования площадей Вычислительного центра (где они располагаются и где многие площади сейчас просто сдаются в аренду или просто пустуют). Если объединение не состоится, нам придется решать проблему как-то по-другому. Но, думаю, мы ее так или иначе решим. И на самом деле, если первоначальный вариант будет заблокирован, неизвестно, кто в итоге пострадает больше. Приведу такой пример. Несколько лет назад был проект присоединения к университету Конструкторско-технологического института научного приборостроения (КТИ НП) СО РАН. Опять же, это не было присоединением ради присоединения: в университете активно начало развиваться инженерное направление, мехмат запустил программу Инженерной школы – и нужна была консолидация усилий в этой области. Руководства КТИ НП идею объединения не поддержало. В итоге мы нашли другие ресурсы, университет продолжает развиваться, студенты Инженерной школы активно включаются в проекты, выигрывают конкурсы на поддержку своих стартапов. А у института за это время просто ничего не произошло, что в условиях сегодняшней острой конкуренции за ресурсы может стать фатальным для любой организации.

На днях Международное энергетическое агентство (МЭА) опубликовало итоговый отчет, посвященный состоянию рынка электроэнергии. Для тех, кто отслеживает данную тему на протяжении нескольких лет, приведенные в отчете цифры могли показаться если не сенсационными, то во всяком случае мало ожидаемыми. Образно говоря, реальная история – вопреки громогласным политическим декларациям и прогнозам – преподнесла весьма неприятный сюрприз тем, кто принял близко к сердцу идеологию построения безуглеродного будущего. Прошедший год наглядно показал, насколько способны реалии расходиться с кабинетными прогнозами.

Первое, на что обращают внимание авторы отчета: в минувшем году благодаря оживлению экономики (после предыдущего «ковидного» спада) в мире резко подскочил спрос на электрическую энергию – примерно на 6 процентов. Этот скачок авторы считают рекордным. В абсолютном выражении он составил более 1 500 ТВт*час. В процентном отношении речь идет о самом большом приросте, начиная с 2010 года (после завершения финансового кризиса). При этом, отмечают исследователи, около половины указанного глобального роста приходится на Китай. Наибольший вклад в повышение спроса внес промышленный сектор, за ним следует сектор услуг, а затем – жилой сектор.

Самым показательным моментом стало то, что более половины прироста мирового спроса на электроэнергию было обеспечено ЗА СЧЕТ СЖИГАНИЯ УГЛЯ! В итоге объемы угольной генерации в мировом масштабе выросли за минувший год на 9 процентов, также достигнув рекордного уровня. Такой темп прироста «угольных» мощностей является самым быстрым с 2011 года. Исследователи связывают данный факт с высокой конкурентоспособностью угля на некоторых рынках (в сравнении с природным газом).

Возобновляемые источники энергии (куда, кстати, входит и гидроэнергетика) также заметно выросли – на 6 процентов. При этом выросла и газовая генерация – на 2 процента, а также (что немаловажно) – атомная генерация (на 3,5 процента), почти достигнув уровня 2019 года.

Как отмечается в отчете, повышенный спрос на ископаемые виды топлива (!) – в условиях ограничения поставок – привел к их дефициту, что закономерно привело к невиданному скачку цен на энергоносители. Соответственно, произошел скачок цен и на электроэнергию. Так, в Европе средние оптовые цены на электричество в четвертом квартале 2021 года оказались в четыре с лишним раза выше, чем в среднем за 2015-2020 годы.

Чтобы понять изумление экспертов, напомним, что в соответствии с новомодной «зеленой» идеологией растущий спрос на электроэнергию должен (в теории) обеспечиваться за счет возобновляемых источников энергии. Минувший год, как мы заметили, перечеркнул указанные ожидания, продемонстрировав актуальность для мировой энергетики ископаемых видов топлива. С точки зрения сторонников форсированной декарбонизации растущий спрос на энергетический уголь и природный газ есть очевидный шаг назад на пути реализации климатических целей. Тем не менее, авторы отчета рассчитывают на то, что в ближайшей перспективе – в 2022-2024 годах – умеренно растущий (на 2,7%) спрос на электроэнергию будет практически полностью обеспечиваться за счет ВИЭ. В случае рекордного скачка спроса (до 8 процентов) ВИЭ должны обеспечить примерно 90% растущего спроса. Правда, при этом ожидается рост атомной генерации на уровне 1 процента в год.

Что касается ископаемого топлива, то эксперты прогнозируют остановку его производства в течение того же периода. По мнению авторов отчета, закономерное замедление спроса на электроэнергию и увеличение мощностей ВИЭ приведет к тому, что производство электроэнергии на основе ископаемого топлива останется на нынешнем уровне. Согласно ожиданиям, угольная генерация даже немного сократится в силу снижения конкурентоспособности угля. Что касается газовой генерации, то она может расти примерно на 1% в год.

Как указанный прогноз согласуется с климатическими целями? Исследователи вынуждены признать, что в ближайшие три года объемы выбросов в энергетическом секторе останутся на уровне прошлого года. При условии, конечно же, отсутствия каких-то резких скачков спроса на электроэнергию. Авторы полагают, что такой скачок в ближайшее время маловероятен. Уже в следующем году ожидается замедление мирового спроса (рост составит чуть более двух процентов). Кроме того, они полагают, что на Западе (прежде всего – в США) меры по повышению уровня энергоэффективности не будут благоприятствовать росту энергетических затрат. И, несмотря на то (уверены авторы отчета), что в прошедшем году уголь сильно повысил свои позиции, в среднесрочной перспективе так или иначе будет доминировать предложение со стороны ВИЭ.

Нетрудно заметить, что 2021 год трактуется как некий «исключительный случай» для энергетики, когда в системе, образно говоря, произошел незапланированный сбой. Как неоднократно подчеркивается в тексте, внезапное оживление экономики случайно совпало со столь же внезапным изменением погодных явлений (например, суровой зимой начала 2021 года). Якобы наложение двух факторов сделало минувший год настолько «нестандартным», что привело к «незапланированному» росту генерации на ископаемом топливе. Последующие три года, судя по тону экспертных высказываний, призваны быть вполне «нормальными», а значит, реализация климатических целей обещает войти в прежнее русло. Именно на это, судя по всему, рассчитывают авторы отчета. Их оптимистические прогнозы насчет ВИЭ подкрепляются хотя бы тем, что даже несмотря на неблагоприятные погодные условия, прирост «зеленой» генерации в прошлом году также оказался весьма внушительным (6 процентов).

Если исходить из того, что погодные условия вернутся к обычным средним значениям, последующему росту ВИЭ не будет никаких препятствий, полагают авторы отчета. По их прогнозам, к 2024 году «зеленая» генерация может обеспечить 32% мирового спроса на электроэнергию. На ископаемые виды топлива будет приходиться порядка 58% объемов произведенного электричества (вместо 62%, как это было в 2021 году). На долю угля придется 32% электроэнергии (вместо 36%).

Несмотря на столь обнадеживающие прогнозы в отношении «низкоуглеродного» тренда, авторам отчета пришлось констатировать один весьма неприятный факт: в 2021 году в глобальной энергосистеме произошел РОСТ выбросов парниковых газов! В 2022-2024 годы ожидается выход на плато. Причем, рост выбросов оказался РЕКОРДНЫМ (примерно 7 процентов), достигнув ИСТОРИЧЕСКОГО МАКСИМУМА. Тем не менее, эксперты уверены, что после 2024 года начнется их резкое снижение, и, таким образом, сценарий перехода к нулевым показателям будет полностью реализован до 2050 года, несмотря на незапланированный отскок.

В то же время есть одно досадное обстоятельство, способное поломать указанный сценарий. Речь идет об энергетической политике Индии и Китая, в прошлом году откровенно продемонстрировавших весьма «лояльное» отношение к углю как к источнику выработки дополнительной электроэнергии, спрос на которую неожиданно вырос после окончания «ковидных» ограничений. Уголь рассматривался как дешевая альтернатива природному газу. Этот экономический прагматизм явно диссонировал с неумолимыми требованиями «экологической сознательности», навязываемой в современных условиях большинству европейских стран (вспомним, например, о нежелании евробюрократов принять экономические аргументы со стороны польского правительства, не готового распрощаться со своей угольной генерацией).

Таким образом, «азиатские монстры» начинают открыто вести собственную игру, в которой нет места безоговорочному преклонению перед ВИЭ. Не исключено, что политика этих государств станет еще одним фактором, способным не разрядить, а дополнительно «усугубить» ситуацию с ископаемым топливом и, соответственно, с углеродными выбросами. В этих условиях дальнейший рост той же угольной генерации будет остановлен не политической волей, а банальной нехваткой угля. Именно это обстоятельство, отмечают авторы отчета, в полной мере проявилось в минувшем году. Однако остается открытым вопрос: станет ли в ближайшие годы острый дефицит ископаемого топлива движущей силой перехода на «зеленые» источники энергии? Либо возможен какой-то особый вариант действий, пока еще трудно прогнозируемый?

Андрей Колосов

Вакцина "Спутник V" предотвратила около 58% заражений дельта-штаммом коронавируса нового типа в Санкт-Петербурге в октябре прошлого года, а прививка "Ковивак" – около 38%. Результаты исследования* российские медики опубликовали на medRxiv.

"По сравнению с другими российскими вакцинами "Спутник-V" продемонстрировал самую высокую эффективность при борьбе с симптоматическими случаями COVID-19. Мы предполагаем, что реальная эффективность этой вакцины превышает 58% – в нашем случае этот показатель упал из-за большой доли переболевших людей среди жителей Санкт-Петербурга", – пишут исследователи.

Возникновение дельта- и омикрон-вариантов коронавируса нового типа породило опасения, что в ближайшее время могут появиться новые версии вируса, стойкие к действию вакцин и антител переболевших людей. Подобные соображения заставили ученых приступить к наблюдениям за тем, насколько эффективно уже существующие прививки справляются с защитой населения тех стран, в которых они применяются.

Российские медики под руководством директора Института междисциплинарных медицинских исследований Европейского университета (Санкт-Петербург) Антона Барчука провели одно из первых исследований такого рода. В фокусе их внимания были вакцины "Спутник V", "Спутник лайт", "Ковивак" и "Эпиваккорона".

Какая вакцина эффективней?

В ходе исследования ученые работали с данными примерно четырех тысяч жителей Санкт-Петербурга. Около трети из них заразились дельта-вариантом коронавируса в первые недели октября прошлого года. Среди них были как пациенты, получившие одну или две дозы российских прививок от COVID-19, так и люди, не успевшие пройти вакцинацию до заражения.

Ученые разделили добровольцев на группы в соответствии с тем, какую вакцину они получили, и сопоставили, как часто представители каждой из них заражались дельта-штаммом SARS-CoV-2 и болели COVID-19 в явной форме. Эти наблюдения подтвердили, что три из четырех вакцин - "Спутник V", "Спутник лайт" и "Ковивак" - значительно снизили число заражений.

По оценкам Барчука и его коллег вакцины "Спутник V" и "Спутник лайт" предотвратили около 58% и 50% симптоматических случаев заражения дельта-штаммом SARS-CoV-2. Для прививки "Ковивак" этот показатель оказался несколько ниже более 38%.

При этом ученые предполагают, что в общем случае все три показателя должны быть заметно выше, так как среди жителей Санкт-Петербурга они автоматически занижаются из-за большой доли переболевших людей в населении города. Подобные результаты, как считают исследователи, говорят, что "Спутник V" и "Спутник лайт" оптимальны для защиты населения от дельта-штамма коронавируса.

На днях глава Международного энергетического агентства (МЭА) Фатих Бироль обвинил Россию в провоцировании энергетического кризиса в Европе. По его словам, наша страна не стала наращивать объемы поставок природного газа, в силу чего цены на «голубое топливо» долгое время сохранялись на критически высоком уровне, поставив сразу несколько рекордов. Российским компаниям, считает эксперт, вполне было бы по силам выдать дополнительные три миллиарда кубов в месяц, но они по каким-то причинам не стали этого делать. Вместо этого Россия сосредоточилась на восточном направлении, направив в Китай «избыточное» количество газа.

Понятно, что такое поведение российских компаний было негативно истолковано в контексте продолжающейся политической конфронтации между Россией и западными демократиями. Однако мы говорим сейчас совсем не о политике.

Можно сколько угодно обвинять «Газпром» в скрытых неблаговидных намерениях нанести урон европейцам, тем не менее, непредвзятому аналитику понятно одно: в энергетическом секторе Европы в прошедшем году «что-то пошло не так». Во всяком случае, реальность оказалась далека от тех радужных футуристических картинок, которые еще два-три года назад преподносились в качестве правдивого образа, наступающего на наших глазах прекрасного «безуглеродного» будущего.

Мало того, в экспертном сообществе до последнего времени циркулировала такая точка зрения, будто увеличение доли ВИЭ создает предпосылки для отказа от ископаемого топлива, включая и природный газ. На основании этого ложного тезиса делались необоснованные выводы о том, что в Европе – по мере развития возобновляемой энергетики – спрос на природный газ будет неизбежно падать, а значит, предпосылок для взрывного роста цен нет совершенно.

Данное представление о «прогрессивном» влиянии ВИЭ на общее состояние энергетики стало фигурировать в роли универсального правила, якобы применимого к любой экономике, в том числе – к экономике развивающихся стран. Дескать, широкое использование солнечных панелей и ветряков (в противовес ископаемому топливу) знаменует переход страны на более высокий уровень научно-технического и экономического развития. Именно в таком виде стратегия декарбонизации навязывалась развивающимся странам. На самом же деле, как недвусмысленно показывает практика, причину здесь поменяли со следствием. То есть сами ветряки и панели не являются показателем прогрессивного развития энергетической системы страны. Скорее всего, возобновляемая энергетика – это некая современная роскошь для богатых стран, но никак не показатель развития для бедных.

Похоже, эту истину прекрасно понимают те руководители, которые сегодня чуть ли не открыто бросают вызов коллективному Западу. Совсем недавно премьер-министр Индии Нарендра Моди весьма критически отозвался о так называемых климатических целях, пропагандируемых европейцами по всему миру. По его мнению, навязываемая западными странами политика декарбонизации отражает типично колониальное мышление ее самых активных проводников. Как заявил Моди, развитые страны прошли тот путь в своем развитии, который они теперь пытаются закрыть развивающимся странам под предлогом необходимости достижения нулевых показателей по выбросам углекислого газа. Индийский премьер-министр обратил внимание на то, что развитые страны с 1850 года сделали в 15 раз больше углеродных выбросов, чем их бывшие колонии, которым сегодня намеренно вставляют палки в колеса.

О колониальном характере климатической политики говорится уже не впервой. Моди же специально сфокусировал внимание на данном моменте, публично осудив «углеродный империализм» как один из факторов, отрицательно влияющих на состояние развивающихся экономик.

Экономический успех современного общества, полагает он, есть прямое порождение индустриальной эры, когда могущество экономики во многом произрастало за счет широкого применения ископаемого топлива. Даже в наше время западные страны для удовлетворения своих потребностей в первичной энергии никак не спешат расстаться с традиционными источниками энергии. В таких условиях является форменным лицемерием требование к развивающимся странам принять добровольные ограничения по сугубо «идейным» соображениям. В этом смысле отказ от традиционных энергоносителей абсолютно не будет отражать какого-либо прогресса. Наоборот, он ввергнет развивающиеся страны в дополнительный виток нищеты.

Автор упомянутой публикации обращает внимание на то, что в современной Индии сотни миллионов (!) жителей не имеют доступа к бесперебойному электричеству, которое в этих краях до сих пор считается роскошью. При этом у индийцев – самый низкий показатель углеродных выбросов на душу населения. В 2016 году этот показатель составлял 1,91 тонны в год. Для сравнения: в США тот же показатель составляет 15,5 тонн, в Канаде – более 18 тонн. То есть для этой страны есть некий «потенциал» роста по углеродным выбросам – если равняться на развитые страны. Вопрос только в том, есть ли для развивающихся экономик реальная альтернатива экономического роста без увеличения данного показателя, то есть без опоры на ископаемое топливо? Скорее всего, подобный рост возможен только в воображении, но не в реальности.

Недавно на сайте МЭА был опубликован отчет, посвященный состоянию угольной энергетики и ее ближайшим перспективам (до 2024 года). Особое внимание в данном документе было уделено Индии и Китаю – двум бывшим колониально зависимым странам, чей нынешний стремительный экономический рост ставит их в один ряд с сильнейшими экономиками мира. Авторы исследования с тревогой констатируют, что – вопреки ожиданиям прошлых лет – угольная энергетика в глобальном контексте достигла в 2021 году очередных рекордных показателей роста, сменив предыдущий нисходящий тренд. Надежды на то, сетуют авторы, что 2018 год в этом отношении станет пиковым, не оправдались. В 2022 году, полагают исследователи, мировой спрос на уголь может достигнуть очередного исторического максимума.

Таким образом, минувший год отчетливо продемонстрировал, что угольная генерация не сдает своих позиций и будет увеличивать объемы вплоть до 2024 года. Весомую лепту в этот тренд привносят упомянутые Китай и Индия, обеспечивая две трети мирового спроса на уголь. Причина здесь проста: бурное развитие промышленности этих стран, нуждающихся в постоянно растущих объемах относительно недорогой энергии.  Этот энергетический рост как раз и обеспечивается «грязным топливом». Причем, стремительное развитие в этих странах возобновляемой энергетики совершенно не приводит к пропорциональному сокращению объемов угольной генерации. Из чего следует, что бурный промышленный рост (как это в свое время было в истории развитых стран) не может полагаться исключительно на ВИЭ и прочие «чистые» источники энергии.

Для борцов за форсированную декарбонизацию данное обстоятельство кажется неприемлемым, поскольку отодвигает сроки выхода мировой экономики на нулевой уровень по углеродным выбросам. Исследователи обращают внимание на то, что обязательства по радикальному отказу от угля взяли на себя только два десятка стран, на долю которых приходится чуть более четырех процентов от всей угольной генерации мира (что соответствует только 1,3% от всех глобальных выбросов). В общем, азиатские промышленные «монстры» полностью ломают игру борцам с глобальным потеплением. По большому счету, приоритет экономических целей (в ущерб целям климатическим) может стать «заразительным» примером для многих других развивающихся стран, и даже для стран Восточной Европы (наглядный пример тому – Польша, демонстрирующая неуступчивость по углю). Если указанная тенденция окажется устойчивой, то в скором времени нас ожидает радикальное переосмысление образов прекрасного будущего.

Константин Шабанов

Напомним, что в настоящее время активно обсуждается возможность присоединения к Новосибирскому государственному институту (НГУ) трех институтов Академгородка – ФИЦ Информационных и вычислительных технологий (ИВТ), Институт вычислительной математики и математической геофизики (ИВММГ СО РАН) и Институт систем информатики им. А.П. Ершова (ИСИ СО РАН).

Когда «Континент Сибирь» рассказывал о проекте слияния трех научных институтов с Новосибирским госуниверситетом в целях создания в Академгородке суперкомпьютерного центра (СКЦ «Лаврентьев»), то отмечал, что первым шагом в этом процессе должно стать одобрение такой реорганизации на заседании Ученых советов институтов, которое затем должно быть подкреплено собраниями трудовых коллективов.

Первое такое заседание заседание прошло в Институте вычислительной математики и математической геофизики СО РАН 21 января. Как рассказал нашему изданию один из его участников, этот вопрос обсуждался, но на голосование не ставился, поскольку сам проект стал для коллектива института неожиданностью. Тем не менее, большинство участников заседания высказывались в духе, что проект строительства СКЦ «Лаврентьев» надо поддержать, но при сохранении институтом самостоятельного юридического лица.

25 января прошло заседание Ученого совета Института систем информатики СО РАН, где, по нашей информации, голосование по вопросу объединения с НГУ состоялось, но большинство было против.

Наконец, в среду, 26 января состоялось заседание и в третьем институте, о котором шла речь в проекте – ФИЦ информационных и вычислительных технологий. На нем, после долгих обсуждений также единогласно постановили: поддержать идею создания СКЦ «Лаврентьев» и участие ИВТ в совместных с ним проектах, но при условии сохранения ИВТ в качестве самостоятельной научной организации.

Таким образом, в сухом остатке имеем то, что было ясно по первой реакции на обнародованный в начале года проект: научные институты, упомянутые в проекте, готовы участвовать в нем, но на своих условиях. Главное из них на сегодня – сохранение их самостоятельного статуса. А это, в свою очередь, может привести как к корректировке проекта создания СКЦ (уже в виде консорциума, что устроит институты), так и к его заморозке (если министерство науки и высшего образования РФ будет настаивать на изначальном варианте).

За последнее время ИЦиГ и НГУ запустили две совместные магистерские программы – по биоинформатике и генетике растений.

«В настоящее время генетика и смежные с ней дисциплины быстро развиваются, постоянно появляются новые методы и технологии, которыми необходимо владеть в работе. Один из путей решения задачи обучения новым методам – совместная образовательная деятельность вузов и научных институтов (а также – инновационных предприятий). Институт цитологии и генетики активно участвует в подобных процессах. В частности, в НГУ мы запустили две магистерские программы - «Алгоритмы анализа больших биологических данных» на механико-математическом факультете и «Генетика растений» на факультете естественных наук. Первая готовит специалистов в области биоинформатики и системной биологии – математиков и биологов, способных решать междисциплинарные задачи. Цель второй программы – создание научно-образовательной экосистемы, позволяющей подготовить высококвалифицированные кадры для науки и бизнеса в области генетики и генетических технологий, тем самым, обеспечить приобретение компетенций, востребованных как в научно-исследовательской работе, так и в бизнесе, основанных на современных достижениях в области генетики, биологии, информационных технологиях, химии и других областей знаний и технологий, определяющих развитие современного общества и экономики», - рассказала заместитель директора ИЦиГ СО РАН по организационной и образовательной деятельности Анна Трубачева.

В канун Дня студента мы попросили студентов НГУ поделиться первыми впечатлениями от новых программ.

Каретников Дмитрий, магистрант 1 курса ММФ НГУ программы «Алгоритмы анализа больших биологических данных».

– Почему Вы выбрали именно эту магистерскую программу для обучения?

– Я обучаюсь на биолога. И важно понимать, что биологу для разработки компьютерных программ, решающих задачи биоинформатики и выводящих эту науку на более высокий уровень, необходимо иметь математическое образование. Именно по этой причине я выбрал эту магистерскую программу - есть возможность совместить биологическую базу с прикладными математическими знаниями.

– Чего Вы от нее ожидали и совпали ожидания с первым впечатлениями?

– Я ожидал получить большое количество, как говорил ранее, прикладных знаний в математике, которые используются затем в биологических исследованиях. Плюс предполагал, что эти знания позволят понять то, что уже разработано учеными до меня. Собственно говоря, это определенно совпало с первыми впечатлениями.

– Насколько для Вас, как студента, важно, что эта программа реализуется университетом совместно с научным институтом?

– Для меня это важно, потому что, во-первых, преподаватели являются действующими учеными, а во-вторых, практические навыки, которые приобретаются на занятиях, действительно используются в научных исследованиях.

– Какие планы на День студента в этом году?

– Думается, что особенных планов, посвященных празднованию Дня студента, не имеется. Этот праздник будто бы и не отмечается в нашей среде. А в планах только работа, потому как День студента выпадает на обычный будний день.

Коложвари Анастасия, магистрант 1 курса ФЕН НГУ программы «Генетика растений»:

– Почему Вы выбрали именно эту магистерскую программу для обучения?

– Во время учебы в бакалавриате НГУ почти на всех дисциплинах мы изучали механизмы, характерные для модельных организмов животных или человека. Но почти четверть бакалаврских выпускных квалификационных работ были проведены на растениях. После курсов, построенных на животных, при работе с растительными объектами приходится заново, самостоятельно изучать особенности растений. Меня очень обрадовало открытие направления «Генетика растений». Программа направления гораздо больше соответствует интересам студентов, работающих с растениями.

– Чего Вы от нее ожидали и совпали ожидания с первым впечатлениями?

– От программы я ждала глубокого изучения особенностей растений, и в первую очередь, их генетики. После первого семестра я поняла, что не ошиблась с выбором программы. Почти все курсы посвящены именно растениям, их генетике, физиологии и т.д. Программа оказалась очень полезной, в том числе, для работы в лаборатории и для работы над магистерской диссертацией.

– Насколько для Вас, как студента, важно, что эта программа реализуется университетом совместно с научным институтом?

– Я очень рада, что программа реализуется совместно с научным институтом, так как преподаватели сами работают в этой среде, понимают специфику работы с растениями и могут строить курс так, чтобы он был не только теоретическим, но эти знания можно было применить на практике, в дальнейшей работе.

–  Какие планы на День студента в этом году?

– Хотелось посмотреть, что НГУ будет устраивать в этом году на день студента.

Платформа «Россия – страна возможностей» и ГК «Эфко» узнали у студентов, какой они видят работу мечты и на что обращают внимание при выборе работодателя. Опрос проводился с 13 по 20 января 2022 года, в нем приняли участие 3268 респондентов.

Исследование показало, что современные студенты без особого оптимизма смотрят на свои карьерные перспективы. Половина респондентов считает, что построить успешную карьеру довольно сложно. Еще 15% видят в этом серьезную проблему. Более трети студентов (41%) работают параллельно с получением образования, чтобы стать хорошими специалистами.

Большинство студентов (84%) считают, что на производительность труда оказывают позитивное влияние современные технологии. При этом 56% отмечают их негативное воздействие на состояние окружающей среды. Поэтому для большинства респондентов при выборе работы важно, чтобы работодатель соблюдал принципы ESG (следование лучшим практикам управления с учетом влияния на окружающую среду и общество). На этот факт при трудоустройстве обратят внимание 74% опрошенных.

Половина опрошенных (48%) заявила, что не доверяет рекомендациям лидеров мнений в онлайн-пространстве. При этом, как показывают исследования, возможности онлайн-пространства в области дополнительного образования зачастую имеют большую практическую пользу для карьеры молодых людей.

Большая часть студентов, принявших участие в исследовании платформы «Россия – страна возможностей» и ГК «Эфко», всерьез задумывается о предпринимательстве. Как и год назад, попробовать открыть свой бизнес после окончания учебы готовы 60% опрошенных. Самыми перспективными отраслями будущие предприниматели считают сферу услуг (14,6%), культуру и творчество (11%), искусство и моду (8%). В топ-10 также вошли FoodTech (сервисы доставки еды), EdTech (дистанционное образование), торговля, а также реклама и пиар.

Молодые люди также уверены, что шансы построить успешный бизнес у мужчин и женщин равны (так считают 55% респондентов). Правда, приверженцев такой точки зрения за год стало меньше на 16%.

Учеными НИИ терапии и профилактической медицины (филиал ИЦиГ СО РАН) накоплена большая база пациентов, заболевших сахарным диабетом различных типов в относительно молодом (до 45 лет) возрасте. «Причем, речь идет не только о широко известных I и II типах диабета, но и о более редких формах заболевания, например – наследственных формах MODY-диабета, изучением которых в России занимаются только в Москве и в нашем институте», - рассказала старший научный сотрудник ИЦиГ СОРАН, д.м.н. Алла Овсянникова.

Тщательное и разностороннее обследование этих пациентов, включая анализ их ДНК, обеспечило ученых необходимым массивом данных, который и стал необходимым фундаментом для разработки специального программного обеспечения.

«Это будет компьютерная программа, анализирующая набор основных данных о пациенте, которые врач-эндокринолог сможет ввести в онлайн-режиме во время приема. По итогам такого анализа, программа выдаст наиболее вероятный для данного пациента тип диабета», - отметила исследовательница. Проект, подготовленный Овсянниковой, стал одним из победителей конкурса грантов Президента РФ для молодых ученых.

Такой инструмент станет очень полезным подспорьем для практикующих эндокринологов по всей стране, утверждает она. В настоящее время наблюдается рост числа случаев заболевания диабетом у людей до 45 лет, но как раз у таких пациентов на ранней стадии очень сложно распознать тип диабета, а именно эта задача является ключевой для успешной терапии (потому что лечение сильно различается в зависимости от типа болезни). «Правильный диагноз позволяет вести успешную профилактику осложнений, тормозить развитие болезни, а в случае с женщинами – еще и обеспечивать нормальное протекание беременности. Но очень часто врачам, из-за схожести симптомов, не удается решить задачу диагностики должным образом. Наша программа поможет в этом, указав на наиболее вероятный тип диабета у конкретного пациента», - подчеркнула Алла Овсянникова.

В мире программы подобного типа запатентованы только в Великобритании, российский аналог будет создаваться в Новосибирске. Согласно условиям полученного гранта, ученые должны представить готовый продукт в 2024 году.

Пресс-служба ИЦиГ СО РАН

Онлайн-обучение останется с нами надолго – к такому выводу склоняются сегодня все эксперты. Дистанционные форматы никуда не уйдут, но развитие цифровых технологий сделает их более комфортными. Мониторинг нескольких авторитетных зарубежных изданий позволил выявить общие тенденции в области образования, на которые обращают внимание иностранные специалисты.

Прежде всего претенденты на хорошую работу должны уметь быстро осваивать дополнительные навыки. За последние два года эпидемия сильно ударила по рынку труда – количество офлайн-вакансий резко сократилось, и эта динамика, скорее всего, сохранится и в наступившем году. С большой вероятностью работодатели будут и дальше пользоваться аутсорсингом, а не нанимать кого-то для большинства технических работ – такой формат позволит им сокращать расходы и не связывать себя долгосрочными трудовыми контрактами. В такой ситуации наличия диплома и степени может оказаться недостаточным. Соискателям придется приобретать дополнительные навыки, которые смогут позволить им работать удаленно, например, осваивать программирование, анализ данных или графический дизайн. Потребность в новых навыках спровоцирует увеличение спроса на массовые открытые онлайн-курсы (МООК), которые позволят людям узнать больше за меньшее время.

Еще одна очевидная тенденция – применение блокчейн. Согласно опросу исследовательской и консалтинговой компании Gartner, специализирующейся на рынках информационных технологий, в ближайшие два года почти 20% высших учебных заведений по всему миру будут использовать именно эту технологию. Она поможет упростить утомительный процесс проверки данных студентов и сотрудников, передачи различного рода работ, записей, документов.

Блокчейн также будет играть важную роль в обеспечении инклюзивности и доступности качественного образования во всем мире для всех возрастных и социальных групп. Технология позволит оперативно предоставлять информацию, а значит, будет способствовать формированию новых стандартов для качественного образовательного контента и поможет эффективно использовать ресурсы в обучении.

Что же касается самого дистанционного обучения, то оно станет более персонализированным, считает старший вице-президент глобальной компании по образовательным технологиям Promethean Мэтт Коул.

“Образовательные учреждения сегодня используют огромное количество технологий и цифрового контента, – говорит Коул. – При помощи различных программ преподаватели могут видеть, кто отстает, а кто вырывает вперед. И именно эти данные позволят им сделать следующий шаг – перейти к персонализированному обучению”.

Этого же мнения придерживается директор по групповому обучению международных школ Nord Anglia Education Элиза Экофф. Она уверена, что в современных реалиях преподаватели видят своих учеников «в более высоком разрешении и получают информацию сиюминутно». Это позволяет учителям лучше понимать потребности молодых людей и находить к ним правильный подход.

“В начале своего пути дистанционное обучение было достаточно изолированным и неинтересным для многих учащихся, – говорит генеральный директор образовательной технологической компании HoughtonMifflin Джек Линч. – Но это время прошло. Я предсказываю, что преподаватели будут использовать программное обеспечение, которое позволит им сочетать лучшие технологии с очными занятиями”.

Можно ожидать, что в обозримом будущем в образовательные процессы будет все больше внедряться дополненная реальность и со временем виртуальное обучение превратится в настоящую метавселенную онлайн-классов, которая будет выглядеть не менее реалистично, чем привычные занятия в аудиториях.

Татьяна ЧЕРНОВА

Для нас соль – обыденный продукт, присутствующий на нашем столе, без которого мы не представляем приготовления еды. Но раньше соль ценилась гораздо выше, она была одной из единиц обмена, дорогим товаром, а солеварение – доходным промыслом. Истории солеварения в Западной Сибири посвящена новая научная работа ведущего научного сотрудника Института археологии и этнографии СО РАН, д.и.н. Андрея Павловича Бородовского – «Соляной промысел юга Западной Сибири». Подробнее об исследовании – в интервью с автором.

– Андрей Павлович, получается, что соль в Западную Сибирь не привозили, а добывали на месте?

– Степные территории юга Западной Сибири всегда характеризовались активной и разнообразной хозяйственной деятельностью. Одним из таких промыслов была добыча и транспортировка «самосадочной» соли с озер Барабинской лесостепи и Кулундинской степи. Следует заметить, что вокруг р. Иртыша судя по письменным документам XVII «таких соляных во многих местех самосадных озер много, безчисленно». При освоении территории русскими Западной Сибири в XVI-XVIII вв. соль наряду с пушниной являлась важным ресурсным фактором для Московского царства, а в последствии и Российской империи.

– На протяжении веков этот промысел претерпевал какие-то изменения?

– Первые походы за самосадочной солью на юг Западной Сибири стали планироваться еще в конце XVI столетия. В начале XVII столетия экспедиции за солью из одного из первых сибирских городов - Тары становятся более или менее регулярными. Такая деятельность привела к тому, что с середины 20-х гг. XVII в. юг Западной Сибири стал полностью обеспечивать себя солью за счет собственных ресурсов. Основным источником самосадочной соли являлось Ямышевское озеро. Соледобыча на этом месторождении являлась не только ресурсным промыслом, но и фактором определяющие международные отношения Российского государства.

В начале XVIII столетия в отношении соляного промысла на Ямышевском озере наметилось несколько противоречивых тенденций. Во-первых, по указу Петра I от 9 сентября 1701 г. предполагалось «для пополнения денежной казны» значительно увеличить соледобычу. Во-вторых, в 1705 г. в России была учреждена государственная монополия на продажу соли, что привело к ее удорожанию. В-третьих, в 1707 г. из Москвы в Тобольск была прислана царская грамота, согласно которой «к Ямышу озеру по соль дощаниками ходить не велено».

В 1716 г. началось формирование Иртышской укрепленной линии. Продвижение обустроенной Сибирской границы далеко на юг в первые два десятилетия XVIII в. привело к тому, что Ямышеское озеро, как основной источник соли на юге Западной Сибири, оказалось в пределах Российского государства.

– В вашем исследовании речь идет не о каком-то конкретном событии или отдельном археологическом объекте, а, по сути, об экономической истории. Как это связано с археологией, которая является Вашей основной специальностью?

– Повторю, соль была важным ресурсным фактором, что не могло не найти отражение в исторической топонимике юга Западной Сибири. Схожий эффект наблюдается и в других регионах, связанных с добычей соли, причем, не только в нашей стране. Например, в Западной Европе это достаточно наглядно представлено в названиях многих австрийских, голландских, итальянских, немецких, русских, швейцарских и других городов и населенных пунктов, где была добыча, очистка и продажа соли.

Этот факт нашел свое непосредственное отражение в семантической структуре многих топонимов: разноязычная и разноструктурная «соль» была составной частью их значения; к топонимам, в которых читаются «соляные» следы, можно отнести значительное количество названий населенных пунктов.

В рамках исследования исторической составляющей соляной топонимики еще в середине прошлого столетия сложился определенный алгоритм. Первым этапом таких работ являлся сбор и обобщение данных письменных источников, топоономанистичеких данных, а также картографирование местностей, где в прошлом осуществлялась деятельность, связанная с соляным промыслом. Следующий этап исследований заключается в локализация конкретных местностей, на территории которых связана либо с соляным делом или транспортировкой соли по письменным источникам и геологическим данным. Третьим заключительным этапом исследования соляного дела является проведение целенаправленных археологических исследований для выявления артефактов, связанных с соляным промыслом или использованием соли.

– То есть, без археологии не обойтись?

– Да, но, чтобы эти раскопки велись не напрасно, чтобы отнести территорию к перспективным в плане поиска артефактов, предварительно необходимо зафиксировать на ней целый ряд признаков. Среди них: наличие письменных исторических источников о соледобыче или ее транспортировке; геологические данные о соляных месторождениях и их типе; присутствие археологического материала, связанного с соляным делом. Исходя из этих признаков, необходимо отметить, что целый ряд территорий юга Западной Сибири крайне перспективен для проведения таких комплексных исследований истории соляного дела в этом регионе.

– К настоящему времени есть конкретные планы таких исследований, или может – даже опыт проведенных раскопок, или пока это работа «на перспективу»?

– Одной из наиболее перспективных территорий является Иртышская оборонительная линия в степном Прииртышье, активно вовлеченная в соляной промысел Западной Сибири на протяжении всего 18 столетия. Именно здесь до сих пор сохранились исторические топонимы связанные с транспортировкой соли. Среди них – редут Соляной Поворот и современное с. Соляное Черлакского района Омской области. Так же работы по «соляной археологии» актуальны для Барабинской лесостепи, куда от Иртыша поворачивали караваны за солью по свидетельству академика П.С. Палласа. Не исключено, что еще с глубокой древности множество «случайных» находок импортных металлических изделий, попадали на эту территорию именно в обмен на соль. Поскольку, для всей Евразии давно подмечена одна устойчивая закономерность – бронзолитейное дело всегда самым активным образом связано с обменом и транспортировкой соли.

Сергей Исаев