Международный коллектив ученых сформировал глобальную карту температуры почв всех наземных биомов, используя данные нескольких тысяч датчиков, размещенных в шестидесяти странах. Среднегодовая разница между температурами почвы и воздуха достигает десяти градусов. В холодных биомах cреднегодовая температура почвы выше, чем температура воздуха, в теплых — ниже. Полученные данные могут повлиять на моделирование климатических процессов и их последствий для экосистем и живых организмов. Результаты исследования опубликованы в журнале Global Change Biology.

Глобальные климатические прогнозы обычно опираются на данные о температуре воздуха. Такие измерения чаще всего проводят на стандартных метеорологических станциях, которые регистрируют температуру внутри хорошо проветриваемых защищенных устройств, размещенных на высоте до двух метров над землей в открытых, свободных от тени местах. Эти условия отличаются от ситуации на поверхности земли, где происходят экологические, биофизические и биогеохимические процессы и обитает большинство наземных видов. Соответственно, на их основе не совсем корректно изучать реакцию биоразнообразия и экосистем на глобальные изменения.

Коллектив ученых из более чем сорока стран, в состав которого вошли четверо исследователей из ФИЦ «Красноярский научный центр СО РАН», разработал глобальную карту температуры почв по всем основным наземным биомам мира. Обнаружилось, что среднегодовая температура почвы может отличаться от соответствующей температуры воздуха на 10 °C. В связи с этим исследователи предлагают использовать для изучения биологических и экологических наземных процессов в изменяющимся климате температуры почвы, а не воздуха. 

Ученые собрали многолетние круглогодичные измерения температуры почвы с более чем девяти тысяч датчиков из шестидесяти стран. В результате анализа обнаружились различия между среднегодовыми температурами верхнего слоя почвы и температурой воздуха. Характер этих сдвигов значительно различался как внутри биомов, так и между ними. Например, в холодных и сухих биомах, таких как тундра, бореальные леса, луга умеренного пояса и субтропические пустыни, среднегодовая температура верхнего слоя почвы была в среднем на четыре градуса выше, чем температура воздуха. В теплых и влажных биомах — в тропических саваннах, лесах умеренного пояса и влажных тропических лесах — температура почвы была в среднем на один градус ниже, чем температура воздуха.

Опираясь на полученные данные, специалисты заключили, что с потеплением климата почвы не будут нагреваться с той же скоростью, что и воздух. Повышение его температуры на один градус может привести как к большему, так и к меньшему изменению температуры почвы, в зависимости от того, на каком участке макроклиматического градиента это происходит. Ученые предсказывают: почвы холодного биома будут нагреваться медленнее, несмотря на сильное потепление окружающего их макроклимата. При этом прогнозируемое потепление в жарких и сухих биомах может усилиться в верхнем слое почв, поскольку они нагреваются сильнее, чем воздух, при более высоких температурах.

«Наблюдаемые существенные и специфичные для биомов смещения подчеркивают, что прогнозируемое воздействие изменения климата на приповерхностное биоразнообразие и функционирование экосистем оцениваются неточно, когда используется температура воздуха, а не почвы, особенно в холодных условиях, — рассказывает заведующий лабораторией Института леса им. В. Н. Сукачёва ФИЦ КНЦ СО РАН кандидат биологических наук Анатолий Станиславович Прокушкин. — Экологические процессы теснее связаны с температурой почвы под пологом леса, а не с температурой хорошо вентилируемого воздуха в защищенном от прямого солнечного света боксе на территории метеостанции. Почвенная, а не воздушная температура лучше предсказывает такие функции экосистемы, как годичный прирост стволовой древесины деревьев, разложение органического вещества и другие аспекты глобального углеродного баланса. Использование температуры почвы в корреляционном анализе или прогностических моделях может улучшить предсказания воздействия климата на физиологию и поведение организмов, а также на динамику популяций и сообществ и распространение видов. Адекватные данные о температуре почвы имеют решающее значение для широкого круга областей исследований, таких как экология, биогеография, биогеохимия, агрономия, почвоведение и динамика климатических систем».
Авторы исследования предоставили результаты своей работы для открытого использования учеными всего мира. Также они предлагают другим специалистам присоединиться к проекту и предоставить свои данные по микроклимату в базу данных SoilTemp, чтобы заполнить участки с недостающей информацией.

Эта работа — лишь первый этап исследований по оценке различий в температурах воздуха и почв и приложении этих данных для климатических моделей. «Основные выводы этой статьи базируются на значительной разнице среднегодовых температур воздуха и почв. Если же рассмотреть температуры в течение года, по сезонам, то, например, для наших северных территорий проявляется определенный нюанс. Почвы теплее, чем воздух в зимний период, когда биологической активности почти нет, так как почва находится в мерзлом состоянии. Так, средняя температура воздуха января в Туре может быть -40 °C, а почвы -10 °C, разница целых 30 °C. В летний же период температура воздуха в июле — +18 °C, а почвы +5 °C. То есть летом мы видим обратную картину — почва существенно холоднее. А ведь именно летом протекают наиболее интенсивные биологические процессы. Так что в дальнейшем от среднегодовых оценок следует двигаться в сторону сезонных», — поясняет особенности этой сложной темы, на данном этапе не вошедшие в работу, Анатолий Прокушкин.

Группа научных коммуникаций ФИЦ КНЦ СО РАН

В результате исследователи построили глобальную карту с демонстрацией различий между температурой воздуха и почвы. Красные значения указывают на то, что почвы теплее воздуха. Синие цвета — области, где модель предсказывает более низкую температуру почвы. Темно-серые области, например, Гренландия и Антарктида, исключены из модели. 

В предыдущих публикациях мы уже приводили высказывания европейских борцов за экологию, обвинивших российского президента в том, что по его вине, дескать, застопорилась реализация грандиозных планов по глобальному переходу к «чистой» энергии. Как мы уже говорили, вынужденный откат назад (к углю и к ядерному топливу) трактуется всего лишь как временная мера. В целом же планы не меняются, и «зеленая» стратегия как таковая пока что особо не пересматривается. То есть Европа остается верна самой себе, невзирая на возможные (а для вменяемых наблюдателей – очевидные) издержки.

Издержки, к сожалению, просматриваются не только в сфере энергетики. В условиях геополитической напряженности страдает и сельское хозяйство, что чревато дефицитом продовольствия. Для европейских экологов это также является тревожным сигналом. Как мы знаем, «зеленый курс» охватывает буквально все сферы хозяйственной деятельности, и сельскому хозяйству уделяется здесь не меньше внимания, чем энергетике. Ранее мы уже сообщали о намерениях Европейской комиссии придать данному виду деятельности более «устойчивый» характер. Для этих целей в свое время была разработана флагманская продовольственная стратегия Farm to Fork («От Фермы до Вилки»).

По сути, был дан старт переходу на органическое земледелие – через постепенный отказ от пестицидов и иной «химии». На этот счет Европейская комиссия разработала целый пакет мер, направленных на защиту окружающей среды, куда включались и новые «зеленые» требования в отношении сельского хозяйства. Напомним, что к 2030 году планировалось снизить использование ядохимикатов на 50 процентов. Для обеспечения этого требования было запланировано принятие соответствующих законодательных актов.

Эти планы оказались поставленными под угрозу срыва военными действиями на Украине (то есть опять «по вине» России). Совсем недавно стало известно, что Еврокомиссия предложила ПРИОСТАНОВИТЬ рассмотрение данной инициативы, ссылаясь на геополитическую напряженность. На первый взгляд может показаться, что в  условиях, вызванных военными действиями России и пакетом «ответных мер» в адрес нашей страны, европейским политикам уже как будто не до своих «экологических амбиций». Однако не все так однозначно. Мнения в руководстве ЕС на этот счет раскололись. В то время как одни политики предлагают слегка повременить с «переформатированием» сельского хозяйства, другие не желают отступать от «зеленого курса» ни на йоту (то же самое, как мы знаем, происходит и в отношении энергетики, где схлестнулись сторонники и противники АЭС).

Логика сторонников отсрочки рассмотрения новой директивы выглядит вполне здравой: в условиях энергетического кризиса и роста цен на сельскохозяйственные ресурсы обеспечение продовольственной безопасности является необходимой мерой, диктуемой самой военной ситуацией (с ее неопределенностью). Требования по снижению количества пестицидов, с их точки зрения, станут дополнительным бременем для внутреннего производства, что только усилит зависимость от продуктового импорта. Такая директива пойдет вразрез с необходимостью обеспечения продовольственной безопасности. Кратко указанная позиция сводится к тому, чтобы в нынешних условиях в большей степени руководствоваться основополагающими рамками сельскохозяйственной политики, не выдвигая на первый план целей «устойчивого развития». На этом настаивает, например, комиссар по сельскому хозяйству Януш Войцеховски.

Очевидно, сторонники этой линии не уверены в том, что европейские аграрии обладают на сегодняшний день какими-то более достойными альтернативными видами агротехники, позволяющими производить экологически «чистый» продукт в нужных объемах. Их оппоненты, судя по всему, отличаются куда большим оптимизмом на этот счет. Так, один из критиков предложения об отсрочке  – вице-президент Еврокомиссии Фран Тиммерманс – считает данную меру иллюзорной, никак не способной-де поддержать производство продуктов питания. По его мнению, нельзя помочь сельскому хозяйству, сделав его «менее устойчивым». Тиммерманс готов в этих вопросах идти до конца, невзирая на трудные времена. В этой связи он предостерегает европейских политиков от всяких компромиссов по «зеленому соглашению», даже если это делается ради продовольственной безопасности. В частности, комментируя возможный сбой поставок из Белоруссии очень важных для европейских фермеров калийных удобрений, он заметил, что стратегия Farm to Fork в этом случае является не проблемой, а ответом на проблему. Надо полагать, Тиммерманс и его сторонники исходят из того, что более «устойчивое» (то есть более «зеленое», более органическое) земледелие не должно испытывать большой потребности в искусственных минеральных подкормках. Наверное, стратегически они правы. Но проблема в том, что продовольственный кризис угрожает здесь и сейчас.

Не стоит думать, будто европейские политики поднимают шум по каким-то сугубо кабинетным вопросам. На самом деле эти вопросы имеют непосредственное отношение к практике. Отметим, что продовольственную безопасность европейцы тесно увязывают (как и в случае с энергоносителями) с зависимостью от продуктового импорта. Прежде всего, речь идет об основных продуктах питания, закупаемых на Украине и в России. Преодолеть импорт продовольствия можно только одним путем – больше производить самостоятельно.

Для этого, возможно, придется задействовать больше пахотных земель и применить ядохимикаты и прочую «химию» там, где они совсем не предусмотрены или же категорически запрещены. Кроме того, не так давно звучали предложения и по части ослабления мер в отношении генно модифицированных культур. Подобные практики, безусловно, идут вразрез и с «зеленым курсом», и с принципами устойчивого развития (в их нынешнем понимании), и даже с европейским экологическим законодательством.

Таким образом, здесь также сложилась непростая дилемма: сохранять ли верность «высоким» принципам или пренебречь ими ради банального физического выживания? Понятно, что бескомпромиссные сторонники «зеленого курса» настолько тесно увязывают его с прогрессивным развитием, что любые отступления от этой линии воспринимают как деградацию. Представители зеленых и левых уже подвергли резкой критике попытку приостановки стратегии Farm to Fork, полагая ее принципиально важной составляющей Европейского «зеленого соглашения», задающего-де современной цивилизации движение вперед. В отличие от своих оппонентов, европейские зеленые абсолютно уверены в том, что именно эта стратегия сделает Европу более независимой и обеспеченной в продовольственном плане. На чем строится такая уверенность, пока что не совсем понятно.

Наконец, некоторые представители самих аграриев высказались в том смысле, что «зеленый курс» в сельском хозяйстве нуждается не в пересмотре, а в дополнении. И как раз события на Украине якобы создают повод для такого расширения.

Показательно, что за приостановку стратегии Farm to Fork ратуют представители европейских правых, которые исходят из текущих реалий и оценивают ближайшие перспективы с сугубо прагматической точки зрения.

Пока что мы не в состоянии с уверенностью сказать, чья позиция одержит верх. На сегодняшний день мы можем констатировать лишь крохотную «трещинку» в рядах инициаторов «зеленого курса». Правда, необходимо признать, что в отличие от истории с ископаемым топливом и возобновляемой энергетикой, отказ от органических подходов в сельском хозяйстве будет большим ударом по очень важным начинаниям в этой сфере. По крайней мере, речь идет о моральном ударе, способным перечеркнуть важные инновационные направления деятельности по производству продуктов питания. Смогут ли европейские аграрии в условиях кризиса (в отличие от европейских энергетиков) явить миру нечто достойное подражания, время покажет. Ждать осталось совсем недолго.

Константин Шабанов

Специалисты Института ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН) провели элементный анализ предметов из бронзы — поясных бляшек, колокольчиков, ножа, пуговиц и др., относящихся к культурам раннего железного века и раннего Средневековья (период с конца XI–X в. до н.э. до XIII–XVII вв.). Исследование специалистов Института археологии и этнографии СО РАН и Института геологии и минералогии им. В. С. Соболева СО РАН показало, что на протяжении 2,5 тыс. лет для изготовления предметов быта и украшений в Западном Приамурье (современная Амурская область) использовалась в основном оловянно-свинцовая или свинцово-оловянная бронза. Результаты опубликованы в журнале «Археология, этнография и антропология Евразии».

Начало исследованиям на базе Сибирского центра синхротронного и терагерцового излучения (СЦТИ ИЯФ СО РАН) было положено после того, как специалисты Института археологии и этнографии СО РАН в 2009 и 2012 годах провели раскопки на средневековом поселении конца IX века на Осиновом озере в Амурской области. В одном из жилищ был найден сосуд-горн для переплавки бронзы, тигель и подставки под него. Там же обнаружены поясные бляшки тюркского типа как сырье для бронзового литья, а также бронзовые колокольчики и украшения местного населения мохэ, отлитые из переплавленных предметов. В 2016 году вышла статья, в которой был представлен элементный анализ этих бронзовых изделий. Он позволил разделить коллекцию изделий на группы по происхождению сырья и степени переплавки.

«В “бронзовом веке” юга Дальнего Востока выявлена асинхронность появления бронзовых предметов в культурах населения в конце II – первой половине I тыс. до н.э. Все бронзовые предметы урильской культуры были широко распространены при династиях Шан и Западное Чжоу, в карасукскую эпоху в конце II – начале I тыс. до н.э. В Приамурье присутствует меднорудная база, но она располагается в труднодоступных горных районах, и нет данных о ее использовании местным населением, поэтому мы решили уделить внимание бронзовым предметам из Западного Приамурья. Нашей целью было проверить, из какого сплава изготавливались предметы в разные эпохи раннего железного века и Средневековья», — рассказал ведущий научный сотрудник ИАЭТ СО РАН, заведующий сектором археологии бронзового и железного веков Сибири доктор исторических наук Сергей Нестеров.

Для анализа использовались 23 бронзовых предмета: лапчатая бляшка-подвеска с острова Урильский на Амуре, дольчатая бляшка с реки Анго, бронзовый нож раннего железного века и средневековые поясные бляшки центрально-азиатского облика с реки Селемджи, китайская монета династии Тан, средневековые колокольчики, пуговица, бляшки позднесредневековых дауров и др.

«Некоторые вещи явно неместного происхождения. Например, пять бляшек пояса так называемого уйгурского типа. Этот пояс очень ценили и, по всей видимости, берегли, потому что на нем заметны следы ремонта. В некоторых случаях переплавка предметов шла настолько активно, особенно тюркских вещей, что установить источник бронзы практически невозможно. Скорее всего, бронзовые предметы чаще попадали из Манчжурии», — пояснил Сергей Нестеров.

В рамках исследования на станции локального и сканирующего рентгенофлуоресцентного элементного анализа СЦТИ ИЯФ СО РАН был проведен элементный анализ бронзовых предметов. С помощью бура стоматологической бормашины с их поверхности механическим способом была удалена патина. Площадь очистки составила примерно 5–10 мм2. Затем эти площадки шлифовались и полировались наждачной водостойкой шкуркой. После полировки поверхность протиралась салфеткой, смоченной этиловым спиртом. Образец бронзового предмета помещался в измерительную камеру станции таким образом, чтобы пучок монохроматизированного синхротронного излучения попадал на очищенную поверхность. Для расчета концентраций химических элементов в образцах бронзовых изделий использовался метод внешнего стандарта.

«В его качестве использовался образец бронзы, приложенный в комплекте со спектрометром ARTAX-400 фирмы BRUKER. Измерялись соответственно спектры исследуемого образца и стандартного, а затем они сопоставлялись. Нашей целью было посредством элементного анализа на источнике СИ получить доказательства к тем выводам, которые делают археологи другими методами. Была предпринята попытка установить регион и место выплавки образцов, чтобы привязать найденные бронзовые предметы к археологическому периоду и культуре», — прокомментировал ведущий электроник лаборатории моделирования динамики эндогенных и техногенных систем Института геологии и минералогии им. В.С. Соболева СО РАН Юрий Колмогоров.

Результаты исследования показали, что элементный состав наиболее ранних в данном списке трех предметов XI–X веков до нашей эры соответствует двум бронзовым сплавам: оловянно-свинцовому и оловянному. Из первого отлиты лапчатая бляшка и нож. При этом в составе металла ножа больше свинца и серебра, а в бляшке — олова. Что касается дольчатой бляшки, сделанной из оловянной бронзы, то особенностью сплава является большее содержание железа. Сравнение сплавов раннесредневековых поясных украшений с реки Селемджи и с поселения Осиновое Озеро показало, что они изготовлены из свинцово-оловянной бронзы со схожим содержанием добавок.

«Мы выяснили, что на протяжении примерно 2,5 тыс. лет для изготовления предметов в Западном Приамурье использовалась в основном оловянно-свинцовая или свинцово-оловянная бронза. Состав бронзы был одинаков на протяжении почти всего этого длительного периода, но при этом для разных вещей использовались разные добавки, чтобы придать необходимое для каждой категории качество: ножам — прочность, колокольчикам — мелодичный звон, украшениям — оттенок благородных металлов. Всё зависело от знаний мастера-литейщика», — сказал Сергей Нестеров.

Появление металла в хозяйстве населения Приамурья и Приморья связано с проблемой существования на данных территориях так называемого бронзового века и феномена раннего появления железа и чугуна (в XI–X веках до н.э.). Обстоятельство, при котором не всегда можно сказать, какой металл (бронза или железо) определяет стадии археологических культур, привело к введению термина «палеометалл». Он демонстрирует особенность освоения металла на Дальнем Востоке, а именно: близость появления по времени бронзы и железа.

По мнению исследователей, средневековые изделия центральноазиатского облика могли попасть в Западное Приамурье либо с мигрантами сумо мохэ или уйгурами, либо в качестве товара. Лом подобных вещей приамурские мастера использовали для переплавки и изготовления украшений мохэского типа. «А вот золото и серебро в раннем Средневековье, скорее всего, могли добывать на месте. По мере освоения территории мохэские ювелиры-литейщики не только находили месторождения золота и серебра, узнавали свойства металла, но и овладевали навыками использования добавок для получения качественного благородного металла для украшений», — отметил Сергей Нестеров.

Пресс-служба Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН

В последние недели санкции Запада против России вводят чуть ли не ежедневно, их число уже превысило восемь тысяч (что, по оценкам ряда экспертов, делает нашу страну своего рода «рекордсменом» в этом вопросе). Мы посвятили целый ряд материалов тому, как наша наука и экономика реагируют на эту угрозу. Сегодня же предлагаем подумать над вопросами – когда вообще придумали такую форму внешнеполитической борьбы как санкции, насколько они были эффективны в прошлом и как меняли историю. Этой теме была посвящена научно-популярная лекция, прочитанная Георгием Иашвили, известным как ведущий Youtube-канала GEO.

История «непрямых» войн, когда одни страны пытались добиться чего-то от других с помощью мер экономического давления, а не полками и пушками, не так коротка, как кому-то кажется.

Первые примеры санкций можно найти в истории Древнего Востока, когда между собой активно боролись Египет и Хеттское царство. Что не мешало им веками вести взаимовыгодную торговлю. Но, когда в 1448 году до нашей эры фараон Аменхотеп II начал попытки завоевать территории современной Сирии и Палестины, чтобы предотвратить помехи со стороны хеттов, фараон ввел ограничения на торговлю зерном. «По экономике хеттов был нанесен удар, и они не стали мешать Египту в этих завоеваниях», - подытожил лектор.

Но это все же была, скорее, одна из составляющих военной стратегии египтян. Санкции обычно используются не вместе, а вместо войны. Считается, что их (как и многое другое) изобрели древние греки. В V – IV веках до н.э. развернулась борьба за главенство над греческими полисами между Афинами и Спартой (которая возглавляла Пелопонесский союз). Другие греческие полисы (города-государства), как правило, примыкали к одной из сторон. Или – лавировали между ними, как например Мегара, занимавший стратегически важное положение между двумя сторонами.

Афинян такая политика не устраивала и после очередной войны, когда Мегара в очередной раз переметнулась на сторону Спарты, они объявили ее жителям псифизм – запрет на пользование афинскими гаванями и рынками. В наше время такую политику называют торговой блокадой. И для Мегары, чья торговля была почти полностью завязана на Афины, это стало критическим фактором. В этом полисе начался голод.

Менее очевидно, но тоже ощутимо эти санкции сыграли на интеллектуальном состоянии Мегары. Поскольку в образовательном плане полис тоже зависел от Афин. Яркий пример: в Мегаре жил Евклид. Будущий основоположник геометрии в то время был учеником афинянина Сократа. И чтобы продолжать обучение, ему приходилось переодеваться в женское платье и проходить по тридцать километров пешком. Сколько его земляков просто забросили учебу, столкнувшись с блокадой, мы не знаем, потому что они в итоге не вошли в историю, а могли бы. Так что научно-культурная изоляция – тоже не современное изобретение, она была составляющей санкций с самого начала их истории.

А еще эти санкции стали своего рода уроком для других полисов Пелопонесского союза: они поняли, что афиняне придумали как разорять города-соперники, даже не вступая с ними в войну. И вставал только один вопрос – кто следующий? Потому что Афинский союз контролировал морские пути и морскую торговлю (главный вид торговли того времени в Античном мире), а значит, уязвимым оказывался любой полис.

Но санкции не принесли однозначной победы. Спарта попыталась договориться, а потом двинула свои войска. В итоге, это вылилось в тридцатилетнюю войну, которая изменила политический рельеф древней Греции: Афинский союз распался, а полисная демократия была фактически уничтожена.

Однако саму идею санкций эта история не похоронила. Несколькими веками позже Рим решил применить их против греческого острова Родос, который, благодаря географическому положению, стал своего рода перекреском торговых путей между Европой, Ближним Востоком и Северной Африкой. Родос формально был союзником Рима, но столь же ненадежным, как упомянутая Мегара. Тогда римляне захватили столь же удобно расположенный остров Делос и объявили его территорией, свободной от налогов, пошлин и прочих сборов для любых купцов. Иначе говоря – это был в истории «оффшор».

Торговля на Родосе захирела и влияние острова в Восточном Средиземноморье резко ослабло. Но у экономической победы Рима была и обратная сторона: Родос вместе с упадком растерял и свой мощный флот, который, как оказалось, был единственным препятствием для разгула пиратства в Средиземном море. И в какой-то момент пираты парализовали торговлю и разграбили римский «оффшор» на Делосе. В результате, римлянам пришлось вести с пиратами многолетнюю и очень дорогостоящую войну.

Так обычно и бывает с санкциями – их отдаленные последствия неочевидны и часто бьют по тем, кто их запускает. Однако это обстоятельство не мешало разным странам в разные эпохи вновь и вновь прибегать к «экономическому чудо-оружию». Тем более, что часто санкции все же наносили гораздо больший ущерб тому, на кого они были направлены.

Есть такие примеры и в отечественной истории. Связаны они с Великим Новгородом. В средние века этот город-государство был весомым игроком в Северной Европе, отправляя торговые и пиратские (ушкуйники) экспедиции за тысячи километров от своих границ. И, конечно, это нравилось далеко не всем. Особенно не нравилось Ганзе – торговому союзу северо-западных европейских городов.

Новгород был главным препятствием на монополизации всей торговли в Балтике ганзейцами. «Но так как они были не воинами, а торговцами, то и бороться с ним решили экономическими и политическими методами», - рассказал Георгий Иашвили. В 1137 году Ганза вводит эмбарго на поставку в Новгород продовольствия. Это было уязвимое место Новгорода, который не мог прокормить себя сам. И впоследствии эту меру против него не раз применяли как европейцы, так и московские князья. Обычно при первых признаках голода, новгородцы охотно шли на переговоры. В итоге, с 1269 года новгородские купцы могли торговать на западном направлении только с островом Готланд, да и то, при условии поездки туда на немецких судах. Одним из последствий этого стал упадок новгородского судостроения. Речные ушкуи еще делали, а морских кораблей почти не стало, ведь плыть на них было некуда.

Спустя пару веков, новгородская торговля стала почти полностью сухопутной, да и к тому же подчиненной политике, навязываемой ганзейцами. И произошло это потому, что Новгород, в силу различных обстоятельств, не сумел найти эффективного «противоядия» от санкций, пытался договариваться на условиях тех, кто их ввел.

Это поражение в торговой войне предопределило и последующее подчинение Новгорода Москве. Но зато присоединение в корне изменило ситуацию на «санкционном фронте». Ганза к тому времени уже сама растеряла значительную часть своей экономической мощи. С другой стороны, санкции, которые союз мог применить к Московскому царству были не столь эффективны. «Потому что Иван Грозный больше полагался на военную силу, чем на экономические рычаги», - объяснил лектор. И напомнил, что Европа тем временем приближалась к эпохе Ливонских войн.

Но задолго до войн, еще в 1499 году Ливония вводит эмбарго на поставки Москве любых товаров, которые можно было применить в военных целях – не только оружие и порох, но и медь, свинец, даже на серу. Затем к экономической блокаде добавилась дипломатическая: соседи не пропускали в Москву европейских дипломатов, чтобы воспрепятствовать заключению возможных союзов. Это, кстати, было для тог времени ноу-хау. Сейчас многие санкции направлены на ту же цель, но несколько другими технологиями. Например, страну всячески выставляют «токсичным партнером», союз с которым может повлечь санкции уже на государство, его заключившее.

А тогда, спустя еще пару десятилетий, Польша и Ливония ввели барьеры для вербовки военных и технических специалистов в Европе для работы на Москву. Самый громкий скандал, связанный с этой санкцией вошел в историю как «дело Шлитте».

Ганс Шлитте был саксонским купцом, который в 1547 году получил от Ивана Грозного заказ – найти и привезти в Москву специалистов, перечень которых хорошо показывал, в чем проявлялось научно-техническое отставание Русского государства. Царь хотел привлечь на службу «мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и медной руды, людей, которые умеют находить в воде жемчуг, ружейного мастера, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные замки, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны, людей, умеющих привести воду в замок и бумажных мастеров».

Шлитте вернулся в Европу, получил разрешение от Императора Священной Римской империи и занялся вербовкой. В течение года он набрал около трехсот специалистов, готовых ехать работать в Россию. Масштабы вполне сопоставимые с Великим посольством Петра I полутора веками позже. Но по пути на Русь, в Любеке эта группа была задержана местными властями. А сам Шлитте арестован как, якобы, недобросовестный должник. Хотя любекские власти особо не скрывали, что главный мотив – желание ограничить военно-технический потенциал Москвы. В итоге, большая часть спецов вернулась домой (есть данные о нескольких, кто смог улизнуть и доехать до Москвы), Шлитте отсидел три года, потом бежал, пытался через суд взыскать с властей Любека компенсацию, но безуспешно.

Как это сказалось на возможностях Москвы? Как поменяли бы ситуацию сотни иностранных спецов за несколько десятилетий, можно только гадать, но ясно, что серьезно. А так, известно, что Ливонская война (точнее войны) изрядно затянулись, в том числе и потому, что Московское царство не смогло достичь подавляющего перевеса над, казалось бы, более слабым противником. Началось истощение российской экономики. И все это в итоге вылилось в проигрыши, внутренний социально-экономический кризис, утрату территорий.

В общем, мы видим, что санкции – это давний метод ослабления или подчинения внешнеполитического противника. И если экономические санкции часто бывают «палкой о двух концах» и известны примеры их успешного преодоления, то научно-технические оказываются весьма чувствительными. Вот и сейчас мы, кажется, наблюдаем схожие процессы. Но это уже тема для совсем другой лекции.

Сергей Исаев

Разработки Института теплофизики им. С. С. Кутателадзе СО РАН нацелены на повышение эффективности хранения и транспортировки гидратов углекислого газа и метана. Использование последних в качестве альтернативных источников энергии поспособствует решению проблем экологии. Статья об исследовании была опубликована в Journal of Natural Gas Science and Engineering.

Глобальное потепление климата и экологические вызовы в последние десятилетия стали одними из наиболее острых и обсуждаемых проблем современного мира. Необходимость обеспечения безопасности окружающей среды вынуждает развитые страны быстрее переходить на более совершенные и чистые источники энергии. Выбор природного газа в качестве замены угля позволяет улучшить качество воздуха и значительно снизить выбросы углерода. Согласно прогнозам, уже к 2040 году спрос на него вырастет на 40 %, в результате чего на долю этого вещества будет приходиться четверть общего объема всех используемых ресурсов. 

Как отмечает старший научный сотрудник лаборатории процессов переноса в многофазных системах ИТ СО РАН кандидат технических наук Сергей Яковлевич Мисюра, газовые гидраты метана являются крупнейшими резервуарами углеводородов. Эти льдоподобные твердые соединения состоят из элементарных ячеек, которые представляют собой внешний кристаллический каркас, образованный молекулами воды. Внутри него располагаются гостевые частицы метана. Известные месторождения гидратов природного газа широко распространены по всему миру и существуют в большем количестве, чем традиционные энергетические ресурсы. Чаще всего они встречаются на дне водоема, глубоко под землей и на территории вечной мерзлоты. Такая особенность связана тем, что для поддержания устойчивости вещества необходимо очень высокое давление. В условиях нормального атмосферного давления его стабильность может быть обеспечена только при температурах ниже -80 ℃, иначе происходит диссоциация (распад) с выделением газа и льда. Залежи газовых гидратов способны сохраняться на протяжении многих миллионов лет, поэтому о времени начала их образования можно только догадываться.

По словам Сергея Яковлевича, развитие технологий добычи газа сдерживается недостаточной изученностью механизмов диссоциации гидратов. Поэтому одной из задач сотрудников ИТ СО РАН было экспериментальное исследование этого процесса в широком диапазоне температур, в том числе в области самоконсервации, связанной с аномально низкими скоростями распада вещества при существенных отклонениях от равновесного состояния. Ученые установили, что при нормальном атмосферном давлении и температуре воздуха порядка -5 ℃ крупные куски газогидратной породы могут храниться в течение нескольких месяцев, практически не подвергаясь процессу диссоциации.

«Совместно с Институтом систем энергетики им. Л. А. Мелентьева СО РАН (Иркутск) мы создали модель, которая позволяет оценивать распад соединений, когда мы приближаемся к температуре плавления льда. Применение самоконсервации позволяет снизить затраты на хранение природных и искусственно синтезированных газовых гидратов, так как в этом случае отпадает необходимость в поддержании экстремально низких температур», — отмечает Сергей Мисюра.

Экспериментальные исследования ученых ИТ СО РАН будут полезны и при создании технологий транспортировки газовых гидратов. Они доказывают, что наиболее эффективным с экономической точки зрения способом является создание крупных резервуаров, обеспечивающих поддержание температуры воздуха на уровне около -5 ℃. 

По словам Сергея Яковлевича, в случае использования традиционных источников энергии приходится тратить огромные средства на очистку от вредных примесей. Газогидраты же практически избавлены от последних: они не содержат окислов серы, а объем окислов азота минимален по сравнению с показателями угля. Исследователь рассказывает: «В настоящее время совместно с лабораторией доктора химических наук Андрея Юрьевича Манакова (Институт неорганической химии им. А. В. Николаева СО РАН) отрабатывается технология сжигания гидратов горючих газов в виде прессованных таблеток и сфер большого диаметра».

Традиционные топлива применяются в энергетике, химических технологиях и так далее. Отходы этих производств невозможно полностью отфильтровать, к тому же далеко не все предприятия добросовестно этим занимаются. В результате опасные вещества попадают в атмосферу. Избыточное выделение углекислого газа является причиной глобального потепления и проблем с парниковым эффектом, поэтому одно из направлений исследований сотрудников ИТ СО РАН связано с применением газогидратов для утилизации CO2. Суть метода заключается в подаче углекислого газа в скважину вместо извлеченного метана. Осуществление этого процесса приводит к образованию газогидрата углекислого газа, который также способен в течение длительного времени находиться под большим давлением. Технология позволяет совмещать добычу источников энергии с ликвидацией вредных соединений.

В настоящее время исследования продолжаются. ИТ СО РАН активно сотрудничает с ведущими российскими институтами и университетами. Помимо дальнейшей работы в области утилизации и самоконсервации газовых гидратов, ученые планируют определить особенности их горения, а также разработать способы тушения пожаров с применением гидратов углекислого газа. Сергей Яковлевич отмечает: «В России есть огромные запасы газогидратов, поэтому данное направление очень перспективно для нашей страны. По оценкам международных экспертов, расходы по добыче природного газа из газогидратных месторождений уже сегодня соизмеримы с затратами на традиционные методы». Рано или поздно запасы старых источников будут исчерпаны, что сделает использование альтернативного ресурса крайне актуальным.

Дмитрий Медведев, студент отделения журналистики ГИ НГУ

Энергия ветра на нашей планете исчерпаема, а ее массовое использование способно негативно повлиять на климат – такие «шокирующие» выводы западных ученых были обнародованы более десяти лет назад. По какой-то причине они не стали сенсацией и никак не повлияли на грандиозные планы по переходу на возобновляемые источники энергии. Возможно, в силу сугубо «кабинетного» характера представленных умозаключений, убедительность которых может быть доступной только специалисту в области физики.

Тем не менее, недавно эти идеи подняли на щит американские противники «зеленого курса», пытаясь представить дополнительный довод против масштабных проектов в сфере ветроэнергетики. Судя по всему, климатических скептиков не устраивает (и даже пугает) тот размах, с которым крупные энергетические компании намерены осуществлять расширение «чистой» генерации, пользуясь при этом государственной поддержкой. Напомним, что, несмотря на энергетический кризис (усугубленный, к тому же, антироссийскими санкциями) курс на реализацию климатических целей на Западе официально не отменяется. А значит, грандиозные проекты в области «зеленой» энергетики всё еще поддерживаются властью.

В частности, такой американский энергетический гигант, как Dominion, недавно подал заявку на строительство огромного морского ветропарка совокупной установленной мощностью 2600 МВт. Согласно предложенному проекту, должно быть возведено 176 гигантских ветряков мощность по 14,7 МВт каждый. Высота одного такого ветряка в полтора раза превышает памятник Вашингтону. Мало того, действуя строго в духе времени, компания предлагает построить огромное количество солнечных и ветряных электростанций, параллельно обещая вывести из эксплуатации ВСЕ свои генерирующие мощности, работающие на ископаемом топливе!  

По мнению экспертов, подобные проекты больше напоминают аферу, чем продуманную энергетическую стратегию. Если принять во внимание краткосрочную перспективу, то здесь отчетливо просматриваются сиюминутные материальные интересы крупных игроков. Что касается долгосрочной перспективы, то есть серьезные опасения, что она выявит катастрофическую ненадежность «чистой» генерации.

Как мы знаем, масштабный переход на ВИЭ обосновывается не столько экономическими соображениями, сколько необходимостью реализации климатической повестки (якобы в интересах всего человечества). В этом плане тезис о борьбе с глобальным потеплением  выступает в роли неумолимого аргумента в пользу «чистой» генерации. Однако если следовать в русле фундаментальной науки (в том числе – теоретической физики), то возобновляемые источники энергии могут оказаться не такими уж возобновляемыми, а соответствующие им генерирующие мощности – не столь уж нейтральными в отношении климата.

На этот счет приводятся исследования группы немецких ученых из Института биогеохимии Макса Планка (Йена) и Международной исследовательской школы Макса Планка по моделированию системы Земли (Гамбург).   В одной из научных публикаций этой исследовательской группы прямо подчеркивалось, что  использование энергии ветра имеет предел, обусловленный фундаментальными законами физики. Поэтому распространенная у нас идея о том, будто энергия ветра на планете безгранична (а значит, мы можем использовать ее без всяких последствий для климата), не совсем вписывается в физическую теорию. Отсюда следует, что энергию ветра нельзя считать возобновляемой в строгом смысле этого слова.

По словам исследователей, если на Земле будет построено такое количество ветряных электростанций, достаточное для полной замены ископаемого топлива, то мы серьезно истощим доступную в атмосфере энергию. И последствия такого истощения обязательно отразятся на климате планеты. По сути, мы будем истощать сам источники «зеленой» энергии.

Как бы необычно ни звучали такие заявления, необходимо учитывать, что данная логика целиком покоится на законах термодинамики. Причем, она вполне применима и к солнечной энергии. Исследователи исходят из того, что сама идея, будто из окружающей среды можно в течение неограниченного времени извлекать неограниченное количество энергии – столь же фантастична, как и идея вечного двигателя.

К каким выводам мы придем, оценивая с указанных «фундаментальных» позиций стратегию нынешнего «зеленого» энергоперехода? Напомним, что реализация климатических целей подразумевает практически полную замену ископаемого топлива возобновляемыми источниками энергии. Во всяком случае, именно такой линии на сегодняшний день придерживаются руководители развитых стран. Согласно подсчетам, для реализации указанного замысла необходимо будет довести масштабы «зеленой» генерации хотя бы до 17 ТВт установленной мощности. Однако надо учитывать, что ни одна технология не является идеально эффективной, а значит, часть свободной энергии, используемой ветряными генераторами, будет потеряна в виде совершенно бесполезного тепла – как результат истощения полезной энергии ветра. Следовательно, широкомасштабное использование ветряков неизбежно оставит след в атмосфере и приведет к климатическим сдвигам. То же самое, опять же, справедливо и в отношении солнечных электростанций, поскольку работающие фотоэлектрические панели также рассеивают в атмосфере совершенно бесполезное тепло.

Если использовать модель, разработанную немецкими исследователями, «высасывание» большого количества энергии из атмосферы приведет к изменениям, вполне сопоставимым с влиянием на климат ПАРНИКОВЫХ ГАЗОВ. Величина этих изменений, согласно расчетам, оказалась аналогичной влиянию удвоения концентрации СО2 в атмосфере!

Конечно, пока что подобные выводы звучат как абстракции, а потому не привлекают серьезного внимания со стороны практиков. Тем не менее, еще в 2014 году были опубликованы результаты исследования, где отмечалось ограниченное климатическое воздействие европейских ветряных электростанций. Как мы знаем, бурное развитие в Европе ветроэнергетики вызывало беспокойство по поводу влияния ветряков на окружающую среду. В ходе исследований были обнаружены изменения температуры вблизи генерирующих установок. Существующие модели показывали, что огромные ветропарки в состоянии оказывать влияние на региональный климат. С  помощью таких моделей, указывали исследователи, можно будет оценить в масштабах всего Евросоюза климатические последствия проводимой там «зеленой» политики в сфере энергетики. Иными словами, еще восемь лет назад ученым было понятно, что реализация западными странами «климатических целей» через переход на возобновляемые источники энергии может создать принципиально новую угрозу для самого климата.

Отметим еще раз, что на сегодняшний день столь неожиданные открытия еще никак не влияют на принимаемые в западных странах стратегии развития. В то же время перед фундаментальной наукой открывается новое и весьма увлекательное поле исследований, способное перевернуть наши устоявшиеся представления об окружающей реальности.

Николай Нестеров

Росатом не остановит работы по созданию атомной энергетики будущего. Об этом глава госкорпорации Алексей Лихачев сообщил в субботу в интервью телеканалу "Россия-24", отвечая на вопрос о возможном сокращении финансирования комплексной программы "Развитие техники, технологий и научных исследований в области использования атомной энергии в РФ" (РТТН).

"Значимая часть финансирования РТТН идет не за счет бюджета, а за счет госкорпорации, поэтому у нас есть еще один резерв дополнительный - это максимально бросить свои ресурсы на самые главные, самые основные компоненты", - сказал Лихачев.

"Резать расходы - это первое, что приходит на ум, хотя, вспоминая свою работу в Минэкономразвития, могу сказать, что нынешние условия <…> не имеют в виду однозначных последствий по уменьшению бюджета", - отметил глава Росатома.

По его словам, сила и значимость РТТН в том, что в рамках этой программы создается атомная энергетика будущего. "Мы в рамках этого проекта создаем флагманские образцы атомной энергетики четвертого поколения. <…> На земле и в опытно-промышленном формате создаем энергоблок четвертого поколения, создаем замкнутый топливный цикл, создаем предприятия по фабрикации - рефабрикации топлива. Плюс термояд, плюс новые материалы для атомной энергетики, плюс малые станции", - подчеркнул Лихачев, добавив, что, "если будет совсем жесткий сценарий, что-то придется приоритизировать". Однако, как подчеркнул глава госкорпорации, основные составляющие программы останутся неизменными.

"Мы никогда не уберем из этого проекта его значимые компоненты, потому что это будущее не только атомной энергетики России, но и всего мира", - заключил он.

Осложнения артериальной гипертонии являются одной из основных причин смертности в современном обществе. Механизм развития этого заболевания достаточно хорошо изучен, однако его этиология (причины и условия возникновения) до сих пор не установлена, что затрудняет формирование единых методов эффективного лечения.

Как отмечают ученые, в каждом конкретном случае нужно учитывать не только генетическую предрасположенность, но и средовые влияния: образ жизни, диету, психоэмоциональный стресс, избыточный вес, наличие вредных привычек и прочее. Здесь может помочь метаболомика – новое направление в аналитической биохимии, изучающее конечные и промежуточные продукты обмена веществ, которые можно выделить из биологических образцов. «Это один из способов конкретизировать картину заболевания у пациента. Знание о метаболических путях, лежащих в основе того или иного типа артериальной гипертонии, позволит более рационально проводить ее терапию», – отметила научный сотрудник ИЦиГ СО РАН, к.б.н. Алиса Серяпина.

Вместе с коллегами она на протяжении ряда лет изучает механизмы возникновения и развития артериальной гипертонии. В своей работе ученые используют специально созданную генетиками ИЦиГ СО РАН линию крыс-«гипертоников» ((НИСАГ). В этой модели гипертонии сочетается генетическая предрасположенность и влияние психоэмоционального стресса. Также планируется получить фармакологические модели гипертонии. Теперь в рамках этой работы стартует новый исследовательский проект, поддержанный грантом Российского научного фонда № 22-25-20025.

«Цель нашего исследования – с помощью метаболомных технологий найти биологические маркеры, позволяющие разделить всю совокупность разных форм и проявлений гипертонии на группы, различающиеся по характеристикам, лежащим в основе разных патогенетических механизмов заболевания», - рассказала Алиса Серяпина.

Пока ученые работают с крысами, проводя комплексное исследование их мочи и сыворотки крови: оценивают биохимические показатели, а также изучают метаболомный профиль образцов методом ЯМР-спектроскопии (в сотрудничестве с МТЦ СО РАН). Как отмечают сами участники проекта, если им удастся получить хорошо идентифицируемые биомаркеры различных гипертензивных состояний, было бы логичным попробовать применить похожий подход в диагностике гипертонической болезни у пациентов-добровольцев. Однако такого рода исследования требуют тщательной предварительной подготовки в сотрудничестве с организациями здравоохранения, поэтому пока что находятся в стадии планирования.

Данный проект предусматривает работу исключительно с лабораторными животными. Согласно условиям гранта, исследования продлятся в течение двух лет, ежегодно на них будет выделяться полтора миллиона рублей. Работа будет финансироваться Российским научным фондом и Правительством Новосибирской области в равных долях.

Пресс-служба ИЦиГ СО РАН

“Поиск” уже рассказывал о приостановке западными научными издательствами доступа российским и белорусским ученым к  публикациям и о реакции на это вице-президент РАН Алексея Хохлова. Как будут развиваться события? Насколько сильно пострадают российские ученые?

Татьяна Стукалова, начальник центра информационно-библиотечного обеспечения учебно-научной деятельности НИЯУ МИФИ, рассказала “Коммерсанту”, что подписки на западные издательства у них пока работают.

«Ограничение или даже полный запрет легального доступа к зарубежным научным ресурсам — это вызов как для ученых, так и для издателей. Подобные вызовы несут опасность вообще для всех участников международного научного сотрудничества. Развитие науки без доступа к мировому научному знанию невозможно» – отметила Стукалова изданию.

Ведущий научный сотрудник ГАИШ МГУ астрофизик Сергей Попов заметил, что, скорее всего, публичные письма ректоров вузов РФ в поддержку “спецоперации” могли повлиять на решение издателей. Бойкот “не связан с  индивидуальными российскими исследователями, это прекращение именно институтских и университетских подписок”.

«Если речь идет все же о тотальном бойкоте и перекрытии доступа к научной литературе, а не просто о косметическом уменьшении присутствия в России, то это означает попытку убийства российской науки»,— считает Артем Оганов, Член Европейской академии, действительный член Королевского химического общества и Американского физического общества, профессор РАН.

Оганов надеется, что, возможно, намерения издательств подразумевают не закрытие доступа к научным журналам, а лишь приостановку семинаров и тренингов.

30 марта 2022 года президент Российской академии наук Александр Сергеев после двухлетнего перерыва, связанного с пандемией, провел пресс-конференцию в Международном мультимедийном пресс-центре МИА «Россия сегодня».  В ее ходе был поднят ряд актуальных тем сегодняшнего дня, прежде всего, реалий, в которых предстоит работать российским ученым в ближайшем будущем и задачам, которые нашей науке предстоит решить.

«Госзадание должно быть отредактировано»

Государственное задание, говоря простым языком, это набор работ, которые получают финансирование из бюджета и должны выполняться научными институтами в обязательном порядке.  Соответственно, встает вопрос – как правильно формировать этот набор. Дело в том, что сейчас эти государственные задания формулируются большей частью самими научными институтами, равно как и ожидаемые результаты от их выполнения.

Отсюда, кстати, растет известный афоризм, что в России наука – это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет. Конечно, это скорее гипербола, чем констатация факта, но также очевидно, что в нынешней ситуации подходы к формированию госзадания неизбежно будут пересматриваться. Понимает это и президент РАН.

«Те институты, которые могут работать по острым приоритетам для нашей страны, должны начинать работать уже сейчас. И здесь встает вопрос о пересмотре госзадания... Постановка приоритетов должна идти со стороны министерств и реального сектора экономики. Когда эти приоритеты будут определены, институты могут и должны откликнуться», - подчеркнул в своем выступлении Александр Сергеев. Впрочем, и сам он признает – эта мера вызвана тем, что страна попала, цитирую «в сложный, мобилизационный период».

То есть, вы видим желание изменить вектор, чтобы госзадание из инициативы «снизу», от самих ученых превратилось в инициативу «сверху», от государства. Хорошо это или плохо? А все зависит от того, насколько компетентные люди будут работать над документом. А еще важно понимать, это временная «пожарная» мера или новый подход, который власть внедряет надолго. Второй вариант повышает риск заметного уменьшения финансирования фундаментальных исследований, т.н. «проектов с заделом». Потому что отдача от них неочевидна и практически всегда ожидается в отдаленной перспективе. Для ученого это нормально, для чиновника – сомнительно.

Наука и бизнес

Эта тема является проблемной для нашей науки уже давно. Распад системы отраслевых НИИ в конце прошлого века привел к разрыву между наукой и промышленностью. В итоге, результаты работы ученых часто остаются невостребованными. Государство ожидало, что эту проблему решит бизнес (пусть даже в форме частно-государственного партнерства). Но бизнесу казалось проще покупать технологические линии за рубежом, чем вкладываться в разработку собственных. Сейчас санкции Запада фактически закрыли этот вариант. Что заставляет российские компании разворачиваться к российской же науке.

«Успешные на рынке компании сами неизбежно с развитием своего бизнеса приходят к необходимости близко работать с наукой», - сказал Александр Сергеев. В качестве примера такого сотрудничества, он назвал создание новых сплавов для разработки месторождений нефти в агрессивных условиях.

И тем самым вновь вернулся к теме целеполагания работы академических институтов. Бизнес должен ставить задачи для фундаментальной науки, считает президент РАН: «Бизнес все равно придет к науке. Либо у нас в стране не будет технологического будущего».

Замечание верное, в том числе потому, что обычно производственникам лучше знать, что надо экономике от науки, чем клеркам из министерства. Но и здесь есть обратная сторона – бизнес заинтересован в фундаментальной науке еще меньше, чем чиновники. Так что речь пойдет о сотрудничестве по прикладным проектам, прежде всего тем, где уже проведена определенная работа ученым, а значит сроки выхода на рынок с готовым продуктом самые короткие. Это хорошо с позиции внедрения, но не так позитивно для движения науки вперед, ведь обычно настоящие научные прорывы – удел фундаментальной науки.

Научная дипломатия

Напряженные отношения между Россией и ведущими западными странами коснулись и научного взаимодействия, что также способно сильно затормозить работу нашим ученым. Многие из них были задействованы в совместных исследованиях с зарубежными коллегами, и теперь оказались в «подвешенной» ситуации. Еще больше исследователей столкнулись с проблемами при публикации своих статей в зарубежных журналах, что до последнего времени было главным показателем эффективности работы. И хотя система оценки результативности сейчас на ходу меняется, но пока проблема не решена (да она и не может быть решена). Наконец, общепризнанным является то, что сегодня ни одна национальная научная система не сможет развиваться в состоянии изоляции. И это в полной мере относится и к российской науке.

С другой стороны, даже во времена «холодной войны» СССР и США научное сотрудничество между капиталистическим и социалистическим «мирами» не прекращалось. Собственно, тогда и зародилось такое явление, как «научная дипломатия», о которой говорил и Сергеев на своей пресс-конференции.

«Есть понимание того, что Академия наук, хотя и государственная академия наук в представлении наших коллег за рубежом – это организация, которая имеет, безусловно, высокую репутацию за рубежом», - отметил он. И резюмировал: «Все равно настанет день, и будет задача восстановления. Здесь мы должны не рубить те связи, которые у нас сейчас есть».

Санкции и операция на Украине

Эта тема неизбежно несколько раз всплывала на пресс-конференции. Так, Александру Сергееву задали вопрос, обращалось ли политическое руководство страны до начала специальной военной операции на Украине, до 24 февраля, с просьбой проработать возможные сценарии последствий. «Не обращалось», - кратко резюмировал ученый. Хотя признал, что в институтах экономического профиля все равно обсуждались различные стрессовые варианты устойчивости различных секторов экономики. «Однако, воздействия такого уровня, как принятые сейчас против России санкции, не просчитывались», – заключил Сергеев.

Прозвучал и вопрос об отношении руководства РАН к тому, что ряд ученых подписал письма против военных действий на территории Украины. Президент РАН напомнил, что среди ученых есть люди, занимающие разные позиции и это нормально. Но призвал выражать свою позицию более корректно: «Уважаемые коллеги, найдите место, где это формулировать, и найдите формулировки, чтобы они не были оскорбительными в отношении власти». В качестве отрицательного примера он привел газету «Троицкий вариант» (внесена Минюстом РФ в реестр НКО-иноагентов), где, по словам ученого, звучат откровенные оскорбления в адрес государства.

В завершении пресс-конференции, Александр Сергеев вновь вернулся к теме роли индекса Хирша в современной науки и рассказал о предложении создать Российский академический издательский дом, который будет ответственен за подготовку англоязычных версий журналов, рецензирование и публикации в формате Open Access.

Сергей Исаев