Подготовлены планы межевания жилых кварталов в Академгородке. Эти схемы отправлены в мэрию для назначения публичных слушаний 25-27 декабря. Это значит, за месяц до этого схемы должны быть вывешены в администрации Советского района. Предложения по земельным участкам также можно присылать до 25 декабря (ООО ТАМ «Лантерна», ул. Ломоносова, 55, г. Новосибирск, 630005, тел./факс: +7 (383) 246-14-69, 246-14-68), но изменения будут уже внесены после публичных слушаний:

25.12 - кварталы 22,54,55,64 - Предложения принимаются до 18.12!

27.12 - кварталы 57,61,65 - Предложения принимаются до 20.12!

Схемы межевания, пояснительные записки и форма подачи предложений - здесь:

https://drive.google.com/folderview?id=0B8RpjEHXqmM6R1JOWTR4V2pMYU0&usp=...

Солнечные батареи не зря считают одним из магистральных направлений энергетики будущего. И вполне понятно желание многих мировых держав стать лидерами в этой перспективной области. Одним из основных направлений «гонки технологий» стало повышение эффективности солнечных батарей, а главным «полигоном» – космическое пространство. Радует то, что из этой «гонки» не выпала российская наука, скорее – наоборот, наши ученые оказались в числе ее лидеров. О том, как обстоят дела с солнечными батареями в отечественной космонавтике, и как это может сказаться на повседневной жизни – рассказывает заместитель директора Института физики полупроводников им. А.В. Ржанова (СО РАН, Новосибирск), профессор Олег Пчеляков.

Наша справка

Обычно под термином солнечная батарея подразумевается панель фотоэлектрических преобразователей (ФЭП). Целью солнечных батарей является прямое преобразование солнечного излучения в электроэнергию.

 Конструктивно фотоэлемент состоит из двух слоёв кремния. При этом верхний слой характеризуется переизбытком электронов (область электронов), а нижняя – их нехваткой («дырочная область»). В результате, на границе этих пластин возникает так называемый  p-n переход. При попадании на фотоэлемент солнечных лучей (фотонов) происходит дополнительная генерация электронов и оба слоя взаимодействуют как электроды обыкновенной батареи. Для снятия электрической энергии на обе поверхности напаивают тонкие слои проводника и подключают к нагрузке. Солнечный луч возбуждает электроны, которые начинают перемещаться из одного слоя в другой через внешнюю цепь, питая любой потребитель энергии. Выработка этой энергии не связана с химическими реакциями, поэтому такая солнечная батарея может прослужить довольно долгий срок.

- Олег Петрович, насколько я понимаю – один из главных показателей прогресса в этой области: КПД батареи. Как с этим обстоят дела у нас и в мире?

- В России лидер в этой области НПП «Квант». Там отработана технология, которая позволяет изготавливать ФЭП с КПД порядка 26%, что соответствует зарубежным аналогам, поступающим сегодня на рынок. Эти ФЭП используются для оснащения солнечных батарей космических аппаратов. Однако у нас в стране отсутствует промышленная технология ФЭП, которая удовлетворяла бы все потребности отрасли и, мы вынуждены покупать импортные ФЭП. Сегодня 80% наших батарей состоит из покупных комплектующих изделий (гетероструктур) иностранного производства. А это означает, что, во-первых, наша космическая (и не только космическая) отрасль будет зависеть от иностранных поставщиков. И, во-вторых, мы всегда будем немного отставать от мировых лидеров. Сегодня технологический уровень разработок определяет главный производитель гетероструктур для ФЭП – США. Ныне действующий мировой рекорд по эффективности солнечных батарей достигнут находящейся в Кремниевой долине фирмой Solar Junction. По данным печати, там проводятся интенсивные работы по доведению КДП до 40-45%, а в перспективе и до 50%.  Они впереди несмотря на то, что исследования, которые легли в основу технологии гетероэпитаксии, проводил наш академик Жорес Алферов (именно за их результаты он удостоен Нобелевской премии).

Наша справка

Эпитаксия – метод создания многослойного кристаллического материала, где каждый новый слой повторяет по своей структуре предыдущий. Когда материал нового слоя отличается от материала подложки – это называют гетероэпитаксией. Структуры, полученные методом гетероэпитаксии (гетероструктуры), сегодня являются основой не только для ФЭП, но и для большинства фотоприемников, СВЧ приборов и т.п.

- Получается, мы как тот сапожник без сапог?

- Не совсем. Мы умеем выращивать гетероструктуры в научных лабораториях. Причем, разными способами. Исследователи Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе РАН развивают газофазную эпитаксию, а наш Институт физики полупроводников – молекулярно-лучевую. То есть, оба основных направления этой технологии нам хорошо известны. Но мало разработать технологию, ее надо внедрить, организовать промышленное производство. А это требует немалых средств, которыми не располагают ни научные институты, ни «Квант».

- Есть основания ждать помощи от государства?

- Конечно, есть. Речь идет о независимости нашей экономики, ее стратегически важных отраслей. И со стороны государства мы увидели понимание этого. Несколько недель назад было принято решение о создании специальной технологической платформы для решения этой задачи. А это означает серьезное финансирование.

- С заказчиком понятно – это руководство страны. А кто будет в числе исполнителей?

- Научную часть берут на себя наш институт, ФТИ и Санкт-Петербургский академический          университет, возглавляемый Алферовым. Основное производство развернут на базе «Кванта». Кроме того, значительную часть работ по отработке технологии берет на себя Красноярский научный центр СО РАН. Там же организуют подготовку инженерно-технических кадров для новых производств. Хочу отметить, что Красноярский край попал в эту программу не случайно. Там располагается ОАО «Информационные спутниковые системы им академика М.Ф. Решетнева» – главный потенциальный пользователь технологии и производитель спутников навигации, связи и т.п.

Наша справка

ОАО «Информационные спутниковые системы» имени академика М.Ф. Решетнёва» – одно из ведущих предприятий российской космической отрасли. За время своей деятельности предприятие принимало участие в реализации более чем 30 космических программ в областях связи, ретрансляции телевидения, навигации, геодезии и научных исследований. Было спроектировано, изготовлено и запущено порядка 50 различных типов космических аппаратов.

- И как скоро можно ожидать результатов вашей работы?

- Принятая программа рассчитана на срок до 2017 года. А насколько удастся в него уложиться – зависит, прежде всего, от финансирования. В случае если оно будет производиться с нарушением сроков и объемов, мы получаем риск разбалансированности проекта, срыва отдельных этапов работ. И, как следствие – его удорожания и затягивания. Но, хочется верить, этого не произойдет.

- Эта технология пригодна только для космической отрасли или у нее есть и «наземные» перспективы?

- Есть, и еще какие. Она – отличное решение для мобильных систем будущего: автомобилей, кораблей, самолетов. Более того, транспортные средства на солнечных батареях работают уже сегодня. К сожалению, не в России, хотя наш «Квант» и может делать такие батареи. В США запустили самолет на солнечных батареях, который совершил кругосветное путешествие. Сейчас наступает эра беспилотных летательных аппаратов. А если снабдить их солнечными батареями, они станут практически беспосадочным. Такие аппараты могут использоваться, прежде всего, для мониторинга поверхности и воздушного пространства нашей планеты. Конечно, сегодня солнечные батареи производят лишь 2% всей электроэнергии в мире. Связано это с тем, что энергия от солнца получается в два раза дороже, чем «из розетки», полученная от сжигания углеводородов. Но уже сейчас технологии, которыми обладают предприятия космической отрасли, позволяют снизить себестоимость 1 КВт до 1$. А когда цена снизится еще немного – мы станем свидетелями настоящего взлета солнечной энергетики. Но начало его – в космических технологиях. Наша страна традиционно считается одним из лидеров в этой области. Важно сохранить этот статус. Одним из шагов на этом пути и должна стать создаваемая нами технологическая платформа.

Георгий Батухтин

МГУ наводит порядок, чтобы не повторить судьбу РАН, заявил в эксклюзивном интервью «Газете.Ru» декан биологического факультета МГУ Михаил Кирпичников.

— Какое у вас мнение по поводу открытого письма сотрудников и преподавателей МГУ, направленного президенту Путину? Насколько информация, которая приводится в нем, соответствует действительности?

— Если говорить о предложениях и просьбах авторов письма, то со многими вещами можно согласиться. Но ни один из фактов, которые они излагают о ситуации в МГУ (по крайней мере, на биофаке), не соответствует действительности. Ни один! Я не вижу ничего плохого, если во всем спектре от левых взглядов до правых появляются разные точки зрения. Но, простите, когда мы говорим о каких-то фактических вещах, то надо пользоваться достоверным материалом.

Что касается сокращений (а об этом неоднократно было сказано и на университетской площадке в целом, и на факультетской, на площадке Ученого совета), я специально с молодежью встречался по этому поводу: это не наш путь. У нас есть много других способов адаптироваться к тем внешним условиям, которые сейчас есть. Если этого не делать, то мы окажемся в сегодняшнем положении Академии наук, которая решала задачу сохранения статус-кво двадцать лет: к чему это привело, вы знаете.

— То есть вы не за сокращения, а за оптимизацию?

— Я точно за оптимизацию, но хотел бы дать понять, что это такое. В моем понимании мы можем говорить, по крайней мере, о двух путях решения этого вопроса. Это самый простой путь — сокращение, от которого и университет публично отказался, и факультет. Это гибельно и для образовательного процесса, и для науки, и в социальном отношении это не создаст той обстановки, когда мы сможем нормально жить и работать.

Второй путь — это оптимизация денежных потоков, которые приходят на факультет. Вот здесь резервы есть.

Например, выигрывается лот или грант на биологический факультет, и выясняется, что во временном трудовом коллективе, который создается под выполнение этих работ, не больше 50% сотрудников факультета. А все остальные — приглашенные люди из других организаций. В этом нет никаких юридических проблем, тут все в норме. Если среди вот этого временного трудового коллектива есть совершенно уникальные сотрудники «извне», ты должен мотивировать это, и не будет никаких возражений привлечению их в этот коллектив. Более того, нет, и не может быть никаких возражений к привлечению собственной молодежи, которая формально не является нашими сотрудниками, — это наши студенты и аспиранты. Мы это делали, делаем и будем делать. Но когда добрая половина денег, выигранных, в общем, благодаря тому, что заявка шла под флагом МГУ, уходят из МГУ, — это неправильно.

— Недавно правительством было подписано постановление об оценке результативности деятельности научных организаций. Вы разделяете подобную оптимизацию? В первую очередь, вероятно, оценивать будут институты Академии наук. Как вы в целом относитесь к реформе, которую сейчас переживает РАН?

— Я не скрываю своей позиции в этом вопросе. Я считаю, что 20 с лишним лет у РАН фактически был единственный лозунг — сохранение. За 20 лет страна кардинально поменялась. Это может нравиться, может, нет, но страна стала другой. Попытаться сохранить ее небольшую часть в лице РАН в неизменном состоянии — это самоубийство. Я понимаю, в каком сложном положении оказалось новое руководство академии. Потому что в той реформе музыку заказывали, особенно поначалу, не ученые. Опять же, не хочу углубляться сейчас в причины и способы проведения этих реформ. Но я в начале интервью сказал, что для того, чтобы это не повторилось с высшей школой, надо самим думать о необходимых переменах и шевелиться. Не надо ни под кого подстраиваться. Но надо понимать, куда мы хотим привести высшую школу с ее научной, образовательной, инновационной и социальной составляющими. И просто сидеть и ждать, пока дядя придет и скажет, что надо делать, мы не будем.

—Во многих научных организациях России есть много людей, очень хорошие ученые, которые сделали хорошую работу там лет 30–40 назад, а последние лет 10–20 они почти ничего не делают. При этом они находятся на полных ставках, получают зарплату, каждый день приходят. И есть мнение, что было бы правильно вот таких сотрудников отправить на пенсию, а их деньги передать молодым сотрудникам, которые имеют оклад 15–20 тыс. рублей. Что вы думаете о такой модели оптимизации?

— Вот при всей, на первый взгляд, разумности эксперимента в Академии наук с повышением средней зарплаты до 30 тыс. (это было несколько лет назад), я считаю тот проект далеко не безупречным. Почему? Потому что это повышение зарплаты во многом происходило за счет сокращения вложений в материальную базу науки. Вы знаете, что у ученого, особенно молодого, есть совершенно разные мотивации. Действительно, одна мотивация — материальная: прокормить себя, семью и так далее. Но даже на 30 тыс. рублей вы никогда не сможете обеспечить сами себя квартирой, например. И тогда эти 30 тыс. рублей можно сравнить с хорошим пособием по безработице.

Если вы не покупаете при этом хороших приборов, вы напрочь отрубаете, наверное, главную мотивацию у хорошего ученого — возможность работать в конкурентных с Западом условиях, на хорошем оборудовании, делать действительно вот ту самую науку, результаты которой печатаются в Nature, Science, PNAS и так далее.

Я вообще считаю, что неправильно говорить о молодых ученых как об объекте специальной поддержки. Они действительно нуждаются в специальных мерах, но эти меры лежат в других областях. Они лежат в области специальных конкурсов на научные работы. Потому что если мы говорим о фундаментальной науке, то главный критерий, по которому можно оценивать научный коллектив и решать, давать ему деньги, или не давать, — это его история. У молодых своей истории, как правило, еще нет.

Если мы специально будем за одну и ту же работу, одного и того же качества, платить молодому одни деньги, а зрелому — другие, я считаю, что это кроме разврата ни к чему не ведет.

Нужно совсем другое. Необходимо реально решать проблему жилья для молодых. Нужно, чтобы молодой человек видел, что его руководитель носит не рваные ботинки и не рваные брюки. А руководитель видел, что заведующий лабораторией, достигнув определенного возраста, может спокойно уйти на пенсию, освободив всю цепочку, и для молодого, и для себя, — карьерную цепочку. И в самом деле, когда вы говорите о том, что они, так сказать, не работали, тут много всяких причин. Во-первых, и отъезд сильнейших. Ведь уехало гораздо меньше, чем об этом говорят. Но уехали наиболее активные и во многом лучшие. Человек, который ведет себя как камень, под который вода не течет, — он никуда не поедет, он никому не нужен. А молодой, или так, обобщенно, молодой человек уезжающий — это не просто человек, это пропавшее направление, как правило. А почему он уезжает? Он уезжает главным образом потому, что у него нет условий быть конкурентноспособным в той области, которой он посвятил свою жизнь. Он не может печататься в Nature, потому что хорошую научную работу нельзя сделать на самоваре.

Вот вы задали вопрос о роли пожилых. Может быть, даже в высшей школе она еще более важна, чем в науке, с моей точки зрения. Я действительно считаю, что творческая работа — это не работа директора завода или председателя колхоза, и даже не министра. Если сейчас в государстве приняты специальные решения из-за кадрового голода, что даже на государственной службе, то есть в аппарате, разрешено продлевать работу до 70 лет, то при творческой работе возможность ее продолжать не должна быть напрямую связана с возрастом. Кроме того, эти люди — носители традиций, и к ним нужно относиться крайне бережно. Ну и третья вещь — мы должны понимать, что вот люди, которые действительно работают, — они нуждаются и в дополнительной материальной поддержке.

Я со своими молодыми ребятами эти вопросы обсуждал, они занимали достаточно жесткую позицию в том, как это сделать. Приводили в пример Англию, где пожилой человек становится ассоциированным членом того или иного научного коллектива и сохраняет все, кроме зарплаты. То есть он сохраняет возможность завоевывать гранты от имени этой организации, рабочее место, пользование библиотекой и так далее. Я считаю, что для нас это жестковато, именно потому, что у нас пока сложно и с пенсией, и со всеми прочими социальными благами. Но когда инициатива идет снизу, с кафедры, скажем, они просто лучше знают, Иванов в состоянии трудиться на полную ставку или нет, мы в любом случае должны о нем думать, потому что он — носитель традиции, а мы — одна корпорация.

Беседовал Николай Подорванюк

Фото – сайт www.bio.msu.ru

- Олег Леонидович! В вашей лаборатории занимаются исследованиями стволовых клеток. Объясните, пожалуйста, почему именно эти исследования сегодня оказались в центре внимания не только ученых, но и СМИ, а значит и широкой общественности?

- Внимание и даже определенный ажиотаж вокруг изучения стволовых клеток возник не случайно, это верный признак  значимости этой темы и ее прикладного значения. Одновременно изучение стволовых клеток важно и с точки зрения фундаментальной науки.

Стволовые клетки присутствуют и у нас с вами– это недифференцированные клетки, присутствующие в обновляющихся тканях (кроветворных тканях костного мозга, эпителиальных тканях кожи и т.д.). Размножаясь и дифференцируясь, стволовые клетки восполняют потери специализированных тканей в результате их естественной (возрастной и физиологической) гибели, при травмах и болезнях. Кстати, сам термин «стволовая клетка» был впервые введен в научный оборот русским гистологом Александром Максимовым в начале ХХ века как раз для такой категории клеток, для обозначения стволовых кроветворных клеток.

Если же говорить об исследованиях стволовых клеток и их практическом приложении, то первым шагом стало культивирование вне организма («инвитро») эмбриональных стволовых клеток из ранних доимплантационных эмбрионов. Как известно, после оплодотворения человеческий эмбрион около недели живет в свободном состоянии и только затем он устанавливает тесный контакт с матерью. И этой фазой пребывания эмбриона в свободном состоянии пользуются в центрах репродукции для лечения бесплодия, путем искусственного оплодотворения вне организма, с последующим введением эмбриона в организм матери.  Сейчас в мире этим способом воспользовались уже миллионы женщин. Это уже пройденный этап исследований, а сегодня просто медицинская практика, появилось уже и суррогатное материнство. Наша общественность недавно страстно спорила по поводу одного из случаев суррогатного материнства. И это одна из этических проблем, порожденных прогрессом науки.

Но вернемся к стволовым клеткам и эмбрионам. На третий – четвертый день после зачатия эмбрион содержит всего от 200 до 300 клеток. Но среди них только 30 -50 те, из которых дальше будет развиваться организм. Эту группу клеток – эмбриональные стволовые клетки можно извлечь, что и сделали лауреаты Нобелевской премии в области физиологии и медицины за 2007 год Мартин Эванс, Оливер Смитис и Марио Капекки.

- Это были человеческие эмбрионы?

- Нет. Это сначала делалось на мышах.

  - Можно сказать, мыши стали культовыми животными современной генетики, не зря возле вашего Института цитологии и генетики установлен памятник мыши. Но целью этих исследования все же был человек?

- Конечно, человек. Но продолжим. Эти эмбриональные стволовые клетки (ЭСК)  можно поместить вне организма и культивировать. ЭСК могут очень долго расти, но при этом полностью сохранять все те свойства, которые у них были в эмбрионе. Все это хорошо прослеживается опять же на мышах. Вы можете полгода или даже год держать ЭСК в пробирке, а затем, допустим, введете ЭСК белой мыши в бластоцисту черной, и у вас получатся химерные животные, вполне здоровые и симпатичные. И тогда встал вопрос: а нельзя ли таким образом из ЭСК человека делать ему «запчасти» - новые здоровые органы вместо больных или поврежденных.

- Верующие люди скажут, что современная генетика посягает на прерогативы творца, ведь эмбрион – это будущий человек.  А вы видите здесь проблему?

- Проблемы есть, в том числе и этического характера. Не зря подобные исследования запрещены в США, Европе, России и еще ряде стран. Но, например, в Китае, Японии, Корее подобные эксперименты с ЭСК человека проводятся.

Но параллельно с этим шли и другие исследования, в том числе и у нас. Их целью было выяснение возможности вернуть нашим обычным клеткам свойства эмбриональных. И такой способ нашел лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины за 2011 год Джон Гёрдон (он получил нобелевку вместе с японцем Синья Яманаки) за открытие того, что зрелые клетки могут быть перепрограммированы в эмбриональные стволовые. Итак, эксперимент Гёрдона состоял в следующем. Из яйцеклетки он убирал ее собственное ядро и вместо него помещал ядро специализированной клетки, в частности, эпидермальных клеток, содержащихся в среднем слое кожи. В итоге было доказано, что такие реконструированные яйцеклетки способны дать при определенных условиях полное развитие организму. Но получаемые по данной технологии аналоги ЭСК индивидуальны, персональны. Поясним, допустим, человек дает кусочек своей кожи и из клеток биптата получают аналоги ЭСК, которые могут храниться годами в жидком азоте. В условиях инвитро (вне организма), их можно  начать побуждать дифференцироваться и эти клетки могут продуцировать любые специализированные клетки человеческого организма, а это и есть органы и ткани человека. Практическое приложение просматривается со всей очевидностью – можно научиться производить, допустим, из кожи человека «запчасти» для него самого, они будут с ним совместимы, при этом моральных проблем нет. Эмбрионы человека при этом не используются.

- Таким образом, получается, что наука может достигать своих целей, не вступая в противоречие с моралью. А на какой стадии находятся данные исследования?

- Конечно, сейчас еще рано говорить о создании с помощью таких технологий запасных человеческих органов, но интенсивные работы в этом направлении ведутся. Это проблема биомедицинская, и в ее решении пройден важный этап, практически решен вопрос безопасности, совместимости с человеческим организмом искусственно полученных аналогов ЭСК. И на Западе на подобные исследования выделяются колоссальные средства. Лаборатория, подобная нашей, имеет там финансирование от 5 до 7 миллионов долларов в год, а мы получаем в год от силы пару миллионов и не долларов, а рублей. При этом в 90-е годы финансирование было свернуто, некоторое время назад кое-какие средства начали выделять, но тут же сразу стали спрашивать про результат. Но чудес не бывает, наши западные коллеги и при гораздо большем финансировании еще не вышли на практическое приложение этих экспериментальных  исследований, но они обязательно выйдут. А вот выйдем ли мы, если опять начнутся эксперименты уже над самой нашей наукой?

Что касается практики, то наиболее близки исследователи к получению нервных клеток, для лечения нейродегенеративных заболеваний (болезнь Альцгеймера, болезнь Паркинсона), против которых других методов лечения пока не найдено. На сегодня это неизлечимые и страшные заболевания, связанные с гибелью нервных клеток. Но создание новых (их даже нельзя назвать искусственными) нервных клеток может решить эту проблему. Но это, похоже, только начало. Мы стоим, что называется, при дверях, новых, прорывных биомедицинских технологий. Будет очень плохо, если эти двери для российской науки захлопнутся. 

Интервью Юрия Курьянова. 

Чем ближе к концу года, тем нервознее становится атмосфера в коллективах академических организаций. Институты уже перешли в ведение Федерального агентства научных организаций (ФАНО), но его структура еще толком не сформирована. Никто не знает, что будет дальше, и эта неопределенность тревожит ученых. Поэтому даже такие привычные действия, как составление в конце года планов на будущие периоды, рождают недобрые мысли. Так, в штыки было воспринято спущенное “сверху” требование срочно представить проекты государственных заданий и планы научно-исследовательских работ на 2014-2016 годы, в которых наряду с объемом финансирования должно фигурировать число публикаций всех подразделений по каждой из заявленных тем в рецензируемых журналах на три года вперед. 

Комиссия общественного контроля за ходом и результатами реформ в сфере науки немедленно отреагировала на это едким замечанием:

“Единственным способом запланировать научные публикации по еще не выполненным исследованиям и заранее узнать, в каких изданиях они будут напечатаны, является создание машины времени”. 

Целая дискуссия по этому поводу развернулась и на заседании президиума. Директора институтов, которые раньше спокойно направляли всевозможные планы, в том числе по публикациям, в разные инстанции (взять хотя бы программы фундаментальных исследований государственных академий наук, верставшиеся на основе предложений институтов на пяти- и семилетние сроки), вдруг начали с возмущением говорить о невозможности спланировать этот показатель творческой активности. 
Спор перекинулся на просторы Интернета, но единодушия в этом вопросе ученые не достигли. Одни выражали уверенность в том, что составление плана публикаций - нормальная практика в сфере фундаментальных исследований. Дескать, опираясь на показатели прежних лет и квалификационные характеристики членов научных коллективов, это сделать несложно. Другие утверждали, что процесс опубликования статьи не укладывается в прокрустово ложе отчетности. Если работа новая, в первый год статей может не быть. Нередки и ситуации, когда журналы задерживают даже очень хорошие работы. Управленцам от науки эти нюансы можно было объяснить, а как отнесутся к невыполнению нормативов далекие от науки чиновники ФАНО?

Чтобы не нагнетать страсти, Президиум РАН после консультаций с Комиссией общественного контроля предложил агентству поменять показатели и получил на это “добро”. 

В уточненной форме государственного задания, которая размещена на сайте академии, вместо количества публикаций теперь фигурирует “количество работ, выполняемых в рамках темы”. (В материале на с. 21 рассказывается, как происходит планирование исследовательской деятельности в зарубежных научных центрах). 

Комиссия общественного контроля пытается не только реагировать на текущие проблемы, но и предупредить возможные угрозы. Уже с декабря нынешнего года она предполагает запустить проект “Охранная грамота”, в рамках которого научным коллективам любой ведомственной принадлежности будет предоставлена возможность получить экспертную оценку результативности своей работы, “основанную на профессиональных научных критериях, подобных принятым в мировой практике”. Создатели этого проекта надеются таким образом уберечь сильные и перспективные группы от произвола некомпетентных чиновников. Обещано, что заявитель может использовать заключение по своему усмотрению, оно может быть опубликовано только с его согласия. 

Комиссия выставила разработанные ею документы - рубрикатор по областям науки и регламент оценки - на общественное обсуждение. Большого энтузиазма этот проект пока не вызвал. Ученые сомневаются, что не являющаяся официальным документом “Охранная грамота” может кого-то защитить. 

В подвешенном состоянии оказались не только сотрудники отобранных у РАН институтов, но и самой академии. “Что будет с отделениями по областям науки - сохранятся ли они в прежнем числе, какие функции будут выполнять?” - такой вопрос поднял на недавнем заседании Президиума РАН академик-секретарь Отделения наук о Земле академик Александр Глико. 

“Все эти проблемы мы должны решить в ходе подготовки нового Устава РАН: давайте свои предложения”, - ответил президент академии Владимир Фортов. Он уверил коллег, что программы Президиума и отделений РАН будут продолжены: есть договоренность с ФАНО, что в следующем году на них будет выделено 4,5 млрд рублей. В ближайшее время комиссия под руководством академика Геннадия Месяца уточнит список программ и их финансовое обеспечение.

 Отвечая на вопрос о том, как реализуются поддержанные главой государства предложения руководства РАН - оставить в ведении Академии наук около 20 организаций РАН, РАМН и РАСХН (в основном архивы и библиотеки, институты общенаучного профиля), Владимир Фортов отметил, что воплотить в жизнь данную идею оказалось непросто. По словам президента РАН, для этого необходимо внести изменения в федеральные нормативные акты, и этот процесс в самом разгаре. Закончится ли он до принятия закона “О федеральном бюджете на 2014 год и на плановый период 2015 и 2016 годов”, неизвестно. 

После заседания корреспондент “Поиска” поинтересовался у члена Президиума РАН, председателя Комитета ГД по науке и наукоемким технологиям, академика Валерия Черешнева, какие новые реалии жизни академии уже нашли отражение в проекте главного финансового документа страны. Оказалось, что практически никаких - ФАНО не было в числе бюджетополучателей в исходном варианте законопроекта о бюджете, и ко второму чтению ничего не изменилось. 

“Госдума не получала данных по поводу распределения средств между РАН и ФАНО, а без них внесение в бюджет изменений невозможно, - отметил Валерий Александрович. - У нас остается еще третье чтение. Но если договоренности не будут достигнуты и к тому времени, вопрос, видимо, перенесется на середину следующего года, когда будет происходить корректировка бюджета. До этого времени финансирование институтов будет идти, как и прежде, через академии”. Валерий Черешнев не видит в таком положении ничего страшного: правительство должно обеспечить принятие необходимых для реализации данной схемы подзаконных актов, уверен он.

Надежда ВОЛЧКОВА

Фото - сайт scientificrussia.ru