Свертывание гуманитарного образования в России дошло до некой точки, где можно окинуть взглядом тенденцию в целом.
Недавно отменили решение о слиянии исторического и философского факультетов Санкт-Петербургского государственного университета в единый институт с неопределенной структурой и неясными задачами. Это хороший знак. Если бы подобное объединение произошло, философия и история затерялись бы в коридорах нового заведения, подобно серым мышкам на фоне всевластия чиновников. Московский и Петербургский университеты имеют особый статус, они отнесены к национальному достоянию страны, а стало быть, требуют повышенной осторожности, поскольку так или иначе здесь затрагивается престиж России. И вот хотелось бы сказать о нем, о престиже.
Гуманитарное образование в Российской Федерации безусловно нуждается в реформировании. Общее урезание расходов уже коснулось его в полной мере, и очень может оказаться, что это только цветочки, а ягодки еще впереди. Наверное, не удастся сохранить в полной мере все институции, которые удивительным образом выживали до последнего времени, — выбора всё равно не избежать. Приходится действительно выбирать, как сохранить лучшее и оставить лучших. Так почему бы не удержать известных, признанных преподавателей и не привлечь самых толковых студентов — хотя бы в «национальное достояние».
Россия до сих пор сохраняет архаическую двухступенчатую систему научных степеней (кандидат и доктор), что, безусловно, обеспечивает регулярный огромный отток исследовательских усилий на задачи, скажем так, чисто оформительские, а уж сколько на этом пути кочек, не имеющих никакого отношения к науке, нечего и говорить. Ну ладно, академическое сообщество к этому привыкло и как-то справляется с определением лучших в своей среде. Любопытнее (и печальнее) другой критерий, который сегодня всё больше выдвигается на первый план. Речь идет о так называемых рейтингах цитирования, в соответствии с которыми и определяется вклад ученого, его, так сказать, вес в научном мире. Понятно, что имеются в виду англоязычные публикации в соответствующих журналах, ведь мировым языком сегодняшнего научного сообщества является английский. Тут-то и возникает одно маленькое но. Всё вполне справедливо, когда речь идет о математике и естествознании, — как бы мы ни хотели, чтобы мировым языком в этих дисциплинах стал русский, с реалиями приходится считаться (хотя в кулуарах многих научных конгрессов русский очень даже распространен и востребован), — но ситуация с гуманитарными науками всё же иная: воссоздание и расширение гуманитарной эрудиции на родном языке может и должно быть приоритетом.
Имея некоторый опыт знакомства с европейскими университетами, я обратил внимание, что во многих из них (например в Финляндии), студенты, изучающие философию и культурологию, сразу пишут свои абилитационные работы, начиная с дипломных, на «международном английском», не затрудняя себя родным финским, справедливо полагая, что «философию на финском» никто читать не будет. Таких стран с каждым годом становится всё больше, и недавно я с грустью убедился, что дело дошло и до Италии. При этом все европейские коллеги мне неизменно завидовали — и тиражам философских книг на русском, и преподаванию на родном языке, и вообще беспрецедентной, с их точки зрения, востребованности русской философской речи. Все как один считали, что этим стоит гордиться, понимая, что для их стран подобное недостижимо.
Но, кажется, скоро предмет для гордости исчезнет: согласно новым формам отчета преподавателей, гуманитаристика оказалась в той же категории, что и, например, микробиология. Кстати, о философии. Любопытно, что философия США всё еще не вышла до конца из состояния second hand, им пока далеко до тех подвигов духа, которые удалось совершить великим немцам за последние 200 лет, когда они смогли сделать немецкий родным языком философии. Еще совсем недавно пальма интеллектуального первенства принадлежала французскому постструктурализму — но и они, похоже, готовы капитулировать перед «международным английским», хотя прекрасно понимают, что подлинно философский текст можно написать только на родном языке...
И вот вопрос в полный рост встает и для России: что можно себе позволить, не боясь безусловной затратности, особенно на первых порах? Можно ли позволить ГЛОНАСС, собственную систему навигации? Собственные проекты по исследованию и освоению космоса? Свои «факультеты ненужных вещей», как прекрасно выразился писатель Юрий Домбровский, имея в виду великую роскошь такой драгоценной ненужности? От ответов на эти вопросы зависит будущее нашей страны, причем уже ближайшее будущее.
