Форум дает возможность получить поддержку общественности в конкурсе грантов жителям в возрасте от 14 до 35 лет. Можно как претендовать на грант, так и просто поучаствовать в общественном обсуждении. По результатам форума лучшие проекты смогут получить рекомендации и содействие от молодежного совета. Напомним, что проекты должны быть представлены в одной из следующих номинаций: 1. Формирование экологического сознания населения, патриотическое и духовно-нравственное воспитание; 2. Пропаганда здорового образа жизни; 3. Социальная защита граждан; 4. Развитие добровольческого движения и благотворительности; 5. Связь поколений. Форум состоится в четверг, 28 ноября в 18.00 по адресу: ул. Демакова, 17/1 (структурное подразделение «Солнечный»).

Блицкриг «Реформа РАН» подходит к своему запланированному окончанию - полному разгрому и безоговорочной капитуляции противника. На немногие недели тема Академии стала одной из главных в средствах массовой информации, и количество материалов, так или иначе связанных с предложенной реформой, превысило все, сказанное об Академии за последние 20 лет.

Из множества обсуждаемых вопросов можно выделить четыре, на наш взгляд, главных. Первый - сущностный. Что есть академия наук? Клуб ученых или научно-исследовательское учреждение? Второй - квалификационный. Как оценивать эффективность деятельности РАН? Именно ссылка на низкую эффективность деятельности послужила обоснованием реформы. Третий - финансовый. Кто финансирует деятельность академических институтов? И наконец, вопрос управленческий. Кто должен управлять многочисленными институтами РАН и распоряжаться ее еще более обширным имуществом?

При ответе на эти вопросы обычно ссылаются на современный западный, в первую очередь американский опыт. Однако не менее важен, как нам кажется, и наш собственный опыт, опыт истории Российской академии наук и ее взаимоотношений с властью. Система научных исследований в России и менталитет научного сообщества складывались десятилетиями и даже веками, то же относится и к менталитету власти, который, при смене вывесок и лозунгов, сохраняет свою византийскую сердцевину. Корни происходящего на наших глазах кроются в прошлом, перечисленные выше главные вопросы выходили на первый план при каждом из многочисленных конфликтов Академии наук с властью, и пропись, по которой разрешается нынешний конфликт, отнюдь не калька с американского, это наш доморощенный, многократно обкатанный вариант.

Хотели, как лучше 

История Академии наук, как большинства российских учреждений, восходит к петровским временам. Петр I частенько рубил сплеча в прямом и переносном смысле, но к делу основания Академии наук подошел основательно и без спешки. Основательно потому, что проект носил в значительной мере имиджевый характер, Академия, по словам Петра, должна была «приобресть нам в Европе доверие и честь». Собственно же научная деятельность во все времена была работой на будущее, а с этим можно было и не спешить.

Свой план Петр вынашивал в течение почти четверти века и оттачивал его детали в общении с Лейбницем в Берлинской академии наук, с профессорами Парижского и Оксфордского университетов, членами Парижской академии наук и, по некоторым данным, с Исааком Ньютоном. В результате сложилась стройная и оригинальная концепция, которая не копировала слепо ни один из существовавших тогда образцов, а вбирала из них все лучшее и подходящее для российских условий, девственно чистых в плане науки и образования.

Учреждение именовалось Академией наук и художеств и включало собственно Академию, университет, первый в России, и гимназию. Их функции были четко разграничены: Академия должна была заниматься научно-исследовательскими работами, а гимназия с университетом - исключительно образованием.

С другой стороны, между ними было плотное взаимодействие: академики были обязаны преподавать в университете, а тот, в свою очередь, должен быть готовить будущие научные кадры для Академии. Перечень областей знания, которыми надлежало заниматься в Академии и преподавать в университете, охватывал практически все, известное на тот момент. Великая держава, которую строил Петр, должна была иметь Большую науку как важнейшую неотъемлемую часть. Что Петр решительно отсек от западного опыта, так это богословие, исторически составлявшее основу европейских университетов. Богословие было не нужно для развития науки и производительных сил страны.

Академия определялась как «собрание ученых и искусных людей, которые не токмо науки в своем роде, в том градусе, в котором оные ныне обретаются, знают, то и чрез новые инвенты оные совершить и умножить тщатся». Академик был, в сущности, штатным сотрудником Академии, ему выплачивали жалованье, предоставляли в его распоряжение лабораторию или «кабинет» для проведения научных изысканий, он имел обычно адъюнкта - более молодого и менее маститого ученого, помогавшего ему в научной и преподавательской работе, иногда еще технического помощника, типа лаборанта. Забегая вперед, скажем, что эта система просуществовала почти двести лет, пока на смену гениальным одиночкам не пришли команды ученых.

Членам Академии помимо собственно научной работы вменялись многочисленные обязанности: они должны были осуществлять экспертизу представляемых в Академию работ и проектов и составлять научные справки по запросу государственных структур, следить за мировой научной литературой и регулярно представлять специальные «экстракты», готовить учебные курсы для студентов университета, участвовать в еженедельных научных заседаниях Академии, читать ежедневно одну часовую публичную лекцию и прочая, и прочая.

При освобождении по разным причинам «штатной единицы» академика на это место избирался новый член Академии из числа авторитетных в научном мире людей. По проекту Петра, правом такого выбора наделялась сама Академия. Также ей предоставлялось право избирать президента Академии. Это входило в число важнейших «привилегий» Академии. Впрочем, верховным руководителем Академии считался сам Петр.

На содержание Академии указом Сената от 28 января 1724 года было выделено 24912 рублей, более 3% от государственного дохода тогдашней России, который не превышал 8 миллионов рублей. Причем это финансирование было закреплено, как сказали бы сейчас, отдельной строкой в бюджете. Кроме того, Академия наук получила в свое распоряжение дом опального барона П.П.Шафирова и несколько других зданий в Санкт-Петербурге.

За отсутствием собственных ученых первый набор академиков был произведен за границей. Что побуждало известных ученых принимать такое предложение? Наиболее четко это выразил великий Иоганн Бернулли, благословивший своих сыновей Даниила и Николая на поездку в Россию в 1725 году: «Лучше несколько потерпеть от сурового климата страны льдов, в которой приветствуют муз, чем умереть от голода в стране с умеренным климатом, в которой муз обижают и презирают». Практика приглашения ведущих европейских ученых на работу в Петербургскую академию наук просуществовала более полутора веков и сыграла чрезвычайно важную роль в становлении российской науки.

Родимые пятна 

Вышло не совсем по писаному. Начнем с того, что Петр I не успел подписать положение об учреждении Академии наук, а в указе Сената это положение только упоминалось. Так что Академия более 20 лет существовала в своеобразном правовом вакууме, руководствуясь в своей деятельности неутвержденным проектом положения, составленном Л.Л.Блюментростом, с рукописными исправлениями и пометками Петра. В ситуации отсутствия де-юре обычно появляется и укореняется де-факто. Первый президент Академии не был избран академиками, а утвержден указом Сената. Им стал Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост, выходец из московской Немецкой слободы и личный врач Петра I, действительно выполнивший основной объем работы по организации Академии. Хотя нельзя исключить, что тут Сенат действовал как раз в духе Петра: обер-прокурор во главе Священного Синода русской православной церкви, еще одно око государево - во главе Академии наук.

Президент, по задумке, должен был действовать в совете с Конференцией Академии, с ее общим собранием в современной формулировке. На деле же Блюментрост за советами не обращался, узурпировав в своих руках всю власть в Академии.

Но это полбеды. Блюментрост как лейб-медик большую часть своего времени уделял беспокойному и небезопасному делу лечения августейшей семьи. Так что он вверил «все дела академические и канцелярские» Иоганну Шумахеру, библиотекарю. Этот человек, далекий от науки, правил Академией почти 30 лет, при четырех разных президентах, опираясь на созданную им академическую канцелярию, чисто бюрократическую структуру.

Этому весьма способствовал еще один пункт из Петровского проекта Академии, в принципе разумный и верный. Чтобы ученые не отвлекались на всякого рода хозяйственные проблемы, в Академии для управления имуществом и снабжения были предусмотрены должности директора, двух его заместителей и специального чиновника, ведавшего денежными средствами. Это своеобразное «агентство» было создано много позже основания Академии, пока же все его функции выполнял один человек - Шумахер.

К чему это привело? К расстройству хозяйства Академии. Уже в 1732 году, через семь лет после ее основания, дефицит бюджета превысил 35 тысяч рублей. Об одной из причин мы можем только догадываться, руководствуясь нашим богатым опытом. Вторая заключалась в раздувании бюрократического штата, которому надо было платить, так что на жалованье академикам денег не осталось, ни рубля, ни одному. Стоит ли удивляться, что в 1733 году Россию покинул Даниил Бернулли, а до него еще два академика.

Оставшиеся академики писали жалобы в Сенат о самоуправстве Шумахера и нецелевом использовании выделяемых Академии средств. К жалобе механика и сотоварища Петра I по токарному делу А.К.Нартова сенаторы прислушались, отстранили Шумахера от должности, посадили под домашний арест и учредили следственную комиссию. Та за полтора года работы не нашла никаких злоупотреблений, кроме растраты казенного спирта, за что Шумахеру пришлось выплатить штраф в размере 109 рублей 38 копеек. После чего Шумахер был восстановлен в прежней должности и могуществе, более того, пожалован чином статского советника «за неправильно претерпенное». Показательный пример чиновнической изворотливости и солидарности. По Академии же после возвращения Шумахера прошла вторая волна исхода.

Так постепенно самоорганизовалась система функционирования Академии наук, просуществовавшая без принципиальных изменений до 1917 года.

Финансирование Академии шло исключительно из госбюджета, попытки привлечь частных инвесторов не приносили успеха.

Из-за постепенного увеличения штата и инфляции периодически возникала ситуация, когда средств хватало только на фонд оплаты труда, на собственно научные исследования и улучшение материальной базы оставались крохи. Известны случаи, когда академики, например И.П.Павлов, были вынуждены финансировать работу своих лабораторий из собственных средств. Правда, существовала практика «целевого» финансирования различного рода проектов, таких, как Русская полярная экспедиция Э.В.Толля или учреждение Пушкинского фонда. Подобная господдержка зачастую имела имиджевую подоплеку - демонстрацию российскому общественному мнению и загранице неустанной заботы правительства о процветании наук в России.

Руководство деятельностью Академии также осуществлялось государством через назначаемого верховной властью президента. Как назло, это были обычно люди, далекие от науки, хотя более или менее образованные. За долгую историю Петербургской академии наук можно вспомнить лишь одного президента, имевшего какое-то отношение к науке. Это граф Ф.П.Литке (1797-1882), мореплаватель, географ, исследователь Арктики, но в то же время генерал-адъютант и адмирал. Он был президентом Академии в 1864-1882 годах. Еще упомянем графа С.С.Уварова (1786-1855), который в молодости был не чужд исследованиям по классической античности, но потом полностью отдался руководству народным просвещением и претворению в жизнь изобретенной им формулы «православие - самодержавие - народность». Он был президентом Академии в 1818-1855 гг. Здесь проступает еще одна российская специфика - «долгоиграющие» президенты. Абсолютным рекордсменом был граф К.Г.Разумовский, младший брат фаворита императрицы Елизаветы Петровны. Он был назначен президентом Академии в возрасте 18 лет и номинально руководил ею 52 года.

В случаях, когда президент Академии по причине великой занятости, нежелания, неразумения или возраста не мог уделять достаточного внимания Академии, текущее руководство выполнял административно-чиновничий аппарат, глава канцелярии или директор, опять же назначаемый сверху. Эти люди обычно были далеки от науки, не понимали нужд ученых, но при этом старались руководить ими и даже вмешивались в выборы академиков, не столько продавливая выборы угодных им и власти, сколько препятствуя выбору неугодных. Многие их административные решения, принимаемые без учета мнения ученых, наносили прямой ущерб научной работе. Так, широко рекламируемая княгиня Е.Р.Дашкова, бывшая директором Петербургской Академии наук в 1783-1796 годах, из лучших, несомненно, побуждений модернизации закрыла в 1793 году основанную М.В.Ломоносовым химическую лабораторию Академии наук, а участок земли вместе со зданием лаборатории продала академику Н.Я.Озерецковскому (в 1811 году это здание было перестроено в жилой дом). Исследования же по химии на протяжении многих лет проводились в Главной аптеке или в домашних лабораториях академиков.

Целеполаганием в работе Академии занималось в основном правительство через прямые заказы на разработку технологий или проведение других исследовательских работ, финансирование тех или иных проектов, предлагаемых академиками, выделение штатных единиц академиков под новые направления науки, постоянное привлечение ученых к экспертизе разнообразных государственных новаций, включая наимельчайшие.

Академики были практически отстранены от руководства текущей деятельностью Академии и принятия сколь-нибудь существенных решений по ее развитию. Когда же они входили в состав руководящих органов наряду с чиновниками (тот же Ломоносов был какое-то время начальником академической канцелярии), то ничего путного все равно не получалось, ученые проигрывали борьбу чиновникам. В этом нет ничего удивительного, для чиновника вся эта бюрократическая суета - дело жизни, а у настоящих ученых голова постоянно занята наукой.

В целом сложилась замкнутая, слабо развивающаяся в организационном плане структура. Академия наук оставалась Петербургской во всех смыслах. Ее присутствие в регионах России было отмечено разве что сетью академических метеорологических станций и периодическими экспедициями. Научные исследования в Москве и провинции проводились в университетах и других учебных заведениях, число которых постоянно росло. Связи между Академией и университетами были слабые, скорее можно говорить об их своеобразной конкуренции, переходящей в конфронтацию. К слову сказать, академический университет, основанный в паре с Академией, захирел и был закрыт еще в 1766 году (его последним ректором был М.В.Ломоносов). Возродился Санкт-Петербургский университет в 1819 году в результате переименования и реорганизации Главного педагогического института, это был неакадемический проект.

Реформирование нон-стоп 

Как мы видим, организация работы Петербургской академии наук была далека от идеала, так что на протяжении всей ее истории предпринимались попытки ее реформирования. Таковых попыток было ровно десять, если принимать в зачет те, что сопровождались созданием специальных правительственных комиссий и общественным обсуждением. Результативными по формальным признакам можно признать две, 1747 и 1836 года, завершившиеся принятиями новых Уставов Академии. По существу же, устав 1747 года стал просто первым юридическим основанием для работы Академии, в котором была законодательно закреплена сложившаяся де-факто структура. Устав 1836 года не привнес ничего принципиально нового, кроме первого параграфа: «Академия Наук есть первенствующее ученое сословие в Российской Империи». Кроме того, специальный параграф устава запрещал Конференции (Общему собранию) разбирать хозяйственные вопросы: «Собрание не должно быть отвлекаемо от ученых занятий».

Все проекты реформы инициировались изнутри Академии, самими академиками или вновь назначенным президентом. Собственно, академики всю двухвековую историю Петербургской академии наук боролись за возврат к истокам, к петровскому проекту, к самоуправляемой академии. Они не претендовали на хозяйственную деятельность, но хотели свободы рук в организации научных исследований и, главное, возможности и свободы выбора президента академии, его заместителей и новых членов академии. Ну и, конечно, ратовали за увеличение финансирования. Не случайно обострение реформаторских настроений совпадало с уже упомянутыми финансовыми кризисами в Академии, обусловленными, по мнению академиков, плохим управлением. Пыл спадал, когда правительство поднимало планку финансирования. Спадал, но никогда не угасал.

Более яростным было общественное обсуждение проектов реформирования, в ходе которого Академии крепко доставалось. Звучали хорошо нам знакомые обвинения в кумовстве и групповщине, в низкой эффективности работы, в приверженности «чистой науке» и нежелании решать насущные проблемы научно-технического, культурного и общественного развития страны, в узурпации права верховного арбитра в научных вопросах.

Вся эта критика исходила от широкой общественности и имела основания. Слова о первенствующем научном сословии были черным по белому написаны в Уставе Академии, кумовство и групповщина тоже наличествовали, как, впрочем, в любом более-менее закрытом сообществе. К прочим обвинениям надо относиться с осторожностью и скидкой на то, что они исходили из «конкурирующих» университетских кругов.

Как оценивать эффективность работы ученых и научных учреждений, непонятно до сих пор. Ясно только, что мониторинг количества публикаций и индекса цитирования в режиме онлайн здесь непригоден, оценивать нужно с некоторого временного удаления. Так что для оценки эффективности тогдашней Академии наук надо просто открыть школьные учебники и посмотреть на подписи к многочисленным портретам российских ученых, открывших то или иное явление и внесших крупный вклад в мировую науку. Они почти сплошь - академики, работавшие долгие годы в Академии наук люди.

Еще один критерий - репутация Академии наук в глазах зарубежных ученых, которая создается, как мы понимаем, качеством выходящих из ее стен научных работ. Список ведущих мировых ученых, принявших предложение стать иностранными членами и членами-корреспондентами Петербургской академии наук, столь длинен, что привести его здесь полностью не представляется возможным, а приводить выборочно - значит проявить неуважение ко многим блестящим ученым. Да и внутри страны звание почетного академика весьма ценилось, чем пользовалась Академия, увенчивая лаврами «нужных» людей, таких как главный начальник III отделения и шеф жандармов А.Х.Бенкендорф (это практика существовала во все времена, нынешнее не исключение). С другой стороны, звание почетных академиков по разряду изящной словесности приняли Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, В.Г.Короленко.

Да и верховная власть как главный заказчик была вполне удовлетворена работой Академии наук, коль скоро не предпринимала усилий по ее радикальному реформированию. Так что эффективность работы была очень высока, особенно с учетом чрезвычайно медленного роста штатов Академии, которые в 1912 году составили смешные 152 единицы, включая лаборантов.

Что касается «чистой науки», так ведь это синоним фундаментальной науки. То есть в Академии занимались именно тем, чем и следует там заниматься. Поэтому-то члены академии и открывали явления, вошедшие впоследствии в учебники. Я прекрасно понимаю приверженность академиков «чистой науке» и их нежелание отвлекаться на сиюминутные проекты (хотя отвлекались и делали много практически важного). Да и их критики из университетской среды с превеликой радостью поменялись бы с ними местами и отдались чисто научным занятиям, тем более что звание академика приносило помимо высокого общественного статуса и лучшие условия для научной работы, и материальный достаток (при всех стенаниях о недостатке финансирования). Так что критический запал многих выступлений питался по-человечески понятной завистью, а у некоторых еще и обидой из-за неизбрания в Академию. Сами академики, в том числе новоизбранные, ни о чем подобном не говорили.

Вожделенной цели свободы и независимости Академии удалось достичь только после падения «руководящей и направляющей силы», на тот момент - царской власти. По прошествии месяца после Февральской революции, 15 мая 1917 года Общее собрание Академии наук впервые в ее истории избрало президента из своей среды. Им стал геолог Александр Петрович Карпинский (1847-1936).

Мы наш, мы новый мир построим 

История советского периода жизни Академии, особенно ее начальный этап, вызывает ощущение дежавю. Большевики, разрушив в одночасье все государственные институты, тут же принялись их воссоздавать, воспроизводя во многих деталях петровские методы. В случае Академии это было, наверно, наиболее явно.

Начнем с имиджевой составляющей проекта. Большевикам, пришедшим к власти в результате октябрьского переворота, было чрезвычайно важно продемонстрировать стране и миру, что их режим поддерживают широкие слои населения, в том числе интеллигенция, писатели и ученые, пользующиеся всемирной известностью и авторитетом. Поэтому заигрывания с учеными начались с первых дней советской власти. Ученые, особенно академические - люди в целом аполитичные, замкнутые в своем сообществе и мало интересующиеся внешними событиями. К новой власти они относились скорее отрицательно из-за ее «хамской» природы, но в то же время отстраненно, продолжая работать, как работали, и пребывая в своеобразной внутренней эмиграции. Вытащить их из нее и перетащить, хотя бы на словах, на сторону советской власти удалось апробированным способом: рисованием радужных картин развития страны, посулами щедрого финансирования научных работ, обещаниями свободы творчества и невмешательства во внутренние дела Академии. Удалось чрезвычайно быстро, в считанные месяцы, в том числе потому, что местоположение новой власти и Академии совпадало, а дело происходило до начала красного террора, Гражданской войны и прочих ужасов.

Одним из следствий этого стало то, что большевистское руководство, как и Петр I, сделало ставку именно на Академию как главную научную силу страны. Возможно, свою роль сыграла потаенная неприязнь к университетам, в которые будущих большевистских лидеров не принимали или быстро исключали.

Ситуация в стране тоже чем-то напоминала петровские времена. Россия 1917 года не была, конечно, такой отсталой страной, какой ее представляла либеральная общественность и те же большевики, но все же явно нуждалась в технологическом прорыве. Это было тем более актуально в свете международной изоляции первого коммунистического государства и быстро таявших надежд на мировую революцию. Необходимо было рассчитывать только на собственные ресурсы, строить собственную промышленность, вооружать армию, а тут без помощи науки никак нельзя было обойтись. Причем без науки всеобъемлющей, Большой. Не нужны были только философы, большевики сами себе были философами. Их и отсекли: чемодан - пароход - Европа.

Финансирование деятельности Академии наук государство тоже полностью взяло на себя (при Советской власти ничего другого и не могло быть). Конечно, обещанных щедрот пришлось ждать не три года, а много больше, но тут были извинительные моменты - Гражданская война, разруха. Вместо нового оборудования власть могла обеспечить академиков только продовольственными пайками, рукавицами и валенками, что по тем временам было немало.

Целеполагание в научной деятельности тоже стало правительственной прерогативой. Началось все с В.И.Ленина, который, уподобившись Петру, написал в апреле 1918 года адресованный Академии «Набросок плана научно-технических работ». Затем, правда, власти стало не до науки, и здесь мы сталкиваемся еще с одним удивительным совпадением. Академия наук, как и в послепетровский период, десять лет, до 1927 года, существовала в правовом вакууме, руководствуясь в части своей деятельности уставом 1836 года и сохраняя в принципе такое же устройство. В то же время, тогда происходило чрезвычайно быстрое развитие Академии, на ее базе уже в первые годы советской власти было создано несколько исследовательских институтов, которые не имели штатов, площадей, оборудования и вообще никаких условий для научной работы и тем не менее работали, выдавая открытия мирового уровня.

Ну а дальше началась «советизация» Академии наук и усиление роли государственных бюрократических структур в ее управлении. В 1927 году был наконец принят первый советский Устав Академии наук СССР, где она была определена как «высшее ученое учреждение Союза ССР, состоящее при СНК СССР, которому она ежегодно передает отчет о своей деятельности». «Собрание ученых и искусных людей», «ученое сословие» превратилось в учреждение, подотчетное правительству.

Было введено планирование работ. И.П.Павлов, понимавший в научном поиске больше всего советского правительства, вместе взятого, писал: «Что касается до плана научных исследований, то таковой дать нахожу невозможным, так как движение работы определяется вопросами, возникающими во время самой работы». Но к его мнению, как и мнению многих других академиков не прислушались. Это легко объяснимо. Чиновники были ориентированы не на поиск неведомого, а на решение конкретных задач, поставленных перед ними партией и правительством, а тут без календарных планов не обойтись.

Усиливалась целеполагающая функция государства. Правительство ставило перед Академией задачи, необходимые для развития страны и обеспечения ее обороноспособности, и как заказчик и распорядитель финансов требовало их решения, предоставляя, в свою очередь, Академии все требуемые для этого ресурсы. И оставляя при этом некоторый люфт для поисковых работ.

В области кадровой политики все тоже вернулось, по существу, в старое русло. Формально Академии даровали право выбора президента, действительных и почетных (иностранных) членов и членов-корреспондентов, генеральный секретарь ЦК КПСС, как некогда император, не утверждал избранного президента. Просто все решалось загодя, кандидатов фильтровали в соответствующих отделах ЦК КПСС, отсекая политически неблагонадежных. Если же через этот фильтр проникали откровенные антисоветчики, как, например, Л.Д.Ландау, то это было заранее и в других кабинетах оговоренное вознаграждение за выполнение особо важных заданий. И поставьте себя на место академиков, которым пришлось голосовать за неизвестного подавляющему большинству из них А.Д.Сахарова. Что он сделал, этот 32-летний мальчишка, свежеиспеченный доктор наук? И сразу в академики?! Этот же откровенный диктат! Действительно диктат, который в других случаях принимал уродливые формы.

Была ли эффективна та Академия наук? Да, конечно. Она решала поставленные перед ней задачи и с этой точки зрения абсолютно удовлетворяла генерального заказчика. Подтверждением этому служило постоянно увеличивающееся финансирование, расширение сети академических институтов, передача в ведение Академии различных конструкторских бюро, проектных и прикладных институтов и, в целом, концентрация в ней почти всей научной работы. В результате появился тот организационный монстр, который мы наблюдали на излете советской власти.

Эффективна была Академия наук и в чисто научном плане (мы здесь не берем в расчет гуманитарные науки, в которых была особенно сильна идеологическая составляющая и которым в то же время придавалось существенное меньшее значение, чем естественнонаучным и техническим дисциплинам). Нет нужды перечислять многочисленные достижения, открытые и закрытые, советских ученых, которые вплоть до 1970-х годов обеспечивали приблизительный паритет в научно-техническом соревновании с западным миром. Отставание началось в годы застоя, когда постепенно утрачивались ориентиры и цели, в первую очередь у власти.

В заключение несколько слов о попытках реформирования Академии наук в советский период. Таковых было две, и обе исходили сверху.

Первая случилась в самом начале советской власти и была вызвана организационной неразберихой, когда левая рука не знала, что делает правая. В начале 1918 года у сотрудников Научного отдела Народного комиссариата просвещения возникла мысль о реорганизации «буржуазной» Академии наук и создании вместо нее ассоциации научных учреждений, различных обществ и объединений ученых-специалистов. Академики попросили оставить все как есть, дополнив просьбу предложениями по расширению штатов, демократизации выборов своих членов и т. п. Когда это не подействовало, пожаловались напрямую В.И.Ленину. Тот вызвал народного комиссара просвещения А.В.Луначарского, доходчиво объяснил что к чему и предостерег, чтобы впредь никто не «озорничал» вокруг Академии. На том все и закончилось.

Вторая попытка связана с именем еще одного нашего великого реформатора-волюнтариста Н.С.Хрущева. Академики, привыкшие в предшествующие времена, что им позволительно в некоторых случаях говорить правду, а к их советам прислушиваются, проявили строптивость и несогласие с рядом хрущевских новаций. В ответ последовала угроза распустить Академию. «Ну что ж, - ответил на это президент Академии А.Н. Несмеянов, - Петр Великий открыл Академию, а вы ее закроете», - и положил на стол заявление об отставке, которое было удовлетворено Общим собранием Академии. Демарш несколько охладил пыл реформатора, тем не менее в том же 1961 году невероятно раздувшуюся и трудно управляемую Академию наук все же урезали, передав академические институты, занимавшиеся прикладными исследованиями, в ведение профильных промышленных министерств и госкомитетов. (Решение казалось и кажется разумным, но в 1991 году оно аукнулось катастрофой: с исчезновением этих самых министерств и госкомитетов пресеклось финансирование подведомственных им институтов, и они прекратили свое существование. Так мы лишились значительной части нашей прикладной науки. Это лишний пример того, как трудно просчитать последствия наших, пусть кажущихся разумными на данный момент, поступков и с какой осторожностью надо ломать и перестраивать.) Следующий заход Хрущев сделал на июльском пленуме ЦК 1964 года: «Товарищи, для политического руководства, я считаю, у нас достаточно нашей партии и Центрального Комитета, а если Академия наук будет вмешиваться, мы разгоним к чертовой матери Академию наук, потому что Академия наук, если так говорить, нам не нужна, потому что наука должна быть в отраслях производства, там она с большей пользой идет…» И ведь разогнал бы, если бы его самого не отправили в отставку в октябре 1964 года.

Очередная серия 

Мы не будем разбирать то, что случилось с Академией наук в 1991 году и в последующие годы. Это, с одной стороны, позорная страница ее истории, когда многие, вроде бы достойные, интеллигентные люди и хорошие ученые вдруг поддались лозунгу «Коли власти (КПСС) нет, то все дозволено» и, ошалев от денег, начали безудержно набивать себе карманы, обворовывая своих недавних коллег. С другой стороны, это героическая страница, потому что было огромное количество людей, которые продолжали работать в условиях, когда любой нормальный западный человек давно махнул бы на это рукой и подался в управдомы.

Согласимся без обсуждения и с тем, что реформа Академии нужна, это давно признают сами академики. Не будем также сетовать на нарочито оскорбительную манеру продвижения реформы, потому что это свойственно всем реформаторам, начиная с Петра I. Такая манера наиболее действенна в давлении на реформируемого, особенно если он принадлежит к интеллигентному сословию, тот теряется и быстрее идет на уступки. И примем, что реформа состоится с вероятностью 99%, потому что остановить в России замысленную реформу может, как мы только что видели, только отставка реформатора (на это кладем оставшийся 1%).

Давайте просто посмотрим на проект реформы с точки зрения описанных выше исторических прецедентов, попробуем понять, чего хотят, и прикинуть, во что все это в конце концов выльется.

Итак, мы имеем страну, не то чтобы отсталую, но явно нуждающуюся в технологическом прорыве. Для этого нужна эффективная наука, желательно такая, как в самой передовой стране мира. Там нет ничего похожего на нашу Академию наук, а вся наука делается в университетах. Перенимаем передовой опыт. Назначаем главными научными учреждениями страны сеть избранных университетов, а Академию… реформируем. Заодно реформируем аграриев и медиков, их академии еще менее эффективны.

Об университетах чуть позже. Пока разберемся с Академией.

Это будет собрание ученых людей, получающих специальное жалованье от государства. Это будет клуб равных людей, без всяких дискриминационных добавок в виде «сельхозакадемик» или «медицинский академик» и разграничений на действительных членов и членов-корреспондентов, все в духе времени будут просто академиками. Главной задачей этого клуба, кроме обмена мнениями по текущему моменту и воспоминаний о прошлом, будет экспертиза различных государственных проектов по запросу Президента страны, правительства и других государственных структур, если у тех возникнет в этом необходимость. Академикам будет предоставлено право избирать президента Академии, которого будет утверждать Президент РФ, а также, в будущем, себе подобных академиков из числа наиболее успешных ученых.

Академики могут также заниматься научной работой в лабораториях научно-исследовательских институтов и университетов. Дабы ничто не мешало их ученым занятиям, их освобождают от всяческих забот об управлении имуществом и решения других хозяйственных проблем. Для этого учреждается специальное агентство.

Финансирование научных работ будет проводиться из средств госбюджета, а также привлеченных средств из частных источников, зарубежных грантов и поступлений от коммерческого использования бывшей собственности Академии, находящейся в распоряжении агентства. При этом финансирование из госбюджета будет проводиться на конкурсной основе в форме грантов научным группам и ученым, печатающим большое количество статей в высокорейтинговых научных журналах и обладающих высоким индексом цитирования. Такая система финансирования повысит качество научных исследований и будет способствовать выявлению и продвижению высокопродуктивных молодых ученых. С другой стороны, она позволит объективно выявить неэффективные направления, которые подлежат отсечению.

Высокая публикационная активность вкупе с высоким индексом цитирования будет свидетельствовать о росте эффективности российской науки, способствовать улучшению ее имиджа за рубежом и внутри страны, а также привлечению в науку молодежи.

Такая вот картина маслом, легко узнаваемая. Но по сравнению с прототипами в ней отсутствуют некоторые важные детали. В ней нет даже намека на всеобщность, на Большую науку, которая должна непременно присутствовать в планах построения великой державы. Только такие державы могут позволить себе развивать все направления науки, а не только пользующиеся спросом в научных журналах и популярных в данный момент времени. Никто не знает, где может произойти прорывное открытие, поэтому копать надо везде. Есть множество внутрироссийских проблем, требующих научного разрешения, но абсолютно неинтересных западным ученым. И наконец, есть технологические разработки, которые являют себя миру в виде готовых продуктов, а не статей в журналах.

Здесь мы подошли еще к одной отсутствующей, важнейшей детали. Речь идет о целеполагании. Зачем нам нужна наука и занимающиеся ею ученые? Неужели только для того, чтобы плодить статьи в высокорейтинговых научных журналах? Нет, конечно, но цель не объявлена. Даже циничное «чтобы заработать как можно больше денег в казну государства» и то было бы лучше этого отсутствия цели. А «для улучшения жизни людей» было бы вообще прекрасно. Одной из главных проблем Академии наук в перестроечный и постсоветский периоды было отсутствие крупных задач, которые в былые годы ставило перед учеными государство, которые увлекали их своей новизной и сложностью, заставляли их усиленно трудиться, мыслить, творить, изобретать. Ученые оказались ненужными государству, у которого не было для них задач, агонизирующей промышленности и нарождающемуся бизнесу, преимущественно финансово-торговому. Отсюда депрессивные настроения, противопоказанные научному творчеству и действительно приведшие к падению эффективности работы, потеря самоуважения и уважения общества и финансирование по остаточному принципу.

Неясно и с целеполаганием деятельности агентства по управлению имуществом. Дела там будут вершить экономисты, юристы и прочие чиновники-управленцы, это их работа. Но как будет оцениваться работа такого чиновника? Повышение эффективности использования имущества означает рост денежных поступлений от этого самого использования. При чем здесь наука? От ученых в этой системе координат один вред, помещения занимают, электричество жгут и требуют дорогостоящего оборудования. Если же такому, далекому от науки чиновнику вменить в отчетные показатели еще и повышение эффективности науки, то он впадет в когнитивный ступор.

Хочется верить, что власть все же перейдет от призывов к инновациям и покупки отдельных западных технологий «под ключ» к комплексному развитию отечественной промышленности и действительно крупным научно-техническим проектам. И тогда ей вновь станет нужна наука, не на словах, а на деле. И уже не важно, кто тут будет высшим научным учреждением, сеть университетов или бывшие академические институты. Но один факт надо все же учесть. Вот я, сугубо университетский человек, самокритично признаюсь, что в советские годы уровень академический науки был заметно выше, чем университетской. С тех пор Академия и университеты, находясь в равно тяжелых условиях, деградировали приблизительно одинаково, ветшали, старели, сокращались, разве что из Академии за рубеж уехало больше сотрудников, опять же из-за их более высокой квалификации. Что дает основания думать, что при переносе центра научной работы в университеты ее эффективность резко возрастет? Можно, конечно, закачать туда много денег, что и делается сейчас с федеральными университетами, но наука, как и образование, довольно инерционная система, там быстрой отдачи не бывает.

Есть, правда, еще один гипотетический путь. Это передача университетам бывших академических институтов, работоспособной части их кадров вместе с некоторыми зданиями, не представляющими интереса для коммерческого использования. Это быстро и заметно увеличит научную продуктивность университетов.

И в любом случае при осуществлении больших проектов, требующих совместных усилий различных научных организаций, встанет вопрос о создании некой научной стратегической, координирующей и экспертной надструктуры, которая объединит наиболее авторитетных ученых разных специальностей и будет ответственна перед правительством. Это будет неизбежным следствием нашего менталитета, нашего административного мышления, монополистического и вертикально интегрированного. Как тут не вспомнить незабвенного В.С.Черномырдина: «Какую бы общественную организацию мы ни создавали, получается КПСС». Так и в науке мы опять придем к Академии наук как высшему научному учреждению страны.

И все в целом вернется на круги своя. И мы будем смотреть 128-ю серию сериала «Реформа Академии наук», испытывая чувство дежавю. Приятное чувство, потому что вселяет веру в стабильность бытия и надежду на то, что российская наука когда-нибудь возродится в прежнем величии.

Эрлих Г.

Фото сайта www.hij.ru

Экономика, в ее современном виде, как и многие другие науки об обществе, проникает в Россию вместе с идеями Просвещения. Все мы со школьной скамьи помним о том, что Онегин «Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий эконом».  Конечно, в России были свои экономические мыслители задолго до переводов Адама Смита, можно вспомнить, например, современника Петра Великого Ивана  Посошкова.  Были таковые и в более поздние времена. Например, если исходить из предмета нашей статьи, то можно назвать блестящую работу по теории потребительского бюджета  (1915 год) известного математика, статистика и экономиста Е.Е. Слуцкого, входящую и поныне во все солидные учебники по математической  экономике, как у нас в стране, так и за рубежом. Но «нет пророка в своем Отечестве», и отдельные труды русских экономистов в самостоятельную науку не оформились. Но Россия (СССР) имеет несомненный приоритет в оформлении такого научного направления как  математическая экономика. Математическая экономика – это сфера теоретической и прикладной научной деятельности, предметом которой является математически формализованное описание экономических объектов, процессов и явлений. Будучи разделом математики, она является и неотъемлемой частью экономической науки.  И хотя ряд известных экономистов ХХ века, в частности такие разные теоретики как Кейнс и Хайек, говорили о невозможности полной формализации экономической проблематики, большинство современных экономистов уже не отвергают распространенное суждение о том, что в любой науке столько науки, сколько в ней математики.      

О том, как происходило становление математической экономики, и какую роль в этом сыграло Сибирское отделение Академии наук, мы  беседовали с доктором физико-математических наук, профессором, главным научным сотрудником Института математики СО РАН Валерием Александровичем Васильевым.

Валерий Александрович первым делом показал свой письменный стол – он перешел к нему по наследству от академика Леонида Витальевича Канторовича  – известного советского математика и единственного советского лауреата Нобелевской премии в области экономики. И не случайно премия по экономике досталась математику, именно в сфере математической экономики мы тогда были лидерами.

Экономика из всех наук об обществе больше всего была готова к широкому использованию математических методов. Уже в XVIII веке появилась статистика, которая невозможна без математики. Статистика также была тесно связана с экономикой, не зря Наполеон Бонапарт называл статистику «бюджетом вещей». Но математизация самой экономической науки началась в XIX веке. Большой вклад в этот процесс внесли французские экономисты А. Курно и Л. Вальрас, а также британский экономист Ф. Эджворт.

Однако вплоть до середины ХХ века математические методы применялись лишь самими экономистами, и в силу этого их использование носило частный и эпизодический характер. Создать математическую экономику как раздел математики могли только сами математики, причем самого высокого ранга.  И первыми среди них были выдающиеся ученые ХХ столетия Леонид Витальевич Канторович (СССР) и Джон фон Нейман (США).    

Пионерские исследования профессора ЛГУ, доктора физико-математических наук Канторовича в сфере математической экономики начались в 1938 году с анализа чисто практической задачи – консультации фанерного треста по проблемам эффективного использования лущильных станков. В ходе работы над этим заказом Канторович понял, что к такого рода задачам относится большое количество проблем экономики. В 1939 году он опубликовал работу «Математические методы организации и планирования производства», в которой заложил основы линейного программирования. С этого момента можно начинать отсчет математической экономики как отдельного направления математики.  

Нужно отметить, что зарождение математической экономики именно в СССР было связано не только с личностным фактором, но в большей мере с объективными потребностями развития плановой экономики. Ведь Канторович пришел к своим научным открытиям, выполняя задачу планирования производства. А еще раньше, в 20-е годы, экономист и статистик Василий Леонтьев работал над проблемами межотраслевого баланса и участвовал в разработке межотраслевой модели производства и распределения продукции. Затем Леонтьев покинул СССР, а в 1973 году получил Нобелевскую премию по экономике в качестве американского экономиста «за развитие метода «затраты – выпуск» и за его применение к важным экономическим проблемам». А Канторович получил Нобелевскую премию в 1975 году «за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов».

Однако становление математической экономики не было гладким. В 1942 году Канторович обращался со своими предложениями по использованию математических методов в экономике в Госплан, и в 1943 году его доклад был обсужден на совещании у председателя Госплана Н. Вознесенского. Но метод Канторовича был отвергнут как противоречащий теории трудовой стоимости Маркса. Более того, его обвинили в использовании буржуазных теорий, за этими обвинениями, к счастью, оргвыводов не последовало. Канторович участвовал в атомном проекте, занимался другими научными проблемами, ряд из которых имел отношение и к экономике. Не случайно Канторович стал в 1958 году членом-корреспондентом Академии наук по отделению «экономика и статистика». 

Но  по-настоящему основательно заняться математической экономикой он смог только после того, как переехал в Новосибирск, в Сибирское отделение Академии наук. В Новосибирске он работал с 1960 года, возглавлял Математико-экономическое отделение Института экономики СО АН и кафедру вычислительной математики НГУ. Математико-экономическое отделение ИМ СО АН стало первым научным центром в нашей стране и, пожалуй, во всем мире, который занимался математической экономикой как своей главной задачей. Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ) АН СССР был создан в Москве позже – в 1963 году.

Конечно, Канторович был не единственным из создателей математической экономики в СССР. Большой вклад в ее становление внесли экономист и статистик, академик Василий Сергеевич Немчинов и известный экономист Виктор Валентинович Новожилов. Они вместе с Канторовичем, который к тому времени стал академиком по отделению «математика», в 1965 году стали лауреатами Ленинской премии «за научную разработку метода линейного программирования и математических моделей экономики». К тому времени становление математической экономики как отдельной научной дисциплины завершилось.

Создание основ математической экономики – это заслуга не только советских ученых. Важный вклад в ее формирование внесла и теория игр, впервые систематически изложенная в классической монографии Джона фон Неймана и Оскара Моргенштерна «Теория игр и математическое поведение», которая была издана в 1944 году. Символично и то, что советские математики и экономисты шли к созданию математической экономики через решение задач централизованного управления плановой экономикой, а западные ученые – через теорию игр, которая занимается моделями конкурентной рыночной  экономики. В результате был создан научный инструментарий для изучения двух моделей экономики (плановой и рыночной), которые в идеале могут дополнять друг друга.      

Такая вот картина становления математической экономики сформировалась у меня в результате разговора, который мы вели за письменным столом  академика Канторовича,  с доктором физико-математических наук, профессором, главным научным сотрудником Института математики СО РАН Валерием Александровичем Васильевым.

Юрий Курьянов  

Читая новости любого дня, не успеваешь возмущаться. Новости преимущественно бывают двух типов: про то, как кому-нибудь из друзей и родственников друзей президента дали какой-нибудь подряд, бюджетное финансирование, право на управление чем-то или просто хорошую должность, или про то, что гражданам что-нибудь запретили, ввели уголовную ответственность и ужесточили наказание. Новости второго типа подкрепляются сводками возбужденных уголовных дел.

«Репрессивные» новости выглядят даже более выразительно. Сначала охватывает недоумение: а это зачем? Зачем, например, вводить драконовские запреты на курение на остановках, возле вокзалов и метро в сильно курящей стране? Возникает ощущение, что режим нарочно работает на снижение собственной популярности.

Но все встает на свои места, если рассматривать два ряда новостей в совокупности. В то время как новости первого ряда в целом раскрывают картину разложения государственности, новости второго типа призваны сублимировать впечатление ее торжества. Драматизм коллизии усугубляется тем, что идеологически власть пытается сформировать у граждан представление о себе как о единственном источнике и гаранте Порядка, ограждающем их от наступающего и неизбежного в качестве альтернативы Хаоса.

Дальше — простая арифметика: на каждую новость, что где-то что-то своровали или растратили, должна приходиться хотя бы одна новость про то, что где-то что-то запретили, то есть как бы «навели порядок». И наоборот: если вам попалась на глаза новость про то, что еще что-то запретили и за что-то ужесточили наказание, имеет смысл пролистать назад, чтобы понять, что опять неприглядного в государственном хозяйстве приключилось.

За изящной симметрией проступает нарастающая разбалансированность социального порядка: резьба сорвалась.

Вот пример, как бы мелочный. Удивительно, но факт: мы живем в стране победившего плагиата. В схватке плагиаторов и противников плагиата в науке плагиаторы победили. Чиновников, поддержавших борьбу с плагиатом, уволили, а борьбу с антиплагиаторами ведет теперь (в духе смелых антиутопий) Министерство науки и образования.

Если мысленно воспарить, отодвинуться от того, чем мы теперь ежедневно дышим, то мы осознаем, что это совершенно нетривиальное явление: страна победившего плагиата. Есть авторитарные страны, которые бывают экономически успешны, а бывают не очень. Есть нефтяные государства и даже монархии, где рента и права перераспределения национального богатства сосредоточены в руках узкой группы лиц. Но, как правило, такие режимы, оградив политическую сферу забором, стараются поддерживать относительно работающие институты, регулирующие обыденный порядок в различных сферах жизни социума.

Если же проблема фальшивых диссертаций становится политическим вопросом, угрожающим существованию режима, это значит, что он не способен поддерживать в функциональном состоянии такие институты, не способен поддерживать балансы интересов, а напротив — генерирует неразрешимые конфликты, дисфункциональность и институциональную деградацию. Да, конечно: рынок фальшивых диссертаций существует уже лет двадцать. Но новость в том, что режим не просто не способен отрегулировать эту ситуацию, оказавшуюся в фокусе общественного внимания, но вынужден встать на защиту аномалии, обнаружив тем самым, что рынок фальшивых социальных статусов и коррупция в широком смысле слова являются условием его существования.

Режим сеет хаос, прикрывая это обстоятельство репрессивной экзальтацией. Наиболее яркими эпизодами последнего времени, обнажившими этот фронтальный управленческий срыв, стали, конечно, изъятие пенсионных накоплений граждан из негосударственных фондов и «реформа» Академии наук.

Про первый случай вроде все уже сказано. Здесь дело не только в мотиве (в бюджете этого года не оказалось дополнительных доходов, из которых предполагалось покрыть запрограммированные дефолты так называемых «частных инвесторов» олимпийских строек), но и в механизме исполнения: не существует законного юридического порядка изъятия пенсионных средств граждан из негосударственных пенсионных фондов. Это экспроприация. Но какое это имеет значение, если деньги понадобились. Порядок придумаем задним числом или просто посадим кого-нибудь за нецелевое использование. Чтоб не хотелось спрашивать.

В отношении второго случая аналитики и академическая общественность убеждены, что «реформа» является местью за обструкцию, которую устраивали академики РАН брату друга и доверенного лица Владимира Путина, миллиардера Юрия Ковальчука, Михаилу (является директором Курчатовского института и метил в президенты Академии). Но дело не в гипотезах, а в факте. Жестоко и стремительно продавленная, несмотря на сопротивление академиков и общественности, «реформа» оказалась фикцией в чисто бюрократическом и управленческом смысле. Выяснилось, что нет ни нормативных документов, ни даже концепции управления наукой в новом формате. Все свелось к передаче имущественных и распорядительных полномочий от Академии к (почему-то) заместителю министра финансов. И как дальше должно все это функционировать в самом житейском ежедневном смысле слова, никто не знает.

Казалось бы, неминуем управленческий коллапс и массовый выход сотрудников Академии на улицы. Но в Кремле уверены, что этого удастся избежать. Теперь, после перехвата управления, на сцену должны выйти сотрудники прокуратуры и Следственного комитета, угрожающие академикам и директорам институтов «нецелевым использованием». И директорам с академиками ничего не останется, как, задрав штаны, бежать за комсомолом.

Опять мы наблюдаем эту замечательную связь управленческого коллапса и репрессивного экстаза. Если бы не угроза тюрьмы, то кто бы стал участвовать в этом празднике самодурства?

Отсюда понятен и смысл грозной отповеди Владимира Путина премьеру Дмитрию Медведеву, осмелившемуся возроптать против наделения Следственного комитета новыми репрессивными полномочиями. Следственный комитет, прокуратура, МВД и ФСБ — это, собственно, сегодня и есть вся скукожившаяся «вертикаль власти», несущая флаг «хозяйственных репрессий». В то время как прочие, гражданские системы управления, в том числе — правительство, являются, в сущности, фикцией и декорацией.

Под знаменем «порядка» система в реальности несет хаос, подавляя с помощью страха способность общества наступлению этого хаоса сопротивляться. Посмотрим, чем это кончится? Интересно?

В общем, следите за новостями. Сегодня это сводки о ходе течения болезни.

Кирилл Рогов

Фото с сайта ru.idebate.org

Шокирующие наводнения на Дальнем Востоке опять показали, насколько беззащитен человек перед природной стихией. Самое печальное, что география таких наводнений расширяется из года в год. Россия – страна крупных рек, и какой город, какой регион подвергнется удару водной стихии в следующем году, сказать очень сложно. Зато можно быть уверенными, что теперь наводнения будут угрожать нам часто.

Из чего мы делаем столь неутешительный вывод? Все дело в том, что подобные катастрофы напрямую связаны с процессами глобального изменения климата. К такому выводу пришли специалисты лаборатории геологии кайнозоя, палеоклиматологии и минеральных индикаторов климата Института геологии и минералогии СО РАН. По словам Владимира Зыкина, заведующего лабораторией, глобальное потепление, сопровождаясь ежегодным подъемом уровня мирового океана (по данным спутниковых измерений в среднем на 3 мм в год) неизбежно приведет к подъему уровня больших рек. К сожалению, этот процесс нелинейный и трудно поддается прогнозам. Но основание речных отложений последнего межледниковья в долине Иртыша  в районе г. Омска расположено на 4-5 м выше современной межени реки и хорошо согласуется с уровнем океана в это время. «Недоучет функционирования климатической системы, – говорит ученый, – как раз и приводит к таким событиям, как во время весеннего паводка на Волге или наводнения на Амуре, приведшим к огромному ущербу. Климат, как выяснилось, очень изменчив, особенно сейчас. И любая структура также изменчива, даже тот же водный поток. Эти вещи необходимо знать и учитывать при формировании инфраструктуры».

Понятно, что природной стихией человек управлять не может. Однако, считает Владимир Зыкин, мы в состоянии себя в какой-то мере обезопасить, просто-напросто отказавшись от размещения инфраструктуры и строительства объектов длительного использования в рискованных зонах. Очень характерный пример – Фукусима. Иначе говоря, надо знать, где строить можно, а где – нельзя. Профессиональному геологу такие вещи совершенно понятны. Поэтому ученые в состоянии дать соответствующие рекомендации, которые должны учитываться при разработке документов территориального планирования.

К сожалению, к специалистам-климатологам прислушиваются очень слабо, а то и вовсе игнорируют их утверждения. Признаки глобального потепления стали  фиксировать только с 1970-х, но до сих пор эта тема всячески дискутируется и иногда оспаривается. Нередко можно услышать, будто глобальное потепление – это вообще миф. И такие заявления делаются, несмотря на активное таяние вечной мерзлоты в северных широтах (как у нас в Якутии, так и на Аляске), несмотря на подъем мирового океана и сокращение площади арктических льдов, деградации горных ледников и ледниковых щитов Гренландии и Западной Антарктиды. Скептиков, похоже, совсем не впечатляет, какие проблемы из-за таяния мерзлоты возникают в городах той же Якутии, где приходится принимать экстренные меры по предотвращению разрушений зданий и берегов водохранилищ. Мы уже не говорим о фактах разрушения трубопроводов и дорог, фиксируемых ежегодно.

Понятно, что планы освоения северных территорий разрабатывались без всякого учета климатических изменений. Сегодня, наконец, над этим стали задумываться. Однако вдумчивого отношения к проблеме все равно не выработано, поскольку многие по инерции считают, что эти процессы носят случайный характер, и в скором времени все опять «устаканится». С точки зрения новосибирских специалистов по изменению климата, данная тенденция имеет объективные причины и будет растянута на долгие годы. Так что, хотим мы того или нет, учитывать климатические изменения все равно придется. Сама жизнь заставит. Главное, чтобы избежать жертв. К климатическим изменениям, так или иначе, придется приспосабливаться.

Это относится не только к северным территориям. Как мы сказали, катастрофические наводнения – также результат глобального потепления, и это нужно учитывать при строительстве. Можно, в качестве иллюстрации, напомнить наводнения в Европе летом 2002 года. Наводнение было вызвано невиданными проливными дождями. И уже тогда было замечено, что наиболее пострадавшими районами стали как раз те территории, что были расположены в поймах рек и на месте осушенных болот. Ведь когда эти участки активно застраивались, никому не приходило в голову, что однажды хляби небесные разверзнутся с небывалой силой. А ведь климатологи уверены в том, что подобные напасти могут повторяться с заметной периодичностью. Так стоит ли впредь столь легкомысленно подходить к застройке?

То же самое относится и к недавним наводнениям на территории нашей страны. В несчастном городе Крымске удару стихи подверглись участки, как раз расположенные в низине, в пойменной зоне, где когда-то находились огороды. Но потом, с началом строительного бума, граждане стали в массовом порядке возводить там индивидуальные дома. И местные руководители, надо полагать, давали разрешения на строительство, нисколько не думая о последствиях. Аналогичная картина сложилась и на Дальнем Востоке, где первыми жертвами наводнения стали граждане, построившие дома в пойменной зоне.

Казалось бы,  этот печальный опыт должен нас чему-то научить. Тем не менее, легкомыслию в таких вопросах нет предела. Жители Новосибирска и Новосибирской области почему-то до сих пор пребывают в уверенности, будто наш регион подобен несокрушимой гранитной скале, о которую разобьются все природные стихии. Но это далеко не так. Река Обь в плане возможности катастрофических наводнений нисколько не лучше Волги или Амура. Обь напрямую связана с океаном, и приустьевые места неизбежно начинают подниматься вслед за подъемом океана (а подъем океана, как мы сказали, идет по нарастающей вследствие глобального потепления). Так что угроза подтопления пойменных зон вероятна в наше время как никогда. Специалисты-климатологи об это предупреждают, но, как мы понимаем, все еще остаются гласом вопиющего в пустыне.

«У нас, – констатирует Владимир Зыкин, – в пойме Оби до сих пор продолжается капитальное строительство, а также на первой террасе. Причем возводят высотные здания, сплошной линией. Строить там нельзя, потому что у нас в любой момент может случиться такой же паводок, как на Дальнем Востоке!».  И проблема не только в возможном наводнении, но и в безопасности самого строительства и эксплуатации объектов. Инженерные геологи, замечает ученый, делают свои расчеты, исходя из текущего состояния грунтов. И поэтому строители полагают, будто существующих расчетов достаточно, чтобы гарантировать безопасность конструкций. Однако при проектировании зданий совершенно не учитываются климатические изменения, способные в ближайшей перспективе сильно изменить физические параметры грунтов и оснований.

Конечно, в погоне за прибылью многие компании могут запросто закрыть глаза на эти факторы.  Однако такие вещи должны дойти до понимания наших чиновников, выдающих разрешения на строительство и отвечающих за территориальное планирование. Ученые в состоянии дать правильные и своевременные рекомендации, способные предотвратить катастрофу.  Главное, чтобы они были услышаны.

Фото сайта http://www.drosel.ru/uploads/posts/2010-02/thumbs/1267260023_1267116m.jpg

Олег Носков

Экономика и предпринимательство определяют сегодняшний день общества и государства; технологии и уровень образования – завтрашний (5-10 лет). Фундаментальная наука и инновационная активность – послезавтрашний (10 лет и далее). Говоря о сегодняшних проблемах отечественной науки, мы обсуждаем и планируем будущее России.

В настоящее время сложились два подхода к определению места науки в современном обществе. Либо наука представляет собой существенную часть «мозга общества», решает важные для страны проблемы, позволяющие изменить к лучшему её перспективы и место в мире, расширить коридор возможностей. В этом случае перед российской наукой со стороны государства и общества нужно ставить масштабные задачи и добиваться их выполнения. Либо наука является частью «джентльменского набора» «приличных стран», которым необходимо подражать в основном из-за соображений престижа, тогда начинается борьба за цитируемость, места в рейтингах, приглашения зарубежных учёных, которые должны научить нас «как надо работать», а основной целью провозглашается интеграция отечественной науки в мировое научное пространство.

Важнейшая метафора в этой проблеме – цикл воспроизводства инноваций.

Для исследователя наука является целью и смыслом деятельности. Для общества – это средство, позволяющее обеспечить его благополучную, безопасную жизнь и достаток сейчас и в обозримой перспективе. В ответ на вызовы, с которыми сталкивается общество, оно, опираясь на науку, добытое знание, создаёт новые товары и услуги (результат внедрения изобретений, нововведений, которые сейчас часто называют инновациями), порождает новые организационные стратегии, цели, меняет мировоззрение и идеологию.

Необходимость делать это быстро и масштабно привела во второй половине XX века к созданию национальных инновационных систем (НИС).

Сначала осмысливается область наших знаний и технологий, угрозы, вызовы и возможности, которые может дать исследование неведомого. Это очень важный процесс, требующий диалога и взаимопонимания между властью, учёными и обществом.

Затем проводятся фундаментальные исследования, цель которых – получение нового знания о природе, человеке и обществе. Трудность планирования таких работ связана с тем, что зачастую неясно, каких усилий и какого времени потребует следующий шаг в неведомое. Параллельно с этим готовятся специалисты, ориентированные на получение и использование нового знания. Условно будем считать, что блок фундаментальной науки и образования обходится в 1 рубль.

Затем полученное знание в ходе научно-исследовательских работ (НИР) воплощается в изобретения, действующие образцы, новые стратегии и возможности. Этим занимается прикладная наука, которая обходится около 10 рублей. Именно в этом секторе и делается около 75% всех изобретений.

После этого в результате опытно-конструкторских разработок (ОКР) создаются на основе результатов прикладных исследований технологии производства товаров, услуг, изделий, дающих новые возможности обществу и государству. Эти товары и услуги выводятся на национальные или мировые рынки крупными государственными или частными высокотехнологичными компаниями. Стоит это около 100 рублей.

Далее созданное реализуется на рынке или используется во благо общества другим способом. Часть полученных при этом средств затем вкладывается в фундаментальные и прикладные исследования, в систему образования и опытно-конструкторские разработки. Круг замыкается.

Описанный круг воспроизводства инноваций, являющийся ядром национальной инновационной системы, можно сравнить с автомобилем. Систему целеполагания и выбора приоритетов можно сопоставить с ветровым стеклом. (В России она отсутствует – в правительственных документах называется слишком много приоритетов. На них просто нет ресурсов.) В машине имеется руль. В стране должны осуществляться координация усилий, ресурсов, анализ полученных результатов и выработка на этой основе управленческих воздействий. В СССР эту функцию исполнял Государственный комитет по науке и технике при Совете Министров. В РФ подобной структуры нет – около 80 ведомств могут заказывать исследования за счёт федерального бюджета, никоим образом не координируя свои планы и не сводя воедино полученные результаты…

Какое будущее ждёт человечество? Ответ на этот вопрос дают модели мировой динамики. Первая такая модель, связывающая численность человечества, основные фонды, имеющиеся ресурсы, уровень загрязнённости, площадь сельскохозяйственных угодий, была построена американским ученым Дж. Форрестером в 1971 году по заказу Римского клуба, объединяющего ряд политиков и предпринимателей. Предполагалось, что взаимосвязи между исследуемыми величинами будут такими же, как в период с 1900 по 1970 год. Компьютерные исследования построенной модели позволили дать прогноз на XXI век. В соответствии с ним мировую экономику ожидает коллапс к 2050 году. Упрощая ситуацию, можно сказать, что замыкается петля отрицательной обратной связи: исчерпание ресурсов – понижение эффективности производства – уменьшение доли ресурсов, направляемых на охрану и восстановление окружающей среды, – ухудшение здоровья населения – деградация и упрощение используемых технологий – дальнейшее исчерпание ресурсов, которые начинают использоваться с ещё меньшей отдачей.

Позже сотрудником Дж. Форрестера Д. Медоузом и его коллегами был построен ряд более подробных моделей мировой динамики, подтвердивших сделанные выводы. Через 30 лет, в 2002 году, результаты прогнозов детально сравнивались с реальностью – соответствие оказалось очень хорошим[8]. С одной стороны, это означает, что модель верно отражает главные факторы и взаимосвязи, с другой – что радикальных технологических сдвигов, которые бы позволили человечеству свернуть с опасной неустойчивой траектории, не произошло.

Если в 1970-х годах выводы, сделанные учёными, представлялись неожиданными, то сейчас они кажутся очевидными...

Сложность динамики общества связана с тем, что в его развитии существенную роль играют процессы, разворачивающиеся на разных характерных временах. На глобальные демографические перемены, о которых речь шла выше, накладываются циклы технологического обновления. В начале XX века выдающийся экономист Николай Дмитриевич Кондратьев показал, что хозяйство стран-лидеров развивается длинными волнами продолжительностью 45-50 лет. На основе развитой теории была предсказана Великая депрессия 1929 года, сыгравшая огромную роль в истории XX века.

Развивая эти идеи, академики Д.С. Львов и С.Ю. Глазьев разработали теорию глобальных технологических укладов (ГТУ), дающую новый взгляд на макроэкономику и долгосрочное прогнозирование технологического развития.

При переходе между укладами ключевую роль играют некоторые изобретатели, меняющие облик экономики, а с ней и мира в целом, а также научные достижения, сделавшие эти нововведения возможными. При переходе от первого ко второму укладу — это паровой двигатель и термодинамика, от второго к третьему – электродвигатель и электродинамика, от третьего к четвёртому – атомная энергия и ядерная физика, от четвёртого к пятому – компьютеры и квантовая механика.

Происходящая в настоящее время смена общественно-экономических формаций кардинально меняет и структуру перспективного технологического уклада. Его основу составят фундаментальные исследования, а ядро – технологические секторы, представляющие собой совокупность технологий, ориентированных на приоритеты социально-экономического развития России и базирующихся на результатах фундаментальных исследований.

Заметим, что и ключевое изобретение, и основополагающая научная теория для данного технологического уклада создаётся в ходе развития предыдущего, иногда за 50 лет до того, как они меняют мир.

Ещё Н.Д. Кондратьев считал, что именно переходы между укладами являются причинами финансово-экономических кризисов, войн и революций. Это и есть одна из тех неравномерностей в развитии мировой системы, о которых писали классики марксизма. В самом деле, переход к следующему укладу – это пересдача карт Истории – возможность создать и захватить новые рынки, разработать новые типы оружия, изменить облик войны и конкуренции. И, конечно, геополитические субъекты не упускают шанс поучаствовать в этой «гонке нововведений».

Где же находится мир сейчас? В кризисе, на пути в новый технологический уклад. Локомотивными отраслями последнего, вокруг которых будет строиться вся остальная промышленность, могут стать биотехнологии, нанотехнологии, новое природопользование, новая медицина, робототехника, высокие гуманитарные технологии (позволяющие наиболее эффективно развивать потенциал отдельных людей и коллективов), полномасштабные технологии виртуальной реальности...

Технологические прогнозы выполняют роль ориентиров, точек сборки, усилий многих и многих организаций. На их основе предприниматели судят о запросах государства, чиновники — о приоритетах развития, военные и инженеры — о будущих возможностях, университеты — о потребностях специалистов.  К сожалению, сейчас в России подобная работа всерьёз ведётся только отдельными энтузиастами.

Интересно сравнение приоритетов отечественной и мировой науки (Россия / мир). Вероятно, XXI век будет веком человека. Развитие возможностей и способностей людей и коллективов станет магистральным направлением прогресса. С ним будут связаны и главные возможности, и основные угрозы, поэтому весьма показателен перечень «аутсайдеров» научного пространства России, в которых отрыв от мирового уровня по показателю цитируемости статей особенно велик. Это общественные науки (1,02 / 4,23), а также психология и психиатрия (2,54 / 10,23). Здесь мы отстали от мировых показателей вчетверо. И завершают список междисциплинарные исследования, где отставание становится пятикратным...

Обратимся к количественным данным и международным сравнениям. В августе 1996 года был утверждён Закон о науке и государственной научно-технической политике, согласно которому расходы на науку гражданского назначения должны были составлять не менее 4% от расходной части бюджета. Этот закон ни разу не был выполнен.Затраты на всю РАН сейчас сопоставимы с финансированием одного американского университета средней руки. Иными словами, в рамках проводимой научной стратегии в России наука трактуется как нечто второстепенное и финансируется по остаточному принципу.

Естественно, это пагубным образом сказывается на высокотехнологичном секторе экономики России. Сейчас мировой рынок наукоёмкой продукции составляет 2,3 трлн долларов. По прогнозам, через 15 лет спрос на технику и оборудование высоких технологий составит 3,5-4 трлн долларов. В результате развала значительной части обрабатывающей промышленности доля России в производстве наукоёмкой продукции в последние 20 лет постоянно снижалась и сейчас составляет 0,3% от мирового показателя...

При продолжении этой политики к 2018 году, судя по сделанному прогнозу, вклад РФ в мировую науку составит 0,79%, а если считать в качестве такового число цитирований, которые для отечественных статей вдвое меньше общемирового, то оно составит 0,4%...

Курс на высокие технологии диктуется географическим и геополитическим положением нашей страны. Отсюда появляется критерий для оценки действий, проектов и инициатив в сфере науки и образования. То, что работает на достижение сформулированной цели, должно приниматься и исполняться. Проекты, направленные в противоположную сторону, следует отторгать и отклонять.

В.В. Иванов, Г.Г. Малинецкий

Фото сайта nstarikov.ru