Многие эксперты считают, что уже через несколько десятилетий (когда число живущих на Земле людей приблизится к 10 млрд.) главными проблемами человечества станут недостаток еды, воды и энергии. Так, например, при сохранении текущих темпов экономического развития к 2030 году один Китай будет потреблять в день 98 млн. баррелей нефти (а сегодня вся дневная мировая добыча составляет 86 млн. баррелей). Кроме того, в результате добычи нефти становятся непригодными к употреблению огромные объемы пресной воды. Добавьте к этому ущерб, который наносит окружающей среде добыча, переработка и последующее использование продуктов нефтегазовой и угледобывающей отраслей.  Неудивительно, что человечество всерьез озабочено вопросом замены угля, газа и нефти на более благоприятные виды горючего.

Одним из направлений поиска стали исследования в области «зеленой химии». Так принято называть направление в науке, нацеленное на усовершенствование химических технологий с целью положительного влияния на окружающую среду. На практике речь идет о появлении новых продуктов, в том числе биоразлагаемых полимеров, биокаучуков и биотоплива. К последнему относят все виды топлива, получаемого из возобновляемого (растительного или животного) сырья. Древнейшим видом биотоплива были обычные дрова. Они и сейчас еще в ходу. Но современной экономике требуются иные, более эффективные, виды топлива.

Первое поколение такого топлива (биоэтанол, биодизель) получают из сельскохозяйственных культур (зерновых, кукурузы и т.п.). Исследования в этой области начались еще в начале прошлого века. А в 1970-е годы мир оказался перед лицом крупного энергетического кризиса. Встал вопрос: возможно ли построить жизнеспособную экономику, свободную от «бензиновой зависимости». И тогда ряд американских компаний стал широко внедрять производство биоэтанола в Бразилии. Можно сказать, что это был  эксперимент в масштабах целой страны. Он оказался удачным – сегодня Бразилия производит четверть мирового топливного этанола, в стране достигнуто сокращение выбросов СО2 (углекислого газа) на 61%. А с середины 1970-х его производство широко развернулось и собственно в США.

Производство топлива из зерна оказалось не очень удачным, поскольку выступило конкурентом сельского хозяйства (оно влечет истощение почв, с одной стороны, и изъятие пищевых продуктов с рынка, с другой). И вскоре было представлено биотопливо второго поколения – на основе целлюлозы, извлекаемой из непищевых остатков культивируемых растений, трав и древесины. Однако сегодня получение такого топлива обходится в разы дороже обыкновенного и это – главное препятствие для его массового производства. Между тем уже разрабатываются технологии биотоплива третьего поколения – получаемого из водорослей с высоким содержанием масла. В1978-1996 гг. департамент энергетики США исследовал такие водоросли. Было установлено, что Калифорния, Гавайи и Нью-Мексико пригодны для промышленного производства водорослей в открытых прудах. Достигнутый на опытных площадках уровень урожайности показал, что 200 тысяч гектаров прудов (0,1% земель США, пригодных для выращивания водорослей) могут производить топливо, достаточное для годового потребления 5% автомобилей страны.

Кроме того, пруд в Нью-Мексико показал высокую эффективность в поглощении СО2. Таким образом, разведение водорослей помогает решить еще одну задачу: совмещение темпов роста экономики с квотами на выбросы углекислого газа, установленными Киотским протоколом.

Конечно, есть у третьего поколения биотоплива и свои слабые места. Например, водоросли любят высокую температуру, для их производства хорошо подходит теплый климат, но требуется некая температурная регуляция при ночных перепадах температур. Да и себестоимость полученного из них топлива остается слишком высокой. Однако эти проблемы нельзя назвать неразрешимыми. Например, разрабатываются технологии выращивания водорослей в малых биореакторах, расположенных вблизи электростанций. Эта технология не требует жаркого пустынного климата. Другое направление исследований – оборудование бассейнами с водорослями резервуаров сточных вод, которые заодно подвергнутся процедуре биоочистки.

А как же обстоят дела в этой области в нашей стране? Еще с 1950-х годов промышленность СССР умела производить спирт и бутанол из торфа и отходов деревообработки. Это направление успешно развивалось. Но в начале 90-х годов технический спирт приравняли к пищевому и обложили соответствующим акцизным сбором. Это, по сути, уничтожило целую отрасль химической промышленности в нашей стране. И сегодня российские разработки в области «зеленой химии» носят преимущественно лабораторный характер.

Приходится слышать и мнения скептиков о том, что наш суровый климат (совсем не похожий на Гавайи или Калифорнию) в сочетании с большими запасами углеводородов делает производство биотоплива экономически нерентабельным. Мы попросили оценить перспективы этой индустрии кандидата биологических наук Ксению Сорокину, чьи исследования  как раз связаны с получением биотоплива из водорослей.

- Прежде всего, не стоит забывать, что Россия входит в число стран, подписавших обязательство перейти к 2050 году на использование возобновляемых ресурсов. Да и запасы нефти и газа все же не безграничны. А значит, хотим мы того или нет, но нам придется идти по этому пути. Вопрос в другом. Сегодня на исследования в области «зеленой химии» международные корпорации тратят огромные средства. И они рассчитывают потом эти деньги вернуть, потому что интеллектуальная собственность в этой области играет решающую роль. И чтобы наша страна не оказалась в числе тех, кто будет обеспечивать потом дивиденды той же «Шелл», нам необходима своя научная база. В советское время по биотехнологиям мы были в числе лидеров. Затем, в первое постсоветское десятилетие, многие наши разработки вместе со специалистами оказались в распоряжении западных компаний. И теперь уже нам приходится догонять. Но чтобы догнать, нам нужны хорошо проработанные проекты. В их числе, надеюсь, окажутся и те разработки по биотопливу третьего поколения, которые сегодня ведутся совместными усилиями исследователей Института катализа и Института цитологии и генетики СО РАН.

Подробнее с работой, проводимой учеными СО РАН, вы можете ознакомиться в нашем репортаже, а с мировым развитием «зеленой химии» – в видеолекции Ксении Сорокиной.

Георгий Батухтин

Проблемы измерения продуктивности ученых и основанной на этих измерениях и расчетах научной политики активно обсуждают как у нас, так и за рубежом.  Бюрократы, стремящиеся управлять наукой, хотят иметь ясное представление о том, что, как и с какими результатами делают ученые, когда и какую конкретно прибыль можно ожидать от научных исследований. Они мечтают иметь объективные показатели для измерения продуктивности и креативности как отдельных ученых, так и научных коллективов, чтобы знать, на кого делать ставку, кому и какую платить зарплату. В последнее время составляются всевозможные рейтинги и списки успешных и неуспешных научных и учебных предприятий. Но на этом пути подстерегают самые различные подводные камни и трудности.

Выбранные индикаторы качества научных исследований не являются общепринятыми, имеют различные характеристики в разных направлениях науки и в разных странах. Они могут оказывать сильное обратное влияние на развитие науки и притом часто негативное. Как, например, это произошло с австралийской наукой, финансирование которой было поставлено в зависимость от количественных показателей, что привело к резкому сокращению качества проводимых в Австралии научных исследований.

Не случайно университет Гамбурга (Германия) отказался выдавать свои данные в международную и национальную рейтинговую организацию, хотя и занимает не последнее место в списке ведущих немецких университетов. Основанием отказа было заявление о том, что «рейтинги не отражают реального положения дел в вузе, а это приводит к искажению представления о нем как у абитуриентов, так и у властей». Университет Лейпцига также заявил о подобном бойкоте в 2013 году. Ожидается, что такое же решение примет вскоре и университет Марбурга. В Германии данные для составления рейтингов собирает Центр развития высшего образования (CHE), на международном уровне – Шанхайский университет транспорта и связи.

Немецкий философ и социолог науки Петер Вайнгарт подчеркивает, что выбранные индикаторы качества научных исследований, во-первых, не являются общепринятыми, во-вторых, имеют различные характеристики в разных направлениях науки и, в-третьих, могут оказывать сильное обратное влияние на развитие науки. «Это, в конечном счете, может означать, что академическая культура производства знаний, которая покоится на традициях уникальной комбинации конкуренции, взаимного доверия и коллегиальной критики, будет безвозвратно утеряна. А будет ли то, что появится вместо этого, более легким и не таким дорогим для использования, остается еще открытым вопросом…».

Экспертные оценки, на которых основывается принятие решений о финансировании тех или иных направлений научных исследований, могут зависеть от личных интересов экспертов и представляемого ими научного или ненаучного лобби. Чрезмерная зависимость научной политики от общественных ожиданий может нанести серьезный ущерб науке как социальному институту, привести к инструментализации научного исследования и технического действия, поставить их на службу узкокорпоративным интересам отдельных социальных групп.

Побудителем этому является коммерциализация «знаниевого товара», который рассматривается теперь как особый информационный товар с определенными и приспособленными к его экономическому использованию правами собственности. Но именно этот вопрос в России в настоящее время вообще не прояснен. Старая система государственного владения «знаниевым товаром» перестала функционировать, а новая еще не создана.

В последнее время упор делается на внутринаучные критерии и, в особенности, на публикации в журналах, включенных так называемый список Томсона – Thomson Reuters Master Journal List. Ученые, даже если они не согласны с такой оценкой, вынуждены приспосабливаться к имеющимся критериям оценки и перестраивать научную реальность в соответствии с этой искусственно насаждаемой виртуальной бюрократической реальностью. Этот факт отмечается в докладе экспертной группы MASIS (Monitoring Activities of Science in Society – мониторинг деятельностей науки в обществе) в Европе, подготовленный для Еврокомиссии. Ситуация с социометрическими измерениями сильно зависит от особенностей различных научных областей и стран. Статьи из области фундаментальных биомедицинских исследований цитируются в шесть раз чаще, чем в сфере математики. Кроме того, проведение дисциплинарных границ часто бывает достаточно условным, а междисциплинарные области вообще могут выпасть из такого рода измерительной процедуры.

Интересно, что некоторые наши журналы, например, «Вопросы философии» и «Исследовано в России» также попали в список Томсона. Сейчас, чтобы туда попасть нужно пройти нудную формальную процедуру, и наши журналы вообще на это не обращают внимания. А могли бы повысить свой международный рейтинг.

Научное сообщество довольно быстро приспосабливаются к применяемым вышестоящими органами критериям. Ученые будут дробить тексты, если сегодня в почете не число изданных монографий, а количество статей.

Несколько слов об оценке продуктивности ученого в Германии, которое носит название «оплата труда, ориентированная на конечный результат» (Leistungsorientierte Bezahlung). Я как раз недавно присутствовал на обсуждении таких результатов одного из подразделений Института оценки техники и системного анализа Исследовательского центра г. Карлсруэ Сообщества Гельмгольца, т.е. научно-исследовательской организации. Во-первых, дирекция института открыто обсуждала в форме диалога результаты работы своего подразделения со всеми сотрудниками. Во-вторых, в качестве главного критерия и на первом месте рассматривается публикация в журналах, включенных в вышеупомянутый список Томсона, на втором месте – журнальные статьи в журналах, где есть «слепое» рецензирование и к ним приравниваются выступления на конференциях (независимо от того печатались тезисы или нет) и в сборниках, где есть такое же рецензирование. Причем объем статей не играет никакой роли, а только их число. Монографии стоят на последнем месте. У нас монографии – на первом месте, и важно выбрать план по объему.

В-третьих, специально обсуждался вопрос, как сделать так, чтобы увеличилось число публикаций в англоязычных журналах. Научные сотрудники говорили о том, что они не могут написать качественный английский текст, а руководство предлагало все-таки написать по-английски и дать корректировать перевод специально взятым для этого в штат или внештатно сотрудникам.

Безусловно поддерживаю тот тезис, что «ученых разных типов надо оценивать по-разному». В технических науках социологи науки выделяют «информационных изолянтов», которые занимаются экспериментальной и технической разработкой, но мало публикуются, и «информационных диспетчеров», распространяющих общие результаты в печати. «Связники» – это сотрудники, «которые не являются «диспетчерами», но имеют по две и более связей между отделами и их коллегами по организации.

Нанотехнология попала в фокус библиометрического анализа сравнительно недавно. Это обусловлено тем, что такой анализ возможен только тогда, когда происходит самоидентификация исследователей и в название их работ попадает термин «нано». Иначе просто невозможно в социометрическом анализе по формальным основаниям отделить нанорелевантные работы от публикаций в других, хотя может быть и содержательно весьма близких областях исследования. Библиометрические данные, характеризующие рост числа публикаций и патентов в данной новой области науки и техники, могут быть полезными для определения тенденций и устойчивого ускоряющегося развития нанотехнологии. При этом, конечно, следует отдавать себе отчет в относительности такого рода данных, поскольку, например, некоторые явно нанотехнологические исследования до сих пор выступают под иными вывесками. А в других случаях, наоборот, за нанотехнологию выдаются традиционные научные разработки.

Проведенный анализ публикационного массива показал, что Германия находится на пятом месте в мире, а по количеству патентов в этой области – даже на втором. Германия инвестирует в настоящее время в нанотехнологию государственные средства в объеме примерно лишь в два раза меньшем, чем их выделяется во всем Европейском союзе на эти исследования. В этом плане важную рекламную функцию для науки начинает играть пресса.

Библиометрические исследования с 1995 по 2003 годы показывают отчетливый рост числа публикаций. На их основе можно, например, сделать вывод, что, являясь междисциплинарным направлением науки, нанотехнология тем не менее постепенно консолидируется в новую научную дисциплину, в которой происходит процесс институализации.

Если в такой междисциплинарной области науки статья какого-нибудь физика попадет на рецензию к биологу, хотя оба они работают под вывеской нанотехнонауки, то исход экспертной оценки нетрудно предсказать. В Нанотехнологическом подразделении Института технологий г. Карлсруэ специально взяли физика с дополнительным биологическим образованием, чтобы он переводил с языка структурной биологии на физический устройство ротационной машины, которую можно обнаружить в жгутиковом моторе бактерии.

Физикам легче. Их журналы, например, «Успехи физических наук» или «Вопросы радиоэлектроники», переводятся на английский язык. Прекрасный пример – открытие российским профессором В.Г. Веселаго принципа отрицательного преломления, опубликованное в журнале «Успехи физических наук» еще в 1967 году. Начиная с 2000 года появляется серия публикаций американских ученых о наноматериалах, теоретическое объяснение которых возможно стало именно благодаря ранней публикации нашего ученого. Это было бы невозможно, если бы журнал «Успехи физических наук» не издавался на английском. Многие же (особенно гуманитарные) журналы просто неизвестны за рубежом, но это совсем не значит, что уровень и качество публикаций в них уступает мировому уровню.

К этому нужно добавить еще, что некоторые наши эмигранты просто переписывают старые, но высококачественные работы российских исследователей на английский язык. И вообще, как мне кажется, гораздо серьезнее стоит проблема плагиата. Многие даже не понимают, что это такое, переписывая чужие статьи и книги без ссылок на них. И это не только наша национальная проблема, но и общая мировая тенденция. В университете г. Клагенфурт (Австрия) не только сняли степень с ученого, в диссертации которого был обнаружен плагиат, но и уволили научного руководителя.

Выводы

Научная продуктивность может измеряться оценкой работы каждого ученого его коллегами или руководителями и отчетами самих ученых о произведенной ими научной работе. Тогда продуктивность каждого ученого оценивается с точки зрения двух критериев: вклада ученого в данную область науки и его полезности для выполнения задач того научного учреждения, в котором он работает. Если же научная продуктивность ученых оценивается по числу созданных им «научных продуктов» (патенты, опубликованные статьи, книги и неопубликованные сообщения, отчеты и официальные выступления), необходима корректная интерпретация полученных показателей.

В принципе можно себе представить такой случай, когда некая группа недобросовестных

«ученых» конституируется в новое исследовательское направление, имитируя дисциплинарную организацию, создавая по форме научное сообщество, однако, не создавая при этом никакого научного знания, а лишь потребляя финансовые средства. Этот гипотетический пример показывает, что, пользуясь одними только социометрическими параметрами, невозможно отличить действительную науку от не науки, или фальшивой, шарлатанской науки, если псевдонаучное сообщество по форме организовано подобно научному. Так было с печально известной лысенковщиной, сопровождавшейся гонением на генетику.

Уровень признания – приглашенный докладчик и т.п. – также как и получение грантов и премий связан часто с круговой порукой. А известная языковая изолированность не обязательно является наследием советского режима. Такую изолированность можно наблюдать, например, и у западных немцев. Я говорю в первую очередь о гуманитарных науках. И преодолеть ее можно скорее институционально, чем индивидуально. В этом смысле стоит поучиться у голландцев, которые в последнее время активно выступили единым фронтом на мировом философском поле. Ими за последние десятилетия опубликованы коллективные монографии на английском языке с привлечением ведущих ученых из других стран. Они выходят на мировую арену не поодиночке, а целой скоординированной командой, активно привлекая своих молодых ученых. В этой ситуации к ним начинают прислушиваться и охотно кооперироваться с ними.

Виталий Георгиевич Горохов, доктор философских наук, профессор

«Управление большими системами». Специальный выпуск 44: «Наукометрия и экспертиза в управлении наукой»

Опубликовано в сокращении. С полным текстом статьи вы можете ознакомиться в приложенном файле.

Фото – с сайта  www.mk.ru

С резким заявлением выступила 11 ноября 2013 года Комиссия общественного контроля за ходом и результатами реформ в сфере науки. Она подвергла критике новые правила проверки и мониторинга научных организаций, введенные Постановлением Правительства РФ № 979 от 1 ноября 2013 года. «Документ профессионально безграмотен, …его разработчики либо не представляют реалии организации современной науки в мире и в России, либо понимают последствия своих действий, но преследуют цели, не имеющие ничего общего с поддержкой науки в РФ», – отмечается в заявлении.

Особое внимание в «Правилах…» у членов Комиссии вызвал пункт 16, который, по мнению авторов заявления, «может быть использован для молниеносного закрытия институтов РАН вне зависимости от их реального вклада в развитие научных исследований». В заявлении Комиссии говорится и о том, что «полное отсутствие профессиональной научной составляющей в принятии решений о ликвидации и слиянии институтов» может служить мощным коррупциогенным факторов принятого Правительством РФ Постановления.

«Прискорбно, что в аппарате Правительства РФ не нашлось компетентных специалистов, которые смогли бы объяснить» Дмитрию Медведеву  «подлинный смысл предлагаемого документа», – говорится в заключение заявления Комиссии.

Напомним, что независимая Комиссия общественного контроля за ходом и результатами реформ в сфере науки была создана 8 октября 2013 года как ответ на объявленную правительством РФ реформу РАН, РАМН и РАСХН. В ее состав вошли представители более 10 общественных организаций науки и образования: Конференции научных работников РАН, Клуба «1 июля», Общества научных работников и других. В секретариат Комиссии вошли академики РАН Владимир Захаров, Александр Кулешов и Валерий Рубаков, от Профсоюза работников РАН – его глава Виктор Калинушкин, от Совета молодых ученых РАН – Александр Сафонов.

Помимо них в Комиссию вошли еще 15 ученых, представляющих разные области науки и разные регионы России. Так, Илья Бетеров, Елена Ляпустина, членкор РАН Ольга Соломина, Андрей Цатурян возглавляют 1-ую группу, отвечающую за ведение хроники событий, сбор информации и взаимодействие со СМИ. Членкоры РАН Сергей Гулев и Аскольд Иванчик, а также Михаил Гельфанд и Михаил Фейгельман координируют работу 2-ой группы (оценка эффективности научных коллективов на основе профессиональных критериев). Ирина Сапрыкина и Галина Чучева возглавляют 3-ю группу (анализ и оценка нормативно-правовых актов). 4-ая группа с координаторами Вячеслав Вдовиным, Николаем Демченко и Анатолием Миронов призвана обеспечить юридическую поддержку отдельных людей и институтов. Григорий Колюцкий и Анна Щербина координируют работу 5-ой группы, занимающейся выстраиванием коммуникаций с обществом.

Речь идет, как вы поняли, не о том спирте, что «принимают» внутрь, а о том, который используют в качестве топлива. Все мы, наверное, знаем, что в некоторых теплых странах – таких, как Бразилия, этот самый спирт заливают в баки автомобилей. И производят его из сахарного тростника. Правда, использование пищевого сырья для производства технического спирта вызывает справедливую критику, особенно в свете того обстоятельства, что на планете есть регионы, где народ страдает от голода. Тем не менее, интерес к этому виду топлива не ослабевает, и на данный момент существует множество технологий его производства. Например, из отходов растительного сырья.

Но есть и другой подход – получать технический спирт прямо из природного газа, причем – непосредственно возле месторождений. Напомним, что природный газ почти на 100% состоит из метана и может рассматриваться как исходное сырье для получения метанола, более известного как метиловый спирт. По мнению специалистов, метанол – прекрасное горючее, которое можно перерабатывать в очень качественный бензин или использовать как добавку к топливу для энергетических установок. 

Конечно же, возникает вопрос: надо ли осуществлять подобное преобразование газа в жидкость, если газ и сам по себе не так уж и плох (вроде бы) в качестве топлива? Ответ прост: один литр метанола эквивалентен одному кубометру природного газа. То есть жидкость в тысячу (!) раз компактнее. А если производство осуществляется непосредственно в местах добычи сырья, то у вас отпадает необходимость в создании трубопроводов. Получив на месте метанол, вы можете загружать его в цистерны или танкеры, и в таком виде отправлять потребителю. Главное, чтобы была подходящая технология, позволяющая осуществлять производство с высокой рентабельностью, не требуя при этом (что не менее важно) высоких капитальных вложений. Поставил установку возле самой скважины, подсоединился к трубе, и процесс пошел: на входе – газ, на выходе – метиловый спирт.

Как выяснилось, именно над такой технологией сегодня работают в лаборатории молекулярной кинетики Института теплофизики СО РАН. По словам заведующего лабораторией Равеля Шарафутдинова, первоначально заказчиком технологии выступила компания ЛУКОЙЛ.  Дело в том, что метанол нужен на самой скважине. Он входит в состав  смеси, которую специально добавляют в трубопровод вместе с газом, чтобы предотвратить закупорку кристаллогидратами. Для этого метанол приходится специально завозить на поездах, что, как мы понимаем, весьма и весьма накладно. Понятно, что получать это вещество на месте было бы гораздо удобнее. А дальше вполне закономерно напрашивается вывод о том, что при наличии хорошей технологии можно было бы целенаправленно производить метанол как самостоятельный продукт.

Метод, который предложили специалисты Института теплофизики СО РАН, по-научному называется так: «Неравновесная холодная плазма, поддерживаемая электронным пучком». Как пояснил Равель Шарафутдинов, «скорости химических реакций в химически активной плазме отличаются от скорости химических реакций на катализаторах в миллион раз». Что это означает? Это означает, что используя данный метод, можно сделать очень компактные проточные системы для получения метанола. Говоря по-простому, вы «прогоняете» по трубе газ, и на коротком отрезке, входящем в указанную систему, получаете продукты химической реакции, куда как раз и будет входить метиловый спирт. То есть, вы подаете в установку природный газ, подаете кислород, и на выходе получаете жидкость, на 80% состоящую из метанола (по крайней мере, именно такой результат получен на опытных образцах).

Компактность самой установки является здесь весьма существенным параметром. «Компактность очень важна, – поясняет Равель Шарафутдинов, – поскольку такой заводик спокойно помещается на автомобильный прицеп. Это не какое-то громоздкое стационарное предприятие. Если же хочешь производить много, то, пожалуйста, – набирай из таких модулей столько, сколько хочешь».

В настоящее время данное направление пока еще находится на стадии научно-исследовательской работы. Пока еще не удается получить оптимальный выход жидкости. Сейчас это где-то порядка трех процентов. Мало. Нужно довести этот показатель до двадцати процентов, чтобы можно было серьезно говорить об организации производства. Но, как мы понимаем,  работа идет, и необходимый результат не за горами. «Есть пути решения, – говорит Равель Шарафутдинов. – Мы их сейчас проверяем, и как только поднимем выход до десяти-двадцати процентов, то тут же можно будет говорить о получении совершенно новой технологии получения метанола».

Обратим внимание на то, что над проблемой получения метанола непосредственно из природного газа давно уже бьются не только в нашей стране, но и за рубежом. Данное направление считается очень перспективным. Некоторые ведущие ученые с мировым именем даже прочат метанолу судьбу альтернативного топлива будущего. Если не так давно на эту роль «назначался» водород, то теперь внимание ученых все больше и больше привлекает именно метиловый спирт, синтезированный указанным способом. Вопрос лишь в том, чей способ окажется наилучшим. Ученые Института теплофизики СО РАН в этом смысле шагают прямо в ногу со временем, и будем надеяться, что даже чуть-чуть опережают остальных.

Олег Носков

В этом году Российская академия наук, в том числе и ее Сибирское отделение, были в центре внимания. И, на этот раз – не только благодаря научным открытиям. Закон о реформировании РАН, принятый этой осенью, вызвал среди ученых и чиновников массу споров. А недавно было принято и положение о ФАНО – Федеральном агентстве научных организаций, которое отныне будет решать – на какие исследования выделять деньги, а на какие – нет. Несмотря на это, большинству рядовых научных сотрудников Академгородка, да и широкой общественности, до сих пор непонятно – что нам принесет реформа науки? Об этом мы побеседовали в эфире Радио «КП» с советником председателя СО РАН Александром Люлько и с директором Института химии твердого тела и механохимии СО РАН академиком Николаем Ляховым.

- Какие изменения внесет новый закон в работу ученых?

Н.З. Ляхов: - Мы в Новосибирске должны соединить три отделения академии наук – медицинское, сельскохозяйственное и наше. Есть три крупных субъекта, которые должны выработать общий план и программу действий. Однако сверху, в том числе и от руководства нашей Российской академии наук, никаких распоряжений на этот счет не поступало. То есть мы должны объединить три академии, но как это сделать – пока никому непонятно. Поэтому мы решили начать, не дожидаясь решений сверху. Может, то, что мы успеем сделать, ляжет в основу будущих решений и позволит смягчить последствия от реформы.

Есть еще одна проблема. Сибирское отделение РАН – это девять научных центров, четыре Академгородка. И вся эта инфраструктура с принятием положения о ФАНО оказалась в подвешенном состоянии. Вся огромная система СО РАН, если не обеспечить ее подзаконным актами хотя бы на уровне постановления правительства РФ, с 1 января следующего года может оказаться просто недееспособной. Те постановления, которые уже вышли, прописывают лишь самые элементарные вещи. До 1 января мы остаемся главным распределителем денежных средств. Но после этого распределителей на всю страну останется только два. Первый – это Российская академия наук. РАН является учредителем СО РАН и будет распоряжаться всем имуществом нашего отделения, исключая имущество различных научных институтов: им будет распоряжаться ФАНО. Больше никакие аспекты существования СО РАН в новых документах не прописаны, или указаны мельком.

 - Цели реформирования академии наук – это повышение ее эффективности и как следствие – экономия бюджетных средств. Удастся ли этого добиться?

А.Н. Люлько: - В отличие от других стран, в России академия наук – это государственная структура. Однако теперь все уже не будет, как прежде: руководить наукой будет другая государственная организация. Чем это продиктовано? Реформа основывается на идее неэффективности РАН, что, на мой взгляд, не соответствует действительности. Судите сами – в прошлом году на науку у нас в стране было потрачено 320 миллиардов рублей. Из них всего 62 миллиарда рублей ушло на Российскую академию наук, а, между тем, именно РАН по итогам года дала 55 процентов всех научных публикаций. И что предложено взамен? Создано это агентство – ФАНО. Оно будет включать 18 управлений плюс территориальные органы. Институт экономики Российской академии наук уже подсчитал, что минимум на всю реформу и содержание этой армии чиновников потребуется около 60 миллиардов рублей. То есть, годовой бюджет РАН. Поэтому я не вижу никакой экономии бюджетных средств, которой пытались добиться чиновники. Посмотрим, как эффективные менеджеры из ФАНО будут руководить наукой.

- Недавно был расторгнут контракт с подрядчиком, который должен был строить новое жилье для молодых ученых. В чем причины?

А.Н. Люлько: - СО РАН была разработана программа строительства жилья для молодых ученых – чтобы они не уезжали искать лучшей доли, а оставались работать в Академгородке. По этой программе должно было быть построено около тысячи квартир. Однако, поскольку договоры с подрядчиком заключало Сибирское отделение РАН, то с началом реформы все работы были приостановлены. Потому что договор теперь нужно заключать с ФАНО, а нужно это агентству или нет – пока непонятно.

- А какова судьба нашумевшего проекта закона «О статусе Академгородков»? Он должен был сделать их чем-то вроде сплава самостоятельного муниципального образования и научного центра, наподобие наукограда…

А.Н. Люлько: - Мы с Николаем Захаровичем являемся одними из создателей этого законопроекта и, конечно, не отрекаемся от своей идеи. Законопроект был внесен в Госдуму еще 19 марта, и до сих пор не был рассмотрен депутатами. Хотя этот проект вовсе не противоречит закону №253 о реформировании академии наук. Напротив, на мой взгляд, он как раз помог бы сохранить научные центры. Все имущество было бы передано в самостоятельный муниципалитет с собственным бюджетом.

- Но нужна ли нашему Академгородку такая самостоятельность? Власти города и области не раз говорили о том, что в Советском районе помимо ученых живет и множество далеких от науки жителей. Не окажутся ли они в проигрыше?

А.Н. Люлько: - Давайте не забывать, что СО РАН является, по сути, градообразующим предприятием. Кроме того, центрами Советского района являются технопарк, Новосибирский государственный университет, и, конечно, районная администрация. Но нужна какая-то власть, которая объединит эти четыре структуры. Они должны не бороться друг с другом, а договариваться. Такой властью должен стать центр образования, инноваций и развития, который должен быть создан по указу президента.

- И все-таки – во что превратится СО РАН после проведения реформы?

Н.З. Ляхов: - Есть один важный момент. В новом законе четко прописаны задачи федерального агентства. Оно должно обязательно учитывать рекомендации ученых РАН. И эти рекомендации агентство должно превратить в финансовое обеспечение. А оно, в свою очередь, позволит нашим институтам сделать свою работу.

А.Н. Люлько: - У СО РАН есть функция, которую у него не может забрать никто и никогда. Оно всегда останется главным экспертным сообществом. Вот что такое академия наук. Каким бы ни был статус, академик остается академиком. И заменить его просто не кем. Как доктор Преображенский в повести Булгакова «Собачье сердце» - некому делать операцию, кроме него! Так и у нас.