С 21 по 25 июня в Институте ядерной физики СО РАН проходит 30-е международное совещание по физике токамаков (ITPA). Мероприятия этой серии проводятся коллаборацией ИТЭР (ITER, International Thermonuclear Experimental Reactor) дважды в год – во Франции, где сооружается установка, и в одной из стран-участниц проекта. Это шестое подобное совещание в России, но в Новосибирске оно проходит впервые.

Для нашей страны участие в подобных масштабных проектах – дело весьма выгодное. Российский вклад в коллаборацию составляет около 9 % стоимости проекта, взамен наши ученые получают право свободного доступа ко всем результатам работ коллаборации. А учитывая, что ИТЭР – это принципиально новая платформа технологий, результаты ожидаются очень ценные. Как отметил директор российского Агентства ИТЭР Анатолий Красильников:

– Сегодняшнее поколение физиков, инженеров ждет, когда проект заработает и термоядерные реакции, которые сейчас происходят только на звездах, будут запущены и на Земле.

В рамках своего вклада наша страна, помимо финансового взноса, должна изготовить 25 систем для будущей установки. В частности, ИЯФ СО РАН разрабатывает и изготавливает для проекта ИТЭР элементы трех диагностик (диверторный монитор нейтронных потоков, вертикальная нейтронная камера, анализатор нейтральных атомов), 4 портплага (то есть устройства для нейтронной защиты и размещения диагностик). Кроме того, институт участвует в разработке систем электроники.

В своем выступлении директор института, член-корреспондент РАН Павел Логачёв рассказал о главных результатах работы коллектива ИЯФ в этом направлении.

Во-первых, методы изучения воздействия мощных потоков энергии от термоядерной плазмы на тугоплавкую поверхность реактора основаны на использовании ускорительного комплекса ВЭПП-4. Он производит синхротронное излучение в виде коротких интенсивных сгустков, позволяющих изучать быстро протекающие процессы разрушения стенки реактора под воздействием мощных потоков плазмы.

Второй важный результат – очень мощные источники атомарных пучков водорода (в этой области ИЯФ является мировым лидером). Фактически, создается водородный ветер, дующий со скоростью 14-15 км/сек и несущий в себе постоянную огромную мощность до 10 мегаватт, используемую для нагрева плазмы.

А недавно впервые в мире в стенах института были созданы аналогово-цифровые преобразователи, позволяющие измерять параметры плазмы в термоядерном реакторе. Благодаря своим уникальными параметрам и точности измерения, они включены в каталог ИТЭР радиоэлектронной аппаратуры, рекомендованной к применению в реакторе.

Высоко оценил результаты работы новосибирских физиков и другой участник совещания, руководитель диагностического департамента ИТЭР Майкл Уолш.

Он также коснулся тех задач, которые сегодня должны решать научные коллективы, входящие в коллаборацию:

– В ходе проведения экспериментов с плазмой диагностическим системам установки требуется получить огромный массив данных.

Но поскольку температура плазмы достигнет колоссальных величин, исследователям приходится сталкиваться с проблемой: вариантов измерений будет намного меньше, чем параметров, которые нужно замерить. Поэтому в установке будут использоваться самые разные подходы.

ИТЭР будет представлять собой сложную систему, состоящую из абсолютно различных элементов, каждый из которых восходит к каким-то своим технологиям. И одновременно диагностики относятся к тому компоненту, который всю эту систему должен объединять.

Глава ITPA, профессор Ясунори Кавано привел примеры некоторых отдельных задач, которые обсуждались на совещании. Один из элементов диагностических систем установки  – зеркала, которые будут обращены к плазме, чья температура может достигать сотен миллионов градусов. И в таких условиях необходимо обеспечить защиту поверхности зеркал от загрязнений и разрушения. Другой важный вопрос – разработка систем управления плазмой в токамаке, поскольку для получения результатов она должна обладать конкретными, очень чёткими параметрами.

Вообще, вопросам надежности и безопасности узлов установки в коллаборации уделяют повышенное внимание. С одной стороны, большую часть узлов после запуска заменить или ремонтировать будет просто невозможно. А с другой – законодательство Евросоюза и условия участия в ИТЭР требуют гарантировать безопасность проекта для населения и окружающей среды.

Впрочем, сотрудники ИЯФ не видят в соблюдении таких жестких требований особой проблемы, скорее рассматривают их как полезный опыт, который пригодится в последующих международных контрактах. И эта уверенность подкрепляется результатами: на сегодня институт, да и российская сторон в целом еще ни разу не выбились из графика.

И это одно из оснований для оптимистичного заявления Майкла Уолша:

– У нас есть уверенность, что по критическим системам к 2025 году мы будем обладать достаточным уровнем научного и технологического развития, который позволит нам абсолютно точно получить первую плазму.

Георгий Батухтин

По телевидению показывают жуткую картину: в океанах образовались три огромных горы пластикового мусора, в основном использованных пластиковых бутылок и пакетов. Разлагается пластик медленно и дает мельчайшие чешуйки, которые заглатывают рыбы и другие обитатели океана и гибнут в страшных мучениях.

Ни иностранцы, ни наши молодые люди уже не помнят, что такое авоська.

Очевидное решение: запретим пластиковые мешки во всем мире.

Дадим всем авоськи и пластиковые бутылки заменим на стеклянные, и, авось, мусора в океане не будет. Так-то оно так, но тем не менее, однако… Не все так просто. Производство пластика приносит огромные прибыли, создает миллионы рабочих мест. Пока человечество не откажется от модели безудержного потребления, быть в океане мусору, гибнуть в океане рыбам и ракам …

Экологический кризис на Байкале

Начавшийся в 2011 году экологический кризис на Байкале многократно описан в научной литературе моими коллегами и другими учеными, а также в прессе; о нем говорят по радио и телевидению. О нем постоянно напоминают неправительственные организации, например, предводитель Северобайкальского природоохранного движения А. В. Тиссен. Причина его не ясна. Кризис крупномасштабный, охватил все мелководье Байкала по всему периметру длиной 1800 км. Коровы и лошади воду не пьют, люди не могут пить воду даже после кипячения. Купальщик поскальзывается, когда входит в воду. В журнале National Geographic байкальская субстанция названа слизью, которая покрывает дно. Дайверы раньше видели предметы на расстоянии 20-30 м, теперь видимость иногда падает до 2 м. Такой вот участок Мирового природного наследия ЮНЕСКО.

Дам только краткое перечисление фактов:

• необузданное развитие необычной для Байкала нитчатой зеленой водоросли спирогиры – тысячи и тысячи тонн;

• гибель почти всех байкальских губок, принадлежащих к нескольким эндемичным видам;

• исчезновение августовского стада байкальского бычка-желтокрылки, одной из кормовых баз омуля;

• неумеренное развитие цианобактерий на больных и мертвых губках и на грунте; образование толстых скользких водорослево-бактериальных матов;

• появление цианобактерий, выделяющих смертельно опасные нервно-паралитические яды сакситоксины.

Все это происходит в прибрежной мелководной зоне шириной порядка 100-200 м и глубиной до 25-50 м, на эту глубину еще проникает нужный для развития спирогиры солнечный свет.

Тиссен Анжелика Васильевна

Анжелика Васильевна Тиссен, 1971 г. р., окончила Иркутский сельскохозяйственный институт по специальности «Биолог-охотовед», работала психологом в военкомате, инженером-программистом в «Бурятэнерго», предпринимателем. В настоящее время возглавляет находящуюся в Северобайкальске общественную организацию «За чистый Северный Байкал». В 2011 г. именно она обнаружила массовые выбросы погибшей спирогиры на северо-западном побережье Северного Байкала и добилась приезда федерального природоохранного инспектора Е.А. Иванова. Инспектор убедился в том, что А.В. Тиссен права и обратился в наш институт, чтобы мы помогли разобраться в ситуации.

 С 2011 г. по настоящее время А.В. Тиссен беспокоит все уровни власти и просит помочь и спасти Байкал, и не без успеха. Недавно она встречалась с Главой Республики Бурятия В.В. Наговицыным. Вячеслав Владимирович, мудрый человек, сказал ей: «Что ты беспокоишься, пройдет время, и кризис пройдет. Возле Байкала есть озеро Котокель, и несколько лет назад там тоже был экологический кризис. Наука подняла большую тревогу, точную причину ученые тогда не установили, и мы не делали почти ничего. Сейчас Котокель снова чистый, все в порядке».

 И действительно, ученые сейчас не знают, какова точная причина байкальского кризиса, и найти ее – дело чести науки.

Пелагиаль Байкала – его глубоководная зона – пока не пострадала; не изменилась ни химия воды, ни фитопланктон, ни изобилие омуля, ни благополучие байкальского тюленя. Это не мое мнение, а факты.

На наших четырех научно-исследовательских судах мы провели за последние четыре года 50 экспедиций, еще несколько экспедиций – по льду; сделаны лабораторные анализы, расчеты с участием не менее 50 наших и 10 иностранных ученых и отечественных узких специалистов. Наши водолазы совершили около 200 опасных погружений на глубины до 50 м. Очень помогло нам Федеральное агентство научных организаций, ФАНО, – оплатило все топливо, закупило запчасти для импортных приборов, разрешило ввести дополнения в государственные задания.

Байкал – это сложная система; не «очень сложная», а сложная. Это не эпитет, а математический термин.

Английский физик Исаак Ньютон (1643—1727) писал: «Дайте мне координаты и импульсы всех частиц во вселенной, и я вам опишу все ее прошлое и предскажу все будущее». Неправ был старик, нельзя этого сделать, но не потому, что приборов, наблюдателей и компьютеров у нас недостаточно, а по принципиальным причинам. Все реальные системы в нашем мире сложные, неравновесные, и точное предсказание их поведения принципиально невозможно.

Но ученые выдвигают десятки гипотез – это их работа. Перечислю гипотезы о причине байкальского кризиса:

Загадка века

Кризис я называю «загадкой века», поскольку, по крайней мере, за 100 последних лет научных наблюдений на Байкале подобной беды не случалось ни разу. И раньше, во времена протопопа Аввакума, подобной выходки спирогиры, вероятно, не было ни разу. Где же загадка? Постоянно проживающие на берегу Байкала жители сбрасывают в озеро ежегодно около 50 т неорганического фосфора. Общее количество неорганического фосфора в Байкале – 308 000 т, т. е. примерно в 6000 раз больше. Значительная часть фосфора к тому же ежегодно утекает с водами Ангары. Ничтожная ежегодная добавка – 1/6000 часть – не могла бы вызвать и не вызвала эвтрофикацию всего озера. Представьте себе, что вам принесли горшок с горохом, но повар ошибся и положил одну лишнюю горошину. Вырастет ли ваш вес?

Зато добавка «горошины» антропогенных питательных веществ в мелководье Байкала действительно могла бы легко вызвать эвтрофикацию прибрежной зоны, если бы она была отделена от открытого Байкала водонепроницаемой стеной, ведь ее объем равен всего пяти кубокилометрам, а объем всего Байкала равен 23 тысячам кубокилометров.

Но стены-то нет. Почему же вода мелководий не обменивается с водой открытого Байкала? Это очень сложная задача из области гидродинамики, для решения которой требуются талантливые физики, математики; не имитационные, а более сложные математические модели; нужны эксперименты во вращающихся опытовых бассейнах, нужны новые натурные наблюдения.

К тому же надо объяснить не только эвтрофикацию мелководной зоны, но и взаимосвязь всех происходящих одновременно кризисных событий: безудержное развитие спирогиры – гибель губок – безудержное развитие ядовитых цианобактерий.

Массовая гибель популяций морских губок наблюдается в мире повсеместно – в Мексиканском заливе, в Карибском море, в Северной Атлантике, в Средиземном море, на Большом Барьерном рифе. Правда, массовая гибель пресноводных губок описана нами впервые. Причину массовой гибели морских губок пытаются установить ведущие биологи многих стран мира, грешат на заражение неизвестными микробами, на глобальное потепление климата, на яды антропогенного происхождения, на возросшее поступление питательных веществ. Работы ведутся, начиная с середины ХХ века, но к успеху не привели, причины так и остаются неизвестными.

Байкал – гораздо более простая экосистема, чем Мировой океан, и во многом можно было бы разобраться года за три, если бы были деньги. Нельзя работать без реактивов и «расходников», без ремонта приборов, без оплаты аутсорсинга, никто нам в долг не поверит. Какого-либо специального фонда для разрешения кризисных экологических ситуаций в стране нет, обычного же финансирования не хватает. Естественно, что еще в 2011 г. мы доложили научному сообществу и политическим руководителям всех уровней о кризисе, но деньги от этого не появились.

На принятую в 2012 г. Федеральную целевую программу «Об охране озера Байкал и социально-экономическом развитии Байкальской природной территории» выделено 57 млрд рублей, но ничего не выделено байкальской науке, а нам нужно всего лишь 0,4 % от этой суммы, чтобы попытаться понять, что происходит. Без более глубокого понимания трудно надеяться на то, что предлагаемые меры дадут ожидаемый эффект.

На Байкале из 29 сооружений для очистки бытовых стоков поселков и объектов рекреации работает только два, и даже они не обеспечивают предписываемого Законом качества очистки стоков. Нужны не обычные сооружения с биологической очисткой, а специальные установки, в которых доочистка от соединений азота и фосфора производится благодаря специальным технологиям и применению реагентов. Обычное очистное сооружение с биологической очисткой стоков для крупного Байкальского поселка будет стоить 400 млн рублей. Сооружение с дополнительной доочисткой от питательных элементов – азота и фосфора – будет стоит раза в два дороже. А ведь на всем западном побережье Байкала нет не только очистных сооружений, но и системы канализации, без которой эти сооружения бесполезны.

Еще лет 20 назад можно было надеяться, что Байкал справится с человеческими отходами сам. По дороге, ведущий из Иркутска в пос. Листвянка – это самая близкая к Иркутску «визитная карточка» Байкала – пробегало несколько десятков машин, бродили стада коров, и машины уступали им дорогу. По данным ГАИ, в один из дней 2015 г. Листвянку посетило три тысячи автомобилей, и в каждом сидело в среднем по четыре человека. Канализации на большей части территории Листвянки нет, загрязненные стоки из жилых домов и гостиниц с подземными потоками так или иначе попадают в Байкал.

Строительство очистных сооружений и канализации на берегу Байкала потребует много времени и сил.

Однако представим себе на минуту, что наука была не права, не сумев провести достаточно детальных и убедительных исследований. Окажется, что деньги на систему удаления фосфора были потрачены неэффективно. Но очистные сооружения нужно строить, так сегодня требует Закон. Так бывает – политики часто вынуждены принимать решения в условиях недостатка информации, но лучше, чтобы информация была.

Сейчас необходимо разработать и испытать на деле различные системы удаления фосфора из стоков, а в идеале – доказать, что благодаря этому экологический кризис на Байкале может быть остановлен и повернут вспять – это предмет науки.

Известно, что скупой платит дважды. Я уверен в том, что опытно-промышленные установки будут созданы и испытаны, а деньги найдутся. Сегодня отношение к этой проблеме заметно изменилось.

Черный лебедь

Кризис на Байкале стал совершенно неожиданным, и вряд ли его можно было предсказать.

Есть такой знаменитый американский философ, математик, экономист и успешный игрок на бирже, Нассим Николас Талеб. Родился он в Ливане в 1960 г. Знаменитую Гарвардскую школу экономики он называет Советско-гарвардской школой экономики, которая своей главной задачей считает предсказание курсов акций и благополучия государства. Как он говорит, в этой школе есть кафедра орнитологии, где в клетке содержат птиц, а профессора учат птиц летать – машут рукавами, поднимают ногу, опускают нос. Месяца через три птиц отпускают. И, о чудо! Птицы научились, они летят и улетают прочь. Слава прекрасным экономистам! Прекрасная школа!

Талеб ввел понятие «черного лебедя». Наши экономисты, кажется, о нем слышали. «Черный лебедь» – редкое событие большой амплитуды, которое совершенно невозможно предсказать в принципе, даже если есть компьютеры любой мощности. Обычными «советско-гарвардскими» методами нельзя пользоваться для игры на бирже для того, чтобы предсказывать климат или цены на нефть и курс доллара, результат настоящего научного исследования, будущее состояние Байкала – потому что все это – сложные системы, в которых бесконечно малые причины могут рождать бесконечно большие последствия. Талеб извлек выгоду из понимания черного лебедя, его секрет был в том, что встретить «черного лебедя» он всегда был готов, и в результате преуспел.

Не понадеялся он на русский авось. Надеюсь, что и мы сумеем понять и обуздать своего байкальского «черного лебедя».

Есть в нашей стране такой документ, ОКВЭД называется. Расшифровывается так: общероссийский классификатор видов экономической деятельности. Иначе говоря, это такое обобщенное восприятие чиновниками (а именно для них ОКВЭД прежде всего и составлен) того, из чего складывается экономическая система нашей страны. И какое место должна занимать в ней каждая отрасль.

Про место я сказал не просто так. Все виды деятельности в классификаторе разбиты на группы, как подразумевалось составителями, по схожести. Например, в разделе А перечислены те, что относятся к сельскому хозяйству и охоте. В разделе СА – те, что связаны с добычей топливно-энергетических полезных ископаемых. И так далее. Поэтому строительство зданий и дорог находится в одном разделе, а вот добыча нефти совсем в другом.

А чтобы узнать, какое место в нашей экономике чиновники отводят науке, надо обратиться к разделу К. Сначала, правда, можно решить, что автор ошибся, потому что раздел называется… «Операции с недвижимым имуществом, аренда и предоставление услуг». Но, ознакомившись с ним, вы убедитесь, что все правильно: где-то между арендой бытовой техники и ведением бухучета нашлось место и для научной деятельности, и для деятельности, связанной с вычислительной техникой (то, что в мире принято называть ИТ-индустрией).

Есть в этом разделе и другие, востребованные обществом занятия: операции с недвижимостью, подбор персонала, чистка и уборка помещений…

Какое отношение к этому имеют научные изыскания, может удивиться далекий от российских реалий человек. Ведь генетический анализ – это вам не пол помыть. А эксперимент на ускорителе не имеет ничего общего с арендой холодильника. Но наши чиновники лишь посмеются над такой наивностью. Потому что в своих действиях руководствуются иной логикой.

И в рамках этой чиновной логики новый ОКВЭД вполне гармонирует с затеянной несколько лет назад реформой научной системы страны. Тогда, если помните, главным упреком в адрес академической науки было нерациональное обращение с вверенным ей имуществом. Речь шла не о микроскопах, а о недвижимости. А еще о том, что ученые не умеют «пиарить» себя должным образом. И о том, что академики отчего-то не спешат уходить на пенсию. И в лабораториях у них не поймешь, что происходит (в смысле, проверяющие из «минобра» понять не могут).

Все это должна была «исправить» реформа. Поэтому чиновники и соединили в смежные отрасли науку, операции с недвижимостью, рекламу, подбор персонала и уборку помещений в одно целое. Чтобы, так сказать, вместе все и взаимодействовало.

У нас в последнее время часто говорят о «срезании углов» и «переходе к шестому технологическому укладу». Вот, вы что подумали. Наверное, что надо не пытаться догнать западные экономики, спеша по уже пройденному ими пути технологического развития. А «срезать угол» и обогнать благодаря разработанным нашими учеными инновациям, всякими там аддитивными производствам, «умным городам» и биотехнологиям. Я тоже так думал.

А оказалось, что «шестой технологический уклад» в понимании чиновника от науки совсем другое. «Срезая углы», распродать недвижимость, которую занимают научные учреждения, открыть на этих площадях бизнес-центры по оказанию всяческих услуг, высвобожденным научным работникам подыскать новую работу, например, по уборке территорий этих бизнес-центров.

В число новых собственников обязательно ввести своих родственников, чтобы участвовать в разделе арендных платежей. А инновационный продукт пусть за границей выпускают, в поте лица – работа дураков любит…

Не верите, сами почитайте новый вариант Классификатора видов экономической деятельности. Потому что это не просто текст, а описание того, как, по мнению чиновников, должна быть устроена экономика нашей страны. А потом можно просмотреть пару статей, про то, как мы вот-вот весь мир удивим своими прорывными достижениями. Читать, кстати, очень удобно при помощи «айфона» или планшета…

P.S. Кстати, в свете того, как развивается после реформы наша система образования, есть предложение в следующем вариант ОКВЭД соответствующий раздел «Образование» объединить с «Предоставлением услуг по ведению домашнего хозяйства».

Георгий Батухтин

Магнитные полюсы Земли, как известно, находятся в непрерывном движении: за последние 500 млн лет они много раз менялись местами, а период инверсии (смены полярности) составлял от десятков тысяч до миллиона лет. Что касается наших дней, то в 1970-х гг. Северный магнитный полюс практически по прямой устремился от островов Канадского арктического архипелага в Сибирь со все возрастающей скоростью (Newitt et al., 2009). Всего же, по данным обсерватории Резольют-Бей, за последние 40 лет полюс прошел путь длиной около 500 км, покинув Канадскую Арктику. Не исключено, что уже в ближайшие десятилетия северное сияние станет обычным явлением в некоторых районах Евразии.

Но это касается изменения географического положения полюсов год от года, а насколько стабильно они ведут себя в масштабе реального времени – в течение секунд, минут, суток? Многие полярные путешественники, мореплаватели и авиаторы, отмечали, что указывающая на Северный магнитный полюс стрелка компаса иногда вертится «как бешеная». «На пазорях матка дурит», – говорили в таких случаях русские поморы, связывая беспокойное поведение компаса со сполохами северного сияния. Поэтому устойчивость положения магнитных полюсов давно ставилась под сомнение. Однако до сих пор ученые не пытались оценить ее количественно.

В магнитных обсерваториях мира сегодня ведется непрерывная запись всех данных, применяемых для расчета среднегодовых значений параметров магнитного поля и создания карт земного магнетизма, но эту же информацию можно использовать для изучения поведения магнитных полюсов на секундных, минутных и суточных интервалах. Так как определить положение истинного магнитного полюса можно лишь находясь в полярной области (Арктике или Антарктике), исследователи из магнитной обсерватории «Новосибирск» Алтае-Саянского филиала Геофизической службы РАН и Новосибирского государственного университета использовали для своих расчетов географические координаты так называемого «виртуального магнитного полюса», которые определяются на основе фактических значений магнитного склонения и магнитного наклонения.

Результаты вычислений удивили самих авторов – опытных магнитологов. Оказалось, что даже в дни спокойного состояния магнитного поля во время весеннего и осеннего равноденствия северный магнитный полюс постоянно двигался по траектории, напоминающей овал, а в период магнитных возмущений еще петлял, как заяц, выписывая по пути мелкие «вензеля» с периодом в несколько секунд.

Во время одной из самых мощных магнитных бурь, наблюдавшейся в конце октября 2003 г., полюс совершил настоящий «вояж» по арктическим островам, неоднократно отклоняясь на сотни (!) километров от своей среднегодовой позиции.

Скорости движения виртуальных магнитных полюсов были рассчитаны на основе данных восьми магнитных обсерваторий на протяжении одних суток, когда наблюдалось как спокойное, так и возмущенное состояние магнитного поля. Выяснилось, что в отдельные моменты полюсы перемещались со значительными скоростями и могли «обогнать» не только пешехода, но и автомобиль и даже реактивный самолет. Кстати сказать, максимальные и, безусловно, самые точные оценки скоростей движения полюсов были получены при использовании данных обсерваторий, расположенных в Арктике и Антарктике, т.е. в районах, где эти полюсы реально «блуждают».

Результаты, полученные новосибирскими магнитологами, имеют не только научный, но и практический интерес. Ведь со смещением магнитного полюса не только меняется область полярных сияний, но и растет риск возникновения аварийных ситуаций в протяженных линиях электропередач, помех в работе навигационного оборудования, космической и радиосвязи. Что же касается периодически происходившей в историческом прошлом инверсии магнитного поля Земли, то если полюсы станут целенаправленное двигаться со скоростью хотя бы пешехода, то процесс смены полярности займет не тысячелетия, как ожидается, а считанные годы. Такое событие, еще ни разу не случавшееся на памяти человечества, может привести к серьезным техническим проблемам и даже общему кризису техногенной цивилизации.

Следить за поведением магнитных полюсов необходимо, и чем ближе к полюсу будет расположена магнитная обсерватория, тем точнее будут результаты. Так как в ближайшие годы область «блуждания» северного магнитного полюса должна переместиться в российский сектор Арктики, уже сейчас уместно ставить вопрос об организации отечественной службы истинного магнитного полюса, в том числе создания новой арктической геомагнитной обсерватории вместо обсерватории «Мыс Челюскин», закрытой в 2011 г.

Подготовила Лариса Овчинникова

Тема «Умного города», озвученная нами на Форуме городских технологий 27 апреля, а также на площадке Форума «Технопром-2016», отражает не только попытки представить уровень наших местных научно-технических наработок. Перед нами поставлена конкретная практическая задача, которая будет отражена в соответствующей программе развития нашего города. Эта программа так и называется: «Новосибирск – умный город».

Сразу отмечу, что программа подобного рода содержит принципиально новые положения, не характерные для предшествующих программ развития. Причем, не только в масштабе нашего города, но и в масштабе всей страны. Некоторые города уже пытались воплотить нечто подобное, однако на практике до полной реализации дело так и не дошло. Были воплощены лишь отдельные элементы. В качестве примера можно привести наукоград  Сколково или международный деловой центр в Москве – «Москва-Сити». Других наглядных примеров пока что нет.

Я абсолютно уверен, что Новосибирск вполне может осуществить такую попытку,  реализовав у себя программу «умного города», опираясь при этом на собственные интеллектуальные ресурсы. Но для этого нам необходимо разобраться, как правильно расставить акценты, что конкретно выбрать в качестве важнейших приоритетов.

Инновации не внедряются ради инноваций. С их помощью решаются важнейшие задачи. О каких инновациях, собственно, идет речь?

В настоящее время весь мир ожидает четвертую научно-техническую революцию. На всех экономических форумах говорят о том, что мы уже стоим на пороге такой революции, которая полностью изменит нашу жизнь, нашу работу и наши коммуникации. И уже сейчас ясно, что успех в новом мире будет способствовать тем странам, которые будут активно внедрять, производить и эксплуатировать робототехнику, 3D-принтеры, электромобили и другие технологические новинки. Сейчас уже есть такое понятие, как «интернет вещей». Речь, как вы понимаете, идет о вещах, подключенных к интернет-коммуникациям. По оценкам специалистов, к 2020 году их уже будет порядка тридцати миллиардов – больше, чем всё население Земли. Именно такие технологии сейчас и определяют будущее.

Совершенно недавно Илон Маск заявил о том, что через три года на дорогах будут доминировать беспилотные автомобили. В нашей стране сейчас для дальних перевозок также разрабатываются беспилотные «КАМАЗы», пока еще в стадии эксперимента, но недалек тот день, когда они появятся на дорогах.

Кроме того, будет, безусловно, меняться ситуация с традиционными энергоносителями.

Например, в Норвегии к 2025 году ожидается запрет на использование автомобилей с бензиновыми двигателями. ЕС в целом планирует ввести запрет на использование двигателей внутреннего сгорания к 2050 году.

И это решение, безусловно, существенно отразится на экономике многих стран, особенно тех стран, для которых основной источник дохода – продажа энергоресурсов.

Таким образом, готовя программу «Новосибирск – умный город», мы пытаемся оценить указанные тенденции. С другой стороны, мы стараемся выявить наши возможности реализовать эти тенденции у себя. И здесь, в чем я абсолютно уверен, важнейшее значение будет иметь наше Сибирское отделение РАН, объединяющее 43 академических института. Вдобавок у нас довольно серьезная вузовская база, с ее научными школами и хорошо налаженной системой подготовки технических специалистов. Не оставим без внимания и наш Технопарк, признанный лучшим в стране, где работает порядка пяти тысяч человек, занимающихся инновационными разработками. Также стоит упомянуть и Медицинский Технопарк, специалисты которого уже готовы к внедрению своих разработок на благо здоровья людей. В частности, речь идет о персонализированной медицине. Причем, кое-что в этой области уже начинает внедряться. Серьезное значение имеет у нас и малый инновационный бизнес, развивающийся несмотря ни на какие кризисы.

В общем, возможности Новосибирска в этом плане колоссальны. Необходимо только грамотно ими воспользоваться. Мы должны в данном случае исходить из того, что инновации должны быть направлены на повышение качества жизни граждан. Нужно внедрить не просто какую-то передовую технологию (только потому, что она считается таковой), а именно ту, которая максимально востребована с точки зрения улучшения жизни горожан. Востребована прямо сейчас!

В этой связи мы выделили в нашей программе разделы, как никогда актуальные сегодня для жителей Новосибирска. Прежде всего, речь идет о городском транспорте, о регулировании транспортных потоков в целях предотвращения пробок, о строительстве и ремонте дорог. Актуальность этих проблем, думаю, никто из нас отрицать не будет. Дальше идут «умные технологии» в системе ЖКХ, проблема энергосбережения и энергоэффективности, использование инновационных видов энергии и развитие распределенной энергетики. Далее ставится вопрос о «доступной среде», где учитываются интересы людей с ограниченными возможностями. Естественно, мы не обошли вниманием экологию и вопросы безопасности. Также в число приоритетных направлений мы выделили вопрос повышения уровня предоставления муниципальных услуг.

Каждому из перечисленных направлений, конечно же, будет уделено отдельное внимание. В этой связи планируются целый комплекс мероприятий. В Академгородке, например, уже выделен участок дороги, который будет отремонтирован по технологии, предложенной Институтом химии твердого тела и механохимии СО РАН (директор – академик Н.З. Ляхов). На площади Ленина мы проводим эксперимент с интерактивной информационной панелью. После ее апробации и «доводки» мы планируем устанавливать  «умные» остановки. Вместе с Институтом теплофизики СО РАН мы прорабатываем вопрос создания Энерготехнопарка как центра новых технологий в области энергетики и энергосбережения, а также – Демонстрационного центра технологий для нужд ЖКХ. По каждому из вышеуказанных направлений мы планируем провести серьезную проработку с экспертами. В течение ближайших месяцев по инициативе департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Новосибирска будет проведен ряд мозговых штурмов, которые станут своеобразными коммуникационными площадками для выстраивания партнерских отношений между сотрудниками муниципалитета, учеными-разработчиками, представителями инновационного бизнеса и финансовых организаций. Все мероприятия планируется проводить исключительно в деловом формате.

Задача текущего момента заключается для нас в том, чтобы как раз собрать необходимый пул потенциальных участников, заинтересованных в реализации программы «Новосибирск – умный город». Мы, со своей стороны, предоставляем такую площадку в целях согласования наших позиций. И надеемся на то, что представители экспертного сообщества, а также представители промышленности и бизнеса примут активное участие в этой работе.

Александр Люлько, начальник департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска

От редакции: анонсы предстоящих мероприятий, посвященных программе «Новосибирск – умный город», будут размещаться на нашем сайте. Следите за публикациями.

Прошедший «Технопром-2016» не обошелся, конечно же, без темы освоения северных нефтегазовых месторождений. Проблему емко и доступно обозначил на одной из секций Форума научный руководитель Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН академик Алексей Конторович. Он обратил внимание на то, что в течение нескольких десятилетий – с 1930-х годов прошлого века – мы развивались по одной характерной парадигме: последовательном освоении всё новых и новых нефтегазоносных провинций. «Начиная с Северного Кавказа, мы шли на Волгу, Урал, затем – в Западную и Восточную Сибирь, далее – на шельфы Охотского моря», – отметил ученый.

Правда, дальнейшее продвижение к труднодоступным северным месторождениям сдерживается рядом факторов, включая отсутствие надлежащих технологий. По мнению Алексея Конторовича, к такой ситуации в чисто техническом плане пока в мире не готов никто: «Заявления о том, будто такие технологии есть у Норвегии или Канады – это всё рекламные ролики. Они все там работают в зонах, не покрываемых круглогодичными или многолетними льдами. Та Арктика, с которой нам придется работать в Карском море и других северо-восточных морях, – это совсем другая Арктика. И технологий для работы в этих зонах пока ни у кого нет».

В таких условиях Западная Сибирь, по словам академика, останется главной нефтяной базой страны почти на весь XXI век.

«По крайней мере – до 2070-х годов. В Арктике мы начнем работать не раньше середины века, но готовиться технологически мы обязаны уже сейчас. Если мы будем рассчитывать только на покупку технологий, то мы постоянно будем жить в мире санкций и подглядываний, когда нам что-то подадут», – уточнил он.

В свете сказанного Алексей Конторович обратил внимание на технологию добычи сланцевой нефти, успешно применяемой сейчас американцами. У нас эти технологии разрабатывались еще в 1960-е годы, однако потребностей в них в то время не было, поскольку тогда существовал избыток традиционной нефти. Поэтому специальных научных исследований в данной области не велось. Но сегодня, уточнил ученый, ситуация начинает меняться: добыча на освоенных ранее месторождениях начинает снижаться, а к 2040 году упадет вдвое. Стало быть, заключает академик, необходимо осваивать новые месторождения, доводя до соответствующего уровня технологии добычи. Эта необходимость, считает он, продиктована тем, что еще как минимум полвека нефть, газ и уголь будут основными источниками энергии.

Главным объектом освоения Алексей Конторович считает Баженовскую свиту. Сегодня это месторождение считается самым богатым источником углеводородов. По самым скромным оценкам, там находится не менее 20 млрд тонн извлекаемой нефти. Это почти столько же, сколько было извлечено нами за указанные десятилетия! По другим же оценкам, Баженовская свита содержит нефти порядка 40-50 млрд тонн. Это больше, чем в Персидском заливе! Но, чтобы извлечь эту нефть, подчеркивает Алексей Конторович, нужна хорошая наука и хорошие технологии.

«Я должен с грустью сказать, что такой науки и таких технологий сегодня в России практически нет. И если мы не будем всерьез этим заниматься и финансировать эту науку, то наше будущее становится темным и неясным. Россия будет во мгле», – констатировал ученый.

Нефть, которая там залегает, похожа на пластилин, находящийся на глубине нескольких километров. И никакие технологии, которые сейчас используются, там применить нельзя, утверждает он. Для разработки новой технологии потребуется интеграция геологов, геофизиков, физиков, химиков, горных механиков, а также «айтишников». Нужны дорогостоящие стенды и лабораторные эксперименты.

Алексей Конторович напомнил, что американцы потратили на технологию сланцевой нефти тридцать лет и вложили тридцать миллиардов долларов. Правда, указанная программа окупилась с начала добычи нефти в течение 5-6 лет. У нас же сейчас нет ни таких денег, ни времени. «На решение этой проблемы нам отпущено 10-12 лет максимум», – утверждает Алексей Конторович. Для решения задачи нужна мощная государственная программа (с привлечением бизнеса). И тогда, считает ученый, Россия будет обеспечена традиционным энергоносителем до конца столетия. А для этого, как мы понимаем, необходимо, чтобы данной проблемой озаботилось руководство страны и руководство нефтегазовых компаний. В марте этого года соответствующие предложения были донесены до главы государства Владимира Путина. Президент РФ лично принял Алексея Конторовича, получив от него десять аналитических записок, которые были отправлены по соответствующим инстанциям.

В принципе, изложенная позиция относительно развития нефтегазового комплекса выглядит логичной и убедительной. И можно было бы абсолютно во всем согласиться с уважаемым академиком, если бы не одно «но». Точнее, если бы не один небрежно брошенный тезис, согласно которому «расчет на возобновляемые источники энергии в условиях российского климата – это иллюзии».

Иначе говоря, нефть и газ – «наше всё». И веской причиной такой привязанности страны к традиционным энергоносителям якобы является наш суровый климат.

Не исключаю, что подобные «истины» наши академики доносят и до руководителей страны во время личных встреч. Поэтому неудивительно, что альтернативная энергетика у нас до сих пор финансируется, что называется, «по остаточному принципу», а ее доля в генерации (в отличие от европейских стран) ничтожно мала (составляет буквально доли процента). И так ли уж в том виноваты наши климатические условия?

Здесь бы я обратил внимание как минимум на три момента.

Во-первых, Россия – слишком большая страна, чтобы можно было вот так безапелляционно ссылаться на некий особый «российский климат». Согласимся, что климатические условия густонаселенного юго-запада страны значительно отличаются от огромных и малонаселенных территорий северо-востока. Далеко не вся страна расположена в тундре. Не думаю, что климат, например, Ленинградской области намного суровее климата соседней с ней Финляндии, а в Волгоградской или в Астраханской области солнца меньше, чем в Германии.  Полагаю, что геологи хорошо разбираются в географии, в том числе и в экономической. Поэтому, оценивая концентрацию основной массы населения РФ, говорить о том, что климат-де не дает нам возможности развивать альтернативную энергетику, мягко говоря, не совсем научно. В последнее время тезис о «суровости» наших природно-климатических условий уже успели довести до комизма. Вспомним недавнее «эпическое» признание мэра города Владимира: «Ну не приживается у нас асфальт, отторгает его земля наша». Полагаю, что совсем не к лицу заслуженным академикам давать повод для подобной демагогии.

Во-вторых, еще лет двадцать назад такой же скептический настрой был и в отношении европейских программ развития альтернативной энергетики. Мол, всё это «баловство и ненадолго» (кто-то считает так и по сию пору). Однако буквально за последнюю пару лет генерация на основе ВИЭ убедительно доказывает свое право на жизнь. Так, в Германии 8 мая этого года тарифы на электроэнергию ушли в отрицательную зону из-за того, что за счет солнца и ветра было получено беспрецедентное количество электроэнергии (доля генерации от ВИЭ составила 87%). Кроме того, напомню, что аналогичный скепсис еще совсем недавно высказывался и в отношении добычи сланцевой нефти и газа. Сегодня, когда американские добытчики вышли на приемлемую рентабельность, сланцевую нефть и газ уже не называют «авантюрой».

В-третьих, амбициозные проекты освоения северных недр, о чем еще два-три года назад трубили как о величайших свершениях, обещая вложить в это дело не менее триллиона рублей (по курсу двухлетней давности), сегодня уже не вызывают былого воодушевления. Почему? Да потому что решение о начале их освоения делалось с прицелом на неумолимое удорожание нефти и газа. Кто помнит, глава «Роснефти» два года назад называл цифру в 200 долларов за баррель. Сегодня баррель нефти опустился до 50 долларов. Эта та цена, при которой капитальные вложения в такие месторождения становятся не окупаемыми. И ситуация на нефтяном рынке остается неопределенной до сих пор. А, учитывая зависимость российского бюджета от цен на нефтяном рынке, трудно сказать, откуда возьмутся деньги на подобные проекты. Причем – в условиях санкций, когда нашим нефтегазовым гигантам перекрыли кредитные линии!

И, наконец, пример с американской программой добычи сланцевой нефти работает совсем не в нашу пользу. Дело в том, что американцы готовили свою «сланцевую революцию» для того, чтобы уменьшить зарубежные закупки ДОРОГОЙ (в те годы) нефти, покрывая собственные потребности. Их расходы окупились благодаря тому, что к моменту запуска технологии нефть снова стремительно подорожала (до 140 долларов за баррель). У нас же ситуация обратная, поскольку мы ориентированы не на закупку, а на продажу нефти. Иначе говоря, указанные проекты по добыче углеводородов абсолютно никак не связаны с реализацией наших собственных потребностей в энергоносителях. Это еще одна попытка удержать на мировом уровне статус «энергетической державы». И не более того. Из чего следует, что буря скважины, мы параллельно вгоняем себя в зависимость от мировой нефтяной конъюнктуры (а равно и от зарубежных кредитов, без которых нашим нефтегазовым компаниям не поднять ни один серьезный проект). И даже если принять тезис академика Алексея Конторовича насчет того, что в нашей стране энергетика на основе ВИЭ – это «иллюзия», то на Западе (где сосредоточены наши основные покупатели нефти и газа), она уже давно стала реальностью. А что там будет через десять лет, трудно вообразить даже писателям-фантастам.

Олег Носков

Анонсированный в прошлом году в Новосибирске проект строительства крупнейшего в Сибири биомедицинского парка «Зеленая долина» рискует остаться только на бумаге. Прорехи в законодательстве региона не позволяют инвесторам, готовым вложить в первую очередь парка около 2,2 млрд руб., выйти на площадку и начать возводить объекты. Каждый из четырех резидентов «Зеленой долины» уже начал поиски альтернативной площадки, в том числе в Подмосковье.

Эффект синергии

Инициатором строительства биомедицинского парка «Зеленая долина» год назад выступил Новосибирский научно-исследовательский институт патологии кровообращения имени Мешалкина (ННИИПК). Девальвация рубля и охлаждение отношений между Россией и Западом привели к росту затрат клиники, тотально зависимой от импортных расходных материалов и оборудования. Тогда у руководства ННИИПК, кровно заинтересованного в собственной производственной базе медицинских изделий, а также генерации технологий в области кардиохирургии, кардиологии, онкологии и нейрохирургии, возникла идея создать по соседству научно-производственный комплекс, который будет ориентирован на потребности клиники.

«Есть острая необходимость в решении задач импортозамещения, ведь доля импорта в ряде расходных материалов близится к 100%. Из-за девальвации рубля стоимость этих изделий значительно выросла, что, конечно, не лучшим образом сказывается на доступности наших услуг для населения»,— объясняет заместитель директора по научно-экспериментальной работе ННИИПК Евгений Покушалов.

Еще в 2009 году ННИИПК инициировал создание научно-исследовательского центра в области кардиологии, сердечно-сосудистой медицины и онкологии. Тогда клиника использовала компетенции ведущих профильных лабораторий институтов СО РАН. «Перед нами стояли амбициозные задачи. Мы выбрали серию проектов, реализация которых представляет для нас наибольший интерес. Часть непродуктовых проектов мы реализуем в своей клинической практике в виде технологий и методик, причем многие из них имеют большой экспортный потенциал. Продуктовые же проекты требуют создания биомедицинского парка»,— говорит господин Покушалов.

В медицине производство и наука всегда идут рука об руку. Мировая практика говорит о том, что медицинская линейка высокотехнологичных расходных материалов и оборудования должна полностью обновляться раз в три года, а то и еще чаще. При этом процесс создания медицинского изделия редко занимает меньше пяти лет, в фармацевтике же он еще дольше — восемь—десять лет. Очевидно, что весь путь от идеи продукта до его внедрения должен контролировать потребитель — клиника, которая в конечном счете и применяет эти материалы на практике. Так работает, например, Стэнфордский университет. Этому же принципу должна соответствовать и «Зеленая долина», подчеркивает Евгений Покушалов.

В начале августа 2015 года биомедицинский парк «Зеленая долина» ННИИПК презентовал правительству Новосибирской области и получил поддержку властей. «В оказании медицинской помощи Новосибирская область ориентируется на высочайшие мировые стандарты, и мы в состоянии ее оказывать, причем жителям не только нашей области, но и других субъектов Российской Федерации, чтобы наши граждане не уезжали на лечение в зарубежные страны. Мы заинтересованы развивать данные проекты»,— заявила министр экономического развития Новосибирской области Ольга Молчанова. В сентябре прошлого года «Зеленая долина» вошла в число флагманских проектов региональной программы реиндустриализации.

Проект «Зеленой долины» предполагает несколько этапов строительства. Общий объем инвестиций в парк может превысить 25 млрд руб. Первая очередь разместится на площадке в 8 га в непосредственной близости от ННИИПК, на участке, принадлежащем муниципалитету. Как уверяют в клинике Мешалкина, для строительства биомедицинского парка уже есть вся необходимая инженерная инфраструктура.

Для реализации проекта в начале года создана управляющая компания, учредителями которой стали НИИППК, СК «Метаприбор», «Ангиолайн», «НПК Эвипро».

«Зеленой долиной» заинтересовались четыре инвестора, чьи производственные объекты составят первую очередь биомедицинского парка. За 10 месяцев обсуждения проекта на разных площадках регионального и федерального уровня потенциальные резиденты определились с техническими параметрами объектов, размером необходимых вложений и источником финансирования. Помимо создания инновационных продуктов для лечения сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний каждый из резидентов намерен заниматься научными исследованиями.

Спасти тысячи

Новосибирский предприниматель Владимир Мартыненков, владелец строительного концерна (СК) «Метаприбор», намерен построить в «Зеленой долине» первый в Новосибирской области Центр позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ-центр). Его площадь составит 2,5 тыс. кв. м. «Для нас этот проект — возможность диверсифицировать нашу инвестиционно-строительную деятельность. И мы с удовольствием реализуем этот значимый для региона проект»,— комментирует бизнесмен.

Специализация ПЭТ-центра — производство радиофармацевтических препаратов для диагностики и лечения онкологических, сердечно-сосудистых и неврологических заболеваний. По словам Евгения Покушалова, ПЭТ — это единственная в мире технология, которая позволяет с 100%-ной точностью выявлять онкологическое заболевание на ранней стадии и оценивать эффективность лечения злокачественных образований.

Практика показывает, что применение ПЭТ снижает уровень смертности на 25%. Ближайший к Новосибирску ПЭТ-центр находится в Красноярске, что не позволяет новосибирцам пользоваться его услугами — слишком далеко. «Для некоторых исследований ПЭТ-центра требуются изотопы, чья жизнеспособность отсчитывается от нескольких минут до нескольких часов»,— поясняет господин Покушалов. ПЭТ-диагностика включена в государственный стандарт оказания медицинских услуг.

Ожидается, что ПЭТ-центр биомедицинского парка полностью закроет потребности Западной Сибири в этой услуге. Это около 200–250 тыс. человек, только в Новосибирской области в ней нуждаются порядка 70 тыс. онкобольных. По словам Владимира Мартыненкова, стоимость строительства ПЭТ-центра и его оснащения европейским оборудованием составит 1,2 млрд руб., из которых 30% — собственные средства инвестора, а 70% — банковские кредиты на условиях проектного финансирования. Сегодня предоставить кредит «Метаприбору» готовы сразу два банка.

17 мая СК «Метаприбор» подписал соглашение о сотрудничестве с правительством Новосибирской области и ННИИПК. Согласно документу инвестор обязан использовать ПЭТ-центр в интересах населения региона и содействовать применению ПЭТ-диагностики в исследовательской деятельности клиники Мешалкина и других научных и лечебных учреждений. По словам Владимира Мартыненкова, «Зеленая долина»  — лучшее место для строительства ПЭТ-центра в регионе. Сейчас инвестор заканчивает работу над проектной документацией, ожидается, что строительство ПЭТ-центра завершится к концу 2017 года. На предприятии будут работать 60 человек.

Вдернуть нить

ООО «НПК Эвипро» планирует создать в «Зеленой долине» предприятие по выпуску гемостатического материала для хирургии, аналогов которому в стране нет. «Это нить на основе переработанного хлопка, которая полностью рассасывается в теле человека. Технология позволяет проводить операции на печени, легких, головном мозге — там, где невозможно использовать стандартные расходные материалы»,— констатирует исполнительный директор «НПК Эвипро» Денис Пашкин. Сегодня рассасывающийся гемостатический материал для хирургических операций полностью закупается за границей, в основном в США.

В первую очередь «НПК Эвипро» готова вложить 260 млн руб. Предприятие разместят в корпусе площадью 2,5 тыс. кв. м, 500 кв. м составят сверхчистые помещения.

По словам инвестора, компания располагает необходимыми инвестициями и имеет договоренности с поставщиками сырья. Окупаемость вложений в первую очередь составит пять лет. «У нас нет задачи окупить проект в кратчайшие сроки, мы хотим его развивать»,— подчеркивает топ-менеджер «НПК Эвипро». Ожидается, что производство потребует 60 сотрудников. После начала выпуска гемостатического материала в «Зеленой долине» его стоимость на рынке будет как минимум на 25% дешевле мировых аналогов, уверяют в «НПК Эвипро». В настоящее время специалисты «НПК Эвипро» совместно с ННИИПК работают над созданием двух принципиально новых продуктов. Ожидается, что их серийное производство запустят в биомедицинском парке.

Стенты, катетеры, клапаны

Еще одним крупным инвестором «Зеленой долины» станет производитель коронарных стентов и расходных материалов для диагностики и лечения заболеваний сердца и сосудов «Ангиолайн». Строительство здесь научно-производственного корпуса площадью 5–6 тыс. кв. м позволит компании расширить номенклатуру изделий и сосредоточиться на научных исследованиях. Сейчас производство «Ангиолайн» размещено в Технопарке новосибирского Академгородка.

«Наше производство изначально базировалось на западных технологиях, но постепенно встал вопрос об обновлении линейки. Сначала мы копировали ведущие мировые образцы, затем задумались о создании собственных продуктов»,— рассказывает собственник «Ангиолайн» Андрей Кудряшов. В феврале текущего года компания объявила о начале доклинических испытаний аортального клапана, разработанного совместно со специалистами ННИИПК. Как уверяют эксперты, аналогов этому клапану в мире нет.

За последние пять лет российские хирурги провели более 35 тыс. операций стентирования с использованием изделий «Ангиолайн». «В этом году мы намерены занять 25–30% российского рынка коронарных стентов, то есть выпустить 40–45 тыс. изделий. Притом что потребность отечественного рынка 500 тыс. в год. Так что есть куда расти»,— замечает господин Кудряшов. В его планах довести производство коронарных стентов до 250–300 тыс. штук.

В «Зеленой долине» Андрей Кудряшов намерен создать мощности по производству сердечных клапанов и диагностических катетеров, которые сегодня в большинстве своем закупаются за границей.

Владелец «Ангиолайн» убежден: импортозамещение в области сердечно-сосудистой хирургии неизбежно приведет к удешевлению операций. Рыночная цена коронарных стентов, которые компания вывела на рынок, оказалась в 2,5 раза ниже, чем у импортных аналогов, при этом с начала кризиса «Ангиолайн» увеличил мощности предприятия втрое. По словам Андрея Кудряшова, коронарные стенты «Ангиолайн» стоят на рынке 28 тыс. руб., импортные образцы — от 65 до 80 тыс. руб. Если зарубежный аортальный клапан можно купить за 1,5 млн руб., новосибирский имплантат обойдется в 250 тыс. руб., заверил господин Кудряшов. Вложения в строительство корпуса на территории «Зеленой долины» он оценил в 250–300 млн руб.

«Мы как никто заинтересованы в расширении продуктовой линейки „Ангиолайн“,— говорит Евгений Покушалов.— Клиника провела сравнительное исследование продукции „Ангиолайн“ и лучших мировых аналогов. Так вот, стент новосибирского производства по некоторым показателям оказался лучше».

Пустить в расход

Четвертым резидентом будущего биомедицинского парка готова стать компания SMT. Этот игрок специализируется на производстве расходных материалов для оказания медицинской помощи. Открытие завода в «Зеленой долине» позволит существенно расширить номенклатуру выпускаемых изделий, убежден владелец компании Жерар Эпоян. «Рынок отечественных расходных материалов динамично растет. Кризис нам играет только на руку. Толька наша компания за минувший год увеличила ассортимент на 12 позиций, занимая около 10% рынка страны»,— отмечает бизнесмен. SMT имеет свои производственные мощности в Ереване (27 тыс. кв. м) и Бердске (11 тыс. кв. м) под Новосибирском. Среди прочего компания производит 15 млн шприцев и более 35 млн игл.

Проект Жерара Эпояна в «Зеленой долине» предполагает три этапа строительства. Производство займет 19 тыс. кв. м и потребует более 1,3 млрд руб. Инвестиции в первую очередь оцениваются в 400 млн руб. На этой площадке SMT сосредоточится на производстве шовного материала. Это около 80 наименований изделий, включая иглы.

«Мне понравилось предложение клиники Мешалкина подключиться к „Зеленой долине“. Считаю очень разумным работать сообща с ННИИПК и другими резидентами. Убежден, итогом нашей работы станет снижение зависимости России от иностранных расходных материалов»,— говорит господин Эпоян. Как и у других заинтересованных в «Зеленой долине» инвесторов, у него нет проблем с финансированием своего проекта.

«Не можем ждать»

Несмотря на наличие реальных инвесторов, включение биомедицинского парка в число приоритетных проектов программы реиндустриализации Новосибирской области, есть вероятность того, что «Зеленая долина» не состоится. Дело в том, что в регионе не принят так называемый закон о масштабных инвестиционных проектах. Он должен позволить выделять земельные участки в аренду без проведения торгов, если планируемые к возведению объекты относятся к сфере образования, здравоохранения и культуры. Правовые основы для этого закона появились весной прошлого года, после внесений поправок в Земельный кодекс РФ.

«Весной закон о масштабных инвестиционных проектах был одобрен в первом чтении, и дальнейшее его прохождение в Заксобрании застопорилось. Мы не понимаем, в чем дело. Есть инвесторы, готовые вложить миллиарды рублей, есть желание регионального правительства и депутатского корпуса, но закона нет. А ведь ждут его не только инвесторы „Зеленой долины“.

Например, в Москве такой закон был принят в апреле 2015 года»,— говорит председатель совета директоров Агентства инвестиционного развития Новосибирской области (АИР) Николай Сурков. Именно АИР отвечает в регионе за формирование благоприятного инвестиционного климата и привлечение инвестиций. Ожидалось, что этот закон вступит в силу еще до конца апреля.

Депутатов смутило слишком активное продвижение «Зеленой долины» со стороны ННИИПК и АИР. Кроме этого, площадка под биомедицинский парк определена в зеленой зоне Академгородка. Против этого решения выступает часть жителей Академгородка. «Совсем без жертв этот проект не реализовать, но есть компромиссные варианты, как это можно сделать максимально безболезненно. Ведь мы же говорим не о создании бизнес-центра, элитного жилья или торговых центров. Мы говорим о том, что нам нужна площадь для строительства помещений, которые улучшат медицинские технологии — увеличится число высокотехнологичных операций, снизится смертность»,— подчеркивает Евгений Покушалов.

Ситуация осложняется тем, что инвесторы связаны финансовыми обязательствами перед банками, проектировщиками, поставщиками оборудования, которые торопят их с выходом на площадку.

«Мы не альтруисты, для нас участие в этом проекте — бизнес, с просчитанным сроком входа, объемом вложений, выходом на проектную мощность и окупаемость. Мы не можем ждать»,— говорит Денис Пашкин. «Неопределенность сроков принятия закона затрудняет диалог с нашими финансовыми партнерами, — вторит коллеге Владимир Мартыненков.— В конце июня мы представим наш проект в Будапеште, где ожидается подписание кредитного соглашения. Но если закон не примут, что же мы там будет презентовать и подписывать?» Господин Мартыненков рассчитывает в своем проекте использовать не только венгерское оборудование, но и капиталы этой европейской страны.

Сейчас каждый из потенциальных резидентов «Зеленой долины» находится в поиске альтернативной площадки под свой проект. Впереди летний строительный сезон, и пропустить его инвесторы не хотят. «Нас активно зазывают на площадку в Дубне под Москвой. Внимательно изучаем это предложение»,— отметил Жерар Эпоян.

По мнению Николая Суркова, опасность ухода инвесторов из «Зеленой долины» вполне реальна. «Мы находимся если не в тупике, то точно в подвешенном состоянии. Региону необходимы инвестиции, а без закона о масштабных инвестпроектах мы помогаем нашим соседям опережать нас в развитии. Уход инвесторов из „Зеленой долины“ нанесет мощнейший удар по инвестиционной привлекательности Новосибирской области, по репутации региона»,— подчеркивает господин Сурков. Он уверен, что в Новосибирске есть все условия для развития медицинского кластера: клиника Мешалкина, НГУ, центр вирусологии и биотехнологии «Вектор», медицинский парк при НИИТО, Биотехнопарк «Кольцово», Академпарк. «Это отличная база для развития региональной экономики»,— убежден председатель совета директоров АИР.

«А самое главное в сложившей ситуации, что в случае нереализованности проекта пострадают люди, так как уже сегодня мы вынуждены отказывать многим пациентам, которые имеют серьезные сопутствующие заболевания, ведь их лечение не укладывается в квоту, а с увеличением стоимости импортных расходных материалов ситуация ухудшилась в разы. „Зеленая долина“ — проект биомедицинского парка мирового уровня, который позволит уменьшить отток средств на медицинские расходы за границу, так как наши граждане поймут, что смогут получить помощь в пять-шесть раз дешевле при таком же высоком качестве услуг. Представители исполнительной и законодательной власти должны это понимать»,— подчеркнул директор ННИИПК Александр Караськов.

Илья Николаев

Ученые и инженеры Российского квантового центра первыми в стране запустили в опытную эксплуатацию полноценную линию квантовой защищенной связи — первая передача криптографической информации по 30-километровой коммерческой линии связи, соединившей два здания «Газпромбанка» в Москве, состоялась 31 мая 2016 года. Инвестиции в проект составили 450 млн рублей.

«Это наглядная иллюстрация того, как фундаментальная наука, квантовая физика, приносит зримые технологические плоды. И квантовая криптографическая линия – только первая из них, мы разрабатываем и другие квантовые технологии, которые будут менять жизнь людей к лучшему», — говорит гендиректор РКЦ Руслан Юнусов.

В современном мире шифры при передаче данных используют не только силовые структуры и военные, но и финансовые структуры, и частный бизнес. Все владельцы банковских карт пользуются криптографией и шифрованной передачей данных, как и пользователи многих электронных коммуникационных сервисов. Однако у криптографических систем есть одна неустранимая уязвимость — они требуют передачи ключа. Если злоумышленник «подслушает» эту передачу, шифр становится бесполезным.

Эффективным решением этой проблемы может быть использование квантовой связи. Квантовые системы основаны на использовании фундаментальных законов квантовой механики, которые невозможно обойти. Для обмена данными в рамках этой технологии используются одиночные фотоны, состояния которых безвозвратно меняются, как только кто-то попытается их «прочитать». Поэтому незаметно «подслушать» информацию, которая передается по этим каналам, невозможно. В настоящее время системы квантовой связи активно разрабатываются в Европе, в Китае, в США.

Работа над системой квантовой связи в Российском квантовом центре была начата в 2014 году при поддержке «Газпромбанка» и Министерства образования и науки РФ. Инвестиции в проект составляют около 450 млн руб. Научным руководителем проекта стал профессор Александр Львовский. Позднее для осуществления этого проекта была создана компания QRate, которую возглавил Юрий Курочкин. Первый в России квантовый защищённый канал связи был построен между отделениями «Газпромбанка» на Коровьем валу и в Новых Черемушках на базе существующей оптоволоконной линии.

«Принципиально важно, что канал был создан на основе стандартной телекоммуникационной линии, построенной из обычного оптоволоконного кабеля. Это значит, что наша технология может широко применяться на существующих сетях без переделок», — подчёркивает Юрий Курочкин.

Общая длина линии составила 30,6 километра, процент ошибок при передаче ключа не превышает 5%, что является очень хорошим показателем для сети в городских условиях. «Газпромбанк», который вкладывал средства в этот проект, намерен в последующем использовать квантовую связь в своей работе.

«Задача повышения защиты банковских каналов связи, а также электронных средств платежей от злоумышленников становится все более актуальной во всем мире, – отметил Заместитель Председателя Правления Газпромбанка Дмитрий Зауэрс. – Внедрение передовых технологий, реализованных Российским квантовым центром, позволяет противопоставить изощренным методикам киберпреступников самые высокие достижения науки. Начало практического применения квантовых изобретений в банковской отрасли служит лучшим подтверждением значимости РКЦ на передовой науки и техники».

Заинтересованность в использовании разработок РКЦ в сфере защищенной связи проявили и другие организации, в том числе «Сбербанк».

Директор по коммуникациям Российского квантового центра Анна Шангина

На фото: прототип установки квантовой криптографии, продемонстрировавший передачу квантового ключа на 30 км в коммерческих линиях связи общего пользования в Москве

Общепризнанным стал тот факт, что большая часть выдающихся научных результатов в наше время возникает на стыке дисциплин. Вопрос в том, какая форма междисциплинарного взаимодействия наиболее оптимальная. Обсуждали эту тему и в рамках прошедшего «Технопрома».

Сегодня есть несколько подходов к решению задачи оптимальной организации научной системы страны. Один из них активно продвигает президент НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук (его также считают одним из авторов реформы РАН). Суть его в следующем: есть ведущие научные центры, которые формируют программы исследовательской работы. И, в рамках этих программ, для достижения результата могут «поглощать» (временно или полностью) другие научные учреждения.

Этот подход нашел свое отражение в двух проектах соглашений с Росатомом, о которых мы уже рассказывали. Согласно соглашениям, будут созданы два межведомственных центра, в каждый из которых войдет Курчатовский центр, одна организация Росатома и два института РАН. У каждого будет Управляющий совет в составе президента Курчатовского института М.В. Ковальчука, гендиректора Росатома С.В. Кириенко и руководителя ФАНО М.М. Котюкова. Для каждого из центров будет разработана единая программа научно-исследовательской и иной деятельности. Научное руководство разработкой программ и их реализацией будет осуществляться Курчатовским институтом.

В чем особенность этого подхода? Прежде всего, в том, что оптимизации собственно  исследовательской работы он касается мало. И больше нацелен на перераспределение потоков бюджетного финансирования. Деньги, конечно, дело немаловажное. Но сама по себе  смена «кошелька» развитию научной интеграции или конвергенции не способствует.

Сторонником другого подхода выступил представитель РНФ Юрий Симачев (и его поддержал в этом Андрей Свинаренко, заместитель председателя правления ООО «УК «РОСНАНО»). По их мнению, ставку надо делать не на большие научные коллективы (институты), а на малые (лаборатории), которые формируются под конкретные задачи и отличаются большей гибкостью, в том числе, в вопросе привлечения специалистов из разных областей науки.

Именно поэтому Российский научный фонд предоставляет гранты не крупным организациям, выполняющим государственные задания, а как раз временным коллективам, которые обосновывают новые идеи и хотят проверить их экспериментально.

Ставку на лаборатории делают сегодня и многие зарубежные фонды. Но есть у такого подхода и слабые стороны.

Главная из них заключается в том, что небольшие научные коллективы, созданные «под конкретную задачу» – это, как правило, прикладные исследования. Поскольку в области фундаментальной науки эту самую задачу крайне сложно сформулировать заранее. И если в научной работе сосредоточиться только на таких группах, то очень со временем проявятся негативные последствия. Один из примеров прозвучал в выступлении замдиректора Национального исследовательского центра им. Н.Е. Жуковского Кирилла Сыпало:

– Сегодня авиастроение располагает большим багажом разработок в области новых, композитных материалов. Но конструкторы по-прежнему проектируют самолеты, как будто их делают из металла. В результате, фюзеляж и крылья нового «Боинга» на 80 % состоят из композитов, а выигрыш по массе получился всего 3 %. И пока мы не сменим сам подход к конструированию, мы не сможем использовать преимущества новых материалов в полном объеме.

О схожей проблеме говорил и представитель «Росатома»: сегодня часто строители АЭС отказываются от использования новых материалов, потому что процесс их сертификации занимает больше времени, чем строительство по старым технологиям.

Понятно, что изменение методик авиаконструирования или системы стандартов безопасности АЭС – это задача, с которой плохо справится малая научная группа, созданная на относительно краткий срок и работающая за счет конкретного гранта. А ведь речь идет про области исследований – атомная энергетика, самолетостроение, – где изначально доминируют прикладные научные задачи. А что тогда говорить о науке вообще. Да, сегодня центр финансирования (и внимания со стороны общества тоже) сместился в сферу прикладной науки. Но, по прогнозам многих экспертов, развитие технологий уже через десятилетие поставит перед человечеством вызовы, которые невозможно решить без новых фундаментальных открытий. И одни «малые группы» с этим явно не справятся.

Получается, на сегодня универсального ответа на вопрос, как лучше организовать работу на стыке наук, нет. Но, может, не стоит «изобретать велосипед», и присмотреться к опыту СО РАН, о чем в очередной раз в ходе круглого стола напомнил председатель отделения академик Александр Асеев.

В новосибирском Академгородке идея интеграции наук была заложена изначально, командой Лаврентьева. Не зря улицу, которая теперь носит его имя, называют самой научной в мире: на нескольких ее километрах расположилось 35 институтов, представляющих весь спектр наук. И объединяет эти тысячи ученых не только почтовый адрес места работы, но и единая среда обитания, постоянное общение и взаимодействие.

Поэтому, в 1990-е, когда отечественная наука переживала крайне непростые времена, в Академгородке так успешно прижилась идея интеграционных программ СО РАН (позволявших решить проблему бюджетного недофинансирования и объединявших в работе по одному проекту коллективы разных институтов). В результате, в годы, когда СО РАН возглавлял академик Николай Добрецов, на такие программы расходовалось до 10 % бюджета отделения.

Такой подход не просто позволил институтам выжить и продолжить работу, он принес и серьезные научные результаты, о которых напомнил в своем выступлении Александр Леонидович. В их числе: первый отечественный секвенатор (напомним, что генетические исследования сегодня находятся в мейнстриме научного развития) и открытие «денисовского человека», которое уже вошло в учебники и стало возможным благодаря сотрудничеству археологов, геофизиков, химиков и даже сотрудников ИЯФ (разработавших специальный спектрометр).

Работа в этом направлении развивается, буквально накануне реформы СО РАН начало переход от интеграционных проектов к интеграционным программам разного уровня – федеральным, отраслевым, региональным и научно-образовательным. Таким, как программа реиндустриализации Новосибирской области, получившая недавно поддержку не только областного, но и федерального руководства страны. Сейчас дорабатывается аналогичная программа для Якутии.

Так почему бы не использовать этот подход, уже показавший свою результативность, в масштабах страны. Конечно, интеграционные программы тоже не могут претендовать на роль панацеи. Но кто сказал, что нашей науке требуется какая-то одна, исключительная форма междисциплинарного сотрудничества. Вполне возможно, что оптимальным окажется сочетание интеграционных программ (для решения масштабных задач, таких как освоение Арктики) с поддержкой малых групп (которой сегодня активно занимается РНФ). Конечно, в такой системе круг людей, «контролирующих» бюджет на науку размывается. Но, как показывает отечественная практика, возможно, это и к лучшему.

Георгий Батухтин

Я сделаю ему предложение,

от которого он не сможет отказаться

«Крестный отец» (1972)

Как говорится, «внезапно». Россию оповестили о перспективах массового возвращения ученых — 15 тыс., как-никак. Оставим на совести инициаторов, почему о грандиозных планах подъема отечественной науки пишут в «МК», а о проблемах российских образования и науки ведущие российские же ученые предпочитали писать в Nature. Видимо, целевая аудитория в первом издании более соответствует уровню замысла. Что ж, к таковой аудитории мы еще вернемся… А пока — к сути.

Слова чиновников о неминуемом ренессансе науки, как им самим кажется, подкреплены солидными цифрами. Регулярно рапортуется о 1000/1300/1500 «уже вернувшихся». То есть осталось поднажать, застроить страну гиперкубами, и вернутся тыщи. Тыщи.

Правда, нетрудно убедиться, работая в научной среде, что высасываются эти цифры из пальца. Нехитрая арифметика: просуммировать всех (уехавших), кто добавил себе российскую аффиляцию в последние годы. Для большинства из них ничего в жизни не изменилось — науку они делают благодаря западным аффиляциям, в Россию ездят свадебными генералами. Иногда открывают лаборатории, где бывают пару месяцев в году.

Многим «зарубежным» россиянам регулярно предлагают «вернуться» по такой схеме — продолжать работать и публиковаться за счет зарубежного фундамента, но добавляя российскую аффиляцию. Реальное число вернувшихся ученых высокого уровня (крепких завлабов) — порядка 100-200 человек. Это Сколтех, некоторые «мегагрантники», несколько десятков лабораторий в нескольких же лучших вузах и НИИ и некоторое количество тех, кто из зарубежной науки пошел в отечественное околонаучное и вузовское администрирование.

Теперь взглянем на Родину, на которую так хочется вернуться (не сарказм — хочется). Что искренне трудно понять: почему для страны, в которой зарплата школьного учителя, врача или социального работника, даже хорошо работающего, зачастую не превосходит 20 тыс. руб., именно задача возвращения тысяч ученых на миллионные зарплаты является важнейшей прямо сейчас?

Сами по себе высокие доходы ученых — те, что уже выплачиваются, например, в Сколтехе, — не то чтобы плохи… Но плохи они на фоне того, что получает даже хороший, даже очень хороший учитель/преподаватель вуза. Это неоправданно, безответственно и просто неприлично с нормировкой на ситуацию в социуме.

Не может быть приоритетом именно возвращение ученых на зарплаты «мирового уровня» на фоне нищеты социума. Чтобы не быть голословным, вот опрос. Я его провел в соцсети «ВКонтакте» среди молодежи (отечественной), с которой мне регулярно выпадает радость работать на образовательных мероприятиях. Это студенты лучших вузов страны: МГУ, МФТИ, ВШЭ, Меды… Именно их учителя готовят будущую интеллектуальную элиту страны — собственно, таковая и отвечала на вопрос.

Итак, #прямосейчас месячная з.п. моего школьного учителя:

~20-40 тыс. руб. (131) 53,9%

 Проголосовали 243 человека.

И еще один интересный момент: а что же такое «квалификация»? Хирш и статьи в топовых журналах? То есть, переформулируя известного персонажа реалий современной России (правда, периода «нефтяного дождя»), «у кого нет „Натуры“, пусть идет в ж…»? Я и сам работаю и живу за рубежом и знаю, что тут множество отличных соотечественников-ученых и что «в среднем» они, пожалуй, сильнее тех, кто остался на Родине.

Очевидно, что работать в отечественной науке на фоне инфраструктурного и финансового провала последних десятилетий несравнимо труднее, чем работать в ведущих иностранных центрах. Как «нормировать» на это квалификацию? И как быть с другими занятиями неуехавших, с тем, благодаря чему вообще-то и поддерживался какой-никакой, а уровень отечественной науки, например с преподаванием (в вузах), которое вообще не является видимым приоритетом Минобрнауки?

Нетрудно убедиться, что некоторые какбэвернувшиеся новоявленные профессора даже не читают системных/регулярных курсов в вузах, выдавших им российскую аффиляцию. Точечные лекции и перерезания красных ленточек на торжественных открытиях «больших строек», извините, не в счет. Может ли, точнее даже, имеет ли право научное сообщество существовать вне образования?

Теперь время для предположений. Сведущим в реалиях Родины наблюдательным людям понятно, что многие «большие стройки» нынешней эпохи — результат эволюционного процесса сложной системы, в которой долгое время оптимизируемой величиной являлись личные профиты и гешефтики, притом в отсутствие общественного контроля. В такой системе работает схема «витрины напоказ» (10% инфраструктуры, на которые тратятся суммарно этак 10% денег) + «всё остальное» (90% инфраструктуры, на которые суммарно тратится еще 10%). Остальное рассовывается по карманам.

Весьма эффективная схема для персонального обогащения на всех уровнях системы. И работает, пока есть стабильный источник закачки бюджета — в недавнем прошлом то была нефть. И нет пока никаких оснований не предполагать, что 15 тыс. ученых — такая же стройка, в которой процесс и опилки важнее результата. Ибо заявлена эта стройка ровно той же властью, которая полтора десятка лет загоняла образование и науку в стране в болото. И пресловутые 15 тыс., как и многие другие уехавшие, уже давали свой ответ, как говорится, ногами. Причем динамика последних лет только усилилась, что бы ни говорили про «ренессанс» немногочисленные вернувшиеся/устроившиеся на теплые места.

Кстати, помнится, мы обещали вернуться к целевой аудитории. Не поленитесь, почитайте комментарии «простой публики» на сайте «МК» к статье, ставшей сигналом к этому обсуждению. Кажется, публика не так уж и проста. Возможно, инициаторы решатся-таки вынести обсуждение на уровень, например, Nature — что ж, наверняка «всё чудесатее и чудесатее» будут отклики от собственно ученых.

Напоследок: собственно, а что мы подразумеваем под «возвращением»? Соучастие в жизни Родины? Множество людей, работая за рубежом, регулярно бывают в России и в меру сил участвуют как в образовательных мероприятиях для молодежи, так и в научных с коллегами. Держать высочайший уровень, работая в лучших мировых центрах и притом регулярно приезжать и читать лекции, участвовать в коллаборациях с соотечественниками — это же отлично. Поддерживать своим приездом «витринные» проекты, которые нужны для отвлечения внимания социума от реального провала науки и образования в 150-миллионной стране… провала, вызванного коррупцией и безответственностью властей…

Тут каждый вправе делать свой выбор. Но таковой выбор — это не просто ответ на вопрос вернуться/остаться и сопутствующее обустройство быта себя и своих близких. Профессионал высокого уровня таковое обустройство — при очень высокой зарплате, обещанной «возвращенцам», — конечно, обеспечит. Это еще и выбор относительно своей репутации и поддержки того, куда и как ведут страну ее лидеры.

И тем, кто собирается сыграть на тонких струнах души соотечественников, искренне мечтающих вернуться, чтобы жить и работать на Родине, следует знать, что большинству уехавших не нравится, когда по струнам этим водят тем же смычком, что нужен для виолончели.

А тем, кто предполагает найти в этом возвращении шанс войти в ряды некой «элиты», способной поднять страну на новый уровень, следует вспомнить, кто эту «элиту» формирует последние полтора десятка лет… Им наверняка пригодятся слова, когда-то написанные для лучших умов огромной страны: «Враг рода человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от такого шанса. Этот шепот мне удается заглушить без особого труда, ибо я — человек непрестижный… и не терплю элиты ни в каком обличье… Как только они превратят меня в одного из них, ничего не останется от наших прежних намерений» (Стругацкий А., Стругацкий Б. Волны гасят ветер).

Ну а тем, кто решит, что все-таки самый весомый аргумент в пользу возвращения — это деньги, которых в России, как известно, по-прежнему в достатке, им остается только пожелать всего доброго. Хорошего настроения. И здоровья.

Об авторе: Пётр Власов — выпускник физ.-мат. лицея № 5 (Долгопрудный) и МФТИ, канд. физ.-мат. наук. Работал в Институте молекулярной биологии (ИМБ) РАН. Ныне — senior postdoc в Centre for Genomic Regulation (CRG), Барселона. По мере возможности участвует в образовательных проектах для школьников, среди которых Зимняя Пущинская школа (ЗПШ, www.zpsh.ru/wp/) и Школа молекулярной и теоретической биологии (ШМТБ, http://molbioschool.com)

Публикуем отклики на статью Петра Власова

Я готова подписаться под статьей Петра Власова и счастлива, что нашелся-таки человек, который назвал вещи своими именами, и что этот человек не из нас, работающих на родине, и поэтому уже «по определению» второго сорта, а именно из тех, кто «там».

Что касается «программы возвращения», послужившей информационным поводом для статьи Власова, то, поскольку данная программа пока даже не существует («в разработке»), то обсуждать ее не представляется возможным. Это очередная PR-кампания, относиться к которой серьезно и тратить время на полемику с «пустотой» не имеет смысла. Замечу только, что финансирование столь большого числа ученых требует значительных ресурсов — неясно, откуда предполагается их брать. Как бы не из «оптимизации» (= «ликвидации» или, в лучшем случае, сокращения) финансирования тех, кто уже в России и, несмотря ни на что и вопреки всему, продолжает работать, нередко даже на мировом уровне. Целесообразность вкладывания столь больших средств именно в целевое мегафинансирование «возвращения» ранее уехавших, а не в создание адекватных условий для научной работы в России для тех, кто в ней уже находится, лично у меня вызывает сильные сомнения, если не сказать жестче.

Потенциал «диаспоры», безусловно, можно и нужно использовать, равно как и потенциал любых зарубежных ученых. Но абсолютно не так, как практикуется в последний период.

Эту тему можно обсуждать серьезно и глубоко, если, конечно, будет готовность прислушаться к мнению, идущему в разрез с тем, что признано единственно правильным сегодня. Обсуждать с объективным и беспристрастным анализом эффективности и целесообразности вложения огромных средств в ранее запущенные и продолжающиеся программы с привлечением «гастролеров» и, для сравнения, эффективности расходования значительно меньших средств сильными российскими коллективами. А заодно провести и честный анализ эффективности государственной поддержки обучения и «стажировок» за рубежом, например за счет президентских стипендий (сколько реально возвращается по их окончании, как предусмотрено условиями данных программ, и какую пользу это приносит России), — не правильнее ли было бы те же средства направить на стипендии аспирантов и позиции постдоков внутри России, чтобы условия для работы в России были привлекательными, и к нам из-за рубежа приезжали лучшие молодые ученые, работая в тех же достойных условиях, что и «местные»? А советы, что необходимо изменить в России, чтобы в ней стало работать в науке как минимум не сложнее, чем за рубежом, кажется естественным спрашивать у тех, кто именно в России работает постоянно, знает проблемы изнутри, при этом имеет опыт и работы за рубежом, и международного сотрудничества. В России достаточно сильных ученых, чтобы опираться на них, их опыт и знания, в том числе — на их умение организовывать реальные дела, а не PR-кампании даже при скудном финансировании и под прессом бюрократии.

Елена Болдырева, гл. науч. сотр. ИХТТМ СО РАН, профессор, член Совета по науке при Минобрнауки, вернувшаяся в Россию в 1999 году после десяти лет научной работы в прекрасных лабораториях в Европе, отказавшись в Германии от позиции профессора C4, когда нас в России встречали не аккордные выплаты и фанфары, а пустые разоренные лаборатории и аудитории

* * *

Я ничего не могу сказать по поводу конкретных пропорций предполагаемых «гешефтиков» 10% — 10% — 80% (просто данных нет), а в остальном совершенно согласен с автором. Как справедливо заметил однажды предыдущий президент РФ, «Свобода лучше, чем несвобода». И этого не заменишь никакими высокими зарплатами, бесплатными детскими садиками или хорошей спецшколой для внука (см. интервью нового ректора Сколтеха в ТрВ-Наука № 205).

Мне кажется очевидным, что любой профессионально работающий в своей области научный работник заведомо обладает достаточным здравым смыслом, чтобы понимать, что никакой современной наукой невозможно успешно заниматься в общественной атмосфере оголтелой антизападной (да и любой другой) пропаганды, всеобщей подозрительности и ксенофобии, не говоря уже о том, чтобы желать растить в такой атмосфере своих детей и внуков.

Андрей Калиничев, профессор Высшей школы горных наук, Нант (Франция)

* * *

Мне задача «возвращения в Россию ученых» кажется неправильно поставленной. Если создавать в России хорошие позиции для ученых, не различая их национальность или этническое происхождение, то это поможет всем — кому-то остаться, кому-то приехать.

Константин Сонин, профессор Чикагского университета (США) и НИУ ВШЭ, член Совета по науке при Минобрнауки

* * *

Никакая программа «возвращения» не сработает сама по себе. Надо создать конкурентные на мировом уровне условия в стране, и профессионалы сами начнут возвращаться. Без флагов и фейерверков. Конкурентные условия, равные для всех: граждан РФ из страны и снаружи, а также граждан других стран мира. К сожалению, я пока не вижу значительных предпосылок к этому. Скажу больше, этого не хотят сами ученые в стране. А именно, серая масса не хочет конкурентной среды мирового уровня, так как не выдержит этой самой конкуренции. А меньшинство — сильные профессионалы — были бы не против, но не верят, что это реально осуществить. Потому опять же не особо поддерживают из принципа «не навреди».

Юрий Ковалев, зав. лабораторией внегалактической радиоастрономии Астрокосмического центра ФИАН, член Совета по науке при Минобрнауки

* * *

Насколько я понимаю, никакой программы пока толком нет — по крайней мере, я не видела, чтобы разным научным учреждениям массово выделяли на это деньги или хотя бы обещали выделить в обозримом будущем. Соответственно, гнев Петра тоже не очень понятен. А 15 тыс. нормальных рабочих мест с нормальными условиями — дело хорошее, брать на них исключительно возвращенцев — не факт, что очень разумно, хотя, разумеется, надо как-то постараться, чтобы люди, не сильно вовлеченные в мировое научное сообщество, не начали брать на них друг друга.

Екатерина Америк, профессор факультета математики ВШЭ