Математическую модель распространения коронавируса в России создали ученые Федерального исследовательского центра информационных и вычислительных технологий в Новосибирске. По их прогнозу, пик заболеваемости COVID-19 придется на 2021 год.
 
Разработанная новосибирскими учеными математическая модель учитывает множество факторов: заболеваемость, смертность, скорость распространения инфекции и так далее.

«Наши расчеты показывали, что если не будут вводиться дополнительные меры, то пика заболеваемости мы достигнем к февралю. Сейчас сложно учесть такие факторы, как сезонный грипп, которые будут усугублять ситуацию, уж точно не облегчать», - рассказал «МК Новосибирск» первый замдиректора ФИТ ИВТ Андрей Юрченко.

По словам Юрченко, математическая модель позволяет сделать анализ сценария, по которому развивается ситуация с коронавирусом, видеть итоги принятых или предполагаемых решений:
 
 «Ситуация начинает меняться из-за ввода дополнительных ограничительных мер, мы постараемся идентифицировать дополнительные параметры и оценить, как эти меры повлияют на дальнейшее развитие ситуации».
 
В Новосибирской области в последнее время наблюдается рост заболеваемости коронавирусом. Только за последние сутки был зафиксирован прирост в 149 заболевших.

Правительство, наконец, согласовало окончательную версию проекта федерального закона «О государственном регулировании парниковых газов». Показательно, что данный документ готовился в течение пяти лет, несмотря на то, что в странах ЕС (с которыми у нас партнерские отношения в сфере бизнеса) в ускоренном темпе продвигалась политика декарбонизации, и принимались новые нормативы и правила в свете подписанного Парижского соглашения. Российское же руководство действовало не спеша, будто, не веря до конца в грядущие перемены на глобальном уровне.

Возможно, проблема государственного регулирования парниковых выбросов так и осталась бы без должного внимания со стороны наших высокопоставленных лиц, если бы совсем недавно не грянул «гром»: подготовка стран-участников ЕС к введению так называемого пограничного «углеродного налога» на  углеродоемкий импорт. Данная мера способна серьезно задеть интересы целого ряда российских производителей, ориентированных на европейские рынки. Так, по приблизительным подсчетам, потери наших металлургов могут составить 0,6 – 0,8 миллиардов долларов США в год.

Понятно, что первыми от этой меры встрепенулись российские бизнесмены. В конце июля совет директоров компании «Северсталь» открыто признал необходимость следовать «зеленому» курсу, планомерно сокращая выбросы парниковых газов. Согласно озвученным планам, к 2023 году предприятия компании должны снизить интенсивность выбросов на три процента в сравнении с уровнем нынешнего года. Как мы понимаем, реализация подобных планов осуществляется в строгом соответствии с целями Парижского соглашения, официально ратифицированного нашей страной.

Таким образом, Россия – волей-неволей - вынуждена браться за выполнение взваленных на себя обязательств, поскольку их дальнейшее игнорирование будет отражаться на кошельке. Примечательно, что «Северсталь» уже готовится к техническому переоснащению и внедрению более современных технологий.

Надо отдать должное ее руководителям, наглядно демонстрирующим сегодня установку на решение стратегических задач вместо зацикленности на сиюминутных интересах.  Судя по заявлениям владельцев компании, они вполне рационально осмысливают перспективы, отчетливо осознавая, что другого выхода нет. Мир и в самом деле меняется. Образно говоря, наши производители экспортного продукта получили-таки долгожданный «волшебный пинок», заставивший их всерьез заняться инновациями. В конце концов (как нам показывает пример той же «Северстали»), постепенно приходит осознание того, что решение проблем экологии идет рука об руку с техническим прогрессом.

Впрочем, углеродный налог затронет не только производителей металла. По мнению аналитиков, вводимые Евросоюзом правила, отразятся на всей российской экономике. Один только нефтегазовый сектор рискует ежегодно терять до 2,5 миллиардов долларов. Осмысление и принятие этой неизбежности происходит медленно, постепенно, но неумолимо. Похоже на то, что понимание столь тревожных перспектив дошло, наконец, и до российского правительства. Итогом, судя по всему, как раз и стало ускорение работы по принятию закона о внутреннем регулировании углеродных выбросов, призванного формализовать отношения с нашими западными партнерами по этой части.

Пока что упомянутого окончательного варианта нет в открытом доступе. Однако, по сообщениям газеты «Коммерсант», в нем в качестве действенной меры принята добровольная «углеродная» отчетность компаний и поддержка «проектного механизма» для бизнеса. Остальные меры углеродного регулирования могут быть приняты в том случае, если в них появится острая необходимость. То есть, надо полагать, что типичный административный «прессинг» в виде штрафов и сборов за превышение лимитов оставлен на черный день (в случае, если целевые показатели не будут достигнуты вовремя).

Скорее всего, столь «гуманный» вариант закона принят не без давления со стороны представителей бизнес-сообщества (так, прежние версии подвергались жесткой критике как со стороны профильных министерств, так и со стороны РСПП). Отметим, что у руководителей российских компаний были серьезные претензии к намерению государства устроить дополнительный контроль. Любой из нас, кто ознакомится с опубликованными версиями законопроекта, прекрасно поймет настроения предпринимателей. Стоит дочитать хотя бы до середины текста, как становится совершенно ясно: у российской бюрократии мог появиться еще один способ «кошмарить» бизнес.

То есть, мало предпринимателям законодательных несуразиц по пожарной или санитарной части, так теперь они будут получать «втык» еще и со стороны углеродной проблематики. Здесь никаких иллюзий быть не могло: если мы имеем дело с несовершенным законодательством в целом, то ни одна из его частей не обещает быть совершенной, даже если она формально соответствует самым прогрессивным веяниям.

В принципе, опасения бизнесменов были не беспочвенны. Но, с другой стороны, у общественности тоже могут возникнуть опасения, причем, противоположного свойства. Мы уже знаем, что экологическое законодательство в нашей стране отличается избыточной «либеральностью». Во всяком случае, оно позволяет различным компаниям нарушать его без особого для себя ущерба. В некоторых случаях между властью и «несознательным» руководством вредных предприятий устанавливается «разумный консенсус»: предприятие платит мизерные штрафы, а власть делает вид, что она выполняет свой долг, регулярно наказывая (а по факту так и есть) нарушителя. Символическое наказание за причинение вреда окружающей среде является, пожалуй, самой неприглядной стороной российской экологической политики.

В чем-то схожая история, как видим, складывается теперь и с регулированием выбросов парниковых газов. Можно сказать, что окончательная версия законопроекта в какой-то мере отражает упомянутый «разумный консенсус». Но даже если правительство решится на административный прессинг и штрафные санкции, у нас нет никакой уверенности в том, что это будет сопоставимо с тем, как это происходит в тех же странах ЕС.  Если учесть, что сборы за выбросы могут направляться в специальный Фонд поддержки реализации проектов по сокращения выбросов, то нельзя исключать и того, что у российских чиновников возникнет искушение иметь постоянный источник такого пополнения. То есть государству будет выгоднее собирать щадящие штрафы с «нарушителей», чем по-настоящему бороться за экологию. «Нарушителям», со своей стороны, будет выгоднее откупаться от государства, нежели осуществлять реальную модернизацию. В общем, всё как всегда. Недаром российские экологи, предвидя, судя по всему, подобный исход, требуют ввести предельно жесткие требования к нарушителям.

Таким образом, мы находимся на очередной развилке, когда вопросы технической модернизации через ужесточение экологических требований (как это имеет место в странах ЕС) упираются в сиюминутные интересы наших производителей, якобы и без того задыхающихся от непосильного налогового бремени и избыточного администрирования. Ситуация во многом патовая. Как мы понимаем, неспособность тех или иных предприятий соответствовать новейшим международным требованиям отражает их техническую отсталость. В таких условиях введение «углеродных» санкций способно их окончательно добить. Надо полагать, в правительстве это понимают прекрасно, что может стать самым весомым аргументом в пользу «разумного консенсуса».

Как же, в таком случае, быть с модернизацией, а главное – с выполнением международных обязательств по сокращению выбросов? Полагаю, что проблема упирается в поиск какого-то «особого пути» для решения подобных вопросов. По большому счету, у нас перед глазами есть наглядные примеры тех же европейских стран, где действенный механизм взаимоотношений с бизнесом давно уже найден. Он сводится к разумному сочетанию двух составляющих – кнута и пряника. Кнут – для тех, кто хочет работать по-старому, пряник – для тех, кто стремится жить по-новому. В России с кнутом вопросов никогда не возникает. Проблемы есть в отношении пряника. Как мы знаем, наше правительство одаривать бизнес пряниками не любит, однако во избежание крайностей обещает не шибко размахивать кнутом. Почему с пряником у нас всегда происходит так скупо и неопределенно (декларации о намерениях не в счет), понять не сложно: проблема упирается в отсутствие внятной технической политики!

Специально подчеркну: это не вопрос недостатка материальных ресурсов -  это вопрос отсутствия четких ориентиров развития у представителей руководства страны! На самом верху неплохо осознают, чего делать не нужно (или невыгодно), но до сих пор не определились с тем, что делать необходимо. А значит, нет четких критериев относительно того, кого надо поддерживать и за что поощрять.

Константин Шабанов

​​Что дает рынку теория аукционов, как составляют в Америке счета за электроэнергию и причем здесь мобильная связь?  Экономического Нобеля комментирует кандидат экономических наук Юрий Петрович Воронов из Института экономики и организации промышленного производства СО РАН.

— Премия Банка Швеции памяти Альфреда Нобеля (с прошлого года с дополнением «по экономическим наукам») традиционно присуждается исследователям по двум направлениям — математической экономике и экономике поведенческой, с социально-психологическим уклоном. В 2020 году премию получили стэнфордские профессора Пол Милгром и Роберт Уилсон за усовершенствование теории аукционов. Второй из лауреатов почти всерьез говорит, что дистанция между ними всегда не больше 40 метров: они преподают на соседних кафедрах и построили свои дома рядом. Совместных публикаций у Милгрома и Уилсона сравнительно немного, но объединили их правильно: у них совпадают сфера интересов, объекты исследований и общие выводы.

В чем суть их достижений, удостоенных экономического Нобеля? Милгром и Уилсон усовершенствовали теорию аукционов и ввели в практику их новые форматы. Одна из аксиом этой теории состоит в том, что любой аукцион — прежде всего динамика спроса и предложения. Привычная ситуация с одним продавцом и множеством покупателей, поднимающих или, по другой модели, сбивающих цену — немного не то. Теория аукционов рассматривает взаимоотношения двух множеств, покупателей и продавцов, и рисует, таким образом, более целостную картину рынка. У покупателей есть цены спроса, у продавцов — цены предложения, и на аукционах они стыкуются тем или иным образом.

Аукцион — это игра по тем или иным правилам, которые постоянно вырабатываются и корректируются, пополняя и без того разнообразный список вариантов. Минимум каждые пять лет появляются новые виды аукционов, которых раньше не было. Например, аукцион Викри (нобелевского лауреата по экономике 1996 года) интересен тем, что побеждает покупатель, назвавший лучшую цену, но покупку производит по цене ближайшего из проигравших — этот сценарий также называется аукционом второй цены. 

Определить, насколько хороши или плохи правила проведения аукционов, позволяет рынок. Если правила соответствуют интересам продавцов и покупателей, то тех и других становится больше, если нет — они ищут более приемлемые сценарии и уходят на другие площадки. Заметим, речь идет в равной степени об обеих группах участников процесса: в рыночной экономике правил и ограничений не меньше, чем в плановой, но они нацелены прежде всего на соблюдение равенства сторон. Ярчайшее проявление — борьба с монополизмом, порождающая множество правил, общих и частных: в США, например, в счете за электроэнергию поставщик обязан показать цену покупки киловатта у генерирующей компании и, соответственно, свою прибыль, не превышающую установленной законом нормы. 

Пол Милгром и Роберт Уилсон привнесли в теорию аукционов рассмотрение тех ситуаций, в которых продавцы не заинтересованы в получении максимальной цены продажи. Разве такое возможно? Да, если продавец мыслит на несколько ходов вперед и видит отложенные выгоды в ситуации продажи не столько «почем», сколько «кому». Милгром и Уилсон около 25 лет исследовали британские и американские аукционы по продаже государством (в США — властями штата) радиочастот для организации мобильной связи. Государство в данном случае заинтересовано прежде всего в объеме и стабильности рынка, который будет приносить доход в виде налогов компаний-операторов. Таковые, соответственно, должны быть высокопрофессиональными и инвестиционно перспективными. Власти на аукционах занимают оправданную позицию «псевдоальтруиста», не стремящегося к максимальной сиюминутной выручке от продажи частот.​

Заслуга Уилсона и Милгрома состоит в кропотливом анализе истории таких аукционов и подборе, на его основе, оптимальных критериев выбора победителей. Это как раз та ситуация, когда теория строится не «из головы», а на богатом эмпирическом материале. Кстати, саму идею продажи частот выдвинул еще один нобелевский лауреат по экономике 2002 года Вернон Смит.

В 1960—70-е годы возникла проблема стихийного засорения FM-частот по огромному количеству маленьких любительских радиостанций, порождавших много мусора в эфире, в том числе и опасного. Экономист предложил государству декларировать эфирный ресурс национальным достоянием и, соответственно, объектом продажи наиболее ответственным и перспективным пользователям, способным строить передающие сети. Именно сетевой принцип ретрансляции сигнала и формирования все более и более широких зон покрытия привел к появлению сначала массовой мобильной радиосвязи, а затем — сотовой телефонии.  

Роберт Уилсон и Пол Милгром довели идею Вернона Смита до практических процедур, они предложили не один и не два новых типа аукциона, а целый букет — в зависимости от государственных и общественных приоритетов (не совпадающих не только в сравнении США и Британии, но и в отдельных американских штатах), экономических и технологических рисков и т.д. и т.п. Заслуга стэнфордских экономистов состоит прежде всего в обоснованности их предложений: за каждым стоит множество позитивных и негативных кейсов, статистические выкладки, результаты опросов и другой эмпирический материал. 

Автор: Андрей Соболевский.

Реформа РАН в 2013 году вызвала новый виток споров о том, как должны строиться отношения государства и науки. Споров, которые не утихают по сей день. При этом надо понимать, что это лишь очередной этап дискуссии, которая началась задолго до появления пресловутого ФЗ № 253.

Система, сложившаяся в СССР, вне сомнений, давала определенный (и вполне хороший) результат, но уже к 1980-м годам стала «проседать», равно, как и вся управленческая система страны. О том, что требуются изменения, причем, не косметические, говорили многие. Но вместо курса на модернизацию и адаптацию к рыночной экономике, в 1991 году государство выбрало по отношению к науке политику «игнора». СО всеми вытекающими последствиями, погрузившими некогда одну из ведущих научных систем мира в состояние глубоко перманентного кризиса.

В «нулевые» ситуация стала постепенно меняться к лучшему, но было понятно, что российская власть не имеет стратегической политики в области научного развития, нет понимания, а какая система отношений с учеными в итоге нужна. И реформа 2013 года, и последующие попытки как-то сгладить ее наиболее «острые углы» - яркое тому доказательство. Простой факт – за последние семь лет сменилось три правительственных ведомства, отвечающих за развитие науки в стране, причем, менялись не просто «вывески», а распределение полномочий и команды управленцев, принимающих решения. А ведь до того тоже были серьезные изменения. Но они больше походили на метания из стороны в сторону.

Когда не знаешь, как подступиться к решению задачи, первое, что приходит на ум – а как другие ее решают. И тут есть куда посмотреть, в мире существуют разные подходы к выстраиванию отношений между властью и наукой. При всем разнообразии, условно их можно разделить на три типа: североамериканский, европейский и азиатский. Рассмотрим их на примерах, наиболее близких к эталонному.

Американская мечта и наука

Логично, что эталоном североамериканской модели выступают сами США. Хоть эту страну часто воспринимают как пример торжества свободного рыночного регулирования, в ХХ веке там сложилась довольно тесная связь между политикой и наукой. «Драйверами» этого процесса выступили военные. В 1956 г. по инициативе министра обороны США пять крупнейших университетов создали некоммерческую исследовательскую организацию – «Институт оборонного анализа». За несколько лет институт вырос в крупное научное учреждение со штатом 600 человек. За два последующих десятилетия в США образовалось еще несколько десятков подобных научных центров, самые весомые имели статус «финансируемые правительством центры НИОКР». Их совокупное финансирование только по линии Конгресса составляло несколько миллиардов долларов ежегодно (в ценах 1960-х годов).

Но при этом Пентагон (а за ним и другие ведомства) сознательно отказались от создания таких научных центров внутри своих структур. Они считали, что большая независимость исследователей (для которых ведомства выступали в роли заказчиков, а не начальников) повысит качество их работы. При этом, главной задачей таких центров были мониторинг и аналитика в той или иной области, они не столько создавали решения, сколько помогали выбрать оптимальное сочетание имеющихся.

Ярким сторонником такого подхода стал Роберт Макнамара, сменивший в 1961 году кресло президента Ford Motor на пост министра обороны. Там, на протяжении семи лет он проводил целенаправленную политику по привлечению в независимые экспертные центры молодых специалистов из самых разных областей науки, чтобы создать прочный «кадровый резерв» для нужд военно-промышленного комплекса страны. И добился того, что работа в таких центрах стала не менее престижной, чем карьера в классической академической и университетской среде.

В 1980 годы возникает новая группа подобных организаций, ориентированная уже на гуманитарные исследования и создание политических технологий и идеологем мышления – Институт Катона и другие. Эти центры сразу рассматривались как оружие «холодной войны» и их связь с государством была гораздо более тесной. Именно их сотрудникам мы обязаны, к примеру, появлением концепции «цветных революций». Вот только с каждым годом, в их работе было все больше политического «консалтинга» и все меньше собственно науки.

Впрочем, другие центры свою работу не сворачивают, напротив, открываются новые. За полвека такой работы сложилось несколько механизмов выстраивания их отношений с «генеральным заказчиком» - государством. Часть их финансирования осуществляется напрямую из государственного бюджета (это оплата за конкретные исследования по заказу Конгресса или какого-то правительственного ведомства). Часть – составляют пожертвования крупных компаний, банков и частных лиц, осуществляющиеся как напрямую, так и через благотворительные фонды. Третья составляющая финансирования – доходы от редакционно-издательской деятельности самой организации. Как правило, эта часть бывает самой малой в структуре доходов центра.

При этом надо помнить, что политическая и бизнес-элита в США достаточно тесно связаны. Таким образом, финансирование от частников не делает центры самостоятельными «игроками», но дает им независимость от воли конкретного чиновника, представляющего госзаказ. Что довольно удобно в плане эффективности работы центров и при этом сохраняет возможность контроля со стороны государства.

Два основных направления работы таких центров – аналитика по задачам ВПК и политический консалтинг. Немного особняком стоит NАSА, которое тоже выступает в роли правительственного ведомства – заказчика научных исследований.

Многие такие центры существуют при крупнейших центрах (которые вообще выступают главной составляющей организации науки в Америке), но есть и автономные организации.

Есть в США Университет Джона Гопкинса, расположенный в Балтиморе, штат Мэрилэнд. Это автономное негосударственное учреждение, существующее в основном на частные пожертвования и собственные доходы. Университет специализируется, прежде всего, на подготовке специалистов общественной сферы (тут он конкурирует с Йелем), администраторов и региональной политической элиты. А еще есть всемирно известный МТИ, который больше ориентирован на фундаментальные научные исследования и специалистов в этой области. Стоит ли удивляться, что ряд ведущих научно-аналитических центров, о которых говорилось выше тесно связаны именно с этими университетами.

Что еще интересно, эта модель получила еще более широкое распространение в виде «мозговых центров», которые сегодня есть у многих ведомств и частных компаний в США. Они также производят не новые научные знания, а аналитику, решения. Но именно эта аналитика и ее выводы, в конечном счете, определяют саму научную политику страны на самых разных уровнях.

Какие еще характерные черты можно отметить. Взаимодействие науки и государства является двусторонним, а его формы четко оговорены и институализированы (через те самые научные центры и специальные должности в правительственных ведомствах). Университетское сообщество в этой модели выступает в основном как источник кадров для «мозговых центров», собственно университетская наука ориентирована в большей степени не на государство и его заказы, а на корпорации. Еще интересно, что многие научные центры (гуманитарного профиля в первую очередь) делятся еще и по партийной принадлежности, есть «республиканские», есть «демократические», ориентированные на соответствующие группы элит.

В общем, для такой модели характерны, с одной стороны тесные контакты государства и научного сообщества на базе взаимовыгодного сотрудничества, но в ограниченном спектре научных дисциплин (его определяют текущие потребности внутренней и внешней политики страны, а также отдельных правительственных ведомств).

О двух других моделях – европейской и азиатской – поговорим далее.

Сергей Исаев

8-9 октября 2020 года под эгидой Российского национального общества терапевтов прошел один из крупнейших региональных медицинских форумов этого года – VII Съезд терапевтов Сибири.

Мероприятие проходило в онлайн-режиме (с учетом сложившейся эпидемиологической обстановки). Новый формат позволил не только избежать ненужных рисков для участников, но и значительно расширить аудиторию, по данным организаторов число людей, зарегистрировавшихся для прослушивания докладов во время их онлайн-трансляции, превысило тысячу, что стало серьезной нагрузкой для технической части оргкомитета съезда. Тем не менее, им удалось избежать серьезных сбоев в трансляции.

Программа съезда включала в себя два десятка тематических симпозиумов (с участием ведущих экспертов из Москвы, Кемерово. Красноярска, Новосибирска, Томска и ряда других сибирских городов), а также - ставший уже традиционным конкурс молодых терапевтов. Кстати, победители конкурса, помимо призов, получают возможность выступить с докладом на общероссийском Съезде терапевтов в ноябре этого года.

Четыре симпозиума были посвящены проблемам, связанным с заболеваниями дыхательных путей, и, конечно же, не остались в стороне последствия заражения вирусом COVID-19 (наиболее распространенным осложнением которого являются как раз сильный кашель и пневмония).

Главный инфекционист Новосибирска, д.м.н. Лариса Позднякова выступила с докладом об организационных подходах к ранней диагностике, лечению и профилактике COVID-19 в Новосибирской области. Академик РАН Михаил Воевода остановился на особенностях протекания этой инфекции у населения сибирских регионов и озвучил возможные пути реабилитации пациентов, перенесших ее.

Тема особенностей состояния здоровья у сибиряков звучала в докладах еще на нескольких симпозиумах. Речь шла о проблемах питания, особенностях развития ожирения и ряда хронических неинфекционных заболеваний, перспективах развития сибирской курортологии.

В докладах участников съезда были широко представлены новые руководства в области лечения кардиологических заболеваний и сахарного диабета. Целый ряд симпозиумов затронул проблему лечения сложных коморбидных пациентов (то есть страдающих несколькими, связанными друг с другом заболеваниями). Этот вопрос рассматривался на примере конкретных пациентов, например, страдающих одновременно сахарным диабетом и заболеваниями печени и т.п. Главная задача в работе врача в таких случаях – правильно учесть все факторы (состояние организма пациента, взаимосвязь побочных действий лекарств и проч.) при выборе стратегии лечения.

Видео всех симпозиумов в настоящее время размещено на сайте Российского национального общества терапевтов, что, по мнению организаторов, позволит еще больше расширить доступ к материалам съезда для медицинских работников страны и всех желающих.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

Азиатские «Скифы», как и другие кочевые этносы эпохи ранних кочевников  давно вызывают интерес ученых. Не так давно мы рассказывали о работе палеогенетиков в этой области. Теперь же поговорим об археологических исследованиях памятников того времени на территории горной долины Нижней Катуни с ведущим научным сотрудником Института археологии и этнографии СО РАН, доктором исторических наук Андреем Павловичем Бородовским.

– Многие годы северная часть Горного Алтая в контексте скифского времени рассматривалась как некое «пустое место». Ряд ученых вообще считали, что здесь располагалась некая буферная зона, где практически не было постоянного населения в эпоху раннего железа. Но позже выяснилось, что эта местность, в отличие от юга Горного Алтая, просто обладает рядом климатических особенностей, которые буквально в течение четверти века делают невидимыми каменные конструкции. А на самом деле здесь имеются памятники практически того же спектра археологических культур т.н. скифской эпохи, что и на всем остальном Большом Алтае, от Казахстана до Монголии.

– Мы сейчас говорим о тех памятниках, что уже были обнаружены?

– Да, речь о нескольких могильниках, прежде всего – Чултуков Лог1-2 и Барангол 1-2 и 4. Это довольно большие памятники: в Баранголе обнаружено более тридцати захоронений, а в Чултуковом логе около полутора сотен. И к тому же, они обладают довольно сложной организацией, что говорит об относительно сложных ритуальных культах местного населения той эпохи.

– В чем это проявляется?

– В целом ряде строгих правил их организации, начиная с выбора места для могильника. Они всегда оборудовались ниже по течению реки относительно самих поселений.

Могу предположить, что это как-то связано с религиозными верованиями этих племен. Сами могильники имею четкое деление на зоны, в которых хоронили людей в зависимости от их социального и материального положения. Также мы обнаружили несколько вторичных захоронений – когда человека, умершего где-то в другом месте, привозили и хоронили в чьей-то более ранней могиле. Но при этом все делалось аккуратно, чтобы не разорить прежнее захоронение. Кроме того, нам попалось несколько кенотафов – могил, где есть оружие и вещи, но нет самих останков. И то, и другое говорит о сложной обрядовой системе, связанной с захоронением умерших. А вот чего не удалось найти в этой части Горного Алтая, в отличие от южных районов, так это элитных захоронений, «царских курганов» диаметром в 20-50 метров. Мы можем считать их отсутствие – региональной особенностью горной долины Нижней Катуни.

– А какие еще особенности характерны для археологических находок этой эпохи на Горном Алтае?

– Мы можем говорить о поликультурности местного населения.

– Это же скорее культурологический или политический термин?

– И тем не менее, его употребляют и археологи. Мы понимаем ее как принцип культурного плюрализма, общество, признающее равноценность всех составляющих его этнических и социальных групп. К племенам скифской эпохи впервые этот термин применил профессор СпбГУ Дмитрий Глебович Савинов. Правда, он говорил о племенах, проживавших на территории Тувы, но и на севере Горного Алтая мы наблюдаем схожую картину: в одно время на одной местности мирно сосуществовали представители племен разного происхождения с различными материальными культурами. Прежде всего, это относится к быстрянской, кара-кобинской и пазырыкской культурам. Причем, племена первой культуры пришли сюда с севера, а двух других – с юга, примерно в одно и то же время. При этом нет фактов явного доминирования какой-то одной из этих культур над остальными.

– А что доказывает мирный характер этого сосуществования?

– Опять же археологические находки. Например, здесь часто встречаются украшения, содержащие элементы, характерные и для одной, и для другой культуры. Могильники одних племен располагались зеркально напротив могильников представителей другой культуры.

– Но может имела место ассимиляция представителей одной культуры племенами другой, более сильной на данной территории?

– Характер наших находок говорит о другом – представители разных племен жили рядом друг с другом, обменивались какими-то предметами обихода, может, технологиями их изготовления. Но при этом прикладывали немало усилий для сохранения своих самобытных ритуалов. Например, для кара-кобинской культуры характерно оборудование каменного «ящика» внутри могилы. Но в северной части Горного Алтая добыть камни нужного размера было непросто. Проведенный анализ установил, что, в среднем, место добычи было на расстоянии 5 – 15 километров от самого могильника. Так что, требовались немалые усилия, чтобы провести похороны в соответствии с обычаями этой культуры. Тем не менее, каракобинцы шли на эти усилия. Так же и пазырыкцы сохранили практически все особенности, характерные для их могильников на других территориях, за исключением помещения туда лошадей. Лошадей здесь в принципе было мало, потому и конские скелеты встречаются в могильниках крайне редко. Так что, мы видим, что племена разных культур не просто мирно уживались рядом, но и сохраняли при этом свою самобытность

– Это как-то противоречит убеждению, что в те времена чужаков не жаловали.

– Ну, во-первых, мы говорим не о ситуации, когда чужак-одиночка пытается поселиться на землях другого племени, а именно о взаимодействии двух культур. И очевидно, что уже в скифскую эпоху человечество сумело выработать достаточно гибкие модели такого взаимодействия разных этнокультурных групп. Где-то имели место вытеснение или жесткая ассимиляция одним этносом другого, а где-то более выгодной оказывалась поликультурность, что мы и наблюдаем по результатам раскопок археологических памятников севера Горного Алтая. Подчеркну, мы делаем свои выводы на основании тщательного исследования достаточно большого количества хорошо сохранившихся памятников материальной культуры той эпохи.

– Сегодня многие новые результаты в науке получают на стыке разных дисциплин. Имело место такое сотрудничество в изучении этих памятников?

– Да, конечно. Параллельно с археологическими исследования прошли достаточно результативные исследования находок на изотопы кислорода и стронция.  Это позволило подтвердить ту хронологическую шкалу, которая была ранее построена чисто на археологических находках (и на основании которой мы и говорим единовременном проживании на этой территории племен трех разных археологических культур). А также изучить особенности рациона этих племен. Кстати, результаты этого исследования опять подчеркнули поликультурность местного населения. Судя по состоянию зубов, в рационе пазырыкцев преобладала растительная пища. А вот каракобинцы, видимо, сохранили больше черт кочевого общества, и ели гораздо больше мяса, чем их соседи. Другой интересный момент – на основе тех же изотопных исследований удалось более точно локализовать зоны выпаса скота. Так, с каждым новым исследованием мы получаем более детальную картину жизни людей, населявших Горный Алтай больше двух тысяч лет назад. И можем убедиться, что это была достаточно сложная и интересная страница истории.

Сергей Исаев

Литература:

Бородовский А.П., Бородовская Е.Л. Археологические памятники горной долины нижней Катуни в эпоху палеометалла. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2013. – 220 с.

Pokutta D, Borodovsky A., Oleszczak L., Toth P., Liden K. Mobility of nomads in Central Asia: chronology and 87Sr/86Sr isotope evidence from the Pazyryk barrows of Northern Altai, Russia. // Journal of Archaeological Science: Reports. Vol 27. 2019 DOI: org/10.1016/j.jasrep.2019.101897

Недавно один весьма авторитетный специалист, выступающий экспертом по вопросам энергетики в российских правительственных кругах, уверенно заявил в соцсетях о том, будто Парижское соглашение по климату в ближайшие годы утратит свою силу по причине начавшегося… глобального похолодания! При таком раскладе, считает он, переход на возобновляемую энергетику станет неактуальным, а значит, будут закономерно свернуты программы по декарбонизации экономики вместе с так называемым «углеродным налогом».  В общем, делает вывод эксперт, «зеленые» штрафные санкции российским производителям не грозят, поскольку в скором времени потеряют всякий смысл.

Я специально подчеркиваю, что так рассуждает не какой-нибудь блогер, а человек, принимающий участие в разработке государственных программ по принципиально важным направлениям. Возможно, демонстрируемая им позиция красноречиво отражает отношение нашего истеблишмента к теме декарбонизации. И первое, на что стоит обратить внимание – это упрямое отрицание самого факта глобального потепления. Точнее, они его не то чтобы отрицают, скорее – не придают ему особого значения, полагая, будто речь идет о каком-то незначительном капризе природы, из которого западные экологи якобы раздули бессмысленную панику. Зато идею глобального похолодания такие эксперты преподносят как строгие выводы «серьезной» (по их же словам) науки, подкрепленные-де конкретными фактами. Именно так – «фактами»!

Поскольку от исхода этой дискуссии будет напрямую зависеть экономическая стратегия нашего правительства, нам все-таки придется еще раз обратиться к теме глобального потепления и сослаться на те реальные факты, которые сейчас обсуждает мировая наука.

Так вот, недавно NASA на своем сайте разместило характерный фотоснимок, на котором показаны стремительно текущие реки талой воды, сбегающей вниз по Гренландскому ледяному щиту. Как отмечается в публикации NASA, на сегодняшний день таяние ледяных щитов на две трети обеспечивает ежегодный подъем мирового океана. Причем, за последние двадцать лет этот процесс заметно ускорился. По мнению ученых, сейчас мировой океан повышается намного быстрее, чем это когда-либо происходило ранее, за все время наблюдений. Отмечается, что именно с этим связано увеличение наводнений вдоль американского побережья за указанный период, и есть резонные опасения, что в дальнейшем их частота и масштабы будут только расти, поскольку уровень морей продолжает повышаться.

Чтобы лучше понять динамику данного процесса и сделать правильные прогнозы на будущее, несколько исследовательских групп западных стран (включая США) объединили свои усилия, используя в совместной работе предоставленные с снимки со спутников. Космическую технику «подключили» к этому делу далеко не случайно, поскольку совсем недостаточно фиксировать сам подъем мирового океана. Необходимо точно понимать, за счет чего это происходит, какие факторы определяют указанную тенденцию. Какую роль, наконец, играет здесь глобальное потепление. Благодаря снимкам со спутников картина происходящих на планете событий стала намного более ясной для обобщений, чем было еще полвека назад.

Установлено, что, начиная с 1900 года, уровень мирового океана повысился примерно на 212 мм. Однако этот процесс не идет равномерно и прямолинейно. Он то затихает почти до полной остановки, то неожиданно укоряется. Ученые попытались выяснить, какие факторы влияют на скорость изменений. Необходимо было установить из-за чего, собственно, происходит этот рост, какие источники сильнее всего «подпитывают» мировой океан на конкретном отрезке времени. Например, в первой половине прошлого века высокая скорость подъема воды была напрямую связана со значительной потерей массы горных ледников и Гренландского ледяного щита. Ближе к 1970-м скорость резко снизилась. По мнению ученых, это было вызвано строительством крупных гидроэлектростанций: из-за перекрытия рек и создания крупных водохранилищ серьезно уменьшился сброс воды в океан. В ту пору такие масштабные проекты реализовывались по всему миру, включая и нашу страну. Возникало предположение, что подъем мирового океана начинает, наконец, снижать темп. Однако с 1990-х годов процесс резко ускорился, вызывая серьезную тревогу у нынешних наблюдателей. Причем, в наше время причины этого беспрецедентного ускорения уже не вызывают вопросов.

Спутниковые наблюдения за мировым океаном ясно указывают на то, что стремительное повышение уровня воды напрямую связано с глобальным потеплением. Как мы сказали выше, таяние ледяного покрова дает две трети воды, поступающей в мировой океан. Примерно 20% приходится на горные ледники. Остальные 10% связаны с сокращением пресной воды на суше.

Подчеркнем, что именно благодаря спутниковым наблюдениям удалось установить отчетливую связь между сокращением массы ледяного покрова и повышением уровня мирового океана. До этого такая связь была чисто гипотетической. Теперь же речь может идти о ТОЧНО УСТАНОВЛЕННОМ ФАКТЕ. Как отмечают американские исследователи, теперь они буквально «завалены» спутниковыми снимками, позволяющими четко отслеживать данный процесс. Благодаря наблюдениям со спутников уже абсолютно точно установлено, что ледники отступают в глобальном масштабе. Это касается не только ледяных щитов в полярных областях, но и горных ледников. Как указывается на сайте NASA, собранные за последние тридцать лет данные показывают резкое увеличение площади ледниковых озер. С 1990 года их совокупный объем увеличился на 50 процентов. Так, ледниковое озеро Имджа возле горы Эверест в Гималаях за указанный период стало почти в три раза длиннее. Суммарные объем воды в этих ледниковых озерах оценивается учеными на уровне 156 кубических километров. Это создает угрозы для поселений, находящихся ниже по течению, поскольку рано или поздно скопившаяся вода может, что называется, хлестануть через край и привести к затоплениям. Ее попадание в моря, в свою очередь, повлияет на дальнейшее повышение уровня мирового океана (хотя и не сильно).

Таким образом, вопреки ожиданиям российских противников декарбонизации, наука на сегодняшний день не располагает фактами, свидетельствующими о начале глобального похолодания. Факты говорят об обратном. Кстати, в 1970-х годах в научной периодике попадались публикации западных гляциологов, предрекавших наступление нового ледникового периода. По их прогнозам, к началу нынешнего тысячелетия арктическое побережье должно затянуться льдами настолько, что это сильно затруднит навигацию. Однако все произошло с точностью до наоборот, и начало XXI века ознаменовалось беспрецедентным таянием арктических льдов.

Впрочем, критики теории глобального потепления правы, как мне кажется, в одном – сокращение эмиссии парниковых газов никак не влияет на происходящие природные процессы. На этот счет у них есть серьезный аргумент: борьба за сокращение выбросов идет уже как минимум двадцать лет, однако скорость таяния ледников, как мы только что показали, только возрастает. Иными словами, этот процесс имеет естественные причины, возможно, еще плохо учитываемые мировым сообществом. О том же, кстати, заявляют и специалисты по климату из ИГМ СО РАН (о чем мы уже писали). Не исключено, что когда-нибудь теория глобального потепления будет существенно пересмотрена, но отнюдь не из-за наступления похолодания, а как раз из-за осознания полной бесперспективности совершаемых сейчас усилий, направленных на предотвращение глобального потепления. Скорее всего, людям придется осознать новую климатическую реальность и приготовиться к предотвращению или к смягчению катастрофических последствий. 

Николай Нестеров

В Южно-Сахалинске состоялась выездная сессия Российской академии наук. В ней приняли участие ученые Центральной части, Сибирского и Дальневосточного отделений РАН, представители правительства Сахалинской области, высшей школы и научных учреждений региона.

Открыла серию мероприятий встреча в Сахалинском госуниверситете. Она собрала более двадцати членов академии из разных регионов, чиновников и экспертов. Речь шла о взаимодействии науки, образования и бизнеса, различных аспектах освоения и переработки углеводородов, геофизических исследованиях, сохранении биологического разнообразия, исследовании экосистем, мониторинге природных явлений и многом другом. На заседание хотели приехать и коллеги из Японии, которые также проявляют интерес к развитию российского региона, но не смогли этого сделать из-за коронавируса.

Открывшая мероприятие исполняющая обязанности ректора университета, кандидат физико-математических наук Мария Ганченкова подчеркнула, что это первое столь представительное заседание Российской академии наук на Сахалине и в СахГУ. По ее словам, встреча организована в вузе не случайно – развитие университета рассматривается как «большой и серьезный региональный проект».

От лица Российской академии наук участников сессии приветствовал президент РАН Александр Сергеев.

– Выездная сессия задумывалась давно, еще год назад, когда я приехал сюда первый раз на День рыбака, – рассказал глава РАН. – Поначалу мы по договоренности с руководством Сахалинской области решили провести здесь не просто выездную сессию, которая была бы посвящена какой-то узкой тематике, а выездное заседание Президиума Российской академии наук. Интерес к этому мероприятию у представителей региона большой, особенно у «заводного» губернатора Валерия Лимаренко, поэтому встреча планировалась очень основательно. Но нам помешало распространение пандемии коронавируса. Сейчас мы фактически видим достойную миниатюру того, что задумывалось. За организацию мероприятия в новых условиях взялось академическое Отделение наук о Земле РАН, и мы сосредоточились на тех проблемах, которые в первую очередь беспокоят Сахалинскую область. Уверен, благодаря уникальному географическому положению региона, его научным и экономическим особенностям российские ученые смогут успешно реализовать здесь свой научный потенциал.

Но науку не поднимешь, если в регионе не будет производства своих кадров, подчеркнул А.Сергеев. Должны быть крупные, интересные, якорные проекты, которые будут удерживать молодежь от того, чтобы уехать из региона. Мероприятия, проходящие в рамках сессии, по его мнению, должны показать спектр научных задач, которые нужно будет решать для развития Сахалина.

«РАН может предоставить интеллектуальный ресурс, а кадровый, финансовый и организационный – за регионом», – заметил президент академии.

Заместитель председателя правительства Сахалинской области Вячеслав Аленьков подтвердил, что в областной программе социально-экономического развития приоритет отдается науке и технологиям. Он выразил надежду на то, что итогом встречи станет подготовка предложений по направлениям, связанным с организацией процесса научно-технологического развития территории.

На сессии были представлены двадцать два доклада, посвященные самому широкому спектру проблем.

Выступление директора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН академика Валерия Крюкова было посвящено мультипликативному эффекту нефтегазовых проектов на северо-востоке России. Он вспомнил научные экспедиции, которые проводились в СССР для изучения региона, и критически высказался о «примитивизации организации производства» в современной России.

По мнению В.Крюкова, РАН очень своевременно рассматривает вопросы научного обеспечения Сахалина: совсем недавно утверждена программа социально-экономического развития Дальнего Востока, представлены планы развития Восточного нефтехимического комплекса.

– Программа социально-экономического развития Дальнего Востока ориентирована на три основных вектора: инфраструктуру, социально-демографические сюжеты, стимулы для бизнеса. Однако о роли науки в ней нет ни слова. Предложить научное видение проблем – наш долг. Научное обеспечение должно быть систематическим процессом, – подчеркнул Валерий Анатольевич.

Ученый отметил, что сегодня резко возрастает роль меж-отраслевых связей, прежде всего по линии науки, технологий и компетенций специалистов. Он представил такой мультипликативный эффект на примерах проекта «Ямал СПГ» по добыче, сжижению и поставкам природного газа, предполагающего создание Центра строительства крупнотоннажных морских сооружений, и арктического СПГ-проекта в Норвегии Snohvit.

Анализ, оценка и структурирование крупных проектов на уровне страны (включая меры господдержки), отдельных секторов экономики и регионов не могут проводиться без применения процедур проектного и межотраслевого анализа, уверен В.Крюков. При этом результата можно добиться только при использовании дополнительных доходов бюджета на инвестиционные цели, в том числе на науку и развитие отечественного производственного потенциала.

Президент РАН спросил у академика, почему в программе развития Дальнего Востока нет места научным исследованиям, ведь развитие этого региона – приоритет для государства?

– Это что же, пример экономического невежества? Или просто кому-то нужно, чтобы было «по-другому», бизнес просто навязывает свои предпочтения? Как вы думаете? – спросил А.Сергеев.

– И то, и другое, – ответил В.Крюков, сказав, что в России государство как собственник природно-ресурсного потенциала просто «спит». Обществу нужен научный подход, а государству «при доминировании в Москве англо-саксонской школы», навязывающей принципы невежества российской экономике, – нет.

– Нам нужно требовать, чтобы крупные проекты обязательно передавались на экспертизу ученым, – резюмировал А.Сергеев.

Фундаментальным аспектам рационального освоения ресурсов углеводородов Дальнего Востока и Арктики посвятил свое выступление заместитель директора Института нефти и газа РАН член-корреспондент РАН Василий Богоявленский.

Приведя обширную статистику, он отметил, что Арктика и Дальний Восток России – территории масштабных проектов, в первую очередь ориентированных на добычу, переработку и транспортировку природных ресурсов. За 50 лет нефтегазодобычи в Арктике (1969-2019 годы) было добыто около 22,61 миллиарда тонн нефтяного эквивалента, из которых на долю России приходится 87,1%, США – 12,3%. Арктика приносит свыше 50% углеводородов страны. При этом около 75% запасов нефти и 92% запасов газа были выявлены во времена СССР.

Василий Игоревич рассказал, что ученые построили карту, которая показывает самые перспективные газоносные бассейны Арктического региона. Что касается Сахалина, то В.Богоявленский выделил реализуемый на острове пионерский проект 4D-мониторинга (сейсморазведка в реальном времени).

Как напомнил академик Валентин Сергиенко, образование Дальневосточного отделения РАН дало мощный толчок для развития всей российской науки, в том числе на Сахалине. Актуальным для этого региона, по его словам, остается кадровый вопрос. Он считает, что Сахалинский государственный университет должен стать базой для формирования научных кадров в регионе.

Продолжавшаяся два дня сессия позволила рассмотреть огромное количество разнообразных научных тем. Речь шла о взаимодействии науки, образования и бизнеса при реализации международных подходов к сохранению биологического разнообразия, создании ситуационного центра по обеспечению ледовой информацией судов в акватории Дальневосточного транспортного коридора, перспективах развития Тихоокеанской России под социогуманитарным углом зрения и т. д.

Главный научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН академик Виктор Ларин рассказал о миссии Дальнего Востока как особой территории России, а также предложил участникам мероприятия задуматься над тем, что такое региональная идентичность. Как считает ученый, причины неудач в создании и реализации программ развития Дальнего Востока в постсоветское время кроются не в экономике, а в политически и идеологически неадекватном определении миссии и выборе моделей развития региона. Он отметил слабую политическую самоидентификацию, фактическое отсутствие идентичности.

По словам академика, в советские годы территория Дальнего Востока рассматривалась как военный форпост на востоке страны, территория для романтиков, искателей приключений и лучшей жизни, ссыльных и каторжан. Она служила испытательным полигоном для изучения адаптивности славянской и восточноазиатских культур, сырьевой базой для развития европейской прародины, транзитной зоной.

Сегодня федеральному центру не нужен единый, экономически сильный и самодостаточный регион, полагает В.Ларин. По его мнению, Москва не намерена способствовать формированию политической идентичности Тихоокеанской России. Поэтому программы развития Дальнего Востока (в том числе до 2035 года) не предполагают строительства единой, экономически и политически связанной территории.

«Регион нуждается в самоопределении, укреплении и развитии политической идентичности», – подытожил академик.

Итоги выездной сессии РАН были подведены на заседании Российской академии наук и правительства Сахалинской области. Члены академии сформировали ряд предложений для научно-технического развития дальневосточного региона и представили их губернатору области В.Лимаренко.

Сахалинская область обладает рядом особенностей, в том числе несомненных преимуществ, которые необходимо учитывать при формировании планов устойчивого развития, как-то: природно-ресурсный потенциал, географическое островное положение, широкие возможности использования морского транспорта, близость рынков развитых и развивающихся регионов и стран, наличие сформированной территориальной структуры хозяйства и научно-образовательного потенциала. По мнению членов РАН, эти характеристики могут стать основой, определяющей развитие региона.

Представил губернатору предложения по итогам сессии вице-президент РАН Валерий Бондур. По его словам, для развития Сахалинской области необходимо создавать комплексные научно-технические программы полного инновационного цикла. Важно не забывать и о региональной специфике: остров находится в сейсмоопасной зоне, где распространены землетрясения, сели, сходы лавин и обвалы, поэтому важно развивать и методы выявления рисков для инфраструктурных объектов нефтегазовой отрасли.

– Для нас очень ценно сотрудничество с Российской академией наук. Развитие Сахалинской области без науки и образования не имеет перспектив, а наука, в свою очередь, должна работать на экономику. Для региона особенно важны развитие нефтегазовой сферы, энергетики, угледобычи, аквакультуры, бальнеологии и повышение эффективности в этих сферах. Все, что мы планируем осуществить, делается ради сахалинцев и курильчан, – отметил губернатор Сахалинской области В.Лимаренко.

Согласно стратегическим планам правительства региона, ядром научно-технологической экосистемы области должен стать Сахалинский госуниверситет. Всю образовательную и научную повестку планируется выстраивать вокруг направления «Экономика океана». В его рамках будет развиваться технологическая платформа, охватывающая такие сектора, как рыболовство, морская аквакультура и биотехнологии, разведка и добыча нефти и газа на глубоководном шельфе, шельфовая ветроэнергетика, регенеративная энергия Мирового океана, туризм, глубоководная добыча полезных ископаемых, безопасность и контроль окружающей среды, экология океана, услуги по сопровождению грузов и обеспечению безопасности, высокотехнологичная продукция и услуги.

– Мы уделяем большое внимание трансформации самого университета. Хотим создать научно-образовательный консорциум, в котором будут взаимодействовать вузы и научные организации. Возможно, предложим включить туда корпоративные университеты наших индустриальных партнеров, – отметил В.Аленьков. – Важно выстроить правильную среду, когда вузы занимаются не только образовательными программами, но и исследовательской работой, а также готовят кадры непосредственно для ключевых предприятий региона.

В ходе сессии будущий консорциум представляли под разными вывесками, но очевидно одно: он будет решать образовательные задачи, реализовывать программы передовых научных исследований и взаимодействовать с индустриальными партнерами, разрабатывая для них технологические решения. Предполагается, что в научно-образовательный консорциум войдут Институт морcкой геологии и геофизики ДВО РАН, Научно-исследовательский институт сельского хозяйства, Специальное конструкторское бюро средств автоматизации морских исследований ДВО РАН, Дальневосточный геологический институт ДВО РАН, Сахалинский филиал Ботанического сада-института ДВО РАН, а также индустриальные партнеры: «Росатом», «Роснефть», «Сахалин Энерджи», «РусГидро» и другие.

Кроме того, в регионе планируют создать первый в России климатический центр. Есть намерения в партнерстве с «Росатомом» и другими госкорпорациями организовать Центр компетенций по водородной энергетике, а также биоинжиниринговый центр под эгидой СахГУ, Сахалинского филиала ботанического сада-института ДВО РАН и Сахалинского НИИ сельского хозяйства ДВО РАН.

Представители РАН, выступившие на совещании, отметили, что по большинству направлений ученые накопили опыт, которым они готовы делиться, активно участвуя в развитии Сахалинской области и Дальнего Востока.

Как отметил, подводя итоги сессии, А.Сергеев, Российской академии наук очень интересны инициативы местной власти, связанные с желанием поставить Сахалин на научно-технологические рельсы.

«Считаю, что мы должны поддерживать такие регионы, для которых наука и технологии в приоритете», – резюмировал президент РАН.

В ближайшее время в правительстве области будет создана рабочая группа по формированию перспективной научно-технологической повестки. Предложения по озвученным инициативам будут представлены в Министерство науки и высшего образования РФ.

Андрей Субботин.

Часть 1. Почему Энергопарк остается недостижимой мечтой?

Часть 2. Грозит ли программе "Академгородок 2.0" "электрический шок"?

В последние годы жители Новосибирска столкнулись с новой напастью: с наступлением тепла на город периодически накатывает волна тошнотворных запахов. Общественники уже вовсю бьют тревогу и пеняют мэру города на то, что невыносимая вонь наносит удар по имиджу «Столицы Сибири». Дескать, первое, с чем сталкиваются гости города, спускаясь по трапу самолета, так это со смрадом. И что они после этого о нас подумают?

Проблема, действительно, непростая. Источник вони пока еще точно не установлен, хотя под подозрение сразу же попал Кудряшовский свинокомплекс, чьи неочищенные зловонные стоки якобы утекают в сторону аэропорта. Чиновники, конечно, тоже озабочены этой проблемой, поскольку в непосредственной близости от тех мест находится выставочный комплекс международного значения, где регулярно устраиваются помпезные официальные мероприятия, посвященные инновационным технологиям. Как признался мне один чиновник мэрии, перед каждым таким мероприятием дирекцию свинокомплекса просят «придержать» на время выбросы отходов, дабы не портить важным гостям впечатление из-за зловония.

Мне очень трудно комментировать сюрреализм сложившейся ситуация, поскольку она и впрямь напоминает какую-то странную психоделическую постановку: власти города и области устраивают технологические форумы, где сотни специалистов рисуют нам захватывающие картинки прекрасного будущего, а тем временем соседнее предприятие сливает отходы так, будто мы продолжаем жить в позапрошлом веке! И вместо того, чтобы применить здесь хоть какую-то продвинутую инновацию, властям не остается ничего другого, как через договоренность с директором периодически прикрывать этот срам, чтобы не позориться перед гостями. В общем, налицо расхождение теории с практикой. В теории мы шагаем в светлые дали, а на практике топчемся на месте. А в случае с очисткой стоков Кудряшовского свинокомплекса мы вообще уползли в какое-то дремучее прошлое.

А ведь были хорошие начинания, к которым приложили руку ученые Академгородка. Напомню, что в свое время на этом предприятии была реализована весьма оригинальная и в полном смысле слова инновационная система очистки стоков. Разработка явилась плодом совместных усилий специалистов двух хорошо известных в стране научных организаций – Института цитологии и генетики СО РАН и Института ядерной физики СО РАН. Очистка была комплексной, включавшей утилизацию органики посредством биопрудов – с последующим обеззараживанием стока с помощью излучателей. Однако с приходом нового руководства предприятия систему законсервировали, поскольку новые «эффективные менеджеры» посчитали куда дешевле для себя платить штрафы за нарушение экологии, чем заниматься очисткой.

Короче говоря, в этом конкретном месте экологические инновации прекратились, зато в городе и в области стало больше технологических форумов, посвященных инновациям. Теперь же у наших властей есть еще одна очень звучная тема – программа развития Академгородка. То есть появился хороший повод для очередного сезона захватывающих презентаций на тему грядущих эпохальных свершений. Однако при этом наши власти оказываются бессильными, чтобы воодушевить инновациями хотя бы руководство одного отдельно взятого предприятия, портящего воздух.  Но это еще полбеды. Угроза назревает и на другом фланге. Прошедшим летом мусорные полигоны задали жару в буквальном смысле. В некоторых местах ситуация накалялась настолько серьезно, что из-за едкого дыма приходилось принимать экстренные меры. И, похоже, дальше будет еще жарче, о чем, впрочем, специалисты предупреждают давно.

Отметим, что в нашей области мусорные полигоны представляют обычные свалки, за физическим состояниям которых никто не наблюдает. Такой полигон, предоставленный самому себе, рано или поздно начинает дымить. И с каждым годом этот процесс будет неизбежно нарастать. Иными словами, новосибирские свалки сегодня подобны пробуждающимся вулканам, готовым накрыть едким маревом всю территорию города. И, похоже, Академгородку этой участи также не избежать, ибо расположенный неподалеку – на территории Барышевского сельсовета - мусорный полигон, также время от времени показывает признаки «активности». Причем, параллельно он затрагивает и территорию наукограда Кольцово, где как раз собираются реализовать «флагманский» проект, с которого стартует вся программа развития Академгородка.

Если я не ошибаюсь, на этом месте в перспективе должна развернуться бурная научно-исследовательская и экономическая деятельность с привлечением иностранных гостей. Неужели наши руководители не испытывают переживаний по поводу того, каким воздухом будут дышать обитатели этих мест? Если сегодня мы ничего не можем поделать с вонью возле Экспоцентра, то представьте себе те реальные сложности, которые начнут создавать мусорные полигоны для расширяющегося поселения. В местной прессе о жалобах жителей наукограда Кольцова на смрадное задымление уже писали не один раз. Но ведь ситуация с утилизацией мусора качественно не меняется. А что будет дальше, особенно после того, как население (согласно озвученным планам) увеличится чуть ли не в три раза? Ведь пропорционально увеличится и количество отходов, а их у нас всё ещё продолжают складировать так, будто технический прогресс в наших краях и не наступал.

Перед нами разворачивается еще одна сюрреалистическая картина: в то время как в академических институтах ученые разрабатывают инновационные технологии по утилизации бытовых отходов, эти самые отходы, как ни в чем не бывало, продолжают сваливать в непосредственной близости от проживания самих разработчиков. И заметим, что так происходит всё последнее время.

Лично я сбился со счета, перечисляя количество увиденных мной презентаций от специалистов Института теплофизики СО РАН, разрабатывающих систему утилизации коммунальных отходов и предлагающих конкретные технические решения для эффективного и безопасного сжигания мусора. Полагаю, что со счету сбились и в Новосибирской мэрии, поскольку туда эти предложения засылаются уже не менее двадцати лет. Ожидание практических результатов, конечно же, сильно затянулось. Правда, временами чиновники пытаются нас обнадежить заявлениями насчет того, что решение, мол, найдено, и в скором времени ситуация начнет исправляться. С технической точки зрения решение, конечно, найдено, но только не с политической.

Я специально обращаю внимание на то, что разработки ученых Академгородка по теме утилизации отходов не являются для наших властей секретом. Кроме ИТ СО РАН, подобные технологии предлагает, например, Институт катализа СО РАН, где давно уже разработаны специальные системы каталитического сжигания низкокалорийной органики. Свою лепту в этом дело может внести и упоминавшийся ИЦиГ СО РАН, со стороны которого звучали предложения по части микробиологического обезвреживания отходов. В принципе, предложений достаточно много для того, чтобы с ними работать уже сейчас. Причем, утилизацию мусора можно спокойно совмещать с решением других проблем. Например, совместить сжигание отходов с выработкой тепловой энергии для потребителей. В принципе, ничто не мешает властям (коль программа развития Академгородка курируется на самом верху) специально «выхлопотать» для Научного центра соответствующие правовые нормативы, позволяющие грамотно отрегулировать данный процесс. Напомню, что когда-то руководство НСО добивалось для поселка Кольцово особого статуса – и добилось. Академгородок в этом плане ничем не хуже. 

Именно так, на мой взгляд, и должно осуществляться подлинное инновационное развитие конкретной территории. Вы просто последовательно и методично выводите ее за счет новейших разработок на качественно новый уровень жизни. Для этого совсем не нужно помпезных презентаций и фантастических картинок. Достаточно с опорой на науку взяться за решение актуальных проблем – актуальных уже сейчас! Тогда сама наука будет ближе и понятнее людям. Тем самым возрастет ее авторитет, а значит – возрастет авторитет и самих научных организаций. После чего ученых никто не упрекнет в том, что они будто бы тратят миллиарды «не пойми на что».

Константин Шабанов

​12 октября учёные Научного центра изучения Арктики начали исследования в рамках международной программы по наблюдению за параметрами многолетней мерзлоты (CALM). В этом году они проводятся на двух площадках. Первая находится в районе посёлка Харп. Вторую площадку учёные разобьют в районе посёлка Горнокнязевск. Расширение сети мониторинга поможет получить новые знания о том, как изменение климата влияет на деградацию мерзлоты в разных ландшафтных и геологических условиях.

Наблюдения глубины протаивания деятельного слоя проводятся на площадке CALM в районе Харпа с 2016 года. В первые три года фиксировались средние значения – около 100 сантиметров.

"На протяжении трёх лет глубина сезонно-талого слоя на площадке практически не менялась. А в 2019-м стала на 11 сантиметров больше. При этом показатели средней суточной температуры в том году оставались на таком же уровне что и в предыдущие. Мы предполагаем, что ключевую роль в большом протаивании сыграли осадки. Их было практически в два раза больше, чем в 2016-2018 годах. Будет интересно посмотреть, какие значения получим сейчас", – комментирует заведующий сектором криосферы Научного центра изучения Арктики Ярослав Камнев.

Измерения на площадках CALM проводятся стандартным методом – мерзлотным щупом, а также современными электроразведочными способами – георадаром и электротомографией грунтов. На втором этапе полевых работ ямальские учёные планируют пробурить на каждой площадке термометрические скважины и установить температурные датчики, чтобы наблюдать за изменениями температуры грунтов на глубине до 15 метров.