На прошлой неделе в Академгородке завершилась Десятая юбилейная мультиконференция по биоинформатике регуляции и структуры генома и системной биологии BGRS\SB`-2016. Важнейшее внимание было уделено медицинской тематике. О том, какие революционные изменения ждут нашу медицину в связи с новейшими исследованиями в области генетики и системной биологии, мы побеседовали с одним из участников мультиконференции, доктором медицинских наук, руководителем лаборатории Научно-исследовательского института клинической и экспериментальной лимфологии Вадимом Климонтовым.

- Вадим Валерьевич, как непосредственно связаны исследования в области генетики и системной биологии с Вашей профессиональной деятельностью, с работой вашего Института в целом?

– Участие нашего Института в прошедшей конференции имеет, с одной стороны, чисто научную составляющую, а с другой стороны – организационную. Научный аспект связан с тем, что наш Институт занимается исследованиями в области персонализированной медицины. Напомню, что персонализированная медицина основана как раз на достижениях генетики. В частности, мы изучаем генетические детерминанты развития широкого спектра заболеваний – от аутоиммунных до эндокринных. Изучаем генетические факторы, определяющие особенности течения этих заболеваний. Разрабатываем подходы к фармакогеномике, то есть прогнозированию ответа на лекарственную терапию на основе генетических маркеров. Поэтому, как вы понимаете, для нас участие в этой конференции было очень важным и интересным.

С организационной стороны наше участие определялось тем, что недавно был создан Федеральный исследовательский центр «Институт цитологии и генетики», и наш Институт клинической и экспериментальной лимфологии будет частью этого Федерального исследовательского центра.

Поэтому сейчас мы очень тесно взаимодействуем с ИЦиГ СО РАН. В настоящее время у нас выстраивается единая программа научных исследований.

- Когда у вас началось это взаимодействие?

– Контакты у нас установились достаточно давно. Структура же Федерального исследовательского центра формируется в этом году. И со следующего, 2017 года, в Центре будет два клинических филиала – Институт клинической и экспериментальной лимфологии и Институт терапии и профилактической медицины.

- Насколько я понимаю тенденции в современной науке, мы стоим на пороге принципиальных изменений в сфере самой медицины, где существенную роль будет играть биология и генетика. Прошедшая мультиконференция имела международный статус. Хотелось бы знать, как выглядят наши исследования в данной области на фоне зарубежных достижений?

– Уровень исследований российских ученых достаточно высокий. У нас есть возможности, чтобы проводить исследования, которые будут востребованы и интересны в мировом научном сообществе. Кооперация биологов, генетиков, биоинформатиков и врачей позволит поднять фундаментальные медицинские исследования на более высокий качественный уровень.

- Изучая работу наших научных учреждений, я отметил, что высокий уровень фундаментальных исследований не всегда соответствует уровню конкретных практических результатов. Не возникнет ли и здесь такая же ситуация?

– Конечно, хочется выразить оптимизм, что интеграция в рамках единого исследовательского Центра позволит ускорить процесс внедрения, облегчить его, сделать более эффективным. Хотя необходимо учитывать, что не всякое фундаментальное научное достижение может тотчас же транслироваться в клиническую практику. Собственно говоря, очень часто фундаментальные исследования на это и не ориентированы. Для этого существуют поисковые научные исследования, когда решается какая-то конкретная прикладная задача. Фундаментальные же  исследования рассчитаны на долгосрочную перспективу. Их результаты иногда внедряются в практику через годы и даже десятилетия, но зачастую они дают нам новые взгляды на механизмы развития заболеваний. На основе того, что мы больше знаем о механизмах развития, мы можем в дальнейшем идентифицировать новые виды мишеней для терапевтических воздействий. Потом, на основании этих мишеней, создаются новые лекарственные препараты.

Такие процессы, замечу, занимают длительное время. Чтобы разработать и внедрить принципиально новый лекарственный препарат, необходимы, во-первых, огромные финансовые вливания. Во-вторых, необходим целый ряд регламентированных исследований – как доклинических, так и клинических. Это занимает длительное время.

- Вы затронули вопрос финансовых вливаний. Есть ли с этим какие-то проблемы?

– Это сложный вопрос, и от нас он, скорее, не зависит. Конечно, объемы нашего финансирования не сопоставимы с объемами финансирования, скажем, наших западных коллег. Частично эта проблема решается у нас за счет грантов. Поисковые научные исследования сейчас, кстати,  финансируются лучше – со стороны нашего Учредителя. Я имею в виду Федеральное агентство научных организаций России. С фундаментальными исследованиями несколько сложнее. В этой связи я надеюсь, что кооперация с Институтом цитологии и генетики позволит нам улучшить финансирование именно фундаментальных исследований.

- Не получится ли так, что наши фундаментальные исследования из-за общих финансовых проблем в стране будут в большей степени содействовать развитию мировой медицины, чем развитию медицины отечественной?

– На сегодняшний день медицина –  вещь довольно интернациональная. Очень часто новые лекарственные препараты и медицинское оборудование регистрируются в России практически одновременно со странами Евросоюза и США. С этим особых проблем я не вижу.

- Если говорить о будущем, то как изменится медицина после внедрения сегодняшних научных разработок, как она преобразится, как изменятся подходы к лечению людей? В чем будет состоять революционность момента?

– Революционные моменты, по-видимому, будут связаны с двумя областями. Первая область – это регенеративная медицина. Сюда входят стволовые клетки, технологии клеточной терапии, перепрофилирования клеток и т.д. Здесь создается возможность – применив собственные клетки человека – стимулировать процесс регенерации его собственных поврежденных органов и тканей. Второе перспективное направление – это упомянутая мной выше персонализированная медицина, когда лечение назначается с учетом индивидуальных характеристик конкретного человека, в том числе и его генотипа.

- В настоящее время эти подходы уже внедряются?

– Конечно же, они внедряются. Внедрение генетических технологий зачастую позволяет нам ставить точный диагноз. А постановка точного диагноза позволяет подобрать наиболее эффективное лечение. В нашем институте проводились и проводятся в настоящее время клинические испытания клеточной терапии при сердечной недостаточности, ишемических заболеваниях сосудов ног, синдроме диабетической стопы, болезнях суставов. Внедряются подходы к персонализированной терапии ревматических, аутоиммунных заболеваний, изучаются генетические предикторы осложнений сахарного диабета, ишемической болезни сердца, рака молочной железы и других социально значимых болезней человека.

Беседовал Олег Носков

Публикуем интервью с академиком, председателем Сибирского отделения РАН, вице-президентом РАН, членом секции нанотехнологий отделения нанотехнологий и информационных технологий РАН Александром Асеевым.

В самолете решил провести небольшой эксперимент. У девушки, сидящей рядом, поинтересовался, что надо в первую очередь увидеть в Новосибирске, чем именно гордятся сибиряки.

Девушка ответила моментально:

— У нас есть Академгородок… В нем надо обязательно побывать…

Выяснилось, что она студентка, учится в педагогическом институте в Новосибирске, возвращается со стажировки, которую проходила в Бельгии. Оказывается, между вузами существует обмен студентами, и из Европы с радостью едут в Новосибирск. И всем девушка рассказывает об Академгородке.

Спрашиваю:

— А что вам особо понравилось там?

И тут выяснилось, что она никогда в Академгородке не бывала, но все о нем знает, так как нынче Интернет — лучший гид.

Я понял, что именно нужно искать в знаменитом Академгородке: то, чего невозможно увидеть и прочесть в вездесущем Интернете. Задачка, конечно, нелегкая, но выполнимая.

Своими мыслями я поделился с А. Л. Асеевым, академиком, председателем Сибирского отделения РАН, вице-президентом Академии, но главное — человеком, душой и сердцем приросшего к Академгородку, так как вся его жизнь проходит в нем.

Нашу беседу я начал так:

— Мне довелось брать интервью у Иоанна Павла II. Я спросил его: "Трудно ли быть Папой Римским?" Он подумал немного, а потом ответил: "Трудно, но с Божьей помощью можно!" И я хочу вас спросить, Александр Леонидович: "Трудно ли быть Председателем Сибирского отделения РАН?"

Ответ для меня прозвучал неожиданным:

— На самом деле, если вы хотите знать правду, то Председателем Сибирского отделения быть хорошо…

Я понял, что беседа будет откровенной и нестандартной.

— Почему?

— Это отлаженная система, могучая, прекрасно организованная и с научным авторитетом в стране и мире. Куда бы вы ни приехали в Сибири — в Надым, Якутск, Улан-Удэ, Иркутск, Томск — везде вас встретит Система. Там научные центры, институты, — все нормально организовано, везде есть люди, транспорт… Быть Председателем СО РАН — большая честь, удача в жизни. Хочу напомнить, что среди всех Председателей я — первый сибиряк. Родился в Улан-Удэ. Бесконечно люблю Сибирь, ее историю, людей. У меня везде знакомые, друзья, родственники. Статус руководителя Сибирского отделения — это выход на самый высокий уровень, поэтому у меня дружеские отношения с губернаторами.

Мощь Сибирского отделения складывалась годами, его появление и появление Академгородка — это результат работы победителей. Прошло всего 12 лет после Победы, и люди — фронтовики и те, кто работал в тылу на фронт — понимающие, что такое жизнь, энергичные, нацеленные на результат, на успех, уверенные в прекрасном будущем, а позади фронтовое братство и упоение Победой, эти люди создавали наш Академгородок и науку Сибири. Более десятка основателей Отделения, первые директора институтов — фронтовики. Один из них Будкер. Зенитчик. Усовершенствовал систему огня зенитных установок. От них, результатов их работы, с того времени растет величие и слава Академгородка.

— Новое поколение это понимает?

— Я говорю студентам: Сибирь — это дух первопроходцев. Помню такой случай. Один из вице-премьеров на одном из совещаний вдруг говорит: "Наверное, Гайдар был прав — Сибирь надо осваивать вахтовым способом". Все начали бурно протестовать, накал дискуссии повысился. Дошла очередь до меня. Я сказал: "Хочу напомнить присутствующим, зачем шел русский человек в Сибирь. Он шел за волей. С той стороны Урала было крепостное право, ощущалась тяжелая рука царя, шли бесконечные войны и постоянная борьба за власть, а здесь обширнейшие территории и воля — воля! Конечно, многие гибли — снега, морозы, гигантские расстояния тайги, всяческие лишения. Но богатство людей прирастало. Кто-то золото добывал, кто-то всю Европу соболиными мехами обеспечивал, по-разному зарабатывали. Даже сейчас наши деревни отличаются от деревень в центре России. Я бываю в Тамбовской области, откуда дед приехал. Там больно смотреть на разруху. Да, и в Подмосковье она такая же… А тут крепкие дома, ухоженные, надежные. Метровой толщины бревна, резные наличники. Народ строился на века. Сибирь — это воля и достаток. На этих принципах и создавался Сибирский центр науки.

Слово о науке. Академик М. А Лаврентьев:

"Пути научных открытий — от момента, когда создаются условия, благоприятствующие их зарождению, до внедрения в жизнь их результатов — сложны и многообразны.

Есть много полезных важных проблем, для решения которых требуется вполне определенный комплекс знаний и вложение вполне определенного количества человеко-дней добросовестного труда. Решение их можно и даже нужно заранее планировать. В ходе исследования таких проблем случаются иногда и открытия: здесь можно натолкнуться на очень интересные вещи. Но чаще всего в работе над такими проблемами крупных открытий не получается.

Как правило, мы не можем предсказать появления новых открытий. Можно лишь с большей или меньшей вероятностью определить, в какой области их можно ожидать. И чтобы не упустить драгоценный улов, надо поставить достаточно большую сеть, работать не только над теми проблемами, неотложность которых уже четко определилась, но и над задачами большой науки: поиском новых явлений природы, их объяснением, над созданием теорий, которые охватили бы возможно более широкий круг явлений. Большая наука позволяет осуществить самые фантастические замыслы человека".

— Мне посчастливилось встречаться со всеми Председателями Сибирского отделения, начиная с Лаврентьева. А с Гурием Ивановичем Марчуком вообще были дружеские отношения…

— Он сыграл очень большую роль в моей жизни…

— Каким образом?

— Ситуация была очень простая. Лаврентьев был человеком очень жестким, имел безраздельную власть…

— Иногда о нем говорили — "царь", а себя он любил называть "президентом науки Сибири".

- И все Сибирское отделения было построено как ракетно-космическая организация: бомба, оборонка, и соответственно — жесткая дисциплина… Кстати, это и послужило причиной известного конфликта между Лаврентьевым и знаменитым, а теперь уже и легендарным академиком Мешалкиным…

— Он стал зачинателем детской хирургии на сердце у нас в стране, очень интересный был ученый и человек…

— Фронтовик… Об их конфликте чуть позже… В 1962 году приезжал сюда Косыгин. Ему все понравилось, но замечание о том, что нет современных направлений, все-таки сделал. И тогда было решено созвать институт по радиоэлектронике. И из ФИАНа прислали Ржанова. Он был одним из лучших учеников самого Сергея Ивановича Вавилова. В 47-м году вышла статья о транзисторах — с нее и началась полупроводниковая эпопея, информационная эра и технологии, что сейчас движет цивилизацию. Тогда я учился и с восхищением читал первые статьи об этом, в том числе и публикации Алфёрова. Анатолий Васильевич Ржанов был одним из пионеров всего этого. Приехал он в Академгородок, и тут начались сложности. Надо было новый корпус строить, жилье для сотрудников. Лаврентьев вмешался, разгорелся конфликт местнический, и Ржанов уже начал думать о том, чтобы уехать в Белоруссию, где электроника начинала развиваться стремительно. И в это время произошло событие, которое спасло Ржанова. У Лаврентьева появился более опасный соперник — Герш Ицкович Будкер. Мы его тогда звали "Андреем Михайловичем". У него к бюджетным деньгам добавились "средмашевские", причем весьма немалые. Лаврентьев призвал Будкера и потребовал "поделиться", тот, естественно, отказался. Возник жуткий конфликт.

— Кое-кто может провести аналогию с "лихими 90-ми", мол, и у академиков были разборки…

— Конфликты из-за финансирования всегда были: вот только цель иная — никто из ученых не думал о личном обогащении, речь шла о деле. Понятно, что каждый заботился о развитии своего направления.

— Да и министр Славский поддерживал в тот момент Будкера, а не Лаврентьева…

— Да, там своя история… Но вернусь к нашим делам. Возник новый институт. А вокруг мощные "соседи" — ядерная физика, гидродинамика — институты, где уникальные установки. Там бомбами занимаются, ракетами, космосом, а у нас что-то крохотное, неопределенное — какие-то фитюльки. Хороший анекдот есть на эту тему. Брежнев ездил по Америке и ему в Калифорнии вынесли поднос с русским пейзажем. Объяснили, что там есть пылинка, ее не видно, но это микропроцессор, на котором записаны все выступления Генсека. Брежнев поблагодарил за подарок, а насчет процессора сказал, что "пылить мы и сами умеем, у нас ее много". Но кто-то из сопровождающих понял, что подарок-то особенный, с намеком, мол, отстаем мы безнадежно. И тогда после визита оставили одного из специалистов, он поездил по фабрикам и выяснил, что эти "пылинка" вставляют в пушки и те точнее стреляют. Он вернулся в Россию, все рассказал. Ему не поверили, и это стало одной из причин, что "электронную гонку" мы проиграли.

— Но для молодого специалиста — Асеева — это было время взлета?!

— Конечно. Да, стремительно развивались разные центры, в частности, Зеленоград. Лаврентьев очень расстроился, когда узнал, сколько денег туда вложено, а в Академгородке — затишье. Институт полупроводников был где-то на задворках, но все-таки развивался, хотя бюджета толком не было — мы зарабатывали сами, принимая участие в разных программах. Но все резко изменилось, когда во главе Сибирского отделения стал Гурий Иванович Марчук. Он сразу выделил наш институт, потому что это была основа вычислительных систем. Дела у нас сразу пошли в гору. Тогда я был рядовым сотрудником. Однако Гурий Иванович запомнил меня — он часто бывал в институте, интересовался новшествами. В 2008 году, когда началась выборная компания, академик Ершов позвонил Марчуку по поводу кандидатов. Гурий Иванович спросил у него: "Идешь ли сам?" Юрий Леонидович ответил — "нет". "Тогда голосуйте за Асеева", — посоветовал Марчук. Для меня это было неожиданно. Математики проголосовали за меня единогласно. Это было очень важно, так как выборную гонку в Академии всегда начинают математики, и, что греха таить, к их мнению прислушиваются и с ними считаются. Это особый мир, элита в науке и, как правило, они не ошибаются. Так что академик Марчук в моей жизни сыграл важную роль.

Слово о науке. Академик Г. И. Марчук:

"Академия наук по самому своему типу является организацией стабильной — именно потому и смогла она собрать и защитить ученых в самые трудные периоды нашей истории. В условиях разрухи, гражданской войны наш народ, государство и ученые нашли силы, чтобы сохранить для России науку. В 19183–1919 годах было открыто 33 новых крупных института, которые вошли в костяк нашей научной базы. В 1920г. В Саратове Николай Иванович Вавилов на съезде селекционеров сделал свой гениальный доклад о гомологических рядах, и в том же году доклад был издан. А сегодня умирают эти институты, обанкротились научные издательства…

Сегодня вновь считается возможным бросать общие по форме и абсурдные по существу обвинения целым социальным институтам и группам. Академию наук СССР, сознательно и грубо искажая реальность, стали представлять маленькой "империей зла". В прессе создан обобщенный мифический образ чванливого ученого, неинтеллигентного, с ущербным мировоззрением Такая технология создания в массовом сознании образа врага (в данном случае — Академии наук)(примитивна и хорошо изучена…

Изъяны и недостатки в академии есть, перемены необходимы. Но есть и объективные законы жизни сложных систем, какой является и наша Академия. Менять в ней что-либо надо осмотрительно, ибо полностью предсказать последствия каждого шага никто не в силах. И если что-то идет не так, надо вовремя остановить и, проведя анализ, найти иное решение. Те, кто пытается навязывать сложной системе, сложившейся в течение почти трех столетий, свои жесткие и одиозные планы и темпы, закономерно приводят ее к разрушению".

— В то время ваш институт уже был среди лидеров?

— Конечно. У меня прекрасная лаборатория, одна из лучших в мире. Вторым своим учителем я считаю Жореса Ивановича Алфёрова. Впрочем, в то время он еще не был "нобелем".

- И как это случилось?

— У физических институтов и у физиков существует особая дружба, особые отношения. Мы вышли из ФИАНа, а ФИЗТЕХ более прикладная организация, но великая. Полупроводники были и там и там. Поэтому мы работали вместе. С Жоресом Ивановичем я встречался на разных конференциях, труды его знал. А потом произошла случайная встреча в одном ведомстве. Сижу в приемной, жду вызова к начальству. Заходит Алфёров. Он уже в верхних эшелонах власти был, помощник за ним везде ходил. Увидел меня, спрашивает: "А ты что здесь делаешь?" Объясняю, что приехал деньги просить. Рассказал что делаем. Он попросил выступить у него на семинаре. Приехал в Питер, выступил. С той поры получил полную его поддержку. У Алфёрова появилась программа по наноструктурам, и я в ней участвовал с самого начала. Так что в жизни мне повезло быть рядом с такими замечательными людьми и учеными.

— Но и по характеру и по взглядам Ржанов, Марчук, Алфёров и другие, которых вы упоминали, удивительно разные люди…

— Это и прекрасно!… И, конечно же, обязательно надо упомянуть о Коптюге. Наш институт, как я уже говорил, держали "в черном теле", квартир не давали, и я пошел в профсоюзы. А председателем был молодой член-корреспондент Валентин Афанасьевич Коптюг. Меня поразило то, что он уже будучи очень известным и уважаемым ученым, с каждым сантехником, который любыми способами старался выбить жилье, чаще всего незаконно, тщательно разбирался, ездил к нему домой, знакомился с женой, детьми. Это меня тогда, помню, поразило

- У Валентина Афанасьевича такой уж характер был — въедливый, безукоризненно честный, справедливый, а потому его любили не только в Академгородке, но и в Москве. И, конечно же, на Байкале. Именно Коптюг прислал туда группу Грачёва, что коренным образом изменило всю систему изучения Байкала и его защиты.

— Туда пришла настоящая наука. И вообще ситуация в Иркутском научном центре стала совсем иной. Коптюг уделял особое внимание его развитию, а потому это теперь один из лучших центров не только отечественной, но и мировой науки.

Слово о науке. Академик В. А. Коптюг:

"Демократизация! Демократизация!

Где серьезно, а где — профанация.

Трясет руководителей — и старого, и молодого,

Когда — за дело, а когда — без оного…

Там художники сцепились,

Здесь артисты взбеленились,

А писательская братия

Заменяет мордобоем прежние рукопожатия.

И ученые маститые,

Ранее никем не битые,

Тоже стали заводиться

И почти что материться.

Чтоб в процессе обновления

Прекратить столпотворение,

Чтоб друг друга мы не съели,

Надо вновь вводить дуэли.

И подумает иной,

Стоит ли хамить порой,

Ведь за то, чтоб разрядиться,

Можно жизнью поплатиться".

"Не вызывает сомнения что период "перестройки" будет предметом дальнейшего анализа в будущем когда на него можно будет взглянуть, отрешившись от сиюминутных проблем, сбросив груз нового идеологического пресса сегодняшних дней. Будут детально проанализированы экономические, политические и духовные предпосылки этого крутого поворота в жизни нашей страны. Думаю, что детальному анализу будет подвергнут и удивительный феномен шараханья общественного сознания в крайности. Когда думаешь о нем, трудно отделаться от мысли, что в этом есть что-то стадное, прошу извинения за использование этого слова, какой-то атавизм отключения разума и слепого следования за вожаком, даже если следование ведет к пропасти…

Попытки очиститься от грязи настоящего, выплескивая ее на прошлое, глубоко безнравственны по отношению как к предшествующим, так и нынешним поколениям. Если идти по этому пути, то можно быть уверенным, что точно так же завтра грязь может быть выплеснута на поколение, связанное с "перестройкой".

— Значит, из предшественников остался Добрецов…

— До Новосибирска он десять лет был Председателем Бурятского научного центра. Это моя родина. Мы были знакомы семьями — рыбалка и все прочее. Он меня поддерживал, институту сильно помогал. Когда здесь организовывался технопарк, то Николай Леонтьевич почему-то решил, что это единственный путь развития науки. По сути это обозначало ликвидацию Академгородка, который известен во всем мире. Где бы вы ни были, стоит произнести слово "Новосибирск" тут же в ответ "Академгородок".

— Я в этом еще раз убедился, когда летел сюда и разговорился со студенткой…

— Многие в словах Добрецова почувствовали угрозу. А мы ведь здесь все связаны — учебой, строительными отрядами, работой, отдыхом… Все о всех знают досконально, а потому они меня и подтолкнули к борьбе за кресло Председателя.

— Знаю, что он сильно обиделся.

— Да, для него это был удар. Он обо мне заботился, а тут я в конкурентах… Но Добрецов — геолог, крупный, известный, а потому в работе Сибирского отделения в течении десяти лет был определенный перекос с сторону геологии. А в это время как раз бурно развивались информационные технологии, и мы оказались как бы на обочине научно-технического прогресса. И эту ситуацию надо было исправлять…

Слово о науке. Академик НЛ. Добрецов:

"Мне приходится контактировать с политиками, потому что сегодня нельзя заниматься "чистой" наукой, а тем более решать проблемы как отдельных направлений, так и Академии в целом. Сейчас я начал более отчетливо понимать, как важно объяснять людям суть нашей работы. Раньше мне казалось, что не хотят знать, и не надо! Но это неверно. И на первое место я ставлю роль науки для образования. Это касается каждой семьи — люди прекрасно знают, насколько важно хорошее образование. Но без хорошей науки его не может быть. И это надо внушить всем: от депутата Госдумы до пассажира в трамвае.

Есть у науки особая логика, и если мы начнем ее нарушать, то наука развалится. Потом уже начинается прикладное ее использование. Нашел, к примеру, Жорес Алферов свои гетероструктуры — это логика поиска. А потом уже началось их применение в разных областях, но это уже не наука, а использование ее достижений. Это надо понимать, а не смешивать все вместе. А у нас реформированием науки занимаются без понимания логики ее развития.

После Сибирского отделения появились Уральское, Дальневосточное, то есть начала функционировать система нашей науки. Весьма продуманная система. Причем сама Академия наук начала трансформироваться под воздействием опыта Сибирского отделения. Главный принцип этой системы — триумвират: "кадры — образование — наука". Отбор и подготовка талантов. Это олимпиады. Образование через исследования. Студенты второго курса университета уже работали в лабораториях. Сейчас о таком принципе много говорится, но ведь это было сделано почти пятьдесят лет назад в Новосибирске! И, наконец, "система дополнительности институтов". А суть вот в чем. Сейчас предлагается разделить науку, мол, эта часть фундаментальная, а эта — прикладная. И финансирование предполагается организовать по-разному: государственное в сочетании с частным, то есть разрезать науку, разделить ее. Но если мы пойдем этим путем, то вся система рухнет. Приведу простой пример. Институт математики — весь фундаментальный, там мало прикладных исследований. Но он взаимодействует с Институтами теоретической и прикладной механики, ядерной физики и другими. Там ведется много прикладных исследований, есть и опытные производства, где выпускаются вполне реальные приборы, установки и аппаратура. Таким образом, Институт математики участвует во всех таких проектах и программах, хотя формально он как бы в стороне. Стоит нам разорвать эти связи, и сразу же эффективность работы резко упадет… Есть еще одна особенность, очень важная для ученых. В городке все живут рядом, встречаемся в одних и тех же компаниях, до самого далекого института — десять минут ходьбы. Между учеными — постоянный контакт. И даже подчас на вечеринках решаются крупные проблемы. Не случайно нам постоянно говорят и ученые с мировыми именами, и крупные политики: "Самое ценное, что у вас есть и чем вы должны всегда дорожить — это дух творчества".

— Как вы оцениваете уровень Сибирского отделения в нынешнем состоянии науки в России и в мире? Как известно, физики способны и могут объективно оценивать ситуацию, а вы — физик…

— В последние годы советской власти нам начали прививать комплекс неполноценности. Мол, экономика неправильно устроена, все в стране отсталое, люди пьянствуют, общество деградирует и так далее. Мой брат работал на заводе, начальник цеха, довольно продвинутый специалист. Он говорил мне (а мы часто спорили), что за год они производительность труда увеличили на один-два процента. Я ему говорил, что за это время за рубежом в той же Германии ее увеличивают в разы! А потому нам и прививали комплекс неполноценности, несмотря на космические и ядерные дела, где успехи были очевидны. И тут наступили 90-е годы, я начал ездить в разные страны. До этого я бывал только в ГДР. В начале 90-х нам обрубили финансирование сначала в 14 раз, а потом еще в два раза. "Шоковая терапия". А на мне висит лаборатория. Надо что-то делать, и, так как международные связи были, всех сотрудников "пустил я по миру". Надо было заключать контракты, добывать их. Кстати, за исключением нескольких человек остальные вернулись. Правда, потом и они попросились обратно. Один парень в Японии 15 лет отработал, а сейчас здесь… В 91-м году мы получили грант Министерства науки и технологии Германии, были и другие контракты. Когда здесь все рухнуло, лаборатория работала, сотрудникам даже квартиры покупали. Помню, я метался по бывшим почтовым ящикам и скупал оборудование, цена которому составляла сотни тысяч долларов, а мне отдавали его за копейки. Я создал прекрасную базу — лаборатория могла выполнять любые заказы, так как была хорошо оснащена.

— А как оценивали специалистов?

— Первое место, куда я начал ездить, — Оксфордский университет. Первый раз, второй, третий… Потом получил грант Королевского общества. Тут московские друзья говорят мне, мол, англичане удивляются: все приезжают к ним устраиваться на работу, а ты каждый раз уезжаешь… А мне совсем другое было нужно: деньги для моей лаборатории. Обширные международные связи помогли не только выстоять, но и развиваться. Будь то Англия или Япония, — везде с нам относились с уважением. Потом Америка… Пригласили поработать на год в один из самых престижных университетов. Поехал. Правда, проработал там четыре месяца. И тут многое для меня прояснилось. Я понял, что благодаря хорошему образованию мы ни в чем им не уступаем. Правда, на первом курсе нам теорию относительности преподавал академик Будкер. Он был оригинален. К примеру, говорил так: "Вот эту формулу видите, но, конечно, ничего не понимаете, но я вас очень прошу ее запомнить, разобраться потом и понять, что она значит. Я понял, и теперь меня возят на "Волге", а мои товарищи, которые пренебрегли этой формулой, до сих пор ездят на трамвае". Потом у нас был профессор Румер, коллега Ландау. Он прославился тем, что в 20-е годы был послан на стажировку в Германию, провел там два года, ездил к Эйнштейну. От того получил полное одобрение по своим работам. Румер преподавал у нас. Случалось, пожимал ему руку, что дает мне возможность утверждать, что "нахожусь в одном рукопожатии от Эйнштейна"… После поездок "комплекс неполноценности", что у нас прививали, полностью исчез… А когда я вернулся в Академгородок, то нас "бросили" на оборонку. Разной электроники в Россию навезли беспредельно много, но той, что требовалось оборонному комплексу, конечно же, не было. И эту проблему решили, что сейчас, на мой взгляд, позволяет говорить, что и оружие у нас есть, и хорошие специалисты тоже. На самом деле страна богатая, народ талантливый. У нас трудно, конечно, а на Западе — скучно. Все там регламентировано, буднично, четко очерчено, и как следствие — скучно

— Историю сибирской науки я делю на несколько этапов. Поправьте, если неправ. В середине 50-х годов сложилась тяжелая ситуация в экономике, а значит и науке. И тогда Сибирское отделение Академии помогло науке страны выйти на принципиально новый уровень. И мы уже могли гордиться не только бомбами и ракетами, но и другими достижениями, хотя, конечно же, приоритет отдавался оборонной тематике. Это был "век Лаврентьева и Марчука". Потом пришла "эпоха Коптюга", к названию которой я приплюсовал бы и Добрецова. А сейчас "время Асеева". Я имею в виду то, что происходит в нашей науке и ту борьбу, которую вы ведете на всех уровнях как научных, так и государственных. Разве не так?

— История сибирской науки — это единый процесс, со своими взлетами и падениями. Нужно ли его делить? Наверное, не имеет смысла. Я всегда вспоминаю слова Петра Леонидовича Капицы, который сказал однажды своему сыну Сергею — великому популяризатору науки, что "пока есть Академгородок, наука в России будет". Академик Капица, как и многие гениальные наши ученые, всегда верно предсказывали будущее, и это помогает с оптимизмом смотреть в завтрашний день.

— В Новосибирске проходят "Технопромы". Кстати, везде идут "Экономические форумы", а у вас нечто иное, почему?

— Советскую власть ругали за то, что при ней многие "работали на гудок". А сейчас каждый регион должен иметь свой "гудок". Поэтому то, что сразу же стало вводиться, по-моему, с легкой руки Гайдара и Попова, экономические форумы. Это все пришло в полную бессмысленность. Я бываю на таких форумах. Идет полная болтовня. Новосибирск — город большой "оборонки", здесь болтать не принято, а потому у нас не "экономический", а "технологический" форум. Здесь собираются технари, ученые и бизнесмены, которые занимаются новейшими разработками. В 90-е годы Новосибирск понес ужасные потери. Был, к примеру, знаменитый "Сибсельмаш", который в войну выпускал каждый четвертый снаряд, а потом разную бронетехнику производил. Там работало 19 тысяч человек. Сейчас это абсолютно брошенный квартал, мертвый, заколоченный. Предприятие рухнуло. И таких примеров у нас в Сибири очень много. Но все-таки кое-кто прошел через 90-е годы, выстоял. Авиационный завод, который в войну выпустил треть всех фронтовых истребителей, одно время ремонтировал два самолета в год, а сейчас возобновил выпуск Су-24 и получил заказ на новые Су-34. Это совершенно новая машина 4-го поколения. Есть в городе и завод "Химконцентратов" — твэлы для атомных реакторов делают. Новосибирск еще называют "столицей приборов ночного видения"… В конце прошлого года у нас произошел любопытный случай В американский санкционный список попали два предприятия. Одно должно было выпускать кинескопы в огромном количестве. Но оно рухнуло. И там теперь выпускают бутылки для пива. Бизнес приспособился, но за океаном его считают "оборонным комплексом". И смех, и грех. Параллельно выделилось еще одно предприятие. Оно стало с нашей помощью монополистом по приборам ночного видения. Их они в 90-е годы продавали в полицию Англии и в береговую охрану США. Это предприятие как и завод полупроводниковых приборов тоже попали в санкционный список. Я считаю, что это высочайшая оценка труда, то же самое, что в советское время орден Ленина получить. То есть предприятия возрождаются. На хорошем уровне работают. Более того, если бы бизнес был цивилизованным, а доходы не "офшорились", то мы бы в современной технологической гонке были бы не первыми, но в лидирующей группе. А по ряду направлений и первыми. В тех же космических технологиях, к примеру…

Слово о науке. Академик А. Л. Асеев:

"Все привыкли, что в науке непрерывно генерируется нечто новое, прорывное, революционное, раздвигающее жизненные горизонты и создающие невиданные ранее уровни потребления. И на этом фоне вдруг начинает казаться, что вроде бы больше ничего ошеломляющего не происходит. Не только в России: во всем мире лихорадочно ищут новые области, на которые можно построить успешный и что немаловажно масштабный бизнес. Ведь это главная движущая сила экономики и развития общества в целом.

Уже настала пора подводить итоги: с начала реформы науки летом 2013-го прошло три года. К чему пришла наука и есть ли перспектива? На прошедшем в марте Общем собрании Академии наук было ясно высвечена удручающая картина. Ее основные черты с достаточной полнотой и объективностью изложены в докладах Президента РАН академика В. Е. Фортова, главного ученого секретаря академика М. А. Пальцева, вице-президента В. В. Костюка и ряда крупнейших ученых нашей страны, таких как создатель современных баллистических ракет академик Ю. С. Соломонов, разработчик и организатор ядерного флота России академик А. А. Саркисов, выдающийся геолог академик НЛ. Добрецов… Общее мнение: проходящая реформа резко затормозила развитие российской науки. При этом ее потенциал фантастически велик…"

Разве нужно добавлять что-либо к этому?!

Владимир Губарев

Ученые Академгородка участвуют во многих международных проектах. Недавно к ним добавилось новое направление научного сотрудничества: между Исследовательским центром продовольственной безопасности (НГУ) и Школой биоресурсов и технологий Технологического университета им. Короля Монгкута Тонбури (Таиланд). О том, чем занимается Центр и что общего в вопросах продовольственной безопасности между Сибирью и Таиландом, мы попросили рассказать его руководителя – кандидата экономических наук, с. н. с. ИЭОПП СО РАН Юлию Отмахову.

– Наш центр был создан как совместная лаборатория экономического факультета НГУ и Института экономики и организации промышленного производства СО РАН в августе прошлого года в рамках Проекта 5-100. В условиях санкций задача обеспечения продовольственной безопасности России стала крайне актуальной. Ее решение требует принципиально новых, нестандартных решений, основанных на междисциплинарном и системном взаимодействии ученых разных областей науки в целях повышения качества жизни населения и рационального использования природных ресурсов. Этим и занимаются в нашем Центре, исследованиями в области продовольственной безопасности на стыке биологии, химии и экономики.

– А как будут выглядеть результаты этой работы?

– Мы готовим предложения в Доктрину продовольственной безопасности РФ. Сейчас в этом документе под безопасностью в основном понимаются количественные показатели обеспеченности продуктами питания. Мы же хотим внести туда параметры из области качества. Проводим разработку новых технологий регулирования продовольственного рынка страны для максимально эффективного использования нашего потенциала в современных непростых условиях. Эту работу мы ведем на средства гранта РФФИ. Другой наш проект – «Продовольственная безопасность в обеспечении качества продуктов питания с использованием современных биотехнологий» – осуществляется в рамках Стратегической академической единицы НГУ «Синтетическая биология».

С помощью современных методов генетики и геномики мы выявляем новые гены, определяющие качество и питательную ценность зерна, а также способность растений давать хороший урожай при неблагоприятных условиях окружающей среды и использоваться для промышленного производства натуральных продуктов питания.

– Ваш центр сейчас тесно сотрудничает с Таиландом. Чем это вызвано и какую пользу из такого сотрудничества извлечет наша наука?

– Прежде всего, хочу подчеркнуть, что Таиландом наша международная активность не ограничивается. У нас есть положительный опыт работы с белорусскими коллегами в проекте по созданию функционального и безопасного детского питания. Есть хорошие контакты с Малайзией. А в этом году появились первые результаты сотрудничества со Школой биоресурсов и технологий Технологического университета им. Короля Монгкута Тонбури в Бангкоке. Касалось оно вопросов переработки кассавы. Это распространенная тропическая сельскохозяйственная культура, в частности из нее вырабатывают крахмал, который получается лучше, чем из картофеля и кукурузы. Таиланд является самым крупным экспортером высококачественного натурального крахмала из кассавы в мире с рыночной долей 70%. Для нас эта культура интересна на предмет использования в пищевой промышленности как связующего элемента вместо искусственных компонентов. А для тайской стороны наиболее актуален вопрос утилизации отходов крахмального производства кассавы. Во-первых, их очень много, а во-вторых, они весьма токсичны, в частности, содержат цианид. Поэтому это вопрос и экономики, и экологии.

– В чем заключалось участие российской стороны?

– Мы выполнили экспериментальную работу, проанализировали работу 69 фабрик, используя методики, которыми не располагали наши коллеги в Таиланде. А затем, на основе этих расчетов совместно были выработаны пять вариантов утилизации отходов, в зависимости от объемов производства, от маленького участка до большой фабрики. Причем, в процессе утилизации отходы перерабатываются в рыночный продукт, например – биотопливо или биоэтанол.

Для нас эта работа тоже стала интересным опытом, поскольку менеджмент отходов в российской пищевой промышленности пока практически не развит. Но в перспективе мы тоже к этому придем, и тогда этот опыт работы будет востребован. А для Таиланда эта работа стала первым совместным проектом в данной области, который завершился конкретными результатами.

– Получается, сотрудничество будет продолжаться?

– И даже расширяться. В сентябре мы должны подписать соглашение с Технологическим университетом. В нем будет идти речь и о сотрудничестве в обучении тайских студентов. И конечно – о новых совместных междисциплинарных исследованиях по актуальным направлениям. Например, в производстве продуктов, содержащих антоцианы и антиоксиданты. Сегодня такую продукцию производят из разного сырья, у нас это хлебцы из пшеницы, в Таиланде – из риса. Возможно, совместно мы сможем создать новый универсальный продукт, что откроет новые возможности на мировом пищевом рынке. И таких направлений для совместной работы немало. Так что, я надеюсь, сотрудничество у нас получится долгим и взаимовыгодным.

Записал Георгий Батухтин

Сотрудники Российской академии наук обеспокоены неблагоприятными, по их мнению, тенденциями в научно-образовательной сфере страны, связанными с вмешательством чиновников в процесс управления исследованиями. По мнению ученых, это грозит утратой целого ряда перспективных научных направлений, что может иметь негативные последствия для национальной безопасности России.

Почему в Академии наук считают нынешнюю ситуацию тревожной и что ученые предлагают для ее изменения к лучшему, в интервью РИА Новости рассказал заместитель президента РАН Владимир Иванов.

—  Владимир Викторович, летом нынешнего года появилось несколько информационных поводов, связанных с состоянием российской науки, это и письмо сотрудников РАН президенту страны с критикой действий Федерального агентства научных организаций (ФАНО), и даваемые учеными негативные оценки хода обсуждения стратегии научно-технологического развития России, и сообщения о якобы грядущем сокращении числа ученых, предлагаемом ФАНО. Что означают все эти события? О каких существующих тенденциях в российской науке и системе ее управления они говорят?

— В сентябре исполняется три года со дня принятия федерального закона № 253 "О Российской академии наук…", в соответствии с которым была проведена кардинальная трансформация РАН. Основная идея изменений, как декларировали их инициаторы, заключалась в том, что ученые будут заниматься наукой, а хозяйственники — управлением имуществом. Законом переходный период был определен в три года, и пора подводить итоги. А они, с точки зрения ученых, неутешительны.

Если говорить коротко, то, по нашему мнению, декларируемые цели не достигнуты. Более того, три года ушло на выстраивание новой системы управления, организационную перестройку. Фактически напрасно потрачены и время, и ресурсы, которые могли бы найти лучшее применение, если бы были направлены на развитие научных исследований.

Подробно ситуация в академическом секторе науки изложена в специальном докладе РАН президенту Российской Федерации и в правительство страны.

С другой стороны, очевидно, что к старой системе возврата быть не может, по крайней мере в ближайшее время. Поэтому сейчас необходимо принятие управленческих решений, которые смогли бы если не остановить, то хотя бы затормозить негативные процессы в фундаментальной науке.

— На общем собрании РАН, прошедшем весной нынешнего года, премьер-министр РФ Дмитрий Медведев, касаясь проблемы вмешательства ФАНО в процесс управления чисто научными работами, сказал, что "ФАНО должно работать для РАН, а не РАН для ФАНО". Что изменилось после этого?

— Надо сказать, что Дмитрий Анатольевич Медведев уже не первый раз говорил на эту тему. Тем не менее ситуация не меняется. Более того, ФАНО предъявляет все больше претензий на управление собственно научными исследованиями, формирование научной политики, что этому агентству не положено ни по статусу, ни по закону. Это уже вопрос исполнительской дисциплины.

Но здесь есть еще одна проблема, которая создана законом о РАН. Дело в том, что ФАНО является федеральным органом исполнительной власти, а РАН — федеральным бюджетным учреждением, таким же, как вузы, больницы и так далее. Очевидно, что административный ресурс ФАНО несопоставим с возможностями РАН. Трудно предположить, чтобы правительственная структура взяла на себя труд по обслуживанию всего лишь одного бюджетного учреждения.

— Означает ли открытое письмо ученых президенту страны, что, по их мнению, правительство в части, ответственной за науку, не может эффективно влиять на ситуацию с реформой РАН?

— Да, складывается впечатление, что ситуация с наукой, не только с реформой РАН, вышла из-под контроля. Созданная громоздкая и неповоротливая система управления, не обеспеченная к тому же квалифицированными управленческими кадрами, явно не справляется с задачей развития науки и образования. Достаточно посмотреть, как выполняются майские (2012 года) указы президента России в части, касающейся науки, или проанализировать результаты выполнения стратегических документов.

Формат открытого письма выбран тоже не случайно. Дело в том, что чиновники, ответственные за ход реформ, не давали объективной картины реального положения дел, формировали неверное представление в глазах общества о ситуации в науке и образовании, а кроме того, отказывались от конструктивного диалога с РАН. В такой ситуации это было разумное решение.

— На каком этапе зависают предложения РАН об улучшении ситуации с идущими преобразованиями, в том числе с реорганизацией сети научных институтов?

— На этот вопрос трудно ответить, поскольку вся цепочка подготовки и принятия решений в научно-образовательной сфере сложна и непрозрачна. Академия наук неоднократно обращалась к руководству страны с предложениями по улучшению ситуации. Не было случая, чтобы президент или председатель правительства, его заместители оставили их без внимания, не дали конкретных поручений. Но на более низких уровнях все тонуло в казуистике и бюрократических отписках. По-видимому, ответ надо искать в органах госвласти, ответственных за формирование и реализацию научной политики.

Что же касается реструктуризации сети научных организаций, то в ее основу положен принцип сокращения числа бюджетополучателей. При этом в стороне остаются вопросы нового научного качества. По сути, под давлением ФАНО происходит объединение научных организаций, зачастую не имеющих общих научных интересов. Это мина замедленного действия, которая с высокой степенью вероятности приведет к сжатию фронта научных исследований и грозит утратой перспективных научных направлений. Реструктуризация должна идти естественным путем, исходя из перспективных направлений исследований, конкретных научных задач. Сейчас же складывается впечатление, что главная задача — это экономия бюджетных средств. Но, как известно, скупой платит дважды.

— А насколько рационально в такой ситуации расходуются выделяемые средства?

— Пока еще РАН обеспечивает системное проведение фундаментальных научных исследований в рамках специальной программы государственных академий наук. Минобрнауки уже предпринимало несколько попыток взять эту программу под свой контроль, но летом прошлого года президент России Владимир Путин дал указание сохранить действующую систему управления до 2020 года.

Однако отделение научно-исследовательских институтов от РАН значительно снижает эффективность системы управления и расходования, прямо скажем, весьма скромных средств.

Кроме того, в последнее время наблюдается искусственное сокращение финансирования академических исследований за счет увеличения финансирования вузов. Согласно 253-му закону, эти действия Минобрнауки обязана согласовывать с РАН, так как РАН не только принимает участие в разработке научно-технической политики, но и осуществляет научно-методическое руководство всеми высшими учебными заведениями. Но и эти положения закона чиновники игнорируют. Тем самым нарушается системность проведения фундаментальных исследований и нерациональность расходования средств. Это наглядно иллюстрируется, например, планами по созданию в Высшей школе экономики физических подразделений в то время, как профильные академические институты ожидают дальнейшего сокращения финансирования.

При сохранении этого подхода в перспективе следует ожидать распада системы фундаментальных исследований на отдельные частные проекты и задачи.

— В последнее время все чаще можно слышать заявления руководителей российских оборонных предприятий, конструкторских бюро о том, что нынешний ход реформы РАН может иметь серьезные негативные последствия с точки зрения обеспечения национальной безопасности страны. Что можно сказать на этот счет?

— Новые виды вооружений разрабатываются, исходя из комплексного системного анализа и прогноза геополитической обстановки, задела фундаментальной науки и перспектив его использования для разработки современных технологий и образцов продукции. В отсутствие собственных результатов фундаментальных исследований оборонный комплекс в перспективе будет отрезан от передовых технологий.

Есть и еще одна проблема — РАН, кроме познавательной, несла еще и просветительские функции. Теперь же это пространство стало свободнее и в него хлынули представители "альтернативной науки". Чего только сейчас не узнаешь нового: от вечного двигателя до инопланетян и потусторонних явлений. А это уже прямой путь к снижению интеллектуального потенциала нации. В такой ситуации никаких новых вооружений не создашь.

— Что по мнению РАН надо делать прямо сейчас, чтобы отрицательные составляющие хода реформы не приняли необратимый характер?

— Это зависит от стратегических целей государства.

Если ставить задачу обеспечения технологического суверенитета нашей страны и вхождения России в число стран-технологических лидеров, то необходимо прежде всего признать фундаментальную науку системообразующим институтом государства, обеспечивающим получение новых знаний для выработки стратегических решений, создания новых технологий, перспективных образцов продукции, а также для формирования новых рынков.

Это потребует и изменения системы управления научно-технологическим комплексом. Здесь уместно будет вспомнить, что в середине 90-х годов ситуация в науке также была близка к катастрофе. Тогда президент страны упразднил Миннауки и ввел должность вице-премьера по науке и технологиям, при котором был создан аппарат, получивший название Государственный комитет Российской Федерации по науке и технологиям (ГКНТ России).

На должность вице-премьера был назначен нынешний президент РАН академик Владимир Фортов. За время существования ГКНТ ситуация была качественно исправлена. Прежде всего удалось существенно увеличить финансирование науки. К сожалению, эта система просуществовала недолго, меньше двух лет. Может быть, имеет смысл вернуться к такой системе управления.

Что касается РАН, то она должна быть восстановлена как научная организация, отвечающая за развитие фундаментальных исследований в стране. Это, в общем-то, следует из 253-го закона, но на практике не реализуется. И кроме того, решения по финансированию научных исследований, по кадровым вопросам, по имущественному комплексу, по материально-техническому обеспечению должны приниматься только по согласованию с РАН.

Это необходимые условия. Однако даже при их выполнении процесс возрождения науки займет достаточно длительное время.

Владимир Трефилов

Прошедшая в Академгородке Десятая Международная мультиконференция по биоинформатике и системной биологии в каком-то смысле является знаковым событием. Во всяком случае, она четко обозначает один важнейший инновационный тренд, имеющий важные благоприятные последствия для будущего человечества. Пожалуй, еще лет двадцать назад было сложно представить актуальность и востребованность поднятых здесь тем. Мало того, некоторые направления фундаментальных исследований оказались бы вообще непонятными с точки зрения их практических приложений.

Даже сейчас еще приходится обосновывать практическую значимость той или иной работы. Тем не менее, люди, имеющие дело с практикой, уже отчетливо осознают, что вопросы биоинформатики и системной биологии отражают очень мощный потенциал, значение которого для жизни человека будет со временем оценено сполна. И ждать, судя по всему, осталось не так уж и долго. В первую очередь – как показала упомянутая мультиконференция – это касается медицины. И совсем не случайно то, что в числе организаторов этого мероприятия – наряду с Институтом цитологии и генетики СО РАН – выступил Научно-исследовательский институт клинической и экспериментальной лимфологии (НИИКЭЛ).

Отметим, что в настоящее время целью развития общества, а также целью развития науки, является человек. И в этом случае человеческое здоровье выступает как одна из важнейших ценностей, как один из показателей качества жизни. Ибо только здоровый человек в состоянии быть трудоспособным, эффективным и счастливым. Отсюда вытекает важнейшее значение современной медицины.

Как разъяснил в своем пленарном выступлении научный руководитель НИИКЭЛ Владимир Коненков:

«Медицина прошла в своем развитии целый ряд шагов. Долгое время врачи спорили над тем: что такое медицина – наука или искусство? И постепенно, всё-таки, победила та точка зрения, согласно которой медицина является наукой. И когда эта позиция была сформулирована – ещё в XIX веке, то здесь тоже произошла определенная трансформация. Возникли такие понятия, как «клиническая медицина», «профилактическая медицина». Сегодня мы говорим уже о персонализированной медицине. И вот сейчас, в начале XXI века мы находимся в том периоде, когда формируется такое понятие, как биомедицина. То есть это медицина, основанная на познании закономерности функционирования человека как сложной биологической системы».

По этой причине, подчеркнул Владимир Коненков, медики пришли в сообщество биологов, в сообщество математиков, в сообщество биоинформатиков, для того чтобы реально развивать медицину на основе достижений, полученных современной биологией, включая и генетику. По словам ученого, в современной медицине, по сути, существуют два прорывных направления – это регенеративная медицина и геномная медицина. Регенеративная медицина основана на принципах опоры на естественные защитные силы человеческого организма. Задача этого направления связана с тем, чтобы организм сам восстанавливал те нарушения, которые возникают как под воздействием внешних факторов среды, так и из-за внутренних дефектов развития организма.

На этом пути, отметил Владимир Коненков, находится целый ряд научных направлений, но все они связаны с клеткой, с межклеточными взаимодействиями и прочими факторами. Это очень сложная, можно сказать, сложнейшая система. В современной классификации уже насчитываются сотни регуляторных факторов. Огромное количество регуляторных сигналов, известных в настоящее время, уже не подлежат привычному анализу. «Здесь уже требуются методы системной биологии, биоинформатики, высокой математики», – подчеркнул ученый.

То же самое относится и к геномной медицине. Здесь тоже, по словам Владимира Коненкова, произошел определенный прогресс, и в настоящее время давно известное понятие «генетика» всё больше и больше трансформируется в понятие «геномика». Это вызвано тем, что в связи с развитием изучения регуляции генов возникла предполагаемая возможность вмешиваться в процессы функционирования генома. В этой связи процессы геномной медицины, считает ученый, здесь также являются перспективными.

«И в этом направлении мы тоже не можем обойтись без понимания сложнейших механизмов регуляции генов, строения генов, взаимодействия генов, генетических сетей, что невозможно без биоинформатики. Поэтому современное развитие медицинских знаний требует как раз развития биомедицины. И именно здесь, наверное, мы найдем пути решения проблем, до сих пор нами не решенных», – подчеркнул Владимир Коненков.

В ряду таких проблем – продление долголетия, поддержание полноценного функционирования организма в течение всей человеческой жизни, а также (что немаловажно) – ликвидация тех неизлечимых болезней, которые по-прежнему вызывают страх у многих из нас. В завершение своего выступления Владимир Коненков отметил, что возглавляемый им научно-исследовательский институт, располагая необходимой исследовательской базой, является готовым полигоном для внедрения всех достижений в области системной биологии, биоинформатики и геномики.

В свете сказанного немаловажным обстоятельством является то, что в настоящее время налаживаются очень тесные взаимодействия между НИИКЭЛ и ИЦиГ СО РАН и выстраивается единая программа научных исследований. Нельзя исключить, что такое сотрудничество будет обладать своего рода синергетическим эффектом, открывая возможности для получения очень плодотворных результатов.

Олег Носков

Передовые технологии чаще всего создаются для космической отрасли или на стыке с ней. Впоследствии многие из них обретают «вторую жизнь», становясь неотъемлемой частью жизни землян. Как это происходит и почему некоторые продукты космических технологий буквально перерождаются на Земле?

Среди многих людей, которые едва разбираются в космической тематике, бытует мнение, что пилотируемая космонавтика — отрасль, исключительно нацеленная на престиж страны и довольно бесполезная с практической точки зрения. Ведь после высадки астронавтов на Луну человечество не продвинулось дальше МКС, а тем временем беспилотные аппараты добрались аж до Плутона. Но это совсем не так: именно для космоса создаются самые современные технологии, которые после испытаний и некоторых изменений попадают на Землю, где становятся массовым продуктом.

Козырные карты

Практически у каждого на смартфоне установлены картографические сервисы. При этом немногие задумываются, как эти карты появились и почему они настолько точные.

Объяснение этому есть, оно довольно простое: добиться такой точности при столь огромных масштабах удалось благодаря космическим аппаратам, которые на протяжении многих лет проводят дистанционное зондирование Земли.

Так как мониторинг из космоса ведется на постоянной основе, благодаря спутниковым технологиям удается, например, предупреждать стихийные бедствия и оценивать ущерб от них. В частности — наводнения и лесные пожары. В случае последних, особенно когда они происходят в удаленных районах, свежие спутниковые снимки особенно актуальны, ведь они показывают масштаб пожаров и направление распространения огня. Вкупе с метеорологическими прогнозами подобная информация позволяет оперативно разработать стратегию борьбы с возгораниями.

Кроме всего прочего, дистанционное зондирование Земли позволяет проводить мониторинги сельскохозяйственного, природоохранного и строительного характера, в том числе и выявляя законодательные нарушения.

Всеми этими делами за пределами планеты занимается Государственная корпорация «РОСКОСМОС». Но не каждому известно, что Корпорация активно работает и на Земле.

Атомное качество

Одно из предприятий, входящих в структуру РОСКОСМОСА и работающих по широкому профилю, — это Корпорация ВНИИЭМ. Созданный в 1941 году для разработки и быстрейшего выпуска электротехнических средств для обороны Москвы ВНИИЭМ сравнительно быстро укрупнился и стал одним из главных научно-производственных предприятий Советского Союза, а затем и России.

Сейчас один из главных продуктов ВНИИЭМ — системы управления АЭС. Еще в советские времена предприятие создало электронную «начинку» для Ленинградской, Курской и Чернобыльской атомных электростанций. А сейчас ВНИИЭМ разрабатывает комплексы электрооборудования системы управления и защиты для водо-водяных энергетических реакторов. Устанавливаются подобные системы и за рубежом, например на иранской АЭС «Бушер».

Еще одна не менее интересная разработка ВНИИЭМ — бесконтактные электродвигатели постоянного тока. Их внутренняя полость надежно изолирована от внешней среды, что существенно расширяет область их применения.

Например, бесконтактные электродвигатели, первоначально предназначенные исключительно для космической отрасли, теперь широко применяются и в других экстремальных условиях, например под водой. Помимо бесконтактных электродвигателей есть и электронасосы, которые способны выполнять даже самые сложные задания в суровых условиях.

Также ВНИИЭМ производит электротехнические и конструкционные материалы самого широкого применения, среди которых — композиционные материалы с впечатляющими характеристиками и с сохранением высоких изоляционных свойств при сверхвысоких температурах.

В стороне от вполне «бытовых» разработок не остался и известный Центр им. Хруничева, тоже входящий в периметр РОСКОСМОСА. А в частности — его «дочка», Усть-Катавский вагоностроительный завод им. С.М. Кирова, основанный в 1758 году, одно из старейших предприятий России. Сейчас здесь производят трамвайные вагоны, в том числе и самые современные, которые вскоре будут ездить по улицам крупнейших городов России.

А еще завод выпускает целую серию оборудования для топливно-энергетического комплекса, в том числе газорегулирующее и насосное оборудование, а также трубопроводную арматуру, пользующиеся огромным спросом на «земных» предприятиях.

Лестницы в небо

Существует и такое предприятие, как АО «Государственный ракетный центр имени академика В.П. Макеева», где производят не только боевые ракетные комплексы, но и вполне гражданскую продукцию. Например, пожарные автоподъемники — без таких приспособлений бороться с пожарами и спасать жизни людей во многих случаях не представлялось бы возможным. Отдельно стоит отметить, что автоподъемники предназначены для работы на высоте вплоть до 50 метров.

В ракетном центре также производят и такие необычные для России изделия, как ветроэнергетические установки с вертикальной осью вращения. Интеграция подобных разработок в соответствующих районах страны позволит не только серьезно сэкономить на электричестве, но и уменьшить ущерб, который люди наносят природе.

Кроме того, на предприятии налажено производство не менее уникального горно-шахтного оборудования, оборудования для нефтеперерабатывающей промышленности, а также гидравлических монтажных инструментов.

Входящий в состав РОСКОСМОСА Златоустовский машиностроительный завод не ограничивается созданием оборудования для космоса и передовых образцов оружия. Так, именно там производят современные электрические и газоэлектрические, а также настольные плиты. Такие продукты определенно могут пригодиться в любом домашнем хозяйстве.

Помимо этого, на заводе налажено производство медицинского оборудования и радиаторов. Последние отличаются повышенной тепловой мощностью и помогают в создании энергоэффективной отопительной системы.

Так что космос везде вокруг нас, и предприятия РОСКОСМОСА этому проникновению активно способствуют.

1 сентября 2016 года в Академгородке было подписано трехстороннее соглашение о сотрудничестве между Россвязью, СО РАН и Сибирским территориальным управлением ФАНО. В подписании документа приняли участие руководитель Федерального агентства связи Олег Духовницкий, заместитель председателя СО РАН академик Василий Фомин и руководитель СТУ ФАНО России Алексей Колович.

В своем выступлении глава Россвязи отметил, что предполагаемое сотрудничество должно развиваться прежде всего по двум направлениям. Во-первых, агентство интересует прикладное применение фундаментальных разработок в области телекоммуникаций. Речь идет о самом широком спектре технологий: в сфере построения систем связи нового поколения, обеспечения информационной безопасности и спецсвязи и т.п. В рамках программы импортозамещения предполагается производство мелких серий элементной базы, отдельных модулей телекоммуникационных систем и компьютерной аппаратуры. Причем, ряд решений, которые предложили наши ученые представителям Россвязи, оказался неожиданным, но чрезвычайно интересным.

Второе важное направление сотрудничества – использование ресурсов СО РАН для повышения качества образования студентов ведомственных институтов и колледжей Россвязи. Всего в таких заведениях по стране сегодня обучается 26 тысяч человек, которые, по замечанию Олега Духовницкого, являются гарантом дальнейшего развития отрасли. И поэтому агентство заинтересовано в качестве их подготовки. Прежде всего, речь идет о студентах Сибирского государственного университета телекоммуникаций и информатики, расположенного в Новосибирске.

Все участники церемонии подчеркивали, что подписание соглашения – лишь первый шаг на пути сотрудничества, и сегодня рано говорить, о том, какие результаты оно сможет принести на практике. Но опыт подобных соглашений, которые Россвязь уже заключала как с федеральными структурами (Росгидромет), так и с субъектами РФ (Севастополь и др.), говорит о том, что этот формат работает эффективно. По крайней мере, в вопросе снятия межведомственных барьеров.

Георгий Батухтин

Не так давно мы публиковали интервью с академиком Александром Асеевым, где он, в частности, коснулся вопроса безопасности при работе с нанотрубками. Теперь же предлагаем вашему вниманию мнение по схожей теме от другого известного ученого – академика Николая Ляхова.

Мария Склодовская-Кюри брала кусочки радия голыми руками, не имея представления о радиационной безопасности.  О том, насколько эта ситуация соотносима с современными наноматериалами, нашему корреспонденту рассказал директор Института химии твердого тела и механохимии СО РАН академик Николай Захарович Ляхов.

Прозорливость первопроходцев

Вредные частицы, с которыми ранее имел дело человек, всасывались в кровь через слизистые оболочки, стенки желудка, альвеолы легких, а также могли причинять неприятности при непосредственном попадании на кожу, в глаза и так далее. «Принципиальное свойство наночастиц состоит в том, что они способны проникать сквозь мембраны клеток и негативно воздействовать уже и на этом уровне, — подчеркнул Николай Ляхов. — Впрочем, и позитивно тоже, как разработанный в стенах ИХТТМХ СО РАН (в коллаборации с другими институтами) противовоспалительный наноибупрофен. Его эффективность в аэрозольной форме во много раз выше, чем у препарата, применяемого в виде традиционных таблеток».

Но в этом случае эффекты воздействия вещества на организм заведомо известны. Равно как и влияния вредоносные — например, цементной пыли, вызывающей силикоз. Бороться с этим научились простейшим образом: высотой трубы, с которой оставшиеся после фильтрации частички улетают далеко от жилых мест. Проходит дождь — и на земле даже крошечные остатки такой пыли твердеют и не представляют опасности. Точно так же 50-метровые трубы новосибирской ТЭЦ-5 выбрасывают продукты горения очень высоко, и ветер их уносит к сравнительно безлюдным территориям.

Каждое химическое производство по-своему индивидуально, и их отходы обычно хорошо изучены с токсикологической точки зрения. На любом таком предприятии есть тома ПДК — предельно допустимых концентраций, и ПДВ — предельно допустимых выбросов (в аварийных ситуациях). «Человечество научилось оберегать себя от того, что ему известно, но в ситуациях, когда вы беретесь за что-то новое, оно должно быть подвергнуто сверхтщательному изучению, прежде чем поступит в оборот, начнет контактировать с людьми, — говорит Н.З. Ляхов. — Хороший технолог всегда придумает схему минимизации вреда от работы с неизвестным объектом. Общие принципы безопасности, как правило, работают в частных условиях и ситуациях. Мне довелось посетить подземный горно-химический комбинат в Железногорске Красноярского края. Название не должно обманывать: это одно из первых в СССР урановых производств. Проект был подписан Берией то ли в 1947-м, то ли в 1948-м году. По большому счету, тогда о воздействии радиации на организм не знали почти ничего. Но там всё было сделано с перестраховкой: санпропускник, закрытая зона, на выходе — не только душевые, но и сауна, чтобы выбросить всё с потом. Все тоннели внутри горы выложены винипластом, с загнутыми краями и с уклоном, ведущим в изолированные приемники. Если что случится, то всё сразу смывается, и пострадать могут те немногие, которые контактировали с радиоактивным составом. Умные люди понимали общие принципы безопасности и сработали на будущее».

Сегодня у нас точно так же нет опыта обращения с нанопродуктами. Значит, с одной стороны, следует скрупулезно изучать их влияние на живые организмы, а с другой — проектировать системы и средства безопасности, исходя из общих принципов обращения с вредными веществами. Так, как это делали первые атомщики СССР.

Совок, «лепесток» и пылесос

По мнению Николай Ляхова, должно быть два уровня правил безопасности: для наночастиц «в общем и в целом» и для каждого отдельного продукта, поскольку металлы (проводники) обладают одними свойствами, их оксиды (диэлектрики) — другими, углерод — третьими. Некоторые продукты видятся заведомо опасными при попадании в организм: те же наноалмазы. Ведь мелко истолчённый алмаз был самым дорогим и самым изысканным средством венецианских отравителей. «Есть менее и более предсказуемые объекты, к последним бы я отнес оксиды кремния», — считает академик Н. Ляхов. Но предсказуемые — не значит изученные в плане безопасности. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) готовит рекомендации по обращению с нанопродуктами, но опять-таки общего плана. 

«Никогда ранее мы не сталкивались с таким спектром наночастиц, которые сегодня синтезируют лаборатории. К ним надо относиться с крайней осторожностью, — уверен Николай Захарович. — Правила должны быть такими же, как в микробиологии и вирусологии. С той разницей, что это не заразно. Но зато наночастица опаснее тем, что проходит фактически через любые фильтры, которые работают в микронном, максимум — субмикронном диапазоне».

Фильтрующих материалов нет, а системы есть. Те же электрофильтры, улавливающие так называемые золы уноса на ТЭЦ. Одним из индивидуальных средств безопасности Николай Ляхов назвал обычный противогаз, хорошо известный всем, кто изучал гражданскую оборону. Его противодымный фильтр собирает мельчайшие продукты горения, а каталитический конвертор (гопкалитовый патрон) нейтрализует окись углерода (в ситуации пожара на производстве).

Самым простым необходимым набором для обращения с наночастицами — не прекращать же работы  из-за недостатка токсикологических знаний! — представляется плотно облегающий шею и конечности (и не дышащий) защитный комбинезон, толстые (не рвущиеся) латексные перчатки и тот же противогаз. Но сегодня производители ведут себя куда более беспечно и к этому, увы, есть предпосылки. Академик Ляхов показал «Паспорт безопасности химической продукции», предъявляемый одной из сибирских инновационных компаний. С виду всё солидно: выдала сертифицированная организация, печати… И почти безвредно: «Умеренно опасный продукт, 3-й класс опасности… Входящий в состав рентгено-аморфный углерод предположительно (! — авт.) может вызывать раковые заболевания… Пыль углерода обладает фиброгенным действием… Может вызвать обратимое механическое раздражение глаз… Трудногорючее вещество. При попадании в окружающую среду может загрязнять водоемы и почву». Интересный глагол, кстати. Может загрязнять, а может и нет.

А если что-то пошло не так? «Продукт, просыпанный в небольшом количестве, собрать с помощью пылесоса. Сухого подметания избегать, при необходимости предварять небольшим распылением воды для уменьшения пыли. Продукт, просыпанный в большом объеме, собрать совком в контейнеры и использовать по назначению или вывезти для утилизации с соблюдением мер пожарной безопасности… При повышенном запылении воздуха (когда концентрация наночастиц видна невооруженным глазом? — авт.) использовать респираторы типа «Астра», «Лепесток».

«Умеренно опасный продукт» описан в паспорте безопасности на основании ГОСТа 1976 года — когда ни графена, ни нанотрубок не было и в помине. И вещество, которое рекомендуется «собрать совком в контейнеры» — это сажа. Да, форма углерода, но принципиально отличающаяся от современных нанопродуктов. А их воздействие на те же органы зрения не изучено: вполне вероятно, что «обратимым механическим раздражением» пострадавший не отделается. Академик Николай Ляхов уверен, что паспорта безопасности на продукцию наноиндустрии следует выдавать на основе новой информации, полученной и верифицированной по результатам массовых опытов на лабораторных животных: «Я не ретроград, прогресс не остановишь. Но наука должна отвечать за свои действия».

Работа для «Вектора»

При образовании «Роснано» в ее составе появилась компания «Наносертифика» с соответствующим названию предметом деятельности. Ее возглавил член-корреспондент РАН Виктор Владимирович Иванов. Но «Наносертифика» не занимается оценкой биохимической опасности, парадоксальным образом сама не обладая сертификатом на эту деятельность. Академик Н. Ляхов считает, что идеальной структурой для экспертиз такого рода мог бы выступить Федеральный государственный научный центр «Вектор» из наукограда Кольцово, специализирующийся на вирусных и бактериальных угрозах: «У них есть и богатейший опыт, и различное оборудование, и самое главное — люди, профессионально подготовленные к встрече с неизвестным. «Вектор» сегодня выполняет ряд серьезных задач, но полностью загруженным, как в советские времена, его назвать нельзя».

«Если производитель хочет вывести свою продукцию на рынок, то он должен заказать и оплатить не формальную, а качественную современную экспертизу и получить соответствующий гигиенический сертификат, — убежден Николай Ляхов. — В лаборатории творите, что хотите, но то, что предназначено для продаж, для использования в контакте с людьми, должно быть тщательно проверено. Мы же не вправе выйти на потребителя с лекарствами, которые не прошли доклинических и клинических испытаний и не получили соответствующих документальных заключений. Это касается даже проверенных препаратов, но полученных ранее не известным способом. С нанопродуктами должно быть то же самое — по крайней мере, с проверкой на животных, если есть хорошая корреляция с человеком. В мире такие работы ведутся, их результаты противоречивы и многие из них носят промежуточный, незавершенный характер. Я читал, в частности,  об исследовании, показавшем, что в тканях крольчат обнаружились наночастицы, введенные крольчихам. Вероятно, произошла их передача через плаценту, которая обычно служит защищающим эмбрион барьером. А эти частички, напомню, могут внедряться в организм на более тонком уровне, через клеточные мембраны. Решающее слово в таких исследованиях должно оставаться за биологами».

Пока же Николай Ляхов предлагает идти по пути очевидных решений: производителям нанопродукции (в том числе и с «паспортами безопасности» по ГОСТам брежневских времен) принимать максимальные меры предосторожности в рабочих помещениях. Те же душ и сауна, как в Железногорске, лишними не будут. И еще одно правило, на котором настаивает академик: все без исключения производства наноматериалов должны быть на километры удалены от населенных пунктов. Чтобы новая индустрия не привела к новой Фукусиме или Чернобылю, как это случилось в атомной промышленности, или к новому Бхопалу, как в химической. В этой катастрофе, случившейся в Индии в 1984 году, погибло 4 035 человек. А пострадало вдесятеро больше.

Подготовил Андрей Соболевский

Фото: Юлии Поздняковой (анонс, 1), Екатерины Пустоляковой (2,3)

Интервью с заведующим лабораторией молекулярной генетики Института биологии и биотехнологии растений Республики Казахстан, кандидатом биологических наук, ассоциированным профессором Ерланом Туруспековым, участником Международного научного симпозиума  «Генетика и геномика растений для продовольственной безопасности»

– Ерлан Кенесбекович, как Вы знаете, в нашей стране с 2013 года происходит реформа Российской академии наук. У Вас, в Казахстане, Национальную Академию реформировали еще в начале 2000-х. Как, на Ваш взгляд, эта реформа повлияла на деятельность ваших ученых, каковы практические результаты?

– Я полагаю, что изменения системы необходимо оценивать в долгосрочной перспективе. Несмотря на то, что с момента наших реформ прошло уже более 10 лет, это всё равно является промежуточным этапом перестройки всей системы. Здесь, наверное, нужно принять во внимание то, что управление наукой, как таковой, перешло от Академии Наук в руки Министерства образования и науки Республики Казахстан. Потеряв рычаг финансового механизма, наша Академия наук больше всего сейчас концентрируется на консультативном уровне деятельности. То есть она вырабатывает национальные приоритеты для различных областей наук, определяет направления, которые нужны в ближайшей и долгосрочной перспективе. Но поскольку финансирование осуществляется через другие структуры, роль Академии в развитии науки, конечно же, в значительной степени понизилась.

– А как это отразилось на практических результатах? У вас ведь также есть государственные программы, связанные с развитием, в том числе, и сельского хозяйства.

– Однозначно здесь ответить трудно. После развала Советского Союза вся система была сломлена. С тех пор происходят различные реформы, в том числе и те, которые связаны с наукой. Так, в 2010 году у нас был принят новый Закон о Науке. Он  значительно изменил структуру организации и финансирования научной деятельности, произошло изменение правил, позволяющих развивать те или иные научные направления. Это, в свою очередь, сыграло двоякую роль. С одной стороны, позитивную, поскольку эти нововведения несколько упорядочили вопросы организационного характера и увеличили прозрачность грантовых и программных конкурсов. Но, с другой стороны, нововведения не сняли проблемы необходимого комплексного решения задач научно-практического характера. В скором будущем запланирован запуск новых программ по коммерциализации науки, возможно, эти новые программы и сдвинут ситуацию с мертвой точки. 

В настоящее же время в Казахстане достаточно трудно найти ту платформу, на которой бы основывались совместные комплексные исследования. Зачастую нашим селекционерам не хватает новых технологий. Имея технологии, скажем, в институтах Министерства образования и науки, мы не можем достучаться до селекционеров или фермеров, поскольку какой-то платформы, как у вас в России, уже не существует. А построить новую платформу пока еще не успели. Проблему усугубляет экономический кризис в стране, и как следствие, недофинансирование фундаментальных и прикладных наук, ориентированных на развитие сельского хозяйства. 

Я думаю, что в России очень важную роль сыграют различные общества. Например, Вавиловское общество генетиков и селекционеров, где можно встречаться, обсуждать какие-то проблемы и решать их более эффективно.

У нас в Казахстане, к сожалению, нет этого общества. Поскольку Казахстан в этом отношении был периферией, то после развала Советского Союза эти непрочные связи рассыпались. И сейчас, уже много лет спустя, у нас сильно нарастает потребность в создании такого общества, поскольку, еще раз повторю, у нас нет платформы, где могли бы взаимодействовать представители фундаментальной науки, селекционеры, представители фермерских и семеноводческих хозяйств.  На данный момент она для нас крайне необходима.

– На Симпозиуме были подняты вопросы обновления семенного фонда, создания новых сортов, проблемы развития современных методов селекции. Насколько эти проблемы актуальны для Республики Казахстан?

– Это для нас и для вас абсолютно одинаковые проблемы! На мой взгляд, проблема семеноводства – это сейчас ключевой момент в нашей стране, поскольку, в том числе, плохим качеством семян объясняются многие наши неудачи. Поэтому для развития семеноводческих хозяйств нужна государственная поддержка.

– А такие госпрограммы у вас есть?

– На бумаге такие программы есть, например развитие АПК до 2020 года, но на деле оценить эффективность таких программ для развития селекционной науки в стране очень трудно. На мой взгляд, эти задачи пока еще решаются недостаточно эффективно.

– А в чем Вы видите здесь причину?

– Причина – в недофинансировании, причина – в недостаточно правильном менеджменте на всех уровнях управления. Я бы еще назвал нехватку кадров. Хромает и качество управления такими процессами. Есть проблемы с логистикой, с инфраструктурой. Это комплексные вопросы. Разрушить такую систему было легко. Создать же заново гораздо труднее.

– Импорт семян у вас присутствует?

– Да, присутствует. Взять, например, ячмень. Скажем, проблема пивоваренного ячменя у нас в стране пока не решена. Мы его импортируем, поскольку местная селекция в основном ориентирована на кормовой ячмень. Поэтому есть срочная необходимость в  программе создания пивоваренных сортов ячменя.

Кроме того, необходимо учитывать и вопрос сортозамещения. Ведь старые сорта вырождаются, и необходимо создавать новые. Следовательно, необходимо уделять серьезное внимание селекционным исследованиям в стране. Но, к сожалению, селекционные учреждения в настоящее время испытывают большой стресс из-за кризиса,  отсюда многие проекты не имеют достаточного финансирования для эффективного решения задач.  Кроме того, большинство селекционных учреждений находятся в сельской местности, куда трудно привлечь молодежь, где низкие зарплаты, где хромает проблема своевременного  обеспечения техникой и материалами. Эти проблемы, в свою очередь, сказываются и на семеноводстве.

–  Скажите, а вот такое общение с нашими учеными будет иметь какое-то значение для вашей страны?

– Безусловно, нам хочется изучить опыт российских научных структур. И мне кажется, что в России для этого делаются определенные усилия. Мы слышали на этой конференции доклады о новых технологиях, которые начинают использоваться. И мы приехали к вам, чтобы усилить связи. В прошлом году здесь была аналогичная конференция, а в следующем году она пройдет уже у нас, в Казахстане. Думаю, что это хорошая площадка для установления более тесных контактов между российскими и казахстанскими учеными, включая селекционеров и производителей. Кроме того, мы сейчас заключили договор с Институтом цитологии и генетики СО РАН о сотрудничестве с нашим Институтом биологии и биотехнологии растений, чтобы использовать современные геномные технологии  для селекции новых сортов зерновых культур. В частности, пшеницы и ячменя. И мы надеемся, что совместные исследования дадут более продуктивные результаты.

Беседовал Олег Носков

Хирурги кардиохирургического отделения приобретенных пороков сердца Новосибирского научно-исследовательского института патологии кровообращения им. акад. Е.Н. Мешалкина провели первую в мировой хирургической практике операцию, сочетающую в себе три сложнейших оперативных вмешательства на сердце.

Пациент 48 лет попал в кардиохирургическое отделение приобретенных пороков сердца ННИИПК в жизнеугрожающем состоянии: у него наблюдалась хроническая форма расслоения аорты (последствие острого расслоения аорты), помимо этого пациент страдал аортальным пороком (деструкция створок клапана) и ишемической болезнью сердца (окклюзия правой коронарной артерии).

По оценке специалистов, только 5-10% пациентов, перенесших острое расслоение аорты, попадают к кардиохирургам, т.к. без операции 50% пациентов, страдающих острой формой заболевания, умирает в первые двое суток.

У пациента было расслоение восходящего отдела аорты и её дуги с переходом на сосуды, питающие головной мозг: сонную артерию, подключичную артерию и брахиоцефальный ствол. Исходя из этого, хирургами было проведено протезирование дуги аорты с прилегающими сосудами с применением многобраншевого протеза. Помимо этого, пациент нуждался в хирургическом лечении аортального порока сердца и ИБС.

«Мы понимали, что сохранить пациенту собственный аортальный клапан, проведя клапоносохраняющую операцию Дэвида, невозможно, он был изношен. В стандартной ситуации пациенту должно было быть выполнено протезирование дуги аорты и прилегающих к ней сосудов, операция Бенталла-Де Боно, которая влечёт за собой замену корня аорты, восходящей аорты и аортального клапана с помощью механического протеза, и аортокоронарное шунтирование. Но пациент хотел в дальнейшем вести активный образ жизни, не принимая антикоагулянты, которые необходимы при установке механических протезов», – комментирует руководитель центра новых хирургических технологий ННИИПК, доктор медицинских наук Александр Владимирович Богачев-Прокофьев.

Пациенту было выполнено протезирование дуги аорты многобраншевым протезом, аортокоронарное шунтирование правой коронарной артерии венозным графтом, а вместо операции Бенталла-Де Боно, требующей установки механического протеза аортального клапана (как делают хирурги в других клиниках России и мира), была выполнена операция Росса, которая предполагает замену повреждённого аортального клапана больного его собственным легочным клапаном.

Основной этап сложной реконструктивной операции был выполнен за три с половиной часа, а общее время вмешательства составило шесть часов и завершилось успехом. Пациент в короткий срок пошел на поправку и уже через 12 дней смог отправиться домой.

Сегодня он благодарит хирургов, сохранивших ему жизнь и позволивших и в дальнейшем вести полноценный активный образ жизни. 

«Проведение подобного сочетания вмешательств стало возможным исходя из большого опыта Института в выполнении процедуры Росса (более тысячи операций). Также в ННИИПК накоплен опыт хирургии аневризм восходящего отдела аорты в сочетании с процедурой Росса – оригинальная разработка коллектива ННИИПК (более 200 операций). Сама по себе операция Росса является сложной процедурой, требующей большого количества времени и усилий. В среднем время пережатия аорты, что является основным риском при проведении процедуры Росса, составляет порядка двух с половиной часов, нашими хирургами этот этап выполняется за полтора часа, что связано с накопленным опытом», - поясняет Александр Владимирович.

Сегодня процедура Росса является «золотым стандартом» хирургического лечения пороков аортального клапана в странах с высоким уровнем развития кардиохирургии, позволяя избежать пожизненной антикоагулянтной терапии. Пациенты, перенёсшие данное хирургическое вмешательство, могут довольно успешно заниматься спортом, вести полноценный социальный образ жизни с качеством жизни, максимально приближенным к здоровому человеку. Выполнение данной процедуры молодым женщинам детородного возраста с пороками аортального клапана позволяет создать условия для безопасного вынашивания беременности и рождения ребенка.

Дарья Семенюта, ФГБУ «ННИИПК им. акад. Е.Н. Мешалкина» Минздрава России