На базе Объединенного института высоких температур РАН (ОИВТ РАН) при поддержке Российского научного фонда (РНФ) ученые Института ядерной физики СО РАН им. Г.И. Будкера (ИЯФ СО РАН), Московского энергетического института (НИУ МЭИ) и ОИВТ РАН создали стенд, на котором будут проводиться исследования гидродинамики и теплообмена жидкометаллических теплоносителей в условиях ИТЭР (International Thermonuclear Experimental Reactor, ИТЭР) и других термоядерных реакторов-токамаков.

В качестве основных теплоносителей в ядерных энергоустановках (быстрые реакторы нового поколения БРЕСТ, термоядерные реакторы и термоядерные источники нейтронов) рассматриваются тяжёлые жидкие металлы – свинец и сплав свинца и лития.  Теплообмен жидкого металла в токамаке происходит в условиях взаимного влияния магнитного поля и свободной конвекции, объясняет профессор НИУ МЭИ, заведующий отделом теплофизических проблем ядерной энергетики ОИВТ РАН, доктор технических наук Валентин Георгиевич Свиридов. «Команда МЭИ-ОИВТ РАН изучает теплообмен тяжёлых жидких металлов в условиях реактора-токамака начиная с 1960-х годов, – рассказывает профессор, – ею были обнаружены особенности теплообмена, приводящие к образованию областей локального перегрева (горячих пятен) и низкочастотных пульсаций температуры в потоке теплоносителя».

Учёные ОИВТ РАН, НИУ МЭИ и ИЯФ СО РАН создали экспериментальный стенд РК-3 (HELMEF- HEattransfer Liquid Metal Experimental Facility), на котором будут изучать эти процессы на примере ртути, близкой по своим свойствам к потенциальным энергетическим теплоносителям. Благодаря пятитонному магниту, изготовленному в ИЯФ СО РАН, на установке можно проводить исследования на протяженных экспериментальных участках. «Специфика нашего магнита в том, – поясняет кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник ИЯФ СО РАН Юрий Алексеевич Пупков, – что его можно поворачивать, то есть реализовывать различные геометрии теплообмена, характерные для систем охлаждения термоядерного реактора. Это позволит независимо от направления силы тяжести устанавливать направления потока металла и индукции магнитного поля. Сменные формы полюсов дают возможность создавать любую конфигурацию магнитного поля. Кроме того, устройство имеет три режима, что позволяет использовать в установке трубы и каналы различной формы с максимальным поперечным размером – 30 мм, 80 мм и 100 мм». Это предоставляет уникальные возможности исследовать впервые обнаруженные на ртутных стендах нештатные и аварийные режимы теплообмена в условиях токамака.   

Для снятия тепла в экспериментальных бланкетных модулях ИТЭР рассматривается вариант сплава свинца и лития, но какой именно жидкий металл выберут, не имеет значения, потому что базовые закономерности будут одни и те же. «Эти работы позволят обосновать технические решения при выборе параметров теплоносителя и контуров охлаждения реакторов на быстрых нейтронах и перспективных термоядерных систем. Исследование возможности использования жидкометаллического теплоносителя с функцией наработки трития в магнитных полях до 12 Тесла входит в число наиболее важных научно-технологических задач программы испытаний на ИТЭР экспериментальных модулей бланкета ДЕМО», – прокомментировал доктор физико-математических наук, директор российского Агентства ИТЭР Анатолий Витальевич Красильников. 

Магнит, изготовленный в ИЯФ СО РАН, уже подключили к установке и провели проверку надёжности всех систем – опробовали охлаждение, измерили рабочий ток, аварийное отключение с полной мощности. Сейчас стенд готовится к вводу в эксплуатацию контура, заполненного ртутью, монтируется специализированная вентиляция.

«Ртуть, несомненно, является одним из худших энергетических теплоносителей. Она токсична, её теплоёмкость и теплопроводность довольно низки по сравнению с другими жидкими металлами. С другой стороны, именно эти теплофизические свойства делают её чрезвычайно удобной модельной жидкостью, поскольку на относительно малогабаритных стендах можно достигать высокой точности эксперимента» – прокомментировал кандидат технических наук, заведующий лабораторией ОИВТ РАН Иван Александрович Беляев.

В настоящее время установки ОИВТ РАН являются единственными в мире действующими ртутными стендами, на которых можно зондовыми методами с высокой точностью проводить комплексные исследования локальных и интегральных характеристик гидродинамики и теплообмена жидкометаллических теплоносителей в условиях ИТЭР и других термоядерных реакторов-токамаков.

«Не думай о бипланах свысока» – вот так бы мы перефразировали известную песню. Казалось бы, в наш электронный век самолеты, подобные Ан-2, должны бесследно кануть в лету, не оставив после себя никаких «потомков». Нет в их облике для нас ничего футуристического. Однако это поспешное суждение. В принципе, сравнивать бипланы с суперсовременными реактивными машинами – то же самое, что сравнивать походную одежду с дорогим фраком для помпезных балов. У «кукурузника» (именно так мы называли в нашем детстве этот самолет) есть свои преимущества, очень важные для некоторых отраслей хозяйства.

Напомним, что Ан-2 был создан на территории Сибирского научно-исследовательского института авиации (СибНИА) имени С.А. Чаплыгина. Происходило это в середине
1940-х, когда директором Института был выдающийся советский авиаконструктор Олег Антонов. По признанию научного руководителя СибНИА Алексея Серьезного, именно отсюда – из этой истории – берет начало сегодняшний интерес к данному самолету, за долгие годы снискавшего себе славу надежной «рабочей лошадки» советской малой авиации.

Как сказал Алексей Серьезнов, в настоящее время летательный аппарат данного типа ничуть не утратил актуальности для российской экономики. «Сегодня, – отметил он, – нам необходим такой самолет для обслуживания местных воздушных линий. В свое время Ан-2 был создан для того, чтобы можно было использовать для посадочных площадок неподготовленные аэродромы, абсолютно глухие места, где можно было совершить посадку, не используя какой-то дополнительной техники. Поэтому заинтересованность в таком самолете существует, и мы в свое время начали поэтапно им заниматься».

Первым делом встал вопрос о двигателе. В ходе изучения возможных вариантов выяснилось, что наиболее подходящим для такого самолета будет двигатель американской фирмы Honeywell. «Мы апробировали у себя этот двигатель, изменили профиль крыла – и вообще изменили рисунок крыльев, изменили хвостовое оперение, и таким вот образом поэтапно начали совершенствовать этот летательный аппарат», – говорит Алексей Серьезнов. По его словам, чтобы уйти от традиционных «архаичных» расчалок, было предложено замкнуть нижние крылья на верхнее крыло, за счет чего получился небольшой выигрыш. Но больше всего новый самолет выигрывает от принципиально нового профиля крыла. Дело в том, что за последнее время в области аэродинамики произошли достаточно серьезные исследования, которыми как раз и воспользовались новосибирские конструкторы.

«Издалека, – уточняет Алексей Серьезнов, – оба самолета чем-то похожи. Но если вы посмотрите вблизи, то увидите много отличий. В действительности новый самолет выглядит очень современно».  

Не остался в стороне и вопрос использования современных материалов. На сегодняшний день можно уже сказать, что в СибНИА освоили производство композитных элементов конструкции. Уже сейчас там переходят к изготовлению композитного фюзеляжа. И приблизительно к середине следующего года будет подготовлен полный проект самолета с полной технической документацией, с возможностью его серийного производства. Естественно – на замену самолета Ан-2.

Как утверждает Алексей Серьезнов, новый летательный аппарат по своим характеристикам будет превосходить своего предшественника в три раза – по дальности полета, по скорости и по другим показателям. Но при этом он сохранит главное, чем как раз и был ценен «кукурузник», – очень низкую скорость на взлете и посадке, и, соответственно, – малую длину разбега и пробега.

В общем, машина вполне отвечает многим современным требованием. Но главная «боль» конструкторов не связана с техническими проблемами. При грамотном подходе нашим специалистам вполне по силам решить задачи даже на порядок более сложные. Главная проблема здесь – экономическая. А точнее – социально-экономическая, когда познания в области физики, математики, аэродинамики и материаловедения оказываются бессильными перед лицом нынешних российских реалий.

«Сегодня, – констатирует Алексей Серьезнов, – мы сталкиваемся с одним любопытным явлением: самолет стоимостью в миллион долларов недоступен потенциальным потребителям, в число которых входят как раз малые предприятия».

Остается надеяться на интерес со стороны крупных нефтяных и газовых компаний, поскольку данный летательный аппарат лучше всего подходит для небольших пассажирских перевозок при освоении бескрайних необжитых просторов нашего Севера. И, кстати, опыт таких перевозок уже имеется. То есть теоретически, потенциальный заказчик на такую машину в нашей стране уже есть, и потому новый самолет вполне можно запустить в серийное производство уже с середины следующего года.

Но, учитывая указанное выше обстоятельство, без государственной поддержки осуществить серийный запуск будет достаточно сложно. Крупные госкомпании, конечно же, в состоянии позволить себе такую машину. Но ведь ими спрос не ограничивается. А как быть, например, с фермерами? Как почеркнул Алексей Серьезнов, новый  летательный аппарат является многоцелевым самолетом, который можно успешно использовать и в сельском хозяйстве, и в лесном хозяйстве. Но где те же фермеры или лесничества возьмут миллион долларов?

По идее, государство могло бы закупать такие машины и передавать их в лизинг на разумных условиях. Ничего экстраординарного в том нет. На этот счет Алексей Серьезнов сослался на пример США, где в 1970-х годах примерно по той же схеме компании Боинг была оказана государственная поддержка. Из-за скачков цен на нефть новый авиалайнер оказался мало востребованным со стороны частных авиаперевозчиков. Известному авиастроительному гиганту грозило банкротство (поскольку в создание нового авиалайнера были вложены приличные суммы). Что сделало в этой ситуации американское правительство? Оно просто-напросто закупило у компании двести самолетов, половину из которых передало в лизинг на очень сносных условиях. В итоге сохранили и компанию, и поддержали авиаперевозчиков.

Что мешает нашему государству идти тем же путем? В принципе, объективно ничто не мешает. Причем, надо четко понимать, что речь сейчас идет не просто о выживании отдельных российских компаний и институтов. Речь идет о лидерстве нашей страны в области авиастроения. Достаточно упустить момент сейчас, и дальше мы потеряем и навыки, и знания, и специалистов. Полагаю, что политика импортозамещения должна сопровождаться не только разговорами и отчетами, но и конкретными решениями, в том числе – государственными закупками востребованных в хозяйстве машин отечественной разработки. Иначе через несколько лет нам ничего не останется, как организовать «отверточную сборку» канадских или чешских самолетов для нашей малой авиации.

Олег Носков

В начале сентября интернет обошли снимки «кровавой воды», наполнившей реку Далдыкан в Красноярском крае. Оказалось, что покраснение воды связано с деятельностью Надеждинского металлургического завода, принадлежащего компании «Норникель». В водоем попала вода, которой в ходе работ по его модернизации промывался хвостопровод (труба, по которой отходы обогащения полезных ископаемых — «хвосты» — доставляются в хвостохранилище — место их захоронения). Вообще от подобных ситуаций системы защищены фильтрационными дамбами, которые предотвращают растекание остатков промывочной воды, но 5 сентября в результате аномальных дождей (за сутки выпало около 50% месячной нормы осадков) через одну из дамб произошел перелив воды, которая попала в реку Далдыкан.

Дождь также смыл в реку залежи, копившиеся вдоль трубы десятилетиями. После инцидента работники компании стали проводить санитарную зачистку грунта реки. На самом предприятии пообещали избежать в будущем подобных происшествий. 15 сентября хвостопровод был полностью заменен на новый, что не допустит подобных утечек в будущем.

Неву нечистотою не засоривать

История промышленного развития России началась 400 лет назад с появлением кустарных предприятий. Чуть позднее, в 1630-х годах, на Урале начали возникать первые заводы по производству чугуна. При Петре I Россия стала представлять собой, по выражению историка Василия Ключевского, «единый завод» — к тому моменту в стране имелось уже свыше 800 промышленных предприятий.

В то же время начали возникать и первые ограничения, связанные с промышленной деятельностью.

Изначально эти ограничения касались лишь мер пожарной безопасности. Важность экологических проблем впервые обозначил Петр I в 1719 году в указе «О запрещении засоривать Неву и другие реки нечистотою». Чуть позднее, при Елизавете Петровне, работа фабрик или кузниц в радиусе около 200 км от Москвы была запрещена.

Территориальные ограничения для постройки новых промышленных предприятий были законодательно зафиксированы в Строительном уставе в 1832 году. Согласно документу, в городах вводился запрет на строительство предприятий, способных нанести вред воздуху или воде. В Петербурге и Москве запрещалось строить заводы, где для производства было необходимо использовать дрова или уголь.

Начало экологического конфликта

В последнюю четверть XIX века в России начался процесс активной индустриализации. Государство взяло курс на ускоренное промышленное развитие, в связи с чем в Москве проблема загрязнения водоемов встала особенно остро. В конце 1880-х годов были приняты специальные указы, по которым любой человек нес ответственность за несоблюдение промышленного законодательства. Виновный в постройке загрязняющих воздух или воду заводов подвергался денежному штрафу, иногда даже и аресту, а его предприятия немедленно уничтожались.

С 1917 года экологическая проблема обострилась еще сильнее. В 1920 году был принят план индустриализации страны ГОЭЛРО. По замыслу этот план должен был привести к восстановлению экономики страны, и в соответствии с планом со второй половины 1920-х годов в России развернулось широкое строительство промышленных предприятий.

План Сталина: по 2,6 завода в день

За первые два пятилетних плана развития народного хозяйства в России было построено 9 тыс. промышленных предприятий. Был взят курс на строительство гигантских заводов, связанных с металлургией, машиностроением, химией. Лидером в строительстве по-прежнему оставалась тяжелая промышленность, индустриальная база располагалась на Урале. Одними из главных индустриальных центров страны стали такие регионы, как Сибирь и Дальний Восток.

Сражаясь за индустриализацию страны, СССР уделял крайне мало внимания проблемам экологии. Многие экологические требования при строительстве городов, а также рабочих поселков просто не учитывались. Даже жилые дома зачастую находились рядом с промышленными предприятиями.

Помимо того что плановая экономика СССР уделяла недостаточно внимания вопросам, связанным с экологией, в промышленном производстве не учитывались реальные потребности населения. Экономика, основанная на принципе «производство ради производства», приводила не только к еще большему ухудшению экологической обстановки, но и к разрушению городов.

Например, в результате строительства гидроэлектростанций на равнинных реках было затоплено более 160 городов и около 5 тыс. сел и деревень.

Ярким примером является город Калязин, половина исторической части которого скрыта под водой, о чем напоминает колокольня Никольского собора бывшего Николо-Жабенского монастыря.

В 1932 году на Урале в окрестностях горы Магнитной, известной запасами железной руды с XVIII века, начал функционировать Магнитогорский металлургический комбинат. Во второй половине XX века город Магнитогорск, где расположен комбинат, стал одним из самых грязных городов на территории России — предприятие ответственно более чем за 90% всех вредных выбросов в населенном пункте и ежегодно вынуждено тратить на защиту окружающей среды миллиарды рублей. Двумя годами позже в строй вступил Новолипецкий металлургический завод (НЛМЗ, ныне — Новолипецкий металлургический комбинат — НЛМК), который превратил Липецк из небольшого уездного города в индустриальный центр — и один из самых грязных в стране городов (к концу XX века Липецк входил в пятерку самых грязных городов России).

Чуть позже, в 1942 году, в Норильске начал работу Никелевый завод — предприятие, ежегодно выбрасывающее в атмосферу около 380 тыс. тонн диоксида серы. Нынешним летом в ходе модернизации производства «Норникеля» этот завод был закрыт. Еще одним предприятием, которое серьезно испортило экологию в городе, стал Череповецкий металлургический комбинат, начавший свою работу в 1955 году.

В 1950 году завершилось строительство Иркутской ГЭС, а в 1962 году Братской ГЭС. В конце 1950-х годов было принято решение о строительстве на берегу Байкала целлюлозно-бумажного комбината для обеспечения нужд военного авиастроения целлюлозным шинным кордом.

Вплоть до своего закрытия в 2013 году этот комбинат считался крупнейшим источником загрязнения Байкала.

В 1959 году было принято решение о строительстве Селенгинского целлюлозно-картонного комбината в 50 км от Байкала. Завод должен был работать на основе сжигаемых на различных участках леса отходов древесины. Работа предприятия также предполагала сброс промышленных стоков в реку Селенгу.

Результаты такого хозяйственного освоения в регионах стали проявляться в ухудшении состояния отдельных природных комплексов. На участках Байкальского водосборного бассейна после вырубки леса начали формироваться очаги эрозии почв. В Байкале заметно снизился улов рыбы, а некоторые ручьи Байкальской речной системы попросту пересохли. Селенгинскому комбинату удалось лишь к 1990 году решить проблему, связанную с загрязнением реки Селенги, — например, газопылевые выбросы сократились с 18 тыс. до 4,8 тыс. тонн в год.

Постепенно вместе с активным развитием промышленного строительства начиналось и развитие строительного законодательства, стали приниматься во внимание экологические требования. В начале 1960-х годов Верховные Советы всех союзных республик приняли законы по охране природы своих территорий. В законе РСФСР «Об охране природы в РСФСР», принятом в 1960 году, были перечислены основные положения об охране природы.

С начала 1970-х годов государство начало активно планировать природоохранную деятельность. Были приняты законы, регулирующие охрану земель, воздуха, водоемов и лесов.

С середины 1970-х годов начали появляться государственные планы охраны природы. В 1970–1980-е годы важный раздел об «Охране окружающей природной среды» стал учитываться при создании плановых, проектных и градостроительных документов.

А что в США?

Америка считается основательницей «экологического контроля» над деятельностью предприятий. Когда-то в 1960-х годах некоторые промышленные и урбанизированные районы США оказались на грани экологического кризиса. Промышленные отходы не расценивались как действительная угроза для окружающей среды. Вскоре с еще более расширившимся строительством предприятий экологические проблемы приобрели серьезный характер. Ученые проводили исследования, в которых доказывали, что в городских воде и воздухе содержатся промышленные примеси, вредные и опасные для человека. Именно с этого момента власти начали разрабатывать меры для охраны окружающей среды. Уже в 1960-е годы был принят федеральный закон о национальной политике в отношении окружающей среды, а затем «Закон о чистом воздухе» и «Закон о чистой воде».

К концу XX века область в районе реки Миссисипи между городами Батон-Руж и Новым Орлеаном (юго-восток штата Луизиана) получила название «Раковая аллея» (Cancer alley), так как вследствие выбросов со стороны нефтеперерабатывающих заводов здесь наблюдался огромный для США уровень заболевания населения различными видами рака.

Но так как законы предусматривали серьезные меры наказания для нарушителей (от штрафов в миллионы долларов до тюремного заключения), серьезные улучшения в вопросе охраны окружающей среды все же наступили. Впрочем, и по сей день в районе крупных городов, таких как Нью-Йорк и Лос-Анджелес, экологическая обстановка по-прежнему оставляет желать лучшего.

Что говорят ученые?

Летом текущего года Международное энергетическое агентство представило отчет, в котором говорится, что ежедневно около 18 тыс. жителей Земли преждевременно умирают от проблем со здоровьем, вызванных загрязненным воздухом (в год число погибших достигает 6,5 млн человек).

Исследования показывают, что около 80% населения земного шара живут в местности, где состояние воздуха не соответствует нормам, установленным Всемирной организацией здравоохранения в 2006 году.

Атмосфера загрязняется не только газами (например, оксидом азота или диоксидом серы), но и твердыми частицами — пылью, сажей, песком, а также микроскопическими частицами минералов. В сентябре этого года журнал PNAS опубликовал работу, результаты которой доказывают: промышленное загрязнение воздуха приводит к накоплению в тканях головного мозга людей шариков магнетита (магнитного железняка), способствующих развитию нейродегенеративных заболеваний.

Кроме магнетита в головном мозге людей были найдены частицы кобальта, платины и никеля.

Загрязнение воздуха твердыми частицами также тесно связано с раком легких — об этом говорят данные, полученные Международным агентством ВОЗ по изучению рака.

Но есть и хорошие новости: в рейтинге стран по индексу экологической эффективности, представленном 23 января 2016 года Йельским и Колумбийским университетами на Всемирном экономическом форуме, Россия занимает 32-е место из 180 стран (с 83,52 балла из 100), при этом экологическая ситуация за последние десять лет в нашей стране улучшилась на 24,34%. В первую пятерку входят Финляндия (90,68 балла и 3,19-процентное улучшение экологической обстановки соответственно), Исландия (90,51 балла и 6,91%), Швеция (90,43 балла и 5,58%), Дания (89,21 балла и 4,98%) и Словения (88,98 балла и 12,15%). Индекс экологической эффективности учитывает влияние экологии на здоровье жителей страны и политику государства в отношении использования природных ресурсов, включая в себя оценку по 16 показателям.

Анастасия Ковалева

Этой осенью в Академгородке прошла десятая юбилейная Международная мультиконференция по биоинформатике регуляции и структуры генома и системной биологии BGRS/SB’–2016. Организаторы конференции – Федеральный исследовательский центр «Институт цитологии и генетики СО РАН», Федеральное агентство научных организаций, Сибирское отделение Российской академии наук.

Наш портал в качестве информационного партнера рассказывал о происходящем на этом масштабном научном мероприятии. И сегодня мы предлагаем вспомнить наиболее интересные из них, собранные в очередном выпуске нашего дайджеста «Академгородок. Лучшее».

«Юбилейная мультиконференция» – наш репортаж с открытия и пленарного заседания международного научного форума.

«В свете эволюции» – о развитии эволюционной биоинформатики в России рассказывает эксперт.

«Союз биологии и медицины» – мир стоит на пороге революционных изменений в медицине, считают ученые.

«Точный диагноз» – позволяют ставить новые технологии, связанные с изучением регуляции и структуры генома.

«Ориентир на здоровье» – здравоохранение переходит от лечения болезни к поддержанию здоровья пациента.

«Темнота – залог здоровья?» – «световое загрязнение» может быть причиной роста онкологических заболеваний у жителей развитых стран.

Приятного вам чтения!

Свойство электропроводности достигается за счет использования одностенных углеродных нанотрубок, однако их концентрация настолько мала, что не влияет на цвет и прозрачность материалов. Электропроводящие пластики необходимы в химической и горнодобывающей промышленности для рассеивания электростатических зарядов. О разработке сообщил член-корреспондент РАН Михаил Рудольфович Предтеченский на заседании президиума СО РАН.

— Что такое одностенная углеродная нанотрубка? Если взять лист графена, свернуть его в цилиндр диаметром порядка нанометра и длинной десятки микрон, мы получим как раз такую нанотрубку, — объясняет заведующий лабораторией теплофизики высокотемпературных сверхпроводников Института теплофизики им. С. С. Кутателадзе СО РАН, сооснователь компании OCSiAl член-корреспондент РАН Михаил Рудольфович Предтеченский.

У таких трубок экстремально высокая прочность (в десятки раз крепче стали), выдающаяся химическая стойкость и термическая стабильность (выдерживают температуры свыше 1000 С), они очень хорошо проводят электрический ток. Добавленные в малых долях — несколько тысячных или десятитысячных — к другим материалам существенно меняют свойства последних.

Для того чтобы инкорпорировать трубки во что-либо, их необходимо расщепить с помощью специальных операций (например, используя ультразвуковую обработку, бисерные мельницы и прочее), затем стабилизировать специальными растворами. В исходное сырье включают не сами одностенные углеродные нанотрубки, а суспензию их содержащую, обычно в концентрации примерно 0,2%.

Именно так были получены электропроводящие цветные пластики. Они необходимы в химической и горнодобывающей промышленности для того, чтобы предотвратить накопление статического заряда на элементах оборудования. Одностенные углеродные нанотрубки образуют в материале токопроводящую сеть, которая рассеивает электростатические заряды, тем самым обеспечивая защиту.

На днях вице-премьер Дмитрий Рогозин сообщил о планах российского правительства отказаться от закупок иностранных гражданских самолетов. «Мы больше не будем поддерживать политику поощрения закупок иностранных самолетов в случае, если такого рода самолет может производиться в России. Это жесткий барьер, который мы запускаем для защиты национального рынка, исходя из того, что мы великая авиационная держава, и просто стыдоба закупать иностранные самолеты», – цитирует слова вице-премьера агентство Интерфакс.

Напомним, что для гражданской авиации Россия закупает самолеты в США, Франции и Германии. При этом порядка 900 самолетов зарегистрировано за рубежом. Это значит, что в случае дополнительных санкций ни один из них не сможет пересечь границу нашей страны, и мы фактически останемся без авиаперевозок.

Причем, на сегодняшний день доля России в мировых авиаперевозках составляют где-то 2,3 процента, что в пять раз меньше, чем было во времена СССР.

Разумеется, у нас еще остался научный и производственный потенциал, позволяющий восстановить авиационную промышленность, однако для этого потребуется достаточно много времени. Правительство РФ, конечно же, пытается поддерживать данное направление, однако (как это часто бывает) приоритеты у нас полностью смещены в сторону так называемой большой авиации. Данное направление по умолчанию признается стратегическим, а способность конкурировать здесь с такими гигантами, как Боинг или Айрбас, считается не только вопросом поддержки высокотехнологичной отрасли, но также и вопросом престижа страны.

В силу указанного приоритета на втором плане остается авиация общего назначения, до которой у государства «руки доходят» в последнюю очередь. По этому поводу нельзя не сожалеть, поскольку малые авиаперевозчики играют в жизни страны ничуть не меньшую роль, чем огромные авиалайнеры. Да и в принципе, невозможно представить развитие большой авиации без авиации общего назначения. Последняя, можно сказать, является неким базисом первой.

Совсем недавно, 18 октября, в пресс-центре ТАСС (Новосибирск) как раз состоялся круглый стол, посвященный данной проблеме. Инициатором мероприятия выступил департамент промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска.

Как заметил один из докладчиков – президент ООО «Авиатехснаб» Владимир Костин, – авиацию общего назначения у нас по привычке называют «малой авиацией», что искажает представление о ее реальной роли для жизни страны. Особенно – для жизни наших сибирских регионов. «Здесь, в Сибири, – отметил он, – основой воздушного сообщения является авиация местных и региональных воздушных линий». Этот момент хорошо учитывался во времена СССР, для чего создавалась соответствующая инфраструктура. Не удивительно, что только в Красноярском крае в советское время насчитывалось 174 аэродрома для «малой» авиации. В Новосибирской области таких аэродромов было тридцать два.

По словам Владимира Костина, у нас в стране очень сильно преуменьшают роль авиации общего назначения. В основном – из-за плохого понимания этой роли. На самом же деле «малую» авиацию как раз стоило бы назвать «большой». Так, в развитых странах она дает треть прибыли от всех авиаперевозок. И, в принципе, такую же роль она должна играть и в нашей стране, но, к сожалению, из-за некоторых обстоятельств «малая» авиация стала у нас стремительно деградировать.

За годы рыночных реформ на этот сегмент просто махнули рукой, в итоге инфраструктура пришла в полное запустение. Так, в Красноярском крае, по словам Владимира Костина, на сегодняшний день осталось только 22 аэродрома, в Новосибирской области – не более шести. Правда, в правительстве НСО сейчас создана комиссия, которая займется этим вопросом и, возможно, половина аэродромов будет восстановлена. Сама по себе тенденция правильная, но восстановление инфраструктуры – лишь одна из составных частей процесса. Его развитию, к сожалению, мешает ненормальное (с позиции сегодняшнего дня) законодательство.

Владимир Костин отметил, что российский Воздушный кодекс не менялся еще с советских времен. И это несмотря на то, что в стране серьезно поменялся сам характер экономических отношений.

На сегодняшний день, замечает он, в Воздушном кодексе существует 27 тысяч правил, выставляющих серьезные препятствия развитию «малой» авиации. Для сравнения, в США таких правил всего восемьсот. То есть в 33 раза меньше!

По сути, авиация общего назначения опирается на частных владельцев небольших летательных аппаратов. В рыночных условиях такое положение вещей является нормой. И, собственно, развитие данного направления происходит, главным образом, как раз за счет «частников». В принципе, государство не запрещает частным владельцам приобретать летательные аппараты. Да, самолет или вертолет купить можно. Можно выделить взлетную площадку, построить ангар, нанять пилота. Но стоит вам начать эксплуатацию вашего самолета или вертолета, как тут же вы вступаете в противоречие с правилами Воздушного кодекса – вплоть до того, что вами заинтересуется прокуратура.

В Новосибирской области уже были примеры, когда частные владельцы закрывали свои небольшие аэродромы из-за постоянных «разборок» с правоохранительными органами, которые вмешивались в их действия, опираясь на упомянутые правила (абсолютно не отражающие реалии наших дней).

Представьте такую картинку (совершенно нормальную для западных стран). Скажем, вы являетесь фермером, владеющим обширными земельными участками. Вам необходимо регулярно обрабатывать свои посадки с воздуха (так делается во многих странах). С этой целью вы можете приобрести собственный летательный аппарат или обратиться к «частнику», оказывающему соответствующие  услуги. Дело вполне нормальное, обыденное. Но «частник» поставлен у нас в такие условия, что будет постоянно подвергаться штрафам за «нарушения» правил (давно уже не актуальных правил, но сохраняющихся в законе).

В силу указанных обстоятельств данный сегмент у нас не развивается. В итоге в запустении стоят старые аэродромы, а также не развивается отечественная авиационная техника. Как заметил Владимир Костин, сегодня в России может производиться только две-три марки летательных аппаратов, использующихся в авиации общего назначения. В каком количестве их буду производить, пока не понятно. Возможно, «поштучно». А для нормально развития дела нужны сотни таких машин. Пока же мы ориентируемся на зарубежных производителей – канадцев и чехов. Инвестировать в серийное производство отечественных аппаратов на сегодняшний день не представляет серьезной выгоды как раз ввиду низкого спроса на такую продукцию внутри страны.

Заметим, что страна, не способная произвести добротный небольшой самолет или вертолет, в принципе не сможет запустить и добротный авиалайнер. Это значит, что отечественное авиастроение необходимо развивать «пропорционально», всесторонне, обращая внимание и на «малую» авиацию, и на «большую».

Учтем к тому же, что прогресс не стоит на месте. Появляются новые двигатели, новые материалы, новая авионика, новые подходы к компоновке машин. Задержка на этом пути грозит нам окончательным отставанием. Например, американцы готовятся через пару лет выпустить авиалайнер, оснащенный новейшим трехконтурным двигателем (на 15% более эффективным, чем существующие сейчас двигатели). Если мы не «подтянем» свое двигателестроение до этого уровня, то все наши потуги конкурировать с Западом ничего не дадут. Откровенное старье вряд ли кого-то заинтересует всерьез.

К слову, сейчас мы столкнулись с ситуацией, когда для небольших летательных аппаратов уже нет подходящих отечественных двигателей, отвечающих современным требованиям. Приходится их заимствовать у тех же американцев. И в таких условиях разговоры об импортозамещении превращаются лишь в помпезные декларации. А ведь для начала нужно сделать не так уж и много – усовершенствовать отечественное законодательство. Что касается ученых, конструкторов и производителей, то пока еще, отметим, на их отсутствие жаловаться не приходится. 

Олег Носков

Чтобы перейти от стагнации к устойчивому развитию, России нужно преодолеть не только… (длинный-длинный перечень старых и новых изъянов), но и кардинально перестроить экономику в пространственном аспекте. «Москва+Петербург+нефтегазовые территории» — этой схемы недостаточно для самой обширной страны мира. Такова позиция участников международной конференции памяти академика Александра Григорьевича Гранберга.

Во время предыдущего кризиса 2008-2009 годов некоторые губернаторы пытались называть свои регионы «островками стабильности». Теперь это уже не проходит, показатели снижаются повсеместно. На Гранберговской конференции доктор экономических наук Надежда Николаевна Михеева из Института народнохозяйственного прогнозирования РАН привела данные по федеральным округам: в 2015 году прирост среднего валового регионального продукта (ВРП) дают только Северо-Кавказский (1,2%) и Дальневосточный (2,3%), но Сибирский уже в минусе на 3 процента. Хотя добыча полезных ископаемых (в физическом объеме) везде растет, и угленефтегазоносная Сибирь  не исключение, здесь прирост 1,9%. В январе-августе нынешнего года результаты несколько более утешительные, с положительным балансом ВРП уже в четырех округах. Но снова не в СФО, где среднее падение ВРП на 0,3% фактически равно среднероссийскому минус 0,4%.

Заместитель председателя Внешэкономбанка Андрей Николаевич Клепач показал обнадёживающую прогнозную диаграмму, на которой «дно кризиса» приходится на 2015-2016 годы, а затем начинается медленный подъем. Но страна накопила «долг по развитию»: за последние 25 лет Россия показывала среднегодовой прирост экономики на 0,5%, тогда как, по мнению экономиста, для долгосрочного устойчивого прогресса необходимо добиться 3-4%: «При росте в 2,5% и ниже доля России в мировом ВВП будет понижаться».  Как считает Андрей Клепач, «порог конкурентоспособности» делает преодолимым только добыча и экспорт нефти и газа. Эта сфера — локомотив национальной экономики не только для России. «Нефтегазовый сектор — высокотехнологичная отрасль, дающая мультипликативный эффект. Норвегия предоставляет научно-технологических услуг на 70 миллиардов долларов, снизив вдвое добычу нефти», — отметил замдиректора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН член-корреспондент РАН Валерий Анатольевич Крюков.

Впрочем, научная дискуссия на Гранберговской конференции велась в рамках темы именно «несырьевого развития» регионов и всей страны в целом. Чтобы национальная экономика росла в соответствии с более-менее оптимистическими прогнозами, необходима смена приоритетов. В том числе и бюджетного планирования. Андрей Клепач привел цифры: к 2025 году долю затрат на науку следует довести минимум до 1,7% ВВП при сегодняшних 1,1%, ещё более существенно нарастить вложения в образование и здравоохранение, а в транспортную инфраструктуру (без трубопроводов) — удвоить. «Только эти сдвиги сделают нас более или менее конкурентоспособными», — считает замглавы Внешэкономбанка.

В правительственной «Концепции-2020» большая ставка делается на «инновационные регионы», но сегодня прогресс «умных» отраслей и технологий наблюдается, как и прежде, в Москве, Санкт-Петербурге, Московской и Ленинградской областях, в некоторых регионах центральной России и Татарстане.

Кстати, подобная картина характерна и для ряда бывших социалистических стран. Доктор Станка Тонкова из Университета национальной и мировой экономики (София) рассказала, что в Болгарии и после вступления в ЕЭС в 2000 году сохраняется мощная диспропорция в пользу Юго-Западного региона, где находятся столица и второй по величине город Пловдив. «Схожесть с Россией удивительная и даже настораживающая», — отреагировал на сообщение коллеги Валерий Крюков.

Для гармонизации своей экономической карты Болгария уже приняла два специальных закона о региональном развитии, в 2004 и 2008 годах, сейчас готовится третий. Россия и здесь идет особым путем, узаконивая льготы в особых локусах, больших и малых — будь то целиком Дальний Восток или компактные наукограды. Учёные-экономисты немало потрудились над тем, чтобы «выделить в сухой остаток» именно территориальные и именно несырьевые компоненты хозяйственной деятельности (в том числе и для будущего законотворчества).  Надежда Михеева рассказала о результатах сравнения  «потенциала  нересурсного роста» регионов России. Методика оценки учитывала факторы, распределенные по четырем группам: агломерационные (плотность населения, доля горожан, удельная длина автодорог с твердым покрытием), человеческие (процент людей с высшим образованием, продолжительность и качество жизни, миграционный баланс), инновационные (от количества патентов на 10 000 населения до доли высокотехнологичных производств в ВРП) и относящиеся к малому бизнесу, поскольку именно он «самый региональный» и «самый несырьевой».

На лидирующие позиции вышли, как и ожидалось, Москва, Санкт-Петербург, столичные области плюс Нижегородская и Татарстан, а также благодатный во всех отношениях (включая сочинский проект) Краснодарский край. Из сибирских субъектов Федерации в первую десятку (точнее, девятой) попала только Новосибирская область. Экономистов логика «развития развитого» не вполне устраивает. Андрей Клепач считает, что России нужна «новая пространственная стратегия». Он бегло обрисовал её контуры. Прежде всего, в оборот вводится такая территориальная единица как макрорегион (не всегда совпадающий с федеральным округом) с определенными полномочиями в экономическом планировании и администрировании. Пункт второй: построение опорной инфраструктурной сети, обеспечивающей «удержание пространства» и его сбалансированное развитие. Это не просто «дороги с твердым покрытием» как фактор чисто регионального прогресса, а магистрали, составляющие транспортно-логистический каркас всей (именно всей, «до самых до окраин») России.

Следующим элементом новой стратегии Андрей Клепач назвал «…ограничение крупных имиджевых проектов в пользу проектов, направленных на устранение пространственных диспропорций». И объяснил на примере Сочи. С одной стороны, полуторатриллионные вложения  стимулировали развитие всего региона, задали новые стандарты городской среды и спортивно-туристических услуг. С другой же стороны, вопрос стоит о национальных приоритетах. По словам замглавы ВЭБ Сочинский проект по стоимости равен семи годам господдержки агропромышленного комплекса, в чем заинтересованы все регионы и страна в целом. Или двухлетним затратам на развитие всей науки и технологий в России (а если мерять только «в Академиях наук», получится больше).

Триллионы, уходящие на «инвестиции в престиж», Андрей Клепач предлагает перенаправить на  «мегатранспортные проекты»: например, будущую трассу высокоскоростных поездов Москва-Казань довести до границы с Китаем,  завершить Северный широтный ход, построить «Белкомур» (железную дорогу Белое море—Коми—Урал) и  «Меридиан» — автомагистраль  между Белоруссией и Казахстаном.

Требуют пересмотра и точки роста инновационных кластеров. Правительство, по словам А. Клепача, таковых выделило 25, но это «…поддержка того, что традиционно и так сложилось — расходы на НИОКР по государственным программам сконцентрированы в Москве, Питере, в меньшей степени в Поволжье. Нужны существенные подвижки, иначе у нас так и останется крайне деформированная структура с огромными экономиками столичных и нефтегазовых регионов при проседании всей остальной, глубинной России… Изменить эту модель было бы очень важно — иначе высоких темпов развития всей страны мы не получим».

Наконец, построению сбалансированного экономического пространства должны способствовать общероссийские стандарты и гарантии социальных услуг и развития человеческого капитала, пока существующие лишь на слайдах Андрея Клепача и его коллег. Условия  Якутска и того же Сочи полностью уравнять не удастся никогда, но если школьников в этих регионах учат по единым образовательным стандартам, то почему бы не обеспечить им одинаково вкусные и полезные завтраки, интересный летний отдых, возможности для развития талантов? О том, насколько важен для экономики «человеческий фактор», писала еще академик Татьяна Ивановна Заславская. Но поставленные ей проблемы и сегодня вызывают, выражаясь политкорректно, большую озабоченность.

Андрей Соболевский

Алтайский государственный университет совместно с Федеральным исследовательским центром Института цитологии и генетики Сибирского отделения Российской академии наук приступает к реализации научно-образовательного проекта в области селекции и семеноводства. Проект создания Селекционного центра будет реализован в рамках программы «Сибирская биотехнологическая инициатива».

Как сообщили в АлтГУ, переговоры об участии Алтайского госуниверситета в этом проекте состоялись на площадке  инновационного форума OpenBio-2016, прошедшего на прошлой неделе в новосибирском наукограде Кольцово. В ходе встречи директор Алтайского центра прикладной биотехнологии АлтГУ Дмитрий Дурникин не только переговорил с руководством Федерального исследовательского центра Института цитологии и генетики Сибирского отделения Российской академии наук о сотрудничестве в реализации данного проекта, но и предложил расширить его название до «Селекционный и семеноводческий центр».

- Вывести новый сорт картофеля или пшеницы – это полдела, - отметил Дмитрий Дурникин. - Надо еще наработать качественный семенной запас по указанному сорту, который в дальнейшем можно будет использовать в сельском хозяйстве. Это второе важное дело! И третий этап – массовое производство элитных семян сельскохозяйственных культур. Все эти задачи, а также ряд образовательных направлений входят в программу работы Центра.

Алтайский госуниверситет заинтересован в совместной реализации селекционного, семеноводческого и образовательного направлений проекта. В целом, это будет совместный научно-образовательный конгломерат двух научных центров – Алтайского госуниверситета и ФИЦ Институт цитологии и генетики СО РАН, финансируемый из федеральных средств.

- Сегодня ощущается серьезная нехватка высококвалифицированных специалистов в области селекции и семеноводства. Старое поколение профессионалов уходит и нам нужна молодая перспективная смена. Поэтому наш конгломерат будет решать и задачу по воспитанию нового поколения не просто ученых, а ученых-практиков, - подчеркнул Дмитрий Дурникин.

Как отметили в АлтГУ, для дальнейшей проработки проекта «Селекционный центр» в рамках «Сибирской биотехнологической инициативы» в начале ноября запланирована встреча рабочих групп на площадке одного из научных центров Сибири.

Фантастический сюжет из «Терминатора», когда интеллектуальная сеть SkiNET обрела свободу воли и привела к «восстанию машин», возможно, содержит в себе определенную долю реалий ближайшего будущего. Нет, речь не идет о том, что человечество окажется во власти безжалостных роботов, но все же цифровая революция, преобразуя нашу повседневную жизнь, потребует от нас пересмотреть некоторые ценности. В частности – пересмотреть представление о совершенно изолированном от внешнего наблюдения приватном пространстве.

Дело в том, что логика развития смарт-технологий, одним из воплощений которого является создание «умных домов» и «умных городов», для своей полной реализации нуждается в «доверительных» отношениях между человеком и машиной. Точнее, человек, предоставляя технике выполнять за себя массу рутинной работы, будет делать это отнюдь не «за так». Ему придется доверить машине массу данных о себе самом, о своей работе, о своем распорядке дня и даже о своих эмоциональных переживаниях.

Как мы уже писали ранее, недавно в рамках фестиваля науки EUREKA!FEST-2016 состоялся Дискуссионный форум «Поселения XXI века: условия прорыва в будущее». Естественно, не обошлось и без обсуждения темы «умного города». Раскрывая данную тему, руководитель центра компетенций по смарт-технологиям НГУ Руслан Пермяков заметил, что «умные технологии» невозможно полностью применить к отдельно стоящему зданию.

Необходимо формировать именно «умный город» как особую среду, состоящую из «умных домов», поскольку без обмена информацией с внешним миром такая система не работает. А для этого, как мы понимаем, необходима соответствующая инфраструктура. Отдельные элементы по большому счету здесь ничего принципиально не решают.

Но главное, отмечает Руслан Пермяков, – это готовность самих жителей «умного города» принять неизбежные последствия своего выбора в пользу смарт-технологий. Только осознав этот момент, можно будет заняться их внедрением. Собственно, о каких последствиях идет речь? Чтобы это понять, необходимо четко определиться с тем, что мы все-таки считаем «умным городом» и смарт-технологиями. К сожалению, у нас в этом плане есть некоторая путаница.

В настоящее время рынок предлагает нам большой список якобы «умных» вещей. По сути, весь их «ум» сводится к тому, что мы в состоянии управлять ими дистанционно с помощью компьютеров или смартфонов. Например, есть «умные кофеварки», управляемые таким вот образом. С точки зрения Руслана Пермякова, никакого «смарта» в подобных вещах нет.  «Мы умеем, – говорит он, – преобразовывать некую информацию, получать ее на свои планшетники или еще куда-то. Но, между нами говоря, какая тут разница – нажал ли ты кнопку на кофеварке механически, дернул рубильник или нажал пальцем на планшетник?». То же самое, в принципе, происходит со многими остальными «умными» (якобы) вещами. В любом случае здесь вы сами должны постоянно вмешиваться в процесс, принимать решения за машину. Действительно, где здесь у машины «ум»? Процессор лишь воспроизводит программу, которую в него заложили.

Что же тогда нам понимать под «умной вещью» или под «умной средой»?

«Для меня умная среда, – разъясняет Руслан Пермяков, – это среда, которая подстраивается под мои потребности без моего напоминания. Скажем, я просто иду, и эта среда меняет вокруг меня пространство так, чтобы мне не нужно было что-то делать руками. Тем самым она позволяет мне сконцентрироваться на моих интересах, на моих задачах, не задумываясь о каких-то сиюминутных вопросах».

Рассмотрим это на примере «умной» кофеварки. Ключевой вопрос здесь, считает Руслан Пермяков, – а хочу ли я в данный момент выпить кофе или нет? То есть «умная» кофеварка должна обладать возможностью это «понять» и самостоятельно «принять решение» без напоминания человека. На первый взгляд, звучит такое заявление как фантастика, тем не менее, именно на реализацию подобных задач нацелены смарт-технологии.

Применительно к той же кофеварке для нее нужно разработать модель ЛИЧНОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ КОФЕ и открыть доступ к анализу конкретной ситуации. Сюда входят, например, итоги встреч, время суток, планы на день, температура тела, состояние здоровья, количество выпитого кофе уже до этого и так далее.  Понятно, для того, чтобы кофеварка смогла «угадать» вашу потребность на конкретный день и час, необходимо обработать большое количество информации. Технологически ей придется собрать через систему API внешних и внутренних сервисов огромный массив данных, касающихся лично вас. Сюда может войти геопозиция, календарь, фитнес-трекеры, деловые и личные записи, доступы к медицинским показателям и записям/рекомендациям личного врача. Для обработки информации  потребуется алгоритмизация ее анализа, и вся эта система должна быть включена в экосистему вашего «умного дома».

Что следует из сказанного, почему мы ставим вопрос о возможных последствиях применения таких систем? Как вы успели заметить, даже для чашки кофе мы делимся и распространяем по сети довольно чувствительную личную информацию: планы и местоположение на день, состояние здоровья, основу для анализа BigData и так далее. Этот принцип мы можем перенести на функционирование всего «умного дома» и далее – всего «умного города».

«Когда мы создаем эту экосистему, – говорит Руслан Пермяков, – и продолжаем ее на поселение, на территорию, мы должны понимать, что снимаем с человека решение каких-то рутинных вещей. Мы перекладываем это на какую-то суперсистему, которая начнет принимать решение за нас. Тем самым мы как бы делегируем это право машине. И как раз здесь мы можем попасть в очень «интересную» ситуацию, поскольку на сегодняшний момент мы даже не можем представить себе, какие последствия будет нести социум в случае внедрения таких технологий в нашу повседневную жизнь».

Дело в том, что на основе данных, предоставляемых «умной» технике для анализа ситуации, человек практически полностью раскрывает свою личную жизнь. Мало того, он дает материал для составления своего психологического портрета и анализа социальных связей. «Когда мы начнем отдавать эти данные в большие системы, мир может измениться», – отметил Руслан Пермяков. Он сослался на недавние исследования американцев, показавших, что даже поисковая система Googl может активно влиять на наш выбор, определенным образом отвечая на наши запросы в сети.

Не случится ли так, что «умная» система, детально нас «изучив», будет не просто способствовать нашему комфорту, но и непредсказуемым образом навяжет нам какие-то привычки, просто сделав нас ведомыми в возникшей системе отношений между человеком и машиной? Теоретически, специалисты не исключают такой возможности. Это процесс уже потихонечку начался, считает Руслан Пермяков. Уже сегодня, по его словам, часть людей фактически управляется компьютерами. Компьютеры уже не только осуществляют сложные вычисления, но и дают человеку подсказки и советы. Причем, современные когнитивные технологии позволяют «умной» машине распознавать человеческую речь и вступать в диалог со своим хозяином.

И в этих условиях, подчеркивает Руслан Пермяков, принципиальное значение будет иметь наше доверие системе. Поэтому, по его словам, новый технологический прорыв, связанный с созданием «умного города» как большой системы, будет происходить на стыке IT  и социальных наук, поскольку общество должно будет смириться с ситуацией, когда не останется каких-то личных тайн. С точностью сказать, что же произойдет на самом деле, почти невозможно. Например, станет ли наша жизнь более безопасна или, наоборот, безопасности станет меньше?

Впрочем, рисовать жуткие апокалиптические картины, скорее всего, преждевременно. Достаточно вспомнить историю развития техники, чтобы понять, что страхи здесь зачастую преувеличивались. Вспомним, что было на начальных этапах индустриализации. Человечество не погибло, хотя технические нововведения оказались достаточно болезненными (в том числе и для природы). Сейчас, по большому счету, мы  находимся на аналогичном рубеже. Поэтому нельзя исключать негативной ответной реакции какой-то части общества на широкое внедрение смарт-технологий. Но, с другой стороны, на наших глазах зарождается поколение, которое абсолютно готово жить по-новому.

Олег Носков

В сознании сибиряков, к сожалению, присутствует один нехороший стереотип. Мы привыкли считать себя жителями суровых краев, в силу чего оправдываем серость и однообразие наших городов. Мол, из-за климатических условий у нас не может быть захватывающе красивых скверов и парков, как, например, в Сочи. На юге, да – там всё понятно. Там и пальмы, и платаны, и кипарисы, и магнолии. А здесь, в Сибири, вроде как совсем не до этого. Поэтому мы смиряемся с тем, что вокруг нас растут унылые тополя, клены, березы и кое-где – пихты и ели. Почти никакого разнообразия. Количество видов декоративных растений и кустарников можно пересчитать по пальцам.

Многие, наверное, считают, что в Сибири так и должно быть. Дескать, у нас тут не Сочи – чем богаты, тем и рады. Но на самом деле это – заблуждение. На Дискуссионном форуме «Поселения XXI века: условия прорыва в будущее» была основательно, буквально по полочкам,  разобрана тема «Зеленой» инфраструктуры Новосибирска. Разобрана она была, естественно, с чисто научных позиций, благодаря чему слушателям открылись неожиданные стороны этой проблемы.

Начнем с того, что в течение полутора десятков лет горожане наблюдают прямо-таки безжалостное отношение к зеленым насаждениям, когда с разрешения руководства высвобождаются участки под так называемую «точечную» застройку. Этот факт имеет место быть, и отрицать его бессмысленно. Однако корень проблемы в другом.

С точки зрения цивилизованной урбанистики сами по себе деревья и кустарники – безотносительно к их состоянию – еще не являются абсолютной ценностью в условиях городской среды. Вопрос в том, как они вписаны в эту городскую среду, каково их эстетическое значение.

По большому счету, всё в конечном итоге упирается в качественный уровень ландшафтного дизайна. Только рассматривая проблему с этих позиций, мы можем судить о том, насколько развита в городе «зеленая» инфраструктура.

Что касается подходов к озеленению сибирских поселений, то здесь ландшафтным дизайнерам и работникам парковых хозяйств никак не обойтись без поддержки ученых-ботаников, профессионально изучающих условия произрастания тех или иных растений, имеющих адекватное представление о разнообразии видов и форм, способных хорошо чувствовать себя в наших суровых краях. Без этой научной поддержки вы как раз рискуете получить унылый, однообразный ландшафт. Что в какой-то мере сейчас у нас и происходит.

В целом ситуация с природным «зеленым» каркасом Новосибирска в настоящее время выглядит следующим образом. По словам заведующей кафедрой ботаники и экологии НГПУ Светланы Гижицкой, здесь можно выделить четыре типа природных сообществ:

1. Природное наследие города, куда можно отнести Приобский сосновый бор и лесопарки на его основе, березовые леса, долинные тополевые леса, пойменные кустарники;
2. Комбинированные зеленые насаждения, куда входит дендрологический парк Новосибирска, комплекс парков и экспозиций Центрального сибирского ботанического сада СО РАН;
3. Культурные зеленые насаждения: Первомайский сквер, Нарымский сквер, Центральный парк культуры и отдыха, Парк «Городское начало» и т.д.;
4. Стихийное восстановление растительности: заросли клена ясенелистного на заброшенных территориях с небольшим участием других видов (березы, тополя, ивы).

Главный вопрос: что в настоящее время надлежит делать с этим природным каркасом, и какие здесь возникают проблемы?  «Мы видим, – отмечает Светлана Гижицкая, – что в центре города – с точки зрения эколога – находится практически пустыня. Парковых сообществ у нас практически не наблюдается и это, конечно, плохо». Приятным исключением в данном случае является юго-восточная часть Новосибирска. Конкретно – Советский район, где в городскую черту встроено много природных зеленых массивов. «Мы видим, – говорит ученый, – насколько это правильно и красиво. Соответственно, нужно стараться делать так, чтобы в центральной части города увеличились зеленые насаждения там, где это возможно – за счет вертикального озеленения, за счет озеленения улиц, за счет внутриквартального озеленения и так далее».

В то же время даже те парки, что еще сохранились в городском центре, требуют, по мнению Светланы Гижицкой, существенных реконструкций. Дело в том, что Новосибирск – город молодой, и пока еще мы не сталкивались с проблемой старения парков. Это понимание приходит к нам только сейчас, однако осмысление проблемы пока еще происходит стихийно, по воле неожиданно возникающих обстоятельств.  

«Какой-то программы на данный момент, к сожалению, у нас нет. Мы просто вырубаем старые деревья, а на их месте высаживаем новые. А иногда вообще не высаживаем. На самом деле нам необходимо понять реконструкцию парков системно», – заметила Светлана Гижицкая.

В настоящее время новосибирские парки – в силу деградации – по сути своей представляют запущенные парковые рощи с отсутствием напочвенного покрова и декоративных кустарников. Видовое разнообразие здесь минимально – не более 14 видов на 100 кв. метров. По словам специалиста, этого очень мало. Этого совсем недостаточно для формирования эстетически привлекательного ландшафта. Видовая насыщенность должна быть увеличена как минимум в два раза. В первую очередь это касается кустарников и травянистых декоративных многолетников.

Тем не менее, в чисто «техническом» плане указанная проблема вполне решаема, считает Светлана Гижицкая. Главное, подойти к ее решению грамотно (с научной точки зрения) и творчески. Специалисты, в принципе, могут предложить достаточно много хороших вариантов. Всё, как всегда, упирается в политическую волю руководителей города. Иными словами, если мэрия Новосибирска поставит перед собой такую задачу, сформирует соответствующую программу, то хорошие решения не заставят себя ждать.

Первое, что необходимо будет сделать на практике – это восстановить систему питомников, поскольку большая часть посадочного материала завозится сейчас коммерческими фирмами. Этого совершенно недостаточно. Кроме того, это довольно накладно. Вдобавок ко всему, сюда зачастую завозятся не районированные виды и сорта.

Учитывая сказанное, обратим внимание на то, что на территории Новосибирска находится такое замечательное учреждение, как ЦСБС СО РАН, обладающий колоссальной коллекцией декоративных деревьев, кустарников и травянистых растений. По словам Светланы Гижицкой, эта коллекция насчитывает сейчас свыше 3,5 тысяч видов! Но на практике из имеющегося многообразия едва ли реализуется хотя бы 10 процентов. Главная причина, о чем мы сказали,  – в отсутствии собственных питомников, способных дать городу в больших объемах качественный посадочный материал.

По большому счету, наши ученые в состоянии осуществить взаимодействие с мэрией Новосибирска по этому вопросу, в том числе и по вопросу организации питомника. И я полагаю, что такое желание у них есть. Осталось только дождаться встречного шага со стороны городских чиновников. Правда, абсолютной уверенности в том нет. Общественность потихоньку приучают к тому, что на лучшее в наших «суровых краях» рассчитывать будто бы не приходится (причем, это касается не только ландшафтного дизайна, но даже качества дорожного полотна). В этой связи, как мне кажется, в диалог с общественностью должны вступить сами ученые, представив жителям города варианты новой «зеленой» инфраструктуры.

Олег Носков