Жорес Алферов не нуждается в отдельном представлении, разговор с лауреатом Нобелевской премии по физике не требует информационного повода. А список званий, наград, публикаций и достижений выдающегося советского и российского ученого не уместился бы и на целой газетной полосе. «Культура» встретилась с Жоресом Ивановичем, чтобы поговорить о прошлом, настоящем и будущем.

Культура: Сегодня СМИ часто пишут об угрозе, которую представляет для человечества искусственный интеллект. Если смотреть шире — реально ли создать что-то, что превзойдет наш собственный разум?

Алферов: Я в последнее время много думал об образовании и идеях, связанных с нанотехнологией и наноэлектроникой. Любой компьютер состоит из программного обеспечения, которое очень бурно развилось, и материальной базы, то есть кремниевых чипов и гетероструктур. Напомню, что Нобелевская премия по физике была присуждена в 2000 году за развитие информационных технологий: Джек Килби получил награду за кремниевые чипы, а мы с Гербертом Крёмером — за гетероструктуры. О последних я хотел бы сказать отдельно. На самом деле, гетероструктуры работают как возможность путем изменения химического состава электронных компонент создавать принципиально любые иные компоненты.

Японский физик Лео Эсаки, мой старый товарищ и в чем-то конкурент, который получил Нобелевскую премию за туннельный эффект в полупроводниках, как-то сказал, что есть кристаллы, созданные Богом (кремний, например), и кристаллы, сделанные человеком, то есть гетероструктуры. Бог их не создавал, и они гораздо лучше естественных.

Можем ли мы сотворить нечто выше того, что дано природой? Думаю, да.

Культура: В продолжение темы хотел спросить — квантовые компьютеры будут?

Алферов: В том, что будут, я не сомневаюсь, а вот какую роль они станут играть, не берусь сказать. Идеология квантового компьютера вполне реализуема, конечно. Но время покажет, какие новые возможности мы получим, пока рано судить.

Культура: В связи с развитием технологий особенно важным кажется вопрос об общественном устройстве. Говорят, что капитализм будет меняться...

Алферов: В свое время меня поразила опубликованная в мае 1949 года статья Альберта Эйнштейна «Почему социализм?». Великий физик очень четко обосновал, почему будущее — за социализмом. Он показал, каким кошмаром является капиталистическая система, которая обязательно ведет к власти олигархов и олигархии. Одной из самых страшных вещей он считает деформацию системы образования: люди со школы привыкают к тому, что главное быть победителем. В капиталистической системе люди отнимают друг у друга собственность и воюют друг с другом на совершенно законных основаниях. И это — не бандиты на большой дороге.

Культура: Разве не в природе человека заложено быть победителем?

Алферов: В природе человека — соревноваться, выигрывать, но быть первым, не подавляя других. Вопрос цены. Эйнштейн видел выход в социалистической системе и плановом ведении хозяйства.

Культура: Эти идеи актуальны и сейчас?

Алферов: Что, с моей точки зрения, изменилось сегодня? Один из дефектов нашего советского планирования, Госплана, состоял в том, что оно в какой-то момент стало слишком детальным: расписывалось по всем мелочам вручную. Развитие компьютеров снимает эту проблему. Сегодня, если вы начали какое-то производство, то можете пропланировать все, причем быстро и просто. Но встает проблема стратегии.

Все-таки нужно понимать то, на что у нас мало обращают внимания. Капитализм — это частная собственность на орудия и средства производства, такова его главная черта. Она мешает стратегическим крупномасштабным планам. Поэтому Эйнштейн прав в том, что социализм придет на смену капитализму, который замедляет развитие из-за кризисов и отсутствия планирования.

Культура: Какой должна быть собственность? Чьей?

Алферов: Общественной, государственной. Частной она может быть в сфере обслуживания, в мелком и среднем бизнесе и, я хотел бы подчеркнуть, в стартап-компаниях. Придумал что-то, создал фирму — заработай! Но если это перерастает в крупномасштабное производство, здесь частная собственность недопустима.

Культура: Сложный переход. Кто же крупное производство из частных рук отдаст?

Алферов: Простите, это же было реализовано. Советский Союз с общественной собственностью на орудия и средства производства, со многими следствиями этого (с бесплатной медициной, образованием, развитием науки) был очень удачным экспериментом. Бертран Рассел сначала относился к СССР и Ленину крайне отрицательно, но потом изменил свою точку зрения. У него есть фраза о том, что Альберт Эйнштейн был гением мысли, а Владимир Ленин был гением действия. То, что Владимир Ильич смог, это было уникально. Вспомним, что многие большевики после Февраля считали, что вот она — революция и ничего, дальше будем жить в буржуазно-демократической системе. А Ленин заявил: «Нет, мы перейдем к социализму сразу» (эта мысль изложена в его «Апрельских тезисах»). Он понял, что возникла уникальная ситуация: братание на фронте, ужасное положение в стране в целом... Партия большевиков насчитывала где-то 30 тысяч человек, после Февраля выросла до 200 тысяч, она была немногочисленной, в период Февральской революции добрая половина ее членов вообще была в Сибири. И как эта крохотная организация смогла взять власть в свои руки? Я помню, мы еще в школе учили, параграф в учебнике истории назывался «Триумфальное шествие Советской власти»: за короткий период времени Советская власть установилась во всей стране, и если бы не интервенция, то не было бы и Гражданской войны.

Культура: Гражданская война не из-за раскола общества и страны случилась, а из-за интервенции?
Алферов: Белые, конечно, теряли много, но без очень активной помощи из-за рубежа, с высадкой десанта, отправкой войсковых соединений, никакого долгого сопротивления они бы не оказали.

Культура: Советский Союз был успешен? Сегодня СССР часто ругают. Правда, уже без той злобы, что была в 90-е...

Алферов: Мы смогли в Отечественную войну выстоять! Но дело не только в этом. Приведу слова лауреата Нобелевской премии по экономике Джеймса Хекмана, профессора Чикагского университета. Он во время круглого стола нобелевских лауреатов, проводимого ВВС, сказал такую фразу, я люблю ее цитировать: «Научно-технический прогресс второй половины ХХ века полностью определялся соревнованием СССР и США, и очень жаль, что это соревнование закончилось». Это не мои слова, а профессора экономики из Чикаго.

Культура: Но соревнование же закончилось еще до распада Советского Союза?

Алферов: Ничего подобного! Оно закончилось, когда мы ликвидировали свою промышленность, уничтожили первую десятку оборонных промышленных предприятий, которые производили 60 процентов высокотехнологичной гражданской продукции. Есть люди, которые положительно относятся к Ельцину, — я этого не понимаю! Мы сегодня говорим: Крым вернули — да, достижение. А человек отдал половину территории страны, половину! Я до сих пор удивляюсь, как Съезд народных депутатов РСФСР в 90-м году мог проголосовать за суверенитет РСФСР от Советского Союза! Из почти тысячи депутатов только 13 выступили против. Кем нужно быть, чтобы взять и проголосовать за то, что нам не нужен Советский Союз: мол, мы республики кормим. Как это мы их кормим? Как можно жить без Украины, без Белоруссии, без Казахстана? Да половина Средмаша было в Казахстане. Уникальные золотые разработки — в Узбекистане. На Украине какая мощнейшая промышленность: «Южмаш», сельское хозяйство. Лишь Белоруссия, благодаря Лукашенко, смогла возродить свою технологическую базу.

А мы взяли и ликвидировали нашу промышленность, высокотехнологичные отрасли, выбросили в приватизацию. Мы действительно определяли — прав был Джеймс Хекман — научно-технический прогресс всего мира, мы раньше всех сделали светодиоды, полупроводниковые лазеры, СВЧ-транзисторы, у нас было уже опытное производство. Его взяли и уничтожили в начале 90-х, разгромив всю электронную промышленность Советского Союза.

Культура: Что-то же мы просто копировали?

Алферов: Да, Зеленоград практически не имел ни одного патента, а просто копировал кремниевые чипы. Но в области кремниевой микроэлектроники, занимаясь копированием, мы были на том же уровне, что и Запад. У нас в Минске предприятие «Планар» занималось тем, что создавало аппаратуру, степперы, которые переносили изображение интегральной схемы на кремниевую пластину. Каким было предприятие «Планар»? Чистые комнаты на глубине восемь метров под землей, чтобы развязаться от метро, трамваев. Степперы производили три страны — СССР, США и Голландия, они определяли технологический уровень кремниевой микроэлектроники, и пока у нас работал «Планар», мы были на одном уровне.

Ошибка была в том, что существовал слишком большой военный флюс: у нас часто не понимали, что микроэлектроника, а позже возникшая наноэлектроника — это двигатель развития промышленных технологий. Но наша электронная промышленность — три миллиона человек, три тысячи предприятий, 400 КБ и институтов во всех 15 республиках. А сегодня она осталась в Белоруссии и в России, да и у нас в стране — 20% от того, что было в советское время, во всех остальных республиках просто ничего уже нет, нужно снова воссоздавать.

Культура: Воссоздавать из какой точки? Насколько все плохо?
Алферов: Отраслевая наука у нас практически погибла (за исключением военной) при ликвидации промышленности. Вузовская тоже, поскольку она жила за счет хоздоговоров с предприятиями, что-то сохранилось в Академии наук, с потерями, но все же.

Новым законом РАН превращена в клуб ученых, так что мы нанесли почти смертельный удар по академической науке. Я хочу сказать следующее: науку в России возродить указами, программами, проектами совершенно невозможно. Есть один путь: поднять промышленность. Наука может развиваться только при одном условии — когда она нужна. А она нужна при наличии могучей, высокотехнологичной промышленности. И вот если мы возродим ее, мы возродим и науку.

культура: Уже, видимо, речь идет о цифровой промышленности.
Алферов: Мы сегодня много говорим о цифровой экономике, микро- и наноэлектронике. Но, простите, чтоб была цифровизация промышленности и экономики, должна быть промышленность! А что мы цифровизировать будем?

Культура: Если мы вступаем в эпоху цифровой экономики как человечество в целом — общество же должно меняться в связи с переходом?
Алферов: А оно уже изменилось. Информационные технологии стали влиять на социальный облик общества, это произошло. С одной стороны, технологически в промышленном производстве мы стали многое быстрее делать. С другой стороны, молодежь из-за смартфонов потеряла интерес к литературе, к языку.

Культура: При этом количество информации все время увеличивается и как-то надо ее обрабатывать.

Алферов: Я думаю, что нельзя переоценить роль школ и учителей. Информационные технологии, конечно, все помогают найти быстрее, актуализировать информацию. Но проблема в другом — а как смотреть на эту информацию? Вот тут огромно влияние школы. Хорошие ребята учатся в нашем лицее «Физико-техническая школа» Академического университета, но хорошие-то они прежде всего потому, что мы воспитываем прекрасных учителей. Нашему лучшему учителю математики, Валерию Адольфовичу Рыжику, 80 лет. Я часто прихожу к нему в класс, а урок он отдает вести своему ученику. Вот это воспитание совершенно необходимо.

К сожалению, одна из современных бед, причем практически везде: люди стремятся заработать, быстро получить деньги и положить в карман, забыв обо всем остальном. Очень редко даже ученые думают, как развивать то или иное научное направление, на что это повлияет. Неприлично много развелось специалистов, мастеров по грантам: человек одно и то же исследование продает 4-5 раз, имеет 4 гранта. Это стало массовым явлением.

Я думаю, система финансирования науки, которая была у нас раньше, в значительной степени более прогрессивная. Вы финансируете научное учреждение — и хорошо... Гранты стоит давать в первую очередь молодежи, чтобы талантливые люди проявлялись. А когда вы стараетесь перевести бюджетное финансирование в грантовое, вы уничтожаете научное учреждение.

Культура: А какая идеальная система? Учреждению выдаются деньги, и оно что-то делает, а государство спрашивает потом?

Алферов: Научные учреждения имеют бюджет, они могут получать дополнительные средства, когда эти деньги выдаются промышленностью. В системе чисто научной мы имели программы Академии наук, но когда развели большое количество контор, которые выдают гранты (при этом люди, которые этим занимаются, не являются специалистами), то у нас, естественно, все пошло не туда. Сразу рождаются мастера по выигрыванию грантов. Российский фонд фундаментальных исследований был при своем рождении положительным явлением, но когда таких фондов появилось много, начались проблемы. Но наука у нас будет развиваться тогда, когда она будет востребована экономикой. Мой знакомый, покойный уже Джордж Портер (был одно время президентом Лондонского Королевского общества), замечательную фразу сказал: «Наука вся прикладная, разница только в том, что отдельные приложения реализуются быстро, а некоторые через столетия».

Культура: Хотел уточнить о Вашей депутатской деятельности. Вы не возглавляете комитет по образованию и науке?

Алферов: Я не могу и не хочу. Возраст, много других задач — никакой комитет я не возглавлю. При председателе Госдумы Вячеславе Володине создается Научный совет, который сможет влиять на науку и образование, — надеюсь поработать там. Мне жаль, что в состав парламента не вошел Валерий Александрович Черешнев, которого лидер «Справедливой России» Миронов задвинул в свое время в середину списка. Это большая потеря.

Культура: В западных журналах сейчас много критики такого рода: в свое время был большой научный рывок, а сейчас все топчутся на месте и воспроизводят, что было в 60–70–80-е годы, все работает на старой базе, и прорывов нет. Вы с этим согласны?
Алферов: Сказать, что совсем прорывов нет? Нет, я с этим, конечно, не согласен. Но опять же, возвращаясь к тому, о чем мы говорили. Было соревнование двух систем и двух великих стран, и побеждать можно было не с помощью финансовых махинаций, а с помощью научно-технических прорывов. Уничтожение Советского Союза повлияло на прогресс в мире, западным странам не с кем стало соревноваться. И потому все вылилось в гонку за прибылью. От распада СССР проиграли все.

Тем не менее в областях, которые могут дать непосредственный результат через столетия, — например, в астрофизике, в исследовании «черных дыр», «темной энергии», появились совершенно новые вещи, интересные, важные. Наука все равно развивается.

Культура: Где сейчас прорывные направления? Какие направления науки будут развиваться быстрее и определять будущее?

Алферов: Я могу сказать, исходя из самых общих соображений, мы находимся на ранней, начальной стадии понимания биологических процессов. То есть осознания того, как формируется живое. Здесь дальнейшее развитие даст нам очень много, в том числе и для технологических прорывов в биомедицине, в нанобиотехнологии. К этому сегодня нужно очень внимательно относиться, мы можем вживлять чипы в человеческое тело, и из этого следует масса интересных, отдельных сюжетов. Нанобиотехнология — вот область, где уже есть — и будут еще — большие прорывы.

Михаил Бударагин

Дупликацией в биологии называют перестройку хромосомы, при которой ее участок оказывается удвоенным. Это явление происходит достаточно часто и является одним из источников мутаций. Гораздо реже происходит полногеномная дупликация, когда удваивается весь геном. Зато и влияние этого явления на эволюцию живых организмов намного сильнее. Это и стало темой очередной публичной лекции в Институте цитологии и генетики СО РАН.

Докладчик – зав. лабораторией сравнительной геномики ИКМБ СО РАН, к.б.н. Владимир Трифонов – в доступной форме рассказал, когда и кто из живущих на Земле видов удваивал свой геном, а также к чему это привело.

Впервые полиплоидию (кратное увеличение числа наборов хромосом в клетках организма) описал в своих работах профессор ботаники Гамбургского университета Ганс Альберт Винклер. Произошло это около ста лет назад – полиплоидии (сам он пользовался термином «гетероплоидия») посвящены его работы 1916-1920 гг.

Первоначально полиплоидию наблюдали у растений. Но затем схожие явления были обнаружены и у животных. Более того, сегодня существует мнение, что полиплоидия оказалась вообще одним из факторов, способствовавших возникновению эукариот (живых организмов, чьи клетки содержат ядро). И сейчас науке известны случаи полиплоидии практически у всех базальных групп организмов – от инфузорий и грибов до позвоночных.

При этом, собственно полногеномную дупликацию долгое время считали уникальной особенностью позвоночных животных, в ранней эволюции которых она, по-видимому, произошла дважды. Собственно говоря, появление в результате этого большого числа новых генов может рассматриваться как одна из вероятных причин эволюционного успеха позвоночных. Однако последние исследования показывают, что очень похожее неоднократное удвоение генома случилось и в одной эволюционной ветви членистоногих, а именно у мечехвостов (Xiphosura). Правда, для них это удвоение оказалось не столь полезным.

Очередным большим прорывом в исследовании механизмов и эволюционной роли полногеномной дупликации считают работы японского генетика Сусумо Оно (1970-е годы). Началось с того, что ученый задался вопросом – а откуда вообще берутся новые гены, если известно, что в эволюционном масштабе времени они поразительно консервативны. И если бы их эволюция шла «в обычном режиме», то существующее разнообразие видов было бы недостижимо. Из этого генетик сделал вывод, что в эволюции существовали механизмы, «ускоряющие» изменения генов. И предложил, что таким механизмом служат генные дупликации.

Возникающие в результате этого процесса дополнительные копии генов накапливают различия гораздо легче и свободнее, чем уникальные гены, ведь их «порча» перестает быть опасной для жизни. Иначе говоря, новизна создается через избыточность. Это предположение вошло в мировую науку под названием «гипотеза 2R».

Почему же именно полногеномная дупликация является значимым механизмом эволюции видов. Ведь частичная полиплоидия (удвоение одной из хромосом) встречается куда чаще. Однако в этом случае гены, которые в результате приобрели дополнительные копии, начинают синтезировать больше продуктов, в то время как остальные работают по-прежнему. И выработанное в ходе предыдущей эволюции соотношение продуктов разных генов нарушается, отлаженная генетическая система начинает давать сбои. А вот при полногеномной дупликации такие сбои исключены, потому что в этом случае число копий всех генов увеличивается пропорционально. Отсюда Оно сделал вывод: при прочих равных условиях полногеномная дупликация является более безопасным способом эволюции, чем множество тандемных дупликаций, дающих сравнимый с ней суммарный эффект.

Именно этот эффект и разобрал в своей лекции Владимир Трифонов, дополнив построения Оно современными исследованиями, которые показывают, что полногеномная дупликация – даже более частое явление, чем предполагал автор «гипотезы 2R». И ее роль в видовом разнообразии биома Земли действительно весьма значительна.

Наталья Тимакова

В эту субботу, 16 сентября, исполняется 30 лет Монреальскому протоколу — глобальному соглашению о запрете производства соединений, разрушающих озоновый слой Земли. «Чердак» напоминает, что это за документ, как он появился и почему считается самым эффективным международным соглашением в сфере охраны окружающей среды.

Программа ООН по окружающей среде (UNEP) считает защиту озонового слоя одной из четырех ключевых экологических проблем, в решении которой человечеству удалось добиться значительных успехов (а всего таких проблем у нас насчитывается около 500). Монреальский протокол, подписанный в 1987 году, в свою очередь, называют самым успешным глобальным экологическим соглашением.

Протокол ограничивает и запрещает использование фреонов, хлорфторуглеродов (ХФУ) и некоторых других соединений, которые раньше использовались в аэрозолях, огнетушителях, холодильниках и кондиционерах. При низких температурах и в присутствии солнечного света производные этих соединений разрушают озон — Нобелевскую премию по химии 1995 года за это открытие получили Марио Молина, Шервуд Роуланд и Пауль Крутцен.

Своеобразной «эмблемой» этой проблемы стала дыра в озоновом слое над Антарктидой. Впервые сезонную озоновую дыру там обнаружили еще в 1950—1960-х годах, однако в 1980-х стало ясно, что ее размеры постепенно растут, а «толщина» озонового слоя по всему миру медленно уменьшается.

Рецепт успеха

Монреальский протокол ратифицировали 196 стран и ЕС — таким образом, это самое массовое в истории международной дипломатии соглашение. Интересно, что в 1988 году после призыва президента Рональда Рейгана сенат США единогласно ратифицировал протокол (трудно представить, что вообще может единогласно сделать современный американский сенат, да и Дональд Трамп природоохранные соглашения не любит).

Именно Монреальский протокол положил начало двум фундаментальным принципам международной экологической политики. На момент подписания Венской конвенции и протокола к ней у ученых еще не было «окончательных», стопроцентных выводов о том, как именно хлорфторуглероды влияют на озоновый слой, — тем не менее имевшейся информации было достаточно для того, чтобы страны решили действовать. Такой подход стали называть принципом предосторожности: чтобы не упустить момент, когда еще не поздно изменить ситуацию, иногда приходится мириться с неопределенностью научных данных.

Кроме того, в Монреальском протоколе ввели принцип общей, но дифференцированной ответственности: все страны соглашались, что озоновый слой необходимо защищать, но развивающимся экономикам давали дополнительное время на то, чтобы вывести из производства озоноразрушающие соединения.

Кроме того, эти страны получали финансовую и экспертную поддержку, и в итоге к 2010 году все 142 развивающиеся страны, ратифицировавшие протокол, отказались от производства и использования ХФУ.

Монреальский протокол — что редко бывает с экологическими соглашениями — имеет, как говорят, «острые зубы» в виде торговых санкций для тех, кто его не соблюдает (что характерно, эти санкции ни разу не применяли). Вместе с тем протокол был достаточно гибким: ограничения вводились постепенно, список запрещенных веществ, от производства которых нужно было полностью отказаться, при необходимости расширялся или сокращался.

Любители конспирологических теорий любят связывать успех Монреальского протокола с интересами большого бизнеса: мол, корпорация «Дюпон» заранее заготовила альтернативы фреонам и ХФУ и «протолкнула» через ООН нужное ей соглашение. На самом деле порядок действий был другой: после того как Молина и Роуланд опубликовали свою первую работу в 1974 году, глава «Дюпона» публично назвал ее «сказкой» и «кучей мусора». Бизнес спонсировал скептически настроенные материалы в СМИ и даже в 1988 году, после принятия протокола, пугал хаосом и многомиллиардными катаклизмами для американской экономики. Инновационные замены фреонам появились несколько позже.

Наконец, Монреальский протокол стал катализатором научных исследований. По словам представителя России в Международной комиссии по озону, ведущего научного сотрудника Института физики атмосферы РАН имени Обухова Александра Груздева, именно через протокол ученым удалось получить очень серьезные деньги на проведение научных исследований, развитие моделирования атмосферы и лабораторные эксперименты. В общем, всем сестрам по серьгам.

Результат налицо

Протокол в свои 30 лет успешно выполняет свою задачу: количество большинства озоноразрушающих веществ в атмосфере Земли уверенно падает с начала нынешнего века. Если Монреальский протокол будут соблюдать и дальше, к середине столетия мы вернемся к концентрациям, наблюдавшимся в 1980-е годы.

В последние годы благоприятные изменения затронули и собственно озоновый слой: о «первых следах исцеления» озонового слоя над Антарктикой в 2016 году в журнале Science написала группа ученых из MIT под руководством Сьюзан Соломон. По их данным, с 2000 года площадь дыры по состоянию на сентябрь уменьшилась на четыре с лишним миллиона квадратных километров — это примерно половина площади США.

Если дальше все пойдет такими же темпами, ученые считают, что к 2045—2060 годам озоновый слой тоже вернется к тому состоянию, в котором он был в 1980-е годы.

Новая борозда для старого коня

После принятия Монреальского протокола на смену «старым» хлорфторуглеродам пришли «новые» гидрофторуглероды (ГФУ) — аналогичные по свойствам, но безопасные для озонового слоя соединения. С ними, правда, пришла новая напасть: ГФУ — мощные парниковые газы. Их выбросы растут на 10−15% в год, в первую очередь из-за распространения кондиционеров — это очень быстро по сравнению с другими парниковыми газами вроде углекислоты или метана.

Оказавшись в ситуации «не понос, так золотуха», страны стали думать, что с этим делать. Международные соглашения по проблемам изменения климата — Киотский протокол и Парижское соглашение — куда менее строгие и большими успехами пока похвастаться не могут. Поэтому пошли по проторенному пути: в 2016 году страны — участницы Монреальского протокола — договорились распространить его и на ГФУ.

Вообще-то, в этом случае протокол используют не по назначению: никакого вреда для озонового слоя гидрофторуглероды не несут. Однако механизмы его оказались настолько удобными, что страны согласились с 2019 года использовать именно их (а не, скажем, Киотский протокол), чтобы в очередной раз модернизировать промышленность и отказаться от опасных для атмосферы соединений.

Интересно, что пока страны почти 20 лет пытались договориться о том, как бороться с изменением климата, Монреальский протокол делал свое дело: некоторые соединения, попадавшие под его ограничения, были также и парниковыми газами, и их выбросы сильно снизились (местами уже до нуля). Жаль, конечно, что «именинника» нельзя приспособить для лечения гриппа и переработки мусора.

Ольга Добровидова

Городские технологии и индивидуальное домостроение – как это связано? Несмотря на то, что город до сих пор ассоциируется у нас с многоэтажками, именно здесь, в городах, разрабатываются строительные технологии, в том числе и для малоэтажного строительства.

Новосибирску в каком-то смысле повезло с тем, что у нас, действительно, есть специалисты, есть фирмы, занимающиеся такими вопросами: как строить индивидуальные дома, из чего строить, как эксплуатировать, на что ориентироваться, какие параметры учитывать прежде всего. Правда, известны они, скажем так, в «узких кругах», поскольку массовое (преимущественно – многоэтажное) жилищное строительство в нашем городе и в области по сию пору опирается на технологии советского периода, и ждать здесь чего-либо принципиально нового не приходится (кроме, разве что, некоторых «дополнений», связанных с ужесточением требований к теплозащите). А так, в целом, всё давно знакомо.

А как же быть тем, кто решился на строительство собственного дома, но при этом не желает идти проторенным путем (то есть, используя то, что было раньше), ориентируясь и на современные стандарты по энергоэффективности, и на экономию самого строительства? Где здесь получать необходимую информацию, куда обращаться? 

Отмечу, что в свое время в департаменте промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска рассматривалась идея создания в городе консультационного центра по малоэтажному строительству. Сама идея возникла под впечатление канадского опыта.

Так, нынешний глава департамента – Александр Люлько – в свое время (еще будучи депутатом городского Совета) специально посещал Торонто для изучения тамошних подходов к жилищному строительству.

В Канаде существуют подобные центры (содержащиеся за государственный счет), где граждане могут получить всю интересующую их информацию по строительству или покупке собственного дома. Казалось бы, почему не создать нечто подобное у нас? Ведь таким путем мы не только помогаем гражданам решить жилищную проблему, но и продвигаем все инновационные наработки в этой области, созданные нашими же, новосибирскими, специалистами. Причем, продвигать их можно далеко за пределы нашего региона. В принципе, вполне логично расширить и саму тематику, собрав в одном месте всю информацию по технологиям, востребованным не только в индивидуальном строительстве, но и в городском хозяйстве.

В каком-то смысле Международный форум-выставка «Городские технологии – 2017» дополнительно преследовал и эту цель. Таким путем мэрия пытается наладить диалог с новосибирскими разработчиками. И в свете сказанного совсем не удивительно, почему на форуме прозвучала тема индивидуальных домов. Так, один из участников форума – директор инновационно-внедренческой фирмы ООО «Силикон» Юрий Петеросон – доложил о технологиях строительства в Сибири сверхтеплоэкономичных «умных» домов.

Юрий Петерсон, пожалуй, - один из немногих разработчиков, посвятивших свою жизнь созданию технологии строительства доступного индивидуального жилья. Именно доступного! В кругах профессионалов он пользуется большим уважением, причем не только как специалист, но и просто как человек. По его мнению, принятый не так давно закон об энергосбережении пора наполнять конкретными техническими решениями и адекватными административными механизмами. Одно из таких технических решений как раз и было представлено. В чем его суть?

По словам Юрия Петерсона, на сегодняшний день Россия занимает уже пятое место по недоступности жилья. Если же выполнять закон об энергоэффективности традиционным путем, то есть путем увеличения толщины стен, то тогда жилье станет еще более недоступным.

В этом случае сами собой напрашиваются инновационные решения, где предполагается использовать новейшие материалы и конструкции, позволяющие сразу «убить двух зайцев»: снизить стоимость строительства и повысить потребительские качества жилья, в том числе – с точки зрения его энергоэффективности (что для Сибири, как мы понимаем, принципиально важно).

Основой такого инновационного малоэтажного строительства Юрий Петерсон считает легированные пеноматериалы, которые лучше всего, по его мнению, подходят именно для сибирских условий. Сырьевая база для них практически не ограничена. Это могут быть и пластмассы, и минералы и даже металлы. Низкая теплопроводность позволяет не только снизить потребление тепла, но и повысить акустический комфорт благодаря хорошим звукоизолирующим свойствам таких материалов. Кроме того, они легко обрабатываются, а при использовании легирования заметно повышаются их физические характеристики. Вдобавок ко всему, как и любой инновационный продукт, легированные пеноматериалы имеют значительный резерв по их дальнейшему усовершенствованию и удешевлению.

Не трудно догадаться, что здесь в каком-то смысле идет речь об альтернативе так называемым «канадским технологиям». В свое время – примерно лет десять назад – тема «канадских домов» была очень модной для нашей страны. Но практика показала, что высокопроизводительные домостроительные канадские линии в наших условиях почему-то «не пошли». Данному обстоятельству не стоит удивляться, если учесть, что канадский деревянно-каркасный дом проектируется и рассчитывается по аналогии с автомобилем. То есть это настоящий «Дом-машина», о котором когда-то говорил Ле Корбюзье. Однако наша домостроительная практика серьезно отличается от указанных «технократических» подходов, и чтобы канадские технологии в нашей стране состоялись так же, как и в Канаде, нам придется всё делать исключительно по-канадски. То есть создать соответствующие технологические регламенты, сделать детальные расчеты домов под имеющееся оборудование, провести соответствующие испытания в реальных условиях, подготовить под строительные площадки всю инженерную инфраструктуру, предусмотреть механизмы государственной ипотеки, и только тогда уже запускать строительный конвейер.

В отличие от «канадских домов», дома из легированных пеноматериалов уже построены и испытаны, о чем как раз и сообщил Юрий Петерсон. И для их строительства нет необходимости запускать большие домостроительные комбинаты, поскольку возведение индивидуальных домов из легированных пеноблоков осуществляется с помощью мобильных установок, размещаемых прямо на строительной площадке. Один такой опытный дом был построен в поселке Колывань.

Материалом послужил легированный ячеистый фибробетон, обладающий высокими теплоизолирующими свойствами  - в шесть раз выше, чем у керамического кирпича. То есть, по уровню теплоизоляции полуметровая стена такого дома соответствует кирпичной стене в три метра толщиной! 

По словам Юрия Петерсона, благодаря высокой теплозащите расход энергоресурсов на отопление в построенном доме в 3-5 раз ниже, чем в обычных домах, построенных из кирпича или из дерева.  Если зима выдалась не очень холодной, отмечает Юрий Петерсон, для отопления дома вполне можно обойтись электричеством.

Но самый важный показатель, которого удалось добиться разработчикам, – это стоимость строительства. Для заказчиков один квадратный метр дома обошелся примерно в 15 тысяч рублей! Сегодня на рынке недвижимости Новосибирска цена одного квадратного метра выше как минимум в три раза. В принципе, при надлежащей работе государства по выделению земельных участков и обеспечения их минимальной инженерной инфраструктурой (а здесь достаточно электрических сетей), массовое индивидуальное строительство в Сибири недорогих энергоэффективных домов не заставило бы себя ждать.

Иначе говоря, наши разработчики уже вносят свой посильный вклад в решение жилищной проблемы на современном технологическом уровне. Власть же, как всегда, пока еще не спешит идти им навстречу.

Олег Носков

В США объявили лауреатов Шнобелевской премии, которая является пародией на престижную Нобелевскую премию. Шнобеля присуждают за сомнительные достижения, которые тем не менее заставляют задуматься о пользе науки.

В Гарвардском университете объявили лауреатов Шнобелевской премии-2017. Каждый из номинантов получит награду в 10 трлн зимбабвийских долларов. Произнося речь, лауреат должен был уложиться в минуту, по истечении которой восьмилетняя девочка произносила: «Пожалуйста, хватит. Мне скучно».

Самое забавное «открытие» сделал Марк-Антуан Фардин, которому досталась «заслуженная» премия по физике. Он продемонстрировал, что коты — это почти жидкость. Фардин сделал акцент на том, что кошки обретают форму емкости, в которой находятся, что похоже на поведение жидкости. Премию мира присудили команде, которая заявила, что игра на диджериду — музыкальном духовом инструменте австралийских аборигенов — позволяет избежать синдрома обструктивного апноэ (остановку дыхательных движений) во сне, а также избавиться от храпа.

Лучшими «шнобель»-экономистами назвали группу, которая выяснила, как контакт с крокодилом воздействует на тягу человека к азартным играм. Как оказалось, некоторые игроки воспринимали контакт с опасным хищником в качестве предчувствия своей победы. Премию по анатомии получил автор, который выяснил, что уши человека увеличиваются в среднем на 0,2 мм в год. Премия по биологии отошла ученым, выяснившим, зачем самцы и самки насекомых рода Neotrogla «поменялись» половыми органами. Оказалось, что пенисовидный отросток нужен самкам, чтобы удерживать самца во время спаривания.

Премия по гидродинамике отошла команде, показавшей, как нужно ходить с кофе, чтобы не расплескать его. Лучше всего придерживать чашку рукой сверху, а еще можно ходить задом наперед. Премию в области питания присудили ученым, доказавшим, что мохноногие вампиры — маленькие летучие мыши — не против человеческой крови. Вероятно, это стало следствием уменьшения числа птиц.

Награда в области медицины досталась группе ученых, просканировавших мозг и выяснивших, какие участки мозга ответственны за нелюбовь к сыру. Премия в области когнитивных наук досталась коллективу, который выяснил, что однояйцевые близнецы не всегда понимают, кого из них сами видят на фото. Акушерскую премию получили ученые, доказавшие, что плод активнее реагирует на музыку, проигрывавшуюся во влагалище беременной, а не возле ее живота. Эксперимент затронул 106 женщин.

Илья Ведмеденко

Ветвистоусых рачков обычно скопом «записывают» в дафнии или водяные блохи. На самом деле, они представляют целый отряд Cladocera, включающий сотни видов мелких ракообразных, населяющих самые разные водоемы нашей планеты – от небольших луж до глубоководных озёр и морей.

Ветвистоусые представляют кормовую базу для многих видов рыб. На многих рыбоводных заводах даже налажено их массовое разведение для откорма мальков. Кроме того, они фильтруют и очищают воду от водорослей. В общем, являются важным элементом экосферы многих водоемов. А еще они, подобно дрозофиле, нематоде и мыши, могут играть роль лабораторных животных в современных научных исследованиях.

На днях журналистов пригласили поучаствовать в эксперименте с участием рачков, проводимом сотрудниками Института биофизики ФИЦ КНЦ СО РАН (Красноярск), Сибирского федерального университета и Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН).

Толчком для него послужило еще одно замечательное свойство ветвистоусых: они легко переносят токсические загрязнения, благодаря чему активно развиваются в городской среде. А теперь ученые изучают, каким образом рачки переносят воздействие радиационного заражения. И движет учеными не праздное любопытство. Исследование поможет прогнозировать степень влияния антропогенного воздействия на экосистему водоемов и выяснить масштаб ущерба для окружающей среды (в том числе, для людей, проживающих в непосредственной близости и использующих эти источники воды).

– Известно, что многие годы шахтеры брали с собой клетку с канарейкой, - напомнил собравшимся руководитель Отдела радиационных исследований и радиационной безопасности ИЯФ СО РАН Михаил Петриченков. – Птичка служила своего рода живым «индикатором» для раннего обнаружения накопления рудничного газа. Канарейки очень чувствительны к газам, в том числе метану и угарному газу, и гибнут даже от незначительной примеси его в воздухе.

И если она внезапно начинала проявлять признаки беспокойства или падала, люди поспешно покидали выработку. Так было спасено множество жизней. Сегодня радиационные технологии применяются все шире, мы, конечно, все надеемся, что обойдется без аварий и утечек. Но надо быть готовым к любым ситуациям. И здесь нам могут пригодиться, в том числе, и такие живые индикаторы, с помощью которых можно будет обнаруживать скрытые (под водой) источники радиационного заражения и оценивать их опасность.

Ученые намерены оценить «качество жизни» рачков после облучения комплексно: сначала установить воздействие радиации на опытные группы животных, а затем проследить за несколькими поколениями их потомства.

Ранее в ИЯФ впервые получили данные о том, как влияет радиация в разных дозах на жизненный цикл рачков, в том числе, на их способность размножаться после облучения. Летальной дозой для них оказались 100 грей (человек гарантированно погибает от дозы в десять раз меньшей), а репродуктивные возможности начали снижаться на рубеже 40 грей.

В ходе этого эксперимента облучению в разных дозах (от 40 до 100 грей) подверглись пробирки с отложенными яйцами рачков. И вновь рачки продемонстрировали редкую живучесть – потомство появилось во всех группах, хотя те, что получили максимальную дозу, двигались намного медленнее, да и численность их была ниже. Теперь за их жизнедеятельностью будут пристально наблюдать – отслеживать размеры, активность, возможность к производству потомства. Впрочем, ученые уже сейчас предполагают, что даже получившая максимальный «удар» популяция со временем восстановится. А учитывая, что цикл воспроизводства у рачков занимает несколько недель (что вместе с широкой распространенностью и делает их удобным объектом для экспериментов), проверить свои предположения на практике они смогут довольно скоро.

А еще анализ поведения популяции в зависимости от полученной дозы позволяет в будущем проводить «калибровку» этого биоиндикатора, повышать его точность. Это достаточно важно, поскольку воздействие таких источников радиации, как изотопы цезия (который достаточно широко применяется в промышленности), бывает очень сильным в непосредственной близости и резко падает по мере удаления.

Проще говоря, в случае попадания нескольких частиц в пруд, обследование дозиметром территории пляжа может показать безопасный уровень радиации, а уже через десяток метров будет находиться опасный очаг заражения, никем не обнаруженный. Тут на помощь и придут рачки, точнее – анализ их жизнедеятельности на основе полученной в подобных исследованиях информации.  Причем, в отличие от многих других сигнальных систем, человечеству не придется вкладываться в создание сложной инфраструктуры, отслеживающей этот вид антропогенного воздействия на нашу планету, – повсеместная распространённость и неприхотливость рачков сделают все за нас.

Наталья Тимакова

22 сентября 2017 года в 19-00 в малом зале Дома Ученых начнется очередная открытая встреча киноклуба «Поиск» из цикла «Академгородок. Киноистория». На этот раз главным героем мероприятия станет академик Дмитрий Константинович Беляев, 100-летие со дня рождения которого отмечали в августе этого года.

Собравшиеся смогут увидеть фильм Западно-Сибирской студии кинохроники «Академик Беляев» (1983 г., режиссер Сергей Бердников). Картина относится к жанру фильмов-портретов и представит ученого в разных ипостасях – на работе и дома, в кругу семьи.

После просмотра перед собравшимися выступят люди, хорошо знавшие Дмитрия Константиновича – академик Владимир Шумный, профессор Павел Бородин, известный новосибирский журналист и писатель Замира Ибрагимова. Они расскажут о том, как удавалось сохранить единственный научный институт, занимавшийся генетическими исследованиями в СССР в годы расцвета «лысенковщины». О том, как начинался и развивался уникальный эксперимент по доместикации лис. И, конечно же, о том, каким был сам Дмитрий Константинович – ученый, чье имя навсегда вошло в историю мировой генетики.

Как всегда, общение с участниками встречи будет проходить в форме живого диалога. Вход свободный.

Ауксины известны как ключевые гормоны развития растений достаточно давно. Их открытие связывают с исследованиями Чарльза Дарвина (работа «О способности растений к движению»). Дарвин установил, что, если осветить проросток злака с одной стороны, он изгибается к свету, причем, свет воспринимает верхняя часть растения, тогда как сам изгиб происходит в нижней части проростка. В итоге, Дарвин пришел к выводу, что гипотетический регулятор роста растений, который он назвал ауксином, синтезируется в верхушке побега и перемещается в надземной части растения сверху вниз. Последующие исследования показали, что роль ауксинов в жизнедеятельности растения более значительна и не ограничивается участием в фототропизме – направленном росте растений в сторону источника света. В настоящее время ауксин широко используется для контроля роста и развития растений, в том числе и в составе известных коммерческих фитогормональных препаратов.

Как и другие гормоны, ауксин регулирует процессы, происходящие в растении на уровне экспрессии генов – процесса, когда наследственная информация из ДНК преобразуется в функциональный продукт (РНК или белок). Для считывания наследственной информации с ДНК гормоны активируют белки (их называют транскрипционными факторами), имеющие на специальном отрезке ДНК генов, экспрессию которых они регулируют (промоторе), участки ДНК для посадки (сайты связывания). Они характеризуются определенной последовательностью из четырех нуклеотидов. Транскрипционные факторы, связываясь с со своими сайтами, активируют или подавляют экспрессию соответствующих генов.

В настоящее время в мире было проведено более 30 экспериментов, в которых после обработки ауксином измерялась экспрессия всех генов в геноме и были определены гены, реагирующие на ауксин. Произвести системный мета-анализ всего массива этих данных, т.е. соотнести изменения активности генов с наличием определенных последовательностей нуклеотидов в их промоторах, позволяют методы биоинформатики, давно и успешно развиваемые в ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН». Поэтому неудивительно, что впервые исследование всех доступных полногеномных данных по влиянию ауксина на активность генов было проведено силами сотрудников ФИЦ ИЦиГ. Соавтором работы выступил профессор Дольф Вейерс из Вагенингенского университета (Голландия), одного из ведущих европейских научно-исследовательских центров в области биологии. Результаты оказались впечатляющими.

– До этого было известно около 10 сайтов связывания транскрипционных факторов, задействованных в изменениях активности генов в ответ на ауксин. Мы открыли дополнительно еще 139 последовательностей в промоторах, также участвующих в этом процессе, - рассказала зав. сектором системной биологии морфогенеза растений ИЦиГ к.б.н. Виктория Миронова.

Для некоторых из них с помощью специальных компьютерных программ и баз данных были определены связывающиеся с ними транскрипционные факторы с такими функциями, как ответы на стрессы, регуляция роста и др.  В результате, ученые стали намного ближе к пониманию того, каким образом низкомолекулярному соединению (каковым является ауксин) удается регулировать почти все процессы, происходящие в растении – рост, деление, дифференцировку клеток и многое другое. Полученные результаты открывают широкие возможности для экспериментальных исследований. Не зря статья по теоретической генетике была опубликована в престижном издании по экспериментальной ботанике – Journal of Experimental Botany.

Экспериментальное изучение этих последовательностей станет и следующим шагом в ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН». Для этих исследований были отобраны те из них, которые дали наиболее заметный отклик на ауксин, и в то же время характер этого взаимодействия до сих пор является неизвестным. Эта работа также проводится в сотрудничестве с коллегами из Вагенингенского университета, для этой цели была даже специально организована совместная аспирантура.

– Чем больше мы понимаем про то, как ауксин работает на уровне взаимодействия с ДНК, тем больше мы можем манипулировать процессами, происходящими на клеточном уровне и выше. А это понимание, в свою очередь, может открыть возможности для управления, полного или частичного, данными процессами, что является уже сферой не только фундаментальной, но и прикладной науки. Станет возможным изменять эти процессы в нужную нам сторону. Например, в интересах селекции, для придания новым сортам нужных качеств, - подчеркивает Виктория Миронова.

Наталья Тимакова

Конструкторское бюро "Рубин" разработало проект атомной подводной лодки-транспортировщика катамаранного типа для обслуживания объектов в арктических морях. Проект представил в среду на конференции RAO/CIS Offshore-2017 в Санкт-Петербурге главный конструктор ЦКБ "Рубин" Евгений Торопов.

"Перед комплексом ставятся задачи доставки оборудования в любую точку Арктики вне зависимости от ледовой обстановки. Анализ использования ледокольного флота в Арктике показал, что для работы по обустройству необходима постоянная работа ледокола, а сегодняшние ледоколы не все могут пройти в высокие широты. Поэтому мы предложили вариант использования подводного носителя, который мог бы работать во всем секторе Арктики", - сказал Торопов.

"Проект подводного транспортно-монтажного и сервисного комплекса разработан ЦКБ "Рубин" в рамках проекта "Айсберг" по заказу Фонда перспективных исследований, - сообщил журналистам руководитель проектной группы этого фонда Виктор Литвиненко. - Мы это делаем для того, чтобы в первую очередь осваивать Арктику. Арктика - это сложный элемент, и если мы сможем осваивать Арктику, то мы сможем освоить любой участок мирового океана".

Как сообщили в пресс-службе Фонда перспективных исследований, подводный транспортно-монтажный и сервисный комплекс позволит обеспечить доставку и установку широкой номенклатуры подводного оборудования для обустройства морских месторождений на акваториях замерзающих морей и в любых других районах мирового океана, где использование надводных технических средств затруднительно по гидрометеорологическим условиям.

"Комплекс позволит обеспечить доставку и работу подводных технических средств для выполнения сервисных и ремонтных работ на подводных объектах нефте- и газодобычи, других технических средств, располагаемых на дне моря или в толще воды, а также может быть использован для подъема затонувших предметов с морского дна", - пояснили в пресс-службе.

По словам разработчиков, проект находится в высокой стали разработки, и сроки его реализации теперь зависят от принятия решения о финансировании. По словам Торопова, стоимость лодки, которая, может быть построена на существующих мощностях "Севмаша", будет на 40% меньше аналогичной по водоизмещению военной атомной подводной лодки. Как рассказал Виктор Литвиненко, для реализации проекта планируется создать консорциум при участии Объединенной судостроительной корпорации и Росатома.

Освоение космоса – одна из тех тем, к которой до сих пор многие из нас относятся с пиететом. Тем не менее, на чисто обывательском уровне постоянно возникают вопросы: а чем, собственно, занимаются космонавты на орбите, для чего создаются космические станции, зачем на всё это тратится столько денег? На основе информации, полученной когда-то из популярных книжек, журналов и фильмов, мы успели сделать вывод о том, будто главная цель космических программ – изучить возможности человека подолгу находиться в непривычном для себя состоянии. Космическая станция, по большому счету, - это своего рода «испытательная камера», где человеческий организм подвергается длительному воздействию невесомости. Работа космонавтов на орбите, объясняли нам, является неким подготовительным этапом к продолжительным межпланетным перелетам.

Так ли оно всё было на самом деле – в данном случае не суть важно. Принципиально то, что именно такая картина складывалась в нашей голове:  сегодня – земная орбита, завтра – полеты на Марс и дальше. А для этого необходимо не только тщательно тестировать космическое оборудование, но параллельно – тестировать человеческий организм. И нам как-то не приходило в голову, что невесомость – это особые, нетривиальные физические условия, если хотите – это особая среда, где можно ставить интересные и перспективные эксперименты в целях дальнейшего познания мира.

Иными словами, космические станции могут выполнять функцию суперсовременных научных лабораторий. И в каком-то смысле исследования подобного рода есть принципиально новый шаг в развитии самой науки.

Совсем недавно в Институте теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН прошла 12-я международная конференция "Two-Phase Systems for Space and Ground Applications", которая частично осветила вопрос: «А чем занимаются космонавты на орбите?». Точнее, конференция высветила само направление перспективных исследований, связанных с космосом и условиями невесомости. Во всяком случае, это касалось чисто теплофизической тематики. Я специально подчеркиваю международный статус данного мероприятия, ибо это имеет принципиальное значение. Дело в том, что указанные исследования сейчас активно проводятся в США, в Европе, в Китае и в Японии. Наша страна, будучи космической державой, также не осталась в стороне.

Необходимо отметить, что ИТ СО РАН играет здесь заметную роль. Поэтому совсем не удивительно, что 12-я конференция была проведена в его стенах. Как отметил научный руководитель Института академик Сергей Алексеенко, специалисты лаборатории «Интенсификации процессов теплообмена» сотрудничают с иностранцами по данной теме еще с 2000 года, когда они приняли  участие в работе Международного центра по микрогравитации в Брюсселе. По словам зарубежных участников конференции (представлявших космические агентства Японии, Китая и Европы), российские исследователи довольно высоко котируются на международном уровне, включая и специалистов ИТ СО РАН. Выражаясь по-простому, их воспринимают в этих академических кругах как «своих», то есть как равноправных и весьма уважаемых коллег.

Указанная международная конференция, уточнил Сергей Алексеенко, проводится ежегодно, начиная с 2006 года. В нашей стране она проводится второй раз. И тот факт, что в нынешнем году местом её проведения стал Академгородок, говорит о том, что он до сих пор сохраняет репутацию ведущего Научного центра, имеющего прямое отношение к высоким технологиям. Участие в космических программах, согласитесь, само по себе является красноречивым показателем высокого уровня.

Каков главный смысл такой конференции, для чего ее проводят? Этот вопрос попытался прояснить заместитель директора Объединенного института высоких температур РАН Эдуард Сон. Дело в том, что если бы каждая страна создавала для себя и для своих исследований в космосе свою же собственную лабораторию, поддерживала бы ее работоспособность и отвечала за обслуживание, то такие исследования влетели бы в копеечку. Космос – занятие очень затратное. Намного выгоднее (с экономической точки зрения) обсудить перспективные исследования на Земле, а затем поставить эксперимент в космосе. Конференция как раз и выполняет такую коммуникативную функцию. То есть здесь обсуждается именно то, что имеет смысл опробовать в условиях космоса. И в этом случае не столь уж принципиально важно, какой стране конкретно принадлежит созданная космическая лаборатория. Важен сам научный результат. Иными словами, в процессе подобного общения ученых из разных стран формируется своего рода программа предстоящих экспериментов в космосе.

Как сказал Эдуард Сон, у американцев на МКС существует уже несколько лабораторий. Смысл международного сотрудничества сводится здесь к тому, что каждый ученый (или страна) может предложить тот или иной эксперимент, обсудить его с коллегами, после чего этот эксперимент будет осуществлен в космической лаборатории.

Такие работы, отметил Эдуард Сон, проводятся уже в течение двадцати лет. А с этого года, судя по всему, исследовательский процесс пойдет по нарастающей. Причина активизации научных исследований в космосе связана с тем, что с 2024 года МКС прекращает свою деятельность. Поэтому ученые стараются не упустить свой шанс, образно говоря, стараются не опоздать на «уходящий поезд». Эдуард Сон полагает, что до 2024 года на МКС успеют провести столько же экспериментов, сколько их было проведено за последние 20 лет.

Впрочем, с потерей МКС космические исследования не прекратятся, поскольку эстафетную палочку сейчас перехватывает Китай. Китайцы планируют через два года создать новую космическую станцию, предоставив тем самым очередную экспериментальную площадку для своих партнеров из ЕС и РФ. В частности, от наших ученых уже получено несколько заявок на проведения экспериментов, которые буду рассмотрены китайским космическим агентством.

А теперь – по сути самих исследований. Непрофессионалу мало что говорят такие термины, как «двухфазные системы», «движение многофазных сред», «тепловой перенос», особенно, когда всё это сопряжено с темой микрогравитации. Этот язык понятен только специалистам. Но есть и более понятные аспекты. Как сказал Эдуард Сон, оказалось, что на МКС можно создать «самое холодное место во Вселенной». Так, в земных лабораториях была получена максимально низкая температура, равная десять в «минус» девятой степени Кельвина. А в космосе, где нет гравитации, можно получить температуру, равную десять в «минус» десятой степени. Этот эксперимент, считает Эдуард Сон, сродни обнаружению гравитационных волн. Сегодня в нем принимают участие США и Россия. Правда, Америка тратит на это дело гораздо больше средств, чем наша страна.

Также проводятся эксперименты по горению, поскольку в космосе горение проходит совсем не так, как на Земле. Как ни странно, но законы горения можно будет установить именно в космосе, полагает Эдуард Сон. В целом же планируется провести тысячи экспериментов! Поэтому совсем нельзя исключить того, что благодаря космическим исследованиям мы стоим на пороге новых открытий, не снившихся ученым прошлого века.

Олег Носков