Осенью 2017 года впервые в России прошел крупнейший международный аграрный форум «Агро-БРИКС», в котором приняло участие более 100 аграрников из 30 стран мира. «Чердак» поговорил о том, перед какими вызовами стоит село в XXI веке, какую роль в его развитии играют новые агро- и биотехнологии и что такое развитие через культуру, с организатором форума, кандидатом экономических наук, директором Центра аграрных исследований РАНХиГС Александром Никулиным.

— Россия давно перестала быть крестьянской страной. У нас три четверти населения живет в городах. Насколько теперь изучение сельского хозяйства в России по-прежнему важно? И каково место России в осознании общемировых аграрных проблем?

— Да, в России примерно 25% населения живет в сельской местности. Но что это означает для сельского развития страны в целом? Например, в Индии — 67%, в Китае — 46%, в ЮАР — 35%, в Бразилии — 17%, а в США — 18% сельских жителей. Многое здесь определяется в целом качеством сельско-городской жизни. Например, малые города России порой чаще похожи на большие деревни, чем на города, а ведь в них проживает еще почти четверть населения страны. Конференция показала, что место России в процессах современного сельского развития уникально. Наша страна, как и сто лет назад, являет собой эпицентр международных аграрных противоречий и альтернатив сельского развития. Мы двуликий сельский Янус, в котором самым невероятным образом переплетаются аграрные характеристики развитых и развивающихся стран.

— И в чем же это проявляется?

— Например, иностранные участники нашей конференции, большинство из которых впервые оказались в России, только здесь осознали, что современная Россия — это не крестьянская страна. Мои бразильские, индийские коллеги с изумлением говорили: «Оказывается, у вас нет крестьян!» А ведь они были воспитаны на выдающихся образцах художественной и научной русской литературы, посвященной крестьянству. Да, с одной стороны, крестьян у нас нет или почти нет, как в Западной Европе или в Северной Америке. И, как в большинстве западных стран, пространства сельской России заселены стареющим населением, находящимся под прессом демографической депопуляции и социально-экономической заброшенности в отличие от все еще переполненных сельской молодежью (часто бедной и безработной) регионов развивающихся стран.

С другой стороны, сельскую Россию объединяют со странами БРИКС и развивающимися странами сходные проблемы социально-экономической поляризации между так называемым мелким — крестьяне и фермеры — и крупным аграрным производством, агрохолдингами, а также значительный разрыв в уровне жизни и социальной инфраструктуре между городом и селом.

— Одна из пленарных сессий была названа «Русская революция и ее влияние на крестьяноведение». Неужели это событие серьезно отразилось на мировом крестьяноведении? Откуда такая устойчивая связь судьбы крестьянства и революции?

— Конечно, еще как отразилось! Мы не должны забывать, что в России начала XX века, на 85% состоявшей из крестьян, произошедшая революция являлась также в значительной степени крестьянской. Столыпин, Ленин, Чаянов, каждый на свой лад: правый, левый, народнический — сформулировали рекомендации, что делать с крестьянством в процессах ускоренной модернизации XX века. Конференция показала, что эти классические рекомендации по-прежнему остаются актуальными, дискуссируемыми, применимыми не только в крестьяноведческой теории, но и, главное, и в политической, экономической социальной практике сельско-городских реформ современных развивающихся стран. Об этом говорили в своих докладах крупнейшие зарубежные крестьяноведы — профессора Теодор Шанин, Генри Бернстайн, Штефан Мерль. Голландский профессор ван дер Плуг представил на конференции свою только что переведенную на русский язык книгу «Чаяновский манифест» о значении идей Чаянова для развития крестьянства в XXI веке. В наш Центр аграрных исследований обращались коллеги из Китая, Бразилии, Индии с просьбами в организации переводов и консультаций на китайский, португальский, английский языки текстов Чаянова и исторических документов Крестьянского интернационала. А вообще, говоря ироническим, но в сущности абсолютно верным языком Андрея Платонова, именно русская революция положила начало освобождению всех «цветных и разукрашенных народов».

— Какие еще ключевые идеи и вопросы обсуждались на конференции?

— Вопросы аграрного труда в условиях избыточного сельского населения, пожалуй, являлись центральной дискуссионной темой. У крестьян развивающихся стран раньше имелось больше возможностей мигрировать в города, превращаясь там в горожан, наемных работников в промышленности или сфере услуг. Теперь эти люди, неспособные прокормиться со своей земли, все чаще вынуждены искать поденную, грязную, низкооплачиваемую работу за пределами своих хозяйств. Порой в других странах, на иных континентах. В этом состоит существенное противоречие современного мирового сельского хозяйства не только в беднейших странах третьего мира, но и в достаточно динамично развивающихся странах Латинской Америки, в Индии, ЮАР, Китае. Например, Китай безусловно показал в последние десятилетия высочайшие темпы роста не только промышленности, но и сельского хозяйства. Тем не менее 140 млн китайцев — а количественно это почти все население современной Российской Федерации — преимущественно сельских жителей, живут не просто за чертой бедности, но на грани голода.

Чрезвычайно дискуссионными были вопросы так называемой ускоренной аккумуляции и концентрации земельных ресурсов, осуществляемых национальными и транснациональными агрохолдингами и даже правительствами некоторых стран. Ряд критически настроенных участников определяют это как land grabbing — земельное ограбление локальных сельских сообществ, ведущее к росту социальной напряженности во многих сельских регионах мира.

Агроэкстрактивизм — достаточно новый термин, обозначающий буквально ускоренное высасывание природных и человеческих ресурсов из локальных территорий с тяжелыми экологическими и социальными последствиями, также был в центре многих критических дискуссий.

Неоднократно в докладах анализировались направления и формы стремительной экспансии Китая в сельское хозяйство стран Южной Америки, Африки, Азии. Тут основной дискуссионный вопрос: это новые формы международной кооперации или неоколониализма, когда старого мирового аграрного гегемона США вытесняет агрогегемон новый — Китай?

Актуальной темой оказалась и проблематика возрождения консервативного национализма во многих сельских странах БРИКС. Эта идеология противопоставляет себя либерализму, однако она в свою очередь подвергается критике и со стороны левых, марксистских, и народнических идеологий.

Еще одна сквозная тема конференции — активное сопротивление сельских жителей глобальным аграрным преобразованиям, в которых именно самим сельским жителям места и не находится. Причем это сопротивление проявляется не только в приспособительном стиле «оружия слабых», но расширяется в организованные крестьянско-фермерские движения со своими идеологиями и политическими программами.

— На круглом столе «Коллективное земледелие и кооперация» были докладчиками только китайцы и россияне. Означает ли это, что коллективное земледелие изжило себя и это уже архаичные формы, доставшиеся нам и Китаю в наследство от коммунистического режима?

— Ну, во-первых, давайте сразу уточним, что «коллективное земледелие» и «кооперация» — это не синонимы. Например, в странах Западной Европы, Северной Америки, Японии нет коллективного земледелия, но там чрезвычайно развиты самые разнообразные формы сельскохозяйственных кооперативов, в которых успешно состоит большинство фермерских хозяйств. И российские, и китайские коллеги прежде всего обсуждали трудности становления и развития сельскохозяйственных кооперативов в собственных аграрных экономиках, причины их неэффективности в сравнении с западными аналогами. Что интересно, китайские аграрники подчеркивали, что если проблемы в развитии сельскохозяйственных кооперативов Китая будут нарастать, тогда возможна постановка вопроса о формах развития именно новых коллективных хозяйств в Китае. На мой взгляд, это довольно парадоксальное утверждение. Мы договорились с китайцами во время наших будущих встреч еще уточнить и обсудить подобного рода альтернативы.

Вообще, формы коллективного земледелия существовали, могут и будут существовать в различных сельских мирах. Опасно и неправильно, когда исключительно на них делают ставку в аграрной экономике, чему свидетельствуют коммунистические эксперименты прошедшего века. Прежде всего, Китай и Россия в этой сфере имеют чрезвычайно обширную историческую традицию, которую, безусловно, необходимо переосмысливать в современных условиях.

— Какую роль играют новые технологии, развитие биотехнологий и наукоемких методов ведения хозяйства в развитии агрокультуры в России и в мире? Как Россия выглядит на общемировом фоне? У кого из стран самое высокотехнологичное сельское хозяйство?

— Роль новых агро- и биотехнологий сейчас во многом является решающей для всей мировой экономики и науки. Благодаря произошедшим здесь революционным изменениям современный аграрный сектор порвал со своей репутацией вечно отсталого и консервативного хозяйства, являясь теперь одним из технологических лидеров всемирной экономики. Сто лет назад автомобиль был сложней, дороже, комфортабельней трактора. Сейчас современные и мощные тракторы «Фендт» или «Джон Дир» дороже, сложней, комфортабельней автомобилей «Мерседес» или «БМВ». Да, неуклонно растет население Земли, но еще быстрее, слава богу, происходит рост производительности труда в сельском хозяйстве. Конечно, все ускоряющийся аграрный прогресс не безопасен, рискован как в биотехнологическом, так и в социально-экономическом смысле.

Кроме того, в условиях современной глобальной экономики продолжается поляризация регионов на высокотехнологичные «аграрно-силиконовые долины» и примитивно-архаичные «депрессивно-катастрофичные пустыни».

Россия и тут находится в середине противоречий мирового сельского развития. В нашей стране имеются как отдельные оазисы высокотехнологичного и высокопроизводительного сельского хозяйства, так и обширные пустоши сельской заброшенности. Например, важнейший показатель производительности сельского хозяйства — показатель добавленной стоимости в расчете на одного работника. Несколько лет назад среднемировая добавленная стоимость в сельском хозяйстве на одного работника составляла примерно $ 1250, в Индии — примерно $ 700, в Китае — примерно $ 800. В остальных странах БРИКС этот показатель был существенно выше: в Бразилии — около $ 5600, в ЮАР и в России примерно по $ 6300. Тем не менее в целом все страны БРИКС по этому показателю основательно отстают от сельского хозяйства западных стран: в США это примерно $ 50 000 долларов, в Японии — около $ 43 000.

А чемпион в производительности сельскохозяйственного труда — это, между прочим, маленькие Нидерланды: они более чем в 10 раз обгоняют здесь США.

— А что может предложить Россия миру сегодня для разрешения современного аграрного вопроса?

— А что такое современный аграрный вопрос? Конечно, это не просто рост аграрного производства любой ценой и это не чисто сельскохозяйственный вопрос, потому что в современном мире село и город все туже переплетаются многочисленными зримыми и незримыми отношениями разнообразных взаимодействий. Поэтому сейчас аграрный вопрос — это фактически сельско-городской вопрос.

Вот, например, в рамках нашей конференции было организовано специальное заседание, посвященное празднованию Всемирного дня продовольствия. Вообще, во многих странах мира этот праздник весьма популярен и почитаем, он сопровождается демонстрациями, шествиями. И каждый год этот праздник организуется под новым слоганом, утвержденным Всемирной продовольственной организацией. Слоган 2017 года: «Изменим будущее миграционных потоков. Инвестируем в продовольственную безопасность и сельское развитие». В выступлениях наших ведущих специалистов Евгении Серовой, Татьяны Нефедовой, Алексея Наумова были проанализированы основные направления сельско-городских миграций в России и за рубежом.

Особо отмечалось, что не только громадные миграционные потоки из села в город, но также и мощные потоки дачников из города в село определяют сельско-городские взаимодействия современной России. По числу дач на душу населения наша страна уверенно занимает первое место в мире. Сейчас наряду с традиционным крестьяноведением формируется новейшее направление сельской социологии — дачеведение, где российские исследователи занимают ведущие позиции.

Сверхкрупные агробизнес-структуры — агрохолдинги России — являются также ярчайшим феноменом мирового сельского развития. Здесь одним из важнейших вопросов является социальное взаимодействие агрохолдингов с окружающими их территориями. Вопрос очень дискуссионный, конфликтный, где Россия также сейчас является первопроходцем.

Далее, экологизация земледелия и вообще сельской жизни — у нас в России в последние годы наблюдается здесь неуклонный рост деловой и общественной деятельности. Именно в этой сфере открываются новые перспективы для малых семейных и локальных форм сельской экономики.

Наконец — и это, пожалуй, главное — интегральное активистское сельское развитие через культуру. Иностранные аграрники, в особенности изучающие проблемы крестьянской самоорганизации и сопротивления, задавали мне неоднократно вопрос: «А за какие ресурсы у вас борются сельские жители: за землю, за воду, за рынки?» Я отвечал: прежде всего — за культуру.

Этот мой ответ вызывал их недоумение, до тех пор пока в воскресенье, день экскурсии участников конференции, мы не отправились на сельских автобусах-пазиках (на более комфортабельных автобусах было не проехать) в экопоселение «Ковчег» Калужской области, где последние 15 километров пути представляют собой раздолбанную дорогу, не ремонтировавшуюся с колхозных времен. К тому же погода была в тот день отвратительная: холод, ветер, дождь. Поля вокруг бывшей колхозной дороги, как это типично для нашего Нечерноземья, заросли лесным кустарником и борщевиком. Коллеги из Бразилии, Индии, Китая и ЮАР, колыхаясь на таком бездорожье, подбадривали себя и меня замечаниями, что в своих странах видали сельские дороги и похуже.

Но вот мы приехали в экопоселение, где его жители провели для нас семинар, на котором рассказали о направлениях реосвоения сельских пространств России через новые формы экологического общежития с сохранением и преумножением историко-культурного развития и образования локальных территорий. В заключение местной театральной труппой, с успехом выступавшей даже на международных театральных фестивалях, был показан красочный детский музыкальный спектакль «Сказка о царе Салтане», вызвавший бурю признательности и восторга всех зарубежных и российских участников нашей конференции.

На следующий день иностранные коллеги, обращаясь к своим впечатлениям от поездки, неоднократно мне говорили: «Да, теперь мы поняли, что это значит в сельской России — развитие через культуру!»

— Значит, не только экономика, но и культура определяют современное сельское развитие?

— Безусловно. Наша статистика любит подчеркивать, что в последнее время российский сельхозэкспорт растет, достигнув отметки почти в 17 млрд долларов в год. Он превзошел на миллиарда полтора цифру экспорта российских вооружений. К 2020 году планируется довести экспорт нашей аграрной продукции до $ 20 млрд. Да, у России есть хорошие перспективы роста аграрной продукции и внутри страны, и за рубежом. Но не будем при этом забывать, что США уже, например, экспортируют ежегодно сельхозпродукции примерно на $ 150 млрд, Бразилия — на $ 85 млрд, маленькие Нидерланды — на $ 74 млрд и даже наш сосед Польша — на $ 22 млрд. Здесь есть нам еще куда стремиться и кого обгонять.

Но, подчеркну еще раз, наш устойчивый аграрно-экономический рост невозможен без переосмысления и развития российских достижений и находок в сфере организации социальных и культурных форм жизни кооперации, экологических, краеведческих и культурных инициатив сельских и городских жителей. Историю экспорта идей аграрно-экономической революции XX века Россия продолжит современностью экспорта идей культурно-экологической сельской эволюции XXI века. Состоявшаяся конференция — тому убедительное подтверждение.

Ольга Орлова

Тезис о том, что мы живем в эпоху глобального научно-технического переустройства нашей цивилизации, мало кем оспаривается. Но в том, как определить этот период (и соответственно, что считать его «мэйнстримом»), у экспертов куда меньше единодушия: одни говорят о «шестом экономическом укладе» NBIC-конвергенции, третьи объединяют два этих понятия в рамках «четвертой промышленной революции»… Недавно свое определение этому процессу предложил директор Центра цифрового бизнеса МТИ Эрик Бриньолфсон, написавший книгу «Вторая эра машин».

А начал он свое исследование с вопроса – что собственно считать важнейшими вехами человеческой истории. Многие, например, относят к ним – одомашнивание животных, но это был крайне растянутый во времени процесс: собаки начали жить вместе с людьми еще до 14000 года до н.э., однако лошади и быки были приручены намного позднее – около 6000 года до н.э. Разница в восемь тысячелетий!

Некоторые историки склонны делить эпохи по великим войнам и империям, образовавшимся в их результате. Таким, как монгольская, римская, арабская и османская. Причем, каждая империя меняла жизнь не только на своей территории, но и в окрестных землях и странах.

Но есть и совершенно иные критерии. Философ Карл Ясперс в своей работе «Смысл и назначение истории» указывает на тот факт, что Будда, Конфуций и Сократ жили почти в одно и то же время (хоть и в разных местах).

Ясперс называет этих людей основными мыслителями «осевого времени», охватывающего промежуток с 800 по 200 годы до н.э., и говорит об этой эпохе как об «облегченном вздохе в сфере наиболее ясного сознания». По его мнению, эти философы создали школы мысли, на которых основывались три главных человеческих цивилизации – европейская, индийская и китайская.

К важнейшим вехам мы должны отнести и изобретение письменности (Месопотамия, около 3200 года до н.э), эпоху Великих географических открытий (XV – XVI вв.) и т.п. Список этот можно пополнять бесконечно, утверждает Бриньолфсон и предлагает свой подход.

За основу он взял график, составленный социологом Иеном Моррисом. Согласно Моррису, степень общественного развития может описываться с помощью четырех показателей: запасов энергии (количество калорий на человека, получаемое из внешней среды для питания, проживания, организации торговли, производства, сельского хозяйства и транспорта), организации (размер крупнейшего поселения), способностей ведения боевых действий (численность войска, мощность и скорострельность оружия, мобильность армии и тому подобные факторы) и информационных технологий (степень сложности инструментов для обмена и обработки информации и масштаб их использования).

Каждому из этих факторов присваивается численное значение, которое способно со временем меняться от 0 до 250. Оценка общего социального развития представляет собой сумму этих четырех значений. Но, при таком подходе, оказалось, что ни одно из ранее упомянутых событий (вех истории) не оказало радикального воздействия на человеческую историю. На протяжении многих тысяч лет человечество развивалось по плавно направленной вверх траектории. Прогресс был медленным, почти незаметным.

Картина резко изменилась в конце XVIII века, когда началась промышленная революция, представлявшая собой сумму нескольких почти одновременных достижений в областях машиностроения, химии, металлургии и некоторых других. И главной технологией этой революции стало широкое применение парового двигателя, усовершенствованного Джеймсом Уаттом и его коллегами.

Моррис пишет: «Хотя для развития [паровой] революции, связанной с паровыми двигателями, потребовалось несколько десятилетий, <...> это все равно стало самой значительной и самой быстрой трансформацией за всю мировую историю». Промышленная революция вылилась в  возникновение фабрик и массового производства, железных дорог и общественного транспорта. Иными словами, в то, что мы называем современным образом жизни.

Но, продолжает мысль Морриса Бриньолфсон, даже не это было ее главной новацией: «Впервые в истории прогрессом стали управлять в основном технологические инновации, – и это оказалось самой кардинальной переменой, которую когда-либо видел наш мир». В связи с этим он вводит термин «первая эра машин».

Сейчас же наступило время второй эры машин. Паровые машины умножили физические возможности человека, теперь компьютеры и информационные технологии делают тоже самое для его умственных возможностей.

Поскольку мы еще находимся внутри этого процесса, отмечает он, нам невозможно точно описать, к каким последствиям это приведет. Но кое-какие наблюдения исследователи сделать уже в состоянии. Прежде всего, этот процесс очередной трансформации человеческой цивилизации идет ускоряющимися темпами.

И чем дальше, тем более удивительными оказываются происходящие изменения. Компьютеры научились диагностировать заболевания, слушать нас и разговаривать с нами. Они принялись даже создавать высококачественную прозу. А роботы выполняют все больше действий при минимальном контроле со стороны человека (или даже вообще без него).

Все это позволяет Бриньолфсону сделать вывод, что «вторая эра машин» прошла стадию зарождения и уже вступила в стадию зрелости (как в свое время произошло с паровыми машинами, которым тоже потребовалось несколько десятилетий конструкторских доработок).

Он смотрит на эту стадию с оптимизмом: «Реальность будет не просто иной – она будет лучше, поскольку мы сможем повысить одновременно и объемы, и ассортимент своего потребления». Надо отметить, что под потреблением автор понимает не только продукты материального производства, но, в не меньшей степени – информацию, новые знания и возможности, которые с ними связаны. Но этот оптимизм не мешает ему увидеть, что этот прогресс (как и любой другой) вместе с новыми возможностями несет и новые проблемы.

«Промышленная революция сопровождалась загрязнением воздуха в Лондоне и ужасающей эксплуатацией детского труда. Как будут выглядеть современные эквиваленты этих побочных эффектов?», – спрашивает Бриньолфсон. И сам же отвечает: нас могут ждать экономические потрясения, проблема «лишних для экономики» людей и т.д. Но люди в состоянии решить эти проблемы, считает он, ведь эксплуатация детского труда в цивилизованных странах давно канула в прошлое, а воздух в Лондоне стал намного чище.

Как говорится, поживем – увидим. А наш сайт, как и прежде, будет регулярно снабжать вас новостями с «фронта» новой промышленной революции.

Наталья Тимакова

С тех пор, как по всей Земле жили мягкотелые организмы, прошло более 500 миллионов лет. Загадочные и пока практически непознанные «черновики природы», которая отказалась от такого варианта развития жизни, — они ушли в никуда, а их отсутствия никто не заметил. Было не до этого — биосфера планеты менялась, готовился кембрийский взрыв.

Сохранено в Сибири

Вообще мягкотелые организмы отличались широчайшим ареалом. «Если для того, чтобы посмотреть на пингвина, нужно ехать к Южному полюсу, а на белого медведя — к Северному, то эти существа обитали по всей Земле, — рассказывает заведующий лабораторией палеонтологии и стратиграфии докембрия Института нефтегазовой геологи и геофизики им. А.А. Трофимука СО РАН доктор геолого-минералогических наук Дмитрий Владимирович Гражданкин. — Однако сибирские мягкотелые организмы уникальны — они сохранились в самом необычном типе осадка, в карбонатном иле».

Изюминка этого осадка в том, что он хемогенный, — по сути, карбонат является солью, которая выпадает из морской воды, запечатывая мягкие ткани и фактически образовывая посмертные маски. Впоследствии карбонатный ил превращается в известняк, доломит, мергель — ученые потом раскалывают эти породы по слоям и находят отпечатки, сохранившиеся в первозданном виде. «Таких мест мне известно два — одно у нас, в арктической части Сибири, второе — в Китае, — говорит Дмитрий Гражданкин. — В КНР «месторождение» беднее по причине влажного климата — обнаженность пород очень плохая. У нас же она прекрасная, так как растительности практически нет. Правда, это далеко, холодно, и лето очень короткое — у нас есть буквально полтора-два месяца для проведения полевых работ, но место знаменито на весь мир и привлекает внимание многих исследователей».

«Известняки хорошо колются на плитки, в Китае эти плитки используют для крыш — именно так были сделаны первые находки мягкотелых организмов в КНР. Ученые выкупили у бедного фермера дом, разобрали покрытие по кусочкам, потом стали спрашивать: откуда он брал эти плитки, из какого карьера?» — рассказывает Дмитрий Гражданкин.

Портрет в интерьере

Отпечатки мягкотелых организмов видны на поверхности плиток породы, это ее часть, и их нельзя оттуда извлечь. По словам Дмитрия Гражданкина, в редких случаях сохраняются и мумии: «Когда мы их обнаружили, то сначала очень обрадовались: значит, есть мягкие ткани, и вот сейчас-то мы скажем, что это за существа!». Однако как ни старались ученые, даже в мумиях не удалось увидеть признаки, характерные для животных — ни мышц, ни кишечника.

Как, собственно, изучаются найденные отпечатки? В первую очередь, нужно получить релевантное, во всех подробностях отражающее оригинал изображение. Конечно, можно воспользоваться специальным сканером и, у вас будет вполне красивая картинка. Однако, как отмечает Дмитрий Гражданкин, в этом случае не всегда удается понять, что отразит аппарат, — он мог подцепить и неровности самой породы, и трещинки, и сложное наложение отпечатков. Поэтому палеонтолог рекомендует делать рисунки собственноручно.

«Есть такой оптический прибор, созданный еще в Средние века, называется камера-люцида, — рассказывает ученый. — Он закрепляется на краю стола и снабжен призмой с зеркалом, ее подводят на уровень глаз. Сам отпечаток мы располагаем перед призмой, есть различные линзы, которые позволяют либо уменьшить, либо увеличить объект. Соответственно, с помощью такого приспособления мы видим проекцию отпечатка на листе бумаги — и тщательно обрисовываем. Это очень кропотливая работа! Затем получившийся рисунок переносится на специальную бумагу и обводится тушью».

Всё это делается для того, чтобы зафиксировать абсолютно каждую деталь, даже не видимую невооруженным глазом: источник света располагается под разными углами, и в результате получается общая картина, на которой учтены мельчайшие тонкости. «Когда вы выводите отпечаток в рисунок, то сразу видите: например, есть некое перьевидное тело со стволом, оно прикрепляется к уплощенной «луковице», — комментирует Дмитрий Гражданкин. — Мы же не просто рисуем, мы изучаем! Иногда на один объект уходит около месяца, но мне кажется, когда проводишь длительное время с отпечатком, то узнаешь его досконально».

Растет или ползает?

Для таких мягкотелых организмов было придумано отдельное название — вендобионты, то есть вендская форма жизни, и ученые пока не могут с абсолютной уверенностью ответить: животные это или растения.

«Совершенно точно там можно выделить разные, не родственные существа, — говорит Дмитрий Гражданкин. — Однако вот в чем проблема — мы даже не уверены, есть ли среди них животные. Они не похожи ни на что. Когда эти организмы были впервые обнаружены (в середине прошлого века), исследователи пытались понять, с чем имеют дело. К 1980-м годам накопилось достаточное количество материала, ученые начали его разрабатывать. В 1990-е родилась идея, что мы имеем дело с какими-то экспериментами природы: это не животные, не растения, но какие-то сложные формы жизни. Кстати, когда впервые начали говорить об этой биоте, в ведущих научных журналах стали появляться статьи типа «Инопланетяне среди нас». Они настолько отличались от привычной нам жизни!».

Как же изучать такие формы? Палеонтолог пожимает плечами: «Так же, как мы бы пытались исследовать инопланетян, непредвзято, с максимальной аккуратностью в суждениях». Обычно специалисты знают: вот, например, кость мамонта, — и работают с этими останками по определенному протоколу. Подбираются различные кости, из них складывается скелет, потом по отпечаткам мышц реконструируется мускулатура и так далее.

«Здесь мы иногда даже не знаем, за что взяться, — комментирует Дмитрий Гражданкин. — Поэтому собираем всю информацию, например анализируем их форму, — как она менялась. У нас есть, допустим, и маленькие, и крупные особи. Конечно, можно предположить, что это разные стадии роста, но с такой же вероятностью могут быть и разные виды. Существуют же мелкие мышки и большие крысы, они внешне похожи, особенно, если бы дошли до нас в виде отпечатка. Разброс мнений тут, конечно, огромный! Есть, например, один американский исследователь, который считает: это всё — симбиозы между водорослями и грибами, древнейшие грибоподобные организмы».

Первые существа, которые ученые могут совершенно точно идентифицировать как животных: ракообразное, моллюск, трилобит, — появляются примерно 530 миллионов лет назад. Как говорит палеонтолог, огромный интерес к мягкотелым организмам вполне естественен — понятно, что среди них должны быть примитивные животные, но как их определить, никто не знает. Никакие стандартные признаки — наличие мышц, кишечника, рта, в конце концов, движения! — на отпечатках не проявляются. Судя по всему, вендобионты построены из отсеков, камер, как надувные матрасы, которые имели самую разную форму.

Есть ли жизнь после жизни?

Отдельный вопрос — куда делись все эти многочисленные мягкотелые организмы: вымерли или эволюционировали? «Какие-то из них совершенно точно вымерли, потому что мы видим их в палеонтологической летописи на протяжении довольно длительного отрезка, а потом они исчезают, — комментирует Дмитрий Гражданкин. — Впрочем, есть несколько точек зрения по поводу объяснения этого исчезновения: кто-то считает, что произошла эволюция, другие — что изменились условия сохранности тканей, и остатки до нас просто не дошли. Мы внимательно прорабатываем разные гипотезы, пытаемся понять, так это или нет. Возможно, истина где-то посередине: некоторые из мягкотелых организмов вымерли, другие эволюционировали, третьи перестали сохраняться».

Сам Дмитрий Гражданкин считает, что наиболее возможным был все-таки первый вариант, и приводит несколько доводов. Во-первых, вендобионта своеобразного вида и строения — не единственные мягкотелые организмы в истории жизни на Земле.

Ископаемая летопись дает нам отпечатки медуз или червей, то есть существ с более привычными очертаниями. Из чего следует вывод — условия сохранения мягких тканей не изменились.

Второй довод — экологического характера. «Я пытаюсь реконструировать экосистемы, в которых существовала вендобиота, — поясняет палеонтолог, — и прихожу к выводу, что они были построены совсем по другому принципу, механизм их функционирования отличался от того, при котором мы сейчас обитаем. По сути дела, экология — это экономика природы. Мы изучаем экологию для того, чтобы понять, откуда приходила энергия и поступала первичная продукция, иначе говоря — откуда приходили «деньги», как обитатели того мира их «тратили», и есть ли «прибыль». Только мы используем понятия «первичная продукция», «пищевые цепи», «захоронения органического вещества». Я стараюсь понять, как это было устроено, и вижу — по-другому. Животные так дела не ведут. Как уже упоминалось выше, мягкотелые организмы были распространены глобально, везде. Их ареалом была вся планета — они не боролись за пищевые ресурсы так, как это делают животные, а каким-то образом научились между собой эти «деньги» поровну делить. Еще интересный момент: один из организмов, похожий на листик, — чарния. Самые древние имеют возраст 580 млн лет, самые молодые — 550, что означает: 30 млн лет один вид просуществовал без изменений. Это ненормально, обычно виды эволюционируют в другие за относительно небольшой в геологическом смысле отрезок времени (1-1,5 млн лет). Резюмируя — все данные говорят о том, что вендобионты были распространены глобально, не эволюционировали и жили в других экосистемах. Значит, это были совершенно другие организмы, но какие — мы не знаем, современных их аналогов нет, значит, они вымерли. Анализируя полученную информацию, мы видим, что экономика природы кардинально сменилась как раз 530 млн лет назад, и как раз в это время наши мягкотелые организмы вычеркиваются из ископаемой летописи».

«Отряд не заметил потери бойца…»

Палеонтологи из ИНГГ СО РАН сделали важное открытие, обратив внимание на микроорганизмы, сохраняющиеся в тех же отложениях, что и вендобионты. Ученые выяснили — исчезновение вторых совершенно никак не сказалось на самых чувствительных к изменениям среды первых.

 «Вот простой пример, — комментирует Дмитрий Гражданкин. — Если мы выловим всю рыбу, которая питается зоопланктоном, контролирующим численность фитопланктона, то биоценоз нарушится, и это может привести к коллапсу экосистемы. Однако вымирание мягкотелых организмов не повлияло на функционирование окружающего ее мира, он изменился позже, когда на первый план вышли животные и научились охотиться друг на друга».

Дмитрий Гражданкин: «У палеонтологов, которые занимаются этим интервалом времени, есть такая метафора — мы сравниваем интересующий нас период геологической истории с Верденской битвой, одной из самых кровавых во время Первой мировой войны. Когда немцы окружили французов и готовились к сражению, у последних было время резко улучшить свое снаряжение и вырыть сложную систему окопов и укреплений. Французы выиграли эту битву, потому что обзавелись более продвинутыми методами ведения военных действий. Примерно 540-530 млн лет назад произошло практически то же самое: у животных появились скелеты, раковины, и они начали рыться в осадке, фактически изменив ход истории, — благодаря этому трансформировалась вся экосистема, а сами животные начали постепенно эволюционировать».

Палеонтолог отмечает, что если бы мягкотелые организмы были животными или растениями, то их вымирание привело бы к резким изменениям экосистемы. «Возможно, это был некий эксперимент природы — она придумала, как можно создать сложные организмы, но полностью встроить их в экосистему не получилось, потому что оказались забыты кишечник, мышцы, скелет, и всё пришлось делать с чистого листа», — улыбается Дмитрий Гражданкин.

Пороховой заговор

Впрочем, мягкотелые организмы вендского периода массово превратились в ископаемые остатки не по своей воле. Продолжая исторические аналогии, можно вспомнить про Пороховой заговор, когда всё было готово к уничтожению британского парламента и запас взрывчатых веществ ждал того, кто подожжет фитиль. Таким «Гаем Фоксом» выступили животные, как называет их Дмитрий Гражданкин — творцы биосферы. «Конечно, — говорит исследователь, — нам хочется понять, когда возникли первые из них и начали делать свое дело, изменяя мир. И мы нашли их в Арктике».

Дело в том, что, начиная с определенного момента палеонтологический летописи, ученые ИНГГ стали находить участки осадочных пород, где всё перемешано и не наблюдается ровной слоистости, как в более древних образцах. «Мы увидели, что это начинается где-то 550 млн лет назад, — объясняет Дмитрий Гражданкин, — сделали самые разные срезы, и в некоторых нам попались извилистые норы: видно, что организм по ним полз, полз в осадке, перемешивая его. Раз существо двигалось, значит, имело мышцы, а раз были мышцы, то обладало и кровеносной системой, и сердцем, и головой. То есть уже по одному следу мы видим, что это был организм с признаками, которые мы ожидаем увидеть только у животных».  

Кроме того, исследователи стали изучать геохимию карбонатного осадка, а он, по сути, является летописью круговорота углерода в биосфере. Оказалось, что появление этих роющих существ совпало с резкими изменениями в углеродном цикле: вспышки биопродуктивности системы, периоды, когда органика массово захоранивалась в осадке. Раньше ничего подобного таким «качелям» не было. «Скорее всего, произошло это потому, что множество активно ползающих в карбонатном иле организмов стало препятствовать захоронению органического вещества и возвращать его обратно в атмосферу, — говорит Дмитрий Гражданкин. — Так что геохимическими методами мы показали: вот он, переломный рубеж в истории нашей планеты. Спустя какое-то время у животных появился скелет, раковины, пошла «гонка вооружений», резко увеличилось разнообразие — и случился кембрийский взрыв. Используя аллегорию с фитилем, стремясь понять, кто поджег этот фитиль и как долго он горел, мы считаем, что это были как раз роющие организмы, обнаруженные в Арктике. Получив возраст разных пород, можем оценить время: взрыв произошел 529 млн лет назад, а 538 млн лет назад уже начались необратимые изменения».  

Лаборатория палеонтологии и стратиграфии докембрия ИНГГ СО РАН в последние четыре года ведет свои исследования при финансовой поддержке Российского научного фонда.

Екатерина Пустолякова

«Сколько ни говори: «халва», во рту слаще не станет» - сегодня эта поговорка невольно слетает с уст наших разработчиков после каждого официального мероприятия, посвященного инновациям. Как мы знаем, на официальном уровне много говорится о необходимости инновационного развития, хотя в стране фактически не работают соответствующие институты, без которых невозможно вести серьезный разговор о внедрении чего-то принципиально нового. Этот вопрос неоднократно обсуждался в экспертном сообществе, что нет даже смысла перечислять все факторы, влияющие на отставание нашей страны от передовых государств. Можно сослаться и на несовершенство законодательства, и на нехватку финансирования, и на дефицит грамотных специалистов. Но есть еще одно обстоятельство, вынуждающее руководителей разных уровней поддерживать модернизацию лишь на словах, но не на деле. Это обстоятельство – реальная угроза массовой безработицы в традиционных секторах производства.

Многие, наверное, помнят занятный случай, когда в июне 2009 года Владимир Путин (занимавший в то время должность премьера) предотвратил закрытие градообразующего предприятия в г. Пикалево Ленинградской области. В городе назревал настоящий социальный взрыв. Работники предприятия, лишившись заработка, вышли на улицы и перекрыли федеральную трассу «Вологда – Новая Ладога», требуя выплатить им зарплаты. Вмешательство премьера погасило конфликт и продлило жизнь предприятию, на котором собственник собирался поставить крест ввиду неподъемной себестоимости производства. Премьер сумел «разрулить» конфликт с поставщиками. Как мы помним, «на орехи» досталось всем: и собственнику, и поставщику, и руководителям Ленинградской области, не сумевшим грамотно повлиять на ситуацию. Впрочем, нельзя считать, будто вопрос решился исключительно благодаря премьерскому напутствию. Государству, в конечном итоге, пришлось раскошелиться и выделить по линии ВТБ необходимую сумму для возобновления производства.

Пикалевский инцидент наглядно отражает сложившуюся в стране систему отношений между государством и базовыми отраслями экономики.

«Шоковая терапия» 1990-х, когда многие предприятия без сожаления бросались на произвол судьбы, сменилась политикой опеки и покровительства над теми, кому удалось выжить и худо-бедно вписаться в рыночные отношения. Если в 1990-е рост безработицы воспринимался как необходимое условие для формирования веских стимулов к эффективной трудовой деятельности у тех, кто сохранил рабочие места, то теперь на безработицу принято смотреть как на запал социального взрыва.

Иными словами, государство теперь заинтересовано в сохранении хоть какого-то статус-кво, и в этих условиях прямая финансовая поддержка (путь и не очень объемная) отнюдь не воспринимается как поощрение иждивенчества. Главное, не допустить социального напряжения. Вот, собственно, основное содержание экономической политики на текущий момент. О программах модернизации и финансовой поддержке реального перехода на рельсы инновационного развития речь, по существу, не идет (если не считать деклараций, мало к чему обязывающих).

Возьмем пример Новосибирской области. Во время кризиса 2008-2009 годов миллиардные суммы из регионального бюджета были направлены на поддержку предприятий строительной индустрии, созданных еще в советские годы. Красноречивым фактом является здесь то, что массовое жилищное строительство в нашей стране, по замечанию некоторых экспертов, до сих пор находится в «каменном веке». То есть наши строители до сих пор массово применяют те технологии, где по максимуму задействован потенциал старых заводов ЖБИ и ориентированных на них предприятий-поставщиков (цементные заводы, песчаные карьеры и т.д.). Правительство НСО давно уже намеренно поддерживает эту линию, никак не содействуя технологической революции в сфере строительства (как, впрочем, и правительства других регионов). В этой связи парадоксальной выглядит судьба нового завода «Бетолекс», введенного в эксплуатацию в 2012 году и недавно объявленного банкротом из-за отсутствия высокого спроса на продукцию.

Напомню, что на этом предприятии установлена немецкая линия по выпуску изделий из автоклавного газобетона, обладающая фантастической производительностью – 300 тысяч кв. метров жилья в год! Это примерно в четыре раза больше, чем на традиционных заводах ЖБИ. При этом трудозатраты здесь ниже в четыре раза, энергозатраты – в три раза. Однако недостаточный спрос на такую продукцию поставил предприятие на грань выживания.

То есть высокая производительность и низкие трудозатраты не дали ему никаких преимуществ перед старыми заводами ЖБИ. Парадокс? Нисколько. Проблема в том, что в нашей области (как и в стране в целом) в строительной сфере не произошло никаких революционных перемен, которые бы поспособствовали массовому спросу на такую продукцию.

У нас нет ни одного серьезного проекта комплексной застройки, где бы массово использовались ячеистые бетоны. Подчеркиваю – ни одного.  Фактически, руководителям необходимо было в корне пересмотреть подходы к организации жилой среды. Например, развивать малоэтажное строительство, создавать современные «одноэтажные» поселения возле больших городов, массово застраивать «малоэтажкой» пустующие территории возле оживленных трасс и т.д.  В общем, брать пример с развитых стран. Именно в таких условиях становятся востребованными новые предприятия, ориентированные на передовые технологии строительства.

Однако в нашей стране против изменения подходов к жилой застройке дружно выступили представители старой строительной индустрии, которым на руку массовое строительство как раз высотных железобетонных «муравейников». Государство заняло их сторону. В итоге мы имеем морально устаревшую стройиндустрию, уродливые высотные микрорайоны и сумасшедшую стоимость квадратного метра жилья, не снившуюся даже американцам. Зато работники старых предприятий имеют свой кусок и не устраивают демонстраций. Если бы государство поддерживало модернизацию в этом секторе, то при тех же объемах производства количество работающих пришлось бы сокращать как минимум в четыре раза. Вот вам и почва для социальной напряженности. Поэтому из двух зол руководители выбрали меньшее (с их позиции). То есть поддерживают старые предприятия ради сохранения упомянутого статус-кво.

Возьмем пример с энергетикой. Конкретно – с угольной генерацией. Мы уже писали о том, что российские угольные ТЭС давно уже устарели и по своему КПД не идут ни в какое сравнение с новыми западными станциями. Об угольных котельных вообще говорить нечего. То есть, уголь в нашей стране сжигается неэффективно. Об этом известно всем, но все предложения по повышению эффективности (например, разработки Института теплофизики СО РАН) Минэнерго не принимает в расчет. По крайней мере, никаких вложений в коренную модернизацию угольных станций (как это было недавно на том же Западе) государство не планирует. С чем это связано?

Судя по всему, государство в большей степени озабочено состоянием нашей угольной промышленности, чем состоянием угольной генерации. Напомню, что угольные шахты в течение всех 1990-х были для правительства сплошной «головной болью». Давайте хотя бы вспомним пикеты шахтеров на «горбатом мосту» в Москве. Вспомним, как министры пытались вступить с ними в диалог, как разъясняли им особенности экономической ситуации. До 2002 года угольная промышленность дотировалась государством напрямую. В новой программе, принятой правительством в 2014 году, предусмотрено бюджетное финансирование отрасли в объеме 200 миллиардов рублей. В этом плане правительство очень трепетно относится к вопросам сбыта отечественного угля. Обращу внимание, что важнейшие угольные предприятия в нашей стране находятся на значительном удалении от морских портов, что затрудняет экспорт продукции. Перевозка же угля по железным дорогам на большие расстояния влетает в копеечку и считается экономически неоправданной.

Тем не менее, в российских железнодорожных перевозках на уголь приходится почти треть всех подвижных составов, а расстояние очень часто измеряется тысячами километров! Почему такое становится возможным? Только потому, что тариф на перевозку угля держится у нас на очень низком уровне, а что касается РЖД, то она, судя по всему, получает от государства определенные материальные компенсации. То есть угольная отрасль просто-напросто продолжает скрыто дотироваться. В свете сказанного становится понятным прохладное отношение правительства к модернизации угольных ТЭС. Ведь это угрожает сокращением продаж угля (ввиду его более эффективного использования). Таким образом, правительству важнее сохранить статус-кво с шахтерами, чем ввязываться в техническую модернизацию генерирующих предприятий.

Мы взяли только небольшой срез экономики, хотя он очень показателен. А ведь еще есть машиностроение, металлургия, нефтедобыча. Кроме того, не будем забывать, что цифровая революция сама по себе обещает сокращение не только физического, но также и умственного труда. В глазах чиновников, отвечающих за экономику, повсеместная автоматизация и роботизация наверняка воспринимаются как кошмарное «восстание машин».

Отметим, что революционные изменения в технологиях вызывают серьезную озабоченность даже на Западе. Так, эксперты предрекают существенное увеличение доли электромобилей, что грозит разорению целых отраслей. Дело в том, что производство электродвигателей не требует такого числа рабочих и поставщиков, какое сейчас имеет место на автомобильных предприятиях. Следовательно, электромобили грозят массовыми сокращениями на заводах. В свете указанных тенденций будущее российского «Автоваза» также вызывает вопросы. А государство, напомню, вложило немало средств в его поддержку. Что будет завтра, сказать сложно. Понятно только одно: прием обезболивающих лекарств не есть исцеление. Рано или поздно нашему «больному» придется решиться на операцию.

Олег Носков

Ученые Института ядерной физики им. Г.И. Будкера (ИЯФ СО РАН) и Новосибирского государственного университета (НГУ) провели в Центре коллективного пользования СО РАН «Геохронология кайнозоя» радиоуглеродный анализ образца сосны на единственном в России ускорительном масс-спектрометре, разработанном и созданном специалистами ИЯФ СО РАН. Дерево, выросшее в новосибирском Академгородке, послужило природным индикатором содержания радиоуглерода в биосфере. Пик концентрации этого изотопа пришелся на возрастные кольца, которые соответствовали 60-м годам XX века, когда в мире проводились наземные испытания ядерного оружия.

Одним из самых долгоживущих живых организмов, которые соседствуют с человеком, являются деревья. В России их возраст может достигать 800 лет. За время своей жизни деревья становятся свидетелями техногенных и природных событий, происходящих в мире, так как накапливают в себе определенные вещества, в том числе, радиоуглерод.

В верхних слоях атмосферы под действием космических лучей образуется радиоуглерод – изотоп углерода 14C, комментирует старший научный сотрудник лаборатории радиоуглеродных методов анализа (ЛРМА) НГУ и Института катализа СО РАН, кандидат химических наук Екатерина Пархомчук. Живые организмы непрерывно участвуют в углеродном обмене с атмосферой, поэтому соотношение стабильного и радиоактивного изотопа углерода в них практически одинаково. Но этот обмен прекращается в момент гибели организма, и далее количество 14C уменьшается из-за радиоактивного распада.

Период полураспада радиоуглерода хорошо известен, поэтому, определив содержание радиоуглерода в образце, можно выяснить его возраст.

При этом содержание радиоуглерода в атмосфере может меняться. Например, ядерный взрыв сопровождается мощным потоком нейтронов и является дополнительным источником образования этого изотопа. С другой стороны, сжигание ископаемых топлив приводит к выбросу в атмосферу углерода с низким содержанием радиоактивного изотопа. «Метод радиоуглеродного анализа, – объясняет старший научный сотрудник ИЯФ СО РАН, кандидат физико-математических наук Сергей Растигеев, – позволяет отслеживать природные и техногенные процессы от наших дней до примерно 50 тысяч лет назад по содержанию радиоуглерода в арктических льдах, почве, кольцах деревьев и моллюсков. Например, по кольцам деревьев можно судить об уровне выхлопных газов, последствиях горения угля и нефти в любой год последних столетий в любом месте, где растут деревья – у дороги, у железнодорожных путей, у вашего подъезда».

Эксперимент

Для анализа ученые взяли керн сосны, выросшей в новосибирском Академгородке, возраст которой составлял 113 лет. Они разделили керн на годичные кольца, выделили из них целлюлозу, получили углерод в графитоподобном состоянии и провели радиоуглеродный анализ полученных образцов на ускорительном масс-спектрометре. «При датировании колец дерева важно выделить тот компонент, который, сформировавшись, не обменивается с окружающей средой углеродом. Таким компонентом является целлюлоза, которую для анализа необходимо очистить от всех возможных примесей. К ним относятся, прежде всего, вещество самого дерева, сахара, лигнин и смолы, и внешние загрязнители, например, растворимые вещества из почвы», – поясняет научный сотрудник ЛРМА НГУ и ИК СО РАН Петр Калинкин.

Метод ускорительной масс-спектрометрии заключается в прямом подсчете количества атомов радиоуглерода в исследуемом образце, поэтому он чувствительнее любых других методов в тысячи раз. «При первичной селекции выделяется пучок отрицательных ионов с близкими к радиоуглероду массами, после чего пучок ускоряется напряжением миллион вольт. Далее его пропускают через мишень, в которой ионы перезаряжаются в положительные и вовлекаются в следующий этап ускорения. При этом молекулы разбиваются на части, что позволяет избавиться от них на последующих этапах селекции. Выходящие из ускорителя ионы 14C подсчитываются поштучно», – объясняет заведующий лаборатории ИЯФ СО РАН, заведующий ЛРМА, академик РАН Василий Пархомчук.

С середины 40-х годов в мире активно проводились испытания ядерного оружия, в результате чего к началу 60-х годов концентрация радиоуглерода в атмосфере практически удвоилась. В августе 1963 года три ядерные державы и вслед за ними еще 129 стран подписали Московский договор о запрете ядерных испытаний в атмосфере, в космосе и под водой. После этого количество радиоуглерода постепенно уменьшалось, и к нашим дням стало близко к исходному уровню, что также видно на годовых кольцах изученного дерева. «Мониторинг экологических последствий ядерных испытаний с помощью радиоуглеродного метода в мире распространен, – объясняет Василий Пархомчук, – но ближайшие к нам ускорительные масс-спектрометры находятся в Европе и в Америке. Мы получили результаты близкие к тем, что наблюдают коллеги, хотя измеряли образцы, взятые практически с другого конца света. Кривые наших графиков похожи, так как воздух перемешивается вокруг Земли равномерно, поэтому наземные ядерные испытания в Америке оказали заметное влияние на экологию России, и наоборот».

Область применения УМС

В Европе и США широко распространена услуга платного анализа образцов, полученных от частных лиц, и ее стоимость составляет от 300 до 700 евро за образец. В то время как на новосибирском ускорительном масс-спектрометре преимущественно анализируют материалы в рамках междисциплинарных интеграционных исследований и программы 5-ТОП-100. Здесь проводится УМС-анализ примерно тысячи образцов в год. Метод широко распространен в геологии, археологии, биологии, медицине, химии, экологии, климатологии, океанологии, фармакологии и других областях.

«Мы определяем возраст различных природных и рукотворных объектов, составляем временные шкалы природных отложений, проводим биомедицинские исследования на мышах. В западных странах медицинские применения метода УМС составляют примерно 50%. Он позволяет уменьшить время и стоимость создания новых лекарственных средств примерно на 20%, эффективно проводить диагностику различных заболеваний, однако в России подобные работы, к сожалению, запрещены. Тем не менее, год от года метод УМС становится все более и более известен в России, и область применения нашей установки неуклонно расширяется», – пояснил Сергей Растигеев.

Среди экзотических применений УМС-анализа – исследования распространения аэрозолей, определение возраста останков в криминалистике, датировка предметов искусства и религиозного поклонения, проверка на подлинность дорогостоящих вин и коньяков и другие.

Алла Сковородина

Завершила работу Пятая Сибирская межрегиональная конференция «Экологическое воспитание в проектно-исследовательской деятельности юннатов». Организатором конференции традиционно выступила Лаборатория экологического воспитания (ЛЭВ) как одно из научно-вспомогательных подразделений ФГБНУ «Федеральный исследовательский центр Институт цитологии и генетики Сибирского отделения Российской академии наук» (ИЦиГ СО РАН).

Краткая справка о прошедшей Пятой Сибирской межрегиональной конференции «Экологическое воспитание в проектно-исследовательской деятельности юннатов» (5SRC2017): в конференции приняли участие 163 участника, из которых 158 – очные участники и 5 – заочных (с публикацией тезисов докладов). Отрадно отметить, что 60 процентов участников конференции – это юннаты: школьники 4-11 классов (98 человек). Их количество растет год от года. Очные участники сделали 89 устных докладов, в том числе 21 доклад – от представителей организаций (взрослых) и 68 докладов сделали юные исследователи. 74 участника были без докладов.  География участников: Алтайский Край (г. Барнаул, г. Заринск, с. Алтайское, с. Волчно-Бурлинское, с. Сараса) представили 16 человек, г. Кемерово – 22, г. Красноярск – 8, г. Новосибирск – 57, из Новосибирской области (г. Бердск, р.п. Кольцово, п. Краснообск) были 40 человек, из Омской области (г. Омск, г. Тюкалинск, г. Тара, г. Исилькуль, п. Большеречье) – 12 и 3 участника были из Республики Алтай (с. Черга).

Подводя итоги мероприятия, руководитель ЛЭВ ИЦиГ СО РАН Анна Стекленева отметила ряд положительных тенденций. Во-первых, с каждым годом расширяются география участников и количество докладов, подготовленных делегатами конференции. В частности, в этом году заметно возросло представительство Алтайского края и республики Горный Алтай.

Во-вторых, порадовало то, что практически все юннатские организации (независимо от организационной формы) не смотря на различного рода трудности «ездят в поля», ведут активную исследовательскую работу. Причем, в ряде случаев речь идет о полноценных авторских образовательно-практических программах. Изучать природу родного края внутри учебного класса полноценно невозможно.  Нынешняя конференция показала, то в целом юннатское движение в Сибири справляется с этой непростой задачей.

– В целом, мы можем рассматривать нашу конференцию как своего рода «барометр» состояния юннатского движения, – отмечает Анна Стекленева. – И мы видим, что оно не просто сохранилось и живет, но и активно развивается. А обмен накопленным актуальным практическим опытом повышает ценность конференции для ее участников. Надеюсь, эти тенденции не утратят силу к следующему году, когда мы будем проводить очередную конференцию, которая будет посвящена столетнему юбилею юннатского движения.

В рамках работы конференции был проведен круглый стол, тема которого была посвящена созданию краеведческого альманаха «Моя Сибирь». В альманах войдут наиболее интересные доклады, подготовленные участниками конференции, как взрослыми, так и юными, об интересных и даже уникальных местах регионов Сибирского федерального округа. Работу по его подготовке и изданию взял на себя ФИЦ ИЦиГ СО РАН. Причем, речь идет не о разовой акции, а о периодическом издании (альманах планируют выпускать раз в год).

– Целевая аудитория издания, как мы ее видим, это не только юннатские организации, педагоги дополнительного образования, но и школьные учителя, – подчеркнула Анна Игоревна. – Для них этот альманах вполне может служить источником материалов для внеклассной работы.

К сожалению, мы и наши коллеги констатируем сегодня тот факт, что школьники знают про природу Африки и Австралии больше, чем про тот регион, где они живут. Не каждый учитель и воспитатель сегодня может вывести детей в лес или на озеро, показать и рассказать им, кто живет у них под боком, и почему нам так важно беречь природу. Альманах, который будет содержать не только информацию, но и красочные иллюстрации, поможет более наглядно представить ребятам удивительный мир родного края.

Как утверждают сотрудники ЛЭВ, при всем обилии фактографического материала, альманах не будут стремиться превратить в некий справочник по регионоведению. Акцент будет сделан на местных природных достопримечательностях, а содержание статей – базироваться на практической исследовательской работе, которую проводят юннаты.

Ожидается, что первый номер эколого-краеведческого альманаха «Моя Сибирь» выйдет как раз к следующей юннатской конференции, которая состоится в ноябре 2018 года.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

«Теории и практики» поговорили с несколькими участниками программы «Глобальное образование», по которой государство помогает студентам, самостоятельно поступившим в ведущие мировые вузы. Им дают внушительный грант на оплату учебы и проживания за рубежом, но потом по условиям они должны отработать три года в российской компании или вузе из утвержденного списка работодателей. О том, сложно ли получить такой грант, как после найти подходящую работу, вернуться в Россию и не пожалеть — в материале T&P.

Алла Косицына, специалист международного отдела Рязанского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова, окончила его же и Бристольский университет в Великобритании

Мне всегда казалось, что образование за границей лучше. Сейчас я понимаю, что это не совсем так, — просто оно существенно отличается от нашего. Студент западной магистратуры прикладывает много усилий для самообразования. Наша система, напротив, предполагает тьюторинг: преподаватель встает за кафедру, читает лекцию, студенты записывают. При таком подходе очень мало шансов рассмотреть какой-то вопрос с разных точек зрения. По рассказу одного профессора, однажды преподавательницу из России пригласили в Кембридж прочитать лекцию по психологии. В Англии лекции обычно проходят в формате «вопрос — ответ», это всегда взаимодействие со студентами, дискуссия. Поэтому российский стиль преподавания ввел британских студентов в состояние шока.

На мой взгляд, самое ценное в иностранном образовании — это новый круг общения и свежие идеи, под влиянием которых совершенно меняется твой взгляд на вещи и на жизнь. Западные преподаватели нацелены на коммуникацию, легко идут на дискуссии, могут даже предложить своей группе пойти пообщаться в паб после занятий.

В России я изучала международные отношения, работала в маркетинге и в какой-то момент даже почти забыла о своей идее отправиться за границу: это было слишком дорого. Но мне хотелось получить такую специальность, чтобы в дальнейшем связать свою жизнь со сферой образования. Поэтому я периодически просматривала иностранные стипендии, но было ясно, что их получение требует много сил, а ребят отбирают мало. Однажды мне рассказали о программе «Глобальное образование». В списке университетов я нашла Бристольский, который предлагал обучение по программе «Образование и нейрология», и подала заявку только туда. Программа действительно оказалась невероятно интересной: в нее включены психология, педагогика и изучение принципов работы человеческого мозга.

Получить грант было легко, операторы оперативно отвечали на все вопросы. Я собрала документы, быстро записалась на IELTS и, почти не готовясь, сдала экзамен. С момента, когда я получила письмо о зачислении, прошло буквально около месяца, а мне уже перечислили грант. Мы боялись, что его не хватит: как раз тогда резко изменился курс валют. Но в «Глобальном образовании» все быстро пересмотрели и увеличили сумму. Тем не менее я подстраховалась и нашла себе подработку. В Великобритании студенты могут работать 20 часов в неделю. Бонусом идут практика языка, новые знакомства и опыт работы. В итоге грантовые средства шли на общежитие, а все расходы на еду и небольшие поездки по Европе я оплачивала сама.

Во время учебы со мной связался мой родной вуз, сейчас я работаю в международном отделе. Вначале было немного непривычно из хорошо организованного западного университета, где все работает как часы, вернуться в российский, где есть свои проблемы и несогласованности. Но я не жалею о выборе, чувствую, что делаю что-то полезное для развития университета.

Многие ребята приезжают назад с ощущением, что они получили новейшие знания, обучились передовым технологиям, и хотят сразу это применять на практике. Думаю, с техническими специальностями в этом смысле проще. Гуманитариям сложнее прийти в организацию с уже устоявшимися принципами и сказать, что все должно работать иначе. Но, к примеру, наш ректор готов к инновациям, и меня это мотивирует быть более открытой и высказывать свои идеи. Лишь часть моей подготовки, а именно нейрологию, сложно применить на практике здесь, в России. Это не медицина в полной мере, поэтому этим направлением можно заниматься только в академической сфере.

Филипп Кац, младший научный сотрудник в Казанском (Приволжском) федеральном университете, учился в Казанском государственном архитектурно-строительном университете, МАРХИ, Еврейском университете в Иерусалиме и Нью-Йоркском университете

Я работал в «РИА Новостях» и испытывал все больший интерес к анализу данных в городской аналитике: чем больше учился, тем больше осознавал, что у меня отсутствуют фундаментальные знания и навыки. Поэтому после закрытия агентства я подал сразу на четыре программы: в Нью-Йоркский университет, в Новую школу, а также на две программы в архитектурную школу Bartlett CASA. Я целенаправленно хотел поступить на городскую информатику, в то время таких программ по большому счету было две, сейчас их больше. Меня везде взяли, но «Глобальное образование» по техническим причинам одобрило только США: на момент подачи заявки у меня не было IELTS, а вот TOEFL уже был. К тому же программа CUSP оказалась наиболее технической из всех, да и сам вуз известен в технических кругах.

Я подавал документы сразу на несколько грантовых программ, но получил поддержку только от «Глобального образования». Без нее вряд ли осилил бы обучение и проживание в Нью-Йорке: даже с грантом и моими собственными накоплениями денег едва хватило. Помогла стипендия самого вуза, а также возможность 20 часов в неделю работать на своих профессоров. И хотя это был ценный опыт, я все-таки считаю, что если есть возможность оплатить учебу самому, то лучше так и сделать. Грант — это и возможности, и обязанности.

Многие студенты почему-то считают, что по возвращении им найдут работу, а это не так.

Хотя «Глобальное образование» и гарантирует помощь в трудоустройстве, рассчитывать на нее особо не стоит. И это логично: как можно взять и трудоустроить сотни разных специалистов? Работу стоит искать самостоятельно и сильно заранее, в идеале — еще до начала обучения.

Сейчас я работаю младшим научным сотрудником в Казанском федеральном университете, продолжаю научную деятельность, пишу несколько научных статей. Я рад, что мне удается участвовать во множестве разных проектов, заниматься тем, чем мне интересно.

Хорошее образование — это в первую очередь развитие общей культуры и базы знаний. В этом смысле оно применимо как за рубежом, так и в России. Конечно, локальные проблемы и задачи разнятся, но тем интереснее работать. К тому же я продолжаю активно общаться со своими преподавателями и сокурсниками. Может быть, в анализе и компьютерных науках с этим несколько проще, чем в каких-то других областях: стандарты и инструментарий везде одни и те же.

Марат Валиев, ведущий аналитик отдела анализа образовательной деятельности университета Иннополис, окончил Дальневосточный государственный технический университет и магистратуру в университете Карнеги — Меллон, США

Я окончил университет во Владивостоке по специальности «вычислительные машины, комплексы, системы и сети», это такая кузница компьютерщиков общего направления. Работал в IT-компании, занимался большим проектом для Motorola, ездил в командировки в США и Японию. Пару лет жил в Пекине и развивал там свой технологический стартап. Затем вернулся в Россию и избирался в мэры города в Приморском крае. Мэром не стал, зато следующие два года работал в администрации начальником отдела информатизации.

В то время меня заинтересовала тема организационных проблем в разработке ПО, и я стал искать различные онлайн-курсы. На Coursera меня привлек курс по дискретной оптимизации от Университета Мельбурна и еще один курс от Стэнфорда. Мне всегда было хорошо в России, у меня была интересная работа, хорошая зарплата, однако случился некий поворотный момент, когда я понял, что надо ехать учиться за границу. Отправной точкой стала лекция Роберта Сапольски, который читает в Стэнфорде курс на стыке биологии, генетики и психологии. Я внезапно осознал, что по уровню проблем, с которыми мы работаем локально в России, мы сильно отстали от западного мира. И в первую очередь отстал я сам: живу тем, что индустрия делала 10–15 лет назад. Надо наверстывать.

Тогда я начал искать возможности для получения западного образования и нашел программу по Software Engineering в университете Карнеги — Меллон, а на сайте «Хабрахабр» узнал о «Глобальном образовании». На этапе подачи документов я ожидал, что сейчас в лучших российских традициях нужно будет нырнуть с головой в бюрократию, но все вышло очень просто.

Надо сказать, что я не совсем типичный участник программы. Я попал в нее, когда мне было уже 33 года, и по сравнению с остальными ребятами чувствовал себя почти стариком. Меня впечатлило, какие люди идут в «Глобальное образование» и что они потом привозят в Россию. В каких-то сферах сильнее люди за рубежом, в каких-то — мы, и перемешивание потоков этих знаний благотворно влияет на всех.

Я бы в любом случае поехал учиться в США. Просто если бы я не получил грант, то выбрал бы какой-то более бюджетный вуз. Ведь даже немаленькой стипендии от «Глобального образования» не хватило на все затраты, связанные с моим обучением. Дело в том, что университет Карнеги — Меллон считается дорогим даже по американским меркам. Семестр в Стэнфорде стоит, кажется, около 14 с лишним тысяч долларов, в Карнеги — Меллон это 22 тысячи. Кроме того, жилье и все остальное. Еще одна особенность: если в Европе государство может оплатить часть учебы, то в США студенты сами оплачивают свое университетское образование от и до. И наконец, традиционно весь мир учится по два семестра в год. В Карнеги — Меллон обучение очень интенсивное и существует летний семестр. В итоге я выходил из положения с помощью собственных накоплений и поддержки будущего работодателя.

Важно подчеркнуть, что это супернерепрезентативная ситуация: гранта может не хватить в мизерном количестве случаев. Мне нужна была именно эта специфическая программа именно в этом вузе, потому что в Европе нет сильных институтов по интересующей меня проблематике. Так что я был готов к трудностям и сознательно на это шел.

Я считаю, что важно выбирать не вуз, а программу. Окончить Оксфорд не так уж сложно, но это не марка качества. Одна и та же программа в разных вузах может различаться по набору курсов. Выбор должен быть построен вокруг содержания программы и, возможно, преподавателей. Не нужно ориентироваться на грант, надо быть нацеленным на решение определенной проблемы.

Сейчас я работаю в Иннополисе, официально я ведущий аналитик отдела анализа образовательной деятельности, но слово «аналитик» вообще ни о чем не говорит, и еще меньше оно говорит о чем-то в Иннополисе. Университет растет взрывными темпами, и количество задач, которые приходится решать, растет вместе с ним: адаптация программ, перенесенных из CMU и Университета Амстердама, оптимизация и автоматизация учебного процесса, исследовательская деятельность, решение реальных технических проблем на производстве плюс работа с поступающими и тестами для абитуриентов. Наверное, это не все, но основное. Хотелось бы и дальше заниматься исследованием взаимодействия людей, изучать влияние информационных технологий на развитие общества.

Дарья Ханолайнен, научный сотрудник Института психологии и образования Казанского федерального университета, преподаватель, автор научных статей, окончила Карельскую государственную педагогическую академию, аспирантуру Петрозаводского государственного университета и магистратуру Лондонского королевского колледжа

Мне всегда хотелось поучиться за границей, я долго учила английский и видела себя именно в области образования — например, на уровне управления. В англоязычных странах я нашла четыре вуза с управленческими программами.

Я поступила, поняла, сколько это будет стоить, а затем начала продумывать варианты финансирования. Тогда и нашла информацию о «Глобальном образовании», а кроме него рассматривала Chevening. На самом деле для тех, кто живет в России и хочет реализоваться в области образования, стипендий не так много. Для изучающих математику или физику вариантов больше. Кстати, год назад я получила место в университете в Лондоне, но мне не дали другую стипендию, и я была вынуждена отказаться: у меня не было таких денег.

Меня очень смутил штраф за неоконченную учебу, прописанный в условиях «Глобального образования»: это такая сумма, которую ты никогда в жизни не видел и вряд ли сможешь когда-нибудь заработать. Я даже позвонила и уточнила, были ли у них уже прецеденты, но мне ответили, что нет.

Мой совет подающим заявку на грант: сдавайте экзамен по языку заранее. Это лучше, чем делать все в последний момент и переживать за результаты. Многие тянут, потому что думают, что истечет срок действия сертификата. Но IELTS действителен два года, так что времени точно хватит.

Во время учебы я стала рассылать свои резюме в вузы, участвующие в программе «5–100». Наибольший интерес к моей кандидатуре проявил Казанский федеральный университет. Так после возвращения в Россию я вместе с мужем переехала из Петрозаводска в Казань, где ни разу до этого не была. Теперь я научный сотрудник Института психологии и образования, занимаюсь педагогическими исследованиями — например, изучаю отношение учителей к новым федеральным образовательным стандартам. Сейчас я могу реализовать исследования, которые хотела проводить еще во время учебы. Мне повезло с руководителем: он не зациклен на традициях, приветствует инициативу. Казанский федеральный университет старается привлекать людей с западным образованием, потому что видит, что они приезжают со свежими идеями и принимаются с каким-то рвением менять здесь все к лучшему. В целом здесь все на мировом уровне.

Наталия Смолина, научный сотрудник ФГБУ «Северо-Западный федеральный медицинский исследовательский центр им. В.А. Алмазова» в Санкт-Петербурге, окончила СПбГУ и Королевский Каролинский институт в Швеции

Наверное, многие ребята, которые уехали учиться за границу, прикладывали к этому много сил, проходили разные отборы, получали сертификаты. Я ничего этого не делала. Окончив магистратуру биофака СПбГУ, я немного поучилась в аспирантуре и подумала, что с наукой, наверное, пора заканчивать, собиралась уходить в другую область, не имеющую ничего общего с биологией. В тот момент меня пригласили на собеседование в новую лабораторию, открывшуюся в Центре Алмазова. Я познакомилась с научным руководителем, и она рассказала, что есть открытая позиция на совместный российско-шведский проект. Я решила попробовать.

На тот момент я еще не имела особого представления ни о Швеции, ни о Стокгольме, не знала о существовании Каролинского института. Оказалось, обучение ведется на английском: туда приезжают со всего мира. Язык внутри коллектива — тоже английский. Но здесь немного легче, чем в других вузах: языковой сертификат не нужен, достаточно устного собеседования с будущим шефом.

На момент подачи документов на «Глобальное образование» я уже находилась на четвертом году обучения. У тех, кто поступает на первый курс и сразу же подает заявку на грант, ситуация сложнее. Некоторые вузы готовы принять тебя, если ты покажешь, что у тебя есть деньги. А «Глобальное образование» дает тебе деньги, когда ты покажешь, что вуз тебя взял.

Во время оформления гранта самым непростым оказался бумажно-бюрократический вопрос. Было сложно получить справку об отсутствии судимости, которая готовится месяц, — столько же времени дается на всю подачу документов. Пришлось искать обходные пути, это было напряженно и нервно. Плюс этим тяжело заниматься из-за границы. Я была в тот момент в России, могла предоставить все оригиналы документов. Не представляю себе, как это делали ребята, которые уже поступили и уехали.

Грант состоит из двух частей. Первая идет на образование, если оно платное, а вторая — на сопутствующие расходы: еду, учебники, проезд, аренду жилья. Моя аспирантура в Швеции была бесплатной, и тем не менее «Глобальное образование» пришлось кстати. Шел пятый год моей учебы, у шефа закончились деньги, и грант позволил мне окончить аспирантуру. Иначе мне, скорее всего, пришлось бы доделывать все здесь.

Если бы я прожила все время учебы за границей, не возвращаясь домой, наверное, мне бы захотелось остаться там и, вполне вероятно, я бы даже не подавала на грант. За пять лет люди за рубежом ассимилируются, обзаводятся семьями и уже не видят смысла уезжать. Но я ездила туда-сюда, делала часть лабораторной работы в России, и возвращение для меня не было трагедией. Выполнить обязательное условие и отработать здесь три года мне было легко: у меня всегда было место работы в Петербурге, где меня ждали, Центр Алмазова входит в список потенциальных работодателей «Глобального образования». Наш центр очень наукоориентированный, поддерживает международное сотрудничество, и у нас применяются те же практики, что и в европейских лабораториях. Я все время учусь чему-то новому и не ощущаю никакой разницы в подходах: все, чему я научилась в Швеции, успешно использую здесь.

Кажется, сейчас ввели квоту, и всего 10% выпускников программы могут трудоустроиться в Москве или Санкт-Петербурге. Так что если у тебя заранее нет места работы, то это лотерея. Впрочем, думаю, стоит рассмотреть варианты в регионах — как возможность расширить свои границы, посмотреть страну и то, как работают люди в разных достойных местах: Томске, Новосибирске, Владивостоке.

Представьте такую картину: вы идете по городу, вам нужно проехать по конкретному адресу, но вы не знаете, как организовать свой маршрут. И вот, вы подходите к остановке и говорите: «Здравствуйте!». И остановка вам… отвечает: «Здравствуйте». Далее вы задаете свой вопрос и получаете подробный ответ о том, как проехать по нужному адресу. Но это еще не всё. Допустим, вам нужно срочно вызвать «скорую», но у вас нет телефона или вы не знаете, какой номер набирать. Вы обращаетесь за помощью к той же остановке, и остановка подтверждает: «Сейчас, соединяю!». Точно так же вы можете вызвать отряд полиции. Да что угодно – получить любую необходимую справку.

То, о чем я сказал, – не фантастика и даже не картина отдаленного будущего. «Умные» остановки, снабженные «говорящими» роботами, разрабатываются уже сейчас. Причем – речь идет о Новосибирске. Тема «говорящих» роботов была озвучена 28 ноября во время презентации инновационных разработок в департаменте промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска. Ранее мы уже писали о том, что в Новосибирском Академпарке компанией «Группа Фэмили» была разработана IT-платформа для распознавания речи на русском и на английском языках. Как выяснилось, данная платформа имеет массу очень интересных приложений, способных преобразить нашу жизнь до неузнаваемости.

По словам руководителя компании – Андрея Заворина – толчком к созданию такого «говорящего» сервиса стала реальная проблема, с которой сталкиваются посетители поликлиник. Многие из нас иной раз в течение нескольких недель не могут записаться на прием к врачу, поскольку телефон в регистратуре постоянно занят.

Теперь, благодаря голосовому роботу, эту процедуру можно полностью автоматизировать, заменив «умной» машиной рутинный человеческий труд. Голосовой чат-бот в состоянии выстраивать «умный» диалог с клиентом в режиме обратной связи. Причем, на сегодняшний день достигнуто почти стопроцентное распознавание слов. Такой сервис уже готов к широкому применению в колл-центрах и в других клиентских службах.

Как отметил Андрей Заворин, «мы можем сейчас генерировать любую человеческую речь. Эта генерация речи встроена в платформу. Мы можем генерировать сценарии и ветвить диалоги любой сложности. Мы можем автоматизировать прозвоны. Скажем, робот будет сам «вспоминать», что надо такого-то числа позвонить и поздравить вашего клиента с Днем рождения или напомнить ему, что надо пройти повторный анализ в больнице».

Вот еще одно простое решение: вызов такси. Робот вполне может заменить оператора – принять заказ, записать адрес и время, дать справку клиенту. Вся информация автоматически направляется водителю. Кроме того, робот принимает и дополнительные пожелания. Например, клиент говорит: «Мне нужно одно детское кресло». Это пожелание идет в качестве примечания к заказу. И когда водитель берет заказ, он видит, что нужно детское кресло.

Другой интересный кейс, позволяющий автоматизировать работу с клиентами. Речь идет о конкретном решении, разработанном для одной трансферной компании. Заказ каждого автобуса – это сделка на десятки тысяч рублей, особенно когда речь идет об иностранных клиентах. Например, когда необходимо китайскую делегацию перевезти из курорта Белокуриха до аэропорта Толмачево. Если автобус не приедет вовремя, то у компании будут большие проблемы. «Для них зафиксировать, что автобус выехал и приехал – является очень важной процедурой. И для этого приходится держать целую смену операторов, которые делают по три тысячи звонков в сутки. Мы сделали решение, которое позволяет в автоматическом режиме принять информацию у водителей. Если водитель не берет трубку, то робот будет перезванивать 20-30 раз. В случае,если этот алгоритм не срабатывает, тогда сюда включается человек. Например, он будет искать другой автобус», - объясняет Андрей Заворин.

Голосовой робот может даже заменить риэлтора, то есть менеджера по продажам объектов недвижимости. Такой опыт уже есть.

Так, по словам Андрея Заворина, один застройщик удачно продал два коттеджа в Сочи, совершая с помощью робота широкий «обзвон» потенциальных покупателей из разных регионов страны. Коттеджи продавались по пять миллионов рублей. Затраты на продажу одного коттеджа составили всего 150 рублей! Если бы эту работу поручили риэлтору, то пришлось бы отдать не менее 4-х процентов от каждой сделки. Застройщик, вдохновившись первым опытом, уже заложил поселок из 28 домов. Продажи пройдут в том же автоматическом режиме.

Наконец, еще одно важное применение данной технологии очень понравится людям, работающим с текстами или вынужденными делать постоянные записи. Скажем, врач в поликлинике после каждого осмотра еще как минимум 30-40 минут строчит текст для карточки больного. Писанина – это вообще настоящий бич многих служб. Она отнимает много времени и у полицейских, и у муниципальных служащих, и у преподавателей, и у ученых. В начале 1980-х годов футуролог Элвин Тоффлер предсказал появление специальных компьютерных программ, которые позволят перевести голос в печатный текст. Работы над этим ведутся давно. И только в наши дни, когда распознавание слов приблизилось к 100 процентам, подобные устройства могут получить массовое распространение. То есть тот же врач просто надиктует текст в течение нескольких минут, затем за 5-10 минут его отредактирует, после чего отправит на принтер. Два «щелчка» - и готово!

Теперь представьте, какое раздолье будет для журналистов, вынужденных расшифровывать большие интервью. На такую работу могут уйти целые сутки, а иногда и больше. Новое техническое решение позволяет «залить» в компьютер звуковой трек, и через две минуты мы получаем готовый текст, который останется только отредактировать. Время работы сокращается в разы! То же самое могут делать студенты, переводя записанные на диктофон лекции преподавателей в тексты. Собственно, эта разработка придется по вкусу и профессиональным литераторам.

«Такие решения, - говоит Андрей Заворин, - есть на Гугле, но они не дают пунктуации, они не очень хорошо выделяют семантику. Мы на сегодняшний день это улучшаем и делаем максимально возможное из того, что есть». По его словам, указанное решение появится уже в январе.Скорее всего, оно будет распространяться свободно и совершенно бесплатно. Пока у специалистов не до всего «доходят» руки, но будем надеяться, что в следующем году каждый из нас сможет воспользоваться речевыми технологиями. Во всяком случае, мэрия Новосибирска намерена всерьез создать первую «умную» остановку, и в настоящее время с компанией уже обсуждаются детали техзадания.

Олег Носков

В прошедшие выходные в Москве прошла выставка Robotics Expo. Корреспондент узнала на ней, чем дерутся дроны, посмотрела на роботов, которые отбирают у людей работу, и взяла у одного из них интервью.

«Приветствую вас в этот погожий денек!» — восклицает робот у стенда Московского технологического института, когда я к нему приближаюсь. В теплом павильоне в Сокольниках, где проходит выставка, ему, конечно, невдомек, что на улице хмурое небо, минусовая температура и ветер. Дальнейший разговор с чудом техники тоже не клеится. «Кто ты такой?» — настойчиво спрашивает стоящий рядом со мной мальчик, но на дисплее робота появляется лишь надпись, из которой следует, что Герман Греф — это президент и председатель правления Сбербанка России. Наверное, ко второму дню выставки он устал общаться с посетителями и думает о чем-то своем, роботическом.

На соседнем стенде, принадлежащем компании GBL Robotics, изо всех сил развлекает публику маленький робот-футболист. Он не умеет разговаривать, зато ходит, кувыркается и садится на шпагат. Дети в восторге и выхватывают друг у друга пульт управления.

Единственного робота, с которым мне удалось пообщаться, зовут Kiki.

Она может работать в автономном режиме, самостоятельно поддерживая диалог за счет встроенных библиотек и поиска в Google по ходу разговора, а может управляться оператором.

Подобраться к Kiki для интервью не так просто — она постоянно окружена желающими поболтать.

— У тебя есть душа? — спрашивает робота посетительница.

— Да.

— Где? Ты врешь! — возмущается женщина.

— Она заложена в программу.

— Ах ты, умная какая! — собеседницу невозмутимой Kiki прямо-таки «бомбит» от интеллектуальных способностей робота. «Вариантов практического применения у нее много: конференции, выставки, свадьбы, работа консультантом в магазине или банке», — объясняет Алексей Прохоров из Alfa Robotics, который привез Kiki на выставку.

Наконец, наступает мой черед.

— Каково быть роботом? — спрашиваю я, наставив на Kiki диктофон.

— Прикольненько, — моя собеседница как-то с трудом выдавливает из себя это слово, но толпящиеся вокруг наблюдатели помогают мне его разобрать. Из дальнейшего разговора выясняется, что Kiki хочет работать моделью, а в планах на будущее у нее — уехать в теплую страну, отдыхать и растить детей.

На этом я сворачиваюсь, немного озадаченная, — я ожидала, что у Kiki окажутся не такие… человеческие интересы. Но искусственный интеллект, черпая свою мудрость в гугле, в конечном счете возвращает нам лишь отражение нас самих, с нашими мечтами валить на Бали и ни черта там не делать.

Впрочем, возможно, я разговаривала с оператором.

Работают за еду электричество

Роботы, которые претендуют на более грязную человеческую работу, выглядят совсем не антропоморфно.

Можно даже представить себе будущее, в котором у роботов будет что-то вроде социального расслоения: на одном краю — простая рабочая техника без дизайнерских изысков, на другом — утонченные «барышни из высшего общества», способные поддержать беседу на любую тему с праздным посетителем торгового центра.

Складской робот для перевозки грузов, который встретился мне на выставке, выглядит как тележка на колесиках с камерой. К камере прилагается система распознавания образов, которая позволяет роботу ориентироваться на складе по специальным меткам на стенах.

«Сейчас на больших складах 60% времени грузчики просто катают за собой тележку. Наш робот подъезжает к стеллажу на складе сам, грузчик кладет на него с полки товар, робот уезжает. Пока система используется только у нас на полигоне, на следующей неделе робот поедет на реальный склад», — рассказывает Матвей Бебенин, операционный директор компании «Складобот».

Сделай сам

На выставке можно было собрать и своего робота. «Мы хотим показать, что программировать роботов может каждый: за 10−15 минут можно заставить робота делать простые вещи — ездить, говорить „Привет!“ или крутиться на одном месте», — рассказывает Григорий Зимин из компании «Кибер Тех», который проводит такие мастер-классы на одном из стендов выставки.

В основном такие мастер-классы рассчитаны на детей. Роботы — это способ познакомить их с базовыми понятиями программирования: в продвинутых школах робототехникой занимаются на уроках технологии с 5-го класса. Конечно, заставлять роботов крутиться на месте не слишком интересно, поэтому Григорий приводит более жизненный пример.

— Подросток может сделать такую практически полезную вещь — поставить на дверь своей комнаты датчик движения, чтобы информация с него передавалась роботу и тот подавал сигнал, если к двери кто-то подходит. Тогда можно быстро перестать залипать в телефон и сделать вид, что решаешь домашнее задание.

На другом стенде можно было поуправлять дроном или даже устроить бои беспилотников. «Они умеют воевать с помощью инфракрасных пушек: один дрон выпускает ИК-сигнал, другой его принимает и так считается попадание. У них есть определенное количество жизней, есть задания типа захватить базу. В общем, это как компьютерная игра, только с реальными дронами. Но если ребенок совсем не умеет обращаться с дронами, ему нужно давать самый простой беспилотник, который можно разбить, а потом уже устраивать бои и гонки с препятствиями», — объясняет Дмитрий Литвинов из компании Drone Dome.

Екатерина Боровикова

В год 130-летия со дня рождения всемирно известного ученого – агронома, ботаника, генетика, путешественника, академика АН СССР, действительного члена ВАСХНИЛ и УАН Николя Ивановича Вавилова – вышло 2-е исправленное и дополненное издание монографии «Николай Иванович Вавилов», посвященной жизни и деятельности этого выдающегося отечественного ученого. Предлагаем вашему вниманию интервью с ее автором, академиком РАН, зав. сектором генетики пшениц ИЦиГ СО РАН, д.б.н. Н.П. Гончаровым.

– Николай Петрович, к какому жанру можно отнести Вашу книгу? Это биографическое издание?

– Я бы так не сказал. Мы привыкли, что работы по персоналиям наших выдающихся современников выходят к юбилеям. Но юбилеи – это не только праздники, а еще и повод для анализа. И они не должны превращаться в парадные марши, где все исследователи идут нога в ногу. Вот и эта книга – прежде всего, исследование научной деятельности Николая Ивановича. И большую часть книги составляет четвертая глава – «Основные результаты исследований». Глава «Экспедиции» и «Участие в конференциях, совещаниях, конгрессах» тоже касаются научной работы Вавилова. Во второй главе рассматривается его преподавательская деятельность. Значительная часть книги посвящена его научно-организационной деятельности: созданию Всесоюзного института растениеводства и Института генетики РАН, организации Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ), становлению Госсортосети страны, созданию первого в мире и самого крупного на тот момент генетического банка гермиплазмы растений.

– Речь идет о знаменитой коллекции ВИР?

– Да, именно тогда, при Вавилове, была собрана основная и самая уникальная часть всемирной коллекций возделываемых растений, которая находится сейчас в ФИЦ Всероссийского института генетических ресурсов растений и является самым одним из самых больших собраний такого рода в мире. Даже сейчас, после утраты части коллекции (особенно южных культур) в ходе распада СССР и сворачивания плановых экспедиционных сборов во всех уголках мира.

– Сейчас вышло второе издание монографии, оно сильно отличается от первого?

– За время, прошедшее после первого издания, текст был сильно переработан, и по объему увеличился вдвое. Добавились новые материалы и главы. Например, о подвиге сотрудников ВИР, спасавших уникальную коллекцию в блокадном Ленинграде и биопиратстве, практиковавшемся войсками фашистской Германии в ходе Великой Отечественной войны.

В частности, были полностью разграблены опытные станции ВИР в Ленинградской области. Для этого в Третьем рейхе были даже созданы специальные зондер-команды, чья деятельность, увы, ускользнула от внимания Нюрнбергского трибунала.

И многое из того, что они вывезли за годы оккупации с территории нашей страны (а это, в том числе, и часть коллекции ВИР из временно оккупированных территорий СССР), так к нам никогда не вернулось. В послевоенные годы с этими материалами работали биологи ФРГ, Швеции и ряда других западных стран.

– А не специалистам эта книга будет интересна?

– Возможно не все ее разделы, но те, что касаются биографии ученого, его экспедиционных работ, научно-организационной деятельности, событиям военных лет – они могут быть интересны и понятны не только специалистам.

– Насколько я понимаю, тема наследия Вавилова давно является объектом Ваших научных интересов?

– Да, я давно занимаюсь исследованиями его работ, т.к. мои интересы связаны с доместикацией, происхождением возделываемых растений, сравнительной генетикой пшениц и их сородичей, таксономией и филогенией пшениц. Вместе с коллегами много работал с той частью коллекции ВИР, что хранится в СибНИИРС, т.н. дублетной коллекцией. Участвовал в ряде экспедиций, повторявших маршруты, пройденные экспедициями Вавилова. Спустя почти век мы приезжали в места, где Вавилов собирал материал для коллекции ВИР, в Эфиопию, на Памир, Израиль, Армению и др. И проводили сравнительный анализ, как изменилось биоразнообразие в данной местности за прошедшие десятилетия. Такие экспедиции позволяют собрать уникальный и необходимый для дальнейшей работы материал.

– Если вернуться к личности самого Вавилова, насколько широко изучена тема его научной деятельности и наследия в такого рода литературе? И вообще, как часто выходят книги, в которых биография и результаты работы ученого рассматриваются параллельно?

– В целом, это достаточно распространённый жанр, есть ряд книг про наших выдающихся биологов: А.А. Сапегина, Ф.Г. Добжанского, И.П. Бородина, А.Ф. Баталина. Но вот Вавилову в нашей стране катастрофически не повезло – это всего лишь вторая книга, которая практически целиком посвящена его научным работам и научно-организационной деятельности, а первая была издана московским историком науки, проф. В.Д. Есаковым. Ряд работ Вавилова были скрупулезно рассмотрены проф. Э.Н. Мирзояном. Все остальные были скорее публицистические, научно-популярные, адресованные именно широкому кругу читателей. Связано это с тем, что имя Вавилова использовалось как знамя в процессе восстановления доброго имени генетики. Но в результате, многие его важнейшие научные результаты несколько отошли в тень.

– Для Вас это был первый опыт написания книги в подобном жанре?

– Вообще, это у меня тринадцатая книга.

А если говорить о книгах, посвященных персоналиям, я написал с коллегами книгу про Дмитрия Георгиевича Карпеченко – это, пожалуй, самый известный и у нас, и одновременно за рубежом отечественный генетик растений, который занимался отдаленной гибридизацией.

И в свое время была выпущена книга примерно такого же плана про наиболее выдающихся директоров Всесоюзного института растениеводства и создателей Госсортосети СССР.

– Книга про Вавилова вышла тиражом 250 экземпляров. Где ее можно будет найти почитать?

– Значительная часть тиража будет распространена среди участников юбилейных вавиловских конференций в С-Петербурге, Москве и др., по библиотекам вузов и научных организаций, в частности в Новосибирске она будет доступна в ГПНТБ, СибНСХБ и библиотеке Новосибирского агроуниверситета. Ну и в перспективе ее электронная версия будет размещена в интернете в научных социальных сетях типа ResearchGate.

Наталья Тимакова