Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), созданное в рамках реформы РАН для управления академическими институтами и собственностью, определилось с тем, какими знаниями и навыками должны обладать будущие сотрудники агентства, обладающие статусом госслужащих. Согласно тексту приказа "О квалификационных требованиях к профессиональным знаниям и навыкам, необходимым для исполнения должностных обязанностей федеральными государственными гражданскими служащими центрального аппарата и территориальных органов Федерального агентства научных организаций", подписанному главой ФАНО Михаилом Котюковым и опубликованному для двухнедельного обсуждения, от руководителей науки не потребуют иметь научные достижения и степени.

Будущие сотрудники ФАНО разделены на 5 категорий: руководители главной группы должностей, руководители ведущей группы должностей, помощники (советники) главной и ведущей групп должностей, специалисты ведущей и старшей групп должностей; обеспечивающие специалисты ведущей, старшей и младшей групп должностей.

Первое требование абсолютно ко всем работникам ФАНО, включая младший персонал, - знание Конституции Российской Федерации, федеральных законов, указов президента и постановлений правительства.

Руководители высшего звена обязаны, кроме того, знать "порядок взаимодействия" с госорганами - от правительства РФ до муниципалитетов, формы и методы работы с прессой, нормы охраны труда, законы по части госзакупок и оказания услуг, деловой этикет. Необходимо им знать и "программные документы и приоритеты государственной политики", но исключительно "в области информационно-коммуникационных технологий". Кроме знаний, руководители высшего звена должны обладать рядом личных качеств и умений, например, уметь осуществлять оперативное принятие и реализацию решений, анализировать последствия своих действий, иметь навыки подбора кадров и управления персоналом, взаимодействия с госорганами, делового общения, публичных выступлений, сбора и анализа информации, работы с оргтехникой, текстовыми редакторами, электронными таблицами, электронной почтой. Есть, кроме того, фраза о том, что высшие руководители ФАНО должны обладать навыками "работы в сфере, соответствующей направлению деятельности структурных подразделений".

О том, что они должны иметь какое-то отношение к науке, не сказано ничего.

К руководителям из категории "ведущие" предъявляются схожие требования, но в меньшем объёме. В частности, им не нужно знать государственную политику, но зато необходимо иметь представление о межведомственном документообороте. К науке, судя по проекту приказа, они должны иметь примерно такое же отношение, как высшее руководство.

Советники и помощники обязаны знать и уметь почти всё то же, что их руководители. То же самое в приказе сказано о специалистах всех ступеней. Несколько более подробно изложены требования к их владению компьютером: они должны уметь готовить презентации и использовать графические объекты в электронных документах.

Отдельно в приказе оговорены требования к ведущим руководителям, советникам и специалистам всех ступеней, если их работа будет связана с внедрением информтехнологий в деятельность ФАНО и с информационными системами.

От этих категорий госслужащих не будут требовать знания Конституции, законов и постановлений. Помимо узкопрофессиональных знаний и навыков, связанных с IT, они должны будут знать, в частности, "системы взаимодействия с гражданами и организациями". О научных достижениях этих категорий сотрудников ФАНО в приказе тоже ничего не сказано.

Обсуждение проекта документа продлится до 21 декабря 2013 года. 

В России есть уникальное месторождение редкоземельных металлов, без которых полноценное технологическое развитие невозможно. Академик Николай Похиленко предлагает проект его освоения

Академический институт может взять на себя функции прикладной науки. По крайней мере, в геологии. Об этом нам рассказал директор Института геологии и минералогии имени В. С. Соболева Сибирского отделения РАН академик РАН Николай Похиленко, в сфере научных интересов которого фундаментальные процессы минералообразования в верхней мантии Земли, процессы генерации расплавов, таких как кимберлит, на больших глубинах, происхождение и процессы образования природных алмазов, минералогия, петрология верхней мантии. Но одновременно — решение прикладных задач, например совершенствование методов поисков алмазных месторождений. Николай Похиленко провел 28 сезонов в геологических экспедициях в арктических территориях Сибири и 13 сезонов в арктических районах Канады.

Нашу беседу Николай Петрович начал с рассказа об уникальном Томторском месторождении редкоземельных металлов, освоение которого он считает важнейшей государственной задачей.

— Современная технология, особенно технология пятого и шестого технологических укладов, немыслима без таких редких и редкоземельных металлов, как тантал, ниобий, скандий, лантан, церий, иттрий, иттербий, европий, самарий, празеодим, гольмий, гадолиний и другие. Они широко применяются при производстве различных материалов, необходимых для скоростного транспорта, автомобиле- и самолетостроения, высотного строительства, электроники и оптоэлектроники, современной энергетики. Например, в самолете пятого поколения используется примерно полторы тонны этих металлов. Легирование сталей ниобием существенно повышает их износо- и коррозионностойкость. Детали из легированных ниобием сталей примерно в три раза меньше весят при тех же конструкционных характеристиках и в пять раз дольше служат. Легированные ниобием рельсы имеют коэффициент термического расширения в четыре раза меньше, чем традиционные. То есть можно делать рельсы длиннее и получать меньше стыков.

И у нас в стране есть выдающееся Томторское месторождение этих металлов. В его руде 18 наименований металлов. Чтобы было понятно качество этого месторождения, его можно сравнить с месторождением Араша в Бразилии, которое сейчас считается самым хорошим в мире по ниобию. Там на тонну руды содержится 23 килограмма ниобия. И помимо ниобия там мало чего другого есть. На Томторе, на участке Буранный, на тонну содержится 63 килограмма ниобия и плюс к ниобию там еще 95 килограммов других редкоземельных элементов. Например, тория там примерно полтора килограмма на тонну, а он становится очень востребованным, потому что в настоящее время в мире активно разрабатываются торий-урановые реакторы. Таких месторождений нигде и ни у кого больше нет.

Но промышленность по добыче и переработке этих руд в России практически отсутствует.

— В советское время ее тоже не было?

— В советское время мы занимали среди производителей этих металлов третье место, 15 процентов мировой добычи.

— А где же эта промышленность и месторождения?

— Один комбинат был построен в Усть-Каменогорске, это Казахстан теперь. Другой — в Оше, в Киргизии. И третий 
в Эстонии. Сейчас у нас ни одного комбината нет. Вот почему мы активно работаем над раскручиванием Томторского месторождения.

— Учитывая объем месторождения, мы сможем поставлять эти металлы ина экспорт?

— Конечно.

— А мы не обрушим все рынки?

— Если по разуму действовать, не обрушим. Хотя, например, китайцы много лет назад обрушили рынок этих металлов специально, чтобы не допустить нас на него в качестве еще одного игрока. И сказали: зачем вам развивать собственную добычу, у нас купите.

Я еще в 2005–2007 годах доказывал в Роснедрах, в Министерстве природных ресурсов, что надо доразведать и осваивать это месторождение. А мне отвечали: текущее потребление копейки стоит, мы десятки миллионов баксов заплатим и все, что надо, получим, а в Томтор надо десятки миллиардов сразу вложить. А китайцы три года назад приняли закон, который запрещает их компаниям экспорт редкоземельных металлов в сыром виде, только в виде изделий с высокой добавленной стоимостью. И цены на эти металлы резко взлетели.

Кроме того, мы попадаем в стратегических вопросах в зависимость от поставщиков этих металлов. Помните, был конфликт между Китаем и Японией по поводу каких-то островов, и китайцы сказали японцам: а мы вам не дадим эти самые редкоземельные металлы — и сразу конфликт прекратился. Сейчас без своего сырья, без своей добывающей и перерабатывающей промышленности мечтать о модернизации и развитии наукоемкой промышленности в принципе не приходится.

Я сказал об участке Буранный, а там еще есть участки Северный и Южный, они по потенциалу, по природным ресурсам, примерно такие же, как Буранный. Причем относительно детальные геологические исследования там проведены на площади около 50 квадратных километров. А весь массив — это около 250 квадратных километров. И поблизости еще два похожих массива есть, которые вообще не изучены.

Последние лет двадцать у нас на Севере происходит деградация городов и поселков, всей инфраструктуры. Я это вижу, потому что я много работал в тех краях и в советское время, и последние двадцать лет. Я был в Тикси, в Жиганске, я знаю, что там было и что там сейчас стало: разруха полнейшая. Освоение Томторского месторождения будет способствовать и подъему северных территорий.

— И что вы предлагаете?

— Месторождение расположено на северо-западе Якутии, в четырехстах километрах к югу от побережья моря Лаптевых, на водоразделе рек Уджа и Чимара. Километрах в двухстах от месторождения есть река Анабар, а на ней порт Юрюнг-Хая, который можно использовать для перевала руды. На этой же реке, у самого устья Уджи, можно поставить маленькую плавучую, мегаватт так, скажем, на двадцать, атомную электростанцию. И начать осваивать это месторождение. По экономической и геополитической значимости это будет такой же добычной район, как Норильск. Господь сделал нам большой подарок этими металлами. Они всем нужны: японцам, корейцам, европейцам. Пусть участвуют в их добыче при условии передачи современных технологий, потому что мы очень в них отстали. Экономическую эффективность этого месторождения можно оценить, сравнив его с месторождением золота, которое считается эффективным, если на нем добывается пять граммов золота на тонну руды. Это 150 долларов на тонну. А в тонне Томторской руды содержится редких и редкоземельных металлов по нынешним ценам на 11 тысяч долларов в одной тонне. В нашей стране есть интересный человек, Матвей Евсеев — это якутский предприниматель. Очень нестандартный человек. Он депутат якутского парламента и генеральный директор компании «Алмазы Анабара». Он добывает россыпных алмазов примерно на 300–350 миллионов долларов в год. Он и в агробизнесе хорошо себя проявил. На юге Якутии организовал животноводческий комплекс, где производят сыры, мясо, масло. Создал лесоперерабатывающее предприятие, чтобы на месте делать доски, брус. Мы с ним обсуждали проблему освоения Томторского месторождения.

Чтобы полностью покрыть все потребности промышленности РФ, необходимо примерно 100 тысяч тонн редкоземельной руды. А Матвей Евсеев перелопачивает за год алмазоносных гравийных песков 39 миллионов кубов, если в тонны перевести, это будет где-то под 80 миллионов тонн. Добыть и доставить в порт 100 тысяч тонн для него ничего не стоит.

У него есть техника, он по зимнику может руду перевезти в Юрюнг-Хая и там складировать. В навигацию, во время северного завоза, сюда подходят суда ледового класса, а назад они идут пустые. Они берут эти 100 тысяч тонн и перевозят в Дудинку, в устье Енисея.

А там уже на баржах в Железногорск, где расположен Горнохимический комбинат. Там в тесной кооперации с комбинатом работает Институт химии и химических технологий академика Шабанова Василия Филипповича. Они уже разработали технологический регламент для этой конкретной руды. Там первый передел. На комбинате создают установку, на которую губернатор дал 25 миллионов.

На первом переделе отделяют уран, который дает сравнительно небольшой радиационный фон, торий и скандий. А все остальные редкоземельные металлы, включая ниобий, входят в получаемый полуфабрикат, так называемый поликарбонат. Поликарбонат уже дальше можно везти, он не фонит. 
И остальные металлы можно получать где угодно, к примеру используя технологии завода химконцентратов, который принадлежит Росатому, у нас, в Новосибирске.

У них уже есть технология получения чистого и сверхчистого скандия. Им легируют алюминий. Такой сплав можно варить, причем не в аргоне, а обычной сваркой в атмосфере. Этот сплав прочный, как сталь, и не устает. Boeing и Airbus давно уже перешли на эти сплавы.

Но Томторское месторождение не единственное в Сибири, от которого мы ждем большого экономического эффекта.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее…

— На самом крайнем северо-востоке Красноярского края, на границе с Якутией, есть огромный кратер диаметром около 100 километров, образовавшийся где-то 26 миллионов лет назад, когда туда со скоростью примерно около 30 километров 
в секунду врезался метеорит размером шесть километров в диаметре. Напомню, что челябинский метеорит был где-то 16–17 метров. В месте, куда упал этот огромный метеорит, были кристаллические породы с большим содержанием графита. И во время взрыва графит перешел в алмазоподобную структуру, зерна которой диаметром до полутора сантиметров состоят из наноразмерных кристаллитов обычного кубического алмаза и лонсдейлита, более плотной и твердой, чем алмаз, модификации углерода. Их еще называют импактными алмазами. 
В 1960-е годы выдающийся ленинградский геолог профессор Виктор Людвигович Масайтис нашел эту структуру, исследовал и первым определил ее природу. Наш сотрудник Сергей Вишневский тоже там работал много лет, эти алмазы выделил и изучил, но толком их технологическими характеристиками никто до последнего времени не занимался.

Мы начали работать в этом направлении, и сейчас у нас есть несколько тысяч карат этих импактных алмазов. Оказалось, что у импактных алмазов абразивная способность в два с половиной раза выше, чем у обычных. Более того, ряд изделий, которые делали на основе импактных алмазов, типа сверлышек, показали, что при использовании этого сырья они работают гораздо эффективнее. Потому что твердость лонсдейлита в одном из направлений в полтора раза выше, чем у обычного алмаза,

Когда мы начали работать с технологами, стало ясно, что импактные алмазы будут востребованы и в добывающей промышленности, в технологии резки сверхпрочных материалов и керамики, в обработке оптических деталей, в строительстве для обработки отделочных материалов — гранита и мрамора.

Все запасы обычных кимберлитовых алмазов составляют примерно пять миллиардов карат. В этом огромном кратере было разведано два месторождения, занимающие примерно 0,17 процента общей площади кратера. Суммарные запасы разведанных участков составляют 147 миллиардов карат. А прогнозные ресурсы всего месторождения — это триллионы, может быть, десятки триллионов карат. Приезжала к нам делегация из компании Baker Hughes, самой крупной в области создания буровой техники и бурового инструмента, и они сказали, что сейчас общий объем уже изготовленных технических синтетических алмазов, которые делаются в основном в Китае, составляет примерно 11 миллиардов карат. А для импактных алмазов они пока оценивают рынок в три миллиарда карат. И со временем, как они считают, это сырье может последовательно вытеснять синтетику.

— То есть импактные алмазы будут дешевле, чем синтетические?

— Они не дешевле, они эффективнее. Буровая коронка на их основе работает в разы дольше, чем коронка на синтетике.

— Рядовому человеку очень трудно себе представить, что значит открытьместорождение. В чем суть этой работы?

— Поясню на примере алмазных месторождений Якутии. Геологам, в числе которых был и Владимир Степанович Соболев, имя которого носит наш институт, еще в конце 1930-х годов было известно, что в Якутии встречаются изверженные горные породы, близкие по составу к алмазоносным породам Южной Африки — кимберлитам. Отсюда был сделан вывод, что и в Якутии можно найти алмазы.

Поиски в Якутии шли по берегам рек. Склоны рек со временем под влиянием эрозии, снега, ветра постоянно разрушаются. Вместе с горными породами разрушаются и залегающие в них руды. Кусочки руды сносятся в реку и перемещаются по ее дну на большие расстояния. Если геолог находит вдоль реки рудные обломки, то идет вверх по руслу реки — туда, откуда они принесены, до того места, где рудные обломки уже не попадаются. Значит, дальше надо искать на склонах гор, поднимающихся над руслом речки, на участке, где найдены последние рудные обломки.

Есть и другой способ поиска по следам движения древнейших ледников. По территории северных стран, таких как Канада, Швеция, Норвегия, Финляндия, а также некоторых районов России в ледниковые периоды, десятки тысяч лет назад, передвигались ледники. Они надробили и переместили много обломков горных пород и отложили их на всем пути своего движения. В обломках этих пород — валунах — находят и включения руд и далее, отслеживая пути передвижения валунов, определяют положение месторождения.

С использованием в том числе и этого метода в 1990-е годы нам удалось найти в Канаде месторождение алмазов, нестандартное по геометрии рудного тела и составу алмазоносных кимберлитов: необычный, полого залегающий кимберлитовый пласт, силл, а не кимберлитовую трубку, причем в том районе, на котором ранее поставили крест геологи компании De Beers, а затем и канадские геологи. Это было в районе озера Снеп-Лейк в провинции Слейв (северо-западные территории). На сегодняшний день оно признано крупнейшим месторождением, обнаруженным в Северной Америке.

— Что такое кимберлитовая трубка?

— Кимберлитовые трубки возникли как результат извержения древних вулканов и представляют собой гигантских размеров столб, заканчивающийся в верхней части у поверхности земли раздувом конической формы. Такому извержению предшествует образование на больших глубинах, скажем, на глубине 250 километров, расплава магмы, в котором растворяется большое количество углекислого газа, воды и других летучих веществ, поднимающихся по трещине до глубины где-то пять километров. Давление на этой глубине падает, и магма начинает вскипать из-за выделения летучих веществ. В результате происходит взрыв, который простреливает толщу земли и образует воронку. Эта воронка заполняется магмой. А магма идет с тех глубин, где образуются алмазы. Алмазы образуются из атомов углерода под большим давлением. Как правило, от 45 до 60 тысяч атмосфер и на большой — от 125 до 200 километров — глубине.

— А какова глубина, на которой образуются алмазы?

— До 250 километров. Но глубже, чем на глубине полтора километра, их не возьмешь.

— Как вы оказались в Канаде?

— В 1994 году меня пригласила компания Winspear Resources Ltd — им был нужен эксперт-консультант, который смог бы направлять поисковые работы. Дело в том, что вслед за открытием в 1991 году первых алмазных трубок на северо-западных территориях Канады началась алмазная лихорадка. Образовалось что-то около 260 компаний. Но к 1994 году осталось 62, остальные разорились. И когда я туда приехал, компания, которая меня пригласила, тоже испытывала финансовые трудности. Инвесторы уходили, денег мало. Я посмотрел, как они работают, остатки волос у меня дыбом встали: никаких серьезных специалистов, все по наитию. Я осмотрел их лицензионные площадки и выбрал участок, который был отвергнут De Beers. Мои канадские хозяева 
к этой идее отнеслись без восторга: блажит русский, но все же дали возможность поработать там три дня. На территории 2,5 тысячи квадратных километров. По нашим якутским меркам это два года работы и 100 человек с геофизиками и горняками. А у меня было два помощника, которые алмазы никогда не искали. И вертолет. Но перед началом работы я четыре вечера и часть четырех ночей потратил на анализ тех весьма скудных материалов, которые имелись по участку, и составил план работы ровно на три дня.

Однако свой первый день я потратил на работу, которую сам не собирался делать, — выполнял приказ руководства компании — и в начале второго дня я осмотрел с вертолета точки, которые хотел проверить, и оценил, что можно сделать за оставшиеся для работы два дня. Довольно быстро удалось увидеть, в чем ошиблись мои предшественники. Они, в частности, неправильно определили направление движения ледника. В одной из трех выбранных для проверки точек я нашел в нужном месте силл — ледниковые отложения, которые остаются, когда ледник тает и снег уходит. Взял образец, пол-лотка, промыл, смотрю — куски кимберлита лежат, то есть трубка рядом. Часа три еще мне потребовалось, чтобы засечь положение трубки. А дальше уже дело техники. Но вначале мы это обмыли. И уже в двенадцатом часу ночи позвонили президенту компании. А тот чувствует, что звонит поддатый человек, решил, что это плохая шутка. Утром снова пришлось звонить.

Через день туда прилетел самолет, полный корреспондентов и инвесторов. А потом приехали два специалиста из De Beers, я с ними поговорил, рассказал, показал все. Они только руками развели. Однако кимберлиты найденной трубки оказались с низким содержанием алмазов, и потребовалось еще четыре года упорной работы, с надрывом, временами на грани банкротства компании, с борьбой с не верящими в успех инвесторами и коллегами геологами, чтобы наконец прийти к желанному и большому открытию, которым можно гордиться — месторождений алмазов подобного типа до нас никто не находил.

— Бывают такие случаи, когда алмазы находят прямо на поверхности?

— Да. Я в Якутии, в лопате, видел алмазы. И когда нашли месторождение в Канаде, сделали небольших два карьерчика, оттуда взяли пробу, шесть тысяч тонн, из этой пробы взяли немного измененного кимберлита, промыли в лотке и нашли алмаз в полтора карата.

— Насколько вообще у нас Россия изучена геологически?

— В советское время геологи очень хорошо потрудились, но сейчас, к сожалению, эти работы фактически не ведутся, потому что у нас геологическая служба развалена в 1990-е годы, как и большая часть всей отраслевой науки.

— А сама служба, которая должна этим заниматься, сейчас есть?

— Занимаются этим Роснедра. Но сейчас в среднем из 25 геологов, которые были в советское время, один остался. В основном это люди в возрасте, и реальных работ очень мало ведется. Есть геологические службы у «Роснефти», у других добывающих компаний, но они ведут работы либо в пределах уже открытых месторождений, либо на лицензионных площадях, а на больших территориях в интересах государства ведут работу геологические службы, как в Канаде, например; такого у нас сейчас нет.

— Воссоздать эту службу можно? Как вы думаете?

— Если у руководства страны есть политическая воля модернизировать экономику, развивать высокотехнологичную промышленность, то надо воссоздать. Ведь то, что было поставлено на баланс в советские времена, истощается, и надо искать новые месторождения. И воссоздавать надо не только геологическую службу, но и отраслевую науку, разгромленную в 1990-е годы. Например, у нас в Новосибирске было три института Министерства цветной металлургии, сейчас нет ни одного. Все они были акционированы, распроданы, сейчас там склады разные, ничего не работает.

В конце 1970-х в Новосибирске был создан институт Гипроцветмет: новейшее оборудование, реакторы, фильтры, центрифуги. Все кипело, шкворчало, а потом бабах — и ничего. Мы хотели купить за 50 миллионов их цех с остатками оборудования для переработки Томторских поликарбонатов, но нам не дали денег. А сейчас в этом цеху будут делать поликарбонат для теплиц. Поставят там китайские линии.

— Какова может быть в этом роль академических институтов?

— Академия наук — это в первую очередь, конечно, фундаментальные исследования, но по очень многим направлениям мы уже активно занимаемся тем, чем раньше у нас занималась прикладная наука, потому что генерировать знания, которые не находят применения, обидно.

Например, я понимаю, как образовались алмазы и какие есть критерии, чтобы проводить прогнозную оценку территории. Но надо же проверять эти критерии. И сейчас у нас есть контракт с Роснедрами, по которому впервые в истории наш академический институт стал головной организацией в прогнозно-оценочных, то есть прикладных, исследованиях. Вместе с нами его выполняют еще два института, которые входят в систему Роснедр: ЦНИГРИ — Центральный научно-исследовательский геологоразведочный институт алмазов и благородных металлов и СНИИМС — Сибирский научно-исследовательский институт геологии, физики 
и минерального сырья.

Я считаю, что на тех направлениях, где Академия наук имеет возможность и желание подставить плечо отраслевой науке, она должна это делать. А там, где отраслевой науки просто нет, Академия должная взять на себя ее функции. Это наш гражданский долг, и без этого мы будем вхолостую работать. Кроме того, мы у себя генофонд тех ушедших прикладных отраслей сохранили и можем подготовить специалистов, которые туда вернутся, когда придет время, и будут уже на современном уровне решать задачи.

И мы делаем то, что они уже разучились делать. Мы до десяти полевых отрядов посылаем на всю Сибирскую платформу. Работает молодежь. И ребята растут быстро, инфантилизм, присущий молодежи, махом на Севере улетучивается.

— Молодежь сейчас не очень, как мне кажется, ходить пешком любит…

— Идут, идут, они на Севере себя уважать начинают и быстро защищаются. У меня в прошлом году были две докторские защиты, одному 36, другой 37 лет, для геологов это очень рано. Пробы пород смотрят и одновременно делают фундаментальную науку, потому что они получают информацию и исходный материал, который по-другому бы не получили.

— А почему вашему институту удалось сохраниться, а прикладным неудалось?

— В выживании нашего института большую роль сыграло алмазное направление, которым занимался я. Моя лаборатория была создана в 1985 году. Деньги тогда выделили нормальные. Были заключены договоры с экспедициями Министерства геологии и с геологическими службами объединения «Якуталмаз». Когда начались 1990-е, экспедиции стали разваливаться, их начали переводить в АК «Алроса», но там тоже первое время очень тяжело было, они своим рабочим по четыре-пять месяцев не платили зарплату. И у нас денег не стало, я за два года потерял 11 человек. Один из моих учеников ушел в De Beers работать. Его взяли с удовольствием, сейчас у него своя компания небольшая.

Другой сначала в Намибию уехал, потом где-то в Танзании работал, был в канадской компании главным геологом. Остальные кто куда. Было плохо. Я чувствовал, что надо что-то делать, иначе все развалится. И первый шаг, который помог нам сохраниться, — это договор с АК «Алроса» о создании в Новосибирске совместной лаборатории, в которой вели прикладные и фундаментальные исследования, интересные для этой компании. И я туда устроил из нашего института человек пятьдесят, они получали вторую зарплату, которая раза в два была больше, чем в институте. А в 1994 году 
я поехал в Канаду.

— Вы продолжали работать и в Академии?

— Конечно. В Канаде я работал летом. И в Канаду я возил человек десять своих сотрудников. И в институт деньги шли, нам платили за исследования образцов геологических материалов.

А в 2001 году, после уже состоявшегося открытия, когда стало ясно, что это месторождение первого класса, мне предложили в Канаде вторую позицию в компании — первого вице-президента. И сказали, что берут всех, кто со мной работал в компании. Я отказался. Хотя, честно скажу, что в начале 1990-х я колебался. В 1993–1994 годах меня очень сильно приглашали остаться работать в Вашингтоне в Институте Карнеги. Организация весьма солидная. Если у нас на всю Россию сейчас один лауреат Нобелевской премии, то там менее чем на 200 человек сотрудников было семь лауреатов Нобелевской премии.

В 1994 году я даже жену, которая тоже геолог, привез туда с собой. И она говорит: хорошо, но как быть с лабораторией, с ребятами, которых ты сам учил, которые тебе верили? Это было бы предательство, и я отказался. Правда, с 1991 по 1997‑й каждый год ездил туда на два с половиной — три месяца работать, много чего там сделал, многому научился у ныне покойного академика Бойда, Джо Бойда, как его называли коллеги и друзья, ученого и человека мирового класса, я его считаю одним из своих учителей. И теперь мне обидно, когда говорят, что надо вернуть тех, кто тогда уехал, чтобы нас учить.

— Сколько зарабатывает геолог-поисковик сейчас в России?

— Конечно, не столько, сколько в Канаде. Геологи наши получают сейчас где-то 120 тысяч. А начальник отряда 180 тысяч.

— А средняя зарплата научного работника у вас в институте?

— У молодого специалиста сейчас примерно 35–36 тысяч. Доктор наук где-то 80–85. Но это среднее, потому что есть молодые активные доктора, они и 120, а некоторые и 150 зарабатывают. А есть у нас доктора, которым уже по 75–80 лет и более лет: они нас учили, с нами работали, и мы их оставляем на 0,25 ставки, на 0,5 и доплачиваем из внебюджетных средств, если они активно работают и публикуются. Например, у меня в лаборатории работает Лев Шарифович Базаров, человек, который получил закрытую Государственную премию за разработку топлива для «Сатаны», за это у него еще и орден Трудового Красного знамени.Работает потихонечку, но здоровья уже нет, 82 года, но такие люди — гордость и слава нашей страны и ее науки, и мы просто обязаны отдавать им наш долг. Мы имеем возможность это делать, потому что в дополнение к бюджетным средствам, которые составляют примерно 245 миллионов в год, мы зарабатываем еще столько же на грантах и хоздоговорах.

Александр Механик

Нобелевский лауреат Жорес Алферов встретился с журналистами, чтобы объяснить, почему в Санкт-Петербурге необходимо создать региональное отделение Российской академии наук. Поводом для беседы стала недавняя статья в газете «Известия», в которой в вину ученому ставили то, что он якобы пытается взять часть академии под личное управление. В Петербургском научном центре РАН заметили, что после публикации телефон не умолкал. Всех интересовал один вопрос — писал ли Жорес Иванович письмо Владимиру Путину с просьбой дать петербургским ученым автономию или нет.

Как выяснилось, Алферов саму статью не читал («и смотреть не стал эту ерунду»), но, как говорится, осуждает, поскольку факты в ней перевраны.

По признанию академика, письмо Владимиру Путину Алферов он действительно отправлял. Правда, не один, а вместе с губернатором Георгием Полтавченко. И произошло это аж в марте 2012 года, то есть до того, как возникла сама идея реформирования РАН, против которой академик активно выступал.

 В письме обосновывалась целесообразность организации северо-западного отделения, основной посыл заключался в возрождении научно-технологического потенциала города на Неве.

«Владимир Владимирович написал блестящую резолюцию: рассмотреть, поддержать и доложить», — отметил Алферов.

Письмо было перенаправлено министру образования и науки Андрею Фурсенко. На этом дело однако и остановилось. В феврале 2013 года нобелевский лауреат вновь лично встречался с Путиным. На аудиенции он напомнил президенту о том, что начатое дело создания регионального отделения необходимо довести до конца. И вновь он услышал слова поддержки.

«Он сказал замечательные слова: «Конечно, Жорес Иванович, но позже, мы сделаем это вместе с вами». Однако затем последовал закон о реформировании РАН, который Владимир Путин подписал в конце сентября 2013 года. Спустя месяц президент предложил установить годовой мораторий на решения, касающиеся имущества и кадров РАН.

Между двумя этими событиями было проведено совместное заседание президиумов Санкт-Петербургского научного центра РАН, Северо-Западного отделения РАМН и Северо-Западного научного центра РАСХН. Главы подразделений — Алферов, Софронов и Попов — констатировали, что принятие закона приведет к значительному увеличению количества научных организаций, междисциплинарное взаимодействие которых должно обеспечиваться расположенным в Санкт-Петербурге региональным подразделением Российской академии наук. То есть по сути говорилось о создании в Петербурге все того же отделения, но только в изменившихся условиях, с учетом примкнувших РАМН и РАСХН.

Повторное обращение от имени Алферова и Полтавченко вновь направили Путину. В известность был поставлен президент РАН Владимир Фортов, который не высказал Алферову категорического «нет», пояснив, что вопрос требует обсуждения.

«В результате преступной приватизации мы потеряли высокотехнологичные отрасли индустрии. Задача России – возрождение этих отраслей… Академия наук не на имуществе должна делать бизнес, а использовать имущество для научных исследований. Региональное отделение будет иметь больше возможностей для создания программы по развитию науки», — считает нобелевский лауреат.

При этом он заметил, что его совместное с Георгием Полтавченко обращение к президенту является служебным документом, содержание которого прессе знать не обязательно, поскольку это не «открытое письмо». Сегодняшние журналисты, по мнению Алферова, не являются специалистами ни в науке, ни в организации научных исследований. Детали реорганизации Петербургского научного центра не должны становиться предметом массового обсуждения.

То, что информация о переговорах по созданию регионального отделения просочилась в печать, была неверно интерпретирована и преподнесена в искаженном виде, ученый называет «заказом». Вот только называть имена заказчиков Алферов не стал.

«Думаю, что есть некая группа к кому-то там близких людей, которая меня не любит за мою активную позицию по закону о науке. Они используют любую ахинею, чтобы вывести меня из состояния равновесия, позлить. Самое желаемое для этих людей — чтобы Алферова вообще не было. Но Алферов есть, и здоровье у него в порядке. Я продолжу заниматься своей работой. Просто раньше говорили «фас» на академию наук, а теперь сказали «фас» на Алферова», — заявил академик.

Отметим, что пока окончательного решения по созданию регионального отделения РАН в Петербурге не принято. Известно, что губернатору Георгию Полтавченко звонил и «имел долгий разговор» экс-министр образования, а ныне помощник президента Андрей Фурсенко. Он сообщил градоначальнику, что полностью поддерживает идею, но реализовать ее в данный момент невозможно из-за введенного президентом моратория. Поэтому было решено вернуться к вопросу спустя какое-то время.

Видео смотрите здесь. 

В нашем разговоре с доктором физико-математических наук, главным научным сотрудником Института математики СО РАН Валерием Александровичем Васильевым  о становлении математической экономики как науки, мы остановились на том, что к 60-м годам ХХ века она сформировалась как самостоятельная отрасль знания.
Математическая экономика – это раздел математики, а не экономики, то есть это математическая наука. Что, вроде бы, противоречит ее названию и по правилам русского языка. Впрочем, по словам Валерия Александровича, математическая экономика не единственный такой случай. То же самое и с математической физикой, которая является разделом математики, изучающим уравнения, отвечающие сложным физическим явлениям. Таким сложным, что они не поддаются адекватному анализу имеющимся на данный момент математическим аппаратом.  Для преодоления возникающих трудностей  требуются исследования в области чистой математики. Тот же принцип разделения труда диктует существование и математической биологии, и математической геологии, и ряда других подобных научных направлений.

 
 Немецкий философ Гегель говорил, что вместе с ростом вещей растут и их тени. И сегодня все науки (за исключением чисто гуманитарных) образуют и свою “математическую тень”.  

Математическая экономика призвана средствами математики решать те задачи, которые не решаются чисто экономическими методами. В “Математической энциклопедии” ей дается следующее определение: “Математическая дисциплина, предметом которой являются модели экономических объектов и процессов и методы их исследования”.

Более того, по словам Валерия Александровича Васильева, в Институте математики СО РАН в свое время занимались моделями перехода от плановой экономики к экономике, использующей элементы рынка. Над этим успел поработать и академик Канторович, и его ученик, бывший сотрудник  Института математики СО РАН, академик В.Л. Макаров (ныне директор  Центрального экономико-математического института РАН). И таким же путем пошли, например, в Китае. Но, увы, у нас при переходе к рыночной экономике наработки отечественных ученых совершенно не были востребованы. Реформаторы бросились молиться рынку, пока, как и бывает в таких случаях, не расшибли лоб, к сожалению, не свой. Лишь сейчас “наверху”  начинается медленное осмысление неизбежности возвращения к научным методам прогнозирования (планирования, программирования) экономики. Не зря российские реформаторы так полюбили слово “проект”. Д.А. Медведев, в свою бытность президентом РФ, даже обронил такую фразу: “Вся наша жизнь – проект”, а совсем недавно модно было говорить иначе: “Вся наша жизнь – игра”. Но проект – это другое название плана.

Чтобы не заниматься пустыми словопрениями о пользе или вреде планирования, напомним лишь, что первый нобелевский лауреат по экономике, профессор Ян Тинберген (1969 г.) работал в Центральном плановом бюро Нидерландов.

Что касается России, то тут беда не в планировании как таковом, а в том, что проекты (планы) у наших реформаторов пока получаются не очень удачными. Можно вспомнить, например, проекты по развитию сельского хозяйства или решению жилищной проблемы, которые курировал тот же Медведев, будучи еще вице-премьером. Но может быть, потому эти проекты в полной мере и не удались, что изначально не были научно просчитаны? Невозможно решить задачу правильно, если ее условия сформулированы некорректно.
А сама наша главная задача – переход от плановой экономики к рыночной –  изначально была сформулирована дефектно. Нельзя перейти к тому, чего нет. Чисто рыночной экономики в современном мире нет, во всяком случае, на процветающем Западе точно, иначе он бы не процветал. В современном мире господствует смешанная (планово-рыночная или рыночно-плановая) экономика. Пропорции смешения в разных странах разнятся, но правило работает везде.
Математическая экономика на Западе шла иным путем, но также выходила на необходимость соединения планового и рыночного начала через синтез соперничества и сотрудничества в экономике. И здесь в первую очередь нужно назвать имя уже упоминавшегося венгерского эмигранта, американского математика Джона фон Неймана. Спектр использования его математических достижений огромен: от прогнозов погоды до вычисления траектории ракет, и от квантовой механики до исследования живой клетки. Он также внес большой вклад в становление математической экономики, работая, что называется, в рыночной среде. Рынок – с виду хаотичная игра разнородных экономических сил, но и у игр есть свои законы.

В 1928 году Дж. фон Нейманом была установлена теорема о существовании равновесия для антагонистических игр, а в 1944 году вышла его книга “Теория игр и экономическое поведение”, написанная в соавторстве с Оскаром Моргенштерном.  Публикацию этой книги считают рождением математической экономики в ее западной “реинкарнации”. Но и в западном варианте математическая экономика выходит на те же выводы о наивысшей оптимальности соединения в экономическом поведении подходов конкуренции и сотрудничества, кооперации. В исследовании их взаимодействия и взаимовлияния и состоит во многом не только теоретический, но и прикладной смысл математической экономики.   
Сегодня в Институте математики СО РАН, например, одним из важных направлений исследования является изучение поведения иерархических систем в условиях рынка. И эти исследования сами по себе опровергают утверждения о том, что в современной экономике план полностью отменен. Планирование в настоящее время работает на самых разных уровнях экономической иерархии.

Мой собеседник – Валерий Александрович Васильев – занимается таким разделом математической экономики, как исследование проблем кооперации. Популярно формулируя основную задачу соответствующего раздела теории игр,  он сказал, что теория кооперативных игр озабочена тем, как улучшить положение коллективного игрока (общества в целом), чтобы в результате  лучше стало и всем членам коллектива. Что вполне в духе российской общинной ментальности.  И Валерий Александрович не теряет надежды на то, что его научные наработки, как и труды его коллег, будут востребованы и за пределами стен академических институтов. Впрочем, это требует отдельного разговора.

Юрий Курьянов       

Появление математической экономики было вызвано усложнением экономической жизни, ростом масштабов экономики, необходимостью решения задач и простейшего экономического планирования, и расчета крупных экономических проектов. Эти задачи встали и перед рыночной, и перед плановой экономикой. Они решались как в СССР, так и на Западе. 

К подающему большие надежды ленинградскому математику Леониду Канторовичу в конце 30-х годов ХХ века обратились представители фанерного треста с просьбой решить вроде бы простую задачу, которая касалась планирования их производства. Но оказалось, что для отыскания оптимального плана загрузки имеющихся у треста станков 8 типов, используемых для выпуска 5 видов комплектующих в нужной пропорции, разработанные на тот момент методы классического математического анализа возмутительно непригодны!

Для выполнения задачи требовалось решить не менее миллиарда систем линейных уравнений с двенадцатью неизвестными в двенадцати уравнениях.

При существовавших тогда методах счета на это потребовалось бы более пяти лет (если решать по 500 тысяч систем каждый день). А вышестоящее начальство требовало рассчитать оптимальный план загрузки оборудования в этой простейшей задаче планирования производства в течение короткого времени. 

Для решения этой и подобных ей задач Канторович и разработал новое научное направление: линейное программирование, включающее построение эффективных методов решения задач оптимизации линейных функций при линейных ограничениях. Если говорить проще, то при решении экономических и производственных задач условия совместимости плана с реальностью могут быть записаны с помощью линейных ограничений, например, мы можем потратить какого-то ресурса не более того, что есть на складе и при этом получить не меньше определенного количества изделий. То есть получается уравнение, в одной части которого план, а в другой – реальные ресурсы и возможности. И тогда становится возможным оптимальное планирование. Другими словами, научное планирование, среди прочего, требует учета основных законов природы – законов сохранения. Законы сохранения, похоже, являются определяющими и для экономики.

Когда Адам Смит говорил о “невидимой руке рынка”, он, в том числе, имел в виду и работу законов сохранения в рыночной экономике.

Но при планировании (или программировании) экономического развития и не только в плановой экономике, но и, допустим, в крупных, транснациональных корпорациях требуется “алгеброй поверить экономическую стихию” (если перефразировать известные строки Пушкина). 

В идеале советская математическая экономика, созданная к 60-м годам трудами Л.В. Канторовича, В.С. Немчинова, В.В. Новожилова и их коллег, была призвана стать “математической тенью научного планирования”. Появление к этому времени советских ЭВМ или, если использовать западный термин, компьютеров, многократно облегчало задачи расчета и прогнозирования экономических процессов. Тогда же пионер советской кибернетики академик В.М. Глушков высказывал идею о возможности, благодаря достижениям кибернетики и вычислительной техники, просчитывать все процессы, идущие в экономике нашей страны. И не вина советских экономистов, математиков и кибернетиков, что открывавшиеся возможности научного планирования развития советской экономики так и не были использованы тогдашним руководством страны. Но научные наработки того времени не просто сохранились, они продолжали развиваться и в постсоветское время, несмотря на сложное положение науки. 

Юрий Курьянов

Фото сайта academic.ru 

В студенческие годы нас научили понимать важность строгих и точных математических доказательств, и те из нас, кто сейчас преподает математику, пытаются передать это понимание следующему поколению студентов.  Важной частью этого процесса является проверка письменных работ. Как правило, такая проверка требует большого времени и внимания, однако в математике она все же легче, чем в других естественных или гуманитарных науках: действительно, ответ на математический вопрос вопрос всегда в конечном счете или правилен, или нет, и это можно установить строго, не принимая ничего на веру. Многие математики ссылаются на такую своеобразную "честность" математических уравнений как на ту причину, по которой они еще в школе предпочли именно эту науку.

Приверженность строгой и честной оценке имеет много проявлений в научной жизни. Например, математики предпочитают не передоверять никому решения о публикации научных статей в научных журналах в своей области, в то время как в таких общенаучных изданиях, как Science или Nature, решения о публикации статей нередко принимаются профессиональными редакторами, а не работающими учеными.

В современном научном мире оценку продуктивности научных работников нередко осуществляют междисциплинарные комиссии, состоящие из специалистов в разных областях. Когда участвовать в такой комиссии случается математикам, самым поразительным для них почти всегда оказываются применяемые критерии оценки, которые как бы пришли с другой планеты. Решения, нередко влекущие за собой выделение больших сумм денег, принимаются едва ли не исключительно по библиометрическим индексам или импакт-факторам. Более того, члены таких комиссий обладают, мягко говоря, очень ограниченным пониманием тех работ, которые они оценивают. Все это находится в прямом противоречии с самыми основаниями наших представлений о науке, и может иметь самые разрушительные последствия для научных исследований: достижение определенных искусственных критериев становится главной целью, в ущерб внутренней ценности и оригинальности результатов.

Оценка научной работы - это трудная задача и деликатный предмет для обсуждения: вряд ли когда-нибудь удастся достичь консенсуса по поводу исчерпывающего набора правил, как проводить такую оценку. Тем не менее важно сохранять твердый набор основных принципов, и в частности иметь в виду, что оценивать работы, которые ты сам не понимаешь - и нечестно, и неэффективно. Всем нам важно не поддаваться давлению управляющих инстанций, администраций университетов и других организаций, пытающихся перевести оценку научной работы в полуавтоматический режим.

Международный математический союз в ближайшее время опубликует краткое заявление, в котором эти общие принципы будут провозглашены и подчеркнуты. Надеюсь, что оно станет полезным подспорьем для тех, кому приходится их отстаивать.

Венделин Вернер, член Исполнительного комитета ММС

Ученым удалось подтвердить, что современная климатическая эпоха является началом длительного теплого межледникового периода продолжительностью более 30 тыс. лет. Такие теплые эпохи обычно связаны с периодическими изменениями параметров земной орбиты. Подробнее - в интервью с заведующим лабораторией кайнозоя, палеоклиматологии и минеральных индикаторов климата Института геологии и минералогии СО РАН Владимиром Зыкиным. 

- Владимир Сергеевич, Вы профессионально изучаете историю климата кайнозоя. Соответственно, изучая динамику каких-то изменений, были выявлены какие-то закономерности, которые будут продолжаться и в будущем?

Геологические данные свидетельствуют, что климат очень изменчив, а глобальные климатические изменения имеют разномасштабную периодичность и направленность, а их проявления имеют определенные пространственно-временные закономерности, зависящие от региональных особенностей различных участков планеты. Так как наш Институт находится в Сибири, мы изучаем, прежде всего, эволюцию климата на нашей  территории и выявляем здесь ее закономерности.  

Первое, что было нами выявлено, точнее – значительно уточнено, это – детальная последовательность климатических и геологических событий в позднем кайнозое Сибири, происходящая с определенной периодичностью и направленностью. Многие закономерности, установленные в ходе исследований, как раз и позволяют нам судить о климате будущего. Замечу, что без изучения истории климатических изменений в отдаленном прошлом Земли невозможно понять, что же такое современный климат. Например, метеорологи считают, что если они имеют какие-то цифровые данные за последние сто лет, то это дает им возможность выстраивать какие-то модели, проецируя их на будущее.

В результате исследований нам удалось подтвердить еще очень немногочисленные данные, что современная климатическая эпоха, в которой мы живем, является началом длительного теплого межледникового периода продолжительностью более 30 тыс. лет. Такие теплые эпохи в четвертичном периоде связаны с периодическими изменениями параметров Земной орбиты во времени, обуславливающих чередование межледниковий и оледенений. Они выявлены как расчетом орбитальных параметров Земли (теория М. Миланковича), так и спектральным анализом непрерывных осадочных последовательностей в донных осадках океана и ледникового щита Антарктиды. Одна из таких непрерывных записей изменения климата установлена сибирскими учеными в донных осадках озера Байкал.  Но продолжительность теплых и холодных эпох, обусловленных  этими параметрами, до сих пор является дискуссионной.

У нас, в лаборатории, тоже проделана такая работа, благодаря которой была выявлена указанная периодичность в лессово-почвенной последовательности Западной Сибири. Кроме того, по мощности почв в этой последовательности нам удалось установить продолжительность межледниковых эпох в течение последних 800 тыс. лет.

Но изменения орбитальных параметров – очень слабый климатообразующий фактор. Он начал оказывать существенное влияние на климат только около 1 млн. лет назад. Причина этого явления не достаточно ясна. Существует несколько гипотез. Нам удалось выявить отчетливую корреляцию действия этого фактора на климат с увеличением площади высоко поднятых территорий.  

Отмечу, что значительной проблемой палеоклиматологии является выявление более кратковременных изменений климата с периодичностью менее 20 тыс. лет, выяснение их локального, регионального или глобального характера и установление причин современного естественного потепления климата. По-видимому, многие из них не всегда имели глобальный характер, проявлялись не во всех климатических режимах и фиксировались не всеми индикаторами климата и не во всех обстановках осадконакопления.

Во время наших полевых исследований ведется интенсивный поиск объектов, где их можно обнаружить. Так нам удалось, впервые в Сибири, установить климатическую периодичность около 1,5 тыс. лет во время последнего межледниковья. При изучении эоловых осадков Западной Сибири последнего тысячелетия, формирующих дюнный рельеф, на котором произрастают ленточные боры, выявлены квазипериодические изменения климата продолжительностью 200-300 лет. Пространственное проявление этой периодичности является задачей дальнейших исследований.

Одной из основных задач лаборатории является выявление связи изменений компонентов природной среды с изменениями термического режима в определенных регионах. В этом направлении установлено, что как во время длительных, так и  более коротких интервалов потеплений на юге Западной Сибири происходило общее увлажнение климата,  а с периодами похолоданий связано усиление засушливости климата, сокращение речного стока.  

Короткая периодичность – это небольшие «отскоки» на относительно короткий период. Причем, как я понял, они зависят от факторов, которые еще не совсем понятны.

По крайней мере, они еще очень плохо изучены. Во многом это связано с недостаточностью информации. В летописях какие-то крупные события, конечно, зафиксированы, но в целом мы о них пока еще плохо знаем. Возьмем, например, средневековый климатический оптимум – вроде бы, тогда было тепло, активно заселялась Гренландия. А зимой 1010–1011 замерз Босфор! Нил замерзал! В Китае также замерзали реки!

- И с чем это могло быть связано – с деятельностью Солнца, с извержением вулканов?

По извержению вулканов на тот период информации нет. Надо отметить, что применительно к вулканам действует такая закономерность: если происходит крупное извержение, когда его продукты попадают в стратосферу, тогда зима все-таки становится теплее, потому как образуется аэрозольный экран. А летом, наоборот, – прохладнее.

У нас на Руси такое было в конце правления Бориса Годунова, когда в Москве в июле 1601 года ездили на санях, замерзала Москва река. Это было связано с крупным извержением вулкана в 1600 году, что дополнительно совпало с так называемым малым ледниковым периодом. В тот период в Европе был целый кластер холодных лет.

- Вы сказали, что предсказать такие вещи невозможно.

Это нужно детально изучать. Здесь пока еще нет инструментального подхода, когда все можно сказать с предельной определенностью – да или нет. Во всем мире, вроде бы, такие исследования проводятся, но еще недостаточно. Если бы на это выделяли больше средств, ученые, несомненно, выявили бы что-то принципиально важное. Не исключено, например, что малые ледниковые периоды – вроде того, что продолжался в Европе с 1560 года по 1860-й год – связаны с солнечной активностью. У нас хоть и говорят, что солнечная постоянная является стабильным фактором, но, скорее всего, это не так. Солнце вообще очень плохо изучено. Во всяком случае, известно, что во время упомянутого малого ледникового периода на Солнце почти не было пятен. В науке этот период называется минимумом Маундера. Относительно солнечной активности делается много противоречивых утверждений. Одни заявляют, что энергия Солнца идет на спад, другие, наоборот, – что энергоемкость Солнца в настоящее время гораздо выше, чем раньше. В общем, все это нужно изучать.

- А как реагировать на заявления, будто нас в скором времени ожидает глобальное похолодание? На чем основаны такие прогнозы?

Нас сейчас все время накачивают какой-нибудь климатической информацией. То будет потепление, то будет похолодание. Стоит случиться какому-то чисто погодному эффекту, его тут же начинают интерпретировать в ключе климатических изменений, что на наш взгляд некорректно. На самом деле погодные эффекты так интерпретировать нельзя. Климат и погода – это разные вещи! Исследования показывают, что по таким коротким погодным событиям объективно судить о климате невозможно. Чтобы зафиксировать климатические изменения, нужно брать достаточно длинный отрезок времени. Для современного климата принятый ВМО минимальный отрезок – 30 лет.

Так, период с 1961-го по 1990-й годы принят за базовый, по которому устанавливается климатическая норма. Следующий отрезок – с 1990-го по 2020-й. Вот в 2020 году метеорологи систематизируют информацию за тридцатилетний отрезок и сделают выводы о том, в какую сторону изменился климат относительно климатической нормы.

Очень характерный пример, когда в сентябре этого года объявили, что площадь льдов в Арктике значительно возросла по сравнению с прошлым годом и составила 4,8 млн квадратных км, то многие СМИ и даже некоторые ученые заговорили о начале глобального похолодания. Но почему-то забыли, что в 2012 году в Арктике было рекордно низкое значение площади льда – 3,41 млн квадратных км, а среднее значение минимальной площади льда за период с 1979 по 2000 годы – 6,71 млн. квадратных км, а предыдущий рекорд 2007 года составлял 4,17 млн квадратных км. Так что площадь полярных льдов в целом сокращается. Поэтому спекулировать на погодных эффектах, на наш взгляд, ненаучно.

Интервью записал Олег Носков 

Фото сайтов www.bellona.ru, tainy.net