В Институте оптики атмосферы им. В. Е. Зуева СО РАН (Томск) определены темпы роста концентраций парниковых газов в атмосфере в региональном масштабе за последние десять лет.

Известно, что за последние 650 тыс. лет Земля  испытала несколько периодов потепления, сопровождавшихся ростом  парникового эффекта  (увеличением притока солнечной радиации за счет роста концентрации в атмосфере так называемых  парниковых газов). К парниковым газам, помимо водяного пара, в первую очередь относятся углекислый газ (CO2), метан (СН4) и закись азота (N2O). В XXI в.  концентрации этих газов в атмосфере в глобальном масштабе значительно превысили максимальные уровни доиндустриального периода.

Результаты многолетнего самолетного мониторинга парниковых газов в Западной Сибири, проводимого исследователями из ИОА СО РАН, показали, что в региональном масштабе концентрации углекислого газа и закиси азота в толще зондируемой атмосферы (до 7 км) также возросли.

Зато в многолетнем ходе концентрации метана в атмосфере однозначного тренда не было обнаружено.  Были выявлены лишь короткопериодные вариации концентраций, при том что его уровни над сибирскими  территориями сейчас превышают среднее глобальное значение примерно на 10—25 %.

Результаты этих исследований будут использованы для уточнения прогностических моделей атмосферного переноса, что имеет важное значение для решения  проблемы изменения климата планеты.

Д. ф.-м. н. Б. Д. Белан, к. ф.-м. н. М. Ю. Аршинов (Институт оптики атмосферы им. В. Е. Зуева СО РАН, Томск)

– Игорь Александрович, каким образом ваша исследовательская работа соприкасается с темой «Шестого технологического уклада»?

– Когда мы в середине 1980-х стали заниматься проектом «Экодом», мы – в силу объективных причин – вышли на автономные системы жизнеобеспечения, с переработкой отходов жизнедеятельности в полезный для почвы продукт, экономию энергии и мини-технологии производства строительных материалов, с простой, но эффективной механизацией строительного процесса. Довольно быстро мы поняли, что жизнедеятельность человека должна развивать экосистему, а не угнетать ее. Так появилось понятие «экодом». Сам термин «экодом» я придумал на совещании у Валентина Афанасьевича Коптюга в 1987 году, когда мы ему рассказывали о нашей работе. В конце совещания он спросил, как мы называем то, чем занимаемся. Я, не задумываясь, сказал, что это «экодом». Самое главное его свойство в том, что жизнедеятельность человека в нем формирует положительный экологический след.  Сейчас этим термином довольно широко пользуются. А потом, уже в конце 90-х, оказалось, что экологическое домостроение – мировая тенденция. Сейчас «зеленые» технологии, «зеленая» экономика – широко обсуждаемые темы. А мы просто вошли тогда в эту струю, еще до конца не осознавая грядущих перспектив. Основным объектом у нас был индивидуальный дом. Нам уже давно ясно, что строительный комплекс сам по себе должен быть адекватен объекту. Если под объектом понимать индивидуальный дом, то и технологии надо выстраивать под него. Строительные технологии должны использовать местное сырье, расходовать для производства материалов мало энергии и быть недорогими и мобильными.

Перечисленные признаки экодома, технологий его создания и эксплуатации входят в список признаков шестого технологического уклада.

Раньше – при третьем или четвертом укладах – от строительного комплекса требовалось создание огромных производственных и энергетических мощностей. Под эти мощности «затачивалась» строительная отрасль. Она же использовалась для строительства жилья в виде плотной многоэтажной  застройки, высотных зданий. Сейчас она еще действует, но по сути уже стала архаизмом.

Она должна формироваться на базе новых технологий, например, мини-технологий, строительных 3D-принтеров, роботизации и т.д. Да, многоэтажки еще строят по инерции, но народ-то теперь все больше и больше выбирает индивидуальное жилье. Это показывают официальные статистические данные роста ввода в эксплуатацию индивидуального жилья. И это, между прочим, является бессознательной реакцией человеческой популяции на проблемы, порожденные четвертым технологическим укладом. То есть в нас «щелкнула» вот эта тенденция к переходу в новый уклад. И каждый исследователь, связанный с инновациями, занимается своим «куском» технологического процесса, так или иначе ведущего нас к шестому технологическому укладу. Так что не мы одни всё это придумали. Повторю еще раз – это общая тенденция.

– Не могли бы Вы дать пояснения по поводу предыдущих технологических укладов, от которых уже происходит отказ на бессознательном уровне?

– Вообще, технологический уклад характеризуется тем, что те или иные технологические инновации приводят к существенному изменению экономических отношений. Кстати, понятие технологического уклада в 20-х годах 20-го столетия ввел Николай Кондратьев. Принадлежность страны к определенному укладу определяется созданными в ней техническими новшествами, которые привели к существенным экономическим изменениям в этой стране. Если очень укрупнено, то первый технологический уклад – это механизация ткацкого производства в Англии. Второй – изобретение парового двигателя и существенное увеличение товарооборота за счет железных дорог и пароходов, третий – электричество. Четвертый технологический уклад, в котором пока еще пребывает наша страна, характеризуется строгой иерархией и централизацией в плане управления производственными процессами. Он связан с созданием гигантских предприятий и энергетических объектов, работающих преимущественно на невозобновляемом топливе, с созданием огромного количества машин, химических производств, с массовым освоением природных ресурсов. Он стал наиболее губительным для экосистемы.

Пятый технологический уклад, связанный с появлением информационных технологий, предполагает рассредоточение, установление принципиально иных связей между участниками жизненных и производственных процессов. В пятом укладе происходит дефрагментация мировой экономики, что становится в определенной мере предпосылкой перехода к шестому укладу, в котором просматривается массовое рассредоточенное расселение, хотя города как центры развития сохранятся. Вообще, все уклады существуют одновременно, просто их весовые доли в каждой стране свои, и какой-то уклад доминирует. По опубликованным оценкам, в России доминантным является четвертый технологический уклад. А самая большая доля экономики – 6%, – соответствующая шестому технологическому укладу, в США.

Сейчас в мире происходит миниатюризация всех технологических решений. Вот посмотрите на ваш компактный записывающий аппарат. Двадцать лет назад это была бы громоздкая «коробка» с магнитофонной бобиной. А ведь данная тенденция отмечается практически во всех областях. С точки зрения нашей повседневной жизни, началось все с бытовой техники, с машиностроения. Но это движение оказалось характерным для цивилизации как таковой – со всеми ее составными частями, в том числе и с промышленными предприятиями. Если мы возьмем, например, металлургию, то новые металлургические заводы значительнее компактнее старых и при этом дают более высокое качество продукции. Те же нано технологии. Например, формирование кластеров в струях разреженного газа изучается с 60-х годов. Одна из самых инерционных отраслей – это строительство. Но и там уже с 1990-х годов стали появляться высокоэффективные строительные минитехнологии. Это – то же самое, что и переход от огромного катушечного магнитофона к современному цифровому запоминающему устройству. 

Сейчас в мире происходит миниатюризация всех технологических решений. Вот посмотрите на ваш компактный записывающий аппарат. Двадцать лет назад это была бы громоздкая «коробка» с магнитофонной бобиной. А ведь данная тенденция отмечается практически во всех областях. 

– Как же тогда увязать данную тенденцию с созданием в нашей стране крупных предприятий по производству изделий как раз для малоэтажного строительства? Вот у нас в Новосибирской области недавно открыли такое большое предприятие с производительностью, равной 360 тыс. кв. метров жилья в год.  Это гигантская цифра! Данное предприятие является целым производственным кластером. И мы связываем его появление с модернизацией экономики. Как подобные инновации вписываются в концепцию смены технологических укладов?

– В концепцию технологических укладов высокого уровня они не вписываются никак. Создатели таких производственных мощностей, конечно, занимаются тактически полезным делом с позиций текущего момента. Но нужно понимать, что создание подобных  предприятий – да, на текущий момент, современных предприятий – является переходным периодом от морально устаревшей индустрии к новому укладу. То есть это переходная технология, но в стратегическом плане она обречена. Поэтому мы, разрабатывая экодома, сразу принципиально отказались от таких технологий. Мы понимали, что там есть принципиальные барьеры, препятствующие снижению энергозатрат, а значит – стоимости. Мы сосредоточились на поиске мини-технологий, отвечающих, в том числе, финансовым возможностям основной группы покупателей того жилья, которым мы занимались.

Олег Носков

О том, какие именно мини-технологии предалагают ученые и какое сырье необходимо экономике будущего, во второй части интервью.

Руководитель лаборатории социальной психологии СПбГУ, глава центра "Диагностика и развитие способностей" Людмила Ясюкова также более двадцати лет работает школьным психологом. В интервью "Росбалту" она рассказала о результатах мониторинга интеллектуального развития школьников и студентов.

— Вы занимаетесь мониторингом интеллектуального развития школьников и студентов, причем, определяете интеллектуальное развитие на основании сформированности понятийного мышления. Что такое понятийное мышление?

— Истоки этого понятия следует искать в работах выдающегося советского психолога Льва Выготского. Обобщив, понятийное мышление можно определить через три важных момента. Первый — умение выделять суть явления, объекта. Второй — умение видеть причину и прогнозировать последствия. Третий — умение систематизировать информацию и строить целостную картину ситуации.

Те, кто обладает понятийным мышлением, адекватно понимают реальную ситуацию и делают правильные выводы, а те, кто не обладают… Они тоже уверены в правильности своего видения ситуации, но это их иллюзия, которая разбивается о реальную жизнь. Их планы не реализуются, прогнозы не сбываются, но они считают, что виноваты окружающие люди и обстоятельства, а не их неправильное понимание ситуации.

Степень сформированности понятийного мышления можно определить с помощью психологических тестов. Вот пример из тестирования детей шести-семи лет, с которым не всегда справляются и взрослые. Синица, голубь, птица, воробей, утка. Что лишнее? К сожалению, многие говорят, что утка. У меня были недавно родители одного ребенка, горячились, доказывали, что утка – правильный ответ. Папа – юрист, мама – учитель. Я им говорю: "Почему утка?" А они отвечают, потому что она большая, а птица, птичка это, по их мнению, что-то маленькое. А как же страус, пингвин? А никак, у них в сознании закреплен образ птицы как чего-то маленького, и они полагают свой образ универсальным.

— И какой же процент наших соотечественников умеет выделять суть и видеть причинно-следственные связи?

— По моим данным и по данным других исследователей, меньше 20% людей обладают полноценным понятийным мышлением. Это те, кто изучал естественные и технические науки, научился операциям выделения существенных признаков, категоризации и установления причинно-следственных связей. Их, однако, среди принимающих решения о развитии общества мало. Среди политических консультантов у нас психологи, философы, неудавшиеся педагоги – люди, у которых с понятийным мышлением не очень хорошо, но которые умеют ловко говорить и завертывать свои идеи в красивые обертки.

— Это российская статистика. А как выглядит ситуация в мире?

— Если брать развитые страны, то приблизительно так же. Могу сослаться на исследования Льва Веккера, который работал и в СССР, и в США, и в Европе, и в России. Его исследования 1998 года показывают, что больше 70% взрослых людей, психологов, с которыми он сотрудничал в ходе исследования мышления детей, и сами мыслят как дети: обобщают от частного к частному, а не по существенному признаку, не видят причинно-следственные связи…

Наверное, есть некоторая разница между странами, и можно предположить, что тенденции увеличения-уменьшения процента людей с понятийным мышлением разные в разных странах, но таких детализированных кросс-культурных исследований никто не ведет. Или, по крайней мере, таких данных нет в открытой печати.

По жизни сформировать понятийное мышление невозможно, оно приобретается только в ходе изучения наук, поскольку сами науки построены по понятийному принципу: в их основе базовые понятия, над которыми выстраивается пирамида науки. Такая понятийная пирамида. И, если мы выходим из школы без понятийного мышления, то, сталкиваясь с тем или иным фактом, мы не сможем его объективно интерпретировать, а действуем под влиянием эмоций и наших субъективных представлений. В результате решения, принятые на основании такой допонятийной интерпретации происходящего, невозможно реализовать. И мы это видим в нашей жизни. Чем выше в социальной иерархии стоит человек, тем дороже цена его необъективных интерпретаций и решений. Посмотрите, сколько у нас принимается программ, которые ничем не заканчиваются. Прошел год-два и где программа, где человек, который ее декларировал? Иди, ищи.

По моим данным и по данным других исследователей, меньше 20% людей обладают полноценным понятийным мышлением. Это те, кто изучал естественные и технические науки, научился операциям выделения существенных признаков, категоризации и установления причинно-следственных связей. Их, однако, среди принимающих решения о развитии общества мало.

— Школьные программы последние двадцать лет беспрерывно меняются. Как это влияет на формирование понятийного мышления?

— Раньше основы понятийного мышления начинали закладываться на природоведении. Теперь у нас вместо природоведения "Окружающий мир". Вы видели, что это такое? Это бессмысленная окрошка. Видеть в этом логику могут только составители, у которых у самих нет понятийного мышления. Якобы это практико-ориентированный, исследовательский предмет. Ничего там этого нет.

Дальше, раньше с 5-го класса начинались ботаника и история как история развития цивилизаций. Теперь у нас в 5 классе природоведение в виде рассказов о природе без всякой логики, а вместо истории цивилизаций — "История в картинках" — та же окрошка без логики, что-то про первобытных людей, что-то про рыцарей.

В шестом-седьмом классах раньше была зоология, опять же со своей логикой. Дальше в восьмом была анатомия, и уже в старшей школе общая биология. То есть, выстраивалась некая пирамида: растительный и животный мир, которые, в конце концов, подчинены общим законам развития. Теперь ничего этого нет. Все идет вперемешку – и ботаника, и животный мир, и человек, и общая биология. Принцип научной подачи информации заменен принципом калейдоскопа, сменяющихся картинок, который разработчики считают системно-деятельностным подходом.

С физикой такая же картина. Тоже рассказы о космосе, о планетах, о законах Ньютона… Вот, сидит у меня мальчик, я его спрашиваю: "Хоть задачки-то решаете на физике?". Он отвечает: "Какие задачки? Мы презентации делаем". Что такое презентация? Это пересказ в картинках. Если нет задач по механике на разложение сил, то о формировании понятийного мышления в физике можно не говорить.

— Но у нас же декларируется, что мы движемся в сторону европейского и американского образования. Что там-то творится?

— Там все по-разному. На Западе действительно полная свобода, и школы существуют очень разные. В том числе и такие, куда отбирают не по кошельку, а по уровню развития. И там, безусловно, есть школы отличного уровня, где готовят элиту, обладающую и понятийным и абстрактным мышлением. Но никакого стремления отлично образовывать всех и каждого там нет – зачем это надо? К тому же там обучение идет не по классам, а по программам. Дети, которые показывают хорошие результаты, объединяются в группы, изучающие более сложные программы. В результате те, кому это надо, в любом случае имеют возможность получить хорошее образование и поступить в университет. Это вопрос мотивации в семье.

Интересный пример — Финляндия. Всеми признано, что там сейчас лучшая система образования в Европе. Так вот, они как раз взяли наши советские программы и принципы образования. У нас не так давно была конференция по вопросам образования, и там выступила одна наша высокопоставленная дама, автор многих из последних нововведений. Она с гордостью провозгласила, что наконец-то мы уходим от всех этих мифов о хорошем советском образовании. В ответ выступила представитель Финляндии и сказала – извините, но советская система образования в школе была отличная, и мы как раз у вас и заимствовали многое, что позволило нам улучшить нашу систему. Они и учебники наши перевели, и учителей старой школы с большим удовольствием берут, чтобы они делились с их учителями советским методикам преподавания.

— А у нас, если я вас правильно понимаю, интеллектуальный уровень снижается, и процент людей с понятийным мышлением становится меньше?

— Да, и это не мои предположения, а данные исследований, которые я веду в школах уже больше двадцати лет, из года в год.

На Западе действительно полная свобода, и школы существуют очень разные. В том числе и такие, куда отбирают не по кошельку, а по уровню развития. И там, безусловно, есть школы отличного уровня, где готовят элиту, обладающую и понятийным и абстрактным мышлением. Но никакого стремления отлично образовывать всех и каждого там нет – зачем это надо?

— Может быть, взамен этого у детей формируются какие-то другие важные качества, помогающие в жизни?

— К сожалению, нет. Потери в школе видны, а приобретений пока что нет.

— А сохраняются, или может быть появляются в России школы и вузы, готовящие прекрасно образованных и логически мыслящих людей? Нарастает ли, грубо говоря, разрыв между умными и глупыми так же, как увеличивается разрыв между богатыми и бедными?

— Разрыв нарастает, и еще как. Безусловно, есть отличные школы и вузы, откуда выходят выпускники не только профессионально образованные, но и с высокоразвитым интеллектом. Этот разрыв начал быстро расти в 1990-е годы и ситуация все усугубляется.

Знаете, у меня есть своя гипотеза, довольно циничная, относительно образовательной политики нашего руководства. Мы сырьевая страна третьего мира. Нам не надо много людей с хорошим образованием и умением думать и делать выводы. Их некуда трудоустроить, они тут никому не нужны.

На образование при этом тратятся огромные деньги, действительно огромные. И что происходит? Наши высокообразованные специалисты уезжают и работают в более развитых странах по всему миру. Целые компании русских программистов работают в США, например. Я знаю одну такую в Бостоне, у них вообще все, кроме уборщицы-негритянки, русские.

Зачем нашему правительству готовить высококвалифицированные кадры для США, Канады, Австралии, Европы? А вы знаете, что в США даже есть математические школы на русском языке с нашими методиками? И те, кто закончили эти школы, отлично устраивают свою жизнь. Но нашей стране эти люди ни к чему. Здесь нужны те, кто работают бурильщиками, строят дома, мостят улицы и укладывают асфальт. Думаю, в эти профессиональные сферы и пытается наша власть перевести население. Но ничего не выходит. Люди в эти сферы не идут, предпочитая торговлю в разных видах. Приходится ввозить все больше людей из Азии, у которых нет никаких амбиций. Пока.

А наши классные специалисты, выпускники лучших школ и вузов, уезжают, не находя себе здесь достойного места. То есть, общий уровень снижается.

Что же касается людей из министерства образования, допускаю, что они действительно не понимают, что делают. Искренне заблуждаются, думая, что слепое заимствование некоторых западных подходов способно что-то привнести в нашу школу. Раньше у нас учебники писали математики, физики, биологи, теперь этим занимаются педагоги и психологи. Эти люди не специалисты в предмете, который излагают. На этом образование заканчивается.

— А что вы думаете по поводу нарастающей языковой неграмотности?

— За нарастающую неграмотность во многом надо благодарить так называемые фонетические программы обучения, на которые мы перешли в 1985 году — спасибо членкору АПН Даниилу Эльконину. В русском языке мы слышим одно, а должны писать по языковым правилам другое. А в методике Эльконина формируется слуховая доминанта. Произношение первично, а буквы вторичны. У детей, которых учат по этой методике, а сейчас всех так учат, есть так называемая звуковая запись слова и они там пишут "йожык", "агур’эц". И эта звуковая запись идет по седьмой класс. В результате у нас вырос процент якобы дисграфиков и дислексиков. Заговорили о вырождении нации. А на самом деле это просто плоды метода обучения на основе приоритетности фонематического анализа.

Букварь Эльконина был создан в 1961 году, но не был внедрен, потому что желания это делать не было. Считалось, что он, возможно, интересен как новый подход, но в школе будет с ним трудно. Тем не менее, Эльконин с соратниками настойчиво продолжали попытки внедрения своего метода, и когда в семидесятые годы в школы пошли дети, поголовно умеющие читать, то сложилось мнение, что букварь работает неплохо, давая детям более объемное видение и слышание языка.

Эльконин был человек очень активный, видный ученый, он и его ученики "продавили" внедрение букваря, обучение по которому началось в 1983-1985 годах. Но именно тогда экономическая ситуация в стране стала меняться: в девяностые в школу пошли дети, которых родители не научили читать, потому что им уже не хватало времени и денег, и дефект новой системы стал абсолютно очевиден.

Фонетическая система не учила читать, не учила грамотности, наоборот, порождала проблемы. Но у нас ведь как? Не букварь плохой, а дети плохие, не подходят к букварю. В результате стали учить фонетическому разбору с детского сада. Ведь чему учат детей? Что "мышка" и "мишка" начинаются по-разному и обозначают их в фонетической системе по-разному. А "зуб" и "суп" в этой системе оканчиваются одинаково. А потом бедные дети начинают писать буквы, и оказывается, что их предыдущие знания не сочетаются с новыми. Зачем, спрашивается, им было все это заучивать и отрабатывать? Они потом и пишут "фторник", "ва кно" вместо "в окно".

— А какая под этим теоретическая подкладка?

— У Эльконина была теория, что чтение — это озвучивание графических символов, вот он это и стремился всеми силами внедрить. А на самом деле чтение — это понимание графических символов, а озвучивание — это музыка. У него вообще много теоретически сомнительных высказываний, и все это с пиететом цитируется. На этом люди делают диссертации и потом, естественно, держатся за эти подходы. У нас другого преподавания нет, только этот принцип обучения. А мне, когда я пытаюсь с этим спорить, говорят – вы академический психолог, не педагог, и не понимаете, что без фонетического разбора и фонематического слуха чтению не научить. А я, между прочим, четыре года работала в школе для глухонемых и они прекрасно учились грамотному письму тем же методом, которым учили нас – зрительно-логическим. А у них, как вы понимаете, нет ни фонематического слуха, ни какого-либо другого.

Но у нас ведь как? Не букварь плохой, а дети плохие, не подходят к букварю. В результате стали учить фонетическому разбору с детского сада. Ведь чему учат детей? Что "мышка" и "мишка" начинаются по-разному и обозначают их в фонетической системе по-разному. А "зуб" и "суп" в этой системе оканчиваются одинаково. А потом бедные дети начинают писать буквы, и оказывается, что их предыдущие знания не сочетаются с новыми. 

— Хочу с вами поговорить еще об одной болевой точке – системе ценностей, формирующейся у школьников

— У нас сейчас полиментальная страна, в которой параллельно существует много систем ценностей. И прозападная, и советская, и этнически-ориентированные системы, и криминально-ориентированные. Ребенок, естественно, бессознательно перенимает ценностные установки от родителей и окружения. Школа в этом никак не участвовала до двухтысячных годов. Задачи воспитания из современной школы на какое-то время ушли, сейчас их пытаются вернуть.

Пытаются ввести культурно-просветительские циклы, например, для формирования толерантности. Только никакой толерантности эти циклы не формируют. Дети могут на эту тему написать сочинение или подготовить рассказ, но отнюдь не становятся более терпимыми в своей бытовой жизни.

Надо сказать, что как раз-таки у детей с более развитым понятийным мышлением спокойное восприятие другого бытового поведения, другой культуры выражены больше. Потому что у них прогностические способности выше и "другие" для них не столь непонятны, так что не вызывают такого чувства тревоги или агрессии.

— Много говорят и пишут об агрессивности российской школьной среды. Вы это видите?

— Я этого не вижу. Хотя, конечно, в совсем уж неблагополучных школах я сейчас не работаю, не знаю, что там творится. И раньше мы в школах дрались и выясняли отношения, только разговоров об этом было меньше. А вообще, чем выше культурный уровень родителей и школы (гимназии, лицея), тем меньше кулаков, драк и ругани. В приличных школах уровень агрессии невысок, там даже и грубых слов не так много.

— Еще одна повальная проблема современной школы – гиперактивные дети с так называемым СДВГ (синдромом дефицита внимания и гиперактивности).

— СДВГ — это не диагноз. Раньше это называлось ММД – минимальные мозговые дисфункции, еще раньше ПЭП – послеродовые энцефалопатии. Это особенности поведения, проявляющиеся при самых разных патологиях.

В 2006 году мы официально приняли американскую точку зрения на эту проблему и их логику лечения. А они считают, что это на 75-85 %% генетически обусловленное осложнение, приводящее к расстройству поведения. Они прописывают лекарства, психостимуляторы, которые должны компенсировать эти расстройства.

У нас психостимуляторы запрещены, но прописывают препарат "Страттера" (атомоксетин), который, как считается, не является психостимулятором. На самом деле результат его применения очень похож на результат использования психостимуляторов. Ко мне приходят дети после курса "Страттеры" и у них налицо все симптомы "ломки".

Был прекрасный американский врач-физиотерапевт Гленн Доман, очень много сделавший для развития детей с поражениями нервной системы. Он брал детей, которые до трех-пяти лет вообще не развивались – не только не говорили, но и не двигались (только лежали, ели и выделяли), и развивал их до уровня, позволявшего успешно окончить школы и университеты. К сожалению, год назад он умер, но работает созданный им Институт максимального развития человеческого потенциала. Так вот, Доман активно выступал против синдромального подхода в медицине и говорил, что надо искать причину нарушений, а не пытаться снизить выраженность симптомов. А у нас в подходе к СДВГ закрепился именно синдромальный подход. Дефицит внимания? А мы его компенсируем лекарством.

На основании исследований врачей-неврологов докторов медицинских наук Бориса Романовича Яременко и Ярослава Николаевича Бобко делается вывод, что главная проблема так называемого СДВГ — в нарушениях позвоночника – вывихи, нестабильность, неправильная сформированность. У детей пережата позвоночная артерия и возникает так называемый эффект обкрадывания, когда в результате снижается кровоток не только по позвоночной артерии, но и в сонных артериях, снабжающих лобные доли. Мозг ребенка постоянно недополучает кислород и питательные вещества.

Это приводит к короткому циклу работоспособности – три-пять минут, после чего мозг отключается и лишь спустя некоторое время включается обратно. Ребенок не осознает, что происходит при отключении, с этим связаны драки и различные выходки, о которых он не помнит, потому что они развиваются в моменты отключения активности мозга. Эффект отключения мозга нормален, мы все с этим сталкиваемся, когда слушаем скучную лекцию или читаем что-то сложное и внезапно ловим себя на том, что отключились. Вопрос только в том, как часто и на какие периоды времени происходят эти отключения. Мы отключаемся на секунды, а ребенок с СДВГ на три-пять минут.

Чтобы помочь детям с СДВГ надо поправить позвоночник, часто это первый шейный позвонок, а за это мало кто берется. Обычно неврологи этой проблемы не видят и с этим не работают, но есть врачи, и мы с ними работаем, которые умеют это делать. Причем тут важно не только выправить позвоночник, но и укрепить новое правильное положение, чтобы не произошло привычное смещение, поэтому с ребенком нужно делать упражнения три-четыре месяца. Идеально, конечно, когда ребенок эти три-четыре месяца находится на домашнем обучении и можно проконтролировать не только, что он делает упражнения, но и что он не дерется и не совершает никаких кульбитов. Но, если такой возможности нет, то мы хотя бы даем освобождение от физкультуры на эти месяцы.

После того как кровоток восстанавливается, периоды работоспособности мозга увеличиваются до 40-60-120 минут, а периоды отключения становятся секундными. Однако поведение само по себе сразу хорошим не становится, агрессивные паттерны поведения успели закрепиться, с ними надо работать, но теперь у ребенка уже есть ресурс для сознательного контроля, торможения. Он уже может с этим справиться.

Беда в том, что фармакологическая отрасль куда более циничная, чем наше государство. Фармацевтические компании заинтересованы выпускать лекарства, которые не вылечивают раз и навсегда, а поддерживают приемлемое состояние. Это обеспечивает им огромный постоянный рынок сбыта. Эти компании естественно выступают спонсорами таких исследований, которые идут в выгодном им направлении.

С другой стороны, если даже проблему с позвоночником и улучшением кровоснабжения мозга решить не удалось, всегда можно пойти по пути развития мышления. Высшие функции, как доказано всемирно признанным психологом Львом Выготским, могут компенсировать нижестоящие. И я видела немало примеров, когда через развитие мышления достигалась компенсация проблем с вниманием и коротким циклом работоспособности. Так что опускать руки никогда не стоит.

Беседовала Татьяна Чеснокова

Как мы помним, по мнению мэра Новосибирска Владимира Городецкого, одно из ценных достояний Академгородка – это земля. Земли там, вроде как, – прорва. И надо заметить, что мэр не одинок в такой оценке. Именно этот «хозяйственный» подход и стал причиной разногласия с жителями Академгородка, выступающими против того, чтобы подгонять застройку этой территории к тем нормативам, что применяются в самом Новосибирске. По сути дела, здесь сталкиваются две позиции. Одна сторона настаивает на том, что везде должно быть «как у всех», выкладывая чисто экономические аргументы. Другая сторона требует глубже вникнуть в ситуацию, оценить исторические, культурные и даже нравственные аспекты.

Указанные разногласия в полной мере проявились 18 декабря во время заседания Совета при губернаторе Новосибирской области по сохранению историко-культурного наследия. На повестке стоял вопрос об итогах работы Межведомственной рабочей группы по вопросу отнесения новосибирского Академгородка к объекту культурного наследия регионального значения. Как сказал ведущий этого заседания: «Была проделана большая работа, группа несколько раз собиралась, рассматривались разные мнения». С этой работой как раз и были ознакомлены участники заседания. Ведущим докладчиком выступил Александр Кошелев, начальник управления по государственной охране объектов культурного наследия. Доклад был достаточно емким и содержательным, и тем не менее, слушатели не пришли к единому пониманию сути вопроса. Все уперлось, как не трудно догадаться, в распроклятую градостроительную политику.

Как ни крути, но Академгородок – это, прежде всего, уникальная для городов Сибири жилая среда, определенным образом организованная и выбивающаяся из единого стандарта. Если признать данную территорию ценным культурным наследием, то речь пойдет именно об этой самой среде – с ее обширными зелеными островками, тропинками и невысокой этажностью жилых зданий. Именно в таком облике мы и принимаем Академгородок. И нравится кому-то или нет, но так сложилось исторически.

Действительно, сочетание малой этажности с зелеными островками природного ландшафта в какой-то степени предвосхитили принципы современной западной «экологической» урбанистики.

Собственно, на Западе адепты так называемой «зеленой архитектуры» примерно в таком виде представляют себе облик комфортной городской среды: невысокая этажность, много зелени, удобное сообщение между местами общего пользования. Если мы посмотрим на проекты современных городских поселений, отвечающих концепции устойчивого развития, то в них можно явственно обнаружить те черты, что присущи и нашему Академгородку.

Кстати, этот момент на упомянутом заседании попытался осветить архитектор Игорь Поповский: «Эта среда должна сохраниться, потому что она качественная. Это вам скажет любой немецкий архитектор, который приезжает сюда и смотрит на эту среду. Он, может, совершенно не знает слова «хрущевка», но он совершенно четко знает, что эта среда – ценная. Почему это место достопримечательное? А именно потому, что оно создало благоприятную среду и имеет характеристику вот этой ценности. И эту ценность, я считаю, нам и нужно сохранять».

К сожалению, определенная часть аудитории оценила ситуацию по известному принципу: «Что немцу хорошо, то русскому – смерть». Иначе говоря, тенденции в современной западной архитектуре некоторым отечественным деятелям вроде как не указ. У нас тут свой, как всегда – «особый» путь. Если в Германии при реконструкции городских территорий СНИЖАЮТ этажность зданий, то у нас, наоборот, - ПОВЫШАЮТ. И другого пути развития не предусматривается.

Отсюда и вытекали претензии к защитникам уникальности жилой среды Академгородка. Нет, никто не отрицал, что Академгородок – это наше достояние. Но как только вставал вопрос о реконструкции, о строительстве новых зданий, тут же возникала тема уплотнения застройки. Дескать, ограничиться четырьмя-пятью этажами мы не можем никак по чисто экономическим (якобы) соображениям. Ведь застройщик, настаивали отдельные выступавшие, не будет работать себе в убыток, а без увеличения этажности нормальной прибыли получить невозможно. Отсюда делается вывод, что при развитии территории Академгородка плотность застройки повысится по любому. И поделать с этим будто бы ничего нельзя – экономическая необходимость вынуждает!

С данным «экономическим» доводом, как ни печально, соглашаются и некоторые академики. Непонятно только – в силу незнания или же в силу конформизма. В любом случае, с этим вопросом придется разобраться специально.

Для начала отметим, что схема реконструкции, при которой застройщик брал в освоение участок с ветхими домами, опробована только при сносе двух или трехэтажных бараков. В отношении «хрущевок» она еще не применялась, и в мэрии Новосибирска не имеют четкого представления о том, каким образом придется решать вопрос с ветхими пятиэтажками.

Так что лукавить тут не надо: наша «экономика» даже в теории ставит крест на какой-либо масштабной реновации по принятой схеме. Уже всё здесь просчитали и прослезились. Поэтому старые «хрущевки» – это дамоклов меч, который повис и над мэрией, и над правительством области. Министр строительства и ЖКХ Денис Вершинин по этому поводу даже заявил, что старые пятиэтажки целесообразнее реконструировать, чем сносить.

Отсюда следует, что если снос старых домов в верхней зоне Академгородка и будет когда-то происходить, то уже по принципиально иной схеме. Почему? Потому что нынешняя схема использовалась применительно к так называемой «точечной застройке», возникшей в условиях полного отсутствия ответственной градостроительной политики (точнее – при полном отсутствии градостроительной политики как таковой). Ее главная особенность в том, что здесь государство и муниципалитеты (особенно муниципалитеты) не только пытались сэкономить на застройке, но еще и малость подзаработать на реализации земельного участка. Отсюда – масштабные затраты, возложенные на застройщика, которые окупались за счет цены продаж и большого количества жилых площадей (откуда и шло неизбежное увеличение плотности застройки).

И если сегодня кто-то из чиновников полагает, будто дальнейшее развитие и реконструкция территорий должна опираться на тот же принцип, то по нему либо плачет тюрьма, либо, простите, - сумасшедший дом. Реконструкция – вещь такая же затратная, как строительство дорог, мостов, детских садов, школ, больниц и прочих социально значимых объектов. И здесь государство реально ТРАТИТСЯ, а не зарабатывает. Как не зарабатывает оно на содержании армии, спецслужб или обустройстве границ. Иными словами, в реконструкцию должны вкладываться реальные средства, которые пойдут на создание необходимой инфраструктуры, на обустройство земельных участков, на строительство дорог.

Так что, если Академгородок и впрямь будет признан как культурное достояние, то для чиновников это будет означать только одно – нагреть руки на земельных участках не получится. Наоборот, еще придется потратиться. Возможно, именно такая перспектива кое-кого из них совершенно не устраивает. В этой связи можно привести пожелание одного европейского эксперта Палаты экспертов ЕС, которое он высказал у нас в Новосибирске как раз в связи с вопросами организации современной застройки: «You have to change your mentality». Вот с этого изменения, на его взгляд, и должно начаться в нашей стране нормальное развитие территорий. То же самое стоит пожелать и сторонникам уплотнения Академгородка.

Олег Носков

17 декабря прошла очередная встреча депутата Совета депутатов Новосибирска, академика Николая Захаровича Ляхова с журналистами. Главной темой был вопрос присвоения Академгородку статуса историко-культурного объекта и возможные последствия этой меры.

Для подготовки проекта такого решения несколько месяцев назад была сформирована рабочая группа из представителей всех заинтересованных сторон: власти, СО РАН и общественности. И если поначалу между членами группы существовали серьезные противоречия, то теперь им удалось прийти к варианту, который учитывал бы интересы всех сторон.

Согласно разработанному проекту Академгородку предлагается присвоить статус достопримечательного места.   Согласно тексту закона, в эту категорию относят «фрагменты градостроительной застройки, памятные места, культурные и природные ландшафты, связанные… с жизнью выдающихся исторических личностей…». Академгородок этим критериям соответствует вполне: это достаточно оригинальный «фрагмент» Новосибирска, обладающий уникальным природным и культурным ландшафтом, да и исторических личностей среди его жителей хватало.

- Но после присвоения такого статуса, жители Академгородка не окажутся «обитателями музея», - подчеркнул академик Ляхов. – Режим охраны достаточно мягкий и относится, прежде всего, к вопросам застройки. На самом деле, в Новосибирске уже есть несколько микрорайонов, обладающих подобным статусом, и их жители могут даже не догадываться, что живут в особо охраняемой зоне.

Иное дело строительные компании – им придется теперь соизмерять свои интересы с требованиями законодательства об охране объектов культурного наследия: любой проект реконструкции и строительства должен будет проходить процедуру дополнительного согласования в управлении по охране памятников. Также будут введены ограничения на этажность возводящихся зданий: на «красной линии» она должна соответствовать имеющимся домам, а в районах панельных жилых домов – не превышать семь этажей. Впрочем, эти требования могут быть подкорректированы в ходе разработки соответствующих регламентов.

Сложным был вопрос определения границ новой достопримечательности.

- Дело в том, что нет такого географического или административного понятия – «Академгородок», - пояснил Николай Захарович. – И границы, по сути, рисовали на карте Советского района при подготовке проекта. Понятно, что речь шла о т.н. Верхней зоне Советского района. Но и тут было немало спорных моментов. Например, Ботанический сад оказался «разделенным»: часть его вошла в территорию достопримечательности, а часть – оказалась за ее пределами. Но это не страшно, поскольку у самого Ботанического сада по статусу такой же режим охраны как у историко-культурного объекта.

Вообще, по словам академика, разработчики ставили одной из главных задач – максимально сохранить леса вокруг Академгородка. Частично это удалось заложить в текст проекта. По некоторым участкам, например – возле НГУ – потребуется отдельные решения. Но процесс запущен и это хорошо.

Не остались без внимания и вопросы дальнейшего развития Академгородка. По мнению участников рабочей группы, оптимальное направление для жилищного строительства – северо-восток, в сторону жилищных кооперативов «Сигма» и «Веста». Для индустриального развития территории в том векторе тоже есть место, живой пример – башни «Технопарка». Так что Академгородок вполне может развиваться и оставаться  комфортным для жизни и в то же время – сохранять свой уникальный исторический облик.

Сейчас проект представлен на рассмотрение  губернатору (см. наш специальный репортаж на эту тему). Члены рабочей группы высоко оценивают шансы на его утверждение (возможно, с минимальными коррективами), но признают: настоящая работа после этого только начнется. Предстоит подготовить огромный массив технической документации по межеванию, описанию территории и т.п. Но «игра стоит свеч», особенно на фоне большого количества неясностей связанных с реформированием Академии наук и передачи ее имущества «эффективным управленцам».

Георгий Батухтин

12 декабря в школе № 173 г. Новосибирска прошел очередной урок в рамках проекта «Открытые уроки». На этот раз в роли школьного преподавателя биологии выступал научный сотрудник ИЦиГ СО РАН Александр Кононов. А темой урока были – молекулярные методы систематики живых организмов. Как разобраться в множестве видов живых существ, населяющих нашу планету? Привести его в систему? И на чем основываются попытки такой систематизации от Аристотеля и до наших дней? Кто чей предок и кто – кому родственник? Ответы на эти и многие другие вопросы прозвучали в ходе урока. 

Видеозапись урока можно посмотреть здесь

На Круглом столе в Министерстве образования и науки 5 декабря 2013 года директор Института молекулярной биологии РАН академик А.А. Макаров представил разработанные Минобрнауки критерии оценки научных организаций. Объёмистая таблица из 25 пунктов с подпунктами занимает семь страниц, и это только формулировки.

Предполагается, что институты заполнят эти таблицы и будут на их основе разделены на группы 1, 2 и 3, после чего третья группа будет подвергнута некой «санации». О группах говорится в постановлении правительства, принятом несколькими месяцами раньше; суть его в том, что научные организации, отклоняющиеся от среднего более чем на 25% в меньшую сторону, причисляются к третьей группе.

Данные в таблицах частично напоминают параметры оценивания, предлагавшиеся в своё время научным руководителем Института биологии гена РАН академиком Г.П. Георгиевым. Заметно, что список составлен с учётом специфики молекулярной биологии и некоторых экспериментальных наук: обязательной для использования библиометрической базой является продукт Thomson Reuters “Web of Science” (дополнительно разрешается использовать и некоторые другие, но WoS всё равно обязательна), учитывается импакт-фактор, подсчитываются цитирования (причём за пять лет – в массе наук за такое время вообще никакая статистика не успевает накопиться), отсутствуют формулировки результатов. Особенное удивление вызывают пункты о «положительных и нейтральных упоминаниях в СМИ» (прошу данную статью таковым не считать!) и о количестве посещений сайтов.

Устно было обещано, что не все эти критерии будут в равной степени использоваться для различных референтных групп. Беспокоит меня, однако, не это.

Проблема в том, что независимо от дальнейшей судьбы этих электронных бумажек (судьба большинства бюрократических бумажек предсказуемо незавидна), мы все будем вынуждены дружно все эти данные ежегодно собирать, в том числе и те, которые и в страшном сне не приснится использовать адекватному эксперту.

Собрать их не так просто: импакт-факторы добываются вручную по одному, а количество публикаций для конкретного института не умеет корректно вычислять ни Web of Science, ни разработанная по заказу МОН «Карта российской науки». (Кстати, например, профессиональная база математиков MathSciNet в целом справляется с этой задачей: место работы в ней – не произвольная строка, а конкретный институт из списка известных. Но её использование запрещено...)

Более того, авторы документа требуют предоставить «строку запроса к базе», выдающего публикации (и цитирования) института, но в реальности единственный способ вычислить искомое количество честно – нарушить это требование, вручную выверить списки для каждого учёного и вручную же объединить их, устранив повторения и лишнее. После чего выкинуть этот список, оставив только количество.

Судя по тому, что данные из таблицы планируется использовать также для формирования референтных групп, эти сведения будут собираться до того, как такие группы появятся, а значит, нам всем всё-таки придётся переключиться на месяц в режим сбора данных, наверное, чем-то ценных для молекулярных биологов, но совершенно бессмысленных с точки зрения математиков и  гуманитариев. Это изрядный кошмар для небольшого института, которому по штату не положена армия секретарей. И так каждый год.

Эта история до боли напоминает недавнюю эпопею со сбором катастрофического объёма данных секретарями диссертационных советов, большую часть которых экспертный совет ВАК по математике и механике впоследствии рекомендовал не использовать (то есть, буквально, обнулить соответствующие коэффициенты).

Итого, общее впечатление от списка критериев таково: они выбраны молекулярными биологами для молекулярных биологов (или для всех биологов – чтобы отсеять лишних...), а то, что бессмысленной библиометрией придётся заниматься всем остальным, разработчиков не сильно волнует.

Автор просит прощения у тех молекулярных биологов, которые не поддерживают предлагаемое насилие над учёными из других областей.

Эдуард Гирш

Фото сайта www.polit.ru