События минувшего года, связанные с инициированием такого широкомасштабного проекта, как «Реформа РАН», в буквальном смысле слова взбудоражили научную общественность. Процессы проведения реформ методом «шоковой терапии», конечно же, знакомы подавляющему большинству населения, начиная с периода так называемых «гайдаровских» реформ». И те социальные потрясения, с которыми ассоциировался данный период, до сих пор оцениваются большинством исследователей крайне негативно. И поэтому попытка проведения реформы РАН ровно по такому же сценарию, когда закрытие большинства отраслевых институтов, которое произошло автоматически с закрытием федеральных министерств на начальном этапе «шоковой терапии» и, соответственно, привело к деградации отраслевой науки в России, может обернуться таким же исходом и для фундаментальной науки в стране. Угроза принятия в обозримом будущем решений о реорганизации научных учреждений и фактическое отчуждение права собственности на имущественный комплекс РАН в пользу некого федерального агентства с перспективой дальнейшей приватизации, согласно пункту 7.5 «Положения о Федеральном агентстве по управлению научными организациями» (Постановление…, 2013), говорят о том, что стиль проведения реформ в России не изменился, несмотря на многочисленные примеры, связанные с неудачными попытками либерализации экономики в начале 1990-х годов, а, стало быть, применение той же парадигмы проведения реформ вряд ли гарантирует успех. На это, в частности, указывает академик В.М. Полтерович, когда говорит о необходимости разработки так называемой теории реформ (Полтерович, 2007), которая предполагает отказ от сложившейся практики радикальной ломки институциональной структуры и трансплантации западных моделей и проведение институционального эксперимента, проявляющегося в выработке своеобразной линейки промежуточных институтов, устанавливающих степень целесообразности тех или иных преобразований в конкретной отрасли. При этом создание промежуточных институтов предполагает поиск, экспериментирование, систематический мониторинг получаемых результатов и отбор наиболее перспективных версий для очередной модификации (Полтерович, 2013).

Собственно говоря, если рассматривать процесс реализации рассматриваемой реформы в данном варианте с точки зрения его продвижения в среде молодых ученых, то он, безусловно, начался не в июне 2013 г., а несколько раньше – в ноябре 2011 г., когда перед собравшимися председателями молодых ученых академических институтов в Президиуме РАН выступил бывший в то время министром образования РФ А.А. Фурсенко. Он заявил о том, что все научные институты проходят в своем развитии такие стадии, как рождение, становление, зрелость и упадок, и призвал собравшихся относиться к этому как к абсолютно нормальному явлению. По сути дела адептом ровно такой же идеи оказалась председатель Совета молодых ученых РАН В.А. Мысина, которая в своем выступлении также обратила внимание на факт якобы чрезмерно разросшейся структуры РАН, которую следовало бы сократить до четырех отделений. Впоследствии путем различных увещеваний, в том числе и с заведомо ложными обещаниями успешного решения вопросов, связанных с обеспечением молодых ученых жильем, ей удалось, в конечном счете, убедить большинство собравшихся на съезд молодых ученых принять резолюцию об оптимизации числа отделений РАН, запрете на появление новых действительных членов РАН, введении моратория на создание новых отделений и возрастного ценза для руководящего состава. По сути, такая резолюция полностью соответствовала духу намечаемых «шоковых» преобразований, готовящихся в верхних эшелонах власти, но при этом игнорировала необходимость сохранения преемственности поколений в академической среде, которая была в значительной степени ослаблена в результате социальных потрясений, вызванных неолиберальными реформами 1990-х годов, проводившихся по такому же сценарию, что и нынешняя реформа РАН. Мнимый характер легитимности данной резолюции был впоследствии ярко продемонстрирован в сформировавшемся широком молодежном движении, объединенном негативным отношением к реформе РАН в данном варианте, в которое вошли представители практически всех основных отделений РАН, и которое выразило свое решительное несогласие с шоковой реформой в ходе различных массовых протестных акций, состоявшихся в августе и сентябре 2013 г.

КАРТА РОССИЙСКОЙ НАУКИ КАК ПРИМЕР НЕАДЕКВАТНОГО ОТРАЖЕНИЯ НАУЧНОЙ АКТИВНОСТИ

События, произошедшие в июне и августе 2013 г., по-видимому, заставили правительство обратить внимание на нарастание протестной активности среди ученых. Хотя научному сообществу и не удалось противодействовать принятию законопроекта о реформе РАН органами законодательной власти, тем не менее, определенные признаки того, что государственная власть прислушивается к мнению ученых, все же существуют. Одним из таких признаков явилось приглашение к сотрудничеству группы молодых ученых, поступившее от Минобрнауки РФ в ответ на петицию автора настоящей статьи по поводу составления так называемой «Карты российской науки», представленной на портале «http://mapofscience.ru», в связи с угрозой ее использования в целях оценки текущей эффективности деятельности научных институтов для реализации предполагаемых мер их реорганизации и распределения по трем категориям учреждений, – казенные, бюджетные и автономные. Подобная реформа в настоящий период довольно решительно внедряется в другой социальной сфере: здравоохранении, и судя по той социальной напряженности, которая ее сопровождает, грозит обернуться тяжелейшими последствиями как для работников данной отрасли, так и для всех людей. Представители Министерства науки и образования РФ хотя и уверяют, что данная «Карта» не будет использоваться для оценки эффективности научных учреждений, тем не менее, признают, что она необходима для того, чтобы позволить им получить представление о текущем срезе научной деятельности в России, виду того, что научные отчеты, ежегодно сдаваемые учреждениями РАН, у них доверия не вызывают. Однако ограниченность источников, привлекаемых для составления данной «Карты», не может не вызывать возмущения и свидетельствует о том, что, действуя таким образом, можно получить абсолютно неверное представление о текущей научной деятельности в России, хотя бы по той причине, что временной промежуток охвата данной «Карты» составляет пять лет: с 2007 по 2012 гг. и таким образом не включает очень многие работы, которые порой создаются в течение длительного времени. К числу подобных работ, безусловно, относятся труды Института мировой литературы им. А.М. Горького, которые создаются в течение десятилетий, включая многотомные собрания сочинений с комментариями, предисловиями и т.д. Учет таких работ осложняется также грядущей ликвидацией Книжной палаты РФ, которая, по определению, призвана вести систематический учет выпущенных в стране квалифицированных научных и художественных изданий. Дополнительную сумятицу вносит и такое явление, как неполнота и путаница, которая присутствует в базе данных «Российский индекс научного цитирования» (РИНЦ), для которой характерна следующая ситуация: автор имеет список своих работ за определенный период в базе цитирования, и в то же время эти работы выпадают из списка его публикаций, индексируемых РИНЦ, который, однако, используется для составления «Карты». Что касается Web of Science, то ее база также страдает ограниченностью в силу того, что не включает ряд публикаций, входящих в такие солидные рецензируемые издания, как, например, International Journal on Innovation and Regional Development. В этом смысле нельзя не согласиться с предложением молодых ученых Математического Института им. В.А. Стеклова, которые предлагают для составления блока зарубежных публикаций не ограничиваться только использованием базы данных Web of Science, но и учитывать такие ресурсы, как MathSciNet, Zentralblatt MATH и Math Net.Ru (Заявление …, 2013). Что же касается информации по общественным наукам, то здесь наиболее важным источником представляется Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН), который по непонятным причинам не указывается в качестве потенциального источника информации для данной «Карты».

Несмотря на то, что инициаторы проекта «Карта российской науки» всячески заверяют, что данный продукт не будет использоваться для оценки эффективности научных институтов, тем не менее, в действительности происходит обратное: за последнее время в структуре научных отчетов появились обязательные пункты для учета числа публикаций учеными в базах данных РИНЦ и Web of Science, что, собственно, и составляет основу «Карты российской науки». Таким образом, опосредованно «Карта» является инструментом оценки эффективности научной деятельности, а значит, и составным элементом реформы РАН. В целом же данный проект также отражает характер шоковой реформы, поскольку при отсутствии объективных критериев измерения научной деятельности он создает неправдоподобную картину текущей ситуации в научной сфере, поскольку содержит заниженные показатели уровня развития фундаментальной науки в России.

РЕФОРМА РАН В КОНТЕКСТЕ ПРОЦЕССОВ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ

Следует отметить, что нынешняя реформа РАН полностью соответствует тем тенденциям, которые происходят, как минимум, в двух странах – бывших собратьях по социалистическому лагерю – России и Венгрии. В обеих странах наблюдаются вполне отчетливые тенденции централизации, которые охватывают практически все сферы общественной жизни, начиная от управления и заканчивая такими социальными сферами, как здравоохранение, культура, наука и образование. Процессы, происходящие в двух последних сферах, требуют особого рассмотрения в связи с темой настоящей статьи. Можно с полным основанием утверждать, что процесс централизации, происходящий в научной сфере в Венгрии, практически аналогичен тому процессу, который в настоящее время планируется в России. Волна централизации поглощает сеть исследовательских организаций, входящих в систему Венгерской академии наук. Различные институты естественных и общественных наук с хорошей репутацией, проработавшие несколько десятилетий самостоятельно и независимо, сейчас объединяются в группы и подчиняются новообразованным центрам» (Корнаи, 2012, с. 11). Реформа РАН происходит практически по такому же сценарию, с той лишь разницей, что высвобождаемые таким образом объекты недвижимости предполагается приватизировать. Однако все же главным мотивом реформы научной сферы в России представляется не «имущественный» интерес, а, как совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, стремление ослабить сообщество исследователей «как потенциальных оппонентов власти» (Полтерович, 2014, с. 5). В Венгрии же подобная задача усиления контроля над оппозиционными настроениями решается несколько иными способами, одним из которых является, в частности, учреждение законом от 1 января 2011 г. Совета по СМИ, в состав которого вошли только члены правящей партии «Фидес» (Корнаи, 2012, с. 10). В результате новой информационной политики, которая стала определяться под влиянием данного Совета, в стране заговорили об ограничениях свободы слова и о диктатуре в средствах массовой информации. Как заявил отстраненный от эфира за «минуту молчания» журналист Б. Жолт, «когда из центра диктуют, что новость, а что ‒ нет, это уже не информация. Венгерская власть продвигает в СМИ «своих людей», и не профессионализм, а лояльность является главным фактором отбора» (Легина, 2011). В России примером подобного рода может являться появившаяся в прессе информация о закрытии оппозиционного телеканала «Дождь», единственного канала, который вполне объективно освещал протестную активность исследовательского сообщества в условиях развернувшейся «антирановской» информационной кампании, наиболее заметно проявившейся в фильме «Анатомия протеста», представленного на одном из федеральных телевизионных каналов.

В сфере образования особую тревогу вызывает реорганизация вузов, происходящая в обеих странах. Государственная политика Венгрии, начатая в 1993 г., вынудила вузы разрабатывать совместные планы интеграционного развития. В итоге из 24 государственных университетов и 17 государственных колледжей остались 17 и 13 соответственно (Воронин, Шегельман, 2013). В России же по инициативе Минобрнауки РФ был проведен мониторинг вузов, результатом которого явился их рейтинг и, соответственно, их классификация по принципу «эффективный – неэффективный», базирующаяся на оценке их инновационной активности. Подобная дихотомия, проявившаяся в результатах оценки, естественно, не может не вызывать возмущения, постольку поскольку процесс обучения – явление настолько сложное, что, во-первых, очень трудно оценивать его эффективность только с таких позиций, а, во-вторых, сохранение принципов классического образования, а, значит, и некоторых элементов консерватизма, необходимо для сохранения и обогащения культурного потенциала нации. Следует отметить такой момент: наибольшим атакам с целью реорганизации подвергаются именно гуманитарные факультеты. Достаточно отметить решение об упразднении исторического и философского факультетов СПбГУ и создании вместо них Института истории и философии. Как отмечается в открытом письме ректору СПбГУ Н.М. Кропачеву работников образования и науки, «в результате уже прошедших преобразований, исчез ряд уникальных и специализированных курсов, позволявших подготовить специалистов признанного мирового уровня, а также обеспечивавших важнейшую связь между научной и образовательной деятельностью» (Открытое письмо…, 2013). Другой пример – это реорганизация МПГУ, которая помимо слияния факультетов, таит в себе и угрозу выселения филологического и ряда других факультетов из исторического здания на Большой Пироговской улице в Москве. Подобные случаи слияний и поглощений в образовательной сфере, увы, уже становятся не редкостью. Совершенно очевидно, что эти процессы проводятся с целью сокращения государственных расходов, однако она здесь явно не единственная. Помимо нее здесь отчетливо просматривается и другая цель, которая связана со следующим обстоятельством: гуманитарные факультеты в России издавна считались едва ли не главным источником диссидентства среди молодежи и, соответственно, – потенциальным очагом бунта в силу их специфики и стремления к свободомыслию. Особенно ярко это проявилось в период николаевской реакции во второй четверти XIX в., в эпоху увлечения западноевропейской философией и влияния среди молодежи таких корифеев-вольнодумцев, как Т.Н. Грановский, Н.В. Станкевич, М.А. Бакунин, А.И. Герцен и др. Собственно говоря, некоторые опасения в этой связи также вызывают и попытки создать единый учебник по истории, формирующий весьма односторонний взгляд на события прошлого у подрастающих поколений. Интересно вспомнить в этой связи реплику Шатова из романа Ф.М. Достоевского «Бесы», выражающего сомнения по поводу написания книги, призванной составить объективное представление об облике русского народа: «Значит, выйдет нечто с направлением, подбор фактов под известное направление.» (Достоевский, 1957. Т. 7, с. 137). А в ответ следует возражение Лизаветы Николаевны: «Одно беспристрастие – вот направление» (Там же, с. 138). К сожалению, такому направлению вряд ли может соответствовать единый учебник по истории. Учитывая довольно агрессивную политику насаждения модернизационных умонастроений в общественном сознании, данный учебник не может избежать влияния подобной идеологии. Достаточно сказать, что периоду 1930-х годов прошлого века со всеми его противоречиями и огромным числом разнородных процессов присвоено весьма модное, но отнюдь не уместное в силу объективных причин название – «Советский вариант модернизации». Это лишь свидетельствует о вполне пренебрежительном и в каком-то смысле идеологизированном отношении авторов к прошлому своей страны. И вряд ли было бы неверно добавить, что факты, подкрепляющие здесь известное направление, отсутствуют.

КАКАЯ РЕФОРМА НУЖНА РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК?

Совершенно очевидно, что нынешний вариант реформы Российской академии наук, если основываться на Положении о ФАНО, означает гибель этой системы, поскольку возможность приватизации такого общественного блага, как наука, со всей его инфраструктурой, плодами которого, в конечном счете, пользуется все общество, а не узкий круг лиц, присваивающих себе право на пользование основными фондами РАН, подобно группе олигархов, осуществивших беспрецедентную приватизацию ренты от природно-ресурсного потенциала страны, на что указывал академик Д.С. Львов (Львов, 1999, с. 50). В результате пертурбаций, произошедших в ходе либерализации экономики, в стране сформировалась экономическая модель, ориентированнаяна обогащение элиты крупного бизнеса за счет присвоения рентных доходов, что приводит к незаинтересованности господствующих классов в развитии фундаментальной науки, поскольку достойное финансирование данного сектора вступает в противоречие с потребностью в накоплении рентных доходов. При ином подходе, когда стратегия экономического развития предполагала бы всестороннее развитие наукоемких предприятий и была ориентирована на долгосрочную перспективу, подобное явление было бы менее вероятным. В такой системе фундаментальная наука вполне могла бы способствовать увеличению прибыли данных предприятий в долгосрочном периоде и содействовать экономическому росту.

В контексте всего вышесказанного зададимся вопросом: а нужна ли вообще реформа РАН в нынешней ситуации? Ответ напрашивается положительный, учитывая некоторое снижение общей научной активности. Однако следует ли при этом линчевать конкретные институты и экспроприировать имущество? Это напоминает логику Крестовых походов, и если нынешняя политика неолибералов предполагает такой умышленный возврат в Средневековье, то ее вряд ли можно назвать политикой модернизации. Реформа должна быть нацелена на повышение эффективности научной деятельности, а не на дискриминацию в среде фундаментальных исследований, выполняемую по весьма сомнительным критериям. Ведь если вспомнить, по каким критериям предлагается оценивать институты, среди возможных вариантов имеются даже и такие, которые предполагают оценку научных институтов средствами массовой информации (Черных, 2013). Таким образом, открывается возможность для заказа статей, очерняющих деятельность институтов, которые в нынешней ситуации борьбы за выживание становятся конкурентами, и таким образом вспоминается практика доносов, столь характерная для периода расцвета сталинских репрессий, которая описана в произведениях А.И. Солженицына и Ю.В. Трифонова.

Реформа должна опираться на три основных принципа: прозрачность научной деятельности, ее эффективность и востребованность. Как же должны быть реализованы эти реформы? Прозрачность может быть обеспечена, в частности, путем использования информационных технологий, например, путем записи научных семинаров лабораторий, которые также могут транслироваться в режиме Online в сети Интернет. Эффективность научной деятельности должна проверяться и оцениваться с использованием более масштабных источников информации – в отличие от тех, которые представлены в «Карте российской науки», и, соответственно, измеряться на основе более широкого спектра видов научной работы, а не только тех, которые представляют весьма субъективные и неполные классификаторы. И, наконец, востребованность научной деятельности должна предполагать поиск вызовов времени современной науке, которые отнюдь не ограничиваются одними лишь инновациями, а включают широкий спектр вызовов гуманитарного характера, идеологического, культурного, нравственного. Все это должно также войти в число объектов научной деятельности и не потеряться втуне, поскольку в противном случае нация будет обречена на деградацию, признаки которой уже проступают все более явственно.

Во многом текущая ситуация предопределена тем обстоятельством, что в настоящий момент в идеологической сфере мы наблюдаем достаточно отчетливое формирование весьма одностороннего культа инноваций, предполагающего отказ практически от всех предыдущих научных направлений, в пользу установившегося мейнстрима. Этот культ выражается в понимании науки исключительно как источника прикладных, научно-технических изобретений, дающих непосредственный, быстрый и значимый эффект, выражаемый в высокой величине коммерческой прибыли.Все это резко искажает представления об основных источниках в системе институтов, содействующих решению задач догоняющего развития, и о роли РАН в системе этих институтов. На это совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, когда говорит, что ошибкой, распространенной во властных структурах и среди значительного числа ученых, является неверное понимание роли Академии наук в процессе догоняющего развития (Полтерович, 2014, с. 6). Не следует также забывать, что РАН наряду с этим является и составным элементом национальной инновационной системы. Такие остальные элементы, как отраслевая наука и лаборатории на предприятиях, оказались разрушены,они либо влачат жалкое существование (особенно, это касается КБ и университетской науки), либо такие, как венчурный капитал, ранее не существовали и слабо развиты. В довершение всего, рентоориентированный крупный бизнес в России не заинтересован в научно-техническом прогрессе, о чем свидетельствуют конкретные показатели. Так, например, удельный вес затрат на НИОКР в выручке российских компаний в 46 раз ниже, чем у зарубежных конкурентов, и кроме того, 80% крупнейших компаний России не готовы подробно представить результаты своей инновационной деятельности (Решетникова, 2011).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

одводя итог всему вышесказанному, хочется еще раз отметить, что применение метода «шоковой терапии» для повышения эффективности научно-исследовательской сферы в России не может гарантировать успех, поскольку апробация подобной стратегии в других отраслях отечественной экономики показала в полной мере ее разрушительный потенциал, который проявился в уничтожении технологических цепочек и производственных комплексов. Процесс разрушения РАН вызывает также ассоциации с судьбой Парижской академии наук во времена Великой французской революции. В 1793 г., в период Конвента, она была упразднена, и возглавлявший ее в ту пору выдающийся физик А.Л. Лавуазье не только не смог ее спасти, но и он сам оказался на гильотине, попав в водоворот революционных интриг и перемен. Ни петиция от совещательного бюро, ни всем известные заслуги перед родиной, ни научная слава не спасли Лавуазье от смерти. Вот слова, в буквальном смысле слова, потрясшие основы французской цивилизации: «Республика не нуждается в учёных», – якобы заявил председатель трибунала Коффиналь в ответ на петицию бюро (Кубеев, 2010, с. 127). Шок, который испытал весь мир в связи с его казнью, пожалуй, наиболее ярко выражен в высказывании Ж.Л. Лагранжа: «Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, но и за сто лет Франция не сможет произвести ещё такой» (Guerlac, 1973, p. 130). Подобные слова были бы справедливы и в отношении Российской академии наук в случае ее реорганизации методом «шоковой терапии» и игнорирования принципов теории реформ.

В заключение хочется привести еще одну цитату, которая, пожалуй, в наибольшей степени характеризует такой процесс, как «шоковая терапия», которая в истории России была нередким явлением. Это высказывание одного из героев романа Ф.М. Достоевского «Подросток», которое хотя и изложено уже более века назад, но, тем не менее, не утратило своей актуальности и по сей день: «… важнее для меня именно законченность форм и хоть какой-нибудь да порядок, и уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый (курсив мой – Р.П.). Боже, да у нас именно важнее всего хоть какой-нибудь, да свой, наконец, порядок! В том заключалась надежда и, так сказать, отдых: хоть что-нибудь, наконец, построенное, а не вечная эта ломка, не летающие повсюду щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет все ничего не выходит» (Достоевский, 1957, т. 8, с. 622). Написано давно, а как свежо звучит до сих пор!

Тридцать лет назад Шэньчжень являлся немногим больше, чем деревня, примыкающая к Новым Территориям Гонконга. Когда в начале 80-х была создана первая китайская специальная экономическая зона, число фабрик стало увеличиваться, и вокруг начали расти сверкающие небоскрёбы. Население Шэньчженя сейчас составляет около 12 миллионов, включая до 6 миллионов приезжих рабочих. Они часто живут в общежитиях рядом с заводами, которые помогли сделать этот город одним из богатейших в Китае.

Одна из этих фабрик известна как Город Foxconn. Будучи в собственности Hon Hai Precision Industry, тайванской компании, она является одним из самых больших производственных комплексов в Китае, занимая работой почти 230 000 человек. Часть Apple iPhone и iPad собираются тут. В марте Apple согласилась улучшить условия труда на китайских фабриках, после того, как внешняя проверка обнаружила нарушения трудового законодательства, включая чрезмерную сверхурочную работу.

Страны, которые изготавливают вещи намного дешевле, чем другие, зачастую обвиняются в использовании потогонного производства, и труд в Китае, несомненно, дёшев: поэтому фабрики Гонконга по производству одежды и игрушек были перенесены на континент.

Но по мере увеличения благополучия китайские рабочие хотят всё большую плату, меньше рабочих часов и больше преимуществ, точно так же, как тайваньские, японские и южнокорейские работники хотели этого до них. Стоимость трудозатрат в Китае в последнее время растёт приблизительно на 20% в год.

Некоторые трудоёмкие производства сейчас перемещают из прибрежных зон во внутренние регионы Китая, где затраты ниже, хотя инфраструктура может и не соответствовать должному уровню. Ряд компаний, особенно тех, что изготавливают одежду и обувь, спешно снялись с места и переехали в Бангладеш, Камбоджу, Индонезию и Вьетнам. Nike, например, обычно производила большую часть своих кроссовок в Китае, но многие из её крупных поставщиков сменили своё местоположение, и в 2010 году Вьетнам стал самой большой производственной базой компании в мире. До тех пор, пока обувь и одежда не будут изготавливаться без использования ручного труда (что, как будет показано в докладе дальше, вполне возможно), в будущем эти предприятия будут перемещаться снова; привлекательно выглядит Мьянма, при условии, что там будут продолжены реформы.

Несмотря на это, для части производителей невысокие расходы на зарплату становятся менее важной составляющей, так как труд является лишь малой частью из общих расходов по созданию и продаже их продуктов. Исследователи из Центра индустрии персональных компьютеров Калифорнийского университета, Ирвайн, разобрали iPad и узнали, какое происхождение имеют различные детали, и сколько стоили их производство и сборка (см. иллюстрацию 3). Они обнаружили, что 16-гигабайтный iPad 2010 года, стоящий 499 $, содержал на 154 $ материалов и деталей от американских, японских, южнокорейских и европейских поставщиков (Apple имеет всего более 150 поставщиков, многие из которых изготавливают или дорабатывают свои детали в Китае). Исследователи оценили общемировые расходы на оплату труда для изготовления iPad-а в 33 $, доля Китая в которой равнялась лишь 8$. Apple постоянно дорабатывает свои продукты, так что эти цифры постоянно меняются, но не сильно.

Если доля Китая составляет такую небольшую часть общих издержек на рабочую силу, значит, Apple может позволить себе производить iPad в США?

Оказывается, что низкие зарплаты не являются единственным привлекательным моментом. Что может предложить Шэньчжень, так это более 30 лет опыта в производстве электроники. В нём есть сеть фирм с развитыми цепочками поставок, ассортиментом инженерных и конструкторскими навыков, глубоким знанием своих технологических процессов и готовностью вступить в дело, как только понадобится увеличить масштаб производства.

Другими словами, Шэньчжень предоставляет успешный промышленный кластер. Это подходит Apple, так как многие из электронных деталей, которые они используют, не являются уникальными. Настоящие инновации состоят в разработке продукта и создании «умного» программного обеспечения, что является особенностью другого успешного кластера, в Кремниевой Долине, где расположена Apple.

Где выигрывает Китай

Li & Fung, гонконгская фирма, которая помогает компаниям находить поставщиков в Азии, в своём последнем исследовании указывает, что такие кластеры как Шэньчжэнь являются «неотъемлемой частью признанного во всём мире опыта Китая в производстве». В Китае насчитывается более 100 промышленных центров — включая один в Чжути, в провинции Чжэцзян, который производит исключительно носки. Он состоит из более чем 3000 малых и средних предприятий, которые входят в цепочку поставки для производства носков. Пока китайские кластеры сохраняют своё преимущество, эти рабочие места, на которых изготавливают или iPad-ы, или носки — неважно, не вернутся назад в Америку или в Европу.

Тем не менее, некоторые рабочие места возвращаются в развитые страны. По мере того, как затраты на зарплату в Китае растут, американские успехи в увеличении производительности могут помочь сдвинуть баланс, особенно если американские фирмы будут инвестировать в увеличение уровня автоматизации. Роботы, чтобы снизить стоимость трудозатрат, могут быть использованы где угодно. Например, Терри Гоу, руководитель Hon Hai, говорит, что он планирует использовать больше роботов для работ по сборке в Китае. Он также строит заводы в некоторых внутренних провинциях.

Опять-таки, расходы на заработную плату не являются тем единственным фактором, который принимается во внимание при перемещении производства из Китая назад в США. Компания Chesapeake Bay Candle ранее доставляла свои ароматизированные свечи для американского рынка из Китая, и затем и из Вьетнама, когда США подняли таможенные сборы на импорт свечей, произведённых в Китае. В июне 2011 компания открыла автоматизированную фабрику около своей базы в Мэрилэнде, отчасти из-за роста стоимости трудозатрат в Азии и увеличенной стоимости доставки, но также из-за того, что возможность иметь центр по разработке и исследованиям на американской фабрике позволяет компании реагировать на новые тенденции намного быстрее.

Производитель свеч оставляет свой завод в Китае, чтобы обслуживать там большой местный рынок.

Многие фирмы перенимают стратегию «Китай плюс один», обычно помещая дополнительную производственную базу в азиатской стране с более дешёвым трудом. Эта идея сейчас расширяется до возврата производственных мощностей в богатые страны.

Это также даёт возможность компаниям не класть все яйца в одну корзину. Ряд стихийных бедствий в последние годы показал, что слабые цепочки поставки могут порваться слишком быстро.

Для Peerless AV, компании, располагающейся в Авроре, штат Иллинойс, перемещение производства назад из Китая началось с заботы о защите своей интеллектуальной собственности. Peerless изготавливает металлические крепления и стойки для всех видов телевизоров, начиная от экранов, висящих в офисах, до информационных дисплеев на железнодорожных станциях и гигантских «видеостенах», используемых в музыкальных и спортивных событиях. Для того, чтобы сделать более лёгкие подставки с лучшим дизайном для более тонких экранов, которые, как предвидела компания, были на подходе, компания в 2002 году решила изготавливать свой ассортимент из алюминия вместо стали. Не имея возможности найти американскую фирму, которая могла бы снабжать их подходящими профилями и литьём по подходящей цене, они обратились в Китай. Как только бум плоских экранов набрал силу, продажи подскочили — но затем компания стала находить, что копии их продуктов заполоняют весь мир.

«Как раз эти подделки и привели к решению вернуть производство обратно в США» — говорит Майк Кампанья, президент фирмы. За этим последовали иные преимущества. По стечению обстоятельств, автомобильная индустрия погрузилась в депрессию, и компания смогла достать производственное оборудование, в котором она нуждалась, по невысокой цене. Компания также смогла найти людей с производственным опытом. Впервые за всё время со своего старта в 1941 году компания взяла деньги в долг: 20 миллионов долларов, чтобы построить и оборудовать новый завод, открывшийся в 2010 году в помещении, где все операции выполняются под одной крышей.

«Общая стоимость производства в Китае не так уж и мала, как может показаться» — говорит Кампанья. Транспортные расходы растут, контейнеры недешёвы, и нужно содержать штат в обоих странах, чтобы управлять работами. Также трудно быстро реагировать на изменения конъюнктуры. Обычно это минимум 30 дней для оборудования на каждой стадии цепочки поставки: складских запасов на китайском заводе, оборудования фабрики, содержимого грузового контейнера на его пути в США и так далее. Смена дизайна может занять до шести месяцев. Теперь же компания может доставить прототип к клиенту за несколько недель.

Кампанья был бы счастлив, если бы экономия была более впечатляющей, но он утверждает, что изготовление 95% его продукции вместо 65% в США преобразило фирму. Компания использовала труд 250 рабочих в Америке и 400 в Китае; теперь у неё 350 работников в США, и на горячих и грязных работах, таких, как розлив расплавленного алюминия и лазерная резка стали, работу выполняют роботизированные станки. Новая схема, как считает Кампанья, «делает нас очень гибкими». Это не только ускоряет производство кронштейнов, изготовленных по индивидуальному заказу, но также помогает и со стандартными товарами. Обычная продукция компании имела десятилетний период эксплуатации, но с новыми телевизорами, чей модельный ряд обновляется всё быстрее, её подставки и кронштейны теперь требуют обновления примерно каждые 18 месяцев.

Солнечная погода и кремний

Может ли возврат производства сработать для продуктов, которые собираются превратить в товар? Примерно до последнего десятилетия большая часть панелей для солнечных батарей изготавливалась американскими, европейскими и японскими фирмами. Затем китайские производители ворвались в бизнес с помощью различных программ поощрения, спонсируемых государством. Теперь Китай захватил больше половины мирового рынка наиболее широко используемых панелей солнечных батарей, которые изготовлены на базе фотоэлектрических ячеек, произведённых из кристаллического кремния. Но эта ситуация снова может измениться.

Частично из-за агрессивного поведения Китая самые слабые производители ушли с рынка: цена кремниевых солнечных панелей упала с 1,80 $ за ватт в начале 2011 года до 90 центов к концу года, согласно данным фирмы GTM Research, занимающейся аналитикой рынка. Это привело к закрытию некоторых компаний, использовавших иные технологии солнечных батарей. Одной из жертв стала Solyndra, калифорнийская компания, которая производила фотоэлектрические панели в форме тонкоплёночного покрытия внутри массива прозрачных трубок. Хотя они и более дороги в производстве, чем панели из кремния, эти трубки были способны улавливать солнечный свет более эффективно при разном положении солнца в течение дня. Но Solyndra оказалась не в состоянии конкурировать с изобилием китайских панелей. Она подала на банкротство по статье 11 (закона о банкротстве США) (предполагает реорганизацию компании, имеющей достаточные активы — прим. переводчика) в конце прошлого года, несмотря на получение (по неподтверждённым данным) 535 миллионов долларов правительственных заёмов.

Производители солнечных панелей борются до последнего, часто терпя убытки, в надежде на появление огромного рынка, когда солнечные панели достигнут т.н. «сетевого паритета» — способности соответствовать ископаемому топливу в снабжении государственной электросистемы.

 Женгрон Ши, глава китайской компании Suntech Power, которая стала самым крупным производителем солнечных панелей в мире, считает, что рынок сейчас подаёт признаки подъёма, и что Китай сможет достигнуть сетевого паритета в течение трёх или четырёх лет.

Каковы, в таком случае, шансы у производителей солнечных панелей в Европе и США? Для начала, вопрос не стоит как «всё или ничего». Для того, чтобы произвести панель солнечной батареи, кремний разделяется на тонкие пластинки, на которых формируются фотоэлементы. Эти фотоэлементы затем собирают в схему, помещают в рамки и покрывают стеклом. Производство панелей из этих элементов может быть более выгодным в той стране, где они будут использоваться, из-за экономии на транспортных расходах. И монтажом панелей на здания, в чём и заключается основная часть стоимости, заложенной в использование солнечной энергии, всегда занимаются местные компании. Цена монтажа в США в настоящее время составляет около 6,50$ за ватт на одно здание. То есть, западные компании могут импортировать фотоэлементы из Китая и неплохо зарабатывать на их установке. «Но в процессе разработки находятся усовершенствования производственного процесса, которые могут сравнять стоимость производства солнечных панелей в США и в Китае» — утверждает Тоньо Буонассиси, глава Исследовательской Лаборатории Солнечных Элементов в MIT.

Из публично доступных данных можно узнать, что стоимость производства полной солнечной панели в США примерно на 25% выше, чем изготовление её в Китае с доставкой на западное побережье США. Многие из преимуществ Китая в стоимости производства, как считается, происходят из дешёвого сырья, низких зарплат и низкой стоимости капитала. Даг Пауэлл, учёный Исследовательской Лаборатории Солнечных Элементов, проводит детальный анализ стоимости производства в обоих странах. С учётом разрабатываемых производственных усовершенствований, стоимость солнечных панелей, произведённых в Америке, снизится более чем вдвое, примерно до 50 центов на ватт в течение десятилетия (см. иллюстрацию 4). Солнечные панели по цене 40-75 центов за ватт, как ожидается, будут способны создать сетевой паритет в США. Разброс в цене обусловлен региональными отличиями в доступных объёмах солнечной энергии и ценах на электричество.

Ничто не мешает Китаю использовать те же самые технологические новшества, и Пауэлл изучает результаты влияния и этого фактора. Однако уже ясно, что большинство разрабатываемых усовершенствований в сфере производства уменьшат преимущество Китая.

Например, новые методы производства включают в себя более тонкие пластины, использование которых уменьшает общее количество требуемого кремния. Фотоэлементы будут более эффективными, упрощённое производство снизит стоимость капитала, и более высокий уровень автоматизации уменьшит расходы на трудозатраты. «На самом деле нужен единственный прорыв в каждой инновационной отрасли, который сработает, и мы снова в деле» — говорит Буонассиси.

Хотя Solyndra и другим компаниям не повезло, тонкоплёночная технология, которую они использовали, по-прежнему остаётся привлекательной. GE, к примеру, делает на неё ставку. Как часть $600 млн. инвестиций в бизнес солнечных батарей, она заканчивает строительство крупнейшего в Америке завода по производству солнечных панелей, около Денвера, штат Колорадо. Он будет использовать тонкоплёночную технологию для производства более лёгких панелей большего размера, использование которых, по подсчётам, снизит стоимость установки примерно вдвое. Дав рабочие места всего лишь 350 людям, подразделение GE каждый год будет способно изготавливать достаточно панелей, чтобы давать энергию для 80 000 домов.

С 23 по 28 июня в Институте цитологии и генетики СО РАН проходит Девятая международная научная конференция «Биоинформатика Регуляции и Структуры Геномов \ Системная Биология» —BGRS\SB-2014. В ней примет участие свыше 400 исследователей из 15 стран мира. Накануне конференции мы взяли интервью у одного из членов Организационного комитета – Юрия Львовича Орлова.

- Юрий Львович, сегодня международные конференции по биоинформатике в ИЦиГ – это уже сложившаяся традиция. А как все начиналось?

- Все началось в 1998 году. Тогда наука в России переживала тяжелые времена, многие наши ученые уехали работать за границу, да и на конференции ездили в одну сторону - за рубеж. В России международных научных конференций практически не проводилось. Эту тенденцию надо было как-то менять. И директор нашего института, академик Николай Александрович Колчанов принял волевое решение – провести конференцию по биоинформатике, где у нас был хороший научный задел, и пригласить на нее зарубежных ученых. На первую конференцию иностранных гостей приехало немного, но это были выдающиеся ученые, ставшие сейчас, годы спустя, профессорами, директорами департаментов биоинформатики и целых институтов в разных странах мира - Израиль, Китай, Сингапур, Саудовская Аравия. И главную задачу – показать, что наука у нас в стране не умерла, и Академгородок по-прежнему остается одним из мировых научных центров – конференция выполнила тогда, выполняет и сейчас. А завершилось все легендарной поездкой на Алтай…

- Почему легендарной?

- Ее часто вспоминают и пересказывают в разных вариантах и в Москве, и за границей. Началось все с того, что участники конференции, включая наших зарубежных гостей, погрузились в два автобуса и поехали знакомиться с красотами Алтая.

Но в пути один из автобусов на горной дороге отстал и сломался. Застряли вдали от ближайших населенных пунктов, без связи. В те времена сотовой связи на алтайских дорогах не было. И им пришлось полдня ждать, пока их хватились и нашли. Естественно, многие иностранцы реально испугались. Кончилось все хорошо, приехала другая машина, и сегодня они с удовольствием вспоминают это небольшое приключение, причем, каждый рассказывает о нем по-своему, приукрашая из года в год новыми деталями и домыслами.

 Серьезно, я слышал об этом от первых участников в разных городах и странах, но все Сибирь вспоминали с уважением. Так что история вполне легендарная.

- Затем конференция стала проходить регулярно?

- Да, успех первой нас вдохновил и ИЦиГ стал проводить подобные конференции раз в два года. Нынешняя уже девятая. Число участников постоянно расширяется - уже на порядок - с десятков до четырех сотен; соответственно, расширяется и тематика самой конференции. От вопросов исключительно биоинформатики мы перешли к задачам системной биологии, генетике растений и животных, нейробиологии, медицинским исследованиям. По сути, сегодня мы проводим уже мультиконференцию, состоящую из нескольких конференций и симпозиумов. Традиционная – БГРС – самая большая, свои секции проводят медики, математики…

- Как Вы считаете, эта тенденция к расширению сохранится?

- Думаю, расширение программы и тематики применений системного подхода в биологии неизбежно. Конечно, у всего есть предел. Неделя работы нескольких параллельных секций – это близко к пределу восприятия, даже с точки зрения нейробиологии, восприятия информации, чем мы тоже занимаемся по научной тематике. С другой стороны, в мире сейчас развивается направление видеоконференций, телемостов. Ученые стали меньше ездить, больше контактировать через Интернет. Наша конференция в этом отношении остается традиционной площадкой, где люди могут встретиться, пообщаться вживую. И интерес коммерческих биотехнологических компаний к нашей конференции, показывает, что эта форма нужна.

- А сложная внешнеполитическая обстановка не отразилась на подготовке этой конференции?

- К сожалению, отразилась. Мир тесен. Ряд наших западных гостей, например из Германии, в вежливой форме отказались от участия. В 2012 году участников всего было примерно столько же, а иностранцев (не русскоговорящих) - больше чем сейчас. Зато много приедет из Казахстана и Белоруссии - как считать их иностранцами?

С проблемами сталкиваются ученые Украины из-за их собственных властей, им сначала не оплачивают командировку, не рекомендуют, потом и просто не разрешают ехать в Россию. До сих пор несколько человек пишут, что не могут подтвердить участие вплоть до дня открытия конференции.

В этом году большой вклад внесли математики, Сергей Игоревич Кабанихин, организовав целый симпозиум по суперкомпьютерным вычислениям в биологии и биомедицине. В целом же, у нас в этом году есть рост числа участников из самых разных стран. Во многом это вызвано самим содержанием конференции, актуальной тематикой. Стык науки о жизни (биоинформатики, биомедицинских технологий) с суперкомпьютерными технологиями и нанотехнологиями – это то, что сегодня называют прорывными технологиями. Как я уже сказал, новосибирскому Академгородку удается сохранять роль одного из ведущих научных центров. Поэтому наша конференция и вызывает большой интерес во всем мире. Приятно слышать, когда на научные мероприятия из заграницы предпочитают ехать в Сибирь, а не в Москву. Тем более, что многие из тех, кто сегодня трудится в зарубежных научных центрах, в прошлом – наши коллеги из Академгородка. Например, профессор Чикагского университета Андрей Ржецкий или сотрудник Института системной биологии в Сиэтле Александр Ратушный. Есть, не поверите, участники нынешней конференции - представители Новой Зеландии и Южной Африки. Тоже, в прошлом, наши соотечественники.

- Программа конференции включает в себя также Школу молодых ученых. Речь идет только о российских участниках или она тоже международная?

- Международная. Преобладают наши соотечественники, но есть и иностранцы.

Кстати, характерная черта. С самого начала, чтобы конференция соответствовала международным стандартам, мы проводим ее исключительно на английском языке. И не для всех это было просто. Но вот как раз для студентов - участников Школы английский проблемой не стал.

Молодежь в Академгородке говорит по-английски. Современная наука очень открытая, в ней развито международное общение, и наши молодые ученые гармонично вписываются в этот процесс.

Георгий Батухтин

От редакции – В ближайшее время мы разместим небольшой цикл интервью с участниками конференции, в которых они расскажут о том, как обстоят дела с прорывными технологиями и открытиями в нашей стране и за рубежом.

Россия на шесть-восемь лет отстает «от начала развития большинства прорывных направлений» в науке. Сотни миллиардов рублей, которые планируется выделить из бюджета на научные исследования, могут быть израсходованы неэффективно, - считают в РАНХиГС.

Согласно представленному директором Центра научно-технической экспертизы РАНХиГС Натальи Кураковой и замдиректором Центра Владимиром Зиновым 19 июня аналитическому докладу "Национальная научно-технологическая политика "быстрого реагирования": рекомендации для России", в последние годы происходит "стихийное и трудно прогнозируемое формирование новых исследовательских фронтов, появление новых технологий", отвечать на которое нужно иной системой мониторинга.

Ученые предупреждают: более 130 млрд рублей из 2,5 трлн, которые планируется потратить на госпрограмму "Развитие науки и технологий" с 2013 до 2020 года, могут быть израсходованы неэффективно. Эти деньги предполагается потратить на перспективные исследования. Ученые считают, что прогнозы относительно будущего развития науки неточны, а приоритеты расставлены неправильно.

Прогнозы научно-технологического развития России до 2025 и 2030 гг были подготовлены Министерством образования и науки совместно с ВШЭ. На их основе, как пишут авторы исследования "Национальная научно-технологическая политика "быстрого реагирования": рекомендации для России", была частично составлена госпрограмма поддержки науки и техники, определяющая ключевые и приоритетные направления российской науки, которые могут рассчитывать на получение грантов по федеральной целевой программе.

Наталья Куракова и ее коллеги проанализировали все ключевые направления, указанные в прогнозе до 2030 года как «прорывные», и выяснили, что таковыми они не являются: по всем из них зарубежные компании уже обладают огромным количеством патентов. Это означает, что исследования в этих областях перешли от стадии первичных разработок к активной технологизации и внедрению в промышленность и России за этим не угнаться.

Например, направление по созданию искусственных органов попало в стратегию-2030, но в мире оно активно развивается уже несколько лет. В Японии индустрия создания искусственных органов начала развиваться уже с 2006 года, и сейчас создается индустрия в этой сфере. То же относится к "конструкционным и функциональным материалам", "глубокой переработке органических топлив", "интеллектуальным энергетическим системам будущего", "развитию единого транспортного пространства", "лесным биотехнологиям", "аквабиокультуре" и др., где зарубежные компании занимают не только все позиции в топ-10 патентообладателей, но и до 90% позиций в топ-30 и топ-50.

Согласно выводам исследователей, изменить ситуацию позволит новая парадигма научно-технологической политики, в которой ключевую роль будет играть мониторинг и экспертиза. Первым элементом новой политики должен стать качественный прогноз развития технологий и науки, работающий не с опозданием, а на опережение, основанный на данных обзора патентов или библиометрии.

В то же время авторы прогноза научно-технологического развития России до 2025 и 2030 гг из НИУ ВШЭ подчеркивают:

«критерии отбора приоритетности областей не могут основываться только на данных обзора патентов или библиометрии - нужны еще как минимум две составляющих: это оценки самых серьезных экспертов и комплексный анализ на стыке рыночного спроса и предложения со стороны науки (экономисты называют это «market pull» и «technology push»)»

По их мнению, авторы доклада из РАНХиГС, ни первого, ни второго не делали, так как это требует серьезных исследовательских мощностей, высокого уровня компетенций экспертов и времени. В НИУ ВШЭ также напоминают, что «прорывные направления» указал глава государства Владимир Путин2. «Прогноз устроен следующим образом: семь приоритетных направлений развития науки и технологий - их утвердил Президент. Далее каждое направление детализируется еще на 4 уровня в глубину - вплоть до конкретных задач для развития исследований и разработок, всего таких задач более 1000 (об этом сказал Президент в послании ФС в 2012 году). И это только одна группа результатов», - отмечают в Вышке.

«Прогноз - это документ национального уровня. И его результаты уже "с колес" использовались многими потребителями: например, Минэкономразвития при формировании прогноза соц.-э. развития, многими технологическими платформами при подготовке стратегических программ исследований (Медицина будущего, Биотех 2030), компаниями, в том числе, с гос.участием при формировании ПИРов, инновационными территориальными кластерами и др. Кроме того, сейчас идет корректировка федеральных целевых и государственных программ, приоритетных направлений развития науки, технологий и техники в Российской Федерации и перечня критических технологий Российской Федерации, формируются системы технологического прогнозирования на отраслевом уровне – все это происходит с учетом результатов прогноза», - подчеркивают в НИУ ВШЭ.

У Профсоюза работников РАН есть традиция ­ раз в год проводить заседание президиума своего Центрального совета на выезде, в академическом региональном научном центре. На днях такое мероприятие, совмещенное с другим ежегодным собранием профсоюза ­ Поволжской ассамблеей, состоялось в Уфимском научном центре (УНЦ) РАН. 
Профлидеры, представлявшие академические организации разных регионов России, познакомились с академическим форпостом в Республике Башкортостан, пообщались с руководством центра и сотрудниками институтов. Об истории и сегодняшних проблемах УНЦ гостям рассказал его руководитель член­корреспондент РАН Усейн Джемилев. Его дополнили глава Объединенного профсоюзного комитета центра Светлана Носарева и председатель Совета молодых ученых Айбулат Каримов. 
Уфимский научный центр ­ второй в академии по численности институтов после Санкт­Петербургского: в его состав входят 13 НИИ, правда, небольших, с общим числом работающих 1300 человек. Количество сотрудников в возрасте до 39 лет составляет около 50% от всех работающих. Для Башкортостана и УНЦ РАН важны все развиваемые академическими научными школами направления исследований. Поэтому разговоры о грядущей оптимизации академических учреждений, которая явно подразумевает их укрупнение и уничтожение тех, кого по формальным признакам признают неэффективными, здесь воспринимают особенно болезненно. А оснований для тревоги у ученых становится все больше и больше.
На днях Федеральное агентство научных организаций России на своем сайте опубликовало так называемые “дорожные карты изменений в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности работы” подведомственных агентству учреждений. Обозначенные в этих бумагах планы грозят обернуться катастрофой для академических организаций, заявил на встрече в Уфе председатель профсоюза Виктор Калинушкин. По его словам, разработчики этих документов в основном сосредоточились на выполнении Указа Президента РФ №597 от 7 мая 2012 года о доведении к 2018 году средней заработной платы (СЗП) научных работников до уровня 200% СЗП в соответствующем регионе. 
В дорожных картах ФАНО содержатся поквартальные графики достижения желаемых процентов. В соответствии с ними в Москве уже к концу нынешнего года СЗП должны увеличиться в 1,5­2 раза. Финансирование академических организаций в этом году осталось на прошлогоднем уровне, так что подобный рост зарплат можно обеспечить только одним путем ­ за счет резкого сокращения численности институтов.
Виктор Калинушкин напомнил, что существует также Указ Президента РФ №599 от 7 мая 2012 года о доведении к 2015 году внутренних затрат на исследования и разработки до 1,77% внутреннего валового продукта. Однако за решение этой задачи чиновники биться не собираются: по оценкам профсоюза, затраты на научную сферу за счет федерального бюджета (включая финансирование космической, оборонной и правоохранительной науки) в следующем году не дотянут и до 1% ВВП. Внебюджетные же вливания в НИР в нашей стране настолько невелики, что “закрыть” не хватающие до норматива 0,77% никак не получится. 
А вот обеспечить выполнение указания главы государства по зарплатам федеральные органы, похоже, обязали добиваться любой ценой. Крайними пытаются сделать директоров институтов. В качестве подарка ко Дню России они получили из ФАНО на подпись дополнения к трудовым соглашениям, в соответствии с которыми на них возлагается обязанность повышать зарплаты по графику. 
За счет чего это можно сделать в условиях, когда финансирование заморожено? Дорожные карты не содержат ответа на этот вопрос, отметил Виктор Калинушкин. Там, правда, говорится о необходимости к 2018 году на 10% уменьшить в НИИ долю работников административно­управленческого и вспомогательного персонала. Однако ясно, что одно это не позволит увеличить зарплаты всех остальных сотрудников в разы, а в столицах ­ так даже и на порядки. 
В связи с включением в РАН академий медицинских и сельскохозяйственных наук представляющие их профсоюзы заключили соглашение о сотрудничестве. Поэтому в уфимской встрече принимала участие секретарь ЦК Профсоюза работников здравоохранения Марина Краснорудская. Она рассказала о том, как за выполнение пресловутого президентского указа, который распространяется также на педагогов и медиков, бьется Минздрав РФ. О реальном повышении зарплат там тоже речь не идет. Работникам медицины включают в базовые оклады районные коэффициенты и надбавки за стаж. Кроме того, по указанию министерства из номенклатуры учреждений исключается низкооплачиваемый младший и средний медицинский персонал. Мало того что перевод его на аутсорсинг приводит к увеличению накладных расходов организаций, медсестры, санитарки, нянечки еще и теряют профессиональные надбавки, дополнительные отпуска, социальные льготы.
Профсоюзники пришли к выводу, что безумное и беспрекословное выполнение только одного президентского указа ­ о зарплатах, и игнорирование другого ­ о повышении финансирования, стало серьезной угрозой для развития важнейших бюджетных отраслей. 
По сравнению с этой бедой отходят на второй план другие серьезные “реформенные” проблемы ­ введение непродуманной системы оценки организаций, практически заваленная жилищная программа, крах ведомственной социальной сферы, растущая бюрократизация академической науки, ­ заявил Виктор Калинушкин. ­ Мы можем в самое ближайшее время потерять кадры и институты, которым нет цены, просто потому, что чиновников припрут к стенке ­ потребуют отрапортовать, и они пойдут напролом, сметая все подряд безо всяких оценок и аттестаций. 
Участники встречи высказались за активизацию действий по корректировке или приостановлению реализации указа по зарплатам, который, кроме всего прочего, противоречит статье Трудового кодекса о равной оплате за равный труд. Профсоюз РАН уже не раз обращался с таким требованием к руководству страны, но эффекта это не возымело. Пришла пора более решительных выступлений, постановил форум. Есть основания надеяться, что на этот раз ученых поддержат работники образования и здравоохранения.

Долгое время сибирские садоводы и огородники пребывали в уверенности, будто наш суровый климат защищает наши поля от самых зловредных вредителей, которые давно уже не дают покоя жителям южных регионов. Например, от колорадского жука.

Еще лет двадцать назад многие из нас ассоциировали это насекомое исключительно с югом. Тот из нас, кому доводилось бывать на Кубани или на Украине, с удивлением наблюдал, как тамошние селяне ходят под палящим солнцем по полю и  собирают в баночку ненавистных личинок. Зрелище то еще!

Но еще неприятнее были мысли о необходимости химической обработки своих картофельных плантаций. Это как же – наш «второй хлеб» будет с «химией!». Южане, надо сказать, эту методику борьбы с вредителем освоили давно. Сильно не мудрили. Разводили в ведерке химикат, брали веничек и шли на поле, разбрызгивая с помощью веничка яд на каждый кустик. И так несколько раз за сезон! Сибиряки, наблюдая за такой процедурой, полагали, что их-то уж природа от этого оградила. Так что наша родная, сибирская картошечка – вне всяких подозрений относительно своей экологической чистоты.

Но, как оказалось, природа нас, сибиряков, не оградила. Непонятно, то ли климат начал меняться в сторону потепления, то ли колорадский жук оказался не столь уж изнеженным, как многим из нас казалось, но в «лихие» 1990-е наши селяне и дачники обнаружили-таки эту тварь на своих огородах.

И вот, уже в начале «нулевых», сибирские огородники – прямо как южане – уже гнулись под палящим солнцем, собирая личинок. И до «химии», конечно же, тоже дело дошло. А как же без нее? Правда, учитывая эпоху, вместо веничков уже вовсю используются специальные опрыскиватели, благо, купить их никаких проблем не составляет. Да и препараты предлагаются в большом ассортименте. Народ наш, естественно, шибко в технику безопасности не вникает, о дозировке толком ничего не знает (и даже не всегда такими вопросами интересуется). Так что иной раз заливают химикатами огород на славу! Особенно в том случае, если картофель выращивают на продажу.

В общем, колорадский жук накрыл, грубо говоря, всю страну. А ведь картофель для нас и впрямь «второй хлеб». В среднем на душу населения в России приходится 120 – 125 кг. В целом это составляет 20 – 25 млн. тонн. И самое печальное, что из-за колорадского жука теряется почти треть урожая! Да, наши селекционеры молодцы, сорта вывели  прекрасные, высокоурожайные. Почвами нас Бог тоже не обидел. На наших-то черноземах, да при регулярных поливах по поводу картофеля и горевать нечего. Мы бы и не горевали, если бы не эта вредная полосатая тварь. Кто помнит, в хорошие годы с пяти «соток» заваливали погреб под самую завязку. Можно было целую роту прокормить. И тут такой вот «членистоногий сюрприз»: либо ходить по жаре, собирая личинок, либо браться за «химию». Не такая уж радостная перспектива. С «химией», конечно, проще. Но для нашей сибирской картошки как-то уж совсем «не комильфо». В чем же тогда будет наше преимущество перед южанами?

В последнее время молодое поколение россиян, включая и сибиряков, стало отходить от приусадебного хозяйства. Теперь чаще картофель покупают на рынках и в супермаркетах. Но тут уж с «химией» все в порядке, будьте уверены! Тот, кто выращивает картофель на продажу, да тем более на огромных плантациях, нагибаться за личинками не будет. Здесь в дело однозначно идет  «химия».

А ведь химические препараты не только загрязняют почву и воздух. По большому счету, химическая защита растений есть, так сказать, незапланированная селекция самих вредителей по принципу выживания сильнейшего.

 То есть рано или поздно появляются особи, невосприимчивые к данному препарату. И чтобы их уничтожить, придется применять все более сильные яды. Как это скажется на экологии, объяснять не стоит. И так понятно.

С определенных пор ученые пытаются найти альтернативные методы борьбы с вредителями растений. В настоящее время разработан целый арсенал биологических методов, один из которых основан на использовании особого белка, синтезируемого энтомопатогенными (то есть вредными для насекомых) бактериями Bacillus thuringiensis. При попадании в кишечник насекомого этот белок расщепляется, образуя активизированный токсин, который связывается со специфическими рецепторами в средней части кишечника. В местах этого связывания клетки кишечника погибают, что ведет к гибели насекомого.

Так вот, существует особый штамм упомянутого вида бактерий, синтезирующий белок, губительный именно для колорадского жука. На основе этого белка как раз был получен инсектицидный препарат, который  распыляется на листья картофеля и таким  путем попадает в организм насекомого. Вроде бы, альтернатива найдена, однако и здесь не  так уж всё гладко. Ведь при распылении препарат все равно попадает в окружающую среду. Кроме того, точная дозировка при таком способе нанесения препарата также становится достаточно проблематичной. Вся разница таких препаратов от «химии» в том, что те вещества, которые убивают вредителей, синтезируются не химическим путем, а бактериями.

А почему бы не сделать так, чтобы нужный белок, губительный для вредителя, продуцировало само растение, причем продуцировало его именно в листьях, которые для человека все равно несъедобны? Для обывателя такая задумка звучит фантастически, хотя на самом деле никакой фантастики тут нет - эта цель вполне достижима методами генной инженерии. Именно этот путь и специалисты Института цитологии и генетики СО РАН считают наиболее перспективным. В свое время в США были созданы такие сорта картофеля. И наши ученые не видят никаких препятствий к тому, чтобы развивать данное направление и в нашей стране, в том числе в Сибири.

В принципе, генная инженерия предлагает тот же самый биологический метод защиты, с той лишь разницей, что здесь растение само накапливает необходимый белок в листьях.

«Это достигается тем, - объясняет заведующая лабораторией биоинженерии растений Института цитологии и генетики СО РАН Елена Дейнеко, - что необходимый ген из бактерии B.thuringiensis переносится в само растение, внедряется в ДНК и становится неотъемлемой частью растительного генома. Такие растения картофеля - с перенесенными генами - будут называться трансгенными или генетически модифицированными».

В итоге отпадает необходимость защиты таких растений путем их опыления инсектицидным препаратом, так как они сами способны его вырабатывать и накапливать. «Более того, - подчеркивает Елена Дейнеко, - возможности генетической инженерии на сегодняшний день таковы, что перенесенный ген можно «заставить» работать только в определенных частях растения, например, в листьях, а не в клубнях».

Парадоксальным образом, колорадский жук обожает в картофеле как раз то, что человеку возбраняется потреблять даже без всякой генной инженерии. Так что, «заставив» растение вырабатывать в листьях губительный для насекомого белок, мы не делаем такой картофель более опасным для нас.

Ведь все знают, что зеленые части картофеля и без того ядовиты. Почему этот яд не берет колорадского жука, вопрос отдельный. Но отрадно то, что для этой вредной твари все-таки нашли подходящую и «правильную» отраву, да еще столь нетривиально ей распорядились.

Более актуальный для нас вопрос – когда появится на наших полях такое вот чудо-растение, способное самостоятельно «защищаться» от вредителя? А ведь это, надо сказать, не просто отдельная находка, а целый принцип действия. В перспективе можно взяться и за других тварей, коих в наших садах и огородах немало. Как мы понимаем, все здесь зависит от того, сумеем ли мы, наше общество, преодолеть суеверные страхи перед новыми достижениями науки.  

Олег Носков