Мы продолжаем цикл интервью, посвященных состоянию дел в современной российской генетике и предстоящему съезду ВОГиС в Ростове-на-Дону. Сегодня слово одному из «хозяев» съезда – чл.-корр. РАН Дмитрию Матишову (Институт аридных зон Южного научного центра РАН).

– Дмитрий Геннадьевич, известно, что Вы, как и многие генетики, занимаетесь изучением РНК. Расскажите о целях Вашей научной работы. И в частности – что такое микроРНК?

– Еще немногим более десяти лет назад считали, что функции РНК ограничиваются переносом информации от генов к белкам и участием в их синтезе. Однако в начале нашего века было показано существование в клетках животных и растений РНК небольшого размера (микроРНК), которые непосредственно не участвуют в синтезе белков, но регулируют работу генов, их экспрессию. В настоящее время известно, что в клетках человека может содержаться более двух тысяч микроРНК, отличающихся друг от друга последовательностью нуклеотидов. Показано, что под их прямым контролем находится большая часть генов и, соответственно, основных процессов, протекающих в клетке при нормальном развитии организма, а также при развитии многих патологий человека, таких как рак, диабет, нейродегенеративные, сердечно-сосудистые и другие заболевания.

– А какую роль Ваша работа может сыграть в повседневной жизни людей?

– В первую очередь, наша задача: изучить регуляторные функции РНК, в частности микроРНК. Само по себе, это – крупное фундаментальным открытием, которое существенным образом меняет наше представление о структурной организации и функциях клеток высших организмов.

В практическом плане уже сейчас интенсивно разрабатываются методы диагностики рака, сердечно-сосудистых и других заболеваний, основанные на регистрации изменения содержания микроРНК в клетке, принципиально новые методы лечения, методы защиты от вирусных заболеваний.

Участие микроРНК в реакции клеток на различные внешние воздействия, включая радиацию, ультрафиолет, различные химические соединения - загрязнители окружающей среды, приводит к необходимости уточнения, а в некоторых случаях пересмотра, потенциальной генетической опасности этих факторов для человека.

Если же  вернуться к медицине, то уже сейчас, на базе микроРНК разрабатываются принципиально новые методы диагностики рака, а также методы его лечения.

– Насколько наша наука в этой области соответствует мировому уровню?

– Исследования микроРНК интенсивно развиваются как в странах Западной Европы и США, так и в Китае, Японии, Корее и других странах. Причем от года в год темп этих исследований нарастает. Так по данным широко используемой базы медико-биологической литературы PubMed число публикаций, касающихся микроРНК, составило в 2010 году около 3500 работ, а в 2013 году уже более 7000. К сожалению, в нашей стране число опубликованных работ исчисляется единицами, по сути дела исследования в этом направлении у нас только начинаются.

– Каких результатов Вы ждете от съезда в Ростове и какие задачи сегодня решает оргкомитет?

– Очевидно, что повышение эффективности научных исследований и внедрение достижений современной генетики в практику, в том числе медицинскую практику, определяется не только наличием современного оборудования. реактивов и т.д., но и современными научными представлениями и методами исследований. В этом плане за последние годы в мировой науке сделано многое. В Южном федеральном округе сосредоточено достаточно много научных учреждений, представители которых будут принимать участие в съезде. И в этой связи обсуждение ключевых проблем современной генетики и методов, которые в настоящее время используются для их решения, создает реальную предпосылку для существенного повышения эффективности генетических исследований, проводимых как в России в целом, так и в нашем регионе.

Специально хочу отметить, что для работы в съезде предполагается привлечь представителей учреждений, работающих в области практической медицины. Проблема внедрения достижений молекулярной биологии и генетики в медицину является мировой проблемой.

Ее практическое решение интенсифицировалось в последние 10-15 лет, к сожалению, в нашей стране этот процесс протекает недостаточно эффективно. Мы надеемся, что съезд генетиков в Ростове-на-Дону позволить ускорить этот процесс.

Вопросы задавал Георгий Батухтин

5-6 июня 2014 в Новосибирске состоялся форум «Технопром-2014», посвященный так называемому шестому технологическому укладу. Ряд мероприятий форума был посвящен молодежной научной политике и устранению барьеров между наукой и промышленностью, кроме того, в рамках форума состоялся съезд председателей советов молодых ученых. В этих мероприятиях приняли участие высокопоставленные лица – руководитель ФАНО М.М.Котюков, зам. министра науки Л.М.Огородова, председатель СМУ РАН А.Л.Котельников, а также представители СО РАН и администрации Новосибирской области.

Несмотря на то, что форум оказался достаточно живым и интересным, в нем в полной мере было видно кризисное состояние российской науки и повсеместная утрата доверия друг к другу среди разных сторон, формирующих научную политику. Утром 5 июня открылся круглый стол, посвященный эффективной деятельности молодых ученых и развитию академической мобильности. Открывая круглый стол, М.М.Котюков привычно посетовал на то, что молодежи не хватает крупных научных задач, и предложил подумать о том, как привлекать молодежь в науку. Модератор дискуссии Александр Буфетов (МИАН) увлеченно рассказывал о том, как престижна во Франции система CNRS, где на 70 миллионов населения приходится всего 20 тысяч позиций. Другие молодые выступающие долго делились собственным опытом работы на постдок-позициях в разных европейских странах, пока их не прервал бывший ректор Новосибирского университета академик Н.С. Диканский и не спросил, ради чего мы здесь собрались, и как мы будем работать в условиях, когда молодежь оторвали от академии. Его немедленно прервали Л.М.Огородова и М.М.Котюков и предложили не делать политических заявлений. Разговор о постдоках продолжился, главным образом он касался финансовых ограничений – по мнению выступавших, выделяемые постдокам средства должны быть достаточны для того, чтобы снять жилье и обзавестись семьей.  Возник вопрос о других средствах поддержки молодежи – было высказано мнение, что гранты РНФ для поддержки малых научных групп были бы полезны именно для поддержки молодежи, но в действительности количество молодых победителей в конкурсе оказалось невелико. Л.М.Огородова, строго глядя в зал, посоветовала молодежи сосредоточиться на своей конкурентоспособности и сказала, что возраст участников в заявках не фигурирует. По залу прошел глухой ропот. Наконец, молодая сотрудница НГТУ  подчеркнула, что молодые ученые появляются из аспирантуры, и спросила высоких гостей, известен ли им размер стипендии аспирантов, и как предполагается привлекать лучших людей на стипендию такого уровня. Как обычно, мечты разбились о грубую реальность. Я собирался рассказать о программе по привлечению постдоков в НГУ, и о том, как успешно привлекают молодых ученых в Китае, а также об общеизвестных недостатках системы постдоков, но из-за большого количества желающих выступить так и не дождался своей очереди. В целом, молодые участники обсуждения, восхищавшиеся зарубежной мобильностью, вели довольно опасную игру – опыт модернизации управления российской наукой показывает, что не стоит столь рьяно выступать с идеями, которые при неумелой реализации могут нанести существенный ущерб. Никто не сказал, что система постдоков – это, в целом, кризисное решение, которое работает в условиях открытого рынка труда и при наличии развитого высокотехнологического сектора, в который и уходит большая часть постдоков.

Следующий круглый стол, посвященный связи науки и промышленности, проходил в более спокойной обстановке. Более того, было видно, что в этих вопросах высокие гости более компетентны, чем в отношении молодежной научной политики и международного опыта. М.М.Котюков поделился своей традиционной и очень удачной формулировкой, как происходит взаимодействие – институты жалуются, что заводы не хотят внедрять их разработки, а заводы жалуются, что в институтах нет достойных разработок. Л.М.Огородова рассказывала о пилотных проектах научно-технических разработок. Заместитель и.о.губернатора Новосибирской области поделился успешным опытом новосибирского Академпарка, который превосходно внедряет свои разработки и не нуждается при этом в помощи не особенно любимых новосибирской властью институтов Сибирского отделения. Директор Академпарка Д.В.Верховод пояснил, что институт как бюджетная организация – очень неудачный партнер для бизнеса, поскольку не может нести ответственности при невыполнении контракта, и предложил расширить закон ФЗ-217 для облегчения создания малых инновационных предприятий. В целом, его выступление было компетентным и деловым. В конце реплику из зала подал председатель СО РАН академик Асеев, сказав, что деятельность государства нацелена не на интеграцию, а на разобщение в сфере науки, поскольку 10-15 научно-технических проектов на всю страну, как и 700 грантов РНФ на 12 тысяч заявок – это не более чем лотерея. Кроме того, он подчеркнул, что именно институты СО РАН, такие, как ИЯФ, являются носителями действительно уникальных технологий, интересных и для зарубежных партнеров.

Утром 6 июня состоялся съезд председателей советов молодых ученых РАН, с приветственным словом к участникам обратились председатель СМУ РАН А.Л.Котельников, главный ученый секретарь В.И.Бухтияров и председатель СНМ СО РАН А.В.Матвеев. В повестке было заявлено два вопроса – обсуждение будущего системы советов молодых ученых и расширенное обсуждение итогов круглого стола по молодежной политике. В итоге, более четырех часов пошло на обсуждение только первого вопроса, и будущее при этом так и не прояснилось. Новосибирским представителям совета научной молодежи СО РАН было ясно, что прежняя хорошо отлаженная схема работы советов, которые вместе с институтами были подчинены СО РАН, дальше работать не сможет. Поэтому они склонялись к переносу этой системы в ФАНО, но эта идея вызвала непонимание московских гостей и представителей советов научной молодежи из других академий и регионов.  В конце концов, было предложено продолжить консультации. Вопросы молодежной научной политики не обсуждались.

Правительство одобрило разработанный Минобрнауки проект закона «О внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федерации в части совершенствования механизмов регулирования труда научных работников, руководителей научных организаций и их заместителей». Теперь законопроекту предстоит пройти процедуру рассмотрения в Государственной Думе. STRF.ru попросил прокомментировать предлагаемые в нём нормы заместителя директора Департамента науки и технологий Минобрнауки России Сергея Матвеева.

Сергей Юрьевич, почему потребовалось ввести в Трудовой кодекс специальные нормы, регулирующие труд научных работников?

– До разработки этого проекта федерального закона труд научных работников регулировался нормами, установленными для научно-педагогических работников.

Однако системные изменения сектора исследований и разработок, увеличение доли конкурсного финансирования научных организаций, развитие университетской науки привели к необходимости корректировки законодательства. Например, найм на работу специалистов в случае, если университет выиграл крупный грант на проведение исследований, вовсе не то же самое, что найм на работу профессорско-преподавательского состава (ППС). И сроки формирования коллектива жёстче, и критерии проведения конкурса совершенно иные. Да и планирование цикла работ отличается от планирования образовательной программы, где сроки, а следовательно и затраты непосредственно связаны с образовательными стандартами.

Однако Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» фиксирует концепцию единства научного и педагогического процессов в высшей школе. Министерство же предлагает в новом законопроекте раздельное регулирование труда научных работников и профессорско-преподавательского состава. Как при таком подходе будет обеспечиваться такое единство?

– Раздельное регулирование не означает, что научные работники могут быть только в научных организациях, а ППС – только в образовательных. В научных организациях, например, если они реализуют программы аспирантуры, могут быть подразделения, укомплектованные ППС. И, наоборот, в университетских научных центрах уже складывается успешная практика работы учёных, непосредственно не задействованных в чтении лекций.

Единство научного и педагогического процесса в высшей школе вовсе не предполагает, что каждый работник должен делать всё сразу – и «большую науку» развивать, и быть при этом блестящим педагогом. Напротив, попытка «сгрузить» решение этой задачи на каждого сотрудника не полезно ни для науки, ни для образования. Очевидно, что при большом объёме преподавательской нагрузки наукой заниматься некогда, да и при проведении серьёзных исследований вовсе не до работы в аудитории. Здесь нужно подходить разумно. Ведущий учёный может и должен вовлекаться в процесс подготовки в первую очередь кадров высшей квалификации, только формы такого вовлечения нужно выбирать подходящие. Возможно, он должен пригласить для участия в научном проекте нескольких магистров, аспирантов, и в ходе работы сформировать у них специальные знания и навыки, или провести серию мастер-классов. Возможно – определить нужные компетенции, содержание специальных курсов, поучаствовать в создании необходимых вузу учебно-методических комплексов.

То есть механизм, обеспечивающий единство науки и образования, должен быть построен администрацией вуза так, чтобы максимально эффективно использовать потенциал и преподавателей, и учёных через системную интеграцию образовательного и исследовательского процессов.

В чём суть синхронизации порядков замещения должностей научных работников и профессорско-преподавательского состава?

– Законопроект формирует схожие, я бы даже сказал одинаковые, процедуры регулирования труда научных работников и ППС. И в одном и в другом случае замещение должностей должно происходить на основе открытой конкурсной процедуры. И в том и в другом случае по результатам конкурса должен быть заключен срочный или бессрочный трудовой контракт. И в том и с другом случае для тех работников, которые заключили бессрочный контракт, вводится обязательная процедура аттестации. И по её результатам, при несоответствии работника занимаемой должности, он может быть уволен. Однако сроки проведения аттестации различны. Если для профессорско-преподавательского состава высшей школы установлена норма проведения аттестации один раз в пять лет, то для научных работников предложен более гибкий подход – не чаще одного раза в год, но не реже, чем раз в три года.

Конкретный срок сможет определить сама научная организация. Кстати,

обязательные, раз в пять лет, конкурсы для ППС законопроект исключает, сохраняя только предусмотренный законом об образовании инструмент аттестации. Это одна из важных новелл, упрощающих работу и высшей школы, и научных организаций.

Логика такого подхода связана с циклом получения результатов каждой категорией работников. Ведь аттестовать на соответствие занимаемой должности можно и нужно только по результатам труда. Для ППС основным результатом должна быть качественная и современная подготовка специалиста, поэтому сроки аттестации связаны со сроками реализации основных образовательных программ. В науке ситуация несколько иная: во многих отраслях прикладной науки цикл получения результата намного короче – от возникновения идеи и её фиксации в форме, например, ноу-хау до начала коммерциализации иногда года оказывается вполне достаточно. А для фундаментальных исследований, когда в качестве результата ожидается публикация в высокорейтинговом журнале, нужен существенно больший срок.

В любом случае аттестация должна быть проста по своей процедуре – порядок её проведения не должен быть обременительным ни для научного работника, ни для руководителей научных организаций.

Законопроект устанавливает жёсткие ограничения на предельный возраст занятия должности руководителей научных организаций и их заместителей – 65 лет с правом продления до 70-ти. Чем эти учёные могут заниматься после ухода с руководящей должности?

– Вопрос это крайне важный. Напомню, что соответствующая задача была поставлена главой государства по итогам заседания Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию, прошедшего в декабре 2013 года. Решение может быть подобным тому, что существует в высшей школе. Наряду с возрастным ограничением для ректоров вузов в законе об образовании есть норма, позволяющая ввести должность «президента». Конечно, проводить параллель между вузом и научной организацией не вполне корректно – различны социальная значимость, объём и виды решаемых каждой организацией задач. Тем не менее, в научных организациях будут введены должности «научный руководитель» и даже «руководитель научного направления», которые по представлению трудового коллектива смогут занимать руководители организаций после ухода с руководящей должности и, возможно, бывшие руководители крупных исследовательских подразделений, ведущие учёные, имеющие большой опыт организации научных исследований, формирования научных коллективов.

Такой инструмент вообще должен работать в науке – и ради омоложения руководящего состава, и ради обеспечения преемственности, плавной передачи функций и полномочий, и, конечно, ради сохранения возможностей использования колоссального накопленного опыта, носителем которого являются «возрастные» учёные.

Возможные трудовые функции научных руководителей, руководителей по научному направлению, в первую очередь организаторские, наставнические уже нашли отражение в проекте профессионального стандарта научных работников, а идеология назначения на такие должности – по представлению трудового коллектива, а не через какие-либо конкурсные процедуры – поддержана научным сообществом и профсоюзами научных организаций.

О сотрудничестве ученых России и США, о проекте по изучению генетической природы болезней мозга человека, реформе Российской академии наук и будущем медицины «Газете.Ru» рассказал анестезиолог и невролог Владимир Зельман, российский врач, 37 лет работающий в США.

— Расскажите про институт, в котором вы сейчас работаете. С вами вместе же приехал американский коллега...

— Да, это Пол Томпсон — директор Института по изучению мозга в Университете Южной Калифорнии, где мы работаем. В этом институте есть возможность сочетать визуализацию мозговой деятельности с помощью магнитно-резонансного исследования и генетическую карту мозга. У нас собрана самая крупная в мире база, более 29 тысяч пациентов.

Сравнивая магнитно-резонансные изображения мозга и изучая геномные особенности каждого человека, мы пытаемся найти генетические причины заболеваний. Это самый крупный на сегодня проект: в нем участвуют 307 ученых из 85 стран.

Мы собираемся наладить сотрудничество с несколькими российскими медицинскими центрами. Мы уже провели переговоры с Научным центром здоровья детей, с академиком Барановым, в НИИ нейрохирургии имени Н.Н. Бурденко с академиком Коноваловым. И надеемся сделать это, наверное, еще в Новосибирске и на Дальнем Востоке.

— Речь идет о полноценном подключении российских организаций к этому проекту?

— Да, именно так, чтобы работать вместе. Это нам необходимо, ибо мы хотим расширить наши исследования на всю планету, чтобы сравнить особенности развития заболевания мозга и найти ключи к лечению.

Сейчас у нас вообще «время мозга». А с 1990 по 2000 год было «Десятилетие мозга», объявленное конгрессом США.

Я в 2010 году выступал здесь, в Москве, в Академии наук, и, конечно, подчеркнул исторический вклад России в исследования мозга, исключительно важный. И понятно, что сегодня мы стараемся больше кооперироваться, ибо здесь есть очень интересные учреждения, работают очень талантливые люди. Я надеюсь, что будет взаимное желание сотрудничества.

— Не могу не спросить: не скажется ли сложная политическая ситуация на взаимодействии американских и российских ученых? Ведь были уже примеры, когда российским физикам запрещали доступ в Брукхейвенскую лабораторию. На несколько дней запретили доступ, потом, правда, сняли, но все равно это такая политическая ситуация. Не возникнут ли у вас из-за нынешней политической ситуации какие-то проблемы?

— Ну, я, конечно, не могу ручаться за руководство Соединенных Штатов, как и за руководство Российской Федерации. Но думаю, что это не должно повлиять. Ибо то, что мы делаем, мы делаем для здоровья человека. И я думаю, то, что мы делаем, очень важно.

Потому что «оттепель» наступит абсолютно точно, отношения наладятся. Две такие страны не могут долго не общаться.

А по науке даже во время «холодной войны» — а я это хорошо помню, я уехал из СССР 37 лет тому назад — и к нам приезжали ученые, и туда ученые ездили. Мне не хочется даже думать, что какой-то чиновник помешает нам что-то сделать, ибо все мы под Богом ходим, тот же чиновник может нуждаться в медицинской помощи.

— Вернемся к проекту по изучению мозга. Вы говорили, что одна из задач — найти соответствие, какая мутация отвечает за какое заболевание. Сколько всего генов в мозге и про сколько — в процентах — можно сказать, что известно уже, за какие заболевания они отвечают?

— Это очень интересный вопрос, но ответ на него длинный. Когда в 1990 году был начат проект генома человека (на который выделил средства конгресс США, а еще была частная команда), предполагалось, что у человека 120 тысяч генов. Когда заканчивали проект, оказалось, их всего 20—22 тысячи. Сегодня открыты порядка тысячи интересных мутаций. Но никогда не будет точного ответа, ибо нет моногенных заболеваний.

Это огромный, многоэтажный каскад, происходит взаимодействие различных генов, которые вызывают патологию.

В проекте речь идет не только о мозге, а вообще о геноме человека и здоровье.

Кстати, 6 июня я буду в Новосибирске, в Академгородке, в Институте Мешалкина, мы отмечаем 55-летие окончания института, моего класса, 1953 года. Моя лекция называется «От медицинской генетики к геномной медицине. Люди, годы, жизнь». Как все поменялось в течение одного поколения, поколения моего класса! И об этом я буду говорить со своими однокашниками и моими коллегами.

— Вы упомянули еще и про некоторые частные работы. Вы имели в виду группу под руководством Крейга Вентера?

— Было две команды, будем так считать. Одна работала за счет правительственной субсидии (Фрэнсис Коллинз), а вторая — за счет венчурного капитала (Крейг Вентер).

— В нынешнем проекте Вентер не задействован? Или он ведет независимые исследования?
— Он независимый. Он очень своеобразный, талантливейший человек.

— Вы знакомы с ним?

— Встречался на конференциях. С Коллинзом у нас более интересные отношения. Он в наш институт регулярно приезжает.

— Хотел бы вас поспрашивать немножко про российскую науку. Насколько тесно в своей работе вы взаимодействуете с учеными из России? Могли бы вы как-то охарактеризовать современное состояние российской науки?

— Ну, во-первых, как обо мне говорят, я и уехал 37 лет тому назад, но вроде как никогда не уезжал. Действительно, у меня постоянная связь с моими коллегами, с врачебным миром. И что интересно, не только с анестезиологами. Я по специальности — анестезиолог-реаниматолог, но моя узкая специальность — нейроанестезиология. Все это закладывалось здесь, в России, где я занимался сердечной хирургией. Потом — Институт неврологии, Институт имени Бурденко и так далее. Поэтому у меня постоянные связи с анестезиологами и врачами других специальностей.

И естественно, регулярно приезжает очень много коллег из различных институтов, не только из Москвы, но из Новосибирска, Краснодара, Владивостока. Мы сейчас обсуждаем вопрос трехгодичного контракта с Дальневосточным федеральным университетом, там медицинский центр. И мы как раз хотим сделать его филиалом исследования генома и мозга на Дальнем Востоке, исследовать население именно Приморского края и Дальнего Востока.

В России исключительно много талантливых молодых людей и, я считаю, еще сохранились так называемые менторы, представители старой гвардии, которые героически за это время сохранили свои институты, как, например, Институт Бурденко, Институт Мешалкина в Новосибирске. Вот такие группы и создали сегодня прекрасные коллективы, самые современные.

Я считаю, что ребята все могут делать на мировом уровне, а может быть, и лучше.

Я знаю, вы своим вопросом намекаете на то, что происходит в науке в России. Конечно, мы все были опечалены, и до сих пор еще нет окончательного понимания, что произойдет с этим экспериментом (реформа РАН. — «Газета.Ru»). Однако я думаю, что все-таки итог должен быть положительным.

Конечно, изменения были нужны, потому что была стагнация. Я выступал по этому поводу на сессии Академии наук, писал в журнал «Вестник Академии наук». На Западе очень хотят, чтобы исход реформы РАН был положительным.

Ибо если российский сегмент науки будет ослаблен по той или иной причине, это нанесет огромный ущерб мировой науке. И практически затормозит многие открытия. Для науки не должно быть границ.

— Как часто вы сейчас приезжаете в Россию?
— В «Сколково» я бываю практически четыре раза в году. Обычно я читаю лекции, как и в Новосибирске. Я встречаюсь со своими коллегами, мы обсуждаем интересные научные темы, жизнь, и трудности, и ожидание всего лучшего.

— А про взаимодействие со «Сколково» можете чуть подробнее рассказать?

— «Сколково» — это очень интересный проект. И, кстати говоря, когда меня пригласили, я сначала там не увидел Академию наук, не увидел ученых. Коммерциализация, инновации и так далее. Но если вы посмотрите историю, большинство из них все же происходит из научно-исследовательских коллективов. Хотя есть и одиночки, гениальные люди. Но все-таки уже создана такая система, что миссия научных работников — создавать что-то новое, прогрессивное, а потом это должно расплодиться. Было время в Советском Союзе, когда слово «коммерция» вообще было приговором, а не идеей, что это хорошо. Коммерциализация… Конечно, наука должна это вносить в общество, за что должна получать вознаграждение. И, накапливая уже этот вторичный капитал, развиваться дальше.

Таким образом, она должна быть не самоокупаемой, а многоокупаемой, потому что возникают новые направления.

И вообще-то, недешево в научном учреждении что-то разрабатывать. Дорогие приборы, человеко-время и так далее. Поэтому сколковский проект, по-моему, нужно было начинать раньше. Но, например, за нынешнюю поездку я уже не услышал ничего отрицательного. Все говорят: вот видите, это интересно, у них начался прогресс, они двигаются. И я думаю, что все, от новорожденного до взрослого, все проходят эти болезни детства. И этот проект, на мой взгляд, имеет большое будущее. Конечно, так как это государственный проект, нужна постоянная поддержка государства, правительства. И я даже бы считал, что нужно его немножко защитить от ненужной критики. Конечно, нужно подсказывать, а если необходимо, и критиковать. Но это должна быть так называемая конструктивная, а не деструктивная критика.

— А за рубежом как оценивают проект «Сколково»? И в прессе, и среди ваших коллег — ученых?

— Ну, понимаете, вы, пресса — такая интересная организация, что иногда, когда есть тысяча положительных вещей, вы находите одну маленькую отрицательную: тогда моментально появляется в газете информация, вот, в «Сколково» украли строительные материалы. Ну хорошо, нашелся плохой человек. Ну, значит, он должен по закону отвечать. Но сама идея реорганизации и особенно привлечения молодежи, она очень правильная. Вот сейчас проходит конкурс, я смотрю, просто дети участвуют в конкурсе. Это крайне важно. Именно с этого возраста молодежь надо приводить в эту атмосферу. И я считаю, что это хорошая идея.

И еще раз повторяю, вот в этом процессе реорганизации науки надо в «Сколково» привлекать больше и больше ученых.

Если здесь есть финансирование, то работа тоже есть. Без денег науки не бывает. И правительство должно проводить эту реформу очень осторожно.

— В беседе с разными учеными я слышал такую точку зрения, что изучение мозга человека сродни изучению Вселенной. Мне, как астроному, такое сравнение близко. А вам?

— Я бы сказал, что изучение мозга сложнее, чем изучение Вселенной.

Даже за свою карьеру врача я встречался со случаями, когда мы ставили «смерть мозга», проходили месяцы — и больной просыпался. У мозга еще много секретов. И то, что мы сейчас занимаемся регуляцией работы мозга на уровне генов, а у нас доклад о живом мозге, означает, что мы изучаем, как работает мозг. Я не астроном, но мне кажется, мозг может изучить все это вот пространство безмерное, universe, как по-русски будет…

— Вселенная.

— Вселенную с помощью мозга мы изучим. А на то, чтобы изучить мозг, потребуются многие-многие годы.

— Последний вопрос. Давайте чуть пофантазируем, попробуем заглянуть в будущее. Как вы видите работу врача лет через 30—40?

— Абсолютно иного плана. Практически уже сегодня мы выходим на совершенно другой, молекулярный уровень диагностики. Очень многие специальности могут просто исчезнуть, как и хирургические удаления опухолей, например.

Практически все будет основано на генной инженерии. И она будет высокомолекулярная, высокотехнологичная. И врач будет совершенно по-другому лечить больного.

Трагедия в том, что мы, старые врачи — естественно, консерваторы, мы любим слушать больного и должны наладить контакт с больным. Вероятнее всего, такой человеческий контакт будет минимален.

То есть к врачу будут приходить, как к механику. Потому что он будет с помощью приборов определять диагноз, а не щупать больного и говорить, что у него увеличена печень и т.д.

Для меня это трудно, потому что я всегда разговариваю с больным. Мы смотрим, мы щупаем, мы вставляем приборы, катетеры. В будущем, наверное, травмы и болезни не исчезнут, но сам подход к ним будет высокотехничный. И, наверное, у врачей будет некая ностальгия. Но то поколение уже не будет знать, чем мы занимались.

Ведь, в общем, это не в первый раз. Если вы возьмете сто лет тому назад, то даже сахарный диабет определял врач с помощью пальца — извините, пробовал мочу и говорил: «О, там сахар!» Сегодня это уже история. Поэтому то, что произойдет в будущем, будет абсолютно новым. Вряд ли что-то останется таким, как сегодня.

В мире всегда существовало множество исторических загадок. К счастью ответы на многие вопросы оказались практически под самым нашим носом, точнее под ногами. Археология открыла нам пути познания нашего происхождения с помощью найденных артефактов, документов и многого другого. До сих пор археологи неустанно откапывают всё новые и новые отпечатки прошлого, открывающие нам правду.
Некоторые археологические открытия просто потрясли мир. Например, розеттский камень, благодаря которому учёные смогли перевести множество древних текстов. Обнаруженные свитки Мёртвого моря оказались крайне важными для мировой религии, позволив подтвердить тексты еврейского каноника. К таким же значимым находкам можно отнести могилу короля Тута и обнаружение Трои. Нахождение следов древнеримской Помпеи открыло историкам доступ к познанию древней цивилизации.
Даже сегодня, когда, казалось бы, практически вся наука смотрит вперёд, археологи всё ещё находят старинные артефакты, способные изменить наше представление о прошлом планеты. Вот десятка наиболее повлиявших на мировую историю открытий.

10. Курган Хисарлык (1800-е)

Хисарлык находится в Турции. По сути, открытие этого холма представляет собой свидетельство существования Трои. На протяжении веков Илиада из поэмы Гомера была не более, чем мифом. В 50-70-ых годах XIX века пробные раскопки увенчались успехом, и было решено продолжить исследования. Так было найдено подтверждение существования Трои. Раскопки продолжались и в ХХ веке с новой командой археологов.

9. Мегалозавр (1824)

Мегалозавр был первым исследованным динозавром. Конечно, ископаемые скелеты динозавров находили и до этого, но тогда наука не могла объяснить, что же это были за существа. Некоторые считают, что именно исследование мегалозавра стало началом многих научно-фантастических историй о драконах. Однако не только это стало следствием такой находки, произошёл целый бум в популярности археологии и увлечённости человечества динозаврами, всем хотелось найти их останки. Найденные скелеты стали классифицировать и выставлять в музеях для всеобщего обозрения.

8. Сокровища Саттон-Ху (1939)

Саттон-Ху считается самым ценным сокровищем Британии. Саттон-Ху – это погребальная камера Короля, жившего в VII веке. С ним были похоронены различные сокровища, лира, винные кубки, мечи, шлемы, маски и многое другое. Погребальную камеру окружают 19 холмов, которые также являются могилами, раскопки в Саттон-Ху продолжаются по сей день.

7. Дманиси (2005)

Древний человек и существа, эволюционировавшие в современного хомосапиенса, исследуются уже множество лет. Казалось  бы, сегодня не осталось белых пятен в истории нашей эволюции, но череп возрастом в 1,8 миллионов лет, найденный в грузинском городе Дманиси, заставил археологов и историков задуматься. Он представляет собой останки вида хомоэректус, мигрировавшего из Африки, и подтверждает гипотезу о том, что этот вид стоит отдельно в эволюционной цепи.

6. Гёбекли-Тепе (2008)

Долгое время Стоунхедж считался самым древним религиозным строением мира. В 60-х годах XX века этот холм в юго-восточной Турции был потенциально назван более древним, чем Стоунхедж, но очень скоро он был признан средневековым кладбищем. Однако в 2008 году Клаус Шмидт обнаружил там камни возрастом в 11 тысяч лет, которые однозначно были обработаны доисторическим человеком, ещё не имеющим ни глиняных, ни металлических приспособлений для этого.

5. Обезглавленные викинги Дорсета (2009)

В 2009 году дорожные рабочие случайно наткнулись на человеческие останки. Оказалось, что они раскопали братскую могилу, в которой были погребены более 50 человек с отрубленными головами. Историки тут же заглянули в книги и поняли, что когда-то здесь произошло массовое убийство викингов, случилось это где-то между 960 и 1016 годами. Скелеты принадлежат молодым людям лет двадцати, из истории следует, что они попытались напасть на англо-саксов, но те сопротивлялись очень рьяно, что и привело к массовому убийству. Говорят, что викингов раздели и пытали, прежде чем обезглавить и бросить в яму. Это открытие проливает некоторый свет на историческую битву.

4. Окаменелый человек (2011)

Находки окаменевших человеческих останков уже далеко не новость, однако это не делает их менее ужасными и, в то же время, притягательными. Эти прекрасно мумифицированные тела многое могут рассказать о прошлом.  Недавно в Ирландии было найдено окаменевшее тело, его возраст примерно четыре тысячи лет, учёные предполагают, что этот человек умер очень жестокой смертью. Все кости изломаны и поза его весьма странная. Это самый древний окаменелый человек, когда-либо найденный археологами.

3. Ричард III (2013)

В августе 2012 Университет Лестера совместно с Советом города и Сообществом Ричарда III организовал раскопки, приведшие к обнаружению утерянных останков одного из самых известных английских монархов. Останки были найдены под современной парковкой. Университет Лестера объявил, что будет инициировать полное исследование ДНК Ричарда III, таким образом, английский монарх может стать первой исторической личностью, чей ДНК будет исследован.

2. Джеймстаун (2013)

Учёные всегда говорили о каннибализме в древних поселениях Джеймстауна, однако ни у историков, ни у археологов никогда не было тому прямых подтверждений. Конечно же, история говорит нам о том, что в древние времена люди в поисках Нового Света и богатств зачастую находили жуткий и жестокий конец, особенно в холодное зимнее время. В прошлом году Уильям Келсо и его команда обнаружили пробитый череп 14-летней девочки в яме с останками лошадей и других животных, которых поселенцы съедали в голодное время. Келсо убеждён, что девочку убили для утоления голода, а череп пробили, чтобы добраться до мягких тканей и мозга.

1 Стоунхедж (2013-2014)

Долгие века Стоунхедж оставался для историков и археологов чем-то мистическим. Расположение камней не позволяло определить, для чего конкретно они использовались и как оказались расставленными именно таким образом. Стоунхедж оставался загадкой, над которой бились многие. Недавно археолог Дэвид Джекис организовал раскопки, которые привели к обнаружению останков зубра (в древние времена их употребляли в пищу, а также использовали в сельском хозяйстве).  На основании этих раскопок учёные смогли сделать вывод, что в 8820-х годах до нашей эры Стоунхедж был заселён и вовсе не был задуман как некий отдельно расположенный объект. Таким образом, ранее существовавшие предположения будут подвергнуты пересмотру.

Из Академгородка на Алтай ушли первые грузы с гуманитарной помощью. Большинство пунктов приема вещей и продуктов для пострадавших от наводнения район будут собирать вещи и продукты до 15 июня. В Новосибирском государственном университете вещи и продукты для пострадавших от наводнения будут принимать до 11 июня (среда). Пункт на Бульваре Молодёжи, д.18, кв.25 проработает до 15 июня.

МЧС объявило о постепенном снижении уровня воды в Алтайском крае, республике Хакасия и Горном Алтае. Но говорить, о т ом что обстановка в этих регионах наладилась, еще очень рано. В том же Горном Алтае по родственникам и в пункты временного пребывания размещены 12817 человек, в Хакасии - 461 человек. Всего в Алтайском крае, республике Алтай, Туве и Хакасии с начала паводка было подтоплено 12,23 тыс. домов, в которых проживают 32,45 тысячи человек, а также 7,79 тыс. приусадебных участков. Стихией повреждено 12 участков автодорог, 24 автомобильных моста и пять пешеходных мостов.

«Я вот, юбку принесла – хорошая, шерстяная… А это спортивные штаны, внук их уже не носит. Вы уж извините, поношенное. Но все чистое и состояние хорошее. Возьмете?», - робко интересуется женщина в пункте приема помощи пострадавшим в НГУ. Ее заверяют, что теплые вещи – это как раз то, что нужно. Но вести долгие, подробные разговоры в том числе и со мной Николаю Гаврилову, заместителю директора центра по внеучебной воспитательной работе НГУ некогда. Собранные вещи надо готовить к отправки: отсортировать по коробкам, тщательно составить список всех упакованных вещей – на местах их разбирать уже будет некогда. «А еще у меня сапоги есть – зимние. Как думаете, пригодятся?». «Конечно!, - уверяет ее Николай. - Теплые вещи – это одно из самых необходимых».

Вообще-то для населения был даже составлен список самых необходимых вещей. Но Николай уверяет, что и без всяких списков люди легко представляют, что именно нужно пострадавшим. «Несут теплые вещи. Мы берем все, главное чтоб были чистые и целые. На потертости, зашитости никто внимания не обращает. Продукты, конечно, несут. Видно, что некоторые в магазин специально ездили закупаться. Недавно мужчина завез целый ящик тушенки. Везут лапшу быстрого приготовления большими упаковками.

Факультет естественных наук отдал нам 13 списанных ватных спальников. Может они и старые, но очень теплые, толстые. Эти спальники и часть продуктов уже уехала на Алтай», - отчитывается Николай. Несут жители и деньги. Но организаторы их предпочитают не брать: они на Алтае сейчас не помогут... Деньги понадобятся потом, когда жилье надо будет восстанавливать, а сейчас – продукты, вещи, лекарства, батарейки и пр.

Всего в Советском районе работало 7 пунктов, как на Правом, так и на Левом берегу. НГУ, как и другие пункты сбора помощи в Советском районе пострадавшим от наводнения, отправляют свои грузы с помощью общественно-политического движения «РеФормация». «Ребята мобильные, хорошо себя зарекомендовали во время сбора помощи для Дальнего Востока. На Алтай они отправляют помощи либо адресно, либо через пункты эвакуации, либо через управление соцзащиты и заместитель министра экономического развития Алтайского края Светлану Буйдышеву», - объясняют организаторы. «Сейчас и мы, и «РеФормация» остро нуждаемся в помощи волонтеров, которые могут помочь с доставкой грузов, хотя бы по Новосибирску. Если удастся найти волонтеров, которые возьмутся довести грузы непосредственно до Алтая, то будем принимать помощь и после 11 июня», - добавляют они.

Кроме того, региональное отделение Союз добровольцев России совместно с Волонтерским корпусом Новосибирской области формирует список добровольцев, которые в случае острой необходимости смогут выехать в Республику Алтай и оказать помощь МЧС.

Елена Кизилова начала собирать помощь пострадавшим у друзей и знакомых исключительно по своей инициативе. В результате ее активности пункт сбора появился в ИЦиГ СО РАН. В общей сложности ей удалось собрать за три дня 12 коробок (50*40*40) с теплыми вещами, продуктами и прочим необходимым. Собранная ею помощь уже полностью уехала к пострадавшим.

В третий академовский пункт сбора помощи пострадавшим обосновался непосредственно в квартире руководителя общественно-политического объединения «РеФормация» Андрея Терешкина. Собранную им помощь ему удобнее всего мерить комнатами. «У меня одна комната битком… Всего же по Новосибирску собрали больше 10 тонн. Вчера первую партию отправили. Сегодня уже отзвонилась начальник алтайского волонтерского штаба, сообщила, что груз успешно доехал. Благодарила за хорошо сделанную работу всех наших волонтеров». Из вещей, в которых остро нуждаются жители пострадавших районов, Андрей перечисляет детские памперсы, питание (крупы, консервы, детское питание) и чистую питьевую воду. Андрей, как и большинство пунктов приема помощи в Новосибирске будет принимать вещи и продукты до 15 июня.

«А по федеральным каналам про Алтай почти ничего и не говорят, - сетует дама на крыльце университета. Сама они принесла «кой-каких вещичек теплых и печенюшек». – У них только про Крым, да про Осетию. А для нас-то Алтай родной! В такой политической и экономической ситуации кто им кроме нас поможет? Думаю ни нам, ни им больше надеяться не на кого. Скажу сыну, пусть с дачи одеял привезет…».

Юлия Черная