Покуда внимание граждан приковано к военным бюллетеням из Донбасса, на образовательном фронте без перемен. Точнее — все перемены в одну сторону. 

Необходимый минимальный балл для ЕГЭ по русскому языку понижен на 12 пунктов — с 36 до 24. Причем не вследствие изменения общей методики экзамена, но по более простой причине. Усиление мер контроля — списывать труднее стало — привело к тому, что число экзаменуемых, не способных набрать 36 баллов, грозило дойти до неприлично высокого уровня. 

Каковое неприличие теоретически могло бы повлечь за собой неприятные выводы в отношении руководителей Минобрнауки и системы образования вообще. Знание родной грамоты — это все-таки необходимое требование для обладателя аттестата зрелости. Бог бы с компетенциями, портфолио и прочей тарабарщиной, но минимальное владение родным языком — ясно, что без него совсем никак. 

Поэтому во избежание громкого скандала планку требований опустили, чтобы неудовлетворительное стало удовлетворительным. 

Этим кипучая деятельность министерства не ограничилась. Была проведена очередная проверка эффективности вузов, выявившая, что более половины из них требованиям Минобрнауки не удовлетворяют. В частности, мало денег зарабатывают и имеют недостаточный уровень ученых публикаций на американском языке. К числу козлищ оказались причтены МАрхИ, РГГУ, не считая прочих. 

Попутно Минобрнауки оповестило о сокращении штатов РАН и омоложении академических кадров, но для чего же было год назад схарчить РАН, как не именно для этого. В стремлении щедрой рукой поощрять науки, искусства и ремесла даже самый светлый идеалист министра Ливанова давно не подозревает. 

При этом публика устала биться лбом об стену, и новые успехи Минобрнауки вызвали откровенно вялую реакция — а чего еще, собственно, ждать. Министерству Ливанова уже третий год пошел… Образование как деградировало, идя к всеконечному торжеству компетенций, так и деградирует. Пора бы и привыкнуть. 

Однако неуклонное продвижение к идеалу колониальной школы отчасти противоречит наметившимся в последние месяцы тенденциям.

Тупо либеральные догмы все труднее защищать как единственно верное учение. Они по-прежнему в правительстве господствуют, но нельзя сказать, чтобы всецело. От победоносной и наступательной тактики все более и более переходят к арьергардным боям. 

Что объясняется не столько командой сверху (наверху господствует скорее глубокое раздумье, как это мы дошли до жизни такой), сколько тем, что разрыв между учением и грубой реальностью не может быть бесконечным. 

Когда в мире явно погромыхивает и на горизонте уже не маленькое белое облачко, а все более черные грозовые тучи, учение, только и умеющее, что заклинать: «Ясно! Ясно! Глобально! Еще яснее! Еще глобальнее! XXI век! Новый человек!», начинает раздражать своей неадекватностью. 

Более уместными начинают казаться устаревшие истины. Вроде изречения Александра III о том, что у России есть только два союзника — ее армия и ее флот. 

В общем-то так оно и есть, прочие союзы показывают свою ненадежность и преходящесть, но к словам Царя-Миротворца необходимо присовокупить упоминание и третьего союзника. И армия, и флот сами по себе немного значат без такого вернейшего и могущественного союзника, как школьный учитель. Который выиграл битву при Садовой etc. 

Не могут ни армия, ни флот, ни хозяйство и культура нации быть сильными и крепкими, доколе в народном просвещении царит откровенный кафешантан с компетенциями. 

Советский школьный учитель выиграл Сталинградскую битву и водрузил Знамя Победы над Рейхстагом потому, что еще в 1932 году ЦК ВКП(б) принял постановление о школе, которое положило конец увлекательным новациям 20-х годов, не менее продвинутым, чем сегодня, и возродил — понятно, что в сильно ухудшенном варианте, но уж в хоть каком-то — старую дореволюционную гимназию. 

Выпускники этой возвращенной школы и победили Гитлера. 

Если положение в мире серьезно и мы не в такой степени окружены друзьями, как нас учит ВШЭ, то продолжение нынешней педагогической поэмы не слишком дальновидно.

Как мы знаем, подписанный недавно компанией «Газпром» газовый контракт с Китаем вызвал неоднозначную реакцию со стороны экспертов и общественных деятелей. Напомним, что речь идет о 30-летнем контракте на поставку до 38 млрд кубометров газа в год. Общая стоимость поставок составит 400 млрд долларов. Подписание состоялось в присутствии лидеров России и Китая Владимира Путина и Си Цзиньпина.

Согласно распространенному мнению, тиражируемому некоторыми оппозиционными СМИ, данный контракт подписан Россией по сугубо политическим мотивам, поскольку его выгода для нашей стороны в лице «Газпрома» не очевидна. С одной стороны, объемы поставок не очень велики (чуть больше того, что мы ежегодно поставляем на Украину). С другой, предполагаемая цена якобы ниже той цены, что назначается за российский газ, идущий в Европу. Есть претензии и к качеству самого газа, содержащего много гелия. Ну и конечно же, сомнения вызывает необходимость строительства газотранспортной системы и разработки самих месторождений, что потребует и времени, и денег.

В этой связи уже появились скептические высказывания относительно компании «Газпром», будто бы «повесившей» себе на шею такую обузу. Учитывая к тому же большие затруднения на «украинском фронте», российскому газовому гиганту начали предрекать большие неприятности.

Государство, как мы знаем, уже идет навстречу компании, осуществляя за счет бюджета ее «докапитализацию». Справится ли она с возложенной на нее задачей или нет? Сколько понадобиться времени на то, чтобы реализовать заявленный проект поставок по восточному маршруту?

Чтобы понять сложившуюся ситуацию, мы обратились к одному из ведущих экспертов в области газо- и нефтедобычи – Советнику РАН академику Алексею Конторовичу, работающему в Институте нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН им. А.А. Трофимука. Наша беседа состоялась во время прохождения Международного форума «Технопром – 2014». 

- Алексей Эмильевич, сколько требуется времени от разведки месторождения до выхода на нормальные показатели добычи сырья?

– При советском, очень жестко отлаженном режиме, для крупного месторождения – от открытия до момента, когда оно начинало работать, - проходило где-то десять лет. Были месторождения первой очереди, второй очереди и даже третьей очереди. В зависимости от географии они по-разному осваивались. Скажем, такие месторождения, как Уренгой или Медвежье, были введены фактически через пять – семь лет после открытия. А Бованенково ждало без малого тридцать лет. Если брать Восточную Сибирь, то месторождения, которые там разрабатываются, открыты еще в 1980-х годах. Но в силу того, что СССР распался, а Россия долго не была готова к освоению, не было готовой транспортной инфраструктуры, освоение затянулось на четверть века. Так бы они, конечно, давно работали.

В принципе, в нормальной системе, где есть готовая инфраструктура, от момента открытия до реализации проходит в среднем 8 – 10 лет. Это минимально. Правда, сегодня уже будет больше. Сегодня компании не работают так интенсивно, как мы работали в советское время. Так, в 1980-е годы для разведки наиболее сложных месторождений Министерство геологии СССР ощущало необходимость активного участия науки. И месторождения были распределены. За каждое из них отвечал конкретный ученый.

Мне, например, были поручены месторождения в Восточной Сибири. Я руководил научной частью работы, геологоразведкой. Мы тогда в год одновременно бурили пять – семь скважин. А сейчас, когда ведется разведка, компания не очень торопится.  И бурят всего одну, в лучшем случае – две скважины в год. При таких темпах процесс может растянуться на десятилетия.

- А что Вы скажете о ситуации с тем контрактом, который мы заключили с Китаем? Высказываются сомнения в его целесообразности, говорят о слишком высоких капитальных затратах.

– Нет, здесь всё просто. Месторождения, по которым мы заключили контракты, - это Чаяндинское и Ковыктинское. На Ковыктинском формально находится около двух триллионов кубометров газа, а на самом деле – З–3,5  триллиона кубометров. И еще доразведка будет вестись в ходе разработки. А что такое три триллиона кубометров? Это может обеспечить сто миллиардов кубометров добычи в год! Минимум! Чаяндинское месторождение – это еще порядка 700 миллиардов кубометров. Здесь можно добывать 20 - 25 миллиардов в год. А по контракту обещано 35, а в перспективе – 60 миллиардов в год. Какая-то часть уйдет к себе. То есть сегодня то, что предусмотрено этим договором, обеспечено с запасом. А «Газпром» - это организация, имеющая большой опыт разработки сверхсложных месторождений. Поэтому она их, безусловно, освоит. У них в компании, конечно, есть проблемы. Они их знают, они над ними работают и решат их. Тут у меня никаких сомнений в возможности реализации этого проекта нет.

Меня очень беспокоит другое – чтобы это было сделано технологически грамотно. Чтобы мы не потеряли гелий. Чтобы мы не потеряли этан, пропан, бутан. Вот по этим вопросам я не всегда согласен с проектами «Газпрома». Я веду с ними дискуссию. Но там есть грамотные профессионалы, и я думаю, что и эти проблемы можно будет преодолеть.

- А когда эти месторождения могут заработать, сколько лет понадобится «Газпрому»?

– Назначено четыре года. За четыре года они всё сделают, я в этом не сомневаюсь. Скажу вам так: «Газпром» и вся вот эта система – построить трубу и запустить месторождение – это хорошо отлаженная машина! Если «Газпром» сказал, что будет сделано через четыре года, и не появится никаких форс-мажорных обстоятельств, скажем, резкого скачка цен на газ, то за четыре года они всё сделают.

- Если в целом оценить ситуацию с освоением северных месторождений. Не повлияют ли западные санкции на работу наших компаний, учитывая, что в ряде проектов приходится иметь дело с зарубежными партнерами?

– Знаете, компания Эксон-Мобил уже проигнорировала рекомендации своего правительства и продолжает работать с нами. Политика политикой, а бизнес – бизнесом. Но даже если не будет Эксона, то найдется другой партнер.

- Может ли таким партнером стать китайская или какая-то другая азиатская компания?

– Честно говоря, я не слышал, чтобы такие компании привлекались для работы в Западной Сибири. У них нет для этого необходимого опыта, и вряд ли они окажутся нам полезны для решения наших проблем, с моей точки зрения. В этом смысле западные компании будут полезнее.

- И санкции не окажутся помехой, на Ваш взгляд?

– Я думаю, что на этих вопросах санкции не могут сказаться.

Олег Носков

Военно-исторический фестиваль «Сибирский огонь» проходит в Новосибирской области с 2012 года и каждый раз привлекает все больше участников и зрителей. В этом году в Новосибирскую область съехались историки и реконструкторы из более, чем пятидесяти городов России, Казахстана и Белоруссии. Для нескольких тысяч зрителей на фестивале были представлены семь исторических эпох: славяно–скандинавская историческая реконструкция, высокое средневековье, эпоха покорения Сибири (XVI – XVII век), эпоха Возрождения, период Отечественной войны 1812 года и Великая Отечественная война. Ключевой же темой фестиваля стала Первая мировая война. Ниже мы предлагаем вам краткий фоторепортаж с этого интереснейшего события, которое в третий раз проходит на колыванской земле.

В то время как на одной из площадок фестиваля средневековые воины штурмовали мост

На другой разместили свой блок-пост "вежливые люди"

Где еще можно увидеть такое "смешение эпох"?

Особенно счастливы были дети...

Но и для взрослых было немало интересного.

Георгий Батухтин

Изменение институциональных норм подготовки учителей, «ручное» создание нескольких педагогических университетов и введение формулы «высокая зарплата за высокие результаты» позволит в течение 10–12 лет сделать педагогическое образование эффективным и привлекательным.
Двадцать лет назад один из крупнейших специалистов в области образовательных реформ Сеймур Сарасон написал книгу «Подготовка учителей: неизученная проблема в образовании». Американец Сарасон был знаком с опытом многих стран, поэтому речь в книге идет не только об американских проблемах в системе образования. Цитата: «Отношения между подготовкой преподавателей и теми реалиями, с которыми они сталкиваются в своей карьере, являются вопросом, так же не изученным сегодня, так же поверхностно обсужденным, как и в предыдущие десятилетия».
За 20 лет проблема в большинстве стран не разрешилась, а для России она более чем остра. Институциональные и правовые изменения последних лет (нормативно-подушевое финансирование, новая система оплаты труда педагогов, новая структура образовательного стандарта, единый государственный экзамен) серьезно перестраивают деятельность школ, однако реформирование почти 600 учреждений педагогического образования — колледжей, училищ, педвузов с их филиалами, институтов повышения квалификации и переподготовки педагогических кадров — еще и не начиналось.
Мы решили посмотреть на подготовку учителей на фоне того, как это происходит в тех странах, где со школьным образованием все в порядке, и через выявленные тренды оценить ситуацию в российском педагогическом образовании.

Выбор стран произведен по результатам систематически проводимых международных исследований: международной программы по оценке образовательных достижений учащихся PISA (Programme for International Student Assessment), осуществляемой Организацией экономического сотрудничества и развития; сравнительного исследования качества общего образования TIMSS (Trends in Mathematics and Science Study), проводимого IEA (International Association for the Evaluation of Educational Achivements) — Международной ассоциацией по оценке учебных достижений и мониторингового исследования «Изучение качества чтения и понимания текста» PIRLS (Progress in International Reading Literacy Study), также организуемого IEA. Много споров в педагогическом сообществе вызывают методики проведения этих исследований, поэтому для баланса мы взяли результаты трех разных исследований, и сводный список стран — лидеров в школьном образовании получился таким: Канада, группа стран Юго-Восточной Азии и Тихоокеанского региона (Сингапур, Республика Корея, Тайвань, Гонконг, Япония), из европейских — Финляндия и Бельгия.

Отрицательная селекция

Первым делом в глаза бросается профессиональная неряшливость наших педагогических вузов. Педвузы предназначены готовить учителей и иных педработников (психологов, логопедов, методистов дошкольного образования, социальных работников). Наши же «педы» кого только не готовят, в списке специальностей — юристы, социологи, менеджеры, журналисты, рекламщики. В школы же, по экспертным оценкам, приходит не более 10–15% выпускников. Причины этого понятны: дефицит гуманитарных вузов и необходимость выживания в 1990-е годы на фоне массовизации высшего образования подвигли педагогические институты сменить профиль: из структур подготовки кадров для школ превратиться в общегуманитарные учебные заведения.

Сегодня в стране аккредитовано 75 педагогических вузов, подготовку учителей осуществляют классические университеты (в их числе и бывшие пединституты) и колледжи, общее число студентов педагогических специализаций приближается к миллиону с ежегодным выпуском 170–180 тыс. человек. Учителей, работающих в школе, сейчас 1,6 млн. Нормальная возрастная сменяемость требует 45–47 тыс. молодых специалистов ежегодно. Прогнозные региональные подсчеты, вполне реальные в коридоре пяти-семи лет, могут это число уточнить, но очевидно, что педагогов готовится в три-четыре раза больше, чем нужно, даже с учетом того, что часть из них сменят профессию.

Потеря вузами профессионального предназначения вкупе с невысоким престижем педагогических профессий породили другую проблему — снижение уровня абитуриентов. Формула «никуда не годен, иди в пед» вовсю работает и сегодня. В итоге происходит отрицательная селекция: сначала в педвузы попадают маломотивированные студенты с плохой академической подготовкой, потом качество студенческой среды, настроенной явно не на педагогику, в течение нескольких лет переориентирует тех немногих, кто действительно хотел стать учителем, и затем в школы попадают самые слабые и неамбициозные выпускники из числа тех, кто не смог быстро занять более «достойные» вакансии после окончания вуза. Из любого правила, конечно, есть исключения, и часть студентов целенаправленно готовится к работе в школе, но их число ничтожно.

Исследования показывают, что выпускники университетов, работающие в школах, оказываются профессионально успешнее выпускников педвузов.

Внимание к начальной школе

Во всем мире высшее образование — непременное условие обретения профессии учителя. На Западе этот вопрос решен, в восточных странах близится к решению. Дальше всех в этом направлении шагнула Финляндия, там еще в 1977 году постановили, что все учителя должны иметь не просто высшее образование, а магистерскую степень, и с 1981 года школы принимают только магистров. Финскому правилу следует все большее число стран, в Республике Корея, например, количество школьных учителей, имеющих степень магистра или доктора (Ph.D.), за последние пять лет удвоилось, теперь таких треть.

В России учительское сословие образованное, 80–85% имеют высшее образование, однако сеть колледжей и училищ, коих почти 350 с числом студентов 200 тыс. человек, продолжает готовить из выпускников школ учителей за три года, что для цивилизованной страны выглядит странно. Причем все они готовят учителей первой ступени, обеспечивая потребности начальной школы почти наполовину. В мире к начальной школе — стартовой площадке, задающей базу и мотивацию дальнейшего обучения, — приковано особое внимание менеджеров образования. Времени, кстати, начальное обучение везде занимает минимум в полтора раза больше, чем у нас: не менее шести лет. И зарплата педагогов начальной школы в большинстве стран выше, чем у других учителей. Соответственно, и подготовке учителей уделяется особое внимание. В Корее лишь двенадцати университетам разрешена подготовка учителей начальной школы, в то время как других педагогов там обучают три с половиной сотни учебных заведений.

Что еще характерно для стран с успешными школами, так это отказ от узкопрофильного образования. Педагогические институты как основные кузницы кадров для школ начинают вытесняться университетами. За 2004–2006 годы в странах ОЭСР 60% молодых учителей, пришедших в школы, — выпускники университетов.

Почему университеты

Все более явное лидерство классических университетов в педподготовке имеет свои причины. Система педагогического образования сформировалась на рубеже XVIII-ХIХ веков, существенно — почти на семь веков — позднее появления университетов, и интенсивно развивалась весь XIX и XX век. Университеты к педподготовке, в небольших объемах появившейся в их стенах, долго относились весьма пренебрежительно. Кембриджский университет только в 1948 году признал звание профессора педагогики. Хенри Росовски, декан колледжа гуманитарных и естественных наук Гарвардского университета, даже в начале 1990-х годов так описывал место педагогического образования: «В Гарварде существует большая тройка: юридический факультет, факультет бизнес-образования и медицинский. А остальные — бедные родственники, которых объединяет общая благородная цель служения обществу и скромное вознаграждение, получаемое за это служение. Таковы факультет образования и факультет богословия».

Отношение университетов, в первую очередь в европейских, к педподготовке серьезно изменилось в последней четверти прошлого века. Исследования показывали, что выпускники университетов в большинстве своем оказываются профессионально успешнее выпускников специализированных заведений. Изначально они хуже подкованы в общей педагогике и психологии, особенно в методиках преподавания, однако более глубокое знание предмета преподавания, более сильная теоретическая и исследовательская подготовка позволяют им достаточно быстро — в течение двух-трех лет — догнать, а затем только перегонять в профессиональных компетенциях выпускников педвузов. Помогают им в этом системы поддержки молодых учителей в школах и общая система повышения квалификации.

Другая причина лидерства университетов заключается в профориентационной модели. Выбор будущей профессии 17–18-летними абитуриентами связан с большим риском ошибиться. Несколько лет учебы в бакалавриате (и возможная работа после него) позволяют студентам сделать более осмысленный выбор. И если учительский труд действительно привлекает молодого человека, то психолого-педагогическую подготовку он получает в специализированной магистратуре. Если же абитуриент поступает сразу в пединститут, то монопрофильная подготовка риск неадекватного выбора только закрепляет.

В общем, на вечную дискуссию педобразования — предметная или педагогическая составляющая должна превалировать в подготовке учителя и как их эффективнее сочетать — университеты выбранных нами стран ответили так: сначала классическое образование с изучением предмета (на последних курсах с небольшим объемом педагогики), а психолого-педагогическую подготовку разумнее получать в магистратуре. И ответ оказался эффективным.

Из имеющихся педвузов и колледжей необходимо выделить эффективно работающие и развивать именно их, а с  остальных снять педагогические вывески.

Больше педпрактики и исследований

Есть еще особый вид учебных заведений — педагогические университеты. Это вузы, в которых дается университетское педагогическое образование, а не университетское образование с педагогической специализацией, как в классических университетах.

Речь, конечно, идет не о названии «педагогический университет». Среди 75 российских педвузов — 44 педагогических университета и пять академий. Эти названия фальшвывески, если бы учебные заведения действительно соответствовали своему названию, то сейчас бы финны и корейцы тщательно изучали российскую систему педподготовки, а не наоборот.

Речь идет об университетах, готовящих педагогическую элиту. Как во всяком современном университете, там есть несколько исследовательских центров. Прежде чем перейти к изучению педагогики и школоведения, студенты изучают философию, логику, семиотику, эпистемологию, герменевтику, теорию деятельности, социологию, психологию, антропологию, теорию коммуникаций. Отдельно изучается комплекс научных дисциплин по выбранному предмету. Много времени студенты посвящают проектным работам, часть которых ведется в школах, музеях, СМИ, домах творчества, где они получают опыт работы с детьми. На старших курсах появляются такие учебные блоки, как «образовательная политика», «менеджмент образования», «сравнительная педагогика», которые задают видение всей образовательной сферы и ее развития. В магистратуре таких университетов учатся выпускники других учебных заведений. Создание педуниверситетов требует колоссальных усилий, поэтому их совсем мало, как правило, один даже в самых успешных странах.

Если же говорить о мировых трендах в содержании подготовки учителей, то ключевой из них — смена модели обучения. Раньше акцент ставился на теоретическую составляющую, которая позднее подкреплялась практикой, теперь — на практическое освоение профессии с параллельным теоретическим сопровождением. В реальности это проявляется в увеличении объема педпрактики и включении студентов в исследовательские и иные проекты учебных заведений уже с младших курсов, то есть в «полях» студенты проводят времени не меньше, чем в аудиториях.

Про зарплату и фильтры

Ни одна из экономических характеристик страны не выступает доминирующей, если мы говорим об эффективности школьного образования. Самые богатые страны (по показателю душевого ВВП, рассчитанного по ППС) — Люксембург, Катар, Норвегия, Бруней, Кувейт, США — не обладают лучшими в мире школами. Самые высокие расходы на образование тоже не гарантируют лидерства: более других (в процентах ВВП) тратят Израиль, Исландия и Америка, а вот в Бельгии, Финляндии и Японии этот показатель ниже, чем в среднем по странам ОЭСР. И высокие зарплаты гарантий качества тоже не дают: в Мексике и Турции они одни из самых высоких в мире (относительно ВВП на душу населения), в абсолютном же выражении лидирует Люксембург — тамошние учителя в среднем получают 88 тыс. долларов в год.

В десятку самых экономически сильных (по национальному ВВП) из всех стран — лидеров школьного обучения входит только Япония, однако все эти страны экономически состоятельны: ВВП на душу там составляет свыше 20 тыс. долларов, госрасходы на образование серьезные, в прошлом году они составили в среднем 5,1% ВВП, и они постоянно растут — в 2006 году было 4,9%. Совокупный процент ВВП везде разный, в азиатских странах очень высокий (до 10%) за счет большого объема негосударственных средств (в России государственные вложения в образование составляют 3,9% ВВП, а с учетом иных вкладов — 5,4%). В общем, экономически школьное лидерство обеспечивается такой схемой: умеренно высокие вклады в образование с точными расчетами, сколько и на что именно тратить. К ключевым «на что именно» относятся системы подготовки, переподготовки и повышения квалификации работников образования.

Отдельно стоит сказать о заработной плате. В успешных странах большинство школьных учителей относятся к категории людей с хорошим средним достатком, то есть на среднем для экономики уровне или несколько превышающем его. В России такую зарплату, то есть превышающую среднюю по экономике, имеет только шестая часть учительства — учителя высшей категории, и то не во всех регионах. Зарплата учителей растет, но в целом она составляет 70% от среднеэкономической.

Для реализации формулы «платить достаточно много, но самым достойным» успешные страны выстраивают систему фильтров. Сначала надо поступить учиться, в Канаде, например, конкурс абитуриентов составляет 6–8 человек на место, в Финляндии еще больше — 7–10 человек, это выше, чем на юридические или медицинские специальности, а на отдельные факультеты достигает и 15 человек на место. Потом нужно еще попасть в школу. В Японии после окончания университета необходимо сдать специальный экзамен на пригодность к преподавательской деятельности и получить на нее лицензию. Затем резюме посылается в выбранную префектуру, если она подала сведения о вакансиях. На одно место может поступить 20–30 заявок. Префектура устраивает свои экзамены, и, если они успешно сданы, департамент образования заключает с учителем договор, фиксирующий, что тот теперь находится в штате префекторальных служащих, и направляет на работу в школу.

Еще один фильтр — интернатура. После окончания вуза выпускник не сразу получает диплом, претендент на учительскую должность год работает в качестве «помощника учителя» и получает диплом только после сдачи квалификационного экзамена. Педагогическую интернатуру изобрели в Великобритании, поэтому закономерно ее присутствие в странах, где исторически сильно английское влияние (Гонконг, Канада), но независимые квалификационные экзамены учителей стали распространенным фильтрационным инструментом во многих странах.

Финны ввели еще более радикальный механизм — годовые контракты. Каждый новый учебный год учителя принимаются на работу по конкурсу. Для школы этот механизм удобен, так как дает законные основания отбирать лучших; удобен он и для хороших педагогов: школы будут всячески стараться удержать их в своих коллективах, а с другой стороны, повышается мобильность учителей, позволяющая им выбирать школу по своему усмотрению.

Есть и свой фильтр «на выход». Те же финны через двадцать лет педагогической работы (а японцы через пятнадцать) бесплатно переучивают учителей, помогая им получить новую специальность, потому что КПД пожилых учителей, несмотря на огромный опыт, падает. Часть из них остается в системе образования, переходя на другую работу (наставник, педагог дополнительного образования, репетитор, куратор), часть уходит в иные гуманитарные области.

Параллельно системе фильтров выстраивается система поддержки: наставничество или тьюторство для начинающих учителей; стимулирование результативности работы, в том числе материальное (японский учитель, занимающийся повышением квалификации по собственной инициативе, получает поддержку в виде 10% зарплаты); различные социальные льготы (пониженный процент ипотечного кредитования, например).

Смена вывесок

На что нам указывает мировой опыт? На то, что надо перестать заниматься профанацией и назвать вещи своими именами. Наши педвузы преимущественно занимаются не подготовкой учителей, а решением совсем иных задач. Возможно, не менее важных, но других. А поскольку в стране обязательно надо создавать эффективную систему подготовки учителей, то, посчитав, сколько учителей нам потребуется (точно зная погодовую рождаемость и примерно — миграционные перетоки), нужно провести реструктуризацию системы педподготовки, «вырезав» из имеющейся более или менее эффективно работающие образовательные учреждения и развивать именно их, а с остальных снять педагогические вывески. Тогда большая часть пединститутов и колледжей исчезнет за счет укрупнения, перепрофилирования или просто переназвания. Или даже ликвидации, что вполне приемлемо, так как число студенческих вакансий уже несколько лет превышает число выпускников школ.

Резкое сокращение числа пединститутов с одновременным избавлением оставшихся от непрофильной деятельности и перевод их в систему бакалавриата — мера непопулярная, она вызовет сопротивление ректорского сообщества, зато позволит снять ряд негативных явлений, таких как нецелевые бюджетные траты и дискредитация педагогических дипломов, а главное, позволит начать оздоровление самого педобразования.

Педагогические колледжи, во многом за счет которых пединституты не утратили полностью свой профиль (колледжи поставляют им до 30% студентов, более мотивированных, чем прочие), нужно перевести в систему бакалавриата. Эти учебные заведения могут работать либо в составе пединститутов, либо самостоятельно. Сильная сторона колледжей — ремесленная подготовка, вот ее как раз нужно сохранить, нарастив теоретико-технологическую базу.

Педподготовку в университетской системе реальнее всего реализовать посредством создания педагогических магистратур, сильных магистратур с исследовательскими центрами числом 25–30, в которых будут учиться выпускники педколледжей и институтов.

Наконец, нужно создать элитные педагогические университеты. В идеальном варианте понадобится семь-восемь педуниверситетов на страну. Это амбициозная задача, по сравнению с вышеизложенными более сложная и даже наглая, ведь в самых успешных странах таких учебных заведений единицы, но мы не можем не учитывать размеры территории и населения нашей страны. Не можем мы не учитывать и имеющиеся ограничения (состояние педагогической науки и дефицит эффективных менеджеров), поэтому создавать эти университеты придется «вручную», отдельными пяти-шестилетними проектами. Либо на базе лучших из имеющихся (Российский государственный педагогический университет имени Герцена, находящийся в Санкт-Петербурге, Московский педагогический государственный университет), либо «пересборкой» нескольких региональных вузов усилиями антикризисных менеджерских команд, либо вообще с нуля.

И тогда в стране появится перекрестная модель подготовки учителя: на уровне бакалавриата можно будет получать либо университетское, либо специализированное образование, а на уровне магистратуры — в классических или педагогических университетах — оттачивать педагогический профиль. И тогда лет через пять мы сможем поставить вопрос об обязательном магистерском образовании педагогов.

Справимся за десять лет?

Переделку кадровой инфраструктуры необходимо синхронизировать с изменениями в школьной отрасли и, шире, с изменением отношения к профессии учителя. Формула привлекательности учительской профессии достаточно проста: приличное вознаграждение, открытые карьерные возможности и общественное признание.

Зарплата учителей должна расти серьезно. Проблемы здесь две. Первая: десятилетия почасового способа оплаты изменили учительское сознание, и прямое увеличение зарплаты само по себе профессионализма в школах прибавит мало, более того, в долгосрочном масштабе последствия будут отрицательные, так как закрепится существующая кадровая ситуация. Эта проблема начала решаться: в ряде регионов сейчас происходит переход на новую систему оплаты труда, когда зарплата увеличивается не абсолютно, а в зависимости от предъявляемых результатов. Только нужно эту систему довести до ума, чтобы «результатная» надбавка была весомой, а показатели результативности — профессионально внятными и понятными людям. Плохо решается вторая проблема — региональная дифференциация. Зарплата учителя одной квалификации в столице и, например, в Амурской или Архангельской областях различается в разы, при том что кратной разницы в потребительских ценах между регионами нет. Этот стыдный факт под силу ликвидировать только региональным органам власти.

Для строительства карьерного движения учителю нужно дать богатый выбор профессиональных позиций и должностных возможностей. В лучших школах мира их несколько десятков, а у нас пока и десяти не наберется. И предметом особой заботы должна стать задача подготовки и профессионального роста директоров школ, потому что персона директора является ключевым параметром успеха школы.

И, конечно, нужно постепенно выстраивать систему фильтров и поддержки: школьная интернатура, независимые квалификационные экзамены, поддержка молодых учителей, материальные стимулы поощрения профессионального роста и прочее. Сюда же относится и система профориентационных программ, и создание спецклассов из старшеклассников, считающих педагогику своим призванием.

Все процессы в мире ускоряются: Япония начала кардинально перестраивать педагогическое образование более пятидесяти лет назад; финнам понадобилось тридцать лет, чтобы изменить инфраструктуру и создать лучшую в мире школу; азиатские страны, опираясь на их опыт, затратили уже два десятка лет, чтобы сделать свои школы выдающимися. Россия может справиться за десять-двенадцать лет, если будет использовать мировые наработки и опираться на достойные отечественные традиции.

Российских ученых призвали публиковаться в несуществующих научных журналах. О том, как Российский гуманитарный научный фонд опубликовал список, в который вошли фейковые журналы, и до сих пор не исправил свою ошибку, «Газете.Ru» рассказывает доцент РГГУ Александра Архипова.
Все мы знаем, в какую ситуацию сейчас поставлено научное сообщество в России: от нас требуют статей в так называемых peer-review-журналах, то есть периодических изданиях, где поддерживается система внешнего слепого рецензирования (что само по себе нормально, вопрос в том, какие это журналы).

Такие журналы есть в двух списках.

Отечественные рецензируемые журналы (далеко не все) входят в так называемый список ВАК — эти статьи засчитываются как публикации для диссертаций, по ним теперь отслеживается отчетность в высокорейтинговых вузах. Однако российские журналы (заметим, что под российскими журналами имеются в виду журналы на русском языке и издаваемые в отечестве) в очень малом количестве присутствуют и в международных базах данных рецензируемых журналов, самые крупные из которых — Web of Science и Scopus, при том что большинство журналов, индексирующихся там, англоязычные.

Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ), самый крупный наш фонд, выдающий гранты на социальные и гуманитарные исследования, решил помочь ученым и 27 мая 2014 года опубликовал на своем сайте список российских (!) журналов по социальным и гуманитарным наукам, индексирующихся в Web of Science или Scopus.

Еще раз повторим, то есть издающихся на русском языке внутри страны: «РГНФ решил разместить на сайте фонда списки отечественных журналов, публикации которых индексируются в WoS или Scopus».

Это очень хорошая идея, потому что знание, индексируется ли данный журнал в международных ресурсах, далеко не такое очевидное, как хотелось бы, ну хотя бы и потому, что для начала надо иметь доступ к этим базам данных. Этот список разошелся очень широко: информацию перекопировал на свои страницы практически каждый второй университет страны.

В этот «список российских журналов, входящих в базу данных Web of Science, 2013 г.», созданный РГНФ, входят пять журналов по социальным наукам и семь журналов по гуманитарным наукам. Однако стоит посмотреть на этот список более пристально, как нас начинают одолевать удивление, сомнение и ряд других чувств, потому что в этом списке из двенадцати журналов для начала мы находим четыре несуществующих отечественных журнала.

Нет такого журнала — «Антропология и археология» (№1 в списке), и нет такого российского журнала «Российская лингвистика», не говоря уж о загадочных «Российские исследования по философии» и «Российские исследования по литературе» (№5 и 6 в списке).

Откуда же они взялись? Скорее всего, «Антропология и археология» — это сильно искаженное название «Археология, антропология и этнография Евразии» (не единственный претендент, но самый правдоподобный).

Может, имеется в виду индексируемый молдавский журнал на русском языке «Археология и культурная антропология»?

С «Российской лингвистикой» история еще более интересная. Нет такого отечественного журнала, «Российская лингвистика», но есть журнал Russian Linguistics, престижный журнал по славистике, выпускаемый весьма известным американским издательством Springer, публикующий статьи на английском языке.

Можно легко догадаться, что ровно такая же подмена произошла с непонятными изданиями «Российские исследования по философии» и «Российские исследования по литературе», возле которых стоят загадочные пометки «перевод отдельных статей». На самом деле это англоязычные издания, действительно построенные на переводах отдельных русских статей, принадлежащие частному американскому изданию M.E. Sharpe, то есть никак не российские журналы.

Таким образом, из двенадцати журналов четыре оказались в некотором роде фейками: три из них как российские журналы не существуют и должны входить в список «Зарубежные индексируемые журналы по русской тематике», а что имели в виду составители под названием «Антропология и археология» — это до сих пор является вопросом.

Кроме того, многое другое в списке вызывает вопросы: так, например, непонятно, какой журнал «Русская литература» имеется в виду? «Русская литература», издаваемая ИРЛИ РАН (Пушкинский дом), или одноименный и весьма престижный голландский журнал?

И куда делся из списка журналов, индексируемых в Scopus, прекрасный и действительно отечественный журнал «Вопросы языкознания»?

Все эти ошибки я заметила 5 июня (напоминаю, что список был опубликован 27 мая), и 6 июня в 9 утра я отправила в РГНФ письмо с просьбой исправить досадные ошибки и прояснить ситуацию.

Прошло три полных рабочих дня, и нет ни ответа на письмо, ни исправлений в этом списке, после чего я сочла возможным и нужным опубликовать эту колонку.

Складывается несколько тревожная ситуация. Еще раз повторюсь: РГНФ — это самый крупный фонд по социальным и гуманитарным дисциплинам, и он должен выступать гарантом качества инновационных исследований в этих областях, но вместе с тем (или вместо этого) РГНФ публикует на своем сайте вот такие списки.

Напомним, с чего начинается публикация этого списка: с призыва к российским ученым публиковаться именно в этих журналах, ставя ссылки на РГНФ.

Как же такое могло произойти? Дело явно в абсолютном непрофессионализме тех сотрудников фонда, кто составлял список: понятно же, что они никогда не держали в руках эти журналы, не знают, какие вообще журналы выходят у нас в стране по этим специальностям. Почему такое произошло — непонятно. Кто-то в РГНФ решил, что составление списка — ненужная отписка, и поручил это неспециалистам? Гадать можно долго, тем более без конструктивного диалога с РГНФ. Одно остается известным точно: список российских журналов, входящих в WoS и Scorpus, остается по-прежнему неизвестным широкой публике.

Работа съезда ВОГиС близится к завершению. А мы публикуем последнее из цикла интервью с его делегатами. Наш собеседник – один из ведущих специалистов страны по этногеномике, д.б.н. Эльза Хуснутдинова.

- Эльза Камильевна, расскажите вкратце – чем занимается этногеномика?

- Эволюция популяций человека, их происхождение, родство, историческое развитие, всегда были в центре внимания многих наук. Для решения  этих проблем проводят исследование множества полиморфных признаков в различных популяциях и этно-территориальных группах. Эти исследовния позволили сформировать представления об основных  этапах происхождения и расселения современного человека и вылились в формирование  отдельного научного направления - этногенетики.

Этногенетика, по определению Ю.Г. Рычкова, есть раздел популяционной генетики, в котором особое внимание уделяется этнической структуре популяций, а целью является выяснение генетических последствий этноисторического и экологического развития народонаселения.

Подлинный переворот в популяционных исследованиях произошел при появлении нового инструмента в виде полиморфных маркеров  ДНК. Огромное множество полиморфных ДНК-маркеров, выявленное при расшифровке  генома человека, стало мощным инструментом для описания на новом уровне генетических особенностей народов, восстановления истории их формирования, а также становления человека как биологического вида в целом. На основе развития этих исследований в рамках геномики возник новый раздел науки –  этногеномика,   целью которого является изучение особенностей геномного полиморфизма и геномного разнообразия  отдельных популяций, этносов и реконструкция на этой основе их генетической истории.

- Вы упоминаете некие маркеры, о чем именно идет речь?

- Для  исследований геномов людей используют разные системы ДНК-маркеров:  маркеры, расположенные на парных хромосомах (аутосомные), на митохондриальной ДНК и непарной У-хромосоме. Изучение аутосомных маркеров, которые наследуются по обеим (женской и мужской) линиям,  чрезвычайно важно, ибо данные маркеры ДНК характеризуют сообщества в целом, не выделяя генетического вклада каждого из полов. В настоящее время, открываются перспективы разработки наиболее чувствительных систем генетических маркеров и получения на основе их анализа целостных, наиболее достоверных картин происхождения и этногенеза современных популяций человека. Здесь особую роль играют маркеры митохондриальной ДНК (мтДНК) и ДНК Y хромосомы, поскольку они позволяют проследить генетическую историю человечества отдельно по женской и мужской линиям. Это  дает новые, не существовавшие раньше возможности в этногенетических исследованиях  - проследить и сопоставить историю женской и мужской части популяции и оценить их вклад в популяционный генофонд.

- Насколько развитие этногенетики в России соответствует мировому уровню?

- В России работы по этногеномике – одно из самых продуктивных генетических направлений, которое активно развивается в ряде научных центров. Разработками в области этногеномики в России занимается  целый ряд известных научных коллективов г. Москвы, Новосибирска, Томска, Магадана, Уфы и Якутска. Ими получены фундаментальные данные по изменчивости и эволюции мтДНК,  Y-хромосомы  и аутосомных ДНК-локусов в популяциях Волго-Уральского региона, Кавказа, Центральной России, Сибири, Средней Азии. Кроме того, результаты исследований позволили охарактеризовать структуру генофонда популяций России, получить генетические портреты отдельных этносов, сопоставить генетические реконструкции с историческими данными о происхождении и миграции коренных народов России и получить однозначную генетическую оценку по некоторым спорным вопросам этногенеза.

- Какие задачи стоят перед учеными в этом направлении сегодня?

- Задач много. Я перечислю лишь самые важные из них:

• Каталогизация генетического разнообразия
•  Детальный анализ региональных генофондов (эволюция, происхождение, миграции)
• Уточнение глобальной картины, полученной по мтДНК и Y хромосоме, с помощью анализа полных геномов в различных популяциях мира.
• Изучение роли естественного отбора в формировании и структуризации генетического разнообразия человека
• Молекулярная эпидемиология: географическое распределение генетической вариабельности, связанной с распространенными болезнями
• Изучение генов предрасположенности к многофакторным заболеваниям, генов индивидуальной чувствительности и устойчивости к лекарственным препаратам в разных популяциях мира.

- Насколько значительны различия различных этнических групп на генетическом уровне и какую роль эти различия могут сыграть в повседневной жизни людей?

- Необходимо помнить, что все люди принадлежат к одному биологическому виду и все различия, которые мы находим, пусть иногда и весьма контрастные, не являются каким-либо ограничивающим фактором. Более того, в наших исследованиях мы не рассматриваем потомков от смешанных браков, имевших место хотя бы в трех поколениях. Культурные или религиозные различия играют гораздо более существенную роль во взаимоотношениях людей, чем генетические факторы. Мы часто сталкиваемся с непониманием важнейшего факта – наша работа потому и является на сегодняшний день такой актуальной, что между многими этносами еще нужно найти какие-либо различия. Большинство генетических систем демонстрирует, что на долю межпопуляционного разнообразия приходится 10-15% генетической вариабельности, а большая ее часть (85-90%) сосредоточена внутри популяций.

Генетическая структура каждого этноса имеет длительную историю становления и характеризуется отличительным генетическим разнообразием, которое является результатом отбора по какому-либо признаку, зависящему от социально-демографических, климатических и прочих факторов.

Генетическая дифференциация популяций по генам заболеваний столь же велика, как и общий уровень межпопуляционного разнообразия на полногеномном уровне, в связи с чем актуальным является изучение этноспецифических факторов риска развития многофакторных заболеваний, позволяющих с высокой точностью предсказывать вероятность развития заболевания с учетом этнической принадлежности человека.            

Результаты изучения частот полиморфных вариантов  генов в различных популяциях человека  является основой для поиска генов предрасположенности к развитию многофакторных заболеваний, генов индивидуальной чувствительности и устойчивости к лекарственным препаратам в конкретных популяциях. В настоящее время в ряде научных исследований показаны существенные межпопуляционные и межэтнические различия по частоте полиморфных вариантов генов, ассоциированных с развитием ряда многофакторных заболеваний.

- Существуют ли болезни, которым одни народы более подвержены, чем другие?

- С генетической точки зрения безусловно, существуют болезни, которые распространены в большей степени в той или иной этнической группе, причем зачастую это связано с так называемой брачной ассортативностью, то есть предпочтениями в выборе жениха или невесты, принадлежащих к той же этнической группе. Так, в качестве примера можно привести евреев ашкенази, у которых наблюдается повышенный риск рождения ребенка с болезнью Тея-Сакса по сравнению с другими народами.

- Как ваши исследования (их результаты) сказываются на повседневной жизни людей?

- Наши исследования в конечном итоге связаны с медицинскими аспектами. Анализ разнообразия генома человека на уровне этносов и популяций является и основным подходом для решения вопросов молекулярной эпидемиологии наследственных болезней.

Поиск маркеров генетической предрасположенности к многофакторным заболеваниям также показал необходимость обязательного учета этнической принадлежности больных и контрольных групп, т.к. по распределению частот генотипов и аллелей многих генов в популяциях часто наблюдаются статистически значимые различия. В то же время, в большинстве аналогичных исследований, проводимых как за рубежом, так и в России, отсутствует этнический подход к решению проблемы, являющийся крайне важным, так как локальные этнические группы, проживающие даже в одном регионе, в настоящее время все еще сохраняют достаточно выраженную генетическую подразделенность и своеобразие генофондов. Подтверждением этому служат результаты проведенных нами ранее исследований по изучению молекулярных основ ряда наследственных и многофакторных заболеваний, распространенных в популяциях Волго-Уральского региона. В ходе этих исследований в генах ряда заболеваний  в различных этнических группах больных были установлены существенные особенности по спектру и частоте мутаций, а также по генам предрасположенности к развитию многофакторных заболеваний. Выявление этно-территориальных особенностей распространенности и генетической природы наследственных и многофакторных заболеваний является основой для создания эффективной системы их мониторинга и разработки наиболее эффективных подходов диагностики и профилактики, оптимальных для конкретных регионов и этнических групп.

- Насколько государственные органы учитывают результаты вашей работы в своей деятельности?

- К сожалению, практически  не учитывают.

Вопросы задавал Георгий Батухтин

С 15 по 20 июня 2014 года в Ростове-на-Дону пройдет VI съезд Вавиловского общества генетиков и селекционеров (ВОГиС). Ожидается, что в его работе примут участие  около 800 ведущих исследователей из 300 организаций РАН, РАМН, РАСХН и ведущих ВУЗов страны.

Нынешний президент ВОГИС, известный новосибирский ученый, академик Владимир Шумный так охарактеризовал задачи, которые стоят сегодня перед главной общественной организацией генетиков страны:

 - Наша работа сосредоточена по трем основным направлениям. Во-первых, мы стараемся создать единое мощное информационное поле для координации исследовательской работы всех российских генетиков, независимо от их ведомственной принадлежности. Для этого мы организовали выход нескольких научных журналов. Второе важное направление нашей деятельности – организация различных научных форумов генетиков и селекционеров (тематических конференций, симпозиумов, съездов). Но самым важным, на мой взгляд, является направление, связанное с повышением качества образования.

Вся наука начинается с образования, со школьной парты, за которой в свое время сидел каждый из нас. А качество его во многом зависит от учебников. Поэтому мы постоянно мотивируем членов нашего общества писать такие учебники. Например, под моей редакцией были подготовлены два школьных учебника – обычный и для углубленного изучения. Первый выдержал уже 20 переизданий…

Сегодня многие ведущие генетики страны трудятся в институтах Сибирского отделения РАН. Поэтому не удивительно, что президентом ВОГИС является экс-директор Института цитологии и генетики СО РАН академик Владимир Шумный. А в оргкомитете съезда широко представлена «сибирская фракция». Один из них - д.б.н., профессор Павел Бородин (ИЦИГ СО РАН) – поделился с нами своими ожиданиями от съезда:

– Я также надеюсь, что съезд поможет  преподавателям ВУЗов познакомиться с современными достижениями эволюционной биологии, узнать, что вопреки утверждениям большинства наших СМИ эволюционная идея вовсе не опровергнута современной наукой (британскими, японскими, российскими учеными). Все как раз наоборот – эволюционная идея стала стержнем современной биологии.

Другая важная задача съезда носит организационный характер. Начавшаяся реформа РАН удручает многих ученых. Но они так же понимают, что бросить дело на самотек нельзя. Произошли серьезные изменения. Создана новая объединенная Академия с одной стороны, и ФАНО с другой. И теперь надо работать в условиях этой совершенно иной организационной системы, выстраивать горизонтальные связи в новых условиях. В этих условиях такие общества, как ВОГиС, могут и должны брать на себя больше интегрирующих функций. Выработать эту новую стратегию и должен съезд.

В общем, тем для обсуждения накопилось немало, как научных, так и организационных. Не зря несколько дней съезда должны вместить более сотни докладов и выступлений в нескольких секциях. Очевидно, что организовать и провести такое мероприятие совсем не просто. Однако хозяева съезда – ученые Южного научного центра РАН – настроены оптимистично.

- У руководителей Вавиловского общества генетиков и селекционеров, естественно, был выбор где проводить Съезд., - рассказал чл.-корр. РАН Дмитрий Матишов (Институт аридных зон ЮНЦ РАН). -   Несомненно, они тщательно подошли к отбору организаторов Съезда, а поскольку их выбор остановился на нашем Институте - мы восприняли это, как признание наших научных достижений. Для нас это почетная миссия. Конечно, в подготовке съезда принимал участие не один десяток человек, причем не только из Ростова, но из ведущих  академических научных центров Новосибирска, Томска, Москвы, Санкт-Петербурга. Ресурсы (как человеческие, так и финансовые) были затрачены значительные.

Съезд ВОГИС, несомненно, масштабное мероприятие, но не сопоставимое с Чемпионатом мира по футболу 2018 года,  к проведению которого Ростов только готовится. И если пока еще есть сомнения в том, что Ростов сможет достойно подготовиться к проведению ЧМ по футболу, то в отношении Съезда ВОГИС мы абсолютно спокойны!

- Насколько важно для Ростова проведение этого Съезда?!

- А как можно ответить - насколько важно для страны проведение Олимпиады?! Это серьезная проверка и своего авторитета и своих организаторских способностей. Мы искренне надеемся, что все задуманное у нас получится, что Съезд поможет нам показать свои возможности и откроет перспективы для новых связей и сотрудничества. Поможет ли это развитию научной жизни в Ростове?! Уж во всяком случае - это не помешает!

Что же, продолжая мысль Дмитрия Геннадьевича, можно вспомнить, что Олимпиада принесла нашей стране яркий успех. И понадеяться, что ростовский съезд генетиков и селекционеров страны окажется не менее успешным.

Георгий Батухтин