Это настолько маленький предмет, что вы можете удержать его в своей руке, и он выглядит как непримечательный кусочек металла, с небольшими просверленными отверстиями, но его ужасно сложно изготовить. Это так сложно, потому что он должен вращаться со скоростью 12 000 оборотов в минуту, при высоком давлении и температуре в 1600 °C, что на 200°C выше температуры плавления материала, из которого изготовлен предмет. И он должен пережить ад скручивания достаточно долго для того, чтобы помочь авиалайнеру пролететь 24 миллиона километров, до того момента, как эту деталь нужно будет заменить. Всего 66 таких коротких лопастей используются в задней турбине двигателя Rolls-Royce Trent 1000, и британская компания зарабатывает сотни тысячи долларов в год на этих лопастях.

Американские и европейские компании ищут спасения в высококачественном производстве, атакуя недорогих производителей. Это предполагает всё увеличивающуюся изобретательность при работе с материалами. В этой статье будет рассмотрен ряд таких инноваций, как специальная литейная система для турбинных лопаток Rolls-Royce, а также использование углеродного волокна, переработанных отходов пластика, новые аккумуляторные технологии и многое другое.

Турбинные лопатки являются одной из ключевых технологий Rolls-Royce. Магия, которая создаёт их, зависит от глубокого понимания материаловедения и производственных технологий. Когда металлы застывают после литья, они обычно содержат большое количество микроскопических кристаллов. Это делает их достаточно прочными для большинства ситуаций, но это — потенциальный недостаток при их использовании в турбинных лопатках. Rolls-Royce использует уникальную систему, которая отливает лопасть из жаропрочного сплава, основанном на никеле, со сплошной и неразрушенной кристаллической системой. Это гарантирует, что здесь не будет дефектов структуры.

Воздух циркулирует через вертикальную ось лопастей туда и обратно через точно расположенные отверстия, изготовленные с помощью специального электронного процесса, потому что обычная дрель не будет достаточно аккуратной для этого. Эти отверстия создают плёнку воздуха, которая обтекает поверхность, для того, чтобы уберечь лопасти от расплавления. Лопасти также покрыты жаростойким керамическим покрытием. Создатели не останавливаются ни перед чем, так как устойчивые и жаростойкие лопасти позволяют реактивному двигателю работать при более высоких температурах, что улучшает сгорание и уменьшает потребление топлива.

Не сидите просто так, изобретите что-нибудь

Новая фабрика в Дерби, где Rolls-Royce изготавливает турбинные лопатки, тоже весьма необычна. Дизайнеры, инженеры и производственный персонал поселились под одной крышей, вместо того, чтобы сидеть в разных зданиях или даже разных странах. Их собрали вместе, так как Rolls-Royce считает, что такая близость приведёт к лучшему пониманию роли каждого и к большей изобретательности. «Это будет критически важным в грядущие годы» — говорит Хамид Мугхал, глава инженерно-производственного отдела.

«Технология изготовления товара — это ключ к выживанию, и преимущество в производстве предоставляет одну из величайших возможностей для будущего». Это сочетание, как считает Мугхал, единственный способ продолжить делать прорывы: «Дополнительный рост не поможет этому».

Примерно так же думают и в GE. Компания тоже изготавливает реактивные двигатели, и занимается такими направлениями, как энергетика, освещение, железные дороги и здравоохранение. «В течение ряда лет стало ясно, что нам нужно объединить исследование материалов и производственные технологии» — говорит Идельчик, глава исследовательского отдела. Новые товары привыкли создавать, начиная с дизайна, затем двигаясь к выбору материалов, а затем к производству. «Теперь это делается одновременно».

Одним из результатов таких попыток является новый промышленный аккумулятор. Его появление началось с исследования, в котором аккумулятор пытались сделать достаточно прочным для того, чтобы использовать его в гибридном локомотиве. Химический состав, основанный на никеле и соли, предоставил необходимое количество запасённой энергии на единицу веса и необходимую надёжность. Но всё же, заставить его работать в лаборатории — это одно дело, а извлечение прибыли из сложных процессов, связанных с массовым производством аккумуляторов — совсем другое. Поэтому GE создало опытное производство, чтобы изучить, как использовать эти многообещающие идеи на деле, до того, как построить фабрику. Какие-то идеи взлетают на этом этапе, какие-то — нет.

Этот аккумулятор «взлетел». Помимо гибридных поездов, он также подходит для других гибридных устройств, таких, как автопогрузчики, и может использоваться как резервный источник электропитания в таких областях, как дата-центры и вышки связи в удалённых районах. Он будет изготовлен на новом заводе стоимостью в 100 миллионов долларов, около Нискияны, так что исследователям будет удобно продолжить разработку. Сам аккумулятор состоит из набора стандартных ячеек, объединяющихся в модули, которые могут быть соединены вместе для различного применения.

«Модули занимают половину места от эквивалентного свинцово-кислотного аккумулятора, и только четверть по весу, и будут работать в течение 20 лет без обслуживания, а также работать в условиях замораживания или очень высоких температур» — говорит Глен Мерфелд, руководящий системами по хранению энергии в лаборатории GE.

Один из материалов, который особенно интересует GE и других производителей — углеродное волокно. Его уже использовали, чтобы сделать большие лопатки вентиляторов впереди некоторых реактивных двигателей. Углеродное волокно гибкое в необработанном виде, но когда его пропитывают эпоксидной смолой, придают форму и вулканизируют, оно становится прочным, как сталь, но весит в два раза меньше. Эта прочность берёт своё начало из мощных химических связей, которые образуются между атомами углерода. Эти волокна могут быть сориентированы в различных направлениях, что позволяет инженерам точно подгонять прочность и гибкость композитной структуры.

Углеродное волокно начало широко использоваться в аэрокосмической сфере. В самолётах Airbus и Boeing оно широко используется вместо алюминия. Оно не только легче, но и имеет большое преимущество при производстве: большие секции, такие как основная площадь крыла, могут быть изготовлены за один раз, вместо того, чтобы склёпывать их из большого количества отдельных компонентов.

Смотрите, без рук

 Прочность, лёгкость и потенциальная экономия на ручном труде, которыми обладает углеродное волокно, делают этот материал привлекательным для многих товаров. Мак Ларен из британской команды Formula 1 (F1) был первым, кто использовал машину F1 с каркасом из углеродного волокна. Джон Уотсон был за её рулём и выиграл Британский Гран-при в Сильверстоуне в 1981 году. Позже, в этом же году, он в эффектной манере продемонстрировал возможности материала выдерживать столкновения, когда выбрался невредимым из происшествия около Монцы. Но создание таких машин, в основном вручную, может занять 3000 человеко-часов.

Теперь требуется лишь четыре часа, чтобы собрать шасси и нижнюю часть кузова MP4-12С, спортивнго автомобиля стоимостью в 275 000 долларов, который в 2011 году запустила McLaren, чтобы соревноваться с основным конкурентом, Ferrari, как на дорогах, так и на треке. MP4-12C сделана в стерильной, как клиника, новой фабрике, построенной рядом с базой McLaren в Уокинге, к западу от Лондона. В конечном итоге компания будет изготавливать ряд дорожных автомобилей с использованием углеродного волокна. Этот процесс пойдёт быстрее благодаря разработке частично автоматизированного метода для сжатия материала в форме и впрыскивании эпоксидной смолы в неё под давлением. Впервые этот метод был разработан совместно с Carbo Tech, австрийской фирмой, специализирующейся на композитных материалах.

Как многие технологии, открытые благодаря автогонкам, углеродное волокно сегодня спускается вниз, от суперкаров к обычным моделям. BMW, например, запускает новую линейку электрических и гибридных моделей, которые используют корпуса из углеродного волокна. Первый небольшой городской электромобиль, BMV i3, будут собирать на новом заводе в Лейпциге со следующего года.

Машина из углеродного волокна, будучи более лёгкой, чем тяжёлая стальная, выжмет больший пробег из заряда своего аккумулятора. Она может даже оказаться прочнее в краш-тестах.

Другой удивительно прочный материал может быть изготовлен из того, что люди выкидывают. Артур Хуанг, сооснователь компании Miniwiz Sustainable Energy Development, расположенной в Тайване, получил специальность архитектора в США. Он создаёт строительные материалы из модифицированного мусора. Один из его продуктов, Polli-кирпич, это блок, по форме напоминающий квадратную бутылку, сделанный из переработанного полиэтилена, часто применяющегося в изготовлении контейнеров для еды и питья. Из-за своей формы Polli-кирпичи можно соединять вместе без использования клея, создавая структуры вроде стен. Они, как говорит Хуанг, достаточно прочны, чтобы выстоять перед ураганом, но значительно снижают углеродный отпечаток здания, и в четыре раза дешевле обычных строительных материалов. Более того, так как они полупрозрачные, то в них могут быть вмонтированы светодиоды.

Конкретное преимущество

Другим из материалов Хуанга является натуральное связывающее вещество, извлекаемое из выброшенной рисовой шелухи. Оно также может быть использовано, чтобы помочь в изготовлении бетона. Эта идея не является абсолютно новой; как указывает Хуанг, что-то подобное было добавлено в известковый раствор, использовавшийся для постройки Великой китайской стены. Он думает, что материковый Китай со своим строительным бумом однажды сможет опять стать большим рынком для этого продукта. Похожее вещество может быть извлечёно из ячменной шелухи, остающейся после пивоварения. Хуанг считает, что система будет использоваться местными жителями, чтобы превращать мусор в полезный продукты.

Всё чаще и чаще проектирование продукта будет начинаться с наноуровня. Нанотехнологии часто используются для улучшения некоторых продуктов. Например, диоксид титана использовался для создания самоочищающихся стёкол для зданий. Плёнка толщиной всего лишь в несколько нанометров достаточно тонка, чтобы через неё можно было посмотреть, но, тем не менее, достаточно мощно реагирует на солнечный свет и разлагает органическую грязь.

Этот материал также является гидрофильным и использует потоки дождевой воды, чтобы смыть осадок. Pilkington, британская компания, была первой, которая пустила в ход самочищающееся стекло, использовав эту технологию в 2001 году.

Тщательное изучение исследовательских лабораторий в MIT даст нам намного больше примеров будущих продуктов, которые могут использовать наночастицы. Среди таких Крипа Варанаси и его коллеги ищут материалы, обладающие ярковыраженными водоотталкивающими свойствами. «Они могут быть использованы, чтобы сделать супергидрофобное покрытие, которое значительно повысит эффективность и долговечность таких механизмов, как паровые турбины и опреснительные заводы» — говорит Вараниси. Такие покрытия также могут быть применены в существующих паровых турбинах, которые генерируют большую долю электричества, в мировом масштабе. Это может стать крупным бизнесом по модернизации, считает Варанаси.

Природа уже использует материалы с наномасштабной структурой для большей эффективности. Окаменелости, которые привлекли интерес Анжелы Белчер, сформировались примерно 500 миллионов лет назад, когда мягкотелые организмы в море стали использовать минеральные вещества, чтобы отращивать раковины и кости, используя твёрдые материалы. «Эти природные материалы содержат утончённые наноструктуры, например, в радужных раковинах, или морских ушках» — говорит Белчер. Если эти существа имели встроенную в ДНК возможность по созданию таких материалов, то должна быть возможность симулировать её. Это то, чего исследовательская группа в MIT пытается сейчас достигнуть с использованием генной инженерии.

Как бы странно это не казалось, один из проектов Белчер включает в себя использование вирусов для изготовления аккумуляторов. Вирусы — обычно тот вид, который инфицирует бактерии, но безвреден для людей — довольно обычный инструмент в генной инженерии. Для начала, Белчер и её коллеги генетически программируют вирусы на взаимодействие или связывание с материалами, в которых они (Белчер и коллеги — прим. переводчика) заинтересованы. И так как у них нет миллионов лет, чтобы ждать, они используют то, что можно приравнять к высокоскоростному дарвиновскому процессу: сделать миллиард вирусов за раз, выбрать те, которые выглядят обещающе, и повторять процесс, пока они не получат штамм, способный исполнять то, что они хотят.

Команда разработала вирусы, способные создавать элементы аккумулятора, такие, как катод и анод, и использовала их, чтобы сделать небольшие батарейки-пуговицы, подобные использующимся в часах, но процесс обладает потенциалом, который можно масштабировать и дальше. Что делает технологию столь привлекательной, как говорит Белчер, так то, что она дёшева, использует нетоксичные материалы и безвредна для окружающей среды.

Две компании, основанные Белчер, уже делают продукты с вирусами.

Cambrios Technologies изготавливает прозрачное покрытие для сенсорных экранов и Siluria Techologies (Белчер любит называть свои компании по именам геологических периодов) использует вирусы для разработки катализаторов, которые превратят природный газ в нефть и пластик. Также существуют возможные сценарии использования в солнечных батареях, медицинской диагностике и лечении рака. И всё это родилось из идеи, на которую вдохновила морская раковина.

Один из людей в MIT, с которым работает Белчер, Гербранд Цедер, эксперт по аккумуляторам, который чувствует, что должен быть более простой путь, чтобы узнать о материалах, чем обычный тягучий процесс. Информация о десяти разных свойствах материала может быть разбросана в десяти разных местах. Чтобы соединить всё это в одном месте, Цедер и его коллеги, в сотрудничестве с Национальной лабораторией Лоуренса в Беркли в прошлом году запустили бесплатный онлайн-проект, чтобы каталогизировать свойства веществ под названием Materials Project. К марту этого года он содержал данные более чем о 20 000 различных соединений.

Эта база данных разработана для того, чтобы позволить учёным быстро идентифицировать подходящие новые материалы и предсказать, как они будут взаимодействовать. Это обещает ускорить разработку новых материалов на производстве. Некоторым из новых веществ может потребоваться до 10 лет или больше, чтобы достигнуть рынка. «Так как это занимает так много времени, люди осторожно относятся к тому, чтобы инвестировать в это» — говорит Цедер. «И, значит, мы должны сделать процесс быстрым».

22 июня 1941 года, точно так же, как и в этом году, выпадал на воскресенье. Накануне этого дня тогда, точно так же как и нынче, выпускники думали о выборе вузов, школьники радовались каникулам, а взрослые жили в ожидании отпусков. Но их планам и мечтам не дано было осуществиться. Самая короткая ночь 41-го изменила жизни практически всех семей страны – началась война.

В том, что такие даты забывать нельзя, сходятся все. Но как донести до школьников, до молодых людей мысль о том, что одна ночь изменила жизнь всей страны? Наталья Пинус, директор общественного фонда «Академгородок» уверена, что протокольными речами и даже минутой молчания ситуацию не изменить. Возможно именно поэтому вечер памяти, организованный общественным фондом «Академгородок», кафе "Чашка кофе", молодежным центром "Калейдоскоп", Музеем науки и техники Академгородка, Ротари-клубом "Академ- Новосибирск", был направлен в первую очередь на чувства. Гостям вечера было предложено почувствовать, чем жили наши бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки накануне и во время войны.

Среди прочего окунуться в атмосферу того времени помогал исторический уголок. Вещи для него предоставили сразу два музея Академгородка – Музей науки и техники СО РАН и Музей 60-ых. На экспонаты можно было не только смотреть. Желающие могли примерить плащ –палатку, посидеть за столиками, пофотографироваться в интерьерах того времени. Но самым интерактивным экспонатом была старая печатная машинка. Всем желающим предложили принять участие в перепечатывании стихотворения «Пусть будет мир» питерской поэтессы Ольги Масловой.

«Это тебе не компьютер!, - посмеиваются мамы из-за спин мальчишек-подростков. – Жми, жми сильнее! Вот это кнопочка – аналог твоего «shift». А на другую строчку переводили в ручную, вот так». «Дзинь», - послушно звякает машинка. «От современной клавиатуры почти не отличается. Но на ней печатать прикольнее. Такой звук классный. Я бы хотел такой установить у себя на компьютере для текстового набора. К тому, что усилия приходится прикладывать, привыкаешь быстро», - уверяет 14-летний Никита.

Напечатанное стихотворение в конце вечера самые юные гости отпустили в небо, привязанным к воздушным шарикам. «Все помыслы, все мечты людей во время войны были связаны с миром. Естественно, мы решили не ограничиваться темой войны. Тема мира была актуальна тогда, актуальна она и сегодня», - поясняет Наталья Пинус.

На летней веранде кафе «Чашка кофе» 22 июня собралось около 200 человек. Конечно, не все пришедшие собрались на вечер памяти. Например, был столик, который отмечал день рождения. "Нас предупредили о планируемом мероприятии. Но мы не стали отказываться. В конце концов, наша подруга ведь не виновата, что родилась в такой печальный день. Мне кажется, мы никому не мешали, а нам было интересно посмотреть. Очень благодарны организаторам, что проводят такие душевные мероприятия», - делится подруга именинницы.

Много положительных отзывов мы услышали о живой музыке, звучавшей весь вечер: мелодии и песни тех лет для гостей исполняли Евгений Серебряников, Олег Петриков и Андрей Турыгин.

Надежда пришла на вечер с двумя дочерями и мамой. «Такие вечера очень важны. Как по-другому передать детям нашу историю? Только через семью, через рассказы о воевавших предках и через похожие мероприятия. Тут важно соблюдать золотую середину: чтобы вечер памяти не превратился в развлекаловку с одной стороны, и не был бы скучен непоседливым детям с другой. Мне показалось, что организаторам удалось найти эту золотую середину».

Конечно, ничего не передает ощущения военных лет лучше, чем поэзия и литература. Стихи в этот вечер читали все: и гости, и организаторы. А завершился вечер просмотром фильма «Летят журавли». «Возможно, организаторам стоило бы подобрать менее известный фильм. Этот, конечно, из разряда старых и любимых, но с другой стороны – слишком уж хорошо знакомый. Поэтому мы решили на фильм не оставаться, хотя и получили от вечера удовольствие», - подводит итоги вечера Татьяна. «Мы, признаться честно, с детьми на фильм оставаться не собирались (детям уже пора мыться да спать). Но атмосфера такая чудесная и фильм уж больно хорош. Поэтому старшей я разрешила остаться с бабушкой – посмотреть», - не соглашается Надежда.

Надо признать, что неординарный вечер памяти вновь вызвал споры о том, что уместно и что не уместно в этот день. Так, например, для желающих провели мастер-класс, на которых учили танцевать вальс. Руководитель организации «Дети войны» Альбина Степановна Чунихина, хоть и признает, что в целом вечер удался и получился очень теплым и душевным, но считает, что включать в программу танцы было излишне. Не все гости с ней согласны.  «Музыка и танцевальные площадки помогали пережить это страшное время на фронте и в тылу. У людей было очень мало свободного времени. И это время они проводили в концертных залах, слушая классическую музыку, на танцплащадках, они собирались, чтобы попеть песни и почитать стихи. Люди старались оставаться людьми», - пояснят Ольга Новак, учившая в тот вечер всех желающих вальсу. «Мне очень понравилось, что в программу вечера включили вальс. Современные молодые люди редко его танцуют, считая, что это слишком сложно. А во времена моей юности – это был один из самых популярных танцев. Почему-то принято считать, что всю войну люди только работали. Но жизнь ведь продолжалась! У меня вот родители познакомились на танцах во время войны. Так что для меня этот танец сильно связан с войной, с моей семьей и с памятью о моих родителях».

«Мне, как одному из организаторов, конечно видны какие-то недоработки, недочеты. Но слушая слова благодарности и теплые отзывы, понимаешь, как важны людям подобные мероприятия. У нас могут быть немного разное виденья о том, как именно должен проходить вечер памяти, но у нас одинаковые ощущения от этой даты, у нас схожие представления о том, почему это важно. А о форме мы обязательно договоримся», - делится Гаянэ Балян, жительница Городка, инициировавшая это мероприятие.

«Нам хотелось, чтобы вечер памяти прошел по-домашнему, душевно, без громких официальных слов. Что бы у пришедших в этот вечер на летнюю веранду кафе «Чашка кофе» в душе всколыхнулись какие-то чувства, чтобы захотелось обсудить со своими детьми, как их семья пережила войну и какой след оставила Великая Отечественная война в истории страны и в жизни их бабушек и дедушек. Судя по отзывам, нам это удалось», - подводит итоги вечера Наталья Пинус.

Юлия Черная 

Снизить погрешность научной экспертизы с помощью алгоритма, позволяющего с опорой на огромные базы данных научной и технической информации вычислить «прорывное научное направление» и «прорывной научный проект», предлагают специалисты Центра научно-технической экспертизы РАНХиГС. Этот инструмент может быть полезен как дополнение к экспертной оценке научных проектов и мониторингу новых направлений на краткосрочную перспективу.

В настоящее время качество научной экспертизы – понятие весьма туманное. И не только потому, что рецензенты научных проектов могут быть связаны конфликтом интересов с авторами проектов. Существует и объективная причина, по которой к экспертизе не может быть полного доверия: это возрастающие с каждым днём объёмы научно-технической информации, проанализировать которые человек не в состоянии. Подсчитано, что если возможности экспертов в этом отношении были бы безграничны, каждый из них, прежде чем вынести вердикт по проекту, должен был бы прочитывать еженедельно минимум 1000 научных публикаций в конкретной области знания. Но максимум, на что способен самый ответственный и работоспособный рецензент, – прочесть 10 публикаций. Таким образом, вершители судеб научных проектов, на мнения которых сегодня полностью полагаются инвесторы науки, владеют не более чем 1 процентом информации, формирующей на сегодняшний день мировое научное знание в определённой предметной области. Любой рецензент, который берет на себя смелость заявить, что проект актуален и никто в мире его не начинал, с большой долей вероятности заблуждается, так как не прочел 99 процентов написанного коллегами по цеху.

Специалисты Центра научно-технической экспертизы РАНХиГС пришли к выводу, что для повышения качества оценки актуальности и перспективности научных направлений и проектов, помогающей инвесторам быстро реагировать на меняющийся мир знаний и технологий, необходимы некие универсальные рецепты, в которых исходными ингредиентами стали бы независимые сведения, разбросанные по разным базам данных. Такие рецепты, по сути, представляющие собой системы критериев оценки, поддающихся автоматизированному исчислению, и были разработаны.

В качестве потенциального объекта применения таких инструментов их авторы называют условные проекты федеральных целевых программ поддержки науки. Для определения количественных показателей перспективности этих проектов, по мнению авторов методики, потребуется выявить с опорой на автоматизированные базы данных мировые тренды по вовлечению исследователей и организаций в конкретную тематику, разработке технологических подходов, появления продуктов на рынке.

Если графики, отражающие эти тренды, резко устремляются вверх, то можно с большой долей вероятности говорить о том, что мировая практика науки и технологий подходит к этапу научно-технологического прорыва. Следовательно, проект по этой тематике актуален и жизнеспособен. Если график стагнирует, то есть показывает, что на протяжении нескольких лет не происходит существенного роста научных проектов по тематике, заявок на патенты и т.д., то, возможно тема завела учёных в тупик и не предполагает в обозримом будущем технологического выхода.

«Рецепт» предполагает не простое использование формальных показателей из существующих баз данных, а довольно хитрый подход, с тонкостями в деталях.
Вот что говорит на этот счёт директор Центра научно-технологического прогнозирования РАНХиГС Наталия Куракова: «Если по показателю «активность патентования» лидерство захватили промышленные компании, направление можно считать если не упущенным, то очень сложным для прорыва. Период освоения и конвертации в технологии будет очень коротким, от 2 до 3 лет. Если в числе патентообладателей лишь несколько университетов, то шансы войти в это направление можно считать высокими, так как путь от университетской лаборатории до конвейера будет раз в пять длиннее. Ещё один нюанс: чем больше регистрируется заявок, и чем больше их количество превосходит выданные патенты, тем более перспективным является направление. Это означает, что по нему пока обнаружено не много оправданных технологических подходов, но идёт их активный поиск».

Наталия Куракова также полагает, что формализованный подход, в данном случае на основе библиометрического и патентного анализа, а также ряда других критериев, годится и для мониторинга, позволяющего оценить текущие тренды в науке и технологиях и дать краткосрочный прогноз по развитию новых направлений.

Пример – незамеченное вовремя в России научное направление – «перепрограммирование стволовых клеток», фундаментальный прорыв которого фиксировался в 2006–2008 годах.

Динамика его развития впечатляет: в 2006 начинают публиковаться статьи в журналах Web of Science, в 2012 – по этому направлению присуждена Нобелевская премия, в 2013 – принято решение о развитии индустрии, в 2014 – индустрия начинает развиваться, но, к сожалению, не в России, а в Японии. К 2023 году японцы ставят задачу обеспечить 80 процентов нуждающихся в своей стране искусственными органами.

«Мы в 2006 году об этом направлении ничего не знаем, не замечаем его и в 2008 году, и только в 2014 году оно возникает в прогнозе научно-технологического развития РФ, – отмечает Наталия Куракова. – То есть в Японии уже стартует производство по данному направлению, а у нас направление только получает статус прорывного. Отставание более пяти лет».

Разработчики методики при этом не считают, что формализованный подход должен вытеснить экспертный. Его предлагают использовать как вспомогательный инструмент, способный повысить степень объективности и информационного обеспечения решения. «Если взгляды независимой системы и эксперта сильно расходятся, мы просим эксперта обратить особое внимание на объект оценки и посмотреть результаты формальной экспертизы», – поясняет Наталия Куракова.

При помощи нового подхода специалистам Центра научно-технической экспертизы в тестовом режиме удалось выявить незамеченное в России научное направление, претендующее на статус мирового прорыва, – оптогенетику.

По нему фиксируется экспоненциальный рост публикационной и цитатной активности. Кстати, ещё в 2010 году журнал Science назвал оптогенетику направлением десятилетия. Все расчёты по представленной методике также указывают на то, что в ближайшие годы авторы этого направления станут лауреатами Нобелевской премии.

Наталия Куракова также отмечает, что данный научный вектор имеет реальные перспективы технологического выхода. По нему экспоненциально растёт и патентная активность, причём, хороший знак и в том, что обладателями патентов пока являются университеты. Это, по мнению авторов методики, свидетельствует о том, что волну еще можно поймать.

Методология, предложенная Центром научно-технической экспертизы РАНХиГС, представлена в аналитическом докладе «Национальная научно-технологическая политика «быстрого реагирования»: рекомендации для России. Некоторые СМИ, анализируя доклад, обратили внимание на сочетание «быстрое реагирование» и решили, что поддержка государства теперь будет направлена лишь на тематики и направления, предполагающие, судя по их формальным показателям, быстрый выход. Это не так. К долгосрочному прогнозированию, инструментом которого служит форсайт, ставящий целью обсуждение глобальных вызовов и формирование согласованного мнения по их преодолению, это не имеет отношения. Предложенные инструменты ничего не заменяют, а только предлагают дополнительные ориентиры в мире научно-технической информации.

Вместе с тем, такой формализованный подход, с использованием лингвистических технологий, не считается новым. В частности, в том же Форсайте он успешно применяется. Вот как комментирует его и в целом предложения коллег из РАНХиГС замдиректора Форсайт-центра Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ Александр Чулок:

– В докладе РАНХиГС предложен набор рекомендаций, многие из которых уже давно имплементированы в российскую научно-техническую политику.

Например, такие методы, как мониторинг глобальных вызовов и окон возможностей (о важности этой задачи говорил Президент в послании ФС в 2013 году), анализ слабых сигналов или событий – «джокеров» (это сейчас одна из ключевых задач в исследовательской повестке Еврокомиссии) давно применяется в практике научно-технологического прогнозирования.

Хочу только обратить внимание на то, что нельзя однобоко использовать только одну группу методов – это как ножки стула – убери одну, и вся конструкция зашатается. В практике современного Форсайта качественные результаты базируются на следующих четырех принципах: использование доказательной базы, привлечение лучших экспертов, стимулирование креативности и широкое обсуждение, в том числе, общественное.

Убери только один принцип – и результаты будут ущербны. Поэтому, например, использовать только автоматические системы для определения приоритетов развития страны, отрасли, компании – принципиально неверно. Если бы всё было так просто, можно было бы одним нажатием кнопки каждый день делать по 100 прогнозов. То некодифицированное знание, которое находится в голове у эксперта, незаменимо, и определять прорывные направления развития науки и технологий простой экстраполяцией трендов непрофессионально. Конечно, любой анализ начинается с инвентаризации заделов, но это только первый шаг, первая глава исследования.

Отдельный вопрос – как определять приоритеты, который поднимается в докладе РАНХиГС. Он очень серьезный, и «в легкую» на него отвечать нельзя. Критерии отбора приоритетности областей не могут основываться только на данных обзора патентов или библиометрии – нужны еще как минимум две составляющих: это оценки самых серьезных экспертов и комплексный анализ на стыке рыночного спроса и предложения со стороны науки (экономисты называют это «market pull» и «technology push»).

О проведении коллегами такого исследования я ничего не слышал. Так что не очень понятна практическая ценность проделанной работы: предложения по методам прогнозирования не новы, и многое уже используется в текущей практике Форсайта, а проанализированные области все взяты из рассматриваемого ими долгосрочного прогноза.

События минувшего года, связанные с инициированием такого широкомасштабного проекта, как «Реформа РАН», в буквальном смысле слова взбудоражили научную общественность. Процессы проведения реформ методом «шоковой терапии», конечно же, знакомы подавляющему большинству населения, начиная с периода так называемых «гайдаровских» реформ». И те социальные потрясения, с которыми ассоциировался данный период, до сих пор оцениваются большинством исследователей крайне негативно. И поэтому попытка проведения реформы РАН ровно по такому же сценарию, когда закрытие большинства отраслевых институтов, которое произошло автоматически с закрытием федеральных министерств на начальном этапе «шоковой терапии» и, соответственно, привело к деградации отраслевой науки в России, может обернуться таким же исходом и для фундаментальной науки в стране. Угроза принятия в обозримом будущем решений о реорганизации научных учреждений и фактическое отчуждение права собственности на имущественный комплекс РАН в пользу некого федерального агентства с перспективой дальнейшей приватизации, согласно пункту 7.5 «Положения о Федеральном агентстве по управлению научными организациями» (Постановление…, 2013), говорят о том, что стиль проведения реформ в России не изменился, несмотря на многочисленные примеры, связанные с неудачными попытками либерализации экономики в начале 1990-х годов, а, стало быть, применение той же парадигмы проведения реформ вряд ли гарантирует успех. На это, в частности, указывает академик В.М. Полтерович, когда говорит о необходимости разработки так называемой теории реформ (Полтерович, 2007), которая предполагает отказ от сложившейся практики радикальной ломки институциональной структуры и трансплантации западных моделей и проведение институционального эксперимента, проявляющегося в выработке своеобразной линейки промежуточных институтов, устанавливающих степень целесообразности тех или иных преобразований в конкретной отрасли. При этом создание промежуточных институтов предполагает поиск, экспериментирование, систематический мониторинг получаемых результатов и отбор наиболее перспективных версий для очередной модификации (Полтерович, 2013).

Собственно говоря, если рассматривать процесс реализации рассматриваемой реформы в данном варианте с точки зрения его продвижения в среде молодых ученых, то он, безусловно, начался не в июне 2013 г., а несколько раньше – в ноябре 2011 г., когда перед собравшимися председателями молодых ученых академических институтов в Президиуме РАН выступил бывший в то время министром образования РФ А.А. Фурсенко. Он заявил о том, что все научные институты проходят в своем развитии такие стадии, как рождение, становление, зрелость и упадок, и призвал собравшихся относиться к этому как к абсолютно нормальному явлению. По сути дела адептом ровно такой же идеи оказалась председатель Совета молодых ученых РАН В.А. Мысина, которая в своем выступлении также обратила внимание на факт якобы чрезмерно разросшейся структуры РАН, которую следовало бы сократить до четырех отделений. Впоследствии путем различных увещеваний, в том числе и с заведомо ложными обещаниями успешного решения вопросов, связанных с обеспечением молодых ученых жильем, ей удалось, в конечном счете, убедить большинство собравшихся на съезд молодых ученых принять резолюцию об оптимизации числа отделений РАН, запрете на появление новых действительных членов РАН, введении моратория на создание новых отделений и возрастного ценза для руководящего состава. По сути, такая резолюция полностью соответствовала духу намечаемых «шоковых» преобразований, готовящихся в верхних эшелонах власти, но при этом игнорировала необходимость сохранения преемственности поколений в академической среде, которая была в значительной степени ослаблена в результате социальных потрясений, вызванных неолиберальными реформами 1990-х годов, проводившихся по такому же сценарию, что и нынешняя реформа РАН. Мнимый характер легитимности данной резолюции был впоследствии ярко продемонстрирован в сформировавшемся широком молодежном движении, объединенном негативным отношением к реформе РАН в данном варианте, в которое вошли представители практически всех основных отделений РАН, и которое выразило свое решительное несогласие с шоковой реформой в ходе различных массовых протестных акций, состоявшихся в августе и сентябре 2013 г.

КАРТА РОССИЙСКОЙ НАУКИ КАК ПРИМЕР НЕАДЕКВАТНОГО ОТРАЖЕНИЯ НАУЧНОЙ АКТИВНОСТИ

События, произошедшие в июне и августе 2013 г., по-видимому, заставили правительство обратить внимание на нарастание протестной активности среди ученых. Хотя научному сообществу и не удалось противодействовать принятию законопроекта о реформе РАН органами законодательной власти, тем не менее, определенные признаки того, что государственная власть прислушивается к мнению ученых, все же существуют. Одним из таких признаков явилось приглашение к сотрудничеству группы молодых ученых, поступившее от Минобрнауки РФ в ответ на петицию автора настоящей статьи по поводу составления так называемой «Карты российской науки», представленной на портале «http://mapofscience.ru», в связи с угрозой ее использования в целях оценки текущей эффективности деятельности научных институтов для реализации предполагаемых мер их реорганизации и распределения по трем категориям учреждений, – казенные, бюджетные и автономные. Подобная реформа в настоящий период довольно решительно внедряется в другой социальной сфере: здравоохранении, и судя по той социальной напряженности, которая ее сопровождает, грозит обернуться тяжелейшими последствиями как для работников данной отрасли, так и для всех людей. Представители Министерства науки и образования РФ хотя и уверяют, что данная «Карта» не будет использоваться для оценки эффективности научных учреждений, тем не менее, признают, что она необходима для того, чтобы позволить им получить представление о текущем срезе научной деятельности в России, виду того, что научные отчеты, ежегодно сдаваемые учреждениями РАН, у них доверия не вызывают. Однако ограниченность источников, привлекаемых для составления данной «Карты», не может не вызывать возмущения и свидетельствует о том, что, действуя таким образом, можно получить абсолютно неверное представление о текущей научной деятельности в России, хотя бы по той причине, что временной промежуток охвата данной «Карты» составляет пять лет: с 2007 по 2012 гг. и таким образом не включает очень многие работы, которые порой создаются в течение длительного времени. К числу подобных работ, безусловно, относятся труды Института мировой литературы им. А.М. Горького, которые создаются в течение десятилетий, включая многотомные собрания сочинений с комментариями, предисловиями и т.д. Учет таких работ осложняется также грядущей ликвидацией Книжной палаты РФ, которая, по определению, призвана вести систематический учет выпущенных в стране квалифицированных научных и художественных изданий. Дополнительную сумятицу вносит и такое явление, как неполнота и путаница, которая присутствует в базе данных «Российский индекс научного цитирования» (РИНЦ), для которой характерна следующая ситуация: автор имеет список своих работ за определенный период в базе цитирования, и в то же время эти работы выпадают из списка его публикаций, индексируемых РИНЦ, который, однако, используется для составления «Карты». Что касается Web of Science, то ее база также страдает ограниченностью в силу того, что не включает ряд публикаций, входящих в такие солидные рецензируемые издания, как, например, International Journal on Innovation and Regional Development. В этом смысле нельзя не согласиться с предложением молодых ученых Математического Института им. В.А. Стеклова, которые предлагают для составления блока зарубежных публикаций не ограничиваться только использованием базы данных Web of Science, но и учитывать такие ресурсы, как MathSciNet, Zentralblatt MATH и Math Net.Ru (Заявление …, 2013). Что же касается информации по общественным наукам, то здесь наиболее важным источником представляется Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН), который по непонятным причинам не указывается в качестве потенциального источника информации для данной «Карты».

Несмотря на то, что инициаторы проекта «Карта российской науки» всячески заверяют, что данный продукт не будет использоваться для оценки эффективности научных институтов, тем не менее, в действительности происходит обратное: за последнее время в структуре научных отчетов появились обязательные пункты для учета числа публикаций учеными в базах данных РИНЦ и Web of Science, что, собственно, и составляет основу «Карты российской науки». Таким образом, опосредованно «Карта» является инструментом оценки эффективности научной деятельности, а значит, и составным элементом реформы РАН. В целом же данный проект также отражает характер шоковой реформы, поскольку при отсутствии объективных критериев измерения научной деятельности он создает неправдоподобную картину текущей ситуации в научной сфере, поскольку содержит заниженные показатели уровня развития фундаментальной науки в России.

РЕФОРМА РАН В КОНТЕКСТЕ ПРОЦЕССОВ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ

Следует отметить, что нынешняя реформа РАН полностью соответствует тем тенденциям, которые происходят, как минимум, в двух странах – бывших собратьях по социалистическому лагерю – России и Венгрии. В обеих странах наблюдаются вполне отчетливые тенденции централизации, которые охватывают практически все сферы общественной жизни, начиная от управления и заканчивая такими социальными сферами, как здравоохранение, культура, наука и образование. Процессы, происходящие в двух последних сферах, требуют особого рассмотрения в связи с темой настоящей статьи. Можно с полным основанием утверждать, что процесс централизации, происходящий в научной сфере в Венгрии, практически аналогичен тому процессу, который в настоящее время планируется в России. Волна централизации поглощает сеть исследовательских организаций, входящих в систему Венгерской академии наук. Различные институты естественных и общественных наук с хорошей репутацией, проработавшие несколько десятилетий самостоятельно и независимо, сейчас объединяются в группы и подчиняются новообразованным центрам» (Корнаи, 2012, с. 11). Реформа РАН происходит практически по такому же сценарию, с той лишь разницей, что высвобождаемые таким образом объекты недвижимости предполагается приватизировать. Однако все же главным мотивом реформы научной сферы в России представляется не «имущественный» интерес, а, как совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, стремление ослабить сообщество исследователей «как потенциальных оппонентов власти» (Полтерович, 2014, с. 5). В Венгрии же подобная задача усиления контроля над оппозиционными настроениями решается несколько иными способами, одним из которых является, в частности, учреждение законом от 1 января 2011 г. Совета по СМИ, в состав которого вошли только члены правящей партии «Фидес» (Корнаи, 2012, с. 10). В результате новой информационной политики, которая стала определяться под влиянием данного Совета, в стране заговорили об ограничениях свободы слова и о диктатуре в средствах массовой информации. Как заявил отстраненный от эфира за «минуту молчания» журналист Б. Жолт, «когда из центра диктуют, что новость, а что ‒ нет, это уже не информация. Венгерская власть продвигает в СМИ «своих людей», и не профессионализм, а лояльность является главным фактором отбора» (Легина, 2011). В России примером подобного рода может являться появившаяся в прессе информация о закрытии оппозиционного телеканала «Дождь», единственного канала, который вполне объективно освещал протестную активность исследовательского сообщества в условиях развернувшейся «антирановской» информационной кампании, наиболее заметно проявившейся в фильме «Анатомия протеста», представленного на одном из федеральных телевизионных каналов.

В сфере образования особую тревогу вызывает реорганизация вузов, происходящая в обеих странах. Государственная политика Венгрии, начатая в 1993 г., вынудила вузы разрабатывать совместные планы интеграционного развития. В итоге из 24 государственных университетов и 17 государственных колледжей остались 17 и 13 соответственно (Воронин, Шегельман, 2013). В России же по инициативе Минобрнауки РФ был проведен мониторинг вузов, результатом которого явился их рейтинг и, соответственно, их классификация по принципу «эффективный – неэффективный», базирующаяся на оценке их инновационной активности. Подобная дихотомия, проявившаяся в результатах оценки, естественно, не может не вызывать возмущения, постольку поскольку процесс обучения – явление настолько сложное, что, во-первых, очень трудно оценивать его эффективность только с таких позиций, а, во-вторых, сохранение принципов классического образования, а, значит, и некоторых элементов консерватизма, необходимо для сохранения и обогащения культурного потенциала нации. Следует отметить такой момент: наибольшим атакам с целью реорганизации подвергаются именно гуманитарные факультеты. Достаточно отметить решение об упразднении исторического и философского факультетов СПбГУ и создании вместо них Института истории и философии. Как отмечается в открытом письме ректору СПбГУ Н.М. Кропачеву работников образования и науки, «в результате уже прошедших преобразований, исчез ряд уникальных и специализированных курсов, позволявших подготовить специалистов признанного мирового уровня, а также обеспечивавших важнейшую связь между научной и образовательной деятельностью» (Открытое письмо…, 2013). Другой пример – это реорганизация МПГУ, которая помимо слияния факультетов, таит в себе и угрозу выселения филологического и ряда других факультетов из исторического здания на Большой Пироговской улице в Москве. Подобные случаи слияний и поглощений в образовательной сфере, увы, уже становятся не редкостью. Совершенно очевидно, что эти процессы проводятся с целью сокращения государственных расходов, однако она здесь явно не единственная. Помимо нее здесь отчетливо просматривается и другая цель, которая связана со следующим обстоятельством: гуманитарные факультеты в России издавна считались едва ли не главным источником диссидентства среди молодежи и, соответственно, – потенциальным очагом бунта в силу их специфики и стремления к свободомыслию. Особенно ярко это проявилось в период николаевской реакции во второй четверти XIX в., в эпоху увлечения западноевропейской философией и влияния среди молодежи таких корифеев-вольнодумцев, как Т.Н. Грановский, Н.В. Станкевич, М.А. Бакунин, А.И. Герцен и др. Собственно говоря, некоторые опасения в этой связи также вызывают и попытки создать единый учебник по истории, формирующий весьма односторонний взгляд на события прошлого у подрастающих поколений. Интересно вспомнить в этой связи реплику Шатова из романа Ф.М. Достоевского «Бесы», выражающего сомнения по поводу написания книги, призванной составить объективное представление об облике русского народа: «Значит, выйдет нечто с направлением, подбор фактов под известное направление.» (Достоевский, 1957. Т. 7, с. 137). А в ответ следует возражение Лизаветы Николаевны: «Одно беспристрастие – вот направление» (Там же, с. 138). К сожалению, такому направлению вряд ли может соответствовать единый учебник по истории. Учитывая довольно агрессивную политику насаждения модернизационных умонастроений в общественном сознании, данный учебник не может избежать влияния подобной идеологии. Достаточно сказать, что периоду 1930-х годов прошлого века со всеми его противоречиями и огромным числом разнородных процессов присвоено весьма модное, но отнюдь не уместное в силу объективных причин название – «Советский вариант модернизации». Это лишь свидетельствует о вполне пренебрежительном и в каком-то смысле идеологизированном отношении авторов к прошлому своей страны. И вряд ли было бы неверно добавить, что факты, подкрепляющие здесь известное направление, отсутствуют.

КАКАЯ РЕФОРМА НУЖНА РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК?

Совершенно очевидно, что нынешний вариант реформы Российской академии наук, если основываться на Положении о ФАНО, означает гибель этой системы, поскольку возможность приватизации такого общественного блага, как наука, со всей его инфраструктурой, плодами которого, в конечном счете, пользуется все общество, а не узкий круг лиц, присваивающих себе право на пользование основными фондами РАН, подобно группе олигархов, осуществивших беспрецедентную приватизацию ренты от природно-ресурсного потенциала страны, на что указывал академик Д.С. Львов (Львов, 1999, с. 50). В результате пертурбаций, произошедших в ходе либерализации экономики, в стране сформировалась экономическая модель, ориентированнаяна обогащение элиты крупного бизнеса за счет присвоения рентных доходов, что приводит к незаинтересованности господствующих классов в развитии фундаментальной науки, поскольку достойное финансирование данного сектора вступает в противоречие с потребностью в накоплении рентных доходов. При ином подходе, когда стратегия экономического развития предполагала бы всестороннее развитие наукоемких предприятий и была ориентирована на долгосрочную перспективу, подобное явление было бы менее вероятным. В такой системе фундаментальная наука вполне могла бы способствовать увеличению прибыли данных предприятий в долгосрочном периоде и содействовать экономическому росту.

В контексте всего вышесказанного зададимся вопросом: а нужна ли вообще реформа РАН в нынешней ситуации? Ответ напрашивается положительный, учитывая некоторое снижение общей научной активности. Однако следует ли при этом линчевать конкретные институты и экспроприировать имущество? Это напоминает логику Крестовых походов, и если нынешняя политика неолибералов предполагает такой умышленный возврат в Средневековье, то ее вряд ли можно назвать политикой модернизации. Реформа должна быть нацелена на повышение эффективности научной деятельности, а не на дискриминацию в среде фундаментальных исследований, выполняемую по весьма сомнительным критериям. Ведь если вспомнить, по каким критериям предлагается оценивать институты, среди возможных вариантов имеются даже и такие, которые предполагают оценку научных институтов средствами массовой информации (Черных, 2013). Таким образом, открывается возможность для заказа статей, очерняющих деятельность институтов, которые в нынешней ситуации борьбы за выживание становятся конкурентами, и таким образом вспоминается практика доносов, столь характерная для периода расцвета сталинских репрессий, которая описана в произведениях А.И. Солженицына и Ю.В. Трифонова.

Реформа должна опираться на три основных принципа: прозрачность научной деятельности, ее эффективность и востребованность. Как же должны быть реализованы эти реформы? Прозрачность может быть обеспечена, в частности, путем использования информационных технологий, например, путем записи научных семинаров лабораторий, которые также могут транслироваться в режиме Online в сети Интернет. Эффективность научной деятельности должна проверяться и оцениваться с использованием более масштабных источников информации – в отличие от тех, которые представлены в «Карте российской науки», и, соответственно, измеряться на основе более широкого спектра видов научной работы, а не только тех, которые представляют весьма субъективные и неполные классификаторы. И, наконец, востребованность научной деятельности должна предполагать поиск вызовов времени современной науке, которые отнюдь не ограничиваются одними лишь инновациями, а включают широкий спектр вызовов гуманитарного характера, идеологического, культурного, нравственного. Все это должно также войти в число объектов научной деятельности и не потеряться втуне, поскольку в противном случае нация будет обречена на деградацию, признаки которой уже проступают все более явственно.

Во многом текущая ситуация предопределена тем обстоятельством, что в настоящий момент в идеологической сфере мы наблюдаем достаточно отчетливое формирование весьма одностороннего культа инноваций, предполагающего отказ практически от всех предыдущих научных направлений, в пользу установившегося мейнстрима. Этот культ выражается в понимании науки исключительно как источника прикладных, научно-технических изобретений, дающих непосредственный, быстрый и значимый эффект, выражаемый в высокой величине коммерческой прибыли.Все это резко искажает представления об основных источниках в системе институтов, содействующих решению задач догоняющего развития, и о роли РАН в системе этих институтов. На это совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, когда говорит, что ошибкой, распространенной во властных структурах и среди значительного числа ученых, является неверное понимание роли Академии наук в процессе догоняющего развития (Полтерович, 2014, с. 6). Не следует также забывать, что РАН наряду с этим является и составным элементом национальной инновационной системы. Такие остальные элементы, как отраслевая наука и лаборатории на предприятиях, оказались разрушены,они либо влачат жалкое существование (особенно, это касается КБ и университетской науки), либо такие, как венчурный капитал, ранее не существовали и слабо развиты. В довершение всего, рентоориентированный крупный бизнес в России не заинтересован в научно-техническом прогрессе, о чем свидетельствуют конкретные показатели. Так, например, удельный вес затрат на НИОКР в выручке российских компаний в 46 раз ниже, чем у зарубежных конкурентов, и кроме того, 80% крупнейших компаний России не готовы подробно представить результаты своей инновационной деятельности (Решетникова, 2011).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

одводя итог всему вышесказанному, хочется еще раз отметить, что применение метода «шоковой терапии» для повышения эффективности научно-исследовательской сферы в России не может гарантировать успех, поскольку апробация подобной стратегии в других отраслях отечественной экономики показала в полной мере ее разрушительный потенциал, который проявился в уничтожении технологических цепочек и производственных комплексов. Процесс разрушения РАН вызывает также ассоциации с судьбой Парижской академии наук во времена Великой французской революции. В 1793 г., в период Конвента, она была упразднена, и возглавлявший ее в ту пору выдающийся физик А.Л. Лавуазье не только не смог ее спасти, но и он сам оказался на гильотине, попав в водоворот революционных интриг и перемен. Ни петиция от совещательного бюро, ни всем известные заслуги перед родиной, ни научная слава не спасли Лавуазье от смерти. Вот слова, в буквальном смысле слова, потрясшие основы французской цивилизации: «Республика не нуждается в учёных», – якобы заявил председатель трибунала Коффиналь в ответ на петицию бюро (Кубеев, 2010, с. 127). Шок, который испытал весь мир в связи с его казнью, пожалуй, наиболее ярко выражен в высказывании Ж.Л. Лагранжа: «Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, но и за сто лет Франция не сможет произвести ещё такой» (Guerlac, 1973, p. 130). Подобные слова были бы справедливы и в отношении Российской академии наук в случае ее реорганизации методом «шоковой терапии» и игнорирования принципов теории реформ.

В заключение хочется привести еще одну цитату, которая, пожалуй, в наибольшей степени характеризует такой процесс, как «шоковая терапия», которая в истории России была нередким явлением. Это высказывание одного из героев романа Ф.М. Достоевского «Подросток», которое хотя и изложено уже более века назад, но, тем не менее, не утратило своей актуальности и по сей день: «… важнее для меня именно законченность форм и хоть какой-нибудь да порядок, и уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый (курсив мой – Р.П.). Боже, да у нас именно важнее всего хоть какой-нибудь, да свой, наконец, порядок! В том заключалась надежда и, так сказать, отдых: хоть что-нибудь, наконец, построенное, а не вечная эта ломка, не летающие повсюду щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет все ничего не выходит» (Достоевский, 1957, т. 8, с. 622). Написано давно, а как свежо звучит до сих пор!

Тридцать лет назад Шэньчжень являлся немногим больше, чем деревня, примыкающая к Новым Территориям Гонконга. Когда в начале 80-х была создана первая китайская специальная экономическая зона, число фабрик стало увеличиваться, и вокруг начали расти сверкающие небоскрёбы. Население Шэньчженя сейчас составляет около 12 миллионов, включая до 6 миллионов приезжих рабочих. Они часто живут в общежитиях рядом с заводами, которые помогли сделать этот город одним из богатейших в Китае.

Одна из этих фабрик известна как Город Foxconn. Будучи в собственности Hon Hai Precision Industry, тайванской компании, она является одним из самых больших производственных комплексов в Китае, занимая работой почти 230 000 человек. Часть Apple iPhone и iPad собираются тут. В марте Apple согласилась улучшить условия труда на китайских фабриках, после того, как внешняя проверка обнаружила нарушения трудового законодательства, включая чрезмерную сверхурочную работу.

Страны, которые изготавливают вещи намного дешевле, чем другие, зачастую обвиняются в использовании потогонного производства, и труд в Китае, несомненно, дёшев: поэтому фабрики Гонконга по производству одежды и игрушек были перенесены на континент.

Но по мере увеличения благополучия китайские рабочие хотят всё большую плату, меньше рабочих часов и больше преимуществ, точно так же, как тайваньские, японские и южнокорейские работники хотели этого до них. Стоимость трудозатрат в Китае в последнее время растёт приблизительно на 20% в год.

Некоторые трудоёмкие производства сейчас перемещают из прибрежных зон во внутренние регионы Китая, где затраты ниже, хотя инфраструктура может и не соответствовать должному уровню. Ряд компаний, особенно тех, что изготавливают одежду и обувь, спешно снялись с места и переехали в Бангладеш, Камбоджу, Индонезию и Вьетнам. Nike, например, обычно производила большую часть своих кроссовок в Китае, но многие из её крупных поставщиков сменили своё местоположение, и в 2010 году Вьетнам стал самой большой производственной базой компании в мире. До тех пор, пока обувь и одежда не будут изготавливаться без использования ручного труда (что, как будет показано в докладе дальше, вполне возможно), в будущем эти предприятия будут перемещаться снова; привлекательно выглядит Мьянма, при условии, что там будут продолжены реформы.

Несмотря на это, для части производителей невысокие расходы на зарплату становятся менее важной составляющей, так как труд является лишь малой частью из общих расходов по созданию и продаже их продуктов. Исследователи из Центра индустрии персональных компьютеров Калифорнийского университета, Ирвайн, разобрали iPad и узнали, какое происхождение имеют различные детали, и сколько стоили их производство и сборка (см. иллюстрацию 3). Они обнаружили, что 16-гигабайтный iPad 2010 года, стоящий 499 $, содержал на 154 $ материалов и деталей от американских, японских, южнокорейских и европейских поставщиков (Apple имеет всего более 150 поставщиков, многие из которых изготавливают или дорабатывают свои детали в Китае). Исследователи оценили общемировые расходы на оплату труда для изготовления iPad-а в 33 $, доля Китая в которой равнялась лишь 8$. Apple постоянно дорабатывает свои продукты, так что эти цифры постоянно меняются, но не сильно.

Если доля Китая составляет такую небольшую часть общих издержек на рабочую силу, значит, Apple может позволить себе производить iPad в США?

Оказывается, что низкие зарплаты не являются единственным привлекательным моментом. Что может предложить Шэньчжень, так это более 30 лет опыта в производстве электроники. В нём есть сеть фирм с развитыми цепочками поставок, ассортиментом инженерных и конструкторскими навыков, глубоким знанием своих технологических процессов и готовностью вступить в дело, как только понадобится увеличить масштаб производства.

Другими словами, Шэньчжень предоставляет успешный промышленный кластер. Это подходит Apple, так как многие из электронных деталей, которые они используют, не являются уникальными. Настоящие инновации состоят в разработке продукта и создании «умного» программного обеспечения, что является особенностью другого успешного кластера, в Кремниевой Долине, где расположена Apple.

Где выигрывает Китай

Li & Fung, гонконгская фирма, которая помогает компаниям находить поставщиков в Азии, в своём последнем исследовании указывает, что такие кластеры как Шэньчжэнь являются «неотъемлемой частью признанного во всём мире опыта Китая в производстве». В Китае насчитывается более 100 промышленных центров — включая один в Чжути, в провинции Чжэцзян, который производит исключительно носки. Он состоит из более чем 3000 малых и средних предприятий, которые входят в цепочку поставки для производства носков. Пока китайские кластеры сохраняют своё преимущество, эти рабочие места, на которых изготавливают или iPad-ы, или носки — неважно, не вернутся назад в Америку или в Европу.

Тем не менее, некоторые рабочие места возвращаются в развитые страны. По мере того, как затраты на зарплату в Китае растут, американские успехи в увеличении производительности могут помочь сдвинуть баланс, особенно если американские фирмы будут инвестировать в увеличение уровня автоматизации. Роботы, чтобы снизить стоимость трудозатрат, могут быть использованы где угодно. Например, Терри Гоу, руководитель Hon Hai, говорит, что он планирует использовать больше роботов для работ по сборке в Китае. Он также строит заводы в некоторых внутренних провинциях.

Опять-таки, расходы на заработную плату не являются тем единственным фактором, который принимается во внимание при перемещении производства из Китая назад в США. Компания Chesapeake Bay Candle ранее доставляла свои ароматизированные свечи для американского рынка из Китая, и затем и из Вьетнама, когда США подняли таможенные сборы на импорт свечей, произведённых в Китае. В июне 2011 компания открыла автоматизированную фабрику около своей базы в Мэрилэнде, отчасти из-за роста стоимости трудозатрат в Азии и увеличенной стоимости доставки, но также из-за того, что возможность иметь центр по разработке и исследованиям на американской фабрике позволяет компании реагировать на новые тенденции намного быстрее.

Производитель свеч оставляет свой завод в Китае, чтобы обслуживать там большой местный рынок.

Многие фирмы перенимают стратегию «Китай плюс один», обычно помещая дополнительную производственную базу в азиатской стране с более дешёвым трудом. Эта идея сейчас расширяется до возврата производственных мощностей в богатые страны.

Это также даёт возможность компаниям не класть все яйца в одну корзину. Ряд стихийных бедствий в последние годы показал, что слабые цепочки поставки могут порваться слишком быстро.

Для Peerless AV, компании, располагающейся в Авроре, штат Иллинойс, перемещение производства назад из Китая началось с заботы о защите своей интеллектуальной собственности. Peerless изготавливает металлические крепления и стойки для всех видов телевизоров, начиная от экранов, висящих в офисах, до информационных дисплеев на железнодорожных станциях и гигантских «видеостенах», используемых в музыкальных и спортивных событиях. Для того, чтобы сделать более лёгкие подставки с лучшим дизайном для более тонких экранов, которые, как предвидела компания, были на подходе, компания в 2002 году решила изготавливать свой ассортимент из алюминия вместо стали. Не имея возможности найти американскую фирму, которая могла бы снабжать их подходящими профилями и литьём по подходящей цене, они обратились в Китай. Как только бум плоских экранов набрал силу, продажи подскочили — но затем компания стала находить, что копии их продуктов заполоняют весь мир.

«Как раз эти подделки и привели к решению вернуть производство обратно в США» — говорит Майк Кампанья, президент фирмы. За этим последовали иные преимущества. По стечению обстоятельств, автомобильная индустрия погрузилась в депрессию, и компания смогла достать производственное оборудование, в котором она нуждалась, по невысокой цене. Компания также смогла найти людей с производственным опытом. Впервые за всё время со своего старта в 1941 году компания взяла деньги в долг: 20 миллионов долларов, чтобы построить и оборудовать новый завод, открывшийся в 2010 году в помещении, где все операции выполняются под одной крышей.

«Общая стоимость производства в Китае не так уж и мала, как может показаться» — говорит Кампанья. Транспортные расходы растут, контейнеры недешёвы, и нужно содержать штат в обоих странах, чтобы управлять работами. Также трудно быстро реагировать на изменения конъюнктуры. Обычно это минимум 30 дней для оборудования на каждой стадии цепочки поставки: складских запасов на китайском заводе, оборудования фабрики, содержимого грузового контейнера на его пути в США и так далее. Смена дизайна может занять до шести месяцев. Теперь же компания может доставить прототип к клиенту за несколько недель.

Кампанья был бы счастлив, если бы экономия была более впечатляющей, но он утверждает, что изготовление 95% его продукции вместо 65% в США преобразило фирму. Компания использовала труд 250 рабочих в Америке и 400 в Китае; теперь у неё 350 работников в США, и на горячих и грязных работах, таких, как розлив расплавленного алюминия и лазерная резка стали, работу выполняют роботизированные станки. Новая схема, как считает Кампанья, «делает нас очень гибкими». Это не только ускоряет производство кронштейнов, изготовленных по индивидуальному заказу, но также помогает и со стандартными товарами. Обычная продукция компании имела десятилетний период эксплуатации, но с новыми телевизорами, чей модельный ряд обновляется всё быстрее, её подставки и кронштейны теперь требуют обновления примерно каждые 18 месяцев.

Солнечная погода и кремний

Может ли возврат производства сработать для продуктов, которые собираются превратить в товар? Примерно до последнего десятилетия большая часть панелей для солнечных батарей изготавливалась американскими, европейскими и японскими фирмами. Затем китайские производители ворвались в бизнес с помощью различных программ поощрения, спонсируемых государством. Теперь Китай захватил больше половины мирового рынка наиболее широко используемых панелей солнечных батарей, которые изготовлены на базе фотоэлектрических ячеек, произведённых из кристаллического кремния. Но эта ситуация снова может измениться.

Частично из-за агрессивного поведения Китая самые слабые производители ушли с рынка: цена кремниевых солнечных панелей упала с 1,80 $ за ватт в начале 2011 года до 90 центов к концу года, согласно данным фирмы GTM Research, занимающейся аналитикой рынка. Это привело к закрытию некоторых компаний, использовавших иные технологии солнечных батарей. Одной из жертв стала Solyndra, калифорнийская компания, которая производила фотоэлектрические панели в форме тонкоплёночного покрытия внутри массива прозрачных трубок. Хотя они и более дороги в производстве, чем панели из кремния, эти трубки были способны улавливать солнечный свет более эффективно при разном положении солнца в течение дня. Но Solyndra оказалась не в состоянии конкурировать с изобилием китайских панелей. Она подала на банкротство по статье 11 (закона о банкротстве США) (предполагает реорганизацию компании, имеющей достаточные активы — прим. переводчика) в конце прошлого года, несмотря на получение (по неподтверждённым данным) 535 миллионов долларов правительственных заёмов.

Производители солнечных панелей борются до последнего, часто терпя убытки, в надежде на появление огромного рынка, когда солнечные панели достигнут т.н. «сетевого паритета» — способности соответствовать ископаемому топливу в снабжении государственной электросистемы.

 Женгрон Ши, глава китайской компании Suntech Power, которая стала самым крупным производителем солнечных панелей в мире, считает, что рынок сейчас подаёт признаки подъёма, и что Китай сможет достигнуть сетевого паритета в течение трёх или четырёх лет.

Каковы, в таком случае, шансы у производителей солнечных панелей в Европе и США? Для начала, вопрос не стоит как «всё или ничего». Для того, чтобы произвести панель солнечной батареи, кремний разделяется на тонкие пластинки, на которых формируются фотоэлементы. Эти фотоэлементы затем собирают в схему, помещают в рамки и покрывают стеклом. Производство панелей из этих элементов может быть более выгодным в той стране, где они будут использоваться, из-за экономии на транспортных расходах. И монтажом панелей на здания, в чём и заключается основная часть стоимости, заложенной в использование солнечной энергии, всегда занимаются местные компании. Цена монтажа в США в настоящее время составляет около 6,50$ за ватт на одно здание. То есть, западные компании могут импортировать фотоэлементы из Китая и неплохо зарабатывать на их установке. «Но в процессе разработки находятся усовершенствования производственного процесса, которые могут сравнять стоимость производства солнечных панелей в США и в Китае» — утверждает Тоньо Буонассиси, глава Исследовательской Лаборатории Солнечных Элементов в MIT.

Из публично доступных данных можно узнать, что стоимость производства полной солнечной панели в США примерно на 25% выше, чем изготовление её в Китае с доставкой на западное побережье США. Многие из преимуществ Китая в стоимости производства, как считается, происходят из дешёвого сырья, низких зарплат и низкой стоимости капитала. Даг Пауэлл, учёный Исследовательской Лаборатории Солнечных Элементов, проводит детальный анализ стоимости производства в обоих странах. С учётом разрабатываемых производственных усовершенствований, стоимость солнечных панелей, произведённых в Америке, снизится более чем вдвое, примерно до 50 центов на ватт в течение десятилетия (см. иллюстрацию 4). Солнечные панели по цене 40-75 центов за ватт, как ожидается, будут способны создать сетевой паритет в США. Разброс в цене обусловлен региональными отличиями в доступных объёмах солнечной энергии и ценах на электричество.

Ничто не мешает Китаю использовать те же самые технологические новшества, и Пауэлл изучает результаты влияния и этого фактора. Однако уже ясно, что большинство разрабатываемых усовершенствований в сфере производства уменьшат преимущество Китая.

Например, новые методы производства включают в себя более тонкие пластины, использование которых уменьшает общее количество требуемого кремния. Фотоэлементы будут более эффективными, упрощённое производство снизит стоимость капитала, и более высокий уровень автоматизации уменьшит расходы на трудозатраты. «На самом деле нужен единственный прорыв в каждой инновационной отрасли, который сработает, и мы снова в деле» — говорит Буонассиси.

Хотя Solyndra и другим компаниям не повезло, тонкоплёночная технология, которую они использовали, по-прежнему остаётся привлекательной. GE, к примеру, делает на неё ставку. Как часть $600 млн. инвестиций в бизнес солнечных батарей, она заканчивает строительство крупнейшего в Америке завода по производству солнечных панелей, около Денвера, штат Колорадо. Он будет использовать тонкоплёночную технологию для производства более лёгких панелей большего размера, использование которых, по подсчётам, снизит стоимость установки примерно вдвое. Дав рабочие места всего лишь 350 людям, подразделение GE каждый год будет способно изготавливать достаточно панелей, чтобы давать энергию для 80 000 домов.