Тема «Умного города», озвученная нами на Форуме городских технологий 27 апреля, а также на площадке Форума «Технопром-2016», отражает не только попытки представить уровень наших местных научно-технических наработок. Перед нами поставлена конкретная практическая задача, которая будет отражена в соответствующей программе развития нашего города. Эта программа так и называется: «Новосибирск – умный город».

Сразу отмечу, что программа подобного рода содержит принципиально новые положения, не характерные для предшествующих программ развития. Причем, не только в масштабе нашего города, но и в масштабе всей страны. Некоторые города уже пытались воплотить нечто подобное, однако на практике до полной реализации дело так и не дошло. Были воплощены лишь отдельные элементы. В качестве примера можно привести наукоград  Сколково или международный деловой центр в Москве – «Москва-Сити». Других наглядных примеров пока что нет.

Я абсолютно уверен, что Новосибирск вполне может осуществить такую попытку,  реализовав у себя программу «умного города», опираясь при этом на собственные интеллектуальные ресурсы. Но для этого нам необходимо разобраться, как правильно расставить акценты, что конкретно выбрать в качестве важнейших приоритетов.

Инновации не внедряются ради инноваций. С их помощью решаются важнейшие задачи. О каких инновациях, собственно, идет речь?

В настоящее время весь мир ожидает четвертую научно-техническую революцию. На всех экономических форумах говорят о том, что мы уже стоим на пороге такой революции, которая полностью изменит нашу жизнь, нашу работу и наши коммуникации. И уже сейчас ясно, что успех в новом мире будет способствовать тем странам, которые будут активно внедрять, производить и эксплуатировать робототехнику, 3D-принтеры, электромобили и другие технологические новинки. Сейчас уже есть такое понятие, как «интернет вещей». Речь, как вы понимаете, идет о вещах, подключенных к интернет-коммуникациям. По оценкам специалистов, к 2020 году их уже будет порядка тридцати миллиардов – больше, чем всё население Земли. Именно такие технологии сейчас и определяют будущее.

Совершенно недавно Илон Маск заявил о том, что через три года на дорогах будут доминировать беспилотные автомобили. В нашей стране сейчас для дальних перевозок также разрабатываются беспилотные «КАМАЗы», пока еще в стадии эксперимента, но недалек тот день, когда они появятся на дорогах.

Кроме того, будет, безусловно, меняться ситуация с традиционными энергоносителями.

Например, в Норвегии к 2025 году ожидается запрет на использование автомобилей с бензиновыми двигателями. ЕС в целом планирует ввести запрет на использование двигателей внутреннего сгорания к 2050 году.

И это решение, безусловно, существенно отразится на экономике многих стран, особенно тех стран, для которых основной источник дохода – продажа энергоресурсов.

Таким образом, готовя программу «Новосибирск – умный город», мы пытаемся оценить указанные тенденции. С другой стороны, мы стараемся выявить наши возможности реализовать эти тенденции у себя. И здесь, в чем я абсолютно уверен, важнейшее значение будет иметь наше Сибирское отделение РАН, объединяющее 43 академических института. Вдобавок у нас довольно серьезная вузовская база, с ее научными школами и хорошо налаженной системой подготовки технических специалистов. Не оставим без внимания и наш Технопарк, признанный лучшим в стране, где работает порядка пяти тысяч человек, занимающихся инновационными разработками. Также стоит упомянуть и Медицинский Технопарк, специалисты которого уже готовы к внедрению своих разработок на благо здоровья людей. В частности, речь идет о персонализированной медицине. Причем, кое-что в этой области уже начинает внедряться. Серьезное значение имеет у нас и малый инновационный бизнес, развивающийся несмотря ни на какие кризисы.

В общем, возможности Новосибирска в этом плане колоссальны. Необходимо только грамотно ими воспользоваться. Мы должны в данном случае исходить из того, что инновации должны быть направлены на повышение качества жизни граждан. Нужно внедрить не просто какую-то передовую технологию (только потому, что она считается таковой), а именно ту, которая максимально востребована с точки зрения улучшения жизни горожан. Востребована прямо сейчас!

В этой связи мы выделили в нашей программе разделы, как никогда актуальные сегодня для жителей Новосибирска. Прежде всего, речь идет о городском транспорте, о регулировании транспортных потоков в целях предотвращения пробок, о строительстве и ремонте дорог. Актуальность этих проблем, думаю, никто из нас отрицать не будет. Дальше идут «умные технологии» в системе ЖКХ, проблема энергосбережения и энергоэффективности, использование инновационных видов энергии и развитие распределенной энергетики. Далее ставится вопрос о «доступной среде», где учитываются интересы людей с ограниченными возможностями. Естественно, мы не обошли вниманием экологию и вопросы безопасности. Также в число приоритетных направлений мы выделили вопрос повышения уровня предоставления муниципальных услуг.

Каждому из перечисленных направлений, конечно же, будет уделено отдельное внимание. В этой связи планируются целый комплекс мероприятий. В Академгородке, например, уже выделен участок дороги, который будет отремонтирован по технологии, предложенной Институтом химии твердого тела и механохимии СО РАН (директор – академик Н.З. Ляхов). На площади Ленина мы проводим эксперимент с интерактивной информационной панелью. После ее апробации и «доводки» мы планируем устанавливать  «умные» остановки. Вместе с Институтом теплофизики СО РАН мы прорабатываем вопрос создания Энерготехнопарка как центра новых технологий в области энергетики и энергосбережения, а также – Демонстрационного центра технологий для нужд ЖКХ. По каждому из вышеуказанных направлений мы планируем провести серьезную проработку с экспертами. В течение ближайших месяцев по инициативе департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Новосибирска будет проведен ряд мозговых штурмов, которые станут своеобразными коммуникационными площадками для выстраивания партнерских отношений между сотрудниками муниципалитета, учеными-разработчиками, представителями инновационного бизнеса и финансовых организаций. Все мероприятия планируется проводить исключительно в деловом формате.

Задача текущего момента заключается для нас в том, чтобы как раз собрать необходимый пул потенциальных участников, заинтересованных в реализации программы «Новосибирск – умный город». Мы, со своей стороны, предоставляем такую площадку в целях согласования наших позиций. И надеемся на то, что представители экспертного сообщества, а также представители промышленности и бизнеса примут активное участие в этой работе.

Александр Люлько, начальник департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска

От редакции: анонсы предстоящих мероприятий, посвященных программе «Новосибирск – умный город», будут размещаться на нашем сайте. Следите за публикациями.

Прошедший «Технопром-2016» не обошелся, конечно же, без темы освоения северных нефтегазовых месторождений. Проблему емко и доступно обозначил на одной из секций Форума научный руководитель Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН академик Алексей Конторович. Он обратил внимание на то, что в течение нескольких десятилетий – с 1930-х годов прошлого века – мы развивались по одной характерной парадигме: последовательном освоении всё новых и новых нефтегазоносных провинций. «Начиная с Северного Кавказа, мы шли на Волгу, Урал, затем – в Западную и Восточную Сибирь, далее – на шельфы Охотского моря», – отметил ученый.

Правда, дальнейшее продвижение к труднодоступным северным месторождениям сдерживается рядом факторов, включая отсутствие надлежащих технологий. По мнению Алексея Конторовича, к такой ситуации в чисто техническом плане пока в мире не готов никто: «Заявления о том, будто такие технологии есть у Норвегии или Канады – это всё рекламные ролики. Они все там работают в зонах, не покрываемых круглогодичными или многолетними льдами. Та Арктика, с которой нам придется работать в Карском море и других северо-восточных морях, – это совсем другая Арктика. И технологий для работы в этих зонах пока ни у кого нет».

В таких условиях Западная Сибирь, по словам академика, останется главной нефтяной базой страны почти на весь XXI век.

«По крайней мере – до 2070-х годов. В Арктике мы начнем работать не раньше середины века, но готовиться технологически мы обязаны уже сейчас. Если мы будем рассчитывать только на покупку технологий, то мы постоянно будем жить в мире санкций и подглядываний, когда нам что-то подадут», – уточнил он.

В свете сказанного Алексей Конторович обратил внимание на технологию добычи сланцевой нефти, успешно применяемой сейчас американцами. У нас эти технологии разрабатывались еще в 1960-е годы, однако потребностей в них в то время не было, поскольку тогда существовал избыток традиционной нефти. Поэтому специальных научных исследований в данной области не велось. Но сегодня, уточнил ученый, ситуация начинает меняться: добыча на освоенных ранее месторождениях начинает снижаться, а к 2040 году упадет вдвое. Стало быть, заключает академик, необходимо осваивать новые месторождения, доводя до соответствующего уровня технологии добычи. Эта необходимость, считает он, продиктована тем, что еще как минимум полвека нефть, газ и уголь будут основными источниками энергии.

Главным объектом освоения Алексей Конторович считает Баженовскую свиту. Сегодня это месторождение считается самым богатым источником углеводородов. По самым скромным оценкам, там находится не менее 20 млрд тонн извлекаемой нефти. Это почти столько же, сколько было извлечено нами за указанные десятилетия! По другим же оценкам, Баженовская свита содержит нефти порядка 40-50 млрд тонн. Это больше, чем в Персидском заливе! Но, чтобы извлечь эту нефть, подчеркивает Алексей Конторович, нужна хорошая наука и хорошие технологии.

«Я должен с грустью сказать, что такой науки и таких технологий сегодня в России практически нет. И если мы не будем всерьез этим заниматься и финансировать эту науку, то наше будущее становится темным и неясным. Россия будет во мгле», – констатировал ученый.

Нефть, которая там залегает, похожа на пластилин, находящийся на глубине нескольких километров. И никакие технологии, которые сейчас используются, там применить нельзя, утверждает он. Для разработки новой технологии потребуется интеграция геологов, геофизиков, физиков, химиков, горных механиков, а также «айтишников». Нужны дорогостоящие стенды и лабораторные эксперименты.

Алексей Конторович напомнил, что американцы потратили на технологию сланцевой нефти тридцать лет и вложили тридцать миллиардов долларов. Правда, указанная программа окупилась с начала добычи нефти в течение 5-6 лет. У нас же сейчас нет ни таких денег, ни времени. «На решение этой проблемы нам отпущено 10-12 лет максимум», – утверждает Алексей Конторович. Для решения задачи нужна мощная государственная программа (с привлечением бизнеса). И тогда, считает ученый, Россия будет обеспечена традиционным энергоносителем до конца столетия. А для этого, как мы понимаем, необходимо, чтобы данной проблемой озаботилось руководство страны и руководство нефтегазовых компаний. В марте этого года соответствующие предложения были донесены до главы государства Владимира Путина. Президент РФ лично принял Алексея Конторовича, получив от него десять аналитических записок, которые были отправлены по соответствующим инстанциям.

В принципе, изложенная позиция относительно развития нефтегазового комплекса выглядит логичной и убедительной. И можно было бы абсолютно во всем согласиться с уважаемым академиком, если бы не одно «но». Точнее, если бы не один небрежно брошенный тезис, согласно которому «расчет на возобновляемые источники энергии в условиях российского климата – это иллюзии».

Иначе говоря, нефть и газ – «наше всё». И веской причиной такой привязанности страны к традиционным энергоносителям якобы является наш суровый климат.

Не исключаю, что подобные «истины» наши академики доносят и до руководителей страны во время личных встреч. Поэтому неудивительно, что альтернативная энергетика у нас до сих пор финансируется, что называется, «по остаточному принципу», а ее доля в генерации (в отличие от европейских стран) ничтожно мала (составляет буквально доли процента). И так ли уж в том виноваты наши климатические условия?

Здесь бы я обратил внимание как минимум на три момента.

Во-первых, Россия – слишком большая страна, чтобы можно было вот так безапелляционно ссылаться на некий особый «российский климат». Согласимся, что климатические условия густонаселенного юго-запада страны значительно отличаются от огромных и малонаселенных территорий северо-востока. Далеко не вся страна расположена в тундре. Не думаю, что климат, например, Ленинградской области намного суровее климата соседней с ней Финляндии, а в Волгоградской или в Астраханской области солнца меньше, чем в Германии.  Полагаю, что геологи хорошо разбираются в географии, в том числе и в экономической. Поэтому, оценивая концентрацию основной массы населения РФ, говорить о том, что климат-де не дает нам возможности развивать альтернативную энергетику, мягко говоря, не совсем научно. В последнее время тезис о «суровости» наших природно-климатических условий уже успели довести до комизма. Вспомним недавнее «эпическое» признание мэра города Владимира: «Ну не приживается у нас асфальт, отторгает его земля наша». Полагаю, что совсем не к лицу заслуженным академикам давать повод для подобной демагогии.

Во-вторых, еще лет двадцать назад такой же скептический настрой был и в отношении европейских программ развития альтернативной энергетики. Мол, всё это «баловство и ненадолго» (кто-то считает так и по сию пору). Однако буквально за последнюю пару лет генерация на основе ВИЭ убедительно доказывает свое право на жизнь. Так, в Германии 8 мая этого года тарифы на электроэнергию ушли в отрицательную зону из-за того, что за счет солнца и ветра было получено беспрецедентное количество электроэнергии (доля генерации от ВИЭ составила 87%). Кроме того, напомню, что аналогичный скепсис еще совсем недавно высказывался и в отношении добычи сланцевой нефти и газа. Сегодня, когда американские добытчики вышли на приемлемую рентабельность, сланцевую нефть и газ уже не называют «авантюрой».

В-третьих, амбициозные проекты освоения северных недр, о чем еще два-три года назад трубили как о величайших свершениях, обещая вложить в это дело не менее триллиона рублей (по курсу двухлетней давности), сегодня уже не вызывают былого воодушевления. Почему? Да потому что решение о начале их освоения делалось с прицелом на неумолимое удорожание нефти и газа. Кто помнит, глава «Роснефти» два года назад называл цифру в 200 долларов за баррель. Сегодня баррель нефти опустился до 50 долларов. Эта та цена, при которой капитальные вложения в такие месторождения становятся не окупаемыми. И ситуация на нефтяном рынке остается неопределенной до сих пор. А, учитывая зависимость российского бюджета от цен на нефтяном рынке, трудно сказать, откуда возьмутся деньги на подобные проекты. Причем – в условиях санкций, когда нашим нефтегазовым гигантам перекрыли кредитные линии!

И, наконец, пример с американской программой добычи сланцевой нефти работает совсем не в нашу пользу. Дело в том, что американцы готовили свою «сланцевую революцию» для того, чтобы уменьшить зарубежные закупки ДОРОГОЙ (в те годы) нефти, покрывая собственные потребности. Их расходы окупились благодаря тому, что к моменту запуска технологии нефть снова стремительно подорожала (до 140 долларов за баррель). У нас же ситуация обратная, поскольку мы ориентированы не на закупку, а на продажу нефти. Иначе говоря, указанные проекты по добыче углеводородов абсолютно никак не связаны с реализацией наших собственных потребностей в энергоносителях. Это еще одна попытка удержать на мировом уровне статус «энергетической державы». И не более того. Из чего следует, что буря скважины, мы параллельно вгоняем себя в зависимость от мировой нефтяной конъюнктуры (а равно и от зарубежных кредитов, без которых нашим нефтегазовым компаниям не поднять ни один серьезный проект). И даже если принять тезис академика Алексея Конторовича насчет того, что в нашей стране энергетика на основе ВИЭ – это «иллюзия», то на Западе (где сосредоточены наши основные покупатели нефти и газа), она уже давно стала реальностью. А что там будет через десять лет, трудно вообразить даже писателям-фантастам.

Олег Носков

Анонсированный в прошлом году в Новосибирске проект строительства крупнейшего в Сибири биомедицинского парка «Зеленая долина» рискует остаться только на бумаге. Прорехи в законодательстве региона не позволяют инвесторам, готовым вложить в первую очередь парка около 2,2 млрд руб., выйти на площадку и начать возводить объекты. Каждый из четырех резидентов «Зеленой долины» уже начал поиски альтернативной площадки, в том числе в Подмосковье.

Эффект синергии

Инициатором строительства биомедицинского парка «Зеленая долина» год назад выступил Новосибирский научно-исследовательский институт патологии кровообращения имени Мешалкина (ННИИПК). Девальвация рубля и охлаждение отношений между Россией и Западом привели к росту затрат клиники, тотально зависимой от импортных расходных материалов и оборудования. Тогда у руководства ННИИПК, кровно заинтересованного в собственной производственной базе медицинских изделий, а также генерации технологий в области кардиохирургии, кардиологии, онкологии и нейрохирургии, возникла идея создать по соседству научно-производственный комплекс, который будет ориентирован на потребности клиники.

«Есть острая необходимость в решении задач импортозамещения, ведь доля импорта в ряде расходных материалов близится к 100%. Из-за девальвации рубля стоимость этих изделий значительно выросла, что, конечно, не лучшим образом сказывается на доступности наших услуг для населения»,— объясняет заместитель директора по научно-экспериментальной работе ННИИПК Евгений Покушалов.

Еще в 2009 году ННИИПК инициировал создание научно-исследовательского центра в области кардиологии, сердечно-сосудистой медицины и онкологии. Тогда клиника использовала компетенции ведущих профильных лабораторий институтов СО РАН. «Перед нами стояли амбициозные задачи. Мы выбрали серию проектов, реализация которых представляет для нас наибольший интерес. Часть непродуктовых проектов мы реализуем в своей клинической практике в виде технологий и методик, причем многие из них имеют большой экспортный потенциал. Продуктовые же проекты требуют создания биомедицинского парка»,— говорит господин Покушалов.

В медицине производство и наука всегда идут рука об руку. Мировая практика говорит о том, что медицинская линейка высокотехнологичных расходных материалов и оборудования должна полностью обновляться раз в три года, а то и еще чаще. При этом процесс создания медицинского изделия редко занимает меньше пяти лет, в фармацевтике же он еще дольше — восемь—десять лет. Очевидно, что весь путь от идеи продукта до его внедрения должен контролировать потребитель — клиника, которая в конечном счете и применяет эти материалы на практике. Так работает, например, Стэнфордский университет. Этому же принципу должна соответствовать и «Зеленая долина», подчеркивает Евгений Покушалов.

В начале августа 2015 года биомедицинский парк «Зеленая долина» ННИИПК презентовал правительству Новосибирской области и получил поддержку властей. «В оказании медицинской помощи Новосибирская область ориентируется на высочайшие мировые стандарты, и мы в состоянии ее оказывать, причем жителям не только нашей области, но и других субъектов Российской Федерации, чтобы наши граждане не уезжали на лечение в зарубежные страны. Мы заинтересованы развивать данные проекты»,— заявила министр экономического развития Новосибирской области Ольга Молчанова. В сентябре прошлого года «Зеленая долина» вошла в число флагманских проектов региональной программы реиндустриализации.

Проект «Зеленой долины» предполагает несколько этапов строительства. Общий объем инвестиций в парк может превысить 25 млрд руб. Первая очередь разместится на площадке в 8 га в непосредственной близости от ННИИПК, на участке, принадлежащем муниципалитету. Как уверяют в клинике Мешалкина, для строительства биомедицинского парка уже есть вся необходимая инженерная инфраструктура.

Для реализации проекта в начале года создана управляющая компания, учредителями которой стали НИИППК, СК «Метаприбор», «Ангиолайн», «НПК Эвипро».

«Зеленой долиной» заинтересовались четыре инвестора, чьи производственные объекты составят первую очередь биомедицинского парка. За 10 месяцев обсуждения проекта на разных площадках регионального и федерального уровня потенциальные резиденты определились с техническими параметрами объектов, размером необходимых вложений и источником финансирования. Помимо создания инновационных продуктов для лечения сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний каждый из резидентов намерен заниматься научными исследованиями.

Спасти тысячи

Новосибирский предприниматель Владимир Мартыненков, владелец строительного концерна (СК) «Метаприбор», намерен построить в «Зеленой долине» первый в Новосибирской области Центр позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ-центр). Его площадь составит 2,5 тыс. кв. м. «Для нас этот проект — возможность диверсифицировать нашу инвестиционно-строительную деятельность. И мы с удовольствием реализуем этот значимый для региона проект»,— комментирует бизнесмен.

Специализация ПЭТ-центра — производство радиофармацевтических препаратов для диагностики и лечения онкологических, сердечно-сосудистых и неврологических заболеваний. По словам Евгения Покушалова, ПЭТ — это единственная в мире технология, которая позволяет с 100%-ной точностью выявлять онкологическое заболевание на ранней стадии и оценивать эффективность лечения злокачественных образований.

Практика показывает, что применение ПЭТ снижает уровень смертности на 25%. Ближайший к Новосибирску ПЭТ-центр находится в Красноярске, что не позволяет новосибирцам пользоваться его услугами — слишком далеко. «Для некоторых исследований ПЭТ-центра требуются изотопы, чья жизнеспособность отсчитывается от нескольких минут до нескольких часов»,— поясняет господин Покушалов. ПЭТ-диагностика включена в государственный стандарт оказания медицинских услуг.

Ожидается, что ПЭТ-центр биомедицинского парка полностью закроет потребности Западной Сибири в этой услуге. Это около 200–250 тыс. человек, только в Новосибирской области в ней нуждаются порядка 70 тыс. онкобольных. По словам Владимира Мартыненкова, стоимость строительства ПЭТ-центра и его оснащения европейским оборудованием составит 1,2 млрд руб., из которых 30% — собственные средства инвестора, а 70% — банковские кредиты на условиях проектного финансирования. Сегодня предоставить кредит «Метаприбору» готовы сразу два банка.

17 мая СК «Метаприбор» подписал соглашение о сотрудничестве с правительством Новосибирской области и ННИИПК. Согласно документу инвестор обязан использовать ПЭТ-центр в интересах населения региона и содействовать применению ПЭТ-диагностики в исследовательской деятельности клиники Мешалкина и других научных и лечебных учреждений. По словам Владимира Мартыненкова, «Зеленая долина»  — лучшее место для строительства ПЭТ-центра в регионе. Сейчас инвестор заканчивает работу над проектной документацией, ожидается, что строительство ПЭТ-центра завершится к концу 2017 года. На предприятии будут работать 60 человек.

Вдернуть нить

ООО «НПК Эвипро» планирует создать в «Зеленой долине» предприятие по выпуску гемостатического материала для хирургии, аналогов которому в стране нет. «Это нить на основе переработанного хлопка, которая полностью рассасывается в теле человека. Технология позволяет проводить операции на печени, легких, головном мозге — там, где невозможно использовать стандартные расходные материалы»,— констатирует исполнительный директор «НПК Эвипро» Денис Пашкин. Сегодня рассасывающийся гемостатический материал для хирургических операций полностью закупается за границей, в основном в США.

В первую очередь «НПК Эвипро» готова вложить 260 млн руб. Предприятие разместят в корпусе площадью 2,5 тыс. кв. м, 500 кв. м составят сверхчистые помещения.

По словам инвестора, компания располагает необходимыми инвестициями и имеет договоренности с поставщиками сырья. Окупаемость вложений в первую очередь составит пять лет. «У нас нет задачи окупить проект в кратчайшие сроки, мы хотим его развивать»,— подчеркивает топ-менеджер «НПК Эвипро». Ожидается, что производство потребует 60 сотрудников. После начала выпуска гемостатического материала в «Зеленой долине» его стоимость на рынке будет как минимум на 25% дешевле мировых аналогов, уверяют в «НПК Эвипро». В настоящее время специалисты «НПК Эвипро» совместно с ННИИПК работают над созданием двух принципиально новых продуктов. Ожидается, что их серийное производство запустят в биомедицинском парке.

Стенты, катетеры, клапаны

Еще одним крупным инвестором «Зеленой долины» станет производитель коронарных стентов и расходных материалов для диагностики и лечения заболеваний сердца и сосудов «Ангиолайн». Строительство здесь научно-производственного корпуса площадью 5–6 тыс. кв. м позволит компании расширить номенклатуру изделий и сосредоточиться на научных исследованиях. Сейчас производство «Ангиолайн» размещено в Технопарке новосибирского Академгородка.

«Наше производство изначально базировалось на западных технологиях, но постепенно встал вопрос об обновлении линейки. Сначала мы копировали ведущие мировые образцы, затем задумались о создании собственных продуктов»,— рассказывает собственник «Ангиолайн» Андрей Кудряшов. В феврале текущего года компания объявила о начале доклинических испытаний аортального клапана, разработанного совместно со специалистами ННИИПК. Как уверяют эксперты, аналогов этому клапану в мире нет.

За последние пять лет российские хирурги провели более 35 тыс. операций стентирования с использованием изделий «Ангиолайн». «В этом году мы намерены занять 25–30% российского рынка коронарных стентов, то есть выпустить 40–45 тыс. изделий. Притом что потребность отечественного рынка 500 тыс. в год. Так что есть куда расти»,— замечает господин Кудряшов. В его планах довести производство коронарных стентов до 250–300 тыс. штук.

В «Зеленой долине» Андрей Кудряшов намерен создать мощности по производству сердечных клапанов и диагностических катетеров, которые сегодня в большинстве своем закупаются за границей.

Владелец «Ангиолайн» убежден: импортозамещение в области сердечно-сосудистой хирургии неизбежно приведет к удешевлению операций. Рыночная цена коронарных стентов, которые компания вывела на рынок, оказалась в 2,5 раза ниже, чем у импортных аналогов, при этом с начала кризиса «Ангиолайн» увеличил мощности предприятия втрое. По словам Андрея Кудряшова, коронарные стенты «Ангиолайн» стоят на рынке 28 тыс. руб., импортные образцы — от 65 до 80 тыс. руб. Если зарубежный аортальный клапан можно купить за 1,5 млн руб., новосибирский имплантат обойдется в 250 тыс. руб., заверил господин Кудряшов. Вложения в строительство корпуса на территории «Зеленой долины» он оценил в 250–300 млн руб.

«Мы как никто заинтересованы в расширении продуктовой линейки „Ангиолайн“,— говорит Евгений Покушалов.— Клиника провела сравнительное исследование продукции „Ангиолайн“ и лучших мировых аналогов. Так вот, стент новосибирского производства по некоторым показателям оказался лучше».

Пустить в расход

Четвертым резидентом будущего биомедицинского парка готова стать компания SMT. Этот игрок специализируется на производстве расходных материалов для оказания медицинской помощи. Открытие завода в «Зеленой долине» позволит существенно расширить номенклатуру выпускаемых изделий, убежден владелец компании Жерар Эпоян. «Рынок отечественных расходных материалов динамично растет. Кризис нам играет только на руку. Толька наша компания за минувший год увеличила ассортимент на 12 позиций, занимая около 10% рынка страны»,— отмечает бизнесмен. SMT имеет свои производственные мощности в Ереване (27 тыс. кв. м) и Бердске (11 тыс. кв. м) под Новосибирском. Среди прочего компания производит 15 млн шприцев и более 35 млн игл.

Проект Жерара Эпояна в «Зеленой долине» предполагает три этапа строительства. Производство займет 19 тыс. кв. м и потребует более 1,3 млрд руб. Инвестиции в первую очередь оцениваются в 400 млн руб. На этой площадке SMT сосредоточится на производстве шовного материала. Это около 80 наименований изделий, включая иглы.

«Мне понравилось предложение клиники Мешалкина подключиться к „Зеленой долине“. Считаю очень разумным работать сообща с ННИИПК и другими резидентами. Убежден, итогом нашей работы станет снижение зависимости России от иностранных расходных материалов»,— говорит господин Эпоян. Как и у других заинтересованных в «Зеленой долине» инвесторов, у него нет проблем с финансированием своего проекта.

«Не можем ждать»

Несмотря на наличие реальных инвесторов, включение биомедицинского парка в число приоритетных проектов программы реиндустриализации Новосибирской области, есть вероятность того, что «Зеленая долина» не состоится. Дело в том, что в регионе не принят так называемый закон о масштабных инвестиционных проектах. Он должен позволить выделять земельные участки в аренду без проведения торгов, если планируемые к возведению объекты относятся к сфере образования, здравоохранения и культуры. Правовые основы для этого закона появились весной прошлого года, после внесений поправок в Земельный кодекс РФ.

«Весной закон о масштабных инвестиционных проектах был одобрен в первом чтении, и дальнейшее его прохождение в Заксобрании застопорилось. Мы не понимаем, в чем дело. Есть инвесторы, готовые вложить миллиарды рублей, есть желание регионального правительства и депутатского корпуса, но закона нет. А ведь ждут его не только инвесторы „Зеленой долины“.

Например, в Москве такой закон был принят в апреле 2015 года»,— говорит председатель совета директоров Агентства инвестиционного развития Новосибирской области (АИР) Николай Сурков. Именно АИР отвечает в регионе за формирование благоприятного инвестиционного климата и привлечение инвестиций. Ожидалось, что этот закон вступит в силу еще до конца апреля.

Депутатов смутило слишком активное продвижение «Зеленой долины» со стороны ННИИПК и АИР. Кроме этого, площадка под биомедицинский парк определена в зеленой зоне Академгородка. Против этого решения выступает часть жителей Академгородка. «Совсем без жертв этот проект не реализовать, но есть компромиссные варианты, как это можно сделать максимально безболезненно. Ведь мы же говорим не о создании бизнес-центра, элитного жилья или торговых центров. Мы говорим о том, что нам нужна площадь для строительства помещений, которые улучшат медицинские технологии — увеличится число высокотехнологичных операций, снизится смертность»,— подчеркивает Евгений Покушалов.

Ситуация осложняется тем, что инвесторы связаны финансовыми обязательствами перед банками, проектировщиками, поставщиками оборудования, которые торопят их с выходом на площадку.

«Мы не альтруисты, для нас участие в этом проекте — бизнес, с просчитанным сроком входа, объемом вложений, выходом на проектную мощность и окупаемость. Мы не можем ждать»,— говорит Денис Пашкин. «Неопределенность сроков принятия закона затрудняет диалог с нашими финансовыми партнерами, — вторит коллеге Владимир Мартыненков.— В конце июня мы представим наш проект в Будапеште, где ожидается подписание кредитного соглашения. Но если закон не примут, что же мы там будет презентовать и подписывать?» Господин Мартыненков рассчитывает в своем проекте использовать не только венгерское оборудование, но и капиталы этой европейской страны.

Сейчас каждый из потенциальных резидентов «Зеленой долины» находится в поиске альтернативной площадки под свой проект. Впереди летний строительный сезон, и пропустить его инвесторы не хотят. «Нас активно зазывают на площадку в Дубне под Москвой. Внимательно изучаем это предложение»,— отметил Жерар Эпоян.

По мнению Николая Суркова, опасность ухода инвесторов из «Зеленой долины» вполне реальна. «Мы находимся если не в тупике, то точно в подвешенном состоянии. Региону необходимы инвестиции, а без закона о масштабных инвестпроектах мы помогаем нашим соседям опережать нас в развитии. Уход инвесторов из „Зеленой долины“ нанесет мощнейший удар по инвестиционной привлекательности Новосибирской области, по репутации региона»,— подчеркивает господин Сурков. Он уверен, что в Новосибирске есть все условия для развития медицинского кластера: клиника Мешалкина, НГУ, центр вирусологии и биотехнологии «Вектор», медицинский парк при НИИТО, Биотехнопарк «Кольцово», Академпарк. «Это отличная база для развития региональной экономики»,— убежден председатель совета директоров АИР.

«А самое главное в сложившей ситуации, что в случае нереализованности проекта пострадают люди, так как уже сегодня мы вынуждены отказывать многим пациентам, которые имеют серьезные сопутствующие заболевания, ведь их лечение не укладывается в квоту, а с увеличением стоимости импортных расходных материалов ситуация ухудшилась в разы. „Зеленая долина“ — проект биомедицинского парка мирового уровня, который позволит уменьшить отток средств на медицинские расходы за границу, так как наши граждане поймут, что смогут получить помощь в пять-шесть раз дешевле при таком же высоком качестве услуг. Представители исполнительной и законодательной власти должны это понимать»,— подчеркнул директор ННИИПК Александр Караськов.

Илья Николаев

Ученые и инженеры Российского квантового центра первыми в стране запустили в опытную эксплуатацию полноценную линию квантовой защищенной связи — первая передача криптографической информации по 30-километровой коммерческой линии связи, соединившей два здания «Газпромбанка» в Москве, состоялась 31 мая 2016 года. Инвестиции в проект составили 450 млн рублей.

«Это наглядная иллюстрация того, как фундаментальная наука, квантовая физика, приносит зримые технологические плоды. И квантовая криптографическая линия – только первая из них, мы разрабатываем и другие квантовые технологии, которые будут менять жизнь людей к лучшему», — говорит гендиректор РКЦ Руслан Юнусов.

В современном мире шифры при передаче данных используют не только силовые структуры и военные, но и финансовые структуры, и частный бизнес. Все владельцы банковских карт пользуются криптографией и шифрованной передачей данных, как и пользователи многих электронных коммуникационных сервисов. Однако у криптографических систем есть одна неустранимая уязвимость — они требуют передачи ключа. Если злоумышленник «подслушает» эту передачу, шифр становится бесполезным.

Эффективным решением этой проблемы может быть использование квантовой связи. Квантовые системы основаны на использовании фундаментальных законов квантовой механики, которые невозможно обойти. Для обмена данными в рамках этой технологии используются одиночные фотоны, состояния которых безвозвратно меняются, как только кто-то попытается их «прочитать». Поэтому незаметно «подслушать» информацию, которая передается по этим каналам, невозможно. В настоящее время системы квантовой связи активно разрабатываются в Европе, в Китае, в США.

Работа над системой квантовой связи в Российском квантовом центре была начата в 2014 году при поддержке «Газпромбанка» и Министерства образования и науки РФ. Инвестиции в проект составляют около 450 млн руб. Научным руководителем проекта стал профессор Александр Львовский. Позднее для осуществления этого проекта была создана компания QRate, которую возглавил Юрий Курочкин. Первый в России квантовый защищённый канал связи был построен между отделениями «Газпромбанка» на Коровьем валу и в Новых Черемушках на базе существующей оптоволоконной линии.

«Принципиально важно, что канал был создан на основе стандартной телекоммуникационной линии, построенной из обычного оптоволоконного кабеля. Это значит, что наша технология может широко применяться на существующих сетях без переделок», — подчёркивает Юрий Курочкин.

Общая длина линии составила 30,6 километра, процент ошибок при передаче ключа не превышает 5%, что является очень хорошим показателем для сети в городских условиях. «Газпромбанк», который вкладывал средства в этот проект, намерен в последующем использовать квантовую связь в своей работе.

«Задача повышения защиты банковских каналов связи, а также электронных средств платежей от злоумышленников становится все более актуальной во всем мире, – отметил Заместитель Председателя Правления Газпромбанка Дмитрий Зауэрс. – Внедрение передовых технологий, реализованных Российским квантовым центром, позволяет противопоставить изощренным методикам киберпреступников самые высокие достижения науки. Начало практического применения квантовых изобретений в банковской отрасли служит лучшим подтверждением значимости РКЦ на передовой науки и техники».

Заинтересованность в использовании разработок РКЦ в сфере защищенной связи проявили и другие организации, в том числе «Сбербанк».

Директор по коммуникациям Российского квантового центра Анна Шангина

На фото: прототип установки квантовой криптографии, продемонстрировавший передачу квантового ключа на 30 км в коммерческих линиях связи общего пользования в Москве

Общепризнанным стал тот факт, что большая часть выдающихся научных результатов в наше время возникает на стыке дисциплин. Вопрос в том, какая форма междисциплинарного взаимодействия наиболее оптимальная. Обсуждали эту тему и в рамках прошедшего «Технопрома».

Сегодня есть несколько подходов к решению задачи оптимальной организации научной системы страны. Один из них активно продвигает президент НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук (его также считают одним из авторов реформы РАН). Суть его в следующем: есть ведущие научные центры, которые формируют программы исследовательской работы. И, в рамках этих программ, для достижения результата могут «поглощать» (временно или полностью) другие научные учреждения.

Этот подход нашел свое отражение в двух проектах соглашений с Росатомом, о которых мы уже рассказывали. Согласно соглашениям, будут созданы два межведомственных центра, в каждый из которых войдет Курчатовский центр, одна организация Росатома и два института РАН. У каждого будет Управляющий совет в составе президента Курчатовского института М.В. Ковальчука, гендиректора Росатома С.В. Кириенко и руководителя ФАНО М.М. Котюкова. Для каждого из центров будет разработана единая программа научно-исследовательской и иной деятельности. Научное руководство разработкой программ и их реализацией будет осуществляться Курчатовским институтом.

В чем особенность этого подхода? Прежде всего, в том, что оптимизации собственно  исследовательской работы он касается мало. И больше нацелен на перераспределение потоков бюджетного финансирования. Деньги, конечно, дело немаловажное. Но сама по себе  смена «кошелька» развитию научной интеграции или конвергенции не способствует.

Сторонником другого подхода выступил представитель РНФ Юрий Симачев (и его поддержал в этом Андрей Свинаренко, заместитель председателя правления ООО «УК «РОСНАНО»). По их мнению, ставку надо делать не на большие научные коллективы (институты), а на малые (лаборатории), которые формируются под конкретные задачи и отличаются большей гибкостью, в том числе, в вопросе привлечения специалистов из разных областей науки.

Именно поэтому Российский научный фонд предоставляет гранты не крупным организациям, выполняющим государственные задания, а как раз временным коллективам, которые обосновывают новые идеи и хотят проверить их экспериментально.

Ставку на лаборатории делают сегодня и многие зарубежные фонды. Но есть у такого подхода и слабые стороны.

Главная из них заключается в том, что небольшие научные коллективы, созданные «под конкретную задачу» – это, как правило, прикладные исследования. Поскольку в области фундаментальной науки эту самую задачу крайне сложно сформулировать заранее. И если в научной работе сосредоточиться только на таких группах, то очень со временем проявятся негативные последствия. Один из примеров прозвучал в выступлении замдиректора Национального исследовательского центра им. Н.Е. Жуковского Кирилла Сыпало:

– Сегодня авиастроение располагает большим багажом разработок в области новых, композитных материалов. Но конструкторы по-прежнему проектируют самолеты, как будто их делают из металла. В результате, фюзеляж и крылья нового «Боинга» на 80 % состоят из композитов, а выигрыш по массе получился всего 3 %. И пока мы не сменим сам подход к конструированию, мы не сможем использовать преимущества новых материалов в полном объеме.

О схожей проблеме говорил и представитель «Росатома»: сегодня часто строители АЭС отказываются от использования новых материалов, потому что процесс их сертификации занимает больше времени, чем строительство по старым технологиям.

Понятно, что изменение методик авиаконструирования или системы стандартов безопасности АЭС – это задача, с которой плохо справится малая научная группа, созданная на относительно краткий срок и работающая за счет конкретного гранта. А ведь речь идет про области исследований – атомная энергетика, самолетостроение, – где изначально доминируют прикладные научные задачи. А что тогда говорить о науке вообще. Да, сегодня центр финансирования (и внимания со стороны общества тоже) сместился в сферу прикладной науки. Но, по прогнозам многих экспертов, развитие технологий уже через десятилетие поставит перед человечеством вызовы, которые невозможно решить без новых фундаментальных открытий. И одни «малые группы» с этим явно не справятся.

Получается, на сегодня универсального ответа на вопрос, как лучше организовать работу на стыке наук, нет. Но, может, не стоит «изобретать велосипед», и присмотреться к опыту СО РАН, о чем в очередной раз в ходе круглого стола напомнил председатель отделения академик Александр Асеев.

В новосибирском Академгородке идея интеграции наук была заложена изначально, командой Лаврентьева. Не зря улицу, которая теперь носит его имя, называют самой научной в мире: на нескольких ее километрах расположилось 35 институтов, представляющих весь спектр наук. И объединяет эти тысячи ученых не только почтовый адрес места работы, но и единая среда обитания, постоянное общение и взаимодействие.

Поэтому, в 1990-е, когда отечественная наука переживала крайне непростые времена, в Академгородке так успешно прижилась идея интеграционных программ СО РАН (позволявших решить проблему бюджетного недофинансирования и объединявших в работе по одному проекту коллективы разных институтов). В результате, в годы, когда СО РАН возглавлял академик Николай Добрецов, на такие программы расходовалось до 10 % бюджета отделения.

Такой подход не просто позволил институтам выжить и продолжить работу, он принес и серьезные научные результаты, о которых напомнил в своем выступлении Александр Леонидович. В их числе: первый отечественный секвенатор (напомним, что генетические исследования сегодня находятся в мейнстриме научного развития) и открытие «денисовского человека», которое уже вошло в учебники и стало возможным благодаря сотрудничеству археологов, геофизиков, химиков и даже сотрудников ИЯФ (разработавших специальный спектрометр).

Работа в этом направлении развивается, буквально накануне реформы СО РАН начало переход от интеграционных проектов к интеграционным программам разного уровня – федеральным, отраслевым, региональным и научно-образовательным. Таким, как программа реиндустриализации Новосибирской области, получившая недавно поддержку не только областного, но и федерального руководства страны. Сейчас дорабатывается аналогичная программа для Якутии.

Так почему бы не использовать этот подход, уже показавший свою результативность, в масштабах страны. Конечно, интеграционные программы тоже не могут претендовать на роль панацеи. Но кто сказал, что нашей науке требуется какая-то одна, исключительная форма междисциплинарного сотрудничества. Вполне возможно, что оптимальным окажется сочетание интеграционных программ (для решения масштабных задач, таких как освоение Арктики) с поддержкой малых групп (которой сегодня активно занимается РНФ). Конечно, в такой системе круг людей, «контролирующих» бюджет на науку размывается. Но, как показывает отечественная практика, возможно, это и к лучшему.

Георгий Батухтин

Я сделаю ему предложение,

от которого он не сможет отказаться

«Крестный отец» (1972)

Как говорится, «внезапно». Россию оповестили о перспективах массового возвращения ученых — 15 тыс., как-никак. Оставим на совести инициаторов, почему о грандиозных планах подъема отечественной науки пишут в «МК», а о проблемах российских образования и науки ведущие российские же ученые предпочитали писать в Nature. Видимо, целевая аудитория в первом издании более соответствует уровню замысла. Что ж, к таковой аудитории мы еще вернемся… А пока — к сути.

Слова чиновников о неминуемом ренессансе науки, как им самим кажется, подкреплены солидными цифрами. Регулярно рапортуется о 1000/1300/1500 «уже вернувшихся». То есть осталось поднажать, застроить страну гиперкубами, и вернутся тыщи. Тыщи.

Правда, нетрудно убедиться, работая в научной среде, что высасываются эти цифры из пальца. Нехитрая арифметика: просуммировать всех (уехавших), кто добавил себе российскую аффиляцию в последние годы. Для большинства из них ничего в жизни не изменилось — науку они делают благодаря западным аффиляциям, в Россию ездят свадебными генералами. Иногда открывают лаборатории, где бывают пару месяцев в году.

Многим «зарубежным» россиянам регулярно предлагают «вернуться» по такой схеме — продолжать работать и публиковаться за счет зарубежного фундамента, но добавляя российскую аффиляцию. Реальное число вернувшихся ученых высокого уровня (крепких завлабов) — порядка 100-200 человек. Это Сколтех, некоторые «мегагрантники», несколько десятков лабораторий в нескольких же лучших вузах и НИИ и некоторое количество тех, кто из зарубежной науки пошел в отечественное околонаучное и вузовское администрирование.

Теперь взглянем на Родину, на которую так хочется вернуться (не сарказм — хочется). Что искренне трудно понять: почему для страны, в которой зарплата школьного учителя, врача или социального работника, даже хорошо работающего, зачастую не превосходит 20 тыс. руб., именно задача возвращения тысяч ученых на миллионные зарплаты является важнейшей прямо сейчас?

Сами по себе высокие доходы ученых — те, что уже выплачиваются, например, в Сколтехе, — не то чтобы плохи… Но плохи они на фоне того, что получает даже хороший, даже очень хороший учитель/преподаватель вуза. Это неоправданно, безответственно и просто неприлично с нормировкой на ситуацию в социуме.

Не может быть приоритетом именно возвращение ученых на зарплаты «мирового уровня» на фоне нищеты социума. Чтобы не быть голословным, вот опрос. Я его провел в соцсети «ВКонтакте» среди молодежи (отечественной), с которой мне регулярно выпадает радость работать на образовательных мероприятиях. Это студенты лучших вузов страны: МГУ, МФТИ, ВШЭ, Меды… Именно их учителя готовят будущую интеллектуальную элиту страны — собственно, таковая и отвечала на вопрос.

Итак, #прямосейчас месячная з.п. моего школьного учителя:

~20-40 тыс. руб. (131) 53,9%

 Проголосовали 243 человека.

И еще один интересный момент: а что же такое «квалификация»? Хирш и статьи в топовых журналах? То есть, переформулируя известного персонажа реалий современной России (правда, периода «нефтяного дождя»), «у кого нет „Натуры“, пусть идет в ж…»? Я и сам работаю и живу за рубежом и знаю, что тут множество отличных соотечественников-ученых и что «в среднем» они, пожалуй, сильнее тех, кто остался на Родине.

Очевидно, что работать в отечественной науке на фоне инфраструктурного и финансового провала последних десятилетий несравнимо труднее, чем работать в ведущих иностранных центрах. Как «нормировать» на это квалификацию? И как быть с другими занятиями неуехавших, с тем, благодаря чему вообще-то и поддерживался какой-никакой, а уровень отечественной науки, например с преподаванием (в вузах), которое вообще не является видимым приоритетом Минобрнауки?

Нетрудно убедиться, что некоторые какбэвернувшиеся новоявленные профессора даже не читают системных/регулярных курсов в вузах, выдавших им российскую аффиляцию. Точечные лекции и перерезания красных ленточек на торжественных открытиях «больших строек», извините, не в счет. Может ли, точнее даже, имеет ли право научное сообщество существовать вне образования?

Теперь время для предположений. Сведущим в реалиях Родины наблюдательным людям понятно, что многие «большие стройки» нынешней эпохи — результат эволюционного процесса сложной системы, в которой долгое время оптимизируемой величиной являлись личные профиты и гешефтики, притом в отсутствие общественного контроля. В такой системе работает схема «витрины напоказ» (10% инфраструктуры, на которые тратятся суммарно этак 10% денег) + «всё остальное» (90% инфраструктуры, на которые суммарно тратится еще 10%). Остальное рассовывается по карманам.

Весьма эффективная схема для персонального обогащения на всех уровнях системы. И работает, пока есть стабильный источник закачки бюджета — в недавнем прошлом то была нефть. И нет пока никаких оснований не предполагать, что 15 тыс. ученых — такая же стройка, в которой процесс и опилки важнее результата. Ибо заявлена эта стройка ровно той же властью, которая полтора десятка лет загоняла образование и науку в стране в болото. И пресловутые 15 тыс., как и многие другие уехавшие, уже давали свой ответ, как говорится, ногами. Причем динамика последних лет только усилилась, что бы ни говорили про «ренессанс» немногочисленные вернувшиеся/устроившиеся на теплые места.

Кстати, помнится, мы обещали вернуться к целевой аудитории. Не поленитесь, почитайте комментарии «простой публики» на сайте «МК» к статье, ставшей сигналом к этому обсуждению. Кажется, публика не так уж и проста. Возможно, инициаторы решатся-таки вынести обсуждение на уровень, например, Nature — что ж, наверняка «всё чудесатее и чудесатее» будут отклики от собственно ученых.

Напоследок: собственно, а что мы подразумеваем под «возвращением»? Соучастие в жизни Родины? Множество людей, работая за рубежом, регулярно бывают в России и в меру сил участвуют как в образовательных мероприятиях для молодежи, так и в научных с коллегами. Держать высочайший уровень, работая в лучших мировых центрах и притом регулярно приезжать и читать лекции, участвовать в коллаборациях с соотечественниками — это же отлично. Поддерживать своим приездом «витринные» проекты, которые нужны для отвлечения внимания социума от реального провала науки и образования в 150-миллионной стране… провала, вызванного коррупцией и безответственностью властей…

Тут каждый вправе делать свой выбор. Но таковой выбор — это не просто ответ на вопрос вернуться/остаться и сопутствующее обустройство быта себя и своих близких. Профессионал высокого уровня таковое обустройство — при очень высокой зарплате, обещанной «возвращенцам», — конечно, обеспечит. Это еще и выбор относительно своей репутации и поддержки того, куда и как ведут страну ее лидеры.

И тем, кто собирается сыграть на тонких струнах души соотечественников, искренне мечтающих вернуться, чтобы жить и работать на Родине, следует знать, что большинству уехавших не нравится, когда по струнам этим водят тем же смычком, что нужен для виолончели.

А тем, кто предполагает найти в этом возвращении шанс войти в ряды некой «элиты», способной поднять страну на новый уровень, следует вспомнить, кто эту «элиту» формирует последние полтора десятка лет… Им наверняка пригодятся слова, когда-то написанные для лучших умов огромной страны: «Враг рода человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от такого шанса. Этот шепот мне удается заглушить без особого труда, ибо я — человек непрестижный… и не терплю элиты ни в каком обличье… Как только они превратят меня в одного из них, ничего не останется от наших прежних намерений» (Стругацкий А., Стругацкий Б. Волны гасят ветер).

Ну а тем, кто решит, что все-таки самый весомый аргумент в пользу возвращения — это деньги, которых в России, как известно, по-прежнему в достатке, им остается только пожелать всего доброго. Хорошего настроения. И здоровья.

Об авторе: Пётр Власов — выпускник физ.-мат. лицея № 5 (Долгопрудный) и МФТИ, канд. физ.-мат. наук. Работал в Институте молекулярной биологии (ИМБ) РАН. Ныне — senior postdoc в Centre for Genomic Regulation (CRG), Барселона. По мере возможности участвует в образовательных проектах для школьников, среди которых Зимняя Пущинская школа (ЗПШ, www.zpsh.ru/wp/) и Школа молекулярной и теоретической биологии (ШМТБ, http://molbioschool.com)

Публикуем отклики на статью Петра Власова

Я готова подписаться под статьей Петра Власова и счастлива, что нашелся-таки человек, который назвал вещи своими именами, и что этот человек не из нас, работающих на родине, и поэтому уже «по определению» второго сорта, а именно из тех, кто «там».

Что касается «программы возвращения», послужившей информационным поводом для статьи Власова, то, поскольку данная программа пока даже не существует («в разработке»), то обсуждать ее не представляется возможным. Это очередная PR-кампания, относиться к которой серьезно и тратить время на полемику с «пустотой» не имеет смысла. Замечу только, что финансирование столь большого числа ученых требует значительных ресурсов — неясно, откуда предполагается их брать. Как бы не из «оптимизации» (= «ликвидации» или, в лучшем случае, сокращения) финансирования тех, кто уже в России и, несмотря ни на что и вопреки всему, продолжает работать, нередко даже на мировом уровне. Целесообразность вкладывания столь больших средств именно в целевое мегафинансирование «возвращения» ранее уехавших, а не в создание адекватных условий для научной работы в России для тех, кто в ней уже находится, лично у меня вызывает сильные сомнения, если не сказать жестче.

Потенциал «диаспоры», безусловно, можно и нужно использовать, равно как и потенциал любых зарубежных ученых. Но абсолютно не так, как практикуется в последний период.

Эту тему можно обсуждать серьезно и глубоко, если, конечно, будет готовность прислушаться к мнению, идущему в разрез с тем, что признано единственно правильным сегодня. Обсуждать с объективным и беспристрастным анализом эффективности и целесообразности вложения огромных средств в ранее запущенные и продолжающиеся программы с привлечением «гастролеров» и, для сравнения, эффективности расходования значительно меньших средств сильными российскими коллективами. А заодно провести и честный анализ эффективности государственной поддержки обучения и «стажировок» за рубежом, например за счет президентских стипендий (сколько реально возвращается по их окончании, как предусмотрено условиями данных программ, и какую пользу это приносит России), — не правильнее ли было бы те же средства направить на стипендии аспирантов и позиции постдоков внутри России, чтобы условия для работы в России были привлекательными, и к нам из-за рубежа приезжали лучшие молодые ученые, работая в тех же достойных условиях, что и «местные»? А советы, что необходимо изменить в России, чтобы в ней стало работать в науке как минимум не сложнее, чем за рубежом, кажется естественным спрашивать у тех, кто именно в России работает постоянно, знает проблемы изнутри, при этом имеет опыт и работы за рубежом, и международного сотрудничества. В России достаточно сильных ученых, чтобы опираться на них, их опыт и знания, в том числе — на их умение организовывать реальные дела, а не PR-кампании даже при скудном финансировании и под прессом бюрократии.

Елена Болдырева, гл. науч. сотр. ИХТТМ СО РАН, профессор, член Совета по науке при Минобрнауки, вернувшаяся в Россию в 1999 году после десяти лет научной работы в прекрасных лабораториях в Европе, отказавшись в Германии от позиции профессора C4, когда нас в России встречали не аккордные выплаты и фанфары, а пустые разоренные лаборатории и аудитории

* * *

Я ничего не могу сказать по поводу конкретных пропорций предполагаемых «гешефтиков» 10% — 10% — 80% (просто данных нет), а в остальном совершенно согласен с автором. Как справедливо заметил однажды предыдущий президент РФ, «Свобода лучше, чем несвобода». И этого не заменишь никакими высокими зарплатами, бесплатными детскими садиками или хорошей спецшколой для внука (см. интервью нового ректора Сколтеха в ТрВ-Наука № 205).

Мне кажется очевидным, что любой профессионально работающий в своей области научный работник заведомо обладает достаточным здравым смыслом, чтобы понимать, что никакой современной наукой невозможно успешно заниматься в общественной атмосфере оголтелой антизападной (да и любой другой) пропаганды, всеобщей подозрительности и ксенофобии, не говоря уже о том, чтобы желать растить в такой атмосфере своих детей и внуков.

Андрей Калиничев, профессор Высшей школы горных наук, Нант (Франция)

* * *

Мне задача «возвращения в Россию ученых» кажется неправильно поставленной. Если создавать в России хорошие позиции для ученых, не различая их национальность или этническое происхождение, то это поможет всем — кому-то остаться, кому-то приехать.

Константин Сонин, профессор Чикагского университета (США) и НИУ ВШЭ, член Совета по науке при Минобрнауки

* * *

Никакая программа «возвращения» не сработает сама по себе. Надо создать конкурентные на мировом уровне условия в стране, и профессионалы сами начнут возвращаться. Без флагов и фейерверков. Конкурентные условия, равные для всех: граждан РФ из страны и снаружи, а также граждан других стран мира. К сожалению, я пока не вижу значительных предпосылок к этому. Скажу больше, этого не хотят сами ученые в стране. А именно, серая масса не хочет конкурентной среды мирового уровня, так как не выдержит этой самой конкуренции. А меньшинство — сильные профессионалы — были бы не против, но не верят, что это реально осуществить. Потому опять же не особо поддерживают из принципа «не навреди».

Юрий Ковалев, зав. лабораторией внегалактической радиоастрономии Астрокосмического центра ФИАН, член Совета по науке при Минобрнауки

* * *

Насколько я понимаю, никакой программы пока толком нет — по крайней мере, я не видела, чтобы разным научным учреждениям массово выделяли на это деньги или хотя бы обещали выделить в обозримом будущем. Соответственно, гнев Петра тоже не очень понятен. А 15 тыс. нормальных рабочих мест с нормальными условиями — дело хорошее, брать на них исключительно возвращенцев — не факт, что очень разумно, хотя, разумеется, надо как-то постараться, чтобы люди, не сильно вовлеченные в мировое научное сообщество, не начали брать на них друг друга.

Екатерина Америк, профессор факультета математики ВШЭ

Интервью с директором департамента энергетики и ЖКХ концерна «Сибирь» Виктором Головкиным

- Виктор Владимирович, концерн «Сибирь» несколько лет назад построил собственный энергоблок для снабжения теплом и электричеством нового высотного микрорайона в Первомайском районе Новосибирска. Что собой представляет ваш энергетический объект в чисто техническом плане, каковы его общие параметры?

– Наша станция работает по принципу комбинированной выработки тепловой и электрической энергии. Основной вид продукта – это, конечно же, электрическая энергия. В качестве основного оборудования у нас имеется пять газопоршневых машин установленной мощностью по два МВт каждая. Плюс – два дизельных генератора, обеспечивающих резервирование. Каждый из них – мощностью по 1,6 МВт. То есть суммарная мощность электрической станции – 13 МВт.

Если говорить про тепловую составляющую, то здесь  установлено пять котлов: два – по 11 МВт, два – по пять МВт, и один котел – 16 МВт. То есть суммарная установленная мощность тепловой станции – вместе с утилизационной составляющей – выходит порядка 60 МВт.

Таким образом, основные характеристики нашего энергетического объекта: 13 МВт электрической энергии и 60 МВт – тепловой.

- Каков принцип работы станции?

– Принцип работы станции следующий. Как я уже сказал, основной вид деятельности – это выработка электрической энергии. Тепловая энергия производится по следующему принципу: сетевая вода возвращается от потребителя и проходит через систему утилизации на машинах. С каждой машины мы снимает тепло с трех точек – это и система охлаждения машины, система охлаждения масла машины и система удаления дымовых газов машины. После того как теплоноситель прошел через эти три системы и снял тепло,  он уходит в котельную, где на пиковых котлах догревается до необходимой температуры. После чего это тепло отправляется потребителю. КПД данной станции варьируется от 96 до 98 процентов.

- Оборудование у вас полностью импортное или есть что-то отечественное?

– Основное оборудование у нас представлено четырьмя производителями. Электрические машины – американского производства. Котельное оборудование – из Германии. Горелки на этих котлах – итальянские. Всё остальное вспомогательное оборудование – задвижки, затворки, теплообменники – на 90% отечественного производства.

Когда мы проводили подбор оборудования, то в первую очередь интересовались техническими характеристиками, а потом уже сопоставляли производителей, способных обеспечить такие характеристики.

- А как насчет автоматики и программного обеспечения?

– Да, должен отметить, что станция управляется в автоматическом режиме. Причем, управляет ей всего один человек. В принципе, она может управляться дистанционно, из любой точки мира. Правда, по соображениям безопасности, Интернета на ней нет. Это сделано во избежание всяких эксцессов, взломов, несанкционированного проникновения, хакерских атак и так далее. Тем не менее, станция работает в автоматическом режиме и управляется одним человеком в соответствии со всеми ГОСТами и правилами. Данная система управления является разработкой резидентов нашего Технопарка. Это известная в стране фирма «Торнадо». Они специально по нашему заказу разработали всю систему управления, автоматизации и диспетчеризации. С помощью этой системы можно в онлайне отслеживать 256 параметров работы станции – вплоть до температуры подшипников на машинах. Это всё можно видеть на экранах мониторов.

- Сколько лет уже работает станция?

– Первая очередь станции была введена в эксплуатацию в 2011 году. Затем, по мере увеличения количества потребителей, производилось введение второй и третьей очереди.

- Та совокупная мощность, которую Вы назвали, достаточна для обеспечения потребностей? Или есть излишки мощностей?

– В настоящее время станция загружена лишь на 40 процентов. Остальное, скажем так, это свободные мощности, которые можно реализовывать путем подключения новых потребителей. Например, через включения в Единую энергосистему России.

- В принципе, вы могли бы продавать излишки энергии?

– Да, могли бы. Но пока для нас намного важнее – обеспечить надежность работы станции. Поэтому мы прорабатываем сейчас три основных направления по обеспечению надежности. Одно из направлений мы уже почти реализовали, осталось лишь получить несколько документов. Речь идет о подключении к сетям ОАО РЭС. Это должно произойти в ближайшее время. Принцип работы здесь такой: допустим, если по каким-то причинам работа оборудования станции остановилась, то сразу же происходит автоматическое переключение на Единую энергосистему России, и потребители не останутся без электричества.

Причем время срабатывания автоматики составляет две сотых секунды. Иначе говоря, за это время даже лампочка не успеет «моргнуть». Мы достаточно долго реализовывали этот проект. К нам было очень много требований по принципу выбора работы автоматики. И когда мы этот проект согласовали и реализовали, то сами специалисты РЭС нам признались, что этого не ожидали. Мы стали одними из первых в России, кто реализовал подобные требования!

В общем, теперь всё это будет работать в автоматическом режиме. Мы уже провели все регламентные пусконаладочные работы, и специалисты РЭС подтвердили, что эта система работает. Для ее запуска осталось только оформить два-три разрешительных документа.  И тогда вопрос надежности для наших потребителей мы снимем раз и навсегда.

Остается вопрос надежности самой станции. Здесь есть несколько вариантов, которые мы опять же прорабатываем. Первый вариант – это всё-таки параллельная работа с Единой энергосистемой России, чтобы станция могла работать в постоянно загруженном номинальном режиме. То есть покрывать потребности своих потребителей, а излишки отдавать в общую сеть, либо наоборот закрывать свои потребности при необходимости. И второй вариант, который мы рассматриваем, – это объединение в одну сеть подобных небольших станций. Мы уже рассматриваем вместе со специалистами НГТУ три аналогичных объекта для того, чтобы объединить их в одну сеть, тем более что станция, подобная нашей, – энергоблок клиники имени Е. М. Мешалкина – уже построена.  Сделав первый шаг по объединению сетями наших станций, мы сможем увеличить их надёжность и отчасти решить вопрос по покрытию дефицита электроэнергии в зоне Академгородка. Расчеты специалистов показывают, что надежность такой системы составит 98 процентов. Для справки: надежность Единой энергосистемы России составляет 96 процентов.

- Скажите, есть ли еще в нашей стране точно такие же действующие объекты?

– Подобных станций в стране, конечно, много. Но я не видел ни одной такой станции, которая бы работала на потребителей социально-бытовой сферы. Обычно такие станции работают где-то на промплощадках, покрывая собственные нужды, либо используются где-то на месторождениях, в удаленных от централизованных сетей районах. Но вот чтобы сразу весь спектр потребителей – включая сферу ЖКХ, население, детские сады и другие объекты социальной инфраструктуры, а также и промплощадки – был подключен к такой станции, лично я в других местах не видел. Здесь у нас характер потребления, характер нагрузок кардинально отличается от того, что происходит на отдельно взятых промплощадках. Свести всё к единому знаменателю – задача невероятно сложная, хотя очень интересная.

- Иначе говоря, можно смело сказать, что создание такого объекта – беспрецедентный случай в масштабе всей страны?

– По большому счету это так.

- Другие застройщики интересуются вашим опытом?

– Разумеется. Совсем недавно к нам приезжал крупный застройщик с Дальнего Востока. К сожалению, пока в нашей стране отсутствуют правила игры на этом рынке. То есть, нет никакой нормативно-правовой базы для работы подобных объектов малой генерации. Поэтому риск в настоящее время здесь пока еще высок. Мы создали такую станцию в силу объективных обстоятельств. Другого выхода просто не было. Но я абсолютно уверен, что за малой энергетикой – большое будущее.

Беседовал Олег Носков

В Институте катализа им. Г.К. Борескова СО РАН разработана технология получения сверхвысокомолекулярного полиэтилена, имеющего широкие спектры применения в экстремальных условиях Арктики.

«По современным требованиям, полимерные материалы для этого региона должны эксплуатироваться при расчётных температурах ниже минус 70-75 градусов. В этом плане особый интерес представляют продукты на основе полиэтилена, особенно сверхмолекулярного», — рассказывает руководитель группы каталитических процессов синтеза элементоорганических соединений ИК СО РАН доктор химических наук Николай Юрьевич Адонин.

Когда молекулярная масса полиэтилена превышает один миллион, у него появляются уникальные свойства: высокая ударопрочность, стойкость к морозу, агрессивным средам, абразивному воздействию, низкий коэффициент трения. Нити из сверхвысокомолекулярного полиэтилена обладают уникальными массо-размерными характеристиками. Изделия из них будут легче воды и почти в 1,5 раза легче изделий из арамидных волокон.

На фоне всех продуктов из полиэтилена, объём которых составляет порядка 100 миллионов тонн в год, мировое производство сверхвысокомолекулярного материала насчитывает всего лишь 300 тысяч тонн (то есть – 0,3%), и из них всего около 17 тысяч тонн перерабатывается в нити. Это объясняется сложностью технологии и такими факторами, как ресурсо- и энергоемкость. Исходный порошок растворяется в кипящих органических растворителях, и получается гель, где содержание необходимого для формирования нитей вещества не превышает 2-5%. Это, а также последующие стадии сушки и «вытягивания», делает технологию чрезвычайно энергозатратной и обуславливает её высокую себестоимость.

Сибирские исследователи придумали, как создавать материал безрастворным способом, исключающим вышеописанные стадии. Этого удалось добиться благодаря переходу на новый катализатор, разработанный в ИК СО РАН. Полученный порошок обладает принципиально новыми свойствами. Он открывает пути переработки, снижающие себестоимость готового продукта.

Возможные области применения материала: продукты медицинского назначения, различные текстильные изделия (например, палатки), геосетки для укрепления взлётно-посадочных полос в условиях Арктики и многое другое.

 Фото Юлии Поздняковой

9-10 июня 2016 года в Новосибирске прошел IV Международный форум технологического развития "Технопром". Программа форума включала в себя много интересных и актуальных мероприятий. О некоторых мы расскажем в наших специальных материалах, а пока предлагаем небольшой фоторепортаж о "Технопроме" в целом.

Никого уже не удивляет большое число желающих посетить площадки форума. Вот и в этом году на стойках регистрации участников было многолюдно задолго до официального открытия.

Как и в прошлые годы, в рамках «Технопрома» проходила Сибирская венчурная ярмарка – одно из крупнейших контактных мероприятий на российском рынке инвестиций. При этом, надо отметить, что ярмарка изначально – мероприятие вполне себе самостоятельное и проводится уже в десятый раз (частью программы «Технопрома» она стала с 2013 года). В ходе ее проведения участники получают возможность представить свои проекты потенциальным инвесторам, а также обсудить актуальные проблемы рынка венчурного капитала и внедрения инноваций на ряде круглых столов.

Центральной темой нынешнего «Технопрома» было объявлено освоение Арктики, и это нашло отражение как в программе форума, так и на стендах его участников. А одной из инициатив, озвученных Дмитрием Рогозиным, стало создание особого «арктического ГОСТА».

Неоднократно подчеркивалась и роль российской и, прежде всего, сибирской науки в решении этой масштабной задачи.

Впрочем, одной Арктикой тематика «Технопрома» в этом году не ограничивалась. Нашлось время обсудить формы организации научно-исследовательской работы, новые материалы и технологии, ход выполнения гособоронзаказа, проблемы импортозамещения в медицине и развития технопарков. Как уже говорилось ранее, о некоторых из этих тем мы расскажем подробнее в наших специальных репортажах с форума.

Еще одним традиционным (и одним из самых интересных) элементом программы «Технопрома» стала выставка промышленности и науки Сибири.

Как и в прежние годы, наиболее полно был представлен наш регион: центральное место отвели экспозиции, посвященной программе реиндустриализации Новосибирской области.

Большие стенды подготовили предприятия новосибирского ОПК и институты Новосибирского научного центра.

В работе выставки приняли участие и наши соседи из Томска и Кемерово.

Хоть форум и посвящен технологическому развитию, на нем нашлось место даже рекламе предстоящего шахматного турнира.

Георгий Батухтин

9 июня на Международном форуме технологического развития «Технопром-2016» прошел Круглый стол «Mega-science – основа инновационного развития», в котором приняли участие сотрудники Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН). На совещании обсуждались вопросы развития технологий при реализации проектов mega-science, укрепления международных связей, участие в крупных проектах научных и образовательных организаций. Важным вопросом при обсуждении мотивации развития фундаментальной науки всегда является перспектива практических применений ее результатов.

Доктор физико-математических наук, член-корреспондент РАН, директор ИЯФ СО РАН Павел Владимирович Логачёв отвечает на вопрос – что даст mega-science экономике России.

 «Создание установок mega-science приведет к появлению не только новых научных знаний, но и новых технологий, актуальных в том числе для реального сектора экономики. Сегодня предсказать точно, что конкретно даст реализация того или иного проекта класса mega-science, конечно, невозможно, но в том, что практические результаты не заставят себя ждать, можно не сомневаться».

Сегодня ИЯФ СО РАН предлагает к реализации проект класса mega-science – Супер Чарм-Тау фабрику. Это электрон-позитронный коллайдер, ориентированный на прецизионные измерения параметров фундаментальных частиц, рождающихся в области энергий от 2 до 5 ГэВ в системе центра масс, в первую очередь – тау-лептона, «очарованного» кварка (c-кварк). Полный периметр ускорителя – около 800 метров, он будет расположен под землёй на глубине более 10 метров. Создание установки станет главным, завершающим, шагом строительства одного из самых крупных и современных в России центров физики высоких энергий – ускорительного комплекса со встречными электрон-позитронными пучками ВЭПП-5.

«Создание нового коллайдера потребует больших усилий в разработке быстрой электроники, высокочастотных систем, использования и развития технологии сверхпроводимости. Конечно, область потенциального применения новых разработок гораздо шире, чем фундаментальные исследования. Это значит, что уже через 10-20 лет можно будет ожидать прорыв в медицине, электронике, методах диагностики заболеваний», – считает Павел Логачев.

Вопрос финансирования государством научных установок уровня mega-science тесно связан с проблемой привлечения иностранных инвестиций. Для потенциальных международных участников подобных проектов государственная поддержка страны-организатора является показателем надежности строящейся установки и часто становится главным условием их участия. Поэтому без поддержки государства создание mega-science-установок невозможно.

Опыт ИЯФ СО РАН уже не раз подтвердил, что фундаментальная наука всегда приводит к практической пользе для широкого населения. Разработка ускорительных комплексов для фундаментальных научных исследований позволила развить технологию промышленных ускорителей электронов. В Институте изготовлены сотни ускорителей, которые широко используются в кабельной промышленности, стерилизации медицинских изделий. Прямо сейчас в Новосибирске формируется новый рынок услуг по пастеризации продуктов питания на ускорителях, созданных в ИЯФ СО РАН. Другой пример – разработка компактного источника нейтронов – перспективное решение для терапии онкологических заболеваний. «40 лет назад, когда принималось решение о строительстве ускорительных комплексов ИЯФ СО РАН, предсказать появление этих приложений фундаментальной науки было невозможно», – подчеркнул Павел Логачев.

27 апреля 2016 года подписано распоряжение Правительства Российской Федерации «…о создании и эксплуатации комплекса сверхпроводящих колец на встречных пучках тяжелых ионов NICA», (Nuclotron-based Ion Collider fAcility). Это первый из шести российских проектов mega-science, реализация которого официально началась.

В создании комплекса участвуют ведущие научные центры из 30 стран мира.

ИЯФ СО РАН участвует в разработке и изготовлении нескольких систем комплекса NICA. Это система электронного охлаждения и ускоряющая система бустера, каналы транспортировки пучков из нуклотрона в коллайдер, ВЧ-система барьерного напряжения коллайдера, проектирование и изготовление ВЧ-систем гармонического напряжения коллайдера.

Иллюстрация – сайт Правительства Новосибирской области.