В конце января 2017 года, в преддверии Форума «Курс – новые возможности» в Новосибирске состоялся круглый стол «Агропромышленный комплекс: от продовольственной безопасности к экспорту». Мероприятие было посвящено вопросам экспорта продукции АПК, производимой в Новосибирской области.

Выступавший на круглом столе, губернатор Владимир Городецкий сформулировал задачу для новосибирских аграриев: повышение экспортного потенциала, которое должно дать стимул к устойчивому развитию экономики региона. «Новосибирские экспортеры прошли непростую школу, отыскивая свои ниши на зарубежных рынках. Их опыт говорит о необходимости комплексных мер, направленных на поддержку отечественного экспорта сельхозпродукции», –подчеркнул он в своем выступлении.

Далее разговор перешел на обсуждение направлений работы в рамках обозначенной стратегии. Со своими предложениями выступил директор Федерального исследовательского центра «Институт цитологии и генетики СО РАН» академик Николай Колчанов. В число заявленных комплексных мер по развитию экспорта сельхозпродукции обязательно должно войти развития новых технологий переработки сельскохозяйственного растительного сырья в продукцию с высокой добавленной стоимостью, уверен академик. Это позволит заметно повысить объемы экспортной выручки и откроет для нашего производителя новые рынки.

Также Николай Александрович напомнил про необходимость дальнейшего развития инновационных технологий в АПК. Кстати, об этом говорится и в утвержденной в прошлом году программе реиндустриализации экономики региона.

Тему расширения географии и номенклатуры экспорта сельхозпродукции поднял в своем выступлении и министр сельского хозяйства Василий Пронькин. В частности, он отметил как перспективные и динамично развивающиеся мировые рынки птицеводства и свиноводства. По его мнению, для новосибирского производителя вполне реально расширить свое присутствие на этих рынках.

Подводя итог, можно отметить, что необходимость более активной экспортной политики для наших аграриев не оспаривал никто из участников мероприятия. Также очевидно и то, что для решения этой задачи в условиях современной экономики не обойтись без инновационных технологий и научных разработок. И новосибирская наука готова помочь нашим производителям в этом. Теперь многое будет зависеть от дальнейших действий областного руководства.

Мы уже не раз поднимали тему производства нанотрубок в Академгородке. В частности, рассказывали о точке зрения тех, кто считает недооцененной опасность новой технологии. В продолжение этой полемики предлагаем более оптимистический материал про открытие новосибирских ученых.

Каждый год в Академгородок стекались сотни победителей школьных олимпиад. Идея создателя новосибирского Академгородка, легендарного академика Лаврентьева, была проста в теории и невероятно сложна в реализации — собрать в одном месте множество академических институтов, мощный университет и школу, талантливых ученых, современные производства и за счет кумулятивной энергии совершить прорыв в сфере высоких технологий. Лаврентьеву удалось почти все, за исключением одного — высокотехнологичных производств в Академгородке так и не появилось. Я прилетел в Академгородок на саммит по наномодифицированным материалам по приглашению Юрия Коропачинского, моего университетского приятеля, а ныне президента компании с труднопроизносимым названием OCSiAl. Откровенно говоря, разнообразных конференций по нанотехнологиям я навидался, про нанокирпичи и наноноски уже писал, поэтому полетел в Сибирь с одной целью — встретиться с Юрием, которого не видел лет двадцать. Но проведенные в Академгородке два дня сильно изменили мое представление о мире, в котором мы живем, а еще больше — о мире, в котором нам предстоит жить.

Пляж в Сиднее

Наша история началась лет десять назад, когда Юрий Коропачинский, выпив ранним утром бокал просекко в своем доме в Сиднее, собирался пойти на пляж. Предыдущие 15 лет он довольно успешно занимался бизнесом, и к сорока годам у него с приятелями уже были лесопромышленный бизнес, крупный холдинг сельхозтехники и акции большого банка. Работа была нервная, и они решили продать все свои активы. И вместо 35 000 сотрудников и постоянного финансового дефицита у них стало в тысячу раз больше денег и в тысячу раз меньше сотрудников. Что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость? И вот примерно с такой мыслью в голове Юрий бросил взгляд на своего пятилетнего сына и вдруг подумал: «Кем вырастет мой сын, если папу он будет видеть утром уже с бокалом просекко, а в обед идущим с доской для серфинга на пляж? Это стало для меня поворотным моментом, — рассказывает Юрий, сын знаменитого ученого-дендролога Игоря Коропачинского. — Я помню, в мои пять лет, как только снег таял, мой папа садился в экспедиционную машину и уезжал. А когда снег выпадал, экспедиционная машина возвращалась, и оттуда выходил папа с бородой по грудь. Это было самым главным, что он сделал для моего воспитания». Поэтому Юрий решил вернуться в бизнес. Прежде он был сильно вовлечен в менеджмент и управление полудюжиной заводов с несколькими десятками тысяч людей в трех странах, а теперь решил заняться чем-то, не связанным с промышленными активами. Вспомнив свою научную молодость в Академгородке, он принял решение инвестировать в высокотехнологичный бизнес и купил билет до Новосибирска.

"Я подумал: кем вырастет мой сын, если папу он будет видеть утром уже с бокалом просекко, а в обед идущим на пляж? Это стало для меня поворотным моментом"

Телефон радости

Идеи и людей Коропачинский с партнерами искали в институтах Сибирского отделения Российской академии наук. 23 академика на президиуме Сибирского отделения за легендарным лаврентьевским круглым столом устроили Юрию допрос с пристрастием. «Я сказал, что меня не интересуют деньги Сибирского отделения, меня не интересует недвижимость Сибирского отделения, меня не интересуют патенты Сибирского отделения, — вспоминает Коропачинский. — Кто-то из сидящих в президиуме академиков ехидно сказал: «А земля?» «И земля не интересует». Услышал коллективный вздох облегчения, и кто-то произнес: «А у нас больше ничего и нет». Я сказал: «Меня интересуют идеи». Реакция была фантастическая: «А, идеи! Их у нас полно. Забирай!»». Юрий получил лицензию, и его команда с 2006 по 2009 год перелопатила 23 института в новосибирском Академгородке, Томске, Красноярске и Иркутске. Посмотрели более 1500 идей за три года. Юрия и его команду интересовала область, в которой они считали себя компетентными: физика, химия, биология. Поскольку в компании не было программистов и математиков, IT-сектор отмели сразу. Схема работы была выстроена следующим образом: ребята приходили к директору института и говорили: «Покажите нам, пожалуйста, своих самых выдающихся ученых». Приглашали от двух до пяти человек и задавали им всего один вопрос: «Скажите, пожалуйста, что вы умеете делать одни в мире? Или лучше всех в мире? Хоть что-то». Если ответ казался хоть как-то приложим к реальной жизни, задавали следующие вопросы. В итоге собрали 1500 идей. Из них выделили 364 проекта, в которые инвестировали небольшие деньги, чтобы исследовать каждый из них на техническую осуществимость, необходимые инвестиции, потенциальный рынок. Были довольно забавные проекты. Один ученый заявил, что может сделать телефон радости. А после этого достал бумагу с печатью Министерства связи РФ — на ней Министерство подтверждало, что этот человек умеет делать телефоны радости. «А как это работает?» — «Ну, представляете, так же, как и все сотовые телефоны, только когда по ним начинают говорить, все счастливы».

Без выхода

Так прошло три года. Юрий с партнерами истратили на предварительную работу более $2 млн, и из 364 проектов выделили 12, которые преобразовали в компании и профинансировали. К этому времени пришло понимание, что просто так выйти из венчурных инвестиций не удастся. 99% успешных выходов из таких инвестиций фондов, например, Кремниевой долины — это перепродажа технологии, команды и компании инвесторам следующего уровня. В России для этого ты должен не просто собрать команду и поднять ее до определенного уровня, а довести ее до полноценного статуса, до продажи продукта на рынке и получения прибыли. Почти никаким другим способом из инвестиций выйти невозможно. Но это задача принципиально другого масштаба. Создать, поднять команду и продать, например, через три года или же 15 лет рулить, создавать менеджмент, производство — это разные задачи. И поэтому посеять, создать 50 команд в 50 отраслях и довести их до взрослых компаний — это нереалистично. Юрий стали искать альтернативные ходы. К тому же из отобранных 12 проектов не было ни одного, способного реально изменить наше будущее. Как говорит Коропачинский, «порвать реальность». И тут его познакомили с Михаилом Предтеченским, реальным гением, к тому же живущим в Академгородке.

Просто гений

Почему они познакомились так поздно, остается загадкой — Предтеченского знает весь Академгородок. Один из самых молодых завлабов, любимый ученик академика Накорякова, который на момент встречи почти 20 лет занимался высокотехнологичным бизнесом, разрабатывая технологии для HP, Air Products (ведущий мировой производитель промышленных газов), Samsung. На Западе Михаила называют просто: «русский гений». И когда Коропачинский задал ему все тот же вопрос: «А что вы умеете делать лучше всех в мире?», Предтеченский кратко ответил: «Всё». Говорить с Предтеченским — редкое, но необычайное интеллектуальное удовольствие. Он не просто думает значительно быстрее вас, он думает красиво и парадоксально. И уже через несколько минут беседы с Коропачинским Михаил предложил ему зайти с другой стороны, дедуктивной: «Давайте сделаем наоборот. Я понимаю свою область компетенции. Назовите продукт, который вы хотите получить, а я создам прорывную технологию, если она вообще осуществима. Если вы спросите, могу ли я реализовать термоядерный синтез, я сразу скажу «нет». На все остальное я, скорее всего, отвечу «да»».

Юрий с партнерами увидели свет в конце тоннеля и с энтузиазмом стали придумывать такие продукты. Довольно быстро сошлись на том, что надо сфокусироваться на материалах, энергии и их преобразовании — ничего более фундаментального просто нет. В итоге сформулировали шесть идей. На самом деле все технологические идеи формулировал Предтеченский, остальные анализировали их на предмет реализации и перспектив как бизнеса.

Очень маленькие трубки

«А еще я знаю, как синтезировать нанотрубки», — произнес во время мозгового штурма Предтеченский. «Что такое нанотрубки?» — удивился Коропачинский. Михаил рассказал, что полвека в мире не появлялось новых материалов. И что современные суперматериалы слабо отличаются от простых. Коэффициент прочности титана против стали — в районе тройки. Коэффициента 10 просто не существует. Углепластик с высокомодульным волокном имеет коэффициент прочности в районе 1,5−1,7 ГПа, а одностенная углеродная нанотрубка — 50. И это еще не всё. Она в пять раз легче стали. Поэтому коэффициент — 250! Равнопрочная стальной деталь, созданная из одностенных углеродных нанотрубок, если их идеально соединить, будет легче в 250 раз. Автомобиль легче в 250 раз, представляете? Его ветром сдует. Четырехкилограммовый автомобиль. К тому же в мире не существует производства таких трубок, их получают лабораторным путем, и цена зашкаливает за $150 000 за килограмм. Этот разговор состоялся в 2009 году, а в феврале 2010-го Юрий Коропачинский вместе с Олегом Кирилловым, Юрием Зельвенским и Михаилом Предтеченским создали компанию OCSiAl. Все остальные проекты в сфере высоких технологий было решено закрыть.
лазменный реактор

Через месяц Предтеченский в эксперименте получил первые нанотрубки. Их было ничтожное количество, несколько черных точек на белоснежном фильтре. Но электронный микроскоп показывал, что это те самые одностенные углеродные нанотрубки. И получил их Михаил Предтеченский на своем плазменном генераторе, еще одном из его фундаментальных изобретений. Дело в том, что плазменные генераторы — плазмотроны — используются во многих областях. Предтеченский столкнулся с ними, когда работал над проектом с Air Products. Мощные плазмотроны не могли долго работать даже в инертном газе — сгорали электроды. Десятилетиями ученые и технологи пытались создать материал электродов, который бы «стоял», но ничего не получалось — время работы измерялось секундами. Когда Михаил рассказывает, все кажется простым: «Я подумал, а почему электроды должны быть твердыми? Сделаю я их жидкими. Две ванны с расплавом, а между ними пустим дугу. Дуга загорается, плавит изначально твердый металл, и получаются две металлические лужицы, на которые и замыкается дуга. Жидкость же эрозии не подвержена. Я сделал такую машину, которая может работать вечно, в любой среде, с любой мощностью». Обычные плазмотроны работают на инертном газе, потому что эрозия электродов пропорциональна химической активности и температуре. Например, на водяном паре они разрушаются мгновенно. А в плазмотрон Предтеченского можно хоть хлор вводить — по сути это плазмохимический реактор. Многие металлургические и химические процессы можно изменить принципиально. Михаил долго пытался пристроить свое изобретение, встречался с олигархами, даже пытался сделать на нем реактор для уничтожения супертоксичных отходов. «Ключевым моментом была наша встреча с Юрием, — вспоминает он. — Он оказался тем самым человеком. С одной стороны, представитель крупного бизнеса с деньгами, с другой — сын академика, с нашим классическим образованием. С ним быстро нашли общий язык. Как раз перед нашей встречей я был на выставке «Роснано» и внимательно посмотрел, что можно делать с нанотрубками. Я с момента их открытия следил за ними, но не знал, зачем они. А когда увидел, как они пошли в материалах, понял, что за ними фантастическое будущее».

"Десятилетиями учёные и технологи пытались создать материал электродов, который бы «стоял», но ничего не получалось — время работы измерялось секундами. «Я подумал, а почему электроды должны быть твёрдыми»"

Графеновые нанотрубки

Если поискать в интернете, то выяснится, что углеродные нанотрубки в промышленном масштабе производят не только в Новосибирске. Разница в маленькой детали — в Академгородке делают одностенные нанотрубки, а во всем остальном мире — многостенные. И разница эта принципиальна. «Многостенная трубка — это трубка, «свернутая» из графита, — популярно объясняет Юрий Коропачинский, — а одностенная — из графена. Если бы графен был открыт раньше, чем нанотрубки, они бы назывались графеновыми. Это разные материалы с совершенно разными свойствами. Между ними такая же разница, как между алмазом и каменным углем, хотя и то и другое состоит из углерода. Многостенная нанотрубка — это маркетинговый обман. Вроде у нас очень похожий продукт, но чуть толще стенки. Корректно говорить — графеновые и графитовые. Мы делаем трубчатую модификацию графена, из одного атомного слоя. А они не делают. Мало того, в некоторых режимах наш реактор синтезирует графен, но мы пока не видим рыночных ниш, в которых графен превосходит нанотрубки. Как только увидим, первыми в мире выпустим промышленную партию». Однако промышленная партия графеновых нанотрубок в OCSiAl получилась нескоро. С 2009 по 2012 год в проект закачали $20 млн, построив 11 прототипов. И после этого Коропачинский взял фильтры с черными точками нанотрубок и полетел к главе «Роснано» Анатолию Чубайсу. Анатолий Борисович внимательно посмотрел на них и сказал одно слово: «Впечатляет». Помолчав, добавил: «Хотите построить реактор? Сколько будете производить? Тонну в год? А вы знаете, что Bayer в прошлом месяце запустил реактор мощностью 500 т многостенных трубок в год?». Коропачинский ответил: «Знаю, и что? Закроется через три года». Рассказывая эту историю, здесь Юрий начинает смеяться: «И знаешь, месяц в месяц через три года Bayer закрыл свой реактор. Потому что многостенные трубки нафиг никому не нужны». Чубайс поверил наглым предпринимателям из Сибири, и «Роснано» вложил в проект $20 млн, стал первым внешним акционером компании. Говорят, это лучшая из инвестиций госкомпании. На вопрос, зачем OCSiAl понадобилось «Роснано», если у инвесторов были собственные деньги (на сегодняшний момент в OCSiAl инвестировали более $150 млн), Коропачинский объясняет: масштаб проекта такой, что на определенном этапе все равно потребуются инвесторы. Когда ты строишь компанию на свои деньги, получаешь семейную компанию. В семейную компанию не приходят инвесторы, в семейной компании по-другому устроены управление, система принятия решений, требования к менеджменту. Чтобы компания стала публичной — а мир захватывают только публичные компании, — ее надо строить с самого начала по-другому. И с самого начала научиться учитывать мнение внешнего инвестора. «Роснано» в этом плане — идеальный вариант.

Graphеtron 1.0

На деньги «Роснано» и был построен первый промышленно-исследовательский реактор Graphetron 1.0 в новосибирском Академпарке — более удачном аналоге «Сколково». В прошлом году реактор синтезировал 1250 кг одностенных углеродных нанотрубок (SWCNT) под торговым наименованием TuballTM. В 2016 году было четыре тонны, в этом году он должен произвести от семи до десяти тонн. А через стенку полным ходом ведется строительство уже промышленного Graphetron 50, который рассчитан, как видно из названия, на 50 т в год. Много это или мало? До запуска Graphetron 1.0 мировая цена SWCNT была $150 000 за килограмм. «Ничего себе, тонну покупают за $150 млн! А мы можем продавать в сто раз дешевле. Это же какая очередь выстроится у входа! — потирает руки Коропачинский. — Но я думаю, что все агентства ошибались и ошибаются. Я думаю, что коммерческих продаж до нашего появления не было нигде и никогда. Шли небольшие партии для исследовательских целей. Покупали, как кокаин, граммами». Например, NASA пыталась применить этот материал для спутников, но не смогла запустить проект, потому что не нашла поставщика на 100 кг в год. Его просто не было в природе. Еще несколько лет назад мировой рынок одностенных нанотрубок потенциально оценивался в 10 т в год, но с каждым годом оценка существенно возрастает. Если еще два года назад OCSiAl оценивала его в 145 000 т, то сейчас — более чем в 500 000. «Я вижу потенциал роста компании за десять лет в тысячу раз, — говоря эту фразу, Юрий делается серьезным. — На сегодняшний момент мы единственные производители в мире». По мере производства стремительно расширяются и области применения графеновых нанотрубок. В самом начале OCSiAl рассчитывал на рынок литий-ионных батарей, углепластиковые композиты и шинную промышленность — логично идти в те области, где ранее применялись другие формы углерода. То, что можно сделать из аморфного углерода, из нанотрубок получится в сотни раз лучше. Например, добавление в электроды литиевых аккумуляторов порядка 0,01% одностенных нанотрубок увеличивает их емкость на 20%. Но новые области применения появляются прямо на глазах. Совсем недавно профессор Орбах из израильского университета Бар-Илана спас почти целую отрасль — рынок кислотно-свинцовых аккумуляторов объемом более $38 млрд в год. Дело в том, что в ближайшее время все производители автомобилей будут вынуждены устанавливать в машины системы «старт-стоп», которые в разы повышают требования к количеству циклов заряда-разряда — от нынешних 300 у существующих аккумуляторов до 800. Сейчас это возможно только при помощи литиевой технологии. Так вот, Орбах разработал технологию добавления одностенных нанотрубок, которая увеличивает количество этих циклов у свинцовых аккумуляторов от 600 до 900. И подобных примеров сотни. В этом году OCSiAl провела переговоры с 2500 потенциальными клиентами — по 10 встреч в день. Сейчас офисы компании работают в Люксембурге, Тель-Авиве, Сеуле, Мумбае, Гонконге, Шэньчжэне, Огайо, есть представители в Малайзии, Германии, Великобритании, Австралии и Японии. В ближайшие годы компания собирается строить свои реакторы на всех континентах и во всех развитых странах. Мало того, они имели эту возможность с самого начала. Тогда почему современное производство находится в Академгородке? «Потому что тут Предтеченский, — улыбается Коропачинский, — и потому, что пока у нас работает исследовательский реактор. На «Графeтроне» мы проводим фундаментальные физические исследования, и у нас работают академик, профессора, доктора и кандидаты наук. Академгородок — идеальное место для таких исследований. Почему мы синтезировали в этом году 4 т трубок, а не 7? Потому что половину времени реактор работал в исследовательском режиме. Это мощная научная установка. Ну и как побочный эффект, она синтезирует 98% трубок в мире».

"Ещё несколько лет назад мировой рынок одностенных нанотрубок потенциально оценивался в 10 тонн в год, но с каждым годом это число возрастает на порядки. Если два года назад по данным OCSIAL это было 145 000 тонн, то сейчас — более чем 500 000. «Я вижу потенциал роста компании за десять лет в тысячу раз»."

Секретные материалы

В помещении, где стоит Graphetron 1.0, строжайше запрещено фотографировать. «Даже у меня нет селфи рядом с реактором, — смеется Коропачинский. — Мало того, на Graphetron нельзя даже посмотреть — когда я захожу в помещение, он занавешен черной материей, как камень в Каабе. Исключение не делается даже для университетского друга. Такой секретности я не видел даже на военных заводах». Поэтому логичен вопрос, как OCSiAl собирается защищать свои технологии. «У OCSiAl зонтичный патент», — говорит Юрий. Когда у изобретения нет принципиальной особенности, то пытаются выдумать странную конструкцию, запатентовав, например, режим синтеза или катализатор. Любой такой патент обязательно будет обойден — невозможно по ста параметрам все закрыть. Классический пример: в СССР были изобретены суда на воздушной подушке, и в патенте были указаны углы атаки. Тут же вышел английский патент, в котором были запатентованы все остальные углы атаки. «Знаете, как звучит патент швейной машинки «Зингер», который никогда не был обойден? — смеется Коропачинский. — «Иголка с ушком спереди». Все. Нельзя сделать швейную машинку без такой иголки. Вот у нас такой патент. Если грубо, то он звучит так: «Любым мыслимым и немыслимым способом создаешь истинную наночастицу, которая летит в потоке любого углеводородного газа в любых режимах и на ней растет одностенная трубка». Если да, то наш патент, если нет, то нет. Это значит, что мы можем не раскрывать ничего: ни катализаторы, ни способ изготовления, ни режимы». «А кто придумал патент?» — спрашиваю я. «Конечно, Предтеченский, — я заражаюсь смехом Коропачинского, — а кто еще на планете мог придумать такой патент?!».
Статья  опубликована в журнале «Популярная механика» (№171, январь 2017).

Лев Термен. Музыка сфер и шпионаж

Лев Термен родился в конце XIX века в Санкт-Петербурге в дворянской семье с французскими корнями. Одновременно закончил консерваторию и физико-математический факультет университета и поступил на работу в институт академика Абрама Иоффе. В 1920 году, в возрасте 24 лет, Термен изобрел электромузыкальный инструмент, которому дал имя терменвокс. Изобретение прославило его на весь мир. Играя на терменвоксе, не нужно нажимать клавиши или касаться струн — движения руки в воздухе воздействуют на чувствительную антенну, а на выходе формируется сигнал с разной частотой. Именно терменвокс считается «дедушкой» всех современных электронных музыкальных инструментов.

Изобретение Термена имело успех в СССР (акустик лично демонстировал его Ленину), а также в Европе и США. В 1920-е годы изобретатель поучаствовал в нескольких крупных выставках, получал множество приглашений и часто ездил за границу. В 1926 году Термен изобрел «дальновидение» — смог передать изображение на расстоянии.

В 1928 году он на десять лет переезжает в США. Как говорила спустя много лет его дочь Наталья Термен, «с 1928 по 1938 год Термен осуществлял интернациональную, культурную и научную миссию в США». Другие источники, впрочем, сообщали, что в Соединенных Штатах Термен работал не только как ученый, но и как советский разведчик: якобы он был командирован в Америку начальником 4-го армейского управления РККА (внешней разведки) Яном Берзиным.

В США Термен вращался в кругах политической и деловой элиты, арендовал целый шестиэтажный дом, в котором устроил студии и мастерские, запатентовал терменвокс и еще несколько изобретений, связанных с акустикой. Среди немузыкальных работ Термена — система сигнализации для тюрем Синг-Синг и Алькатрас.

В 1938 году он вновь оказался в СССР: в своих поздних интервью, уже в конце 1980-х, изобретатель утверждал, что сам просился на родину, но его американская супруга Лавиния Вильямс настаивала, что отъезд мужа не был похож на добровольный. Так или иначе, органы НКВД обещали Термену, что его жене будет позволено приехать к нему в Советский Союз, но этого не произошло. А в 1939 году всемирно известный создатель терменвокса оказался под арестом. Термена объявили причастным к покушению на Кирова: согласно обвинению, в 1934 году Киров собирался посетить Пулковскую обсерваторию, а работавшие там астрономы якобы заложили фугас в маятник Фуко. Роль Термена — который в 1934 году жил в США — была такова: в тот момент, когда Киров подойдет к маятнику, он с помощью радиосигнала прямо из Америки должен был привести фугас в действие.

Изобретателю дали восемь лет лагерей и отправили на Колыму, но там он изобрел самоходную тачку, которая позволяла сократить нагрузку на заключенных, и Термена перевели в «туполевскую шарагу» — авиационное конструкторское бюро в Омске. На новом месте инженер работал над прототипами современных беспилотников, а также устройствами для прослушки. За одно из них, под названием «Буран», заключенный Термен получил Сталинскую премию первой степени — и сам факт награждения, и разработка были засекречены.

Другое устройство, получившее название «Златоуст», в 1945 году было установлено в здании посольства США. Разработанный Терменом «жучок» не требовал элементов питания и проводов, а действовал на основе высокочастотного резонанса. Устройство подарили американскому послу Авереллу Гарриману пионеры в «Артеке» — они преподнесли дипломату огромное деревянное панно в форме большой печати США, а внутри массива дерева был спрятан «жучок». Гарриман повесил подарок в своем кабинете, и прослушка исправно работала восемь лет. Обнаружили устройство случайно (в переписке американских спецслужб, а затем в литературе оно получило название The Thing — «эта штука») и еще несколько лет не могли разобраться, как оно работает.

Термен вышел на свободу вскоре после получения премии в 1947 году и был реабилитирован еще до смерти Сталина. Женился в третий раз — на молодой сотруднице госбезопасности. До 1960-х годов в Европе и США считали, что он умер в 1940-е годы в Советском Союзе; о том, что Термен жив и здравствует, случайно узнал журналист The New York Times. После публикаций в западной прессе Термена уволили из Московской консерватории. Работать ему пришлось на должности механика при физическом факультете МГУ, а лабораторию (изобретатель продолжал заниматься акустикой и совершенствовать терменвокс) он организовал в своей комнате в коммуналке.

Незадолго до того, как КПСС прекратила свое существование, Термен вступил в партию — как, по его словам, и «обещал Ленину». Умер Лев Термен в 1993 году.

Николай Тимофеев-Ресовский. Нобелевский комитет не дозвонился

Генетик Николай Тимофеев-Ресовский происходил из дворянской семьи, но в годы Гражданской войны воевал в рядах Красной армии. С 1922 года молодой ученый работал с основателем русской школы экспериментальной биологии Николаем Кольцовым. В 1925 году по рекомендации Кольцова и приглашению немецкого Общества кайзера Вильгельма Тимофеев-Ресовский поехал работать в Берлин — в лабораторию исследования мозга Оскара Фогта.

Весной 1937 года биологу и его жене отказались продлить паспорта в советском консульстве, вынуждая их вернуться на родину. Но учитель и коллега Кольцов предупреждал Тимофеева-Ресовского, что ехать в Советский Союз не стоит: в Москве уже были арестованы трое из четырех его братьев. Так ученый стал невозвращенцем и остался в гитлеровской Германии.

В 1945 году он по-прежнему жил в Берлине, работая в институте мозга. Когда город заняли советские войска, военная администрация сначала назначила Тимофеева-Ресовского директором Института исследования мозга в Бухе, а затем задержала его и этапировала в Москву. Ученого проверяли на причастность к нацистским преступлениям, никаких свидетельств его участия в военных разработках не обнаружили, однако признали виновным в измене родине и приговорили к десяти годам исправительно-трудовых лагерей.

Сначала Тимофеев-Ресовский оказался в Карлаге, где чуть не умер от голода, но в 1947 году его отправили на Урал в так называемую лабораторию «Б» — изучать воздействие радиации на живые организмы. Местом работы Тимофеева-Ресовского стал «Объект 0211» — закрытая лаборатория за колючей проволокой в глухой тайге. Правда, жил ученый уже не в бараке, а в отдельном доме вместе с женой, которая также была биологом и работала в той же секретной лаборатории. Тимофеев-Ресовский был одним из пионеров дозиметрии, его исследования положили начало ядерной медицине.

В начале 1950-х ученого выдвинули на Нобелевскую премию за исследования мутации, но советские власти не ответили на запрос Швеции о том, жив ли он.

За колючей проволокой Тимофеев-Ресовский работал до 1951 года, затем его освободили из заключения, а в 1955 году сняли судимость, но вернуться в Москву не позволили. Генетик работал сначала в Свердловске, потом в Обнинске, в конце 1960-х снова оказался в Москве. Умер он в 1981 году, а реабилитирован был только через 11 лет.

ЮНЕСКО объявило 2000 год годом Николая Тимофеева-Ресовского.

Лев Зильбер. Патент на имя НКВД

Будущий вирусолог и иммунолог Лев Зильбер рос в большой семье, у его родителей было шестеро детей. Известность получил не только Лев: брат Давид Зильбер стал военным врачом, Александр прославился как композитор и режиссер (по совету певицы Лидии Руслановой он сменил фамилию Зильбер на Ручьев), а Вениамин — как писатель (он работал под псевдонимом Каверин).

Закончив Псковскую гимназию (там Лев подружился с будущим писателем Юрием Тыняновым) и Петербургский университет, Зильбер поработал в Москве, Франции и Германии, а в 1929 году стал директором Азербайджанского института микробиологии в Баку.

В 1930 году ученый победил вспышку легочной чумы в городе Гадрут в Нагорном Карабахе. В Баку его встречали как героя, представили к ордену — но буквально через несколько недель обвинили в диверсии. Якобы микробиолог сам организовал эпидемию, а затем привез с собой чумные бактерии из Гадрута, чтобы заразить все население Азербайджана. Зильбер четыре месяца провел в изоляторе, был этапирован в Москву на Лубянку — но к маю вышел: как полагал он сам и его близкие, благодаря заступничеству Максима Горького, к которому обратился младший брат Вениамин.

В 1930-е Зильбер боролся с эпидемией оспы в Казахстане, создал в Институте микробиологии Академии наук отделение вирусологии и Центральную вирусную лабораторию Наркомздрава, которую и возглавил. Он разработал эффективную противочумную вакцину и выдвинул гипотезу о вирусном происхождении злокачественных опухолей. В 1937 году отправился в экспедицию на Дальний Восток, где открыл вирус клещевого энцефалита, изучил эпидемиологию заболевания и его переносчика — таежного клеща, а также выделил 29 штаммов вируса. По возвращении Зильбер оказался в Сухановской тюрьме по обвинению в шпионаже, измене родине и диверсиях.

Как выяснилось позже, донос на него написал директор института, у которого возник производственный конфликт с ученым. Директор заявил, что на Дальнем Востоке вирусолог с коллегами специально заражали колодцы, чтобы распространять энцефалит, а не бороться с ним. В Москве, согласно обвинительному заключению, Зильбер собирался отравить водопровод. Ученому дали десять лет исправительно-трудовых лагерей и отправили в Печорский лагерь, где он сначала работал на лесоповале, а затем стал лагерным врачом.

В заключении Зильбер разработал лекарство от пеллагры — смертельной в лагерных условиях болезни, вызванной истощением и авитаминозом. При пеллагре у человека начинается сильнейший понос и сходит лоскутами кожа.

«Я узнал, что олений мох — ягель — содержит много углеводов, и организовал довольно значительное производство дрожжей, используя обработанный соответствующим образом олений мох в качестве среды для их размножения. Дрожжи были очень важным продуктом в наших условиях, главным образом, как источник витаминов. При подкожном введении они оказывали весьма благоприятное действие на тяжелые авитаминозы и дистрофии, в которых не было недостатка», — вспоминал впоследствии сам ученый.

В 1944 году антипеллагрин даже удалось запатентовать — правда, авторское свидетельство было выписано не на имя Зильбера, а на Народный комиссариат внутренних дел (НКВД). Создателя лекарства перевели с Крайнего Севера в подмосковную шарагу — Загорский тюремный институт. По воспоминаниям ученого, около двух недель ему пришлось провести в тюрьме с уголовниками — так Зильбера «уговаривали» присоединиться к работе бактериологической лаборатории. Но ему удалось отказаться, и вирусолога перевели в другую шарашку, где он смог работать над своей теорией вирусного происхождения рака, которая имела и имеет огромное значение для последующих исследований.

В том же 1944 году Зильбер вышел из лагеря, а в 1946 году ему дали Сталинскую премию за монографию об энцефалите, над которой он работал, когда был арестован — то есть фактически наградили за те исследования, которые в 1939 году были истолкованы как «диверсия». В 1949 году судимость сняли, в 1955 году ученый был реабилитирован. В 1966 году Лев Зильбер умер, работая в своей лаборатории.

Первые «особые конструкторские бюро» и «специальные конструкторские бюро» появились в лагерях ОГПУ еще в конце 1920-х: туда отправляли инженеров, строителей и других специалистов, осужденных по статье «вредительство». В сентябре 1938 года приказом наркома внутренних дел Николая Ежова был создан Отдел особых конструкторских бюро НКВД СССР, которому подчинялись разбросанные по ГУЛАГу конструкторские бюро (КБ) и научно-исследовательские институты (НИИ), где работали ссыльные и заключенные ученые и специалисты. Среди самых знаменитых шараг, как называли тюремные КБ их работники — «Туполевская шарага» и «Тушинская шарага», специализировавшиеся на авиационных двигателях; «Марфинская шарага» (будущий концерн «Автоматика»); лаборатория «Б» в Челябинской области, занимавшаяся ядерными разработками, и ОКБ-172 при ленинградской тюрьме «Кресты», где в 1940-е разработали десятки образцов военной техники.

Николай Кошляков. Математика на куске фанеры

Математика Николая Кошлякова арестовали в конце 1941 года в блокадном Ленинграде по делу «Союза старой русской интеллигенции», также известному как «дело №555». Ученых брали буквально по списку: всех, кого так или иначе упоминали на допросах их репрессированные в 1936-37 годах коллеги. Всего за решеткой оказалось 127 человек, в том числе профессора Андрей Журавский, Николай Розе и другие. Фабула обвинения сводилась к тому, что «реакционно настроенные» ученые и инженеры ждали прихода немецких оккупантов, чтобы восстановить в стране капитализм.

Кошлякова приговорили к расстрелу, но заменили высшую меру наказания десятью годами лагерей и отправили по этапу на Урал, в лагерь вблизи Соликамска. Тем временем его семья эвакуировалась в Новосибирскую область, и сын, уезжая, забрал с собой некоторые работы отца, а также второй том «Курса современного анализа» Уиттекера и Ватсона, и при первой же возможности отправил все это в лагерь (в 1943 году Кошлякову разрешили переписку).

Позже со ссылкой на собственные воспоминания и рассказы математика его коллеги писали, что вместо бумаги, которой в лагере не хватало, Кошляков использовал фанеру, соскребая ранее написанное куском стекла. Расчеты он делал в бараке для доходяг: ученого не посылали на общие работы, так как он был истощен и страдал пеллагрой. В 1943-44 годах Кошляков написал две важных работы: «Исследование некоторых вопросов аналитической теории рационального и квадратичного поля» и «Исследование одного класса трансцендентных функций, определяемых обобщенным уравнением Римана». Последнюю работу ему, находясь в ГУЛАГе, удалось опубликовать.

Закончив труд, ученый показал его лагерной администрации и объяснил, что записи представляют ценность для науки. Начальство переслало исследование на Лубянку, оттуда оно попало на экспертизу в Математический институт имени Стеклова Академии наук СССР и легло на стол академику Ивану Виноградову. Тот дал прочитать его академику Сергею Бернштейну, и ученые поспешили отправить в НКВД положительный ответ. Бернштейн написал и самому Кошлякову в Соликамск: «Надеюсь, что здоровье и силы помогут Вам продолжить Ваши прекрасные исследования». Прочитав открытку от академика, лагерное руководство выдало заключенному Кошлякову бумагу и увеличило паек. В конце 1944 года математика этапировали в Москву: он стал работать в так называемой шараге — теоретическом отделе конструкторского бюро СБ-1 (впоследствии из этой шарашки выросло НПО «Алмаз» имени Расплетина).

Исследование ученого увидело свет в 1949 году, когда он еще отбывал срок. Разрешение на публикацию органы НКВД дали, но запретили упоминать фамилию математика-заключенного, поэтому работу издали под псевдонимом Н.С. Сергеев.

Освободился Николай Кошляков в 1951 году, в 1953 году ему дали Госпремию СССР, орден Ленина и квартиру в Москве, а в 1955 году математик и другие ленинградские ученые, арестованные по «делу №555», были реабилитированы. Многие — посмертно.

Юрий Кондратюк. Гигантское зернохранилище и полет на Луну

Настоящее имя инженера Юрия Кондратюка — Александр Шаргей. Он родился в Полтаве, рос в Петербурге, жил в Киеве. Закончил школу прапорщиков и после Октябрьской революции оказался мобилизован в Белую армию, дезертировал и пытался уйти пешком за границу, но был задержан. Ареста Шаргею удалось избежать: с помощью мачехи молодой человек получил поддельные документы на имя уроженца Луцка Юрия Васильевича Кондратюка. Под этим именем он и жил до конца своих дней.

Опасаясь репрессий как бывший офицер царской армии, Кондратюк уехал сначала на Кубань, затем на Урал и, наконец, в Сибирь. В 1927 году, работая на Алтае механиком на зернохранилищах, он предложил построить огромный элеватор на 13 тысяч тонн зерна. Проект был осуществлен и получил название «Мастодонт»: гигантская деревянная постройка в городе Камень-на-Оби была возведена без единого гвоздя и без чертежей — Кондратюк строил ее как русскую избу, только высотой эта изба была с семиэтажный дом.

Сначала на строительство гиганта дали добро, но летом 1930 года Кондратюка и еще нескольких сотрудников предприятия «Хлебопродукт» арестовали и обвинили во вредительстве: инженеру вменяли намерение уничтожить 10 тысяч тонн зерна и приговорили к трем годам лагерей, которые позже заменили ссылкой.

В ссылке Кондратюк работал в одной из первых шараг — специализированном бюро для инженеров-заключенных №14 в Новосибирске, которое занималось проектированием угольных предприятий. Вместе с другим ссыльным инженером, Горчаковым, они подали заявку на объявленный Наркоматом тяжелой промышленности конкурс по проектированию Крымской ветроэлектростанции (ВЭС) и победили. Об их освобождении из ссылки просил лично нарком Григорий Орджоникидзе, и с 1933 года Кондратюк работал над проектом на свободе. В 1937 году на горе Ай-Петри началось строительство его ветроэлектростанции.

Инженер запатентовал множество изобретений и написал несколько важных теоретических работ в области космонавтики, самая известная — «Завоевание межпланетных пространств». Кондратюк рассчитал оптимальную траекторию полета к Луне, которую NASA применило в своей программе «Апполон» в 1961 году. Когда началась Великая Отечественная война, изобретатель ушел добровольцем на фронт. В феврале 1942 года он погиб.

Обвинения с Кондратюка сняли в 1970 году, реабилитировав его за отсутствием состава преступления. Построенное им зернохранилище «Мастодонт» простояло до 1997 года, когда сгорело во время пожара.

Елена Шмараева

Продолжение читайте завтра

Любительская оценка сортов засолочных томатов селекции СибНИИРС. Накануне нового дачного сезона мы продолжаем публиковать материалы, написанных специалистами Сибирского НИИ растениеводства и селекции (ФИЦ «Институт цитологии и генетики») и практикующими овощеводами в помощь нашим огородникам.

Наверное, это тот случай, когда дегустация меняет устоявшиеся стереотипы. Обычное восхищение от размера плода вдруг сменяется восхищением от вкуса. И вот уже оказывается, что в овощах размер – не главное.

Сорт Невеличка селекции Сибирского научно-исследовательского института растениеводства и селекции (СибНИИРС) появился на наших участках только в этом году. Сорт, обладающий небольшими плодами и плотной консистенцией, официально позиционируется как засолочный. Такие плоды  удобно складывать в банки, а благодаря плотной мякоти они отлично держат форму, не трескаясь и не расплываясь. Собственно, этот сорт был выдран мною именно «с прицелом» на заготовки. 

Интересно, что перовое впечатление от Невелички у горячих поклонников Бычьего сердца  было скептическим. Особенно это касалось дачников-пенсионеров, любящих увесистые помидоры. «Уж какие-то они мелкие. Недаром «Невеличкой» назвали» - снисходительно говорили они, глядя еще на зеленые помидорки, напоминавшие издали небольшие яблочки. Однако, отведав спелый плод, они резко меняли свое отношение к сорту: «Ничего себе, какие они вкусные! Нет, надо будет на следующий год посадить обязательно».

Восторг это  был совершенно искренним. Что характерно для Невелички? Плоды, действительно, небольшие. По размеру они – примерно такие же, как нектарины. Средняя масса плодов была где-то около ста граммов. Некоторые были еще мельче. Но вот вкус… Он существенно отличается от крупноплодных салатных сортов. Что характерно для того же Бычьего сердца? Плод мясистый, мякоть немного «зернистая», расплывающаяся. У Невелички плоды гладенькие, «лакированные», мякоть плотная и, что самое характерное – приятно хрустит на зубах. Именно хруст придает плодам особое очарование. Характерно и то, что кожица – тонкая, но прочная, - оставляет своеобразное «лакричное» послевкусие. Кажется, что именно кожица придает плодам отчетливую сладость.

Пробуя плоды Невелички, я невольно пришел к заключению, что существующая классификация сортов нуждается в пересмотре. Конечно, Невеличка идеально подойдет для засолки. Тут сомнений нет. Но и в свежем виде она потребляется, как у нас говорят, за милую душу. Такими помидорками приятно лакомиться: накладываете полное блюдо и уминаете их так же, как нектарины. Причем, я бы не сказал, что они не подходят для салатов. Например, популярный в наши дни греческий салат, на мой взгляд, лучше всего делать именно с такими помидорами, как Невеличка, ибо их плотная хрустящая консистенция будет здесь подходящей как никогда, хорошо гармонируя с огурцами, репчатым луком  и сладким перцем. Крупноплодные салатные сорта с расплывающейся мякотью вряд ли впишутся в такую композицию. Я бы их вообще рекомендовал для переработки на томатную пасту, кетчупы или томатную основу для  Болоньезе.

Чем еще хорош сорт Невеличка, так это своими неоспоримыми эстетическими достоинствами. Гладенькая «лакированная» поверхность плодов не сморщивается в лежке (что обычно для крупноплодных салатных сортов, в особенности для того же Бычьего сердца). При перезревании кожица может треснуть, но форма сохраняется – как будто плод «накачан» изнутри. Да и в незрелом виде, на кусте, плоды тоже выглядят привлекательно и даже аппетитно, будто это фрукты.

Кроме того, стоит почеркнуть, что при выращивании в открытом грунте – рядом с крупноплодными сортами, сорт Невеличка показал более высокую устойчивость к гнили,  в сравнении, опять же, с Бычьим сердцем.

И наконец, несколько слов еще об одном сорте сибирской селекции, который, наверное, придется по сердцу гурманам и ценителям итальянской кухни. Здесь стоит упомянуть Шалун. Это мелкоплодный сорт типа черри. Я приобрел его в СибНИИРС по просьбе моего старшего брата, вдохновившегося идеей приготовления консервированных вяленых томатов в оливковом масле. 

Шалун выращивался в поликарбонатной теплице и дал приличный урожай. Сорт, действительно, немного экзотический. Поражает внешний вид растения: объемная, как у акации, «крона», усыпанная маленькими плодами. Для многих дачников такая форма куста и впрямь выглядит диковинно. Такое вот небольшое «томатное деревце».

Правда,  по размеру плод Шалуна чуть крупнее тех помидор-черри, что продаются в наших супермаркетах и которыми декорируют некоторые блюда. Большинство плодов достигали веса до 40 - 50 грамм. По внешнему виду они  напоминают уменьшенную Невеличку – такие же круглые, плотные и гладенькие. Правда, мякоть их чуть более «мясистая».  Во вкусе тоже есть сходство – отчетливая сладость и заметный приятный хруст на зубах. Сорт вполне пригоден для засолки. А для гурманов – вообще идеален. Мой брат, хорошо «познакомившись» с этим сортом, пришел к выводу, что размеры у таких помидор как раз то, что надо: «Сразу положил в рот, не разрезая. И сок никуда не вытечет». По его словам, ему нравится ходить по теплице, срывая поспевшие помидорки и уминая их словно черешню. Шалун еще больше подходит для лакомства, чем Невеличка.

Говоря о вкусе, надо отметить, что у этих сортов не совсем «итальянский» характер. Дело в том, что итальянцы (а равно жители Средиземноморья и Кавказа) ценят помидоры за их кисловатый привкус, оттеняющий вкус мяса, рыбы или других блюд (типа макарон). И томатные соусы также должны быть с отчетливой кислинкой. Упомянутые сибирские сорта в  этом плане заметно отличаются, поскольку в их вкусе присутствует отчетливая «сластинка». Кислотность же практически не чувствуется.

Тем не менее, именно это качество по достоинству оценено нашими садоводами-любителями.  Кислятины нам здесь, в Сибири, и так хватает. Её, например, полно в ягодах. И на этом фоне сладкие помидоры воспринимаются как высший класс.

Олег Носков

Фото автора.

Онкологические заболевания ежегодно уносят жизни миллионов людей, и неудивительно, что на протяжении веков наука старается изучить их и найти способы эффективного излечения. Периодически появляются факты, которые кардинально меняют наш взгляд на то, как возникают, формируются и растут опухоли. Одно из них – открытие раковых стволовых клеток, которое было сделано в 1991 году.

В результате их изучения, ученые пришли к выводу, что любое злокачественное новообразование (неоплазия) развивается из одной клетки. Сами по себе они составляют лишь небольшую популяцию опухолевых клеток. Однако, будучи истинно стволовыми клетками, они (и только они) способны к неограниченному числу делений и постоянному самовоспроизведению. Именно с этим, кстати, связывают и механизм метастаз опухоли, и внезапные рецидивы, казалось бы, излеченной болезни: достаточно уцелеть одной стволовой клетке, и она может в любой момент запустить процесс образования новой опухоли.

С другой стороны, стало понятно, что надо менять сам подход к лечению болезни. Прежде исследователи направляли усилия на поиск способа уменьшить массу опухоли и, в итоге, уничтожить ее. Но, поскольку выяснилось, что стволовые клетки наиболее устойчивы к традиционным методам терапии, получается, что лечение не устраняет источник заболевания. Чтобы решить проблему, ученым необходимо изучить механизмы жизнедеятельности этих клеток, найти их уязвимые места.

Именно эту работу на протяжении ряда лет проводит группа сотрудников лаборатории индуцированных клеточных процессов ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН» во главе с д.б.н. Сергеем Богачевым. В результате, им удалось обнаружить и экспериментально доказать, что стволовые клетки обладают уникальным свойством: они оказались способны захватывать экстраклеточные фрагменты ДНК. Используя эту особенность, ученые смогли пометить раковые стволовые клетки: они ввели специфический флуорохромный краситель в ДНК-зонд, и принявшие его клетки стали светиться красным.

Ученым еще предстоит разобраться с тем, для чего клеткам необходимо это свойство. Но уже само его обнаружение может принести немало пользы. Этой теме посвящено наше интервью со ст. научным сотрудником лаборатории, к.б.н. Евгенией Долговой:

– Прежде всего, зная о наличии такого механизма, мы получаем возможность проводить таргетное (нацеленное) воздействие именно на стволовые клетки как причину возникновения заболевания. Это очень важно для выработки эффективной стратегии лечения.

– Насколько мне известно, Вы с коллегами, уже провели успешное лечение группы лабораторных животных. В чем заключается Ваш подход?

– Сегодня существует (и применяется во врачебной практике) группа препаратов – цитостатиков, один из наиболее известных – циклофосфан. Они воздействуют на клетку, когда та находится в стадии митоза (деления). Препарат нарушает ход процесса деления клетки и это должно приводить ее к апоптозу (самоуничтожению). Проблема заключалась в том, что стволовые клетки отличаются повышенной устойчивостью к такому воздействию и способны его пережить. Но нам удалось установить, что существует определенный временной промежуток после воздействия цитостатика, когда раковая стволовая клетка становится уязвимой для попадания внутрь нее фрагментов экстраклеточной ДНК. Далее нам удалось выяснить, что, если вводить эти препараты с определенным интервалом, сами фазы клеточного цикла в определенный момент синхронизируются. И это позволяет воздействовать на них одновременно. Исходя из этой информации, мы разработали композитный препарат, содержащий фрагменты двухцепочной ДНК, который поглощается именно стволовыми клетками (то есть все лекарство доходит до «нужного адресата») и затем ведет к их гибели. Мы провели его проверку в ходе лечения лабораторных мышей от асцитной опухоли Кребс-2. Обычно это заболевание ведет к неизбежной гибели животных в течении двух недель. Нам же удалось полностью вылечить 50% мышей, а некоторые после дали здоровое потомство. Еще 25 % мышей погибли не из-за рака, а от заражения, вызванного разрушением опухоли, этого можно избежать, сочетая прием нашего препарата с обычными противовоспалительными средствами.  Положительные результаты дали и эксперименты, проведенные на культуре клеток человеческой глиобластомы. То есть сегодня мы можем говорить, что наша методика подходит для лечения большинства разновидностей раковых опухолей. Правда, в каждом случае необходимо разрабатывать свой регламент приема препарата, в зависимости от типа рака и индивидуальных особенностей организма.

– Известно, что рак – коварное заболевание, и нередки случаи, когда через некоторое время после, казалось бы, успешного лечения, возникают неожиданные рецидивы. С этим можно как-то бороться?

– Да, и в этом, опять же, поможет обнаруженное нами свойство. На сегодня известно, что в подавляющем большинстве случаев раковая опухоль начинается как раз с этих стволовых клеток. Отсюда и причина рецидивов – некоторые клетки выживают после курса терапии. А затем – порождают новое злокачественное образование.

Иногда это происходит сразу, иногда такая клетка на какое-то время «засыпает», а потом активизируется. Мы не знаем досконально, как и почему это происходит. Но теперь мы можем (и это доказано экспериментально) отслеживать наличие таких клеток, отследить, все ли они уничтожены в ходе лечения. Для этого нам достаточно пометить специальным красителем ДНК-зонды и ввести их в опухоль. Эти зонды не затронут обычные клетки, а стволовые, как говорилось, их поглотят и сами окрасятся в красный цвет. После этого их легко обнаружить через микроскоп. И можно проводить объективный мониторинг хода лечения.

Конечно, сегодня сложно сказать, когда открытие новосибирских ученых превратится в действующую медицинскую технологию. Для этого необходимы годы доклинических и клинических испытаний и немалые капиталовложения. Однако, полученные результаты уже позволяют исследователям ФИЦ ИЦиГ СО РАН говорить о том, что в терапии онкологических заболеваний появились новые горизонты. А вот воспользуется ли этим обстоятельством отечественная медицина или (как это уже бывало) плоды российской науки будут пожинать, в первую очередь, зарубежные фармацевтические корпорации, зависит в том числе и от позиции, которую займет в этом вопросе государство. Как известно, в сфере высоких технологий скупой платит не дважды, а многократно.

Георгий Батухтин

Глава Сибирского отделения РАН, академик Александр Асеев представил ТрВ-Наука свой взгляд на ситуацию с реструктуризацией в Академии наук и возможные варианты ее развития в 2017 году. Предметом его анализа стал также опыт 2016 года по образованию ФИЦ «Красноярский научный центр СО РАН».

Исходные базовые положения

Институциональная организация научных исследований — это зарекомендовавшая себя более чем за столетие, признанная во всем мире, эффективная форма проведения фундаментальных и прикладных исследований. <…> Вот почему во многих странах (Германии, США, Франции, Японии, Китае и др.) не отказываются от мощных специализированных и продуктивно работающих академических институтов, несмотря на существующие формы организации науки в университетах, в государственных и частных фирмах и корпорациях.

Отметим, что институты Общества Макса Планка и других научных организаций Германии и других стран, как правило, немногочисленны. Однако, например, в национальные центры в США входят десятки институтов с большими командами исследователей. В системе РАН успешные институты включают научные школы, создававшиеся десятки лет и имеющие устойчивые связи с предприятиями высокотехнологичных отраслей экономики регионов и страны в целом.

С этой точки зрения предложенное ФАНО создание ФИЦ, ФНЦ, НИИ, РНЦ (письмо М. М. Котюкова от 27 июня 2014 года) означает, на наш взгляд, не что иное, как отказ от зарекомендовавшей себя организации академической и прикладной науки, юридическую ликвидацию широкого спектра эффективно работающих научных организаций РАН, создание внутренне противоречивых «микроакадемий» с хаотично набранными и случайно переплетенными научными целями и задачами. Таким образом запускается переход от проверенной временем интеграции в рамках РАН юридически однородных научных организаций к их административно-командному подчинению ФАНО с не вполне легитимным правовым и административным статусом.

Стоит отметить, что в Гражданском, Бюджетном, Налоговом и Трудовом кодексах РФ не прописаны предлагаемые ФАНО юридические формы организаций. Более того, по нашему мнению, предлагаемая ФАНО реструктуризация фактически означает отказ от создания в России современных научных институтов мирового уровня в силу малой компетентности в науке наспех набранного аппарата ФАНО. Вместо этого предлагается имитация научной деятельности в научных «колхозах», приписки в отчетности за счет раздувания организаций и манипуляции формальными показателями (см. высказывания академика РАН Р. З. Сагдеева).

Не выдерживает критики и продекларированное на заседании Совета по науке и образованию жестко проводимое стремление положить в основу реструктуризации не фундаментальные приоритеты научного и технологического развития, а согласие на объединение ученых советов и коллективов научных организаций. Последнего вовсе нет в Гражданском и Трудовом кодексах РФ. При реорганизации действует уведомительный принцип в отношении трудовых коллективов со стороны руководства организаций (ст. 57 Гражданского и ст. 53 Трудового кодекса соответственно).

При оценке сложившейся ситуации следует не упускать из виду исходно заявленную цель реформы РАН, прописанную анонимными «реформаторами» в первом варианте Федерального закона №253-ФЗ и заключавшуюся в ликвидации Академии наук. В 2013 году не удалось достичь этой стратегической цели «реформаторов». Поэтому реформу РАН решено было проводить в несколько этапов, включая отчуждение институтов и научных центров от РАН с их передачей в ФАНО; образование ФИЦ и ФНЦ с массовым лишением институтов РАН статуса юридических лиц и их преобразованием в обособленные подразделения; тотальное обновление директорского корпуса; создание «параллельной» Академии внутренней структуры ФАНО в виде научно-координационного совета.

Как отмечал академик Г. А. Месяц в своем выступлении на Общем собрании РАН 26 октября 2016 года [2], судьба находящихся внутри ФИЦ ранее самостоятельных институтов будет решаться администрацией ФИЦ и ФНЦ «с согласия коллективов научных организаций» без какого-либо согласования с Президиумом РАН, региональными отделениями РАН, региональными властями и научной общественностью.

Отметим, что кадровая революция ФАНО привела к смене директоров институтов — членов РАН на новое поколение руководителей, не обязательно обремененных званиями членов Академии и как следствие уставными требованиями РАН. Так, некоторые из федеральных исследовательских центров возглавили кандидаты наук. Чтобы уменьшить этот кадровый диссонанс, ФАНО предложило считать должность директора исследовательской организации не научной, а административной. Заодно в такой же статус перевели заместителей директоров по науке и даже заведующих лабораториями. <…>

Следует подчеркнуть еще один обычно скромно умалчиваемый аспект реструктуризации. Как известно, одной из важнейших официальных целей реформирования РАН является выявление неэффективных или нерезультативных научных организаций. Для этого разрабатывается специальная система оценок по целому набору различных показателей, призванная провести рейтингование академических организаций. Что само по себе представляется вполне разумным, если будет учитывать и мнения экспертов.

Но во всей этой стройной системе есть один нюанс. Такая процедура не будет применяться к реструктурированным организациям по крайней мере в течение трех лет. А поэтому заведомо слабым научным организациям ничего не остается, как податься в ФИЦ, ФНЦ или вновь создаваемые на базе региональных научных центров конгломераты. Таким образом, из-под рейтингования вполне официально выводятся научные организации — кандидаты в третью категорию. Вот так ФАНО ведет борьбу за повышение эффективности и результативности…

Стремительно нарастает «атомизация» сети научных учреждений, когда новообразованные объединения взаимодействуют друг с другом преимущественно через аппарат ФАНО и, в гораздо меньшей степени, через президиумы РАН и ее региональных отделений. Из сказанного ясно, что ранее заявленная цель ликвидации Академии остается на повестке дня «реформаторов» и теперь достигается в несколько этапов последовательных действий ФАНО.

С этой точки зрения предлагаемый некоторыми членами РАН вариант тотального объединения институтов региональных научных центров в одно юридическое лицо неприемлем в принципе. Предлагавшееся академиком РАН Р. И. Нигматулиным внесение косметических изменений в уставы центров и институтов не останавливают фактической ликвидации как системы РАН, ее институтов и научных центров в целом, так и потери юридических лиц институтов в составе формируемых ФИЦ.

Судя по результатам трех лет реформ, вряд ли ФАНО пойдет навстречу РАН, уступив хотя бы часть своих полномочий по управлению академическими институтами в составе ФИЦ, по кадровым решениям и по распределению тающих на глазах бюджетных ресурсов.

Что делать?

Единственным эффективным решением, на наш взгляд, является безусловное выполнение положений 253-ФЗ о научно-методическом руководстве научными организациями со стороны РАН (п. 3 ст. 2) и об осуществлении Российской академией наук полномочий учредителя и собственника имущества, находящегося в оперативном управлении региональных отделений и региональных научных центров РАН (п. 3 ст. 14).

Безусловная реализация этих положений 253-ФЗ является исходной позицией для воссоздания и полнокровного развития научных центров РАН и институтов в их составе. Первое из них выполнено только для региональных отделений (СО РАН, ДВО РАН, УрО РАН), но не региональных научных центров РАН. Таким образом, следует добиваться решения правительства РФ о передаче региональных научных центров и институтов в их составе в ведение РАН, как это установлено в 253-ФЗ.

Неадекватная, на наш взгляд, позиция влиятельных во властных структурах «реформаторов» пока не позволяет надеяться на успех. Однако необходимо продолжать настаивать на безусловном выполнении 253-ФЗ, подписанного президентом РФ, даже если это не нравится «реформаторам» из его же окружения!

Напомним, что реформа науки 2013 года начиналась совсем в других условиях. Еще не было экономического кризиса 2014 года, экономических санкций и проблем с импортозамещением, которые поставили на повестку дня обеспечение экономической, продовольственной, фармацевтической и оборонной безопасности страны. Эти задачи можно решить благодаря использованию лучших достижений современной науки, подготовке нового поколения высококвалифицированных специалистов, переходе на деле, а не на словах к технологиям нового типа в реальном секторе экономики страны.

Решить эти задачи под руководством малокомпетентного в науке аппарата ФАНО без опоры на высокоразвитую фундаментальную и прикладную науку невозможно. <…> В соответствии с 253-ФЗ именно научные центры РАН должны взять на себя функции научно-методического руководства институтами в составе научных центров, готовить предложения по распределению бюджетных ресурсов, организации инфраструктуры научных исследований, кадровым решениям и нести за это ответственность в качестве представителей РАН в регионах. При этом ФАНО могло бы осуществлять закрепленные за агентством функции управления имуществом научных центров и решение вопросов их бюджетирования при осуществлении РАН реального научно-методического руководства деятельностью научных центров и институтов в их составе и безусловном подчинении ФАНО и его территориальных управлений руководству РАН в этих вопросах.

Таким образом, при реализации положений 253-ФЗ о передаче региональных научных центров и институтов в их составе в РАН нет необходимости в лишении их статуса юридических лиц и выстраивании сложных и малореализуемых конструкций управлениями ими. Все научные центры и институты в их составе в части научно-мето-дического руководства будут подчинены Президиуму РАН и руководству региональных отделений.

Просвет в решении этих проблем, казалось бы, неосуществимых из-за противодействия ФАНО, наметился на заседании Президиума РАН 20 декабря 2016 года, участники которого проанализировали процесс реструктуризации Уфимского научного центра РАН. В ходе обсуждения был выработан новый подход к реструктуризации региональных научных центров, представляющий собой компромисс между тотальным объединением всех и вся, предлагаемым ФАНО, и сохранением региональных научных центров РАН, которое отстаивается большинством в академическом руководстве и ведущих региональных научных центрах.

Суть в том, что для преобразования Уфимского и других научных центров РАН предлагается т.н. гибридная модель, в которой часть институтов по их желанию объединяется в ФИЦ — в случае Башкирии это Уфимский научный центр РАН в составе 10 институтов в Уфе из 13. Два института биохимического профиля объединяются в еще один ФИЦ, а исключительно востребованный и успешный Институт проблем сверхпластичности металлов сохраняет свою самостоятельность в качестве юридического лица.

Представляется, что указанная гибридная модель может быть предложена и реализована при реструктуризации крупных научных центров Сибирского отделения РАН в Иркутске и Якутске. Предложенное здесь тотальное объединение научных организаций встретило активное сопротивление директоров и коллективов институтов, а самое главное, региональных органов власти. Последние хорошо понимают возможные пагубные последствия для развития территорий уничтожения сложившейся за многие годы и эффективно работающей системы академической науки в регионах.

Об опыте образования ФИЦ «Красноярский научный центр СО РАН»

С точки зрения истинных целей ФАНО и стоящих за ним «реформаторов» весьма показательным является опыт реструктуризации Красноярского научного центра СО РАН с объединением 12 разнопрофильных научных организаций и учреждений инфраструктуры по территориальному принципу.

В ход пошло всё: угроза поглощения научного центра Сибирским федеральным университетом; прямой обман — сообщения о поддержке председателем СО РАН варианта слияния КрНЦ с СФУ; ложные сведения о поддержке Объединенными учеными советами СО РАН по физическим и биологическим наукам слияния институтов с потерей ими юридических лиц; игнорирование позиции профильных отделений РАН по физическим и биологическим наукам <…>, административное давление на директоров и сотрудников институтов и т. д.

Необходимо отметить активную роль в этом процессе председателя Красноярского научного центра СО РАН академика В. Ф. Шабанова, с которым произошла удивительная метаморфоза. Из неформального руководителя Совета научных центров СО РАН и активного распорядителя немалыми бюджетными средствами дореформенного СО РАН он уже осенью 2013 года превратился в советника руководителя ФАНО М. М. Котюкова и начал разрушительную для научных центров и Академии в целом «объединительную» работу под бодрым лозунгом «Мы, красноярцы, всё решим и обо всем договоримся».

Тем самым академик Шабанов пренебрег требованиями статьи 30 Устава РАН (пп. в, г, е) и Устава СО РАН (пп. в, г, е ст. 26) об обязанностях членов Академии, проигнорировал решения Президиума СО РАН и профильных отделений РАН о недопустимости лишения статуса юридических лиц ведущих институтов КрНЦ СО РАН. <…>. В ряду «находок» В. Ф. Шабанова в обоснование объединения в составе ФИЦ знаменитого Института физики им. Л. В. Киренского и НИИ сельского хозяйства и экологии Арктики — столь же фантастическое, сколь и абсурдное предложение о создании структур нанофотоники на основе полых шерстинок северных оленей.

В результате в Красноярске создан пестрый конгломерат из разнопрофильных успешных и откровенно слабых научных организаций. Академик В. Ф. Шабанов несет персональную ответственность за судьбу научных организаций, «спасенных» от надуманного поглощения СФУ путем их ликвидации в качестве самостоятельных институтов. На наш взгляд, также требуют деловой, правовой и этической оценки действия директоров институтов КрНЦ, которые без согласования с РАН, ее профильными отделениями и СО РАН подписали акты ликвидации вверенных им институтов.

Состоявшееся решение об образовании ФИЦ нанесло удар прежде всего по Красноярскому научному центру — ведь каждый институт был встроен в уникальную, высокоэффективную и высокоинтегрированную систему СО РАН, в которой многие задачи федерального и регионального уровней решались объединенными усилиями институтов независимо от их территориального расположения.

Без согласования с профильными отделениями СО РАН и РАН в целом статуса юридических лиц были лишены успешные, весьма востребованные и созданные еще до организации в 1957 году Сибирского отделения Институт леса им. В. Н. Сукачёва (образован в 1943 году), Институт физики им. Л. В. Киренского (образован в 1956 году) и др. По неофициальной оценке руководства Красноярского края, создание ФИЦ ни на йоту не увеличило вклад Красноярского научного центра в решение актуальных проблем развития научно-образовательного комплекса и социально-экономического развития такого экономически мощного и важного региона России, каковым является Красноярский край.

Абсурдность использованного при образовании ФИЦ довода об угрозе поглощения научного центра со стороны СФУ иллюстрируется положением 253-ФЗ об осуществлении РАН научно-методического руководства научной и научно-технической деятельностью не только научных организаций, но и образовательных организаций высшего образования. Последующие события, когда М. М. Котюков и В. Ф. Шабанов вошли в состав наблюдательного совета СФУ, только подтверждают этот вывод. <…>

Александр Асеев, 
академик, глава Сибирского отделения РАН

Как вы знаете, «мусорная тема» в нашем городе постоянно обрастает какими-то скандалами. Так, еще весной этого года  депутаты Законодательного собрания Новосибирской области публично выразили свое сомнение относительно планов регионального правительства разместить в 2017 году на территории Новосибирска два мусороперерабатывающих завода. Буквально на днях они подвергли критике концессионное соглашение о создании и эксплуатации областной системы утилизации твердых бытовых отходов.

Параллельно у нас бузят гражданские активисты, донося до общественного сознания довольно упрощенную картинку относительно способов утилизации бытовых отходов. При этом, что очень важно, население достаточно серьезно реагирует на такие темы – как на планы строительства мусороперерабатывающих предприятий вблизи населенных пунктов, так и на разговоры о создании новых полигонов.

Между тем проблема не решается, а только усугубляется. Полигоны, действительно, переполнены, и с этим нужно что-то делать. Но,  как мы видим, ни представители власти, ни гражданские активисты не в состоянии сформулировать внятную альтернативу, предложить грамотное решение, способно качественно изменить ситуацию. Кому-то может показаться, что хорошего решения не существует вообще, что необходимо пойти на какие-то жертвы. На самом деле решение есть. Его давно уже наши новосибирские ученые и технические специалисты. Однако, как это часто бывает, их предложения и оценки остаются гласом вопиющего в пустыне.

Лет пятнадцать назад, когда проблема с мусорными полигонами была еще не столь острой, большие начальники отметали инновационные предложения на том основании, что возле Новосибирска-де полным-полно оврагов, а потому будет дешевле сваливать отходы туда – чем вкладывать деньги в новые установки. Спустя какое-то время городским чиновникам показалось, будто они в состоянии решить проблему мусора «по-европейски». Итогом стало создание мусороперерабатывающего завода, на котором была установлена шведская линия сортировки ТБО. В планах значилось строительство еще нескольких заводов данного типа.

Ясно, что с нашими специалистами всерьез никто не консультировался, никто не заказывал им специального исследования на эту тему (о целесообразности механического переноса тех или иных западных технологий в наши края). Десять лет назад в умах не только чиновников, но даже руководителей предприятий ходили какие-то легкомысленные представления о том, будто переработка мусора – это чуть ли не «Клондайк», что можно оттуда извлекать массу полезных компонентов, продавать их и тем самым компенсировать затраты на саму переработку (и даже получать неплохую прибыль). А раз так, то и с инвесторами (как им казалось) проблем не будет. Дескать, уж в Европе-то давно всё подсчитали. Инициаторы «европейского» проекта были почему-то уверены, что им удастся извлечь из ТБО до 80% полезных компонентов от общей массы. Цифра, действительно, была завораживающей.

Однако реальность развеяла все иллюзии. На практике выяснилось, что максимально извлечь можно только порядка 15 процентов. Остальное приходится прессовать и увозить на свалку.  В этой связи сегодня приходится слышать (в том числе и от депутатов), что для эффективной переработки мусора надо вначале научиться работать с населением, привить-де ему «европейскую культуру обращения с отходами». Вот тогда, мол, у нас и вправду будет как в Европе. При этом, как нетрудно заметить, никто не ставит под сомнение покупку европейских технологий и оборудования. Мнение специалистов, знающих эти технологии как свои пять пальцев, опять в расчет не принимается.

В число таких специалистов, в частности, входит директор ООО «ОГНЕВАЯ ТЕХНОЛОГИЯ» Геннадий Багрянцев, являющийся экспертом федерального уровня по утилизации отходов, давно уже сотрудничающий с Институтом теплофизики СО РАН. По его словам, когда замышлялось строительство первого мусороперерабатывающего завода, он выдал инициаторам проекта реальные цифры на сей счет, но они не оказали никакого влияния.

Казалось бы, теперь самое время пригласить специалистов к сотрудничеству.

«У нас, - отмечает Геннадий Багрянцев, - сейчас удивительное стечение обстоятельств, поскольку в Западной Сибири есть фактически весь набор организаций, которые совместными усилиями могут изготавливать современные комплексы по утилизации ТБО «под ключ». Мы спокойно могли бы участвовать в конкурсах».  Однако власть до сих пор не сформировала такого запроса.

«Мусорная тема» опять решается за закрытыми дверями, и на суд общественности (в том числе научной) выносится уже готовое решение. Причем, планы по строительство мусороперерабатывающих предприятий, использующих западные технологии, никто не отменял и не пересматривал. Как будто в Новосибирске нет ни ученых, ни промышленников, способных совместными усилиями успешно решить указанную задачу.

А тем временем наши специалисты сотрудничают с Китаем, с Южной Кореей, с Казахстаном, с Киргизией. Суть подходов к утилизации ТБО здесь напрямую связана с вопросом выработки энергии – тепловой и электрической. Учитывая, что сами отходы приобретаются предприятием по нулевой стоимости (а в некоторых случаях возможно и получение оплаты за утилизацию), то работа такого энергетического комплекса должна иметь достаточную рентабельность для того, чтобы проект окупился в нормальные сроки. Причем, если говорить об экологических показателях, то, по признанию Геннадия Багрянцева, наши специалисты ориентируются на нормативы ЕС, которые, заметим, более жесткие, чем российские нормативы (так, европейцы оценивают концентрацию вредных выбросов прямо от «трубы», а не от границы санитарной зоны, как у нас).

Главная проблема, с которой могут столкнуться разработчики, не техническая, а психологическая. Относительно сжигания мусора есть масса предубеждений, которые чаще всего разносятся дилетантами, в числе которых обычно оказываются разного рода гражданские активисты. Как правило, общественность ссылается на конкретные примеры, связанные с использованием устаревших, а иной раз – просто предельно упрощенных технологий. Геннадий Багрянцев обратил внимание и на этот момент. В настоящее время в России появились производители, выпускающие «под ключ» примитивные печи для сжигания мусора (буквально – металлические бочки с трубой). Естественно, стоит это недорого, хотя никакой науки в таких устройствах нет совершенно. Появление на нашем рынке подобных приспособлений для сжигания ТБО – признак откровенной технической деградации, считает Геннадий Багрянцев. Подобные вещи сильно дискредитируют тему «энергетической» утилизации отходов.

Это значит, что в Новосибирске необходимо не только работать с потенциальными заказчиками инновационных технологий утилизации ТБО, но также вести просветительскую работу с населением, включая и гражданских активистов. Голос ученых и технических специалистов в обсуждении таких вопросов должен всё-таки иметь решающее значение. Иначе Новосибирск вряд ли удержит статус «интеллектуальной столицы Сибири».

Олег Носков

В Германии завершен важный этап ввода в эксплуатацию линейного ускорителя крупнейшего научного проекта European XFEL (European Х-ray Free Electron Laser). Более чем 1,5 километровый линейный ускоритель XFEL охладили до температуры 2 Кельвина. Многие элементы криогенного и другого научного оборудования новой мега-установки были разработаны и изготовлены в Институте ядерной физики им. Г.И.Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН), а затем смонтированы специалистами института на площадках DESY. Эти работы продолжались почти 10 лет, а их стоимость превысила 20 миллионов евро. Ожидается, что первые эксперименты пользователей начнутся уже осенью 2017 года.

В Гамбурге (Германия) завершается создание новой исследовательской мега-установки – Европейского рентгеновского лазера на свободных электронах, European XFEL. Новая установка будет обладать беспрецедентной яркостью и позволит проводить недоступные в настоящее время эксперименты во многих областях науки – от материаловедения до структурной биологии. Среди наиболее захватывающих применений – детальное исследование вирусов, расшифровка молекулярного состава клеток, получение объемных изображений нанообъектов, изучение процессов, происходящих глубоко внутри планеты.

Наиболее значительной частью вклада ИЯФ СО РАН является разработка и поставка криогенных и вакуумных систем European XFEL. Криогенные системы включают оборудование стендов для проверки сверхпроводящих модулей, распределительное устройство линейного ускорителя и криогенное оборудование инжекторного комплекса European XFEL.

Сверхпроводящие модули предназначены для ускорения электронов. Внутри каждого модуля находится 8 резонаторов, проходя через которые пучок ускоряется высокочастотным электромагнитным полем. Резонаторы работают при температуре 2 Кельвина (-271,15 °С), поэтому для получения этого режима используется переохлажденный жидкий гелий при давлении около 30 миллибар. Сверхпроводящие модули производились в нескольких странах Европы, собирались во Франции и поставлялись в DESY. ИЯФ СО РАН разработал и изготовил три криогенных стенда для их испытаний перед установкой в XFEL. На стенде было проведено более 120 испытаний в течение трех лет, 96 сверхпроводящих модулей установлены в туннель XFEL.

«Работа созданного в ИЯФ СО РАН оборудования играет ключевую роль для всей системы распределения гелия на European XFEL. Оно включает в себя сложную систему гелиевых трубопроводов и распределительных боксов, работающих при температуре до 2 Кельвина. К этим компонентам предъявляются жесткие требования по механической точности, герметичности и теплоизоляции. Все оборудование идеально удовлетворяет техническим требованиям и европейским стандартам безопасности. В ходе проекта сложилось очень тесное и продуктивное сотрудничество между специалистами DESY и ИЯФ СО РАН», – прокомментировал глава группы криогенных систем в DESY, руководитель рабочей группы в XFEL Бернд Петерсон (Bernd Petersen).

Проверка оборудования продолжалось более трех лет, и в нем непрерывно участвовало несколько человек, работающих как в лабораториях и испытательных площадках ИЯФ СО РАН, так и непосредственно в Германии, отметил кандидат физико-математических наук, заведующий лабораторией ИЯФ СО РАН Александр Анатольевич Краснов. Он подчеркнул, что институт получил хороший опыт работы в рамках крупного международного проекта, а экспериментальное производство Института – новые технологические возможности.

Дальнейшим шагом ввода в эксплуатацию этого грандиозного проекта будет начало  работ линейного ускорителя XFEL с электронным пучком.

Ожидается, что первые две пользовательские станции XFEL будут запущены в 2017 году, одна из них будет называться Фемтосекундные рентгеновские эксперименты. «Она будет использоваться для изучения ультрабыстрых процессов в химии и биохимии и позволит ученым увидеть промежуточные этапы химических реакций. Эта станция может также неофициально называться «молекулярное кино», так как будет «снимать» реакции, происходящие на временных масштабах, приближающихся к фемтосекунде» – отметил пресс-атташе XFEL Джозеф Пиргросси (Joseph W. Piergrossi).

Второй пользовательский центр будет иметь название Станция для исследования отдельных кластеров и биомолекул и параллельной фемтосекундной кристаллографии. Она предназначена для анализа мельчайших структур, таких как вирусы и макромолекулы, на атомном уровне, в том числе в структурной биологии. Также она позволит приблизиться к визуализации образцов, состоящих из одной частицы, в естественном окружении, без предварительной кристаллизации, прокомментировали в пресс-службе XFEL.

Алла Сковородина

На днях в новостях промелькнуло сообщение о смерти Юджина Сернана - последнего космонавта, побывавшего на поверхности Луны. Это и не удивительно – ведь те события, получившие в истории название «Лунная гонка» произошли полвека назад.

Начало ей положил президент США Джон Кеннеди своим выступлением перед Конгрессом 25 мая 1961 года, а финалом стал полет «Аполлона-17» в декабре 1972 года. В ходе этой миссии люди в шестой – и на сегодня последний – раз высадились на Луне, а руководил этой экспедицией как раз вышеупомянутый Сернан.

История «Лунной гонки» породила массу вопросов и даже теорию, согласно которой американцы вообще не высаживались на поверхность спутника Земли. На одни вопросы ответы давно известны, другие остаются спорными и сегодня.

К числу первых относятся причины возникновения соревнования как такового. Шла «холодная война», в которой обе стороны (СССР и Америка) отчаянно боролись за первенство в самых разных областях. И в освоении космоса Советский Союз, бесспорно, выигрывал: мы запустили первый спутник, первый космонавт тоже был наш – Юрий Гагарин. Американцам необходим был свой прорыв, и Кеннеди определил цель: первыми высадиться на другой планете, конкретно – на Луне.

Неправильно считать, что история полетов на Луну началась с выступления американского президента. Ей предшествовали масштабные программы по отправке к спутнику Земли беспилотных аппаратов. И если американская беспилотная программа исследования Луны «Пионер» терпела неудачу за неудачей, то советские лунные станции демонстрировали все новые успехи: зимой 1959 года аппарат «Луна-1» прошел в 6000 километрах от Луны; осенью того же 1959 года «Луна-2» достигла поверхности спутника; а спустя всего месяц станция «Луна-3» совершила первый облет спутника и сфотографировала обратную сторону Луны, всегда скрытую от глаз землян.

Для политиков обоих лагерей первенство в космосе становилось делом принципиальным. Никита Хрущев потребовал от Королева и его команды: «Луну американцам не отдавать». А еще раньше, в мае 1961 года, после триумфального полета Гагарина, на заседании Конгресса, конгрессмен Фултон, обращаясь к главе НАСА, заявил:

«Я считаю, что мы находимся в состоянии гонки, и я много раз говорил Вам, господин Уэбб: „Скажите, сколько вам нужно денег, и мы прямо здесь, в этом комитете выделим Вам требуемую сумму…" Я устал от того, что мы все время вторые после Советского Союза. Я хочу быть первым. Я считаю, что это хорошее, мирное соревнование. Я не вижу в нем ничего плохого… Понимаете ли вы, господа, что вы несете ответственность за то, как капиталистическая система выглядит в глазах остального мира с точки зрения ее эффективности и научного прогресса?».

Его коллеги были не менее прямолинейны.

«Лунная гонка» началась… А ведь ее могло и не быть, в конце 1980-х годов была рассекречена информация о том, что накануне советское и американское руководство вели переговоры о совместной программе исследования Луны. Это позволило бы в разы снизить затраты и вполне возможно привело бы к созданию на орбите (или поверхности Луны) пилотируемой исследовательской станции. Но (не в первый раз) научные и экономические резоны были принесены в жертву политическим интересам и амбициям.

Первым этапом гонки стало создание специальных ракет-носителей, способных доставить экипажи и большие объемы груза до Луны. Успехи американского ракетостроения связаны в первую очередь с именем барона Вернера фон Брауна – создателя первых боевых баллистических ракет V-2 (Фау-2). В конце войны Браун в числе других немецких специалистов в сфере передовых военных технологий был вывезен в США. Спустя дюжину лет Браун возглавил Космический центр имени Джона Маршалла, преобразованный в 1960 году в Центр космических полётов НАСА. Он состоял из 30 отделов, всеми первоначально руководили немцы – бывшие коллеги Брауна по программе V-2. В результате их работы 1 февраля 1958 года состоялся первый успешный запуск ракеты «Юпитер-С», которая вывела на орбиту первый американский спутник «Эксплорер-1». Но венцом всей жизни Вернера фон Брауна стала его ракета «Сатурн-5», созданная для лунной программы «Аполлон».

Эта ракета высотой 111 метров имела 5 двигателей 1-й ступени с тягой по 680 тонн на топливе жидкий кислород–керосин, 5 двигателей 2-й ступени с тягой по 90 тонн, и один двигатель 3-й ступени на топливе жидкий кислород–жидкий водород. Стартовый вес ракеты составлял около 3000 тонн, вес полезного груза, выводимого на орбиту Земли, около 130 тонн.

Советская Лунная программа базировалась на гигантской трехступенчатой ракете Н-1. В начале июля 1962 года 29 томов проекта этой ракеты легли на стол Президента АН СССР Мстислава Келдыша, а 24 сентября того же года по его заключению Постановлением Правительства СССР было предписано начать летные испытания ракеты Н-1 в 1965 году. Общая конструкция и рабочие чертежи ракеты разрабатывались в ОКБ-1 в подмосковных Подлипках (ныне город Королев), под руководством академика Сергея Королева, а двигатели для лунной ракеты разрабатывались в авиационном КБ генерала Николая Кузнецова в Самаре. В Самаре же, на заводе «Прогресс» производили и саму ракету.

Ракета Н-1 имела высоту 110 метров с диаметром у основания 17 метров и общим стартовым весом почти 3000 тонн. Первая ступень ракеты включала 24 расположенных по кольцу двигателя и еще 6 двигателей внутри кольца с тягой по 150 тонн на топливе жидкий кислород–керосин, вторая ступень – 8, и третья – 4 двигателя, всего – 42 реактивных двигателя. Ракета Н-1 должна была вывести на орбиту вокруг Земли лунный модуль, включавший лунный орбитальный корабль с двумя космонавтами на борту на базе пилотируемого космического корабля «Союз» и лунный спускаемый корабль.

Вскоре после начала гонки руководство СССР определилось и с датой, когда ее надо было выиграть - планировалось отпраздновать 50-летие советской власти 7 ноября 1967 года на трибуне Мавзолея вместе с двумя советскими космонавтами, только что вернувшимися с Луны. Это, кстати, хорошо показывает – какое значение успехам космонавтики отводилось в деле пропаганды преимущества социалистического пути развития. Впрочем, американцы эту тему тоже не недооценивали. И все их космические проекты (включая «Джемини» - программу пилотируемых полетов на орбиту) теперь были подчинены одной цели: обеспечить первенство программы «Аполлон».

Поначалу, казалось, что успех будет на стороне советской космонавтики. Помимо собственно ракеты, высадка на Луну требовала решения двух сложнейших технических задач: маневрирование, расстыковка и стыковка модулей и многое другое. В этих направлениях лидировали наши конструкторы, но с каждым новым полетом (в рамках того же «Джемини») это отставание стремительно сокращалось.

К этому добавились неудачи, преследовавшие советскую ракету Н-1 на испытаниях. Причины во многом крылись в конструкции двигательного комплекса, состоявшего из большого числа ракетных двигателей сравнительно небольшой мощности. Проблем добавляла низкая надежность системы управления столь сложным комплексом, а главное – отсутствие опыта разработки и базы для стендовых испытаний ракетных реактивных двигателей в авиационном КБ Кузнецова. В результате сроки советской лунной программы постоянно срывались. Еще больше осложнила ситуацию смерть Сергея Королёва в 1966 году. В результате, ни один из испытательных пусков не закончился удачно, а поскольку уже на момент первого из них американцы совершили успешную высадку на Луне, то и программа вскоре оказалась свернутой. Советская Лунная ракета в космос так и не взлетела.

Что же произошло – стала ли Лунная гонка примером блестящего рывка американской космонавтики или наоборот – одним из самых больших провалов нашей – споры ведутся до сих пор. Скорее всего, имело место и то, и другое. Зам. Генерального конструктора НПО «Энергомаш» В. Рахманин писал по поводу провала проекта Н-1:

«За всю историю отечественного ракетостроения не было ни одного другого случая, чтобы первые четыре летных испытания новой ракеты подряд оканчивались аварийно и все – в период работы первой ступени. Казалось, что сама техника подает сигнал: пора уже и людям признать ошибочность проекта».

Одной из главных причин этого стал конфликт внутри команды Королева. В Советском Союзе существовала только одна организация, способная справиться с разработкой сверхмощных и надежных двигателей для лунной ракеты – ОКБ-456 Валентина Глушко в подмосковных Химках (ныне – НПО «Энергомаш» им. академика В.П. Глушко). Но Королёв и Глушко недолюбливали друг друга, и в итоге заказ на двигатели был передан КБ Кузнецова, которое не было готово к решению этой задачи. Завершение этой истории произошло в 1974 году, когда, став Генеральным конструктором бывшего королевского ОКБ-1, Валентин Глушко немедленно закрыл проект ракеты Н-1 вместе с провалившимся проектом советской экспедиции на Луну.

Пока ОКБ-1 работало над новым носителем, под нужды лунной программы подгоняли «Протоны». Первые пять запусков лунных кораблей при помощи этих ракет сорвались. Шестой увенчался успехом – корабль «Союз-7К-Л1», позднее получивший имя «Зонд-4», вышел в космос. Последующие «Зонды 5-8» совершили облёты вокруг естественного спутника, впервые применив для изменения траектории гравитационный маневр. Правда, на этом положительные результаты миссий закончились – корабли даже не выходил на стационарную орбиту вокруг Луны и де-факто не получили никаких научных данных. Отправлять экспедицию на них сочли опасным (некоторые пуски по-прежнему проходили в аварийном режиме). Доработка «Протонов» не успела завершиться ни к 1968-му, ни к 1969-му году.

Сказалось и то, что в эти же годы значительные средства тратились на советскую программу пилотируемых полетов на орбиту, которая была фактически «автономной» от лунной программы.

В США же к слаженной команде фон Брауна на старте программы «Аполлон» присоединился человек, ставший, по сути, ее настоящим «отцом» - Джеймс Уэбб (1906-1992) — глава НАСА в 1961-1968 гг. Именно ему удалось сосредоточить все ресурсы и усилия на решении одной задачи – пилотируемой экспедиции к Луне.

И, прежде всего, он устранил существовавшие барьеры на пути реализации проекта. Первая проблема агентства заключалась в конфликте двух групп: «ученых», персонифицировавшееся в Визнере, и «политиков», олицетворявшееся Линдоном Джонсоном, которые не могли найти общего языка по вопросу, кто должен возглавить НАСА? Ученые хотели видеть на этом посту человека с серьезной инженерной подготовкой, а Джонсон предпочел бы, чтоб агентством руководил человек, знающий, как договариваться с властью. В результате, под давлением Кеннеди, Уэбб был принят как компромиссная фигура.

Следующий вопрос, состоял в том, чтобы найти баланс между двумя программами НАСА — пилотируемой и научной. Уэбб четко обозначил свою позицию: только полеты людей в космос помогут Соединенным Штатам создать такой ракетно-космический потенциал, который в дальнейшем позволит им решать любые задачи в сфере космической деятельности. Следовательно, главная задача НАСА — доставить людей за пределы атмосферы и обеспечить там их жизнь и работу. Но чтобы успокоить ученых – назначил своим заместителем известного ученого Хью Драйдена.

Затем он продемонстрировал умение договариваться с властью – несколько раз добившись от Конгресса выделения дополнительного финансирования и отстояв независимость космических программ от Пентагона.

В итоге, не имея конфликтов внутри и ограничений в финансовой поддержки от власти, НАСА успешно продвигалось к воплощению своих планов. Разработка, изготовление и подготовка ракеты к испытательному запуску заняли примерно 4 года. Пик производственных усилий по изготовлению ракеты Сатурн-5 пришелся на 1966 год – тогда НАСА получила максимальное за всю ее историю финансирование. Всего американской промышленностью было изготовлено 15 ракет Сатурн-5, и 6 из них обеспечили успешную высадку 12 американских астронавтов на Луну. В отличие от советской лунной ракеты, Сатурну-5 сопутствовала удача – все запуски были достаточно успешными.

К декабрю 1968 года стало ясно, что американцы, наконец-то, догнали русских. Но в НАСА понимали, что сверхсекретная и непредсказуемая советская лунная программа может преподнести им любой сюрприз, как это уже бывало не раз. Перед новым директором НАСА Томасом Пэйном (сменившим Уэбба) стояла нелегкая дилемма – проводить ли дополнительные испытания или рискнуть и отправить экспедицию на Луну. США рискнули и победили.

21 декабря 1968 года стартовал «Аполлон-8». Три космонавта – Билл Андерс, Джим Ловелл и Фрэнк Борман – облетев Луну, благополучно вернулись на Землю. Дальше последовали новые старты. И, наконец, 20 июля 1969 года Нейл Армстронг, первым из людей шагнув на лунную поверхность, сказал свою знаменитую фразу: «Этот маленький шажок человека - великий шаг человечества».

Гонка была выиграна, после этого последовало еще несколько пилотируемых экспедиций, а в 1973 году программа «Аполлон» была свернута (прежде всего, из-за своей дороговизны). В приоритет выходили другие направления, тесно связанные с обороноспособностью. Для США приоритетной стала программа КК многоразового использования «Спейс Шаттл», для СССР – долговременных орбитальных станций… Так гонка вооружений на многие десятилетия заморозила освоение людьми Солнечной системы.

Но в завершение темы хотелось бы поднять еще два важных вопроса. Первый связан с популярной теорией о том, что американцы на Луне не высаживались (популярна она, правда, исключительно за пределами США, и, в первую очередь, в русскоязычном сегменте Интернета). При этом среди скептиков есть две точки зрения. Согласно одной, в рамках программы «Аполлон» вообще не производилось никаких космических полётов. Астронавты всё время оставались на Земле, а «лунные кадры» снимались в особой секретной лаборатории, созданной специалистами НАСА где-то в пустыне. Более умеренные скептики признают возможность осуществления американцами реальных облётов Луны, однако сами моменты высадки считают фальшивкой.

Разбирать подробно их аргументы нет смысла – они легко доступны в Сети. Вспомним только несколько очевидных фактов. Во-первых, столь грандиозная многолетняя мистификация потребовала бы участия многих тысяч людей, ученых, инженеров, экспертов… Обеспечить жёсткий контроль над такой массой людей и не допустить утечки информации не смогло бы самое тоталитарное государство. За примерами далеко ходить не надо: истинные возможности в освоении космоса Китаем и КНДР секретом для специалистов не являются.

Второй момент - астронавты всех шести экспедиций привезли на Землю в общей сложности 380 кг образцов лунных пород и лунной пыли (для сравнения: советские и американские автоматические экспедиции – всего 330 граммов, что доказывает гораздо более высокую эффективность пилотируемых полётов). Многие образцы стали доступны мировому сообществу.

Да и основные доказательства скептиков сосредоточены на экспедиции Армстронга, и не опровергают все шесть высадок в целом. Так что, на сегодня более убедительно выглядит признание результатов программы «Аполлон», а не ее отрицание (которое столь приятно самолюбию ряда ура-патриотов).

И последний важный для нас вопрос, касающийся «Лунной гонки» - когда человечество вернется на Луну, и какую роль в этом сыграет российская космическая отрасль.

Сроки «возвращения» на Луну назывались неоднократно и столь же неоднократно переносились. Джордж Буш-младший провозгласил задачу возвращения американцев на Луну до 2020 года и последующего полёта на Марс. Сегодня ясно, что к 2020 году задачу не решить, но и Буш давно покинул президентский пост. В прошлом году своими планами поделилось и российское руководство: вице-премьер Дмитрий Рогозин пообещал, что к 2030 году на Луне будет построена научная база. Но у экспертов слова Дмитрия Рогозина вызывают большое сомнение. Согласно принятой в 2016 году Федеральной космической программе, рассчитанной до 2025 года, в 2024 году только должна состояться отправка к спутнику Земли первого российского лунохода. А от лунохода до полноценно функционирующей космической базы очень длинный путь, который малореально пройти за пять лет.

Есть и проекты, которые выглядят откровенными фейками. В том же 2016 году о возможности создания украинской научной базы на поверхности Луны заявил экс-президент этой страны Леонид Кравчук. Учитывая, что его страна на сегодня фактически не располагает сколь-нибудь значимой космической отраслью, основные предприятия ее находятся на грани банкротства – не удивительно, что за пределами Украины новость никто в серьез не воспринял.

В целом же, подводя итог, приходится признать, что покойный Юджин Сернан еще на многие годы останется последним землянином, шагавшим по лунной поверхности.

Сергей Кольцов