Сотрудники факультета физики НИУ ВШЭ и ИТФ имени Ландау РАН Игорь Колоколов и Владимир Лебедев создали аналитическую теорию, которая приближает человека к пониманию причин возникновения когерентных вихрей, к которым относятся такие атмосферные явления, как циклоны, антициклоны и ураганы, сообщила во вторник пресс-служба Высшей школы экономики. По словам ученых, их теория показывает как из хаоса, например, из воздушных масс, появляется порядок. Результаты исследования опубликованы в журнале Journal of Fluid Mechanics.

"Речь идет о рождении порядка из хаоса, - приводит пресс-релиз слова одного из авторов статьи Владимира Лебедева. - Мы получили аналитические соотношения, объясняющие результаты численных и лабораторных экспериментов по формированию когерентных вихрей (устойчивых вихревых движений), связав характеристики вихря со статистическими свойствами хаотических флуктуаций течения".

Теория объясняет результаты лабораторного эксперимента и численного моделирования двумерной турбулентности, где ранее наблюдались когерентные вихри. Ценность аналитических результатов заключается как в их предсказательной силе, так и в возникновении интуитивного понимания самого природного явления.

По словам ученых, все крупномасштабные атмосферные явления, такие как циклоны, антициклоны и ураганы, относятся к когерентным структурам, родившимся из хаоса. Ученые считают, что их работа позволяет лучше понять, как "из ничего" появляются атмосферные вихри и, возможно, как в отдаленной перспективе можно будет ими управлять.

В статье ученых "Velocity statistics inside coherent vortices generated by the inverse cascade of 2-D turbulence" построена последовательная аналитическая теория, описывающая как интенсивное среднее течение вихрей, так и флуктуации на его фоне, которые представляют собой хаотические во времени и пространстве изменения скорости течения. Ученые показали, что вихри обладают универсальной структурой, когда имеется интервал, где азимутальная скорость не зависит от расстояния до центра и определены статистические свойства флуктуаций. Знание этих свойств позволяет, например, проанализировать процессы перемещения и перемешивания всевозможных примесей.

Подробнее на ТАСС:
 

На недавно прошедшем Гайдаровском форуме состоялась любопытная дискуссия главы «Сбербанка» Германа Грефа с главой «Роснано» Анатолием Чубайсом. Речь шла об инновациях. Глава «Роснано» играл роль оптимиста и выступал за альтернативную энергетику, уверяя своего собеседника в том, что в России это дело отчетливо пошло в рост и имеет прекрасные перспективы (не без участия корпорации «Роснано», разумеется). Так, по его словам, у нас уже будто бы «состоялась» солнечная энергетика, а с нынешнего рода якобы начнется уверенный старт отечественной ветрогенерации. Глава «Сбербанка» играл в этом споре роль скептика, не признавал тут никаких достижений и вообще поставил под сомнение необходимость ВИЭ для нашей страны. В результате Анатолий Чубайс назвал Германа Грефа «ортодоксом и ретроградом».

Была ли эта дискуссия постановочной или ее участники на самом деле были искренни в своих утверждениях и оценках, сказать сложно.

Печальным фактом для нас остается то, что судьба инноваций в России находится в руках «ортодоксов и ретроградов», которым противостоят «эффективные менеджеры» с очень сомнительной репутацией.

Как мы знаем, громкие инновационные проекты «Роснано» на практике оказались дутой сенсацией (достаточно вспомнить участь завода «Лиотех», в который было вложено 15 миллиардов рублей). И на фоне столь безрадостных показателей невольно приходится соглашаться с утверждениями «ретроградов». Ибо нет лучшего способа дискредитировать инновации, чем превратить их в фарс и показуху.  «Двигать» прогресс методом закупок зарубежных технологий, ничего при этом по существу не меняя, - путь совершенно тупиковый.

На мой взгляд, фундаментальное заблуждение нашей элиты в том и состоит, что основной технического прогресса она считает технологии, воплощенные в конкретном заводском оборудовании. Это очень упрощенный взгляд на природу таких вещей. И остается с печалью констатировать, что за последние годы в головах наших руководителей ничего в этом плане не поменялось. Нелепая уверенность в том, будто закупка новых технологических линий позволит создать у нас в стране новую историческую реальность, всё еще определяет то, что мы привычно называем стратегией развития. Образно говоря, наши «эффективные менеджеры» напоминают в этом вопросе завсегдатая казино, бросающего монету в игровой автомат в надежде выиграть джек-пот. Именно такую картину мы и наблюдаем в течение последних двух десятилетий, когда высокопоставленные руководители вот так же беспечно сорят бюджетными деньгами, убеждая и себя, и общественность, что скоро-скоро мы заживем по-новому.

Схожую точку зрения на инновации, как ни странно, разделяют и некоторые ученые, для которых технические изобретения – далеко не пустой звук, а дело всей жизни. Здесь позиция формулируется так: Россия, конечно, отстает от развитых стран, стоящих уже на пороге Шестого технологического уклада (тогда как мы всё еще остаемся на Четвертом). Поэтому нам-де необходимо совершить стремительный рывок, воплотить самые-самые передовые технологии, переняв западный опыт в готовом виде, без тех «болезней роста», что были пережиты в Америке и в странах Европы. Они почему-то уверены, что такое нам вполне по силам. То есть через внедрение передовых технологий мы преспокойно шагнем в Шестой технологический уклад вместе с развитыми странами.

К сожалению, столь оптимистичная картинка возможна только в теории. На самом деле технологии – лишь вершина айсберга. Их появление и активное внедрение является следствием достаточно сложных процессов культурного, социально-политического и экономического характера. Чтобы выйти на принципиально новый технологический уровень, необходимо осуществить адекватные институциональные изменения, существенно повысить производственную культуру, изменить приоритеты и ценности, определенным образом «скорректировать» саму ментальность.

В противном случае, ограничиваясь лишь заимствованием передовых технологий, мы лишь уподобимся колонии, которая поддерживает относительно высокий уровень жизни исключительно благодаря целенаправленному воздействию со стороны более продвинутой цивилизации. Поэтому в движении к Шестому технологическому укладу участие должны принимать не только «физики», но и «лирики».

Напомню, что на Западе успешное развитие той же альтернативной энергетики осуществлялось в рамках принципиально нового экологического сознания, сформировавшегося относительно недавно. Однако в его формировании принимали участие, можно сказать, лучшие умы планеты. Новые ценности, связанные с идеей устойчивого развития, бесконфликтного сосуществования и бережного отношения к природе, активно обсуждались на Западе в течение нескольких последних десятилетий. К примеру, философ Эрих Фромм в своей известной работе «Иметь или быть?», написанной еще в середине 1970-х,  четко сформулировал те подходы к природе, которые сегодня на Западе стали нормой, стали чем-то само собой разумеющимся. В том числе (и это особенно важно) – они стали нормой для политиков и государственных руководителей. Отсюда – всяческое поощрение «зеленых» технологий, ставка на энергосбережение, поддержка ВИЭ, жесткое экологическое законодательство. Это убедительный пример того, как именно «лирики» определили ведущие технологические тренды и научные исследования. Никакой «зеленой» энергетики и энергоэффективности на Западе не состоялось бы без нового экологического сознания и соответствующих требований и нормативов.

К сожалению, экологическое сознание в России до сих пор еще не стало нормой. Поэтому причина нашего технологического отставания в данной сфере во многом продиктовано именно тем, что наши руководители ментально находятся в позапрошлом столетии, соответствующим образом воспринимая технические инновации. Не удивительно, что когда в нашей стране рассуждают о возобновляемых источниках энергии, экологический аргумент остается где-то на заднем плане. Зачем-де использовать энергию ветра, солнца или отходы биомассы, если у нас полно газа и угля? Мол, баловство это всё. И ссылки на экологию в качестве аргумента до сих пор не воспринимаются всерьез, потому что, еще раз отмечу, подобные вещи оцениваются глазами человека XIX века. Отсутствует необходимая «ментальная настройка».

То же самое касается проблемы отходов. Мне, например, неоднократно приходилось слышать обсуждения современных технологий сжигания ТБО. Напомню, что наши разработчики (в их числе – Институт теплофизики СО РАН) давно уже бьются за создание в НСО энергетических предприятий, способных с выгодой утилизировать органический мусор. Однако и здесь им опять приходится выслушивать дежурный тезис об избытке в нашей стране угля и газа. При этом упоминание экологических проблем воспринимается чуть ли не со смехом. Иначе говоря, экологическая тема у нас до сих пор не в приоритете, что лишний раз свидетельствует о несоответствии господствующих в стране ценностей и оценок новейшим технологическим трендам. И это несоответствие будет и дальше препятствовать инновациям. Достаточно оценить российское экологическое законодательство с европейским, чтобы убедиться в справедливости сказанного.

Сегодня российским предприятия выгоднее платить штрафы за выброс вредных веществ, чем устанавливать новейшие системы очистки, взаимодействуя с учеными. И самое ужасное, что эту выгоду принимает региональные и муниципальные руководители, для которых экологические штрафы являются дополнительным источником пополнения бюджета. На природу, естественно, привычно машут рукой – что опять же живо напоминает ситуацию вековой давности, когда на экологический ущерб никто не обращал внимания.

Таким образом, если мы намерены войти в Шестой технологический уклад, нам необходимо радикально воздействовать на ментальность своих соотечественников, пропагандировать и утверждать нормы современного экологического сознания. Усилиями одних «физиков» (то есть разработчиков новых технологий) эту задачу решить невозможно. И в этом смысле сам собой напрашивается союз с «лириками», то есть с гуманитариями. Только так можно будет «оформить» правильный контекст, в котором необходимо обсуждать и дискутировать темы инноваций.

Олег Носков

Справка. Вячеслав Иванович Молодин – действительный член РАН, профессор, доктор исторических наук, заместитель директора Института археологии и этнографии СО РАН в 2016 г. стал лауреатом Демидовской премии – официальное награждение состоится 10 февраля 2017 г. в резиденции Губернатора Свердловской области. Демидовская премия в России была учреждена в 1832 г. представителем известной династии уральских горнопромышленников, камергером двора Его Императорского величества Павлом Николаевичем Демидовым. Среди лауреатов премии – И.Ф. Крузенштерн, В.П. Врангель, Н.И. Пирогов, Д.И. Менделеев, П.Н. Кропоткин и другие выдающиеся ученые.

– Демидовскую премию для ученых часто сравнивают с Нобелевской. Как вы воспринимаете эту награду?

– Эту премию всегда получали не просто хорошие ученые, а специалисты экстра-класса и, конечно, попасть в их ряды – великая честь для меня. И я это так и воспринимаю. Демидовская премия имеет давнюю историю в России и всегда была значима для нашей науки. И я очень рад, что несмотря на то, что в период развала Советского союза, когда было много плохого, случалось и хорошее – например, по инициативе академика Г.А. Месяца в 1993 г. Демидовская премия была реанимирована.

– Археология – в каком-то смысле профессия достаточно самобытная. Несмотря на политическую, экономическую обстановку в мире, у археолога все те же поля, все та же жизнь в палатке, все то же волнение и счастье от найденных артефактов, или, наоборот, разочарования, как и полвека назад. И все же, как изменилась археология с тех пор, когда Вы стали учеником Алексея Павловича Окладникова и только начинали свой научный путь?

Археология для меня сегодня и вчера – две разные профессии. Когда я был моложе, конечно, было место романтике, но не той, что о жизни в палатке, кострах и гитаре (я был достаточно домашним мальчиком), а романтики поиска. Сейчас я воспринимаю археологию как прагматик.

Для человека страна, государство – это, если хотите, большая семья. И как в обычной семье нельзя жить, не зная своих корней, так и жить в стране, не зная ее исторического прошлого? – невозможно. Беда в том, что сегодня, и примеров тому много, в угоду политической конъюнктуре на историческом прошлом пытаются спекулировать. Но это лишний раз свидетельствует о важности исторической науки вообще.

Историк реконструирует события, анализируя письменные источники, но невозможно воссоздать картину целиком без археологии. В Сибири первые письменные источники появились с приходом русских, то есть, в лучшем случае в XVII веке. А человек появился, как выясняют наши специалисты по палеолиту, 800 000 лет назад. Почти миллион лет бесписьменной истории! Реконструировать ее события можно только при помощи археологических данных. А вот понимание роли археологии в жизни всего человечества, ответственность перед этим фактом приходят не сразу.

Великое счастье, если, выбрав профессию, человек чувствует страсть, но все чувства эволюционируют. Первые десять лет, когда я был студентом, молодым кандидатом, романтика поиска, открытий – все это было. А потом ты живешь, растешь, многое начинаешь понимать, и приходит некий прагматизм – умение, исходя из опыта, выбирать те объекты, на которых можно получить полезные результаты, закрыть какие-то белые пятна в истории. И не всегда то, что ты исследуешь, это то, что тебе нравится.

– Есть ли в археологии место удаче? Случайности? История о преображенском мече говорит о том, что везение все-таки присутствует на раскопках.

– Меч – это, конечно, удача, потрясающая находка, которую нам посчастливилось найти. Все остальное, извините, через пуп. Археология – это огромные кубометры земли, и, чем больше раскопаешь, тем выше вероятность, что найдешь что-то новое, еще неизвестное. В моей практике это сотни раз подтверждалось. Везение в этой профессии – это постоянная работа, где часто не щадишь ни себя, ни людей.

По молодости мы проводили на раскопках по семь месяцев: уезжали в мае, возвращались в ноябре. Порой работали, когда уже выпадал снег. Сейчас уже так не получается, потому что хочешь-не хочешь, а к 1 октября нужно быть дома, – необходимо подготовить многочисленные отчеты – финансовые и научные. А с конца мая и до конца сентября мы с моей командой в поле. Последние лет десять я работаю по этой схеме.

Периодически в графике появляются зарубежные поездки. В этом году мы побывали во Франции по приглашению археолога, специалиста в области изучения первобытного искусства профессора Жана-Мишеля Женеста. Посчастливилось увидеть пещеру Шовэ – один из самых древних памятников, известных человечеству, в котором найдены удивительные палеолитические рисунки.

Проникнуть в недра пещеры (Шовэ) можно лишь через довольно узкий лаз. Конечно, в древности путь в пещеру был более комфортным и, поскольку это была полость горизонтальная, то внутрь могли достаточно свободно проникать и люди, и животные. Однако, после какого-то гигантского землетрясения, вход обвалился. Это, в общем-то, спасло святилище от постороннего доступа и разрушения. Благодаря этому до нас дошло все то, что начинало создаваться более 30 тысяч лет тому назад!

Все, что находится в пещере, – максимально сохранено. Помимо удивительных композиций это и своего рода алтари – специально поставленные массивные камни, на которых лежат, как их и положили тысячелетия назад, черепа (а первоначально, вероятно, головы) пещерных медведей, горных козлов, костей различных животных, остатки угля. Именно этим углем часто рисовали на стенах пещеры…

Память на всю жизнь останется от поездки в Сирию. Целый месяц я провел в отряде чл.-кор. РАН Рауфа Магомедовича Мунчаева. Здесь мы работали на теллях. Люди жили на одном и том же месте, воздвигали свои дома, начиная с каменного века, заканчивая современностью – таким образом появились холмы из культурных слоев. Одна архитектура сменяет другую.

Археология в Сирии в центре древнейшей цивилизации, своеобразная, но замечательная. И у меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на то, как разрушается эта страна, как страдает такой замечательный народ. Я уже не говорю о Пальмире.

Пальмира – удивительный город и чудо, что такие памятники сохранились до наших времен, и какое же это варварство, что все это подвергается целенаправленным разрушениям!

– В Вашей несомненно счастливой профессиональной биографии большую роль сыграли Ваши учителя – А.П. Окладников, Т.Н. Троицкая. Какие сегодня они – Ваши ученики, и какую роль вы отводите учителю?

– Всегда есть таланты, но роль учителя все-таки остается главной в становлении профессиональных интересов, как мне кажется. Бывает, что студент сразу знает, каким периодом он хочет заниматься. Меня Алексей Павлович воспитал так, что я занимаюсь проблемами от неолита до позднего средневековья. После защиты кандидатской по эпохе бронзы А.П. Окладников на следующий день сказал, что из диссертации мне нужно сделать книгу, и предложил мне следующую тему для исследования – Бараба в древности от момента появления человека до прихода русских. Так определились мои научные интересы на последующие годы.

Я считаю, что у меня были уникальные условия, которые создали в студенчестве Татьяна Николаевна, позже Алексей Павлович. С самого начала работы в Институте, которым руководил А.П. Окладников, у меня был свой отряд, была машина, были деньги, хоть и небольшие. Я сам планировал раскопки и вообще делал то, что мне было интересно, – это редкая возможность. Это была такая контролируемая свобода. А.П.Окладников в то же время постоянно давал мне очень непростые поручения, необходимые для института. Одно из первых – раскопки на Илимском остроге. Я не был специалистом ни по русской археологии, ни по деревянному зодчеству, не был знаком с методикой раскопок, но восполнить пробел и провести работы нужно было максимально быстро, – острог должен был быть затоплен. Были и задания, к которым у меня не было никакого научного интереса, но если надо, значит надо.

И сейчас есть задачи института, которые нужно выполнять, это как раз тот прагматизм, о котором я говорил. Те же раскопки на Укоке – была организована международная программа, мы должны были принять участие и с 1991—1996 гг. я был соруководителем экспедиции, и кое-что нам удалось найти. Это не входило в мои непосредственные научные интересы, однако, было необходимо для общего дела, для Института…

Когда делаешь работу, которая не отвечает твоим личным интересам, особенно в молодости часто возникает чувство несправедливости – когда я уже буду распределять свое время так, как я хочу? Но потом эта работа захватывает и многое дает не только институту, но и тебе, а в конечном счете, всей науке. Все выходит в плюсы.
Что касается Вашего вопроса про учеников, то мною подготовлено 13 докторов, 36 кандидатов наук, почти все работают по профессии, преподают в высших учебных заведениях, – я счастлив этим и всеми ими горжусь.

Ребята у нас всегда были хорошие, но за последние три—четыре года произошел качественный скачок. Грамотные, интересные молодые люди, которые умеют и хотят работать, глубоко интересуются археологией. Общение с молодежью всегда дает силы и вместе с тем, дает осознание, что ты еще не все знаешь, что многое требует переосмысления.

– В книге «Бараба в эпоху бронзы» (1983 г.) вы писали, что для археологии Сибири в целом характерны два негативных момента: неравномерность изученности территории как в хронологическом, так и в региональном отношении и отставание интерпретационного уровня исследования от источниковедческого. Что-то изменилось за последнее время? Какие сегодня стоят задачи перед археологами нового поколения? Есть ли парадигма развития?

– Когда я начинал работать в Барабе (Барабинская лесостепь, малоизученный регион Обь-Иртышья) степень изученности этой территории была слабой, некоторые эпохи вообще не были известны, был пробел по ряду культур. Вот эти белые пятна и надо было закрыть. Худо-бедно к середине 80-х гг. мы их закрыли. С тех пор прошло 30 лет и, конечно, многое изменилось. Период уточнения, корректировок, дополнений, переосмысления того, что сделано, длится до сих пор. Каждый год Бараба преподносит нам что-то новое, а ученый должен уметь это новое интерпретировать.

Мы не волшебники и зачастую, не обладаем всей полнотой данных. Конечно, есть культуры, которые изучаются столетиями, и тогда бывает, что идеи выдвинутые десятки лет назад, продолжают жить в своей неизменности. А есть культуры, которые мы только открываем и тогда по мере продвижения работы представления могут очень сильно эволюционировать и иногда концепция даже может полностью измениться.

И так происходит не только в Барабе. Возьмите, к примеру, север Западной Сибири – совсем недавно это было белое пятно с отдельными раскопками археолога В.Н. Чернецова. А теперь с постройкой газопроводов, освоением севера, спектр работ археологов очень расширился, и это привело к тому, что мы буквально открыли новую землю – богатейший мир с десятком новых культур, а, казалось, кругом только одна глухая тайга. А без исследования Севера мы и Барабу не сможем понять и правильно интерпретировать. Для этого необходимо изучать все процессы, которые шли и на Севере, и на Юге.

Сейчас мы находимся на том этапе, когда уже не копаешь, чтобы раскопать, найти какую-то красивую штуковину, а работаешь целенаправленно – изучаешь конкретный памятник, решаешь определенную проблему.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Направлений несколько. Первое – это могильник Тартас, огромный некрополь. На сегодняшний день мы раскопали около 700 захоронений разных эпох – практически все эпохи, когда-либо существовавшие на этой земле, представлены в могильнике. Еще в эпоху неолита люди избрали это удобное место для захоронения усопших и пользовались им до позднего средневековья. Также наши раскопки показали, что люди потом и жили здесь же, – мы нашли одну очень интересную неолитическую стоянку малоизвестной на нашей территории культуры, возможно, она ярко проявится на Тартасе. Каждый год этот памятник дает новые удивительные находки, к тому же, здесь довольно много неграбленых захоронений.

Второй объект – поселение Венгерово-2. Тоже совершенно замечательное место – это памятник эпохи развитой бронзы (конец III – начало II тыс. до н.э.), так называемой кротовской культуры. Изучаем этот поселок с точки зрения ведения хозяйства, организации бронзового литья, ритуальных традиций, планиграфии. Нам повезло, еще и потому, что этот поселок построили на неолитическом некрополе – находим удивительные захоронения эпохи неолита с интереснейшим инвентарем, и я не теряю надежды, что там нас ждет еще много интересного.

Третье направление – применение и развитие новых методов исследования. Мы активно используем геофизические, палеогенетические методы, которые бурно развиваются и в том числе, благодаря нашим работам.

Часто возникают задачи на объектах, находящихся в полуаварийном состоянии. Недавно был случай, позвонили из органов охраны памятников Новосибирской области, обратились за помощью – крестьяне, не зная, что перед ними археологический памятник, выносили землю с кургана. Нас попросили докопать уже испорченный объект, чтобы не потерять все окончательно. Мы нашли хотя и любопытный, но вполне рядовой материал, однако, в одной из ограбленных могил нас ждал великолепный античный золотой перстень! Только ради этого стоило доисследовать этот комплекс!

– Совместно с Институтом цитологии и генетики СО РАН вы организовали палеогенетичскую лабораторию. Как методы этой лаборатории и мультидисциплинарность изменили археологию?

– Впервые мы использовали палеогенетический метод в исследовании наших пазырыкских находок. Самое сложное в этой работе оказалось – научиться ученым разных специальностей друг друга понимать и сотрудничать.

В России метод развит пока слабо, впрочем, в ряде научных центров вам могут предложить провести палеогенетический анализ. Проблемы начинаются, когда дело доходит до интерпретации результатов, потому что это не просто получение наборов гаплогрупп, митохондриальной ДНК, ядерного генома, – вся полученная информация должна интерпретироваться с учетом исторического, археологического контекста.

Генетик должен понимать задачи археолога, а не просто извлекать эту ДНК и сравнивать с современными популяциями. Археолог должен мало-мальски представлять, что ему может дать генетика. Иначе это будет просто две параллельные работы, мало что друг другу дающие.

Мультидисциплинарный подход в археологии – это не просто механическое использование археологами методов анализа данных из другой области науки. Это попытка коллективной интерпретации, эффективность которой зависит от умения слушать друг друга и обладания знаниями обеих наук. Мне кажется, ребята в нашей лаборатории это научились делать.

Профессия археолога сегодня – это не просто взять лопату, палатку и поехать на раскопки, надо много читать и изучать, иначе ты просто не поймешь, о чем идет речь. Археология сегодня отличается от той дисциплины, что была раньше.

Приведу пример изучения древней керамики – самого массового материала с которым археологи имеет дело. Можно подойди к интерпретации так, как это делали раньше, сугубо механически: вот орнамент, вот форма, они соответствуют тем или иным культурам – делаем выводы по аналогии. Но есть и другие инструменты, например, изучение состава формовочной массы. Таким образом, мы можем понять, откуда эти люди брали примеси, а в некоторых случаях, даже отследить миграции. Форма орнамента может быть аналогична той, что уже когда-то была найдена у этой культуры, но формовочные массы иные. Технология изготовления древней посуды – это целая наука. В разные эпохи люди делали это по-своему. Мы привлекаем данные химического анализа, спектрального, и на каждом этапе с учеными других областей наук у нас должен быть тесный контакт – только так мы получим большее количество объективной информации.

Сейчас все более активно используются методы радиокарбонного датирования, дендрохронологический анализ, когда по остаткам древесины порой удается сделать плавающую датировку до года!

Вот это – современная археология. В противном случае – это краеведение, а не фундаментальная наука. И все это заставляет нас много работать над собой, активно искать контакты. В условиях новосибирского Академгородка это очень удобно. Работай я в другом месте, этого не было бы никогда – не везде возможно то, что мы делаем здесь. Взаимоотношения между учеными в Сибирском отделении уникальные и вкус к междисциплинарным проектам лишь усиливается. В этом году мы нашли погремушку в виде головы медвежонка – удивительная и трогательная вещь, да еще и до сих пор гремит. А что там гремит, мы не знаем. Переговорили с директором Института ядерной физики академиком Логачевым Павлом Владимировичем, решили просветить игрушку – скоро узнаем, что там внутри, не сломав ее.

Это маленький пример, но он говорит об уровне сотрудничества в новосибирском Академгородке. И я счастлив, что всю свою творческую жизнь работаю здесь, – иначе, все было бы по-другому, но вряд ли лучше.

Это уже стало доброй традицией: ежегодно в День российской науки (или накануне, как в этом году) Институт цитологии и генетики распахивает свои двери для всех желающих и приглашает их на интересные экскурсии и увлекательные лекции.

В этом году желающих набралось около трехсот человек – группы школьников, студентов и взрослых посетителей приходили с половины одиннадцатого утра до пяти вечера.

Их встречали, распределяли и водили по экскурсиям молодые научные сотрудники ИЦиГ и студенты, проходящие в Институте практику. В числе самых активных – Алексей Дорошков, Таисия Алёшина, Мария Юдина, Дина Логинова, Любовь Сульдина, Ульяна Дрозд и Дмитрий Константинов.

Большинство экскурсий начинались здесь – у выставочной экспозиции, посвященной истории ФИЦ «ИЦиГ СО РАН» на втором этаже.

Инженер Центра коллективного пользования микроскопического анализа Таисия Алёшина подробно знакомила гостей с разнообразным инструментарием исследования микромира.

А в Секторе геномных исследований всех ждал рассказ о том, как происходит процесс расшифровки генома.

Стало уже привычным, что открытые лекции Наримана Баттулина («ГМО: мифы и правда») и Алексея Мензорова («Клеточные технологии: современный уровень и применение») собрали полный зал слушателей 4816, 4805,4806)

Экскурсия в Лабораторию искусственного выращивания растений начинается с облачения в специальные халаты.

А затем – переходя из одной теплицы в другую – ее участники знакомятся с разработками ученых Института: новые сорта зерновых, бобовых, гиацинты, способные очищать воду от токсического и даже радиационного заражения и многое другое.

Участники клуба «Горизонты» из Дома ученых своим примером доказывают: интересоваться наукой можно в любом возрасте.

Подвести итоги Дня открытых дверей мы попросили одного из главных его организаторов – к.б.н. Алексея Дорошкова:

– Мы проводим День открытых дверей в Институте в начале февраля уже не первый год, это действительно стало для нас традицией. И всегда экскурсии по ИЦиГ пользуются большой популярностью – двести и более посетителей для нас нормально. Но традиционный совсем не значит, застывший. Мы постоянно ищем новые возможности популяризации науки в этом формате. В этом году заметно расширили экскурсионную программу. Впервые, гостей института познакомили с работой физиологов. Спасибо студентке НГУ Ульяне Дрозд, которая водила группы в лабораторию и рассказывала про методы изучения мозга. Другой студент в нашей команде – Дмитрий Константинов – справился с чрезвычайно сложной задачей: доступным языком рассказать о такой сложной научной дисциплине, как биоинформатика. Что еще порадовало, так это то, что в проведении экскурсий активно поучаствовали не только студенты и молодые ученые. Таисия Евгеньевна почти весь день водила группы школьников и студентов от микроскопа к микроскопу. А у одной группы экскурсию провел Юрий Львович Орлов – доктор наук, автор многих научных публикаций, совсем недавно вернувшийся из длительной заграничной командировки. В результате, наши гости смогли узнать, что происходит на передовом крае генетики. Ну а аншлагом на лекциях Наримана Баттулина и Алексея Мензорова уже никого не удивить. Впору ставить в конференц-зал дополнительные кресла. В общем, все получилось очень здорово. Большое спасибо всем, кто участвовал. И я надеюсь, мы будем и дальше развивать это направление работы.

Наталья Тимакова

Сотрудники центра интервенционной кардиологии Сибирского федерального биомедицинского исследовательского центра имени академика Е.Н. Мешалкина разработали радикально новый метод хирургического лечения нарушений ритма сердца. Он заключается в сверхточном воздействии электрическим током на активные очаги возникновения фибрилляции предсердий.

В последние годы ученые многих стран активно обсуждают концепцию персонифицированной медицины и поиск таргетного лекарства, позволяющего максимально эффективно и направленно воздействовать на очаг заболевания, что существенно повысит качество лечения. Специалисты центра интервенционной кардиологии смогли первыми в мире приблизиться к этой идее в лечении фибрилляции предсердий.

«В течение последних десяти лет мы интенсивно работали над выявлением причин фибрилляции предсердий. За это время мы стали общепризнанными мировыми лидерами в ряде методик лечения аритмий.

Мы изучали роль автономной нервной системы при фибрилляции предсердий и разработали метод радиочастотной аблации ганглионарных сплетений. Но расположение и функциональная активность ганглионарных сплетений при фибрилляции предсердий у каждого пациента индивидуальны. При лечении мы лишь предполагаем, где находится очаг (у 80% пациентов они располагаются в определенной зоне). Мы знаем их вариабельность: длину, ширину. При аблации мы с запасом воздействуем на определенные области – проводим расширенную аблацию для того, чтобы закрыть возможные анатомические различия. В этом заключается основной недостаток данной технологии лечения», – комментирует ведущий научный сотрудник центра интервенционной кардиологии доктор медицинских наук Александр Борисович Романов.

Сегодня специалисты заняты разработкой индивидуального подхода в лечении фибрилляции предсердий. Новый метод заключается в визуализации активных очагов автономной нервной системы пациентов с последующим точечным радиочастотным воздействием на них.

«Для выявления очагов пациенту сначала проводят компьютерную томографию, чтобы определить точную поверхность сердца, затем сцинтиграфию (метод функциональной визуализации для определения анатомо-топографических особенностей, функционального состояния органа и выявления патологических изменений) со специальным радиофармпрепаратом, который скапливается в активных очагах аритмии. Благодаря комплексному исследованию хирург может максимально точно воздействовать на патологические области», – поясняет Александр Борисович.

По оценке специалистов, на сегодняшний день это самая прорывная технология, которая позволит планировать тактику оперативного вмешательства для каждого пациента. Благодаря этой методике хирургу не нужно выполнять большой объем оперативного вмешательства – достаточно воздействовать на конкретные точки.

«Исследование нового метода лечения запустили чуть больше полугода назад. Пока мы получили предварительные данные. На сегодняшний день прооперировали около 20 пациентов с разными периодами наблюдения. Самый продолжительный – около семи месяцев. Пациент обратился с фибрилляцией предсердий. Мы провели лечение с помощью новой технологии. Через шесть дней результаты диагностики показали, что очаги аритмии исчезли, наблюдается синусовый ритм. Данный результат позволяет говорить о первом мировом опыте персонифицированного лечения фибрилляции предсердий», – рассказывает Александр Романов.

Специалисты центра интервенционной кардиологии продолжают исследование нового метода сверхточного лечения фибрилляции предсердий. Они планируют подтвердить первичные результаты на большей группе пациентов – для нового исследования набрано 45 пациентов, страдающих аритмией сердца. Помимо этого, в нем примут участие 15 волонтеров – абсолютно здоровых людей.

«У очагов автономной нервной системы помимо цветового выражения есть еще и цифровое, обозначающее определенную активность. У здоровых людей активность этих очагов ниже. Мы планируем провести исследование с использованием радиофармпрепарата у волонтеров, чтобы увидеть, каким образом он накапливается в очагах автономной нервной системы. Это позволит определить пороговую цифру – активность автономной нервной системы, которая может развиться в фибрилляцию предсердий», –  отмечает Александр Борисович.

Теоретически, если участник исследования снова обратится к специалистам центра интервенционной кардиологии с аритмией, при повторном исследовании врачи смогут выявить пороговую активность автономной нервной системы, которая привела к заболеванию. В будущем эта технология позволит прогнозировать фибрилляцию предсердий у здоровых людей.

Дарья Семенюта

Машины давно теснят людей с рабочих мест: переписчики книг вымерли с изобретением печатного станка, в XX веке расцвела и исчезла профессия телефонистки. Конфликт на этой почве также тянется не первое столетие: в начале XIX века бунтующие рабочие в Англии, луддиты, уничтожали станки на фабриках, протестуя против замены ручного труда механическим.

Вымирающие профессии

В 2016 году беспилотный грузовик компании Otto доставил свой первый груз. Пока машина ехала по скоростному шоссе, ею управляла автоматика, живой водитель включался в процесс лишь в городе, где вести машину было сложнее.

«Эксперименты с беспилотными машинами проходят по всему миру. И они могут уничтожить профессии дальнобойщика, водителя общественного транспорта, регулировщика трафика», — считает Иван Бегтин, директор АНО «Информационная культура».

Другой пример замены человека роботом — журналистика. «Яндекс» сделал сервис для СМИ, который предоставляет медиа готовую ленту новостей, написанных без участия человека. Алгоритмы анализируют данные о пробках и погоде и выдают заметки, написанные вполне человеческим языком. Похожие сервисы используют и англоязычные медиа.

«Эта работа хорошо поддается автоматизации. Берется инфоповод, какой-то текст, сжато излагающий суть дела, или какие-то цифры, и на основе этого робот пишет статью. Мы вплотную подошли к тому, чтобы для всех более-менее простых языков появились программы автоматического написания текстов. Кроме того, одним графиком можно заменить тысячу слов, а его тоже можно рисовать автоматически. В результате рядовые журналисты, не топ-уровня, конечно, работу потеряют», — объяснил эксперт.

В прошлом году заместитель министра финансов России Татьяна Нестеренко предрекла исчезновение профессии бухгалтера с переводом документации в электронную форму. Также технологии позволяют упразднить профессии налоговых контролеров, рядовых юристов («Сбербанк» уже заменяет их роботами) и нотариусов, считает Бегтин.

Это не значит, что такие профессии исчезнут начисто — часть из них выживет, но людей в них останется намного меньше и только высокой квалификации — тех, кто разбирается во всех нюансах.

«Профессии, которые останутся навсегда, — это работа человека человеком. Массажиста, парикмахера, официанта можно заменить роботами, но не заменяют, потому что с ними можно общаться. По этой же причине не прижились роботизированные кафе, хотя ничего сложного в них нет. Воспитатель детского сада точно не будет роботом», — уверен Бегтин.

Развилки прогнозов

На вопрос, к чему это все приведет, существуют разные точки зрения. Пессимистичный Стивен Хокинг считает, что все большая замена человеческого труда машинным сделает богатых людей еще богаче, а бедных — еще беднее, поскольку владельцы корпораций смогут получать прибыль и почти не тратить ее на зарплаты.

Илон Маск со свойственным ему оптимизмом утверждает, что ничего страшного в результате автоматизации рутинного труда не произойдет. У людей появится больше времени для творческих занятий, а жить они будут на базовый доход — деньги, которые правительство будет выплачивать всем гражданам вне зависимости от того, работают они или нет, поддерживая таким образом потребление и развитие экономики. Нидерланды и Финляндия уже экспериментируют с этой идеей.

«На самом деле, фантазируя о том, что будет, мы до конца не знаем, какие профессии исчезнут из-за развития искусственного интеллекта. Все предсказания — они не совсем достоверные. Может быть, через 5−10 лет появятся промышленные роботы, которые повлекут массовые сокращения на заводах. А может быть, изменится структура потребления. Современные 3D-принтеры позволяют печатать множество бытовых предметов — возможно, вместо того чтобы покупать предметы обихода, мы их будем производить дома и промышленные производители такой продукции исчезнут. Все эти развилки предсказать невозможно. Наше общество стремительно меняется из-за нового технологического уклада. Кто-то к этому готов, кто-то нет. Вопрос социальной политики государства — как адаптировать тех, кто окажется не готов», — сказал эксперт.
Поскольку рутинного труда для людей будет становиться все меньше, востребованы будут в основном высококвалифицированные и талантливые специалисты. Всем, кто боится остаться на обочине дороги жизни, по которой бодро маршируют роботы, придется учиться.

Исчезнет ваша профессия или нет, как показывают демографические исследования, уровень образования человека в значительной мере определяет, как долго он проживет и каким будет качество этой жизни.

Екатерина Боровикова

Сторонники традиционных энергоносителей продолжают уповать на скорое разоблачение «глобальной мистификации», с которой в определенных российских кругах связывают рост популярности альтернативной энергетики. Победа в Америке Дональда Трампа еще больше укрепила их надежды, поскольку новый американский президент подозревается (и не без оснований) в связях с нефтяным лобби. Мало того, в этом году он уже отчетливо дал понять, что будут урезаны (или вовсе ликвидированы) правительственные программы по борьбе с глобальным потеплением. Отметим, что государственная поддержка ВИЭ в развитых странах очень часто обосновывалась именно этой борьбой. В этом смысле отказ США от участия в подобных программах воспринимается как отчетливый разворот в сторону традиционных видов топлива – все той же нефти, угля и газа.

Мы не будем сейчас гадать, какими мотивами на самом деле движим новый президент США и способен ли он реально переломить мировые энергетические тренды (даже при всем его желании). В любом случае динамика последних лет – совсем не в пользу наших «традиционалистов». Достаточно посмотреть, как выглядела ситуация с альтернативной энергетикой еще в самом начале тысячелетия и что произошло в последнее время, чтобы убедиться в этом. Так, в 2001 году в структуре мирового энергопотребления на долю ВИЭ приходилось всего 8,3%. Для сравнения, на нефть приходилось 38,8%, на уголь – 23,7%, на газ – 22,7%, на атомную энергию – 6,5 процентов.

Согласно современным прогнозам, к 2020 году на долю всех видов ВИЭ уже будет приходиться 39 процентов. В том числе на солнечную энергетику – 10%, на ветроэнергетику – 15%, на энергию биомассы – 4 процента. Доля нефти сократится до 20%, доля угля – до 3,9 процентов. Доля газа, правда, вырастет и составит 30 процентов. Но принципиально важно то, что солнечная энергия превысит атомную (на последнюю придется только 7 процентов).

Мы уже неоднократно упоминали недавний рекорд, когда в Германии, в начале мая 2016 года 87% всей выработанной энергии пришлось на возобновляемые источники (солнце и ветер) – 55 ГВт из 63 ГВт. В результате цены на электроэнергию упали настолько, что стали отрицательными (!). Специально отметим, что в Германии за десять лет – с 2005 по 2015 годы – ВИЭ перегнали все традиционные технологии и стали основным источником электроэнергии. Если в 2005 году на долю ветрогенерации приходилось 4,4%, а на долю солнечной энергии – только 0,2%, то спустя десять лет на ветер приходится 13,3%, на долю солнца – 5,9 процентов.

Наши «традиционалисты», как правило, связывают такой рост с нерациональной (якобы) государственной политикой, ставящей-де под угрозу будущее западных стран ввиду создания там «крайне ненадежной» системы энергоснабжения. На самом же деле эти люди просто живут представлениями двадцати-тридцати летней давности, когда та же фотовольтаика воспринималась исключительно как нечто «экзотическое». И надо сказать, что тогда мало кому приходило в голову, что за короткий промежуток времени произойдет такой небывало резкий подъем ВИЭ. Например, с 2006 года начался буквально «взрывной», экспоненциальный рост выработки солнечной электроэнергии, и такая динамика продолжалась в течение шести лет. С 2012 года происходит уже не взрывной, но всё же достаточно уверенный рост. Причем отметим, что с 2012 года солнечной энергетикой стали активно заниматься в азиатских странах. Иначе говоря, Западная Европа подала хороший пример, который был подхвачен в Азии. И в этом случае вряд ли у нас есть основания утверждать, будто европейский опыт оказался каким-то временным «баловством» богатых государств.

Не стоит забывать, что развитие данного направление напрямую связано с  совершенствованием самих технологий. Так, резко упала себестоимость получения поликристаллического кремния (примерно в семь раз!). Параллельно растет и КПД солнечных панелей. Так, в ноябре прошлого года появилась информация о том, что ученые Калифорнийского университета в Беркли достигли рекордного КПД в 26 процентов. А в январе уже этого года в СМИ прошло сообщение, что японские инженеры почти на 40% увеличили КПД солнечных элементов.

В общем, в развитых странах в этом направлении полным ходом идет научно-исследовательская работа. И на этом фоне наша страна находится в двусмысленном положении как раз из-за наличия изрядной доли скепсиса и предрассудков у тех людей,  от которых зависит принятие стратегически важных решений. Несмотря на то, что наши ученые также стараются не отстать от времени и разработать принципиально новые технологии ВИЭ, они остаются невостребованными из-за сохранения в экспертном сообществе нелепой дискуссии по поводу того, «надо нам оно или не надо?». То есть, когда вокруг нас многие страны уже активно делают, внедряют и развивают, мы всё еще цепляемся за прошлое и предаемся бесплодным спорам на глобальные темы.

Напомню еще раз, что в Институте теплофизики СО РАН разработана принципиально новая технология изготовления солнечных элементов на основе холодной неравновесной плазмы. Основным элементом этой технологии является холодный плазмотрон собственной разработки, включающий в себя электронную пушку для формирования активирующего пуска электронов и соплового блока для подачи сырья в виде сверхзвуковой струи. При взаимодействии пучка электронов с газовой струей образуется холодная неравновесная плазма, в которой с очень высокими скоростями протекают реакции, приводящие к получению различных полезных продуктов.

Главное преимущества созданного метода связано с малыми габаритами такой установки, что существенно сказывается на стоимости оборудования и в итоге в несколько раз снижает инвестиционные вложения в сравнении с традиционными методами. Данная технология позволяет отказаться от строительства больших заводов и позволяет перейти на модульный принцип (что, как мы понимаем, особо важно в наше непростое кризисное время). К тому же, по словам разработчиков, здесь значительно ниже и энергетические затраты на производственный процесс.

К сожалению, российские государственные корпорации до сих пор не заинтересовались этой технологией, и потому нашим разработчикам пришлось искать заказчика в ближнем зарубежье. Конкретно, в республике Казахстан, где к инновациям относятся более внимательно. Возможно из-за того, что здесь не принято много рассуждать о глобальном, как это происходит в нашей стране.

Олег Носков

В статье использованы материалы, предоставленные лабораторией молекулярной кинетики Института теплофизики СО РАН.

Комиссия по борьбе с лженаукой при президиуме Российской академии наук (РАН) подготовила меморандум «О лженаучности гомеопатии». В документе говорится: «лечение сверхмалыми дозами» гомеопатических препаратов не имеет «научных основ и обоснований». В комиссии советуют Минздраву изъять все гомеопатические лекарства из государственных клиник, а антимонопольной службе — защитить граждан от недостоверной рекламы о наличии у таких препаратов «лечебных свойств». В Минздраве пообещали ответить на доводы меморандума после того, как он поступит в распоряжение ведомства.

«Объяснения механизмов предполагаемого действия гомеопатии противоречат известным химическим, физическим и биологическим законам, а убедительные экспериментальные подтверждения ее эффективности отсутствуют»,— говорится в меморандуме комиссии при президиуме РАН по борьбе с лженаукой, который планируется обнародовать в понедельник (текст есть в распоряжении “Ъ”).

В документе поясняется, что гомеопатия существует более 200 лет, попытки подвести под нее теоретическую базу предпринимались неоднократно, но все они (включая клинические испытания) были безуспешными.

Гомеопатия — вид альтернативной медицины, основанный на применении сверхмалых доз препаратов, вызывающих в больших дозах проявления этой же болезни у здоровых граждан (данный принцип лечения «подобного подобным» сформулирован в XVIII веке немецким врачом Христианом Ганеманом). Применение гомеопатии в «практическом здравоохранении» было разрешено приказом Минздрава РФ в 1995 году.

В меморандуме РАН говорится, что принципы гомеопатии являются «умозрительными» догмами, восходящими к «протонаучному этапу развития физиологии и медицины». «Гомеопатия возникла в эпоху, когда важнейшие представления химии и биологии о свойствах молекул… еще не были общепринятыми. Некоторые ученые считали, что материя бесконечно делима, и поэтому для них имело смысл говорить о разбавлении растворов в любой степени»,— поясняется в документе, подготовленном совместно с фондом «Эволюция».

Согласно данным НП «Национальный совет по гомеопатии», в РФ функционируют 28 компаний-производителей и зарегистрировано 1,8 тыс. гомеопатических препаратов. По оценке аналитической компании QuintilesIMS, в 2016 году в аптеках страны было продано 21,8 млн упаковок таких препаратов на 7,32 млрд руб. (рост по выручке на 5,6% за год).

В меморандуме даются конкретные рекомендации госведомствам. Так, Минздраву РФ комиссия советует вывести гомеопатические лекарства из употребления в государственных клиниках, Федеральной антимонопольной службе — обеспечить защиту граждан от недобросовестной рекламы их лечебных свойств. Кроме того, аптекам рекомендуется не выкладывать гомеопатию совместно с традиционными лекарствами, а провизорам — перестать их рекомендовать потребителям.

Комиссия при президиуме РАН по лженауке была создана в 1998 году; в 2005 году ее состав был расширен с 12 до 40 членов. Комиссия, например, выступала в 2009 году с критикой «нанофильтров очистки воды» предпринимателя Виктора Петрика.

Член профессиональной ассоциации врачей-гомеопатов СНГ Михаил Школенко заявил, что у его коллег лечился император Николай I, «возивший с собой гомеопатическую аптечку», маршал Георгий Жуков и столичный градоначальник (1967–1985 годы), член Политбюро ЦК КПСС Виктор Гришин. «Если бы гомеопатия не помогала, члены ЦК КПСС у них не лечились бы»,— рассудил господин Школенко.

В свою очередь, глава Общества специалистов доказательной медицины и член комиссии по лженауке Василий Власов подтверждает, что в СССР «гомеопатия не запрещалась», но «внедриться в систему здравоохранения» смогла лишь в 1990-х. «Производители гомеопатии, пользуясь неосведомленностью населения, сегодня ведут все более агрессивную политику продвижения продукции»,— возмущается господин Власов.

В Минздраве “Ъ” пообещали «рассмотреть доводы, изложенные в письме, и дать ответ по существу» после того, как меморандум поступит в распоряжение ведомства.

Отметим, что Всемирная ассоциация здравоохранения (ВОЗ) с 2009 года предостерегает от гомеопатического лечения гриппа, туберкулеза, малярии, диареи у детей и ВИЧ. Британский парламент в 2010 году выпустил доклад о том, что государственная медицинская страховка не должна покрывать лечение гомеопатическими препаратами, так как «они работают не лучше плацебо». Федеральная торговая комиссия США (FTC) в 2016 году обязала производителей таких снадобий доказывать их эффективность или размещать сообщение о неэффективности лечения прямо на упаковках гомеопатических препаратов.

В России уже пытались оспаривать выводы о бесполезности гомеопатии. В 2016 году НП «Национальный совет по гомеопатии» подал в Арбитражный суд Москвы иск к издательству «Вокруг света», требуя признать порочащими сведения о неэффективности их препаратов, опубликованные в статье в журнале «Вокруг света». В исковом заявлении указывалось, что «гомеопатические лекарства пользуются широким спросом у населения», а их эффективность доказана «многочисленными клиническими исследованиями». Впрочем, истцу в иске было отказано полностью.

Александр Воронов

Это тот случай, когда любовь начинается с первого «откуса». Отведав созревший плод, вы уже отчетливо понимаете, что этот сорт – именно то, что вам нужно. Я здесь ничуть не преувеличиваю, поскольку своими глазами наблюдал, как самые горячие поклонники Бычьего сердца сняли, что называется, шляпы перед Перцевидным малиновым.  Восторг был совершенно искренним: «Ничего себе, какой вкусный!». Я своим ушам не поверил, когда услышал от своей мамы-пенсионерки: «Всё, на следующий год Бычье сердце сажать не буду. Лучше посадить Перцевидный». А ведь Бычье сердце для неё – это как для сибирского грибника белый гриб-боровик. Чуть ли не эталон, «король  всех помидор». И тут – такая находка! Можно сказать – чудесное открытие.

Сорт Перцевидный малиновый создан селекционерами Сибирского научно-исследовательского института растениеводства и селекции (СибНИИРС) относительно недавно. В государственный реестр он внесет буквально в нынешнем году. Поэтому для наших дачников он является, конечно же, новинкой.  Я слышал о нем очень хорошие отзывы со стороны специалистов Института. И мои ожидания совпали полностью. Сорт на самом деле достоин того, чтобы занять место на наших любительских участках, потеснив своих более известных томатных «собратьев». И, признаюсь откровенно, на фоне Перцевидного несколько поблек другой замечательный сорт сибирской селекции – Боец. Стал он выглядеть как-то ординарно. Иначе говоря, Перцевидный малиновый привнес что-то поистине новое, запоминающееся.

Интересно, что «Перцевидным» мои родственники стали его называть автоматически, даже не заглядывая на этикетку с семенами. Похоже, у них это название вырвалось совершенно случайно – так же, как оно, наверное, появилось и у селекционеров. Плод этого сорта, действительно, внешне очень сильно похож на болгарский перец.  Издали их можно даже спутать. И при полном созревании он приобретает яркую малиновую окраску. Поэтому название совсем не надуманное. Оно четко передает внешний вид.

По размеру Перцевидный малиновый, конечно же, несколько уступает упомянутому Бычьему сердцу или Вельможе (еще один сорт селекции СибНИИРС – салатного направления). Среднйй вес плодов колебался в диапазоне от 200 до 250 грамм. Были и  более крупные экземпляры, по 350 грамм. Но в целом, сравнивая его с известными «гигантами»,  крупным его вряд ли можно назвать. Скорее «средне-крупным». Для Бычьего сердца, например, 300 грамм – не редкость. Один плод Вельможи достиг даже 500 грамм. Перцевидный по массе шел примерно в одной «шеренге» с Бойцом – где-то его обгоняя, а где-то не дотягивая и до 200 грамм.

Впрочем, не столько за размер он приглянулся, сколько за вкус и за консистенцию. Как я уже сказал, вкус у этого сорта великолепный. Плод на разрезе – почти сплошное «мясо». Да и сам разрез красивый, аппетитный, словно мраморная говядина. Мякоть умеренно плотная, тающая. Вкус с отчетливой сладостью (что характерно для многих сортов селекции СибНИИРС).

Есть еще одна черта, которая дает Перцевидному малиновому – как салатному сорту - явные преимущества перед крупноплодными сортами того же направления. Надо сказать, что такая вытянутая форма сама по себе воспринимается мною как индикатор качества. У крупноплодных сортов типа Вельможи и Бычьего сердца есть, на мой взгляд, один изъян, снижающий их привлекательность в глазах разборчивого потребителя. В лежке плоды этих сортов начинают слегка «сдуваться» словно приспущенные мячики. На кожице появляется заметная морщинистость, и на ощупь кажется, что внутри появляются пустоты. Достоинство Перцевидного в том, что он долго остается ядреным и «надутым». Поверхность сохраняет гладкость, без признаков морщинистости. Это важное качество, на мой взгляд. Причем, ему уделяют серьезное внимание и торговые сети, и потому Перцевидному проще найти интерес не только со стороны любителей, но и со стороны овощеводов-профессионалов.

Кстати, схожую перцевидную форму имеет другое творение СибНИИРС – высокоурожайный гибрид Гречанка, предназначенный для выращивания в теплицах. У нас даже по этому поводу возникала путаница. Хотя у гречанки есть одно биологическое отличие – необычайно буйный рост. Этот сорт выращивался в поликарбонатной теплице высотой более двух метров. И очень быстро растение уперлось в потолок. Зрелище, надо сказать, не совсем обычное для простого огородника. Представьте себе толстенную лиану, вытянутую вертикально, на которой ярусами висят гроздья плодов. Вот это и есть Гречанка.

Перцевидный малиновый, наоборот, представляет собой компактное растение, пригодное для выращивания в открытом грунте или под парниковым укрытием. Рост у него даже более сдержанный, чем у крупноплодных салатных сортов. И в этом – еще одно несомненное преимущество.

Напоследок - несколько слов по поводу использования плодов. Перцевидный малиновый позиционируется как салатный сорт, то есть для потребления в свежем виде. Хотя я бы расширил здесь рамки. На мой взгляд, при определенном подходе его можно рассматривать как универсальный сорт. Так, самые крупные плоды (от 250грамм) имеет смысл доводить до полной, «малиновой» спелости и потреблять свежими. В таком качестве ими даже можно лакомиться (благодаря отчетливой сладости). Те плоды, что помельче, вполне пригодны для засолки в чуть недоспелом состоянии. Мякоть у плода достаточно плотная, а кожица прочная. Думаю, перцевидные соленые помидоры вполне смогут претендовать на сибирский деликатес. Да и вид у них будет красивый.

Естественно, семена этого замечательного сорта можно приобрести только у оригинатора – в СибНИИРС. То, что он полюбится нашим дачникам (особенно пожилым – самым ярым поклонникам крупноплодных сортов), у меня нет никаких сомнений. Возможно, появление этого сорта станет для садоводов-любителей настоящей «бомбой» и прославит нашу сибирскую селекцию.

Олег Носков

Фото автора

В марте СО РАН ждут тотальные выборы: практически полностью сменится руководство Сибирского отделения, в том числе и председатель. «Наука в Сибири» узнала у кандидатов на эту должность, как, по их мнению, следует развивать сибирскую науку в непростое для нее время. Сегодня о своих мыслях и планах рассказывает директор Института теплофизики им. С. С. Кутателадзе СО РАН академик Сергей Владимирович Алексеенко.

Справка.  С.В. Алексеенко — академик РАН, директор Института теплофизики им. С. С. Кутателадзе СО РАН с 1997-го года, председатель Совета СО РАН по энергосбережению. Специалист в области теплофизики, гидродинамики, энергетики и энергосбережения. В прикладном плане основные усилия направлены на развитие теплофизических основ современных энергетических технологий, включая возобновляемые источники энергии. С 2004 г. — зав. кафедрой «Физики неравновесных процессов» НГУ. Член многих международных и национальных научных обществ, советов и фондов. Председатель Экспертного совета Академпарка. Главный редактор журнала «Теплофизика и Аэромеханика». Награжден золотым знаком «Достояние Сибири» в номинации «Наука и образование» (2003). Лауреат Премии Правительства РФ (2012) и Международной премии имени академика А.В. Лыкова (2014).

— Как бы Вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию, которая сложилась вокруг академической науки? Какие, на Ваш взгляд, могут быть пути решения?
 
 — Совершенно очевидно, что главная проблема — это реформа Российской академии наук. Сейчас ситуация довольно неопределенная, поскольку, наверное, впервые за всю историю Академия в лице ее членов оказалась отделенной непосредственно от научных институтов, где выполняется вся исследовательская работа. Несмотря на различные меры, в итоге получилось: непонятно, кто за что отвечает. Поэтому в первую очередь, конечно, нужно налаживать отношения между РАН с ее отделениями и ФАНО России.
 
Здесь предлагаются совершенно разные подходы.  Наиболее радикальный, который сейчас распространен среди немалой части ученых — переподчинение ФАНО Российской академии наук таким образом, чтобы оно занималось только хозяйственными и управленческими вопросами в составе РАН. То есть в какой-то мере это, с одной стороны, возврат к прошлой системе, с другой — четкое разделение обязанностей. Однако бороться можно долго и ни к чему в итоге не прийти. Поэтому, на мой взгляд, нужно в первую очередь заниматься проработкой наиболее оптимального  варианта — совершенствовать регламент взаимоотношений между Академией наук и ФАНО. Прежде всего для того, чтобы резко сократить бюрократические процедуры, сейчас для руководителей институтов это самое неприятное. Мы все завалены бумагами и запросами, нужно делать целый набор разнообразных отчетов, многие требования даже технически трудно выполнить. Но самое главное, что нам нужно: чтобы было обязательное согласование с РАН любых вопросов, касающихся непосредственно научных исследований.  Да, договоренность такая есть, но на практике это не работает в достаточной мере. Я думаю, сформировать приемлемые для обеих сторон регламенты взаимоотношений реально, но ими нужно заниматься непрерывно: садиться за стол переговоров и добиваться логического их завершения.

На самом деле, вопросов в области организации российской науки намного больше. Одна из главных проблем — научные центры. Всегда они были частью Академии, а сейчас принадлежат ФАНО, вследствие чего нет прямого взаимодействия с СО РАН. Более того, некоторые возглавляют не члены Академии, а доктора и кандидаты наук, и непонятно, на каком основании они будут подчиняться Сибирскому отделению, которое, как известно, после реформы представляет собой сообщество именно членов Академии.

Поэтому здесь тоже следует с учетом изменившихся условий практически заново формировать  взаимосвязь, чтобы сотрудничество было взаимовыгодным. Возможно, делать это нужно на уровне соглашений, которые будут подписаны со сторон Академии наук, ФАНО и самого центра.
 
 — Вы сказали, что СО РАН на сегодняшний день — это сообщество членов Академии наук, со своими функциями и обязанностями. По какому вектору, на Ваш взгляд, должно идти развитие Сибирского отделения?
 
 — Прежде всего, следует установить четкую координацию действий СО РАН и других региональных отделений — Уральского и Дальневосточного. Сейчас все действуют независимо друг от друга, но необходимы согласованные шаги, синергия усилий и определение роли каждого. Принципиально важно, чтобы мы приняли самое активное участие в реализации Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации, которая была принята в декабре указом Президента РФ. В ней ясно указано: страна должна идти по инновационному сценарию развития экономики, и главенствующая роль отводится именно науке.  Это может стать звездным часом для Академии. Вне сомнений, она способна себя проявить, но для этого нужна консолидация усилий. Понятно, что проблемы у РАН не только организационные, среди них — совершенно недостаточное (да еще и сокращающееся) финансирование. Однако в этом плане мы должны не только просить или требовать денег, но и подсказывать, откуда их можно взять. А взять получится только тогда, когда экономика будет в надлежащем состоянии. Вывод прост и очевиден: необходимо принять самое активное участие в развитии экономики РФ на том уровне, на котором мы способны это сделать. Например, роль Сибири совершенно ясна, ведь большинство природных ресурсов располагается именно в нашем регионе: это уголь, гидроэнергия, лес, минералы, металлы, конечно, нефть и газ. Разумеется, здесь мы должны проявить инициативу: что развивать, как развивать, как перерабатывать, что производить, чтобы получать не просто сырье, а продукцию высокой добавочной стоимости, да еще и  конкурентоспособную на внешнем рынке.

Если говорить непосредственно о научной деятельности, то нужно существенно повысить роль Объединенных ученых советов (ОУС) по наукам. В каждом ОУСе работает целый пул высококлассных экспертов, и, несомненно, они должны привлекаться для постановки исследовательских задач разного уровня.

Сибирское отделение способно успешно сформировать перечень научных и технологических приоритетов для своих научных центров с учетом специфики последних. У каждого из них имеются крупные заделы по проблемам, весьма актуальным  и жизненно важным для соответствующих регионов, но требуется поддержка разных уровней и координация действий. В качестве примера можно привести такие программы как «Арктика», «Байкал», «Глубокая переработка угля».  Еще более значимой и даже глобальной задачей видится реанимация и опережающее развитие программы «Сибирь», которая имеет общегосударственное значение и будет объединять вышеназванные программы в виде взаимосвязанных подпрограмм и блоков.

 — А если говорить о развитии конкретно Новосибирского научного центра как самого крупного в системе СО РАН?
 
 — Непростой вопрос. В Академгородке сейчас, по сути, троевластие: Сибирское отделение РАН, ФАНО с институтами, ему подчиненными, и администрация Советского района. Я считаю, нужно создавать совет директоров НИИ с определенными полномочиями — это будет тот орган, с которым сможет официально взаимодействовать СО РАН. Тогда все решения и предложения, формирующиеся в институтской, научной среде, будут передаваться в Сибирское отделение и наоборот. Это очень важно, особенно если учитывать то, что многие директора не являются членами Академии наук, а в руководстве СО РАН, в свою очередь, могут быть уже бывшие руководители, которые очень быстро забывают, что такое институт. Кроме того, следует поддерживать и как можно активнее развивать сотрудничество Сибирского отделения и Новосибирского государственного университета  — друг без друга они существовать не могут. Не стоит забывать и о Технопарке Академгородка. Нам предопределено заниматься инновациями — соответственно, необходимы и  как можно более тесные контакты с Академпарком.

Сейчас разрабатывается новая стратегия развития последнего с участием  представителей властных структур, СО РАН, институтов и резидентов. Еще один способ взаимодействия внутри ННЦ — то, чему раньше было дано название ЦОИР — Центр образования, инноваций и разработок. По этому поводу было поручение Владимира Путина, которое до сих пор не выполнено.

Если возвратиться непосредственно к Академгородку, то в силу упомянутого троевластия я бы предложил создать Общественный совет, в который должны войти самые влиятельные люди. Очевидно, это будут председатели СО РАН и Совета директоров институтов, глава района, руководители ТУ ФАНО и Академпарка, ректор НГУ, депутаты по нашему округу, представители ряда других влиятельных структур. Тогда можно будет принимать согласованные меры по развитию ННЦ. В частности, необходимо создавать генеральный план развития Академгородка — о нем давно говорят, что-то уже делали, но по сути его не существует. Здесь работы хватит.
 
— Вы затронули вопрос инноваций….
 
— Больная тема. По сути, в РФ не существует инновационной инфраструктуры. У нас есть совершенно великолепные научные достижения, но они в большинстве своем фундаментальные. Конечно, СО РАН предлагает много и прикладных разработок, но если они не востребованы, то их как бы и не существует. А инновация только тогда инновация, когда есть выход на практику. Повторюсь, нам следует очень серьезно отнестись к упомянутой выше Стратегии научно-технологического развития России, где этот инновационный вектор предопределен. Чтобы РФ вошла в число мировых технологических лидеров,  необходимо реализовывать полные инновационные и технологические циклы. Полный инновационный цикл — это наука, технологии, производство, рынок. Если хоть одного звена нет — в особенности, технологий — мы просто покупаем комплектующие, собираем готовый продукт и оказываемся зависимыми от внешних условий, что характерно для многих наших производств. То же самое касается технологического цикла: каждая конкретная технология должна воплощаться в конечный продукт, начиная с собственного сырья. Когда у вас нет, допустим, моносилана для производства солнечных элементов на кремнии, и вы приобретаете его за рубежом, это опять означает, что есть опасность остановки производства. Следовательно, нужны обе полноценные цепочки. К этому надо стремиться, и, в принципе, в России это реализуемо.

 — Предлагаю вернуться к институтам. Перед ними, как, впрочем, и перед каждым научным сотрудником, сейчас стоят проблемы оценки результативности их деятельности. Здесь до сих пор идет много споров по поводу критериев…
 
 — Если говорить о конкретном ученом, то оценить его важнее, я бы сказал, для самого института, где он работает, так как у каждой организации есть своя специализация. Тем не менее, основные критерии известны и логичны. Для исследователя это, прежде всего, все-таки публикации. Причем не в проходных, а в престижных рейтинговых журналах. Далее, обязательно —  участие в конференциях, опять же, в крупных российских или международных.  Сейчас это очень часто  становится проблемой — люди не могут посетить значимый международный конгресс не только потому, что нет денег, а из-за того, что на самом деле нечего показать на таком уровне. Собственно, вот три кита для фундаментальной науки: получение оригинального результата, его публичное обсуждение (опубликование и представление на конференциях) и признание. Это главное, остальные показатели можно, вспоминая соцсоревнования, придумывать до бесконечности. Конечно, если речь идет о молодых ученых, то здесь нужны добавочные критерии для ускорения научной карьеры: защита диссертаций, наличие молодежных грантов и премий и т.д.
 
Для института, понятно, система сложнее, здесь очень важно и общее количество опубликованных работ, и внебюджетная деятельность, она разная: гранты научных фондов (фундаментальные исследования) и хоздоговоры (прикладные разработки).

Я считаю, что в СО РАН существовала замечательная система оценки работы научных организаций: комплексные проверки. Во-первых, комиссия анализировала абсолютно все виды деятельности. Во-вторых, в ее состав входили твои же коллеги, которые понимали специфику научных достижений твоего НИИ. Мне кажется, было бы очень хорошо и полезно возродить эту практику, усовершенствовав в рамках новых требований: добавить в комиссию представителей из ФАНО, фондов, правительственных структур. Тогда к каждому институту будет действительно индивидуальный подход, о котором шло столько дискуссий.

Тем не менее, решение о критериях было принято, оценки должны появиться в середине будущего лета, хотя обещано, что пока не будет никаких последствий. Я считаю, это правильно: сначала надо досконально разобраться.
 
— В числе задач СО РАН записаны экспертная работа и работа по популяризации науки. По Вашему мнению, как нужно развивать эти направления?
 
— Конечно, нужно активнее участвовать в экспертизе проектов, где есть научный аспект, на уровне региона и страны. Мы видим: многие из них финансировались без учета мнения научного сообщества, и многие же проваливались. Кроме того, систему экспертной оценки надо упорядочивать. Причем даже там, где подразумевается формальное участие, следует работать не для галочки, а для эффекта, активно и конструктивно. В России, в Сибири, в Новосибирской области имеется большое количество идей и начинаний, проектов и программ, которые должны быть оценены научным сообществом. И нам, и правительственным, и инновационным структурам необходимо работать в тесной связке.
 
Что касается популяризации науки, то она сейчас принципиально важна, в первую очередь, потому что в ряде СМИ создан негативный образ РАН, связанный больше с имущественными вопросами, и этот образ заслоняет непосредственно научные результаты, которыми Академия по праву может гордиться. Необходимо именно их выводить на передний план.
 
В СО РАН делается многое: у нас есть замечательные издания — «Наука в Сибири» и «Наука из первых рук» — и их нужно всячески поддерживать. Мы сотрудничаем с федеральными СМИ — журналом «В мире науки» и газетой «Поиск», в которых сибирские ученые регулярно дают интервью и рассказывают о своей работе. Наши исследователи принимают активное участие в фестивалях науки, в СО РАН есть цикл лекций «Академический час». Все эти мероприятия надо поставить на еще более высокий и масштабный уровень, чтобы у населения, прежде всего у молодежи,  оставались неизгладимые впечатления о науке и ее творцах.
 
Записала Екатерина Пустолякова
Фото Юлии Поздняковой