Лучше поздно, чем никогда… 

В мэрии Новосибирска заинтересовались современной технологией сжигания мусора. Так, 24 мая в департаменте промышленности, инноваций и предпринимательства состоялось рабочее совещание с учеными и предпринимателями, где рассматривались возможности нашего города в осуществлении полного цикла данной технологии – от разработки проектов до выпуска соответствующего оборудования.

Напомню, что полгода назад новосибирские специалисты в области энергетики и утилизации ТБО инициировали процесс создания консорциума, который как раз займется решением подобных задач. В числе участников – сотрудники Института теплофизики СО РАН, сотрудники Института теоретической и прикладной механики СО РАН, представители компании «Огневая технология», представители компании «ИПЦ ГЕНЕРАЦИИ» и другие. Консорциум должен как раз объединить всех возможных специалистов и представителей бизнеса, готовых внести свой вклад в развитие указанного направления. Целью упомянутого совещания была попытка определить характер участия новосибирской мэрии в данном процессе.

Безусловно, инициатива по созданию консорциума представляется своевременной и нужной. Особенно в нынешних условиях, когда разгорается скандал вокруг так называемой «мусорной концессии». Не так давно гражданские активисты Новосибирска (куда, в частности, входят представители ведущих региональных СМИ), попытались вывести «на чистую воду» официальное решение насчет строительства новых мусороперерабатывающих заводов. Как показали общественные слушания, инициаторы данного решения так и не смогли убедительно доказать его экономическую состоятельность и социальную значимость. Вопрос о необходимости сжигания мусора (по современным технологиям, разумеется) неожиданно вышел на первый план. Таким образом, общественность Новосибирска обратила внимание на реальную альтернативу, о которой мы пишем уже давно.

Эта альтернатива не могла остаться незамеченной у руководства департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Новосибирска, поскольку в последнее время департамент активно изучает инновационные разработки наших ученых и организует для этих целей коммуникационные площадки (в частности, одной такой площадкой является Международный форум-выставка «Городские технологии»). Упомянутое рабочее совещание с учеными и предпринимателями стало, таким образом, логическим продолжением предшествующих мероприятий. Такая встреча рано или поздно должна была состояться.

А в нынешних условиях контакты по этой теме между мэрий и учеными-разработчиками важны как никогда. Время, специально подчеркиваю, поджимает. У Новосибирска сейчас есть уникальный шанс «оседлать» мировой инновационный тренд и оказаться в числе лидеров по отдельно взятому направлению. Причем, шанс этот достаточно высокий. Главное, чтобы на этот раз у руководства города была реальная, искренняя заинтересованность в поддержке заявленной инициативы.

В этой связи вынужден еще раз напомнить, что технология сжигания мусора была представлена нашими учеными еще двадцать лет назад. Предложение было простым и предельно рациональным: оснастить действующие ТЭЦ (или крупные тепловые станции) специальным оборудованием по сжиганию ТБО, разработанным нашими же специалистами. Цена вопроса - примерно на уровне 500 миллионов рублей для одной установки (не такая уж и высокая цена, кстати, особенно на фоне тех 6,5 миллиардов рублей, которые область намерена потратить на мусороперерабатывающие комплексы). Прежнее руководство города обычно уходило от принятия решений, мотивируя это тем, что вокруг Новосибирска-де «полно оврагов». Сегодня ссылаться на овраги уже бессмысленно. Кроме того, новые руководители проявляют искренний интерес к инновациям и находятся в доверительных отношениях с представителями науки. Так что есть обоснованные надежды на конструктивный диалог. Тем более что сама разработка давно уже «просится» на промышленный выпуск. 

Один из участников совещания – академик Сергей Алексеенко (в недавнем пошлом – директор ИТ СО РАН) специально обратил внимание на то, что разработанная технология существует не на бумаге, а представлена «в железе». То есть для нее имеются серьезные конструкционные заделы. Мало того, есть уже действующие установки. Компания «Огневые технологии» реализовала порядка десяти таких проектов в Южной Корее, еще несколько – в Китае и в Киргизии. Причем, директор компании – Геннадий Багрянцев – является на сегодняшний день крупнейшим российским специалистом в области термической переработки ТБО. Таких серьезных экспертов в нашей стране можно пересчитать по пальцам. Однако получилось так, что за границей его знают лучше, чем в своем городе. Поэтому совершенно ненормальной выглядит ситуация, когда наши спецы реализуют свои знания и опыт в других станах, в то время как региональные власти продолжают тратить деньги на закупку морально устаревших импортных технологический линий.

Директор ИТПМ СО РАН, член-корр. РАН Александр Шиплюк показал несколько фотографий плазмотермических установок для переработки отходов. Установки были разработаны специалистами ИТПМ и «Огневая технология» для Республики Корея и Китая.

Разумеется, представители создающегося консорциума не ждут от мэрии Новосибирска какой-либо финансовой поддержки. Однако мэрия может взять на себе не менее важную организационную функцию, оказав поддержку в налаживании контактов между потенциальными участниками проекта. Например, компания СИБЭКО вполне может быть в числе таких участников. И было бы интересно рассмотреть возможность реконструкции некоторых энергетических объектов, принадлежащих компании, именно с этой точки зрения. С другой стороны, внедрение данной технологии необходимо согласовывать и с планами самой мэрии в вопросах развития системы ЖКХ, обустройства территорий, развития городских коммуникаций и т.д. При согласованном действии муниципалитета и бизнес-структур такие проекты, как мы понимаем, имеет намного больше шансов на успех, нежели в том случае, когда участники рынка действуют на свой страх и риск без всякого согласования своих действий с планами городского руководства.

Не менее важна и поддержка со стороны мэрии в СМИ, выход к широкой общественности с подобными предложениями. Возможно, налаживание диалога с общественностью по вопросам сжигания ТБО сейчас должно стоять на первом месте. Не все еще адекватно представляют важность таких технологий, чем как раз и пользуются сторонники переработки мусора. Когда общество увидит реальную инновационную альтернативу, добиться положительного решения от властей в плане поддержки консорциума будет гораздо легче.

Однако принципиально то, что речь идет не просто о решении экологической проблемы. Здесь, как минимум, «три в одном». Первое – эффективная и экологически безопасная утилизация мусора. Второе – получение тепловой и электрической энергии из фактически дарового сырья. И третье – производство соответствующего оборудования – в самом Новосибирске и Сибирском ФО! Как заметил один из участников совещания – исполнительный директор ООО «ИПЦ ГЕНЕРАЦИИ» Михаил Грехов, - в мире будет расти спрос на такое оборудование, поскольку сжигание мусора – это серьезный мировой тренд. Спрос уже возникает со стороны нашего ближайшего соседа – Китая. Причем, спрос обещает быть огромным. 

Поэтому у новосибирских предприятий уже сейчас просматривается возможность завоевать китайский рынок в данном сегменте. Разумеется, при условии, если мы всё успеем сделать вовремя, и если наши специалисты будут осуществлять свои консультации у себя на родине, а не за рубежом. В противном случае китайцы сами всё спроектируют и сами организуют производство. И тогда вместо экспорта своей техники нам опять придется заниматься импортом. Пока же время работает на нас, но оно стремительно сокращается. Как говорил один советский генсек: «Нам раскачиваться некогда – делом надо заниматься». Будем надеяться, что в мэрии Новосибирска очень хорошо осознают эту ситуацию.

Олег Носков

25 мая, с новозеландского побережья в космос отправилась первая полностью частнофинансируемая сверхлегкая ракета Electron. Новозеландская компания RocketLab на средства американских инвесторов разработала новую сверхлегкую ракету, которая стала ответом на потребности микроспутникивой революции произошедшей в космосе в это десятилетие. На этапе работы второй ступени произошел сбой, и ракета не достигла орбиты, но результат позволяет быть уверенным в дальнейшем успехе. Самый сложный компонент ракеты — первая ступень. Если она отработала, значит требуемый уровень технологий у компании есть.

Миниатюрные ракеты для спутников класса «микро» (массой 10-100 кг) и «нано» (массой 1-10 кг) — микроракеты (к этому термину относятся ракеты для запуска любых аппаратов массой менее 500 кг) —стали новым модным трендом в ракетостроении. Моднее многоразовых ракет. Сейчас, кажется, только ленивый не делает микроракеты — начиная от сооснователя SpaceX Джима Кантрелла, и заканчивая вологодскими пиротехниками. Инициаторов подобных проектов не останавливает, что десятки наноспутников ежегодно отправляют за борт с Международной космической станции, а пуски больших ракет разных стран выводят сразу несколько попутных спутников.

Проблема легких и сверхлегких ракет в том, что с уменьшением ракеты ее стоимость падает непропорционально массе выводимой полезной нагрузки. Если условный «Протон», выводящий 20 тонн на низкую орбиту, стоит $70 млн ($3 500/кг), то выводящий 3 тонны условный «Днепр» — $20 млн ($6 600/кг). А запускающий 150-килограмм Electron — обойдется в $5 млн. ($33 тыс/кг). Казалось бы, выбор в пользу тяжелых ракет очевиден: плати меньше, вози больше. Но все не так очевидно.

Сейчас самая легкая серийная космическая ракета — это Pegasus от компании Orbital Sciences, стартующая из-под крыла самолета. Она стоит $56 млн и несет до 450 кг нагрузки на низкую околоземную орбиту. В пересчете на килограмм — это самая дорогая ракета современности, но при этом она летает и с государственными аппаратами, и находит коммерческих заказчиков.

Просто спутники не измеряют, как картошку на рынке, килограммами. Чем меньше аппарат, тем меньше влияет его масса на стоимость его выведения на орбиту. Приобретают значение и другие факторы. Если спутник не вписывается в стандартные габариты, принятые производителями ракет и разгонных блоков, то потребуется оплатить адаптацию. Инженеры оператора пуска рассчитают: как надежнее и безопаснее разместить спутник под обтекателем попутной ракеты? Безопасность оценивается, прежде всего, основной нагрузки и других спутников-«попутчиков» — ни один спутник не должен разрушиться при старте от вибрации или перегрузок. Для разгонного блока или верхней ступени ракеты потребуется отредактировать программу полета, с учетом массы и расположения каждого попутчика. Эта «редакция» тоже за счет заказчика. А счета у ракетно-космических предприятий (неважно какой страны), немалые. Отчасти этим объясняется популярность универсального стандарта наноспутников CubeSat. Тут адаптация практически ничего не стоит — всё уже посчитано до нас, но вот за пусковой контейнер придется заплатить. За кубсат 1 кг — $80 000. Можно сравнить с гипотетическими $3 500/кг для «Протона».

Сегодня запустить спутник массой 10 кг можно за около $500 000 в зависимости от орбиты, даты и оператора пуска. И новый Electron, - ракета-носитель за $5 млн компании Rocket Lab, которая рассчитывает запускать спутники массой до 150 кг, уже не выглядит безумной растратой денег инвесторов.

Пуски с Международной космической станции (МКС) в эту математику не входят. Там всё дешевле, так как спутники отвозят государственными кораблями, а пускают из многоразовых контейнеров —очередями. А, например, образовательные спутники и NASA и Роскосмос могут запустить с МКС полностью бесплатно.

МКС лучше всего подходит как стартовая площадка для спутников для образовательных или технологических задач. Параметры орбиты МКС для коммерческих спутников не слишком удобны: орбита охватывает не всю площадь Земли, а высота полета по такой орбите приводит к небольшой «продолжительности жизни» спутника — около года (после чего он сгорает в атмосфере). Низкая околоземная орбита на высоте МКС годится для спутников, чтобы испытать на них электронику и алгоритмы управления, отработать какую-нибудь технологию типа фотокамеры, радиокомплекса, солнечного паруса или микродвигательной установки. Еще хорошо получится впечатлить потенциальных инвесторов: «В прошлом году мы запустили 30 спутников, в этом году — 60. Вот красивые фотографии, сделанные с них. Теперь нам нужно $150 млн для масштабирования наших технологий». В Кремниевой Долине такое работает. Работало, по крайней мере, несколько лет назад. А строители микроракет в свою очередь идут с этой статистикой к своим инвесторам: «Рынок растет: 30 наноспутников запустили в позапрошлом году, 80 — в прошлом. 160 — в этом. Здесь будет город-сад. Тысяча наноспутников в 2020-му году и коммунизм!»

В настоящее время потребности коммерческих пусков нано- и микроспутников полностью удовлетворяются существующими операторами. NanoRacks обеспечивает выведение таких аппаратов с борта МКС. Spaceflight Industries выкупает свободные места перед пуском больших ракет в разных странах и сама ищет вторичную нагрузку. В России попутным выведением заведует коммерческое подразделение «Роскосмоса» — «Главкосмос». До недавнего времени работала компания «Космотрас», занимающаяся пусками конверсионных «Днепров».

Немалую долю на рынке попутной космической нагрузки занимает Индия. 15 февраля 2017 года она взяла новую высоту: своей легкой (не путать с «микроракетами») ракетой PSLV-XL запустила сразу 104 спутника, лишь один из них, государственный Cartosat-2D был массой 700 кг, остальные — наноспутники, 88 из которых были формата 3U американской компании Planet. Стоимость ракеты всего около $15 млн. Грубый подсчет стоимость/масса дает почти $1000 за килограмм — это очень мало, практически смехотворно.

В чем же привлекательность микроракет, если по цене они проигрывают большим ракетам, кораблям и МКС? Есть несколько дополнительных факторов:

Оперативность пуска. С того момента как спутник собран, испытан и подготовлен к старту, он должен летать. Иначе компания несет убытки за время его хранения и упускает выгоду. Даже выбрав ракету и оплатив место на ней, заказчику вывода спутника-попутчика придется ждать готовности не только ракеты, но и ее основной нагрузки, причем он никак не может ускорить процесс.

Выбор орбиты. Те, кто отправляют на орбиту спутники-попутчики вынуждены либо ждать подходящего случая, чтобы направить их по определенному маршруту, либо — заставлять их лететь туда, где потенциал спутника не будет реализован в полной мере. Хотя самая коммерчески востребованная орбита — солнечносинхронная, на нее часто летают и большие и маленькие ракеты.

Проведение испытаний. Серийное производство малых спутников хорошо тем, что можно часто модернизировать аппараты, обеспечивая стремительное эволюционное развитие, в сравнении с классическим многолетним циклом производства космической техники. Но чтобы внедрить новшество, его вначале надо испытать. Иногда производителям выгоднее заплатить дорого за быстрый пуск, чем держать сборочную линию в ожидании полета предыдущей модификации полгода или более. Пока таких серийных производителей можно перечесть по пальцам одной руки, но многие надеются, что их станет больше. Всё зависит от финансового успеха первой волны.

Сегодня развивается несколько проектов коммерческих нано- и микроспутниковых группировок, с которыми и связаны показатели динамичного роста запусков. Прежде всего — Planet. Стартап из Сан-Франциско, привлекший более $180 млн инвестиций, и запустивший более 200 наноспутников массой 5 кг. Создатели Planet поставили амбициозную цель — создать ежедневно обновляемый аналог Google Map, и уже запустили пилотную версию сервиса. На орбите работают около 120 спутников (часть запускалась с МКС и уже сгорела в атмосфере).

На подходе новая наноспутниковая группировка Spire — команда этого проекта хочет запустить не менее 60 наноспутников для сбора телеметрии с морских судов и погодного мониторинга.

Особняком стоят планы создания гигантских низкоорбитальных группировок для глобального интернета — OneWeb и SpaceX. Эти проекты питают большие надежды производителей традиционных средних и тяжелых ракет.

Есть еще несколько стартапов, прежде всего, из Кремниевой долины, в чьих планах выведение от нескольких до нескольких десятков нано- и микроспутников: UrtheCast, BlackSky Global, Planetary Resources, Astro Digital... В России подобные планы реализует Dauria Aerospace, готовится к возвращению в космос Sputnix, Все эти проекты объединяет только одно — отсутствие коммерческого успеха. Все они пока живут и развиваются за счет инвесторов, в стремлении реализовать новые возможности в космосе, которые открывает прогресс в микроэлектронике.

В ожидании коммерческого успеха наноспутников множество компаний в мире взялось производить микроракеты.

В конце 2015 года прошли первые испытания модели SPARK (Super Strypi) — американской трехступенчатой твердотопливной ракеты. Она эволюционно идет от военной разработки 1960-х и производится Aerojet Rocketdyne — крупной аэрокосмической корпорацией. Испытания закончились аварией из-за зашлакования двигателя первой ступени: на второй минуте полета ракета стала неконтролируемо вращаться и разрушилась. Будущее ракеты не определено, во многом оно зависит о военных заказов.

В январе 2017 закончилась неудачей японская попытка запустить самую маленькую космическую ракету SS-520-4. При цене в $4,3 млн, она должна была вывести спутник в 3 кг (получается $1,4 млн за кг!), но полет был прерван по команде ЦУПа из-за исчезновения телеметрии второй ступени.

SS-520-4 — доработанная геофизическая ракета, которые летали еще в 1990-е. Возможно, японское космическое агентство попытается осуществить еще один пуск, но коммерческие перспективы невелики.

В декабре 2016 года в московской промзоне прогремел взрыв, который поставил на грань закрытия российский частный проект создания микроракеты — компанию «Лин Индастриал». В то же самое время, втихую прошли успешные испытания малого ракетного двигателя компании «НСТР Ракетные Технологии». А на Boomstarter провалилась попытка сбора средств на твердотопливную ракету энтузиастов из Вологды.

В 2016 году в России появилась группа компаний «Галактика», которая среди своих широких целей в космосе заявила о разработках сверхлегких ракет. Сейчас компания прорабатывает два типа носителя: кислород-метановый, стартовой массой около 20 тонн для вывода аппаратов до 200 кг на низкие околоземные и солнечно-синхронные орбиты. И второй вариант твердотопливного носителя стартовой массой около 2 тонн для вывода полезных нагрузок массой до 10 кг на приполярные орбиты и до 200 кг на суборбитальные траектории.

Компания Virgin Galactic, переживающая многочисленные технические и организационные проблемы на пути к суборбитальным туристическим рейсам, намерена взяться и за спутники. В марте 2017 из компании выведен спин-офф Virgin Orbital. Ракета LauncherOne поначалу должна была стартовать из под крыла самолета White Knight, но красивый самолет не смог противостоять мощи Boeing 747-400, который теперь дорабатывается как носитель по схеме «воздушный старт». Для получения заказов на LauncherOne Ричард Брэнсон вошел в проект глобального интернета OneWeb, который готовит к выведению первые несколько сот спутников. Джим Кантрелл, один из сооснователей SpaceX в 2017 году покинул компанию, чтобы начать свой микроспутниковый стартап Vector Space System. Недавно они провели презентацию своей ракеты Vector-R и объявили о поиске инвесторов с $15 млн в раунде A.

В то же время, в глубоком кризисе пребывает несколько более ранних ракетных стартапов, возникших еще в 2000-е или раньше.

Компания-разработчик твердотопливной модульной ракеты Interorbital Systems с 1996 года смогла запустить только одну сверхзвуковую ракету по суборбитальной траектории, хотя в 2016 г. подрядилась запустить на Луну одного из участников Google Lunar X-Prise.

Стартап Firefly Space Systems сумел привлечь $21,7 миллионов в двух раундах, но следующий раунд сорвался из-за отказа крупного инвестора. Причиной отказа стали патентные претензии Virgin Galactic где ранее работали основатели с Firefly. Компания так и не приступила к производству своей кислород-керосиновой ракеты с клиновоздушным соплом. В апреле 2017 года компания обанкротилась, и все активы перешли владельцу группы компаний Noosphere Максиму Полякову. В будущем компания будет действовать под именем Firefly Aerospace.

Гибридный проект, Rocket Crafters, собирался к 2013 году привлечь $72 млн и создать 1300 рабочих мест, но не справился с задачей. Сейчас создатели компании продолжают развитие проекта в составе десяти человек и ежегодно переносят планируемый испытательный старт ракеты своей разработки.

Наиболее перспективным микроракетным проектом, на сегодняшний день, можно считать новозеландский стартап RocketLab, проинвестированный фондом Bessemer Venture Partners. Ракета Electron использует традиционную топливную пару: жидкий кислород и керосин, но под завязку напичкана инновациями: 3D печатные элементы двигателя, электропривод турбины, композитный корпус и топливные баки… Всё это призвано снизить стоимость запуска и упростить производство. Многоразовость не предполагается, хотя компоновка ракеты с девятью двигателями первой ступени напоминает Falcon-9. Компания уже оборудовала собственный космодром на новозеландском побережье и провела испытания блока двигателей первой ступени.

21 марта RocketLab привлекла $75 млн в раунде D, заодно обнародовав суммарный объем инвестиций: $148 млн. Новый раунд потребовался для наращивания производства, в ответ на большой поток заказов.

Тем временем Китай испытал в январе 2017 года твердотопливную ракету Kuaizhou-1A (и намерен выводить ее на мировой рынок). Мощность ракеты примерно в два раза превосходит Electron и приближается к Pegasus. Цена около $4,8 млн. Есть в Поднебесной и другие проекты, включая воздушный старт. Хотя китайские ракетостроители пока не могут на равных конкурировать на мировом рынке. Большинство производителей микроспутников — из США, а они с Китаем не торопятся работать из-за ограничений распространения технологий.

Таким образом, с одной стороны, микроспутниковая революция успешно использует доступные на сегодняшний день ресурсы выведения аппаратов в космос: МКС и большие ракеты. С другой, по всему миру развиваются проекты создания микроракет. Складывающаяся ситуация обещает высокую конкуренцию на мировом рынке и сильно зависит от коммерческого успеха нано- и микроспутниковых проектов. Поэтому можно ожидать, что выживут лишь несколько производителей микроракет новой волны.

Большим успехом для микроракетных стартапов можно считать фактическое закрытие российско-украинского конверсионного проекта «Днепр», с которым практически невозможно было конкурировать из-за низкой стоимости баллистических ракет, произведенных еще в СССР. Создавать свою микроракету «Роскосмос» в ближайшее десятилетие не намерен, а российским частным компаниям придется работать на свой страх и риск, в одиночку противостоя США, Индии, и Китаю. Можно лишь пожелать им большой удачи и смелых инвесторов.

Подготовлено для Forbes.ru

На протяжении веков эпидемии с печальной регулярностью уносили жизни миллионов людей по всему миру. Врачи пытались бороться, одни искали лекарства, другие – способ защиты в самой природе. Ведь еще Гиппократ заметил: «Природа сама отыскивает пути без размышления; она достигает нужного без указания и учения».

Сегодня известно, что первые попытки прививок от оспы имели место, как на Древнем Востоке, так и в средневековой Европе. В начале XVIIIвека, жена английского посла в Османской империи привезла на родину рецепт турецких врачей: немного жидкости из оспенных пузырьков больного надо было втереть в ранку на предплечье здорового человека. Тот, конечно, заболевал оспой, но, как правило, переносил ее довольно легко. Этот метод стали называть инокуляцией (введением). В 1768 году Екатерина II использовала этот способ, чтобы привить себя и своего сына – Павла. Этот шаг был продиктован не только заботой о собственном здоровье, но и как мера по популяризации нового способа профилактики страшной (для того времени) болезни. Так что мы смело можем отнести русскую императрицу к числу популяризаторов науки.

Но историю вакцин принято вести от английского врача Эдуарда Дженнера, который в 1796 году привил оспу восьмилетнему мальчику. Главным отличием его эксперимента было то, что исходный материал для прививки врач взял не у другого пациента, а у коровы. Корова по латыни – vacca, отсюда и родилось само слово вакцина. Однако вскоре выяснилось, что прямое копирование метода срабатывает далеко не всегда. В 1802 году английский военврач А. Уайт, оказавшись в осажденной Наполеоном Александрии, стал свидетелем вспышки бубонной чумы. Он попробовал провести инкопуляцию крови и гноя одной из пациенток себе, в результате, через несколько дней экспериментатор скончался.

А спустя несколько десятилетий свой знаменитый эксперимент провел французский врач Антуан Клот. Целью его опыта было доказать, что даже во время жестокой эпидемии чумы заболевает далеко не всякий. Взяв образцы бактариальной флоры с одежды больного, молодой врач сделал себе прививки в шести местах. Ранки были перевязаны повязками, смоченными кровью больного. Затем Клот надел одежду другого больного чумой, а когда тот умер, провел ночь в его постели. Короче говоря, он сделал все возможное, чтобы заразить себя, но так и не заболел. Однако ответа на вопрос, почему инфекция убивает одних и щадит других ученые и врачи того времени не знали...

Потребовалось еще почти столетие, чтобы из практики вакцинаций выросла отдельная научная дисциплина – иммунология. Ее основателями считают Илью Мечникова и Пауля Эрлиха. Их теория иммунитета была удостоена Нобелевской премии по медицине в 1908 году. Обычно такое одновременное награждение означает, что ученые либо вели совместную работу, либо параллельно и одновременно пришли к одному и тому же результату.

В этот раз все было несколько иначе. Русский и немецкий ученый в своей работе исходили из прямо противоположных взглядов на теорию иммунитета. Годами вели публичную (в статьях и письмах) дискуссию на эту тему. И, в конечном счете, правыми оказались оба.

Интересный факт – оба ученых имели личные счеты к инфекционным заболеваниям. От возвратного тифа чуть не умерла вторая жена Мечникова. У него это вызвало серьезный нервный срыв, который привел, в частности, к самоубийственному эксперименту по самозаражению возбудителем этой болезни в 1881 году (выжил ученый чудо). В 1888 году во время лабораторного эксперимента Эрлих случайно заразился туберкулезом и был вынужден взять большой перерыв в работе для лечения.

Сын разорившегося гвардейского офицера, Илья Мечников с детства тянулся к наукам, больше всего – к ботанике и зоологии. Экстерном за два года он окончил Харьковский университет и еще три – занимался научной работой за границей. А в 1868 году, после успешной защиты докторской диссертации, в двадцать три года стал доцентом Петербургского университета.

Несколько позже начал свой жизненный путь его будущий оппонент и коллега по премии. Пауль Эрлих, напротив, родился и вырос в довольно обеспеченной еврейской семье и, получив хорошее медицинское образование, в 24 года получил ученую степень доктора медицины и устроился работать врачом в одну из берлинских клиник. Произошло это в 1878 году. А спустя десятилетие – перешел работать под начало знаменитого Роберта Коха в Институт инфекционных болезней.

На протяжении полутора десятков лет Мечников успешно занимается зоологическими исследованиями, а в 1882 году случайно делает открытие, по оценке современников, «гиппократовского масштаба». Произошло это в ходе изучения личинок морских звезд, когда ученый хотел выяснить, сохранилось ли у них клеточное пищеварение. Поскольку личинки были прозрачные, Мечников вводил в их тело красящий порошок кармина.

Клетки успешно поглотили частицы порошка и тут к Мечникову пришло озарение: а может, эти клетки реагируют так на любое постороннее внедрение в организм. Чтобы проверить свое предположение, он ввел под кожу личинки шип садовой розы. И, спустя недолгое время, блуждающие клетки, окрашенные кармином, окружили острие шипа сплошным красным пятном.

Из этого опыта ученый вывел целый ряд умозаключений. Прежде всего, это явление – не пищеварительный, а защитный процесс. И каждая отдельная клетка действует в интересах всего организма. Затем он стал искать подтверждение своей теории, и вскоре выявил аналогию между блуждающими клетками низших животных и лейкоцитами в крови человека. Так Мечников первым понял, что воспалительный процесс носит защитный характер. И это было для медицины того времени, в полном смысле, революционной идеей.

Своими идеями он поделился с рядом знакомых ученых, включая немецкого зоолога Карла Гайдера. Он то и предложил греческий вариант названия для таких клеток – фагоциты (от фагос – пожиратель и цитос - клетка). И в августе 1883 года в Одессе, на съезде врачей-естествоиспытателей Мечников впервые обнародует свою теорию фагоцитоза. Он обратил внимание слушателей на тот факт, что человек ежедневно поглощает огромное количество бактерий, включая болезнетворные, но далеко не всегда это ведет к болезни.

– Видимо, и в теле человека, имеются клетки, похожие на амёб, которые способны поедать и тем самым обезвреживать наших врагов, - отметил он. – Эти клетки живут в крови человека и известны под именем белых кровяных телец.

К тому времени большой популярностью пользовались результаты исследований Луи Пастера, который изучая механизмы вакцинации, стал вводить животным ослабленные бактерии-возбудители. И в 1881 году успешно создал прививки от куриной холеры и сибирской язвы. А вот теорию фагоцитоза врачи встретили в штыки. Мечникову давали понять, что вторжение зоолога в область медицины неуместно.

– Объяснение Мечниковым деятельности лейкоцитов является скорее проявлением богатого воображения, чем результатом объективного наблюдения исследователя, - писал один медицинских авторитетов того времени.

В числе европейских оппонентов Мечникова оказался и молодой бактериолог Эрлих, который выдвинул свою теорию. Целью его научной работы был поиск лекарственных средств, которые уничтожали бы возбудителей болезни, не повреждая при этом клетки самого организма. Сам Эрлих называл их «волшебными пулями». Но вместе с этим, он исследовал и собственные защитные механизмы организмов – против бактерий и токсинов.

Экспериментируя с ядами, он выявил, что на введение небольшой дозы токсина организм реагирует выработкой антитоксина. Причем, этот процесс продолжался даже после выведения из организма яда. Объяснению этого явления и служила теория, выдвинутая Эрлихом, первоначально он называл ее еще теорией «ключ-замок».

Он предположил, что некоторые клетки содержат особые молекулы с боковыми цепями, на конце каждой цепи есть свой «ключ», «замком» для которого является молекула токсина. Как только токсин попадает в организм, соответствующий «ключ» притягивается к нему и «запирает» его.

Спустя некоторое время, он обнаружил, что на некоторые инфекции организм реагирует схожим образом. В крови человека изначально имеется некое противомикробное средство, сделал вывод немецкий бактериолог. Точнее, набор неких «антибактерий», каждая для своего типа возбудителя. Он назвал их антителами.

Справедливости ради, отметим, что за три года до Эрлиха противомикробное свойство сыворотки крови млекопитающих подробно описали его коллеги по Институту инфекционных болезней. Но именно он представил взаимодействие между клетками и антителами как химические реакции. Так в 1891 году появилась на свет гуморальная теория иммунитета. И началось противостояние двух теорий…

Научный спор между клеточной и гумаральной теориями иммунитета длился почти два десятилетия. И именно он стал главным «драйвером» развития зарождавшейся науки – иммунологии. Надо отметить, что изначально Мечников оказался в невыгодном положении: подтверждение его теории требовало чересчур сложных для того времени экспериментов, а для подтверждения гуморальной теории надо было всего лишь зарегистрировать реакцию «антиген-антитело» в растворе. Неудивительно, что сторонников Эрлиха оказалось больше.  

Правда, сами ученые, хоть и спорили друг с другом, но не являлись ярыми противниками. Эрлих признавал, что его исследования не отрицают напрямую результаты, полученные Мечниковым, а Мечников так и вовсе пытался связать оба механизма. Спор велся, скорее, о том, какое начало – клеточное или молекулярное – является первичным в работе иммунитета.

В 1902 году ученик Мечникова Савченко обнаружил в крови особые антитела, которые способствовали фагоцитозу. Так наука пришла к синтезу двух, изначально противоречащих друг другу теорий. На научном конгрессе в Париже Илья Мечников дал обед в честь своего немецкого оппонента, а тот публично выразил свое восхищение личностью Мечникова.

Хотя, наверное, до сих пор сложно окончательно сказать, какой из механизмов иммунитета является первичным. Одной из последних попыток дать ответ на этот вопрос стала формулировка американского иммунолога Чарльза Дженуэя и его российского коллеги Руслана Меджитова в конце прошлого века. Они сформулировали концепцию взаимосвязи врожденного (линия Мечникова) и адаптивного (линия Эрлиха) иммунитета. И на сегодня мировая наука поставила этим точку в давнем споре.

Как бы то ни было, само это противостояние стало ярким примером не только того, что к результату в научных исследованиях можно (и нужно) идти разными путями, но и подтверждением полезности даже самых яростных дискуссий, если они проходят корректно и в рамках научного подхода.

Наталья Тимакова

С каждым разом мы всё больше убеждаемся в том, что инновационные решения экологических проблем таят в себе какие-то дополнительные выгоды для экономики. То есть, мы не просто избавляемся от последствий человеческой жизнедеятельности, но и находим на этом пути дополнительный ресурс. Например, энергетический.

Мы уже неоднократно писали о том, что твердые бытовые отходы, например, вполне пригодны в качестве топлива для котельных и тепловых электростанций, поскольку новые технологии позволяют безопасно сжигать мусор, решая эту проблему с пользой. И если подойти к организации данного процесса с умом, то вопрос с мусорными полигонами можно будет закрыть раз и навсегда. Скажем, если на новосибирских ТЭЦ разместить соответствующие установки по сжиганию ТБО, то таким путем будет достигнута почти десятипроцентная экономия на угле. Иначе говоря, мы получаем источник практически дарового топлива, освобождая при этом землю от опасных отходов.

Почему подобные технологии до сих пор не внедряются, вопрос отдельный. Здесь, как говорится, замешана политика. С точки зрения науки и техники ситуация выглядит намного благоприятнее, ибо ученые не стоят на месте. Главное, что наука уже подошла именно к такому уровню решения экологических проблем. И это касается не только мусора. Еще одна «головная боль» больших городов – это сточные воды. Здесь тоже нужны инновационные решения. И они, к счастью, есть.

Одно такое решение было продемонстрировано на Международном форуме-выставке «Городские технологии – 2017». Речь шла о технологии каталитического сжигания вредной органики. Как отметил в своем выступлении сотрудник Института катализа СО РАН Юрий Дубинин, в настоящее время в мире растет интерес к так называемым некондиционным и возобновляемым видам топлива. Отходы так же значатся в этом списке. По словам Юрия Дубинина, в России ежегодно образуется более 7 млн. тонн осадков очистных сооружений коммунальных хозяйств.

«Чем характеризуются эти отходы? Это - высокая влажность, низкая калорийность и высокая токсичность. В них высокое содержание тяжелых металлов и различных органических соединений, канцерогенов и тому подобного. Из-за этих особенностей традиционными методами утилизировать их достаточно сложно или же невозможно», - пояснил ученый.

Каков же выход? Ученые предлагают использовать метод сжигания этих отходов в кипящем слое катализатора. Чем отличается данная технология от традиционных способов? В отличие от традиционных способов, здесь поддерживается более НИЗКАЯ температура горения. При обычном сжигании поддерживается температура до полутора тысяч градусов Цельсия. При каталитическом – всего 650 – 750 градусов. Соответственно, отмечает Юрий Дубинин, снижаются и конструкционные требования к материалам, снижается металлоемкость самой конструкции. «И самое главное, - говорит Юрий Дубинин, - здесь отмечается отсутствие концентрации вредных выбросов на выходе из реактора. Либо оно находится ниже предельно допустимых значений. При этом коэффициент использования тепловой энергии таких реакторов достигает 93%, а в случае с иловыми осадками доходит до 95 процентов». Тепловая мощность может составлять от 0,25 до 12 Гкал в час.

Вообще, технология сжигания в кипящем слое катализатора сама по себе не нова. И в данном случае речь не идет о каком-то лабораторном эксперименте. Разработка давно уже применяется на практике. «На базе данной технологии, - проинформировал Юрий Дубинин, - уже построено пять котельных, работающих на угле. Все они показывают свою эффективность – экономическую и экологическую». Две таких котельных находятся в Кемеровской области, остальные три – в Алтайском крае, Красноярском крае и в Амурской области.

Если говорить об утилизации иловых осадков, то в нашей стране до сих пор еще применяется банальное захоронение на полигонах. Понятно, что земли у нас много, и пока мы еще не сильно переживаем по поводу расширения захоронений. Однако нужно понимать, указывает Юрий Дубинин, что окружающие территории в течение многих лет будут загрязняться различными вредными соединениями, а саму землю в таких местах нельзя будет использовать в течение очень длительного времени.

В принципе, на сегодняшний день существует уже достаточно много эффективных способов термической утилизации. Аналогом представленной технологии являются европейские разработки, где отходы сжигаются в кипящем слое инертного материала. Как отметил Юрий Дубинин, это тоже достаточно эффективная технология, однако она требует дополнительной очистки отходящих газов, поскольку получающиеся на выходе продукты не являются безопасными. К тому же здесь очень высокая стоимость, измеряемая десятками миллионов евро. Технология, предложенная Институтом катализа СО РАН, в этом отношении отличается серьезными преимуществами – как с точки зрения экологии, так и с точки зрения экономии. К тому же она позволяет создавать энергетические объекты разной мощности. «Но самый главный бонус, конечно же, – это утилизация опасного вещества, которое постоянно накапливается на полигонах. Получение тепла за счет сжигания является уже дополнительным бонусом», - считает Юрий Дубинин.

Само по себе каталитическое сжигание позволяет обойтись без сложных систем очистки, поскольку при такой технологии вредные летучие вещества абсорбируются на поверхности катализатора, благодаря чему происходит их доокисление в самом реакторе. Поэтому на выходе мы получаем воду и углекислый газ. Всё это было изучено и рассчитано еще на стадии лабораторных испытаний. Необходимо отметить, что данный проект прошел уже многочисленные государственные экологические экспертизы, подтверждающие экологическую безопасность подобных энергетических установок.

Стоимость одной такой установки с производительностью 1,5 тонны в час и тепловой мощностью 4 МВт составит примерно 300 млн. рублей. Соответствующий проект, в частности, был подготовлен для ОАО «Омскводоканал». Для сравнения, французская установка по сжиганию осадка производительностью 5 тонн в час, построенная в Санкт-Петербурге, обошлась в 37 миллионов евро! В общем, преимущества отечественной разработки очевидны.

Напоследок, как всегда, болезненный для нашего города вопрос: почему актуальные инновационные разработки новосибирских ученых до сих пор игнорируются в самом Новосибирске? Надеемся, что прошедший форум хоть как-то повлияет в этом отношении на решения городской администрации.

Олег Носков

— Александр Михайлович, расскажите о вашем прошлом, научной и административной работе.

— Я в этом плане очень прост — у меня в жизни одно место работы. В 1977 году, закончив радиофизический факультет Нижегородского университета, я пришел на работу в Институт прикладной физики РАН, который был создан за несколько месяцев до моего появления здесь. Сейчас институт празднует свое сорокалетие, и все эти 40 лет я фактически проработал в одном месте, начиная с должности стажера-исследователя, младшего научного сотрудника, старшего научного сотрудника и т.д. С 2001 по 2015 год работал заместителем директора по научной работе, с 2015 года – директором. С одной стороны, такое постоянство вроде не особо интересно, с другой — очень важно, что я знаю про организацию науки и про то, кто чем занимается на всех ступенях научной лестницы, от аспирантских до директорских.

— Ваши интересы — лазеры, оптическая физика?

— Я по своему научному происхождению — физик-теоретик. Занимался теорией нелинейных волновых процессов в различных средах. Вообще, нелинейные колебания и волны — это визитная карточка нижегородской физической науки, и я являюсь представителем этой школы. Сначала занимался нелинейными процессами в плазме. Это вопросы, связанные с распространением мощного излучения в плазме в различных условиях — в лабораторной плазме, в ионосферной плазме, в плазме, которая используется в экспериментах по термоядерному синтезу, и так далее. Моя основная работа в последние годы связана также и с экспериментальной лазерной физикой, лазерной оптикой, получением и исследованием сверхсильных электромагнитных полей.

— Сегодня популярны исследования на стыке различных областей. И у вас есть успехи в этом?

— В традициях нашей нижегородской школы радиофизики давно были связи с медициной. У нас была создана культура общения физиков и медиков, и множество различных разработок, которые физики делали для себя, транслировались потом в медицину. Занятия лазерной физикой, оптикой принесли в последние годы в это направление довольно много, в частности, то, что сегодня называется биофотоникой.

— Для вас было неожиданностью выдвижение кандидатом в президенты РАН?

— Я никогда ранее не обдумывал рационально такую возможность, признаться, мне даже и во сне такое не снилось. Это абсолютно новое для меня состояние. Я рассмотрел предложение и дал согласие — прежде всего, моему родному отделению, потому что я считаю, что выдвижение от Отделения физических наук — это сильный козырь. На это отделение смотрят все, и выдвижение от него дорогого стоит. И, поскольку это было предложено уважаемыми коллегами, конечно, я отнесся к этому очень внимательно.

— Как вы объясняете то, что произошло на общем собрании РАН 20 марта?

— Я согласен с мнением общего собрания Отделения физических наук — это был сознательный срыв выборов. Формально выборы не состоялись потому, что все три кандидата сняли свои кандидатуры. Я слышал версии событий от разных людей. Когда я принимал решение относительно выдвижения, консультировался со многими своими коллегами и с руководителями РАН и задавал вопрос — что произошло и что, по их мнению, хочет власть. У меня до сих пор нет конкретного мнения, потому что если есть желание, чтобы РАН эффективно работала, нам всем, в том числе власти, необходимо поднимать и укреплять ее имидж. Однако действия, которые проведены, свидетельствуют о противоположном. Ясно, что в  результате имидж РАН в обществе стал более негативным. Поэтому, хотя официальные лица говорят, что Академия наук нужна, и выборы должны быть проведены, действия идут вразрез с этими заявлениями. После 20 марта мы находимся в совершенно другой реальности. Возможно, мы сейчас в полушаге от принятия совсем кардинальных решений в отношении РАН. Половина шага пройдена в марте, половина может быть пройдена в сентябре. И она наверняка будет пройдена, если в сентябре Академия наук демократическим путем не выберет себе президента. Потому что оснований тогда будет вполне достаточно: организация два раза не смогла выбрать по своему уставу себе президента — разве это серьезная организация? Сейчас это вызывает очень большие опасения. Устав устроен таким образом, что для победы необходимо набрать две трети голосов. Это очень сильное требование. В отношении выборов в члены и члены-корреспонденты РАН эта норма оправдана, исторически проверена, и ничего страшного не происходит, если на какую-то вакансию никого не выбирают. Но не на выборах президента!

— То есть вы за изменение устава?

— В конечном счете, да. Если все будет нормально, если академия все-таки начнет работу под руководством нового избранного президента, будет укреплять свой имидж, тогда совершенно естественно поставить вопрос об изменении этого положения устава. Сделать это до выборов не получится — устав меняется на общем собрании, а времени для проведения еще одного общего собрания нет.

Но эта норма, которая появилась в уставе в 2014 году, очень сильно накаляет сегодня предвыборную атмосферу. Конечно, Академия наук неоднородна. И за эти три года, прошедшие с момента объединения РАН, РАМН, Академии сельскохозяйственных наук, наверное, мы просто еще не переплавились в монолитное сообщество, разделяющее одни и те же общие цели, нормы, принципы.

Надеюсь, в будущем это произойдет, и считаю, новый президент Академии наук как раз и должен работать в этом направлении, чтобы объединить менталитеты различных академий. У физиков есть свое понимание ценностей Академии наук. Для нас это организация, которая функционирует на демократических принципах выборности. Но есть члены академии, которые считают нормальным, если руководителя РАН будут не выбирать, а назначать «сверху», как, например, в Белоруссии.

— Как у вас, как директора института, складывались отношения с ФАНО?

— В академических институтах слышно много голосов, недовольных деятельностью учредителя. Действительно, при новой организации их работы, когда произошло разделение центров научной компетенции и управления, состояние науки в академических институтах в целом ухудшилось. Есть несколько факторов, но главный — в том, что существенно уменьшилось бюджетное финансирование большинства академических институтов.

Кроме того, бюрократия возросла в разы — огромное количество бумаг, требование срочно отвечать на некоторые вопросы, зачастую с уже истекшим сроком исполнения.

Возможно, это связано с тем, что у нас в стране существует множество регламентов, регулирующих действия бюджетных учреждений, и это требует заполнения большего числа документов. При проведении реформы академии одним из аргументов в ее пользу называлось то, что деньги на науку в стране есть, а Академия наук просто не может их искать, не умеет должным образом подходить к министерствам, ведомствам, не знает, как это правильно делать. И появление ФАНО поможет академическим институтам увеличить финансирование. Было также обещано, что ФАНО освободит ученых от выполнения несвойственных им бюрократических функций, что ученые будут только работать, а агентство обеспечит их финансированием и всем необходимым. В итоге вышло ровно наоборот, так что причины для недовольства понятны. Еще одним поводом для недовольства является реструктуризация академических институтов путем объединения нескольких в один научный центр. Должен сказать, что я не являюсь огульным критиком реструктуризации. Среди академических институтов есть достаточно большое число мелких институтов, каждый из которых в современных условиях не имеет потенциала развивать серьезную академическую науку. И когда говорят, мол, давайте ранжируем всех на институты хорошие, средние и слабые, и последние уберем из академической системы, то для них это будет хуже, чем если бы они присоединились к сильному академическому институту родственного профиля.

Кроме того, я считаю, что на примере образования нашего ФИЦ ИПФ РАН путем присоединения к головному институту двух сильных филиалов с родственной наукой и близким менталитетом ученых — Института физики микроструктур РАН и Института проблем машиностроения РАН, мы получили увеличение потенциала наших организаций.

Поэтому есть примеры конструктивного сотрудничества академических институтов и ФАНО.

— Какие проблемы, на ваш взгляд, стоят перед РАН как перед организацией? Идет ли сейчас речь о ее сохранении как таковой?

— Конечно, речь об этом идет, мы с этого и начали — мы боимся второго полушага. Другой серьезной проблемой является различное понимание того, что такое работа в РАН. Вспомним полемику, которая развернулась на президентском совете. Президент страны, выражая, что власти надо от Академии наук, обращается к президенту РАН, образно говоря, с такими словами: «Вы в академию выбрали некоторое число людей, которые работают на госслужбе. Они и так круглосуточно вкалывают, а вы их еще и в Академию наук на работу выдвигаете, хотя я этого не рекомендовал делать». Президент РАН отвечает: «Мы выбираем по заслугам». Так академия — это «на работу» или «по заслугам»?

Раньше это было естественно — человека выбирали за заслуги, и, поскольку академия руководила работой институтов, это автоматически давало выбранному человеку больше возможностей эффективнее работать, так что «по заслугам» и «на работу» совпадало. А когда произошло разделение академии и институтов, прежнее значение «на работу» пропало, а новое еще не появилось.

— На общем собрании прозвучала мысль, что Академия наук в роли отстающей, не чует веяний времени. Вы разделяете это мнение?

— Разделяю. Работа, которая по существующему законодательству закреплена за Академией наук, очень важная, но по разным причинам она не выполняется в том объеме, в котором должна. Академия наук по отношению к фундаментальной науке должна быть основной силой в целеполагании. Академия наук должна быть главной экспертной научной организацией в стране. Это декларировано и законами, и уставом, но инструментов для реализации этих функций не хватает. На мой взгляд, задачей будущего президента Академии наук станет то, чтобы с учетом потенциальных возможностей и существующего правового поля выстроить соответствующий инструментарий, который позволил бы Академии наук действительно эффективно работать в этом правовом поле.

— Что можно сказать о вашей будущей программе?

— В ней будут тактические и стратегические задачи. Тактика — это те вопросы, о которых сейчас мы с вами говорим. Есть и другие. Например, в Академии наук, на мой взгляд, недостаточно активно ведется работа советов. Потому что когда мы говорим о разработке новых программ, то отслеживанием того, куда движется наука, как должен быть устроен наш вклад, какое место мы занимаем, должен заниматься не Президиум РАН, а академические советы. Они не должны эпизодически собираться раз в год и смотреть на результаты. В Академии наук существует большое число советов, но лишь немногие из них работают активно. Необходимо обновить систему советов. На уровень президиума должны выноситься разработанные советами программные предложения.

Главной потерей нашей страны в послесоветское время стала утечка мозгов. Суммарный интеллект нации сильно упал.

Кто-то уехал, кто-то ушел в менее требовательные к знаниям области, нет прежней должной подпитки интеллекта из образовательной системы. И если мы не начнем снова наращивать этот интеллект, то так и останемся придатком в мировом распределении средств производства и благ. Академия наук должна стать главной консолидирующей силой в стране для разворота вектора в сторону возрастания суммарного интеллекта нации. Это основная стратегическая задача.

Распространяются слухи о том, будто транснациональная компания «Монсанто» (Monsanto Company) собирается строить семеноводческие предприятия на территории России. Так, недавно разошлась «новость» о строительстве такого предприятия на территории Кировской области. Правда, при проверке эта информация оказалась фейком, тем не менее, российская общественность очень бурно реагирует на подобные сообщения.

Главная причина столь чуткого отношения россиян к теме зарубежного семеноводства коренится в скрытом (а иногда и открытом) неприятии новейших методов селекции, где как раз лидирует упомянутая компания (в частности, отмечается ее приверженность ГМО). И как бы ни складывались обстоятельства на текущий момент, совсем нельзя исключать того, что рано или поздно «Монсанто» начнет активно инвестировать в производство семян на территории РФ. Во всяком случае, несколько лет назад компания уже высказала интерес в отношении Украины и южных областей нашей страны, намереваясь заняться производством семян кукурузы и подсолнечника. Речь о ГМО пока что не идет, однако нельзя сомневаться, что компания своим приходом к нам способна задать некую планку, поставив отечественную селекцию в «неловкое» положение.

О чем, собственно, идет речь?  Среди российских семеноводов и некоторых ученых настойчиво ведутся разговоры о том, будто появление новейших методов селекции (в данном случае мы говорим об овощных культурах) автоматически привело к тому, что все предыдущие сорта, выеденные традиционным способом, совершенно утратили свое значение для хозяйства. Мол, максимум, на что они сгодятся – быть генетическим материалов для новых, «современных» сортов и гибридов, для которых необходимо применять маркер-ориентированную селекцию.

Причем, выражение «современный сорт» произносится в этом контексте так, словно мы говорим о  передовом техническом изобретении с какими-то непревзойденными характеристиками. И  коль современность играет здесь ключевую роль, то ее необходимо постоянно воссоздавать. Иначе говоря, «современные сорта» должны создаваться регулярно и очень быстро приходить на смену сортам «устаревшим» (как это происходит в случае с техникой). Нередко утверждается, что сорт не может существовать более двух лет, ибо через два года он уже становится «старьем», не отвечающим изменившимся условиям. А задача ученых – оперативно реагировать на все изменения ситуации, благо новейшие методы позволяют им это сделать.

Такую «прогрессивную» философию наверняка разделяет определенная часть производителей, ориентированных на высокую урожайность и, соответственно, на массовый спрос. Возможно, с сугубо практической точки зрения в этом есть смысл. И логика производителей в данном случае понятна: им необходимы большие объемы, минимальные потери и хорошее взаимодействие с торговыми сетями, где существуют свои особые представления о качестве. По сути дела, отечественная наука – в первую очередь, генетика, - как раз и выстраивается в указанном направлении. Строго говоря, отечественная генетика как раз и должна решать «народно-хозяйственные» задачи подобного рода. И если у наших ученых не будет здесь заметных результатов или, что еще хуже, – у них ничего не будет получаться, то тогда мастер-класс нам покажут признанные мировые лидеры вроде «Монсанто». 

Надо ли сомневаться, что при неблагоприятном положении дел у руководства страны может возникнуть закономерный вопрос: а надо ли поддерживать за государственный счет отечественную селекцию овощей, если проблему в состоянии взять на себя зарубежные инвесторы? Чего греха таить: уже сейчас российский рынок овощей не четыре пятых держится за счет зарубежных поставок семян. И та же компания «Монсанто» активно заходит в наши края через своих многочисленных дистрибьюторов. Если же предоставить таким гигантам еще и земельные площадки, то мы получим у себя самую современную селекцию без серьезного государственного участия (в том числе и финансового, что в нынешней экономической ситуации тоже важно). Здесь-то и возникнет то самое «неловкое» положение, о котором я сказал выше.

Отмечу, что эта проблема отнюдь не надуманная. Её, например, отчетливо осознают сотрудники Сибирского научно-исследовательского института растениеводства и селекции (СибНИИРС), потратившие долгие годы на создание сортов овощных культур, пользующихся большой популярностью и сибирских дачников и огородников. Напомним, что сибирская селекция овощей изначально никак не была направлена на массовое производство, на валовый сбор. Главным потребителем сибирских сортов были садоводы-любители, которые совокупно выдают продукции даже больше, чем профессионалы. И если говорить о запросах с их стороны, то высокая урожайность не играет для них решающей роли. Главное – вкусовые качества самих плодов.

Как отметила заведующая лабораторией селекции семеноводства и технологий возделывания овощных культур и картофеля СибНИИРС Татьяна Штайнерт, среди томатов хитом продаж в течение нескольких сезонов остается оранжевоплодный сорт «Олеся», славящийся своим отчетливо сладким вкусом. Несмотря на то, что высокой урожайностью он не отличается, дачники отдают ему явное предпочтение как раз из-за его превосходного вкуса. Надо ли говорить, что у товаропроизводителей, ориентированных на вал, предпочтение несколько иные? Кроме того, в интенсивной культуре, при частых подкормках, даже такие прекрасные сорта начинают утрачивать свои качества. Как правило, садоводы-любители, выращивающие плоды для себя, «химией» не злоупотребляют и к сверх-урожаям не стремятся, чего не скажешь о производителях-профессионалах. По словам Татьяны Штайнерт, специалисты СибНИИРС дегустировали сорта томатов, выращенных в интенсивной культуре, и их вкусовые качества оказались не столь ярко выраженными,  чем у тех, которые были выращены на дачных участках обычным способом. Между качеством и количеством, увы, существует обратная связь.

Производители же, в большинстве своём, делают ставку на количество. И здесь большие надежды они связывают с упомянутыми «современными сортами». Производителям вторят семеноводы, заинтересованные в работе с солидными партнерами. Мало того, семеноводам выгоднее запускать в продажу семена высокопродуктивных гибридов, тем самым лишая покупателя возможности воспроизводить семена самостоятельно. Поэтому «гибридная» тема столь популярна именно среди семеноводов.

Разумеется, эту тенденцию переломить невозможно, да и не нужно. Тем более что без интенсивного земледелия вопросы продовольственной безопасности не решаются. Проблема здесь в другом – фанатичное увлечение современной селекцией с ее «современными сортами и гибридами» (обновляемыми каждые два года) способно девальвировать селекционные достижения прошлых лет. И старые, проверенные, любимые многими сорта рискуют кануть в лету, полностью потеряться по причине прохладного отношения к ним из-за резкой смены «линии партии и правительства» (как выражались когда-то).  У нас в России часто бросаются из крайности в крайность. Нынешнее увлечение наспех сделанными новинками уже привело к тому, что отечественный Реестр сортов распух от сотен новых названий, многим из нас ничего не говорящих о качестве. А если частое  обновление сортамента станет некой «научно обоснованной» нормой, то мы рискуем вообще обезличить овощную продукцию.

Какими бы важными биологическими характеристиками ни обладали «современные сорта» овощей, необходимо признать, что это все-таки не кормовая культура, и одними лишь количественными показателями здесь ограничиться невозможно. Безусловно, массовый спрос будет  обеспечен только за счет современной селекции. Спорить тут бессмысленно. Но надо понимать, что в данном случае речь идет о продукции «экономического класса». Если человек желает просто томатов или огурцов, он пойдет в ближайший супермаркет и купит их по доступной цене. И в этом случае его даже не будет интересовать названия сортов.

Однако дело в том, что у нас в стране уже сформировалась своя аудитория «овощных гурманов», нацеленных не просто на помидоры и огурцы, а на конкретные сорта. Мало того, на сорта, ВЫРАЩЕННЫЕ ОПРЕДЕЛЕННЫМ ОБРАЗОМ (скажем, в открытом грунте и без интенсивных подкормок). Дачники, например, прекрасно ориентируются в сортах, хорошо их различают и опираются на свои вкусовые предпочтения. Если им нравится сорт «Олеся», то никакой биологически «совершенной» новинкой вы им его не замените, никакая геномная селекция не повлияет их вкус.

Что следует из сказанного? Похоже на то, что традиционные сорта имеют свою особую потребительскую нишу. Пусть даже не очень большую. Но на них есть спрос. Примечательно, что в фирменном магазине одного новосибирского производителя та же «Олеся» продается на подложке как деликатесный продукт – более 400 рублей за килограмм! Согласитесь, что указанная цена говорит о многом. Можно ли после этого рассуждать о «старье»?

Таким образом, в отношении традиционных сортов, хорошо зарекомендовавших себя в глазах потребителей, не надо устраивать никакой революционной встряски. Здесь не только не нужно говорить о замене этих сортов. Скорее, наоборот, - необходимо приложить все усилия к тому, чтобы сохранить данную коллекцию в ее «чистом», «аутентичном» виде.

Олег Носков

Ученые ФИЦ Красноярский научный центр СО РАН вместе с коллегами из Сибирского федерального университета оценили скорость восстановления экосистем после оползней грунта в зоне вечной мерзлоты в Сибири. Сравнение оползней разного возраста в районе реки Нижняя Тунгуска показало, что это геологическое явление вызывает резкое увеличение выбросов парниковых газов в атмосферу. Восстановление экосистемы занимает несколько десятков лет. Результаты исследований представлены на 4-ом Всемирном форуме по оползням и опубликованы в книге «Advancing Culture of Living with Landslides» международного научного издательства Springer.

Оползень — опасное природное явление, связанное со смещением массы горной породы или грунта по склону под действием силы тяжести и ряда сопутствующих факторов. Например, большого количества воды, которая впиталась в почву после обильных осадков. Крупные оползни или обвалы представляют опасность и для человека, — они могут разрушать дороги, нарушать течение рек и вызывать наводнения. Ученые не просто исследуют причины образования и последствия таких явлений. Каждые три года исследователи собираются на Всемирный форум по оползням, где обсуждают разные стороны этой проблемы. В конце мая в Словении прошел очередной форум, на котором красноярские специалисты представили результаты исследований оползней в зоне вечной мерзлоты.

«Наш интерес — сходы грунта на склонах рек в зоне вечной мерзлоты в Сибири. В целом оползни происходят там часто. Механизм их формирования очень простой. Летом начинается оттаивание вечной мерзлоты, его глубина обычно достигает одного метра. При «благоприятном» для обвала сочетании периодов засухи, тепла и повышенной влажности, склон со всем слоем плодородной земли, леса и растительности может сползти в реку. После этого начинается период восстановления. Мы исследовали реакцию всей экосистемы — почвы, сообщества микроорганизмов, растительности — на это природное явление», — рассказывает об исследовании старший научный сотрудник Института леса им. В.Н. Сукачева ФИЦ КНЦ СО РАН кандидат биологических наук Светлана Евграфова.

В результате оползня в зоне вечной мерзлоты происходит полное разрушение хрупкой арктической экосистемы. Однако ученые обнаружили удивительный факт: на месте свежего обвала зафиксировано интенсивное выделение в атмосферу углекислого газа. Это результат жизнедеятельности микроорганизмов, которые очень быстро заселяют как освободившуюся от растительности и верхнего слоя грунта каменистую поверхность, так и «бровку» оползня, где накапливается легкодоступная органика. Обычная почвенно-растительная экосистема в зоне мерзлоты поглощает углекислый газ, а вот почти любое ее нарушение, в данном случае связанное с оползнем, приводит к выделению в атмосферу парникового газа. С течением времени на месте оползня накапливается новый плодородный слой, восстанавливается растительность. Хотя даже участки схода грунта 35-летней давности, не смотря на относительно большой срок, не восстановили исходные значения плодородности, микробной активности и почвенного дыхания.

«Сейчас мы наблюдаем на склонах рек оползни разного возраста. Это основа для сравнительных исследований. По прогнозам, глобальное потепление и изменение режима влажности приведут к повышению количества подобных событий в зоне вечной мерзлоты. Включается то, что ученые называют механизмом положительной обратной связи. Глобальное потепление связано с концентрацией в атмосфере парниковых газов, углекислый входит в их число. С ростом температур и изменением режима влажности количество оползней вырастет. Нарушенные участки мерзлоты становятся источником выбросов углекислого газа, что способствует дальнейшему росту температур. Не самый благоприятный сценарий для экосистем нашего Севера», — объясняет Светлана Евграфова.

Исследования активности почвенных и микробных экосистем вечной мерзлоты группа ученых Института леса им. В.Н. Сукачева ФИЦ КНЦ СО РАН проводит в рамках мегагранта Правительства Российской Федерации. Активность бактерий на месте оползней — лишь один из небольших этапов комплексной работы. Конечная цель, оценить все разнообразие микробных процессов, протекающих в почвах крайнего Севера, и их вклад в баланс углерода и поддержание климата на планете.
Фото: Оксаны Масягиной (Институт леса им. В.Н. Сукачева ФИЦ КНЦ СО РАН)

Новая аллея из кедров и пихт украсила улицу Ученых в самом центре Академгородка. 26 мая ее высадили сотрудники «Дата Ист» в честь 16-летия компании и 60-летия СО РАН.

Еще три года назад сотрудники новосибирской ИТ-компании решили создавать свои небольшие аллеи в разных частях Академгородка. Первая аллея появилась рядом с Домом ученых, вторая - недалеко от Новосибирского Госуниверситета, и эта третья – вблизи детской поликлиники. Улица Ученых всегда многолюдна. Дети спешат в школу, мамочки с колясками идут на прием к врачу, а вечером по этой улице любит гулять молодежь и семейные пары. Кедры и пихты красиво вписались в местный ландшафт и теперь будут радовать горожан.

«Наши сотрудники активно поддерживают этот проект. Они приходят вместе с детьми, высаживают деревья, а потом следят за тем, как ростки поднимаются вверх и набирают силу. Это символично и для роста нашей компании. Каждый год мы проходим новую веху, и замечательно, что можем отметить ее такой акцией – высадкой зеленой аллеи», -  сказал генеральный директор Дата Ист Вячеслав Ананьев

Многие идеи Дата Ист связаны с экологией. Природоохранные ведомства разных стран используют ИТ-разработки компании, чтобы сберечь уникальные природные объекты и национальные парки. Замена бумажных карт электронными путеводителями также позволяет сохранить много деревьев. Акция «Бизнес за зеленую планету» - еще одна возможность оставить свой след на земле и приумножить лесное богатство Сибири.  

Высадка аллеи – это всегда кропотливая работа по выбору места, согласованию ландшафта, приобретению многолетних саженцев. В дальнейшем деревьям нужен уход, чтобы они прижились и не погибли. Сотрудники СО РАН помогают сделать эту работу по всем правилам. 

«Эти пихты и кедры мы выращивали в течение восьми лет. Со временем они станут еще красивее, -  отмечает Сергей Перов, начальник сельскохозяйственной группы ЛОС СО РАН. – Компания Дата Ист вносит большой вклад в озеленение нашего городка, и мы надеемся, что и другие подхватят инициативу. Чем больше людей поможет нам, тем зеленее станет Академгородок».

Сотрудники Дата Ист и СО РАН приглашают другие компании поддержать акцию «Бизнес за зеленую планету», чтобы сделать наш общий дом красивым и уютным.

Екатерина Вронская

Недавно в Новосибирске прошла II Российская междисциплинарная конференция «Сахарный диабет-2017: от мониторинга к управлению». В числе ее основных докладчиков был директор НИИ терапии и профилактической медицины, академик Михаил Воевода. Возглавляемое им учреждение более двадцати лет занимается изучением распространения сахарного диабета в Сибири. Подробности – в интервью, которое нам согласился дать Михаил Иванович.

– Скажите, насколько большой была программа исследований по сахарному диабету, проведенная сотрудниками Вашего института?

– Мы изучаем распространенность диабета почти тридцать лет. В 1980-х и первой половине 1990-х годов мы проводили массовое эпидемиологическое обследование населения в рамках программы ВОЗ МОНИКА.  В 2003-05 гг. уже по программе HAPIEE в рамках популяционного скрининга изучали показатели глюкозы крови натощак. В последующие годы мы провели еще ряд популяционных исследований, как среди взрослых, так и у школьников. Всего за эти годы нами было обследовано около 15 тысяч человек, что в масштабах нашей области – очень серьезная цифра.

– Почему теме диабета уделяется такое серьезное внимание?

– Диабет в настоящее время широко распространен во всем мире, он встречается примерно у одного из одиннадцати взрослых людей и ежегодно уносит больше человеческих жизней, чем туберкулез, малярия и ВИЧ вместе взятые. Причем, мировая статистика отмечает тенденцию к росту распространения этого заболевания. Иначе говоря, проблема сахарного диабета относится к числу наиболее важных и с медицинской, и с социальной точки зрения.

– В ходе массового скрининга удалось обнаружить какие-то закономерности?

– Да, причем их оказалось несколько. Первая связана с различием по распространению диабета у мужчин и женщин. В возрасте до 50 лет у мужчин диабет встречался почти в три раза чаще, чем у женщин, а после – наоборот, женщины начинают лидировать, хотя и не так явно. Например, в возрастной группе 45 – 69 лет сахарный диабет был обнаружен у 10,8 % мужчин и 11,5 % женщин. Одной из возможных причин этого может быть менопауза, которая начинается у женщин в этом возрасте.

Другой особенностью протекания этого заболевания является низкое число людей, информированных о том, что они больны диабетом. Так среди мужчин в возрасте 25-45 лет об имеющемся заболевании знал примерно один из семи, страдающих диабетом.

– С чем это связано?

– Дело в том, что на ранней стадии диабет не имеет ярко выраженной симптоматики, и человек просто не обращается к врачу. К сожалению, регулярная диспансеризация для многих еще не стала обычной практикой. Хотя известно, что ранняя диагностика заболевания – одна из основ успешного лечения. Тем более, мы не первый год наблюдаем распространение сахарного диабета среди молодых. И если говорить о современных школьниках, то ряду показателей, например – по индексу средней массы тела – многие из них в «группе риска».

– Современная медицина может достаточно точно определять границы «групп риска» в отношении сахарного диабета?

– Да, по ряду заболеваний, в том числе и по диабету, созданы так называемые рискометры – специальные программы, которые можно использовать как в первичном здравоохранении, так и для самостоятельного обследования. Еще несколько лет назад для этих целей использовалась шкала риска «FINDRISC», разработанная финскими исследователями. Но одним из результатов нашей работы по диабету стало создание Сибирского рискометра сахарного диабета второго типа.  Автор этой работы - старший научный сотрудник лаборатории клинико-популяционных и профилактических исследований терапевтических и эндокринных заболеваний «НИИ терапии и профилактической медицины» Светлана Мустафина.

– Насколько было важно создавать свой вариант? Чем он лучше финского?

– Тем, что он основан на особенностях распространения и развития сахарного диабета в нашем регионе, которые отличаются от той базы, с которой работали финские ученые. Результаты исследования по финскому методу показали, что более трети взрослого населения Новосибирска имеют средний, высокий и очень высокий риск развития сахарного диабета второго типа в ближайшие десять лет. Однако выяснилось, что прогностические данные зарубежного рискометра отличаются от полученных в Новосибирске результатов. Так, в новосибирской популяции частота вновь возникшего сахарного диабета второго типа в группе очень высокого риска была в два раза ниже, чем в Финляндии.

Поэтому мы и пошли по пути создания своего рискометра, учитывающего наши популяционные особенности. Это была очень сложная и масштабная работа, зато по ее результатам получился достаточно точный и в то же время простой в применении инструмент для диагностики этого заболевания. В ближайшей перспективе – создание компьютерного варианта опросника, который может работать, например, в виде приложения для смартфона.

– А кто-то еще в России осуществлял подобную работу?

– Нет, мы были первыми. И сегодня мы готовы использовать отработанную в ходе этой работы методологию в более широких масштабах. Она вполне пригодна для проведения исследований по всей стране. А дальше, на их основе можно создавать систему национальных рекомендаций по профилактике, ранней диагностике нарушений углеводного обмена, приводящих к диабетическим последствиям. Учитывая, что в России уже сейчас миллионы людей страдают от этого заболевания и эта цифра растет год от года – потребность в такого рода инструментах очень высока.

Анастасия Тимченко

Хорошо в деревне летом… Но есть одна неприятность, заметно возрастающая там, куда нас тянет больше всего – к тихим речкам и озерам. Как вы поняли, речь идет о комарах. В иной сезон присутствие целых полчищ маленьких кровососов сильно портит впечатление от пребывания за городом. Даже в сосновых борах, расположенных недалеко от мелких водоемов, бывает невозможно находиться даже в дневное время. Особенно – «нежным» горожанам.

Жители деревень приспосабливаются к этому как могут. Известно, что на комаров, активизирующихся с наступлением вечера, особенно чувствителен домашний скот. С этой целью хозяйки во время дойки коров  традиционно устраивают так называемые «дымокуры», в результате чего молоко становится «копченым» и не очень приятным на вкус. Но другого выхода  в домашних условиях зачастую нет.

Для многих горожан данная проблема не менее актуальна, чем для селян. Начнем с того, что с наступлением лета многие жители города проводят выходные на дачах, а некоторые живут там в течение всего теплого сезона. И наличие кровососов, конечно же, существенно осложняет им жизнь. Поэтому далеко не случайно тема борьбы с комарами была затронута на Международном форуме-выставке «Городские технологии – 2017».  Речь шла о современных подходах к регулированию численности кровососущих насекомых. И слово «современный» имеет здесь, как выяснилось, принципиальное значение.

Раньше, как мы знаем, этими вопросами занимались на государственном уровне. И бывало, что в некоторых местах комаров травили целенаправленно. Причем – не считаясь с последствиями. Так, в самом начале 1980-х такую операцию по уничтожению комаров провели в Новосибирском сельском районе, недалеко от Кудряшевского заказника (где находится целая «цепочка» небольших озер). Местные жители и дачники с удовлетворением отмечали, что наконец-то можно спать с открытыми окнами. Однако рыбаки оказались разочарованными низкими уловами. Оказалось, что из-за гибели комариных личинок заметно сократилась популяция карася.

Как же подходят к этой проблеме сейчас, какие методы используются и на что могут рассчитывать те же дачники?

По словам представителя компании «СИББИОФАРМ» Марины Макаровой, на сегодняшний день в мировой практике для  регулирования численности комаров используют так называемые микробиологические средства. Такой подход к борьбе с кровососами считается сейчас передовым. Речь идет о специальном инсектицидном микробиологическом средстве, предназначенном для борьбы с личинками кровососущих насекомых в местах их выплода. 

Производство современного микробиологического препаратас определенных пор налажено и в нашей области. Как отметила Марина Макарова, при его использовании не формируется резистентной популяции комаров. Иными словами, кровососы не могут к нему приспособиться (как нередко происходит с обычными ядохимикатами).  Данное средство является ядом кишечного действия: токсин, попадая в организм личинок, вызывает нарушение пищеварительного процесса, токсикоз и гибель.

Отметим, что 2016 год стал для Новосибирска рекордным по количеству комаров и мошек. Данное обстоятельство подтверждается жалобами местных жителей, которые испытывали сильные аллергические реакции на укусы комаров. Особенно это касалось детей. Иными словами, дискомфорт испытывали не только дачники. Кровососы стали серьезно беспокоить людей и внутри городской черты. Учитывая, что комары могут (вдобавок ко всему) оказаться еще и разносчиками опасных заболеваний, производители упомянутого средства обратились в новосибирскую мэрию с предложением регулировать численность популяции комаров микробиологическими методами. Правда, чиновники отклонили это предложение, сославшись на то, что источников опасных заболеваний у нас нет, стало быть, нет и потребности в инсектицидной обработке. Производителю было рекомендовано обращаться по этим вопросам в загородные оздоровительные учреждения, управляющие компании и в ТСЖ. То есть комфорт и здоровье граждан – в их собственных руках! И это несмотря на то, отмечает Марина Макарова, что согласно методическим рекомендациям Роспотребнадзора в отношении мероприятий по регулированию численности кровососущих насекомых, первоочередную роль в санитарно-предупредительных работах должны играть именно органы местного самоуправления. При этом обработка водоемов внутри городской черты должна вестись непосредственно микробиологическими препаратами. «В Новосибирске пока это не учитывается», - с сожалением констатировала Марина Макарова.

Отметим, что этот микробиологический препарат уже много лет используется для дезинсекции территорий Москвы и Московской области, Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Он также повсеместно применяется в Омской, Томской, Волгоградской, Астраханской, Иркутской, Самарской областях, в Краснодарском, Красноярском, Пермском, Алтайском, Хабаровском и Приморском краях. То есть фактически вся территория России подвергается обработке микробиологическим препаратом для регулирования численности кровососущих насекомых внутри городских территорий. Также препарат хорошо зарекомендовал себя в борьбе с комарами в таких странах, как Индия, Таиланд, Армения, Грузия, Беларусь. Компания «СИББИОФАРМ», по словам Марины Макаровой, ежегодно крупными партиями отправляет его за границу.

В отличие от других городов и регионов, в Новосибирске и Новосибирской области такая обработка применяется крайне редко, причем исключительно – по инициативе частных предприятий, заботящихся о комфортном пребывании людей на своей территории. Администрация города, как было сказано, не считает комаров серьезной проблемой, как-то влияющей на жизнь горожан. И поэтому гражданам, похоже, придется решать эту проблему самостоятельно, не надеясь на поддержку со стороны муниципалитета.

В принципе, отмечает Марина Макарова, дачники вполне могут провести обработку близлежащих стоячих водоемов. Препарат продается в виде порошка, который разводится в воде. Норма расхода – от 15 до 30 грамм на один квадратный метр водной поверхности. Цена за один килограмм препарата не превышает 400 рублей. Так что вполне по карману. При большом количестве комаров за сезон делается до трех обработок. Кстати, по словам одного из участников форума, в Барабинской зоне, где комаров – тьма-тьмущая –одно частное предприятие использовало такую обработку, добившись достаточно хороших результатов. И как отметила Марина Макарова, микробиологические средства не наносят вреда окружающей среде. После обработки водоема в него можно сразу смело заходить. То есть никаких ограничений, как в случае с обычными ядохимикатами, здесь нет.

Впрочем, как ни парадоксально это звучит, отсутствие интереса со стороны новосибирских властей к борьбе с комарами в какой-то мере даже обнадеживает. По одной простой причине: когда проблема решается на официальном уровне, происходит, что называется, «обстрел по площадям». Власть у нас любит  всё делать с размахом. И потому всегда будет риск для биоценозов. Поэтому гораздо лучше, когда решением проблемы займутся сами граждане, предпочитающие, как мы понимаем, «точечные удары». И тогда вместо борьбы за полное уничтожение мы как раз и получим самое настоящее регулирование, щадящее природу.

Олег Носков