«Дешёвые деньги плюс дешевая продукция» — таков, в предельно упрощенном виде, рецепт академика Абела Гезевича Аганбегяна. А как удешевить и то, и другое, какой должна быть антикризисная политика правительства, есть ли в стране инвестиционные ресурсы — эти и многие другие вопросы обсуждались на диспуте «Кризис — время поисков нового», прошедшем в Институте экономики и организации промышленного производства СО РАН.

  Гроза пятнадцатого года

  О том, почему сегодняшний упадок «виден был издалека», Абел Аганбегян подробно рассказывал во время предыдущей встречи на той же площадке в новосибирском Академгородке. Теперь учёный подробно остановился на специфике недавнего времени: «2015-й стал самым необычным кризисным годом. Это был кризис с уклоном в социальную область. ВВП снизился на 3,7%, а конечное потребление домашних хозяйств — важнейший показатель экономического благополучия — упал на 10,2%! Такого не было даже в 1990-е».

  Академик А. Аганбегян видит три причины названной диспропорции. Во-первых, «…в 2015 году произошло настоящее чудо: средняя зарплата выросла в стране на 4,6%, а прибыли компаний — почти на 50%. В тех отраслях, которые связаны с населением (розничная торговля, пищевая промышленность, общественный транспорт, ЖКХ), они увеличились где в три, а где и в четыре раза. Профсоюзы следят во всём мире, чтобы прибыли не росли быстрее зарплат — но только не у нас». Понятно, что разница между расходами и доходами набрала вес прежде всего не из-за щепетильной экономии, а по причине почти ничем и никем не контролируемого роста цен и тарифов. Во-вторых, почти на прежнем уровне остались государственные расходы (конечное потребление государства), а их пропорцию нельзя назвать социально ориентированной. Заместитель директора ИЭОПП СО РАН доктор экономических наук Вячеслав Евгеньевич Селивёрстов акцентировал, что около 35% бюджетных затрат пришлось в минувшем году на так называемый «силовой блок» (оборона, безопасность, военная продукция и т.п.).

  И, наконец, 2015-й стал годом небывалой — 15,5% — инфляции, которая утроилась по сравнению с 2012-м и «резко опустила реальные доходы вниз», как выразился А.Г. Аганбегян. Кандидат социологических наук Татьяна Юрьевна Богомолова напомнила и о таком факторе, как «сокращение кредитной подпитки». Она также отметила быстрый рост имущественного неравенства, но при этом не ожидает тотального и полного обнищания: «Даже в период роста основная масса народа хорошо не жила. Население имеет отработанные практики выживания в условиях ограниченных ресурсов».

«Ситуация чрезвычайная. Это не рецессия, а кризис, причём в первую очередь — кризис модели развития». Доктор экономических наук Вячеслав Селивёрстов, заместитель директора ИЭОПП СО РАН

Абел Аганбегян сделал экскурс в экономическую политику правительства России 2013-2014 гг., приведшую к стагнации. Основной ошибкой учёный считает свёртывание государственных инвестиций (и господдержки частных) как раз в тот период, когда их было необходимо наращивать — прежде всего из-за увеличивающегося (как по срокам, так и пропорционально) износа основных фондов, почти достигшего сегодня рубежа полной амортизации, при этом 22 процента всей техники работает за пределом отведённого срока. А около 70% приобретаемых  машин и оборудования в России —зарубежного производства. «Беда не приходит одна, — процитировал академик русскую пословицу. — Недостаток инвестиций и низкий ввод основных фондов усугубились возникшим в кризис 2008-2009-го оттоком капитала, который продолжается уже девятый год. За 8 лет из страны ушло около 650 миллиардов долларов. Сократилась и экспортная выручка». Падение цен на нефть, санкции и контрсанкции тоже сыграли свою роль. Но это события лишь последних двух лет, тогда как всё остальное накапливалось намного дольше…

Прогноз Минэкономразвития на 2016 год, правда, не выглядит апокалиптическим: 40 долларов за баррель, средний курс к американской валюте 68,2, а инфляция будто бы составит 9,3%. Но, во-первых, Абел Гезевич напомнил присказку: «Если хочешь насмешить бога — расскажи ему о будущем». А во-вторых, самым низким показателем наступившего года даже министерским оптимистам видятся инвестиции в основной капитал: предполагается их дальнейшее убывание на 5 процентов. Продлится сокращение реальных доходов, потребления, жилищного строительства. По мнению экспертов, возобновится спад рождаемости, возрастет смертность, возможно, возобновится депопуляция населения.

«Эффективность экономики для США — это атрибут, для России — модус». Академик  Валерий Кулешов, директор ИЭОПП СО РАН

Инвестиции: за счет чего?

Опорным (но не единственным) элементом действенной антикризисной политики Абел Гезевич Аганбегян считает переход к политике форсированных инвестиций и наращивания человеческого капитала — главных источников экономического роста с ежегодным их нарастанием на 8-10%. Как бы на полях отметим, что такое возможно лишь при значительном снижении инфляции и ключевой ставки Центробанка РФ до 3-4%: иначе инвестиционное кредитование не будет привлекательным. Эта картина требует адекватной «рамы» — стимулирования экономического роста и  структурных реформ. «Речь идет об усилении конкурентной среды, — перечисляет А. Аганбегян, — о предотвращении необоснованного повышения цен, снятии административных преград для бизнеса, всемерном развитии государственно-частного партнерства, повышении экономической ответственности и прав регионов и муниципалитетов и многом другом. Ключевое направление этих преобразований — защита бизнеса и повышение роли частной собственности…» Важно и то, чтобы новая инвестиционная политика проводилась государством системно: «Нужна трехлетняя президентская программа, а не отдельные поручения».

Способна ли нынешняя российская власть на радикальные меры, которые предлагают экономисты? «У меня есть серьезные сомнения, — поделился Вячеслав Селивёрстов, — что будут приняты верные решения на государственном уровне. Сегодня мы пожинаем последствия того, что стыдливо называем «государственным капитализмом для своих». Но даже если все до единой рекомендации экономистов школы Аганбегяна станут руководством к действию в Москве — откуда возьмутся ресурсы для активной инвестиционной политики? Оказывается, они есть.

«Самым большим денежным мешком страны» Абел Гезевич назвал активы банковской системы, которые в 2014 г. превысили объем ВВП России. Они составляют около 78 триллионов рублей, из которых только 1,5% так или иначе привлекаются в виде инвесткредитов. «Чтобы превратить «короткие» деньги банковских активов в «длинные» инвестиционные, — предполагает академик, — нужно по примеру многих других стран сделать это путем выпуска Казначейством долговременных ценных бумаг, которые смогут по низкой годовой процентной ставке (например, 3-4%) приобретать Центробанк, Внешэкономбанк, Агентство по ипотечному кредитованию и, возможно, другие крупные фонды, а затем под их залог выдавать инвестиционные кредиты на срок 5,10, 20 лет надежным коммерческим банкам для финансирования технологического обновления, развития высокотехнологических отраслей, создания современной транспортной инфраструктура, в жилищное строительство и на подъем «экономики знаний» — сферы, являющейся главным локомотивом социально-экономического развития».

Второй «денежный мешок» — это наши с вами сбережения. Население страны накопило около 30 триллионов рублей в России и, по оценкам, до 700 миллиардов долларов за рубежом. «Использование даже небольшой части этих средств на инвестиционные цели, особенно на строительство жилья, приобретение участков под загородные дома, покупку автомобилей, могло бы дать значительный источник средств для развития соответствующих отраслей» — уверен академик А. Аганбегян. «Осваивать» накопления он предлагает путем выпуска специальных облигаций, которые давали бы ощутимые скидки при покупке квартиры, земли или машины.

Золотовалютные резервы РФ составляют 368 миллиардов долларов. Драгоценного металла как такового российское государство накопило 1246,6 тонн. Абел Аганбегян считает, что можно, при соблюдении ряда условий, поэтапно и временно извлечь из этого «НЗ» взаимообразно на 5-7 лет порядка 200 миллиардов и целевым образом пустить на инвестиции для обновления основных фондов. На инвестиции могут быть использованы также средства от предполагаемой приватизации госимущества и увеличен вклад из прибыли предприятий  (при отмене налогов) и из амортизационных отчислений. Наконец, не закрыт вопрос и о внешних заимствованиях. При всех гео- и просто политических сложностях Россия, как напомнил экономист, является «самым добросовестным плательщиком в мире».

Инвестиции: во что?

Если коротко — то в новейшие технологии и в человеческий капитал, без которого они не жизнеспособны. «Появляется всё больше отраслей, где инвестиции в кадры важнее вложений в основные фонды» — отметил Абел Гезевич. Разумеется, здравоохранение и образование — не единственные сферы, требующие дополнительных ресурсов. Некоторые направления  инвестирования относятся почти ко всем отраслям: речь идет о давно назревшей необходимости обновления основных фондов, о развитии инфраструктуры (аэродромной сети, автострад, скоростных железнодорожных магистралей), об удвоении, как минимум, объёмов жилищного строительства.

Но на первое место и академик Аганбегян, и другие участники дискуссии ставили «экономику знаний» (наука и НИОКР, информационные, аддитивные, нано- и биотехнологии, опять же образование и здравоохранение). Именно этот круг отраслей учёный назвал «локомотивом развития современной экономики», который должен расти в полтора-два раза быстрее ВВП, тогда как в нашей стране такого не происходит. «По развитию экономики знаний, — считает Абел Гезевич, — которая в России создает только 15% ВВП, мы катастрофически отстаем от Западной Европы (35%) и от США (40%)». По мнению А. Аганбегяна, действующих налоговых, таможенных, кредитных и других стимулов «экономике знаний» пока недостаточно для видимого прогресса, хотя точечные успехи налицо. Вячеслав Селивёрстов напомнил: «Одна из компаний нашего технопарка выпускает около 50% мирового производства углеродных нанотрубок».

Правило трех ключей Вячеслава Селивёрстова: «Инновационное развитие возможно только совместными усилиями науки, бизнеса, власти»

Но никакие наноматериалы и квантовые компьютеры невообразимы без того, что в своё время академик Татьяна Ивановна Заславская назвала «человеческим фактором» и подняла на щит. Квалификация, образование, продолжительность и качество жизни, здоровье, мотивации работника (в том числе бывшего и будущего) и сегодня являются предметом пристального внимания учёных. На диспуте в ИЭОПП СО РАН не критиковали ЕГЭ, не обсуждали последствия реформы здравоохранения (хотя приводились данные о положении пенсионеров в контексте «кризиса потребления»). Но есть интегральные показатели. Общая средняя продолжительность жизни в России (71 год) более чем на десятилетие отстает от таких стран, как Япония, Германия, Франция, Испания, Италии, Великобритания. Даже в Китае, который мы по привычке считаем некомфортным (бедность, перенаселенность, загрязнения) в среднем живут дольше — 73 года. Можно догадаться, чем обусловлен разрыв. Доля био- и медицинских в ВВП стран G7 («большой семерки») занимает, усредненно, 10 процентов, в российском — вдвое меньше.

 Качество здравоохранения во многом определяет и демографическую картину. Академик Аганбегян сообщил: с 2014 года снижение смертности и увеличение продолжительности жизни практически прекратилось, с 2015 года остановился рост рождаемости. «В ближайшие годы нас неизбежно ждёт её значительное сокращение (из-за уменьшения числа женщин в фертильном возрасте) и возобновление депопуляции населения», — уверен Абел Гезевич.

  Вряд ли между кризисом экономики и снижением числа новорожденных прослеживается непосредственная причинно-следственная связь, прямая или обратная. Но, тем не менее, после завершения на медицинской ноте диспута в ИЭОПП возникла аналогия: чтобы появилась на свет и заработала новая модель экономического развития для России, необходимы не только нацеленные на это «родители», но также здоровая и чистая среда.

Андрей Соболевский

Фото: (1) — Елены Трухиной, (4) — автора, диаграммы из презентации Абела Аганбегяна

Как это часто бывает, в условиях экономического кризиса прогнозы экспертов расходятся: от бравурно-оптимистичных до апокалипсических. Но большинство сходится в том, что самый надежный путь выхода из него для нашей страны лежит через развитие производственного сектора. Каковы же перспективы у промышленных предприятий Новосибирска в наступившем году? Рассказать об этом мы попросили начальника департамента промышленности, инноваций и предпринимательства Александра Люлько.

– Ситуация непростая, но не безнадежная. У нас есть ряд предприятий, которые демонстрируют устойчивые темпы роста. Прежде всего, это крупные оборонные производства, такие как завод им. Чкалова, завод им. Коминтерна, Патронный завод, НИИ ЭП и ряд других предприятий. Но есть и другие «точки роста», не завязанные только на гособоронзаказ.  Например, производители приборов ночного видения (и Электронных оптических преобразователей) – «Швабе. Оборона и защита», «Катод» и «Экран – Оптические системы». Набирает обороты кластер «Сибирская электроника», в который входят три предприятия, выпускающие отечественную элементную базу. Как известно, развал нашей микроэлектронной отрасли – одно из главных препятствий для модернизации экономики. И значение продукции, выпускаемой этим кластером трудно переоценить. Неплохие перспективы вырисовываются в производстве медицинской техники, в частности для медицинского технопарка, образованного на базе НИИТО, опять же, благодаря возникшей задаче импортозамещения в этой сфере. Я думаю, будут востребованы на российском и мировом рынке продукты фирм, входящих в состав недавно открытого в Кольцово Биотехнопарка.

– Получается, как в пословице, «не было счастья, да несчастье помогло»: санкции вынудили развивать собственное производство.

– Ну, если смотреть в таком ракурсе, то не только санкции. Девальвация рубля сделала нашу продукцию более конкурентоспособной из-за снижения себестоимости.

И это открывает новые возможности и перед отечественной легкой промышленностью, к ней появился интерес со стороны западных инвесторов. Находится в стадии запуска производство перевязочных материалов и средств личной гигиены «Белла-Сибирь» с участием поляков. «Обувь Сибири» ведет  переговоры с итальянцами по открытию обувного производства.

Главное, сейчас не упустить эти возможности по привлечению инвестиций в Новосибирск и наш департамент всеми силами этому содействует.

– А на то, что нефть скоро  подорожает и все само собой разрешится, Вы не надеетесь?

– Неправильно считать, что падение цен на нефть и газ связано только с сиюминутной политической конъюнктурой. Это долговременный общемировой тренд, связанный с т.н. четвертой промышленной революцией. Посмотрите, в каком направлении развиваются технологии. В энергетике полным ходом идет переход на возобновляемые источники энергии, развиваются «зеленые технологии». Транспорт переходит на электричество, причем, это касается как личного, так и общественного транспорта. А эти две отрасли – основные потребители углеводородных ресурсов. Так что спрос на них в обозримом будущем будет только падать, что совсем не способствует росту цен на нефть. Цены будут расти на высокотехнологичный промышленный продукт. И те, кто первыми сделают ставку на энергосберегающие, ИТ- и биотехнологии, окажутся в выигрышной позиции.

Конечно, преуспеть в этой гонке будет совсем не просто. И очень жаль, что огромные доходы от продажи ресурсов в прошлые годы, мало использовались для модернизации экономики нашей страны. Но сейчас выбирать нам уже не приходится, а известно, что именно в ситуации «или пан, или пропал» наш народ добивается наиболее выдающихся результатов.

– В этом отношении Новосибирск имеет неплохой научно-инновационный потенциал.

– Совершенно верно. У нас есть уникальный научный центр мирового уровня – Академгородок и несколько десятков сильных вузов. И уже сегодня там есть инновации, готовые к внедрению как на производстве, так и в городском хозяйстве.  Налаживание коммуникаций между учеными, промышленниками и муниципальными службами – я считаю одной из главных задач нашего департамента.

– Но способен ли город, в условиях бюджетного дефицита, влиять на этот процесс?

– Во-первых, мы можем участвовать в процессе привлечения потенциальных инвесторов для наших разработчиков. Поэтому мы приняли участие в организации крупного форума, посвященного информационным технологиям, который пройдет в Новосибирском Экспоцентре 7-9 апреля. Его отдельная секция будет посвящена использованию ИТ-технологий для нужд городского хозяйства, прежде всего, для борьбы с автомобильными пробками. А 27 апреля наш департамент проводит форум «Городские технологии», где планируется несколько направлений: энергосбережение, ЖКХ, здоровье, «умный дом» и «доступная среда». Последнее направление касается создания условий для полноценной жизни инвалидов, что очень актуально для российских условий. И у нас в городе есть интересные разработки в этой области.

Во-вторых, мы стараемся оказывать и материальную поддержку тем, кто производит или собирается производить инновационную продукцию. Конечно, департамент оперирует ограниченным бюджетом. Но часто эта скромная помощь оказывается очень нужной на стадии стартапов, для оплаты НИОКР, создания пилотного изделия, а уже потом подключаются коммерческие инвесторы и запускают производственную линию. В принципе, по такому пути идут многие страны. Недавно мы оказали поддержку заводу «Труд» по производству снегоплавильной машины, где на начальной стадии департамент помогал разработчикам. В результате, они создали  работающий образец этой техники. В Заельцовском районе должна заработать снегоплавильная станция. Затем будут установлены такие станции в каждом районе города, и завод будет их выпускать и для других городов России. Думаю, проблем с заказами у них не будет, потому что в условиях российской зимы – это очень выгодный бизнес. Сейчас мы намерены поработать по такой же схеме в направлении производства «умных остановок»: обогреваемых остановочных павильонов, оборудованных также справочным табло. Опять же, в наших природных условиях, они должны быть востребованы не меньше снегоплавильных машин.

Записал Георгий Батухтин

 «Что же мы будем теперь делать?! Увольнять сотни сотрудников, сокращать зарплату или сокращать рабочую неделю для всех?».

С подобного гадания началась эта неделя у большинства директоров институтов Российской академии наук, которыми вот уже третий год управляет ФАНО — Федеральное агентство по научным организациям. Причиной нерадостных мыслей стали, как ни странно, пришедшие в институты деньги, финансирование на 2016 год... Его сократили где на шесть, где на десять процентов по сравнению с прошлым годом. Институты недополучили десятки миллионов рублей. А это зарплаты, отчисления на ЖКХ, налоги. Из всего перечисленного директора могут маневрировать только пунктом «зарплаты». И маневр этот, естественно, будет не в сторону повышения.

Трудно представить, как должны будут выживать молодые научные сотрудники институтов, чьи оклады и без того составляют 17–20 тысяч рублей, когда их снова придется секвестрировать. В одном ведущем биологическом институте нам рассказали, что собираются выходить из положения, снимая всевозможные надбавки. Остановить придется также все международные научные экспедиции, которые планировал институт на этот год, и работу биостанций. «А что еще нам делать?» — вопрошает директор. — Сокращать сотрудников я уже не могу, нас и так уже стало в два раза меньше по сравнению с 90‑м годом».

Может быть, лучше обстоят дела у химиков? Я позвонила также в ведущий институт, известный на весь мир, руководство которого, как и в предыдущем случае, пожелало, чтобы мы не указывали название учреждения во избежание дополнительных проблем. А проблемы и так жуткие! Бюджет этого института, который составляет около трех сотен миллионов рублей, в этом году оказался меньше на 12 млн. Сокращение составило 7% и ударило бы по зарплатам, коммуналке, покупке необходимых химических реагентов, если бы в базовую часть вовремя не перекинули средства, выделенные непосредственно на науку. «Таким образом, мы компенсировали наше базовое сокращение, но остались без денег на проекты. Теперь придется пересматривать программы, сокращая наши запросы, стараясь планировать исследования, исходя из имеющихся мизерных средств».

Принято считать, что физики живут лучше всех остальных — все-таки многие их проекты пересекаются с оборонкой, и власти боятся окончательного «исхода» на Запад всех оставшихся «технарей». К примеру, средняя зарплата научного сотрудника в крупном российском физическом институте составляет примерно 40 тысяч рублей, в то время как у биологов на 10–15 тысяч меньше. Но, как поведали нам в одном из крупнейших столичных НИИ, имеющем отношение к созданию современных инженерных установок и приборов, и у его руководства тоже болит голова по поводу того, где брать деньги на ЖКХ и зарплаты сотрудникам в условиях сокращения госфинансирования. Уже в этом году там подумывают над урезанием штата: «Человек сто–двести придется сократить, — делится с нами планами замдиректора, — только так сумеем сохранить имеющиеся сейчас оклады в районе 40 тысяч. О том, чтобы согласно майскому указу Президента РФ от 2012 года поднять среднюю зарплату по институту до 200% от средней зарплаты по региону (в Москве это 69 тысяч рублей), речи вообще пока не идет. Если нас поставят перед фактом — конкретным указом ФАНО, то сокращать придется уже не сто, а примерно треть сотрудников».

Если честно, сложно представить сокращение даже ста человек. Но, по словам собеседника, это вполне возможно. И в институте к этому готовы: «Сами посудите, если человек не печатается с 2010 года, можно говорить о том, что он работает? Пять лет молчания, при всем уважении к ученому, — это многовато». Кстати, по словам этого руководителя, сокращение — мера необходимая и полезная. Своеобразная санация, освобождение от ненужного балласта, который мешает двигаться вперед. Напрашивается логичный вопрос о том, почему же раньше, до перехода институтов в ФАНО, от бездельников не избавлялись? «Потому что не могли их банально вычислить, — отвечает собеседник. — Те обязательные отчеты, за которые все так ругают ФАНО, и помогли нам это сделать!». Но сокращение нерадивых сотрудников, которые давно не генерировали никаких свежих научных идей, это, по словам оптимистичного заместителя директора, не единственный способ поправить положение. Ведь у ученых есть еще возможность получить деньги вне госзадания, сотрудничая с Министерством образования и науки, Минпромторгом, Росатомом... И потом никто не отменял грантов из научных фондов.

Попробуем выяснить, насколько вышеперечисленные меры помогают справляться с ситуацией в других институтах (ведь там тоже свои возможности знают). Основные грантодатели отечественных ученых — это Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) и Российский научный фонд (РНФ). Если два первых выдают по 400 тысяч в год на ту или иную работу, то РНФ — это уже миллионные вложения в науку.

«Это, конечно, хорошо, но гранты от РНФ невозможно получить, — говорит мой собеседник, доктор биологических наук. — Очень острая конкуренция, лоббирование. Как всегда у нас, когда не хватает денег, все стараются пропихивать своих. За три года, что наш институт существует при ФАНО, я не получил ни одного гранта, хотя раньше, когда мы относились к РАН, финансирование было стабильным. Сейчас приходится вести проекты бесплатно, то есть вкладывая в них свои личные средства: на покупку приборов у умельцев-самоучек (солидные фирмы мне не по карману), на починку компьютера и прочее. Благо на это хватает еще моей зарплаты и пенсии».

Теперь что касается отчетов. Раньше, по словам научных работников, они писали в год в среднем по два отчета в РАН: об итогах за год и о планах на будущий период. Теперь разнарядки по отчетам приходится писать то за полгода, то за три месяца. Завлабы просто стонут от бюрократии, потому что бумаги приходится теперь рассылать не только в РАН, но дублировать их еще и в ФАНО, и в Минобрнауки. Кто-то считает, что количество бумаг увеличилось в десять, кто-то — в 50 раз. «Мне наш ученый секретарь сказал, что за 2015 год институт написал всяких отчетов на 3000 страниц, — можете себе представить? — возмущается ученый. — Мое мнение: этими бумагами они пытаются создать видимость активной работы за отсутствием ее в реальности. Если раньше мы тратили 30% своего времени на написание никому не нужных отчетов, то теперь — все семьдесят. Даже если бы было финансирование, заниматься наукой было бы невозможно — все уходит на бумажки». Невольно вспоминаешь, как хвалила нашу писчебумажную промышленность уважаемая Людмила Прокофьевна из «Служебного романа», заставляя влюбленного подчиненного-недотепу по десять раз переписывать заявление об уходе.

Теперь о системе «вычисления» неудачливых исследователей. «Оценка работы ученого по количеству публикаций в ведущих электронных изданиях и их цитируемость — это верный путь к превращению нашей науки в сообщество жуликов и фальсификаторов», — считает другой мой собеседник, автор множества монографий, обладатель множества грантов РФФИ, и приводит пример из жизни, который показывает, как просто некоторые «успешные» ученые мужи «накручивают» себе индекс цитирования. — Вы публикуете статью, и я публикую. Оба мы ссылаемся друг на друга, потом я публикую 10 статей (кто проверяет их качество — это еще вопрос, главное, плати журналу), и вы десять... Снова ссылаемся друг на друга. Индекс цитирования у нас в итоге зашкаливает, реальная научная ценность работы — ноль, но деньги все наши».

Один из исследователей, негодующий по поводу такой унифицированной формы оценки труда ученых, заявил, что она напоминает ему лженауку педологию, существовавшую в нашей стране на заре советской власти. Согласно ей умственные способности детей оценивались по совокупности их физиологических и психологических данных. В 1936 году постановлением ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе наркомпросов» такая система была отменена. «Но те деятели успели за десяток лет уничтожить образование в стране, по ложным признакам отделяя талантливых от бездарных, — восклицает ученый. — Дело дошло до того, что к 30‑м годам у нас уже некому было придумывать танки и самолеты! Ту братию потом разогнали, люди с мешочками отправились куда надо без права переписки, а партия большевиков приняла решение вернуться к гимназическому дореволюционному образованию. Теперь те, кто плохо учил историю, снова возвращают нас в прошлое и стараются насадить «педологические принципы» в среде академических ученых. Хочется напомнить им про 1936‑й и посоветовать, пока не поздно, остановить развал российской науки».

СПРАВКА "МК"

В США маленький грант уровня нашего РФФИ составляет 150 тысяч долларов.

Специалистами Института цитологии и генетики СО РАН и компанией ООО «Панаген» разработан препарат «Панаген», используемый для лечения рака молочной железы.

Препарат успешно прошел доклинические исследования, а также I и II фазы клинических исследований. Разработчики надеются на успех дальнейших испытаний. По их замыслу препарат должен стать «рабочей лошадкой» при лечении онкологических заболеваний, которое будет доступным даже для граждан со средним материальным достатком.

Об особенностях разработанного препарата, а также о проблеме онкологии мы поговорили с руководителем данного проекта, научным сотрудником лаборатории индуцированных клеточных процессов ИЦиГ СО РАН, кандидатом биологических наук Анастасией Проскуриной.

- Анастасия Сергеевна, есть ли сейчас у ученых какая-то единая теоретическая модель возникновения рака?

– Причина здесь заключается в трансформации, в перерождении обычной клетки организма в раковую клетку. То есть в обычной, нормальной клетке нарушается естественное протекание процессов: там запускаются какие-то гены или, наоборот, какие-то перестают работать, и клетка начинает неуправляемо делиться, жить сама по себе. При этом развивающаяся опухоль ускользает от надзора иммунной системы организма, клеткам ничто не мешает бесконтрольно делиться.

- Из-за чего происходит такое перерождение клетки?

– В клетке под воздействием различных внешних и внутренних факторов происходит несколько последовательных мутаций, которые рождают, а потом и закрепляют специфические свойства раковой клетки. У нее появляется способность не воспринимать сигналы от окружающих клеток, то есть внутри ткани она становится неуправляемой. Клетка начинает хаотично и непрерывно делиться.

Одной из причин повышенного уровня возникновения мутаций может являться воздействие канцерогенов, например, вредных химических веществ, выбрасываемых некоторыми предприятиями, или компонентов табачного дыма. Также неблагоприятно влияют радиоактивное излучение, различные вирусы. Любые воздействия на геном клетки могут привести к мутациям и, соответственно, к онкоперерождению.

Почему у нас в последнее время онкология становится всё более и более распространенной? Кроме ухудшения экологического фона, с каждым последующим поколением мутаций накапливается всё больше и больше. И, например, для образования раковой клетки у человека с генетической предрасположенностью уже необходимо не пять-шесть независимых мутаций, а меньше. Это, соответственно, и увеличивает риск возникновения рака.

Вообще, организм человека испытывает множество внешних воздействий. И в организме всё время происходят какие-то изменения. За сутки в обычной клетке происходят тысячи повреждений. Но природа клетки такова, что она не дает возможности этим повреждениям зафиксироваться в мутации. Она их репарирует. Однако бывают моменты – как в случае попадания вируса или из-за постоянного химического прессинга – когда возникает мутация, и новый признак закрепляется. Как правило, подобные мутации дают клетке какие-то преимущества. Она, образно говоря, становится менее «послушной», более пластичной. То есть у нее появляются характеристики, благоприятствующие ее лучшей выживаемости. Поэтому такие клетки накапливаются и не выбрасываются из организма.

- А может ли психологическое состояние человека влиять на данный процесс?

– Психологическое состояние – это гормональное состояние. И гормоны тоже оказывают определенное влияние. Есть, например, гормонозависимые опухоли. Мы затрагиваем здесь очень широкую тему взаимодействия человеческого организма и опухоли. Опухоль, в принципе, – это отдельная структура человеческого организма. На этот счет существует множество теорий, начиная от психосоматической, вплоть до кармической привязанности и божественного вмешательства. Однако мы работаем в рамках молекулярной биологии, разрабатывая свои подходы к лечению.

- В чем суть вашего подхода к проблеме лечения рака?

– Мы пытаемся найти способ такого воздействия, чтобы усилить возможности организма в борьбе с опухолью. Наша конкретная разработка – это препарат «Панаген». Он представляет собой таблетки, покрытые кишечнорастворимой оболочкой, которые применяются вместе с химиотерапией.

Химиотерапия – это один из самых распространенных методов лечения опухоли. Но используемые химиотерапевтические препараты не только убивают клетки опухоли, к сожалению, они также негативно влияют на кроветворные клетки. В результате появляется такое побочное действие химиотерапии, как снижение лейкоцитов, которое пациенты очень плохо переносят.

Одно из действий нашего препарата – это как раз защита клеток крови и стимуляция их к размножению. В итоге сама химиотерапия переносится больными намного легче.

А второе действие препарата "Панаген", наиболее важное, на наш взгляд, – это создание в организме собственной системы борьбы с опухолью. В норме иммунная система организма не распознает опухоль, из-за чего та размножается. Так вот, наш препарат активирует в кишечнике клетки иммунной системы, а именно дендритные клетки, и они становятся способными после химиотерапии захватывать остатки опухолевых клеток, циркулирующих в крови. В результате взаимодействия с дендритными клетками появляются Т-лимфоциты, способные бороться с этими антигенами, воспринимая опухоль как чужеродного агента. Сам организм начинает бороться с опухолью!

- Насколько я понял, ваш препарат используется не сам по себе, а в сочетании с традиционной химиотерапией?

– Да, именно так. Сам по себе препарат «Панаген» активирует иммунную систему, но этого все равно недостаточно для эффективного лечения.

- Может ли ваш препарат использоваться самостоятельно, без химиотерапии?

– Если используется один лишь препарат, без химиотерапии, то таким путем можно активировать в организме начало адаптивного противоракового иммунного ответа. Это благотворно сказывается, например, на самочувствии больных, находящихся в терминальной стадии, когда их уже бессмысленно подвергать химиотерапии. Прием препарата повысит качество жизни таких людей – у человека будет больше жизненных сил, появится внутреннее стремление сопротивляться болезни. Это не пустые слова – у нас есть несколько клинических случаев, когда люди с раком легкого, которым определяли срок жизни в два месяца, смогли прожить на препарате полтора года.

- А можно ли его вот так же применять на ранних стадиях?

– Понимаете, при лечении рака в любом случае будет использоваться химиотерапия. Ее никто не отменит. Ни один онколог этого не сделает и будет абсолютно прав, потому что есть годами выверенная и узаконенная процедура. Все эти вещи находятся под государственным контролем. И чем в этом случае хорош наш препарат – именно тем, что не отменяет существующих стандартов лечения. Однако его добавление к принятым схемам лечения дает совершенно другую по своим терапевтическим качествам процедуру.

- Можно ли таким путем добиться того, что после лечения гарантированно не возникнет рецидива?

– Если брать наши клинические испытания, то у нас есть результат пятилетней безрецидивной выживаемости больных. На стадиях, когда у пациента появляются метастазы в региональных лимфатических узлах, IIIВ и IIIС стадии рака, наш препарат показал наилучшие результаты. По существующим оценкам, исторический контроль для данных стадий рака составляет 10 – 30% безрецидивной выживаемости.

То есть как минимум у семидесяти женщин из ста в течение пяти лет после проведенного лечения наблюдается рецидив. В ходе наших клинических исследований было получено, что в течение пяти лет после лечения у 55% женщин, страдавших от рака молочной железы и принимавших препарат «Панаген» на протяжении трех последовательных химиотерапий, рецидивов не произошло.

В контрольной группе пациентов, не принимавших препарат, но в остальном подвергшихся абсолютно такому же лечению, безрецидивная выживаемость составила только 20%.

- Почему вы выбрали рак молочной железы?

– Рак молочной железы выбран нами просто в качестве модели, поскольку это один из самых распространенных видов рака, он находится на втором месте по заболеваемости и на третьем месте по смертности. Когда ты проводишь клинические испытания, должно быть выбрано какое-то одно заболевание. Нам же в тот момент выбора чисто процессуально было удобнее осуществить необходимые для исследований процедуры. А вообще этот препарат будет работать на фоне химиотерапии с любой опухолью. По большому счету, работа этого препарата – это некий принцип активации дендритных клеток. Если есть антиген в виде раково-клеточных остатков, препарат будет так же развивать противораковую активность.

- Как вы вообще вышли на эту тему?

– В нашей лаборатории ИЦиГ СО РАН работы по этой тематике начались где-то с 1999 года. Просто была идея, что экстраклеточная ДНК обладает противораковым, радиотерапевтическим и лейкостимулирующим действием. Этой темой разные лаборатории занимались еще в 1950-е годы. Потом работы на эту тему вдруг прекратились, многие пошли по другим направлениям. В нашей же лаборатории под руководством доктора биологических наук Сергея Станиславовича Богачева было решено продолжить изучение эффектов воздействия экстраклеточной ДНК. В результате мы дифференцированно изучили все направления действия ДНК человека на клетку и организм млекопитающих. И продолжаем изучать. В перспективе – исследование воздействия композиционных препаратов на основе нуклеиновых кислот, есть и другие интересные наработки.

- Какая у вас теперь следующая задача?

– Конкретно по препарату «Панаген» нам предстоит третья фаза клинических испытаний. Здесь уже выборка пациентов будет больше, чем на второй фазе – примерно 150–160 человек. Соответственно, дальше предстоит вывод препарата на рынок. Естественно, необходимо получить разрешение Фармкомитета на его использование.

- Сколько вам еще понадобится времени?

– В лучшем случае три-четыре года необходимо на клинические испытания, еще два года – для вывода препарата на рынок. То есть минимум – пять лет. При условии, конечно, что нам окажут определенную административную поддержку, хотя бы на уровне руководства города Новосибирска.

Беседовал Олег Носков

Думаю, нет смысла доказывать, что онкология является настоящим вызовом современной науке. Пожалуй, в наши дни это единственное заболевание, вызывающее у многих людей (независимо от уровня их образования и социального статуса) неподдельный ужас. Если в средние века люди трепетали от мысли о бубонной чуме, то сегодня коротенькое слово «рак» звучит для кого-то как угрожающий трубный глас. Ученые и медики, конечно, ищут разные способы борьбы с этой напастью, но пока совершенно очевидно, что силы не на стороне человечества, и пройдет еще немало лет, пока будет заявлено об окончательной победе.

С чумой, благодаря стараниям всё тех же ученых, человечеству совладать удалось. Можно ли точно так же победить онкологию?

Проблема в том, что чума и рак – противники не сопоставимые по своей природе.

Как пояснил доктор биологических наук, заведующий лабораторией индуцированных клеточных процессов ИЦиГ СО РАН Сергей Богачев, чума – это, грубо говоря, «зараза». С ней совладать проще. Рак имеет совершенно другую природу, связанную с процессом перерождения клеток организма. По словам ученого, раковая опухоль фактически является новым органом человека, обладающим всеми необходимыми функциями. Опухоль создает вокруг себя свой иммунитет, который «гасит» иммунную систему организма. Этот орган создает другую систему питания, прорастает сосудами и в конечном итоге обрекает организм на гибель.

Если использовать здесь какие-то метафоры, то лучше всего, наверное, подойдет образ зародыша мерзкого чудовища из фантастического триллера Ридли Скотта «Чужой». И надо сказать, что сама причина появления в человеческом организме зловредного губительного органа таит в себе немало загадок, для разрешения которых ученым наверняка придется искать какие-то нестандартные подходы и точки зрения. Не исключено, что потребуется несколько расширить сам контекст исследования. Как отмечает Сергей Богачев, в настоящее время опубликовано слишком мало статей, где бы исследовалась взаимосвязь между возникновением опухоли и существованием человека. А этот аспект очень важен для понимания природы явления.

Образно говоря, человек выступает в двух «ипостасях» – духовной и телесной. И к чему здесь привязать появление опухоли – пока еще большой вопрос. Наука, как мы понимаем, основывается на строгой доказательной базе, которая, в свою очередь, связана с точно установленными фактами и результатами измерений. В случае с онкологией (в отличие от «заразы» вроде чумы) трудно установить какую-либо четко очерченную причинно-следственную связь. Почему какой-то конкретный человек заболел раком, а его сосед или ближайший родственник этого несчастья избежал? Непонятно. Поэтому в научной среде (и даже в околонаучной) множатся разные версии и гипотезы, требующие строгой проверки.

Большой соблазн для ученого – найти какую-то простую материальную причину данного явления. Но дело в том, что  его природа гораздо сложнее того, чтобы «вписаться» в простую схему. Есть еще взгляд на проблему со стороны психосоматики. Например, некоторые исследователи считают, что рак обусловлен накоплением отрицательных эмоций. То есть здесь вступает в силу «духовный» аспект человека, обычно ускользающий от внимания представителей точной науки.

Известны случаи, когда опухоль исчезала после улучшения эмоционального фона. Например, знаменитый когда-то «народный целитель» Порфирий Иванов начал свои обливания холодной водой как раз после того, как у него был выявлен рак. Считается, что именно это обстоятельство вынудило его круто изменить образ жизни и победить болезнь. Внятных объяснений подобным самоисцелениям нет.

Однако попытка исследовать данный аспект связана с этическими вопросами и требует от ученого не только строгих доказательств, но и деликатности в выстраивании формулировок. Ссылки на «духовные» аспекты иногда чреваты морально девальвирующими установками в отношении больных и даже скатыванием к социальному расизму, чего делать, конечно же, ни в коем случае нельзя. Но проблему в любом случае придется рассматривать со всех сторон.

Одним словом, проблема требует серьезных фундаментальных исследований. И где, в какой стране произойдет прорыв в этом направлении, пока еще не понятно. Остается только возложить надежды на наших ученых, поскольку в России нередко появлялись нестандартные и смелые идеи.

Напоследок заметим, что в нашей стране проблема онкологических заболеваний начинает, к сожалению, выдвигаться на передний план. Так, по данным, предоставленным нам лабораторией индуцированных клеточных процессов ИЦиГ СО РАН, в структуре смертности населения России злокачественные новообразования вышли на второе место (15,4%) - после болезней системы кровообращения (53,5%), опередив травмы и отравления (9,9%).

По удельному весу среди злокачественных новообразований КАК ПРИЧИН СМЕРТИ первое место занимают опухоли трахеи, бронхов и легкого (17,4%), на втором месте – рак желудка (10,9%), на третьем месте – рак молочной железы (8,0%), затем идет рак ободочной (7,6%) и рак прямой кишки (5,8%).

В общей же структуре заболеваемости самыми частыми локализациями являются (в порядке убывания): кожа; молочная железа; трахея, бронхи, легкое; желудок; ободочная кишка.

Вот такая невеселая статистика.

Олег Носков

О том, какие подходы к лечению опасного заболевания предлагают специалисты Института цитологии и генетики СО РАН, о разработанных ими противораковых препаратах читайте в ближайшее время на нашем портале в специальном интервью.   

Предлагаем Вашему вниманию увлекательную онлайн-викторину, посвященную Академгородку.

Немного про ее автора

Козионов Евгений

Родился и вырос в Новосибирском Академгородке. В 2005 окончил МехМат НГУ. Член клуба друзей МехМата НГУ. 8 лет проработал в нефтегазовой отрасли и уволившись в 2013 году переехал в Таиланд, где прожил пол года и снова вернулся в Россию.

Сам автор викторины представляет ее так:

ПРАВИЛА:
Вам будет предложен 101 вопрос, по одному за раз
Время на ответ не ограничено
Возвращаться к предыдущим вопросам нельзя
У каждого вопроса только 1 верный ответ
Для увеличения фото нажмите на него

ЗАМЕЧАНИЯ:
При обнаружении неточностей, ошибок и опечаток просьба сообщать о них на мою электронную почту evgenykozionovblog@gmail.com с указанием темы «Викторина»
В оформлении викторины автор по возможности использовал собственные фотографии, но также заимствовал из различных многочисленных источников сети Интернет, в том числе с сайтов academ.info и ngs.ru. Права на все изображения принадлежат их авторам

Объединенные ученые советы по направлениям наук при Президиуме СО РАН выступят в качестве экспертов, проанализировав заявки на академические единицы, сформированные Новосибирским государственным университетом.

«Программа по международной конкурентоспособности российских вузов сейчас разворачивается в сторону создания прорывных проектов, так называемых академических единиц», — отметил ректор НГУ доктор физико-математических наук Михаил Петрович Федорук. В связи с этим университет сформулировал ряд заявок, которые будут рассмотрены 18 марта. 

«НГУ преодолел важный рубеж в рейтингах, нужен  новый импульс, и он связан не только с тем, что нужно соперничать за средства ТОП-100, — прокомментировал председатель СО РАН академик Александр Леонидович Асеев. —  Меняется сама система распределения финансирования: в качестве базовых денег получается всего 150 миллионов, за остальные надо будет бороться в конкурсах академических единиц, каждая из которых «весит» 300 миллионов. Задача становится серьезной». 

Академик Асеев призвал ОУСы подключиться к этой большой и важной работе: рассмотреть сформированные в НГУ заявки и дать рекомендации, чтобы последние стали максимально конкурентоспособны. «Кроме того, Объединенные ученые советы могли бы оценить работу совместных лабораторий, не все из которых являются лидерами. Нужен и анализ структуры кафедр университета — насколько они отвечают тем вызовам, что стоят сейчас перед вузом. Здесь тоже нужна квалифицированная экспертная точка зрения со стороны максимально дружественной и максимально интегрированной структуры, которой для НГУ является СО РАН и, в частности, ведущие академические институты Новосибирского научного центра», — сказал Александр Асеев. 

В ходе обсуждения вопросов, связанных с НГУ, речь также зашла об его более глубоком объединении  с институтами Сибирского отделения. «Мысли по этому поводу не новы, — прокомментировал Михаил Федорук. — В октябре 2014-го года мы с академиком Асеевым обращались в правительство РФ с просьбой о поддержке инициативы интеграции НГУ, СО РАН и Технопарка, выступая за формирование надведомственной структуры».

Однако, по словам ректора университета, до сих пор процессу кооперации мешают бюрократические преграды, разная ведомственная принадлежность и недостаточная мотивация институтов. Михали Федорук предложил создать рабочую группу, главной задачей которой было бы формирования единой программы развития уникальной научно-образовательной и внедренческой агломерации новосибирского Академгородка. «Мне кажется, что как раз президиум СО РАН и профильные Объединенные ученые советы должны выступить координирующей структурой», — подчеркнул ректор НГУ. 

Научный руководитель Института археологии и этнографии СО РАН академик Анатолий Пантелеевич Деревянко отметил, что на протяжении всего времени, когда обсуждались вопросы интеграции, существовала проблема отсутствия федерального закона, по которому разные организации получали бы финансирование из двух и более источников. Именно это, по мнению ученого, составляет главное тонкое место подобных проектов: ведь если СО РАН войдет в состав НГУ, это будет означать гибель отделения, а в обратной ситуации — университета. «Мы должны думать о судьбе обеих структур, — сказал академик Деревянко. — Поэтому было бы разумно выработать новые интересные формы интеграции и ни в коем случае не идти на юридическое объединение».  

Фото Юлии Поздняковой