Разнообразные мобильные устройства – смартфоны, планшеты и т.п. – стали практически неотъемлемым спутником человека. Неудивительно, что с каждым годом растет круг приложений для них на самые разные случаи жизни. Но если фото, сделанным с помощью смартфона или отправкой почты через планшет никого не удивишь, то использование этих гаджетов для научной работы– дело достаточно новое. Подробнее в нашем интервью с руководителем лаборатории эволюционной биоинформатики и теоретической генетики к.б.н. Дмитрием Афонниковым, а также его коллегами – к.б.н. Михаилом Генаевым и аспирантом Евгением Комышевым.  

– Скажите, насколько вообще востребовано создание подобного рода приложений?

Дмитрий Афонников: – Анализ изображений с помощью мобильных устройств – это бурно развивающееся направление. Прежде всего, в биомедицине. Есть большой комплекс приложений (и научных публикаций, связанных с ними), нацеленных на проведение каких-либо экспресс-анализов вне медицинских учреждений. Одна из типичных задач для таких приложений: человек попал в какую-то чрезвычайную ситуацию, получил травму, но непосредственно рядом с ним нет врача. Делается фотография на мобильное устройство, далее приложение ее обрабатывает и передает в некий сервисный центр скорой медицинской помощи. Там на основе полученного изображения производится оценка степени поражения организма и формируется сценарий действий для оказания первой помощи. Соответственно, такое приложение должно обладать функциями масштабирования фотографии, высокой степенью детализации изображения. Второе направление развития приложений – это диагностика. Существуют достаточно простые диагностические-системы, которые позволяют, например, оценить уровень гемоглобина в крови.  Для диагностики достаточно поднести палец с каплей крови к камере смартфона, осветить с помощью расположенного на нем источника света, записать полученное изображение. Приложение обрабатывает его, и в результате анализа цвета изображения выдает результат – какое у вас содержание гемоглобина. И, допустим, одновременно пересылает его вашему врачу. Есть и другие диагностические-системы, которые могут взаимодействовать с вашими гаджетами. В результате, пациент может проводить мониторинг каких-то параметров своего организма в постоянном режиме и при этом находиться дома, на работе и т.п. В этом направлении есть интересные задачи для биоинформатики, прежде всего, в области обработки изображений (поскольку фото, полученное на камеру телефона, отличается от изображения в микроскопе).

– Но та работа, которую проводили ваши коллеги, относится не к биомедицине, а к биологии. Расскажите про ваш программный продукт.

Евгений Комышев: – Когда изучают урожайность разных сортов пшеницы, одним из этапов анализа является подсчет количества зерен в колосе растения. Как правило, это проводится вручную, что отнимает в полевых условиях немало времени. И при этом мы узнаем только количество зерен в колосе. Наше приложение позволяет автоматизировать этот процесс и значительно расширить объем первичной информации. Теперь все, что требуется – поместить зерна на белый лист бумаги и сфотографировать их. А дальше программа сама проведет подсчет, масштабирование и обмеры зерен, а затем – оформит результаты в виде готового отчета. Причем, сделает это не только быстрее человека, но и с большей степенью точности. Кроме того, мы учли, что применять его будут в полевых условиях, и приложению для работы не требуется доступ в Интернет.

– Эту работу можно считать завершенной?

Е.К.: – Да, работа завершена и ее итоги опубликованы в престижном научном журнале Frontiers in Plant Science. Статья вызвала большой интерес – с Play Market в первый же месяц после публикации приложение скачало свыше тысячи человек. Поступили и первые положительные отзывы из Австралии, Индии, Китая.

– Сколько времени ушло на его разработку и что было самым сложным?

Михаил Генаев: – Всего работа заняла около трех лет. При этом, сам программный код мы написали за несколько месяцев. Основное время ушло на тестирование работы приложения на разных типах устройств.

Потенциальных клиентов у такого программного продукта немало. Это не только биологи из научных экспедиций, но и сотрудники многочисленных селекционных станций. А в перспективе – и агрономы сельхозпредприятий (которые тоже заинтересованы в анализе результатов использования того или иного сорта). У всех – разные смартфоны, планшеты, со своим программным обеспечением, камерами. А нам надо было обеспечить корректную работу приложения на любом устройстве. Это было одной из сложных задач при разработке приложения, но, в итоге, мы ее решили.

– С прикладной составляющей все, более или менее, понятно. А есть у этой работы научное значение?

М.Г.: – В последние годы в мире появилось новое направление – феномика (по аналогии с геномикой), когда мы посредством каких-то программных, аппаратных средств, получаем и обрабатываем фенотипические характеристики уже целого организма. Цель – с помощью компьютеров и другой техники максимально исключить человеческий фактор из этого процесса. Для решения этой задачи сейчас во всем мире создаются специальные методы, программное обеспечение. И наша лаборатория также занимается этим. Мы уже опубликовали несколько работ – по опушению листа, фенотипированию зерен пшеницы, очередным этапом стало это приложение.

– Традиционный вопрос в таких случаях: над чем планируете работать дальше?

Е.К.: – Сейчас хотим создать программу, которая будет по фотографии распознавать уже не зерна, а колосья пшеницы и проводить оценку их параметров. Пока что, она будет не для мобильных устройств, но также будет основана на цифровой обработке изображений. В числе других задач, разработка аналогичных продуктов по фенотипированию клубней картофеля.

Георгий Батухтин

В программе IX Сибирского форума СИИС – 2017 представлена секция «ИТ в обеспечении безопасности в периоды ЧС, оптимизации взаимодействия Ситуационных Центров». Организатором секции выступает Учреждение Западно-Сибирское Метеоагентство, ФГБУ СибНИГМИ.

В ходе мероприятия эксперты обсудят основные проблемы Ситуационных центров в России, перспективные идеи и подходы к их развитию. К тому же, будет рассмотрена тема обеспечения безопасности жизнедеятельности в периоды ЧС при помощи IT-технологий.

Изначально создатели Ситуационных центров видели своей целью:

• повысить эффективность работы администрации и наладить взаимодействие СЦ (ситуационных центров) и органов исполнительной власти всех уровней;

• обеспечить мониторинг обстановки (в периоды развития ЧС в масштабе реального времени) и предоставлять руководителям оперативную, детализированную информацию;

• оказать информационную поддержку и координацию оперативных управленческих решений на основе геопространственной информации;

• смоделировать развитие ситуаций и предварительную оценку эффективности принимаемых решений (хозяйственных, экономических, обеспечивающих безопасность).

По словам заместителя директора по НР Западно-Сибирского Метеоагентства Хайбуллиной Людмилы Султановны, в ходе создания и эксплуатации Ситуационных центров в России обозначился ряд проблем, которые затрудняют их эффективную работу.

К ним относятся непроверенные источники информации, отсутствие оперативного взаимодействия между уже существующими СЦ министерств, ведомств, региональных органов государственной власти, недостаток финансирования и многое другое.

Согласно опросу ведущих специалистов Ситуационных центров по формализованной анкете, удалось выявить, что СЦ не стали информационной площадкой для лиц, принимающих решения, не встроены в цепочку принятия решений, не используются в качестве инструмента руководителями органов федеральной, региональной власти и других организаций.

– Среди руководителей и сотрудников центров нет четкого понимания роли и места ситуационных мероприятий в процессе принятия управленческих решений. К тому же большинство мероприятий – это видеоконференции, так как аппаратное и техническое обслуживание позволяет проводить только видеоконференции и презентации, – пояснила Людмила Хайбуллина.

На сегодняшний день для обеспечения безопасности жизнедеятельности в периоды ЧС в Новосибирской области, Алтайском крае, в Томской области территориальные учреждения МЧС России используют ГИС (географическая информационная система) «Погода, гидрология в реальном времени» для периодов ЧС, в ресурсе оперативно отражаются и трансграничные угрозы переноса ЧС природного характера. Существует возможность подключить и все другие территории Сибири и даже Урала, однако есть противоречия между МЧС России и Росгидрометом. 

– Специалисты МЧС России требуют, чтобы вся оперативная информация была им доступна для принятия решений в периоды ЧС, а Департамент Росгидромета по Сибирскому ФО ограничивает передачу информации форматом ФП РСЧС ШТОРМ: передача штормовых оповещений и предупреждений по определенному списку получателей по телефону и почте. Необходимо преодолеть эту позицию: гидрометслужба не имеет права ограничивать доступ к государственным данным только на том основании, что Росгидромет сокращает объемы финансирования, – поделилась эксперт.

Напомним, что секция «ИТ в обеспечении безопасности в периоды ЧС, оптимизации взаимодействия Ситуационных Центров» состоится 13 апреля. В качестве приглашенных экспертов будут присутствовать специалисты из Москвы, Томска, Красноярска, Новосибирска.

Наталья Тимакова

Интервью с ведущим научным сотрудником лаборатории генофонда растений Сибирского научно-исследовательского института растениеводства и селекции (СибНИИРС) Еленой Орловой

– Елена Арнольдовна, Вы занимаетесь изучением устойчивости зерновых культур к заболеваниям. Насколько эта проблема актуальна для сибирских регионов?

 – Эта проблема актуальна для всего мира, в том числе и для Сибири. Ведь из-за болезней теряется значительная часть урожая. Потери урожая в эпифитотийные годы от вредных организмов могут составлять до 30 – 40 процентов. Согласитесь, что это немало. Поэтому крайне важно создавать сорта, устойчивые к заболеваниям. 

При этом необходимо понимать, что в каждом регионе существует своя вполне определенная популяция возбудителей, которая определяется местными условиями. Соответственно, мы здесь, в Сибири, имеем дело с нашей, сибирской популяцией патогенов, которая отличается, например, от Европейской, Северо-Кавказской,  и  создаем сорта, обладающие устойчивостью как раз к местным  расам возбудителей болезней.

– То есть Вам приходится заниматься изучением самих возбудителей заболеваний?

– Разумеется. Мы постоянно ведем мониторинг, отслеживаем, насколько изменяется популяция возбудителей в течение определенного времени. Это необходимо для того, чтобы знать, какие гены устойчивости можно рекомендовать селекционерам при создании устойчивых сортов. Изучение устойчивости и поиск эффективных генов мы проводим на инфекционном фоне фитопатологического участка, другими словами,    мы заражаем растения местной популяцией патогенов и выявляем устойчивые генотипы.

– Насколько часто приходится проводить такие испытания? Можно ли вывести устойчивый сорт, что называется, на все времена?

– Вряд ли на все времена. Дело в том, что вирулентность возбудителей, как я уже говорила, изменяется. Тут срабатывает несколько факторов, в том числе влияние оказывает и изменение климата. Иными словами, мы создаем устойчивые сорта, но через какое-то время возникает новая раса и преодолевает устойчивость данного сорта. Мутированная спора, попав на растение-хозяина, может за сезон дать несколько поколений. Поэтому мы ежегодно на тестерных сортах отслеживаем, насколько меняется наша популяция. Так, например, наши сорта пшеницы, такие как Удача, Легенда, Александрина, не поражались бурой ржавчиной до 2008 года. С 2008 года в нашем регионе появился новый биотип расы бурой ржавчины, который преодолел эту устойчивость. И теперь указанные  сорта ею поражаются.

Поэтому мы стараемся работать,  так сказать, на опережение, т.е.  идти на шаг вперед, чтобы знать, какие гены вирулентности присутствуют в местных популяциях патогенов. И вводить в создаваемые сорта  гены устойчивости, отличные от генов вирулентности возбудителей. Хотя со временем, конечно же, произойдет очередная мутация возбудителя. И  эта гонка будет происходить, можно сказать, бесконечно.

Точно так же патогены приспосабливаются к химическим препаратам, и потому создаются новые препараты. Так и здесь: возбудитель со временем преодолевает устойчивость. Но в любом случае, если говорить о сроках, мы точно знаем, что ближайшие три-пять лет новый устойчивый сорт будет успешно противостоять болезням.

– Можно ли обойтись без химических обработок?

– На сортах, не поражающихся болезнями, количество химических обработок, конечно же, сокращается, особенно фунгицидами. У нас в институте давно ведется совместная работа фитопатологов  с селекционерами, что позволяет создавать устойчивые к болезням сорта, например, к пыльной головне ячменя - такие как  Баган, Биом, или пшеницы – Памяти Вавенкова , Новосибирская-15. В настоящее время передан на Государственное сортоиспытание  сорт пшеницы «Новосибирская-61». Этот сорт не поражается бурой ржавчиной, он устойчив к головневым болезням. И какое-то время он, действительно, не потребует никаких химических обработок. До тех, как было уже сказано, пока патоген не приспособится, пока не возникнет мутация.

– То есть первое время для него вообще не нужны химические обработки?

– Совсем исключать обработки нельзя. Во всяком случае, при необходимости посевы обрабатывают  инсектицидами – от насекомых, гербицидами – против сорняков.  Против головневых  протравливать семена перед посевом не надо, против листовых болезней обработка фунгицидами тоже исключается, а это для хозяйств, как вы понимаете, очень большая экономия.

– Если сравнивать сибирские условия с другими регионами страны, то есть ли здесь какие-то свои особенности в плане проблем с устойчивостью? Холод как-то влияет на ситуацию?

– Скажу так. Если сравнивать нас с Кубанью или со Средней полосой России, то у нас здесь нет такого расового разнообразия патогенов. Там, в западной части, возделываются другие сорта, много озимых культур, поэтому генотипическое разнообразие растений-хозяев  шире – соответственно, и вирулентность возбудителей болезней больше.  Вдобавок ко всему, у нас разные виды пшеницы. Мы занимаемся, в основном, сортами мягкой пшеницы, а там высевают еще и твердую пшеницу. Понятно, что чем шире разнообразие культур, тем разнообразнее популяции патогенов. У нас условия, конечно же, своеобразные, поэтому наша популяция отличается от европейской. И те сорта, которые устойчивы у нас, могут оказаться неустойчивыми в европейской части страны. Соответственно, те сорта, которые устойчивы у них, будут поражаться у нас.

– Устойчивость сорта как-нибудь коррелирует с качеством зерна?

– Однозначно сказать об этом нельзя. Конечно, самым высоким разнообразием по генам устойчивости обладают дикие виды, но они, чаще всего, несут и не нужные селекционерам признаки. Поэтому, когда в гибридизацию включают непосредственно «дикарей», то, конечно, мы можем ухудшить показатели качества зерна. Но селекционеры при создании сортов чаще всего используют уже «культурные» растения, и в целом это не сказывается на качественных признаках. Ведь главная задача селекционера  как раз и заключается в том, чтобы поймать золотую середину, четко согласовав и требования к качеству, и требования к урожайности, и требования к устойчивости. Поэтому новые сорта несут в себе и гены устойчивости, и обладают при этом хорошим качеством зерна, и высокой урожайностью. Этим как раз и отличается современный сорт, выведенный с помощью новых методов селекции. Со стародавними сортами их, конечно, не сравнишь. Тем более что теперь используются новейшие методы генетики, когда процесс выведения сорта серьезно сокращается по времени.

В этом плане серьёзную поддержку нам оказывают сотрудники ИЦиГ СО РАН. В своих работах с использованием молекулярных маркеров они создают исходный материал, обладающий заданными параметрами. Такие растения уже не будут «тащить» за собой отрицательные признаки «дикаря». В дальнейшем этот материал используется в селекции. Все это позволяет сократить селекционный процесс в два раза.

Поэтому еще раз повторю, что повышение устойчивости с помощью новейших генетических методов не сказывается ни на урожайности, ни на качестве. Кроме того, с помощью молекулярных маркеров можно отбирать растения  по генотипу, а не по фенотипу, как это ведется в традиционной селекции, т.е. селекционер уже будет точно знать, что гены, отвечающие за нужный ему признак, присутствует в растении.  

– Вы ощущаете какую-либо конкуренцию с Западом? Ведь не секрет, что много семян покупается у нас за рубежом. Можно ли пригодный для Сибири сорт создать в другом месте?

– Знаете, у нас высевается очень много иностранных сортов, как по овощным, так и по зерновым культурам.  В последние годы очень много сортов приходит из-за рубежа, в частности из Германии, Франции. Однако не все сорта выдерживают наши сибирские условия.  Кроме того, многие из них не обладают устойчивостью к болезням. Так, недавно мы испытывали сорта ячменя, поступившие на Государственный сортоучасток . Так вот, поражение сорта Грейс пыльной головней на нашем инфекционном фоне составило 70%. Что это означает? Это означает, что если это сорт районируют по нашей области, то хозяйства обязаны будут предварительно обрабатывать такие семена, т.е. проблему можно снять только с применением ядохимикатов. Поэтому сорта, созданные в том регионе, где они произрастают, всегда будут лучше приспособлены к этим условиям, чем ввозимые сорта.

Беседовал Олег Носков

В пятницу, 17 марта, появилась информация о том, что выборы президента РАН, которые должны были состояться 22 марта, будут перенесены на осень под предлогом несовершенства Устава РАН. Полномочия нынешнего президента РАН Владимира Фортова истекают 27 марта. Авторитетное объединение ученых — Клуб 1 июля — принял два обращения в связи с происходящими событиями.

Обращение в Президиум Общего собрания РАН

Ознакомившись с неожиданным предложением группы членов РАН о переносе выборов президента РАН и других ее руководящих органов на 6 месяцев, другая группа членов РАН - члены «Клуба 1 июля» - выступает против этого предложения. Перенос выборов отвлекает нас от научной работы и резко понижает эффективность работы РАН в целом.

Если перед ОС РАН будет поставлен вопрос о переносе выборов, члены «Клуба 1 июля» предлагают поставить на голосование ОС свое предложение о проведении выборов Президента РАН в ранее объявленные сроки, согласно действующем Уставу РАН, утвержденному Правительством РФ. При этом в выборах должны участвовать все выдвинутые и поддержанные отделениями РАН кандидаты. Члены «Клуба 1 июля» также просят предоставить им слово для обоснования этого предложения.

По поводу самой попытки отмены объявленных выборов и «Клуб 1 июля» делает отдельное заявление.

Обращение «Клуба 1 июля» к членам Российской Академии Наук

Уважаемые коллеги,

В пятницу 17 марта средства массовой информации со ссылкой на главного ученого секретаря РАН распространили сообщение о том, что группа членов Академии, включая одного из кандидатов на должность президента РАН, ставит вопрос о переносе выборов президента РАН, ссылаясь на недостаточно четко прописанную процедуру выборов в действующем уставе РАН. Этот аргумент не может быть принят по следующим причинам:

- Устав РАН был принят общим собранием РАН в 2014 году практически единогласно, причем ни один из тех членов РАН, кто ставит его сейчас под сомнение, не выражал несогласия с ним.

- Устав РАН был затем утвержден правительством РФ постановлением № 589 от 27 июня 2014 года. В ходе согласования его текст подробно изучался юридическими службами как Президиума РАН, так и правительства РФ, и никаких противоречий с действующим законодательством, внутренних противоречий или других юридических недостатков обнаружено не было.

- Все претенденты на должность президента РАН выдвигались в соответствии с этим Уставом, участвовали в предвыборной кампании, в частности, рассылая членам РАН свои предвыборные программы и встречаясь с членами отделений, и тем самым признавали его правомочность и правомочность выборов. То же касается и упомянутой выше «группы членов Академии»: все они признавали легитимность и не подвергали сомнению действующий Устав за весь период, прошедший со времени его принятия. Поэтому появление сомнений в правомочности Устава буквально накануне голосования выглядит по меньшей мере недобросовестно.

- Любой член РАН имеет право поставить под сомнение положения Устава РАН, но это должно делаться в соответствии с принятыми процедурами. До тех пор, пока эти изменения не одобрены Общим собранием РАН, каждый ее член обязан руководствоваться действующей версией устава. Поэтому субъективные сомнения некоторых членов РАН в качестве Устава не могут препятствовать Общему собранию действовать в соответствии с Уставом и не могут блокировать эти действия.

В связи с этим члены «Клуба 1 июля» настаивают на проведении выборов президента РАН и Президиума в соответствии с первоначальными планами, действующим Уставом РАН и при участии выдвинутых кандидатов и выступают категорически против попыток прервать избирательный процесс накануне его завершения.

«Клуб 1 июля» считает необходимым еще раз подчеркнуть важность соблюдения принципов самоуправления РАН, ее независимости во внутренних делах, академической свободы и самостоятельной ценности фундаментальных научных исследований.

Программа IX Форума «Индустрия информационных систем», который пройдёт 12-13 апреля 2017 года в Академпарке г. Новосибирска обещает быть очень интересной и насыщенной разными событиями. Чтобы вам было проще сориентироваться в ней, мы начинаем цикл интервью с организаторами некоторых из них. И открываем его беседой с модератором конференции «Технологии умных городов», заведующим кафедрой Smart City Сибирского государственного университета телекоммуникаций и информатики Дмитрием Гоковым.

– Дмитрий Геннадьевич, Smart City сегодня стал очень популярным термином, его употребляют очень широко, но не всегда уместно. Вы - человек, который готовит специалистов для «умных городов», и хотелось бы услышать Ваше определение: что такое «умный город»?

– Часто, когда говорят про «умные города», имеют в виду отдельные элементы – «умная остановка», «умное освещение» и так далее. Гораздо реже, увы, встречается комплексное видение всех этих элементов, их взаимосвязи. Поэтому, для определения - что такое «smart city», я бы выделил две главных составляющих. Первая – это, как раз, некая концепция, общая картина: какие компоненты включать, как выстроить их взаимодействие, чтобы достичь синергии. Такая концепция реализации – сегодня, пожалуй, самый востребованный элемент. Причем, тут не может быть универсальных решений, для каждого города она должна быть своя, учитывающая его потребности, региональные особенности и т.п.

А вторая важная составляющая – умные люди, потому все эти умные сервисы должны быть востребованы гражданами. Сам по себе город умным не станет. Так что, в итоге, получается, что «умный город» - это особая среда обитания, выстроенная в рамках определенной концепции, и населенная людьми, которые готовы и хотят жить именно в таких условиях.

– А есть в мире примеры «умных городов», воплощенные на практике? Или пока можно говорить только об отдельных их элементах?

– К сожалению, в большинстве случаев речь идет, как раз, о фрагментарном внедрении принципов «умного города», но эти технологии достаточно быстро развиваются. И когда мы готовили свои предложения, в частности для руководства Новосибирской области, то мы внимательно изучили мировые практики, смотрели, на каком софте, каких облачных платформах работают в мире. И обнаружили, что с большим отрывом лидирует японская платформа, которая сегодня, в той или иной степени, используется в 80 городах мира, пытающихся внедрить у себя принципы Smart City. Поэтому мы, в своей работе, взяли эту платформу за основу. Убедились, что она способна работать в наших условиях. И сегодня уже готовы сами продемонстрировать ряд сервисов, которые в течение ближайшей пары лет будут активно наполняться и насыщаться.

– И все-таки, какие города в мире можно назвать настоящими Smart City?

 – В определенной степени, это относится к Сингапуру – там уже реализовано много элементов этой концепции, и, что важно, хорошо организовано их взаимодействие. То есть, можно говорить о целостной системе, а не наборе фрагментов. Также широкую известность получил южнокорейский город Сонгдо. Его построили с нуля, по инициативе компании Daewoo, и строительство города, начиная с планировки и до сдачи готовых объектов «под ключ» шло с использованием «умных технологий». А сейчас там корейцы еще и открыли международную школу, в которой обучают, как надо строить «умные города». Я был в Сонгдо несколько раз, на разных этапах реализации этого проекта, поучился в этой школе, пообщался с людьми, которые строили город, и сделал для себя интересное открытие.

Оказывается, первый «умный город», созданный с таким комплексным подходом (которым сейчас гордятся корейцы), еще в середине прошлого века построил академик Лаврентьев. Потому что те подходы, которые использовали создатели Академгородка, при его планировании, сохранении леса и т.п. – они полностью соответствуют подходам, которым сегодня учат строители Сонгдо.

– Мы говорили о мировом опыте, о наследии Лаврентьева, а современная Россия готова к «умным городам»?

– Можно спросить тогда, а люди были готовы к появлению «айфонов»? Ведь пока «айфон» не появился и потребности в нем не было, он сам сформировал эту потребность. Здесь я думаю, такая же ситуация. Если мы не покажем, как этим пользоваться, и насколько это эффективно, технологии «умного города» не будут востребованы. Технически – мы готовы. Отсталость России в области информационных технологий – это миф. В очередной раз я убедился в этом на недавней XVI Европейской конференции по электронному правительству. Там были представлены и российские решения, осуществляющие межведомственное взаимодействие с учетом наших масштабов, разных часовых поясов и т.п. И участники конференции признали, что это были одни из лучших разработок в этой области в мире. Ряд сервисов, которые у нас уже оказываются гражданам, для многих европейских участников еще остаются, как говорят, достижимыми в перспективе. Так что, повторю, необходимый технологический уровень у нас достигнут. Но самое главное – это не софт, а люди, те, кто сможет построить и эффективно управлять сервисами «умного города». С этим дело обстоит хуже. Поэтому, когда меня спрашивают представители органов власти – с чего начинать, во что надо вложиться, в первую очередь, я всегда отвечаю: начинать надо с формирования проектной команды и наделения ее соответствующими полномочиями. Причем, поскольку создание «умного города» подразумевает сложную систему взаимодействия разных уровней власти, местного самоуправления, бизнеса и рядовых граждан, то и проектная команда должна включать специалистов разных направлений.

– Но откуда взять таких специалистов?

– Да, сегодня они очень востребованы, и в ближайшие годы эта потребность будет только возрастать. Именно поэтому в СГУТИ и пошли на создание кафедры Smart City. И на Форуме я буду выступать с докладом, как раз посвященным теме управления тем сложным комплексом процессов и решений, который представляет собой «умный город» в технологическом отношении.

– Раз мы заговорили о предстоящем Форуме. Вы готовите в его рамках конференцию «Технологии умных городов», что ждет ее участников?

– Сама по себе тема очень обширная и включает огромное количество направлений. Но мы хотим показать ее в виде понятной картины. У нас будет три секции. На первой мы дадим слово практикам. Там будут выступать представители крупных городов. Они расскажут, что они уже делают в этом направлении, с какими проблемами пришлось столкнуться и какие решения они использовали. И мы сможем проанализировать уже имеющийся опыт. Вторая секция будет представлена экспертами. На ней поговорим про экспертизы существующих проектов, оценим опыт использования технологий «умного города» при подготовке к сочинской Олимпиаде и Универсиаде. Там есть очень изящные и эффективные решения. Также поговорим о нереализованных (но имеющихся) возможностях, которые нам дают существующие системы видеонаблюдения. Видеоаналитике и ее возможностям будет посвящен специальный доклад «О чем молчат камеры». Третья секция будет технологической, на ней мы дадим слово компаниям, которые под эти технологии разработали уже определенное оборудование. И это оборудование уже сегодня можно применять для внедрения различных «умных сервисов».

– Какой результат конференции станет для Вас приемлемым?

– Мы хотим показать тему «умного города» так, чтобы объединить разные ее уровни – от нормативных документов до конкретных «коробочных решений» в единую, целостную картину. Насколько это нам удастся, смогут оценить те, кто примет участие в конференции.

В среду, 15 марта, в Новом корпусе НГУ состоялась встреча директора Института теплофизики СО РАН, академика Сергея Алексеенко со студентами университета и научными сотрудниками институтов Академгородка. Напомним, что Сергей Алексеенко является одним из кандидатов на пост главы СО РАН. Вопрос с избранием будет решаться на следующей неделе, и окончательной датой, скорее всего, станет 23 марта. Предрекать здесь что-либо мы, разумеется, не можем. Зато у нас есть возможность оценить позицию кандидата, которая была им отчетливо обозначена в ходе упомянутой встречи.

Сергей Алексеенко охарактеризовал ситуацию в Сибирском отделении как «очень сложную», требующую отчетливого понимания того, какими путями придется развиваться дальше. В настоящее время, в ходе проводимой реформы РАН, ситуация очень сильно усложнилась, причем не в последнюю очередь – ввиду нечетких требований, предъявляемых со стороны государства к членам Академии. В таких условиях существенно возрастает роль руководителя СО РАН, поскольку от него во многом будет зависеть направленность конкретной работы ученых. А для этого необходимо понять, какие задачи стоят перед нашим академическим сообществом на нынешнем (весьма и весьма сложном) этапе.

Чтобы осознать, куда двигаться нашим ученым, какие цели и задачи ставить перед научными организациями, Сергей Алексеенко предложил внимательно изучить экономическую ситуацию в стране и сделать из этого правильные выводы.

«Почти все вопросы, - отметил он, - которые мы будем обсуждать, связаны с финансами. А раз так, то нужно знать, какое у нас состояние, на что мы можем претендовать, а если можем, то еще нужно знать, откуда нам взять эти деньги». По его словам, ситуация в экономике сейчас не утешительна. Произошло резкое падение ВВП, инфляция хоть и небольшая, но это объясняется низкой платежеспособностью населения. Еще один печальный факт, на который обратил внимание Сергей Алексеенко, - это вывоз капитала, составляющий сейчас колоссальные цифры (так, в 2014 году отток был на уровне 153 миллиардов долларов!). Другой принципиальный момент – инвестиции в экономику, без которых она просто не может состояться. В Китае, например, эти вложения достигают 45% от ВВП, в России (фактически) – порядка 12 процентов.

Согласно официальным прогнозам, - говорит Сергей Алексеенко, - у нас до 2030 года ожидается рост ВВП на 2 – 3 процента. «Этого очень мало. Если так будет дальше, то мы не дождемся ни поддержки образования, ни поддержки науки. Это я вам гарантирую, поскольку для такой поддержки требуется рост на уровне 6 – 8 процентов», - констатирует ученый. Единая подоходная шкала налогов, по его мнению, также не содействует решению задач развития. Должна быть, считает Сергей Алексеенко, прогрессивная шкала налогообложения, а также налоговые льготы для инновационного бизнеса. Только так можно развить экономику.

«Я обращу внимание на то, что касается всех нас. Это – совершенно принципиально. Необходим инновационный сценарий развития экономики. Первого декабря была принята стратегия научно-технологического развития России. И если мы нормально войдем в это дело, то получим нормальный источник дохода и для Академии, и для инновационных предприятий, и для образования» - подчеркнул Сергей Алексеенко. По его мнению, необходимо довести финансирование науки хотя бы до 2% ВВП (фактически – увеличить в два раза). При этом очень важно выделить здесь отдельную строку на фундаментальные исследования. Это как раз то, что достанется Академии и тем вузам, которые занимаются экономической деятельностью.

Особое внимание Сергей Алексеенко уделил энергетике. Почему? Потому что энергетика – это базовая отрасль экономики. Он указал на связь между ВВП и энергопотреблением. Данная корреляция особо прослеживается в России.

«У нас, - заметил ученый, -  доля от доходов от экспорта нефти и газа составляет 68%. Это, конечно же, означает, что мы – сырьевая страна». В то же время будущее мировой энергетики, уверен Сергей Алексеенко, связана с возобновляемыми источниками энергии. Их существенный рост, по его словам, начнется после 2050 года. По мнению ученого, в будущем большое значение будет иметь фотовольтаика и гео-петротермальная энергетика. Поэтому, говоря об инновационной экономике, необходимо учитывать указанные энергетические тренды.

Серьезная проблема для нашего академического сообщества заключается в том, что вследствие реформы произошло разделение Академии наук и тех институтов, которые когда-то ей принадлежали.  Активно выступать против этого бессмысленно, считает Сергей Алексеенко, поскольку указанное разделение произошло на законных основаниях, а против закона смысла бороться нет. На его взгляд, в данных условиях оптимальным вариантом является совершенствование отношений между ФАНО и Академией наук – так, чтобы избежать бюрократических процедур и четко разделить зоны ответственности.

Говоря о работе Сибирского отделения, Сергей Алексеенко отметил следующее: «Сейчас все региональные отделения СО РАН принадлежат ФАНО. То есть, в других городах нет структуры, которая бы относилась к Сибирскому отделению. И это большая проблема. Если не будет такой структуры – не будет и СО РАН. Я вижу в этом серьезную опасность, потому что в ближайшее время должны принять постановление о научных центрах, и в зависимости от того, какие это будут постановления, сложится и наша судьба», - пояснил он.

Следующий принципиально важный момент касается характера самой научной деятельности. По мнению Сергея Алексеенко, ученым необходимо ориентироваться на полный инновационный цикл: «наука – технологии – массовое производство – рынок». «Если хотя бы одной ячейки из этого звена не будет, то эта цепочка становится бессмысленной», - пояснил он. И второе: необходимо также ориентироваться на технологии полного цикла. То есть должна идти полная цепочка – от сырья до конечного продукта. Например, разработанная в ИТ СР РАН технология получения плазмохимическим методом солнечных элементов предполагает использование такого сырья, как моносилан. В нашей стране его нет. И это означает зависимость от внешних условий. «Если мы реализуем указанные положения, тогда это приведен нас к технологической независимости базовых отраслей национальной экономики и выведет Россию в число мировых технологических лидеров», - отметил ученый.

Особую роль Сергей Алексеенко отводит Новосибирскому Научному центру. «Академгородок – это уникальное место в мире. Многие даже брали его за образец. Здесь имеет место уникальное сочетание академических институтов, университета и Академпарка. По сути, сейчас здесь реализуется знаменитый «треугольник Лаврентьева». И теперь наша самая главная цель – воспользоваться этими уникальными особенностями», - подчеркнул Сергей Алексеенко. Прежде всего, считает он, необходимо создать Новосибирский Наукополис как многоуровневую территориальную структуру. Его центром должен стать Академгородок со своими институтами, университетами и Технопарком. Это первый уровень. Второй уровень – предприятия левого берега. Это будет тот пояс внедрения, о котором говорил Михаил Лаврентьев. Наконец, третий уровень – это то, что когда-то было связано с деятельностью Медакадемии и Сельхозакадемии.

«Но этого мало. У нас часто забывают про Новосибирск, хотя без большой промышленности это всё бессмысленно. Поэтому Новосибирск со своими крупными предприятиями и вузами есть четвертый уровень», - подытожил Сергей Алексеенко. Он также напомнил о региональной программе реиндустриализации, назвав ее базисом существования Наукополиса. И весьма показательно, что именно у нас – впервые в России – был поставлен вопрос о реиндустриализации.

В указанном контексте было предложено создание специального Общественного совета, куда должны входить самые влиятельные общественные лица: представители СО РАН, руководство Технопарка, чиновники, депутаты, представители молодежных общественных организаций, представители ЖКХ и образовательных учреждений. Иначе говоря, решения, так или иначе связанные с жизнью Академгородка, должны приниматься по согласованию между инстанциями.

В целом необходимо отметить, что выступление не содержало никаких двусмысленностей и общих фраз. Все было конкретно и по делу. И самое важное – наука и научная деятельность были четко привязаны к экономике страны и к жизни людей. Как заметил Сергей Алексеенко, отвечая на вопрос о его отношении к гуманитарным наукам: «Раньше у нас ставился вопрос о революциях, о необходимости кого-то догонять. Но вот сейчас в гуманитарных науках появилась парадигма, которая ставит во главу угла качество жизни человека. И теперь гуманитарные науки дают сопровождение той деятельности, которой мы, ученые-технари, занимаемся. Поэтому у меня такой принцип: хорошо нам нужно жить сегодня, а не завтра».

Олег Носков

Специалисты клиники акад. Е. Н. Мешалкина в ходе многолетних исследований изучили механизм возникновения жизнеугрожающих аритмий и разработали новые подходы и рекомендации к лечению больных с нарушениями ритма сердца, которые применяются в некоторых странах Европы, США и Канаде.

Аритмии сердца - одно из самых распространенных и опасных заболеваний системы кровообращения. Это большая проблема для здравоохранения всего мира: только мерцательной аритмии ежегодно выявляется около 5 млн эпизодов, а желудочковая тахикардия каждый год приводит к сотням тысячам случаев внезапной сердечной смерти.

Специалисты уверены, что за неправильное сокращение сердца отвечает автономная нервная система человека (отдел нервной системы, регулирующий деятельность внутренних органов, кровеносных и лимфатических сосудов). Ритм сбивается, когда начинают неправильно работать участки автономной нервной системы, расположенные в сердце. Это приводит к хаотичному сокращению сердца и, как следствие, нарушению кровообращения всего организма. Специалисты клиники Е. Н. Мешалкина уже больше десяти лет изучают механизм возникновения сбоев в работе автономной нервной системы (АНС), который приводит к аритмиям. Результаты научных работ позволили обосновать и внедрить в широкую клиническую практику новую концепцию снижения заболеваемости и смертности у пациентов, страдающих от аритмий.

"Главная причина возникновения аритмии - гиперактивность ганглионарых сплетений (участков АНС, нервных сплетений), находящихся в сердце. Когда в АНС нарушается баланс, активность сплетений становится слишком высокой, что вызывает разные сбои сердечного ритма. Мы в течение десяти лет разрабатываем подходы к лечению, которые дают возможность прицельно воздействовать только на те сплетения, которые работают неправильно и вызывают сбои в ритме сердца", - прокомментировал Е.А. Покушалов, заместитель директора по научно-экспериментальной работе ФГБУ «СФБМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина» Минздрава России.

Расположение ганглионарных сплетений в сердце у каждого человека уникально, поэтому одно из исследований специалистов биомедицинского центра им. акад. Е.Н. Мешалкина касается визуализации активных очагов, вызывающих самую распространённую аритмию - фибрилляцию предсердий с последующим точечным радиочастотным воздействием на них. Технология позволит планировать тактику оперативного вмешательства для каждого пациента.

Благодаря этой методике хирургу не нужно выполнять большой объем операции, достаточно воздействовать на конкретные точки. Клиническое исследование запущено в 2016 году. Собранные предварительные данные позволяют говорить о первом мировом опыте персонифицированного лечения фибрилляции предсердий.

Еще одно исследование под руководством специалистов направлено на поиск нового способа воздействия на участки, вызывающие аритмии. Для этого был разработан препарат на основе ботулотоксина, который вводится в ганглионарные сплетения, на время блокирует патологическую активность, что позволяет сердцу восстановить правильный ритм. Университет Дюка в США запустил независимое исследование по использованию ботулотоксина при лечении аритмий, основываясь на данных научных работ специалистов клиники Е.Н. Мешалкина.

Помимо инновационных разработок, на протяжении десяти лет врачи клиники Е.Н. Мешалкина постоянно совершенствуют существующие в общей практике методы лечения пациентов, проводят обучение не только российских специалистов, но и зарубежных коллег.

Внедрение новых подходов на основе фундаментальных и экспериментальных исследований повысило эффективность при лечении самой распространенной аритмии - фибрилляции предсердий, улучшило качество жизни пациентов за счет снижения риска возникновения осложнений. Результаты исследований центра уже несколько лет входят в мировые медицинские рекомендации по лечению пациентов, страдающих от аритмий.

Елена Воронова

Издательство Университета Чикаго (University of Chicago Press) выпустило книгу Ли Дугаткина и Людмилы Трут об академике Дмитрии Беляеве и его великом эксперименте.

Идея проведения экспериментальной доместикации (одомашнивания) возникла у Дмитрия Константиновича еще в начале 1950-х годов, когда он работал в Московском пушно-меховом институте. Толчком для нее послужило вполне прикладное соображение: как известно, собаки способны приносить потомство дважды в год, в то время как их дикие сородичи – волки, лисы и т.п. – только один раз. Ученый предположил, что причиной этому стало одомашнивание собаки. В ходе этого процесса, растянувшегося на тысячелетия, стал естественный отбор животных по признаку толерантного отношения к человеку. Причем, это поведение закрепилось на генетическом уровне. Эти же гены, допускал ученый, относятся к непременным регуляторам других генетических процессов, что и стало причиной отличия собаки от волка по целому ряду признаков. Иначе говоря, одомашнивание является одной из форм протекания эволюционного процесса.

Высказанную гипотезу предстояло проверить экспериментально. Поначалу сама возможность этого вызывала скепсис у многих, как уже говорилось, процесс доместикации в естественных условиях занял порядка 15 тысяч лет. Но Дмитрий Беляев нашел решение: поскольку его теория предполагала, что поведенческие реакции закрепляются на генетическом уровне, он стал (с помощью специальных тестов) отбирать среди лис тех, кто был наиболее терпим к человеку и скрещивать между собой.

Ученому удалось осуществить эксперимент в течение нескольких десятков лет. Результатом его стала популяция одомашненных серебристо-черных лисиц, которая сейчас содержится на звероферме Института цитологии и генетики (академик Беляев возглавлял Институт с 1959 по 1985 год).

Об этом уникальном эксперименте написано немало статей в научных журналах и прессе, о нем упоминается во многих монографиях и изданиях. Но первой книгой, посвященной собственно эксперименту, стала работа Ли Дугаткина и Людмилы Трут «How to tame a fox» («Как приручить лису»).

Пару слов об авторах. Ли Дугаткин (Lee Alan Dugatkin) – известный американский исследователь и писатель, автор целого ряда научно-популярных книг, таких как «Эмоциональная жизнь животных», «Уравнение альтруизма» и другие. Доктор биологических наук, профессор Людмила Трут – главный научный сотрудник лаборатории эволюционной генетики ИЦиГ СО РАН, одна из главных соратниц Дмитрия Беляева в его экспериментах с лисицами.

Результатом их совместной работы, занявшей несколько лет, и стала эта книга, в которой подробно рассказывается о самом эксперименте, его последствиях, и о людях, десятки лет жизни посвятивших этой увлекательной и, в то же время, грандиозной научной задаче. Отметим, что книга является научно-популярной, то есть адресованной широкому кругу читателей.

Изначально книга была написана на английском языке, в планах авторов есть выпуск и русского перевода. И как только удастся достигнуть договоренности с российскими издательствами, он увидит свет. А пока, все желающие могут приобрести англоязычный вариант книги, заказав ее на сайте издательства.

Наталья Тимакова

16 марта в Москве состоялся специальный показ фильма «Акра. Крымская Атлантида» о раскопках древнегреческого города, входившего когда-то в Боспорское царство, ушедшего под воду и вновь обнаруженного археологами в 80-х годах XX века. О том, чем уникален этот памятник в масштабах российской археологии, «Чердаку» рассказал Виктор Вахонеев, заместитель директора Черноморского центра подводных исследований, который ведет раскопки подводной части города.

 — Что известно археологам об Акре на сегодняшний день?

— Город Акра основали греческие переселенцы в конце VI — начале V веков до н.э. Скорее всего, в результате внутренней колонизации Боспора, когда такие города, как Пантикапей или Нимфей, расширяли сферу своего влияния. В V веке до н.э. Акра вошла в состав Боспорского царства и существовала примерно до III века до н.э. Пожалуй, это самый южный древнегреческий город в Керченском проливе.

По сообщению греческих авторов, Акра была названием мыса, который встречал греческие торговые суда, входившие в Керченский пролив. И действительно, Акра была основана на низком, глубоко выдающемся в море мысу и обладала хорошей незамерзающей гаванью. Ее история восстановлена в основном по археологическим источникам. Черноморский центр подводных исследований и Эрмитаж за последние шесть лет изучили оборонительные стены IV века до н.э., оборонительную башню, кварталы жилых построек. Вокруг Акры была сельскохозяйственная территория (по-гречески — хора): каждое утро жители разбредались из Акры по своим сельскохозяйственным делам, а вечером возвращались обратно.

— Почему город погиб?

— Причины запустения города до сих пор не совсем понятны. Это не была катастрофа. Вероятно, к этому привели варварские набеги и естественные процессы изменения природы: вода постоянно поднималась и люди селились все дальше от берега. В конце концов они оставили город.

— Как археологи обнаружили Акру?

— К концу XVIII века установили местонахождение почти всех городов Боспорского царства. Это Пантикапей, Нимфей, Киммерик. А вот Акру долго не могли найти. Почему? Дословно с древнегреческого «акра» означает «возвышенность». Как «акрополь», то есть «верхний город». Поэтому Акру искали на высоком месте, что было логично, так как такое положение удобно для обороны.

Подводные археологи нашли Акру только в начале 80-х годов прошлого века. История открытия довольно легендарна. В 1982 году 15-летний мальчик Алексей Куликов гулял по берегу в том месте и неожиданно нашел древнюю монету. Всего он насобирал более 150 таких монет. Когда он показал их специалистам, выяснилось, что самые ранние и самые поздние разделяет 1000 лет. Стало понятно, что это не случайные находки — видимо, где-то рядом под водой размываются культурные слои. Когда на этом месте провели первую подводную экспедицию, на глубине двух-трех метров под водой обнаружили оборонительные стены, выступающие над дном, цистерну, заполненную семью амфорами производства Гераклеи понтийской (IV век до н.э.) и много других интересных находок. Так Акра была локализована. А монеты, кстати, были в основном медные, чеканились в Боспорском царстве. Одна монета оказалась золотой и датируется правлением боспорского царя Котиса.

Хотя до сих пор не было найдено надписи, говорящей, что это именно Акра, мы считаем, что это именно она. У греков была традиция описывать побережье и расстояния от одного города до другого. Нам из описаний известно расстояние от Акры до двух других городов — Китея и Нимфея. Примерное место, находящееся на этом расстоянии от обоих городов, попадает на точку, где сегодня найдена Акра. Кроме того, мы можем точно говорить, что это поселение было именно городом, потому что только города в то время обладали мощной оборонительной структурой. Так что мы идентифицировали Акру где-то на 99%.

А тот мальчик, что находил монеты, вырос и тоже стал археологом. Теперь он сам ведет работы на Акре. Собственно, он и стал героем фильма.

— Что именно сейчас изучает Алексей Куликов?

— Сейчас на берег выходит буквально уголок города — 10% территории. Именно его начал изучать Алексей, обнаружив там несколько домовладений римского времени. Но с 1997 года по 2011-й исследования на Акре не велись. В 2011 году возможность раскопок снова появилась. Ко мне обратился руководитель одной из археологических экспедиций Эрмитажа Сергей Соловьев с предложением воссоздать подводную экспедицию. В этом году мы отметили шестилетие нашего совместного проекта. За это время нам удалось установить, что под водой сохранилось как минимум 1,5 метра городских стен, а не 20—30 сантиметров, как сначала считалось. Стены в хорошей сохранности. В основании оборонительной башни мы нашли и изучили мощные деревянные балки. Вероятно, они были средством борьбы с высоким уровнем грунтовых вод — ими укрепляли основание башни, чтобы ее не размывало.

Было немало и других открытий. Органические материалы, которые на земле практически не сохраняются, под водой глиной или песком консервируются, и это позволяет нам увидеть предметы быта, которыми пользовались древние греки. В 2013 году мы нашли отлично сохранившийся деревянный гребень эллинистического периода (IV-III веков до н. э). Одна сторона была крупная, а другая мелкая. Возможно, одна из сторон предназначалась для вычесывания вшей. Важно, что эти предметы позволяют восстанавливать микроисторию. Можно представить, как расчесывалась древнегреческая жительница Акры.

Еще одна интересная находка была в 2015 году — золотая серьга в виде головы льва. Это уникальный шедевр ювелирного искусства Боспора. Таких сережек за всю историю археологии было найдено штук 16—18. Некоторые из них есть в Эрмитаже, некоторые — в Лувре. Но все они происходят из северного Причерноморья.

— В чем особенность раскопок Акры?

— Это объект, сложный для раскопок. Он находится на глубинах до четырех метров, в зоне прибоя. Малейшее волнение на море, легкий ветерок приводит к невозможности подводных раскопок. Плюс под водой много времени тратится на фиксацию находок — зарисовки, фото- и видеосъемку.

Так что, несмотря на масштабность экспедиции, территория, которую мы охватили, достаточно скромная — около 100 квадратных метров, что, конечно, очень мало. Площадь всего города составляла не менее четырех гектаров, что типично для городов того времени. Работа в основном проходит утром и вечером, когда успокаивается волнение на море. Сезон длится не менее месяца каждый год. Это небольшой срок, но существующее финансирование не позволяет копать дольше. В этом году мы постараемся провести экспедицию продолжительностью в 1,5 месяца. Копать будем в июле.

— Кто сейчас работает на раскопках?

— Работают сотрудники нашего центра, Эрмитаж выступает нашим партнером, есть и волонтеры РГО. Но подводная экспедиция не очень большая — 10—15 человек. Это на суше археолог может подчиняться указаниям старшего, так что копать могут и студенты. А под водой каждый археолог должен быть профессионалом, чтобы принимать самостоятельные решения.

Для раскопок мы используем гидроэжекторы — своего рода пылесосы, которые засасывают грунт и отправляют его на поверхность, где он дополнительно промывается. Так мы можем фиксировать все, что находится в грунте. Например, в прошлом году мы исследовали помещение IV века до н.э., в центре которого была установлена печь. При промывке мы выяснили, что пол был заполнен скорлупой ореха, бобовыми, косточками вишни и оливы. То есть мы можем увидеть, что ели 2,5 тысячи лет назад в этом доме, в этом помещении. Вот сидел древний грек и лопал оливки.

— Насколько значима эта находка для российской археологии?

 — Это уникальный памятник подводной археологии черноморской акватории ввиду его сохранности. Мы можем как изучать сам город, ушедший под воду, так и разрабатывать методику исследования подводных городов. Акра не быстро уходила под воду, а в течение сотен лет и потому хорошо сохранилась: ее, благодаря защите оборонительных стен, не размыли шторма. В других городах — Фанагории, Херсонесе и других — такого не было. Деревянные находки — это тоже уникально. Мы привыкли деревянные находки получать в основном из Новгорода и изучать по ним жизнь Древней Руси. А тут античные, которые на 1,5 тысячи лет древнее новгородских.

Специальный показ фильма «Акра. Крымская Атлантида» состоится 16 марта в пресс-центре МИА «Россия сегодня» на Зубовском бульваре, 4. О фильме и раскопках расскажут режиссер Александр Коневич и археолог, главный герой фильма Алексей Куликов. Начало в 17:00.

Евгения Щербина

В The New Yorker вышла дискуссионная статья о том, как когнитивные искажения влияют на наше мировоззрение. Опираясь на старые и новые исследования (в одном из которых американцам предлагали найти на карте Украину!), ее автор утверждает: привычки, которые были хороши для древних охотников и собирателей, играют злую шутку с людьми, живущими в мире "пост-правды" и "альтернативных фактов". #Буквы перевели для вас этот текст.

В 1975 году сотрудники Стэндфордского университета пригласили группу студентов поучаствовать в исследовании на тему суицида. Им раздали пары предсмертных записок, одна из которых была настоящей, а другая - сочиненной случайным добровольцем. Участникам нужно было определить, которая из записок настоящая.

Некоторые из них справились с заданием блестяще, дав 24 правильных ответа из 25. Другим это никак не удавалось; "потолком" были 10 правильных ответов. Как это часто бывает в случае с психологическими исследованиями, весь эксперимент был постановочным. Половина записок действительно были настоящими, - исследователи получили их в бюро судмедэкспертизы округа Лос-Анджелес, - но результаты теста были ненастоящими. Участники, которые якобы почти все угадали, на самом деле показали в среднем тот же результат, что и "ошибавшиеся".

На втором этапе исследования обман раскрывался. Участникам сообщали, что реальной целью эксперимента было исследование реакции подопытных на положительный или отрицательный результат теста (как выяснится позже, этот этап тоже был постановкой). В конце концов, студентов просили угадать, сколько записок они отсортировали правильно, и какое количество правильных ответов в среднем дали другие участники. И вот тут-то происходило нечто любопытное: члены группы "отличников" утверждали, что они действительно неплохо справились с заданием, показав результат лучше среднего – хотя им только что сообщили, что у них нет никаких причин так думать. И напротив: в группе "двоечников" студенты считали, что их результат был на порядок хуже среднего; конечно, это утверждение было столь же беспочвенным.

Исследователи сухо резюмировали: "Единожды сформировавшиеся впечатления остаются исключительно стойкими".

Несколько лет спустя к похожему исследованию была привлечена новая группа студентов. Им раздали досье на двух пожарных, Фрэнка К. и Джорджа Х. Биография Фрэнка отмечала, в частности, что он является отцом малолетней дочери и увлекается дайвингом. Джордж – отец маленького сына и любитель гольфа. Досье также включало результаты пройденного обоими мужчинами "Теста на готовность к риску". Согласно одной из версий досье, Фрэнк был успешным профессионалом, чьи результаты теста показали, что в работе он почти всегда выбирает наиболее безопасное действие. Другие студенты получили досье, в котором Фрэнк в своих действиях также оказывался "перестраховщиком", и при этом – никудышным пожарным, на которого вышестоящие коллеги неоднократно подавали рапорты.

И снова посреди теста студентам сообщили, что их обвели вокруг пальца, раздав неправдивую информацию. Затем участников попросили составить портрет успешного пожарного – каким должно быть его отношение к риску? Те, кто получил первый вариант досье, утверждали, что риска следует избегать. Остальные – что на риск следует идти.

Как отмечают исследователи, "даже после того, как их представления были полностью опровергнуты, люди не смогли соответствующим образом скорректировать свои убеждения". В этом случае неспособность подстроиться под новые факты была "особенно впечатляющей", поскольку исходных данных категорически недостаточно для того, чтобы делать из них обобщенные выводы.

Стэнфордские исследования стали известными. Сделанное учеными заявление о том, что люди неспособны трезво мыслить, шокировало публику 70-х. Теперь оно никого не шокирует – тысячи новых экспериментов подтвердили и уточнили это утверждение. Каждый из тех, кто следил за исследованиями (или хотя бы иногда пролистывал выпуски Psychology Today), знает, что любой выпускник ВУЗа с планшеткой способен продемонстрировать, как кажущиеся разумными люди порой ведут себя совершенно иррациональным образом. Сейчас этот парадокс кажется особенно актуальным. Но почему так происходит – все еще загадка.

В своей новой книге "Загадка разума", которая вышла в издательстве Гарвардского университета, ученые-когнитивисты Хьюго Мерсье и Дэн Спербер пытаются ответить на этот вопрос. Мерсье, работающий в исследовательском институте в Лионе (Франция), и Спербер (Центрально-Европейский университет, Будапешт) считают, что разум – свойство, развившееся в ходе эволюции, подобно бипедализму и трихроматизму. Оно зародилось в африканских саваннах, и для его понимания необходим контекст.

Довод Мерсье и Спербера, если озвучить его в более научно-популярном виде, звучит примерно так: наибольшее преимущество человека над другими видами – его способность к сотрудничеству. Установить отношения сотрудничества с кем-либо непросто; поддерживать их не менее сложно. Для любого индивидуума наилучшим способом существования остается паразитизм. Так вот: разум возник не для того, чтобы мы решали абстрактные логические задачи или делали отвлеченные выводы из каких-либо данных; он развился для того, чтобы помочь нам справляться с проблемами, связанными с жизнью и взаимодействием в обществе.

"Разум помогает адаптироваться к той гиперсоциальной нише, которую заняли люди как вид", - пишут ученые. Так что привычки нашего мозга, которые с "интеллектуалистской" точки зрения кажутся странными или откровенно глупыми, оказываются куда толковее, если рассматривать их с "интеракционистской" (основанной на взаимодействии) точки зрения.

Давайте рассмотрим когнитивное искажение, известное как "предвзятость подтверждения". Так называют склонность человека принимать ту информацию, которая подтверждает их убеждения, и отрицать факты, которые этим убеждениям противоречат. Это когнитивное искажение задокументировано лучше других: ему посвящено столько экспериментов, что хватит на отдельный учебник. Самый известный из них также проводился в Стэнфорде. Для этого эксперимента исследователи отобрали студентов, придерживавшихся противоположных взглядов на необходимость смертной казни. Половина участников выступала за смертную казнь и считала, что она снижает уровень преступности; другая половина была против высшей меры наказания, которая, по их мнению, не влияет на число преступлений.

Студентов попросили ознакомиться с двумя исследованиями. Одно из них подтверждало мнение о том, что смертная казнь снижает уровень преступлений в обществе; другое приводило факты, которые ставили эту теорию под сомнение. Как вы уже догадались, оба исследования были фейковыми; их показали студентам лишь затем, чтобы они отталкивались от какой-то весомой статистики. Те из них, кто изначально поддерживал введение смертной казни, сочли убедительными данные, подтверждающие их точку зрения, а данные, противоречащие ей, посчитали не заслуживающими доверия. В другой группе все произошло с точностью до наоборот. В конце эксперимента студентов вновь спросили об их взглядах. Те, кто изначально поддерживал смертную казнь, лишь укрепились в своем мнении; те, кто был против высшей меры, теперь относились к ней еще негативнее.

Если разум нужен нам для того, чтобы формировать здравые суждения, то трудно представить себе более серьезный производственный брак, чем предвзятость подтверждения. Представьте себе мышь, которая мыслит как мы, предлагают Мерсье и Спербер. Эта мышь, "которая ищет подтверждения тому, что вокруг нет котов", вскоре станет кошачьим обедом. Если такая черта нашего мышления приводит к тому, что мы готовы отбрасывать свидетельства о новых (или недооцененных) угрозах, то она, вероятно, должна была пропасть в процессе эволюции. Тот факт, что выжило и человечество, и эта его черта, говорит о том, что у нее есть некая адаптирующая функция. И эта функция, по мнению Мерсье и Спербера, связана с нашей "гиперсоциальностью".

Мерсье и Спербер предпочитают термин “myside bias” ("склонность к подтверждению своей точки зрения"). Они напоминают, что по своей природе люди не склонны верить во что попало. Выслушав чужие аргументы, мы порой с легкостью можем обнаружить в них слабые места. При этом собственные ошибки мы зачастую в упор не видим.

Недавний эксперимент, проведенный Мерсье с его европейскими коллегами, хорошо продемонстрировал этот парадокс. Участников попросили решить несколько простых логических задач. Потом им было предложено пояснить свои ответы и изменить их, если в процессе отвечающий находил ошибку. Большинство людей придерживалось своих изначальных ответов. Изменения вносили меньше 15% участников.

На следующем этапе эксперимента участнику давали одну из тех же задач вместе с его ответом и ответом другого участника, отличным от их собственного. И вновь ему предлагали изменить свое решение. Здесь организаторы шли на хитрость: под видом чужого ответа участникам показывали их собственный – и наоборот. Около половины людей догадались, что их обманывают. Другая половина внезапно стала гораздо критичнее к своим ответам: около 60% людей изменили решение, которое ранее их удовлетворяло.

По мнению Мерсье и Спербера, это несоответствие демонстрирует истинную цель возникновения мышления – не дать человеку стать "крайним" в коллективе. Наши предки - охотники и собиратели, жившие небольшими группами, в основном заботились о своем социальном положении – и о том, чтобы не рисковать своей жизнью на охоте, в то время как остальные отсиживаются в пещере. Здравомыслие в его современном понимании не принесло бы тогда особой пользы, а вот умение выиграть спор было весьма полезным.

Такие вопросы, как черты характера идеального пожарного или влияние смертной казни на уровень преступности, ни капли не волновали наших предков. Им не приходилось сталкиваться с подделанными исследованиями, Twitter’ом и фейковыми новостями. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мышление часто нас подводит. Как пишут авторы, "это один из тех случаев, когда естественный отбор не был способен угнаться за меняющейся окружающей средой".

Стивен Сломэн (Брауновский университет) и Филип Фернбах (Университет Колорадо) также занимаются когнитивными исследованиями. И они тоже считают, что социальность – ключ к пониманию функций (и дисфункций) человеческого мышления. Свою книгу "Иллюзия знания: почему мы не мыслим самостоятельно" они начинают с описания… унитаза.
Любой житель цивилизованного мира знаком с устройством унитаза – как правило, керамической чаши, заполненной водой. Когда нажимаешь на рычаг или кнопку, вода засасывается в трубу, а из нее утекает в канализацию. Но как в действительности это происходит?

В ходе исследования, проведенного в Йельском университете, аспирантов просили оценить свое понимание принципа работы повседневных вещей, включая унитазы, молнии на одежде и дверные замки. После этого им нужно было написать детальное, пошаговое описание работы такого устройства, и повторно оценить уровень своего понимания. Очевидно, эксперимент продемонстрировал участникам их собственное невежество, поскольку на втором этапе оценки снижались. (Выходит, устройство унитазов сложнее, чем кажется на первый взгляд.)

Сломэн и Фернбах замечают этот эффект (который они называют "иллюзией глубины объяснения") практически повсюду. Люди склонны преувеличивать свои знания. А другие люди подкрепляют это убеждение. В случае с унитазом, кто-то создал такую конструкцию, чтобы ею было легко пользоваться. Люди повсеместно полагаются на чужие знания и умения – с тех времен, когда мы были пещерными охотниками (это, похоже, было ключевым этапом нашей эволюции). И мы так искусно взаимодействуем с другими, что с трудом можем определить, где кончается наше собственное понимание и начинается чужое, считают ученые.

"Одним из условий разделения умственного труда является отсутствие четкой границы между знаниями и убеждениями разных членов группы", - пишут они.

Это отсутствие границы (или, если угодно, порядка) – ключ к тому, что мы называем прогрессом. Изобретая новые инструменты, а с ними – новый образ жизни, люди в то же время создавали новые "сферы неведения". К примеру, если бы каждый человек считал необходимым освоить принцип металлообработки прежде, чем взять в руки нож, от Бронзового века было бы мало толку. Когда речь идет о новых технологиях, частичное невежество может быть полезным.

Но не в сфере политики, добавляют Сломэн и Фернбах. Одно дело – нажать на кнопку слива, не зная, как она работает, и совсем другое – поддержать указ о запрете на въезд в США, сути которого ты не понимаешь. Сломэн и Фернбах ссылаются на опрос, проведенный в 2014 году, спустя некоторое время после аннексии Россией Крыма. У респондентов спрашивали, как, на их взгляд, должны отреагировать США, и просили их показать Украину на карте мира. Как правило, чем хуже у респондента было с географией, тем больше он склонялся к варианту силового вмешательства. (В целом "географическая" часть опроса оказалась для опрошенных столь непосильной, что в среднем ошибка составляла 1800 миль – практически расстояние от Киева до Мадрида.)

Многие другие опросы показали не менее тревожные результаты. "Как правило, сильные переживания, связанные с тем или иным вопросом, не говорят о его глубоком понимании", - пишут ученые. И наша зависимость от чужой точки зрения лишь усугубляет проблему.

К примеру, если вы считаете, что Закон о доступном здравоохранении безоснователен, и я полагаюсь на вашу точку зрения, то мое мнение тоже будет безосновательным. Некто Том также со мной соглашается – и теперь у нашей точки зрения уже три сторонника. Плюс, каждый из нас чувствует себя гораздо самодовольнее, чем раньше.

И если каждый человек будет игнорировать "недостаточно убедительную" информацию, которая противоречит его мнению, получим… администрацию Трампа.

"Вот так общество, полагающееся на знания, становится опасным", - пишут Сломэн и Фернбах. Они провели собственный вариант эксперимента с устройством унитаза – заменив предметы быта на вопросы государственной политики.

В ходе исследования, проведенного в 2012 году, они задавали респондентам следующие вопросы: нужна ли США программа индивидуального медицинского страхования? Нужна ли нам система оплаты труда учителей, основанная на их конкретных заслугах? Участники должны были дать оценку тому, насколько сильно они соглашаются или не соглашаются с тем или иным предложением. Затем их просили как можно подробнее объяснить эффект от внедрения той или иной упомянутой государственной инициативы. На этом этапе большинство респондентов заходило в тупик. Когда их снова просили оценить степень своего согласия или несогласия, они снижали оценки, показав тем самым, что их точка зрения уже не столь непоколебима.

Для Сломэна и Фернбаха результат этого теста – маленький луч света в темном царстве. Если бы мы, наши друзья или эксперты с CNN тратили больше времени на изучение последствий таких инициатив, а не поучали друг друга, то осознали бы свою беспомощность и умерили радикальность своих взглядов.

Науку можно рассматривать как систему, которая устраняет ошибки, к которым по своей природе склонны люди. В лабораторных условиях нет места для предвзятости; исследование можно повторить в другой лаборатории, у работников которой нет мотива для беспочвенного подтверждения предыдущего результата. Вероятно, именно поэтому система оказалась столь успешной. В любой момент какая-то сфера знания может оказаться во власти беспорядка, но в конце концов на помощь приходит методология. Наука движется вперед, даже если сами мы топчемся на месте.

В своей книге "Могила исправит: почему мы игнорируем факты, которые могут нас спасти", психиатр Джек Горман и его дочь, эксперт в области здравоохранения Сара Горман, исследуют разрыв между тем, что утверждает наука, и тем, во что мы верим. Их беспокоят убеждения, которые не только не соответствуют действительности, но и могут быть смертельно опасными – например, вера во вред прививок. Безусловно, вредно отказываться от прививок – ведь они как раз-таки призваны защитить наше здоровье. "Иммунизация – одно из больших достижений современной медицины", - пишут авторы. Но сколько бы научных исследований ни доказывали безопасность вакцин и отсутствие связи между ними и развитием аутизма, противники прививок остаются непоколебимыми. (К ним можно отнести и Дональда Трампа, который заявлял, что они с женой согласились сделать прививки своему сыну Бэррону, но вакцинирование было произведено не в сроки, рекомендованные педиатрами.)

Горманы считают, что типы мышления, которые сейчас кажутся самоубийственными, когда-то имели адаптивную функцию. Они также посвящают множество страниц "предвзятости подтверждения" - у которой, по мнению Горманов, есть и физиологический аспект. Они ссылаются на исследование, показавшее, что люди испытывают физическое удовольствие – всплеск допамина – сталкиваясь с информацией, которая подтверждает их точку зрения. "Оставаться верным своим убеждениям, даже когда ты неправ – приятное чувство", - пишут они.

Джек и Сара Горман хотят не просто перечислить ошибки в нашем мышлении; они хотят их исправить. Должен существовать способ убедить людей в том, что прививки не вредят детям, а ношение оружия не защищает от опасности. Но и здесь они сталкиваются с проблемами, которые сами перечислили: люди попросту игнорируют предоставленную им достоверную информацию. Можно попробовать взывать к эмоциям, а не разуму – но это противоречит целям людей, пропагандирующих научный подход. В конце своей книги они пишут: "Нам все еще предстоит справиться с тенденциями в обществе, которые приводят к появлению антинаучных убеждений".

Эти три книги были написаны до состоявшихся в ноябре президентских выборов. Однако они предугадали появление "альтернативных фактов" и Келлиэнн Конуэй (советницы Трампа, которая ввела этот термин в обиход). В наши дни нередко возникает чувство, что над всей страной ставится психологический эксперимент, автор которого – не кто иной, как Стив Бэннон. Возможно, рациональным путем можно прийти к решению этой проблемы, но учебники по этому вопросу не очень-то обнадеживают.

Марина Мойнихан