"Дата Ист" обновила одно из самых популярных мобильных приложений в России Kadastr RU. На сегодняшний день его установило свыше полумиллиона человек. Среди них – кадастровые инженеры, риелторы, юристы, строители и все, кто приобретает или продает недвижимость.

Kadastr RU – это удобный справочный сервис, в котором есть вся информация об объектах недвижимости – их площадь, адрес, кадастровый номер и многое другое. Так, покупатели земельных участков могут оперативно узнать их кадастровую стоимость, категорию земель, а также проанализировать, с кем будут жить по соседству. Бесплатное мобильное приложение обеспечивает доступ к сведениям Публичной кадастровой карты России для любого пользователя. Кадастровым инженерам оно помогает проводить измерения расстояний и площадей, а также формировать отчеты.

В новой версии мобильного приложения специалисты "Дата Ист" учли пожелания пользователей – добавили сервисы и обновили интерфейс. Стоит отметить, что это самое масштабное изменение Kadastr RU за последние два года.

Оптимизация поиска позволяет теперь находить объекты не только по адресу, кадастровому номеру или текущему местоположению, но и по заданным координатам. С помощью новой функции «Отчет» можно формировать PDF документ, включающий в себя кадастровую информацию объекта и его план.

Для удобства пользователей появилась возможность кэширования онлайн-карт и передачи контекстных ссылок по конкретному объекту.

«Можно с уверенностью сказать, что в России научились делать удобный софт для профессионалов, работающих с недвижимостью. Ставлю отдельный плюс за возможность настроить глубину интерфейса под свои потребности, – говорит Андрей Таргашов, управляющий партнер Юридического бюро "Таргашов и Стебо".

Менеджер по продукту Kadastr RU Сергей Кириллов отмечает, что в перспективе у пользователей появится возможность заказать выписку из ЕГРН прямо из мобильного приложения. «В этой версии Kadastr RU мы сделали ставку на обновление интерфейса. Он стал намного удобнее и понятнее. Мы также повысили производительность приложения. Впереди много новых и полезных функций».

Обновление Kadastr RU доступно для устройств на платформе Apple iOS, а в октябре появится также для Android.

Компания «Дата Ист»  – новосибирская ИТ-компания с широким спектром компетенций, необходимых для реализации высокотехнологичных проектов в сфере геоинформационных систем, начиная от сбора и анализа бизнес-требований, до разработки, внедрения в промышленную эксплуатацию и дальнейшего технического сопровождения.  Программные продукты, информационные системы и решения «Дата Ист» - от мобильных картографических приложений до систем управления геоданными на корпоративном уровне, применяются в управлении территориями и природными ресурсами, геологии и геофизике, добыче нефти и газа, управлении городским хозяйством, земельном кадастре, транспортной логистике, в сельском и лесном хозяйстве.

«Дата Ист» является центром аутсорсинга по разработке программ и сервисов, авторизованным бизнес-партнером Esri, Inc., мирового лидера в области геоинформационных систем. Компания осуществляет дистрибьюторскую деятельность, оказывает консалтинговые услуги в сертифицированном учебном центре.

«Дата Ист» поддерживает важные социальные проекты города Новосибирска, выступая разработчиком муниципального портала «Мой Новосибирск», мобильного приложения для Новосибирского зоопарка «Зоопарк Нск», интерактивной карты для Краеведческого музея «Природа Новосибирской области». Кроме того, «Дата Ист» является соорганизатором фестиваля путешественников и инноваторов Kon-Tiki Fest, контрольной по географии «Контурная карта». При участии «Дата Ист» реализуются образовательные проекты для школьников «Школьная IT-мастерская», программы развития инновационного бизнеса в рамках IT-инкубатора Фонда «Технопарк Новосибирского Академгородка». «Дата Ист» – корпоративный партнер Русского географического общества, участник Научно-производственного кластера «Сибирский наукополис» Новосибирской области, член ассоциации «СибАкадемСофт» и резидент Технопарка Новосибирского Академгородка.

Екатерина Вронская

Известно, что научные школы и даже отдельные выдающиеся ученые в состоянии на долгие годы определить государственную техническую политику или стратегии развития в целом. Часто нам кажется, что политики сами определяют, что конкретно и в каких количествах развивать, однако при пристальном изучении проблемы выясняется, что их взгляды на развитие, принципы и приоритеты целиком сформированы господствующими в стране научными школами. Наша страна в этом плане не представляет никаких исключений.

Если задаться вопросом: почему в России уделяли такое слабое внимание возобновляемой энергетике – то необходимо обратиться к прошлому. Ответ не заставит себя ждать, если мы оценим позиции выдающихся советских ученых, высказанные ими десятки лет тому назад. Красноречивым свидетельством на этот счет является концептуальный доклад академика Петра Капицы, представленный им в октябре 1975 года на научной сессии, посвященной 250-летию Академии наук СССР. Доклад касался перспектив использования разных видов энергии, и с позиции сегодняшнего дня некоторые его положения являются красноречивым отражением приоритетов наших властей в энергетической сфере.

Самым примечательным моментом является отношение знаменитого физика к возобновляемой энергетике.

Так, говоря о солнечной энергии, Петр Капица делает вывод о ее «крайней неэффективности» для человечества в качестве основного энергетического источника. КПД солнечных элементов слишком мал, и чтобы заменить солнечной энергией ископаемое топливо, придется построить вдоль сухопутной части экватора сплошную полосу солнечных батарей шириной 50-60 километров.

Такой грандиозный проект, резонно замечает ученый, в обозримой перспективе реализовать никак не удастся. Стало быть, солнечная энергетика особого интереса для человечества не представляет.

То же касается и энергии ветра. Из-за недостаточной плотности энергетического потока, утверждает Петр Капица, использование ветра оказывается экономически неоправданным.

Такой же прогноз был сделан и в отношении геотермальной энергии. Причем (что очень важно) затронуто было и тепло глубинных пород, залегающих на глубине 10-15 километров. С точки зрения ученого, из-за некоторых физических факторов возможность нагрева большого количества воды таким способом кажется сомнительной.

С чем же тогда знаменитый физик связывал наше будущее? Догадаться не сложно – с энергией атома. По мнению Петра Капицы, вся надежда на решение глобального энергетического кризиса – в использовании ядерной энергии. Наука на этот счет якобы дает полное «добро». Электростанции на уране, отмечает академик, хорошо себя зарекомендовали и работают с достаточно высокой рентабельностью. Правда, у них есть существенные изъяны, связанные, в первую очередь, с захоронением радиоактивных отходов. Есть также опасность аварий, саботажа или террористического акта. Однако ученый был уверен, что эти трудности преодолимы. На его взгляд, лучшим выходом из ситуации может стать получение энергии путем термоядерного синтеза ядер гелия и ядер дейтерия и трития.

Надо сказать, что Петр Капица связывал большие надежды с термоядерной энергетикой. Несмотря на серьезные технические сложности, с которыми столкнулись ученые во время экспериментов, он не терял уверенности, что термоядерная проблема получения больших мощностей будет со временем решена.

Интересно, что спустя пять лет после указанного доклада вышла книга известного американского футуролога Элвина Тоффлера «Третья волна», где – вопреки прогнозам нашего лауреата – будущее связывалось как раз с возобновляемой энергетикой. Тоффлер, будучи чистым гуманитарием, оказался более точным в своих технологических прогнозах, чем знаменитый советский физик. А ведь здесь примечательно именно то, что увеличение доли ВИЭ в европейских странах стало в значительной мере инновационным ответом на вероятный энергетический кризис, о котором упоминает Петр Капица. Хотим мы того или нет, но развитие «зеленых технологий» на Западе во многом было продиктовано высокими ценами на углеводородное топливо.

Цифры здесь говорят сами за себя. Вот динамика роста доли ВИЭ за последние годы: 2003 год – 2%; 2012 год – 5,2%; 2015 год – 7,3 процента. По прогнозам, в 2020 году доля ВИЭ составит 11,2 процента. Конкретно для Германии доля ВИЭ в 2014 году составляла 26,2%. В 2015 году этот показатель вырос до 30 процентов. Это уже в два раза больше, чем приходится в этой стране на атомную энергетику, которую уже догоняет ветрогенерация (доля последней достигает 13%).

По прогнозам на 2020 год нормированная себестоимость производства электроэнергии в США составит для обычных газовых ТЭС 75 долл. /МВт.час; для усовершенствованных газовых ТЭС – 100 долл./ МВт.час; угольных усовершенствованных ТЭС – 144 долл./ МВт.час; усовершенствованных АЭС – 95 долл./МВт.час. А теперь те же показатели для ВИЭ: ветровые электростанции – 74 долл./МВт.час; фотоэлектрические – 125 долл./МВт.час; геотермальные – 48 долл./МВт.час; петротермальные (тепло глубинных пород) – 60 долл./МВт.час (в перспективе).

О петротермальной энергетике необходимо сказать особо. Как мы уже показали, Петр Капица не считал данное направление перспективным. И надо сказать, что в СССР серьезного внимания в целом геотермальной энергии не уделялось.

В 1967 году была запущена Паратунская ГеоЭС, где был впервые в мире применен бинарный цикл с турбиной на фреоне для выработки электроэнергии. Мощность станции составляла 815 кВт. В 1974 году она была закрыта.

Американцы в этом плане оказались намного дальновиднее, всерьез нацелившись на извлечение тепла глубинных пород. По словам академика Сергея Алексеенко (Институт теплофизики СО РАН), в последние годы американские разработчики пошли по пути создания обширных резервуаров со множеством трещин, возникающих путем стимулирования естественных дефектов. В 2013 году в США была запущена первая КОММЕРЧЕСКАЯ электростанция на основе указанной технологии. Ее мощность составляет 1,7 МВт. К 2050 году американцы намерены достичь уровня 100 ГВт (!) за счет глубинного тепла (что составляет 40% от совокупной мощности всех сегодняшний российских электростанций).

А как выглядит ситуация с термоядерной энергетикой? Пока можно с уверенностью сказать только одно: люди работают, ставят эксперименты, изучают, проводят конференции… Из государственных бюджетов, естественно, выделяются на это деньги. Но кроме больших надежд пока что нет ничего. Никакой практической отдачи. Надежда, естественно, умирает последней, и сколько еще продлятся эксперименты по «термояду», сказать сложно. Петр Капица исходил из того, что проблемы здесь  решаемы. Возможно, так оно и есть. Однако практика показала, что проблемы с ВИЭ также решаемы, и научно-технический прогресс не благоволит к чему-то одному. Объективные сложности по мере работы преодолеваются. Вопрос только в том, что ставка на что-то одно – на ту же термоядерную энергетику – себя не оправдывает ни в коей мере. И в США, и в Европе работают по разным направлением, и успех ВИЭ абсолютно не говорит в пользу искусственного надувания «мыльного пузыря» в угоду борцам за экологию. Ведь, как мы уже неоднократно заявляли, на Западе деньги вкладываются не только в «зеленую» энергетику, но и в развитие традиционной энергетики на ископаемом топливе. И в тот же «термояд».

Чего никак не могут понять нынешние российские «традиционалисты», видящие в успехе ВИЭ чуть ли не заговор темных сил, так это сам принцип РАЗНООБРАЗИЯ. Доклад Петра Капицы уже содержит сомнительные посылки, когда ставится вопрос об одном источнике энергии, способном заменить всё остальное. Согласимся, что сама постановка вопроса выходит здесь за рамки физики. Это уже философия. И в чисто философском плане наш выдающийся ученый следует тем принципам, которые как раз противоречат логике прогрессивного развития. Наш ученый рассуждает в духе имперского централизма, обязательно предполагающего какую-либо монополию. По сути, вопрос ставится так: какие источники энергии должны безусловно доминировать? Именно в такой постановке вопроса роль ВИЭ кажется ничтожной, а ее шансы на развитие – призрачными. Точно так же до сих пор рассуждают наши «традиционалисты».

Почему Тоффлер оказался прав в своих прогнозах? Именно потому, что он увидел неизбежный крах централизма и монополизма. Когда гиганты перестают диктовать условия, главным атрибутом развития становится разнообразие. В таких условиях невозможно абстрактно, на теоретическом уровне ставить вопрос о том, что будет выгоднее и важнее: уголь, фотовольтаика, ветряки или ядерные реакторы? Важным становится только то, что отвечает каким-то вполне конкретным, определенным условиям, характерным для определенного места в определенный промежуток времени. Для монгольского чабана, например, солнечная панель будет важнее ядерного реактора. Успех ВИЭ – это символ начавшихся перемен. Прежде всего – перемен в человеческом сознании.

Олег Носков

В статье использовались данные, предоставленные сотрудниками Института теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН

За время, прошедшее с предыдущей публикации, произошло много событий. Журнал Nature опубликовал статистическую модель с плохим прогнозом: существует 90-процентная вероятность того, что температура Земли увеличится к концу века на 2,0-4,9 °С. Сценарий IPCC, предлагающий удержаться в пределах 1,5 °С, можно считать слишком оптимистичным. Потепление выше чем на два градуса предвещает гораздо более глубокие изменения в привычном жизненном ландшафте, чем мы предвидим сейчас. Так что дискуссию о климате, которая развернулась на страницах ТрВ-Наука, закрывать рано. И в мировой прессе тоже не спят, а обсуждают нашу тему как никогда активно.

В американских газетах обычно обсуждается один аспект глобального потепления, и вокруг него ломаются копья. Я же замахнулась на всё сразу, что уже начинает напоминать попытку суицида. Словно в помощь мне тем временем в «Газете.Ру» вышел подробный и аргументированный ответ членкора РАН Сергея Гулёва на статью Юлии Латыниной. Ученый возразил автору по всем пунктам, профессионально и четко. Его статья отменила необходимость продолжать мой сеанс разоблачения, просто нужно дать ссылку. Но вот парадокс: на ответ Гулёва комментаторы «Газеты.Ру» (в отличие от нашей цивилизованной дискуссии) обрушили шквал ругани. Что происходит? Почему читатель так негодует, почему склонен скорее поверить журналистке, чем ученому, заведомо лучше разбирающемуся в проблеме?

Удивительным образом всё то, что происходит, укладывается в тщательно изученный феномен «климатических отрицателей». Ю. Латынина выступила рупором их идей, слово в слово повторяя многократно растиражированные мифы. Они собраны, например, в книге, которую Институт Хартленда уже вторично издал немыслимым 300-тысячным тиражом и разослал бесплатно в школы и университеты США (об Институте Хартленда — здесь).

Я тоже получила экземпляр этого труда, отпечатанного на меловой бумаге. С этого, собственно, и начался мой интерес к феномену климатических отрицателей. Уж с очень большим напором они действуют.

Отрицатели

Отрицатели глобального потепления (в отличие от скептиков) отвергают его независимо ни от каких аргументов. Аргументы и факты, приводимые специалистами, для них или ложные, или недостаточные. Если придраться не к чему, то данные ученых объявляются сфальсифицированными. Если и это не срабатывает, то в ход идет теория заговора из серии «всё проплачено». Как теперь выясняется в случае с «Газетой.Ру», можно просто заявить, что автор — дурак, ничего не понимает, и спор закончить. Но тут, читатель, нет ничего нового. Феномен отрицателей хорошо изучен и описан в упомянутом мною курсе «Понять отрицание климатологии».

На рисунке систематизированы все способы отрицания реальности. Вверху, в аббревиатуре FLICC, собраны пять основных способов отрицания.

F — псевдоэкспертиза: ее логическим развитием (нижний ряд) становится «преувеличенное большинство» сторонников отрицания; L — ложное умозаключение; I — невозможное предположение; С — подтасовка фактов; и C — теория заговора. Самым мощным методом становится L — ложное умозаключение, со множеством разновидностей: использование отвлекающего маневра, введение в заблуждение, скоропалительные выводы и ложное разграничение [связанных явлений].

Опыт и статистка показывают, что профессиональных отрицателей переубедить нельзя. Их мало, но они активно преувеличивают свое множество, создавая иллюзию, что спор о климате — спор равных групп, 50% на 50%. Мол, дебаты идут, ничего не решено. Существует философия и психология отрицания, которая хорошо изучена, но это не меняет дела. Если человек, даже при подавляющем преимуществе фактов над мифом, выбирает миф, ничего нельзя поделать. Простой миф чаще привлекательнее, чем сложная правда. Непрофессиональные же отрицатели, возможно, верят недобросовестным экспертам, склонным сильно преувеличивать свою осведомленность или количество единомышленников. Но чаще отрицатель сам ищет именно таких экспертов.

Пройдемся по классике отрицания. Постараюсь не касаться положений, уже опровергнутых Гулёвым, но если я к ним возвращаюсь, то лишь для того, чтобы показать, как производится обман. В отличие от физика Гулёва, который смотрит на климат с высоты вечности и непоколебимых физических законов, нам приходится труднее. Мы живем в хаосе случайных процессов, непредсказуемо меняющих нашу погоду и способных изменить не только климат на ближайшие пятьсот лет, но и нашу жизнь на ближайшие десятилетия. Что произойдет с климатом через миллион лет, нам, в общем-то, всё равно. А ведь с точки зрения геологической истории это только мгновение. Нам приходится копаться в «мелочах». В сотнях лет. И тут у нас преимущество хотя бы перед метеорологами: даже на таком коротком отрезке времени климат более предсказуем, чем погода на неделю вперед.

Фиктивные эксперты, преувеличенное меньшинство

Факт

Согласно исследованиям, 97% ученых-климатологов разделяют концепцию глобального потепления. Но общественное мнение этого не знает; согласно опросам, большинство респондентов считает, что отрицателей или больше, или примерно столько же, сколько сторонников концепции.

Миф

Консенсуса о глобальном потеплении среди ученых нет. «…Настоящая наука не имеет никакого отношения к консенсусу. Формула E = mc2 выработана не в результате консенсуса. Она выработана в результате открытия… Как заметил Майкл Крайтон: „Консенсус — первое прибежище негодяев. Это способ избежать обсуждения, заявив, что вопрос уже решен“».

Разъяснение

Консенсус есть. Консенсус в науке важен. Научный консенсус связывается с выработкой парадигмы, в которую укладываются все имеющиеся на сегодняшний день факты, подтвержденные экспериментами, и тогда теория считается верной.

Отрицатели подсчитывают сторонников теории своим особым, издевающимся над наукой способом: если автор прямо не заявляет в своей статье, что он сторонник концепции глобального потепления, то он ее противник. Если считать так, то у теории тектоники плит, например, нет ни одного сторонника.

Когда фиктивные эксперты скажут, что важно только одно великое открытие, вспомните о том, что Солнце в центр Вселенной поставил еще Гиппарх Никейский во II веке до н. э., но консенсуса не было. Аристотель наложил вето на такую крамольную идею, и Земля стала центром Вселенной на последующие 2000 лет. Не было консенсуса и когда Коперник в 1532 году построил свою гелиоцентрическую Вселенную, поэтому в 1600 году Джордано Бруно пошел на костер, а Галилей, обвиненный инквизицией в «гелиоцентризме», умер под домашним арестом в 1642-м. А до консенсуса, ньютоновского закона всемирного тяготения, оставалось еще сорок лет. Хотя и он не снял всех вопросов — помог только Эйнштейн. Далеко не сразу наступил консенсус и с теорией расширяющейся Вселенной. О трудной судьбе теории тектоники плит нужно писать отдельную книгу.

А уж сколько досталось автору орбитальной теории изменения климата Милутину Миланковичу, и говорить не приходится. Он впервые обнародовал теорию в 1920 году, умер в 1958-м, а книга его была переведена на английский только в 1969-м. Консенсус наступил лишь в 1970-е годы. При всех неопределенностях в теории, сегодня ясно, что в целом она верна.

В чем же смысл научного консенсуса? В том, что научное сообщество соглашается на данный момент времени с некой доминирующей научной теорией и считает обоснованным применять ее на практике.

Вряд ли «негодяи» всех стран объединяются для консенсуса, чтобы остановить развитие науки, а все деньги мира отдать бюрократам. И вообще, кто станет спорить с тем, что всё, что касается денег, присуще скорее нефти и газу, а вовсе не науке и образованию (и даже бюрократам не так уж много перепадает)? Но это не моя тема. Могу дать только ссылку на старую статью в Scientifc American о масштабах поддержки усердия отрицателей со стороны «темных» доноров, чьи деньги не могут быть отслежены обычным порядком. Только в период с 2003 по 2010 год 558 млн долларов было вложено в поддержку организаций, профессионально отрицающих глобальное потепление. Официально компания ExxonMobil вложила в них около 30 миллионов, а братья Кох (Koch Industries, Inc.) — 60 миллионов. Но это только малая часть в общей сумме «темных» инвестиций в отрицателей. В 2008 году официальные деньги исчезли с радаров, а финансирование растет.

Но вернемся к классификации действий отрицателей.

Ложное умозаключение — самый распространенный вид заблуждения

Вызывается самыми различными причинами: например, отрицатель принимает за истину «подсадную утку» (red herring) — отвлекающий маневр, заманивающий в ловушку: «CO2 не несет загрязнения, он невидим, вы даже не можете его заметить!» На самом деле это не имеет никакого отношения к проблеме, хотя это и правда. Такой маневр применим в любой из многочисленных сфер климатической системы. Будьте осторожны.

Откровенное введение в заблуждение (факты, которых не было, misrepresentation): сюда относятся и ложные обвинения ученых, как в истории с «Климатгейтом»

Факт

В результате детальных расследований «Климатгейта» (проводились в разных странах, в университетах и в государственных органах, в которых изучались украденные электронные письма и выслушивались мнения экспертов) не было обнаружено никаких доказательств злоупотреблений. Вывод всех комиссий сходен: сосредоточенность на нескольких вырванных из контекста «впечатляющих» письмах используется для отвлечения внимания от множества эмпирических доказательств антропогенного глобального потепления.

Миф

«Тысячу лет назад температура была такая же, как сейчас. „Вероятно, сейчас так же тепло, как тысячу лет назад“ (цитата). Более того, это цитата одного из столпов Учения глобального потепления — палеоклиматолога Кейта Бриффа. Но она не из его публичных выступлений, а из вскрытой хакерами переписки — Бриффа и коллеги обсуждали вопрос, как лучше подделать научные данные».

Разъяснение

Вся драма «Климатгейта» исследована и опровергнута. Но приведенный фрагмент заслуживает особого внимания: он показывает, как отрицатели работают с фактами.

Кит Бриффа (Keith Briffa) — ученый-дендрохронолог, чьи данные о плотности годичных древесных колец использовались в знаменитой кривой Манна и Джонса «Хоккейная клюшка». На тот момент уже было известно, что плотность перестала соответствовать толщине колец и отвечать температурным значениям примерно с 1950 года, — явление, получившее название divergence problem. Это знал и Бриффа, и многие другие. Следовало найти объяснение феномену, ввести поправку. Можете почитать работу Бриффы 2013 года об изучении древесных колец деревьев Ямала и Полярного Урала, где он рутинно применяет эти поправки. Как пишет Бриффа в резюме, в результате новых исследований установлено, что только короткий период в 40 лет около 250 года н. э. сопоставим с теплом XX века. Предыдущие реконструкции преувеличивали потепление Средневековья — тогдашний климатический оптимум, а новейшее потепление на Ямале беспрецедентно.

Так что тот, кому в частном разговоре Бриффа говорил, что тысячу лет назад было так же тепло, как и сейчас, пусть поднимет руку.

Факт

Климат Земли впервые в ее истории меняется не естественным путем, а потому, что мы добавляем в природный цикл изъятый из недр углерод, находившийся в изоляции. Система выходит из равновесия.

Миф

«Сторонники Учения говорят, что климат Земли стал отклоняться от „нормы“. Это ложь. Никакой „нормы“ для климата не существует. Единственной нормой климата является изменение».

Разъяснение

Ни о какой «норме» климатологи не говорят. Ученые говорят о выходе энергетической системы из состояния баланса. Климат, как часть системы Земля, отвечает на внешние или внутренние воздействия и влияет на то, как система реагирует на получение информации: в данном случае — энергии или материи. Это механизм обратной связи.

Понятие о системе в состоянии баланса или дисбаланса — одно из ключевых в науках о Земле. В ответ на дисбаланс система может реагировать негативно (negative feedback). В применении к климату: что-то интенсивно греет Землю, но она не перегревается, а перерабатывает этот сигнал, справляется с ним. Или может сработать положительная обратная связь (positive feedback), чреватая глубокими необратимыми изменениями.

В случае с климатом это означает, что на избыточный приток энергии Земля отвечает преувеличенно сильно: греется быстрее, чем должна. Что сейчас и происходит.

Факт

Температуру поверхности Земли начали изучать по единой методике с cередины 1980-х годов в Институте космических исследований Годдарда (Goddard Institute for Space Studies, GISS). Независимо ни от каких годовых колебаний общий тренд с тех пор неизменен: средняя температура поверхности нашей планеты растет.

Миф

«…В XX в. температура росла с 1900 по 1940 гг., падала с 1940-х по 1970-е (тогда нас даже пугали Глобальным похолоданием) и начала расти с 1970-х.

Вам говорят, что температура росла весь XX век и к концу выросла почти на градус? Это ложь. Температура колебалась вместе с активностью солнца. График активности солнца и средней температуры по Земле начал расходиться только в начале 1990-х».

Разъяснение

Это отлично разъяснено у Гулёва. Лишь добавлю: если подсчитать количество опубликованных работ, которые предлагали сценарий похолодания в 1940—1970-х годах, увидите, что их значительно меньше, чем кажется. Большинство рецензируемых научных публикаций предсказывали потепление за счет увеличения уровня СО2. Тема похолодания очень хорошо шла у фантастов в Голливуде, они и пугали. И вообще, изменение активности Солнца, хорошо видное физикам, отдельно от других факторов температуру Земли повышает очень незначительно, что было замечено еще Миланковичем.

К этому можно добавить еще один миф

Миф

«Вам не кажется странным, что сначала был создан международный бюрократический орган, чье могущество зависело от признания Глобального потепления угрозой человечеству, и только потом графики температуры начали расходиться с активностью Солнца?»

«Ни в одном докладе IPCC нет перечисления причин, от которых зависит климат. Дело в том, что с момента, когда человечество начало регистрировать температуру и наблюдать за Солнцем (приблизительно последние 400 лет), 30-летние колебания температуры Земли совпадали с 30-летними солнечными циклами».

Разъяснение

К разъяснениям С. Гулёва стоит добавить, что в последние годы в исследованиях влияния солнечной активности на изменение климата Земли достигнут огромный прогресс. Когда незначительная роль солнечной активности стала широко обсуждаться в контексте глобального потепления, в ответ на запрос научного сообщества в 2011 году была создана международная исследовательская программа TOSCA. Участники проекта — физики, геофизики, специалисты по магнитосфере и климатологи — поставили целью рассмотреть проблему в целом, а не фокусироваться на измерении солнечной радиации. Результаты работ опубликованы в справочнике. В анонсе авторы сообщают: ни данные, ни модели, ни исследования возможных механизмов влияния колебаний солнечной активности на климат Земли не показывают никакой связи с глобальным потеплением, наблюдающимся с 1950 года. Кроме того, по результатам этих работ корректировки по солнечной активности были введены в модели, используемые в отчетах IPСC, о чем, в свою очередь, написал Гулёв.

Посмотрите также на наглядные анимации (третья — про Солнце) и почитайте объяснение.

Факт

Ученые определяют современное глобальное потепление как среднее глобальное повышение температуры поверхности Земли, вызванное выбросами антропогенных парниковых газов. Термин «глобальное потепление» использовал в статье 1975 года геохимик Уоллес Брокер (Wallace Smith Broecker) из Геологической обсерватории Ламонт-Доэрти Колумбийского университета («Климатические изменения: не стоим ли мы на пороге выраженного глобального потепления?»).

Миф

«Кто тот Ньютон, который впервые догадался, что Земля греется и происходит это от человека? Кто тот гигант мысли, который заявил, что изменения климата — это не норма, а повод для административного регулирования? Ответ: этот гигант мысли называется IPCC — Международная комиссия по изменению климата при ООН. Теория зависящего от человека глобального потепления — первая в мире научная теория, созданная не учеными, а бюрократическим институтом».

Разъяснение

Прямо проистекает из факта. Понятие глобального потепления введено в обиход задолго до 1988 года, когда была создана IPCC. Сделал это Уоллес (Вилли) Брокер, один из самых знаменитых климатологов США. Но, из этой подборки видно, что термин применялся и раньше.

Подтасовка фактов

Чаще других, однако, встречается прием cherry-picking — по-русски не существует политкорректной идиомы, поэтому будем называть это или по-английски, или уж как есть: подтасовкой фактов. Почти весь лист, собранный Джоном Куком, представляет собой cherry-picking, а мы покажем свой.

Миф

«NOAA для своих расчетов теперь использует всего 1500 станций. За последние 40 лет из расчетов исключены преимущественно станции на высоких широтах, на больших высотах и в сельских районах — все, которые показывают более низкую температуру…

Новые наблюдения не согласуются с данными спутников, и поэтому для спутников вводят поправку, т.н. coldbias — предубеждение в пользу холода. То есть несовершенные метеоспутники в 1980-х годах показывали правильно, и всё согласовывалось. А вот нынешние, совершенные, постоянно ошибаются на 0,3o, — приходится поправлять!»

Разъяснение

Спутниковые данные нуждаются в коррекции, это основа основ. Спутники — не термометр в космосе. Данные спутников получены от так называемого СВЧ-температурного зондирования — измерения микроволновой эмиссии молекул кислорода в различных атмосферных слоях. Эти данные не воспроизводят температуру прямо, в них много неопределенности, и это информация, требующая расшифровки. В атмосфере происходят сложные процессы перемешивания, которые нельзя игнорировать. Точному соответствию реальной температуре мешает ряд факторов — постоянных, глобальных, локальных и случайных, и принимать их можно только с поправками. Кроме того, орбиты спутников со временем меняются, и здесь тоже нужны поправки. Наибольшая точность достигается на основе совокупных данных от спутников и погодных зондов. В результате в спутниковых данных больше неопределенности, чем в записях температуры поверхности, основанных на прямых измерениях термометрами. В принципе, этого достаточно для опровержения мифа. Но буквально несколько недель назад произошло важное событие, которое обсуждается сейчас в климатических рубриках всех крупных американских газет: в данные измерений спутников введены новые, сверхточные поправки, которые полностью дискредитируют атаки отрицателей.

Новые результаты показывают гораздо большее потепление поверхности планеты, чем считалось раньше: примерно на 30%.

А теперь пройдемся по последним трем глобальным мифам.

Факт

Сахара — один из самых тревожных природных регионов мира. Пустыня быстро и неуклонно разрастается, происходит зловещий процесс опустынивания (desertifcation) — все пустыни мира в той или иной мере ему подвержены.

Миф

«Когда обывателю говорят, что „Земля теплеет“, он склонен полагать, что теплеет вся Земля. От Северного полюса и до Сахары. Сахара не теплеет. Потепление касается только умеренных климатических зон. И если нам повезет, то зимой в высоких широтах, действительно, может стать теплее».

Разъяснение

Полупустыня (или саванна) Сахель, обрамляющая Сахару с юга и с севера — тот пояс, где текут сезонные реки в период муссонов, растут кусты, небольшие деревья и обильные травы, где возможно сельское хозяйство, — стремительно сужается и превращается в пустыню. 10 тыс. лет назад, после окончания последнего оледенения, никакой Сахары-пустыни не было: там тоже текли реки, существовали пресноводные озера (их следы повсюду), в них водились рыбы, по зеленым лугам гуляли антилопы. Пустыня наступала медленно, и этот процесс шел естественно. А в последнее время он так ускорился, что грозит стать необратимым. Причины две: опасное, бесконтрольное землепользование и глобальное изменение климата, действующие вместе. Удвоение углекислого газа в атмосфере приведет к увеличению пустынной площади на 17%, — факты, вошедшие в учебники. Суровые засухи и сокращение осадков приводят к гуманитарным катастрофам, засуха 2010 года — одна из них.

P. S.: только что вышла статья, сообщающая о неожиданных ливневых наводнениях в Сахеле, связанных со смещением муссонов. Уверена, что отрицатели снова возвестят о своей победе. Но прочитайте статью внимательно. По данным моделирования, сезоны ливней будут чередоваться привычными засухами, что грозит еще быстрее разрушить хрупкую природную обстановку в регионе. В перспективе ливневые дожди будут следовать за муссонами, которые стоять на месте не планируют. Эти процессы хорошо согласуются с гипотезой о наступающем резком изменении климата. И уж конечно, потепление не обошло Сахару стороной.

Факт

Потепление на Земле происходит везде. Проявляется оно по-разному, но сильнее всего оно заметно в средних и высоких широтах, там, где больше льда. Последствия потепления включают таяние полярных, высокогорных, морских льдов, повышение уровня моря, затопление прибрежных территорий, наводнения, учащающиеся ураганы, драматические изменения в биосфере и экономические потери.

Миф

«Похолодание ведет к засухе, а потепление — наоборот, к дождям. Механизм очень прост: при похолодании влага изымается из атмосферы и осаждается в виде ледяных шапок на полюсах. Вся растительность, как известно, любит влагу. Чем теплее — тем больше дождей».

Разъяснение

«Очень простого механизма» не существует. Чем выше температура, тем больше пара может содержать воздух. Поэтому у нас есть абсолютная влажность и относительная, которые не надо путать. Возможны ситуации, когда холодный и очень теплый воздух имеют совершенно одинаковую абсолютную влажность, но для теплого воздуха это будет низкая относительная, а для холодного — высокая относительная влажность. И осадки вероятнее в холодном — в виде снега. А в теплом — никаких осадков не будет. Распределения температуры, давления и влажности на Земле очень хорошо изучены, описаны и подчиняются общим законам, но всё же не укладываются в простую формулу. «Ледяные шапки на полюсах» не осаждаются, а кристаллизуются, лед в ледниках — это минерал, хотите верьте, хотите нет. Так же, как и ледники в горах. Для их формирования нужен снег, и снег этот должен не таять. То есть холод и влажность должны держаться достаточно долго. Глобальное потепление ударило именно по этим свойствам образования «ледяных шапок». Снег тает быстрее, чем превращается в лед.

Ну и, отключаясь от источника нашего вдохновения, приведу в пример обсуждение статьи NASA в журнале Forbes. Здесь также проявился классический cherry-picking и введение читателя в заблуждение.

Факт

Новейшие спутниковые измерения NASA показывают, что количество морского льда вокруг Антарктиды визуально может увеличиваться, но она быстро теряет континентальный лед в центре материка. Общий баланс сохраняется в пользу таяния.

Миф

«Глобальное потепление не вызывает никакого отступления полярных льдов» (версия Forbes).

Разъяснение

Заявление Forbes сочетает в себе все возможные признаки обмана читателя. Вы не найдете в нем даже ссылки на «последние данные NASA» — должны поверить на слово. Чтобы объяснить происходящее, отсылаю вас к двум публикациям NASA: в той, которую имеет в виду Forbes, излагаются факты и объясняется феномен, когда ледник тает, а морской лед на шельфе континента — растет; в другой, новейшей, нет ни слова о вновь обнаруженных фактах роста оледенения — ситуация изменилась: «Объем морского льда снижается до рекордных минимумов на обоих полюсах». Но в данном случае читатели подвергли текст Forbes тщательному анализу и сами квалифицировали его как обман.

Чего я всем нам желаю, дорогие читатели и коллеги, — это уметь отличать обман и фальсификации от честных исследований. А на прощанье посмотрите анимацию: как NASA наблюдает за CO2.

Ирина Делюсина, палеоклиматолог, факультет наук о Земле и планетах Калифорнийского университета в Дэвисе (США)

Несмотря на то, что, как декларируется, мы живем в эпоху победившего рационализма, сознание современного обывателя заполнено разного рода мифами. Часть из них, касающаяся лекарств, стала темой этого материала.

Но для начала вспомним некоторые принципы, которые сами врачи считают базовыми для фармакотерапии (лечения с помощью лекарств). При выборе стратегии лечения исходят из того, что, чем серьезнее поставленный диагноз, тем «агрессивнее» будет назначенная терапия. Но у каждого сильнодействующего лекарства, как правило, есть масса побочных эффектов. Поэтому, выбирая стратегию лечения, врач в каждом индивидуальном случае должен искать оптимальное соотношение пользы и вреда от назначенного лечения.

Речь идет именно об индивидуальном подходе (что отражает общий вектор развития современной медицины к ее персонализации), поскольку при схожей симптоматике один и тот же курс лечения ведет у одного пациента к улучшению состояния, а другому не помогает. Первый вариант в медицинской среде принято называть – мягкими конечными точками. Их и считают главным показателем того, что лекарство работает.

Ну а теперь переедем к мифам, которые недавно подробно разобрал в своей публичной лекции врач-кардиолог, к.м.н. Ярослав Ашихмин.

Если прием лекарства снимает симптомы и хорошо переносится, такое лечение всегда полезно, так считают многие (в том числе, к сожалению, и врачи). Однако не все так просто, и докладчик продемонстрировал это на примере из своей специальности.

Бывает, что у пациента есть сильная аритмия (часто после инфаркта), которая плохо переносится и есть группа лекарств – антиаритмики класса IC, которые снимают аритмию или хотя бы купируют ее. В силу этого качества они пользуются популярностью как среди пенсионеров, как и у многих терапевтов. К их числу относятся аллапинин, пропафенон и другие.

Но вот что показали недавние исследования: одной группе пациентов (у которых недавно был инфаркт миокарда) давали лекарства из этой группы, другой не давали антиаритмики вообще. И, несмотря на то, что люди в первой группе в целом чувствовали себя лучше (ведь препараты убирали симптомы, вызывавшие дискомфорт), но и смертность среди них была выше.

– Эти препараты снимают симптомы, очень нравятся людям, но, к огромному сожалению, имеют кучу противопоказаний, в силу которых растет риск смерти пациента, – отметил Ярослав Ашихмин.

И это не единственный пример подобного рода. Увы, но порой терапия, которая повышает качество жизни, негативно сказывается на прогнозе излечения болезни. А бывает и обратное – лекарства, которые во время приема усиливают симптоматику болезни, в итоге приводят к более эффективному выздоровлению. Часто это происходит от того, что мы до сих пор не располагаем полной и всеобъемлющей информацией, как работают разные системы нашего организма. И единственный способ установить реальную эффективность того или иного препарата заключается в исследованиях методами доказательной медицины.

Еще один миф – о безусловной полезности поливитаминов и антиоксидантов – был опровергнут именно такими исследованиями. В свое время был проведен эксперимент, в ходе которого двум рандомным группам пациентов на протяжении четырех лет давали препарат: в одном случае он содержал антиоксиданты, в другом – являлся обычным плацебо. И по итогам эксперимента не было обнаружено разницы в том влиянии, которое оказал прием препарата на обе группы. В то же время, польза от тех антиоксидантов, которые попадают в наш организм с пищей, является многократно доказанной.

Получается, данные разных исследований противоречат друг другу? Как оказалось, дело было в системе доставки. Введенные в организм с препаратом антиоксиданты накапливались в межклеточном пространстве, но не попадали в сами клетки, где их действие и приносит пользу для организма.

Дальнейшие исследования показали еще одно неприятное последствие перорального приема антиоксидантов (путем проглатывания лекарства). Оказывается, повышение их концентрации в крови, но вне клеток, нарушает механизмы самоуничтожения атипичных клеток и, тем самым, способствует повышению угрозы развития онкологических заболеваний.

Это яркий, но, увы, не единственный пример того, как прием антиоксидантов или поливитаминов (особенно в случае самолечения) может привести совсем не к тем последствиям, которые вы ожидали. Что подтверждают и исследования, проведенные в рамках т.н. Кокрановского сотрудничества, чьи обзоры считаются одной из «вершин» доказательной медицины. Этими исследованиями на примере ста тысяч рандомизированных  пациентов было доказано, что на фоне приема поливитаминов и антиоксидантов смертность пациентов не снижалась, а наоборот – возрастала. Возможно, как раз из-за неконтролируемого и необоснованного приема их людьми, уверенными, что они так заботятся о своем здоровье.

– Не надо принимать никакую таблетку, если можно обойтись без таблетки, – резюмировал эту часть лекции Ашихмин.

Вышеупомянутыми примерами, к сожалению, мифология современной фармацевтики не исчерпывается, и эти заблуждения ежегодно уносят немало жизней. И одной борьбой с гомеопатией – делом полезным и оправданным – эту проблему не решить.

Необходимо устранение барьеров между фундаментальной наукой, фармацевтической промышленностью и клинической практикой. Это позволит быстрее находить скрытые последствия приема тех или иных препаратов и устранять нежелательную их часть, либо оперативно менять стратегии лечения. Решения этой задачи ждут от трансляционной медицины, которая даст возможность ученым, производителям лекарств и медикам говорить на одном языке. Но, пока она еще не работает. И пример тому опять привел в своем выступлении Яросла Ашихмин.

– Есть немало случаев, когда мы запускаем лекарства, основанные на, казалось бы, прописных физиологических истинах, и получаем обратный эффект. Например, такой известный показатель продолжительности вашей жизни, как уровень «хорошего холестерина» – липопротеида высокой плотности (ЛВП) – в вашем организме. Давайте его поднимем, и повысим здоровье человека. С помощью ингибиторов СЕТР, которые прекрасно работали на биологических моделях в лабораториях, подняли почти на сто процентов… И смертность у пациентов возросла.

И таких примеров немало. Оптимизм внушает лишь то, что наука не стоит на месте. Новые исследования расширяют наши знания о том, как устроен человеческий организм. И не только выявляют лекарства, вредящие здоровью пациентов, но и ведут к созданию новых, более эффективных препаратов и стратегий лечения заболеваний. Да и словосочетания «персонализированная медицина» и «трансляционная медицина» мы с каждым днем будем слышать все чаще. С чем согласен и Ярослав Ашихмин, немало сил положивший на развенчивание мифов современной фармакологии.

Наталья Тимакова

Отходы лесного производства зачастую богаты ценными биологически активными веществами, поэтому так важны способы эффективной переработки этого сырья. Сибирские ученые и технологи работают над совершенствованием методов выделения из растительного сырья тритерпеноидов — соединений, которые могут помочь в лечении различных заболеваний.

Эти органические вещества проявляют высокую биологическую активность. Тритерпеновые производные обладают свойствами, способными помочь в борьбе с онкологией и вирусными заболеваниями: препятствуют воспалениям, тормозят активное деление клеток и разрастание патогенных новообразований, активируют программируемую клеточную гибель. Подобные соединения есть в тканях многих растений, в том числе и в березовой коре, с которой работают сотрудники технологического отдела опытного химического производства Новосибирского института органической химии имени Н.Н. Ворожцова СО РАН.

Белый цвет внешней коры березы связан с высокой концентрацией бетулина — тритерпенового спирта, который известен противовоспалительными, капилляроукрепляющими, антиоксидантными, противовирусными и антисептическими свойствами. Также это вещество — стартовое для получения других интересных продуктов, например, производных бетулиновой кислоты, проявляющих, помимо названных выше, анти-ВИЧ активность. Сибирские технологи усовершенствовали процесс экстракции бетулина из отходов лесосеки.

— Мы добились большей энергоэффективности процесса и полного рецикла растворителя при достаточно высокой чистоте продукта. Это не достигается при экстракции, например, традиционно используемыми спиртами, — поясняет руководитель отдела опытного химического производства НИОХ СО РАН кандидат технических наук Сергей Александрович Попов.

Сотрудники опытного производства экстрагируют тритерпеноиды березовой коры, используя «зеленые» растворители, в частности, водный этилацетат.

«Зеленая» экстракция подразумевает применение экстрагентов, которые легко регенерируются, а также коммерчески доступны, являются высоко эффективными, обладают важными для сохранения окружающей среды свойствами: не содержат токсичные примеси, биоразлагаемы, их получают из возобновляемого сырья.

Найти идеальный «зеленый» растворитель практически невозможно, поэтому, если есть хотя бы несколько факторов, позволяющих улучшить производственные показатели (повысить безопасность, энергоэффективность), — это важный шаг на пути к «зеленому» идеалу. Используемый по технологии НИОХ «зеленый» экстрагент этилацетат селективно и эффективно извлекает тритерпеноиды березовой коры с незначительным количеством примесей и полностью возвращается в цикл экстракции с минимальными энергозатратами.

Известно много других методов, позволяющих получать бетулин из березовой коры, но специалисты НИОХ поставили задачу создать гибкую малозатратную схему, обеспечивающую продукцию нужного качества, которая соответствовала бы современному уровню потребностей и колебаниям спроса и использовала «зеленые» технологии. Существующие методики теряли экстрагент в цикле производства и были слишком энергозатратны, а сибирским исследователям удалось добиться значительной — несмотря на низкую растворимость бетулина, — продуктивности, а также минимизировать расход растворителя, вернув его в производственный цикл. Для удаления примесей был использован ряд эффективных технологических приемов: в частности, обработка не исходного сырья, а экстракта раствором щелочи делает процесс более экономичным.

— Дальнейшая наша работа связана с выделением индивидуальных метаболитов. Мы изучаем возможность использования альтернативных растворителей из возобновляемого растительного сырья, которые также позволят нам создать эффективные процессы переработки и получить востребованные наукой и на рынке компоненты, — рассказывает Сергей Попов.

Другие виды тритерпеновых производных выделяют из хвойных растений, перерабатывая вторичное сырье, которое обычно считается отходами. Например, из пихтовых веток в лучшем случае делают масло, выход которого составляет 1—3 % от массы сырья, тогда как ценных экстрактивных веществ в древесной зелени содержится в десятки раз больше. Сотрудники НИОХ в течение ряда лет искали способы комплексно использовать сырье. Перерабатывая хвойные отходы, в институте ранее получили ряд биологически активных веществ, на основе которых НИОХ совместно с ФИЦ Институт цитологии и генетики СО РАН разработал препарат «Новосил» — регулятор роста и развития растений с противогрибковым действием, повышающий устойчивость к заболеваниям. Позже в совместной работе с корейскими коллегами экстрактивные вещества пихты изучили на другие виды активности: в частности, было обнаружено, что тритерпеновые кислоты этого дерева могут ингибировать альфа-глюкозидазу (фермент диабета второго рода), препятствуя проникновению углеводов в кровь.

Технологи и исследователи НИОХ уделяют внимание и другим видам вторичного растительного сырья, например, отходам пищевого производства: из отжимок клюквы, брусники, черноплодной рябины получают смеси тритерпеновых кислот и чистую урсоловую кислоту. Она проявляет антимикробную, противовоспалительную и другие виды биоактивности. В целом, все тритерпеновые производные обладают гормоноподобным действием и способствуют физиологическим процессам, которые помогают бороться с онкологией или предупреждать раковые заболевания.

Разработанные технологии патентуются и используются в опытном производстве. К продукции проявляют интерес различные компании, производящие сельхозпрепараты, косметику и пищевые добавки, вещества для научных исследований. Также НИОХ активно сотрудничает с российскими и зарубежными исследовательскими институтами, например, недавно поступил запрос от белорусских и китайских коллег, занимающихся поиском путей синтеза новых веществ, биологическую активность которых можно применить в медицине и сельском хозяйстве.

Анастасия Бехтерева

Фото Екатерины Пустоляковой

Когда начинался сбор средств на памятник академику Беляеву, организаторы адресовали свое обращение прежде всего к научному сообществу Академгородка. Но среди жертвователей оказались и те, чья работа не связана с наукой напрямую. Люди, никогда не встречавшиеся с Дмитрием Константиновичем и не занимавшиеся научно-исследовательской работой, также сочли необходимым отдать дань уважения ученому. В их числе – главный бухгалтер ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН» Александр Бузов.

– Александр Геннадьевич, чем Вы руководствовались, когда вносили пожертвование на памятник Беляеву?

– Знаете, я с детства был большим почитателем Академгородка, мечтал жить и работать именно здесь. Мне очень импонировала его концепция: города-сада, научного и культурного центра, где все способствует плодотворной работе и интересной жизни. К пятидесяти годам я свою мечту осуществил. И так как мне очень нравится Академгородок, я решил внести свой вклад в его украшение. У нас в Академгородке много интересных памятников – есть памятник Архимеду, есть памятник рок-музыканту Михаилу Зуеву. Наш Институт несколько лет назад внес свою лепту в этот процесс, я имею в виду, памятник Лабораторной мыши.

Я даже в других городах, например, в Иркутске, встречал магнитики с его изображением, к нему водят экскурсии. Я надеюсь, что такой же известной достопримечательностью станет и памятник Беляеву.

– Вы довольны тем, каким он получился?

– Мне очень нравится его концепция, то, что академик там вместе со своим питомцем – лисой. Сейчас такие памятники востребованы, причем, обычными горожанами. Людям нравятся памятники с животными. А здесь можно не просто посмотреть, но и посидеть рядом с лисой на скамейке. И видно, что жители Академгородка с удовольствием этой возможностью пользуются. Я тоже привел свою семью к памятнику, говорю, смотрите, в этом хорошем деле есть и мой вклад. Мне это было очень приятно.

– Насколько я понимаю, до прихода на работу в ИЦиГ Вы про академика Беляева знали очень мало?

– Да, это так. Но на сайте, посвященном его столетию, есть замечательная статья о нем, его работе, жизни. Я, когда начал ее читать, так увлекся, что пропустил свой обеденный перерыв. Это был очень интересный человек, и я по-доброму завидую тем, кому довелось с ним поработать.

– А домашнюю лису никогда не хотели завести?

– Вы знаете, мне не позволяют сделать это жилищные условия. Но я был на нашей звероферме, наблюдал за домашними лисицами, и они оставляют потрясающее впечатление. К сожалению, наша область и город как-то не раскручивают этот бренд. Например, новосибирский зоопарк более или менее пытаются раскрутить. А ведь домашние лисицы могли бы добавить имиджу Новосибирска не меньше привлекательности.

Пока же получается, что о них больше знают за рубежом. Там Новосибирск у многих людей ассоциируется еще и как город, где живут уникальные ручные лисицы. И это вызывает у людей живой интерес.

У нас же пока продвижением этой информации мало кто занимается. А я считаю, что популяция одомашненных лисиц достойна места в списке главных символов Новосибирска. Надеюсь, со временем таки будет. И наш памятник этому тоже поспособствует.

Среди адептов альтернативной медицины пятилетняя выживаемость при раке в 2,5 раза ниже, установили онкологи. Они обеспокоены тем, что такой метод лечения от рака все чаще выбирают молодые образованные люди.

Попытки вылечить рак с помощью альтернативной медицины сокращают шансы пациента выжить более чем вдвое, подсчитали онкологи. Об исследовании они рассказали в журнале Journal of the National Cancer Institute.

Методы альтернативной медицины, от гомеопатии до акупунктуры, довольно популярны в мире — в частности, в США к ним прибегает каждый третий. И если при лечении, скажем, насморка такой подход вряд ли причинит серьезный вред, то применение его для лечения рака может привести к гибели.

Исследователи из Йельского университета проанализировали данные из Национальной базы данных рака за 2004–2013 годы. Они выделили 281 пациента, у которых был диагностирован рак груди, простаты, легких или кишечника на ранних стадиях, однако те отказались от лечения и обратились к альтернативной медицине.

Хотя такие пациенты и были в меньшинстве, их отказ от лечения дорого им обошелся.

Когда исследователи сравнили показатели выживаемости этих пациентов с данными о 560 пациентах с аналогичными диагнозами, прошедших химиотерапию, радиотерапию и (или) прооперированных, то выяснили, что приверженцы альтернативных методов лечения умирали в 2,5 раза чаще в течение пяти лет после постановки диагноза.

Далее ученые сравнили выживаемость в зависимости от диагноза. Так, рак груди убивал сторонниц альтернативной медицины в 5,68 раза чаще. Гибель от рака легких становилась более вероятной в 4,57 раза, от рака кишечника — в 2,17.

Заметной разницы не наблюдалось лишь при раке простаты — этот вид рака развивается достаточно медленно, и пяти лет на то, чтобы сгубить пациента, ему недостаточно.

«Теперь у нас есть доказательства, что использование методов альтернативной медицины вместо методик лечения рака с доказанной эффективностью приводит к гибели пациентов, — говорит онколог Скайлер Джонсон, ведущий автор исследования. — Мы надеемся, что пациенты и врачи воспользуются этой информацией, принимая решение о лечении».

Авторы работы отмечают, что в исследовании не принималось во внимание, к каким именно методам альтернативной медицины прибегали пациенты. «Это могло быть и траволечение, и гомеопатия, и специальные диеты, и лечение энергетическими кристаллами — камнями, у которых, как кажется людям, есть целительные силы», — объясняет Джонсон.

Сюрпризом для ученых стало то, что к альтернативной медицине обращались преимущественно молодые образованные люди с высоким уровнем дохода. «В этом исследовании изначальные показатели пациентов давали альтернативной медицине преимущество — эти люди были моложе, здоровее, богаче. При действенности альтернативных методов результаты могли бы быть лучше, чем в группе, проходившей обычное лечение, но этого не произошло, — отмечает Джеймс Ю, один из авторов работы. — Меня это пугает. Это были молодые пациенты, которых было бы несложно вылечить, но вместо этого всякие целители поили их змеиным маслом».

Ученые надеются, что полученные данные помогут бороться с дезинформацией о мнимой действенности методов альтернативной медицины, особенно при лечении таких серьезных заболеваний, как рак. Однако выбор способа лечения все равно остается за пациентом.

«Если пациент принимает решение, будучи информирован обо всех возможных последствиях, он может делать что угодно. Мы не можем заставить его что-то выбрать — лишь посоветовать», — говорит Ю.

Авторы работы отмечают, что определенные методы альтернативной медицины требуют тщательного изучения. Так, если обоснование работоспособности многих из них противоречит законам физики, химии и биологии (гомеопатия, энергетические кристаллы и пр.), существует и «серая зона», в которой находится, например, траволечение. Так, в 2015 году китаянка Юю Ту получила Нобелевскую премию за создание лекарства от малярии на основе экстракта полыни однолетней, растения, популярного в традиционной китайской медицине.

Алла Салькова

Новосибирский завод «Лиотех» не раз становился объектом внимания СМИ. Сначала, когда торжественно открывали, настрой был оптимистичный: в Новосибирске появилось новое высокотехнологичное производство. Затем тон поменялся – менеджеры предприятия оказались не такими уж эффективными, и завод взял курс на банкротство. На некоторое время о «Лиотехе» и вовсе забыли. И вот в новостях проскочило сообщение, что руководство города провело на территории предприятия большое совещание. Что было его темой и есть ли у завода перспективы на возрождение, мы попросили рассказать одного из участников этого совещания, начальника департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Александра Люлько.

– Считаю, что те, кто «хоронил» «Лиотех», поторопились. Продукция предприятия – литий-ионные батареи – будет востребована и в нашей стране, и в мире. Возможно, завод несколько опередил свое время. Изначально РОСНАНО и руководство завода сделало главную ставку на китайский рынок (который, действительно, имеет огромный потенциал), но китайцы предпочли разворачивать собственное производство накопителей энергии. А в России на тот момент спроса на них не нашли – не было еще создано промышленное производство, которое было бы потребителем продукции завода. Сейчас ситуация начинает меняться, и результат не замедлил сказаться: на заводе отмечен пусть постепенный, но рост производства.

– А кто является потребителем литий-ионных аккумуляторов?

– Городской электротранспорт. Еще одно направление – использование их в качестве резервного источника питания для больниц, детских садов, других учреждений, частных домов.

– Расскажите подробнее про горэлектротранспорт.

– Развитие городского электротранспорта – это общемировое явление. Но идет оно разными путями. Илон Маск предлагает электромобили «Тесла». В Китае производят электробусы. Однако и электромобили, и электробусы требуют серьезных вложений в инфраструктуру: параллельно с традиционными АЗС надо создавать сеть зарядных станций. Наши новосибирские разработчики предложили более дешевый вариант – в качестве зарядных станций использовать существующую троллейбусную сеть, а в качестве транспорта использовать троллейбус, оснастив его литий-ионными батареями.

Пока есть провода, такая машина идет как обычный троллейбус, заряжая аккумуляторы, а там, где провода заканчиваются – продолжает движение на накопленном заряде. Роль накопителя как раз и способны играть батареи, производимые «Лиотехом».

– Говорят, что этот проект заинтересовал крымчан...

– Потому что в Крыму самая протяженная в России сеть троллейбусных маршрутов. А еще в Крыму очень серьезно относятся к охране окружающей среды – главного достояния полуострова. Отсюда интерес, и он не праздный – Крым уже заказал около 100 новых троллейбусов с автономным ходом на литий-ионных аккумуляторах. Сами троллейбусы делает саратовская компания «Тролза», а «начинку» для них изготавливают новосибирские компании «Арс Терм», «Ирбис», используя аккумуляторы, изготовленные на «Лиотехе». И, вероятно, этими цифрами закупки не ограничатся. Помимо Севастополя и Симферополя, сейчас троллейбусами заинтересовалась Керчь. Скоро будет введен в эксплуатацию Керченский мост, его длина – 19 км, а запас автономного хода у троллейбусов с нашими батареями – 50-60 км. Я еще на прошлогоднем энергетическом форуме в Крыму в своем докладе отметил, что они могут стать подходящим решением для обеспечения движения общественного транспорта через мост, потому что не требуют создания дополнительной инфраструктуры и наносят меньше вреда окружающей среде, чем автобусы. Видимо, наши предложения не остались незамеченными.

– Где-то, кроме Крыма, такие троллейбусы вызывают интерес?

– Да, около 60 таких троллейбусов закупил Санкт-Петербург, 17 – Аргентина, 10 – Нальчик, сейчас в Волгограде намерены широко внедрять этот вид городского транспорта. А на совещании, которое мэрия организовала на заводе «Лиотех», рассматривался вопрос об оснащении ими парка новосибирских троллейбусов.

– У нас уже была подобная попытка несколько лет назад?

– Пока у нас ходят только 3 таких троллейбуса. Главной причиной более широкого применения таких троллейбусов явилась цена в сравнении с обычными.

Сейчас же начала работать Федеральная программа, в рамках которой предоставляется субсидия из федерального бюджета покрывающая, разницу в цене. Таким образом, главный барьер на внедрении инновационного электротранспорта в нашем городе, думаю, будет снят.

– Насколько мне известно, у мэрии появилось интересное решение в вопросе модернизации уличного освещения?

– На самом деле, нам предлагали несколько вариантов решения этого вопроса. Наибольший интерес вызвали производители, предложившие городу заключить энергосервисные контракты: предприятие производит модернизацию уличной осветительной сети на светодиодные лампы за свои деньги, а город рассчитывается теми средствами, которые сэкономит за счет экономии в результате произведенной модернизации.

– И на какой стадии сейчас этот проект?

– Завершается подготовительный этап, большая часть расчетов уже произведена. Мэрия решила сначала опробовать эту схему в Академгородке. Если результаты будут удовлетворительными, то схожим образом модернизацию уличного освещения проведут и в остальных районах города.

Георгий Батухтин

Ведущие лаборатории во всем мире работают над созданием препаратов, которые позволят полностью излечить ВИЧ. Российские ученые создают геннотерапевтический препарат, который уже доказал безопасность и эффективность на клеточных моделях. О том, как продвигаются исследования лекарства от ВИЧ и когда оно может быть зарегистрировано, рассказала старший научный сотрудник Центрального НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора Дина Глазкова.

 — Какие на данный момент существуют разработки препаратов против ВИЧ? Насколько в этом направлении продвинулись зарубежные коллеги?

— Зарубежные коллеги разрабатывают геннотерапевтические препараты от ВИЧ уже давно, первое клиническое испытание было в 1998 году. Другое дело, что все разработки были пока недостаточно успешны, скорее — достаточно неуспешны. Говорить об успехах стало возможно после [результатов] испытаний препарата SB-728-T [американской] компании «Сангамо», которые были опубликованы около двух лет назад. Излечения там не было, но были признаки того, что улучшается иммунный статус и увеличивается число лимфоцитов. Дело в том, что при ВИЧ-инфекции есть вирус, который размножается и губит клетки, и одно из неприятных последствий — это то, что развивается именно дефицит иммунитета, уходят лимфоциты, которые нас защищают. Увеличения числа лимфоцитов они достигли при использовании SB-728-T. Но вирус продолжал размножаться в организме.

Есть еще обширный пласт просто химиопрепаратов, которые разрабатываются для ВИЧ-пациентов. Этими препаратами кормят пациентов на протяжении всей жизни со всеми вытекающими последствиями.

— Самые перспективные исследования сейчас с чем связаны?

— Связаны с генной терапией, в первую очередь, когда вводятся гены, которые разным способом действуют на инфекцию.

В нашем случае мы говорим о так называемой внутриклеточной иммунизации, когда гены вводят в клетку и эта клетка становится устойчивой к вирусу: он не может в нее зайти или не может в клетке размножаться. Варианты зависят от гена. Делаем такую вот иммунизированную клетку, которая для вируса недоступна.

— Можете немного подробнее рассказать, как это работает?

— Одно из направлений в этой иммунизации — это удаление рецептора CCR5, который для вируса очень важен, так как является для него «входной дверью». Вирус, когда видит этот рецептор, то именно через него входит в клетку. Для удаления CCR5 существуют разные способы. Мы берем клетки, лимфоциты. Их можно у человека взять, выделить и культивировать в пробирке. Затем в эти клетки, которые в пробирке находятся, мы вводим наши гены, один из которых направлен против CCR5, другой ген защищает клетку на втором этапе, от вируса, который пробрался в клетку несмотря на отсутствие CCR5. Этот второй ген нужен для дополнительной защиты. Далее такие клетки, которые приобрели устойчивость, возвращаются пациенту, он с ними живет, и расчет на то, что в его незащищенные клетки вирус входит и они гибнут, а в защищенные вирус не входит — они остаются и создают ему иммунную защиту и сами борются с вирусом.

— Есть доказательства, что этот механизм эффективен?

— О том, что такой механизм излечения возможен, говорит уникальный случай «берлинского пациента», которому сделали пересадку костного мозга (клеток, которые дают начало всем иммунным клеткам) от донора, у которого была редкая мутация, при которой он не может заразиться ВИЧ. Такие счастливые люди есть, у них мутация в гене CCR5, из-за чего ВИЧ их заразить не может. Пациент с ВИЧ получил клетки, и через какое-то время донорские клетки с устойчивостью заполнили весь организм, и пациент избавился от ВИЧ-инфекции окончательно. За ним долго наблюдали, и только лет через пять после этой пересадки смогли сказать, что этот человек вылечился. Бывают ситуации, когда вирус остается, прячется в резервуаре, и выходит, когда условия для него становятся благоприятными, когда, к примеру, прекращают лечение. Такой вирус может выйти через месяц или два. Тут долго ждали, но впоследствии констатировали, что он излечился от ВИЧ. Таким образом, мы можем говорить о том, что, если мы подселяем человеку такие устойчивые к вирусу клетки, у нас есть шанс этого человека вылечить.

— Как можно повторить такой случай излечения?

— Повторить такой случай, как с «берлинским пациентом», сложно, потому что сложно найти совместимого донора. А еще ведь нужно, чтобы донор был с этой редкой мутацией, которая встречается, если повезет, в одном из ста случаев, а может быть, и меньше. Поэтому пошли другим путем: можно у самого пациента взять клетки, сделать их устойчивыми и вернуть ему. Наш препарат на это и направлен, как и весь наш подход. Кроме препарата, который прошел доклинические испытания, у нас еще несколько вариантов разрабатывается. Собственно, на таком же принципе работает препарат [компании] «Сангамо», который сейчас проходит уже клинические испытания.

— В чем принципиальная разница между нашей разработкой и американской?

— Дело в том, что в «Динавир» мы заложили двойное действие: не только, например, убираем CCR5-рецептор, но и вводим дополнительный ген, который нас страхует, потому что вирус ВИЧ очень изменчивый, легко мутирует и обходит препятствия на своем пути.

В том числе некоторые его мутации могут обходить и отсутствие CCR5. «Берлинскому пациенту» очень повезло, у него не было других типов вируса, которые могли бы использовать другую дверку, кроме CCR5. Но в принципе у больных другие типы довольно часто встречаются, поэтому нужен комплексный препарат. Наш препарат комплексный, в нем два механизма действия, которые не дают вирусу размножаться. Этим наш препарат от препарата компании «Сангамо» отличается.

— Комплексным подходом?

— Совершенно верно. Аналогичный подход используется сейчас при терапии ВИЧ — антиретровирусная терапия комбинированная, и она помогает. В генной терапии такой же подход — недостаточно перекрыть один какой-то путь вирусу. Мы сейчас задумываемся о том, что мы к этому препарату будем добавлять еще один ген, который еще дополнительно подстрахует. Мы считаем, что в генной терапии тоже три гена будут успешны.

— Удалось ли доказать эффективность «Динавира»?

— По доклиническим испытаниям есть два основных направления: мы должны показать эффективность и безопасность этого лекарственного препарата. С безопасностью тут все понятно: есть серия тестов, они одинаковые для химических препаратов и для биологических, таких как наш, мы их все успешно прошли, доказали, что препарат безопасен и в больших дозах не вызывает никаких побочных эффектов. В том, что касается эффективности, сложнее, потому что для каждого препарата нужна своя модель. Например, животные, которые болеют этой болезнью, чтобы мы их вылечили и показали, что препарат работает. С ВИЧ сложно, поскольку моделей готовых нет, а на человеке не можем проводить.

— Но на клетках уже есть результаты?

— На данный момент мы показали эффективность препарата на клетках. Есть клетки, их можно заразить.

Можно у человека взять его лимфоциты, посадить в пробирку. Если к ним добавить вирус, вирус начинает размножаться — клетки дохнут. На такой системе in vitro мы показали, что когда мы обрабатываем препаратом клетки, то потом на них вирус практически не растет.

 — Может быть, не 100% сейчас, но очень сильное снижение вируса, практически до нуля. При этом есть еще некоторые моменты, которые мы могли бы улучшить, а именно — доставку препарата. Поскольку когда мы обрабатываем препаратом клетки, то он попадает не во все клетки. Поэтому мы сейчас работаем над улучшением доставки, поскольку от этого улучшится и эффективность препарата.

— На какой стадии сейчас исследования на животных?

— Второй вопрос в том, что нужно все-таки провести исследования in vivo, то есть на каких-нибудь животных. Тут проблема такая, что в принципе есть модель мышей, специально разработанная, так называемые гуманизированные мыши. Их можно заразить вирусом, и он будет себя вести в них, как в теле человека, потому что у этих мышей — человеческие клетки крови, лимфоциты и так далее. Но в нашей стране их, к сожалению, нет. Их можно привезти, но их транспортировка требует особых условий, потому что они изначально не имеют иммунной системы. Если все это сложить, то получается, что мыши стоят очень и очень дорого.

— А сколько таких мышей надо?

— Необходимо не менее 50 животных и отлаженная методика гуманизации. Каждая мышь стоит 300—500 евро, но еще больше стоит работа по гуманизации, содержанию мышей, заражению их вирусом.

— То есть сейчас все уперлось в отсутствие возможности провести доклинические исследования на животных моделях?

— Конечно, прежде чем выйти на клинические испытания, хотелось бы больше быть уверенными, что он у нас in vivo работает. На тех тестах, которые мы уже провели, видно, что он хорошо себя ведет, хотелось бы еще убедиться в этом на животных моделях. Кроме того, мы сейчас подали проект на совместное финансирование с немецкими коллегами, которые работают с такими мышами. Ждем сейчас, будет им это интересно или нет. Если будет интересно, то со следующего года мы начнем проверять уже на этих мышах. С другой стороны, идет строительство собственного вивария в ЦНИИ эпидемиологии, где будут созданы все условия для содержания таких мышей, для их гуманизации, чтобы мы могли сами уже это делать, не зависеть ни от кого, потому что на самом деле заказ таких исследований за рубежом — это очень дорого.

— На какой стадии сейчас исследования по редактированию генома?

— Это более безопасное, хотя и пока менее эффективное воздействие. Тем не менее у нас сейчас более или менее хорошо работает система изменения генома CRISPR-Cas. Есть еще вторая система, которая может что-то прицельно в геноме вырезать, что-то прицельно вставлять и делать уже направленные изменения. Тут более или менее все ясно, потому что изменять надо ген CCR5, и это мы уже делаем. Но поскольку препарат нам нужен комплексный, мы ищем способы, как бы нам вместо этого CCR5 встроить гены, которых нам не хватает для того, чтобы клетка была полностью защищена. Уже работы идут, но есть нюансы. Я думаю, что к тому моменту, когда у нас появятся собственные мыши в виварии, мы уже будем готовы испытывать, и сразу выберем лучшее, и с ним уже будем готовиться к клиническим испытаниям.

— Когда нам ожидать регистрации препарата?

— Регистрация проводится только после клинических испытаний, а клинические испытания в нашем случае — это не меньше года, наверное, на первую стадию, когда безопасность на пациентах смотрится. Года два-три займет вторая стадия, и еще непонятно, сколько от нас потребуют. Первая стадия — безопасность — там очень мало берут пациентов, пять, ну десять. Вторая — когда мы должны показать на этих 5—10, что препарат работает и что это на них хорошо подействовало. Третья стадия — когда мы уже должны набрать много пациентов и показать, что это не случайно у нас пятерых вылечили, а что это действительно в большей части работает. И только после этого нам разрешат регистрировать препарат.

— То есть это через несколько лет?

— Это не следующий год, это лет через пять, по оптимистичным прогнозам. В среднем до 10 лет проходит. Опять-таки клинические испытания — это деньги, производство препарата — это тоже деньги. С другой стороны, мы рассчитываем, что это будет революция, потому что с химиопрепаратами для антиретровирусной терапии уже более или менее все понятно — они работают, но это пожизненно, дорого и токсично для организма.

Инна Финочка

Профессор Анатолий Рувинский – сегодня признанный во всем мире специалист в области общей и популяционной генетики. А в 1969-1992 гг. работал в Институте цитологии и генетики, причем первые шаги делал как аспирант под руководством Д.К. Беляева. Именно здесь он состоялся как ученый. Анатолий Овсеевич не утратил связи с бывшими коллегами и теперь, спустя десятилетия, принял самое активное участие в проведении «Беляевских чтений» и открытии памятника академику. В последний день конференции он согласился пообщаться с нашим корреспондентом.

– Анатолий Овсеевич, Вы хорошо знали академика Беляева, много лет работали под его руководством. Скажите, памятник получился похожим на оригинал?

– В первый раз я увидел памятник в виде эскиза, когда профессор Бородин отправил мне его в числе других вариантов, узнать мое мнение. Я выбрал именно этот вариант, но, скажу честно, без энтузиазма. Он показался мне несколько схематичным. Я опасался, что он получится слишком примитивным, не сможет выразить заключенную в проекте идею. Но, когда я увидел сам памятник, я полностью изменил свое мнение, я возрадовался, потому что получилось очень хорошо. Что касается портретного сходства, то это вопрос сложный.

Дмитрий Константинович, как и всякий живой человек, мог выглядеть в разные моменты своей жизни по-разному. А памятник – это же образ. И в качестве образа академика Беляева он получился абсолютно адекватно.

Поза полностью его. Как и то, что он очень любил наблюдать за зверями, мог делать это подолгу и извлекал из наблюдений совершенно потрясающую информацию. Потом мы работали с этой информацией, его заключениями.

– Каким он был руководителем?

– Надо сказать, что Дмитрий Константинович, ДК, как мы его называли, относился к людям, работавшим с ним, достаточно спокойно, хорошо, но взыскательно. Он давал каждому право на ошибку, признавал за каждым право на творчество, но откровенные, скажем так, отклонения вызывали у него неудовольствие, которое он выражал в весьма ясной и недвусмысленной форме.

– Насколько сильно Дмитрий Константинович повлиял на Ваш круг научных интересов?

– Очень сильно, особенно, если учесть, что я пришел к нему в аспирантуру, у меня круг этих самых интересов был весьма размыт. И формировались они под его воздействием. Я не планировал тогда, что будет через пять лет, через десять… Но и у него не было детальной программы работы на много лет вперед. ДК часто действовал по наполеоновскому принципу: ввяжемся в бой, а там будет видно. Но при этом, у него была общая линия и, пожалуй, самое важное место в ней отводилось эксперименту по доместикации животных. Конечно, думать, что он занимался только этим – тоже неправильно. Беляев занимался разными научными задачами, но в их списке доместикация шла под номером один.

– Очевидно, что этой проблемой занимался не только академик Беляев, и не только советские генетики. Насколько результаты работы под руководством Дмитрия Константиновича являются уникальными и значимыми в мировом масштабе?

– Доместикация как биологический процесс была впервые рассмотрена Дарвином в его классических трудах. Примеры доместикации стали основой для построения его эволюционной теории, потому что это был наиболее простой способ прийти к тем выводам насчет естественного отбора и т.д., которые он озвучил. С тех пор было много попыток изучить процесс доместикации, но в основном – в ретроспективном плане. То есть, этим занимались археологи, антропологи, они были сосредоточены на том, как проходил естественный процесс одомашнивания животных человеком. Поскольку – этот процесс стал одной из основ построения нашей цивилизации.

Были и работы биологического толка… Я не хочу никого обидеть, и я бы не сказал, что они были поверхностными. Но их авторам не удалось достичь той глубины, которая характерна для работ академика Беляева. Поэтому утверждение, что это (доместикация лисиц) был один из самых уникальных экспериментов ХХ века, имеет под собой основания.

Где еще вы встретите эксперимент, который длится уже шестьдесят лет и продолжает давать новые результаты. И повторить этот процесс пока нигде, кроме как в Институте цитологии и генетики, не удалось – слишком сложная оказалась задача.

Ее решение потребовало очень длительного отрезка времени, высокого уровня квалификации исполнителей, привлечения специалистов разного профиля и, главное, мощной воли руководителя эксперимента. Когда в ИЦиГ только начиналась эта работа, ее вели два-три сотрудника. А со временем вокруг эксперимента возник целый конгломерат лабораторий. И в итоге, сейчас коллектив Института обладает довольно глубоким пониманием того, что происходит в процессе доместикации. И других научных центров, которые исследовали бы этот процесс так хорошо – их просто нет.

– Как бы Вы оценили итоги «Беляевских чтений»?

– Я оцениваю конференцию самым наивысшим образом. Любой участник всегда может высказать замечания по отдельным докладам. Что-то вызывало сомнения и у меня. Но это моя персональная оценка, а я тоже могу ошибаться. И, в любом случае, это мелкая погрешность, о которой говорить не приходится. В целом, все было сделано исключительно правильно, прозвучало много докладов высокого уровня. А с технической точки зрения – организация и вовсе была безупречна. Так что у меня от «Беляевских чтений» остались самые приятные впечатления. Спасибо организаторам.

Наталья Тимакова