Норильская экологическая катастрофа, которая произошла, скорее всего, из-за подвижки грунтов, вызванной деградацией вечной мерзлоты, стала тревожным звонком. Она показала, что времени на дискуссии не осталось, и, если быстро не принять меры, это может привести к разрушительным последствиям. Ладно бы речь шла только о промышленной инфраструктуре - изменения климата могут аукнуться для многих жилых зданий и социальных объектов на огромных пространствах, ведь площадь вечномерзлых пород в России превышает 55% ее территории. Так считают и специалисты Санкт-Петербургского госуниверситета (СПбГУ).​​ 

Не сказать, что ученые и чиновники раньше делали вид, что ничего не происходит. Чем дальше, тем больше негативное влияние глобального потепления на вечномерзлые грунты обращало на себя их внимание. Норильская авария, когда из поврежденного резервуара на почву и в окрестные реки вылилось 21,3 тыс. тонн нефтепродуктов, стала ощутимой по своим последствиям, но явилась не единственной за последние годы. 

Из-за деградации мерзлоты, оказавшейся вовсе не вечной, в Якутске и Воркуте «поехали» фундаменты жилых домов, на федеральной трассе «Амур» стали заболачиваться отдельные участки дорожного полотна, а в Югре (Ханты-Мансийский округ) по той же причине участились аварии на трубопроводах. Все это подтверждало необходимость принятия новых регламентов для строительства в арктической зоне России, которые бы отвечали современным требованиям безопасности и учитывали происходящие изменения. 

«Арктические» строительные нормы Минстрой РФ намеревался обновить уже в наши дни (пандемия, видно, приостановила эту работу), чтобы учитывать их при сооружении новых объектов и ремонте/реконструкции старых. Минвостокразвития в свою очередь до конца нынешнего года собиралось разработать комплексный план мониторинга деградации «стылых» почв, а затем запустить сеть наблюдательных станций в регионах и создать на федеральном уровне единый центр, куда бы стекалась (со стороны недропользователей тоже) для анализа и прогнозов подобная информация. 

По данным этого ведомства, из-за таяния мерзлоты, которое сказывается на «самочувствии» промышленной, транспортной и жилой инфраструктуры, Россия теряет от 50 до 150 млрд рублей в год. Неудивительно, что федеральные структуры вынуждены реагировать на эту проблему, хотя делают это пока не столь активно, как требуется в условиях, когда почва у северян, можно сказать, уходит из-под ног. 

Правда, не все российские эксперты бьют в колокола. Ничего страшного не происходит, успокаивают иные из них, и, если здания в Арктике разрушаются, это результат ошибок в проектировании и изысканиях или последствия неправильной их эксплуатации. Такой точки зрения придерживаются, например, сотрудники якутского Института мерзлотоведения Сибирского отделения Российской академии наук (СО РАН). А их коллеги из Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН (Новосибирск) склоняются к мнению, что проблемы с грунтами обусловлены, чаще всего, человеческим фактором. Хотя за последние 30 лет вечная мерзлота, по расчетам ученых этого института, действительно потеплела (на полтора-два градуса). 

Да, климат на северах меняется, это непреложный факт, и деградация вечной мерзлоты (лучше вести речь, впрочем, о многолетнемерзлых породах) в самом деле наблюдается уже три десятилетия, подтверждает доктор биологических наук профессор Евгений Абакумов, зав. кафедрой прикладной экологии СПбГУ. Но этот процесс характерен не только для Арктики: он охватывает всю область распространения мерзлоты (криолитозону), включая таежно-лесной пояс более низких широт и забайкальские степи. 

По словам Абакумова, проблема не просто существует - она встала теперь во весь рост. Мощность деятельного, талого слоя грунта в связи с потеплением увеличилась едва ли не вдвое (в реках Республики Коми глубина залегания мерзлоты опустилась, по некоторым оценкам, с 70 см до 130), а мерзлотная толща продолжает деградировать. Где явственнее, например на Ямале, а где менее заметно. 

К чему это приводит, догадаться нетрудно. На участках, сложенных из мерзлых пород, происходит разрушение береговой зоны (термоабразия), в водоемы попадают загрязняющие вещества. Изменения рельефа сказываются не только на разрушении объектов линейной инфраструктуры (автомобильных и железных дорог, трубопроводов и др.). Такие процессы могут повлечь высвобождение органических веществ, законсервированных в грунтах, то есть запустить новые циклы потепления из-за дополнительной эмиссии метана и углекислого (парникового) газа, полагают ученые СПбГУ. 

Изучением окружающей среды Арктики этот университет занимается на протяжении многих лет, самостоятельно и в кооперации с Арктическим и Антарктическим научно-исследовательским институтом. Исследования, касающиеся также вечной мерзлоты, проводят в России, кроме того, Институт криосферы Земли (Тюмень), упоминавшийся Институт мерзлотоведения и некоторые другие научные структуры. 

Да и в самом СПбГУ проблемы, имеющие отношение к Арктике, держат в поле зрения десятки научных коллективов: биологи, социологи, экономисты, антропологи. А сотрудники кафедры прикладной экологии осуществляют проекты, связанные не только с «поведением» почв и грунтов. Они изучают также последствия урбанизации в арктической зоне, влияние пожаров на ее экосистему, возможность возрождения аграрных предприятий в этой части страны и вовлечение залежных почв, которые многие годы там были заброшены, в сельхозпроизводство. 

Это к тому, что накопленный научный багаж позволяет им судить о «мерзлотных» явлениях со знанием дела и давать обоснованные рекомендации. Так вот, текущая ситуация не однозначна, полагает заведующий этой кафедрой Евгений Абакумов. 

По его словам, региональная власть (в Ямало-Ненецком округе, к примеру) стремится поддерживать такие исследования, иначе многие экспедиции в Арктику не состоялись бы. Наука там «обосновалась», а вот технологии, способные предотвратить разрушения фундаментов или защитить строения от «причуд» вечномерзлого грунта, в полной мере не применяются. 

В то же время научно-исследовательских работ, связанных с изменением состояния пород в арктической зоне и развитием опасных процессов, для обновления отечественной нормативно-технической базы такого характера на сегодня не хватает. Требуется проводить, в частности, комплексное широкомасштабное зондирование почвенно-мерзлотного комплекса в Арктике, а для этого нужны средства. Это во-первых. 

Во-вторых, не дело, когда предельно допустимые концентрации загрязняющих веществ в почвах едины для всех природных зон нашей страны. В арктических регионах, где низкая ремедиационная способность почв (их возможность восстанавливаться без участия человека), нормативы должны быть строже. 

Нужна гигантская экспериментальная работа по адаптации нормативно-правовых подходов к разным функциональным зонам и природно-климатическим условиям России, подчеркивает профессор Абакумов. В то же время не стоит забывать о возможностях так называемой регуляторной гильотины (инструмент ликвидации «точек торможения» в законодательстве), опробованной за рубежом. 

А в-третьих, федеральная власть должна пересмотреть отношение к Арктике как к удаленной от центров цивилизации богатой ресурсами территории, которую можно осваивать вахтовым методом. В обновленной Стратегии социально-экономического развития арктической зоны РФ такое ее понимание прослеживается заметнее, чем раньше. Но это лишь установка, за которой должны последовать реальные дела в отношении Арктики с ее глобальной экосистемой. 

Многое также зависит от усилий регионов по сохранению эталонных природных экосистем и биоразнообразия в целом, по выстраиванию системы мер, направленных на предупреждение техногенных и экологических катастроф, а не только на их ликвидацию. Да и крупному бизнесу стоит задуматься о своей репутации, проводить добровольный экологический аудит и природоохранные мероприятия превентивного характера, резюмирует Евгений Абакумов. 

Виктор Юшковский 

Фото Дениса Кожевникова/ТАСС 

Как прокормить постоянно увеличивающееся население Земли? Полвека назад (о чем мы уже писали) ученые подходили к этой проблеме предельно прагматично, предлагая поистине революционные технологии производства еды с помощью водорослей, дрожжей и прочих микроорганизмов. Однако сегодня мы видим растущий запрос на натуральные продукты. Поэтому задача теперь существенно усложнилась, и вопрос уже не в том, как в принципе прокормить человечество, а как обеспечить его качественной НАТУРАЛЬНОЙ едой?

Создание систем аквапоники в засушливых регионах нашей планеты показательно для нас как раз в том смысле, что оно отражает современное отношение к проблеме продовольственной безопасности, когда на первый план выходят требования экологического характера. Специально отмечу, что борьба за экологию включает в себя не только стремление сохранить естественную среду. Это также борьба за здоровый образ жизни, в котором ключевую роль играет здоровая еда. А таковой признается только стопроцентно натуральная пища, без всякой «синтетики». Причем, сама еда будет считаться приемлемой только в том случае, если ее производство не сопряжено с невосполнимым ущербом в отношении природы. Иными словами, современный экологический тренд значительно усложняет задачу, но в то же время открывает новое, поистине захватывающее направление творческого поиска.

Модная нынче аквапоника красноречивее всего отражает указанный тренд. Напомню, что речь идет о совмещении гидропоники с аквакультурой. Говоря по-простому, это когда рыба (к примеру) и растения выращиваются в единой системе замкнутого цикла. Так, рыба обогащает воду необходимыми для растений веществами, а растения, в свою очередь, очищают воду подобно фильтрам, делая ее пригодной для повторного использования. Вода, таким образом, гоняется по кругу: от рыб - к растениям, и обратно - к рыбам. Считается, что этот замкнутый цикл по сути своей моделирует естественный процесс, наблюдаемый в любой нормальной экосистеме. На этом основании аквапонику можно отнести к так называемым «природоподобным» технологиям. В наше время данное направление находит всё больше и больше сторонников, в основном – из числа энтузиастов, решивших на свой страх и риск провести соответствующий эксперимент, да еще и вывести его на коммерческую окупаемость. Впрочем, говорить о массовой коммерциализации здесь пока еще рановато. Зато социально значение таких экспериментов трудно переоценить.

Сегодня появляется все больше и больше информации о развитии аквапонных ферм на Ближнем Востоке и в странах Северной Африки – в Алжире, Египте, Омане. Казалось бы, весьма проблематично совместить в одном ассоциативном ряду раскаленную пустыню, разведение рыбы и выращивание растений на гидропонике. Но в том-то все и дело, что система замкнутого цикла, применяемая в аквапонике, позволяет очень серьезно экономить воду. В некоторых случаях экономия воды доходит до 90% в сравнении с традиционным сельским хозяйством, использующим оросительные системы. Следовательно, вместо обычных систем орошения предпочтительнее организовать рециркуляцию воды, получая «на выходе» не только овощи и зелень, но также и свежую рыбу. Грубо говоря, ваша аквапонная система будет многократно использовать одну и ту же воду, вместо того, чтобы банально выливать ее в землю.

Сама идея, на первый взгляд, кажется простой, однако для ее практического воплощения в условиях знойной африканской пустыни потребовались усилия энтузиастов-первопроходцев, обладавших не только необходимыми знаниями и навыками, но и возвышенными помыслами. Одним из таких энтузиастов стал бывший инвестиционный банкир Фаррис Фарраг, основавший в 2012 году аквапонную ферму недалеко от Каира – в небольшом городке Шейх Заид. Немалую часть времени он провел за границей и вернулся на родину после известных революционных событий 2011 года. Будучи патриотом своей страны, Фарраг решил сделать для нее что-то полезное. Система аквапоники показалась ему особо актуальной для этих засушливых мест.

Дело в том, что в Египте – еще со времен фараонов - главным источником пресной воды для орошения полей является Нил. До сих пор большинство египетских ферм используют в этих целях древнюю технику, затопляя поля, как и в старину. Часть воды при этом испаряется, другая часть возвращается обратно в реку, будучи загрязненной минеральными удобрениями. Понятно, что подобную дедовскую агротехнику экологичной никак не назовешь. Фарраг предложил инновационную альтернативу, для которой не нужны ни пашни, ни оросительные системы. Он намеренно расположил свою аквапонную ферму в таком месте, где никто в принципе не стал бы заниматься фермерством, считая такое место совершенно непригодным для ведения сельского хозяйства.

Свое инновационное предприятия Фарраг назвал «Bustan», что в переводе с арабского означает «сад». Здесь он выращивает различные салаты, пряные травы (в частности, базилик), овощи, попутно откармливая огромное количество нильской телапии. В хозяйстве используют грунтовую воду, поступающую из обширной сети подземных вод, которая простирается под Египтом, Ливией, Чадом и Суданом.

Как мы сказали выше, аквапоника – благодаря системе замкнутого цикла – позволяет экономить водные ресурсы. Фарраг заменяет лишь небольшое количество воды, участвующей в рециркуляции. Эти потери совершенно ничтожны в сравнении с тем, что происходит на фермерских полях. Как замечает сам владелец аквапонной фермы, его проект посвящен устойчивому развитию, идеалом которого является создание полностью безотходного производства. Кроме того, здесь не предусмотрен импорт «железа» – всё, что нужно для работы хозяйства, приобретается в самом Египте. При этом Фарраг нацелен на совершенствование оборудования, дабы снизить потребление воды к минимуму. К этой цели он стремится с нескрываемым фанатизмом.

Продукция, выращенная на акваферме, стала популярной среди ресторанов Cairene, а также в магазинах здоровой пищи. Однако Фарраг видит свое начинание в общем контексте развития страны. Это не просто бизнес-проект. По большому счету, речь идет об инновационном стартапе, поддержанном наукой. По словам предпринимателя, его команда работает с разными академическими институтами и научно-исследовательскими центрами. При этом он всячески стремится к популяризации своей системы, делясь с другими фермерами имеющимися знаниями. Пока что аквапоника распространена слишком слабо, однако предприниматель надеется, что это – вопрос времени.

Главным сдерживающим фактором, к сожалению, являются довольно высокие эксплуатационные расходы. Все-таки, здесь приходится использовать достаточно сложное оборудование. Не удивительно, что пучок салата, выращенного на акваферме, в несколько раз дороже того салата, который можно найти на любом рынке Каира. Поэтому о массовом спросе пока говорить не приходится. Так что на данный момент продукция аквафермы ориентирована исключительно на состоятельного покупателя. 

Тем не менее, необходимо учитывать социальный и даже социально-исторический аспект нового направления. Фарраг отмечает, что грунтовая вода используется в Египте нерачительно, без всякой мысли о ресурсосбережении. По закону она считается общенациональным достоянием, поэтому любой крестьянин, сумевший пробить скважину, может использовать ее бесплатно и бесконтрольно. Рано или поздно это приведет к тому, что возникнет нехватка и грунтовой воды. В этом смысле проект Фаррага демонстрирует новый подход к использованию природных ресурсов, где сбережение ставится во главу угла – даже если для этого приходится раскошелиться на сложное оборудование.

Возможно, с сугубо коммерческой точки зрения данное начинание является не совсем рациональным. Однако в контексте устойчивого развития его значение трудно переоценить, особенно если речь идет о таких странах, где вода является самым дефицитным ресурсом. И тот факт, что у Фаррага на Ближнем Востоке появились последователи, говорит о многом.

Николай Нестеров

Пока Арктика остаётся территорией ресурсных мегапроектов, реализуемых крупными компаниями, даже их относительные успехи не будут приводить к развитию региона в целом, отметил в ходе научного семинара Департамента мировой экономики НИУ ВШЭ Валерий Крюков, российский экономист, академик РАН, доктор экономических наук, профессор Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ. Он рассказал о будущем Арктики, в первую очередь российской, а также о важности наукоёмкого характера деятельности в регионе.

Большая часть арктической территории и 50% ВВП региона принадлежат именно России. Вклад Арктики в ВВП России составляет от 15 до 20%. Развитие экономики знаний делает необходимым поиск новых подходов к развитию региона: старые, шаблонные, больше не действуют. Роль ресурсов в Арктике велика, но их значение со временем убывает, и на первый план выходят знания и интеллект. Пока Арктика остаётся территорией ресурсных мегапроектов, реализуемых крупными компаниями, даже их относительные успехи не будут приводить к развитию региона в целом.

На повестке дня сегодня – новая программа развития Арктики. В качестве основных приоритетов выделяются обеспечение суверенитета и территориальной целостности России; сохранение Арктики как территории мира, стабильного и взаимовыгодного партнёрства; обеспечение высокого качества жизни и благосостояния населения Арктической зоны; развитие Арктической зоны в качестве стратегической ресурсной базы и её рациональное использование в целях ускорения экономического роста страны; развитие Северного морского пути в качестве конкурентоспособной на мировом рынке национальной транспортной коммуникации; охрана окружающей среды в Арктике, защита исконной среды обитания и традиционного образа жизни коренных малочисленных народов.

К особенностям Арктического региона и его экономики относится значительная удалённость от рынков сбыта, удлинение сроков оборота финансовых ресурсов, отсутствие локальных рынков, уникальная экологическая обстановка, влияние геополитических факторов и обстоятельств. Вследствие этого развитие имеет очаговый характер, чрезвычайно высок уровень урбанизации, создаются уникальные производственно-технологические комплексы и системы, ориентированные на высокий уровень централизации принятия решений.

Можно выделить три основные составляющие арктической экономики. Это ресурсная экономика, связанная с освоением и использованием полезных ископаемых. Одновременно в регионе широко представлена нетоварная экономика – хозяйственная деятельность и связанные с ней уклады жизни малых коренных народов Севера. Наконец, регион пронизывает публичная трансфертная экономика – хозяйственная деятельность, связанная с выполнением общегосударственных обязательств и ответами на геополитические вызовы.

Такое сочетание не может быть устойчивым. В крупных проектах по добыче углеводородов происходит неуклонное усложнение условий освоения и разработки, что ведёт к росту всех типов рисков. Нефтяные и газовые месторождения, которые были введены в эксплуатацию первыми (как, например, на севере Тюменской области), являются сверхкрупными, обеспечивающими отдачу на принципах экономии от масштаба (производство на огромных мощностях с низкими предельными издержками). Однако издержки многих из этих проектов недооцениваются.

Учитываются издержки извлечения ресурсов, но часто забывают про издержки их транспортировки на гигантские расстояния, а главное – о том, что проекты реализуются в долг перед будущими поколениями, которые потом столкнутся с экологическими последствиями.

Ресурсная база стремительно меняется. Ресурсов много, но запасов (ресурсов, добыча которых может быть рентабельна) всё меньше – организационная среда не поспевает за происходящими изменениями. На данный момент мы сталкиваемся с ростом издержек на всех стадиях освоения природных ресурсов – из-за высокой степени выработанности запасов, стремительного нарастания локального своеобразия объектов, их удалённости, научно-технологической неготовности и неадекватных институциональных рамок.

Важнейшая задача – обеспечить наукоёмкий характер деятельности и повысить роль наукоёмкого сервисного обслуживания. Что сейчас происходит на нефтегазовом севере Тюменской области? Возрастает роль наукоёмких сервисных компаний, которые базируются за пределами Ямало-Ненецкого АО. Роль внутрирегиональных сервисных услуг, связанных с бурением и логистикой, заметно уменьшается. Происходит переключение ключевых функций на тех игроков, которые расположены далеко за пределами тех районов. Это означает, что необходимо выстраивать пространственные связи. Арктика должна быть связана с центрами компетенций внутри страны, особенно в восточной её части. Отрывать Арктику от Сибири и Дальнего Востока нельзя – они могут развиваться только вместе.

Аналогично – и Северный морской путь не имеет смысла для России без меридиональных транспортных маршрутов, соединяющих его с центрами научных разработок и промышленных производств Центральной и Южной Сибири. Иначе он будет использоваться лишь для экспорта природных ресурсов и импорта оборудования для их добычи из-за рубежа без создания какого-либо мультипликативного эффекта для экономики страны в целом.

К сожалению, пока нет понимания проектного мультипликатора – того, как он должен быть выстроен и как способствует связанности территории. На данный момент это всецело отдано в ведение реализующих проекты корпораций, которые определяют поставщиков оборудования. Однако этот подход приводит к парадоксам. Так, на начальном этапе проекта Сабетта (строительство завода СПГ на Ямале) гравий поставлялся из порта Киркенес, хотя в 150 км находятся Лабытнанги, где соответствующие запасы были специально разработаны для данных целей в советские годы.

С другой стороны, важно обеспечивать повышение роли и значения локальных навыков – знания конкретных практик в конкретных регионах. Экономика знаний предполагает измерение и количественную оценку производства знаний (получение патентов, другие формы учета инноваций) и человеческого капитала (анализ уровня образования, навыков рабочей силы). На данный момент почти все зарегистрированные нефтегазовые патенты находятся в мегаполисах (Москва и Санкт-Петербург), локальные знания пока ещё не стали нормой в России.

В «Большой», то есть мировой, Арктике сегодня появляются и распространяются современные технологии и коммуникационные возможности, которые позволяют успешно преодолевать традиционные ограничения и вызовы и встраиваться в глобальные цепочки. Формируется новая экономическая реальность, в которой всё большую роль играют «нересурсные» виды хозяйственной деятельности, предполагающие использование креативных навыки и умений местного населения.

С новыми технологиями появляются и новые возможности. Арктические регионы весьма привлекательны для дата-центров и центров облачных технологий. Сегодня на Шпицбергене расположен один из норвежских дата-центров. Кроме того, электронные сервисы и удалённое управление имеют все возможности для повышения безопасности и комфортности проживания в удаленных местах, особенно в тех, где население уменьшается и растёт доля людей пожилого возраста, а электронная медицина может значительно улучшить условия проживания а данных регионах.

Как же связать мировой опыт с реалиями российской жизни? Принципиально важны три этапа: усиление роли и места наукоёмких сервисных компаний, чьи офисы базируются в опорных базовых городах; далее – развитие наукоёмкого сектора может стать импульсом формирования более широкой диверсифицированной структуры экономики ресурсных регионов; решение проблем реконструкции ранее созданной инфраструктуры и включение в процессы становления и развития сектора сервисных услуг местных подрядчиков и сообществ коренных малых народов Севера.

Российская Арктика должна развиваться по принципу Thinking globally while acting locally. Под этим подразумевается учёт имеющихся опыта и традиций, разделение науки и сферы коммерческих разработок, установление ясных приоритетов развития науки и сферы инноваций, обеспечение надлежащей государственной поддержки этих приоритетов.
 

Это какое-то поветрие, пока еще не мыслимое в нашей стране, но набирающее силу на Западе. Ранее мы уже писали о том, что в январе этого года норвежский нефтегазовый концерн Equinor объявил о собственных планах по декарбонизации производственных процессов. Руководство компании выразило намерение к 2030 году сократить выбросы парниковых газов на наземных месторождениях на 40 процентов, а к 2050 году довести их до нулевого уровня. Примечательно, что вложения компании в передовые «зеленые» технологии увязываются не только с реализацией целей Парижского соглашения по климату, но также с повышением конкурентоспособности предприятий в новых экономических условиях. Кроме того, Equinor собирается вкладывать деньги в развитие офшорной ветроэнергетики, в создание систем улавливания и хранения углекислого газа и в производство «зеленого» водорода. В прошлом году эта компания приняла участие в конкурсе отбора проектов по возобновляемой энергетике, объявленном правительством Великобритании. По итогам конкурса Equinor должен реализовать три проекта по строительству офшорных ветроэлектростанций, каждая мощностью по 1200 МВт.

Отметим, что интерес западных нефтегазовых компаний к возобновляемой энергетике уже не является чем-то редким и из ряда вон выходящим. Судя по всему, мы становимся свидетелями довольно устойчивого тренда. Не так давно стало известно о намерении французского нефтегазового концерна Total вложиться в солнечную энергетику Индии. Речь идет о создании вместе с компанией Adani Green Energy Limited (AGEL) совместного предприятия для организации проектов в области солнечной энергетики. Проекты будут распространены на 11 индийских штатов, а совокупная мощность новых фотоэлектрических систем должна превысить 2 ГВт. Сумма сделки составит около 500 миллионов долларов США. Указанная сделка, отмечается в сообщении, является частью стратегии Total по развитию возобновляемых источников энергии. Эта стратегия согласуется с программами индийского руководства по развитию энергетического сектора страны на основе «климатических целей».

Важной деталью данного проекта является долгосрочный характер (25 лет) соглашений с национальными энергетическими компаниями-поставщиками о покупке электроэнергии по фиксированным тарифам. В ближайшие годы в Индии планируется создать примерно 100 ГВт «солнечных» мощностей, и работа с таким серьезным игроком в данном сегменте (каковым на сегодняшний день является Total) является взаимовыгодной. Интересно, что чуть ранее нефтегазовый концерн принял участие в конкурсном отборе по строительству в Катаре солнечной электростанции мощностью 800 МВт.

Недавно в совместных проектах в области ВИЭ принял участие и британско-нидерландский нефтегазовый концерн Royal Dutch Shell. Один такой совместный проект реализуется вместе с энергетической компанией EDP Renovaveis SA. В рамках этого проекта уже осуществляется строительство возле побережья США в Атлантическом океане крупной офшорной ветроэлектростанции мощностью более 800 МВт. Данный объект будет поставлять электроэнергию сбытовым компаниям в штате Массачусетс. Причем оговоренная цена может оказаться рекордно низкой для американской возобновляемой энергетики (предполагается, что она будет на уровне 58 долларов за мегаватт-час). Срок действия такого контракта составит не менее двадцати лет. В этой связи в руководстве штата Массачусетс признают, что именно успешное содружество двух известных компаний позволило добиться высокой рентабельности в производстве «зеленой» электроэнергии, чего несколько лет назад эксперты отрасли совсем не могли предвидеть.

Наконец, совсем недавно нефтегазовый концерн BP заявил о своем намерении стать «углеродно—нейтральной» компанией к 2050 году или еще раньше. Решение мотивируется мировым стремлением к снижению эмиссии углекислого газа. Руководство концерна демонстрирует солидарность с общечеловеческими устремлениями, в связи с чем было выдвинуто десять приоритетных «амбициозных» целей, отражающих солидарность с общечеловеческими устремлениями.

Так, компания намерена к 2050 году до нуля сократить выбросы по всем своим производственным операциям и на 50% сократить углеродоемкость продаваемых продуктов. Согласно расчетам, придется на 415 миллионов тонн «ликвидировать» выбросы. Из них 55 миллионов тонн приходится на производственную деятельность, остальные 360 тонн содержатся в добываемых углеводородах. Также заявлено о планах увеличить долю инвестиций в проекты, не связанные с нефтью и газом. Как отмечают в руководстве, компания намерена вкладывать деньги в так называемые «низкоуглеродные» предприятия, попутно сокращая вложения в добычу углеводородов. В руководстве BP уверены, что такой крутой разворот нефтегазового гиганта в сторону декарбонизации никак не скажется на интересах инвесторов. Там исходят из того, что мировой углеводородный бюджет ограничен, и потому уже сейчас необходим переход к «чистой» энергии. Таково якобы требование времени – энергия должна становиться чище.

Пока еще нет уверенности, насколько подобные декларации продиктованы экономическими расчетами. Не исключено, что руководство концерна поддается веяниям моды и стремится сугубо формально обозначить свою приверженность «зеленой» философии. Тем не менее, демонстрация подобной «экологической сознательности» красноречиво само по себе: если даже нефтегазовые гиганты вынуждены «перестраивать шаг» и делать реверансы в сторону декарбонизации, значит, процессы трансформации энергетического сектора вошли в необратимую фазу. 

Остается только гадать, насколько осознают эти радикальные сдвиги руководители российских нефтегазовых компаний.

Андрей Колосов

Работа ученых из Новосибирска многим может показаться фантастикой. Ведь наша доля на мировом рынке высоких технологий около одного процента. Новосибирцы стали, по сути, монополистами, они держат более 90 процентов рынка материала будущего - графеновых нанотрубок. В Новосибирск зачастили представители крупнейших фирм из США, Китая, Южной Кореи, Германии, Великобритании, Австралии, Японии и других стран. Как это удалось? Об этом корреспондент "РГ" беседует с одним из авторов работы, за которую в этом году присуждена Государственная премия РФ, академиком Михаилом Предтеченским.

– Много раз обсуждал с нашими академиками, почему их идеи не превращаются в товар. Говорят, наше дело - генерировать идеи, а для инноваций нужен другой талант. Получается, что вы исключение? Вы больше академик или инноватор?

Михаил Предтеченский: – Наверное, того и другого поровну. А если серьезно, то вы задаете очень важный, даже принципиальный вопрос для каждого ученого. Понимаете, когда проводишь какое-то исследование, а тем более, когда появляется свет в конце туннеля, то видишь массу применений. И сюда пойдет и сюда... Но не случайно инновационный бизнес называют самым рискованным. Здесь из сотни вроде бы прорывных идей в лучшем случае до рынка доходят десяток.

Приведу пример из собственного опыта. Когда-то я возглавлял в Институте теплофизики лабораторию высокотемпературной сверхпроводимости. Тема была очень модная, за открытие этого явления вручили Нобелевскую премию. И за полгода мы вышли на мировой уровень, получали пленки с рекордными свойствами. Кстати, до сих пор этот результат никто не превзошел. Я увидел очевидные сферы применения нашей разработки, например, различные датчики. Был полон надежд, был уверен, что выстроится очередь, засыпят деньгами. Но ни один кошелек не пришел.

Задумался, в чем дело? И тогда понял, надо делать только то, что нужно здесь и сейчас. Вроде бы очевидная мысль. Но как найти свою нишу, казалось бы, на безграничном мировом рынке? Здесь тоже нужен особый талант. Когда начинаешь изучать рынок, оказывается, что все места заняты, везде десятки тысяч конкурентов.

– А с нанотрубками из графена вы сразу угадали? Кстати, за метод получения этого материала российским ученым Андрею Гейму и Константину Новоселову была вручена Нобелевская премия.

– Признаюсь, сразу не прочувствовал, не видел перспективы, кому эти нанотрубки нужны. Хотя в свое время занимался нанообъектами. И здесь, можно сказать, помог случай. На одной из выставок увидел, что, вводя мизерные доли углеродных нанотрубок в различные материалы, можно получить поразительные эффекты, скажем, сделать различные материалы в разы прочнее и легче, превращать диэлектрики в проводники, делать асфальт, который будет стоять в разы дольше. Сферы применения просто безграничны.

– Словом, вот он материал, который сможет изменить лицо цивилизации, как когда-то это сделали бронза и железо.

– Совершенно верно. Но почему же не наблюдается бум таких нанотрубок? Оказалось, все дело в цене: она превышала 150 тысяч долларов в расчете на килограмм. Откуда такая невероятная цифра? Дело в том, что у нанотрубок есть один нюанс: чтобы обладать удивительными качествами, они должны быть одностенными, иметь толщину в один атом. Как только число слоев увеличивается, все достоинства графена "улетучиваются", фактически он превращается в самый обычный графит. Но наладить промышленный выпуск "одной стенки" никак не удавалось, хотя в этой гонке участвовали крупнейшие компании из разных стран. И тогда я подумал, так ведь это и есть та самая прорывная идея, которая нужна здесь и сейчас.

И так вышло, что меня пригласил на день рождения знакомый бизнесмен Юрий Коропачинский, который тогда находился в Австралии. Он и его партнеры искали идею для инвестирования. И вот сидим мы на далеком континенте, обсуждаем разные проекты, и я предложил нанотрубки. Идея заинтересовала. Так появился наш проект - компания OCSiAl.

– А как вы их убедили, что напали на золотую жилу? Ведь бизнес на аркане не затащить вкладываться в идеи. Их только готовый образец может убедить. Он у вас уже был?

– Нет. Но был уникальный плазменный реактор. Почему уникальный? Дело в том, плазматроны известны давно, они применяются в самых разных технологиях. Но электроды, которые создают электрическую дугу, работают всего часы и даже минуты, а затем разрушаются. Надо останавливать процесс и ставить новые, а они довольно дорогие. Мне пришло в голову простое решение: сделать электроды жидкими, из расплавленных металлов. Тогда они будут фактически вечными. Этот реактор и стал основой нашей технологии, инкубатором, где мы начали выращивать нанотрубки килограммами. На создание же промышленной установки ушло около пяти лет.

– Расскажете о ней подробней. В чем суть?

– Прежде всего надо подчеркнуть, что одностенные нанотрубки обычно получают на поверхности, а мы выращиваем в объеме. Как? Чтобы что-то выросло, нужно зерно. У нас зерно - это нанокатализатор. Создаем его в реакторе, где температура свыше 1000 С, сюда же вводим углеводород, скажем, метан. Он начинает разлагаться на поверхности нанокатализатора, выделяя углерод. А дальше самое главное наше ноу-хау: надо создать такие условия, чтобы из атомов углерода начали прорастать нанотрубки с толщиной стенки в один атом. Вот такая технология.

– Ей уже больше пяти лет. Все конкуренты знают и про жидкие электроды, и про объем, но повторить не могут. Академик Фортов, комментируя вашу работу, сказал, что в ней собран целый букет самых разных наук, расплести который конкурентам будет крайне сложно.

– Владимир Евгеньевич прав. Если я вам все расскажу про эту технологию, синтезировать нанотрубку не получится. Там действительно сконцентрировано очень много знаний. Когда-то мы оценивали отрыв в три года, но прошло намного больше, а конкурентов поблизости не вдно.

– Но нанотрубки сами по себе мало кому интересны, их надо научиться вводить в разные материалы, где они творят настоящие чудеса, на порядки улучшая качества. А это еще одна технология, например, трубки надо очень равномерно распределить.

– Вы правы. Клиенту надо показать товар лицом, показать, что нанотрубки преобразят выпускаемый им материал. А для этого нам пришлось разработать специальные технологии получения разных материалов, обогащенных нанотрубками. Но игра стоит свеч: такая агитация действует намного эффективный.

Этот реактор и стал своеобразным  инкубатором, где мы начали выращивать нанотрубки килограммами.  На создание же промышленной  установки ушло около пяти лет. Впрочем, нанотрубки можно не только вводить в разные материалы, из них можно создавать совершено новые, ранее не существовавшие. Например, мы сделали "бумагу" суперпрочную и с высокой электропроводностью. Заменив ею медную экранирующую оплетку в высокочастотных кабелях, можно снизить вес кабеля на 40 процентов, сделать его гибким. Например, в авиалайнере несколько тонн таких кабелей.

– Сколько сейчас вы производите нанотрубок? Каковы перспективы?

– Наверное, на данный момент производим 50 тонн в год. Пока объем рынка равен нашему производству, которое удваиваем каждый год. По мнению экспертов, через 25 лет нанотрубки изменят более 75 процентов всех известных человечеству материалов, годовой объем их производства достигнет тысяч тонн, что эквивалентно нескольким триллионам долларов.

– Ваш успех впечатляет. Особенно на фоне одного процента наших высоких технологий на мировой рынке. Сколько мы говорим о внедрении, о коммерциализации идей, но ничего не получается. Когда-то в СМИ была рубрика "Если бы я был директором..." Чтобы вы сделали, став таким всемогущим директором?

– Я много по миру поездил, работал с разными компаниями, изучал их опыт. Что прежде всего надо отметить? Россия была и остается страной богатой креативными учеными. Но им надо создать условия, и, прежде всего, правильно мотивировать. Сегодня приоритет нашего ученого - публикации и патенты. Но это имеет очень опосредованное значение для задач экономики. А на внедрение, на инновации нет стимулов. Поэтому ученый будет всю жизнь писать статьи и патенты.

– Ученые говорят, что у них идей полные портфели. Пусть бизнес приходит и выбирает, что ему надо. Так происходит за границей, где за идеями фирмы гоняются.

– Все это иллюзии. Нигде бизнес никуда не ходит, ни за чем не гоняется. Тем более за рискованными инновациями. Его надо постоянно убеждать, даже навязывать новинки. И тогда он, может быть, вас услышит и двинется навстречу. Но это, поверьте, тяжелейшая работа.

– У вас довольно редкая фамилия. Знаете ее корни?

– Кое-что знаю. Мой прадед был священником. По этой причине брат деда эмигрировал в Польшу. Мы не так давно об этом узнали. Его внучка нашла меня по научным статьям. Оказалось, что в Европе есть дальние родственники.

Первые результаты исследования, поддержанного грантом РНФ, опубликованы в журнале Frontiers in Neuroscience.

Вместе с развитием медицины стабильно растет средняя продолжительность жизни людей. Но одновременно это означает распространение т.н. заболеваний пожилого возраста. Ведь, как известно, люди умирают не от старости как таковой, а от заболеваний, которые приходят вместе с возрастом. Причем, многие из них в настоящее время остаются неизлечимыми, эту задачу науке только предстоит решить. Ряд важных исследований в этом направлении будут обсуждаться на специальной секции XII международной мультиконференции «Биоинформатика и системная биология» (BGRS/SB-2020), которая пройдет с 6 по 10 июля 2020 года в Новосибирске.

Это направление вошло в программу конференции, поскольку ее организатор – ФИЦ ИЦиГ СО РАН – добился немалых результатов в экспериментальной геронтологии. Заведующая лаборатории молекулярных механизмов старения ФИЦ ИЦиГ СО РАН, д.б.н. Наталья Колосова отметила:

– В основе наших достижений – исследования на созданной в ИЦиГ уникальной модели преждевременного старения - линии крыс OXYS - история которой корнями уходит в 1970-е годы. Проявлением преждевременного старения у этих животных становится развитие комплекса характерных и для людей возраст-зависимых заболеваний, что делает их одной из лучших в мире моделей лабораторных животных для изучения этих патологий.

В числе развивающихся у крыс OXYS патологий – болезнь Альцгеймера, распространение которой год от года растет: если в 2015 году количество страдающих ею людей оценивали в 48, млн человек, то к середине века, по прогнозам, их число достигнет 153 миллионов. При этом только у пяти процентов заболевание имеет наследственную природу, у остальных 95 % - это так называемая спорадическая, спонтанная форма.

Рассказывает научный сотрудник лаборатории молекулярных механизмов старения ФИЦ ИЦиГ СО РАН, к.б.н. Екатерина Рудницкая:

– Подсчитано, что разработка к 2025 году способа задержки начала заболевания на 5 лет снизила бы в 2050 году количество страдающих болезнью Альцгеймера  людей вдвое.  Поскольку на сегодня нет лекарства, которое могло бы излечить это заболевание, максимум - несколько замедлить его развитие, то большое внимание уделяется факторам риска его развития, их профилактике и максимально ранней диагностике.

Самый очевидный из факторов риска – возраст, но он не единственный. В последние годы растет число исследований, которые показывают, что предпосылки развития болезни Альцгеймера могут закладываться намного раньше. Это стало основой для гипотезы, что появлению первых клинических признаков предшествует многолетняя бессимптомная стадия развития заболевания. Проверить ее в ходе исследований на людях было бы очень сложно, во-первых, поскольку у них можно отследить только внешние клинические проявления болезни (а не процессы, протекающие в мозгу на тканевом уровне), а, во-вторых, проверить, как повлияли ли те или иные особенности развития на развитие заболевания в пожилом возрасте, можно лишь спустя несколько десятков лет. Тут и пригодилась линия крыс OXYS, у которых происходят схожие процессы нейродегенерации, но их продолжительность жизни составляет всего пару лет. Эта работа была поддержана грантом РНФ, первые результаты работы опубликованы в июне 2020 года.

Изучая особенности развития крыс, ученые показали, что в период между рождением и половым созреванием у крыс OXYS наблюдается отставание от нормы в формировании и развитии ряда структур мозга. В частности, гиппокампа (отдела мозга, отвечающем за долговременную память) и структур, вовлеченных в процесс обучения и запоминания. Затем это отставание нивелируется, но спустя определенное время, у крыс уже в молодом возрасте начинают развиваться нейродегенеративные процессы. На основе этих результатов, родилось предположение, что к факторам риска для болезни Альцгеймера стоит отнести и нарушения в развитии, произошедшие на самых ранних этапах жизни (включая эмбриональное развитие).

Другая особенность, которую удалось установить Екатерине Рудницкой с коллегами – роды у крыс OXYS проходят несколько раньше, чем у их обычных сородичей, хоть эти сроки и остаются в пределах нижней границы нормы (т.е. крысята не считаются недоношенными).

– Наблюдая за крысятами OXYS, мы выявили задержку развития многих параметров их организма, в сравнении с обычными крысами – у них позже прорезываются зубы, открываются глаза, формируется ряд важных безусловных рефлексов – то есть мы видим схожие особенности развития организма в целом, а не только определенных отделов мозга, но механизмы, вызывающие такое отставание, равно как и их связь с нейродегенеративными заболеваниями, еще требуют детального изучения, - подчеркнула Екатерина Рудницкая.

Ученые подчеркивают, хоть исследования и ведутся «с прицелом» на профилактику болезни Альцгеймера, нельзя механически перенести результаты на людей, все-таки у нас с крысами хватает различий, как в строении мозга, так и в процессе его развития. Для этого потребуется дополнительная работа с участием медицинских учреждений. Но уже сейчас, с высокой степенью вероятности, можно говорить о том, что нарушения развития нервной системы в раннем детстве (в том числе, по причине преждевременных родов), даже если потом они были преодолены, повышают риск развития нейродегенеративных процессов спустя многие годы. И людям с подобным анамнезом, как минимум, стоит уделять внимание профилактическим мероприятиям, снижающим риск развития болезни Альцгеймера.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

Продолжаем наш небольшой цикл интервью с профессором Новосибирского государственного педагогического университета, доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником ИАЭТ СО РАН Андреем Бородовским, посвященный археологическим находкам на территории Новосибирской области.

– Андрей Павлович, в прошлых интервью Вы рассказывали о холодном оружии и пушках сибирских острогов. А если поговорить о более мирных вещах – что оставила ученым эпоха освоения Приобья русским населением?

– Таких находок масса. Любой острог как форпост государственной власти начинался с того, что там хранилась государственная печать. Сейчас такая печать является одной из самых желанных находок для археологов при раскопках на территории острога. К сожалению, такие находки очень редки. В настоящее время, мы располагаем оригиналом печати только одного из 80 сибирских острогов – это серебряная печать Албазинского острога. Другие печати - Томского, Уртамского и Чаусского острогов – дошли до нас в виде оттисков. Но и они становятся предметом научного исследования.

Наша справка. Изучением печатей и их оттисков на различных материалах занимается вспомогательная историческая дисциплина – сфрагистика (от др.-греч. σφραγίς — печать). Первоначально она была частью другой дисциплины – дипломатики – занимавшейся определением подлинности документов. Но по мере накопления большого массива подобных археологических находок, выросла в отдельную дисциплину. В наше время сфрагистика классифицирует печати археологической культуры, цивилизации или государства, занимается их типизацией и хронологией. И конечно, она изучает, как в печатях отражаются частные, внутригосударственные и межгосударственные отношения.

– А какую пользу науке приносит изучение этих печатей, что делает их желанными находками для археологов?

– Изображения на этих печатях относятся к т.н. московской доевропейской геральдике, которая была разработана еще при Василии III и просуществовала до первых лет правления Петра I. Причем, речь идет о совершенно оригинальном направлении русской геральдики, которое развивалось параллельно с другим, заимствованным у Византии в рамках идеологического курса «Москва – третий Рим». Про византийского орла в русской официальной символике известно достаточно многим, но не менее важно изучать развитие собственной геральдической традиции, чему помогают, в частности, печати сибирских острогов. Такая геральдика, если коротко, отражает нашу национально-культурную самобытность во времена Московского царства.

– Близкой по духу к истории печатей и геральдике является еще одна дисциплина – фалеристика, как обстоят дела с археологическими находками в этом плане?

– Наша область достаточно богата на подобные находки и это вполне объяснимо. Сибиряки активно участвовали в защите Отечества, начиная с 1812 года тут формировались целые военные части – полки, которые потом отправлялись на театр боевых действий. После окончания службы многие солдаты и офицеры возвращались домой и привозили с собой свои боевые награды.

Наша справка. Фалеристика -  вспомогательная историческая дисциплина, занимающаяся изучением истории орденов, медалей, значков (в т.ч. сувенирных), жетонов, фрачных миниатюр, а также любых нагрудных знаков, их систем и их атрибуцией. Название произошло от лат. falerae, phalerae, которым обозначали металлические награды римских легионеров. В нашей стране наиболее крупными собраниями предметов фалеристики обладают Музеи Московского Кремля, Исторический музей, Эрмитаж, регулярно проводящие тематические выставки, посвященные различным наградам.

– Можете рассказать о каких-то интересных находках?

– Как я уже сказал, такого рода находок в нашей области очень много, поэтому лучше я ограничусь территорией острогов, раз уж мы с них начали. Самыми ранними наградами служилых людей, являются наградные деньги, которые стали вручать за службу, начиная с Ивана III. Правда, в этом плане сибирским острогам не повезло, в XVII – начале XVIII веков, когда еще существовала эта практика, они были периферийными пограничными пунктами, до которых жалование-то не всегда доходило. Но впоследствии они стали играть роль административных и культурных центров, и вероятность нахождения наград более позднего периода, с конца XVIII века, на территории острогов уже гораздо выше. Например, в этом году на месте Бердского острога был найден знак Георгиевского креста IV степени. Такие знаки имели свой номер, по которому можно установить владельца. В данном случае, им оказался младший фельдфебель 52-го Нежинского драгунского полка, участник русско-японской войны, бердчанин Лука Чеботарь. И в этом же году, но уже на раскопках в Умревинском остроге нами был найден Ополченческий крест Первой Мировой войны, который воспроизводит аналогичный знак ополченцев в 1812 году.

– Как же он туда попал, ведь острог был к тому времени давно заброшен?

– После закрытия острога там еще несколько десятилетий действовало кладбище, на котором хоронили жителей соседнего села Умрева. И такого рода находки остались от посетителей кладбища, скорее всего, были ими утеряны, а может и специально оставлены возле могилы усопшего родственника.

– Вы сказали находки, то есть помимо креста нашли еще что-то?

– В предыдущие годы там было еще несколько интересных находок, относящихся к фалеристике начала ХХ века. Например, жетон, посвященный Керенскому, относительно небольшая партия которых была изготовлена в 1917 году. Как он сюда попал, мне сказать трудно, но даже этот краткий период нашей истории нашел свое отражение в острожной фалеристике. Другая находка - ранний советский значок «За кооперацию» образца 1923 года. Его обнаружение будет менее удивительно, если вспомнить, что Сибирь была в те годы в числе лидеров советского кооперативного движения, а в Новосибирске в 1920-е годы это направление развивал Косыгин, впоследствии известный партийный и хозяйственный деятель в СССР. И один из активистов кооперативного движения вполне мог обронить свой значок в окрестностях кладбища, навещая могилу кого-то из родственников. В результате, даже в такой, казалось бы, изолированной, заброшенной локации мы находим следы нашей истории от петровских времен до советского времени. Главное, суметь их разглядеть и правильно интерпретировать информацию, которую они в себе содержат.

Сергей Исаев

Вторая часть беседы с экспертом Комитета по энергетике Государственной Думы РФ, лидером консорциума «Феникс» Андреем Калачёвым.

Начало здесь

– Андрей Иринеевич, новосибирские общественники неоднократно выражали уверенность в том, что единственно реальный путь модернизации наших угольных ТЭЦ – это перевод их на природный газ. Ваше отношение к подобным решениям – насколько это оправданно как с точки зрения экологии, так и с точки зрения экономики?

– Моё глубокое убеждение заключается в том, что идея перевести УТЭС на природный газ является НЕВЕРНОЙ с экономической и государственной точки зрения! Она основана на мифе, который сводится к невозможности решить экологические проблемы УТЭС.  Однако мировой опыт показывает, что это возможно! Технологически уже решены все экологические проблемы УТЭС, включая утилизацию СО2. В Китае сейчас строится 257 ГВатт угольной генерации, в Японии, после трагедии с АЭС Фукусимы, строится 22 мощных УТЭС, и этот список можно продолжить. Хотя нужно подчеркнуть, что это уже совсем не те УТЭС, которые планируют строить в РФ.  Например, Приморская ТЭЦ (Интер РАО, Калининградская обл.), где всё по старому - кроме внешнего вида главного здания. Перевод УТЭС на газ - очень дорогостоящее мероприятие! В масштабах всей страны мы оценили его на 5-7 трлн. руб. (172 крупных УТЭС). В то время как экологизация этих УТЭС (без утилизации СО2) обойдётся в 750-800 млрд. рублей. Если вам нужны подробности, можете посмотреть нашу «Программу Экологизации Угольной Генерации РФ», Консорциум «Феникс».

Последствия для экономики будут ещё хуже. Так, по подсчётам Минэнерго (июнь 2020) стоимость электроэнергии вырастет для потребителей на 40%, а стоимость тепла вырастет на 60 процентов. Думаю, этого не хотят ни промышленные предприятия, ни население. Кроме того, это потребует отвлечение больших  объёмов природного газа от экспорта и газохимии, где его уже и так не хватает. Так газопровод «Сила Сибири» пока не заполняется на 100% мощности. Намного эффективнее направлять природный газ на экспорт и газопереработку, а часть экспортной выручки направлять на экологизацию угольной генерации РФ. Также не стоит забывать и о сотнях тысяч жителей России, связанных с угольными ТЭС и угольной промышленностью РФ. Не стоит забывать и того, что Президент РФ Владимир Путин в своём поручении «Газпрому» вёл речь, прежде всего, о газификации населения, а не о переводе на газ УТЭС. Короче говоря,  я против лечения головной боли методом отсечения головы.

– Есть ли у Вас опыт сотрудничества с представителями институтов Сибирского отделения? Напомню, что в Сибири – по понятным причинам - сформировалась целая научная школа, как раз занимающаяся вопросами развития угольной энергетики в свете экологических требований. Это и технология микропомола угля, и технология водно-угольного топлива, и технология пиролиза бурого угля, когда мы получаем на выходе угольный сорбент и синтез-газ («ТЕРМОКОКС»). Причем, технология «ТЕРМОКОКС» уже опробована в Красноярском крае на одном коммерчески успешном предприятии. Насколько работа сибирских ученых котируется в Комитете по экологии и природопользованию ТПП и в других структурах, с которыми Вы сотрудничаете?

– Конечно, Консорциум «Феникс» сотрудничает с представителями институтов Сибирского отделения РАН. Особенно этим занимается член Консорциума «Феникс», Новосибирская фирма «КОТЭС Инжиниринг». До конца 2020 года мы планируем провести небольшую конференцию - совместно с СО РАН - по модернизации УТЭС Сибири. Что касается отдельных технологий эффективного и экологичного использования угля, то их у нас в стране очень много, но для всех существует одна проблема,- они слабо востребованы. На них нет спроса, и причиной как раз и является неэффективная экологическая политика, доминирующая сегодня в России. Комитет по экологии и природопользованию ТПП РФ не выделяет отдельно работу сибирских учёных. Мы относимся ко всем одинаково. Для нас главное - это экологическая безопасность и экономическая эффективность технологии. Создать этот баланс - самая сложная проблема.

– Как Вы себе представляете пути модернизации угольной энергетики в нашей стране? Какие технологии здесь наиболее предпочтительны, с Вашей точки зрения? Какой опыт других стран нам стоит изучить и даже позаимствовать?

– Как я уже сказал выше, в мире разработаны и успешно внедрены все технологии, которые делают УТЭС экологически безопасными и экономически эффективными. Наиболее продвинулись в этом направлении такие страны, как Китай, Япония, Южная Корея и США. В ЕС хорошо продвинулись по очистке отходящих газов от окислов серы (SOx) и азота (NOx), в оборудовании для Систем Сухого Золошлакоудаления. В Китае, Японии и Южной Корее развили технологию HELE (High Efficiecy Low Emission), с помощью которой производят больше электроэнергии, потребляя при этом меньше угля за счет использования технологий и материалов нового поколения. Электростанции HELE работают при более высоких температурах и давлении для более быстрого преобразования воды в пар. Это позволяет значительно повысить эффективность бойлеров и турбин, что, в свою очередь, экономит топливо и снижает выбросы CO₂ до 50 процентов. Быстрое преобразование воды в пар определяет эффективность этих технологий. Так, уровень КПД-цикла этих электростанций находится в интервале 44-48,2%, а в России не превышает 35%.  С 2000 года сверх- и ультрасверхкритические электростанции уже снизили общий выброс СО₂ на более чем 1 млрд тонн. При повышении эффективности существующей УТЭС на 1% достигается снижение выбросов CO₂ на 2,5%. В США также идёт работа по утилизации СО2 с помощью различных технологий. Таким образом, возможно уже сейчас спроектировать и построить УТЭС, которая будет экологически безопасна и при этом экономически эффективнее, чем любая газовая ТЭС и даже ЭС ВИЭ на ветре или солнце. Проблема в том, что в РФ нет государственной политики, которая стимулирует модернизацию и экологизацию энергетики страны. Подробнее об этом можно посмотреть здесь

– На Ваш взгляд, достаточно ли делает правительство нашей страны для модернизации угольной энергетики? Что конкретно необходимо применить в данном направлении?

– Я уже сказал об этом выше. Нет, не достаточно, и это влечёт для нас большие риски связанные со снижением надёжности обеспечения электроэнергией и теплом, ухудшение экологической обстановки в угольных городах и регионах и, как следствие, снижение качества жизни для миллионов их жителей угольных  городов и регионов нашей страны.

– Совсем недавно была утверждена правительственная Программа развития угольной промышленности до 2035 года. На мой взгляд, основное внимание в ней уделено развитию угледобычи и экспорту угля, причем, с переориентацией экспортных потоков на Восточное направление – в сторону Китая, Индии, Вьетнама и т.д. Если я правильно понял, проблема экологизации угольной промышленности не рассматривается в этой Программе в качестве ключевой, а соответствующие мероприятия ожидаются только после 2030 года. Ваша оценка данного документа?

– Всё именно так. Программа нацелена на максимальную эксплуатацию угольной отрасли без изменения требований к её экологизации,  а стало быть, и  модернизации. Принцип: «Экономика и экология категории не совместимые», торжествует. Проблема в том, что мы просто не умеем считать экономический эффект от экологических проблем и их решения в локальном, региональном и федеральном масштабе. А значит, экология для нас – «бесплатна». Ну а то, что бесплатно, не учитывается в принятии хозяйственных и управленческих решений. В рыночной экономике всё работает именно по такому принципу. Отсюда и вытекает главный недостаток существующей у нас экологической политики.

– Нет ли у Вас ощущения непоследовательности, я бы сказал – двусмысленности – в сфере государственной технической политики применительно к энергетической сфере? Мы можем сколько угодно критиковать зарубежные страны, однако ориентиры в области энергетики и экологии выражены там предельно ясно. То, что происходит у нас, напоминает мне известную басню Крылова про лебедя, рака и щуку. Например, опубликованный недавно проект Стратегии перехода к низкоуглеродной экономике больше напоминает творчество вольных аналитиков, чем документ государственной важности. Как Вы представляете себе эту ситуацию с позиции человека, конструктивно критикующего власть? Насколько адекватно мое впечатление насчет непоследовательности?

– Это как посмотреть. Как раз наша власть очень последовательна в своей политике, и среди лиц, принимающих решения (ЛПР) в стране я не вижу пока сильных фигур, которые реально что-то делают для экологизации энергетики и экономики РФ. Что касается «Стратегии перехода к низкоуглеродной экономике», то документ действительно слабый, но опять, с точки зрения сдерживания экологизации экономики он очень даже последовательный и, в то же время, создаёт иллюзию  бурной деятельности. Кстати я лично отношусь отрицательно к Концепции вины человечества за потепление климата на планете, которая вошла основой в Киотский протокол и Парижское соглашение. Серьёзной наукой данная Концепция не подтверждена. Парижское соглашение - это не об экологии. Это - о власти, и потому используется, прежде всего, как инструмент для влияния на страны, экономика которых построена на углеродных технологиях. А к таким странам относятся практически все развитые страны. В этом смысле Минэкоразвития РФ сделал «хорошую» работу, но показал типичный пример страусиной политики, не предложив ничего для снятия рисков, например, установления углеродных таможенных налогов в ЕС для российских экспортёров продукции на этот рынок.

– Не так давно Банк России опубликовал отчет, посвященный климатическим рискам для инвесторов и страховых компаний. Насколько я могу судить, основные риски связаны с изменением правил на глобальных рынках, когда ценность ваших активов будет напрямую увязываться с оценкой вашего вклада в «углеродное» загрязнение. Как Вы считаете, затронут ли эти правила деятельность российских компаний, и в какой мере?

– Риск здесь очень велик, и тот факт, что Банк России указывает на такое развитие событий на финансовом рынке, ещё раз это подтверждает.  Но с другой стороны, это выдаёт истинных заказчиков Концепции Парижского соглашения, которые находятся среди крупнейших финансистов мира и уже вынуждены именно через финансовые инструменты продавливать климатическую политику, столь удобную для Глобального Правительства. Другие инструменты, в том числе оголтелая пропаганда Концепции, результата не дадут. Видно, что существует комплексная стратегия протаскивания в нашу жизнь этой ложной концепции, которая отвлекает наши силы и средства от тех экологических проблем, которые действительно зависят от деятельности человечества. Более конкретно можно посмотреть в одной из моих публикаций.

– Буквально на днях инвестиционный банк Goldman Sachs опубликовал исследование («Carbonomics: The green engine of economic recovery»), в котором утверждается, будто теперь преобразованию энергетической отрасли начинают способствовать рынки капиталов. В данном случае имеется в виду переход к низкоуглеродной экономике. Так, за последнее время утроилось количество инвесторов, содействующих реализации целей Парижского соглашения по климату. Авторы исследования констатируют совпадение государственных интересов и интересов крупного бизнеса в деле развития так называемых зеленых технологий. Например, нефтяные гиганты (Big Oils), вкладываясь в проекты «чистой энергии», трансформируются в направлении энергетических гигантов (Big Energy) широкого профиля. При этом, что показательно, в целях стимулирования технологического прорыва в таких важных направлениях, как улавливание и хранение углекислого газа, рекомендовано ужесточить требования в области формирования цен на углерод (Carbon price). На Ваш взгляд, сможет ли такое ужесточение требований посодействовать модернизации угольной энергетики? Подходит ли на эту роль, к примеру, «чистая генерация» на основе Цикла Аллама, которую сегодня всерьез обсуждают (в том числе) и наши, российские, специалисты, взаимодействующие с американскими коллегами в рамках ассоциации «Глобальная энергия»?

– Открытие и, самое главное, реализация проекта электростанции мощностью 50 МВт в Ла-Порте, штат Техас, на Цикле Аллама, считаю мощнейшем ударом по мифу о невозможности сделать традиционную энергетику, работающую на угле и газе, экологически безопасной! Именно Родней Аллам, технический директор компании Net Power LLC, занимаясь уже давно технологиями утилизации СО2 и создавший технологию, при которой углекислый газ закачивался на глубину до 1 км, вступал в реакцию с известняком и карбонизировался (связывался) в нём, что приводило к удорожанию процесса производства электроэнергии на 60%, сделал следующий шаг, решив не только проблему утилизации СО2, но и сохранив дешёвый (около 6 центов за Квт) уровень производства электроэнергии на угле или газе.

Применительно к углю эта технология требует его газификации, но учитывая дешевизну угля по сравнению с газом, думаю, это будет выгодно. Очень показательно, что об этом открытии и его реализации практически не слышно в Европе. Его намеренно замалчивают, поскольку это не выгодно политикам, строящим свою деятельность на страшилках о климатической ответственности человечества. Уверен, для всех видов энергии есть своё место на рынке электроэнергии, надо лишь решить проблемы экологической безопасности для традиционной энергетики и экономической эффективности для энергетики на ВИЭ -  без пропагандистских перекосов и основываясь на трезвом расчёте. Всё возможно!

Олег Носков

Ученые Новосибирского института органической химии СО РАН (НИОХ СО РАН) синтезировали акрилат-силоксановый гибридный мономер – фотополимерный материал c добавлением кремния, который обладает чувствительностью к синхротронному излучению (СИ) и хорошо подходит для создания сложных микроструктур на твердых подложках методом рентгеновской литографии. Ключевая сфера применения данной технологии – производство микросхем, при этом зачастую используются дорогостоящие импортные полимеры, например, на основе эпоксидной смолы. Новый материал может стать хорошей альтернативой зарубежным аналогам. Эксперименты с использованием СИ, проведенные специалистами Института ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН), подтвердили его эффективность. Результаты представлены в журнале «Химия высоких энергий».

Рентгеновской литографией называют одну из наиболее распространенных технологий получения наноструктур, которая широко используется в микроэлектронике. Ключевой этап данной технологии предполагает нанесение на обрабатываемую поверхность тонкого слоя фотополимерного материала (резиста), который засвечивается рентгеновским излучением через непрозрачный шаблон с заданным рисунком. В результате в областях, открытых для облучения, запускается реакция полимеризации и резист твердеет, а в областях, закрытых шаблоном, он остается вязким и удаляется при дальнейшей обработке. Таким образом, на поверхности формируется необходимый рельеф.

В настоящее время для получения наиболее сложных «высокоаспектных» микроструктур зачастую используются дорогостоящие резисты зарубежного производства. Специалисты НИОХ СО РАН синтезировали материал под названием «акрилат-силоксановый гибридный мономер», который хорошо подходит для создания таких микроструктур и может стать достойной альтернативой импортным аналогам.

«Высокоаспектные структуры можно сравнить с небоскребами в микромире. Такие структуры и элементы на их основе могут быть получены с помощью синхротронного излучения, - рассказывает научный сотрудник НИОХ СО РАН, кандидат химических наук Дмитрий Деревянко. – В ИЯФ СО РАН для этих целей традиционно используется импортный фоторезист на основе эпоксидного мономера. Мы же разработали альтернативный вариант: гибридный мономер, в состав которого входят акрилатные (органические) группы, участвующие в реакции полимеризации, а также силоксановые группы, которые содержат кремний, и придают конечному материалу твердость. Совместно со специалистами ИЯФ СО РАН мы подобрали условия полимеризации и продемонстрировали возможность записи микроструктур на новом материале».

Для отработки технологии рентгеновской литографии с применением синхротронного излучения специалисты Сибирского центра синхротронного и терагерцового излучения ИЯФ СО РАН использовали специальную экспериментальную станцию «LIGA-технология и рентгеновская литография», работающую на накопителе ВЭПП-3.

«Синхротронное излучение обладает высокой проникающей способностью, а также минимальной расходимостью электронного пучка, – комментирует старший научный сотрудник ИЯФ СО РАН, кандидат физических наук Борис Гольденберг. - Эти уникальные свойства СИ позволяют формировать структуры с микронными размерами и вертикальными стенками глубиной до нескольких сотен микрометров. Полученные микроструктуры могут использоваться в качестве оптических элементов для рентгеновского диапазона или элементов для микромеханических структур».

Центр коллективного пользования «Сибирский центр синхротронного и терагерцового излучения» ИЯФ СО РАН, на базе которого в том числе было проведено исследование, специализируется на фундаментальных и прикладных работах, связанных с использованием пучков синхротронного и терагерцового излучения, на разработке и создании экспериментальной аппаратуры и оборудования для таких работ, на разработке и создании специализированных источников синхротронного и терагерцового излучения. Ежегодно в Центре работают десятки российских и зарубежных организаций.

Беседа с экспертом Комитета по энергетике Государственной Думы РФ, лидером консорциума «Феникс» Андреем Калачёвым

Часть Первая: Энергетика на пересечении экологии и экономики

– Андрей Иринеевич, Вы профессионально занимаетесь вопросами экологизации объектов угольной энергетики. Если я не ошибаюсь, в декабре 2014 года Вы приняли участие в «круглом столе», организованном мэрией города Новосибирска. Мероприятие было посвящено проблеме утилизации золошлаковых отходов. Ваш доклад был ключевым. В числе участников, кстати, были представители компании СИБЭКО. Скажите, произошли ли за истекший период какие-то подвижки в этом направлении? Удалось ли Вам добиться внимания к этой проблеме как со стороны государственных деятелей, так и со стороны представителей генерирующих компаний?

– Да, было такое мероприятие. На тот момент я считал, что всё зависит от энергетиков и надо лишь их убедить в целесообразности экологической модернизации угольных станций, помочь с проектированием, и проблема будет решена. Однако всё оказалось намного сложнее. Начну издалека. Дело в том, что энергетики, как люди рациональные, действуют, исходя из тех обстоятельств и правил игры в своём «монастыре», которые им установило Правительство, и которые сложились в их узком и довольно закрытом мире. Есть целый ряд законодательных требований Правительства РФ (ФЗ №35 и №190) к смыслу функционирования энергетики, которые сводятся исключительно к «надёжности обеспечения электроэнергией и теплом потребителей в РФ». Это привело к отсутствию модернизации Угольных ТЭС (УТЭС) и к производству электроэнергии и тепла, по сути, «любой ценой». В таких условиях нет места экологичности производства энергии и снижению её себестоимости. Поэтому цена на электричество и тепло у нас всё время растёт. Хорошо ещё, что этот рост пытается обуздать ФАС - по формуле «инфляция минус».

Такое ценообразование, в свою очередь, не стимулирует модернизацию УТЭС. В результате мы видим, что даже наши новые станции (Сахалинская ГРЭС-2, СовГавань ТЭЦ, Приморская ТЭЦ) построены на технологиях 60-70-х годов прошлого века и являются самыми дорогими в мире!  Средняя цена 1КВт мощности составляет, при сегодняшнем курсе рубля к доллару, 4450 $/КВт. В США это 3121 $/КВт, В Южной Корее новая УТЭС на 2080 МВт (2 блока на ультрасверхкритических параметрах и полный комплекс экологизации) стоит 1310 $/КВт.  При этом у новых российских УТЭС нет очистки отходящих газов от окислов серы и азота, а Система Сухого Золошлакоудаления (ССЗШУ) ориентирована на отправку ЗШОтходов на отвал, а не на утилизацию ЗШПродуктов. Минэнерго РФ ведёт технологическую политику по техническим регламентам по проектированию Тепловых Электростанций (ТЭС) (ВНТП-81) и технологическим параметрам выбросов (ИТС НДТ 38), которые до сих пор находятся на уровне советских технологий 50-70-х годов 20-го века. Можно сравнить требования к технологическим выбросам в РФ и в ЕС, и в Китае. Специально привожу таблицу (кликабельно):

Конечно, нам необходимо ориентироваться на Китайскую модель. В Китае, кстати, сейчас строится 257 ГВатт угольной генерации, не смотря на всё развитие ВИЭ, но это абсолютно новая угольная генерация, где решены все экологические проблемы, кроме выбросов СО2 (значительно сокращены по удельным значениям). Но лично я считаю, что антропогенные выбросы СО2 не являются первопричиной потепления климата на планете и используются только как инструмент влияния на страны, экономика которых основана на углеродных технологиях. Однако это уже другая история.

На период того совещания в мэрии Новосибирска мы, консорциум «Феникс», начали переговоры с компанией «СИБЭКО» о пилотном проекте ССЗШУ-100, ориентированном на 100% утилизацию. Их единственным стимулом была скорая переполняемость золоотвалов Новосибирских ТЭЦ-2, ТЭЦ-3 и ТЭЦ-5, которая может поставить крест на бизнесе, генерирующем миллиарды рублей выручки на продаже электроэнергии и тепла, но политика продажи этого бизнеса прекратила данные переговоры.

Если говорить о подвижках, то они небольшие, но всё-таки есть.

Первое, уже неформально энергетиками признаны все основные идеи по экологизации угольной генерации, которые пропагандирует Консорциум «Феникс» (см. www.ksfenix.ru). Осталось формализовать это через решения Правительства РФ. В данный период мы активно участвуем в создании Минэнерго РФ «Комплексного межведомственного плана крупнотоннажной утилизации ЗШО УТЭС в РФ». Планируется, что к сентябрю 2020 он будет готов и получит статус Распоряжения Правительства РФ.

Второе, при Комитете по энергетике Государственной думы РФ в 2017 г. создана Рабочая группа экспертов по экологизации угольной генерации (ЭУГ), которая готовит законодательные инициативы по ЭУГ.  

Третье, активизировалась Межрегиональная Ассоциация «Сибирское соглашение» (МАСС) в направлении экологизации угольной генерации, которая объединяет всех губернаторов СФО.

Четвертое, новые УТЭС в РФ (Сахалинская ГРЭС-2, ТЭЦ СовГавань, Приморская ТЭЦ), которые строились после 2015 года спроектированы с Системой Сухого ЗолоШлако Удаления, что уже большой шаг вперёд по сравнению с Системой Гидро ЗШУ (превалирует на Новосибирских УТЭС).

Пятое, в генерирующих компаниях идёт процесс перевода ЗШОтходов в ЗШПродукты, и формируются маркетинговые структуры по реализации ЗШП. Пока это касается в основном гидратированных ЗШСмесей на отвалах. В СГК в 2019 году, особенно с приходом нового руководства в лице Генерального директора Степана Александровича Солженицына, усилилась работа по реализации ЗШП всех УТЭС, принадлежащих этой компании, а это уже - 25 УТЭС и свыше 50% всех ЗШО, ежегодно вырабатываемых в РФ. Мы ведём активные переговоры с СГК по реализации пилотного проекта по ССЗШУ-100 на одной из их УТЭС. Так что можно сказать, что нам удалось добиться внимания со стороны и государственной власти, и генерирующих компаний к проблематике экологизации УТЭС. Пока в основном - к утилизации ЗШПродуктов.

– В своих публичных выступлениях Вы утверждаете, что в сфере энергетики и в сфере экологии у нас в стране до сих пор нет заметных подвижек. С чем это связано, на Ваш взгляд?

– Хороший вопрос! Считаю, что это связано с фундаментальными причинами, в основе которых лежит старый принцип советской и российской экологической политики. В СССР он звучал как «Мы не можем ждать милости от природы» и должны брать от неё всё, что нужно для процветания страны, а в современной России он сводится к представлению о том, будто «Экономика и экология - категории несовместимые». Поэтому экологизация экономики рассматривается Лицами, Принимающими Решения (ЛПР), как обременение экономики. Только проблема заключается в том, что в современном мире модернизация энергетики практически по всем направлениям связана с её экологизацией. Это и повышение КПД-цикла энергоблоков, и снижение удельного расхода топлива, и снижение технологических выбросов по окислам серы и азота, и утилизация золы и шлака и т.д.  У нас же ЛПР этого не понимают. Поэтому я считаю, что пока ужесточение экологических требований будет рассматриваться только как обременение экономики, мы не сдвинемся ни в модернизации энергетики, ни в улучшении экологической обстановки в стране. Экологию необходимо монетизировать! Она должна стоить реальных денег. В рыночной экономике то, что бесплатно, не учитывается в процессе принятия хозяйственных и макроэкономических решений. Конкретные предложения, кстати, я подробно изложил в отдельной публикации.

– Как Вы оцениваете Национальный проект «Экология»? Насколько он соответствует Вашим ожиданиям?

– История с НП «Экология» - это сложная история. С одной стороны, ничего более амбициозного в плане решения экологических проблем в нашей стране еще не было. Национальный проект, - это организационная форма, которая помогает сконцентрировать силы и средства, прежде всего - государственного аппарата, на решении конкретных задач. Это очень интересный метод, но, к сожалению, в наших современных реалиях он работает слабо. Я ещё в ноябре 2018 года - на выступлении в Законодательном Собрании Нижегородской области - заявил, что с такой финансовой основой НП «Экология» выполнен не будет. Тогда Минфин РФ насчитал 48 ошибок в системе финансирования этого НП.  Практика показала мою правоту.

К сожалению, проверки Генеральной прокуратуры и Счётной Палаты РФ показали крайне слабое выполнение финансовых и целевых показателей НП «Экология» в 2019 году. Чиновники Минприроды РФ постоянно меняются и не могут организовать правильную работу по разным фундаментальным причинам, и прежде всего - в корне неверной Государственной экологической политики. Внебюджетные источники практически в очень малой части вносят свой вклад в реализацию целевых показателей НП. Хотя всё должно быть ровно наоборот! Этот вклад разбалансирован.

Так, государство должно вложить всего 700 млрд. рублей (17%) а бизнес - 3,3 трлн. рублей. (83%), которых у него нет. При этом государство является главным выгодоприобретателем от решения экологических проблем в стране, но свою часть профинансировало в 2019 году с серьёзным нарушением плановых значений. Сейчас Правительство РФ изымает из НП «Экология» более 15 млрд. рублей в свой резервный фонд. Даже обсуждается тема о закрытии или значительном сокращении целевых показателей этого НП в связи с экономическим кризисом. Поэтому я считаю, что заявленные цели и целевые показатели НП «Экология» не будут выполнены в большей части или будут профанированы. Чиновники уже протащили через Государственную Думу РФ термин «Энергетическая утилизация», что позволит резко поднять целевые показатели НП по утилизации отходов благодаря сжиганию ТКО на мусоросжигательных заводах.

С другой стороны, этот национальный проект проявил огромное беспокойство российского народа к экологическим проблемам страны, и власти вынуждены это учитывать. Проблематика экологизации экономики России и улучшения окружающей среды всё сильнее выходит на первый план внутренней политики, поэтому мы видим реальные шаги по рекультивации полигонов и мусорной реформе, но пока эта реакция происходит именно там, где общественное влияние наиболее заметно. Яркий пример, - отмена проекта крупной мусорной свалки в Шиесе (Архангельская область), а также наведение порядка с полигонами в Московской области, власти которой, увидев сложности в вывозе своего мусора в другие области России, решили разобраться со своими полигонами. Всё это делается за государственный счёт, что лично я считаю признанием неэффективности существующей государственной экологической политики. Минприроды РФ до сих пор не создало законодательной основы для рекультивационных фондов по полигонам ТКО и отвалам производственных отходов (в том числе ЗШО УТЭС), нет жестких требований по системам утилизации фильтрата и дегазации свалочного газа. Они имеют рекомендательный, но не обязательный характер и механизмы.

– Вернемся к Новосибирску. Как мы знаем, не так давно в компании СИБЭКО сменился собственник. Его первым общественно-резонансным действием стал перевод ТЭЦ-5 на бурый уголь. Несмотря на заверения новых руководителей в том, что такой шаг не привел к ухудшению экологической ситуации в городе, общественное мнение на сей счет все равно остается отрицательным. Как Вы оцениваете способность нового собственника к реализации инновационных решений, имеющих экологическую направленность?

– Я уже частично говорил об этом выше, но могу сказать следующее. Для Новосибирских ТЭЦ работа на бурых углях не было чем-то новым. Так ТЭЦ-3 работала именно на бурых углях, ТЭЦ-2 работала и на каменном, и на буром угле. Проблема чисто техническая, и связана она с необходимостью определённой реконструкции топливо-подачи и решением проблем шлакования котлов. Проблемы все решаемы и на ТЭЦ-5 (а это около половины тепла города) c ними уже справились, установив аппараты обдувки поверхностей нагрева котла. С другой стороны, почти в два раза снизилось образование ЗШО в связи с пониженной зольностью ирша-бородинских бурых углей. Так, если раньше годовой выход ЗШО Новосибирской ТЭЦ-5 доходил до 500 тысяч тонн, то сейчас он находится на уровне 192 тысяч тонн (в 2019 году). Я лично знаком с новым руководством СГК и считаю его компетентным и нацеленным на развитие компании, что, кстати, проявляется и в большой программе приобретений УТЭС, которую сейчас проводит СГК. Дело в том, что эти приобретения имеют смысл только в случае наличия планов по увеличению капитализации этих станций, а для этого нужна модернизация, о чем я говорил выше. Эта модернизация, особенно в угольной генерации, может идти на 90% только в русле экологизации технологии производства электроэнергии и тепла на угле. Поэтому, понимая это, собственник компании СГК и усилил её таким современным руководителем, как Солженицын Степан Александрович, имеющим американское энергетическое и экологическое образование. Уверен, что в ближайшее время мы узнаем о серьёзных проектах СГК по экологической модернизации своих УТЭС. Если и начнётся эта экологическая модернизация, то именно с СГК, которая полностью основана на частном капитале. Другие крупные генерирующие компании, такие как Интер РАО, Газпромэнергохолдинг, РусГидро и Иркутскэнерго, пока слабо проявляют себя в плане экологизации угольной генерации которая имеется в их активах. Так что жителям Новосибирска в определённом смысле повезло, что собственником УТЭС этого города является именно СГК.

Беседовал Олег Носков

Окончание следует