В продолжение дискуссии о состоянии дел в российской науке и Академии наук и возможных путях их реформированиях публикуем статью доктора физико-математических наук, руководителя Центра по исследованию высокотемпературных сверхпроводников и других сильно-коррелированных электронных систем ФИАН Владимира Пудалова.

Читаю агрессивные статьи чиновников Министерства образования и науки или ученых-сторонников объявленной реформы РАН, читаю и слушаю выступления уважаемых ученых, академиков, молодых ученых. Увы, если с одной стороны идет откровенный подлог и манипуляция цифрами, то с другой стороны также проглядывают или недосказанность или лукавство.

Прежде чем приступать к хирургическому лечению, полезно поставить диагноз. Сложившаяся ситуация с состоянием науки в России тяжелая, в этом кажется согласны все. Каждая сторона, однако, вкладывает в это разный смысл. Пока не договоримся о причинах болезни, нельзя лечить.

Кто виноват в развале науки? Обе стороны виноваты, как правительство демократов-экономистов-юристов, так и Академия наук. Про первых все ясно, основную часть работы они сделали в 90-х, а сейчас добивают оставшееся. А вот про вторых говорят реже. Кто первым побежал на ПМЖ за границу и показал «пример» молодым? Да, это наши бывшие выдающиеся ученые, лидеры, кумиры молодежи и даже директора научных институтов полетели за границу, вместо того, чтобы сплотить коллективы и найти способ работать в трудных условиях, поддерживать молодежь. А оставшиеся академики слишком долго откладывали не только давно назревшую реформу Академии, но даже инвентаризацию оставшихся дееспособных научных коллективов. Далеко не всех из наших академиков знают за границей как ученых – посмотрите на убогие индексы цитирования у некоторых из них. 

Эффективен ли труд наших ученых по современным критериям, по сравнению с их западными коллегами? Защитники Академии наук часто приводят такой аргумент – эффективен, если вы отнесете результат (количество статей) к выделенным средствам. Грубо говоря, стоимость статьи у нас ниже, чем на Западе. Но на самом деле, когда на стадионе соревнуются бегуны, то их результат не нормируют на средства, затраченные на подготовку спортсменов, важен лишь абсолютный результат. Также и в научном труде, наука интернациональна и в ней интересен только абсолютный результат, и следует признать, что труд российских ученых в среднем не очень эффективен в абсолютном исчислении. 

При большом количестве ученых в России доля их публикаций в мировой науке очень мала, единицы процентов. То есть, количество публикаций в год в среднем у одного нашего сотрудника меньше чем у его западного коллеги. Не будем доходить до крайностей, и стремиться к графоманству. Лучше сравнивать количество цитирований работ одного нашего среднего сотрудника и его западного коллеги. Опять по этому показателю мы резко уступаем не только Западу, но и Китаю, Японии, Тайваню. Таким образом, наши результаты в среднем менее востребованы, менее интересны, или не в моде.

Вот и давайте разберемся, по каким причинам не эффективен труд российского ученого и кто в этом виноват. Для определенности будем иметь в виду экспериментаторов, а не теоретиков, поскольку последние гораздо меньше зависят от внешних условий, среды, от законодательства.

Заранее сообщаю свое мнение: виновны, в первую очередь правительство, в т.ч. МОН, Минфин, а также Комитет по науке Госдумы.

Еще раз повторю, что если эффективность измерять в количестве Нобелевских премий, открытий, количестве публикаций в престижных журналах типа Nature, количестве цитирований опубликованных статей, и, наконец, в скорости проведения научного исследования, то – да, эффективность наших исследований низка. Тому есть несколько причин:

(1) Недружественный (даже враждебный) порядок финансирования и финансовых расчетов, препятствующий нормальной научной работе.

Если западный ученый получает средства на проведение исследований на очередной год в январе или просто использует оставшиеся от предыдущего года средства переходящие на новый год, то наш – получает первые деньги в июне-июле (от РФФИ и РАН). У нас же средства не переносятся на следующий год: если они остались, то это называется прибылью со всеми вытекающими последствиями. Полгода уже прошло без денег, вот вам и снижение скорости работы вдвое.

Средства же от МОН приходят к концу года, т.е. когда надо отчитываться о результатах, а не начинать исследование. Тут уже не до эффективности и не до исследований, а отчет надо писать. В 2013 году, например, средства по программе исследований Научно-образовательными центрами (НОЦ) до сих пор еще не поступили.

Кстати, эти средства нужны также и на выплату надбавок к стипендиям участвующим в исследованиях студентам и аспирантам. Напомню, что их гос. стипендии не хватит даже на проезд к месту работы, не говоря уже о пропитании. Что же им делать до июля или ноября? Приходится подрабатывать, отвлекаясь от науки. Этот фактор снижения эффективности прямо таки заложен создателями существующей системы. Хорошо, если за это время студенты и аспиранты не убегут из науки. Кто ответит за этот беспредел?

Западный ученый тратит на заказ необходимых материалов или запчастей 15 минут (звонок по телефону, электронное письмо или сообщение по Интернету с указанием номера кредитки). Как правило, заказанный материал доставляется через  1-2 дня. У нашего – это занимает МЕСЯЦЫ (если материал производится в России): неоднократно перепечатываются документы согласно меняющимся правилам.

А если, как и бывает чаще всего, материал производится в другой стране, то время приобретения рутинных, серийно выпускаемых материалов достигает полугода – года!  Вот вам снижение эффективности еще в несколько раз. Из-за непоступления денег, исследования по программам НОЦ просто сорваны в 2013г. трудами Минобрнауки.

Кто виноват? Трудами чиновников из правительства, Минфина и др. изобретена не имеющая аналогов в мире неповоротливая машина прохождения платежных документов и отчетности, с многоступенчатым контролем  (банк-казначейство) и проверками.  Суть ее в том, что каждый чиновник в этой системе ни за что не отвечает, а действует по правилам, т.е. «КАК БЫ» работает, снимая с себя ответственность. В отношении адресатов финансирования – научных сотрудников – действует презумпция виновности, правила придуманы для того, чтобы научные сотрудники «не воровали государственные средства».

Возможно, чиновники на своем примере судят обо всех людях. Во всяком случае, у чиновников из МОН отсутствует заинтересованность в создании нормальных условий ученым для научной работы и в ее ускорении, или же отсутствует умение, в обоих случаях выходит, что они, по-видимому, не компетентны. Короче, это называется, «КАК БЫ финансируем и КАК БЫ развиваем науку».

А Комитет по науке Госдумы, наверное, не читал Налоговый кодекс, в котором приобретение научного оборудования для исследовательских бюджетных организаций приравнивается к приобретению станков заводами и подлежит налогообложению. А где бюджетной организации взять эти 20% для уплаты налога? Чиновники из МОН также не хотят заниматься такими реальными проблемами, как исправление бюджетного и налогового законодательства в сфере науки. Им важно действовать по правилам и имитировать деятельность – «КАК БЫ  увеличение эффективности». 

(2) Разрушенная система материально-технического снабжения в институтах, работу которой приходится выполнять научным сотрудникам самим. Кем и почему она разрушена? Она оказалась ненужной в условиях недостатка бюджетного финансирования, когда многие годы институтам приходилось выживать, а не покупать научные материалы и приборы.

Даже и сейчас, спустя 20 лет после начала разгрома науки, государственное бюджетное финансирование зачастую не покрывает коммунальных расходов. Научные сотрудники, должны доплачивать эти расходы из своих грантов, выделенных им на зарплату и научные исследования. Образно говоря, за право проводить исследования надо заплатить из своего кармана.

Это называется «покрыть дефицит базового финансирования». И заплатив за право войти в храм науки, надо еще часть времени потратить, исполняя функции снабженца – звонить, договариваться, ехать, привозить,  оприходовать и пр. Вот вам и еще потеря части времени на отнюдь не научную работу, т.е. снижение эффективности. 

(3) Потемкинская деревня госпрограмм научных исследований, в частности, только что закончившейся ФЦП с ее формальными показателями (количество защит, количество молодых, количество статей и т.д.). Как считать эти статьи, каково их качество  – не важно, ФЦП предполагает, что все показатели должны расти. Например, 10 студентов заканчивают вуз и 10 из них участвует в научной работе в рамках ФЦП – значит, достигнут запланированный показатель 10. Даже если все 10 студентов после защиты дипломов уходят в торговлю – не важно, они уже внесли вклад в рост показателя.

ФЦП с ее фальшивыми конкурсами, абсурдными критериями и курам-на-смех результатами не ругал только ленивый. Напомню лишь, что коли ученый выигрывал конкурс и выполнял исследования, то он был обязан писать по два раза в год отчеты толщиной не менее 100 стр. Кто их читал, и кому они нужны – понятно, что никто и никому.

Все реальные результаты опубликованы в статьях в научных журналах. НО чиновник не хочет брать на себя ответственность оценивать содержание работы, он не настолько квалифицирован, чтобы понять статью. Он за большие деньги (все честно, все по конкурсу) привлекает контролирующую организацию-монитор, и организацию-куратор, мимо штата Дирекции Программ ФЦП, которые не покладая рук проверяют, напечатан ли отчет по ГОСТ правильным шрифтом и с правильными полями. И чтобы слово «рисунок» ни в коем разе не применялось в сокращении и – упаси Боже – с точкой. НЕ по ГОСТУ и переделывай!

К отчету прилагаются не менее полутора десятков документов, нотариально доказывающих, что ты не верблюд и т.п.  И чтобы все документы были по ГОСТу! А как же иначе, ведь кому надо уже заплачено за разработку регламента на научную отчетную документацию. Теперь надо исполнение регламента контролировать. Чиновник с себя снял ответственность, отгородившись регламентами.

Интересно, ведь находясь на госслужбе чиновник имеет огромные льготы и приличную зарплату, так неужели г-н министр не может найти компетентных сотрудников, заставить своих подчиненных принимать решения и нести за них ответственность? Или на службу к действующей власти идут только троечники?

Однако вернемся к научному сотруднику. Рутинная работа по составлению отчетной документации требует около 30 человеко-дней труда квалифицированного научного сотрудника. После такого труда надо бы исполнителя посылать на заслуженный отдых и восстановление нервной системы, ведь научный сотрудник не может как автомат – щелк и переключиться с рутинной на научную работу. Ан нет, это не конец, регламент часто меняется, как и состав аппарата МОН. Следовательно, сопроводительные документы, пока вы их писали, уже устарели по форме и их надо перепечатывать.

Вот вам снова снижение эффективности труда научного сотрудника за счет излишней бюрократизации. Кто в ней виноват? Тот  же самый руководящий аппарат МОН, который чтобы не брать на себя ответственность, придумал Регламент, контролеров, мониторов. Те, поднатужились, и за немалые деньги разработали эту неповоротливую машину отчетности. Все в порядке, у нас все делается по КАК БЫ объективным правилам. 

(4) Факторы научного общения. Для того, чтобы эффективно и на мировом уровне проводить исследования надо, помимо прочего,

• кооперироваться с западными и со своими российскими коллегами,
• обеспечить мобильность собственным молодым сотрудникам,
• открыть рынок труда для аспирантов и пост-доков из-за границы. 

В помощь сотрудничеству с иностранными лабораториями служат программы РФФИ.  Ранее в РФФИ существовала и программа поддержки поездок за границу, ее необходимо восстановить. Но попробуйте принять иностранца (даже из Украины или Молдавии) в аспирантуру или на позицию пост-дока. Или попробуйте оплатить командировку приглашаемому ученому из другого города. Или, наконец, попробуйте пригласить из-за границы специалиста на короткий срок. Во-первых, наше законодательство этому препятствует, нет таких статей расходов в бюджетной классификации, во-вторых, приглашенному надо платить достойную зарплату, чтобы он мог арендовать жилье и жить.

Российские молодые ученые также должны иметь зарплату, не меньшую, чем у приглашаемых, чтобы иметь возможность переезжать на временную работу из одного города в другой. Замечательно, конечно, что некоторое количество молодых научных сотрудников Академии волею Президента получили жилищные сертификаты (т.е. около 50% стоимости квартиры). Но эта разовая экстренная схема не может работать всегда, молодые стареют, а на смену им приходят новые молодые. Что же им снова давать льготное жилье?

Во всем мире эта проблема решается иначе, за счет более высокой зарплаты научных сотрудников, такой, на которую они могут арендовать жилье и накопить со временем средства на покупку жилья. Мораль: не надо сочинять специальные программы ФЦП по мобильности и давать льготное жилье, а надо просто резко повысить зарплату научным сотрудникам, чтобы они могли всецело заниматься наукой, не подрабатывая по ночам сторожами, могли платить за аренду жилья и брать кредиты на покупку жилья. 

(5) Тематика исследований и мода. Весь мир, кроме нас, занят исследованиями в области нано-…, используя технологии нано-…, дорогостоящее современное оборудование нано-…, дорогостоящие специальные помещения с контролируемым количеством пылинок на кубометр воздуха и т.д..

А что у нас? Существовавшая в СССР приборостроительная промышленность уничтожена. Практически все современное научное и технологическое оборудование нужно покупать за границей. Большинство лабораторий не имеют средств для его приобретения. Поэтому наши ученые, зачастую вынуждены заниматься другими проблемами, которые можно исследовать без применения высоких технологий.

Эти проблемы могут быть важными, результаты – блестящими, но они мало интересуют сейчас западных коллег, так сказать, они не в моде. Отсюда и еще один фактор, снижающий количество цитирований российских работ и снижающий формальную оценку их эффективности. Конечно, и качество исследований не высоко, если у вас нет современного оборудования.

Кто же в этом виноват? Бессистемная трата огромных средств в рамках прежней ФЦП, у которой не были поставлены четкие цели, не было определено какие лаборатории надо оснащать, какие направления поддерживать, решение каких вопросов нужно финансировать в приоритетном порядке. Ничего этого не было сделано, а был сделан список «КАК БЫ приоритетных направлений», под которые надо было подгонять все что делается, были сформулированы «КАК БЫ цели».

По приказу сверху (чтобы было как на Западе!) в периферийные вузы влили огромные средства, оснастили их дорогостоящим оборудованием, невесть под какие задачи и под каких сотрудников. Неужели провал ФЦП и этой акции никому не видны в Думе?  А за бессмысленную растрату огромных средств кто-нибудь из творцов ФЦП наказан? Почему Дума не попросит МОН отчитаться о результатах этого вливания в ВУЗы? И не с парадным докладом, а с заранее представленным текстом отчета на всеобщее рассмотрение. Почему Дума не попросит г-на М.В. Ковальчука отчитаться о результатах вливания грандиозных средств  в РНЦ Курчатовский институт?

Нет, господа во власти спешат начать новую эпопею, не отчитавшись о провале прежней. Отныне направления развития науки в России на несколько лет вперед будут определять сочиненные невесть кем технологические платформы. В списке этих платформ вы не найдете ни физики полупроводников, ни тех направлений, за которые получены последние нобелевские премии, ни вообще физики конденсированного состояния.

У нас в России свой путь, мы как всегда имеем свои приоритеты. Кто их выработал, где список этих экспертов? Какова их компетенция? Что полезного они сделали для общества? Неужели задача состоит в том, чтобы уничтожить физику конденсированного состояния в России, т.е. ту область  физики, в которой в России получены большинство Нобелевских премий (Тамм, Черенков, Франк, Ландау, Капица, Алферов, Абрикосов, Гинзбург). 

(6) Распыление средств, по принципу всем сестрам по серьгам, между «давно умершими» и активно работающими группами, лабораториями. Кто в этом виноват? Для групп или лабораторий внутри Академии и для их финансирования в рамках  программ РАН – безусловно, виновата Академия. Для победителей конкурсов ФЦП – виновно само МОН.

Давно назрела необходимость инвентаризации живых остатков Советской науки, да вот Академия, этого не смогла вовремя сделать. Научные советы по проблемам в рамках РАН до сих пор не смогли справиться с этой задачей. Сколько осталось «в живых»? Пока точно никто не знает, хотя задача подсчета не такая уж и сложная, было бы желание.

Например, если в живых осталось 50%, то при равномерном распылении средств вот вам и снижение финансирования вдвое и соответствующее снижение эффективности. Желание узнать про реальный потенциал есть у научной общественности, и результат получится у нее скорее, чем у Академии – Корпус экспертов уже начал подсчитывать остатки. 

Так можно ли эффективно  работать в России в науке в нынешних условиях? Увы, нет. 

А кто же виноват в неэффективности научного труда?

Эффективность  достигается при следующих  условиях:

• наличие мозгов, опыта, инициативы и стремления к исследованию,
• налаживание кооперации между Российскими лабораториями, а также кооперации с передовыми западными центрами исследований
• обеспечения современными научными приборами и инфраструктурой исследований,
• своевременного и в существенно большем размере финансирования для проведения исследований, а также для оплаты труда студентов, аспирантов.
• открытие рынка труда дли научных сотрудников, резкое повышение их зарплаты, создание условий для их  мобильности.
• создание условий для эффективной работы научным сотрудникам, дебюрократизация конкурсной и отчетной документации. 

Первые два условия зависят от самих научных сотрудников и здесь все не так уж и плохо, во всяком случае, можно ревизовать и выявить реально работающие лаборатории; часть этой работы уже сделана в рамках проекта корпуса экспертов. 

Что касается обеспечения современными научными приборами, то Центры коллективного пользования научным оборудованием, созданные в РАН, предназначены именно для эффективного  использования дорогостоящего оборудования. Другое дело, что Центры создали, похвалили, а средств на их поддержку у Академии нет. 

В течение нескольких лет созданные Центры поддерживало МОН (со всеми издержками ФЦП, описанными выше), но с 2012 г. их финансирование резко снизилось, а в 2013 г. прекратилось. Взамен финансирования состоялось заседание Президентского совета по науке от 30 апреля  2013 г. с участием Президента, на котором обсуждалось, как важны Центры коллективного пользования и как их надо поддерживать. Но что-то МОН не спешит выполнять поручение Президента об адресном финансировании Центров. 

Третье, четвертое, пятое и шестое условия зависят, в первую очередь, от МОН, Минфина, Госдумы, и в некоторой степени от Академии. Таким образом, господа из МОН, низкая эффективность научной работы в России заложена, во многом, вашими действиями или бездействием. 

Заключение

(1)   Способна ли Академия реорганизовать себя? – Маловероятно, что академики способны реорганизовать академию. Никакой директор-академик не скажет, что его институт надо сократить, и также не скажет, что надо упразднить соседний институт. Это же будет ПРЕЦЕДЕНТ и завтра до него самого доберутся!  Да и многолетняя практика подтверждает неспособность РАН к самореформированию.

(2)   Чиновникам от МОН и правительства можно доверять? Тем более НЕТ и ни в коем разе! Многократно убеждались в их умении подтасовывать цифры, манипулировать ими, лукавить и уходить от ответственности. Достаточно напомнить написанный ими самообман под названием Федеральная Целевая Программа, а также вспомнить анекдотическую  процедуру оценки проектов и конкурсов. Или вспомнить какие фирмы и кем возглавляемые выигрывали эти конкурсы. Не могу вспомнить чего-либо полезного и успешного, чего-бы добились господа из МОН за последние годы в области организации науки. 

Господа-анонимные сочинители и толкачи реформы науки, от МОН и выше! Прежде чем начинать новый погром, отчитайтесь о сделанном вами. Что хорошего вы сделали и каких успехов добились? Сообщите обществу, какие бюджетные средства затрачены на ваши преобразования. Только не вешайте нам, как Президенту, «лапшу на уши», рассказывая о росте импакт-фактора журнала «Кристаллография» или показывая ковровые дорожки в наноцентре НИЦ Курчатовского института. 

(3)   Сулят ли счастливую жизнь рядовым научным работникам уже предпринятые и планируемы инициативы МОН и правительства по реорганизации науки? Можно было бы смеяться, а можно и плакать над безумной идеей приглашения западных ученых к руководству нашими коллективами (т.н. «Мегагранты»). Кто приедет под обязательство работы на 6 месяцев в году? (…) А если вдруг приедет, он что, имеет опыт руководства научными исследованиями в позе «стоя на голове» и в наших условиях финансовой неповоротливости и тотального контроля? Для этого, извините надо прожить и проработать в России в науке не менее десятка лет. А то, что нам преподносится как блестящий результат Мегагрантов – это, извините, “made in USA, England” и пр., а вовсе не результат работы в России.

Что нам сулят реформы в первую очередь – это банальная приостановка финансирования ввиду смены вывесок. Это мы уже неоднократно проходили, МОН имеет богатый опыт задержки финансирования.

Отсюда будет первое следствие – уход студентов, аспирантов и молодых научных сотрудников, которые без надбавок получают от государства нищенские стипендии и зарплаты (3 тыс. руб. – студент, 6 тыс. руб. аспирант, 14 тыс. руб. –м.н.с. без степени). Во вторых, сокращение научных сотрудников пенсионного возраста оставит научную молодежь без руководителей и учителей. Ведь сейчас разрыв в возрасте между молодыми и опытными составляет не менее 30 лет.

Все поколения научных сотрудников, в теперешнем возрасте от 30 до 60 уехали и не вернутся. Какой урон нанесен российской науке реформами 1990-х? Новая реформа добьёт оставшихся. Заметим, что западные страны и, в первую очередь, США колоссально выиграли на бесплатном приобретении огромного количества наших талантливых ученых в 90-е годы. 

Что же у нас в активе, ведь доверять нельзя как чиновникам из МОН, так надо опасаться и матерых чиновникам из РАН, которые способны любое дело забюрократизировать и закопать!

В активе у нас (а) пока еще хорошо обученные в ВУЗах (например, на Физтехе) студенты, способные к творчеству, (б) пока еще хорошо обученные в физ.-мат. школах абитуриенты, горящие желанием открывать неизвестное, (в) оставшиеся руководители-завлабы, способные привлечь студентов, аспирантов и вести научную работу.

Несмотря на все эксперименты правительства по внедрению западных методов обучения, еще не все сломано. Такой способной и грамотной молодежи, уверяю вас, нет ни в США, ни в Европе. Недаром наши бывшие, устроенные за границей, с завистью смотрят и как коршуны ждут чего бы ухватить, когда г-да из МОН все развалят планируемой реформой. Было время в 1990-е, еще до Сороса, когда за границей ученые-энтузиасты собирали пожертвования для помощи российским коллегам. Сейчас такого не будет. Кто же даст, видя, как в России, не стесняясь разбрасывают миллионы на мегагранты и мегапроекты.

Кстати, почему в России принято делать эксперименты масштаба сразу на всю страну? Почему бы, например, господам Ливанову и пр. не послать своих детей или внуков для эксперимента поучиться в американскую школу и через пару лет сравнить их уровень знаний с уровнем оставшихся в России сверстников? Может тогда они и перестанут насаживать у нас западную систему обучения? 

Помимо студентов у нас в активе есть крепкие лаборатории со сплоченными коллективами, способные выжить в тяжелых условиях. Им надо объединяться, создавать свои гильдии и разговаривать напрямую как с академией, так и с МОН. Руководители на уровне завлабов знают лучше всех как надо организовать научный процесс и только они способны осуществить реорганизацию. 

Если сможем это сделать – выстоим, если нет – то грош нам цена и будем в вассалах ходить у власть имущих: прикажут сочинить писульку про наперед заданные направления научно-технического прогресса, под козырек, и напишем. 

5) А что же делать? Вроде и реформу откладывать нельзя, и доверять ее жаждущим порулить тоже нельзя. 

Делать вот что: 

Экспериментировать с наукой надо крайне осторожно. Урон, нанесенный фундаментальной науке в нацистской Германии, не вполне залечен до сих пор. Реальной научной единицей организации научного труда является лаборатория, а не институт. Надо инвентаризовать дееспособные лаборатории, причем с помощью независимых экспертов, своих, чужих, тех и других – не так важно.Далее, провести в качестве пилотного проекта реформу среди одного-двух десятков отобранных лабораторий и через несколько лет посмотреть на ее результат. 

Как проводить эту реформу и в чем – надо заранее подробно обсудить с научной общественностью; многие мысли уже были высказаны в поправках, предлагаемых РАН к проекту закона, и произнесены на конференции научных работников РАН 29-30 августа 2013 г. 

Хочу лишь подчеркнуть, что для рядовых научных сотрудников важно не то, кто владеет землей и зданием, а важно ликвидировать перечисленные выше факторы, тормозящие нашу научную работу. 

Надо, наконец, освободить научных сотрудников от излишней бюрократизации и тотального финансового контроля. Не надо смотреть на них как на потенциальных воров и растратчиков. Надо дать финансы на исследования тем, кто дееспособен, дать под их проекты и в таком размере, что бы они работали не КАК БЫ, а как надои не в относительном, а в абсолютном измерении. 

Наконец, надо дать им достойную, а не нищенскую зарплату, дать средства на исследования, причем дать вовремя, а не к концу отчетного года. Кому дать? Это решается системой независимой экспертизы, которая неплохо отлажена, например в РФФИ.

Прежде всего, А. Л. Асеев остановился на необходимости сохранения региональных отделений РАН в статусах юридических лиц и главных распорядителей бюджетных средств (ГРБС). «В настоящий момент региональных отделений не существует, так как согласно статье 14 проекта Закона «О Российской академии наук…», они не могут являться юридическими лицами…Мощные, эффективно работающие, востребованные в регионах научные организации лишены этой возможности», — сказал учёный, акцентировав тот факт, что Сибирское отделение «…участвует в программах социально-экономического развития всех территорий «Большой Сибири», включая Тюмень и Якутию». С ним согласился президент РАН академик Владимир Евгеньевич Фортов: «Необходимость финансовой независимости региональных отделений РАН вполне разделяется Президиумом».

Вторая часть программы А. Л. Асеева касается демократизации управленческих принципов  и процедур в Академии. Руководитель СО РАН высказался за ограничение не более, чем двумя сроками, пребывания на руководящих должностях и за возрастные цензы для них; за разделение постов директоров и председателей учёных советов научных организаций; за установление молодёжных квот в органах коллегиального управления, а также за введение нового статуса «профессора РАН». Для реализации этих нововведений, считает А. Л. Асеев, требуется переходный период в 2-3 года.

Третий пакет предложений руководителя СО РАН касается, с его слов, «мер по коренному улучшению положения российской науки». Опорной точкой А. Л. Асеев считает необходимость разработки нового Закона о науке и научно-технической политике России, в подготовке которого должна активно участвовать Академия наук. Внесённый же в Госдуму законопроект он назвал «деструктивным и несущим угрозы для репутации и научно-технического потенциала всей страны». Одновременно с этим председатель Сибирского отделения РАН считает необходимым проведение независимого аудита эффективности проектов и программ Минобрнауки: «Мы знаем, что нам обещали, финансируя «Роснано» и «Сколково», теперь пора разбираться по существу». «Мы должны требовать отхода от подавления академического сектора науки», — считает А. Л. Асеев, предложивший установить  для МОН, прежде всего координационные и информационно-сервисные функции, а также  обратить внимание на опыт Китая, где практикуется  поощрительное финансирование тех институтов Академии наук КНР, которые успешно выполняют  государственные программы и заказы.

В номере:

• «Без науки России – труба» – материалы двухдневной конференции научных работников РАН.
• «Иногда лучше жевать, чем говорить» – репортаж с публичных слушаний в Общественной палате области.
• «Кто «жирует» на самом деле» – наш обозреватель сравнивает зарплаты ученых и чиновников.
• «Чаушеску перед гибелью тоже разогнал академию наук» – академик Роальд Сагдеев о «реформе РАН».
• «Нужно Обращение к народу» – из выступлений на круглых столах газеты «Континет Сибирь».
• «Не все в науке можно измерить индексами Хирша» – интервью с ректором НГУ Михаилом Федоруком.
• «Шоковая терапия науки» – нашумевший доклад директора института США и Канады Сергея Рогова (см.также полный текст http://academcity.org/node/16).
• «Обращение к депутатам Государственной думы и всем гражданам России в связи с готовящимся развалом Российской академии наук" - Годунов С.К.  академик РАН, Лауреат Ленинской Премии СССР; Диканский Н.С., академик РАН, Лауреат Государственной премии России; Ляхов Н.З., академик РАН, депутат Совета депутатов города Новосибирска  (см. также http://academcity.org/node/136).

С этими и другими материалами можете ознакомиться в прилагаемой электронной версии газеты.

Президент РАН Владимир Фортов уверен, что нынешняя схватка вокруг Академии наук затрагивает только одну десятую часть проблем национальной научной и инновационной политики. Он предлагает власти и обществу шире посмотреть на ситуацию в научно-технической сфере России

Затеянная правительством реформа Российской академии наук, вызвавшая массовый протест научной общественности, в одном оказала положительное воздействие. Она спровоцировала дискуссию о судьбах российской науки и всей научно-инновационной триады: фундаментальной науки, прикладной науки, инновационного бизнеса и наукоемкой промышленности, чего, пожалуй, авторы реформы вряд ли ожидали. Попытка непродуманного реформирования РАН заставила внимательнее присмотреться к тому, что вообще сделано в последнее десятилетие в научной и инновационной сфере.

На фоне провалов, которые явно ощущаются в российской научно-инновационной политике, перечень претензий, предъявляемых академии (она, мол, неправильно распоряжается своей собственностью, какие-то площади не так сдает в аренду), выглядит мелочными придирками. Казалось бы, правительство создало практически все институты, необходимые для полноценного функционирования научно-инновационной системы в России. Все, что мы могли позаимствовать в странах с развитой инновационной системой, мы позаимствовали. Однако система работает с поражающей воображение низкой эффективностью. Вряд ли в этом виновата РАН. В ходе начавшейся дискуссии многие академики отмечают, что одним из немногих институтов, все еще сохраняющих работоспособность, как раз и является Академия наук, последний осколок советской научно-инновационной системы. Тогда, естественно, возникает вопрос: может быть, надо не только заимствовать институты за рубежом, но и искать примеры успешных субъектов научной и инновационной деятельности внутри России, тиражируя затем их опыт?

Именно об этом мы решили поговорить с президентом РАН академиком Владимиром Фортовым. Предлагаем высказаться на наших страницах сторонникам всех точек зрения на эти проблемы.

Кажется, теперь ясно, что время кулуарных решений по такой важной проблеме, как инновационное развитие нашей страны, прошло, нужна открытая и профессиональная дискуссия со всеми участниками процесса. Некоторое время назад мы писали об инновационном политическом вакууме, об исчерпанности прежней инновационной повестки и отсутствии новой. Борьба вокруг реформы РАН акцентировала ситуацию.

В начале нашего разговора с Владимиром Фортовым мы попросили его сформулировать, в чем суть начавшейся дискуссии и почему ее исход так важен для судеб науки.

— Конечно, дело не в собственности. Проблему собственности я бы оценил как десятую часть всей проблемы. Академия наук вообще своей собственности не имеет. Вся собственность государственная. Она передана РАН в оперативное управление и в хозяйственное ведение для исполнения основных функций. Для проведения научных исследований. Академия наук не имеет права ничего делать с этими материальными активами без разрешения Госкомимущества.

На самом деле конфликт вокруг Закона о РАН более глубокий. Он носит принципиальный характер. Обсуждения фокусируются вокруг вопроса, на каких принципах должны быть организованы научные исследования в России.

Сейчас в РАН они осуществляются в научно-исследовательских институтах. Их около четырех сотен. Это высококвалифицированные коллективы со своими школами, своими лидерами. Тот способ управления, который сегодня принят в Академии наук, как показывает практика и история академии, оказался очень эффективным для нашей страны. За триста лет истории академия прошла несколько разрушительных трансформаций. Можно вспомнить революцию — академия устояла. Великую Отечественную войну, за время которой бюджет академии не только не упал, а увеличился на двадцать процентов. Хрущевские пируэты с передачей фундаментальных НИИ из академии в совнархозы. Это все академия перенесла. И сегодня в России наша академия, как показывают жизнь, статистика и мнение самих ученых, — это наиболее дееспособный способ организации научных исследований. Почему? Потому что в нем заложены проверенные жизнью демократические принципы управления. У нас все должности, от младшего научного сотрудника до президента, — выборные. Буквально все. Президент академии не может приказать, он только утверждает распоряжения коллегиального органа — Президиума. Система академических свобод отработана веками. Она была принята еще в университетах средневековой Европы. Корни академической демократии оттуда. Как показывает опыт, если чиновники вмешиваются в процесс управления наукой, наука гибнет. Повторяю, это не мы придумали. История науки — это история борьбы за независимость, за самоуправление. Этот принцип является центральным в дискуссии, которая сейчас ведется вокруг судеб академии. И он подвергается сегодня атакам чиновников. В первоначальном варианте закона, о котором мы сейчас с вами ведем речь, черным по белому было написано, что Академия наук становится клубом ученых. А институты от нее отделены и попадают в подчинение Агентства по управлению имуществом. При этом предполагалось, что их директора не выбираются, а назначаются агентством. Пока же в академии директора институтов выбираются коллективом, потом утверждаются на отделениях и на Президиуме. То есть специалисты в какой-то области, скажем, физики или математики, обсуждают этого человека и решают, способен ли он руководить институтом именно как профессионал, а не как «эффективный менеджер». Мы считаем, что профессиональная основа должна быть главной в этом деле.

Именно разрушительный характер предлагаемых изменений, покушение на академические принципы и свободы вызвало такую обостренную реакцию научного сообщества. Я должен сказать, что эта реакция была для многих неожиданной. Для меня тоже. Потому что Академия наук — это собрание творческих людей, людей со своей индивидуальностью, своими характерами, часто очень непростыми. Но фактически все, кроме, может быть, нескольких холуйствующих персонажей, выступили против этой реформы именно в таком предложенном чиновниками разрушительном виде.

— Давайте несколько расширим рамки нашего обсуждения. Все говорят, что задача академии — проведение фундаментальных исследований. Это, конечно, так. Однако фундаментальные исследования, как мы видим на примере других стран, могут осуществляться и в национальных лабораториях, и в университетах, и даже в частных компаниях. Но есть одна функция, которая принципиально важна, — это функция прогностическая и экспертная в сфере научно-технической политики. Может ли академия ее выполнять? И кто, кроме академии, может ее выполнять в современной России?

— Я убежден, что Академия наук — это наиболее подходящая в сегодняшней России с ее нынешними реалиями научная организация для выполнения этих функций. Почему? Потому что она основана на самоуправлении и независима от вненаучного влияния. Но как только вы подчините Академию наук не ученым, а чиновникам, вы лишитесь независимой экспертизы. Чиновник продавит любое решение. Чиновник есть чиновник.

Но если вы меня спросите, как лучше организовать исследования или разработки в прикладной науке, то я вам скажу, что Академия наук для этого приспособлена хуже, чем прикладные институты. Когда нужно к определенному сроку сделать какое-то железо, провести испытания, вовремя поставить ракету на стартовый стол в Байконуре, тут должна быть очень жесткая административная вертикаль.

Другое дело, что академия — это не башня из слоновой кости, мы тоже проводим прикладные исследования. Проблема в том, как соблюсти разумные пропорции между прикладными и фундаментальными исследованиями.

За последние двадцать лет произошло сильное разрушение прикладной науки. В советское время Академия наук составляла десятую часть всего научно-технического комплекса. Девяносто процентов — это система прикладных НИИ, КБ, которые управлялись соответствующими министерствами. Именно прикладные НИИ несли ответственность за научно-технический прогресс в каждой конкретной отрасли. И когда министр какой-нибудь отрасли отчитывался за свою работу, у него в отчете была позиция, где надо было указать, как у него дела с наукой, сколько денег выделено, какие результаты получены и так далее. Сегодня у нас совсем другая ситуация. Большинства прежних министерств нет. Соответственно, развалились многие прикладные НИИ. Они либо приватизированы, либо сменили профиль, либо просто исчезли. А их было около пяти с половиной тысяч. Они работали в спарке с академией и выполняли очень важную функцию доведения разработок до действующего железа. Это очень тяжелая работа: проектирование, изготовление, подбор материалов, испытания, стандарты и многое другое.

— В каком-то смысле это бо́льшая часть пути.

— Она и составляет эти самые девяносто процентов. И сегодня мы этой части почти лишились. Важно, что остались государственные научные центры. Их надо поддерживать, потому что они находятся в более тяжелом положении, чем Академия наук. Сегодня общественное мнение при обсуждении проблем науки сфокусировано на Академии наук. Просто потому, что, грубо говоря, от других мало что осталось.

— Каким вы видите решение этой проблемы? Ведь кто-то должен собирать картину в целом. Кто-то должен прогнозировать научно-технический прогресс и отслеживать его на всех стадиях.

— Совершенно верно. Это должен делать государственный комитет по науке и технике. Что и было раньше. В управленческой иерархии Советского Союза и ранней России государственный комитет стоял над министерствами. Тогда было четыре государственных комитета. Один из них — Государственный комитет по науке и технике, ГКНТ, — отвечал за всю науку и осуществлял ее координацию. Я был председателем ГКНТ. Я могу сказать, что это очень тяжелая и очень ответственная работа, цель которой исключить дублирование в разных секторах, координировать масштабные, разноплановые работы, разрабатывать перспективы развития и контролировать реализацию планов научно-технического развития в прикладном секторе науки, включая оборонный. Его работой сейчас почти никто не занимается. Сейчас Министерство науки занимается Академией наук и высшей школой, а ведь главное, как я считаю, в другом.

— Получается, что на этих самых девяноста процентах расстояния от научной идеи до ее реализации в промышленности и на рынке системной политики просто нет. Никто в целом картину не видит? Могла бы академия помочь здесь именно как институт?

— Конечно, Академия наук здесь может быть очень полезна. Но одни мы этого сделать не можем. Надо дружно работать с органами исполнительной власти, министерствами, ведомствами, бизнесом, для которых это стало очень трудной задачей. Раньше была директивная система: я ставлю вам задачу, даю ресурсы и определяю сроки. А вы обязаны выполнить. Сегодня — рынок. Приказать нельзя. Управление экономическое. Оно, с одной стороны, более эффективно. Но с другой — оно требует значительно больших знаний и большего умения.

— Ощущаете вы спрос со стороны нынешней политической элиты на решение этих вопросов?

— С каждым годом этот спрос, по-моему, растет. Но он все еще недостаточен. К сожалению, очень многие решения и проекты проходят мимо нашей экспертизы. И это, конечно, удивительно, потому что, с моей точки зрения, приносит очень большие потери нашей стране.

Более того, совершаются действия, которые прямо противоречат экспертной роли Академии наук. Например, архитекторы реформы академии, которую мы с вами обсуждаем, утверждают, что цель реформы — сделать Академию наук главным экспертным органом: там профессионалы, там люди всех специальностей, поэтому они способны оценить последствия принимаемых решений с точки зрения науки, экономики, безопасности и тому подобное. Вроде все правильно, но такой важный вопрос, как реформирование самой науки, попытались решить втайне, без нас. Вот ответ на ваш вопрос о востребованности научной экспертизы. Хотя, например, в Америке до двадцати процентов стоимости проекта тратится на стадию экспертизы, оценки. У нас, конечно, этого еще нет.

— Есть еще проблема измельчания этого запроса. Задачи, которые стояли перед страной в пятидесятые-шестидесятые годы, ставились в том числе и перед Академией наук, они были более масштабными и в этом смысле соответствовали интеллектуальному потенциалу академии. Сейчас таких больших проектов нет.

— Большие проекты типа космического, ядерного были продиктованы не какими-то амбициями, а просто необходимостью выживания страны. Я, например, хорошо помню, что, когда был школьником, все были уверены, что на нас нападут американцы. Сейчас так никто не думает. И слава богу. Сегодня проблемы носят скорее экономический характер и их часто ставят перед наукой крупные корпорации.

Вообще, организация научных исследований и техническая политика — это, конечно, одна из ответственнейших задач государства. Здесь сосредоточены очень большие риски, но и очень большие перспективы, которые могут быть реализованы в том случае, если вы правильно все рассчитаете и сделаете.

Но опыт показывает, что работу по выбору направления научно-технического прорыва хорошо обсуждать, когда прорыв уже сделан. На самом деле нет какой-то готовой дорожной карты, которая может подсказать, что так прорыв произойдет, а так не произойдет. В каждом конкретном случае поиск направлений прорыва — это очень сложное дело, сродни искусству. Мы должны поддерживать высокую научно-техническую и образовательную культуру в стране, и тогда будут возможны прорывы даже там, где мы сейчас не в состоянии их предсказать. Но если мы перестанем понимать, что делают в науке другие люди в других странах (а это вполне возможно, потому что уровень образования падает, интерес к науке падает), тогда действительно наступит трагедия. Но пока в России есть области науки и техники, где мы вполне конкурентоспособны. Во многом эти области сосредоточены в РАН.

Обязанность руководителей страны — сделать так, чтобы ученые могли свободно заниматься наукой. Им интересно, и они этим занимаются. А если говорить: или ты откроешь элементарную частицу ко второму кварталу 2014 года, или мы тебя закроем, — то это никуда не годится. Это предельный примитивизм. А замена академических свобод администрированием, о чем мы говорили, как раз сильно отдает именно такой логикой отношения к науке, когда администратор начинает диктовать ученому свои условия.

— Но министр предлагает перестроить всю организацию науки и поддерживать лаборатории, а не институты. Есть даже программа поддержки тысячи лабораторий.

— Как академик Павлов говорил после революции, «на собачках бы вначале попробовали, на собачках». Действительно, наука делается в отдельных лабораториях. Но лаборатория не может существовать отдельно от института. Это показывают примеры наших крупных институтов, например ленинградского Физтеха, Физического института РАН. Это большие коллективы, где под одной крышей собраны специалисты разных специальностей. И сегодня одна лаборатория эффективно работает, завтра другая. Бывают прорывы, потом бывают спады. Не закрывать же из-за этого лаборатории. Тем более что иногда результатов, прорывов приходится ждать очень долго. Возьмите Перельмана. Он очень долго работал по своей теме в Академии наук, пока не получил выдающийся результат, потому что именно в РАН у него была такая возможность. Никто его не дергал и не говорил: выполняй план, а то закроем. А потом у него произошел прорыв. Так же было у Эйнштейна. Но давайте посмотрим, как будет развиваться эта инициатива с лабораториями. Это может быть интересный эксперимент.

— Как говорят некоторые критики академии, одна из ее проблем в том, что организация РАН жестко привязана к традиционным научным направлениям — физике, химии, биологии и так далее, а сейчас очень многие интересные исследования осуществляются в междисциплинарных сферах.

— Все ровно наоборот. В чем сила Академии наук? Кроме свободы научного творчества и возможности обмена идеями она состоит в том, что здесь под одной крышей собраны все научные дисциплины. Буквально все. Это дает уникальные возможности.

— И есть какой-то более или менее регулярный механизм обмена научными идеями?

— Разумеется. Таких механизмов у нас множество. Например, на заседаниях Президиума Академии наук каждую неделю выступают представители разных научных направлений с научными докладами. Их слушают представители самых разных научных направлений. Ежегодно академия проводит десятки научных конференций по широкому спектру научных направлений. У нас издаются журналы широкого профиля, где есть статьи по биологии, по физике, по математике, по вычислительной математике и так далее. Я утверждаю, что другой такой научной структуры, способной к самому широкому междисциплинарному общению, в России нет.

— В последние годы сложилось так, что политическая элита, которая принимает решения, в большей степени гуманитарная. А научная и технократическая элита оказалась не у руля.

— Дело в том, что у нас ученые моего поколения и старше не привыкли себя рекламировать и продвигать в СМИ. Мы не привыкли бороться за свое дело. Почему? Потому что раньше наука и без нашей борьбы была визитной карточкой государства, частью государственной идеологии. За границей совсем по-другому. Там ученые сами объясняют обществу, чем они занимаются, что это дает обществу, почему это важно, как это интересно. Я почетный член Американского физического общества. Там, когда приезжаешь на конференции, очень большой раздел посвящен тому, как представить наши результаты обществу, как доказать ему, что проводимые исследования необходимы. Кризис, вызванный новым законом, и вызванный им протестные акции показали, что и наши ученые стали понимать: в нашей сегодняшней системе нужно бороться за свои идеи, за свои интересы.

А пока во всем мире за учеными идет настоящая охота. Толковых, талантливых людей выявляют на конференциях, по статьям в журналах, предлагают хорошие условия работы, облегченные условия для получения виз и тому подобное. А у нас люди вынуждены были уезжать и до сих пор смотрят скептически на то, что происходит. Это одна из ошибок руководителей науки, которые это допустили. Я надеюсь, что ситуация начнет исправляться.

— Советский Союз был одной из самых сциентистских политических систем в мире.

— Да, это так. В тридцатые годы наш Нобелевский лауреат академик Капица на вопрос профессора Конкрофта, почему он поддерживает власть в Советском Союзе, ответил: «Потому что там созданы наилучшие условия для науки».

— В девяностые годы произошел откат. Мы помним волну антисциентизма, антинаучных настроений. Но сейчас снова пробуждается интерес к науке и у общества, и у власти. При всех издержках…

— Я согласен с вами. Эта волна проходит. Но именно сейчас возникает этот закон, который ни с кем в научном сообществе не был согласован, который никто не обсуждал. А ведь в традициях науки открыто обсуждать даже самые трудные и острые проблемы. От широкого обсуждения была бы польза всем. Тем более что в академии нет настроя на политическое противостояние. Именно ученые больше всех заинтересованы найти оптимальные траектории развития науки. И мы, кстати, этим занимались как минимум полгода, пока шли выборы президента РАН. Нас было трое претендентов, и ни один не сказал, что мы оставим все как есть. Каждый предлагал свою программу реформ, я в том числе. И мы собираемся проводить реформы энергично и быстро.

— В последние годы происходило некое противопоставление университетов, университетской науки и академии. Понятно, что университеты и научные школы друг другу нужны. Одно без другого существует не очень хорошо. Что может предпринять РАН для того, чтобы плотнее объединиться с университетами?

— Я считаю, что противопоставление академической и университетской науки противоестественно. Я очень рано, в шестнадцать лет, поступил в Физтех, в котором такое объединение было предусмотрено с момента его создания. Создатели Физтеха — академики Христианович, Соболев, Семенов, Капица — предложили, чтобы будущие ученые обучались не у преподавателей, которые читают книги тех, кто сам работает в науке и потом передает это студентам. Так происходило и происходит в традиционных вузах: некто сделал открытие в Академии наук, потом написал статью, потом эта статья попала в обзор, потом она попала в книгу, ее прочитал преподаватель и рассказал студенту. А учились у самих активно работающих ученых. Отцы-основатели Физтеха сказали: пусть студенты сразу попадают туда, где делается наука. И я со второго курса уже был в очень закрытом почтовом ящике, сейчас это Центр имени Келдыша, который делал ракеты, ядерный ракетный двигатель. Поэтому для меня эта система прямой передачи знаний абсолютно естественна. Я себе никогда не представлял, что нужно придумывать что-то другое, если вы хотите подготовить высококвалифицированного ученого. А вот если вы технолога хотите подготовить — это другое немножко.

— Но одного Физтеха мало.

— Одного Физтеха мало. Поэтому появились другие аналогичные вузы. Например, университет Жореса Ивановича Алферова в Петербурге. Он построен по этому же принципу. Новосибирский университет в Академгородке. Это просто копия Физтеха. По этому пути надо просто идти смело и не изобретать велосипед. Сегодня говорят, давайте дадим деньги университетам, чтобы они вошли в топ ведущих вузов...

— Говорят и дают.

— Всякое даяние благо. Хорошо, пусть развиваются университеты. Но надо поддерживать все работающие структуры. Мы не настолько богаты, чтобы, создавая новое, ломать хорошо работающие структуры. Поэтому для меня этот вопрос надуманный. Я искренне не понимаю, в чем здесь такая гениальная идея, которая озарила наших начальников. На Физтехе, в МИФИ, в Новосибирске такая система — соединить науку и университет — успешно работает десятки лет.

— Как Академия наук собирается организовать реализацию мегасайнс-проектов, которая сейчас активно обсуждается, особенно в связи с взбаламутившим научную общественность возможным объединением пятнадцати физических институтов, в том числе академических, занимающихся этими проектами, в отдельную структуру с выходом их из академии.

— Эта идея давно обсуждается. И существует бумага, которую подписал предыдущий президент академии, где предлагается начать работать по такой схеме. Я не против, чтобы работы по мегасайнс-проектам были скоординированы. Но мы в Академии наук против того, чтобы институты, которые участвуют в этом проекте, меняли ведомственную принадлежность. То есть мы против создания еще одной структуры, которая и не академия, и не Курчатовский институт, а нечто другое, куда они переходят. По такому принципу сделано Общество Гельмгольца в Германии: существует министерство науки, и существует Общество Гельмгольца, объединяющее крупные научные центры. Но эти центры на самом деле являются моноцентрами, каждый из них создан вокруг какой-то одной крупной установки, может быть, двух. Скажем, DESY — это лазер на свободных электронах. Или GSI — центр тяжелых ионов с большим ускорителем. В каждом центре один мегасайнс-проект, и всё. У нас же речь идет о другом. У нас каждый институт занимается работами во многих направлениях. Скажем, Институт прикладной физики академика Литвака в Нижнем Новгороде. Великолепный институт. Там часть работ ведется по мегасайнс-проекту ELI — по созданию лазерной системы экзаваттного уровня мощности. Но кроме этого они еще занимаются океаном, электроникой, физикой плазмы, нелинейной наукой, то есть проблемами, которые к мегасайнс прямого отношения не имеют. И если их отдать только под мегасайнс, увести из академии, это на пользу дела не пойдет.

Мы предложили другую схему. Мне она кажется более содержательной. Как делалось раньше при решении крупной задачи? Скажем, при создании межконтинентальных баллистических ракет? Например, государство дает техническое задание: сделайте ракету дальностью семь тысяч километров с весом боеголовки пять тонн. И дальше происходит следующее. Создается научно-технический совет главных конструкторов: нужно разработать топливо — подключают Институт химической физики Академии наук. Институт химической физики имеет много разных направлений. Но те, кто понимает в ракетных топливах, будут работать по этой тематике. А все остальные будут продолжать работу по своей. Другой институт выделит специалистов по какой-то другой ракетной тематике, третий еще кого-то. Так и по мегасайнс-проектам: не надо из-за одной, пусть даже очень важной задачи всех специалистов каждого из институтов переводить туда. Они будут лишними. В этом отличие организации работ по мегасайнс у немцев и у нас.

Есть проблема? Есть. Деньги есть? Есть. Создавайте совет из специалистов. Пусть они скажут, что этому институту мы дадим такие-то ресурсы, другому — другие, третьему — еще что-то. Остальные их сотрудники войдут в другие проекты. Например, по созданию подводной лодки. И с этим проектом будет то же самое. Но мы не разрушаем таким образом сложившиеся институты. Как я понимаю, руководители пятнадцати институтов, которые принимали решение об организации работ по мегасайнс-проектам, именно это имели в виду. А если под каждую задачу мы будем делать новую организационную структуру, это будет очень тяжелая управленческая конструкция, лишняя бюрократия и мало толку.

Реформировать РАН: с какой целью, в чем и как?

На анкету ИНИОН РАН ответили около тысячи ученых Академии наук

Законопроект о реформе РАН вызвал возмущение – почему планы реформирования не были вынесены на обсуждение научной общественности? Своей анкетой Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН восполняет тот беспрецедентный пробел – получены развернутые ответы 30 академиков, 32 членов-корреспондентов, 498 докторов наук, 51 директоров, 42 заместителей директора, 28 ученых секретарей институтов и других ученых – всего около тысячи сотрудников РАН.

Научная обработка собранного материала стартовала: начала действовать рабочая группа в составе гл.н.с. Математического института им. В.А. Стеклова РАН, академика А.В. Кряжимского, зав. Отделом научного сотрудничества ИНИОН РАН В.И. Герасимова и руководителя Центра социальных научно-информационных исследований ИНИОН РАН д.полит.н. Д.В. Ефременко.

Предлагаемый вашему вниманию текст – не является результатом научной работы этой группы, это скорее – «эскиз» в публицистическом жанре: из ответов выбраны примечательные микрофрагменты, и из них сложена качественная кар-тина. В силу срочности работы обзор был ограничен только полутысячей ответов. Так, достигнуто 15-кратное текстовое сокращение, но объем, все равно, оказался большой. Работа выполнена пресс-службой Президиума РАН (С.А. Шаракшанэ).

Совокупный материал ответов имеет две главные ценности. Ценность пер-вая: Академия получает хороший «подстрочник» для формирования в дальнейшем конкретных программ реформирования. Ценность вторая: обнажается политиче-ская безответственность авторов «законопроекта», которые вознамерились ломать судьбу Академии, прикрываясь риторикой реформирования, при этом не зная, не понимая и игнорируя тот огромный фронт действительно необходимых конкретных преобразований в сфере исследований, который очевиден тысячам и тысячам специалистов РАН, отдавших годы жизни своей профессии. Со спесью средневековых феодалов эта горстка авторов посчитала свое мнение выше целой отрасли, причем какой – отрасли знаний! Такое действо противоречит духу и букве Конституции!

Отозвать подготовленный без участия самого научного сообщества и принятый Госдумой в нарушение ею же установленных регламентов в 2-х чтениях Закон о реформе РАН и дать возможность самим ученым без спешки разработать комплекс разумных мер по повышению качества результатов научных исследований (Л.А. Конарева).

Это высказывание стало стержневым для всего нашего текста. Каков этот «комплекс мер»? Ответы участников дают следующую картину.

Полный текст опроса в приложенном документе.

ОБРАЩЕНИЕ к депутатам Государственной Думы и всем гражданам России в связи с готовящимся развалом Российской академии наук

Уважаемые сограждане!

Последняя инициатива правительства в отношении Российской академии наук свела на нет оставшиеся в научном сообществе иллюзии относительно курса, выбранного нашими властями. Сегодня только глубоко наивный человек может поверить официальной версии о безусловном благе предложенных реформ академической науки. Подлинные цели «реформаторов» для нас ясны и прозрачны. В сложившихся условиях делать вид, будто мы, представители науки, не осознаем подлинного смысла навязываемой нам законодательной инициативы -  не только бессмысленно, но и в высшей степени унизительно. Если правительство в столь пренебрежительной форме позволило себе сделать этот шаг, значит у власти не было и нет адекватного понимания долгосрочных последствий данного решения, а равно и осознания своей ответственности за будущее страны.

Подчеркиваем, что законопроект о так называемой «реформе» РАН, обставленный некорректными высказываниями со стороны некоторых членов правительства, не имеет никакого отношения к развитию науки в нашей стране. Мы могли бы смириться с любыми издержками, если бы действительно видели в этой инициативе властей искреннее стремление поработать на общее благо. Однако данная инициатива, в чем у нас нет ни малейшего сомнения, является чудовищной по своему цинизму попыткой прибрать к рукам имущество Академии наук в угоду меркантильным интересам отдельных «эффективных менеджеров», не имеющих к самой науке никакого отношения. Это приведет к тому, что Академия наук, как целостная система, будет разрушена.

Именно так мы вынуждены рассматривать истинный смысл предложенной «реформы» РАН – как недвусмысленный намек научному сообществу на то, что его деятельность в глазах власть имущих уже не имеет никакой ценности. Единственная ценность для них – это имущество Академии. «Мозги» и таланты, профессиональные компетенции нынешнему руководству теперь не нужны. Отсюда мы резонно заключаем неизбежность сворачивания государственного финансирования научной деятельности, в чем мы усматриваем реанимацию преступной и антигосударственной логики «лихих» 1990-х. Мы отдаем себе отчет в том, что наука воспринимается нынешними «эффективными менеджерами» - в силу их низкой компетентности и управленческой культуры – как «непрофильный» актив, с которым у них нет ни малейшего желания работать, а равно и нет ни малейшего понимания того, как использовать науку в стратегических целях, в целях экономической модернизации и инновационного развития. Отсюда их стремление оправдать собственную некомпетентность «переводом стрелок» на ученых, якобы не способных эффективно работать и оправдывать вложенные средства. У нас нет ни малейшего желания отвечать на эту демагогию. Как показывает общественная реакция, граждане России прекрасно понимают на что реально направлены усилия властей, и сегодня научному сообществу они доверяют больше, чем правительству.

Данное обстоятельство упорно игнорируется нашими законодателями в Государственной Думе, на которых в равной степени ляжет ответственность за уничтожение российской науки в случае принятия этого закона.

Мы обращаемся к народным избранникам, а также к их избирателям с предложением осознать реальные последствия такого шага. Вопрос не в том, к кому отойдет имущество Академии. Вопрос в том, что после того, как закон будет принят, у представителей научного сообщества исчезнут все – абсолютно все! – мотивации для продолжения деятельности в родной стране. Мы вынуждены напомнить, что на сегодняшний день единственная ниточка, которая удерживает серьезных ученых от отъезда за рубеж – это исключительно моральные основания, надежда на то, что наша страна выйдет на путь развития, инновационного развития. Инициатива по «реформированию» РАН рубит эти надежды на корню – окончательно и бесповоротно!

Фактически правительство своими действиями подталкивает ученых к отъезду за рубеж, а соучастниками этой колоссальной утечки «мозгов» становятся депутаты Государственной Думы.

После этого просто нелепо звучат заявления государевых мужей о развитии страны, об ее величии и процветании. И с какой иронией зарубежные элиты после всего этого отнесутся к официальным потугам наших властей встать вровень с развитыми странами. «Банановой республике» укажут ее место. И это место будет не в элитном клубе, а в комнате для прислуги. Для наших граждан сейчас настает момент окончательного прозрения, момент истины!

Уважаемые соотечественники – граждане России, если Вас не устраивает жизнь в нефтегазовой «Банановой республике», напомните своим избранникам в Государственной Думе, в такой ли стране Вы собираетесь жить. Устроит ли Вас, когда умные и образованные люди уедут из страны за рубеж, а их место заполнят малограмотные выходцы из ближнего зарубежья? Если Вы не желаете жить в стране, являющейся сырьевым придатком Европы, то заявите свою волю сейчас. Ваше безразличие сегодня обернется большими потерями завтра и поставит под вопрос судьбы ваших детей, будущее России.

Присоединяясь к защите Российской академии наук, Вы выбираете свое будущее – нормальное будущее цивилизованных граждан, живущих в цивилизованной стране.

Годунов Сергей Константинович, академик РАН, Лауреат Ленинской Премии СССР

Диканский Николай Сергеевич, академик РАН, Лауреат Государственной премии России

Ляхов Николай Захарович, академик РАН, депутат Совета депутатов города Новосибирска