Доклад Алексея Серьезнова – научного руководителя ФГУП «СибНИИА им. С.А. Чаплыгина» – об аэроэстакадном транспорте буквально в тот же день вызвал бурное обсуждение в Сети. Напомню, что доклад прозвучал утром 7 февраля на круглом столе «Наука – городу Новосибирску» в Выставочном центре СО РАН. Информация об этом уже через несколько часов появилась на федеральных новостных порталах. И вот тут-то началось. Среди наших новосибирских общественных деятелей сразу появились «специалисты» по физике, которые стали выдавать свои отрицательные рецензии по поводу  «самолета-поезда». По-хорошему, рецензировать надо было сами новостные заметки. Но новосибирские общественники пошли дальше и принялись разоблачать (как им казалось) специалистов «СибНИИА». Из их слов следовало, что почтенную публику (включая и самого председателя СО РАН Александра Асеева) охмуряли развесистой «клюквой», и наши ученые как бы на это «повелись».

Вообще, надо заметить, что наши общественники – люди по натуре своей весьма остроумные.

 Если бы лет тридцать назад кто-нибудь из специалистов изложил перед ними идею Интернета или рассказал про мобильную связь, то он наверняка вызвал бы бурю ехидных острот.

В самом деле, о каком Интернете и мобильной связи мы могли думать в те времена, когда пользовались катушечными магнитофонами и звонили с таксофонов по две копейки за звонок? Свои представления о беспроводной связи мы черпали разве что из фильмов про советских разведчиков, пытавшихся из вражеского тыла докричаться по рации до штаба: «Ромашка, Ромашка, ответь – я Тюльпан! Ромашка, ответь…». Какой уж там мобильник? Это изобретение показалось бы на уровне фантастики.

Вот точно такая же история получается и с аэроэстакадным транспортом: «Дас ист фантастиш! Нереально!», – рвет глотку наш общественный деятель, каждый день трясущийся на колдобинах. Его реальный опыт никак не соотносится с увиденной картинкой. Чего греха таить – за тридцать лет на наших дорогах совсем ничего не поменялось. НИЧЕГО! Мы продолжаем ездить на таких же автобусах, на таких же трамваях, троллейбусах и электричках, что и раньше. И самое ужасное – по точно таким же дорогам! Для нас даже знаменитый «Сапсан» – все еще экзотика и причуда для богатеньких депутатов Госдумы. А тут  вдруг выходит специалист и начинает рассказывать вам про скоростной чудо-поезд, способный за шесть-семь минут доставить вас от Речного вокзала до Академгородка. Круче всякого «Сапсана». «Ну нет, – кричим мы в ответ, – быть такого не может! У нас вон на федеральных трассах выбоины, а на Красном проспекте вообще колею продавили. А вы тут с какими-то аэроэстакадами».

Короче, скепсис во многом понятен. Хотя на самом деле в этой технике нет ничего чудесного и авантюрного.

Во Франции такими «летающими» поездами стали заниматься еще в 1960-е годы. Талантливый французский инженер Жан Бертен, работавший в аэрокосмической области, решил перенести принцип аэроглиссера на железную дорогу. Идея была поддержана самим президентом Шарлем де Голлем.

 Так во Франции появился знаменитый «Аэротрейн», для передвижения которого был создан испытательный участок монорельсовой трассы «Париж – Галлардон – Шартр». Первая такая машина приводилась в движение обычным авиационным двигателем мощностью 250 л.с. с пропеллером, развивая скорость 200 км в час. Следующий «Аэротрейн» был уже оборудован реактивным двигателем, позволявшим разгоняться до 350 км в час. Последующие образцы мчались уже со скоростью 420 км в час. Для наземного транспорта по тем временам это было действительно чудо. Ввиду очевидных успехов была предложена прокладка целой сети линий: «Париж – Орлеан», «Париж – Лион», «Орли – Этуаль», «Брюссель – Женева».

Все сложилось бы удачно, если бы не смерть президента Жоржа Помпиду, лично курировавшего данный проект. Новый президент – Жискар д’Эстен – отдал предпочтение проекту TGV: известным нам теперь скоростным поездам, которые двигались по обычным железнодорожным путям, без эстакад (как наш сегодняшний «Сапсан»).

Казалось бы, идея умерла. Тем не менее, над проектами «Аэротрейнов» работают в Японии и в США. Так, несколько лет назад было показано испытание японского «летающего поезда-робота». Наши новосибирские конструкторы, занимающиеся «самолетами-поездами», в этом плане находятся, так сказать, в нормальном тренде инновационных разработок. Причем важно подчеркнуть, что они используют наработки, применявшиеся в отечественной оборонке при проектировании военных экранопланов.

 По части экранопланов, кстати, мы в советские годы лидировали. Эта была наша «фишка». Сейчас принцип экраноплана (как когда-то в случае с Жаном Бертеном) новосибирские разработчики проецируют на железнодорожный транспорт. Идея совсем не фантастическая. Это вполне нормальное развитие творческой мысли.

Как сказал Алексей Серьезнов, в «СибНИИА» была изготовлена модель, которую уже испытали в аэродинамической трубе. По предварительным расчетам, наш новосибирский «Аэротрейн» может двигаться со скоростью до 600 км в час. В отличие от 1960-х годов, сейчас к услугам конструкторов – современные материалы, высокопрочные полимеры, которые обеспечивают хорошую надежность конструкции. В качестве футуристической зарисовки была даже представлена эстакадная трасса, соединяющая Речной вокзал с Академгородком. В принципе, если начать с пилотного проекта, то первый испытательный участок стоит проложить именно на этой линии. А сами «Аэротрейны» производить, конечно же, на предприятиях Новосибирска, доставшихся нам от оборонки. Очень выгодная конверсия, согласимся.

В принципе, саму машину – учитывая опыт наших оборонщиков в создании реактивных истребителей и экранопланов – создать, наверное, не так уж и сложно. Вопрос упирается в строительство эстакады. Преимущества ее в данном случае неоспоримы.

Эстакаду можно соорудить так, что она совсем не будет мешать наземному транспорту. Кроме того, в отличие от обычной железной дороги, она не требует так называемой «полосы отчуждения».

Вопрос только в том, сумеем ли мы вот так просто возводить аэроэстакады над нашими кошмарными автомобильными дорогами? У японцев-то здесь проблем нет. А как будет у нас?

 Заметим, что в развитых странах – в том числе в Японии и в США – начали отдавать предпочтение именно эстакадным трассам, в том числе и для автомобильного транспорта. В этой связи утверждения о том, будто обычная железная дорога, по которой должны бегать скоростные поезда, гораздо экономичнее и надежнее, не соответствуют истине. Тот же «Сапсан» помчится далеко не по каждой железной дороге. Для таких поездов нужно готовить усиленное железнодорожное полотно с многослойной земляной прослойкой, не говоря уже о высоком качестве металла для рельсов. Поэтому затея с «Сапсаном» оказалось далеко не дешевой. Один километр такой трассы обошелся в 47 миллионов евро! Сколько же будет стоит километр эстакады для «Аэротрейна»? По словам Алексея Серьезнова, предварительные расчеты показали, что здесь один километр будет стоить порядка пяти миллионов долларов. Удивляться не приходится. Во-первых, «самолет-поезд» не оказывает такого давления на полотно, как тот же «Спасан». Во-вторых, в последнее время в технологиях возведения эстакад произошел заметный прорыв. Такие трассы могут быть даже дешевле железных дорог для скоростных трамваев. Мало того, их можно возводить и в районах вечной мерзлоты, куда тянуть железные дороги рискованно. Так что «Аэротрейн» открывает широкие возможности не только для городского транспорта, но и для освоения далеких и суровых уголков Сибири, став дешевой альтернативой… самолетам.

Олег Носков

Saveras публикует в сокращенном виде запись из блога заведующего отделом Восточной и Юго-Восточной Азии Музея  антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, доктора исторических наук Игоря Алимова, который рассматривает объявленный Российским научным фондом конкурс проектов малых научных групп с точки зрения китаеведа-древника.

Почти одновременно с так называемой реформой Академии наук в нашу Государственную думу президентом был внесен законопроект о создании еще одного фонда — а именно Российского научного фонда (РНФ). Это осталось почти незамеченным: еще бы, научная общественность справедливо кипела по поводу реформы и методов ее проведения. Было не до мелочей.

А РНФ между тем спокойно формировался, обрастал финансированием и обретал форму. И — обрел. Кажется. Десятого февраля 2014-го года РНФ объявил первый из пяти предполагаемых конкурсов: конкурс на финансирование проектов отдельных научных групп.

Из материалов пресс-конференции, данной директором РНФ Александром Хлуновым, следовало прекрасное, светлое и местами небывалое: поддерживаются все научные направления, то есть нет деления на сферы как между РГНФ и РФФИ, финансирование в пределах пяти миллионов рублей в год на срок в три, а при необходимости и в пять лет; это «не бюджетное учреждение, а именно фонд», «нам нет необходимости сосредотачиваться на отслеживании расходования средств, как это предписано законом для бюджетного учреждения. Для нас главное — не мониторинг процесса, а мониторинг полученного научного результата». И даже: «если получатель гранта не добьется результата, он не будет наказан», потому что «отрицательный результат в науке имеет право на существование, в таком случае экспертное сообщество вправе высказать рекомендацию — полученные деньги не отнимать, но финансирование не продолжать». Ну прелесть же! Работай, ученый, а мы тебе мешать не будем, наоборот — условия создадим.

А у меня, признаться, давно уже зрел масштабный проект по китайскому обществу и культуре эпохи Тан (618—907), но не было никакой возможности его реализовать: оставшиеся еще специалисты-китаеведы могли бы включиться в подобную работу, в результате которой появился на свет толстый как кирпич двухтомник, всесторонне охватывающий бытие танской цивилизации, но где взять финансирование для такого предприятия? Ведь нужно при этом на что-то жить. А тут вот — РНФ, пять миллионов в год для научных групп. То, что, буквально, необходимо. И волокиты бюрократической директор не обещает, и каждую копейку, не по той статье пошедшую, отслеживать не собирается, и в командировки можно ездить без ограничений… Работай и радуйся. Только заявку правильно оформи.

Вот. Тут-то и началось интересное.

Самое простое в оформлении заявки для такого, как я, оказалось — собрать научную группу. Хвала Будде, пока это оказалось возможным: нашлось три (считая меня) человека достаточной квалификации, все доктора наук, чтобы совместными усилиями за три года такую тему поднять до состояния монографии. Нам, китаеведам-древникам это особенно важно: ученики у нас крайне редки — я имею в виду настоящих учеников, которые реально хотели бы вкалывать на фронте изучения старой китайской культуры, продолжать дело учителя; уровень университетского образования падает на глазах; и единственная для нас возможность оставить что-то после себя для тех редких потомков, которые пожелают заняться старым Китаем, — книги. Чем больше за отпущенное нам время мы успеем качественных книг написать и издать — тем больше шанс, что знания наши не канут втуне, а все же получат шанс быть когда-то востребованы. Потому что мы — вымирающий вид. Нет, я не жалуюсь, я просто констатирую неизбежный, хотя и горький факт.

Короче говоря, побеседовав с коллегами, я понял, что группа у нас есть. Появилось даже оглавление будущей итоговой монографии, стало более или менее ясно, кто какие разделы сможет написать, а для каких разделов в будущем придется привлекать еще специалистов (при условии, конечно, что они согласятся поработать над не совсем своей тематикой). И я приступил к оформлению заявки. И стал писать красивое, убедительное обоснование. И написал его. И пошел дальше по необходимым к заполнению пунктам. И столкнулся с непреодолимыми трудностями.

Оказалось, что обязательным условием для участия в конкурсе является наличие в научной группе кандидата наук до тридцати пяти лет (включительно) и двух очных аспирантов или двух студентов такого же качества. И, понятное дело, все они должны работать по одной тематике. Без наличия указанного кандидата и аспирантов (студентов) проект к конкурсу в принципе на допускается. А у нас их — нет. Вымирает классическое китаеведение. За время существования обозначенного президентом Медведевым молодого государства «новая Россия» властями было сделано все для того, чтобы их не было. Ну студентов, положим, еще как-то найти можно, благо ими можно заменить аспирантов, но вот кандидат наук… молодой… изучающий танское время… да еще с публикациями в изданиях, индексируемых в «Web of Science»… Остальные участники проекта, кстати, тоже должны соответствующие публикации иметь. Ну вот на этом, собственно, все и закончилось. Я имею в виду — оформление нашей заявки. Подозреваю, не только нашей: достаточно посмотреть на часто задаваемые вопросы о составе научной группы, которые РНФ публикует на соответствующей странице своего сайта.

Так для кого же Российский научный фонд? Предполагаю, что в точных и естественных науках существуют лаборатории, в которых найдутся все необходимые для подачи заявки компоненты — индексы цитирования (западные), кандидаты наук до тридцати пяти, аспиранты и студенты. И такие научные группы смогут подать заявки на конкурс РНФ. Но есть и такие области знания, например гуманитарного, в которых все требуемые РНФ факторы для подачи заявки просто нет физической возможности объединить — и эти области науки фонд, поддерживая на словах, на деле просто и изящно отсекает, не давая им возможности реализоваться.

Очевидно мне уже сейчас и то, что значительный процент заявок будет из разряда «подогнано» — то есть всеми правдами и неправдами в проект будут «подогнаны» молодой кандидат наук и искомые аспиранты / студенты, а поскольку отчет по проекту до сих пор не сформулирован в очевидной форме (кроме публикации статей в рейтинговых журналах, и принимая во внимание заявление Хлунова о том, что проект может и не получиться, и тогда деньги назад требовать не будут), можно с большой долей вероятности предположить также, что «подогнанные» проекты будут изначально направлены не на достижение научных целей (ибо показатели тоже будут «подогнаны» в рамках требований), а на получение тех самых пяти миллионов в год.

Конечно, не исключено, что в конкурсе победят действительно существенные для науки проекты, отвечающие требованиям РНФ, но и тех, кто выполнит исключительно красивое построение, закончащееся в итоге пшиком («ну не смогла я, не смогла!»), тоже будет предостаточно. А деньги — уйдут. Семьсот проектов только в этом году для научных групп. По пять миллионов каждый.

блог Игоря Алимова

Посещение новосибирского Академгородка руководителем Федерального агентства научных организаций (ФАНО) Михаилом Котюковым завершилось общей встречей с директорами институтов в Доме ученых.

Открывая встречу, глава ФАНО предложил отказаться от «базовых докладов» и провести ее в форме ответов на вопросы. Ученые согласились, тем более вопросов к власти у них накопилось немало.

Надо отметить, что ответы были разными по качеству: на одни вопросы Котюков отвечал достаточно конкретно, в других случаях старался отделаться общими фразами, кое-что вообще предпочел не расслышать.

Как, например, было с вопросом академика Николая Ляхова, спросившего, понравился ли гостю Академгородок и что он готов предложить для его сохранения. Михаил Котюков ответил, что краткого визита недостаточно для знакомства, пообещал приехать еще не раз и «оставил за кадром» вторую, более важную часть вопроса – как сохранить Академгородок.

И все же, на этой встрече прозвучало немало интересной и актуальной информации, как говорится, «из первых уст». Предлагаем вашему вниманию некоторые из ответов Котюкова.

Про бюджет ФАНО

Мы вынуждены работать в очень жестких условиях. Если в прошлом году РАН для закупки оборудования, ремонта и прочих задач, ныне переданных в ведение ФАНО, располагала 6 млрд рублей, то нам на эти же статьи расходов выделено чуть больше 4 млрд. Как видите, сокращение значительное. Как можно улучшить ситуацию? С этого года исследования в области фундаментальной и поисковой науки будут финансироваться за счет грантов научных фондов. Фонды располагают для этого солидными средствами. И научным институтам надо активнее работать с фондами, получать максимум грантов. Радует, что в ряде институтов уже успешно работают в этом направлении. Остальным надо быстрее включаться в этот процесс.

О принципах финансирования

Все деньги «на науку» будут выделять только для решения конкретных задач. Хотите получить средства на какой-то прибор, объясните: какую задачу намерены решить с его помощью. Надо построить здание – то же самое, сперва необходимо обоснование. Также очевидно, что на все нужды науки денег в бюджете не хватит. Поэтому президент страны поручил РАН совместно с правительством определить приоритетные направления исследований, те, что будут финансироваться в первую очередь. Параллельно будет идти оценка результатов научной деятельности. Этот процесс также находится в ведении РАН и его, на мой взгляд, надо как-то технологизировать, сделать максимально объективным и понятным.

Про центры коллективного пользования и интеграцию с НГУ

Условия ресурсного дефицита, в которых нам приходится работать, делают Центры коллективного пользования востребованным механизмом обеспечения научных институтов приборной базой. И это направление будет развиваться. Частично создание и оснащение таких центров будет осуществляться за счет федеральной целевой программы, но этих средств недостаточно, нужны будут дополнительные. А для их получения надо четко сформулировать научные задачи, которые ставятся перед такими центрами. Сейчас в Министерстве образования и науки (МОН) создана рабочая группа, которая формирует перечень таких задач.

Что касается НГУ. Интеграция науки и вузов – это один из приоритетов государственной политики, поэтому сотрудничество университета и институтов Сибирского отделения надо сохранять и развивать. И заявки на финансирование в такого рода проектах будут поддержаны и ФАНО, и научными фондами.

Если нужны какие-то отдельные соглашения между организациями, помощь со стороны региональных властей – озвучивайте, будем решать эти задачи.

О территориальном органе ФАНО

Территориальный орган ФАНО будет располагаться в Новосибирске. Это решенный вопрос.

Вообще, когда только началось создание Агентства, в Москве никак не могли найти для нас место. И я предлагал разместить руководящие органы ФАНО  в Сибири, где места точно хватило бы…

Что касается сроков, когда он заработает, то перед этим надо пройти достаточно сложный процесс подготовительных процедур. Приведу лишь один пример. При создании терроргана решили, что целесообразно образовать его в границах СО РАН, а не Сибирского федерального округа. Но тем самым террорган «залезает» на территории, входящие в соседние федеральные округа – Уральский и Дальневосточный. И теперь надо согласовать это с их руководством. И таких вопросов, поверьте, немало. Что касается полномочий территориального органа. Ему будут переданы большая часть кадровых вопросов, здесь, на месте будут решать вопросы, связанные с командировками и т.п. На «места» будет спущено решение части имущественных вопросов, но без права подписи. И, конечно, значительная часть функционала будет отведена на контрольно-проверочные мероприятия. Также могу сказать, что при наборе сотрудников мы будем использовать и кадровый потенциал аппарата СО РАН. Например, в центральном аппарате ФАНО больше половины людей – те, кто перешел к нам на работу после сокращения аппарата РАН.

Своего рода итог собранию подвел кратким выступлением председатель Президиума СО РАН академик Александр Асеев:

- Сегодня мы провели очень важную для нашей работы встречу, и впечатления она оставила хорошие. Мы много говорили и говорим о необходимости «омоложения» нашей науки. Думаю, Михаил Михайлович станет хорошим примером этого процесса.

Что касается институтов СО РАН, то для нас смена поколений вообще не должна быть проблемой, в том числе и среди руководителей институтов. Мы располагаем достаточными кадровыми резервами, чтобы обеспечить «омоложение» науки без ущерба для преемственности в работе научных школ.

Сегодня много говорят о том, что развитие науки должно идти по понятному сценарию, должны ставиться конкретные задачи и не менее конкретные показатели оценки их выполнения. Мы всегда поддерживали этот подход. Более того, 31 мая прошлого года на общем собрании Сибирского отделения была утверждена «Программа развития СО РАН». И сегодня я передаю ее текст Михаилу Михайловичу Котюкову как раз для сохранения преемственности.

Георгий Батухтин

Интервью с заведующей сектором молекулярных механизмов старения Института цитологии и генетики СО РАН профессором Наталией Гориславовной  Колосовой.

- Вы занимаетесь исследованиями механизмов старения, насколько это важно не только с точки зрения фундаментальной науки, но и медицины?

- Вы знаете, с научной точки зрения изучение того, что такое старение организмов, было актуальным всегда, а с медицинской оно по-настоящему важным стало в ХХ веке. Например, в XVII веке только 25% лондонцев дожили до 26 лет. Люди погибали от недоедания, от инфекций – людей буквально выкашивали эпидемии, они, в абсолютном большинстве, умирали,  не доживая до возраста старческих заболеваний. Проблема борьбы со старением была не актуальной даже для правящих классов. В этом плане, например, начало массового использования мыла, мытье рук перед едой, то есть минимум гигиены, дало такой эффект профилактики болезней, какой не могло дать никакое лекарство, и соответственно это способствовало увеличению продолжительности жизни. Но главные перемены в этом плане начались уже в новейшее время.  

Прогресс медицины в ХХ веке обеспечил увеличение положительности жизни людей в развитых странах. А со второй половины XX века важным направлением здравоохранения стало все, что связано с лечением заболеваний, связанных со старением, и снижение смертности от них.

В этой сфере также достигнуты большие успехи, в результате в западных странах неуклонно растет доля людей преклонного возраста, что ложится сильным бременем даже на самые развитые экономики. Выход видится в одном – в развитии медицины антистарения, которая нацелена на замедление процессов старения и профилактику развития связанных с ним заболеваний. Необходимое условие существенного продления периода здоровой жизни человека – выяснение фундаментальных механизмов старения и развития, связанных с ним заболеваний. Именно в этом направлении мы и работаем.  

 - Сегодня уже целым рядом исследований доказано, что самый эффективный способ обеспечить здоровое старение, активное долголетие лежит не в сфере медицины, а в здоровом образе жизни. Многочисленными исследованиями на животных самого разного уровня организации доказано, что самый эффективный и простой способ борьбы со старением – это ограничение калорийности питания и умеренные физические нагрузки. Но далеко не все этому простому способу склонны следовать. В силу этого, а также ряда других причин лекарства, направленные на замедление процесса старения, будут широко востребованы. Вы, насколько мне известно, в этой сфере успешно работаете. В предыдущей публикации мы с вами говорили о работе в области борьбы со старением академика РАН Владимира Петровича Скулачева , в том числе и о создаваемых им лекарствах, например, «Визомитине». Ваш сектор сотрудничает с академиком Скулачевым. Можно рассказать об этом подробнее?

-  Как раз с «Визомитина»  –  «Капель Скулачева» (так и написано на флакончике с лекарством), мне бы и хотелось начать рассказ об этом. Их появление – результат его сотрудничества с нами. И здесь сошлись несколько факторов.

 Первое, наличие у нас уникального объекта для экспериментов – созданной в Институте цитологии и генетики СО РАН генетической модели преждевременного старения – линии крыс «OXYS».

У этих животных признаки старения появляются очень рано, уже в три месяца у них можно наблюдать проявления ускоренного старения мозга – нарушения памяти и способности к обучению. Также в молодом возрасте у них развиваются катаракта и дистрофия сетчатки, аналогичная возрастной макулярной дегенерации у людей, заболеванию, которое становится основной причиной снижения и потери зрения людьми старше 60 лет. Второй фактор, исследовать офтальмологические заболевания у крыс «OXYS»  мы смогли благодаря плодотворному сотрудничеству с уникальным специалистом – доктором медицинских наук, заведующей офтальмологическим отделением Областной клинической больницы Анжелой Жановной Фурсовой.  Третье, на момент, когда академик Скулачев заявил о создании препарата, направленного на борьбу со старением, и необходимости проведения его испытания, мы уже были к этому готовы: крысы «OXYS» как модель преждевременного старения были охарактеризованы, результаты работы с ними были опубликованы в серьезных изданиях.

 Поэтому на мой звонок В.П. Скулачеву с предложением о сотрудничестве последовало предложение буквально через день встретиться в Москве и обсудить детали. Так что «Визомитин» появился на свет благодаря тому, что действующее начало этих капель  – митохондриальный антиоксидангт SkQ1 – был испытан на наших животных. Первые опыты были проведены летом 2005 года, а уже в 2011 году были зарегистрированы глазные капли «Визомитин». Сейчас этот препарат широко известен у нас в стране, его можно купить и в Новосибирске, и теперь идет работа по продвижению этого лекарства на иностранные рынки, в частности в США.

В данный момент мы продолжаем совместную работу над созданием «таблетки», действие которой будет комплексно влиять на процессы старения. По замыслу академика Скулачева она будет воздействовать на  программу старения.  

- А какие процессы старения вам удается приостановить уже созданным препаратом?

- Один из важнейших результатов наших исследований  –  выявление нейропротекторных свойств «ионов Скулачева», доказательство перспективности их использования для профилактики и, возможно, лечения болезни Альцгеймера, коррекции старческих изменений мозга. Это стало возможным благодаря тому, что сотрудниками нашего сектора было доказано, что у преждевременно стареющих крыс «OXYS» нейродегенеративные изменения в мозге развиваются по тем же механизмам, что и у людей с этим заболеванием. Результаты работы опубликованы в специализированном журнале (The Journal of the Alzheimer Disease). И работа в этом направлении продолжается.

- А если говорить об общей перспективе, цели вашей работы в направлении борьбы за старением?

- Это, в первую очередь, исследование фундаментальных молекулярно-генетических механизмов старения и оценка эффективности новых способов профилактики связанных с ним заболеваний. Так, недавно по просьбе профессора М. Благосклонного (MV Blagosklonny, Roswell Park Cancer Institute, USA), автора одной из популярных теории старения, мы оценили способность предупреждать преждевременное старение рапамицином  – соединением, которое позиционируется в настоящее время как «миметик ограничения калорийности питания».

Результаты этой работы опубликованы в ведущих международных изданиях. Принята в печать и подготовленная совместно с коллегами из МГУ статья с доказательством уникальной способности «ионов Скулачева» снижать выраженность патологических изменений при саркопении.

Саркопения – это атрофическое дегенеративное изменение мускулатуры, снижение массы и силы мышц по мере старения организма. В нашем эксперименте животные начали получать препарат уже в глубокой «крысиной старости». В результате у них не только замедлилось развитие признаков саркопении, но и повысилась мышечная сила, а также улучшились гормональные показатели, формула крови и ряд других параметров. И это уже не профилактика, а лечение старения. Что пока никому не удавалось.  

Что касается общего итога нашей работы в этом направлении, я бы сформулировала так: «Борьба со старением – это реальность».

Интервью Юрия Курьянова  

 Сегодня в здании Центра генетических ресурсов ИЦиГ СО РАН принимали нового руководителя научных институтов страны. Имено с этого института Сибирского отделения РАН начался визит главы ФАНО М.М. Котюкова в новосибирский Академгородок. Его сопровождал сенатор от Новосибирской области Виктор Семёнович Косоуров.

Для гостей была проведена экскурсия, презентация Института и встреча с сотрудниками. В ходе последней прозвучал ряд вопросов интересующих коллектив.

А именно - будет ли поддержка со стороны ФАНО программ непрерывного образования, осознают ли новые управленцы наукой необходимость финансирования центров коллективного пользования, как разрешить проблемы с поставкой реактивов. Звучали вопросы про строительство жилья для сотрудников на землях ФАНО и т.д.

На часть вопросов были даны общие ответы, на часть - вполне конкретные. Например, что касается жилищных сертификатов, Котюков пообещал жилищные сертификаты, что в 2015 и далее ФАНО будет участвовать во всех этих программах, в том числе и в строительсвте жилья через Федеральный фонд содействия развитию жилищного строительства, которым руководит Александр Браверман.