Лукашенко предлагает создать в Беларуси систему венчурного финансирования науки

4 апр 2014 - 05:59

Президент Беларуси Александр Лукашенко предлагает создать в Беларуси систему венчурного финансирования науки. Об этом он заявил 31 марта на совещании с ведущими учеными по вопросу перспектив развития науки, сообщили БЕЛТА в пресс-службе главы государства.

Президент обратил внимание на то, что система бюджетного финансирования не всегда достаточно гибка и благоприятна для науки, поскольку в отличие от реального сектора экономики, где эффект можно просчитать заранее, наука является зоной особого инвестиционного риска.

«Как меня информируют, ученые обоснованно боятся за бюджетные деньги браться за прорывные, но рискованные проекты. А ведь именно такие проекты во всем мире являются главным двигателем прогресса. Значит, нужны не только бюджетные источники финансирования», — сказал глава государства.

Выход из ситуации, по словам Президента, видится в создании системы венчурного финансирования — сети больших и малых фондов, которые начнут вкладывать собственные средства в научные проекты, а затем заниматься продажей результатов исследований. В этих фондах на принципах государственно-частного партнерства может поучаствовать и бюджет.

«Нужно проанализировать и адаптировать к белорусским реалиям законодательство стран — мировых лидеров научно-технического прогресса по данному вопросу. При этом обратить особое внимание на право ученого создать собственную компанию, фирму и самому внедрять свои достижения. Это также возможно», — поставил задачу Александр Лукашенко.

«Пусть умные люди становятся богатыми. Государство от этого только выиграет», — добавил он.

Глава государства поручил правительству совместно с Администрацией Президента и Национальной академией наук с учетом мирового опыта принять исчерпывающие меры по обеспечению эффективной защиты прав на интеллектуальную собственность, в том числе государственную, и при необходимости усовершенствовать белорусское законодательство в данной сфере. При этом он потребовал не затягивать этот процесс.

Не верить, не бояться, не просить: ученые рвутся к свободе

За несколько дней до начала второй сессии Конференции научных работников “Организация науки в России: первоочередные задачи” оргкомитет форума прекратил регистрацию участников, поскольку число желающих перевалило за тысячу и превысило количество мест в конференц-зале Физического института РАН. Объявление о закрытии списка заканчивалось ироническим замечанием: “Желающих решать судьбу российской науки оказалось слишком много”. Шутки шутками, но научное сообщество действительно проявило огромный интерес к конференции: зал был набит битком, те, кому не хватило кресла, слушали трансляцию в фойе, а не приехавшие в ФИАН присоединились к ним по Интернету.

Тон мероприятию задало обращение одного из лидеров конференции академика Владимира Захарова. Он не смог участвовать в форуме, но прислал приветствие коллегам.

В своем письме известный физик-теоретик сформулировал основные идеи “движения научного сопротивления”, зародившегося в июне прошлого года, когда руководство страны приняло решение об объединении трех академий и превращении новой РАН в “клуб ученых”. Главный посыл, который научное сообщество с тех пор старается донести до власти, состоит в том, что наука должна управляться учеными.

Месседжи научных мужей пока доходят до чиновников плохо: действенного механизма обратной связи так и не возникло. “Несмотря на митинги, демонстрации, собранные нами 120 тысяч подписей, закон о реорганизации РАН был принят”, - подчеркнул первый выступавший, академик Александр Кулешов. Впрочем, отметил он, документ приняли не в самой катастрофической для академического сообщества редакции. “Взбить масло, как попавшей в кувшине с молоком лягушке из известной притчи, нам не удалось, но мы все же создали некую субстанцию, на которую можно опереться, - резюмировал Кулешов. - Надо идти дальше. Голос научной общественности должен быть услышан, она должна стать частью механизма принятия решений”.

Ученые стремятся участвовать в управлении наукой, поскольку не могут успешно работать в условиях неопределенности, пояснил сотрудник новосибирского Института физики полупроводников Андрей Бетеров. “Вместо того чтобы сосредоточиться на решении долгосрочных научных задач, требующих серьезных усилий, мы постоянно ждем каких-то новых документов сверху и не знаем, что с нами будет дальше”, - сообщил он.

Систему управления российской наукой Бетеров представил в виде жутковатого дракона с тремя головами - Минобрнауки, Федеральное агентство научных организаций и РАН. Чудище со слайда грозно нависло над залом и президиумом конференции, в котором сидели руководитель ФАНО Михаил Котюков, генеральный директор Российского научного фонда, в недавнем прошлом замминистра образования и науки Александр Хлунов и президент РАН Владимир Фортов.

Взявший слово сотрудник ФИАН член-корреспондент РАН Петр Арсеев заявил: пасовать перед силой ученые не собираются. Они разработали систему оценки институтов, которая должна стать альтернативой принятой правительством модели, грозящей, по словам Арсеева, “добить и без того обескровленный научный организм”.
“Чиновники хотят выбрать лучшего из нескольких, а остальных уничтожить, в то время как основная задача оценки - сохранение научной среды, - сообщил физик. - Они мечтают о формализованной системе вроде трафарета с дырочками, наложив который можно расставить всех по ранжиру. Яркий пример их воплощенного желания оценить всех нажатием кнопки - “Карта российской науки”. Результат получился ошеломляюще безобразным, но это никого не смутило: Минобрнауки выделило еще миллиард рублей на продолжение этих работ”. До реализации принципа, сформулированного еще Салтыковым-Щедриным: “Только те науки распространяют свет, кои способствуют исполнению начальственных предписаний”, нам остался один шаг, подытожил Петр Иварович.

Одна из причин того, что власть перестала уважать ученых, состоит в том, что мы обращаемся к чиновникам с просительной интонацией, заметил академик Алексей Старобинский. Коллегу поддержал член-корреспондент РАН Сергей Гулев. “Наука - кость в горле власти, - заявил он. - Не верю, что она хочет, как декларирует, иметь университеты на манер западных. На самом деле, ей нужно одно - чтобы научная сфера была выстроена. Но чиновники должны понять - наука делается самодостаточными личностями, к ней не относится понятие “офисный планктон”. Чтобы донести эту мысль, мы должны требовать, а не просить!”

Сотрудник Института проблем машиноведения РАН Александр Фрадков обозначил, как можно добиться своих целей мирным путем. По его мнению, конференция должна стать легитимным органом, представляющим интересы научных коллективов. Для этого ее состав должен избираться тайным голосованием в институтах. “Уже на следующей сессии мы могли бы учредить Ассоциацию научных организаций, а потом добиваться ее включения в государственную систему принятия решений”, - отметил Фрадков. В ответ председатель Совета по науке при Минобрнауки академик Алексей Хохлов предложил свой вариант создания представительного органа ученых: формирование конференции из делегатов от ученых советов институтов - по примеру существовавшего в МГУ в начале 1990-х годов Совета ученых советов.

В итоге участники конференции достигли общего понимания, куда идти, а выбор конкретных направлений, видимо, дело недалекого будущего. Нельзя не отметить, что мероприятие прошло без технических сбоев, бодро, ярко, на одном дыхании. Это заслуга и оргкомитета, и председательствовавшего - академика Валерия Рубакова, который умудрился органично вписать в живую ткань форума даже экспресс-интервью участников с Владимиром Фортовым, Михаилом Котюковым, Александром Хлуновым.

Поезда помчатся над землей: эстакадный транспорт – наше будущее

Наш собеседник - Алексей Серьезнов, научный руководитель ФГУП «СибНИИА им. С.А. Чаплыгина»

- Алексей Николаевич, Ваше выступление в Выставочном Центре СО РАН, где Вы рассказывали про аэроэстакадный транспорт , вызвало поток комментариев в электронных СМИ. Причем, было много утверждений, что подобный транспорт – всего лишь плод воображения, что это из области фантастики. Что Вы на это ответите? Как относиться к таким высказываниям?

- К таким высказываниям можно относиться как к высказываниям некомпетентных, несведущих людей. Вот, например, у меня в руках книга. Называется: «Поезд мчится по воздуху». Издана она еще в советские времена, в 1970-м году. И в этой книге есть идеи, есть прообразы того, о чем я докладывал в Академгородке. То есть сама идея перемещения грузов без колес – она просто витает в воздухе. Об этом еще говорил Циолковский. И как бы мы к этой идее ни относились, она все равно прорвется. Сегодня мы своим экспериментом, в своей аэродинамической трубе подтвердили, что это возможно. Мы не просто говорим, что знаем, как это делать. Мы можем подтвердить это с цифрами и с фактами в руках.

- Ваши оппоненты утверждают, что такой проект очень дорого обойдется, что понадобится много времени и средств, чтобы довести его до конкретных опытных образцов. Также утверждают, что строительство эстакадных трасс – это намного дороже обычных дорог. Так ли это?

Кто бывал в Японии, в Китае, тот знает, что даже автомобильный транспорт там переводится на эстакады

 

- Это еще раз подтверждает некомпетентность этих людей. Тот, кто бывал в Японии, в Китае, тот знает, что даже автомобильный транспорт там переводится на эстакады. Так, например, экономится земля, которая под эстакадой работает так, как ей положено. Если же все посчитать, то окажется, что эстакадная дорога дешевле, чем обычная. Назову вам такой факт, над которым стоит задуматься: сегодня французы по заказу РАО «РЖД» проектируют эстакадную дорогу «Москва – Нижний Новгород». О чем это говорит? Это говорит о том, что эстакадная дорога оказывается дешевле обычной железной дороги даже в наших, российских условиях.

 - Насколько в самой Европе, на Западе, распространен эстакадный транспорт?

 - В тех западных странах, где был, я видел большое количество эстакадных дорог. Их строительство связано именно с тем, что оно дешевое.

- Это даже если речь идет об обычном железнодорожном транспорте, без аэропоездов?

- Именно так. Это или железная дорога, или метро. Такое можно увидеть и в Китае, и в США – в Нью-Йорке, и в Лондоне.

- Алексей Николаевич, а возможно ли новосибирское метро, образно говоря, вывести из-под земли и поставить на эстакаду?

- Вы знаете, у нас уже разрабатывался такой проект. Причем, по заказу мэрии. Было это два года назад. К сожалению, руководство нашего метрополитена эту идею отвергло на стадии эскизного проекта.

- Чем они обосновали свою позицию?

- Они обосновали ее нежеланием обслуживать прилегающую к эстакадному участку территорию.

- А по расчетам строительство этого участка оказалось дешевле строительства подземного пути?

- Конечно! По предварительным расчетам этот участок оказался бы в три раза дешевле строительства подземки. Это как минимум.

- А как насчет сибирских условий? У нас же часто ссылаются на то, что в Сибири возможности ограничены, а потому такие инновации не пойдут.

- Мы совсем недавно обсуждали эту проблему и пришли к глубокому убеждению, что никакие условия этому не препятствуют. Сегодня есть специальные технологии, есть технологии дешевой забивки свай, создания устойчивых опор. Так что все это проработано. Всё это в Сибири есть. И опыт уже такой есть.

- А сколько понадобится времени от проектирования до практической реализации проекта, до создания первой действующей линии? Чисто технологически.

- Если всерьез заниматься этим делом, если создать первый экспериментальный участок, то на это может максимум уйти пять лет. Мы предлагаем, например, участок от остановки «Речной вокзал» до Академгородка. Причем, можно запустить на этом эстакадном участке даже обычный железнодорожный транспорт. Вагоны могут оснащаться системой подогрева, кондиционирования. Так что пассажиры при любых внешних условиях будут чувствовать себя вполне комфортно.

- Как Вы уже сказали, такой проект обсуждался уже при Городецком. А кто из городских чиновников на стороне этого проекта?

- Я думаю, городской администрации сейчас не до проектов. Сейчас выборы идут. Но те чиновники, которые курировали транспорт, относились к этой идее с интересом.

Олег Носков

 

7 вопросов Валерию Рубакову, академику РАН

Известный физик Валерий Рубаков стал лидером научного сообщества в сопротивлении тому способу, которым чиновники реформируют нашу науку. Сейчас реформа идет полным ходом: создано Федеральное агентство научных организаций, ему переданы функции управления наукой, а Российскую академию наук фактически сделали клубом ученых без управленческих функций, присоединив к ней сельхозакадемию и медицинскую академию. Ученые пытаются найти общий язык с чиновниками.

1. На прошлой неделе прошла вторая сессия конференции научных работников, а через день — общее собрание объединенной Академии наук. Реформа идет, есть ли смысл сейчас в сопротивлении, собраниях и борениях?

 Конечно есть! Конференции — это демонстрация того, что научное сообщество есть, с ним нужно считаться и вырабатывать механизм совместного принятия решений. Мне представляется, что нам удалось донести это до чиновников. На конференции присутствовал руководитель ФАНО Михаил Котюков — думаю, это не последняя наша встреча.

Возможно, без наших выступлений мы пришли бы уже в полную яму. Принятый закон был гораздо опаснее, чем все, что произошло после этого. Могла бы пройти большая зачистка, сокращения институтов, людей… Этого не произошло. Результат ли это борений или естественного стечения обстоятельств — черт его знает!

2. Можно обозначить проблемы, которые сейчас есть?

Проблем много. Например, грядет оценка эффективности институтов. Методику оценки разрабатывает ФАНО. Но с научным сообществом никто не советовался. Можно ведь так оценить, что лучшие коллективы окажутся никуда не годными. Но есть ведь люди, которые в этом понимают! Я сам принимал участие в оценке институтов за рубежом и знаю, насколько это деликатное дело.

3. На конференции много говорили об уставе институтов. Это еще одна проблема?

Да, и больная. В недрах ФАНО разработан типовой устав. В отличие от того типового устава, который существовал, здесь

совсем иначе прописана работа ученого совета. Чиновники придумали, что его функции, состав, порядок формирования определяет директор. В реальности же ученый совет выбирает научный коллектив, он не зависит от директора, его решения столь же существенны, что и решения директора. Например, директор не может назначить человека завлабом, если нет санкции ученого совета, принятой тайным голосованием. Это важнейшая вещь.

4. Почему получилось так, что ФАНО перевернуло традиции с ног на голову?

Ситуация с уставом демонстрирует, что пока не налажена связь между ФАНО и научным сообществом. И если этого не будет, то чиновники нам и не такое напишут. Любые решения, которые принимаются, должны согласовываться с людьми, понимающими в науке и ее организации. Нормальный путь — создание рабочих групп, включающих в себя ученых.

5. Но ведь для этого собирались сделать научно-координационный совет при ФАНО. Закону уже полгода, так и не сделали?

Пока нет. Я думаю, этот вопрос не решается, потому что у Котюкова до сих пор нет подходящего заместителя. Сам он за это браться не будет — он не умеет такие вещи делать, нет такого опыта. Нужно ведь правильных людей подобрать из научной среды. Но это обязательно будет сделано. Думаю, достаточно скоро.

6. Сейчас выяснилось, что штатное расписание в институтах — прерогатива директора. То есть чиновники никого сокращать не будут. Как это согласовать с задачей поднять зарплату до двукратной от средней в регионе? Ведь денег пока больше в науке не стало.

Есть указ президента, который предписывает поднять затраты на науку до 1,77% от ВВП. Надо его исполнять. Знаете, если у вас есть деньги, то вы нарисуете себе штатное расписание, а если нет, на что ученых содержать?

7. Вопрос по общему собранию РАН: превратилась ли академия по факту в клуб ученых, или у нее остались какие-то управленческие функции?

В новом уставе РАН осталась идея, что Академия наук — это не только академики, но и институты, научные коллективы. И там записано, что академия взаимодействует с ФАНО по формированию госзаданий и так далее. Как будет реализовано, не знаю. Жизнь многообразнее бумаги.

Досье

Конференция научных работников — открытое сообщество ученых, которое пытается минимизировать ущерб от реформы, проводимой Министерством образования и науки. Реформа науки в России была объявлена 27 июня 2013 года, а закон принят в сентябре. С первых дней появления законопроекта появились «отказники» — академики, которые публично отказывались писать заявление о приеме в новую академию. Среди них было много ученых с мировым именем, а самым первым о своем решении заявил академик Рубаков. В окончательном варианте закона от академиков уже не требовали писать заявления, вопрос об отказе тоже отпал. Но движение «отказников» вылилось в мощное движение сопротивления методам реформы, в котором принимают участие тысячи человек. Конференция — постоянно действующий орган, ставящий себе целью взаимодействие ученых с чиновниками по вопросам реформы.

В Академгородке появилась необычная велопарковка

3 апр 2014 - 02:15

Сегодня, 2 апреля, у Института цитологии и генетики СО РАН была установлена оригинальная велопарковка для сотрудников и гостей НИИ, сообщил заместитель директора ИЦиГ Сергей Лаврюшев. По его словам, проект парковки, рассчитанной на 16 велосипедов, разработал художник Андрей Харкевич, являющийся автором памятника лабораторной мыши.

Ерлан Байжанов

Ректор ВШЭ заявил о низком финансировании фундаментальной науки в России

3 апр 2014 - 02:02

Ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов заявил о низком финансировании фундаментальной науки в России, передает корреспондент «Газеты.Ru».

Об этом он заявил в ходе «круглого стола» на тему «Инновация и социальная политика в новых условиях» в рамках 15-й апрельской международной научной конференции «Модернизация экономики и общества».

«У нас много ресурсов было направлено на создание венчурных институтов. Но любые прикладных проекты базируются на поисковых исследованиях. Нельзя иметь яблоню без корней, — заявил Кузьминов. — У нас сегодня финансирование фундаментальных исследований в РАН составляет 70 млрд руб. Финансирование национальных исследовательских университетов — еще 70–80 млрд руб. Это примерно бюджет одного Гарвардского университета. В рамках тех средств, которые страна направляет на НИОКР, нужны фундаментальные поисковые исследования».

Создан бизнес-инкубатор для "выращивания" стартапов из разработок РАН

3 апр 2014 - 01:52

ООО "Инфраструктурные инвестиции РВК" ("Инфрафонд РВК"), некоммерческое партнерство "Совместный центр трансфера технологий РАН и "Роснано" вместе с группой частных инвесторов создали технологический бизнес-инкубатор Российской академии наук (РАН), на базе которого планируется "выращивать" инновационные компании, занимающиеся коммерциализацией технологий в области наук о материалах, сообщает РВК.

Бизнес-инкубатор в 2014 году будет работать в основном с проектами в области искусственных алмазов, лазеров и биосовместимых материалов. За год предполагается создать 4-5 компаний, а всего в ближайшие годы в бизнес-инкубаторе может появиться до 20 стартапов.

Планируется, что резидентам бизнес-инкубатора будут предоставляться услуги по экспертизе проекта, разработке бизнес-плана, юридическому сопровождению, формированию команды, продвижению на рынке, привлечению дальнейшего финансирования и так далее. За возможность получить необходимую экспертизу по созданию и продвижению стартапов, их создатели отдадут бизнес-инкубатору до 10% доли в уставном капитале своих компаний, отмечается в сообщении.

"Несмотря на фундаментальную направленность большинства исследований Академии наук, часть из них имеет абсолютно практический коммерческий результат. Посетив различные лаборатории в 75 научно-исследовательских институтах РАН по всей России, я на личном опыте убедился в возможности получения прибыли на трансфере научных разработок РАН, поэтому готов не только привлекать инвестиции, но и вкладывать в инкубатор свои личные деньги", — сказал директор нового бизнес-инкубатора Алексей Гостомельский.

Аппарат Уральского отделения РАН сократят в три раза

2 апр 2014 - 01:47

Две трети сотрудников аппарата Уральского отделения РАН будут сокращены до 22 апреля, сообщил на брифинге в Екатеринбурге вице-президент РАН, академик Валерий Чарушин.

«В связи с заметным изменением функций отделений РАН мы вынуждены идти на сокращения численности аппарата управления. В Уральском отделении он сокращается более чем в три раза — со 180 до 59 человек. В частности, сокращается финансовое управление, редакционно-издательский и ряд других отделов. Мы уже приступили к процедуре извещения сотрудников. В столичном аппарате РАН сокращения в абсолютном выражении более масштабные», — сказал академик, отвечая на вопрос ИТАР-ТАСС.

Наиболее сильные изменения претерпевают структуры управления, координации, научно-методического и организационного руководства. Структур, занятых собственно наукой, изменения не коснутся. Сокращения связаны с тем, что значительную часть функций, в том числе распределения федеральных средств в науке, теперь будет осуществлять Федеральное агентство научных организаций (ФАНО). По словам собеседника, «пока нет ясности с конкретными аспектами работы ФАНО, нет возможности прогнозировать потребность специалистов этих профилей».

По словам главного ученого секретаря УрО РАН Евгения Попова, безусловным плюсом реформы науки можно считать слияние трех академий — медицинской, сельскохозяйственной и РАН в общую структуру. «В новых рамках ослабляются межведомственные препоны и улучшается взаимодействие. Теперь «академические» ученые могут с гораздо большей отдачей вести исследования, например, в медицине. Этим многие из них и занимались годами, являясь «скрытыми» медиками», — сказал он.

"Коренные сибиряки - прирожденные творцы"

Интервью с заведующей лабораторией популяционной этногенетики, кандидатом биологических наук, старшим научным сотрудником Института цитологии и генетики СО РАН Людмилой Павловной Осиповой.

- Людмила Павловна! Важнейшее направление работы вашей лаборатории и вашей личной научной деятельности – это изучение коренных народов Севера и Сибири, в том числе и крайне малочисленных. Вы много раз были в научных экспедициях и сейчас собираетесь в очередную. Что это дает вам для ваших исследований в сфере популяционной этногенетики?

- Во-первых, это базис для всех наших исследований по человеку. При этом надо торопиться, ведь уникальный генофонд коренных народностей быстро трансформируется, идет межэтническое смешение, изменяется генетический профиль этносов. Это естественный процесс, но с научной точки зрения надо успеть зафиксировать первоначальное состояние генофондов аборигенов Севера и Сибири. Кроме этого, для меня лично очень важно изучать коренные народы, поскольку это не просто направление  научной работы, это уже часть моей жизни.

- А теперь мне хотелось бы задать вам очень важный вопрос, хотя, конечно, он сложный и деликатный. Он касается генетической предрасположенности разных этносов к разным видам творчества. Можно ли говорить, например, о том, что у представителей определенных этносов большая предрасположенность к абстрактным, логическим формам мышления, а у других, наоборот, – к образному восприятию мира?

- Вопрос действительно сложный. Вот с чего бы хотелось начать. В свое время мы хотели проверить выводы из работ известных советских, российских физиологов Ильи Аркадьевича Аршавского, Виталия Петровича Леутина,  Елены Ивановны Николаевой, которые первыми начали изучать особенности доминирования разных полушарий мозга у различных этносов.

Тогда ими был сделан вывод о том, что «север отбирает леворуких», то есть людей с доминированием правого полушария, а значит, с преобладанием образного мышления. Наша лаборатория попыталась это перепроверить на генетическом уровне. Мы организовали экспедицию совместно с В.П. Леутиным к живущим на севере Западной Сибири селькупам, тогда они еще не подверглись генетическому смешению, как это мы видим  сейчас.

Мы выяснили, что действительно процент и леворуких людей и амбидекстров у селькупов довольно высок, это коррелировало и с гормональными особенностями организма, со сниженной выработкой гормона стресса (кортизола). Но быстрые процессы генетического смешения (метисации с пришлым населением) привели к тому, что когда, пятнадцать лет спустя, мы провели повторное обследование школьников-селькупов, то этого феномена уже не обнаружили, праворуких среди них было больше. И это следствие того, о чем я уже говорила – изменения генофонда коренных народов Севера и Сибири в связи с изменением как совокупного генного профиля, так и условий их существования.

Коренные народы Севера и Сибири – талантливые природные  инженеры - Но это не отменяет того факта, что есть этническая предрасположенность к различным формам творчества?

- Действительно, вы правы, многое говорит в пользу этого. Должна вам сказать, что коренные народы Севера и Сибири –  прирожденные творцы. Это может показаться странным, но они – талантливые природные  инженеры, в их среду сейчас проникло много новой техники и различных технических новшеств, и они умеют отлично ими пользоваться. Но они  не только ее используют, но могут ее отремонтировать, исправить, тот же снегоход или моторную лодку могут разобрать по винтикам и вновь собрать. Школьники быстро осваивают компьютеры, мобильные телефоны, спутниковые тарелки  и прочую электронику. В этом плане наши коренные народы чем-то похожи на японцев, которые также очень умело работают с техникой. Но что я заметила у тех же ненцев и селькупов? Они технику чувствуют, но часто не могут понять, зачем им изучать математику, чтобы лучше разобраться в технике? Им кажется, что и так вроде бы все понятно –  без премудростей тригонометрии и алгебраических теорем.    

Так что генетическая основа склонности к тем или иным видам творчества, похоже, есть. Но многое зависит также и от процессов воспитания и образования. И вот тут следует сказать, что наша система образования до сих пор, к сожалению, не учитывает (или совсем мало учитывает) этнические особенности коренных народностей. Особенно это проявилось в связи с введением Единого государственного экзамена (ЕГЭ). Например, в большом поселке Тарко-Сале (Ямало-Ненецкий автономный округ) в прошлом году понизили статус одиннадцатилетней школы-интерната, оставив только девятиклассный уровень школы-интерната для детей лесных ненцев и селькупов, потому что они не сдали ЕГЭ по федеральным нормативам. Но это способные дети, я это знаю по опыту общения с ними, просто преподавание ряда предметов, как и прием экзаменов, желательно бы строить с учетом этнических особенностей, с упором на профориентацию, учитывающую род их будущих занятий.  Однако радует уже то, что введен национально-региональный компонент обучения: изучение национального языка, культуры, традиционных промыслов, но нужно идти дальше, та же сдача экзаменов у них должна проходить в какой-то иной форме, чем унифицированный ЕГЭ. Поскольку я не являюсь специалистом-ученым в области педагогики, то высказываю эти мысли с точки зрения своего опыта общения и с детьми-школьниками и местными педагогами.     

- Хорошо известно, что существует генетическая предрасположенность к болезням. По отношению к отдельному человеку это общепризнано. Но если мы говорим про генофонд того или иного народа, то вполне логично предположить что в нем может быть заложена как устойчивость к определенным видам заболеваний, так и генетическая уязвимость к тем или иным воздействиями?

- Это тоже признается современной генетикой, в предыдущих наших беседах мы уже говорили об этнической медицине. Но в контексте разговора о наших коренных народах нужно сказать и еще об одной важной проблеме. Я говорю об алкоголе.

Тема «алкоголь и коренные народы» во многом до сих пор табуирована и поэтому слабо изучена. Ее не хотят поднимать, хотя проблема эта важная и болезненная, но делается это не из деликатности. У меня, например, возникло ощущение, что этому противостоит некая влиятельная сила, если угодно «алкогольное лобби». Потому что объективно необходимое ограничение распространения потребления алкоголя среди народов Севера и Сибири противоречит финансовым интересам этого лобби.

Но к этому стоит добавить и сложность самой проблемы – КАК это сделать?

- Но как можно скрыть очевидные вещи? Ведь даже на уровне обыденного сознания общепризнано, что алкоголь гораздо более негативно влияет на представителей коренных народов, чем, допустим, на славян.

- Есть разница между обыденным сознанием и выводами науки, последние нередко делают неизбежным принятие конкретных решений. Поэтому до сих пор математически выверенных исследований на эту тему нет, я сама несколько раз пыталась такие исследования провести, но всегда сталкивалась с «обстоятельствами непреодолимой силы». Пока к этой теме только подступаются, как это делал недавно ушедший от нас академик Лев Евгеньевич Панин. Он исследовал эту проблему как биохимик и предположил, что длительный период своей истории северные народы жили с минимумом углеводной нагрузки. А ведь пища – это ключевой элемент адаптации человека к природной среде. У северных народов был и остается преимущественно белково-липидный тип питания, академик Панин назвал его «полярно-метаболическим» типом обмена веществ. Соответственно, и генетически отбирались те генетические паттерны, те генетические сети, которые позволяли бы человеку перерабатывать  большое количества белков и жиров. А утилизация алкоголя, в котором важное место занимает так называемый «цикл Кребса», требует углеводного типа питания, что характерно для этносов, для которых основным видом хозяйственной деятельности было растениеводство. Но все это требует тщательного изучения на генетическом уровне.  

- Вы знаете, о чем я подумал? Возможно, что с генетической точки зрения у каждого этноса есть уязвимые места, зависимости, которые для него особенно опасны. Возможно, для русских, в целом для славян, это наркотические вещества, произрастающие в Центральной Азии. Представители тамошних народов могут порой всю жизнь курить эту «травку» и не попадать в тяжелую наркотическую зависимость. А для славян такие «легкие наркотики» – это всего лишь ступенька, с которой они очень быстро переходят на тяжелые наркотики. Вот что, наверное, надо изучать, учитывая актуальность этой темы для современной России.

- Я как ученый и как патриот своей страны, не побоюсь этого слова, с этим полностью согласна. Хотелось бы только, чтобы с этим согласились и те, от кого зависит принятие решений. В частности, принятие решений по совершенствованию финансирования научных исследований. И обращаясь к этим людям, мне хочется сказать: «Гены – это действительно наше все, давайте их тщательно изучать для блага ныне живущих и особенно для будущих поколений!».

Интервью Юрия Курьянова

Как в Германии проводят экспертизу научных проектов

11 марта закончился прием заявок на первые конкурсы Российского научного фонда (РНФ) – на финансирование проектов отдельных научных групп. 700 победителей этого конкурса получат вполне внушительные по нашим меркам гранты – до 15 млн. руб на три года. 12 марта были объявлены новые конкурсы Минобрнауки России в рамках Федеральной целевой программы «Исследования и разработки». Они касаются прикладных научных работ, победители по мероприятию 1.2 получат финансирование до 26 млн. руб. на три года. Можно констатировать, что обещанная подпитка российской науки конкурсным финансированием началась. С учетом этого, актуальной является тема оптимальных принципов экспертизы поданных проектов.

Толчком, побудившим меня написать данную заметку послужило то, что неделю назад я принял участие в работе отборочной комиссии (evaluation committee) научных проектов по одной из приоритетных программ Немецкого научно-исследовательского сообщества (DFG). Речь шла об отборе проектов, выполняемых в различных университетах ФРГ по одному из направлений науки о материалах. Общая сумма, предусмотренная DFG для финансирования этих проектов – 5 млн. евро. Имея в виду средний размер проектов около 500 тыс. евро на три года, можно было отобрать 10 проектов. На конкурс было подано 29 проектов на общую сумму 13.5 млн. евро.

Откровенно говоря, когда я принял предложение участвовать в этой отборочной комиссии, я имел в виду подробно описать для российской научной общественности как проводится экспертиза проектов DFG, что я и делаю в этой заметке.

500 тыс. евро соответствует примерно 25 млн. руб., так что такое размер гранта DFG вполне сопоставим и с грантами РНФ, и с финансированием в рамках ФЦП.

Итак, какие особенности экспертизы проектов DFG я хотел бы отметить?

1. Несмотря на то, что речь шла о научных исследованиях, выполняемых в немецких университетах, тексты всех проектов надо было написать на английском языке. Проекты предварительно рассылались для экспертизы членам отборочной комиссии, каждый проект рассматривался двумя экспертами.

2. В отборочной комиссии участвовали девять ученых из восьми стран: Австрии, Великобритании, Германии, Италии, Польши, России, США, двое из Франции. Таким образом, представитель Германии был всего один, и тот по необходимости: в его обязанности входит доложить о результатах отбора руководству DFG.

3. Несмотря на то, что подавляющее большинство членов комиссии – ученые из других стран, DFG провело предварительный очень тщательный анализ возможного конфликта интересов.

«Вылавливались» буквально все совместные статьи и совместные проекты, которые члены отборочной комиссии имели с заявителями и участниками проектов за последние три года, не говоря уже об отношениях «учитель – ученик», для которых никакой «срок давности» не был установлен. Если потенциальный конфликт интересов был выявлен, то соответствующий член отборочной комиссии должен был покинуть зал заседаний во время обсуждения этого проекта.

4. Первая фаза анализа представленных проектов – краткое рассмотрение предварительных оценок на основе заочного рецензирования проектов членами отборочной комиссии.

5. Далее, руководители всех 29 проектов были заслушаны на пленарном очном заседании, каждому было дано 7 минут. После 10-го и двадцатого проектов объявлялся перерыв примерно на полтора часа, во время которого члены отборочной комиссии знакомились с постерами каждого из проектов, задавали вопросы их руководителям.

6. Наконец, отборочная комиссия собиралась для вынесения окончательного вердикта. Это было всестороннее обсуждение достоинств и недостатков каждого проекта, которое длилось в общей сложности около девяти часов.

7. Часто обсуждаемый в последнее время вопрос о роли наукометрических показателей решался следующим образом. Обязательной частью каждого проекта было представление списка 10 публикаций руководителя по теме проекта. Оценка этого списка (в том числе с учетом импакт-факторов журналов) была необходимым элементом обсуждения на отборочной комиссии.

С моей точки зрения, главное в описанной выше процедуре: краткие устные выступления по всем проектам, дополненные более подробными дискуссиями у представляющих проекты стендов; детальное устное обсуждение проектов отборочной комиссией; и наконец, международный характер экспертизы при строгом исключении конфликта интересов.

Противники участия в экспертизе российских проектов зарубежными специалистами часто говорят, что это слишком дорого. Давайте посчитаем на примере приведенной выше процедуры DFG: каждому из участников оплачивались транспортные расходы (пусть будет 500 евро), гостиница три звезды на две ночи и суточные (еще 250 евро). Это дает менее 7 тыс. евро, что представляет собой совершенно незначительную долю от разыгрываемой суммы грантов в 5 млн. евро. Учитывая доскональный и всесторонний характер экспертизы, игра явно стоит свеч. Замечу также, что никаких гонораров за экспертизу DFG не выплачивает, это является общепринятой практикой во многих известных мне научных фондах.

Хотел бы также подчеркнуть, что практика оценки научных проектов зарубежными рецензентами не есть отличительная особенность США и Западной Европы, она распространена во всем мире. Например, в январе по приглашению Министерства науки и технологий Китая я участвовал в работе комиссии по оценке итогов одной из их научных программ – комиссия также была полностью международной (8 ученых из США, 8 – из других развитых в научном отношении стран). Не пора ли и нам переходить на принятые во всем мире стандарты?

Академик А.Р. Хохлов

 

Страницы

Подписка на АКАДЕМГОРОДОК RSS