Резкое падение курса российского рубля в декабре привлекло всеобщее внимание к плачевному состоянию экономики одной из важнейших стран мира. За последние несколько лет Россия практически превратилась в нефтяное государство — государство с населением в 140 миллионов человек, многие из которых имеют высшее образование, чье благосостояние по большей части основывается на добыче природных ресурсов и чья экономика растет и сокращается в зависимости от колебаний цен на нефть и природный газ. Когда цены на нефть начали падать, рубль внезапно стал чрезвычайно уязвимым.

Другие развивающиеся страны, такие как Китай, Бразилия и Индия, диверсифицировали свои экономики, сделав основой своего благосостояния технологии и различные отрасли производства. Доказательства этому можно найти, зайдя в местный магазин Best Buy, где на полках вы увидите компьютеры, произведенные в Чэнду, и жесткие диски из Таиланда, или прокатившись по улице мимо автомобилей, сделанных в Германии и Корее. Между тем, Россия не выпускает никакой значимой технологической продукции. Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то искал в продаже ноутбук российского производства, или звонил бы по сделанному в России мобильному телефону, или смотрел бы кино на российском плоскоэкранном телевизоре.

Историк науки из Массачусетского технологического института Лорен Грэхэм (Loren Graham) потратил много лет, пытаясь выяснить, как такое могло произойти.

По словам Грэхэма, самым поразительным здесь является то, что Россию нельзя назвать технологическим болотом: российские ученые сделали множество важнейших научных открытий 20 века. Среди их достижений можно назвать изобретение лазеров, они стали пионерами в области компьютерных технологий и даже предложили концепцию гидроразрыва — и все эти идеи были позже доработаны и коммерциализированы другими странами.

Неспособность превращать идеи в коммерческие начинания оказалась чрезвычайно серьезной проблемой для России и, в конечном итоге, для всего мира. Чем дольше в экономике этой гигантской ядерной державы доминируют сырьевые олигархи, а не стабильный, независимый деловой сектор, тем дольше миру придется терпеть ее попытки бравировать своим геополитическим влияниям, проявляющиеся самым непредсказуемым образом.

Сегодня российские лидеры понемногу начали признавать серьезность этого пробела в экономике. В своем ежегодном обращении, с которым Владимир Путин выступил в декабре, он заявил, что сейчас крайне важно, чтобы Россия, которую он возглавляет уже 15 лет, положила конец «критической зависимости от иностранных технологий». Пока все усилия правительства принимали форму централизованных инициатив, в том числе инициативы в городе Сколково, который правительство России — при поддержке Массачусетского технологического института — пыталось превратить в российскую версию Кремниевой долины.

По мнению Грэхэма, этого, возможно, недостаточно. «Путин говорит: мы должны диверсифицировать нашу экономику и мы сделаем это, — сказал недавно Грэхэм. — Но чтобы добиться этого, им придется внести массу изменений в правовую систему, систему патентования и изменить положение инвесторов. Технологии не развиваются сами по себе. Для этого необходимо создать самые разные поддерживающие механизмы».

Накануне поездки в Россию, после публикации своей книги в прошлом году, Грэхэм по телефону дал интервью изданию Ideas.

Ideas: Как бы вы охарактеризовали отношения России с технологиями?

Лорен Грэхэм: У России есть одна поразительная черта — я не знаю ни одной другой страны, которая бы обладала этой чертой — и она заключается в том, что за последние 300 лет в России возникло огромное множество удивительных технических и научных идей, из которых эти люди не смогли извлечь практически никакой экономической выгоды. Русские просто неспособны превращать идеи в коммерческий продукт.

— Почему?

— Я думаю, что Россия совершает ошибку, совершает ее прямо сейчас и совершала ее в течение очень долгого времени: русские всегда верили, что секрет модернизации заключается в самих технологиях. Поэтому они упорно продолжают разрабатывать новые технологии — в настоящее время они сотрудничают с Массачусетским технологическим институтом в Сколково. Они уверены, что, если они сделают новейшие разработки, получат новые перспективные технологии, они сразу же добьются успеха. Но на самом деле это практически ничего им не даст, потому что в российском обществе нет условий, необходимых для коммерческого успеха технологий — здесь речь идет о социальных, правовых, политических и экономических условиях. Политическая власть боится сильных предпринимателей, которые способны заработать огромные состояния, потому что в их лице она видит конкурентов.

— Вы изучаете российскую науку уже более 50 лет. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы российские ученые жаловались на это?

— Я часто слышал, как российские ученые говорили: «Все мои хорошие идеи были украдены! Вы, жители Запада, крадете их у нас!» В российском научном сообществе бытует мнение, что бизнес — это грязное занятие. И что ученому нельзя унижать себя выходом за пределы чистой науки. Кроме того, в России эта точка зрения подкрепляется тем, что там повсеместно распространена коррупция, поэтому уход в бизнес, с точки зрения ученых, равносилен переходу в сферу преступности, коррупции и махинаций.

— Можете ли вы привести какие-либо примеры?

— Весьма показательным примером являются лазеры. Лазеры — это фундаментальная основа современной экономики. Все мы пользуемся лазерами, они есть в камерах, принтерах и так далее. Мы постоянно используем лазеры.

Однако лазеры нельзя назвать новой технологией: их разработали в 1950-х и 1960-х годах, и двое российских ученых получили за них Нобелевскую премию. Был еще один американец [который тоже получил Нобелевскую премию], Чарльз Таунс (Charles Townes) — но двое россиян, Александр Прохоров и Николай Басов, получили премию именно за изобретение лазерных технологий. А теперь давайте подумаем, кто сегодня зарабатывает деньги на лазерах?

На мировом рынке нет ни одной более или менее крупной компании, которая продавала бы лазеры. Между тем, Чарльз Таунс… как только он разработал лазер, даже несмотря на то, что он не был бизнесменом — он был типичным профессором физики — он сказал: «Мне кажется, на этом можно заработать хорошие деньги! Я не бизнесмен, но своего я не упущу». Поэтому он немедленно получил патент на свое изобретение, а затем продал права на него бизнесу, поскольку, хотя он сам и не хотел руководить деловым предприятием, он понимал, что в его руках золотая жила. Между тем, русские ученые не предприняли никаких шагов — на самом деле в тех условиях, в которых они жили и работали, это было попросту невозможно.

— Почему? Разве попытки извлечь коммерческую выгоду из лазеров в России пресекались?

— Они не пресекались — они попросту никогда не возникали. Я брал интервью у Прохорова — ему никогда даже в голову не приходило создать свою компанию. И даже если бы эта мысль посетила его, тогда в России не существовало патентной системы, не было инвесторов, он даже не смог бы разместить акции своей компании на бирже. Механизмы, которые необходимы для того, чтобы сделать технологию экономически успешной, в Советском Союзе попросту отсутствовали. Сейчас ситуация в России не намного лучше: там до сих пор не сформировалось полноценное инвестиционное сообщество. Инвесторы-меценаты, которые вкладывают деньги в высокие технологии на стадии их разработки в Кремниевой долине, Кендалл-сквер и так далее, в России попросту отсутствуют. 

— Но разве российские ученые не получают заслуженные почести?

— Разумеется, они получают заслуженные почести, но их почитают как ученых. Они не получают известность как предприниматели в области технологий. Речь идет о людях, которые работают в лаборатории и получают разного рода награды и похвалу, но при этом не делают ничего, что могло бы повлиять на экономику.

— Есть в этом правиле какие-либо исключения?

— Исключения есть, и, как правило, они относятся к сфере программного обеспечения. В области программного обеспечения легче добиться коммерческого успеха, потому что это скорее интеллектуальный, а не материальный продукт — это то, что вы создаете в своем сознании. А если речь идет об интеллектуальных продуктах, Россия может похвастаться очень серьезными достижениями — вспомните музыку, литературу и так далее. Между тем, люди в России плохо умеют изобретать материальный продукт, а затем извлекать из него экономическую выгоду — именно это нужно было сделать с лазерами. Просто изобрести лазерные технологии оказалось недостаточно.

В случае с программным обеспечением его разработчикам не приходится вступать во взаимодействие с коррумпированной системой, поскольку, если только вы не хотите построить что-то или начать производить какой-либо продукт, который требует строительства завода или хотя бы магазина, к вам не придет человек, который скажет, что вам необходима защита и покровительство и что, если вы не заплатите, ваш бизнес рухнет.

— В какой степени все это является  прямым следствием того, что в Советском Союзе не было системы частного предпринимательства?

— Отголоски советского прошлого играют существенную роль, однако ими все не ограничивается. В своей книге я пишу о том, что подобные проблемы существовали и в период царизма — в особенности в 19 веке. И чаще всего я привожу в качестве примера электрическое освещение. Электрическую лампочку изобрел русский ученый Яблочков. Он поехал в Западную Европу, где он разработал систему освещения улиц Парижа и Лондона. Именно тогда Париж получил свое прозвище, которым его называют до сих пор — «Город света».

— Это больше похоже на пример того, как можно взять идею и реализовать ее на практике.

— Правильно. Но послушайте, что случилось дальше. Российское правительство убедило Яблочкова вернуться на родину после того, как он разбогател во Франции, и сделать то же самое в России. Он вернулся, основал свою компанию и обанкротился — он попросту не смог найти инвесторов! Он даже не смог убедить хозяина гостиницы, где он жил, установить там электрическое освещение. Тогда русские предпочли газовые лампы.

— Правда ли, что технологии гидроразрыва были изобретены в России?

— Об этом мало кому известно. В 1950-х годах русские разработали концепцию гидроразрыва и опубликовали несколько статей, посвященных этой теме. И что же случилось потом? Ничего. Никто так и не воспользовался этой блестящей идеей. Эти статьи были опубликованы в научных журналах. Они не были опубликованы в деловых журналах, потому что в Советском Союзе попросту не было деловых журналов. Поэтому спустя 30 лет американцы доработали технологии гидроразрыва и внедрили их.

А теперь в Россию прибыли американские компании — Chevron, Exxon, BP — которые учат русских, как работать с технологиями гидроразрыва, несмотря на то, что эти технологии были созданы русскими.

— Считаете ли вы, что нынешнее российское правительство пытается исправить ситуацию?

— Я думаю, что некоторые представители правительства понимают, что ключевой основой российской экономики должны стать интеллектуальные, а не добывающие отрасли, такие как нефтегазовая промышленность. Они это знают. Кроме того, теперь в России появился частный бизнес. Но там до сих пор существует масса препятствий.

— Как неспособность России извлекать коммерческую выгоду из научных открытий отразилась на современном состоянии России?

— Я считаю, что эта неспособность имела чрезвычайно серьезные последствия. В России есть люди, которые говорят — разумеется, это преувеличение, однако в нем присутствует определенная доля истины — что Россия — это всего лишь Саудовская Аравия с ядерным оружием. Сегодня Россия, несмотря на 300 лет попыток индустриализации и модернизации, остается экономикой, основанной в первую очередь на нефти и газе. Это трагедия, но российские лидеры продолжают считать, что лучший способ решить эту проблему — издать очередной указ. О создании Сколково, например. Я бы сказал, что неспособность России адекватно использовать таланты ее ученых и инженеров является одной из причин, по которым России не удается стать полноценной демократией. Потому что правительство, хотя оно и осознает необходимость модернизации, продолжает выбирать такие способы решения этой задачи, которые лишь усугубляют проблему.

Как вырастут цены на лекарства, когда в России могут возникнуть проблемы с медикаментами и оборудованием и возможно ли импортозамещение в медицине, разбирался отдел науки «Газеты.Ru».

Уже дорожает и не хватает

Несмотря на укрепление курса рубля, рост цен на товары и услуги неизбежен. Это касается и медицины: в аптеках некоторые лекарства уже подорожали примерно на 8%. На минувшей неделе корреспонденту «Газеты.Ru» пришлось обойти восемь аптек, прежде чем ему удалось найти препарат, в наличии которого раньше не было никакой проблемы. При том, что происходило это все в центре Москвы.

Эксперты уверены, что цены продолжат расти, однако резких скачков ожидать не стоит.

В больницах и поликлиниках медикаментов пока хватает. Все врачи, с которыми общались корреспонденты «Газеты.Ru», сошлись во мнении, что на ближайшие несколько месяцев — как минимум на первый квартал 2015 года — запасов лекарств и расходных материалов хватит.

А то, что будет потом, напрямую зависит от того, будет ли правительство пересматривать бюджет на здравоохранение.

Власти уже пытаются принимать какие-то меры, в частности, вице-премьер Ольга Голодец сообщила, что список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов (ЖНВЛП), цены на которые регулируются государством, в 2015 году будет расширен.

Тем не менее невозможность повысить стоимость лекарств из списка ЖНВЛП приведет к росту цен на другие препараты, в частности импортные.

Сейчас — 63,5%, а надо — 90%

Доля российских лекарств на российском рынке составляет 55–60% по ассортименту и 20% в денежном эквиваленте. Это объясняется тем, что российские лекарства дешевле.

Лекарства, которые больше всего и чаще всего востребованы, входят в перечень ЖНВЛП, который периодически обновляется. Сейчас там 567 наименований лекарственных препаратов, из них 16,4% производятся только отечественными производителями, 36,5% производятся только зарубежными производителями, а производство 47,1% лекарственных препаратов осуществляется как российскими, так и иностранными фармацевтическими предприятиями. То есть российская фармацевтическая промышленность выпускает 63,5% лекарств из списка.

В одном из «майских указов» 2012 года Владимир Путин поставил цель к 2018 году довести объем производства отечественных стратегически значимых лекарств до 90%.

По мнению Ларисы Попович, директора Института экономики здравоохранения, это реально, если речь идет о лекарствах из списка жизненно необходимых и важнейших препаратов. А вот директор Института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН Айдар Ишмухаметов считает, что «это зависит от того, какую часть фармацевтического рынка рассматривать».

«В ритейловом сегменте это сделать невозможно, а вот на рынке закупок, осуществляемых за счет госбюджета, уже сейчас доля отечественных препаратов в натуральном выражении составляет более 60%», — уверен эксперт.

Полностью нигде не заменить

В цифрах с отечественными лекарствами все получается вроде и не так удручающе. Но вот что говорят врачи.

По словам врача-терапевта МОНИКИ Олега Лищука, «возможность заменить зарубежные препараты различается в зависимости от конкретного направления медицины, но о полном замещении, в любом случае, речи не идет».

«Хуже всего в областях, где используют самые новые, сложные в производстве и дорогие лекарства: ревматологии, гематологии, трансплантологии и других», — утверждает эксперт.

По его данным, у многих ключевых оригинальных препаратов еще не истек срок патентной защиты, а значит, не существует дженериков — аналогов международных лекарств, у которых истекла патентная защита и которые выпускаются на месте.

«Нет ни одной области медицины, в которой можно было бы полностью заменить все импортные препараты российскими», — резюмировал Олег Лищук.

Особая ситуация с лекарственными препаратами для лечения редких (орфанных) заболеваний. Их российская промышленность не выпускает.

Локализация: российское или не российское?

На территории нашей страны локализованы предприятия многих зарубежных фармкомпаний, и эксперты считают, что выпускаемую ими продукцию следует считать российской, даже если они просто в России упакованы. Гендиректор Ассоциации российских производителей лекарственных средств Виктор Дмитриев считает, что в таком случае доля российских препаратов в стоимостном выражении достигает 42%.

По имеющимся данным, 70% фармкомпаний полагают, что текущая политико-экономическая ситуация и санкции никак не повлияли на их бизнес.

Оставшиеся 13% считают изменения положительными для бизнеса. Еще 17% видят для себя риски и намерены сокращать инвестиционные программы. Целых 53% планируют организовать производство полного цикла в России, включая компании, находящиеся в процессе локализации производства.
В последний месяц ситуация обострилась, но, по мнению Виктора Дмитриева, и она вряд ли отвратит фармацевтический бизнес от российского рынка.

«Я буквально только что вернулся с совещания с представителем зарубежной фармкомпании, — пояснил он «Газете.Ru», — и могу сказать, что все серьезные игроки не собираются уходить с рынка».

Расходники отправят в расход

Ситуация с медицинскими изделиями и медицинским оборудованием удручающая. Причем это касается как сложных высокотехнологичных приборов для диагностики и лечения, так и самых простых изделий.

Так, в России есть несколько производителей, выпускающих пластиковые одноразовые шприцы разного объема, в том числе инсулиновые. Но живется этим предприятиям нелегко. Помимо роста цен на сырье — полипропилен, они находятся в состоянии жесткой конкуренции с китайцами, которые выпускают очень дешевую продукцию.

Еще один существенный минус у российских шприцев — они фактически неполноценны, так как комплектуются зарубежными иглами.

Есть проблемы и с составляющими для кардиологических операций.

«Если говорить о стентах, коронарных и периферических, то на сегодняшний день мы вынуждены покупать преимущественно импортные, - сказал «Газете.Ru» руководитель отдела хирургии сердца и сосудов МОНИКИ Александр Осиев. – Есть изделия отечественного производства, но они далеко не всегда устраивают нас по качеству».

Это не удивительно – в США стенты выпускают уже давно, там сосредоточены все ноу-хау и патенты, а Россия в этом отношении отстала.

«Это как с автомобилями, — продолжает хирург. — Единственный выход — локализация производства».

До сих пор не налажено производство российских катетеров. Особенно плохо обстоит дело с баллонными катетерами. Потому что это уже высокотехнологичное производство, в котором масса тонкостей.

Что касается сердечных клапанов, то в нашей стране производят клапаны для замены на открытом сердце, по словам Александра Осиева, неплохие по качеству, но эндоваскулярные клапаны, которые доставляют в сердце через кровеносные сосуды, существуют только импортные.

Современные медицинские изделия зарубежного производства базируются на современных технологиях, которых в России просто не существует. Это касается всего диапазона изделий — начиная от простейших, таких как катетеры, и заканчивая диагностическими аппаратными комплексами и хирургическими роботами.

Если в нынешней ситуации прекратится закупка импортных медицинских изделий и оборудования, а также импортных лекарственных препаратов, это приведет к полному коллапсу системы здравоохранения в целом.

По мнению экспертов, реально заменить сердечные клапаны на российские, но по словам руководителя отдела медицинской биотехнологии НЦ ССХ им. А.Н. Бакулева Вахтанга Коставы, «зарубежные конкуренты в течение многих десятилетий интенсивно и успешно используют всевозможные способы преимущественного продвижения своей продукции».

Поэтому отечественного производителя необходимо «умно» защищать на государственном уровне.

Медоборудование: «глубокая системная отсталость»

Все работающее в российских клиниках высокотехнологичное медицинское оборудование — рентгеновские аппараты, томографы, установки для лучевой терапии — только импортное.

«Я работаю как рентгенхирург и оперирую в разных регионах страны и за рубежом и не встречал отечественных аппаратов, – говорит Александр Осиев. - Так что нужны либо «Филипс», либо «Сименс», либо «Дженерал Электрик», либо «Тошиба» – между четырьмя этими компаниями и крутится весь рынок. То же самое касается компьютерных томографов, магнитно-резонансных томографов и прочего оборудования

Если случится так, что Россия прекратит импорт медицинского оборудования, то с диагностикой и лечением в стране наступит полный коллапс, считают эксперты. Впрочем, они тут же добавляют, что останется «лазейка» через Китай и Турцию, через которые пройдет простейшее оборудование. А вот сложное — такое как компьютерные томографы, ЯМР-томографы, качественные наркозные аппараты — будет просто неоткуда взять.

Александр Осиев считает, что единственный на сегодня возможный путь к тому, чтобы в России было медицинское оборудование, — это локализация производства зарубежных производителей на территории России.

Но для локализации такого серьезного производства нужны условия — регуляторные и налоговые послабления. Не в последнюю очередь зарубежные компании в другой стране привлекает дешевая рабочая сила. Судя по девальвации рубля и падению уровня доходов населения, она у нас будет.

Ограничения против преференций

Один из методов решения задачи увеличения доли отечественных лекарств заключается в введении ограничения на импорт. Так, в сентябре общественное обсуждение проходила инициатива Минпромторга по ограничению зарубежных производителей при закупке лекарств.

По мнению заместителя министра здравоохранения Сергея Краевого, эта мера направлена как раз на то, чтобы стимулировать российскую фармацевтическую промышленность.

Но эксперты, с которыми беседовала «Газета.Ru», высказывались однозначно — лучше не вводить ограничения, а использовать действующие преференции для российских производителей.

Если говорить о российских лекарствах, то среди них есть и какое-то количество инновационных лекарств, созданных «от и до» по собственным разработкам.

Так, ДНК-вакцина от ВИЧ, созданная с Биомедицинском центре и производимая в НИИ особо чистых биопрепаратов в Санкт-Петербурге, проходит вторую фазу клинических исследований. Две другие вакцины от ВИЧ, созданные в Институте иммунологии в Москве и в центре вирусологии и биотехнологии «Вектор» в Новосибирске, прошли первую фазу клинических исследований. Вторую фазу клиники проходит илекарственный препарат против ВИЧ, созданный в компании «Вириом» центра химического разнообразия «Химрар» в партнерстве с МФТИ.

А вот производство 13-валентной вакцины от пневмококка в Московской области — результат передачи технологии производства компании Pfizer российской компании «Петровакс».

Двойные стандарты

Люди хотят, чтобы лекарства не только были доступны, но и хорошо лечили. Качество российских препаратов традиционно вызывает недоверие. Вероятно, это далеко не всегда правильно.

Но чтобы претендовать на качество, лекарства должны производиться по международным стандартам «надлежащей производственной практики» GMP. И вот со стандартами производства в стране еще большая проблема.

Хотя эти стандарты в России действуют еще с января 2014 года, сколько на самом деле фармацевтических предприятий по ним работает, никто не может ответить, потому что не налажена система экспертизы и аудита. Глава Минэкономразвития Денис Мантуров считает, что 80% отечественных лекарств соответствует этим стандартам.

А по мнению Данила Блинова, генерального директора компании Pfizer в России, «попытки привести локальную фарминдустрию в соответствие с мировыми стандартами терпят фиаско».

Руководитель Ассоциации российских производителей лекарственных средств Виктор Дмитриев полагает, что по GMP-стандартам работают примерно 20% российских фармацевтических производств. «Но при этом они выпускают 90% продукции, — добавил он. — Так что если даже закрыть остальные предприятия, ситуация существенно не изменится».

Индия — пример для подражания

Не все так оптимистично смотрят на проблему импортозамещения лекарств. Например, российский фармацевтический эксперт Дмитрий Мартынов считает, что основная проблема российской фармацевтической промышленности в том, что в стране убита химическая промышленность. «Мы очень мало производим химических субстанций для лекарственных препаратов, — сказал он «Газете.Ru». — Даже самые простейшие субстанции приходится закупать. Даже те субстанции, которые считаются российскими, на самом деле не российские, а китайские или индийские, к нам они поступают под видом химических реактивов.

Восстановить химическую промышленность хотя бы до уровня Советского Союза — очень сложно, это требует огромных денег.

Сейчас вот в Новочеркасске, где была зона советского химического производства, собираются строить завод по производству 50 субстанций. Но когда он еще заработает!»

Если посмотреть на примеры стран, которым удалось за короткий срок создать свою фармацевтическую промышленность, то наиболее яркий пример, по мнению Мартынова, это Индия, где за последние 15–20 лет в этой области произошел невероятный прорыв. Теперь Индия производит практически все препараты-дженерики на своих собственных субстанциях, а их производство по уровню не ниже европейского. Это стоило денег, которые государство вложило в развитие своей фармы. «Я знаю многих индийских предпринимателей, — добавляет эксперт, — они умеют работать, они очень целенаправленны».

Одни в поле

На этом безнадежном фоне есть отдельные производители, которые выпускают качественную продукцию для российского рынка, а некоторые даже продают свои изделия в другие страны. Например, есть производители небольших холтеровских мониторов, которые продают их за рубеж. Есть еще очень хорошее оборудование для мгновенной дезинфекции - оно поставляется в США.

Проблема в том, что их мало и они «погоды не делают».

Есть изделия, находящиеся в стадии разработки, но еще не прошедшие клинические испытания. Те же эндоваскулярные клапаны, создаваемые в Бакулевском центре, или «окклюдеры» в форме зонтика для закрытия ушка левого предсердия и спасения пациентов с мерцательной аритмией от инсульта. Последние создаются в Томске, в Институте физики прочности и материаловедения СО РАН, и о них «Газете.Ru» рассказал директор института член-корреспондент РАН Сергей Псахье.

На этом фоне выделяется нелегкая «история успеха» медицинского ускорителя для протонной терапии рака, который создал физик Владимир Балакин, член-корреспондент РАН, руководитель Физико-технического центра Физического института РАН.

Работа над ним продолжалась десятки лет. В начале 2014 года Росздравнадзор выдал ученым разрешение на проведение клинических испытаний.

При этом один протонный ускоритель уже продан в США. Еще две американские клиники заключили с авторами контракт на поставку ускорителей, при этом российские ученые выиграли тендер у нескольких всемирно известных компаний. Сейчас российские физики делают ускоритель для отправки в Израиль.

В канун новогодних праздников ведущие научные и научно-популярные издания обычно подводят итоги года и называют самые главные, по мнению своих экспертов, достижения минувших 12 месяцев. Журнал Science публикует десятку прорывных открытий года уже почти два десятилетия. Его главный конкурент, издание Nature, с подобной инициативой опоздал и свои топ-списки принципиально не составляет.

В редакции Science составление научной топ-десятки — дело ответственное. В назначенный день в кабинете шеф-редактора собираются начальники отделов плюс золотые перья редакции и начинают до хрипоты спорить. Поскольку у всех участников совещания солидный научный бэкграунд и вдобавок каждый является высокопрофессиональным журналистом, прекрасно знающим, что такое дедлайн, диспут, несмотря на свое сходство с пожаром, всегда заканчивается вовремя, и шеф-редактор подписывает итоговый список в последнюю пятницу перед католическим Рождеством.

Оседлали комету и влили молодую кровь

В этом году главный научный прорыв года особенных споров не вызвал — посадка спускаемого аппарата на комету Чурюмова-Герасименко была вне конкуренции. На Луну и другие планеты человек свои корабли спускал, дважды — даже на астероиды, а вот кометы своими визитами люди пока не удосуживались осчастливить. За десять лет «Розетта» преодолела 6,5 миллиардов километров, совершив четыре гравитационных маневра у Марса и Земли, что, конечно, заслуживает самой высокой оценки. Раньше космические аппараты лишь пролетали мимо комет, наблюдая за ними максимум в течение нескольких часов, теперь же наблюдения велись месяцами и «Розетта» буквально осыпала ученых ценной научной информацией. Наконец, кульминация — посадка на поверхность кометы спускаемого аппарата Philae. Пусть даже не с первого раза и место не очень удачное — в тень. Заряда аккумулятора хватило на 57 часов, но и этого было достаточно, чтобы выполнить информационную программу минимум. Впрочем, засыпая, Philae написал в своем Twitter: «Моя жизнь на комете не закончена. Я еще расскажу вам о своем новом доме».

Что же до остальных девяти пунктов топ-списка Science, то их выбор в той или иной степени субъективен — что-то, наверное, можно было бы исключить, что-то, наоборот, добавить. Это в редакционной статье подчеркивает и шеф-редактор Science Марша Макнатт (Marcia McNutt), отмечая, что значимость практически каждого открытия поначалу оценить трудно и, в принципе, вполне может случиться так, что главным научным прорывом — 2014 в будущем назовут нечто, вообще не упомянутое в топ-списках СМИ.

Мы не будем приводить весь список журнала Science — он есть в свободном доступе. Заметим разве что нейронный чип и потрясающую новость из области геронтологии — о том, что молодая кровь, введенная в старый организм, способна его омолодить. Полагаем, каждый читатель об этом что-нибудь да слышал. Еще бы! Уже полтора века назад ученые заподозрили нечто подобное, объединив системы кровообращения старой и молодой мыши, сшив вместе их кожу. Этот эксперимент повторили в начале 2000-х, не только объединив две кровеносные системы, но и введя старым мышам стволовые клетки молодых. Результат — регенерация мускулов у «старух».

В 2014 году была найдена причина возвращенной молодости — содержащийся в молодой крови фактор под названием GDF11, который, согласно одному исследованию, способен омолаживать сердце, повышать мускульную силу и стимулировать образование нейронов в мозгу, то есть улучшать пространственную память. Проверив все на лабораторных грызунах, исследователи приступили к опытам над людьми, делая пациентам с болезнью Альцгеймера инъекции с плазмой крови от молодых доноров. Правда, произведенный инъекциями эффект выяснится только через год.

Выделим также упомянутое редакцией Science программное обеспечение, позволяющее роботам работать вместе, но без участия человека. Речь здесь идет сразу о серии независимых исследований. Например, в одном из них тысяча минироботов размером с копейку сами по себе, без всякой внешней команды, складывались в буквы, примитивные фигуры и т.д. Достижение, разумеется, важное и в то же время настораживающее, поскольку это успех не только в создании искусственного разума, но и в его освобождении от человеческого контроля.

Если уж говорить о настораживающих научных прорывах, то в списке Science есть еще один того же пошива: люди научились манипулировать памятью мышей с помощью света. Сравнительно новое научное направление под названием оптогенетика исследует нервные клетки, внедряя в их мембрану специальные молекулы, реагирующие на возбуждение светом. В этом году фонарик в мышином мозгу смог превращать приятные воспоминания в ужасные и наоборот.

О чем умолчал Science

Говорить о том, какие научные достижения можно было бы исключить из списка Science, по крайней мере преждевременно, да и вообще, неприлично — люди там работают очень квалифицированные. А вот расширить этот список хочется.

Например, обратим внимание на событие не столько научное, сколько научно-политическое — вхождение Индии в элитный марсианский клуб. 24 сентябрякосмический аппарат «Мангальян» Индийского космического агентства ISRO был успешно выведен на орбиту искусственного спутника Марса. Это первый индийский аппарат, запущенный к Марсу, и первый межпланетный аппарат Индии.

Также стоит вспомнить об открытии итальянской нейтринной лаборатории Борексино, высоко оцененном интернет-порталом Physics World в топ-списке достижений физики за 2014 год. Все идущие от Солнца нейтрино, зарегистрированные на Земле, с учетом даже их таинственных осцилляций, то есть перехода частиц из одного вида в другой, свидетельствовали, что они — продукт основной термоядерной реакции, происходящей в недрах светила и превращающей водород в гелий. Загадочным оставался только низкоэнергетический «хвост» графика, не улавливаемый и самыми сверхчувствительными детекторами. Модернизация детектора Борексино, огромного шарового бассейна под горой Гран-Сассо, позволила, наконец, связать и эти нейтрино с ядерным синтезом в солнечных глубинах. Но это открытие с тем же успехом можно назвать и закрытием темы: физики подтвердили стандартную модель звезды.

Страшно далеки они от народа

В 2014 году Science впервые опубликовал не только выбор редакции, но ипредпочтения своих читателей — и столкнулся с большим сюрпризом. Дело в том, что замыкает редакционный список исследование, в котором к четырем буквам генетического алфавита (А, С, Т и G) ученые добавили еще две — X и Y. Но в природе этих букв нет, они встречаются только в искусственном варианте бактерии Escherichia coli. Добавив в ее ДНК новые нуклеотиды, ученые надеются кодировать с их помощью белки, которых нет в природе. Но они могли бы очень помочь в лечении болезней, сегодня неизлечимых.

Когда редакторы Science посмотрели, как часто читались статьи, посвященные выбранной ими десятке, оказалось, что открытие номер десять заинтересовало читателей больше всего, а главный, причем безусловный, прорыв с посадкой на комету занял лишь третье место.

Расхождение в предпочтениях читателей и «писателей» только усилилось, когда редакторы Science проанализировали «кликабельность» новостей, опубликованных журналом за год. Здесь совпадений с редакционным топ-списком нет вообще. На первом месте — заметка о «черной смерти», чуме XIV века, унесшей многие миллионы жизней. Выяснилось, что наши геномы помнят об этой трагедии и готовят иммунную систему к новым атакам той же болезни. Вызвали повышенный интерес также заметка о поражении американских спецназовцев из-за космической погоды, материал о белке-«вампире», дискуссии об оптимальном алгоритме действий человека после атомного взрыва и видео о любви диких животных к бегу в колесе.

Но больше всего удивило третье место по популярности. В этом году, впервые за всю свою историю, Science опубликовал тщательно отреферированную статью о снежном человеке — йети. Заметка, разумеется, развенчивает миф и сводится к тому, что ученые из Британии и Швейцарии исследовали хранящиеся в музеях образцы шерсти этих загадочных существ и пришли к выводу, что с генетической точки зрения в них нет ничего загадочного. Во всех случаях это либо вообще не шерсть, либо шерсть уже известных науке животных.

Над несоответствием топов (Ни один из прорывов года не попал в десятку самых кликабельных новостей!) стоит задуматься. Да, ученые хотят нового знания, а публика, даже такая высоколобая, как читатели Science, жаждет чуда: один познает, другой потребляет. Но не все так просто.

В этой связи можно вспомнить возникшую на рубеже ХХ и ХХI веков полушуточную-полусерьезную теорию поп-науки. Согласно этой теории, наука в сложных ситуациях ведет себя подобно живому существу и, пытаясь выжить, стремится приспособиться к изменяющимся условиям. В конце прошлого века ситуация с финансированием изменилась, ученым пришлось всерьез бороться за гранты и громче заявлять о своих претензиях на бюджеты. На телевидении и в бумажных СМИ зачастили сообщения о проведенных, а порой и просто задуманных исследованиях, и, соответственно, наука стала превращаться в шоу-бизнес, выполняя его требования и подчиняясь его законам. Родившаяся (или возродившаяся) в результате поп-наука в полном соответствии с требованиями шоу-бизнеса поставила своей целью не столько получение новых знаний, сколько исполнение заветных желаний человечества — например, жить вечно, найти братьев по разуму, овладеть мгновенным перемещением в пространстве на любые расстояния и тому подобное.

Между «настоящей» наукой и поп-наукой возник конфликт, по сию пору не разрешенный, а возможно, даже и нарастающий. С одной стороны, мир выкладывает миллиарды на поиски новой частицы, с другой — жаждет чуда. Журналисты Science, несомненные сторонники истинного научного поиска, стойко держали оборону, но постепенно поддавались натиску поп-науки, сами того не замечая. Свидетельство тому — пункт топ-списка Science о безусловно замечательной работе с молодой и пожилой кровью. И, похоже, уступки, сделанные поп-науке, недостаточны, поскольку обнародованные приоритеты публики и приоритеты ученых по-прежнему кардинально разнятся, практически ни в чем не совпадая.

На днях у меня произошел любопытный разговор с одним ученым из Академгородка. Он с нескрываемой радостью сообщил о том, что получил федеральный грант на пять миллионов и на эти деньги установил в своей лаборатории новую установку для продолжения исследований в области утилизации органики. «Внедрять в производство свою разработку планируете?» – поинтересовался я. Ответ собеседника был красноречив и печален в своей сути: «А на кой мне эти хлопоты? Внедрять – не моя задача. В нашей стране такими системами не интересуются. А вот китайцам мои исследования интересны. Опубликую результаты, они опять со мной свяжутся, приедут. Может, что-нибудь у себя и внедрят».

Куража в этих словах не было, ибо они на самом деле отражали реальное положение дел. Об интересе иностранцев к разработкам наших ученых и о слабом интересе к ним со стороны отечественных производителей говорят многие специалисты. Не так давно во время круглого стола в пресс-центре ТАСС (Новосибирск), посвященного мобильной энергетике, заведующий лабораторией молекулярной кинетики Института теплофизики СО РАН Равель Шарафутдинов откровенно сказал, что своими публикациями в рейтинговых изданиях о результатах исследований мы (имелись в виду ученые) только интеллектуально подпитываем другие страны.

Наши исследования до отечественного производства все равно не доходят, зато в других странах, где внедрение инноваций поставлено хорошо, вовсю научились использовать наш «мозговой потенциал».

Фактически получается, что российские ученые, занимаясь исследованиями за счет федерального финансирования, в конечном итоге работают на экономическое развитие иностранных государств. Собственно, из этого иной раз даже не делается секрета. Некоторые разработчики откровенно говорят, что их задача – создать перспективную разработку, чтобы потом выгодно «толкнуть» ее куда-нибудь на Запад.

Стоит ли, в таком случае, удивляться, что до 70% отечественных разработок находят применение именно за рубежом?

Отчего так происходит? Имеют ли тут место субъективные факторы или в стране не хватает каких-то важных механизмов внедрения результатов интеллектуального труда в практическую сферу, в производство? Вроде бы, об инновационном развитии у нас заявляют давно, и даже выделяют на это дело определенный финансовый ресурс. Тогда почему до сих пор ничего не работает? Почему, стартуя в плане научных исследований почти одновременно с иностранцами, мы так и не получаем практических результатов, тогда как на Западе или в Китае вовсю начинают переходить к промышленным образцам?

Как это пытаются объяснить сами ученые, в нашей стране с определенных пор возобладала доктрина «энергетической державы», которая якобы в состоянии обеспечить собственный экономический рост за счет продажи энергоресурсов. Этот подход наглядно продемонстрировали российские «эффективные менеджеры». Мол, продадим нефть, а на деньги закупим нужные нам технологии в готовом виде. В таком подходе отражена не только убогость мышления этих людей, но и их вопиющая некомпетентность в вопросах  инноваций. Как утверждает Равель Шарафутдинов, зарубежные страны никогда не продадут нам новейшие технологии. Все, что мы у них там приобретаем, – это то, что там уже начали списывать со счетов, планируя внедрять что-то более современное и, соответственно, более совершенное. Наши «эффективные менеджеры» уже сильно обожглись на этом, пытаясь развивать за счет внедрения зарубежных технологий фотовольтаику и литий-ионные накопители энергии. Заводы, созданные при участии этих «инноваторов», попросту оказались банкротами.

Дело в том, что за рубежом новейшие разработки активно внедряются во многом благодаря вдумчивой государственной политике по стимулированию инновационного развития. Это именно то, что не ведомо многим российским государевым мужам, включая и «эффективных менеджеров».

Простой пример. Широкое внедрение разработок в области фотовольтаики на Западе стало возможным только благодаря солидной государственной поддержке направлений, связанных с альтернативной энергетикой. Предприятия, запускавшие производство солнечных панелей, получали от государства неплохие гранты, благодаря чему данная продукция становилась доступной для потребителей. В противном случае об окупаемости инвестиций не было бы и речи.

Другой пример. В США компания Tesla Motors (та самая, что выводит сейчас на рынок современные электромобили) получила налоговые льготы в объеме  1,3 миллиардов долларов на производство литий-ионных аккумуляторов. Компанию на 20 лет освободили от налога с продаж и на 10 лет – от налогов на собственность и ведение бизнеса.

Мало того, компании предложили земельный участок под фабрику, где с 2020 года будут производить для электромобилей 500 000 батарей (что больше выпуска аккумуляторов  всеми производителями в мире в 2013 году).  Вот это есть – поддержка инноваций!

Как поступили у нас? У нас вбухали деньги в предприятия по выпуску тех же солнечных батарей, рассчитывая на чисто рыночный спрос. Но должного спроса на данную продукцию не получилось, поскольку для российского потребителя это оказалось слишком дорого (а кто-то думал, что будет иначе?). В Германии, например, об интересах немецких потребителей и производителей государство подумало. В России – нет. В России понадеялись на то, что рынок сам по себе решит этот вопрос. Вопрос «решился» банальным банкротством предприятий. То же самое произошло и с литий-ионными накопителями энергии.

Конечно, на начальном этапе государство могло само бы поддержать спрос, выступив в роли крупного заказчика. Но для этого нужна соответствующая программа по развитию определенного направления – той же альтернативной или мобильной энергетики. Такой программы нет. Иначе говоря, потребитель просто так, из любви к прогрессу, не набрасывается на инновацию. Тем более, если она стоит немалых денег. Должен быть некий импульс со стороны властей. Но власть, к сожалению, продолжает уповать на продажу энергоресурсов. Какая уж тут альтернативная энергетика?

Естественно, гранты на внедрения новых разработок выделяются. Это касается, в том числе, и разработок, связанных с энергоэффективностью. Субсидия может покрывать до 30% расходов. Казалось бы, в чем дело? А дело в том, что в таких вопросах, образно говоря, правая рука не знает, что делает левая. Средства буквально разбрасываются по разным институтам и ведомствам, не подчиняясь никакой единой государственной стратегии (а стратегии, по большому счету, и нет). Вот, к примеру, по линии Академии наук исследователь получает грант на разработку реактора по утилизации отходов. А предусмотрены ли (параллельно) средства на внедрение этой разработки? Теоретически эти деньги получить можно. Однако такая возможность, что называется, отдана на волю случая. Может – получится, а может – нет. Разве так выглядит нормальная, грамотная государственная политика?

Еще один вопрос: кому передавать средства на внедрение – научным учреждениям или производителям? Вопрос не праздный и требует серьезного обсуждения. По логике вещей, поддерживать нужно именно производителя. Раньше, в советские годы, между академическими институтами и производителями находилось промежуточное звено в виде отраслевых институтов. Потом их ликвидировали (красноречиво, не правда ли?). Теперь этот разрыв восполняется у кого как получится. Поэтому ближайшая задача – найти оптимальную форму смычки исследователей и производителей. По мнению Равеля Шарафутдинова, деньги на внедрение разумнее всего передавать производителю, который, со своей стороны, будет оплачивать работу команды специалистов, занятых созданием опытного образца. В команду, естественно, будут входить и сами разработчики. Если такая система не будет создана, наши разработчики будут работать  своими мозгами на иностранцев. Причем в некоторых случаях не только косвенно, но и прямо.

Олег Носков

2015 год не обойдется без событий, которые способны перевернуть рынки и крайне негативно повлиять на мировую экономику. Для России может все развернутся как в одну, так и в другую сторону: аналитики, например, не исключают резкого роста цены нефти во втором полугодии.

Термином «черный лебедь», введенным Нассимом Талебом, в последнее время экономисты объясняют любые негативные явления в мировой экономике. Какие-то события действительно таковыми являются, например, украинский кризис, который никак нельзя было предсказать. Однако в экономической теории полно и других «лебедей», например, серых, появление которых, согласно теории Бенуа Мандельброта, хотя и сложно предсказать, но все же возможно.

«Серые лебеди» являются маловероятным сочетанием ряда обстоятельств, которых можно ожидать, но свойства и сила влияния на мировую экономику неопределимы и параметры не вычисляемы (землетрясения, обвалы фондового рынка). И хотя конец текущего года принес как негативные, так и позитивные новости мировым инвесторам, они должны знать, какие риски могут ждать их в 2015 году. MarketWatch представил «коллекцию» из десяти «серых лебедей», которых можно ожидать в 2015 году.

Одним из таких «лебедей» является возможность того, что политика ФРС будет ошибочной. Председатель Джанет Йеллен Федеральной резервной системы успокоила «быков» на своей декабрьской пресс-конференции, пообещав, что Центральный банк будет придерживаться медленного, но планомерного подхода к повышению процентной ставки в США. Но это по-прежнему сложный процесс балансирования. Если ФРС будет повышать ставки излишне медленно или слишком быстро, это может сорвать восстановление экономики Америки, что отразится как на самой стране, так и на всем мире, поскольку она является одной из крупнейших экономик мира.

Следующий «лебедь» – цены на нефть, которые вполне способны резко взлететь после падения в конце текущего года. Мировые нефтяные запасы все еще очень ограничены по историческим меркам, и в подавляющем большинстве сосредоточены в Саудовской Аравии. И незапланированные события - такие, как новая остановка работы экспортных терминалов в Ливии, или политические потрясения в других нефтедобывающих странах - могут быстро развернуть нисходящий тренд.

Несомненно, такой «лебедь» может прилететь из Европы: политика властей ЕС может серьезно повлиять на мировую экономику. Не первый год слышны спекуляции на тему развала еврозоны. Наиболее актуальные проблемы могут исходить для ЕС, опять же, от Греции. Внеочередные выборы в январе могут привести к власти партию «Сираза», которая выступает против мер жесткой экономии. В случае победы такое правительство, вероятно, создаст новый источник беспокойства для европейских властей. Покинет ли Греция еврозону – конечно, сложный вопрос, но долговой кризис спровоцировать способна запросто.

Риски несет в себе и технологическое развитие общества. Инвесторы не должны скидывать со счетов возможность так называемых кибервойн. В уходящем году показательной с этой точки зрения стала история о кибератаках в отношении компании Sony в Северной Корее. Инцидент подчеркивает потенциальную опасность, связанную с угрозой кибератак для государств или для отдельных компаний, платежных систем и даже в отношении самого интернета. Такие события могут быть одной из самых тревожных проблем в ближайшие годы.

Конкретно рынкам стоит бояться такой возможности, как падение ликвидности. Виновными в этом могут стать даже не центробанки мира, которые будут ограничивать денежные вливания, а сами игроки рынка, которые в опасных ситуациях способны снижать оборот ценных бумаг «для прояснения непростых ситуаций», которые периодически складываются.

Развивающиеся рынки должны задуматься о перспективах валютного кризиса. Из-за падения цен на нефть в опасности сейчас находятся валюты стран-экспортеров «черного золота», таких как Россия. ФРС дала понять, что намерена начать процесс повышения процентных ставок в 2015 году. Это является проблемой для развивающихся стран, валюты которых будут стремительно обесцениваться, так как трейдеры отказываются от них в пользу высокодоходного доллара. Если цена на нефть продолжит падение, и ФРС пойдет на повышение ставки, это может дестабилизировать несколько валют развивающихся рынков.

По-прежнему большой проблемой для мировых инвесторов является геополитика. Война на Украине или в любой другой стране мира. Эти события плохо прогнозируемы, но их последствия будет ощущать практически вся планета.

В числе «серых лебедей» также пандемический вирус Эбола. В то время как Всемирная организация здравоохранения считает, что темпы распространения Эболы в Гвинее замедляются, Сьерра-Леоне не так повезло. В этой стране уже умерли 11 докторов, приехавших бороться с проблемой, сообщает Associated Press. И хотя глобальная пандемия маловероятна, небольшая вероятность такого развития событий все же сохраняется. Эпидемия лихорадки Эбола, которая началась в конце 2013 года, может распространиться и на другие близлежащие страны Западной Африки и за ее пределами.

Мировое население не будет по-настоящему в безопасности до тех пор, пока инфекция не будет побеждена полностью. В этом контексте можно также предполагать возникновение еще более сложного штамма инфекции в будущем.

На девятом месте в списке – рост терроризма, и, в первую очередь, здесь стоит опасаться ситуации в исламском государстве Ирака и Сирии, более известного как ISIS. Эксперты все чаще заявляют, что американские воздушные военные операции, как правило, неэффективны, и есть необходимость в присутствии наземных войск в зоне конфликта, чтобы сдержать угрозу ISIS. Обычно, когда США начинает военную интервенцию, это сопровождается ростом цен на нефть и укреплением курса доллара, в то время как акции и доходность облигаций казначейства США падают. Другие террористические организации также являются проблемой, так как они становятся все более активными, например, в Пакистане.

Не стоит исключать и такой вероятности, как усиление противостояния между Китаем и Японией. Многолетний конфликт между этими странами по поводу того, кто контролирует около полдюжины небольших необитаемых островов в Восточно-Китайском море, известных как Дяоюйдао и Сенкаку, продолжает разгораться. Сейчас переговоры по поводу принадлежности островов зашли в тупик. Вполне вероятно, что конфликт далек от завершения, и военное противостояние двух крупнейших мировых экономик, вероятно, крайне негативно повлияют на финансовые рынки.

Многие из перечисленных рисков и в самом деле имеют место, соглашается партнер группы компаний vvCube, основатель онлайн-платформы по привлечению инвестиций Winggrace.com Даниил Кириков. Например, что касается инфекционных заболеваний, то риски для мировой экономики, связанные с ними, многими недооцениваются. Вирус Эбола уже привел к серьезным последствиям для экономики Западной Африки. Закрытие  границ и остановка рейсов препятствуют торговле, а туристический сектор сталкивается с серьезными проблемами. При этом потивостояние между Японией и Китаем продолжает усиливаться. Дело уже дошло до прямых угроз Китая применить к Японии экономические санкции. И не смотря на то, что угрозы Пекина скорее всего не будут реализованы, поскольку нанесут ущерб китайской экономике, тем не менее инвестиционный климат для японских компаний в КНР значительно ухудшается. 

В то же время разворот на нефтяном рынке - очень сомнительный сценарий, по крайней мере, на первую половину года, полагает старший аналитик «Альпари» Анна Бодрова. Кроме того, прогнозы тут очень разнятся, и ряд наблюдателей не исключает и просадки нефти к 40 долларам. А вот то, что относится к европейским опасениям - греческая волна беспокойства, например, вполне имеет шансы на отражение в реальности. Жесткая монетарная политика ФРС - да, очень может быть, тем более что в декабре Джанет Йеллен говорила о верности предыдущим планам по ставке. Влияние американской монетарной политики на глобальные экономики безусловно, поэтому все, что так или иначе относится к ее изменению, будет отражаться и на остальных.

Но вообще, считает независимый аналитик Дмитрий Адамидов, объявление того или иного события «черным» или хотя бы «серым» лебедем больше напоминает увлекательную игру, нежели строго научное мероприятие. Но если уж мы оказываемся в этой игре, то следует помнить основное правило, которое в ней действует – ни одного плохого слова про США. Only positive.  Именно поэтому очевидные проблемы с госдолгом не упоминаются вовсе, а намек на них хоть и присутствует, но в завуалированном виде: первый по списку «серый лебедь» обозначен как Fed policy error. 

По правде говоря, американский госдолг – это главная проблема предстоящего года и судя по резким переменам на финансовых рынках и обострении политической ситуации в 2014 году, именно будущий год может преподнести неприятные сюрпризы инвесторам. Теперь уже не только на развивающихся рынках, но и на остальных. Судя по тому, что процесс (перезапуска долговой пирамиды) власти  и крупный финансовый капитал вряд ли пустят на самотек, для мелкого и среднего инвестора это может стать настоящим «черным лебедем», если он не будет достаточно бдителен.

К перечисленным «лебедям», считает начальник отдела доверительного управления Абсолют Банка Иван Фоменко, стоит добавить замедление китайской экономики – ее темпы роста, скорее всего, будут неуклонно снижаться (если правительство Китая не начнет реализовывать структурные реформы), и это увлечет за собой ведущие мировые экономики. В первую очередь, могут пострадать США, чья экономика недавно вышла из рецессии. Также в числе возможных рисков для глобальной экономики действительно важен рост разногласий в Европе и повышение вероятности выхода из еврозоны отдельных стран (наименее экономически развитых). Эта проблема уже поднималась в прошлом, и в случае ухудшения экономической обстановки данный вопрос может снова стать актуальным.

Вообще же, экономическая система мира похожа на цепь звеньев: если что-то происходит с одним, тут же реагируют остальные. Так что все перечисленные «лебеди» - не столь уж нереальное развитие событий.