На прошлой неделе в сети бурно обсуждался вопрос о намерении Федеральной службы безопасности взять под свой контроль научные публикации ведущих институтов. С одной стороны, решение вроде бы логичное – если какие-то исследования и разработки могут иметь значение для технологического прорыва (а тем более, если речь идет об оборонных отраслях), то открытый доступ к ним со стороны наших возможных конкурентов весьма нежелателен. Нет никаких сомнений в том, что зарубежные компании интересуются отечественными исследованиями, прямо или косвенно связанными со стратегическими направлениями – энергетикой, приборостроением, аэрокосмической техникой. И не только интересуются, но и вовсю взаимодействуют с российскими учеными, в том числе – с учеными СО РАН.

Но с другой стороны, в сложившихся условиях вмешательство российских спецслужб в научно-исследовательский процесс кажется не просто неуместным или неконструктивным – но и совершенно надуманным, предложенным в угоду политической конъюнктуре, но отнюдь не ради дела. В советские годы такой контроль имел смысл и был обоснован самой стратегией развития и положением страны на международной арене.

Советское государство находилось в состоянии конфронтации с западными странами, пытаясь лидировать в ряде областей. Лидировать по-настоящему! Лидерство заявлялось не в декларациях, а осуществлялось на практике наглядным образом. Подтверждение тому – успехи в области космонавтики, авиастроении, оборонной промышленности, разведке и добыче полезных ископаемых.

Важным показателем государственных интересов как раз и стала сама организация академических институтов, включая институты СО РАН, чуть ли не поголовно работавших на оборонку. То есть здесь соблюдалась четкая логическая последовательность: государственный интерес, государственная задача, государственная программа, выделение средств, создание институтов, контроль и оценка результатов. В этой системе надзор со стороны спецслужб был вполне оправдан, поскольку четко вписывался в саму логику процесса.

Однако с тех пор многое что поменялось. После краха СССР государство стало относиться к науке как к старому чемодану: нести тяжело, а выбросить - жалко. В таком режиме нормальная, полноценная наука существовать не может, ибо на результаты научной деятельности должен быть реальный спрос. В противном случае деятельность ученых сведется к банальной имитации работы, к фабрикации бессмысленной отчетности. Поэтому, чтобы работать «по серьезному», ученые вынуждены вступать в контакты с внешним миром, искать коммерческих партнеров, заключать какие-то договора с различными организациями и частными компаниями – в том числе с зарубежными.  Важно понять – это делается не просто ради банального выживания. Это делается ради сохранения самой науки, ради развития интеллектуального потенциала, поскольку, еще раз подчеркну, без серьезного спроса нет серьезной работы. Но если раньше спрос обеспечивало само государство, создавая за свой счет все институты, формулируя задачи и требуя результата, то как с этим быть сейчас, когда институты остались прежними, а государство и его приоритеты сильно изменилось?

И порой получается так, что какой-нибудь иностранной компании  конкретная работа наших ученых оказывается намного интереснее, чем родным государственным структурам. Настолько интереснее, что компания, в отличие от нашего родного государства, готова эту работу поддержать материально, выделить средства на необходимое оборудование, без которого о серьезных исследованиях говорить не приходится.

Подобное взаимодействие было налажено еще с 1990-х. Несколько лет назад о работе с иностранцами говорили с гордостью. Работа с иностранцами была своего рода показателем высокого уровня. Сегодня ученые уже начинают опасаться, что в свете последних событий контакты с иностранцами начнут пресекать. Ну, хорошо, допустим, наши институты «окуклились», сделали тайну из своих исследований. Кому они, в этом случае, адресуют результаты? Государству? А разве оно ставило перед ними такие задачи, разве оно требовало серьезных успехов, разве оно куда-то это всё применило?

Давайте говорить откровенно. Как бы мы ни критиковали советскую власть за безумные траты на космос и вооружения, остается признать, что все госструктуры, все институты были четко «подогнаны» друг к другу. Естественно – в рамках поставленных задач. Но принципиально важно то, что задачи ставились серьезно, без всяких нынешних политесов: «ну вы там чего-нибудь предложите интересненькое, а мы рассмотрим и, может быть, профинансируем». В СССР задачи формулировались недвусмысленно. Если советским вождям была нужна атомная бомба, то они направляли на ее создание адекватный ресурс – не «сколько могли», а столько, сколько было нужно. Но и за результат спрашивали тоже серьезно – вплоть до расстрела.

Что мы имеем сегодня? Нередко мы встречаемся с такой ситуацией, когда ученые фактически ведут двойную жизнь, поскольку отчитываются перед двумя инстанциями – федеральным руководством и коммерческим партнером, обеспечивающим их необходимым (и очень дорогим) измерительным оборудованием. Причем, благодаря приобретенному за счет «частника» оборудованию они получают саму возможность отчитаться перед столичным начальством. И нетрудно догадаться, что для столичного начальства отчет будет делаться ради «галочки», в то время как отношения с коммерческим партнером поставлены совершенно «по-взрослому». Здесь пускание пыли в глаза не допускается. И дорогостоящее измерительное оборудование поставляется не из благотворительных целей, а именно для того, чтобы как можно точнее продемонстрировать результат исследований. Столичное начальство в этом плане настроено более снисходительно.

В самом деле, возьмем, к примеру, Рособрнауки. Формально данное министерство отвечает (в том числе) и за инновации. Но как это должно выглядеть на практике? Инновации – это не абстракция. Они применяются в конкретных сферах нашей жизни, в конкретных секторах экономики, например, в машиностроении, в легкой промышленности, в энергетике, в строительстве, в сельском хозяйстве. Но разве Рособрнауки курирует прорывные технологии в указанных секторах, отвечает за конкретные результаты? Скажем, за повышение КПД отечественных ТЭС (а это – одна из серьезных проблем)?  Или за рост урожайности зерновых, за снижение доли импортного мяса и молока? Вряд ли. Стало быть, «ответственность за инновации» здесь - не более чем абстракция. А раз так, то и отчетность также превращается в абстракцию.

На мой взгляд,  коренная проблема нашей академической науки в том, что институты были созданы еще в советское время под совершенно конкретные государственные задачи, а существующая ныне система управления (как наукой, так и промышленностью) абсолютно не соответствует этой системе.

Советскую систему, естественно, никто не возродит (какие бы иллюзии на сей счет кое-кто из нас ни строил). Однако система трансфера фундаментальных знаний в практическую область не может осуществляться через банальное разбрасывание министерских грантов по разным научным организациям. Скорее всего, министерства, отвечающие за модернизацию, должны создаваться для решения конкретных государственных задач и наделяться своими собственными научными организациями – с финансированием, адекватным поставленной задаче. Иначе говоря,  на базе академических институтов необходимо создать крупные национальные лаборатории, подчиненные профильному министерству, отвечающему за конкретный результат.

Собственно, ученый не обязан втираться в доверие к государству и объяснять, чем он может быть ему полезен. Государство – не меценат. Роль вальяжного оценщика ему не к лицу. У него должны быть свои четко сформулированные цели и задачи, под которые оно должно собирать ученых, обеспечивать по полной программе всем необходимым – и по полной программе спрашивать за работу. Если этого запроса нет, то это совсем не значит, что он ниоткуда не возьмется. Он вполне может появиться со стороны других государств.

Виктор Нечаев

Выстраивание коммуникации между наукой и рынком может быть хорошим бизнесом, примеры чему есть в Северной столице.

В идеале университеты и бизнес представляют собой сообщающиеся сосуды, которые обогащают друг друга новыми технологиями. Однако теория, как это часто бывает, достаточно сильно расходится с практикой. По сути, индустрия и университеты существуют в параллельных вселенных. Ученые в университетских стенах настолько погружены в научные изыскания и преподавание, что не хотят даже слышать слово «бизнес». Представители деловых кругов отвечают им взаимностью, категорически не желая знать, что происходит за университетскими стенами.

Трудности перевода

Конечно, встречаются случаи, когда стороны идут на контакт, но и это, как показывает практика, не всегда приводит к желаемому результату и местами напоминает разговор немого с глухим. Вести содержательные переговоры сторонам мешает языковой барьер. Ученый, демонстрируя бизнесмену разработку, считает ее уникальной в техническом плане и ждет, что тот сразу же согласится в нее вложиться. Инвестору, который рискует своими деньгами, больше по душе разговор по существу. Перспективы возврата инвестиций и емкость потенциального рынка его интересуют гораздо больше, чем технические дебри. И если разработка не вписывается в рыночные реалии, то и прока от нее для инвестора никакого.

«Коммерциализация инноваций – процесс двухсторонний. В России принято, что инновация – результат чисто изобретательской деятельности, которую потом нужно продвигать на рынок. Это не вполне корректное представление, потому что подавляющее большинство инноваций появляется по запросу рынка и в ходе совместной интеллектуальной деятельности исследователей и бизнесменов», – замечает заместитель генерального директора Российской венчурной компании (РВК) Евгений Кузнецов.

Чтобы предметный диалог между сторонами все-таки завязался, им потребуется переводчик. В зарубежных странах переводами с научного языка на язык бизнеса занимаются специальные люди. Их по аналогии с миром финансов или недвижимости принято называть брокерами, добавляя прилагательное «технологические». В функционал брокера входит сканирование окружающей среды на предмет наличия интересных разработок, их адаптации к рыночным реалиям и последующей продаже бизнесу. Чем больше успешных сделок совершит брокер, тем для него лучше, ведь процент от сделок – основа его процветания.

У ученых не получается взаимодействовать с бизнесом без участия посредников в силу личных качеств, считает генеральный директор техноброкерской компании RexLex Nova Константин Окунев. «Дело не в том, что они не понимают, что такое EBITDA или KPI. Они просто об этом не думают. Один из моих клиентов говорит так: «Я сижу у вас в кабинете и смотрю, как вы сидите за столом у себя в кабинете. Вы думаете, я вижу вас? Нет, я вижу патент на предмет расположения мебели в вашем кабинете», – рассказывает Константин Окунев.

Технологические агенты

За рубежом существует сложившаяся традиция техноброкерства. Прародителями технологического брокерства иногда даже называют Томаса Эдисона и Генри Форда. Как известно, тот же Эдисон не был изобретателем лампы накаливания. Он просто смог технологически усовершенствовать ее, а затем внедрить. Генри Форд – другой хрестоматийный пример. Автомобильный король не создавал технологию конвейерного производства с нуля, а подсмотрел ее у конкурентов. После чего, доведя до ума, организовал поточное производство.

Деятельность современных техноброкеров устроена схожим образом. Сами они технологий не создают, зато могут найти применение существующим, поскольку держат руку на пульсе рынка.

В наши дни в качестве техноброкеров выступает достаточно широкий круг лиц и организаций. С разной степенью интенсивности в эту деятельность вовлечены специализированные компании, консалтинговые фирмы, венчурные фонды, инжиниринговые компании, а также университеты.

«В Европе техноброкерством занимаются крупные консалтинговые компании типа E&Y и BCG. Корпорации отдают им на аутсорсинг задачи по формированию технологических стратегий и подбору необходимых технологий. Функцию техноброкеров также взяли на себя инжиниринговые центры, которые, обладая нужными компетенциями и понимая потребности заказчиков, могут довести разработки до уровня технологий, выстраивать модели продаж или заниматься внедрением. В США такие крупные компании, как Google, Apple и Tesla Motors, имея значительные ресурсы, вообще не пользуются услугами техноброкеров. Вместо этого они скупают с рынка конструкторов и создают внутри себя штабы по постановке задач и их дальнейшей реализации», – рассказывает о зарубежном опыте аналитик Центра научно-технического форсайта Университета ИТМО Дмитрий Хан.

Компетенции решают все

На российском и петербургском рынках крупные технологические компании предпочитают иметь дело с университетами напрямую, обходясь без помощи посредников. «Опыт холдинга GS Group показывает, что роль технологических брокеров могут успешно выполнять и частные компании. Холдинг активно взаимодействует с российскими университетами напрямую, способствуя популяризации инженерного образования в России и сближению науки с реальным производством», – говорит руководитель корпоративного венчурного фонда GS Venture Сергей Филимонов.

Впрочем, примеры профильного техноброкерского бизнеса тоже можно встретить. Один из них – петербургская компания RexLex Nova, основанная бывшим топ-менеджером группы «Транзас» Константином Окуневым. Интересные разработки предприниматель ищет среди малых инновационных предприятий при вузах, талантливых аспирантов. «Модель подобного бизнеса изобретена не мной. Техноброкеры активно работают при лабораториях Кембриджа, выполняющих посреднические функции между университетом и рынком», – говорит он. Разработками, представляющими коммерческую ценность, по его словам, обладают Университет ИТМО, Санкт-Петербургский государственный политехнический университет Петра Великого (СПбПУ) и Санкт-Петербургский государственный университет.

Техноброкерский бизнес Окунев называет выгодным, но конкретные финансовые показатели и информацию о сделках не раскрывает, объясняя это тем, что его клиенты не заинтересованы в огласке своих достижений и ноу-хау. Уровень конкуренции на рынке глава RexLex Nova характеризует как низкий, а основными конкурентами называет крупные технологические компании, вроде «Транзаса».

Дмитрий Хан считает, что появлению новых техноброкеров мешают экономические барьеры. «Емкость внутреннего рынка невелика, в результате чего складывается ситуация, когда разработки некуда продавать», – комментирует аналитик.

Развитию комплексного итегрирования мешает недостаток необходимых компетенций, которые предстоит сформировать заново, добавляет Евгений Кузнецов. «В советское время интегрированием занимались отраслевые НИИ, но они действовали только в определенных отраслях, а их управленческие модели уже устарели», – отмечает он. «Чтобы такой класс посредников, как интеграторы, состоялся, нужны достаточно сложные высокоразвитые компетенции: комплексный инжиниринг, навыки технологического трансфера, умение управлять интеллектуальной собственностью и исследовательскими процессами», – добавляет заместитель гендиректора РВК.

«Техноброкерство – сложный бизнес. Очень редко найдешь гуманитарного специалиста, который разбирается в технике и наоборот. Плюс необходимы налаженные контакты на рынке и репутация», – комментирует Константин Окунев.

Технологии под ключ

По мнению Евгения Кузнецова, класс интеграторов может образоваться после доведения технологий до нужного уровня. Крупным компаниям в настоящий момент проще купить интегрированные решения под ключ на мировом рынке, чем сделать их самим, поэтому площадкой для создания интегрированных решений предстоит выступить вузам, уверен Евгений Кузнецов.

Роль интеграторов на рынке Петербурга принадлежит таким университетам, как ИТМО и СПбПУ, а также ОАО «Технопарк Санкт-Петербурга», в то время как присутствие инжиниринговых центров и консалтинговых компаний в городе не столь высоко, подтверждает Дмитрий Хан.

«Массового создания экосистем нового типа при университетах не получится, и это объективная тенденция. В мире создание технологических университетов, способных создавать инновационные экосистемы, достаточно сложная технология, которой владеет всего два десятка мировых университетов», – говорит Евгений Кузнецов.

Сергей Филимонов считает, что для коммерциализации академической науки в России необходимо вмешательство государства в виде формирования запросов на патенты и создания внутреннего спроса, чтобы идеи не оставались на бумаге, а получали реальное применение в хозяйственной деятельности

Новый рынок создается за счет концентрации больших ресурсов и выстраивания инфраструктуры, солидарен Дмитрий Хан: «Когда рынок создан, становится понятным место, которое занимают на нем посредники, появляется возможность создания дополнительных технологических цепочек. Модель государственного заказа, когда сверху выставляется набор требований, под которые выделяется финансирование, в условиях сокращающихся ресурсов представляется наиболее эффективной».

По словам Евгения Кузнецова, системный заказ на инновационную продукцию со стороны индустрии в ближайшее время появится. «Этому способствует кризисная ситуация, благодаря которой компании поймут, что нельзя почивать на лаврах. Если этого не произойдет, то начнут появляться новые игроки, которые будут постепенно вытеснять старые закостеневшие структуры», – поясняет он.

Бывшему ректору НГУ, советнику РАН Николаю Диканскому второй раз не удалось получить мандат. Вместо представителя научного сообщества место во фракции КПРФ в совете депутатов Новосибирска достанется еще одному строителю. Не исключено, что решающую роль при распределении освободившегося мандата сыграл объем вложенных кандидатом в кампанию средств.

2 ноября бюро новосибирского обкома КПРФ приняло решение о передаче освободившегося мандата в совете депутатов Новосибирска исполнительному директору «Сибакадемстрой» Михаилу Ансимову.

Напомним, 15 октября стало известно о том, что коммунист, директор ООО «Электра.ру» Евгений Суконных сложил с себя полномочия депутата горсовета Новосибирска. Сам Суконных не комментировал свое решение уйти из городского парламента всего через месяц после выборов. Но представители руководства новосибирского обкома КПРФ говорили, что после ухода из совета депутатов Евгений Суконных сможет больше времени уделять партийной работе.

Суконных получил мандат, так как от него отказался «номер один» в партсписке в той же территориальной группе — заместитель директора МУП «Электросеть» Роман Яковлев. Последний баллотировался не только в горсовет, он прошел по одномандатному округу и в заксобрание Новосибирской области.

После известия об уходе Суконных из совета депутатов из разных источников начала поступать информация, что его место займет исполнительный директор «Сибакадемстроя» Михаил Ансимов, как предполагается, вложивший в кампанию КПРФ достаточно средства, чтобы «заслужить» депутатские полномочия. Ансимов выдвигался по партспискам в территориальной группе № 9, которая не набрала достаточно голосов для того, чтобы он смог попасть в горсовет при первичном распределении мандатов.

Было бы логично, если вакантное место досталось бывшему ректору НГУ Николаю Диканскому. По количеству набранных голосов избирателей его терргруппа опережает «двойку» кандидатов, в которую включен Михаил Ансимов. Если бы Евгений Суконных отказался от депутатского кресла месяц назад (сразу же после единого дня голосования), то избирательная комиссия Новосибирска включила в депутатский корпус именно Диканского. При вторичном распределении мандатов, то есть, когда депутат отказывается от полномочий в уже действующем созыве, решение, кто займет освободившееся место, принимает партия. В этом случае, избирательный рейтинг может не иметь существенного значения. Какую роль играет объем вложенных в кампанию средств — это другой вопрос

По мнению специалистов, подобный подход к распределению мандатов практикует не только КПРФ, но и другие партии. По словам политолога Алексея Осипова, речь идет о рядовом внутрипартийном приеме. «С точки зрения партийной логики, это, наверное, оправдано. Подобное и в «Единой России» может произойти, — отмечает политолог Алексей Осипов. — Правда, для кандидатов теряется стимул бороться за голоса избирателей. Важнее другое: с политической точки зрения, налицо проигрыш в глазах населения, имиджевые потери партии, которые указывают на нестабильность в ее рядах. Люди голосовали, считая, что в обойме будет этот человек, оказался другой. Для избирателей, конечно, это неприятный сюрприз», — говорит Осипов.

Напомним, что Николай Диканский по итогам сентябрьской избирательной кампании второй раз остается без депутатского кресла. Он был включен в партсписки на выборах не только в совет депутатов Новосибирска, но и в законодательное собрание Новосибирской области. Предполагалось, что ему передаст мандат прошедшая по спискам КПРФ 76-летяя пенсионерка ЗораСтрукачева. Но она пока не отказалась от места в заксобрании. Кстати, сразу после нее в территориальной группе № 31 списка КПРФ в региональный парламент фигурировал все тот же директор ООО «Электра.ру» Евгений Суконных.

По информации наших источников, вопрос о новом месте работы для главы Советского района Валерия Шваркоппа окончательно решен. Слухи о том, что его ждет пост заместителя мэра ходили уже несколько недель. И вот, решение было принято- его ждет пост заместителя мэра по социальной политике. На новой должности Шварцкопп будет курировать работу департамента социальной политики (возглавляемого Ольгой Незамаевой) и управление образования (руководитель Наталья Копаева).

Ранее эти подразделения находились в сфере ответственности первого заместителя мэра – Виктора Игнатова. Нынешнее перераспределение функций одни связывают с некоторым ослаблением позиций Игнатова, другие – наоборот с возрастающей нагрузкой на него как на «политического» зама Локтя накануне парламентских выборов.

Как бы то ни было, но Шварцкопп теперь будет работать на Красном проспекте, а у Советского района появится новый глава. Пока вопрос – кто им станет – окончательно не разрешен. Рассматриваются две кандидатуры.

Сам Валерий Шварцкопп усиленно лоббирует назначение на этот пост Дмитрия Олейникова. В свое время этот чиновник пришел работать в Советский район вместе с Шварцкоппом и некоторое время был его первым замом.

Дмитрий Михайлович Оленников родился в 1972 году. Образование — высшее (Новосибирский государственный педагогический университет по специальности «учитель истории», год окончания – 1994-й). Работал в сфере образования(преимущественно на административных должностях), затем в администрациях Заельцовского и Советского районов. А с января этого года возглавляет Главное управление благоустройства и озеленения мэрии.

Вторую кандидатуру поддерживает СО РАН. Это нынешний первый заместитель Шварцкоппа Иван Анатольевич Зыков. Его биография более тесно связана с наукой. Выпускник Факультета естественных наук Новосибирского госуниверситета Иван Зыков в 2009 году получил второе высшее образование  на экономическом факультете НГУ по специальности «менеджер по инновационной деятельности». С 2011 года он занимал должность заместителя директора по общим вопросам Института молекулярной и клеточной биологии СО РАН. А в начале этого года сменил Дмитрия Олейникова на посту первого заместителя главы района.

Какую из кандидатур поддержит Анатолий Локоть пока не понятно. Но очевидно, что его выбор станет своего рода маркером – как, в первую очередь, городские власти воспринимают Академгородок: как наукополис и потенциальный «локомотив» инновационного развития новосибирской экономики или просто как один из отдаленных районов города.