Узнав о приговоре банде экстрасенсов, отдел науки «Газеты.Ru» попробовал разобраться, как можно привлечь к уголовной ответственности других мошенников, спекулирующих на лженауке, и с удивлением узнал, что в России при Росстандарте существует сертификация экстрасенсов.

Экстрасенсам – только золотые унитазы

В пятницу в Москве зачитывают приговор лжецелителям, обещавшим выздоровление буквально тысячам доверчивых граждан, в основном пенсионерам. Банда сетевых «магов» под названием «Мерлион», в которую входило более 20 человек, работала с размахом: для обмана людей им в большинстве случаев даже не приходилось выходить на личный контакт с жертвами, «развод» происходил прямо из колл-центр «Мерлиона», откуда аферисты убеждали людей в наличии у них заболеваний, в том числе онкологических, порчи и сглаза. Так называемый центр коррекции судьбы обещал удаленно залатать брешь в карме, одолеть венец безбрачия и избавить от недугов.

Продвинутые экстрасенсы давали консультации и по скайпу — сеанс обходился от 20 до 70 тыс. руб.

Одного только главаря банды Максима Негуляева обвиняли в причинении ущерба на 120 млн руб., в его особняке нашлись золотые унитазы и $300 млн.

Лженаука атакует

Банда «Мерлиона» стала самым массовым за последние годы уловом борцов с мошенниками, выдающими себя за целителей, экстрасенсов и магов.

Часто такие преступления оказываются безнаказанными, ведь жертвы сами несут свои деньги, и доказать преступный умысел оказывается сложно.

Самой громкой историей в новейшей России с пресечением деятельности лжецелителей стал случай с приговором Григорию Грабовому. В течение долгого времени правоохранительные органы закрывали глаза на то, что псевдоцелитель обманывал граждан, обещая вылечить или воскресить их близких. Проблемы у колдуна начались лишь после того, как в 2005 году в следственные органы обратился комитет «Матери Беслана». Его представители сообщили, что часть матерей во главе с Сусанной Дудиевой поддерживает отношения с Грабовым, так как тот обещал воскресить их погибших детей.

Безнаказанность всякого рода магов и лжецелителей, предлагающих излечить болезни «препаратами» с самым бредовым, но наукообразным описанием, начиная от чудо-браслетов до посуды из оникса, порой приводит к преследованию и журналистов, называющих вещи своими именами и предостерегающих население от шарлатанов.

Так было в известной истории с «электрическими витаминами», когда судили нижегородскую журналистку Ирину Славину. Та лишь указала на незаконность использования имени покойного академика лауреата Нобелевской премии Виталия Гинзбурга в рекламе витаминов против морщин, лишнего веса, остеохондроза, табачной зависимости. Тогда фирму признали имеющей право на рекламу своих электрических витаминов.

Особо не осудишь

Члены комиссии РАН по противодействию лженауке играют активную роль в разоблачении лжеученых целителей и представителей паранормальных наук. Они сетуют на то, что в стране нет действенных юридических механизмов, ограждающих население от деятельности экстрасенсов, колдунов и астрологов.

«Чисто формально привлекать можно по 159-й статье УК (мошенничество). Но практически это почти невозможно, если только экстрасенсы не действуют совсем внаглую и не совершают очевидных юридических ошибок», — говорит Александр Сергеев, редактор сайта комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований РАН.

Поэтому плодятся и процветают всякого рода «московские академии астрологии», имеющие свои научные степени, дипломы бакалавра и магистра где за 5000 руб. предлагают купить сертификат астролога-исследователя.

А всероссийский научно-исследовательский центр народной медицины, к названию которого для пущей авторитетности остается только добавить «ведущий», предлагает посетить лекции по экстрасенсорике, после которых любой человек освоит «поиск пропавших людей и вещей, полезных ископаемых, водных ресурсов, определение геопатогенных зон».

При этом корифеи отечественной паранормальщины Анатолий Кашпировский и Алан Чумак, под заклинания и дрыганья которых перед телекамерой замирали миллионы советских граждан, до сих пор считаются уважаемыми людьми, и никому не приходит в голову дать оценку их деятельности.

Сертифицированный колдун: одобрено Росстандартом

О существующих в России патентах в стиле патента RU 2083239 C1 «Симптоматическое лечение заболеваний с помощью осиновой палочки в момент новолуния для восстановления целостности энергетической оболочки организма человека» отдел науки «Газеты.Ru» уже рассказывал не один раз. Но, работая над данным материалом, отдел науки «Газеты.Ru» неожиданно выяснил, что в России при Росстандарте существует система добровольной сертификации услуг психологов, целителей, практиков нетрадиционной медицины и эзотериков. Соответствующей сертификацией занимается Российский научно-исследовательский инновационный центр «Евразия», соответствующий документ имеет регистрационный номер «РОСС RU.З1163.04ЖМФ0».

 Получить комментарий Росстандарта на тему, как возможно на государственном уровне сертифицировать откровенно лженаучную деятельность, на момент подготовки материала «Газете.Ru» не удалось.

Но в соответствии с информацией о сертификации экстрасенсов, российское законодательство легализует магов, чародеев, ведьм и прочих колдунов: их деятельность, по сути, приравнена, например, к судьям, продавцам, программистам и водителям троллейбусов.

«Особенно неприятно то, что сейчас готовится официальная сертификация экстрасенсов. То есть она уже есть — добровольная. Но ходят слухи, что могут сделать обязательной. И тогда вообще кранты. Кто такой в суде обычный эксперт против официально сертифицированного экстрасенса?» — задается вопросом Александр Сергеев из комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований РАН.

Интервью с доцентом кафедры архитектуры гражданских зданий НГАХА, директором ООО «АПМ – 2002» Игорем Поповским

– Игорь Викторович, насколько Академгородок – с градостроительной точки зрения - является уникальным местом для нашей страны?

– Начну с того, что Академгородок является ярким примером градостроительной школы советского модернизма 1960-х годов. Я говорю сейчас не о зданиях. Речь идёт о планировочной схеме, в соответствии с которой он был создан. В принципе, все тогдашние передовые теории пешеходного и «зеленого», выработанные, например, архитектором Ле Корбюзье, или принципы организации новых микрорайонов в Англии, Скандинавии – всё это так или иначе воплотилось в планировочной схеме Академгородка.  Суть его каркаса – транспортное полукольцо, соединенное с транзитной внешней скоростной магистралью, и две хорды, парадные проспекты ул. Ильича и Университетский, находящиеся внутри, – всё это позволяло практично связать городок транспортом, мотивируя при этом пешеходное движение как здоровый образ жизни. Это было классикой современного модернистского города, которую мы изучали в советской градостроительной школе. Даже когда мы студентами выполняли проект малого города, то делали его в учебной задаче на месте Академгородка и примерно такие же планировочные схемы. Модернистские подходы здесь налицо: четко прозонирована функция и  пространство – места работы, селитьба, сфера обслуживания. Очень высокий уровень благоустройства, в пересчете на одного жителя значительно превышающий ту норму, которая была тогда определена для других городов. Сюда же включалась и соответствующая альтернативная инфраструктура, например, велодорожки, возможность организованного пешеходного движения.

Сама структура центра Академгородка также соответствует этим модернистским решениям. Линейный, неплотный ряд общественных зданий с визуальным акцентом в перспективе Домом ученых. Торговый центр был выполнен достаточно неординарно и продвинуто, с учетом рельефа и новейших материалов. Даже само название – «Торговый центр» - свидетельствует о другом подходе. То есть здесь был не ГУМ, не ЦУМ, не универмаг, а именно «Торговый центр». Это всё соответствовало наработкам мировой модернистской школы, оказавшей влияние и на советскую градостроительную школу. Недаром же проект Торгового центра выставлялся в Канаде.

Единственное, но очень существенное отличие Академгородка заключалось в отсутствии высотных объектов, которые включались, например, в систему Корбюзье. Это придавало сомаштабность застройки окружающему лесному ландшафту. Но это заслуга не только проектировщиков. Просто Никита Хрущев запретил строительство высотных объектов на этой территории, поскольку Академгородок был все-таки объектом военно-промышленного комплекса, работал на нашу оборонку.

И это предполагало большое количество «зеленки», которая, как считал Хрущев, может во время войны послужить защитой от ядерного удара.   Но три девятиэтажные точки все-таки обозначили центр Академгородка. Это также классика советской эпохи 60-х.

– Почему, на Ваш взгляд, государство допустило здесь все эти модернистские «вольности», в которых четко просматривалось западное влияние?

– Понимаете, вся эта эпоха модернизма была связана с определенным мировоззрением, с определенной этикой, где наука стояла на первом месте – естествознание, ядерная физика, исследования космоса. Этой атмосферой жил тогда весь мир. Человечество вступил в век ядерных технологий. Всё это привело, скажем так, к «переформатирования» всего мировоззрения. И ученые серьезно повысили свой авторитет в глазах общества. Они стали своего рода элитой во всех ведущих странах мира, и прежде всего в Советском Союзе. Ученый в то время был окутан ореолом романтики.И Академгородок совершенно нормально вписывался в эту тенденцию, идя по пути мирового прогрессивного развития. Соответственно, все подходы организации среды должны были быть прогрессивными. Природа, зеленый каркас, скрывавший модернистскую аскетичность и экономическую прагматичность построек, среду, особо благоприятную для проживания ученых. Организованное таким образом пространство создавало хорошие условия для работы, для отдыха, для занятий преподавательской деятельностью.

– Как долго ли могла сохраняться такая идиллия?

– Парадокс здесь заключается в том, что ученые создали для себя некий «монастырь науки». Но в то же время надо понимать, что ученые по природе своей – люди социальные, которые должны жить в культурном городском пространстве. Правда, благодаря культурным связям, они все-таки не пребывали в полной изоляции, не отрывались от остальной страны. Но им, видимо, этого не хватало, тем более что инфраструктура постепенно отстала в развитии, и в итоге стали происходить миграционные процессы – из Академгородка в город, из города – в Академгородок. Особенно эти процессы усилились, когда стала меняться демографическая ситуация. Дело в том, что не все дети ученых стали заниматься наукой. Один из родителей тоже часто занят другой деятельностью. С другой стороны, определенная часть молодых ученых, работающих в Академгородке, получила жилье в городе или где-нибудь поблизости, в Бердске, например. Кто-то уезжал в Москву, кто-то получал жилье не по ведомственному принципу.

И вот этот миграционный поток стал усиливаться с каждым годом. В результате город стал, образно говоря, понемногу «поедать» Академгородок. Этот процесс начал особенно ускоряться,  когда жилье стало продаваться. И сегодня житель Академгородка тревожится именно этими проблемами, включая, например, проблему пробок, проблему транспортного сообщения с городом.

Для жителей Академгородка эти проблемы становятся актуальными по указанной причине. Поскольку на работу в Академгородок стало приезжать много людей из города. И такой же поток идет в обратном направлении, когда жители Академгородка едут на работу в город.

В общем, вот эта ситуация некой «ученой слободки», когда жилье находится рядом с местом работы, постепенно вымывается. Всё это ведет к тому, что Академгородок рискует превратиться в банальный спальный район. Поэтому планомерного развития территории науки, предполагавшего постоянное воспроизводство ученых в соответствии с планами академика Лаврентьева, может, по указанным причинам, не произойти.

– На Ваш взгляд, такой итог неизбежен, или как-то можно поменять тенденцию?

– Знаете, идеальный вариант, когда ученые пользуются служебным жильем, сдаваемым в аренду. То есть если работаешь в Академгородке, то ты там и живешь – в служебной квартире. Тогда возможно, мы бы не столкнулись с той ситуацией, которую я описал. Но у нас этого как раз не произошло: жилье было приватизировано, и несмотря на то, что сами дома находятся на федеральных землях СО РАН, квартиры не обязательно принадлежат сотрудникам институтов. Собственники жилья запросто могут свои квартиры продать – продать кому угодно, включая тех, кто к науке не имеет ни малейшего отношения.

Отсюда возникает необходимость в каких-то аттракторах, призванных активизировать работу ученых. Такую роль, например, может играть существующий технопарк. Можно попытаться создать еще один технопарк, связанный с развитием «зеленых» технологий, с альтернативной энергетикой. Можно осуществлять строительство или реконструкцию домов как раз по «зеленым» технологиям, сделать более сильный акцент на экологии. Этим могли бы заняться отдельные институты Академгородка, внедрив какие-то прогрессивные разработки.

Однако, замечу, что сделать это очень трудно, поскольку подобная стратегия потребует согласованности и осмысленности действий практически всех жителей Академгородка. Пока такой осмысленности нет. И не потому, что Академгородок как-то плохой в этом плане. А потому, что пока еще общество само по себе не подошло к самостоятельному решению совместных проектов такого уровня. Городская среда, разумеется, имеет сложную структуру. И потому разные социальные группы имеют различные представления о развитии, об организации своей жизни.

В этом смысле в Академгородке необходимо сделать так, чтобы конфликтные процессы переходили на партнерские платформы. Причем зачаток таких отношений уже здесь есть, и весьма позитивный. Намного лучше, чем в остальном Новосибирске.

– Можно ли улучшить качества среды с чисто градостроительной точки зрения, в соответствии с современными подходами?

– Я считаю, что в Академгородке это возможно. На мой взгляд, он должен быть выстроен на традиционных планировочных каркасах. На мой взгляд, развитие велодорожек является серьезным восстановлением этого каркаса, что связано, как мы понимаем, со здоровым образом жизни, с хорошей экологией.  Создание пешеходных зон тоже дает серьезный плюс. Особенно если НГУ будет увеличивать количество учащихся, то всё это будет очень сильно востребовано. Людям нужны места для прогулок, для отдыха.

Кроме того, в Академгородке должна быть приведена в порядок социальная инфраструктура. Там, например, очень сильно не хватает спортивных объектов, перегружены школы. А такие объекты как школы и детские сады, исходя из нормативов, требуют достаточно больших территорий. То же самое касается и спортивных сооружений. Поэтому для решения этой проблемы придется использовать какие-то неординарные подходы, для того чтобы не вырубать лес и в то же время соответствовать новым нормативным требованиям.

Интервью записал Олег Носков

Начались клинические испытания первого российского медицинского экзоскелета - "ЭкзоАтлета". Может ли инвалид стать пилотом-испытателем? Как робот помогает человеку встать на ноги? Зачем нужны "умные" костыли с кнопками и экраном? Обо всем этом корреспондент "РГ" узнал в Национальном медико-хирургическом Центре им. Н.И. Пирогова.

Даже в коридоре медицинского центра слышен звук работающих моторчиков. Врачи признаются: к этому "жужжанию" уже привыкли. Но реальность для журналиста оказывается почти фантастикой: навстречу выходит... "терминатор" в роботизированной "броне". К ногам и спине прикреплен сложный механизм из аккумулятора, тросов, электроприводов, стального каркаса... Этот пациент не может самостоятельно ходить. Но он идет! Основные движения делает робот, а человек пытается двигаться вместе с ним: учиться держать координацию, пытается напрягать мышцы.

Шесть лет назад молодой человек попал в аварию, повредил позвоночник: надежды на восстановление ног не было. Но не отчаялся, стал паралимпийцем: занялся керлингом и даже попал в сборную Московской области. Он освоил экзоскелет быстро, и уже на втором занятии пошел практически свободно.

Для испытаний уникальной аппаратуры отобрали восемь добровольцев из 700 кандидатов. Ими стали пациенты с параличом обеих ног и крепкой сердечно-сосудистой системой. Под каждого экзоскелет приходится настраивать: он рассчитан на рост от 160 до 190 см и выдерживает вес до 100 кг.

...Перед тренировкой Сергей долго готовится. Сначала надевает специальный костюм-штаны, сшитые из материалов и по технологиям, которые применяются в одежде для космонавтов. Здесь много "липучек", чтобы к телу можно было подсоединить датчики, есть уплотнения по бокам, чтобы не натирали крепежи. Каждый роботизированный блок должен прилегать к бедру и голени и соответствовать размеру костей, суставов. На спинке экзоскелета - рюкзак с аккумулятором. Общий вес конструкции - 20 килограммов, а ходить в ней можно без подзарядки 7-8 часов.

Больной идет медленно, скорость примерно километр в час. Его страхуют спереди и сзади. Дошел до поворота - развернулся - обратно. И так несколько раз.

- Занимаюсь по часу-полтора в день, - делится Сергей. - Сначала было чувство борьбы с роботом, сейчас научился синхронизировать руки и ноги, ходить с костылями.

В "ЭкзоАтлете" есть несколько режимов: "шаги на месте", "идти вперед", "встать", "сесть", "ступеньки". Скорость можно регулировать. Испытания планируется проводить не только внутри центра, но и на улице. Как роботом управлять? Есть варианты. Если речь идет о медицинской реабилитации, врачи могут отдавать команды через планшет и даже мобильный телефон. А для домашнего использования разработчики придумали специальный "умный" костыль. Он, как и сам экзоскелет, подзаряжается от розетки. В него встроен маленький монитор, на котором отображается выбранный режим и уровень "зарядки". Есть несколько кнопок, каждая отвечает за свой режим.

Разрабатывать экзоскелет робототехники из МГУ начали два года назад. Проект получил статус участника "Сколково". В России аналогов нет. Пока в наших реабилитационных центрах стоят роботизированные стационарные установки, имитирующие ходьбу на беговых дорожках или в подвешенном состоянии.

- Мы смогли вывести "ЭкзоАтлет" на стадию клинических испытаний. Цель - наладить массовый выпуск в 2016 году. Цена аппарата может составить около 1,5 млн рублей. Это в несколько раз дешевле, чем у западных конкурентов, - рассказала основатель проекта Екатерина Березий.

В дальнейшем экзоскелет планируется испытывать не только на парализованных больных, но и с инсультом, рассеянным склерозом, миопатией, рассматривается даже ДЦП. Правда, для детей прототип только разрабатывается: нужна более гибкая и легкая конструкция. А вот вариант для реабилитации "инсультников" почти готов. Он весит меньше первоначального прототипа - 14 кг. И батареи там располагаются в бедренной части, а не в спинке. При этом собрать и надеть его пациент сможет самостоятельно, так как экзоскелет разделен на модули. Будет отличаться и система управления.

Кстати

В Волгограде проходит испытание экзоскелет для рук. Он создан под руководством завкафедрой оперативной хирургии и топографической анатомии Волгоградского медуниверситета Александра Воробьева. У пятилетней Илоны - редкое неврологическое заболевание, вызвавшее паралич рук. Благодаря экзоскелету девочка теперь может умыться, расчесать волосы, надеть шапку.

Вадим Даминов, главный специалист по медицинской реабилитации Национального медико-хирургического Центра имени Н.И. Пирогова, доктор медицинских наук:

- Роботизированная механотерапия - одно из ведущих направлений реабилитации. Во время исследований медицинского экзоскелета мы фиксируем у пациентов определенные показатели. Технические - скорость передвижения, длина шага, скорость сгибания ног. Биологические - артериальное давление, пульс, миографию, содержание кислорода. Этот список будет расширен.

Мы были первыми, кто начал применять в российской медицинской практике стационарные ассистирующие локомоторные роботы - тренажеры. Экзоскелеты делятся на два типа. Первый - функциональные ортезы, которые мы сейчас испытываем. Они позволяют передвигаться пациентам, которые никогда не будут ходить. Второй - экзоскелеты реабилитационные, они учат человека, например, с инсультом, передвигаться самостоятельно. Во время тренировок в головном мозге запускаются процессы нейропластичности, в нем формируются новые двигательные зоны взамен поврежденных инсультом. И таким образом движение восстанавливается.

Облачные сервисы сегодня — один из самых динамично развивающихся сегментов российского ИТ-рынка, где наиболее перспективное направление — гибридные облака.

Российский рынок облачных сервисов — один из немногих секторов ИТ-рынка, который даже в условиях кризиса продолжает переживать бурный рост. По данным международной исследовательской компании IDC, по итогам прошлого года его объемы увеличились более чем на 50%, приблизившись к отметке в полмиллиарда долларов. И в ближайшие годы рынок облачных услуг будет продолжать рост минимум в 30% в год (см. график).

Одним из перспективных направлений рынка облачных сервисов сегодня являются так называемые гибридные облака. Речь идет о совместном применении частного и публичного облаков, когда доступ к одним ИТ-ресурсам осуществляется из собственного облака предприятия, а другие заказчик использует из облака провайдера.

Главное преимущество такого подхода — это возможность серьезно сэкономить на расходах на развитие собственной инфраструктуры. «Многим предприятиям, особенно в условиях экономической нестабильности, при сезонных спадах или подъемах спроса сложно спрогнозировать потребность в ИТ-ресурсах. Их, с одной стороны, в нужный момент может не хватить, а с другой — в определенные периоды вычислительные мощности начинают простаивать, — отмечает Максим Березин, руководитель направления облачных технологий, директор Виртуального дата-центра компании КРОК, — В таком случае гибридное облако — удачное решение. В нужный момент можно взять недостающие ресурсы из публичного облака провайдера. И оплачивать услуги по факту их использования, почти также, как вы платите за электроэнергию».

По словам участников рынка, в последнее время все больше компаний из разных сфер экономики понимают преимущества услуг гибридных облаков. «У нас увеличивается число заказчиков такого рода решений из самых разных сфер, в первую очередь из ритейла, банков, других финансовых организаций, — продолжает Максим Березин. — Например, один наш крупный заказчик — торговая сеть, работающая в сегменте онлайн-продаж — имеет свою мощную ИТ-инфраструктуру. Однако она не справляется с нагрузкой в «горячий сезон», в частности, в предновогодние праздники, когда резко возрастает объем заказов. Для решения этой проблемы заказчик начал использовать гибридное облако. В результате сейчас у него нет необходимости закупать дополнительное оборудование, которое большую часть времени в году простаивало бы. А в нужный момент недостающие мощности компания берет из нашего облака, что для магазина оказывается гораздо выгоднее с финансовой точки зрения».

По мнению Андрея Николаева, руководителя направления облачных решений EMC в России и СНГ, по своей сути гибридные облака являются усовершенствованным вариантом частных облаков. «В России сейчас, можно сказать, начинается бум на внедрение частных облаков, — рассказывает Андрей Николаев, — А гибридное облако, по сути, расширяет функционал облака частного. Организация, которая внедряет у себя модель гибридного облака, должна сначала внедрить у себя частное облако, понять насколько оно ему действительно помогает жить и сэкономить затраты на инфраструктуру. И уже следующий этап — это создание гибридного облака, когда часть нагрузки переносится на сторону провайдера».

Рынок предоставления услуг по внедрению решений гибридных облаков в России достаточно конкурентен. На нем активно развиваются как сами вендоры — разработчики ИТ-решений, так и компании-интеграторы, которые берутся эти решения внедрять в конкретных компаниях, подстраивая их под конкретные бизнес-задачи.

«Частное облако представляет собой достаточно сложное решение, состоящие из большого количества продуктов, — указывает Андрей Николаев. — Обычно это технологии разных производителей. Редко бывает, что один вендор может предоставить все элементы инфраструктуры для создания частного облака. Есть аппаратная инфраструктура, серверы, системы хранения данных. Есть часть, которая обеспечивает виртуализацию, есть программное обеспечение, благодаря которому создают каталог сервисов и т.д., то есть компонентов очень много. И если заказчик пытается сам внедрить эти компоненты, то это не всегда приводит к успешному результату, так как нужно иметь квалифицированных специалистов в разных областях. Поэтому здесь важно искать поставщика, который мог бы предложить законченное решение, чтобы системы были бы правильно интегрированы и настроены в соответствии с требуемой архитектурой».

Ряд производителей предлагает подобные комплексные решения. У EMCесть продукт Enterprise Hybrid Cloud (EHC) — готовое «облако в коробке» на базе технологий VMware, на очереди вариант с OpenStack. После его внедрения заказчик получает готовый портал самообслуживания с набором работающих сервисов. Архитектура решения, точки интеграции, различные сценарии — все это уже разработано EMC, и для пользователя EHC — это готовый продукт, с единой точкой поддержки. Такая модель принципиально сокращает сроки реализации облачных проектов и позволяет заказчикам сфокусироваться на своей основной деятельности, а не «изобретать колесо», самостоятельно занимаясь построением облачного стека.

Специалисты подчеркивают, что создание частного облака подразумевает не только внедрение определенных технологий, оно также связано с организационными изменениями в компании: нужно подготовить заказчика к переходу на новую модель потребления ресурсов, проанализировав его инфраструктуру и составив план переноса всех приложений в облако. При этом какие-то приложения можно будет «смигрировать» легко, а в отношении других ресурсов потребуется сделать так называемый редизайн, а может быть даже разработать ПО заново. Одновременно в ИТ-подразделении компании появляются новые роли: например, роль ответственного за каталог сервисов или ответственного за администрирование всего облака. Соответственно, нужно подготовить ко всем этим изменения персонал, чтобы он мог успешно управлять инфраструктурой.

Поэтому в таких проектах очень важны профессиональные услуги и консалтинг. Для успешного завершения перехода к облаку необходимо выработать стратегию, определить приоритеты, разработать карту проектов, каталог сервисов, определить для них ценовые модели и так далее. Принципиально возрастает роль сервисных компаний, в роли которых может выступать как интегратор, так и вендор.

Постепенно складывается и практика того, что при гибридной модели размещать в собственном облаке, а что — в публичном. Например, веб-приложения, так называемый «фронт-энд». Его выгоднее помещать на стороне провайдера, потому что у того, как правило, пропускной канал лучше. Соответственно, если предполагается большой наплыв потребителей, такая система будет лучше справляться с нагрузками. А так называемый внутренний «бэк-офис» (приложения, например, ERP,CRM-системы и пр.) проще «хостить» у себя в частном облаке, потому что это и надежнее, и привычнее.

«Многие заказчики сейчас упираются в «потолок»: существующая у них ИТ-инфраструктура не справляется с растущими бизнес-задачами, — продолжает Андрей Николаев. — Тогда возникает необходимость подключения публичного облака. Заключается договор с провайдером, и в самые сжаты сроки потребитель получает доступ к внешнему ресурсу. Заказчики ценят преимущества подобных решений, они дают им гибкость выбора требуемых нагрузок. Ведь в динамично развивающейся компании возникает очень много ситуаций, когда надо получить более высокую нагрузку на короткий промежуток времени. Например, для тестирования, разработки, аналитики. Понятно, что в этом случае выгоднее использовать ресурсы провайдера, и через гибридное облако эти ресурсы очень легко подключить. Получается, что привычная среда остается, но при этом использование ресурсов становится более эластичным».

Большинство аналитиков убеждены: в ближайшие годы сегмент гибридных облаков ждет активный рост. По оценке компании IDC, в мире до конца 2016 г. более 65% компаний — пользователей облачных сервисов — будут распределять нагрузку на ИТ именно с помощью гибридной модели. Понятно, что одним из ключевых сдерживающих факторов развития в России подобных технологий является сложившийся стереотип о якобы недостаточной безопасности «гибридов» и облаков в целом. Существуют сомнения и в плане нужной производительности публичных облачных сервисов. Но, скорее всего, по мере развития средств облачной защиты, их сертификации и внедрении современных технологий такие опасения исчезнут.

«Риск для публичного облака — это взаимное влияние «соседей» друг на друга. — Базы данных, размещенные в облаке, обычно очень требовательны к параметрам производительности дисковых массивов. А сегодня распространены случаи, когда в облачной системе провайдера находится сотня заказчиков, и каждый используется этот массив по максимуму в зависимости от своих потребностей. В какой-то момент, когда производительности у массива оказывается недостаточной, заказчики начинают «гонки» друг с другом за производительность, в результате чего вся инфраструктура облака прекращает исправно работать. Справиться с этой ситуацией помогают современные решения, например, флеш-носители. Благодаря им мы можем обеспечить заказчиков гарантированно высокими показателями по производительности систем, размещенных в Виртуальном дата-центре КРОК.

Одновременно на рынке услуг по созданию гибридных облаков преимущество будут иметь те компании, которые имеют компетенции в ключевых сферах развития этого типа услуг. Например, наша компания одновременно предлагает ресурсы своего публичного облака, строит частные облака и интегрирует их с внешними средами», — отмечает Максим Березин.

График. Российский рынок облачных сервисов, млн. долларов

Продолжая тему политики привлечения «интеллектуального капитала», которую проводят наши соседи – Республика Казахстан – публикуем интервью с Владимиром Кимом, директором Инновационного парка Евразийского Национального университета имени Л. Н. Гумилева

– Владимир Михайлович, какую роль играет Инновационный парк в развитии вашей страны?

– Считаю, что мы довольно органично влились в процессы инновационного развития, и наш парк является сейчас активным участником этого процесса. Я состою в нескольких рабочих группах  по инновационному развитию, новым отраслям промышленности, международной выставке ЭКСП 2017.  Это говорит о том, что нас увидели,  заметили и посчитали, что мы двигаемся в правильном направлении.

– А откуда шла инициатива по созданию Инновационного парка?

– Это была моя личная инициатива. В 2011 году меня пригласили в Астану, конкретно - ректор Евразийского национального университета имени Льва Гумилева, Сыдыков Ерлан Батташевич. Предложил ректору университета создать Инновационный парк. Написал концепцию парка, где показал, как я вижу развитие, с чего мы должны начинать, как должны двигаться, к чему должны прийти, какая должна быть динамика процесса вообще. Ректору эта концепция понравилась. И в октябре 2011 года приказом ректора был основан инновационный парк ЕНУ.

– В чем заключалась суть Вашей концепции?

– Деятельность инновационного (научного) парка отлична от деятельности технопарков.

Сейчас в Казахстане порядка десяти технопарков. Что такое технопарк? Это площадка, где собираются инновационные компании, точнее – компании, производящие инновационный продукт. И руководство технопарка, по сути, занимается тем, что он сдает в аренду площади этим компаниям и мониторит то или иное направление, оказывая попутные услуги финансового и рекламного характера. Как правило, каждый технопарк имеет ту или иную генеральную направленность: IT-технологии; робототехника;  энергетика и т.п.

Основная задача инновационного парка – интеграция науки-индустрии-образования, в первую очередь через решение актуальных задач промышленности и регионов. Научным ядром парка является непосредственно университет и большая группа научных, технологических центров мира.

В первый год деятельности было собрано боле 200 задач промышленности, против которых разработано более 60 концепций решений, согласованных и принятых потенциальными Заказчиками. Важно, что все предварительные работы выполнялись за счет средств университета. Далее, по логике, мы должны перейти к фазе заключения договоров на выполнение конкретных НИОКР или опытно промышленных разработок.

– Насколько удачным оказывался процесс внедрения новых технических решений?

– Вопрос внедрения как раз оказался самым сложным. Собственно, у нас всё шло замечательно, пока не возникло вот это слово – «внедрять». Здесь заказчики сами столкнулись с серьезной проблемой. Например, это было связано с отсутствием технической политики, со старой системой тендеров, системой госзакупок.

Объясню как мешает существующая система тендеров. Допустим, вы предложили мне какое-то решение, связанное с НИОКР. А конкурс, как мы понимаем, выигрывает компания, дающая самую низкую цену. Потом она пытается вас нанять, чтобы вы дали вот это самое решение, только еще дешевле. Вы, естественно, не соглашаетесь. Тогда компания обращается еще к кому-нибудь, и в итоге заказчик получает совсем другое решение, непонятно от кого.  Заказчика, естественно, такое предложение не устраивает, хотя чисто формально оно соответствует техзаданию. Но ведь это всё равно не то, что ему нужно! Однако с юридической точки зрения прав будет исполнитель. Заказчик же всё равно не желает принимать это предложение. Вот такой замкнутый круг. Это есть издержки системы.

Эта ситуация и проблема доведена, соответственно до  Министерства по инвестициям и  развитию РК. В настоящее время уже созданы группы по разработке отраслевых технических и технологических политик, внедрение которых будет реально способствовать как трансферту передовых технологий, так и внедрению научных разработок в реальный сектор экономики.

Нужно стремиться к тому, чтобы руководитель предприятия был заинтересован во внедрении инноваций, был реально мотивирован. Например, предусмотреть для них систему льготных кредитов под внедрение новых производств. Можно предусмотреть систему государственных грантов. Сейчас всё это полным ходом разрабатывается.

Понятно, что инноваций без риска не бывает. Однако у руководителя должна быть компетентность. Компетентные люди вообще должны быть везде, на каждом этапе, сверху донизу. Тогда будет дело.

– Недавно Казахстан вступил в ВТО, ввёл в одностороннем порядке безвизовый режим для десяти стран-инвесторов, подписывает соглашение с ЕС.  В то же время Казахстан является одним из главных партнеров и союзников России, чья внешняя политика в настоящее время выстраивается в противоположном направлении. Как Вы это прокомментируете? 

– Внешняя политика нашего государства направлена на осуществления наших национальных интересов. Россия, действительно, наш друг. И она нашим другом остается. Но если у России возникает непонимание с какой-то другой стороной, то это вовсе не означает, что  и у нас с этой стороной не должно быть взаимопонимания. Мы выстраиваем политику, выгодную для себя. Учитывая, конечно, добрососедские отношения.

– На какие страны Вы ориентируетесь при разработке программ и концепций?

– Знаете, мы в Казахстане уже переболели этим: «А давайте сделаем как там». Вначале было – давайте как в Турции. Потом – давайте как в Корее. Потом было – давайте как в Австралии или как в Америке. Пришло время для осознания: давайте сделаем так, как у нас должно быть, учитывая  расположение страны, территорию, менталитет народа, состав народа, желания народа, его потенциал, а также недра, полезные ископаемые. И мы – с учетом всего перечисленного – должны выбрать для себя правильный путь. Вот  именно этим мы сейчас и занимаемся.

Естественно, мы изучаем передовой опыт других стран. Задача у Казахстана на ближайшие пять-семь лет – войти в состав первой тридцатки передовых стран. Задача эта, конечно, амбициозная, но она выполнимая, в чем я абсолютно уверен.  Фактически, мы должны выйти на другой технологический уклад – уклад Шестого уровня. И у нас уже есть для этого почва, есть конкретика, над чем мы как раз и работаем в настоящее время.

Интервью записал Олег Носков