Первый российский беспилотник, разработанный московским конструкторским бюро РТИ "Аэрокосмические системы" и Уральским заводом гражданской авиации, представят на авиакосмическом салоне МАКС. Об этом сообщил журналистам гендиректор московского предприятия Дмитрий Подарящий.

"На МАКСе мы продемонстрируем процесс информационного обмена с нашим самолетом, разработанным совместно Уральским заводом гражданской авиации. В России аналогов нашему беспилотному аппарату нет", - сказал он.

Специалисты будут передавать картинку с самолета на наземный пульт управления в реальном времени, обрабатывать ее и показывать качественное изображение. Беспилотник оборудован оптико-волоконной станцией, скорость передачи информации - около 16 мегабит в секунду.

По словам Подарящего, подобные аппараты можно будет использовать для наблюдения, мониторинга и даже спасения людей. "По сути, он заменит в этих целях вертолеты Ми-8 и его аналоги, с той разницей, что наши самолеты гораздо эффективнее расходуют топливо за счет небольшого веса. В зависимости от модели он колеблется от 10 кг до 1,5 тонн. Кроме того, на нем используются дизельные двигатели, которые тоже экономят топливо", - сказал он.

Сейчас российский беспилотник проходит испытания перед салоном. В серийное производство он выйдет через 2 года.

МАКС-2015 пройдет в подмосковном Жуковском с 25 по 30 августа. Его организаторами выступают Минпромторг и госкорпорация "Ростех". Как ожидается, на салон приедут делегации более чем из 80 стран. В выставке примут участие свыше 150 зарубежных компаний и более 600 российских организаций.

Тема реиндустриализации входит сегодня в главную повестку дня. Разговоры ведутся как в центре, так и на местах. Правительство Новосибирской области даже приняло в этой связи специальную программу.

Вроде бы, приоритеты расставлены ясно. Однако есть ли у тех, кто отвечает за промышленное развитие, адекватное понимание того, чем определяется данный вектор? Хотел бы с самого начала заострить на этом внимание и внести некоторые уточнения относительно новой  индустриализации как таковой.

К сожалению, приходится констатировать инерционный подход к осмыслению таких вещей, имеющий место у руководителей разного уровня. В большинстве случаев данный процесс рассматривается в логике плавного эволюционного развития отечественной промышленности, где ключевую роль якобы должны играть старые предприятия, осуществляющие планомерную модернизацию (при поддержке государства, конечно же).

Собственно, указанная позиция исключает какие-либо принципиальные, существенные перемены как в плане общей промышленной политики, в плане сложившихся подходов к управлению, так и в плане поведения хозяйствующих субъектов. Вроде бы, ничего принципиально перестраивать не надо: достаточно осуществить определенные бюджетные вливания в отдельные производства, и процесс, что называется, сам пойдет как надо, и новая индустриализация не заставит себя ждать. В целом же создается впечатление, что «вино молодое» (то есть саму идеологию новой индустриализации как стратегии развития промышленности) пытаются влить в «мехи ветхие» (то есть в давно сложившуюся систему экономических отношений и практик управления). Насколько целесообразен и продуктивен такой подход?

Без всяких преувеличений можно сказать, что новая индустриализация является процессом по сути своей революционным. Ни о каком постепенном эволюционировании в данном случае не идет и речи! По большому счету, новая индустриализация стала следствием технологического прорыва, возникшего благодаря успехам современной науки.

По сути, мы переживаем те же процессы, что возникли чуть более ста лет назад. Единственная разница только в том, что уровень знаний и уровень технологий в настоящее время многократно превосходит то, что было в начале прошлого века.

Что следует из сказанного? Первое, что необходимо иметь в виду: новая индустриализация возникает на вполне определенном интеллектуальном базисе, отражая уровень развития научных знаний, а равно и уровень развития отечественной науки как таковой. Не имея адекватных наработок в научной сфере, мы не в состоянии осуществить радикальные перемены в сфере промышленности. Далее, предприятия новой индустрии появляется не равномерным слоем – сразу по всей стране. Эта индустрия формируется благодаря вполне конкретным «точкам ростам», где как раз концентрируются необходимые компетенции, связанные с инновационными разработками, успешно внедряемыми в практическую сферу. Иными словами, новая индустрия вырастает из совершенно новых современным производств, создающихся фактически с нуля.

Где возможны подобные «точки роста»? Естественно, они возможны только там, где происходит взаимодействие науки и промышленности, конкретно – взаимодействие научных учреждений, промышленников и частных инвесторов. По сути, речь идет о прорывных технологиях, отражающих мировые тренды. И никак иначе. Невозможно определить «точку роста» там, где вопрос ставится лишь о сохранении существующего производства. Ничего подобного! Новая индустриализация предполагает очень высокую планку – планку мирового уровня. Бессмысленно создавать принципиально новые производства, ориентируясь только на воспроизводство того, чего уже достигли другие.

Невозможно переходить на рельсы новой индустриализации, не ставя перед собой задач мирового лидерства в тех или иных отраслях.

Возможен ли такой сценарий для нашей страны? Да, возможен. Возможен ли такой сценарий для Новосибирской области и Новосибирска? Несомненно. Почему я об этом говорю с такой уверенностью? Потому, что в Новосибирске расположены известные не только в стране, но также и за рубежом, научные организации, способные направить свой научный потенциал в русло технологического прорыва.

Разумеется, мы не сможем охватить все сектора, однако есть отдельные направления, где наши ученые и изобретатели в состоянии конкурировать на равных с зарубежными коллегами и даже выступать в роли «законодателей мод». Достаточно упомянуть следующие направления: биотехнологии, персонализированная медицина, аддитивные технологии и механообработка, высокие технологии в сфере энергетики и энергосбережения, элементная база и др.

Здесь уже достаточно серьезных инновационных разработок, ждущих своего массового применения. Задача руководителей области и города – направить данный потенциал в нужное русло, создать условия для инвестиций в указанные сектора, поддержать спрос на начальном этапе через госзаказы и совершенствование нормативной базы.

Ничего экстраординарного в данном случае нет. Единственное, что предстоит сделать четко и безоговорочно – поменять свое отношение к индустрии, признать революционный тренд и в соответствии с ним выстроить политику в сфере поддержки промышленности. По существу, необходимо сломать устоявшиеся стереотипы. И первое, с чего нам предстоит начать – это отказаться от практики «посильной» поддержки старых производств, неспособных включиться в процессы модернизации в силу отсутствия соответствующих желаний и умений у их руководителей.

Зачастую в основе такой практики лежит навязчивый страх перед полным развалом старых предприятий. Дескать, если старые заводы, лежащие «на боку» или работающие вполсилы, останутся без всякой поддержки, то нас ждет неминуемый экономический коллапс, чреватый социальным взрывом. Некоторые руководители именно так обосновывают свое неприятие инноваций. Но этот страх ложный. Наоборот: бессмысленное распыление средств по старым предприятиям, способное лишь заткнуть некоторые бреши, ведет прямиком к экономическому краху.

Не будем себя обманывать: зачастую руководители таких предприятий (одновременно являющиеся их владельцами) не предпринимают никаких шагов к модернизации, не интересуются инновационными разработками и боятся рисков, неизбежных при внедрении чего-то нового. Связывать с такими людьми новую индустриализацию опрометчиво. Новая индустриализация, безусловно, возникнет благодаря деятельности подлинных новаторов, разбирающихся в современных трендах, искренне интересующихся научными достижениями и морально готовыми взяться за инновационные проекты.

Как известно, проекты, связанные с инновациями, несут в себе огромные риски и затраты. Вот именно здесь власть и должна осуществлять своего рода подстраховку. Иначе говоря, поддержку необходимо оказывать именно инновационным проектам, направляя определенные ресурсы в приоритетные сектора, связанные, в первую очередь, с прорывными технологиями. Причем, не распыляя средства, а, наоборот, концентрируя их на тех направлениях, которые в руководстве считается значимыми и приоритетными. Приоритеты, в свою очередь, необходимо концептуально обосновать и открыто продекларировать, разработав соответствующие программы развития.

Чтобы перейти к такой политике, придется в корне поменять не только устоявшиеся подходы к поддержке предприятий, но и отказаться от порочных практик распределения ресурсов на уровне целого региона. Как мы уже отметили выше, новая индустриализация тесно сопряжена с наукой, с набором определенных компетенций, где научные достижения играют ключевую роль. Ясно, что научные организации сосредоточены в крупных городах. Соответственно, именно в крупных городах или городских агломерациях будут формироваться упомянутые «точки роста». Поэтому развитие крупного города определит развитие региона. А не наоборот. Из чего следует, что концентрированные средства поддержки так или иначе будут касаться городских территорий.

Нетрудно понять, что столь простая истина явно диссонирует с практикой распределения средства на уровне региона. Аналогично тому, как в пределах города средства распыляются на поддержку старых предприятий, так и в масштабе региона поддержка распыляется по депрессивным муниципальным районам, не вызывая (что совсем не удивительно) никаких позитивных сдвигов. Мотивы в этом случае совершенно схожи – региональные власти просто-напросто затыкают бреши, боясь социального взрыва. К развитию такая политика, как мы понимаем, не ведет. Наоборот, эта практика только стимулирует иждивенческие настроения на местах. Депрессивные районы во многом подобны депрессивным предприятиям. Психология управления в таких случаях одна и та же. Однако главный урон такой политики заключается в том, что она наносит ущерб самому источнику бюджетных поступлений – крупным городам как локомотивам инновационного развития, где сосредоточены основные производства.

Пример Новосибирска в этом плане весьма красноречив. Город, дающий в бюджет региона до 76% налоговых отчислений, имеет в своем бюджете в три раза меньше средств, чем бюджет региональный. И это при том, что 60% населения области сосредоточено именно в Новосибирске.

Фактически, Новосибирск является региональным донором, за счет которого областное правительство «подкармливает» депрессивные муниципальные районы области. В результате мы сталкиваемся с ситуацией, когда пропадают стимулы к развитию как у города, так и у региональных властей. Город лишается интереса развивать производства, не видя для себя возможности адекватно нарастить бюджет за счет налогов и подняв тем самым уровень благоустройства.  Региональная власть, со своей стороны, компенсирует отсутствие внятной экономической политики в отношении муниципальных районов простым перераспределением средств, получаемых за счет города.

По большому счету, поддержку на инновационные проекты город может получить у Федерального центра. Однако указанный ресурс распределяется через областное руководство. Фактически это выглядит как инициатива региональных властей, обратившихся за поддержкой в Центр. Проблема лишь в том, что приоритеты регионального правительства и приоритеты руководства города могут не совпасть. И при отсутствии внятной и грамотной политики со стороны руководителей региона город остается без необходимых ему для развития финансовых ресурсов. 

В соответствии с ролью больших городов в развитии регионов, имеет смысл внести существенные коррективы в налогово-бюджетную систему страны. Первое: дать возможность большим городам получать финансовую поддержку Центра напрямую, а не через областное руководство. В любом случае, как мы понимаем, развитие города позитивно отразится на развитии региона. Поэтому нет смысла в осуществлении упомянутого посредничества – в том случае, если инициатива исходит со стороны городского руководства, представляющего федеральным органам  соответствующие инновационные проекты. Имеет даже смысл учредить во всех региональных центрах соответствующее федеральное представительство, курирующее на местах подобную деятельность.

И самое важное: необходимо предусмотреть возможность возврата в муниципальные образования до 50% налогов на доходы предприятий в виде региональных субвенций. Иначе говоря, нормативно утвердить структуру расхода регионального бюджета с учетом интересов тех муниципальных образований, которые создают у себя условия для развития промышленности. Поощрять иждивенчество на местах – слишком большая роскошь в сложившихся экономических условиях, когда страна столкнулась с очень серьезными вызовами. Это нужно понимать отчетливо.

Виктор Нечаев

Узнав о приговоре банде экстрасенсов, отдел науки «Газеты.Ru» попробовал разобраться, как можно привлечь к уголовной ответственности других мошенников, спекулирующих на лженауке, и с удивлением узнал, что в России при Росстандарте существует сертификация экстрасенсов.

Экстрасенсам – только золотые унитазы

В пятницу в Москве зачитывают приговор лжецелителям, обещавшим выздоровление буквально тысячам доверчивых граждан, в основном пенсионерам. Банда сетевых «магов» под названием «Мерлион», в которую входило более 20 человек, работала с размахом: для обмана людей им в большинстве случаев даже не приходилось выходить на личный контакт с жертвами, «развод» происходил прямо из колл-центр «Мерлиона», откуда аферисты убеждали людей в наличии у них заболеваний, в том числе онкологических, порчи и сглаза. Так называемый центр коррекции судьбы обещал удаленно залатать брешь в карме, одолеть венец безбрачия и избавить от недугов.

Продвинутые экстрасенсы давали консультации и по скайпу — сеанс обходился от 20 до 70 тыс. руб.

Одного только главаря банды Максима Негуляева обвиняли в причинении ущерба на 120 млн руб., в его особняке нашлись золотые унитазы и $300 млн.

Лженаука атакует

Банда «Мерлиона» стала самым массовым за последние годы уловом борцов с мошенниками, выдающими себя за целителей, экстрасенсов и магов.

Часто такие преступления оказываются безнаказанными, ведь жертвы сами несут свои деньги, и доказать преступный умысел оказывается сложно.

Самой громкой историей в новейшей России с пресечением деятельности лжецелителей стал случай с приговором Григорию Грабовому. В течение долгого времени правоохранительные органы закрывали глаза на то, что псевдоцелитель обманывал граждан, обещая вылечить или воскресить их близких. Проблемы у колдуна начались лишь после того, как в 2005 году в следственные органы обратился комитет «Матери Беслана». Его представители сообщили, что часть матерей во главе с Сусанной Дудиевой поддерживает отношения с Грабовым, так как тот обещал воскресить их погибших детей.

Безнаказанность всякого рода магов и лжецелителей, предлагающих излечить болезни «препаратами» с самым бредовым, но наукообразным описанием, начиная от чудо-браслетов до посуды из оникса, порой приводит к преследованию и журналистов, называющих вещи своими именами и предостерегающих население от шарлатанов.

Так было в известной истории с «электрическими витаминами», когда судили нижегородскую журналистку Ирину Славину. Та лишь указала на незаконность использования имени покойного академика лауреата Нобелевской премии Виталия Гинзбурга в рекламе витаминов против морщин, лишнего веса, остеохондроза, табачной зависимости. Тогда фирму признали имеющей право на рекламу своих электрических витаминов.

Особо не осудишь

Члены комиссии РАН по противодействию лженауке играют активную роль в разоблачении лжеученых целителей и представителей паранормальных наук. Они сетуют на то, что в стране нет действенных юридических механизмов, ограждающих население от деятельности экстрасенсов, колдунов и астрологов.

«Чисто формально привлекать можно по 159-й статье УК (мошенничество). Но практически это почти невозможно, если только экстрасенсы не действуют совсем внаглую и не совершают очевидных юридических ошибок», — говорит Александр Сергеев, редактор сайта комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований РАН.

Поэтому плодятся и процветают всякого рода «московские академии астрологии», имеющие свои научные степени, дипломы бакалавра и магистра где за 5000 руб. предлагают купить сертификат астролога-исследователя.

А всероссийский научно-исследовательский центр народной медицины, к названию которого для пущей авторитетности остается только добавить «ведущий», предлагает посетить лекции по экстрасенсорике, после которых любой человек освоит «поиск пропавших людей и вещей, полезных ископаемых, водных ресурсов, определение геопатогенных зон».

При этом корифеи отечественной паранормальщины Анатолий Кашпировский и Алан Чумак, под заклинания и дрыганья которых перед телекамерой замирали миллионы советских граждан, до сих пор считаются уважаемыми людьми, и никому не приходит в голову дать оценку их деятельности.

Сертифицированный колдун: одобрено Росстандартом

О существующих в России патентах в стиле патента RU 2083239 C1 «Симптоматическое лечение заболеваний с помощью осиновой палочки в момент новолуния для восстановления целостности энергетической оболочки организма человека» отдел науки «Газеты.Ru» уже рассказывал не один раз. Но, работая над данным материалом, отдел науки «Газеты.Ru» неожиданно выяснил, что в России при Росстандарте существует система добровольной сертификации услуг психологов, целителей, практиков нетрадиционной медицины и эзотериков. Соответствующей сертификацией занимается Российский научно-исследовательский инновационный центр «Евразия», соответствующий документ имеет регистрационный номер «РОСС RU.З1163.04ЖМФ0».

 Получить комментарий Росстандарта на тему, как возможно на государственном уровне сертифицировать откровенно лженаучную деятельность, на момент подготовки материала «Газете.Ru» не удалось.

Но в соответствии с информацией о сертификации экстрасенсов, российское законодательство легализует магов, чародеев, ведьм и прочих колдунов: их деятельность, по сути, приравнена, например, к судьям, продавцам, программистам и водителям троллейбусов.

«Особенно неприятно то, что сейчас готовится официальная сертификация экстрасенсов. То есть она уже есть — добровольная. Но ходят слухи, что могут сделать обязательной. И тогда вообще кранты. Кто такой в суде обычный эксперт против официально сертифицированного экстрасенса?» — задается вопросом Александр Сергеев из комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований РАН.

Интервью с доцентом кафедры архитектуры гражданских зданий НГАХА, директором ООО «АПМ – 2002» Игорем Поповским

– Игорь Викторович, насколько Академгородок – с градостроительной точки зрения - является уникальным местом для нашей страны?

– Начну с того, что Академгородок является ярким примером градостроительной школы советского модернизма 1960-х годов. Я говорю сейчас не о зданиях. Речь идёт о планировочной схеме, в соответствии с которой он был создан. В принципе, все тогдашние передовые теории пешеходного и «зеленого», выработанные, например, архитектором Ле Корбюзье, или принципы организации новых микрорайонов в Англии, Скандинавии – всё это так или иначе воплотилось в планировочной схеме Академгородка.  Суть его каркаса – транспортное полукольцо, соединенное с транзитной внешней скоростной магистралью, и две хорды, парадные проспекты ул. Ильича и Университетский, находящиеся внутри, – всё это позволяло практично связать городок транспортом, мотивируя при этом пешеходное движение как здоровый образ жизни. Это было классикой современного модернистского города, которую мы изучали в советской градостроительной школе. Даже когда мы студентами выполняли проект малого города, то делали его в учебной задаче на месте Академгородка и примерно такие же планировочные схемы. Модернистские подходы здесь налицо: четко прозонирована функция и  пространство – места работы, селитьба, сфера обслуживания. Очень высокий уровень благоустройства, в пересчете на одного жителя значительно превышающий ту норму, которая была тогда определена для других городов. Сюда же включалась и соответствующая альтернативная инфраструктура, например, велодорожки, возможность организованного пешеходного движения.

Сама структура центра Академгородка также соответствует этим модернистским решениям. Линейный, неплотный ряд общественных зданий с визуальным акцентом в перспективе Домом ученых. Торговый центр был выполнен достаточно неординарно и продвинуто, с учетом рельефа и новейших материалов. Даже само название – «Торговый центр» - свидетельствует о другом подходе. То есть здесь был не ГУМ, не ЦУМ, не универмаг, а именно «Торговый центр». Это всё соответствовало наработкам мировой модернистской школы, оказавшей влияние и на советскую градостроительную школу. Недаром же проект Торгового центра выставлялся в Канаде.

Единственное, но очень существенное отличие Академгородка заключалось в отсутствии высотных объектов, которые включались, например, в систему Корбюзье. Это придавало сомаштабность застройки окружающему лесному ландшафту. Но это заслуга не только проектировщиков. Просто Никита Хрущев запретил строительство высотных объектов на этой территории, поскольку Академгородок был все-таки объектом военно-промышленного комплекса, работал на нашу оборонку.

И это предполагало большое количество «зеленки», которая, как считал Хрущев, может во время войны послужить защитой от ядерного удара.   Но три девятиэтажные точки все-таки обозначили центр Академгородка. Это также классика советской эпохи 60-х.

– Почему, на Ваш взгляд, государство допустило здесь все эти модернистские «вольности», в которых четко просматривалось западное влияние?

– Понимаете, вся эта эпоха модернизма была связана с определенным мировоззрением, с определенной этикой, где наука стояла на первом месте – естествознание, ядерная физика, исследования космоса. Этой атмосферой жил тогда весь мир. Человечество вступил в век ядерных технологий. Всё это привело, скажем так, к «переформатирования» всего мировоззрения. И ученые серьезно повысили свой авторитет в глазах общества. Они стали своего рода элитой во всех ведущих странах мира, и прежде всего в Советском Союзе. Ученый в то время был окутан ореолом романтики.И Академгородок совершенно нормально вписывался в эту тенденцию, идя по пути мирового прогрессивного развития. Соответственно, все подходы организации среды должны были быть прогрессивными. Природа, зеленый каркас, скрывавший модернистскую аскетичность и экономическую прагматичность построек, среду, особо благоприятную для проживания ученых. Организованное таким образом пространство создавало хорошие условия для работы, для отдыха, для занятий преподавательской деятельностью.

– Как долго ли могла сохраняться такая идиллия?

– Парадокс здесь заключается в том, что ученые создали для себя некий «монастырь науки». Но в то же время надо понимать, что ученые по природе своей – люди социальные, которые должны жить в культурном городском пространстве. Правда, благодаря культурным связям, они все-таки не пребывали в полной изоляции, не отрывались от остальной страны. Но им, видимо, этого не хватало, тем более что инфраструктура постепенно отстала в развитии, и в итоге стали происходить миграционные процессы – из Академгородка в город, из города – в Академгородок. Особенно эти процессы усилились, когда стала меняться демографическая ситуация. Дело в том, что не все дети ученых стали заниматься наукой. Один из родителей тоже часто занят другой деятельностью. С другой стороны, определенная часть молодых ученых, работающих в Академгородке, получила жилье в городе или где-нибудь поблизости, в Бердске, например. Кто-то уезжал в Москву, кто-то получал жилье не по ведомственному принципу.

И вот этот миграционный поток стал усиливаться с каждым годом. В результате город стал, образно говоря, понемногу «поедать» Академгородок. Этот процесс начал особенно ускоряться,  когда жилье стало продаваться. И сегодня житель Академгородка тревожится именно этими проблемами, включая, например, проблему пробок, проблему транспортного сообщения с городом.

Для жителей Академгородка эти проблемы становятся актуальными по указанной причине. Поскольку на работу в Академгородок стало приезжать много людей из города. И такой же поток идет в обратном направлении, когда жители Академгородка едут на работу в город.

В общем, вот эта ситуация некой «ученой слободки», когда жилье находится рядом с местом работы, постепенно вымывается. Всё это ведет к тому, что Академгородок рискует превратиться в банальный спальный район. Поэтому планомерного развития территории науки, предполагавшего постоянное воспроизводство ученых в соответствии с планами академика Лаврентьева, может, по указанным причинам, не произойти.

– На Ваш взгляд, такой итог неизбежен, или как-то можно поменять тенденцию?

– Знаете, идеальный вариант, когда ученые пользуются служебным жильем, сдаваемым в аренду. То есть если работаешь в Академгородке, то ты там и живешь – в служебной квартире. Тогда возможно, мы бы не столкнулись с той ситуацией, которую я описал. Но у нас этого как раз не произошло: жилье было приватизировано, и несмотря на то, что сами дома находятся на федеральных землях СО РАН, квартиры не обязательно принадлежат сотрудникам институтов. Собственники жилья запросто могут свои квартиры продать – продать кому угодно, включая тех, кто к науке не имеет ни малейшего отношения.

Отсюда возникает необходимость в каких-то аттракторах, призванных активизировать работу ученых. Такую роль, например, может играть существующий технопарк. Можно попытаться создать еще один технопарк, связанный с развитием «зеленых» технологий, с альтернативной энергетикой. Можно осуществлять строительство или реконструкцию домов как раз по «зеленым» технологиям, сделать более сильный акцент на экологии. Этим могли бы заняться отдельные институты Академгородка, внедрив какие-то прогрессивные разработки.

Однако, замечу, что сделать это очень трудно, поскольку подобная стратегия потребует согласованности и осмысленности действий практически всех жителей Академгородка. Пока такой осмысленности нет. И не потому, что Академгородок как-то плохой в этом плане. А потому, что пока еще общество само по себе не подошло к самостоятельному решению совместных проектов такого уровня. Городская среда, разумеется, имеет сложную структуру. И потому разные социальные группы имеют различные представления о развитии, об организации своей жизни.

В этом смысле в Академгородке необходимо сделать так, чтобы конфликтные процессы переходили на партнерские платформы. Причем зачаток таких отношений уже здесь есть, и весьма позитивный. Намного лучше, чем в остальном Новосибирске.

– Можно ли улучшить качества среды с чисто градостроительной точки зрения, в соответствии с современными подходами?

– Я считаю, что в Академгородке это возможно. На мой взгляд, он должен быть выстроен на традиционных планировочных каркасах. На мой взгляд, развитие велодорожек является серьезным восстановлением этого каркаса, что связано, как мы понимаем, со здоровым образом жизни, с хорошей экологией.  Создание пешеходных зон тоже дает серьезный плюс. Особенно если НГУ будет увеличивать количество учащихся, то всё это будет очень сильно востребовано. Людям нужны места для прогулок, для отдыха.

Кроме того, в Академгородке должна быть приведена в порядок социальная инфраструктура. Там, например, очень сильно не хватает спортивных объектов, перегружены школы. А такие объекты как школы и детские сады, исходя из нормативов, требуют достаточно больших территорий. То же самое касается и спортивных сооружений. Поэтому для решения этой проблемы придется использовать какие-то неординарные подходы, для того чтобы не вырубать лес и в то же время соответствовать новым нормативным требованиям.

Интервью записал Олег Носков