Когда жителя Европы или США кусает комар, то, чаще всего, для него это лишь мелкая неприятность. Он не рискует заразиться малярией и целым рядом других болезней. Но множество людей в странах Африки, Азии и Южной Америке подвергаются такому риску, и тысячи человек ежегодно заражаются паразитарными заболеваниями. Обычно, эти болезни привлекают мало внимания, а значит, что на борьбу с ними выделяется недостаточно средств. Такая печальная ситуация отражена в термине neglected diseases, что обычно переводят как «забытые болезни», но точнее было бы сказать «болезни, которыми пренебрегают, которым не уделяют внимания».

На этот раз при выборе лауреатов Нобелевской премии по физиологии и медицине комитет не проявил такого пренебрежения, и двое из троих лауреатов получили награду как раз за вклад в борьбу с такими болезнями. Также премия присуждена за средство от малярии, которую обычно не относят к «забытым болезням», но ситуация с малярией тоже до сих пор неблагополучна. Она лидирует по смертности среди инфекционных заболеваний. Число умирающих от малярии каждый год на полтора порядка превышает число умирающих от СПИДа, а финансирование проектов по исследованию, лечению и профилактике малярии в пересчете на одного погибшего примерно во столько же раз отстает от проектов, посвященных СПИДу.

Половину премии получили Уильям Кэмбелл (William C. Campbell) из Университета Дрю в Мэдисоне и Сатоси Омура (Satoshi Ōmura) из Университета Китасато за создание новых лекарств против инфекций, вызванных паразитами из типа круглых червей.

Одна из этих болезней – онхоцеркоз, известна также под названием «речная слепота». Она распространена в Западной и Центральной Африке, очаги ее также встречаются в Латинской Америке, Саудовской Аравии и Йемене. Не менее 40 миллионов человек в Африке и 200 тысяч в Америке заражены этой болезнью, и около 5 % заболевших в результате потеряли зрение. Вызывает ее червь Onchocerca volvulus, длина которого во взрослой форме достигает 2-5 см (самки чуть крупнее самцов), а в личиночной – лишь около 0,03 мм. Переносчиком заболевания служат кровососущие мошки из родаSimulium, которые размножаются, как правило, на берегах рек. Личинки паразита (микрофилярии) распространяются по крови, проникают в кожу, лимфатические узлы, внутренние органы. Попав в ткани глаза, они могут вызвать слепоту.

Но даже если глаза не поражены, в онхоцеркозе мало приятного: микрофилярии вызывают аллергическую реакцию, которая проявляется в повышенной температуре, зуде, высыпаниям и язвам на коже. Нарушается отток лимфы из отдельных частей тела. Взрослые паразиты по лимфатической системе проникают в подкожную клетчатку и остаются там, образуя узелки (онхоцеркомы), которые врачам приходится удалять хирургически. Червь может жить в организме человека до 15 лет, ежедневно производя на свет тысячи новых микрофилярий. Личинки живут до 30 месяцев, если им повезет, то зараженного человека укусит мошка, и микрофилярии смогут переселиться дальше.

 Другая болезнь – лимфатический филяриоз – может вызываться двумя видами паразитических червей Brugia malayi и Wuchereria bancrofti. Оба вида относятся к надсемейству Filarioidea, и вызываемые ими заболевания, они известны также под названиями бругиоз и вухерериоз, сходны по своим проявлениям. В качестве переносчиков выступают комары: роды Culex, Aedes и Anopheles для Wuchereria bancrofti и роды Mansonia, Anopheles и Coquillettidia для Brugia malayi. Комар сосет кровь больного, где плавает множество личинок длиной, они проникают в ротовую полость и желудок комара и развиваются там. Дважды перелиняв, они возвращаются в хоботок комара и при дальнейших укусах попадают к новому больному, в организме которого превращаются во взрослых червей нитевидной формы длиной до 4 (самцы) или до 10 (самки Wuchereria bancrofti) сантиметров.

Wuchereria bancrofti распространена в тропиках между 41 градусом северной и 30 градусом южной широты, эта зона охватывает тропическую Африку, Юго-Восточную Азию вплоть до Кореи, Индию, острова Тихого океана, Вест-Индию, Центральную и Южную Америку. Brugia malayi  распространена несколько меньше, ее ареал включает Индию, Мьянму, Таиланд, Вьетнам, Китай, Корею, Японию, Малайзию, Индонезию, Новую Гвинею, Филиппины.

Взрослые черви в организме обитают в лимфатических сосудах и узлах, личинки, как уже говорилось, перемещаются в кровеносные сосуды – им нужно попасть в комара. Продукты жизнедеятельности личинок вызывают у человека сильные аллергические реакции, а взрослые паразиты к тому же, закупоривая лимфатические сосуды и нарушая циркуляцию лимфы, могут вызвать отек пораженного органа (обычно руки, ноги или гениталий), известный под названием слоновость (элефантиаз). Такое осложнение возникает далеко не у всех больных, но и без элефантиаза их жизнь нелегка. Воспаление лимфатических сосудов приводит к лихорадке с повышением температуры, ознобом, потоотделением. Характерны головная боль, тошнота, светобоязнь, боль в мышцах. Если поражены лимфатические сосуды брюшной полости, то резкая боль в животе напоминает ту, что встречает при аппендиците или прободении язвы.

Основным лекарством как от лимфатических филяриозов, так и от «речной слепоты» долгое время служил диэтилкарбазин, однако его применение осложнялось тем, что множество одновременно погибавших паразитов вызывало в организме очень острую аллергическую реакцию. Уильям Кэмбелл и Сатоси Омура сумели найти более эффективное средство.

Омура многие годы занимался выделением потенциальных антибиотиков из почвенных бактерий рода стрептомицетов Streptomyces. Когда-то стрептомицеты уже подарили людям сильный антибиотик – стрептомицин, за открытие которого в 1952 году Нобелевскую премию получил Зельман Ваксман. В лаборатории Сатоси Омуры были разработаны уникальные методы культивирования стрептомицетов. Ученый выдели из почвенных образцов ряд новых штаммов этих бактерий и в результате из нескольких тысяч бактериальных культур отобрал около пятидесяти, показавших наилучшую активность в борьбе с патогенными микроорганизмами. Один из видов стрептомицетов, обративших на себя внимание, назывался Streptomyces avermitilis. Сатоси Омура еще не подозревал, что найденный им источник антибиотиков окажется эффективен в борьбе с круглыми червями, так как сам он искал средства от болезнетворных бактерий.

Тут в дело вступил паразитолог Уильям Кембелл, уроженец Ирландии, работающий в США. Он получил образцы культур Омуры и установил, что вещество, которое вырабатывает Streptomyces avermitilis весьма эффективно избавляет от паразитических червей овец и других домашних животных. Антибиотик был выделен, получил название авермектин и был одобрен для применения в ветеринарии. Но одновременно продолжились и исследования. Как вскоре удалось установить, это вещество могло справиться и с паразитами человека, о которых мы рассказали выше. При этом в отличие от диэтилкарбазина оно не вызывало сильных аллергических реакций. Была также получена улучшенная форма антибиотика, которую назвали ивермектин. Действие авермектина и ивермектина основано на том, что он блокирует передачу нервных импульсов мышцам паразита, парализуя его.

 Сейчас ивермектин входит в публикуемый ВОЗ список базовых для здравоохранения лекарственных средств (WHO Model List of Essential Medicines). Он оказался эффективен и против других паразитарных инфекций (лоалоз, дипеталонематоз). Следует лишь помнить, что при лечении «речной слепоты» авермектин и ивермектин убивают микрофиллярий, но не способны погубить взрослых червей онхоцерок, которые надежно замурованы в подкожной клетчатке. Поэтому больным приходится каждый год принимать дозу ивермектина, чтобы убить новых личинок, пока взрослые паразиты не умрут, то есть, возможно, до 15 лет.

Вторая половина премии, как мы уже упоминали, получена за создание препарата, который помогает при малярии. Лауреатом стала Ту Юю из Китайской академии медицинских наук. Это уже второй раз, когда Нобелевская премия по физиологии и медицине присуждается в связи с малярией. Премию 1920 года получил английский врач Рональд Росс, который опроверг представления, что малярию вызывает «плохой воздух», и открыл путь ее распространения через малярийных комаров.

Первое эффективное лекарство от малярии стало известным задолго до работ Росса. В 1638 году жена вице-короля Перу графиня Чинчон была излечена от малярии по рецепту индейцев кечуа: при помощи порошка из коры одного дерева. Вскоре это дерево стало известным в Европе и уже в середине XVI века активно применялось от малярии. Его распространению способствовали иезуиты, поэтому лекарство еще долго называли «корой иезуитов», научное же название дереву дали Cinchona, хинное дерево. В 1820 годах французские химики Пьер Пеллетье и Жозеф Кавенту выделили из коры действующее вещество – алколоид хинин, который надолго стал основным средством от малярии.

Но время шло, и постепенно часть возбудителей малярии стала невосприимчивой к действию хинина. Тревогу подняли военные Северного Вьетнама, когда увидели, что в ходе войны с южанами потери в ходе боевых действий оказались меньше, чем от малярии. Хинин и его производное хлорхинин не помогали. Вьетнамцы обратились за помощью к свои союзникам китайцам. Те тоже были заинтересованы в борьбе с малярией, так как устойчивый к хинину штамм распространился и на южные провинции Китая. По личной просьбе Хо Ши Мина председатель госсовета КНР Чжоу Эньлай убедил Мао Цзедуна создать секретный проект по разработки средства от малярии. Так как разговор двух китайских лидеров состоялся 23 мая 1967 года, проект получил название 523.

Одним из направлений проекта 523 была проверка рецептов традиционной китайской медицины. И именно на этом пути руководительницу одной из исследовательских групп Ту Юю ждал успех. Среди множества опробованных ею средств, которыми в течение веков предлагалось лечить малярию, была и полынь однолетняя (Artemisia annua). Первое упоминание о таком применении полыни ученые нашли в трактате «У ши эр бин фан» («Рецепты от пятидесяти двух болезней»), написанном около 215 года до н. э.

Ту Юю сумела открыть и выделить в чистом виде действующее вещество полыни, получившее название артемизинин. Интересно, что наиболее подходящий метод экстрагирования вещества из полыни тоже был создан на основе древних рецептов. Изначально вещество выделяли при кипячении, но полученный в итоге препарат показывал недостаточную и изменчивую эффективность от 12 до 40 % в разных экспериментах. Тогда Ту Юю обнаружила у книге врача Ге Хуна (340 года) указание, что полынь надо заливать холодной водой, а потом пить полученный настой. Использовав для извлечения вещества низкотемпературный эфир, исследовательница обнаружила, что от малярии излечились все подопытные животные. Затем Ту Юю стала первым человеком, на котором было опробовано новое лекарство.

Полученный Ту Юю результат был впервые опубликован в конце 1970-х год и поначалу вызывал недоверие, но спустя некоторое время стало ясно, что артемизинин наиболее эффективен в борьбе с малярией, в том числе и в случаях устойчивости возбудителя к хинину. Последние работы Ту Юю и ее коллег, посвященные расшифровке структуры артемизинина, опубликованы уже в XXI веке. В ходе этих исследований Ту Юю обнаружила еще одно эффективное против малярии вещество – дегидроартемизинин.

Поскольку сейчас уже отмечены случаи, когда малярийный плазмодий в Юго-Восточной Азии благодаря определенным мутациям приобретал устойчивость к артемизинину (об этом можно прочитать в очерке «Малярия оказывает сопротивление»), это средство, как правило, применяют в сочетании с другими препаратами, проводя так называему «комбинированную терапию на основе артемизинина» (Artemisinin-based Combination Therapy, ACT). В сочетании с использованием инсектицидов против комаров метод ACT с 2000 по 2013 год позволил снизить смертность от малярии на 47 % во всем мире и на 54 % в Африке. Число случаев заболевания малярией сократилось на 26 %, от 173 миллионов до 128 миллионов случаев.

В понедельник, 5 октября, состоялось подписание соглашения об установлении побратимских связей между столицей Монголии и «столицей Сибири». Одновременно, в рамках «Форума экономического сотрудничества: Новосибирск – Улан-Батор», было подписано восемь меморандумов. Один из них – меморандум  о сотрудничестве между руководством Улан-Батора и департаментом энергетики, жилищного и коммунального хозяйства мэрии Новосибирска. Свои подписи под данным документом поставили сити-менеджер монгольской столицы господин Болд Бадрал и начальник департамента Сергей Клестов.

Речь идет, по сути, о реконструкции старых монгольских «хрущевок», повышении энергоэффективности многоквартирных домов - используя те наработки, какие уже применены в Новосибирске или освоены новосибирскими строителями.

Надо отметить, что за несколько последних лет Новосибирск достаточно серьезно продвинулся в решении вопросов энергосбережения. Так, совсем недавно были сменяны методики испытаний домов при подготовке к зиме, более тщательно стало проводиться регулирование каждого дома по тепловым параметрам, благодаря чему «вхождение в зиму» жилых объектов теперь происходит  более ровно. В результате  в разы сократилось количество жалоб от жильцов, поскольку отключения или «недотопы» случаются значительно реже.  Благодаря мэрии были сделаны детальные гидравлические расчеты для всех потребителей и совместно с управляющими компаниями организованы конкретные технические мероприятия. Например, была промыта система теплоснабжения домов - вопреки опасениям насчет возможной протечки труб. Но, как выяснилось, ничего страшного не произошло. Зато в домах стало заметно теплее, поскольку улучшилась циркуляции воды, и установился нормальный теплообмен.  

Чаще всего иностранцы выступали в роли учителей, делящихся своим собственным опытом или предлагающих свои инновационные разработки. Однако теперь  в этой роли выступил как раз Новосибирск, что, безусловно, является знаковым моментом. Во всяком случае, данная роль представляется для «столицы Сибири» более почетной.

Указанные подходы, естественно, осуществляются в рамках государственных требований к повышению энергоэффективности. И в Новосибирске эти требования выполняются на достаточно высоком уровне, включая (помимо указанных выше мероприятий) повсеместное утепление окон, дверей, подъездов, перекрытий, внутренних сетей, установку термостатических клапанов. Результат налицо – тепловая нагрузка снизилась в городе почти на 30 процентов. Это существенный показатель, особенно важный, как мы понимаем,  для сибирских условий. Несмотря на серьезные потери в сетях (что совершенно неизбежно в условиях централизованного теплоснабжения), в Новосибирске сегодня отмечается профицит по теплу. Причем, потенциал снижения энергопотребления еще не исчерпан, как не исчерпаны еще и новые технические возможности,  которые в настоящее время внимательно изучаются в департаменте энергетики, жилищного и коммунального хозяйства новосибирской мэрии.

Как мы понимаем, новосибирская мэрия в состоянии поделиться этим ценным опытом со своими монгольскими коллегами. Тема энергосбережения, кстати,  в Новосибирске поднималась не раз, причем – на достаточно высоком уровне и в присутствии иностранных гостей. Правда, чаще всего иностранцы выступали в роли учителей, делящихся своим собственным опытом или предлагающих свои инновационные разработки. Однако теперь  в этой роли выступил как раз Новосибирск, что, безусловно, является знаковым моментом. Во всяком случае, данная роль представляется для «столицы Сибири» более почетной.

Олег Носков

Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), похоже, решило окончательно оттеснить Российскую академию наук от ее институтов. Если в самом начале реформы РАН говорилось лишь о передаче менеджерам из ФАНО исключительно финансового и имущественного управления бывшего хозяйства РАН, то теперь они покусились на самое святое — на прямое взаимодействие РАН с научными организациями. В институты разослано письмо (есть в распоряжении редакции) — инструкция, в которой расписан механизм «общения» с академиками.

Из этой инструкции вытекает, что ученые теперь не обязаны вести какую-либо переписку с руководством академии, передавать им отчеты о своей деятельности... Правила составлены таким образом, что академики просто не смогут сформулировать должного запроса, а если и смогут, то с большим трудом. Так, институт вправе отказать академии в предоставлении данных, если директор не понял характера вопроса, поступившего от академии, или если вопрос этот не связан с целями РАН. Интересно, как должен директор отдельно взятого института определять истинные цели РАН? Впрочем, далее для тех, кто споткнулся о непреодолимые здравым разумом формулировки, тут же дан ответ: «В случае получения запросов, не удовлетворяющих установленным требованиям, и с целью пресечения такой практики рекомендуется переправлять эти запросы в ФАНО». Вот такая вот получается борьба с бумажной волокитой! Бумажный поток просто заворачивают и пускают по кругу?

Прокомментировать ситуацию вокруг странного письма ФАНО мы попросили руководителя Сибирского отделения РАН, академика Александра Асеева.

— Ситуация тут очень простая, — говорит Александр Леонидович. — ФАНО давно обвиняют в излишнем бюрократизме за те бесчисленные бумаги, справки, которые они требуют от институтов. Агентство оказалось под огнем критики. А лучший способ защиты — нападение. Этим письмом они как бы плавно передвинули от себя стрелку на академию — мол она еще больше просит у вас бумаг, какие-то результаты им подавай. Кроме того, что это письмо подрывает авторитет академиков, оно делает невозможным будущую нормальную работу РАН с институтами. Ведь сила академиков не в заседаниях президиума, не в кабинетах, в их НИИ, в лабораториях, в научной информации. А что сейчас делает ФАНО? Наоборот, закрывает эту информацию.

В РАН опасаются, что это приведет к необратимым последствиям для науки. Те же менеджеры, которым все равно, чем управлять, и которые определяют значимость работы только в связи с ее реальной денежной отдачей, могут зарубить на корню и работы астрофизиков, касающиеся черных дыр, и археологические труды, связанные с раскопками древнего человека... С них же прибыли не получишь. А академики, которые могли бы указать им на необходимость получения таких знаний, теперь грубо отстранены от работы.

Интервью с заведующим кафедрой автоматизированных электроэнергетических систем Новосибирского государственного технического университета (НГТУ), профессором Александром Фишовым

– Александр Георгиевич, у нас в Новосибирске в последнее время некоторые застройщики рискнули создать собственные, автономные объекты генерации тепловой и электрической энергии для своих новых микрорайонов. То есть они отказались от услуг энергетических монополистов. Как Вы оцениваете данный прецедент с профессиональной точки зрения?

– Должен сказать, у нас в городе многие коммерческие структуры уже занимаются этим бизнесом  или планируют его начать. Конкретный пример – концерн «Сибирь». Он, фактически, все свои новые объекты обеспечивает собственной энергией, а также обеспечивает энергоснабжение многих потребителей в прилегающих районах. И это оказывается очень выгодным делом – и потребителям, и самой компании.

– Если я не ошибаюсь, у них там были какие-то проблемы.

– Эти проблемы связаны с тем, что малая энергетика у нас пока еще работает, как правило, в изолированном варианте, то есть,  автономно. А когда автономный источник энергии не связан с другими источниками, с надежностью получается не очень хорошо. Если же эти локальные системы энергоснабжения   объединяются   – как это уже делалось  при формировании нашей национальной энергетической системы  «Единая энергосистема  России» - то данная проблема сразу же решается. Иначе говоря, объединив несколько автономных систем энергоснабжения,  мы тем самым реально обеспечиваем надежность их работы. Эта как раз одна из тех задач, которую необходимо решать, развивая распределенную энергетику и устраняя, таким образом, недостатки, свойственные первым этапам роста.

– На каком уровне сейчас находится развитие этого направления у нас, в Новосибирске - в сравнении с другими городами страны?

– На мой взгляд, сравнивать по этому признаку города не продуктивно, поскольку с энергетикой дела обстоят везде по-разному. В каких-то городах есть избытки энергетических мощностей, и ,в этом плане, у них всё хорошо. Если взять, например, Красноярск, то тамошняя ГЭС обеспечивает энергией половину Сибири. Поэтому Красноярску, возможно, и не нужно развивать малую энергетику.

В Новосибирске же ситуация совершенно другая.  У нас своих энергоресурсов практически нет. Новосибирская ГЭС – это относительно маленькая станция, дающая всего 10% того, что нам нужно. А всё остальное мы получаем на привозном топливе, в том числе, на кузбасском угле.

Кроме того, даже с учетом этого привоза у нас всё равно есть дефицит по электроэнергии. И этот дефицит прогрессирует. Городу, в общем-то, нужна еще одна ТЭЦ. Если, конечно, идти здесь традиционным путем. А сейчас такую ТЭЦ построить очень трудно, поскольку никто в подобные дорогостоящие объекты со сроками окупаемости  порядка  25 лет вкладываться не хочет. Инвесторам ждать столько времени неинтересно. В таких условиях как раз лучше всего развивать малую энергетику, так как в малой энергетике строки окупаемости гораздо  меньше – от трех до пяти лет. Поэтому именно здесь  есть интерес со стороны инвесторов.

– Можно ли в этом деле рассчитывать на поддержку властей?

– Рассчитывать можно при условии высококачественной экспертизы по всем проектам развития системы энергоснабжения города.   Если у нас будет организован компетентный научно-технический совет по развитию распределенной энергетики в составе общей системы энергоснабжения города, то для властей он окажется хорошим подспорьем при принятии решений.

– Я так понимаю, что если эту тему не поднимать, то власть может пойти привычным путем? Например, принять решение о строительстве новой ТЭЦ.

– Строительство новой ТЭЦ обсуждается уже двадцать лет, а реального инвестора - по указанной выше причине - до сих пор так и не нашли. Надо понимать, что у нас наступила совершенно другая пора. Централизованная система энергоснабжения имела свои плюсы, пока всё принадлежало государству, которое брало на себя все риски и расходы. Того государства уже нет. И нам ждать от государства каких-то огромных инвестиций в наши крупные энергетические объекты не приходится. Инвесторы сейчас в основном – частные. Для них срок окупаемости в 25 лет совсем не подходит.

Есть и другая причина: сегодня не выгодно строительство крупных ТЭЦ, поскольку решающим фактором становится энергоэффективность.

Потери, которые мы имеем в централизованных сетях, сейчас никого не устраивают. Так, нормативные потери в электросетях составляют 10 – 12 процентов. Есть еще и коммерческие потери, которые могут дойти до 20 процентов. В теплосетях потери составляют не менее 20 процентов. Что касается распределенной энергетики, то  в том-то и состоит ее прелесть, что генерация нагодится рядом с потребителем, и ,потому, потери составляют всего 1 – 2 процента. Разница, как видите,  – на порядок.

Есть и еще одно важное обстоятельство – к нам, наконец-то, пришел газ. Как правило, говоря о малой, распределенной энергетике, мы рассматриваем вариант когенерации – совместного производства тепла и электроэнергии. Чисто технически проложить газовую трубу до электростанции значительно проще, чем тянуть трубы централизованного отопления и электрических сетей, строить преобразовательные подстанции. На таких станциях, кроме того, есть еще и резервные агрегаты, работающие на дизельном топливе. Поэтому развитие распределенной энергетики – это путь радикального повышения энергоэффективности, и   надежности. Чем больше у нас будет таких генерирующих источников, тем выше будет живучесть системы в целом.

– Мне часто приходилось выслушивать скептические высказывания по адресу распределенной энергетики. Чем, по-Вашему, вызван этот скепсис?

– Любое новое дело пробивает себе дорогу через сопротивление. Хотя в данном случае ничего особо оригинального не предлагается – этим путем идет весь мир. Сейчас, кстати, любое серьезное предприятие рассматривает возможность создания собственного автономного источника электрической и тепловой энергии. В условиях газификации это вполне разумно. Остается только объединять такие объекты в  системы, чтобы повысить их надежность. 

В принципе, малые источники можно включать и в существующую централизованную систему, но здесь есть технологические и экономические трудности, поскольку для такого включения необходимы большие реконструкционные работы. Эти работы очень дорогостоящие. Речь идет о суммах, соизмеримых со стоимостью самих станций. Кроме того, большая энергосистема, в общем-то, не очень заинтересована в малых объектах генерации. Поэтому такое присоединение вызывает большие трудности. А объединение между собой малых объектов является более рациональным вариантом, для чего используются обычные кабельные линии. Затраты тут относительно небольшие. Так что технически это всё вполне можно осуществить. 

– Насколько будет задействован для этих целей наш научный потенциал?

– Я полагаю, что многие технические решения будут созданы как раз на основе тех предложений, которые  есть и  будут у наших ученых. Это принципиально важный момент. Идеально было бы так организовать все процессы, чтобы Новосибирск стал экспортером технологий по распределенной энергетике. В этом  отношении у нас накопилось уже достаточно много интересных технических решений. Ученые, в принципе, во многих вещах свое дело сделали – они нашли эти решения. И теперь нужно сделать серьезный шаг от теоретических решений до самой технологии. Необходимо оборудование, а значит, нужно создавать опытные образцы. Конечно, можно найти и турбины, и генераторы. Только надо понимать, что это всё будет нормально работать лишь в том случае, если будет создана соответствующая система управления. Нужна автоматика. Её пока еще практически нет. Я имею в виду саму систему, которую нужно будет создать. Вот это как раз та задача, которую необходимо сейчас грамотно решить. Если мы этого добьемся, то тогда у нас четко выстроится вся концепция распределенной энергосистемы – не в виде изолированных небольших станций, а именно в виде сети. Здесь выстраивается своего рода сотовая структура сети, где в узлах находятся генераторы и нагрузки.  

– С чего планируется начать развитие данного направления в нашем городе?

– Сейчас нами рассматривается пилотный проект в отношении одной из зон Академгородка. Там есть энергоблоки, каждый из которых в отдельности работает не очень хорошо, но если их объединить в одну сеть, то надежность  будет на уровне «ЕЭС России». Я полагаю, что это просто идеальный полигон для создания упомянутой системы. Этот проект как раз открывает путь развития распределенной энергетики в нашем городе, и ему нужно оказывать всяческое содействие.

Беседовал Олег Носков

Томские ученые разработали уникальную систему электропитания для телеуправляемых подводных аппаратов. Как сообщили "РГ" в пресс-службе "ИНО Томск", это первая в России система электропитания такой большой мощности - до 60 киловатт.

"Система способна передавать энергию на глубину до 6000 метров, это предельное значение для известных глубин океанов и морей", - рассказал замдиректора НИИ автоматики и электромеханики Томского госуниверситета систем управления и радиоэлектроники Виктор Рулевский.

В НИИ сконструированы три системы мощностью 10, 21,5 и 60 киловатт, в основе - модульный принцип, то есть путем добавления или исключения отдельных модулей можно получить необходимую для тех или иных задач мощность. Система электропитания глубоководных роботов условно состоит из двух частей: одна на борту корабля, другая - на подводном аппарате. Управлять системой можно с помощью дистанционного пульта или встроенного сенсорного монитора.

На сенсорном мониторе отображаются все технические параметры работы системы, в том числе переход на аварийный режим в случае неисправности. При этом для ремонта системы не нужно полностью отключать подводный аппарат от питания, как требовалось раньше, - разработка томских ученых предусматривает возможность замены неисправного блока без отключения системы, дополнительную нагрузку в этот момент берут на себя другие модули. Это новшество является принципиально важным, так как устраняет риск потери дорогостоящего глубоководного оборудования.

Телеуправляемый подводный комплекс с системой питания в 21,5 киловатт уже прошел государственные испытания и установлен на научно-исследовательском судне "Селигер". Испытания еще двух систем начнутся в этом месяце.

Как меняется бизнес-модель станкостроительных компаний в условиях резких скачков валют и санкций, где изыскиваются возможности по локализации производства и каким образом это влияет на стоимость поставляемого оборудования – об этом мы поговорили с главой российского дочерней компании международного машиностроительного концерна GEA Group AG, корпорации с годовым оборотом в 5 млрд. евро, генеральным директором компании ГЕА в России - господином Оливером Ческотти.

Господин Ческотти, расскажите, пожалуйста, как деятельность международной компании соотносится с импортозамещением?

Оливер Ческотти (О.Ч.) Ничего удивительного в этом нет. Наша компания имеет очень давнюю историю отношений с Россией, которая началась еще во времена СССР - именно тогда мы начали поставки наших фирменных винтовых компрессоров тогда еще компании VEB Kuehlautomat (позднее вошла в состав GEA), изготавливаемых в ГДР, для нефтегазовой отрасли Советского Союза. И знаете что?! Еще кое-где остались, поставленные несколько десятилетий назад компрессоры, которые до сих пор исправно служат!

Ну, в этом как раз ничего удивительного нет - имея ввиду знаменитое немецкое качество и надежность, но чем сегодня занимается GEA на российском рынке и как она может помочь России в таком не простом вопросе, как «импортозамещение»?

О.Ч. Это очень хороший вопрос. Мне кажется, что именно сегодня мы можем быть полезны России, как никогда! Начнем с того, что, несмотря на немецкие корни, сегодня GEA это глобальная инжиниринговая компания (аббревиатура GEA расшифровывается как Global Engineering Alliance - Глобальный инжиниринговый альянс, ред.), представленный более чем в 50 странах, в т.ч. в России, где у нас в штате работает более 350 специалистов, в основном инженеров. И вот из них всего три иностранца, включая меня. Т.е. сегодня мы создаем высокотехнологичную продукцию для российского рынка, для российских условий и, что очень важно, силами российских же специалистов. А импортозамещение не возможно без импорта современных технологий в машиностроении, которыми как раз обладаетGEA и которыми она готова делиться с Россией. Доказательством тому служит исследование, проведенное компанией в марте прошлого года, когда GEA Group подготовила обзор, в котором определяется стратегическое значение присутствия компании на тех или иных рынках и в регионах. Измерялись 2 фактора: оборот компании на том или ином рынке в данный момент и ожидание по стратегическому потенциалу роста в будущем. И среди 50 стран, которые участвовали в данном рейтинге Россия заняла 5 место, причем в основном за счет перспективы развития. Это значит, что GEA Group придает сегодня очень большое значение стратегическому присутствию на российском рынке.

Какие интересные проекты в России вы уже реализовали?

Одним из самых сложных и интересных проектов, где использовались наши холодильные агрегаты, было оснащение олимпийской санно-бобслейной трассы в Сочи. Это уникальный проект, который не имеет мировых аналогов. Дело в том, что из-за перепада высот и температур условия эксплуатации больших участков трассы сильно различаются. Использование наших холодильных российских инженерных решений позволило отдельно регулировать температуру для каждого поворота трассы с точностью до одного градуса, а эксплуатирующие службы управляют всеми процессами из диспетчерского пункта, подбирая нужный температурный режим, в зависимости от значительно колеблющихся погодных условий и инсоляции.

Да, но вы же по-прежнему импортируете из Германии ваши знаменитые компрессоры?

О.Ч. Да, это так. Но нужно понимать, что компрессор, в данном случае, это всего лишь сердце большого и сложного агрегата, как мотор для автомобиля. А саму промышленную установку, например газодожимную станцию, мы уже собираем здесь, в России. Причем мы довели степень локализации производства по некоторым видам продукции до 75%! Несмотря на то, что нам иногда было бы удобнее просто импортировать комплектующие из других стран, мы делаем ставку на производственные площадки в России, которых на сегодняшний день 3: в г. Климовск (производство холодильного и компрессорного оборудования), в г. Коломна и в г. Воронеж (производство оборудования для сельского хозяйства). Мы понимаем, что без ответственного подхода к развитию производства и технологий именно здесь, в России, компания не имеет морального права рассчитывать на полноценное присутствие на российском рынке, тем более в нынешних, не простых условиях. Развивая производство здесь, мы на деле доказываем, что деятельность компании не направлена на извлечение сиюминутной прибыли и чтоGEA в России всерьез и надолго. Именно поэтому мы сегодня так широко представлены на этой выставке.

Тогда расскажите об основных направлениях деятельности компании в России

О.Ч. Тут нужно сказать, что GEA Group объединяет в больше 250 инженерных и производственных компаний, из них порядка 20 компаний присутствуют на российском рынке. В рамках проходящий на данный момент реорганизации они будут объединены в одно юридическое лицо. Если говорить о продукции, то на сегодняшний день компания ГЕА – одна из лидирующих российских организаций по поставкам газокомпрессорного и промышленного холодильного оборудования для отечественной нефтегазовой отрасли, активный участник программы импортозамещения. В условиях постепенно истощающихся месторождений Сибири это приобретает особую актуальность, т.к. наши газодожимные станции позволяют продлить срок эксплуатации тех газовых месторождений, где имеющегося давления уже недостаточно для традиционного способа добычи, таким образом, на несколько лет продлевается жизненный цикл газового месторождения. Также наша компания уделяет первостепенное значение таким секторам, как промышленный холод и поставка промышленного оборудования для пищевой промышленности, в первую очередь для мясопереработки и молочной промышленности. Таким образом, для нас приоритетные те направления, которые правительство России считает ключевыми. Например, мы очень внимательно сейчас рассматриваем наши возможности по импортозамещению в фармацевтике, где GEA имеет большой опыт в поставке соответствующего промышленного оборудования, но пока очень мало представлена на российском рынке. А это ведь вопрос национальной безопасности России. Также, помимо поставки и пуско-наладочных работ, мы осуществляем полное после продажное обслуживание всего нашего оборудования. Развитие сервиса является еще одним ключевым направлением деятельности компании в России, и мы рассчитываем, что его доля в общих оборотах будет значительно увеличиваться. Нашим клиентам будет выгодно отдавать сервис на аутсорсинг и экономить на собственных технических службах, как это принято во всем мире.

Кстати о санкциях, скажите, сказались ли они на деятельности компании в России?

О.Ч. Напрямую режим санкций на нас никак не отразился, ввиду того, что поставляемое нами промышленное оборудование никоим образом не попадает под санкционную политику Евросоюза. Эти ограничения, если разобраться, очень выверенные и точечные, касаются в основном продукции двойного назначения и нас не затрагивают. Об этом известно нашим российским партнерам и они уверены в надежности поставок. Другое дело-довольно не простая экономическая ситуация в общем…

Вы имеете ввиду девальвацию рубля?

О.Ч. Да, и это тоже. Ведь, несмотря на большую степень локализации, мы вынуждены пока импортировать ключевое оборудование, а девальвация существенно повышает его стоимость, оно становится менее доступным для наших клиентов в России. Также негативно влияет на бизнес дороговизна кредитов и неопределенность относительно длительности режима контрсанкций. С одной стороны, сейчас самое время открывать новые линии по производству тех же сыров, например. С другой стороны -оборудование подорожало, кредит дорогой, а сколько продлятся контрсанкции, которые поддерживают развитие местного производителя, никто точно сказать не может… Тем не менее, в последнее время, мы фиксируем повышение интереса потенциальных клиентов к продукции GEA и это вселяет определенный надежды на оживление рынка.

А испытываете ли вы при работе в России какие то сложности, помимо чисто экономических?

О.Ч. К сожалению, да. Нас очень беспокоит вопрос коррупции и непрозрачности тендеров. Необходимо учитывать, что в условиях ограниченной конкуренции, вызванном режимом санкций, необходимо обеспечить не просто импортозамещение, а импортозамещение на высоком, конкурентоспособном уровне. Иначе эти продукты будут никому не нужны. Все это возможно, но только при равном и прозрачном подходе. Мы надеемся, что в России это понимание есть на самом высоком уровне и с оптимизмом смотрим в будущее.

То есть, несмотря на все сложности, Вы остаетесь оптимистом?

О.Ч. Несомненно! Знаете, я очень давно живу в России и очень люблю эту страну, русский язык, культуру… Я уверен, что у России есть все условия, чтобы выбрать правильный вектор развития, направленный на становление отечественного производства и машиностроения, на реиндустриализацию, если так можно выразиться. Необходимо помнить, что любой кризис, это время не только трудностей, но и возможностей. Трудности нужно преодолевать, а возможности использовать. Мы, в свою очередь, будем этому всячески способствовать.