Новый коллайдер NICA (Nuclotron-based Ion Collider fAcility) в Дубне в скором времени начнет воспроизводить первые мгновения нашей Вселенной. О том, какие шансы у России во всемирной гонке коллайдеров, дойдут ли физики до торговли антивеществом и каким образом связаны свобода ученых и свобода кварков, «Огоньку» рассказал директор Лаборатории физики высоких энергий им. В.И. Векслера и А.М. Балдина Объединенного института ядерных исследований в Дубне Владимир Кекелидзе. ​

— Владимир Димитриевич, строительство 500-метрового кольца коллайдера NICA — по сути, первый российский мегапроект с середины XX века — подходит к концу. Что собой представляет установка? 

— Это коллайдер протонов и тяжелых ионов. Он сможет воссоздать в лабораторных условиях особое состояние вещества, которое, возможно, существует только в ядрах нейтронных звезд. Такие установки называют гигантскими микроскопами, так как они позволяют все глубже проникать в материю и понять структуру вещества. Называют их и телескопами во времени — ведь чем выше энергия в эксперименте, тем ближе мы подходим к началу возникновения Вселенной. Чтобы понять, что же там происходило, нам нужно в минимальной единице объема сосредоточить максимум энергии. 

— Для Дубны это далеко не первая стройка мегаустановок мирового класса. Как выбирали место для строительства синхрофазотрона? Известно, что, когда искали площадку для ускорителя в Протвино в 1970-е, объехали 40 площадок в поисках особой скальной породы. Здесь тоже какой-то особенный грунт?

— С одной стороны, скальная порода придает установке стабильность, с другой — она передает все колебания от незначительных землетрясений и даже от вибраций. Поэтому есть другой подход: ускоритель должен находиться на жесткой платформе, но в мягкой породе. Синхрофазотрон, запущенный в Дубне в 1957 году, имел относительно небольшие размеры и был построен на жесткой плите. На тот момент это был самый мощный ускоритель в мире, сегодня таковым является Большой адронный коллайдер (БАК) в ЦЕРНе, Швейцария. В 1950-е он был спланирован на энергию в 10 гигаэлектронвольт (1 ГэВ — это 1 млрд электронвольт.— «О»). Это знаковый рубеж для человечества, потому что за ним возможно всерьез изучать строение вещества. 

— Предстоящие эксперименты на коллайдере NICA не предполагают столь высоких энергий, как на БАКе, где энергию и вовсе измеряют в ТэВах (тераэлектронвольтах — триллионах электронвольт). В чем же тогда их уникальность? 

— Дело в том, что в Большом адронном коллайдере изучаются процессы, происходящие при крайне высоких энергиях. 

Задача же нашего коллайдера — создать максимальную плотность ядерной материи, если говорить точнее — барионной материи. Барионы — это, прежде всего, протоны и нейтроны, из которых состоит весь окружающий нас мир. Когда-то, в начале Большого взрыва, ее плотность везде была нулевой, а сегодня обычная материя вокруг нас обладает «единичной» (нормальной) плотностью барионов, а в недрах нейтронных звезд эта плотность может быть на порядок выше. За счет большой гравитации материя так сжимается, что в их ядрах нуклоны (протоны и нейтроны.— «О») проникают друг в друга и в какой-то момент переходят в состояние кварков. Вот этот фазовый переход и будет изучать NICA. По сути, на этом коллайдере будут создаваться максимально возможные для лабораторных условий Земли плотности барионной материи. 

— Что значит — максимально возможные? 

— Это значит, что в лабораторных условиях невозможно создать состояние, в котором в единице объема будет больше барионов. В таком состоянии материи мы имеем дело уже не с нуклонами (протонами и нейтронами), а с кварками и глюонами. Если говорить упрощенно, то каждый протон или нейтрон содержит по три кварка. 

Чтобы вырвать кварки у протона или нейтрона, нужно применить гигантские усилия. Та энергия, которую мы используем в ядерных реакторах и взрывах,— это лишь остаточные силы, связывающие кварки внутри нуклона. 

— Как же тогда можно извлечь кварки, чтобы увидеть этот фазовый переход? 

— Можно их или столкнуть, или применить способ, основанный на так называемом принципе асимптотической свободы. Это важное явление было открыто в конце прошлого века, в 2004 году за него получили Нобелевскую премию Дэвид Гросс, Дэвид Политцер и Фрэнк Вильчек. Оказалось, что если попытаться вытянуть кварк из нуклона, то нужно, как я сказал, приложить максимально известные человечеству силы. А вот если кварки сблизить, то в какой-то момент они перестают между собой взаимодействовать, становятся свободными, превращаясь в кварковую кашу — кваркглюонную плазму. Частицы в ней начинают свободно перемещаться, а когда все остывает, формируются в совершенно новые нуклоны и другие элементарные частицы. 

— Не случайно, видимо, Дэвид Гросс приезжал в Дубну, когда закладывался первый камень в фундамент коллайдера NICA. Хотел посмотреть на место, где кварки выпустят на свободу? 

— Да, он приезжал в 2016-м и участвовал в церемонии закладки фундамента. 

— Как же вы будете сжимать нуклоны с такой силой без нейтронных звезд? 

— Это можно сделать, разгоняя и сталкивая два тяжелых ядра, например, золота и золота. Но если их разогнать очень сильно, как происходит в Большом адронном коллайдере, то хотя и образуется кварковый бульон, плотность барионов в нем будет минимальной. Чтобы достичь нужного нам эффекта, энергия должна быть около 10 ГэВ на каждый нуклон. Именно такие параметры мы заложили в NICA. 

В начале начала 

— Что мы знаем о начале Вселенной, когда возникла плотная барионная материя? Если бы тогда был некий сторонний наблюдатель, он бы действительно увидел большой во всех отношениях взрыв? 

— В первое мгновение Большого взрыва большой плотности барионной материи не было. Там была большая плотность энергии. В равных пропорциях находились вещество и антивещество. Все это расширялось в пространстве с колоссальной скоростью, создавая сложные флуктуации, которые в итоге, согласно теориям ведущих российских ученых, стали основой будущих звезд и галактик (подробнее — см. «Огонек», № 11 за 2019 год). Отдельный вопрос: как же появилось вещество? Это одна из интереснейших задач современной физики. В какой-то момент равновесие между частицами и античастицами было нарушено. Это была совсем маленькая разница, из которой получилась вся наша Вселенная. 

За возникновение разницы между веществом и антивеществом ответствен ряд процессов, происходящих во Вселенной, невозможных без нарушения некоторых симметрий, одно из которых в науке называют СР-нарушением. За его открытие в 1980 году дали Нобелевскую премию Джеймсу Кронину и Вэлу Фитчу. Само открытие они, кстати, сделали в 1964-м и впервые докладывали о нем у нас в Дубне в том же году. 

— Почему именно у вас? 

— В Дубне проходила крупнейшая в области физики высоких энергий так называемая Рочестерская конференция — это как Олимпийские игры для физиков, занимающихся высокими энергиями. На ней представляются все самые яркие достижения последних лет. 

Но если возвращаться ко Вселенной, то с помощью NICA мы будем пытаться понять, как происходит переход вещества из состояния обычной материи, которую мы видим вокруг, в свободную — кварковую. 

Чрезвычайно интересно понять, как кварки высвобождаются, а затем снова попадают в «тюрьму» при условиях, когда они максимально сжаты. NICA будет воспроизводить весь этот процесс: от создания бульона из кварков до формирования новых частиц. 

— А можно ли будет каким-то похожим образом изучать антивещество? Часто пишут, что оно будет стоить баснословных денег… 

— Антивещество как раз изучают в ЦЕРНе. Там делают очень интересные эксперименты, когда антипротон пытаются удержать в особой ловушке. Вообще же антивещество создается каждый день в экспериментах на ускорителях и даже в результате естественных процессов, таких как молния, но оно быстро исчезает при столкновениях с обычным веществом. По этой же причине вряд ли его когда-нибудь станет возможным создать в ощутимых количествах. 

— Интересно, что у вашего коллайдера, рассчитанного под самые фундаментальные задачи, есть прикладной аспект. В чем он заключается? 

— Мы предложили три инновационных проекта, которые могут принести ощутимую пользу в ближайшее время. Первый связан с облучением электронных схем, без чего невозможно создание революционной по характеристикам электроники, которая будет стойко работать в условиях высокой радиации и космического излучения. Это нужно для полетов в космос и для других целей. Ведь даже единичное попадание тяжелого иона в электронное устройство может вывести его из строя. С помощью NICA будет нарабатываться статистика отказов, отрабатываться система защиты. 

Второй проект связан с исследованием воздействия тяжелого космического излучения на живые организмы. Сейчас у нас тоже проходят такие работы, но условия для их проведения ограниченны. Тем не менее здесь нашими коллегами из лаборатории радиобиологических исследований уже были получены очень интересные резу​льтаты в экспериментах с обезьянами. Оказалось, что после небольшой дозы облучения их когнитивные способности повышались, а вот затем резко падали. Это чрезвычайно важно для будущих полетов человека на Марс, видимо, когнитивные способности и, кстати, зрение в условиях длительных полетов будут страдать сильнее всего. При этом если от заряженных частиц можно спастись каким-то защитным полем, то от нейтральных практически нечем. Вы же не повезете туда огромные бетонные блоки! Поэтому здесь для ученых большое поле деятельности. 

Третье направление связано с медицинскими технологиями на основе наших магнитов. Это очень перспективная область, связанная с лечением онкологических заболеваний. 

— NICA — не единственный проект, который изучает кварковый бульон? 

— Да, у нас есть конкуренты. Например, Брукхейвенская национальная лаборатория в США. Они запустили коллайдер еще в 2000-м и уже сделали много интересных открытий, изучая кваркглюонную плазму. Но барионная плотность вещества у них очень маленькая: изначально проект был рассчитан на энергии в 200 ГэВ на нуклон, а для достижения максимальной барионной плотности, как я говорил, нужно всего 10. Для расширения исследований в области большой барионной плотности они доработали конструкцию коллайдера, чтобы понизить энергию, но при этом он потерял такое важное качество, как светимость,— число взаимодействий на поперечный сантиметр в секунду. А этот параметр в конечном счете влияет на статистику взаимодействий, которая набирается в ходе эксперимента и определяет точность измерений. 

Еще у нас есть непосредственный конкурент, который должен заработать в 2025 году,— коллайдер FAIR, строящийся недалеко от города Дармштадт в Германии. Поэтому нам так важно не сдвигать даты запуска.​ 

Коллайдер размером с Землю 

— Вы сказали, что самые крупные эксперименты в области физики высоких энергий сегодня проводятся в ЦЕРНе. Какую основную задачу собираются там решить физики и что будет, когда возможности коллайдера исчерпаются? 

— Сейчас БАК будет детально изучать бозон Хиггса, а дальше, скорее всего, будет создан еще более крупный ускоритель, в разы превосходящий по энергии существующий. Перспективы такого проекта регулярно обсуждаются на собрании управляющего комитета ЦЕРНа, куда входят представители 23 стран. Каждые семь лет он подготавливает стратегическую программу развития. На этот раз было решено изучать возможности реализации проекта — географию, технологические возможности и стоимость. 

— Какой же будет размер этого гиганта? 

— Если диаметр работающего сегодня Большого адронного коллайдера примерно 27 километров, то здесь речь идет о 100 километрах. 

— Значит, ученые снова столкнутся с протестами местных жителей? Они ведь и в прошлый раз не хотели соседства с такой мощной научной установкой, как БАК. 

— Да, причем выявились неожиданные коллизии, в том числе юридические. Нынешний коллайдер проходит, как известно, по территории Франции и Швейцарии. Когда для него копали туннель, оказалось, что на разных землях законы отличаются: где-то владелец имеет право только на почвенный слой, а где-то его права распространяются вглубь, вплоть до центра Земли! Иными словами, вы не можете просто прокопать у него под ногами ветку метро или нечто подобное. Поэтому пришлось проводить сложные согласования. 

— У ученых есть какая-то конкретная задача для такой огромной и дорогой установки? 

— В том-то и дело, что пока ясной физической цели нет, а без этого двигаться очень сложно. Никто не знает, какая нужна энергия, чтобы обнаружить явления так называемой новой физики (явления за пределами принятой сегодня Стандартной модели.— «О»). БАК строился исходя из представлений о том, при каких энергиях можно открыть бозон Хиггса, поэтому все и получилось. Правда, при этом ожидалось, что, возможно, подтвердится так называемая теория суперсимметрии, а этого пока не произошло. А нам важно понять, существует ли она в природе или только в головах теоретиков. Также было бы интересно разобраться с природой кварка: выяснить, является ли он точечной частицей или у него есть структура. 

— А в принципе, есть ли предел развития ускорительной техники? Или коллайдеры вечно будут расти в размерах? 

— По большому счету, предел — это размеры Земли, а может, и больше. 

Дороги, которые мы выбираем 

— Как сильно пандемия сдвинула сроки сдачи NICA? 

— По нашей оценке, примерно на полгода, потому что многие работы за границей пришлось приостановить. Но пока мы не меняем планов запуститься в конце 2022-го. 

— Что это за работы и где они проходили? 

— В основном в Европе. Сейчас у нас очень напряженный момент, связанный с поставкой из Италии важнейшего компонента детектора MPD на коллайдере — сверхпроводящей катушки большого анализирующего магнита. Это огромная деталь размером, с упаковкой, 8 на 9 метров, которая сама весит более 70 тонн плюс еще половину весит каркас, в котором ее везут. Это очень деликатный груз, который нужно везти со всеми мерами предосторожности, с шоковыми датчиками и т.п. Доставить такую объемную установку можно только по воде. Наш груз должен был доплыть из Генуи, где его сделали, до Санкт-Петербурга, а далее уже на речной барже по Волге прямо сюда, в Дубну. Но так как из-за пандемии весной работать было невозможно, сроки поставки сдвинулись. И теперь нам нужно успеть доставить до того, как на Волге закроется навигация. А оставлять катушку в Италии до весны нельзя, это и задержка проекта, и дополнительные большие расходы. В мире, кстати, вообще не так много компаний, которые могут сделать что-то подобное. 

— В чем основная сложность? 

— Это большой магнит со сверхпроводящей катушкой, который должен создать высокооднородное магнитное поле в цилиндрическом объеме диаметром 6 метров и длиной 8 метров. Катушка должна работать в условиях, близких к абсолютному нулю (минус 273,15°C.— «О»). Для Большого адронного коллайдера такие установки делали японская «Тошиба» и «АСГ Суперкондакторс» в Италии. ​

Когда нам потребовался такой магнит, то решили обратиться именно к ним, потому что для строительства наукоемких установок лучше пользоваться услугами компании, которая такие приборы уже делала. В мировой практике есть много отрицательных примеров, когда известная компания без опыта в изготовлении такого сложного оборудования берется за работу и через несколько лет сообщает, что ничего не получилось, и ученые остаются у разбитого корыта. Поэтому мы выбрали итальянцев, работа которых оказалась в полтора раза дешевле, чем японцев. А так как речь идет о десятках миллионов евро, это важно. 

— Что самое главное в такой детали? 

— Качество магнита определяется качеством магнитного поля, которое он создает. Поле должно быть очень однородным, чтобы в нем можно было с высокой точностью восстанавливать траектории частиц в детекторе. А это определяется как катушкой, так и самим магнитным ярмом — железом, которое нам пришлось делать в другом месте, так как итальянцы не захотели брать это на себя. 

— Где вы его взяли? 

— Это отдельная и тоже очень интересная история. Для детектора нужно не литое, а кованое железо очень хорошего качества. Речь идет о балках длиной 9 метров и кольцах диаметром 8 метров, и, чтобы их ковать, нужен огромный молот. Считалось, делать такие могут лишь в США и Китае, ни России, ни Европе это не по плечу. Но мы совершенно неожиданно недалеко от Милана нашли маленькую компанию. У них есть огромная рука-манипулятор, которая может взять кусок железа в несколько сот тонн, положить на молот и затем отковать. 

При этом заготовки самого железа мы брали в России, предварительно обрабатывали в Новокраматорске на Украине. Оттуда отвезли в Италию, а уже затем — в Чехию для высокоточной обработки и сборки на большом заводе, который специализируется на том, что делает огромные металлические конструкции, в том числе шестерни для переноса барж из одного канала в другой. Затем это все разобрали и на 42 грузовиках привезли сюда. Это лишь один из эпизодов большого проекта. 

— Получается, что каждый раз приходится искать буквально штучных специалистов по миру. 

— А здесь по-другому нельзя. Если при создании уникального проекта вы где-то понизите планку качества или ответственности, то никогда не сможете достичь требуемых результатов. Вот мы и ищем только тех, кто делает то, что нам требуется, лучше всех в мире. 

— А что лучше всех в мире делает Россия? 

— Многое, например в Новосибирске в Институте ядерной физики им. Будкера делают лучшие в мире системы электронного охлаждения. Все существующие сегодня ускорители используют их системы. 

Нигде не делают лучше, чем у нас, в Дубне, быстроциклирующие сверхпроводящие магниты. За четыре года было создано уникальное в мировом масштабе производство, где собираются, испытываются и сертифицируются сверхпроводящие магниты для NICA и для наших партнеров-конкурентов — FAIR. Это основные элементы нашего коллайдера. 

Наука для всех 

— Можно сказать, кто придумал NICA? Чьи идеи тут стали ключевыми? 

— Идея изучения столкновения ядер при этих энергиях принадлежит Александру Михайловичу Балдину, чье имя носит наша лаборатория. Он был инициатором создания «Нуклотрона», который функционирует с 1993-го и который сейчас — в основе NICA. 

А вообще, к началу нашего века идея изучать плотную барионную материю витала в воздухе. В состав ученого совета Объединенного института ядерных исследований входит много ученых со всего мира — в обсуждениях с ними она обрела конкретные черты. И рождение проекта происходило благодаря дискуссиям на ученом совете института, директором которого тогда был Алексей Норайрович Сисакян. Он понимал, что нам нужен именно такой флагманский проект, и сделал все возможное, чтобы инициировать его реализацию. 

— Интересно, почему именно физика высоких энергий с самого начала была площадкой для активного международного общения? Даже в 1950-е, в разгар Холодной войны, наши физики ездили в национальные исследовательские лаборатории США… 

— Потому что иначе она бы не развивалась. Если вы замкнетесь в рамках одной страны, проект не получится. У вас не хватит ни образования во всех требуемых направлениях, ни технологий, ни знаний, ни ресурсов. Чтобы сделать что-то стоящее, у вас должен быть большой набор различных методов и технологий, широкий спектр образованных специалистов и даже разнообразие менталитета участников проекта. Сегодня нет страны, которая могла бы сказать, что обладает, предположим, 90 процентами технологий в данной сфере. Не случайно, что ОИЯИ, созданный в 1956 году, с самого начала был задуман как международная организация. Изначально в состав института вошли 12 стран-участниц. 

— Непонятно, почему в составе нет Китая. 

— Изначально он был, но в 1965 году из-за политических разногласий китайское правительство в течение нескольких дней отозвало всех своих сотрудников на родину. С тех пор КНР не входит в состав ОИЯИ. Сегодня в его составе 18 стран и 6 ассоциированных членов. Кстати, еще в 1950-е устав нашего института был зарегистрирован в ООН и хранится в ее Секретариате. В том числе это и помогло нам отстоять статус института в сложные 90-е годы. 

— Тогда физика высоких энергий как наука недешевая пострадала особенно сильно. Строительство в Протвино коллайдера УНК пришлось остановить… 

—Да, и я считаю это ошибкой. По масштабам он был близок к современному Большому адронному коллайдеру. Туда было вложено очень много ресурсов, метростроевцы полностью построили 20-километровый туннель, были разработаны уникальные криогенные технологии и множество другого. 

— Немало российских специалистов из Протвино затем поехали работать в ЦЕРН. 

—Да, так и было. Но здесь мы опять же возвращаемся к вопросу международного сотрудничества в науке. Национальные проекты такого масштаба закрывались не только у нас. Примерно в то же время остановили строительство еще более масштабного коллайдера SSC в Техасе. В 1992 году как раз в Техасе проходила Рочестерская конференция. Я помню, как техасский таксист с гордостью рассказывал мне, что у них строится огромный сверхпроводящий суперколлайдер, который перевернет всю мировую науку. Но когда в проект уже вложили несколько миллиардов долларов, его вдруг закрыли из-за разногласий между организациями разного уровня. Это, конечно, оказало большое негативное влияние на всю физику высоких энергий. В этом отношении ЦЕРН более устойчив, так как в его составе более двух десятков стран, и даже если одна из них решит проект покинуть, он все равно будет реализован. 

Криптон, и не только 

​— Вы пришли в науку в то тяжелое время. Не было желания уехать из страны в 1990-е? 

— Нет, так получилось, что в те годы мы вели очень интересный проект в Протвино: на нескольких установках изучали рождение очарованных частиц (кварков с более тяжелой массой.— «О») и искали новые кварковые резонансы. 

Кроме того, именно в 90-е годы у нас началось сотрудничество с ЦЕРНом в эксперименте NA-48, где как раз уже с нашим участием было открыто прямое СР-нарушение, о котором я говорил, объясняя разницу между веществом и антивеществом. Разумеется, участие в таком престижном эксперименте — предмет гордости для любого коллектива. Однако попасть туда было непросто. Когда я познакомился с лидерами этого проекта, то нам предложили войти в состав участников эксперимента при условии, что мы поможем создать жидкокриптоновый калориметр. Это уникальный прибор, без которого не было бы открытия. Его основа — гигантский криостат (цистерна), наполненный жидким криптоном. Этот прибор был необходим для регистрации гамма-квантов от распадов нейтральных пионов. 

— Боюсь, что многие сегодня знают Криптон только как родную планету Супермена из комиксов DC… 

— Это химический элемент с атомным номером 36. Сложность в том, что для эксперимента нужно было найти 23 тонны чистого криптона, а этот объем сравним с объемом мирового производства. Криптон был побочным продуктом сталелитейного производства и применялся в основном для выпуска лампочек. Для наших же целей требовался криптон тщательной очистки. Мы обратились в Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники Минатома, где владели технологиями очистки газов, с просьбой помочь организовать такое производство. Финансировала завод (а речь шла о миллионах долларов) голландская компания. В итоге в закрытом городе недалеко от Екатеринбурга был запущен завод по очистке сжиженного криптона, качество которого превысило требования эксперимента. Полученный газ мы заправляли в баллоны и на грузовиках везли прямо в Женеву. 

Затем на грант Международного научно-технического центра, который финансировал конверсионные программы в СНГ, мы сделали на лучшем космическом предприятии России — НПЦ им. Хруничева — очень хороший криостат из алюминия. И так получили входной билет в проект NA-48, который сегодня в пятерке самых успешных экспериментов ЦЕРНа. Молодых ученых из Дубны, которые в нем участвовали, тут же стали приглашать работать по всему миру. Это стало для них отличным стартом. Кстати, сегодня под наш проект в Дубну тоже приезжает много молодежи: каждый год мы берем на практику примерно 40–50 студентов и конкурс весьма напряженный. В прошлом году было много ребят из Польши, недавно подписали контракт с пятью мексиканскими университетами. 

— Можно ли говорить, что в физике высоких энергий сохранилась российская школа? 

— Мне трудно ответить на этот вопрос. Развитие российской физики высоких энергий, по большому счету, закончилось, когда закрылся проект УНК в Протвино. С тех пор интересные работы были, но масштаб их не дотягивал до мирового. Поэтому мы с такой надеждой ждем реализации не только проекта NICA, но и других российских мегапроектов. Например, создания синхротрона «СКИФ» в Новосибирске. Дело в том, что большие научные проекты формируют высокопрофессиональную научную среду — большие коллективы ученых, инженеров, специалистов, а если у страны нет своих базовых проектов и мы работаем только на выездных экспериментах, говорить о возрождении науки преждевременно... ​

Елена Кудрявцева 

Мы уже писали о том, как в позапрошлом году в Новосибирской области выдался аномально холодный май. Деревья зазеленели только с наступлением июня. Столь затяжная весна вызвала удивление даже у профессиональных растениеводов с сорокалетним стажем работы. Старожилам также было трудно вспомнить что-то подобное. Метеорологи, со своей стороны, утверждали, что такие аномалии случаются в наших краях примерно раз в полвека.

Впрочем, трагедии не произошло. Во всяком случае, для садоводов. Холодный май быстро перешел в довольно теплый июнь, и природа наверстала свое. Лето оказалось вполне нормальным и сносным.

Однако в этом году произошла другая аномалия, последствия которой пока еще не оценены. Апрель быстро перешел в… июль. Май оказался настолько жарким, что фенологические фазы у подовых деревьев и кустарников четко сместились вперед. Так, у крыжовника завязи были на уровне «гороха» как раз в то время, когда он – по нормальным срокам – должен был еще цвести.  Малина начала розоветь в конце июня, а жимолость стали собирать в конце мая.

Может показаться, что аномально теплый май явился у нас своего рода «компенсацией» за холодную весну 2018 года. В природе такое бывает. Однако, если следовать наблюдениям климатологов, тенденция однозначно выстраивается в сторону глобального потепления. Причем, северные территории нашей страны вызывает у специалистов по климату особую настороженность. Как сообщает интернет-портал INHABITAT, в этом году в Сибири установлен небывалый температурный рекорд: 20 июня в городе Верхоянске установилась температура 38 градусов Цельсия (100,4 градуса по Фаренгейту). Изумление вызывает тот факт, что Верхоянск находится всего лишь в 260 милях (418 км) к югу от Арктического побережья (или 9,6 километров к северу от полярного круга). Город по праву считается одним из самых холодных мест на Земле, где минимальные температуры зимой опускались до – 67,8 градусов Цельсия. В этом отношении он может уступить лишь  Оймякону.

В нынешнем году Верхоянск стал достоин попадания в книгу рекордов Гиннеса за самую внушительную разницу между температурными максимумами и температурными минимумами. Обычно для конца июня средний температурный максимум здесь составляет около 20 градусов Цельсия (60 градусов по Фаренгейту). То есть в два раза ниже достигнутого рекордного значения. Впрочем, нельзя сказать, что раньше ничего подобного не наблюдалось. Предыдущий температурный рекорд был отмечен 25 июля 1988 года. Тогда он равнялся 37,3 градусам Цельсия (99,1  градусов по Фаренгейту). Первые температурные рекорды были зафиксированы еще в 1885 году. С тех пор процесс развивается по нарастающей. На сегодняшний день можно сказать, что 38 градусов Цельсия – самый высокий показатель для Арктики. Отметим, что Майями достигает таких температурных значений (100 градусов по Фаренгейту) лишь раз в столетие. Но ведь Майами находится на юге Флориды, в тропиках! Окрестности Верхоянска в те выходные (20 – 21 июня) также напоминали курорт. В близлежащем озере Круглое были замечены купающиеся дети, что довольно нетипично для арктических широт.

Разумеется, метеорологи связывают подобные аномалии для арктической зоны с особым движением воздушных потоков, когда теплый воздух надолго «зависает» над одним местом, а холодный воздух выталкивается к югу. Однако как бы то ни было, климатологи склонны включать такие температурные рекорды в общий контекст нарастающего глобального потепления. Показательно, что данное событие совпало с 41-летним минимумом ледяного покрытия возле арктического побережья. Параллельно на суше происходит интенсивное таяние многолетней мерзлоты, ведущее к техногенным катастрофам. Напомню, что в начале июня возле Норильска произошло разрушение огромного резервуара с дизельным топливом. Масштаб экологического бедствия поразил даже американцев, заснявших со спутников протяженность гигантского нефтяного пятна.

Но, пожалуй, больше всего климатологов настораживает то, что динамика климатических изменений плохо укладывается в существующие модели. На практике процессы развиваются намного быстрее, чем предсказывается в теории. Так, происходящие сейчас погодные аномалии ожидались только к 2100 году. Но они произошли на 80 лет раньше! Кстати, как заметил ученый из Беркли Роберт Роде, в России средние температуры первых пяти месяцев текущего года (с января по май) оказались на  1,9 градуса выше рекордных значений 2016 года. Безусловно, заключает эксперт, в 2020 году Россия оказалась эпицентром самых экстремальных и обширных температурных аномалий.

Отметим, что двумя годами ранее сообщалось  о том, что морские льды стали истончаться даже в самых холодных уголках Арктики. Начал разрушаться самый старый и самый толстый лед, открывая воды к северу от Гренландии (чего раньше не было). До последнего времени ученые были уверены, что указанные территории представляют своего рода ледяной форпост, который будет очень долго сопротивляться наступлению глобального потепления. И тот факт, что эта цитадель холода дала трещину (в буквальном смысле), вызывает серьезные опасения у специалистов. Данная ситуация была охарактеризована как «жуткая» (scary). Понятно, что разрушению льда содействуют аномально высокие температуры летнего периода, не на шутку встревожившие ученых. Беспокоит еще и то обстоятельство, что «разогрев» арктических территорий благоприятствует масштабным лесным пожарам на севере нашей страны. Все это, как нетрудно догадаться, ведет к повышению концентрации углекислого газа в атмосфере планеты, что в конечном итоге может «обнулить» усилия западных стран по борьбе с глобальным потеплением.

В этой связи нам было интересно узнать мнение сибирских ученых относительно дальнейшего развития ситуации. Ситуацию разъяснил заведующий Лабораторией геологии кайнозоя, палеоклиматологии и минералогических индикаторов климата ИГМ СО РАН Владимир Зыкин. По мнению ученого, процессы потепления вызваны естественными причинами и будут происходить по нарастающей в течение многих лет. Во всяком случае, в ближайшее время какого-то отскока в ледниковый период не намечается совершенно. В этом году, заметил Владимир Зыкин, температура мирового океана оказалась на 0,8 градусов Цельсия выше нормы. Потепление происходит просто гигантскими шагами, уточняет ученый. Например, полярные льды тают в семь раз быстрее, чем предполагалось изначально. Причем, это происходит как в Гренландии, так и на противоположном конце – в Антарктиде. И главная проблема здесь в том, что существующие модели не дают возможности точно предсказать динамику происходящих изменений. Чтобы такая модель появилась, нужны всесторонние комплексные исследования, в том числе – и в области палеоклиматологии.

Не менее печально и то, что до сих пор не до конца понятны истинные причины глобального потепления. Связь климатических изменений с антропогенными факторами – всего лишь «красивая гипотеза», считает Владимир Зыкин. Конечно, европейцев сильно пугает аномальная жара, из-за которой там каждое лето погибают люди. Но вряд ли их спасет от этой напасти отказ от ископаемого топлива. Причины, считает ученый, имеют естественный характер. А для их ясного понимания необходимо точно установить закономерность колебаний климата на длинном отрезке геологической истории.

Впрочем, россиянам опасаться необходимо не меньше, чем европейцам. Значительные территории нашей страны находятся в зоне многолетней мерзлоты, где расположены объекты производственной и инженерной инфраструктуры. Если политики и дальше будут игнорировать климатические тенденции, мы однажды столкнемся с очень тяжелой проблемой. Недавняя экологическая катастрофа в Норильске, вызвавшая мировой резонанс, - самый серьезный звоночек на этот счет.

Олег Носков

Министерство науки и высшего образования утвердило методику, с помощью которой будет оцениваться, в каком объеме научные организации выполняют государственное задание. В новом варианте учтена специфика гуманитарных и общественных направлений, сообщает ТАСС.

Новую методику оценки выполнения госзаданий Минобрнауки ввело с нового года. Акцент в ней сместился от количественных показателей к комплексному баллу публикационной результативности (КБПР). Для этого ведомство ввело систему учета качества статей через баллы, учитывающие уровень журнала, в котором опубликована статья. Однако ученые-гуманитарии выступили с требованиями пересмотреть эту систему, так как она не учитывала публикации книжного формата, характерные для гуманитарных специальностей.
В итоге рабочая группа Минобрнауки провела работу по усовершенствованию методики с учетом особенностей гуманитарных и общественных направлений науки. Обновленная методика утверждена, сообщили в ведомстве.

Согласно новой методике, у коэффициента качества («научного уровня») статей и журналов для гуманитарных и общественных наук теперь будет собственная шкала — не такая, как у других направлений. Публикации ученых-гуманитариев в журналах из международной базы данных Web of Science теперь будут оцениваться в 3 балла, вне зависимости от квартиля (рейтинга) журнала. Те же баллы будут начисляться за публикации в журналах, индексируемых в базе данных Scopus или Russian Science Citation Index (Российский индекс цитирования), и один балл — за публикацию в изданиях Высшей аттестационной комиссии (ВАК), которые не входят в другие базы.

В обновленную методику добавили оценку книжных форматов, которые в некоторых гуманитарных дисциплинах представляют основные результаты работы ученых. Например, монографию планируется оценивать из расчета 1 балл за один авторский лист; 0,75 балла — за один авторский лист сборника научных статей; 0,5 балла — за один авторский лист комментариев к изданиям классики, словарные, архивные и другие публикации. При этом экспертное решение по присуждению баллов для изданий книжных форматов будет принимать Российская академия наук по представлению соответствующего отделения академии.

В Минобрнауки подчеркнули, что рабочая группа ведомства продолжит рассматривать особенности порядка формирования государственного задания для медицинских, сельскохозяйственных направлений науки, а также для образовательных организаций высшего образования.

Продолжение. Начало здесь

Современный город (особенно то, как его представляют многие из нас) несет в себе печать индустриальной эпохи. Как бы вы ни пытались его «отцифровать» и озеленить, вы тем самым еще не решите главной проблемы – негативного воздействия на окружающую среду. Современные города поглощают огромное количество энергетических и пищевых ресурсов, а взамен выдают миллионы тонн промышленных и коммунальных отходов и образуют грязные реки канализационных стоков. Сегодня, например, Москва стала источником экологической угрозы для Подмосковья и даже для Архангельской области.

Гигантский мегаполис, разрастаясь численно, так и не создал эффективной системы переработки коммунальных отходов, продолжая вываливать их за пределами городской черты. То же самое касается и Новосибирска. Ни один современный город не войдет в «зеленое» будущее, если его развитие будет сопровождаться увеличением мусора, под который регулярно «отвоёвываются» кусочки природных ландшафтов.

Я привел пример с коммунальными отходами как раз потому, что именно эта проблема обостряется с каждым годом. Она, конечно, не единственный показатель воздействие городов на экологию, но она способна стать главным индикатором «переформатирования» нашего образа жизни в соответствии с новым технологическим укладом. Как мы неоднократно писали, эффективная переработка отходов не является технически неразрешимой проблемой. Внедрение таких технологий – вопрос сознательного выбора. Когда мусор станет перерабатываться на месте, мы получим переход к постиндустриальной парадигме развития, диаметрально расходящейся с тем, что есть сейчас: город из поглотителя природных ресурсов и источника угрозы для окружающей среды превратится в источник генерирования ресурсов, важных для жизни растений.

Как мы понимаем, органические отходы являются прекрасным сырьем для восстановления почв. При хорошо отлаженной утилизации органики города могли бы стать главными союзниками сельхозпроизводителей. Иными словами, вместо угрозы природным ландшафтам и угодьям (которую сегодня несут городские коммунальные отходы), «зеленые» города стали бы поставщиками биогумуса и иного почвенного субстрата, отвечающего за плодородие. То есть они дали бы возможность «лечить» истощенные поля и даже содействовать восстановлению целых экосистем (например, лесов). Еще раз напомню, что новосибирские ученые испытывают сегодня на острове Ольхон системы замкнутого цикла, позволяющие осуществлять естественную циркуляцию органики – подобно тому, как это происходит в природе. Многим из нас до сих пор непонятна важность данного направления исследований, тогда как именно оно является принципиальным условием вхождения современной цивилизации в новый технологический уклад.

По большому счету на указанном пути устраняется былая дистанция (казавшаяся когда-то непреодолимой) между городским ландшафтом и ландшафтом естественным. Подчеркиваю, речь идет о фундаментальных преобразованиях, а не о дизайнерских штучках на «зеленые» темы (чем, как я уже говорил, пытаются подменить реальные перемены). Когда снимается антагонизм между городом и природой, сам город начинает преображаться в соответствии с новыми приоритетами в вопросах организации жизни горожан. Я специально обращаю на это внимание, чтобы подчеркнуть важность инициативы «снизу». Сами горожане начинают устраивать жизнь по-новому, самостоятельно создавая «зеленые» островки, способные со временем слиться в единый, обновленный ландшафт.

Развитие указанного процесса может начаться, казалось бы, с сущих мелочей. Представим себе, что владельцы отдельной квартиры решили перерабатывать кухонные отходы, вместо того, чтобы привычно вывалить их в мусорный бак. Например, они занимаются вермикомпостированием, держа где-нибудь на кухне небольшой ящичек с компостными червями. Извлекаемый периодически вермикомпост используется ими для выращивания прямо на подоконнике (или на лоджии) овощей, зелени и пряных трав. Тем самым семья частично обеспечивает себя здоровой и свежей продукцией, с умом используя то, что обычно составляет самую вредную часть коммунальных отходов (из-за чего, собственно, происходит возгорание мусорных полигонов). Ничего фантастического в этом нет. Всё упирается только в господствующие стереотипы (дескать, современный горожанин должен «всё покупать в супермаркете»).

Теперь посмотрим, что произойдет, если таких семей станет много. Тогда наверняка жители многоэтажек начнут вот так же утилизировать органику и продвинутся в этом направлении еще дальше. Возможно, привычка к выращиванию растений прямо на месте приведет к соответствующему обустройству придомовой территории или к созданию крышной теплицы. Далее, в целях экономии энергоресурсов, на крыше или на освещенных фасадах появятся солнечные коллекторы и солнечные панели.

Ну а дальше, когда немалый процент горожан будет вовлечен в подобную деятельность, процесс начнет развиваться по нарастающей. Если в муниципальной администрации окажутся люди такого же склада, то они наверняка станут оказывать содействие не только этим занятием, но также начнут оказывать поддержку проектам, где используется система замкнутого цикла. Фактически, биогумуса окажется так много, что его хватит не только для собственных нужд, но и для повышения плодородия окружающих город сельхозугодий.

Главное, что в случае успеха таких начинаний город начнет обрастать высокопродуктивными «зелеными» островками и «зелеными» ручейками, плавно перетекающими в загородные территории, включая сельские поселения и садово-дачные участки. Так, фактически, горожане перекинут живые мостики к природе, и в итоге произойдет взаимное проникновение города и естественной среды.

Я обрисовываю этот сценарий развития, чтобы показать его несоответствие амбициозным планам по директивному «озеленению», когда экологию города стараются улучшить исключительно на уровне архитектурно-планировочных решений с их помпезными арт-объектами.  Еще раз подчеркну: движение к «зеленому» городу начинается снизу. Оно реализуется не через отвлеченные муниципальные программы, а через инициативы самих горожан, сделавших сознательный выбор в пользу «зеленой» парадигмы. Город начнет преображаться сам, как только эта инициатива выйдет за рамки отдельных квартир и домов. Отметим, что в городах полным-полно территорий, пригодных для радикального преображения в рамках данного экологического тренда: газоны, парки, пустыри, обочины дорог, клумбы, крыши, балконы и даже запущенные промзоны – все это можно превратить в высокопродуктивные площадки для выращивания полезных растений. Причем, муниципалитетам даже не понадобится содержать для этого целую армию работников, поскольку в обустройстве указанных территорий могут принять участие сами горожане. Я уверен, что по мере развития процесса они сами начнут заваливать городское руководство заявлениями с просьбой передать им под освоение тот или иной заброшенный участок. Главное, чтобы власть шла людям навстречу.

Напомню, что в американских городах вполне нормальным является выделение участков под Community garden, на которых обычные граждане применяют свои силы для выращивания разнообразной сельхозпродукции. В «зеленых» городах будущего эта практика наверняка будет расширена и вписана в общий контекст широкого использования природоподобных технологий. Что мешает, например, Новосибирску уже сегодня начать использовать такую практику? С технической точки зрения – совершенно ничего, тем более что у нас в городе полным-полно увлеченных садоводов, а наши новосибирские специалисты как раз отрабатывают соответствующие технологии. Полагаю, что «зеленая» тема могла бы найти здесь своих сторонников.

Вопрос упирается, как всегда, в господство устаревших представлений о будущем, искажающих, в свою очередь, трактовку самой проблемы развития. Люди, считающие себя «современными», воспринимают указанный «зеленый» тренд как какую-то досадную аномалию. Им, к сожалению, вторят и представители власти. Несложно представить себе негативную реакцию новосибирских депутатов на «зеленые» инициативы горожан, поскольку наши народные избранники до сих пор исходят из того, что «город – это не деревня», а значит, все свободные площадки нужно занять высотками. Среди представителей администрации также сохраняют свое положение отдельные руководители, считающие, что решение мусорной проблемы лежит через организацию новых полигонов («у нас за городом полно оврагов»). Думаю, нет необходимости говорить, что подобные персонажи безнадежно застряли в прошлом.

В этой связи мне ничего другого не остается, как призвать тех ученых, которые «в теме», как можно активнее – силой своего авторитета – разрушать упомянутые стереотипы. В противном случае вместо «зеленых» городов наши потомки узрят выжженные пустыни и дымящиеся свалки.

Олег Носков

Часть 1

Тема «зеленого города» становится популярной во многих странах, хотя практические результаты далеко не так однозначны, как о том замышлялось в теории. Причем, сама эта тема далеко не нова, просто получилось так, что в наше время на пике интереса к «зеленым» технологиям стали заново поднимать вопрос по поводу радикального «апгрейда» городской среды в свете новейших экологических стратегий. Ставка на декарбонизацию экономики и на энергосбережение, забота об устойчивом развитии общества в конечном итоге приводят к тому, что привычный облик городов начинает пересматриваться. А вместе с тем пересматривается и привычный образ жизни самих горожан. Поэтому, когда мы связываем наше будущее с «зелеными» городами, необходимо понимать, что дорога в это самое будущее лежит через принципиальный отказ от устоявшихся стереотипов.

Почему я заостряют внимание на субъективных моментах? Дело в том, что в нашей стране привычно забалтывается любая серьезная тема, так или иначе затрагивающая вопрос развития. Я бы даже сказал так: у нас не принято ассоциировать развитие с серьезными качественными изменениями. Мы привычно бегаем по вершкам, легкомысленно полагая, будто все эти новомодные вещи – декарбонизация, цифровизация, экологизация, Шестой технологический уклад – приведут лишь к появлению увлекательных технических новинок, не затронув по существу нашего образа жизни. Это примерно, как в случае с распространением смартфонов среди обывателей – занятная электронная штучка очень сильно скрасила наш досуг, но ни образ жизни, ни образ мышления от этого не поменялся. Тема «зеленого» города воспринимается примерно на том же потребительском уровне. Дескать, в городах должно быть больше парков, больше скверов, больше зелени. А в остальном вроде как ничего меняться не должно. То есть тему осмысливают исключительно в рамках архитектурно-дизайнерских решений. Не удивлюсь, если в скором времени губернаторы или мэры больших городов начнут удивлять общественность какими-нибудь «стильными» арт-объектами, выдавая их за реализацию «зеленой» программы.  На том, полагаю, дело и завершится. Со временем к этой теме охладеют и переведут внимание на что-либо другое.

Впрочем, справедливости ради должен сказать, что мы здесь не одиноки. В некоторых азиатских странах, сильно зависящих от туристического потока, различные «зеленые» объекты создаются, по сути, исключительно из меркантильных соображений – ради привлечения туристов. Работа над имиджем города – задача серьезная. И для ее реализации используют и такой подход. Но всё это, подчеркиваю, не имеет ни малейшего отношения к тому, что мы называем прогрессивным развитием. Впечатляющие «зеленые» объекты умели создавать еще в Древней Месопотамии. Как говорится, были бы деньги. Точно так же происходит и в наше время. Если городская администрация располагает большими финансовыми возможностями, она в состоянии «озеленить» мегаполис на таком уровне, что это будет вызывать восторженные «вау!» у миллионов зарубежных туристов. Однако не стоит питать иллюзий: к каким-то революционным переменам вся эта лепота не имеет ни малейшего отношения. Принцип все тот же: были бы деньги. Иногда они возникают в силу банального перераспределения доходов внутри страны. То есть качественно здесь ничего не меняется, а значит, ни о каком прогрессивном развитии нет и речи. Висячие сады Семирамиды тоже вызывали восхищение у современников, но никто не связывает с ними прогресса (что совершенно справедливо).

Дело в том, что концепция «зеленого» города - так, как ее понимают в развитых странах пропагандисты данного направления, - делает акцент на инициативе самих горожан, пересмотревших свои приоритеты. Иными словами, движущей силой перемен станет критическая масса людей, решивших жить в соответствии с новыми экологическими принципами. С них и начнется вхождение городов в «зеленую» эпоху, и без этого движения снизу никакие новомодные дизайнерские штучки погоды не сделают. Фактически, мы стоим на пороге переоценки ценностей. Именно этот принципиально новый взгляд на организацию жизни и будет лежать в основе революционной ломки всего технологического уклада. Без него о вхождении в новую эпоху говорить бессмысленно.

В чем должен выразиться пересмотр приоритетов? На этот счет есть одно очень важное замечание у Билла Моллисона – «отца-основателя» пермакультурного дизайна. «В Америке, - пишет он, - на газоны расходуется гораздо больше ресурсов, чем в сельскохозяйственном производстве любой другой страны. На них тратится больше фосфатов, чем во всей Индии, не говоря уже о ядохимикатах. Американский газон мог бы прокормить целые континенты, если бы у людей было больше ответственности перед обществом. Если бы мы использовали такое же количество рабочей силы, топлива и энергии, для того чтобы сажать деревья, то смогли бы покрыть лесами целый континент. Дом с двумя машинами, собакой и газоном потребляет ресурсов и энергии больше, чем деревня из 2000 африканцев».

Пример с газоном – красноречивый показатель давно уже утвердившихся приоритетов, прямо вытекающих из «аристократического» образа жизни. Моллисон указывает на то, что этот привычный дизайн вырастает из британской ландшафтной этики, то есть является в прямом смысле «барским» наследием. По его словам, то, что мы в действительности наблюдаем в данном случае, представляет собой британское сельское владение в миниатюре, рассчитанное на людей, у которых были слуги». Теперь эта традиция распространилась по многим городам, перекинувшись и на совсем крохотные участки. По мнению Моллисона: «Демонстрация непродуктивного фасада стала своего рода символом культурности. Газон с кустарниками - это просто насилие над природой и ландшафтом, демонстрирующее благосостояние и власть и не имеющее кроме этого никакой другой функции».

Тем не менее, миллионы людей регулярно тратят свои силы на эту «бесполезную» работу. Простой вопрос о более утилитарном использовании свободной земли повисает в воздухе. Мало того, человек, осмелившийся пойти против укоренившегося культурного штампа, рискует стать изгоем. Моллисон приводит пример, когда один человек в Тасмании посадил между боковой аллеей и улицей капусту. Дело закончилось тем, что местное самоуправление направило туда людей с инструментами, которые повыдергивали овощи.

Полагаю, такая история могла бы произойти и в любом муниципалитете нашей страны. В России в отношении ландшафтной архитектуры применяются всё те же «старорежимные» принципы, не допускающие даже мысли о совмещении эстетства с утилитарностью. Хотим мы того или нет, но в современных условиях груз этого «барского» наследия уже вступает в откровенное противоречие со здравым смыслом. С аристократами было все понятно: они намеренно подчеркивали свою отдаленность от крестьянского труда. Этого требовал их статус. Но как быть с миллионами современных домовладельцев, вынужденных искать себе пропитание отнюдь не аристократическими методами? В их распоряжении нет ни слуг, ни крепостных, и потому неуемное желание демонстрировать атрибуты аристократической жизни у здравомыслящего человека может вызвать только грустную иронию. Моллисон очень верно характеризует таких людей как шизоидных типов, которые пытаются подражать феодальным лордам, выполняя при этом работу их слуг (когда они в поте лица стригут свои газоны или дни напролет чикают ножницами кустарники для придания им причудливой формы).

Уточню, что наша приверженность «чистому» эстетству в вопросах обустройства своего жизненного пространства не является всего лишь привычкой, привитой через воспитание или пропаганду. Она имеет куда более глубокие корни, чем нам кажется. Связь со старой аристократической традицией установлена Моллисоном верно. И именно она, к сожалению, во многом определяет ту ресурсно-затратную парадигму, в рамках которой до последнего времени осуществлялось развитие городов. Чудовищные затраты на «бесполезную» (как выражается Моллисон) газонную эстетику – лишь маленький срез общественной жизни, наглядно демонстрирующий наше общее морально-психологическое состояние, идущее вразрез с «зелеными» трендами. Разве нет противоречия в том, что мы тревожимся из-за ухудшения экологической обстановки, переживаем из-за нарастающей деградации сельхозугодий, и в то же время считаем нормальным использовать свободные земельные участки для демонстрации своих «аристократических» амбиций?

Проблема, конечно же, не в газонах – проблема в головах, в наших психологических установках на то, чтобы поглощать ресурсы в привычном темпе, не считаясь с последствиями для природы и не предлагая ей ничего взамен. Данная парадигма ставит крест на самой возможности устойчивого развития. Поэтому вы можете создать сколько угодно скверов и парков, вы можете на каждой крыше установить по оранжерее, но вы не войдете в «зеленое» будущее до тех пор, пока развитие города находится в противоречии с жизнью природы. Новый технологический уклад, о котором теперь стало модно говорить, направлен отнюдь не на повышение комфорта и не на увеличение количества потребительских благ, а как раз на устранение указанного противоречия. Именно на этом пути формируется облик города завтрашнего дня.

Олег Носков

Окончание следует

28 августа завершилась двухнедельная научно-исследовательская экспедиция «Камчатка 2020», организованная Русским географическим обществом и новосибирским туристическим клубом «Твой путь». Восемнадцать участников из Новосибирска, Москвы и Кемерова изучили лавовые пещеры, совершили восхождение к кратерам трех вулканов Мутновский, Горелый и Плоский Толбачик, побывали в Малой долине гейзеров, каньоне Опасный и Мертвом лесу, понаблюдали за касатками и сивучами в Тихом океане, собрали коллекцию минералов и богатый видеоматериал для спецрепортажа о жизни Камчатки. В экспедиции, посвященной 175-летию Русского географического общества, участвовали члены РГО, геологи, геофизики, биологи, журналисты, активные путешественники и члены их семей. 

«Это прекрасное место для обучения геологов. Современная вулканическая деятельность Камчатки является наглядным примером эволюции континентов, где можно увидеть масштабность вулканизма, историю геологических процессов. Я восхищен этим краем», - говорит участник экспедиции, заслуженный геолог России Владимир Савин.

Кальдеры вулканов, марсианские пейзажи, усыпанные голубикой поляны, красные ковры цветов, черная вулканическая земля, белоснежные горы, желтые фумарольные поля, дымящие гейзеры – природа Камчатки потрясает разнообразием. Даже на камнях рождается жизнь. Занесенная в Красную книгу камнеломка щетинистая будто ломает камни горных склонов, стремясь к свету и пытаясь выжить. Участники экспедиции смогли увидеть первозданную природу и животных в их естественной среде обитания. К палаточному лагерю прибегали любопытные евражки и тарбаганы, которые позировали на камеру. Вблизи вулкана Мутновский неожиданным гостем лагеря стала лисица-огневка, которая подходила на расстояние вытянутой руки. Четыре раза были встречи с медведями.

«Все знают, что символом Камчатки являются бурые медведи. Мы очень хотели увидеть их в живой природе. В кармане у каждого был фальшфейер, руководитель нашей экспедиции Наталья Лалова предупредила, как себя вести, - петь громкие песни, свистеть, не ходить поодиночке, чтобы неожиданно не испугать медведя.  Первой своей репетицией мы отогнали медведя от двух ребят, которые, как потом выяснилось приехали из Сочи и путешествовали сами, без группы. Медведь на большой скорости бежал к ним навстречу с горы, а мы поспешили на выручку. Потом еще встречали медведя на голубичных полях, когда шли в каньон реки Студеная. Видели медведя и совсем близко из кабины машины», - рассказала участница экспедиции, член РГО Екатерина Вронская.

У подножия вулкана Горелый экспедиционная команда отметила День географа и 175-летие РГО. В рамках акции "Ночь географии" была организована лекция о вулканах Камчатки. Её провёл преподаватель Кузбасского государственного технического университета, геофизик Евгений Титов. Он рассказал о теории движения плит и возникновении вулканов, которых на полуострове насчитывается более 300.

Погода не всегда радовала солнцем и теплом – зимние пуховики оказались самой востребованной одеждой. Особым испытанием для всех участников экспедиции стали продолжительные дожди, шквальный ветер на вершинах вулканов Горелый и Плоский Толбачик, горная и морская болезнь. В то же время самые солнечные воспоминания оставила сопка Горшкова – конус Северного прорыва Толбачинского извержения 1975 года. На теплых камнях команда готовила горячие бутерброды с сыром. 

«Преодоление сложностей – неотъемлемая часть похода. Когда ты замерз и приезжаешь к горячим термальным источникам, испытываешь совсем другие ощущения. Ценность эмоций приобретается испытаниями», - отмечает Иван Лалов, помощник руководителя экспедиции.

Камчатка оставляет свой след в сердце каждого, кто однажды приоткроет дверь в ее удивительный мир. Участники экспедиции не только познакомились с флорой и фауной полуострова, гостеприимством местных жителей, они приобрели новый опыт. 

«В этом походе я подумал, что личность человека – это большой маятник, который с самого рождения запускают и он начинает потихоньку останавливаться, и личность входит в свое русло. Для меня этот поход стал поворотом маятника в другую сторону. Я обрел много новых личностных ориентиров, познакомился с разными людьми, которые мне очень нравятся. Мне хочется быть похожим на каждого из них, в чертах характера, проявлении юмора. Я увидел очень много красивых мест, которые напоминают мне те места, о которых я читал в разных фантастических произведениях. Например, места из приключенческих романов Жюля Верна», - отмечает юный участник экспедиции Александр Вронский (16 лет).

«Мне очень понравились касатки и непередаваемая мощь океана. Ты понимаешь, что мир живет без тебя, ты просто приходишь сюда посмотреть, а все живет, как живет. В глобальном смысле интересно это наблюдать», - делится впечатлениями участница экспедиции Анастасия Кошелева.

Торжество жизни ощущается в Мертвом лесу у подножия вулкана Плоский Толбачик. Вековые лиственные леса были сожжены дотла и погребены под пеплом.  Из-за схожести с ночным лунным ландшафтом территория Мертвого леса использовалась для испытания луноходов. Спустя 50 лет после извержения вулкана из земли начинают пробиваться зеленые ростки. 

В результате экспедиции был собран материал для спецрепортажа о жизни, природе и людях Камчатки, который выйдет на YouТube-канале «Предки наших предков».  «Местные люди очень суровые, они сильнее всех нас в разы. Мы уже многих вещей не умеем… Наш капитан рассказал, что променял жену на Камчатку. Она не хотела здесь оставаться, вернулась во Владивосток, - рассказывает Евгений Безбородов, автор и режиссёр документального цикла "Предки наших предков" (телеканал "Культура — Россия"). - Вообще я очень много путешествую, в том числе по работе. Камчатка входит в топ-3 моих лучших путешествий, хотя их были сотни. Еще в этом рейтинге Новая Зеландия и Чукотка. Меня привлекают нестандартные путешествия. У нас был идеальный маршрут, за 14 дней удалось увидеть практически все самое важное на Камчатке. Даже все вулканы разные. В конце - Тихий океан, касатки, сивучи, самая фантастическая рыбалка. Чего не хватило? Только времени, чтобы поесть голубики». 

Многое еще предстоит осмыслить и понять, разобрать рюкзаки и вновь ощутить ветер странствий.

Пресс-служба Новосибирского регионального отделения РГО 

Фото Екатерины Вронской и Айсы Тупицыной

Если вы помните, лет десять-двенадцать назад у нас в стране была очень популярна тема малоэтажного строительства. В Новосибирскую область зачастили руководители строительных компаний, обещавшие возводить жилье по-современному – быстро и не очень дорого. Так вот, рассматривая альбом готовых проектов одной такой компании, я обратил внимание на то, что ни один проект не предусматривал хранения съестных припасов. В принципе, дом позиционировался как квартира на земле, не более того. Всякие там дачно-усадебные дела в расчет не принимались совершенно. Естественно, я поинтересовался у директора компании (примеряя такое жилье к собственным нуждам): как будет выглядеть здесь хранилище для продуктов?  На что услышал очень характерный ответ: «К чему в наше время хранить продукты? В магазинах же всего полно!».

Вот это самое: «в наше время всё можно купить», - очень часто звучит рефреном из уст людей, считающих себя «прогрессивными». Делать запасы для них, конечно же, - глупый пережиток прошлого. Мол, в нормальной рыночной экономике никто соленьями не занимается, да и в земле «ковыряться» продвинутому гражданину недосуг. Разумеется, когда говорят о «нормальной рыночной экономике», то привычно кивают на западные страны. В России все «прогрессивные» деятели до сих пор пребывают в уверенности, что уж в Америке-то никому не придет в голову беспокоиться о съестных припасах. Но так ли это на самом деле?

Если вы всерьез занимаетесь садоводством и огородничеством, то в вашем распоряжении – сотни (а может, и тысячи) американских сайтов, прославляющих и поддерживающих информационно вот эту самую садово-огородническую деятельность. Вы познакомитесь там с совершенно другой Америкой – совсем не той, которую нам показывает Голливуд.

Сегодня на американских сайтах мелькают рассуждения на тему «экстренной подготовки» (emergency preparation) к самоизоляции в условиях пандемии COVID-19. Важным элементом такой подготовки является наличие кладовой для продуктов. Да-да – для продуктов! Выясняется, что вообще неплохо иметь в своем доме (и даже в городской квартире) своего рода продуктовый «мини-магазин», способный обеспечить вам стабильное существование хотя бы в течение полумесяца. Такая мысль неизбежно приходит в голову, когда вы видите на телеэкранах, как толпы озверевших людей штурмуют супермаркеты, сметая с полок всё подряд. Понятно, что человек, создавший в своем жилище упомянутую кладовую, вряд ли опустится до такого состояния. Я говорю это к тому, что чисто потребительский принцип: «зачем запасать, когда в магазинах всего полно?», - сегодня проходит проверку на пригодность. И как показывает практика, современная цивилизация не выдерживает экзамена на прочность. Именно в таких экстремальных условиях возникает переосмысление ценностей, и на этом фоне «устаревшие» (как считают наши «прогрессивные» деятели) подходы к жизни показывают свои явные преимущества. 

Один из таких вопросов как раз и касается обустройства продуктовой кладовой, а также различных способов хранения продуктов. Сметливые американцы делятся впечатлениями: даже в обычной квартире, считают они, достаточно мест, которые можно с успехом использовать в качестве такого хранилища – от пустого пространства под кроватью до неиспользованного шкафа в гостиной. У кого-то есть даже целые комнаты, ничем не заполненные.   Нередко хозяева ломают голову над тем, как же их обустроить? Сегодня этот вопрос уже не стоит – обустраивайте там свои «мини-магазины»! Если у вас есть сомнения на этот счет, то посмотрите, какие гигантские очереди выстраиваются теперь в местах раздачи продуктов. Некоторые американцы, конечно, уже научены жизнью, поскольку в этой стране есть регионы, регулярно подвергающиеся «нашествию» ураганов и торнадо. Поэтому для кого-то создание «аварийных запасов» - вещь вполне обыденная. И им, подчеркиваю, нет надобности, очертя голову, нестись в ближайший супермаркет после объявления карантина. Как говорится, жизнь их уже научила.

В принципе, начать можно с обычной пластиковой корзины с крышкой (обычно такие штуковины используют для грязного белья). Что туда поместить в первую очередь? По словам одного американца, пережившего на своем веку несколько торнадо, его «аварийный запас» включает в себя арахисовое масло, крекеры, консервированные бобы и супы, макароны, несколько сортов конфет, а также консервный нож, аптечку, фонарик, немного наличности и небольшое количество сухого корма для щенков. В случае непредвиденного «заточения» с отключенным электричеством, этого запаса хватит, чтобы без проблем протянуть несколько дней.

Более продвинутые граждане создают запасы, позволяющие протянуть несколько недель и даже не один месяц. Они начинают оборудовать целые комнаты, пользуясь специальными шкафами от IKEA и портативными холодильниками. Продукты могут храниться там в течение года. В этих хранилищах они размещают муку разных сортов, сахар, мед, кленовый сироп, пищевую соду, разрыхлитель для теста, хлебопекарные дрожжи, кукурузный крахмал, шоколадные плитки, сухое молоко, овсяные хлопья, бобы и крупы (включая рис), макароны, картофель, консервированные супы, рыбные и мясные консервы, консервированные фруктовые и овощные соки. Это, конечно, далеко не полный перечень. Все зависит, как мы понимаем, от личных предпочтений. Но в любом случае ваш запас может быть очень разнообразным. И он намного разнообразнее нашего традиционного «народного» запаса советских времен, состоящего в основном из картошки.

Кстати, необходимо отметить, что американцам совсем не чужда идея обеспечивать себя продуктами питания с собственного земельного участка. Как показывает опыт некоторых семей, при грамотном подходе к выращиванию полезных растений даже четыре «сотки» дадут вам возможность основательно заполнить кладовую самой разнообразной провизией. Если владелец участка работает не одними лишь руками, но еще и «включает голову», он в состоянии позволить себе весьма обширное меню, без доминирования картофеля. Интересно, что рекомендации по рациональному ведению маленького приусадебного хозяйства даются в контексте мер по обеспечению «продовольственной безопасности» (food security). Предлагается начать с выращивание тех овощей, которые не только просты в уходе, но и дают хорошее сырье для заготовок и иных способов хранения (сушка, заморозка). Например, из томатов, сладкого перца и репчатого лука можно сделать отличные замороженные полуфабрикаты для чили (как я понимаю, одно из любимых блюд для американцев). Те же полуфабрикаты используются для пиццы или для приготовления соуса к макаронам, а также для томатного супа. Затем следуют советы по консервированию огурцов, перцев и бобовых, сушению трав и тыквы (оказывается, сушеную тыкву американцы используют для супов). Естественно, не остались в стороне корнеплоды, баклажаны, кукуруза и капуста.

Отдельной строкой идет тема ферментации овощей. Для этих целей подходит не только капуста, но также (что удивительно) – сельдерей и редис.  Вообще, предлагается огромный перечень заготовок. Например, «консервация под давлением» (для кукурузы), а также приготовление различных пюре.

Разумеется, не обошли стороной и многолетние культуры. В частности, настойчиво рекомендуется посадка спаржи и ревеня, поскольку их легко консервировать и замораживать. Далее идут ягоды и фрукты. Здесь же представлены рекомендации, как «упаковать» ягодные кусты или виноградные лозы на стесненном участке. Отдельной строкой идут яблоки, которые являются основой для самых разных заготовок, включая и яблочные соусы.

В этой связи интересно обращение к опыту поселенцев, осваивавших Дикий Запад. Холодильников у них, естественно, не было. Зачастую не было и глубоких погребов, поскольку жизнь их была динамичной, и часто приходилось совершать длительные переходы. Поселенцы оказались не только ловкими охотниками, но также и старательными земледельцами. На новые земли они принесли традиционные европейские культуры, научившись делать запасы съестного, которые было незатруднительно хранить и перемещать на большие расстояния во время странствий.

Считается, что многое было подсмотрено у индейских женщин. Одним из самых распространенных «мобильных» продуктов были особым образом высушенные бобы. Они связывались пучками и развешивались на стропила хижин. Перед готовкой их в течение суток размачивали в воде, а затем тушили с добавлением небольшого количества сала или бекона (иногда использовался медвежий жир). Кроме бобов, сушили тыквы, нарезая их тонкими полосками. Основным же продуктом питания была кукуруза, и если верить старожилам, поселенцы научились делать из нее хлопья задолго до того, как на это изобретение выдали патент.

Немало внимание уделялось поселенцами приготовлению сухофруктов. Яблоки, груши или персики разрезались пополам и высушивались. А из диких ягод (черника, ежевика, смородина, малина, крыжовник) делали «изюм».

Сегодня, в условиях пандемии, эти старые практики простые американцы открывают для себя заново. Похоже, «аварийные» кладовые начинают входить в современную жизнь, сотрясаемую не только вирусами, но и множащимися стихийными бедствиями (не будем, все-таки, забывать и о глобальном потеплении).  Домохозяевам рекомендуется заранее продумать «проект», чтобы точно рассчитать нужное количество посадок. Причем, рекомендации составляются не только для отдельных усадеб, но также для «community gardens» - «общественных садов-огородов», под которые выделяются земельные участки в разных городах США (включая и Нью-Йорк).  

Честно говоря, для нас городские «общественные огороды» - что-то из ряда вон выходящее. Помню, с каким сарказмом когда-то отзывались о жителях одного из микрорайонов Искитима, вздумавших в лихую годину выращивать картошку прямо на газоне.  Уверен, любой муниципальный чиновник или депутат с негодованием отринет саму мысль о подобном использовании коллективных участков. Ведь по убеждениям наших особо «прогрессивных» руководителей: «город – не деревня, в городе продукты не выращивают, а покупают». Точка.

На самом же деле мы просто психологически застряли в индустриальном прошлом, не осознавая того, что мир движется к новому постиндустриальному укладу, в котором уже нет жестких барьеров между человеком и природой. Города становятся «зелеными» не только в эстетическом, но также и в утилитарном плане. Поэтому «отлучение» горожанина от земли не содержит в себе ничего прогрессивного. Как мы здесь показали, даже вполне нормальные, образованные американцы ничуть не стесняются выращивать в своих городах овощи и делать продуктовые запасы.

Олег Носков

Международный эксперимент Belle II, задача которого состоит в прецизионной проверке современной теории элементарных частиц – Стандартной модели, а также в поиске явлений за ее пределами, реализуется на электрон-позитронном коллайдере SuperKEKB в Лаборатории физики высоких энергий (KEK) в Цукубе (Япония). Активное участие в подготовке и проведении эксперимента принимают специалисты из Института ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН (ИЯФ СО РАН) и Новосибирского государственного университета (НГУ). Например, ИЯФ СО РАН полностью отвечает за корректную работу и поддержку калориметра – одной из систем детектора Belle II, регистрирующей и измеряющей энергию гамма-квантов, электронов и позитронов. Работы по созданию системы сбора данных для калориметра эксперимента Belle II были отмечены именной стипендией Правительства РФ. Ее получил аспирант ИЯФ СО РАН Михаил Ремнев.

SuperKEKB – электрон-позитронный коллайдер Лаборатории физики высоких энергий (KEK) в Цукубе (Япония). На установке реализуется международный эксперимент Belle II по прецизионной проверке современной теории элементарных частиц – Стандартной модели (СМ), а также поиску Новой физики – явлений за пределами СМ. В июне 2020 г. на установке был поставлен рекорд светимости, характеризующей эффективность столкновения пучков, то есть количества взаимодействий частиц, происходящих в единицу времени. На данный момент полученное значение светимости – самое высокое в мире. В течение нескольких последующих лет японский коллайдер достигнет своей проектной светимости, которая будет в 40 раз превосходить прежнюю величину, и составит 8 x 10³⁵ см^-2 с^-1.

ИЯФ СО РАН внес большой вклад в создание ускорительного комплекса коллайдера SuperKEKB, а также детектора для экспериментов на новом коллайдере. Одна из зон ответственности ИЯФ СО РАН – калориметр детектора Belle II. Эта система представляет собой набор из более чем 8000 сцинтилляционных кристаллов, и ее основная задача – регистрация и измерение энергии гамма-квантов, электронов и позитронов.

«Активное участие в подготовке и проведении передового международного эксперимента Belle II принимают студенты и аспиранты ИЯФ СО РАН и НГУ. Таким образом они получают уникальный опыт работы на самом современном оборудовании в составе большой команды физиков и вносят свой вклад в получение новых физических результатов на самом передовом рубеже науки, – рассказывает главный научный сотрудник ИЯФ СО РАН, заведующий лабораторией НГУ, доктор физико-математических наук Александр Кузьмин. – Например, наш аспирант Михаил Ремнев занимался созданием системы сбора данных для калориметра Belle II. На протяжении нескольких лет он разрабатывал и продолжает совершенствовать пакет программ, которые позволяют обеспечивать считывание данных с электроники калориметра, проводить его калибровки и отслеживать в режиме реального времени корректность работы установки».

Система медленного контроля отслеживает и корректирует работу различных подсистем детектора в режиме реального времени. «Наша система сбора данных состоит из 576 модулей, – рассказывает аспирант ИЯФ СО РАН Михаил Ремнев, – они аппроксимируют сигнал, приходящий с кристаллов калориметра, восстанавливая его амплитуду и время, и еще 52 модулей более высокого уровня, которые агрегируют всю полученную информацию. Система сбора данных, разработанная в ИЯФ СО РАН, способна отслеживать более 36 000 параметров работы электроники детектора. Если с качеством данных возникают какие-то проблемы, то оператору, дежурящему в пультовой или удаленно, моментально приходит извещение о неполадке и ссылка на документацию для ее исправления. Также система сбора данных следит за уровнем светимости – основной характеристикой коллайдера SuperKEKB».

По словам специалиста, архитектура программного обеспечения для системы сбора данных очень продумана и удобна. «Детектор можно рассматривать как девять различных подсистем – калориметр, дрейфовая камера, черенковский детектор, общая система триггера и др. За работой каждой из них следит отдельная команда, но при этом все операторы должны постоянно взаимодействовать. Система сбора данных калориметра на данный момент является одной из самых стабильных, поэтому многие разработанные в ИЯФ СО РАН программные решения используются другими командами», – добавляет Михаил Ремнев.

Работа Михаила Ремнева была отмечена именной стипендией Правительства Российской Федерации для аспирантов, обучающихся по образовательным программам высшего образования по очной форме по специальностям или направлениям подготовки, соответствующим приоритетным направлениям модернизации и технологического развития российской экономики.

По словам Александра Кузьмина, опыт, полученный при разработке системы сбора данных для международного эксперимента Belle II, будет использован и в российских проектах, например, в электрон-позитронном коллайдере Супер С-тау фабрика ИЯФ СО РАН, а также в уже работающих экспериментах Института, направленных на изучение физики частиц, например, КМД-3, СНД, КЕДР.

Ученые Новосибирска в феврале заявили об инновационной разработке — противовирусной маске с наносеребром. Опытная партия изделий была изготовлена и отправлена на космодром «Восточный». Там её испытал на себе глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин. 

В феврале Институт химии твердого тела и механохимии СО РАН анонсировал разработку новых масок против вирусов и бактерий из фильтрующего материала мельтблаун с нанесённым наносеребром. Эти маски, по утверждениям ученых, способны «самоочищаться» и эффективны на протяжении десяти часов. 

Опытная партия масок после изготовления была направлена в городскую инфекционную клиническую больницу №1 и на космодром “Восточный”. На последнем предприятии во время очередного посещения  руководство Роскосмоса, в том числе и глава госкорпорации Дмитрий Рогозин, проверили изделие на себе. 

Сейчас сотрудники в ИХТТМ СО РАН активно ищут деловых партнеров для производства масок в промышленных масштабах. 

Помните риторический вопрос, заданный президентом РФ Владимиром Путиным на выставке «Иннопом-2019»: «Комфортно ли людям будет жить на планете, уставленной частоколом ветряков?». Глава государства зачем-то воспроизвел в отношении ВИЭ все те негативные тезисы, которые у нас в стране фанатично распространяют сторонники ископаемого топлива. Удивляться не приходится – Россия очень сильно зависит от поставок углеводородного сырья, и потому политика декарбонизации воспринимается нашими властями как явная угроза отечественной экономики.

Однако надо сказать, что противники ВИЭ есть и на Западе. Собственно, «ветер дует» как раз оттуда. Все эти разговоры о гибнущих птицах, о страшных вибрациях, из-за которых черви вылезают из земли, о нежелании людей жить по соседству с ветряками зарождаются отнюдь не в России (да и с чего бы?). В нашей стране, скорее всего, эти панические высказывания находят благодарную аудиторию, с подозрением относящуюся ко всему новому и непривычному. Наши СМИ подхватывают «жареную» тему, внушая читателям образы надвигающегося кошмара в лице тех же ветряков. Например, в качестве твердо установленной истины распространяется утверждение насчет негативного воздействия инфразвука, производимого лопастями ветрогенераторов. Об этом у нас делали заявления весьма авторитетные личности, представляющие академическую науку. Правда, за скобками оставался один серьезный вопрос: проводилось ли в нашей стране какое-либо специальное исследование на этот счет? Иначе совсем непонятно, на чем базируется уверенность российских экспертов относительного вредного воздействия ветряков.

Впрочем, мой вопрос может показаться риторическим, поскольку в нашей стране нет подходящего объекта для подобных исследований – ветровая генерация в России пока что настолько мала, что говорить о ее вредном влиянии на людей и природу преждевременно. Зато такие исследования проводили и проводят в тех странах, где возобновляемая энергетика играет далеко не символическую роль.

Так, несколько лет назад эту проблему подробно разобрали австралийские эксперты, представив результаты исследований в довольно объемном отчете. Как указано в тексте, замеры производились в течение одной недели в семи местах, принадлежащих городским районам, и в четырех местах сельской местности. Расстояние от ветряков составляло полтора километра. Замеры показали следующее.

Для городских районов уровень инфразвука составлял 60 – 70 дБ, что вообще характерно для городской среды. Днем он был выше на 5 – 10 дБ, чем в ночное время. Как отмечается в отчете, основной вклад в генерирование шума был со стороны повседневной деятельности людей. В помещениях (имелись в виду офисы) главным источником низкочастотных колебаний оказались системы кондиционирования воздуха.

Что касается сельской местности, то здесь уровни инфразвука внутри домов и под открытым небом практически не отличались. Показательно и то, что в домах, находящихся поблизости от ветряных турбин, уровень шума был таким же, что и в домах, находящихся далеко от ветрогенераторов. Специальное отключение ветряков не внесло каких-либо заметных изменений в показания приборов. Отсюда исследователи пришли к выводу, что ветряные турбины не влияют на увеличение уровня инфразвука в домах, расположенных от них на указанном расстоянии (1,5 километра).

Разумеется, ветряк генерирует низкочастотные колебания. Но вопрос в том, насколько это фатально для людей, живущих поблизости. Как мы понимаем, никто не предлагает строить жилые дома прямо под ветряками. Проблема, прежде всего, касается соблюдения санитарных норм. Ведь если с таким же пристрастием относиться к тепловым станциям, то здесь можно будет составить куда более внушительный список претензий.

Очевидно, чтобы погасить панические слухи насчет воздействия инфразвука, в Германии также были опубликованы результаты соответствующих исследований, где утверждается, что заявления насчет вредного воздействия инфразвука, генерируемого ветряками, не имеет строгого научного обоснования. Были и другие исследования на эту тему, где утверждалось, что на расстоянии более 480 метров от генератора уровень исходящих от него низкочастотных колебаний становится ниже порога восприятия.  Следовательно, соблюдение утвержденных санитарных норм вполне надежно защищает людей от неблагоприятного воздействия шума и инфразвука. Можно также сослаться и на аналогичное канадское исследование, которое также не подтвердило расхожих опасений. В частности, в нем отмечалось, что уровни инфразвука, генерируемого ветряными турбинами, оказались ниже фоновых значений.

Наконец, в этом году были опубликованы результаты исследования, проведенного по заказу Министерства социального обеспечения и здравоохранения Финляндии. Как и в случае с предыдущими исследованиями, поводом послужили обращения со стороны людей, проживающих неподалеку от ветропарков. Как очень часто происходит в таких случаях, те или иные недомогания люди склонны приписывать влиянию инфразвука, генерируемого ветряками. Полные результаты этого исследования пока еще не опубликованы. В то же время на данном этапе выявлен красноречивый факт: те жители, которые жаловались на воздействие инфразвука (и якобы обнаруживали соответствующие симптомы), в ходе эксперимента демонстрировали точно такую же реакцию на низкочастотные колебания, как и те, кто не испытывал никаких симптомов и не высказывал никаких жалоб. Иначе говоря, объективно влияние шума на тех и других было совершенно одинаковым и в реальности не оказывало на людей никакого негативного воздействия. Отсюда напрашивается вывод, что жалобы на инфразвук навеяны, скорее всего, самовнушением, то есть имеют субъективный источник.

Естественно, мы еще не можем ставить точку в этом вопросе. Однако стоит обратить внимание на то, что именно сейчас собирается объективная информация на этот счет, которая появляется в ходе специальных научных исследований. Возможно, говорить об абсолютной безвредности ветряков безосновательно. Но точно так же безосновательно с ходу заявлять об их безусловной опасности. Подчеркиваю, что научные исследования проводятся, и картина станет окончательно ясной со временем. Мало того, на основе таких исследований будут пересмотрены санитарные нормы, а также появятся соответствующие требования к производителям ветряных турбин. Ну а до тех пор, на мой взгляд, разумнее всего будет воздержаться от категоричных заявлений, невзирая на академические статусы и регалии.

Андрей Колосов