14 июля состоялся прямой диалог министра науки и высшего образования РФ Валерия Фалькова с академиками, членами-корреспондентами и профессорами РАН. Во время онлайн-беседы прозвучал вопрос о специфике наукометрии в разных областях наук.

Владимир Стародубов, академик отделения медицинских наук РАН задал вопрос, актуальный не только для академии наук, но и для всего министерства науки и высшего образования, который связан с оценкой эффективности научной деятельности.

Как указывает Владимир Стародубов, в президиуме РАН неоднократно обсуждались критерии оценки результативности научной деятельности, у представителей многих отделений РАН, включая медицинское, нет удовлетворенности существующей методикой. Академик поинтересовался о возможности создания нескольких общих критериев для учреждений и дополнительных для медиков, аграриев, обществоведов, историков, археологов и других специалистов.

Валерий Фальков выразил своё отношение к комплексному баллу публикационной активности:

«Я уже говорил здесь, нам стоило бы подумать, чтобы не уделять такого гипертрофированного внимания наукометрии. Я отношусь к этому достаточно прагматично, поскольку наукометрия сегодня «прошита» во всех программах, она стала ориентиром для жизни академического сообщества. Мы, с одной стороны, её ругаем, с другой стороны, без неё жить не можем. Это влияет и на государственные задания, на наукометрию «завязаны» гранты, и многое многое другое».

«Надо ли сегментировать требования по отношению к представителям разных отраслей знаний? – Надо» - отвечает министр образования и науки на вопрос Владимира Стародубова.

Валерий Николаевич подтвердил готовность придерживаться концепции, озвученной автором вопроса - создать общее для всех и учесть специфику. В качестве примера он привёл важность статей для представителей естественных наук и монографий для гуманитариев, что, безусловно, имеет свою специфику в подготовке материалов к публикации.

Масштабный инвестиционный проект по созданию Национального Центра компетенций «Генетические технологии» запущен в Новосибирской области в рамках проекта «Академгородок 2.0». Губернатор Андрей Травников ознакомился с объектами комплекса, планируемыми к реконструкции в рамках данного проекта, и провёл рабочее совещание по развитию Центра.

В рамках рабочей поездки губернатору продемонстрировали работу отделений Научно-исследовательского института клинической и экспериментальной лимфологии – филиала ФИЦ «Институт цитологии и генетики» СО РАН: консультативно-диагностического отделения, лаборатории оперативной лимфологии и лимфодетоксикации, эндокринологического отделения.

Федеральная адресная инвестиционная программа Новосибирский Центр Компетенций (НЦК) «Генетические технологии» – важная часть проекта «Академгородок 2.0», которую реализуют в рамках национального проекта «Наука». Центр будет функционировать на базе ИЦиГ. Его площадки предоставят возможность для ускоренного развития исследования фундаментальных проблем генетики и геномики, разработки и внедрения новых лекарственных средств.

Андрей Травников подчеркнул, что некоторые перспективы проекта уже частично воплощаются в жизнь. «Институт участвует в программе «Академгородок 2.0», в проектах по развитию клинической, лабораторной, исследовательской базы. Решён имущественный вопрос. Сегодня в собственности Института цитологии и генетики, конкретно этого подразделения ИЦиГ, сконцентрированы здания, которые раньше принадлежали разным собственникам. На базе этих зданий после проведения реконструкции, предполагается открытие новых отделений, расширение коечного фонда, обустройство новых лабораторий. Это позволит расширить применение тех компетенций, которыми обладают наши учёные-медики.

Здесь у нас собраны очень хорошие, а по некоторым профилям – уникальные специалисты, которые оказывают помощь пациентам с диабетом сложной формы, с заболеваниями суставов, сердечно-сосудистой системы. Очень важно, что значительная часть пациентов – это жители Новосибирской области. Они могут получать уникальную помощь. Совместными усилиями в 2018-2019 годах министерство здравоохранения и ИЦиГ удалось увеличить объём финансирования и количество квот на высокотехнологичную медицинскую помощь для жителей нашего региона.

Сегодня мы обсуждали, как дальше развивать этот проект, как выйти на этап реконструкции, чтобы иметь возможность и проводить научные исследования, делать новые прорывные открытия в медицинских науках, и оказывать высокотехнологичную медицинскую помощь новосибирцам».

Во время рабочего совещания по обсуждению программы развития ФАИП НЦК «Генетические технологии» Губернатору представили доклады о роли Центра коллективного пользования «Центр клинических исследований и высокотехнологичной медицины» в программе развития ФИЦ ИЦиГ СО РАН и программу развития Центра.

Центр даёт возможность выполнения на мировом уровне проектов полного цикла для таких секторов экономики, как биомедицина, фармакология, экология и биобезопасность; предоставляет возможность подготовки и переподготовки специалистов, владеющих современными генетическими технологиями, для проведения фундаментальных исследований и прикладных разработок.

Продолжаем публиковать интервью с молодыми новосибирскими учеными, получившими в этом году премию от мэрии. Наша очередная собеседница – аспирант лаборатории биохимии нуклеиновых кислот Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН Светлана Гапонова. А премией ее наградили за разработку миРНК-направленных противоопухолевых препаратов на основе терапевтических нуклеиновых кислот.

– Светлана Константиновна, расскажите вкратце, в чем заключается суть работы, отмеченной премией?

– Научная группа, в состав которой я вхожу, создает искусственные ферменты – рибонуклеазы, которые расщепляют молекулы РНК, а точнее короткие последовательности, которые называют микроРНК или миРНК. Именно эти молекулы регулируют такие важные процессы в жизни клетки, как рост, деление, запрограммированная клеточная смерть и т.п.

– Каким образом это связано с противоопухолевой терапией?

– Исследования показали, что в ходе развития онкологических заболеваний происходит резкое увеличение уровня активности части миРНК. Наши препараты расщепляют эти мРНК, что, в свою очередь, замедляет процессы роста и деления клеток опухоли.

– А как этот препарат отличает раковые клетки от нормальных?

– На сегодня одна из главных проблем, которую приходится решать разработчикам противоопухолевых препаратов – это создание эффективных средств доставки действующего вещества внутрь клетки. Мы используем в качестве доставщиков маленькие частицы на основе липидов – липосомы, на поверхность которых добавляем фолиевую кислоту. Некоторые раковые клетки, в отличие от здоровых, обладают большим количеством рецепторов к фолиевой кислоте, и поэтому они поглощают липосомы, начиненные лекарственным препаратом, а обычные их игнорируют.

– Зачем вообще искать новые способы терапии вместо того, чтобы усовершенствовать имеющиеся – химиотерапию, радиотерапию?

– На данный момент химиотерапия является наиболее эффективным подходом для лечения онкобольных, однако данный способ крайне токсичен для здоровых тканей организма. И, хотя сочетание хирургии, радиационного облучения и химиотерапии остается золотым стандартом лечения онкологических больных, очень часто даже эта комбинация, увы, остается бессильной помочь пациенту.  Поэтому, кроме усовершенствования традиционных способов терапии есть настоятельная необходимость разработки новых подходов к лечению злокачественных заболеваний. А направление, в котором мы работаем сегодня считается одним из наиболее перспективных.

– На какой стадии находятся исследования, которые проводит Ваша группа?

– Мы провели исследования на клеточных культурах и даже первые эксперименты на животных, показали, что наши препараты эффективно подавляют опухолевый рост.

– Речь идет о каких-то конкретных видах онкологических заболеваний?

– Дело в том, что нашими мишенями являются миРНК, уровень которых нарушен в очень многих типах раковых опухолей. Поэтому, в целом, наш подход к лечению онкологии можно назвать универсальным, хотя, конечно, в зависимости от заболевания, могут требоваться свои протоколы лечения.

– А играет роль, насколько рано удалось диагностировать заболевание?

– Безусловно, чем раньше диагностируется заболевание, тем выше эффективность терапии. Однако особенности лечения на каждом этапе развития онкопатологий ещё только предстоит изучить. Равно как и ряд других важных моментов. Например, сейчас мы намерены исследовать, насколько эффективно применение наших препаратов на опухолевых моделях, когда опухолевый узел удаляется хирургическим путём и стоит задача – не допустить рецидивов заболевания.

– У Вас уже есть потенциальные партнеры для проведения клинических исследований?

– Наша работа поддерживается грантами РНФ, и для одного из грантов обязательным условием является наличие таких партнеров, способных в дальнейшем инициировать клинические испытания разработанных препаратов. Поэтому мы сейчас, как говорится, открыты для такого рода предложений.

– Вы несколько раз подчеркнули, что эту работу проводите в составе группы Ваших коллег. Расскажите, кто в нее входит, помимо Вас.

– Прежде всего, это заведующая лаборатории Биохимии нуклеиновых кислот ИХБФМ СО РАН д.б.н., проф. Зенкова Марина Аркадьевна; мой научный руководитель к.б.н. Патутина Ольга Александровна и наши коллеги из Университета Манчестера (Манчестер, Великобритания) во главе с проф. Биченковой Еленой Владимировной. Также неоценимую помощь в проведении исследований оказывают сотрудники лаборатории биохимии нуклеиновых кислот ИХБФМ СО РАН: к.б.н. Сенькова А.В., д.б.н. Миронова Н.Л., к.б.н. Марков О.В., к.б.н. Марков А.В., и Гладких Д.В.

Сергей Исаев

Как вы знаете, статс-секретарь — заместитель министра науки и высшего образования РФ Марина Лукашевич задержана 3 июля по подозрению в причинении ущерба Минобрнауки на сумму более 40 млн руб. Главное следственное управление ГУ МВД России по Москве возбудило уголовное дело по ч. 4 ст. 159 УК (мошенничество в особо крупном размере). 6 июля Тверской районный суд Москвы постановил удовлетворить ходатайство следствия и избрать Лукашевич меру пресечения в виде заключения под стражу. Здесь была озвучена точная сумма ущерба - 50 млн 385 тыс. руб. Защита просила освободить не признавшую вину Лукашевич под подписку о невыезде, за неё предлагали внести залог в размере 8 млн руб., причём 3 млн было готово внести "третье лицо" - некий индивидуальный предприниматель. Поручителями за Марину Борисовну выступили печально известный Александр Асмолов (идеолог разрушения традиционного образования в России, директор Федерального института развития образования, директор Школы антропологии будущего РАНХиГС, директор директор по ииследованиям развития человека ВШЭ, завкафедрой психологии личности психфака МГУ, член СПЧ, замминистра образования в ельцинские времена) и близкая подруга Авдотья Смирнова (сценарист, режиссёр, президент фонда "Выход", жена Анатолия Чубайса).

"Я подготовил и направил в органы юстиции два документа. Во-первых, это ходатайство об изменении меры пресечения, а, во-вторых, характеристику Марины Лукашевич, которую я подписал как член СПЧ и завкафедрой психологии личности психфака МГУ им. Ломоносова. Я знаю госпожу Лукашевич более 20 лет, считаю её одним из лучших мастеров в области юриспруденции образования", - заявил Асмолов в беседе с "МК".

Старания адвокатов и именитых поручителей оказались безуспешными, и Лукашевич выразила готовность сотрудничать со следствием. Активно сотрудничать. То бишь сливать бывших и нынешних коллег взамен на изменение меры пресечения на домашний арест.

В связи с этим приведём мнение весьма информированного ТГ-канала "Три буквы":

"Арест замминистра науки Марины Лукашевич — это старт большего «дела учёных», призванного навести порядок в распределении многомиллиардных субсидий на научные исследования, и поэтому абсолютно не важно, в какой именно форме она начнёт сотрудничать со следствием. В ближайшее время аналогичная судьба постигнет её бывшего коллегу экс-замминистра науки Сергея Кузьмина, что касается новой заместительницы Фалькова Дружининой ("Мисс ТюмГУ"-2013 - Прим.), то да — она также на очереди, но за свои художества по PR линии. Уже были вызваны или будут вызваны в ближайшие дни на допросы Наталья Третьяк (первый замминистра периода Ливанова) и Михаил Котюков (министр в 2018-2020 годах). Проверяются все крупнейшие государственные ВУЗы страны и их ректоры на предмет возможного коррупционного взаимодействия с одной из главных фигур, «решавших вопросы» в ведомстве. В зоне особого внимания и интереса весь Дальневосточный федеральный округ и Северо-Западный. Звучат прежде неприкасаемые фамилии: Анисимов (ДФУ), Кропачёв (СПбГУ), Кузьминов (ВШЭ), Починок (РГСУ), Торкунов (МГИМО), Эскиндаров (Финансовый университет), Мау (РАНХиГС). И вишенкой может стать допрос экс-куратора науки, экс-вице-премьера Ольги Голодец. Похоже все, кто называли нового министра Фалькова номинальным, оказались правы лишь отчасти, он действительно номинальный, но министр-чистильщик, к которому нет подходов и которого не жалко в случае эксцессов, и именно его руками и будет осуществлена плавная реформация в фундаментальной российской науке. Поскольку без неё невозможно реализовать базовые положения национального проекта «Наука» и обеспечить научно-техническую трансформацию страны".

Один из докладов на проходящей в эти дни в Новосибирске XII международной мультиконференции «Биоинформатика и системная биология» (BGRS/SB-2020) был посвящен изучению синтеза меланина у растений.

Меланинами называют группу пигментов, которые присутствуют во всех царствах живых организмов. В частности, именно его считают причиной окраски многих семян в черный и коричневый цвет, что является довольно распространенным явлением. Однако, отмечают ученые, все не так просто.

– Мы хорошо знаем, как образуется и какие функции выполняет меланин в организме животных, но как этот пигмент образуется и какую роль играет у растений остается предметом изучения, - подчеркнула старший научный сотрудник ФИЦ ИЦиГ СО РАН, к.б.н. Олеся Шоева.

Долгое время стоял вопрос, можно ли вообще этот пигмент у растений отнести к меланинам, поскольку, в отличие от животных, у растений он не содержит азота. В последние десятилетия ученые пришли к мнению, что он все же является одной из форм меланина, но биохимические и молекулярно-генетические аспекты образования меланина у растений по-прежнему изучены мало.

Однако, уже то, что известно ученым в настоящее время вызывает большой интерес к растительному меланину как сырью для различных отраслей, включая биомедицинскую. Это обусловлено рядом уникальных свойств пигмента, такими как его стабильное состояние свободных радикалов, поглощение ультрафиолетово-видимого (УФ-видимого) света и ионообменная способность.

В своем обзоре, опубликованном в Frontiers in Plant Science, авторы – ученые ФИЦ ИЦиГ СО РАН и ВИР им. Вавилова обобщили современные данные о функциях, локализации и молекулярно-генетическом контроле образования меланина в семенах. Авторы обзора отмечают, что изучение процесса меланогенеза в растениях имеет не только фундаментальную научную, но и вполне прикладную составляющие.

– Считается, что черная пигментация возникла в результате адаптации живых организмов к неблагоприятным условиям окружающей среды и сегодня эти функции меланина интересуют селекционеров, работающих над новыми сортами зерновых и других сельскохозяйственных культур, - отметила Олеся Шоева.

Так, возникло предположение, что семена с черным зерном могут созревать раньше, чем желтые благодаря способности черных поверхностей поглощать больше солнечной энергии. Это было показано на сравнении сроков созревания ячменя с черными и белыми зернами. Меланины обеспечивают дополнительную механическую прочность оболочкам семян, защищая их от повреждений. Кроме того, меланин обеспечивает устойчивость к насекомым и вредителям благодаря своей токсичности. У подсолнечника семена с черными оболочками меньше повреждены личинками моли, чем белые. Поскольку меланины являются сильными антиоксидантами, они могут защищать семена в условиях стресса.

Однако большая часть того, что известно о функциях меланина в организме растения – это либо эмпирические данные (полученные в результате наблюдений), либо предположения, сделанные на их основе. Проведение целенаправленной селекционной работы с использованием современных генетических технологий требует совсем другого – детального понимания механизмов выработки и накопления этого пигмента растением и того, какую функциональную роль он играет в процессах его жизнедеятельности.  Исследования в этом направлении в настоящее время проводят ученые ИЦиГ и ВИР, равно как и в ряде других научных центров мира.

В начале этого года аспирант второго года обучения ИЦиГ СО РАН Анастасия Глаголева имела возможность провести часть исследования в ВИР. Выполняемый раздел проекта был посвящен геногеогафии.

– Под руководством куратора коллекции ячменя ведущего научного сотрудника отдела генетических ресурсов овса, ржи и ячменя Ольги Ковалевой и куратора гербарной коллекции ячменя ведущего научного сотрудника отдела агроботаники и сохранения in situ генетических ресурсов растений Ирены Чухиной, было проведено обследование нескольких сотен образцов ячменя коллекции ВИР, в том числе из довоенных вавиловских сборов во время экспедиций в Иран, Афганистан, Турцию, Эфиопию, Эритрею и даже из двух дореволюционных гербарных образцов Р. Регеля, – рассказывает директор ВИР Елена Хлесткина.

Был отобран материал для проведения ДНК-анализа в Новосибирске, который позволит воссоздать картину распространения аллельных вариантов генов, связанных с меланогенезом, уточнить их значение для адаптации в регионах с различными климато-географическими условиями. В том числе взята ДНК из фрагментов растений с гербарных листов.

– Сегодня все большие обороты набирает направление исследований называемое «museomics», - подчеркнула Елена Хлесткина, - связанное с лабораторными молекулярно-генетическими и омиксными исследованиями гербарного материала. Аккуратность, с которой происходила фиксация места и времени сбора при создании научного гербария ВИР, позволяют сегодня воссоздавать картину распределения генетического разнообразия растений столетней давности, а также определять редкие и ценные аллельные варианты генов, впоследствии утраченные из-за кардинальных перемен в организации сельскохозяйственного производства в мире.

В докладе, который представила на конференции Анастасия Глаголева, были доложены новейшие результаты исследований меланогенеза у растений, показавшие, что существует взаимосвязь между синтезом меланина и фотосинтезом, а также, что образование меланина и антоцианов является сопряженным метаболическим процессом, степень которого предстоит еще установить. Полученные данные, надеются авторы, позволят нанести биосинтез меланина на существующие карты метаболических путей, протекающих в растительных клетках.

Пресс-служба ФИЦ ИЦиГ СО РАН

Напомним, ранее мы рассказывали о том, что коллективу авторов из ИЦиГ СО РАН и ВИР впервые удалось показать, что у растений, как и у животных, синтез меланинов происходит в обособленном отделе клетки

Норильская экологическая катастрофа, которая произошла, скорее всего, из-за подвижки грунтов, вызванной деградацией вечной мерзлоты, стала тревожным звонком. Она показала, что времени на дискуссии не осталось, и, если быстро не принять меры, это может привести к разрушительным последствиям. Ладно бы речь шла только о промышленной инфраструктуре - изменения климата могут аукнуться для многих жилых зданий и социальных объектов на огромных пространствах, ведь площадь вечномерзлых пород в России превышает 55% ее территории. Так считают и специалисты Санкт-Петербургского госуниверситета (СПбГУ).​​ 

Не сказать, что ученые и чиновники раньше делали вид, что ничего не происходит. Чем дальше, тем больше негативное влияние глобального потепления на вечномерзлые грунты обращало на себя их внимание. Норильская авария, когда из поврежденного резервуара на почву и в окрестные реки вылилось 21,3 тыс. тонн нефтепродуктов, стала ощутимой по своим последствиям, но явилась не единственной за последние годы. 

Из-за деградации мерзлоты, оказавшейся вовсе не вечной, в Якутске и Воркуте «поехали» фундаменты жилых домов, на федеральной трассе «Амур» стали заболачиваться отдельные участки дорожного полотна, а в Югре (Ханты-Мансийский округ) по той же причине участились аварии на трубопроводах. Все это подтверждало необходимость принятия новых регламентов для строительства в арктической зоне России, которые бы отвечали современным требованиям безопасности и учитывали происходящие изменения. 

«Арктические» строительные нормы Минстрой РФ намеревался обновить уже в наши дни (пандемия, видно, приостановила эту работу), чтобы учитывать их при сооружении новых объектов и ремонте/реконструкции старых. Минвостокразвития в свою очередь до конца нынешнего года собиралось разработать комплексный план мониторинга деградации «стылых» почв, а затем запустить сеть наблюдательных станций в регионах и создать на федеральном уровне единый центр, куда бы стекалась (со стороны недропользователей тоже) для анализа и прогнозов подобная информация. 

По данным этого ведомства, из-за таяния мерзлоты, которое сказывается на «самочувствии» промышленной, транспортной и жилой инфраструктуры, Россия теряет от 50 до 150 млрд рублей в год. Неудивительно, что федеральные структуры вынуждены реагировать на эту проблему, хотя делают это пока не столь активно, как требуется в условиях, когда почва у северян, можно сказать, уходит из-под ног. 

Правда, не все российские эксперты бьют в колокола. Ничего страшного не происходит, успокаивают иные из них, и, если здания в Арктике разрушаются, это результат ошибок в проектировании и изысканиях или последствия неправильной их эксплуатации. Такой точки зрения придерживаются, например, сотрудники якутского Института мерзлотоведения Сибирского отделения Российской академии наук (СО РАН). А их коллеги из Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН (Новосибирск) склоняются к мнению, что проблемы с грунтами обусловлены, чаще всего, человеческим фактором. Хотя за последние 30 лет вечная мерзлота, по расчетам ученых этого института, действительно потеплела (на полтора-два градуса). 

Да, климат на северах меняется, это непреложный факт, и деградация вечной мерзлоты (лучше вести речь, впрочем, о многолетнемерзлых породах) в самом деле наблюдается уже три десятилетия, подтверждает доктор биологических наук профессор Евгений Абакумов, зав. кафедрой прикладной экологии СПбГУ. Но этот процесс характерен не только для Арктики: он охватывает всю область распространения мерзлоты (криолитозону), включая таежно-лесной пояс более низких широт и забайкальские степи. 

По словам Абакумова, проблема не просто существует - она встала теперь во весь рост. Мощность деятельного, талого слоя грунта в связи с потеплением увеличилась едва ли не вдвое (в реках Республики Коми глубина залегания мерзлоты опустилась, по некоторым оценкам, с 70 см до 130), а мерзлотная толща продолжает деградировать. Где явственнее, например на Ямале, а где менее заметно. 

К чему это приводит, догадаться нетрудно. На участках, сложенных из мерзлых пород, происходит разрушение береговой зоны (термоабразия), в водоемы попадают загрязняющие вещества. Изменения рельефа сказываются не только на разрушении объектов линейной инфраструктуры (автомобильных и железных дорог, трубопроводов и др.). Такие процессы могут повлечь высвобождение органических веществ, законсервированных в грунтах, то есть запустить новые циклы потепления из-за дополнительной эмиссии метана и углекислого (парникового) газа, полагают ученые СПбГУ. 

Изучением окружающей среды Арктики этот университет занимается на протяжении многих лет, самостоятельно и в кооперации с Арктическим и Антарктическим научно-исследовательским институтом. Исследования, касающиеся также вечной мерзлоты, проводят в России, кроме того, Институт криосферы Земли (Тюмень), упоминавшийся Институт мерзлотоведения и некоторые другие научные структуры. 

Да и в самом СПбГУ проблемы, имеющие отношение к Арктике, держат в поле зрения десятки научных коллективов: биологи, социологи, экономисты, антропологи. А сотрудники кафедры прикладной экологии осуществляют проекты, связанные не только с «поведением» почв и грунтов. Они изучают также последствия урбанизации в арктической зоне, влияние пожаров на ее экосистему, возможность возрождения аграрных предприятий в этой части страны и вовлечение залежных почв, которые многие годы там были заброшены, в сельхозпроизводство. 

Это к тому, что накопленный научный багаж позволяет им судить о «мерзлотных» явлениях со знанием дела и давать обоснованные рекомендации. Так вот, текущая ситуация не однозначна, полагает заведующий этой кафедрой Евгений Абакумов. 

По его словам, региональная власть (в Ямало-Ненецком округе, к примеру) стремится поддерживать такие исследования, иначе многие экспедиции в Арктику не состоялись бы. Наука там «обосновалась», а вот технологии, способные предотвратить разрушения фундаментов или защитить строения от «причуд» вечномерзлого грунта, в полной мере не применяются. 

В то же время научно-исследовательских работ, связанных с изменением состояния пород в арктической зоне и развитием опасных процессов, для обновления отечественной нормативно-технической базы такого характера на сегодня не хватает. Требуется проводить, в частности, комплексное широкомасштабное зондирование почвенно-мерзлотного комплекса в Арктике, а для этого нужны средства. Это во-первых. 

Во-вторых, не дело, когда предельно допустимые концентрации загрязняющих веществ в почвах едины для всех природных зон нашей страны. В арктических регионах, где низкая ремедиационная способность почв (их возможность восстанавливаться без участия человека), нормативы должны быть строже. 

Нужна гигантская экспериментальная работа по адаптации нормативно-правовых подходов к разным функциональным зонам и природно-климатическим условиям России, подчеркивает профессор Абакумов. В то же время не стоит забывать о возможностях так называемой регуляторной гильотины (инструмент ликвидации «точек торможения» в законодательстве), опробованной за рубежом. 

А в-третьих, федеральная власть должна пересмотреть отношение к Арктике как к удаленной от центров цивилизации богатой ресурсами территории, которую можно осваивать вахтовым методом. В обновленной Стратегии социально-экономического развития арктической зоны РФ такое ее понимание прослеживается заметнее, чем раньше. Но это лишь установка, за которой должны последовать реальные дела в отношении Арктики с ее глобальной экосистемой. 

Многое также зависит от усилий регионов по сохранению эталонных природных экосистем и биоразнообразия в целом, по выстраиванию системы мер, направленных на предупреждение техногенных и экологических катастроф, а не только на их ликвидацию. Да и крупному бизнесу стоит задуматься о своей репутации, проводить добровольный экологический аудит и природоохранные мероприятия превентивного характера, резюмирует Евгений Абакумов. 

Виктор Юшковский 

Фото Дениса Кожевникова/ТАСС 

Как прокормить постоянно увеличивающееся население Земли? Полвека назад (о чем мы уже писали) ученые подходили к этой проблеме предельно прагматично, предлагая поистине революционные технологии производства еды с помощью водорослей, дрожжей и прочих микроорганизмов. Однако сегодня мы видим растущий запрос на натуральные продукты. Поэтому задача теперь существенно усложнилась, и вопрос уже не в том, как в принципе прокормить человечество, а как обеспечить его качественной НАТУРАЛЬНОЙ едой?

Создание систем аквапоники в засушливых регионах нашей планеты показательно для нас как раз в том смысле, что оно отражает современное отношение к проблеме продовольственной безопасности, когда на первый план выходят требования экологического характера. Специально отмечу, что борьба за экологию включает в себя не только стремление сохранить естественную среду. Это также борьба за здоровый образ жизни, в котором ключевую роль играет здоровая еда. А таковой признается только стопроцентно натуральная пища, без всякой «синтетики». Причем, сама еда будет считаться приемлемой только в том случае, если ее производство не сопряжено с невосполнимым ущербом в отношении природы. Иными словами, современный экологический тренд значительно усложняет задачу, но в то же время открывает новое, поистине захватывающее направление творческого поиска.

Модная нынче аквапоника красноречивее всего отражает указанный тренд. Напомню, что речь идет о совмещении гидропоники с аквакультурой. Говоря по-простому, это когда рыба (к примеру) и растения выращиваются в единой системе замкнутого цикла. Так, рыба обогащает воду необходимыми для растений веществами, а растения, в свою очередь, очищают воду подобно фильтрам, делая ее пригодной для повторного использования. Вода, таким образом, гоняется по кругу: от рыб - к растениям, и обратно - к рыбам. Считается, что этот замкнутый цикл по сути своей моделирует естественный процесс, наблюдаемый в любой нормальной экосистеме. На этом основании аквапонику можно отнести к так называемым «природоподобным» технологиям. В наше время данное направление находит всё больше и больше сторонников, в основном – из числа энтузиастов, решивших на свой страх и риск провести соответствующий эксперимент, да еще и вывести его на коммерческую окупаемость. Впрочем, говорить о массовой коммерциализации здесь пока еще рановато. Зато социально значение таких экспериментов трудно переоценить.

Сегодня появляется все больше и больше информации о развитии аквапонных ферм на Ближнем Востоке и в странах Северной Африки – в Алжире, Египте, Омане. Казалось бы, весьма проблематично совместить в одном ассоциативном ряду раскаленную пустыню, разведение рыбы и выращивание растений на гидропонике. Но в том-то все и дело, что система замкнутого цикла, применяемая в аквапонике, позволяет очень серьезно экономить воду. В некоторых случаях экономия воды доходит до 90% в сравнении с традиционным сельским хозяйством, использующим оросительные системы. Следовательно, вместо обычных систем орошения предпочтительнее организовать рециркуляцию воды, получая «на выходе» не только овощи и зелень, но также и свежую рыбу. Грубо говоря, ваша аквапонная система будет многократно использовать одну и ту же воду, вместо того, чтобы банально выливать ее в землю.

Сама идея, на первый взгляд, кажется простой, однако для ее практического воплощения в условиях знойной африканской пустыни потребовались усилия энтузиастов-первопроходцев, обладавших не только необходимыми знаниями и навыками, но и возвышенными помыслами. Одним из таких энтузиастов стал бывший инвестиционный банкир Фаррис Фарраг, основавший в 2012 году аквапонную ферму недалеко от Каира – в небольшом городке Шейх Заид. Немалую часть времени он провел за границей и вернулся на родину после известных революционных событий 2011 года. Будучи патриотом своей страны, Фарраг решил сделать для нее что-то полезное. Система аквапоники показалась ему особо актуальной для этих засушливых мест.

Дело в том, что в Египте – еще со времен фараонов - главным источником пресной воды для орошения полей является Нил. До сих пор большинство египетских ферм используют в этих целях древнюю технику, затопляя поля, как и в старину. Часть воды при этом испаряется, другая часть возвращается обратно в реку, будучи загрязненной минеральными удобрениями. Понятно, что подобную дедовскую агротехнику экологичной никак не назовешь. Фарраг предложил инновационную альтернативу, для которой не нужны ни пашни, ни оросительные системы. Он намеренно расположил свою аквапонную ферму в таком месте, где никто в принципе не стал бы заниматься фермерством, считая такое место совершенно непригодным для ведения сельского хозяйства.

Свое инновационное предприятия Фарраг назвал «Bustan», что в переводе с арабского означает «сад». Здесь он выращивает различные салаты, пряные травы (в частности, базилик), овощи, попутно откармливая огромное количество нильской телапии. В хозяйстве используют грунтовую воду, поступающую из обширной сети подземных вод, которая простирается под Египтом, Ливией, Чадом и Суданом.

Как мы сказали выше, аквапоника – благодаря системе замкнутого цикла – позволяет экономить водные ресурсы. Фарраг заменяет лишь небольшое количество воды, участвующей в рециркуляции. Эти потери совершенно ничтожны в сравнении с тем, что происходит на фермерских полях. Как замечает сам владелец аквапонной фермы, его проект посвящен устойчивому развитию, идеалом которого является создание полностью безотходного производства. Кроме того, здесь не предусмотрен импорт «железа» – всё, что нужно для работы хозяйства, приобретается в самом Египте. При этом Фарраг нацелен на совершенствование оборудования, дабы снизить потребление воды к минимуму. К этой цели он стремится с нескрываемым фанатизмом.

Продукция, выращенная на акваферме, стала популярной среди ресторанов Cairene, а также в магазинах здоровой пищи. Однако Фарраг видит свое начинание в общем контексте развития страны. Это не просто бизнес-проект. По большому счету, речь идет об инновационном стартапе, поддержанном наукой. По словам предпринимателя, его команда работает с разными академическими институтами и научно-исследовательскими центрами. При этом он всячески стремится к популяризации своей системы, делясь с другими фермерами имеющимися знаниями. Пока что аквапоника распространена слишком слабо, однако предприниматель надеется, что это – вопрос времени.

Главным сдерживающим фактором, к сожалению, являются довольно высокие эксплуатационные расходы. Все-таки, здесь приходится использовать достаточно сложное оборудование. Не удивительно, что пучок салата, выращенного на акваферме, в несколько раз дороже того салата, который можно найти на любом рынке Каира. Поэтому о массовом спросе пока говорить не приходится. Так что на данный момент продукция аквафермы ориентирована исключительно на состоятельного покупателя. 

Тем не менее, необходимо учитывать социальный и даже социально-исторический аспект нового направления. Фарраг отмечает, что грунтовая вода используется в Египте нерачительно, без всякой мысли о ресурсосбережении. По закону она считается общенациональным достоянием, поэтому любой крестьянин, сумевший пробить скважину, может использовать ее бесплатно и бесконтрольно. Рано или поздно это приведет к тому, что возникнет нехватка и грунтовой воды. В этом смысле проект Фаррага демонстрирует новый подход к использованию природных ресурсов, где сбережение ставится во главу угла – даже если для этого приходится раскошелиться на сложное оборудование.

Возможно, с сугубо коммерческой точки зрения данное начинание является не совсем рациональным. Однако в контексте устойчивого развития его значение трудно переоценить, особенно если речь идет о таких странах, где вода является самым дефицитным ресурсом. И тот факт, что у Фаррага на Ближнем Востоке появились последователи, говорит о многом.

Николай Нестеров

Пока Арктика остаётся территорией ресурсных мегапроектов, реализуемых крупными компаниями, даже их относительные успехи не будут приводить к развитию региона в целом, отметил в ходе научного семинара Департамента мировой экономики НИУ ВШЭ Валерий Крюков, российский экономист, академик РАН, доктор экономических наук, профессор Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ. Он рассказал о будущем Арктики, в первую очередь российской, а также о важности наукоёмкого характера деятельности в регионе.

Большая часть арктической территории и 50% ВВП региона принадлежат именно России. Вклад Арктики в ВВП России составляет от 15 до 20%. Развитие экономики знаний делает необходимым поиск новых подходов к развитию региона: старые, шаблонные, больше не действуют. Роль ресурсов в Арктике велика, но их значение со временем убывает, и на первый план выходят знания и интеллект. Пока Арктика остаётся территорией ресурсных мегапроектов, реализуемых крупными компаниями, даже их относительные успехи не будут приводить к развитию региона в целом.

На повестке дня сегодня – новая программа развития Арктики. В качестве основных приоритетов выделяются обеспечение суверенитета и территориальной целостности России; сохранение Арктики как территории мира, стабильного и взаимовыгодного партнёрства; обеспечение высокого качества жизни и благосостояния населения Арктической зоны; развитие Арктической зоны в качестве стратегической ресурсной базы и её рациональное использование в целях ускорения экономического роста страны; развитие Северного морского пути в качестве конкурентоспособной на мировом рынке национальной транспортной коммуникации; охрана окружающей среды в Арктике, защита исконной среды обитания и традиционного образа жизни коренных малочисленных народов.

К особенностям Арктического региона и его экономики относится значительная удалённость от рынков сбыта, удлинение сроков оборота финансовых ресурсов, отсутствие локальных рынков, уникальная экологическая обстановка, влияние геополитических факторов и обстоятельств. Вследствие этого развитие имеет очаговый характер, чрезвычайно высок уровень урбанизации, создаются уникальные производственно-технологические комплексы и системы, ориентированные на высокий уровень централизации принятия решений.

Можно выделить три основные составляющие арктической экономики. Это ресурсная экономика, связанная с освоением и использованием полезных ископаемых. Одновременно в регионе широко представлена нетоварная экономика – хозяйственная деятельность и связанные с ней уклады жизни малых коренных народов Севера. Наконец, регион пронизывает публичная трансфертная экономика – хозяйственная деятельность, связанная с выполнением общегосударственных обязательств и ответами на геополитические вызовы.

Такое сочетание не может быть устойчивым. В крупных проектах по добыче углеводородов происходит неуклонное усложнение условий освоения и разработки, что ведёт к росту всех типов рисков. Нефтяные и газовые месторождения, которые были введены в эксплуатацию первыми (как, например, на севере Тюменской области), являются сверхкрупными, обеспечивающими отдачу на принципах экономии от масштаба (производство на огромных мощностях с низкими предельными издержками). Однако издержки многих из этих проектов недооцениваются.

Учитываются издержки извлечения ресурсов, но часто забывают про издержки их транспортировки на гигантские расстояния, а главное – о том, что проекты реализуются в долг перед будущими поколениями, которые потом столкнутся с экологическими последствиями.

Ресурсная база стремительно меняется. Ресурсов много, но запасов (ресурсов, добыча которых может быть рентабельна) всё меньше – организационная среда не поспевает за происходящими изменениями. На данный момент мы сталкиваемся с ростом издержек на всех стадиях освоения природных ресурсов – из-за высокой степени выработанности запасов, стремительного нарастания локального своеобразия объектов, их удалённости, научно-технологической неготовности и неадекватных институциональных рамок.

Важнейшая задача – обеспечить наукоёмкий характер деятельности и повысить роль наукоёмкого сервисного обслуживания. Что сейчас происходит на нефтегазовом севере Тюменской области? Возрастает роль наукоёмких сервисных компаний, которые базируются за пределами Ямало-Ненецкого АО. Роль внутрирегиональных сервисных услуг, связанных с бурением и логистикой, заметно уменьшается. Происходит переключение ключевых функций на тех игроков, которые расположены далеко за пределами тех районов. Это означает, что необходимо выстраивать пространственные связи. Арктика должна быть связана с центрами компетенций внутри страны, особенно в восточной её части. Отрывать Арктику от Сибири и Дальнего Востока нельзя – они могут развиваться только вместе.

Аналогично – и Северный морской путь не имеет смысла для России без меридиональных транспортных маршрутов, соединяющих его с центрами научных разработок и промышленных производств Центральной и Южной Сибири. Иначе он будет использоваться лишь для экспорта природных ресурсов и импорта оборудования для их добычи из-за рубежа без создания какого-либо мультипликативного эффекта для экономики страны в целом.

К сожалению, пока нет понимания проектного мультипликатора – того, как он должен быть выстроен и как способствует связанности территории. На данный момент это всецело отдано в ведение реализующих проекты корпораций, которые определяют поставщиков оборудования. Однако этот подход приводит к парадоксам. Так, на начальном этапе проекта Сабетта (строительство завода СПГ на Ямале) гравий поставлялся из порта Киркенес, хотя в 150 км находятся Лабытнанги, где соответствующие запасы были специально разработаны для данных целей в советские годы.

С другой стороны, важно обеспечивать повышение роли и значения локальных навыков – знания конкретных практик в конкретных регионах. Экономика знаний предполагает измерение и количественную оценку производства знаний (получение патентов, другие формы учета инноваций) и человеческого капитала (анализ уровня образования, навыков рабочей силы). На данный момент почти все зарегистрированные нефтегазовые патенты находятся в мегаполисах (Москва и Санкт-Петербург), локальные знания пока ещё не стали нормой в России.

В «Большой», то есть мировой, Арктике сегодня появляются и распространяются современные технологии и коммуникационные возможности, которые позволяют успешно преодолевать традиционные ограничения и вызовы и встраиваться в глобальные цепочки. Формируется новая экономическая реальность, в которой всё большую роль играют «нересурсные» виды хозяйственной деятельности, предполагающие использование креативных навыки и умений местного населения.

С новыми технологиями появляются и новые возможности. Арктические регионы весьма привлекательны для дата-центров и центров облачных технологий. Сегодня на Шпицбергене расположен один из норвежских дата-центров. Кроме того, электронные сервисы и удалённое управление имеют все возможности для повышения безопасности и комфортности проживания в удаленных местах, особенно в тех, где население уменьшается и растёт доля людей пожилого возраста, а электронная медицина может значительно улучшить условия проживания а данных регионах.

Как же связать мировой опыт с реалиями российской жизни? Принципиально важны три этапа: усиление роли и места наукоёмких сервисных компаний, чьи офисы базируются в опорных базовых городах; далее – развитие наукоёмкого сектора может стать импульсом формирования более широкой диверсифицированной структуры экономики ресурсных регионов; решение проблем реконструкции ранее созданной инфраструктуры и включение в процессы становления и развития сектора сервисных услуг местных подрядчиков и сообществ коренных малых народов Севера.

Российская Арктика должна развиваться по принципу Thinking globally while acting locally. Под этим подразумевается учёт имеющихся опыта и традиций, разделение науки и сферы коммерческих разработок, установление ясных приоритетов развития науки и сферы инноваций, обеспечение надлежащей государственной поддержки этих приоритетов.
 

Это какое-то поветрие, пока еще не мыслимое в нашей стране, но набирающее силу на Западе. Ранее мы уже писали о том, что в январе этого года норвежский нефтегазовый концерн Equinor объявил о собственных планах по декарбонизации производственных процессов. Руководство компании выразило намерение к 2030 году сократить выбросы парниковых газов на наземных месторождениях на 40 процентов, а к 2050 году довести их до нулевого уровня. Примечательно, что вложения компании в передовые «зеленые» технологии увязываются не только с реализацией целей Парижского соглашения по климату, но также с повышением конкурентоспособности предприятий в новых экономических условиях. Кроме того, Equinor собирается вкладывать деньги в развитие офшорной ветроэнергетики, в создание систем улавливания и хранения углекислого газа и в производство «зеленого» водорода. В прошлом году эта компания приняла участие в конкурсе отбора проектов по возобновляемой энергетике, объявленном правительством Великобритании. По итогам конкурса Equinor должен реализовать три проекта по строительству офшорных ветроэлектростанций, каждая мощностью по 1200 МВт.

Отметим, что интерес западных нефтегазовых компаний к возобновляемой энергетике уже не является чем-то редким и из ряда вон выходящим. Судя по всему, мы становимся свидетелями довольно устойчивого тренда. Не так давно стало известно о намерении французского нефтегазового концерна Total вложиться в солнечную энергетику Индии. Речь идет о создании вместе с компанией Adani Green Energy Limited (AGEL) совместного предприятия для организации проектов в области солнечной энергетики. Проекты будут распространены на 11 индийских штатов, а совокупная мощность новых фотоэлектрических систем должна превысить 2 ГВт. Сумма сделки составит около 500 миллионов долларов США. Указанная сделка, отмечается в сообщении, является частью стратегии Total по развитию возобновляемых источников энергии. Эта стратегия согласуется с программами индийского руководства по развитию энергетического сектора страны на основе «климатических целей».

Важной деталью данного проекта является долгосрочный характер (25 лет) соглашений с национальными энергетическими компаниями-поставщиками о покупке электроэнергии по фиксированным тарифам. В ближайшие годы в Индии планируется создать примерно 100 ГВт «солнечных» мощностей, и работа с таким серьезным игроком в данном сегменте (каковым на сегодняшний день является Total) является взаимовыгодной. Интересно, что чуть ранее нефтегазовый концерн принял участие в конкурсном отборе по строительству в Катаре солнечной электростанции мощностью 800 МВт.

Недавно в совместных проектах в области ВИЭ принял участие и британско-нидерландский нефтегазовый концерн Royal Dutch Shell. Один такой совместный проект реализуется вместе с энергетической компанией EDP Renovaveis SA. В рамках этого проекта уже осуществляется строительство возле побережья США в Атлантическом океане крупной офшорной ветроэлектростанции мощностью более 800 МВт. Данный объект будет поставлять электроэнергию сбытовым компаниям в штате Массачусетс. Причем оговоренная цена может оказаться рекордно низкой для американской возобновляемой энергетики (предполагается, что она будет на уровне 58 долларов за мегаватт-час). Срок действия такого контракта составит не менее двадцати лет. В этой связи в руководстве штата Массачусетс признают, что именно успешное содружество двух известных компаний позволило добиться высокой рентабельности в производстве «зеленой» электроэнергии, чего несколько лет назад эксперты отрасли совсем не могли предвидеть.

Наконец, совсем недавно нефтегазовый концерн BP заявил о своем намерении стать «углеродно—нейтральной» компанией к 2050 году или еще раньше. Решение мотивируется мировым стремлением к снижению эмиссии углекислого газа. Руководство концерна демонстрирует солидарность с общечеловеческими устремлениями, в связи с чем было выдвинуто десять приоритетных «амбициозных» целей, отражающих солидарность с общечеловеческими устремлениями.

Так, компания намерена к 2050 году до нуля сократить выбросы по всем своим производственным операциям и на 50% сократить углеродоемкость продаваемых продуктов. Согласно расчетам, придется на 415 миллионов тонн «ликвидировать» выбросы. Из них 55 миллионов тонн приходится на производственную деятельность, остальные 360 тонн содержатся в добываемых углеводородах. Также заявлено о планах увеличить долю инвестиций в проекты, не связанные с нефтью и газом. Как отмечают в руководстве, компания намерена вкладывать деньги в так называемые «низкоуглеродные» предприятия, попутно сокращая вложения в добычу углеводородов. В руководстве BP уверены, что такой крутой разворот нефтегазового гиганта в сторону декарбонизации никак не скажется на интересах инвесторов. Там исходят из того, что мировой углеводородный бюджет ограничен, и потому уже сейчас необходим переход к «чистой» энергии. Таково якобы требование времени – энергия должна становиться чище.

Пока еще нет уверенности, насколько подобные декларации продиктованы экономическими расчетами. Не исключено, что руководство концерна поддается веяниям моды и стремится сугубо формально обозначить свою приверженность «зеленой» философии. Тем не менее, демонстрация подобной «экологической сознательности» красноречиво само по себе: если даже нефтегазовые гиганты вынуждены «перестраивать шаг» и делать реверансы в сторону декарбонизации, значит, процессы трансформации энергетического сектора вошли в необратимую фазу. 

Остается только гадать, насколько осознают эти радикальные сдвиги руководители российских нефтегазовых компаний.

Андрей Колосов

Работа ученых из Новосибирска многим может показаться фантастикой. Ведь наша доля на мировом рынке высоких технологий около одного процента. Новосибирцы стали, по сути, монополистами, они держат более 90 процентов рынка материала будущего - графеновых нанотрубок. В Новосибирск зачастили представители крупнейших фирм из США, Китая, Южной Кореи, Германии, Великобритании, Австралии, Японии и других стран. Как это удалось? Об этом корреспондент "РГ" беседует с одним из авторов работы, за которую в этом году присуждена Государственная премия РФ, академиком Михаилом Предтеченским.

– Много раз обсуждал с нашими академиками, почему их идеи не превращаются в товар. Говорят, наше дело - генерировать идеи, а для инноваций нужен другой талант. Получается, что вы исключение? Вы больше академик или инноватор?

Михаил Предтеченский: – Наверное, того и другого поровну. А если серьезно, то вы задаете очень важный, даже принципиальный вопрос для каждого ученого. Понимаете, когда проводишь какое-то исследование, а тем более, когда появляется свет в конце туннеля, то видишь массу применений. И сюда пойдет и сюда... Но не случайно инновационный бизнес называют самым рискованным. Здесь из сотни вроде бы прорывных идей в лучшем случае до рынка доходят десяток.

Приведу пример из собственного опыта. Когда-то я возглавлял в Институте теплофизики лабораторию высокотемпературной сверхпроводимости. Тема была очень модная, за открытие этого явления вручили Нобелевскую премию. И за полгода мы вышли на мировой уровень, получали пленки с рекордными свойствами. Кстати, до сих пор этот результат никто не превзошел. Я увидел очевидные сферы применения нашей разработки, например, различные датчики. Был полон надежд, был уверен, что выстроится очередь, засыпят деньгами. Но ни один кошелек не пришел.

Задумался, в чем дело? И тогда понял, надо делать только то, что нужно здесь и сейчас. Вроде бы очевидная мысль. Но как найти свою нишу, казалось бы, на безграничном мировом рынке? Здесь тоже нужен особый талант. Когда начинаешь изучать рынок, оказывается, что все места заняты, везде десятки тысяч конкурентов.

– А с нанотрубками из графена вы сразу угадали? Кстати, за метод получения этого материала российским ученым Андрею Гейму и Константину Новоселову была вручена Нобелевская премия.

– Признаюсь, сразу не прочувствовал, не видел перспективы, кому эти нанотрубки нужны. Хотя в свое время занимался нанообъектами. И здесь, можно сказать, помог случай. На одной из выставок увидел, что, вводя мизерные доли углеродных нанотрубок в различные материалы, можно получить поразительные эффекты, скажем, сделать различные материалы в разы прочнее и легче, превращать диэлектрики в проводники, делать асфальт, который будет стоять в разы дольше. Сферы применения просто безграничны.

– Словом, вот он материал, который сможет изменить лицо цивилизации, как когда-то это сделали бронза и железо.

– Совершенно верно. Но почему же не наблюдается бум таких нанотрубок? Оказалось, все дело в цене: она превышала 150 тысяч долларов в расчете на килограмм. Откуда такая невероятная цифра? Дело в том, что у нанотрубок есть один нюанс: чтобы обладать удивительными качествами, они должны быть одностенными, иметь толщину в один атом. Как только число слоев увеличивается, все достоинства графена "улетучиваются", фактически он превращается в самый обычный графит. Но наладить промышленный выпуск "одной стенки" никак не удавалось, хотя в этой гонке участвовали крупнейшие компании из разных стран. И тогда я подумал, так ведь это и есть та самая прорывная идея, которая нужна здесь и сейчас.

И так вышло, что меня пригласил на день рождения знакомый бизнесмен Юрий Коропачинский, который тогда находился в Австралии. Он и его партнеры искали идею для инвестирования. И вот сидим мы на далеком континенте, обсуждаем разные проекты, и я предложил нанотрубки. Идея заинтересовала. Так появился наш проект - компания OCSiAl.

– А как вы их убедили, что напали на золотую жилу? Ведь бизнес на аркане не затащить вкладываться в идеи. Их только готовый образец может убедить. Он у вас уже был?

– Нет. Но был уникальный плазменный реактор. Почему уникальный? Дело в том, плазматроны известны давно, они применяются в самых разных технологиях. Но электроды, которые создают электрическую дугу, работают всего часы и даже минуты, а затем разрушаются. Надо останавливать процесс и ставить новые, а они довольно дорогие. Мне пришло в голову простое решение: сделать электроды жидкими, из расплавленных металлов. Тогда они будут фактически вечными. Этот реактор и стал основой нашей технологии, инкубатором, где мы начали выращивать нанотрубки килограммами. На создание же промышленной установки ушло около пяти лет.

– Расскажете о ней подробней. В чем суть?

– Прежде всего надо подчеркнуть, что одностенные нанотрубки обычно получают на поверхности, а мы выращиваем в объеме. Как? Чтобы что-то выросло, нужно зерно. У нас зерно - это нанокатализатор. Создаем его в реакторе, где температура свыше 1000 С, сюда же вводим углеводород, скажем, метан. Он начинает разлагаться на поверхности нанокатализатора, выделяя углерод. А дальше самое главное наше ноу-хау: надо создать такие условия, чтобы из атомов углерода начали прорастать нанотрубки с толщиной стенки в один атом. Вот такая технология.

– Ей уже больше пяти лет. Все конкуренты знают и про жидкие электроды, и про объем, но повторить не могут. Академик Фортов, комментируя вашу работу, сказал, что в ней собран целый букет самых разных наук, расплести который конкурентам будет крайне сложно.

– Владимир Евгеньевич прав. Если я вам все расскажу про эту технологию, синтезировать нанотрубку не получится. Там действительно сконцентрировано очень много знаний. Когда-то мы оценивали отрыв в три года, но прошло намного больше, а конкурентов поблизости не вдно.

– Но нанотрубки сами по себе мало кому интересны, их надо научиться вводить в разные материалы, где они творят настоящие чудеса, на порядки улучшая качества. А это еще одна технология, например, трубки надо очень равномерно распределить.

– Вы правы. Клиенту надо показать товар лицом, показать, что нанотрубки преобразят выпускаемый им материал. А для этого нам пришлось разработать специальные технологии получения разных материалов, обогащенных нанотрубками. Но игра стоит свеч: такая агитация действует намного эффективный.

Этот реактор и стал своеобразным  инкубатором, где мы начали выращивать нанотрубки килограммами.  На создание же промышленной  установки ушло около пяти лет. Впрочем, нанотрубки можно не только вводить в разные материалы, из них можно создавать совершено новые, ранее не существовавшие. Например, мы сделали "бумагу" суперпрочную и с высокой электропроводностью. Заменив ею медную экранирующую оплетку в высокочастотных кабелях, можно снизить вес кабеля на 40 процентов, сделать его гибким. Например, в авиалайнере несколько тонн таких кабелей.

– Сколько сейчас вы производите нанотрубок? Каковы перспективы?

– Наверное, на данный момент производим 50 тонн в год. Пока объем рынка равен нашему производству, которое удваиваем каждый год. По мнению экспертов, через 25 лет нанотрубки изменят более 75 процентов всех известных человечеству материалов, годовой объем их производства достигнет тысяч тонн, что эквивалентно нескольким триллионам долларов.

– Ваш успех впечатляет. Особенно на фоне одного процента наших высоких технологий на мировой рынке. Сколько мы говорим о внедрении, о коммерциализации идей, но ничего не получается. Когда-то в СМИ была рубрика "Если бы я был директором..." Чтобы вы сделали, став таким всемогущим директором?

– Я много по миру поездил, работал с разными компаниями, изучал их опыт. Что прежде всего надо отметить? Россия была и остается страной богатой креативными учеными. Но им надо создать условия, и, прежде всего, правильно мотивировать. Сегодня приоритет нашего ученого - публикации и патенты. Но это имеет очень опосредованное значение для задач экономики. А на внедрение, на инновации нет стимулов. Поэтому ученый будет всю жизнь писать статьи и патенты.

– Ученые говорят, что у них идей полные портфели. Пусть бизнес приходит и выбирает, что ему надо. Так происходит за границей, где за идеями фирмы гоняются.

– Все это иллюзии. Нигде бизнес никуда не ходит, ни за чем не гоняется. Тем более за рискованными инновациями. Его надо постоянно убеждать, даже навязывать новинки. И тогда он, может быть, вас услышит и двинется навстречу. Но это, поверьте, тяжелейшая работа.

– У вас довольно редкая фамилия. Знаете ее корни?

– Кое-что знаю. Мой прадед был священником. По этой причине брат деда эмигрировал в Польшу. Мы не так давно об этом узнали. Его внучка нашла меня по научным статьям. Оказалось, что в Европе есть дальние родственники.