Александр Николаевич Люлько, депутат Совета депутатов г. Новосибирска, советник председателя СО РАН рассматривает перспективы развития Академгородка в новых условиях:

- Важно понимать, что борьба за науку продолжается. Нам надо и в этой непростой ситуации стараться повернуть ее в свою пользу. И самое главное сейчас – сохранить научные центры с их инфраструктурой, коллективами, межинститутскими связями. Науку нельзя рассматривать как некое количество отдельных институтов, это сложная система, где все элементы взаимосвязаны: и непосредственно институты, и университет, и объекты социально культурного назначения, и жилье. Простой пример. Не будет доступного жилья в непосредственной близости от институтов – трудно будет рассчитывать на приток молодежи в институты. Важна даже окружающая атмосфера, преобладание тех или иных социальных групп. Я видел это своими глазами во время поездки в США. Детройт некогда был городом высоких технологий, «автомобильной столицей» Америки. Здесь жили преимущественно инженеры и высококвалифицированные рабочие. Сейчас, это город в основном заселенный мигрантами и безработными, а прежние жители бегут из него, поскольку жить в Детройте стало некомфортно. И Академгородку, чтобы не повторить судьбу Детройта, очень важно остаться местом, где преимущественно проживают люди связанные с наукой, образованием, высокотехнологичным бизнесом.

Поэтому я считаю главной задачей для Новосибирска – сохранение Академгородка как Новосибирского научного центра. В этом отношении мы несколько опередили события с законопроектом об академгородках. Фактически мы создали механизм как сохранить Академгородок в условиях проводимой реформы. Этот законопроект об академгородках до сих пор находится на рассмотрении Государственной Думы. Недавно нашу инициативу поддержали на всероссийском съезде мэров наукоградов. Конечно, процесс с принятием этого закона получается небыстрый, но хочу напомнить одну историю. В 1995 г., когда наука в стране находилась в довольно тяжелом положении, председатель СО РАН Валентин Афанасьевич Коптюг выступил с инициативой закона о наукоградах. Идея, кстати, у него была та же – сохранение научных центров как самой оптимальной системы организации научной работы в стране в условиях полного развала страны. У того документа тоже было непростое рождение, пришлось даже преодолевать вето тогдашнего президента страны Ельцина. Однако 8 лет борьбы увенчались успехом, и поселок Кольцово получил статус наукограда в 2003 году. Нам тоже предстоит пройти непростой путь, но мы должны сделать это.

Сегодня вопрос стоит очень просто: кто будет контролировать инфраструктуру Академгородка: «эффективные менеджеры» (чего добиваются чиновники) или само население Академгородка (посредством местного самоуправления, о чем говорится в нашем законопроекте об академгородках). К чему ведет реализация каждого из вариантов, мы хорошо видели на примере новосибирских оборонных заводов. В свое время, депутатской комиссии, которую я возглавлял, удалось отбить у конкурсных управляющих (этакий аналог Агентства для «оборонки») в муниципальную собственность объекты соцкультбыта завода «Сибтекстильмаш». И сегодня эти объекты – спорткомплекс «Заря», одноименный профилакторий и ДК «Сибтекстильмаш» - продолжают успешно работать на благо горожан. А в случае с «Сибсельмашем» этого сделать не удалось. Недостроенный ДК «Сибсельмаш», профилакторий «Парус» остались в руках федеральных структур и сегодня практически все они либо утеряны, либо находятся на грани уничтожения.

Давайте зададим себе простой вопрос: Кто больше заинтересован в сохранении и развитии Академгородка – сторонние управляющие, чиновники, которые бывают в нем несколько раз в году или люди, живущие здесь? Я уверен, что эффективнее всего Академгородок будут развивать его жители. И нам надо добиваться развития местного самоуправления на территории Новосибирского научного центра, выделения его как особого самоуправляемого района города. Это станет действенной защитой от любых внешних попыток разрушить Академгородок в поисках мимолетной выгоды. Пессимисты могут спросить: Удастся ли нам это сделать? – Отвечу фразой, которая мне нравится: «Кто борется, тот может проиграть. Кто не борется – уже проиграл».

Своей позицией по вопросу действий коллективов институтов делится Сергей Вячеславович Лаврюшев, заместитель директора Института цитологии и генетики СО РАН по общим вопросам, экономике и информационным технологиям:

- Институтам придется серьезно перестроить систему управления, как научной работы, так и инфраструктуры. По сути, принятым законом создается система двойного подчинения: наукой, как и ранее, ведает РАН, а инструментами научных исследований – ФАНО (Федеральное агентство научных организаций). И как это все будет согласовано, пока непонятно совершенно. Одно ясно – вся эта перестройка займет массу времени, сил и сильно отвлечет от выполнения плана научных исследований, утвержденного правительством РФ до 2020 года. То есть, в результате реформирования эффективность работы научных институтов, которая сейчас подвергается критике, снизится еще больше.

Если говорить о задачах ближайшего времени, то это, прежде всего, сохранение научного потенциала. Сейчас объявлено, что сокращать штаты институтов РАН придется чуть ли не в два раза, но зато их сотрудники будут получать зарплату «существенно выше, чем средняя по региону». И здесь встает вопрос – а как считать эту зарплату? Фактически, в Новосибирском научном центре СО РАН ученые уже получают на руки зарплату выше средней по Новосибирской области. Стало быть, прошлогодний указ президента выполнен и мы, по логике, можем уйти от сокращения. Но если будут учитывать  только базовую ставку (без доплат), то наши институты ожидают довольно болезненные сокращения.

Почему я называю их болезненными. Также уже объявлено, что науку надо «омолаживать», и значит, сокращать будут, прежде всего, сотрудников среднего и старшего возраста. Как это скажется на моральном климате коллектива, никто сегодня не предскажет. Но, очевидно, что пострадают многие научные школы, где молодые исследователи как раз группируются вокруг заслуженных ученых. Поскольку именно эти заслуженные ученые по возрастному критерию и оказываются первыми кандидатами на сокращение. И руководству институтов придется вести очень трудную борьбу за сохранение научного потенциала своих организаций.

Что касается научного сообщества в целом, я думаю, нам надо всеми силами сохранять и развивать существующие горизонтальные связи между институтами. Науку практически невозможно двигать в «автономном режиме». И, тем более, ее невозможно защищать от сторонних нападок без развитой системы кооперации и согласованных действий. Все мы убедились в этом на этапе прохождения законопроекта через Госдуму. Тогда только совместные усилия руководства и сотрудников институтов СО РАН позволили нам добиться ряда поправок. Хочу напомнить, что процесс «реформирования науки» не завершен. И чтобы пройти его с наименьшими потерями, нам надо развивать солидарность и взаимодействие.

Алексей Филатов, вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» :

- Не могу не высказать свою точку зрения по вопросу реформы РАН, поскольку считаю, что нынешняя эпопея с преобразованиями, грядущими в РАН, напрямую связана с вопросами безопасности наших граждан и общества в целом. Поясню почему.

О реформе РАН спорят давно и много. Есть свои доводы как у сторонников, так и у противников этой реформы. Есть своя история противостояния нынешнего министра образования и науки РФ с руководством РАН. И так далее, и тому подобное.Но если отрешиться от всей пены по поводу «перестройки» Академии наук и задать вопросы: «А в чем суть реформы с научной точки зрения? Чем лучше станет отечественная наука?» – то ответа вы, уважаемый читатель, не получите.

Звучит одно лишь политиканство. Причем в классической формулировке Пьера-Огюстена Карона де Бомарше – инициаторы реформы делают вид, что не понимают того, что очевидно всем, и одновременно делают вид, что знают нечто такое, что другим не понять.

Боюсь, что предстоящая реформа РАН будет сильно напоминать реформу Минобороны. Понятно, что будет такое же разбазаривание госсобственности, как при фельдмебели в Вооруженных силах. Да и для РАН, похоже, такого «профессионального» фельдмебеля от науки подыщут.

При этом я ни в коем случае не берусь судить о сегодняшнем качестве работы РАН как общественного института, действующего в интересах государства. И глупо отрицать злоупотребления полномочиями в верхушке руководства РАН. Только они были и пять, и десять, и пятнадцать лет назад.

Что, тогда в общежитиях для аспирантов и научных сотрудников не жили вьетнамцы, китайцы, другие иностранцы и еще невесть кто? Что, не были известны случаи нецелевого использования выделяемых бюджетных средств?Только все это стало муссироваться в СМИ сейчас, когда у отдельных категорий власть имущих граждан безумно зачесались руки – совершить передел собственности.

И это главный источник опасности реформы РАН для общества. Ни отток молодых ученых за рубеж, ни попытка Минобрнауки заморить голодной смертью нынешних ученых, ни даже схема реформы, предполагающая, по сути, выбросить российских ученых из зданий РАН на улицу, не идут ни в какое сравнение с той опасностью, которую таит в себе эта «реформа» для молодежи.

А суть этой опасности заключается в том, что молодежь начнет воспринимать содержание любой реформы исключительно как способ передела собственности и, более того, считать, что передел собственности – это единственный способ развития общества и личности.

Именно поэтому я считаю, что нынешняя реформа РАН – это еще одна рана на теле нашей многострадальной Родины.

1. Кто все придумал

Идея разрушить РАН и создать на ее месте нечто более осмысленное принадлежит вовсе не путинским людям в сером. А самим ученым. Причем из числа наиболее плодовитых и наименее лояльных. Среди идеологов реформы есть, например, нобелевский лауреат по физике Андрей Гейм — выпускник Физтеха, профессор Манчестерского университета и британский подданный, которого королева посвятила в рыцари. А также: член Координационного совета оппозиции Михаил Гельфанд, профессор-биолог из МГУ, и бывший ректор РЭШ Сергей Гуриев — один из самых цитируемых экономистов страны, вынужденный переехать во Францию, когда следователям не понравилась его экспертиза по делу Ходорковского.

Еще до того, как министр образования и науки Ливанов стал министром, Гуриев и Гельфанд (к слову, противник нынешней версии закона) успели написать в соавторстве с ним несколько программных статей о радикальной переделке РАН. А Андрей Гейм буквально накануне реформы дал интервью корреспонденту Slon.Ru, где описал недовольство оппонентов-академиков формулой «Индюшки не голосуют за Рождество».

2. 193 место из 200

РАН — на 193 месте из 200 по числу публикаций в Nature, одном из двух главных международных научных журналов. В этом рейтинге Российская академия наук со всеми своими 450 научными институтами далеко позади отдельно взятого Католического университета Левена (126 место, Бельгия) или клиники Майо (129 место, США), частной некоммерческой организации.

Вице-президент РАН Николай Лавров:

«Искусственно накручиваемая ситуация по поводу этих оценок проявляется на каждом шагу. <…> ЦЕРН возьмите, ведь 80% успеха сделали наши ученые <…> США постоянно с нами советуются по всем направлениям развития атомной энергетики».

3. Клуб выдающихся ученых

Список академиков с членкорами и список по-настоящему активных ученых сильно расходятся. «Активность» в науке измеряется тем, как часто работы одного ученого цитируют другие. На большую часть статей, опубликованных в научных журналах, нет ни одной ссылки. А пионерские работы по физике, которые приносят автору Нобелевскую медаль, набирают от нескольких сотен до нескольких тысяч цитирований.

Основываясь на этой арифметике ссылок, в 2007 году активные физики решили сами себя пересчитать способом, который называют «методом снежного кома». Для начала самым цитируемым разослали письмо с просьбой назвать других авторитетов в своей области: названных кандидатов попросили проделать то же самое. Процедуру повторили еще несколько раз, и в итоге получили список, который назвали Корпусом научных экспертов. Примеру физиков вскоре последовали химики и биологи.

Общий список получился примерно впятеро больше, чем список РАН, но только треть этого перечня академиков была рекомендована в эксперты хоть кем-нибудь из коллег.

Промежуточные результаты проекта «Корпус экспертов по естественным наукам»:

«В России имеется заметное число специалистов без академических званий, которые по указанным меркам близки к "среднему академическому уровню" или превосходят его. Таких "рядовых" потенциальных экспертов больше, чем авторитетных и цитируемых академиков и членов-корреспондентов, по крайней мере на порядок».

4. Борьба с плагиатом

В открытом письме в защиту Академии ученые возмущаются, что из 344 депутатов, поддержавших проект, минимум 25 допустили в своих диссертациях нарушения научной этики — попросту говоря, плагиат. Но официальная РАН до сих пор держится в стороне от борьбы с плагиатом: почти все разоблачения — заслуга «Диссернета», группы сетевых энтузиастов. Хотя, казалось бы, это проблема сообщества ученых — сделать так, чтобы их собственные звания кандидатов и докторов хоть как-нибудь да котировались.

Академик Юрий Осипов, бывший президент РАН:

«Я только сейчас узнал про это письмо. Вообще, если бы меня спросили, я бы сказал, что не время делать такие вещи. Это такая форма шантажа, это недопустимо».

5. Ученые как оппозиция режиму

«Прогулки вокруг Госдумы» напоминают митинг, устроенный в том же месте в июле, в день ареста Навального, — и кажутся продолжением акций оппозиции. На самом деле ни ученые-активисты, ни тем более официальная РАН никогда не объявляли своим противником политический режим. А когда реформа не была официальной повесткой дня, от критиков просили защиты именно у власти.

РАН Юрий Попков, директор Института системного анализа РАН, профессор Геннадий Осипов, замдиректора Института системного анализа РАН:

«На прошедшем ежегодном общем собрании Российской академии наук президент РАН академик Ю.С. Осипов, отметив основные результаты академических коллективов, обратил внимание собрания и присутствующего на нем председателя правительства Российской Федерации Путина В.В. на агрессивно-демагогическую кампанию, развернутую в средствах массовой информации различной окраски, в глянцевых научно-популярных журналах, в Интернете и направленную на дискредитацию Российской академии наук».

Что из этого выйдет

Для начала перемен никто не заметит. Например, потому, что Путин уже предложил нынешнему президенту Академии Владимиру Фортову возглавить то самое Федеральное агентство по управлению имуществом РАН, которое якобы должно разрушить всю науку. (Другой вопрос, что для отставки его с этой должности никаких перевыборов не понадобится, и закон устроен так, что глава агентства и избираемый президент — вообще говоря, разные люди.) Худший сценарий состоит в том, что дела в Академии в целом будут развиваться как в Институте теоретической и экспериментальной физики, который уже отдали под управление чиновников — и те первым делом превратили его в режимный объект за колючей проволокой.

Из письма ученых ИТЭФ Президенту РФ и премьер-министру РФ (867 подписей):

«За прошедший год в институте была создана удушающая бюрократизированная атмосфера, противоречащая духу научной работы: под произвольными предлогами запрещаются научные командировки, доступ студентов и школьников на территорию ограничен, доступ иностранцев практически полностью запрещен, процедура закупки научного оборудования доведена до абсурда».

Политика современных чиновников в области науки и образования вызывает ассоциации с бульдозером. Раз – и систему школьных экзаменов сменяет спорная конструкция под названием «ЕГЭ», и в итоге школьное образование начинает скатываться к механическому натаскиванию на тесты. Два – и высшую школу начинают тестировать на эффективность. Тестировать по совершенно непонятным критериям. А потом выясняется, что построить высшее образование в стране по «болонской системе» невозможно силами одного Министерства образования. Как бы этого ни желал господин Фурсенко. Потому что для этого нужны соответствующие преобразования еще в ряде министерств и ведомств, от Минфина до Министерства регионального развития. А там свои руководители и им не интересны «болонские мечтания» Фурсенко. У них свои планы. Но самой системе вузов уже нанесен серьезнейший урон. И восполнять его, что интересно, никто не собирается. Теперь взялись за науку. Цену реформы РАН нации еще предстоит узнать. Но ее инициаторы уже успели уйти от ответа – не зря имена авторов законопроекта о реорганизации Академии  наук засекретили, словно речь идет о новейшей оборонной разработке. 
А ведь так было не всегда. Обычно российская власть вела себя в области науки и высшего образования совсем иначе. И, наверное, не случайно – страна развивалась и территориально, и экономически, и культурно. В качестве примера возьмем периоды, которые традиционно считаются в истории страны не самым благоприятным для «передовых идей» и образования. А именно – первую половину XIX века. Когда Империей правили сначала мистик Александр I,  а затем «реакционер» Николай  I.

Университетские мечтания Александра I

Вопросами совершенствования образовательной системы Александр I занялся вскоре после восшествия на престол.  Все началось в июле 1801 года в рамках работы Негласного комитета (полуофициального государственного органа, состоявшего из друзей императора), где закладывались основы реформаторской деятельности нового самодержца. Более всего на идеологию государства в области образования в это время влиял ректор Московского университета Шаден, известный педагог и убежденный монархист. Шаден считал, что только в монархических государствах дело просвещения народа поставлено самым наилучшим способом и, кроме того, успех или неуспех самодержавного правления напрямую зависит от состояния системы образования. «Самое высшее право самодержца, – писал он, – заключается в распространении просвещения между подданными наук и художеств»¹.
В 1802-1804 гг. в Российской империи была серьезно изменена вся система среднего и высшего образования. Теперь она состояла из приходских, уездных, губернских училищ (последние иногда именовались гимназиями),  а также университетов. Равным статусом с университетами обладали лицеи.  Помимо имевшегося Московского, университеты были открыты в Дерпте (Тарту), Вильно, Харькове и Казани. Соответственно вокруг каждого из них был образован учебный округ. Эти университеты стали ядром системы управления просвещением. Как отмечает Жуковская, высшая школа всем была обязаны императору: своим возникновением, местоположением, правилами существования, размерами финансирования².
В эти же годы было создано (впервые в истории России) специальное ведомство, ответственное за политику государства в области образования – Министерство народного просвещения. Выработан первый университетский Устав 1804 г. Он явился основополагающим законодательным актом, закреплявшим право на существование российских университетов и открывшим дорогу их дальнейшему развитию.
При формировании этой системы за основу взяли так называемую модель «национального университета», представлявшую собой «сборную конструкцию» из европейских систем и правил. Логичным было и то, что разработчики этой системы активно консультировались у европейских же экспертов, среди которых были германский профессор К. Мейерс, французский граф д’Антрег, профессор Г.Ф. Паррот из Дерпта. Весьма вероятно, что именно под влиянием  этих экспертов университеты были наделены небывалой для российских реалий автономией (что нашло отражение в нормативных актах). 
Однако эту автономию тут же ограничили, распространив на университеты министерскую систему управления. Как работала эта система можно проследить на механизме выборов ректора университета. Уставом 1804 года определялось, что ректор университета избирается ежегодно общим собранием из ординарных профессоров, но затем через министра народного просвещения представляется на высочайшее утверждение его Императорского Величества (Гл. 1, § 13). Надо признать, что даже при этих ограничениях для начала XIX века система была весьма демократической. 
Особый статус университетов в государственной системе образования подчеркивался определением их основной цели.  Уставом 1804 года Университеты провозглашались особым высшим учебным сословием для преподавания различных наук с целью «приуготовления» юношества для вступления в различные звания государственной службы. В проекте Устава, подготовленном в 1819 году С.С. Уваровым для Петербургского университета, эта цель сформулирована еще более пафосною: «образование наукой человека и в человеке гражданина»³.
На практике это вылилось в систему личных взаимоотношений императора и университетов, где первый выступал в роли покровителя: нередко ученая публика обращалась с вопросами о нуждах университетов к Александру напрямую, минуя формальные каналы делопроизводства. Так, в ноябре 1824 г. профессор Петербургского университета Щеглов получил 2 тыс. руб. на продолжение издания журнала «Указатель открытий по физике и химии». И это был не единственный пример императорских «грантов».

Занимаясь университетами, правительство Александра не забыло и про науку. В этот же период (25 июля 1803 года) был утвержден «Регламент Императорской Академии Наук» и «Примерный Штат Академии Наук». Новый Регламент во многом отвечал идеям  М.В. Ломоносова. В частности, там утверждалось: «Академия должна образовать определенное число молодых людей из российских подданных, которые будут составлять первую степень  во всех науках, дабы со временем сделать их достойными принятия в число адъюнктов». В этой формулировке четко просматривалась взаимосвязь с университетским Уставом («приуготовление юношества…»). В этом и была, пожалуй, главная задача, решения которой ожидал от образовательной системы  Александр I: формирование отечественной интеллектуальной элиты, которая в свою очередь должна была стать кадровым резервом госаппарата Империи. 
Стремления императора находили отражение и в общественном мнении, в дневниках и воспоминаниях московских интеллектуалов. Например, запись от 15 апреля 1806 года в «Записках современника» литератора Семена Петровича Жихарева: «Обедал у Антонского с Страховым (ректором Московского университета.), протоиереем Малиновским, Мерзляковым, Буле… Говорили большею частью о новых университетах: Харьковском и Казанском, открытых в прошедшем году, хвалили очень выбор кураторов… Превозносили государя, который так печётся о распространении просвещения, и удивлялись, что в такое беспокойное время он успевает всем заниматься»⁴.
Конечно, не все шло гладко. Например, граф Н.Н. Новосильцев, бывший президентом Академии наук в 1803-1810 гг., оказался не лучшим ее главой. Прирожденный военный, он не смог стать достойным руководителем главного научного центра страны. В результате, он прославился как «бабник и выпивоха», запустивший хозяйство. Потом несколько лет Академией фактически не руководил никто. Это естественно вызвало серьезное беспокойство у руководства страны – исправлять положение назначили графа Уварова. Новый президент, принимая дела, отмечал, «на починку и украшение квартир академических чиновников в 1817 году академией употреблено  было 18049 рублей, а на кунсткамере крыша течет и 15 лет не крашена»⁵. Русский историк и политик Сергей Семенович Уваров сегодня больше известен как автор формулы о триединстве православия, самодержавия и народности. Но среди современников он был больше известен как автор работ по древнегреческой литературе и попечитель Петербургского университета. Уваров стоял у руля Академии до 1855 года и сделал все возможное для того, чтобы вывести академию и народное образование страны на европейский уровень.
О соответствии отечественного образования европейскому уровню беспокоился и Александр  I. Во время своего «триумфального» путешествия» по Европе 1813–1815 гг. он посетил Оксфордский университет, получив здесь степень почётного доктора. Несколько раз Александр I приезжал в Виленский университет, проезжая Финляндию, император бывал в университете Або, перенесённом впоследствии в Гельсингфорс. Впечатления от этих визитов вызывали у него мысли о неразвитости российской университетской системы. Тогда же ряд историков его царствования отмечают некоторое разочарование императора в возможности университетов быстро образовать в стране сколь-нибудь влиятельный слой интеллектуальной элиты. Но вместе с разочарованием к Александру пришло и осознание – что хотя процесс этот весьма долгий и затратный, но в итоге – все затраты окупаются. Главное не погубить все на корню ради сиюминутной выгоды. 

Николай I: от патронажа к регулированию

Образовательная политика Николая I заметно отличалась идеологически от той, которую начал проводить Негласный комитет его старшего брата. Император, так же как и Александр I, считал необходимым содействовать образованию. Однако после выступления 14 декабря 1825 г. верховная власть сознавала, что просвещение — это, по словам С.С. Уварова, «огонь, который не только светит, но и жжет». В своем манифесте от 13 июля 1826 года, объявлявшем приговор декабристам, Николай писал: «Да обратят родители все их внимание на нравственное воспитание детей. Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, должно приписать сие свойство мыслей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нрава, а конец погибель. Тщетны будут все усилия, все пожертвования правительства, если домашнее воспитание не будет приуготовлять нравы и содействовать его видам».
Соотношение выгод и неудобств от развития образования стало предметом интенсивного обсуждения в окружении Николая, обсуждение, кстати, шло не кулуарно, с привлечением общества. В частности, свое мнение по этому вопросу высказывали Карамзин, Пушкин, Шишков и многие другие. 
Наиболее емко основы национального образования были сформулированы министром просвещения, графом С.С. Уваровым. Само назначение на этот пост известного ученого и действующего президента Академии наук (Уваров совмещал оба этих поста до 1855 года) противоречит распространенному в историографии мнению о «тупоголовых исполнителях» николаевского царствования. Во всяком случае, научная репутация николаевского министра заметно превосходила достижения на этом поприще его «коллег» из новейшей российской истории. Уваров считал, что прогрессивные преобразования в стране способно провести только правительство. Из противостояния с верховной властью интеллигенция должна перейти к сотрудничеству с ней. Руководствуясь этими убеждениями, в 1832 г. Уваров представил императору изложение своих взглядов на характер и назначение просвещения в России. Его концепция получила известность как «теория официальной народности». Николай идею одобрил и поручил Уварову же реализовывать ее на практике. 
В 1835 году был объявлен новый устав университетов. Они были поставлены в более жесткое подчинение попечителям. Университетская корпорация сохранила право выбора ректора, декана, профессоров, но более частыми стали случаи их утверждения в министерстве. Уничтожался университетский суд. Студенческая жизнь строго регламентировалась. Университет стал рассматриваться уже не столько как научный центр, а в первую очередь как учебное заведение, перед которым была поставлена задача готовить преподавателей гимназий, медиков и чиновников для государственной службы. Университетский устав 1835 г. имел и положительные стороны. Общее финансирование университетов увеличилось сразу в 1,5 раза, что позволило увеличить фонды библиотек, открыть новые лаборатории, музеи. Срок обучения был увеличен с трех до четырех лет, увеличилось количество кафедр, они стали замещаться преимущественно отечественными учеными.
Верховная власть стала использовать по отношению к высшей школе не только «пряник» (как при Александре), но и «кнут». После подавления польского мятежа Николай I закрывает Варшавский университет, «наказывая» его за участие польской студенческой молодежи в «мятеже». Библиотека Варшавского университета была передана частью – Императорской Публичной библиотеке, частью – Академии наук. Петербургскому университету, по определению Николая, тоже досталась часть польских ученых «трофеев» – физические и математические инструменты из собрания Варшавского общества любителей наук. Но надо отметить, что, разгоняя «непокорный» университет, власть постаралась, чтобы научный багаж этого учреждения не пропал, не был выставлен на аукционы, а перешел к тем, кто мог бы использовать его на благо (в понимании верховной власти) российской науки и образования.
Нет оснований говорить, что правительство Николая I не развивало образование. Просто Николай желал контролировать и направлять мысли общества. Посещая университеты (а это происходило довольно часто), Николай I относился к студентам почти так же, как к кадетам или молодым офицерам. Он мог распечь их «по-отечески», сделать строгие внушения их преподавателям. Студенты были обязаны при встречах отдавать честь членам царской фамилии и генералам, становясь во фронт и сбросив с плеч шинель, как это требовалось от офицеров. Этот ритуал был не лишён комизма в глазах мемуаристов. Выпускник Петербургского университета Н.Ф. Оже де Ранкур вспоминал, как его товарищ, возвращаясь с лекций со стопкой книг и тетрадей под мышкой, встретил генерала и, согласно предписанию, поспешил сбросить шинель, при этом «книги рассыпались, а с ними вместе и шинель упала на тротуар, рассмеялся генерал, рассмеялся и студент»⁶. Наказанием же для плохо успевающих студентов, обучавшихся за казенный счет, часто являлся перевод на военную службу…
Император считал, что гуманитарные науки и литература «портят умы» молодежи. Именно эти научные направления, в итоге, были более всего стеснены идеологическими рамками. Напротив, техническое образование и техническая наука получили мощный стимул к развитию. Министр финансов Канкрин разработал целую программу по преодолению технологической отсталости страны от Европы. Одним из важных ее направлений было развитие технического образования. Координатором просветительской программы в этой области призван был стать открытый в 1828 г. в Петербурге технологический институт. Также в этот период возникли: Императорское училище правоведения (1835 г.), Строительное училище (1842 г.), Школа технического рисования (1826 г.), Ремесленное учебное заведение при Воспитательном доме (1830 г.) и др.
Кроме того, в 1840 г. при некоторых российских университетах были открыты камеральные разряды по подготовке юридически и экономически грамотных управленцев для промышленности. Тогда же стало широко практиковаться чтение публичных лекций профессорами университетов. Так в 1850-е годы популярность получил курс лекций казанского профессора М.Я. Киттары. Конечно, этих мер было недостаточно, чтобы в кратчайшие сроки «догнать и перегнать Европу», но толчок развитию технических наук был дан.
Министерство государственных имуществ графа Киселева пропагандировало новинки сельскохозяйственных наук через специальную «Земледельческую газету», субсидировало переводы и издания зарубежной литературы по агрономии. В 1848 г. Горыгорецкая земледельческая школа была преобразована в высшее агрономическое учебное заведение. Правительство посылало наиболее способных выпускников университетов на стажировку за границу для подготовки педагогов-аграриев.
Контроль в области гуманитарного знания не предполагал, впрочем, сведение этих наук к «нулю». 19 октября 1841 года вышло высочайше утверждённое императором Николаем I «Положение об Отделении Русского языка и словесности при Императорской Академии Наук», на основании которого Императорская Российская Академия была присоединена к Императорской Академии Наук в виде особого Отделения Русского языка и словесности.

Вместо заключения

Как вытекает из сказанного выше – развитие науки и образования было традицией российской государственности, как и сменившей ее советской, независимо от того, кто сидел на троне. Будь то царствование «ретрограда» Николая I Павловича или реформатора Александра II. Петр I и Сталин, вошедшие в историю как диктаторы, тем не менее, как раз ученому сообществу прощали многое, понимая значение науки для своих Империй. И даже в брежневские застойные годы, когда советская экономическая система в целом быстро вкатывалась в кризисное состояние, Советский Союз оставался одним из мировых лидеров, как по затратам на НИОКР, так и по результатам этой работы.
Так что искать предшественников нынешних реформаторов в истории России – дело неблагодарное. Скорее, придется признать, что корни идеологии нынешних «реорганизаторов Академии и системы высшего образования» уходят во времена азиатских деспотий и варварских нашествий. Те тоже в библиотеках и школах видели, прежде всего, средоточие материальных ценностей, которые можно «эффективно перераспределить». А науку воспринимали как нечто малопонятное и потому не нужное. Отличие только в том, что варвар античности выдирал драгоценности из обложек книг и пропивал их в портовой таверне, а варвар XXI века просто предпочтет сдать книги в макулатуру, чтобы открыть на освободившейся площади магазин по продаже «айфонов» китайской сборки…
Георгий Батухтин
Примечания
1. М.В. Савин. 200 лет первому университетскому Уставу в России – http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/716/1/UM-2004-03-14.pdf
2. Т.Н. Жуковская «Императорский университет: система высочайшего вмешательства в жизнь российских университетов» // сб. «Власть, общество и реформы в России в XIX – начале XX века», СПб, 2009 г.
3. Т.Н. Жуковская, там же.
4. С.П. Жихарев. «Записки современника». – http://elcocheingles.com/Memories/Texts/Zhikharev/Zhikharev.htm
5. «Исторический вестник», май 1881 г.
6. Оже де Ранкур Н.Ф. В двух университетах. (Воспоминания 1837–1843 гг.) // Русская старина. 1896. Т. 86. № 6.