Долгосрочная конкурентноспособность

22 авг 2013 - 16:24

Академик Владимир Бетелин считает, что Россия стала неконкурентоспособной из-за разрыва между гражданином и государством, ориентацией на сиюминутную прибыль и отказа от собственных технологий.

Затеянная государством радикальная реформа Академии наук вновь обострила обсуждение вопроса, почему в России так плохо с инновациями.

Эту проблему, которая постоянно находится в поле внимания российского правительства, мы решили обсудить с директором Научно-исследовательского института системных исследований РАН, директором Института микротехнологий РНЦ «Курчатовский институт» академиком РАН Владимиром Бетелиным, тем более что Владимир Борисович — один из подписантов письма академиков и членов-корреспондентов РАН с отказом вступать в новую академию, если она будет создана.

Владимир Бетелин — известный специалист в области информационных технологий и систем автоматизации проектирования и управления. В 1980-е под его руководством были созданы отечественные машиностроительные САПР на основе семейства первых отечественных графических рабочих станций «Беста». В последние годы были созданы отечественные технологии проектирования и производства современных сложных микропроцессоров, модулей и ЭВМ, в том числе мультипроцессорных высокопроизводительных вычислительных систем терафлопсного класса. Объем производства изделий, созданных на основе этих технологий, составляет десятки тысяч штук в год.

— Попытка ликвидации РАН — это отражение кризиса того экономического курса, который проводится в стране. Я не думаю, что за этим стоят «братки», которые хотят поделить академическую собственность. Речь о другом. Последний год, даже больше, речь постоянно идет о том, что государство собирается продавать свои пакеты акций в крупных корпорациях. «У РАН большие активы, давайте их продадим и наполним бюджет». Так я вижу основной резон правительства.

С одной стороны, это говорит о том, как чиновники понимают занятие наукой: ученый — это человек, сидящий в кабинете за письменным столом или, максимум, за столом с какими-нибудь приборами. Поэтому другие активы им не нужны. С другой стороны, они, похоже, не понимают, для чего стране нужна наука и какую роль в российском государстве играла и играет Академия наук.

Чем была Академия наук в Советском Союзе? Это был инструмент обеспечения технологической конкурентоспособности страны, инструмент государственный. Перед нами ставили задачи, и государство обеспечивало нас условиями для их выполнения. И мы чувствовали себя на государственной службе. Так были воспитаны и такими остались.

Возникала система взаимообязательств и взаимоответственности. И если работе сопутствовал успех, то это был и наш успех, и успех государства, то есть мы все были в этом смысле союзниками.

Но, конечно, государство ставило задачи не без нашего участия, оно слушало нас, это был обмен мнениями между государственными органами и академией. Были дискуссии, были оппоненты, но государство слышало академию и считало ее достойной того, чтобы ее слушать. Потому что относилось к ней как к источнику знаний.

И до сих пор в Академии наук существует это чувство сопричастности государственным задачам и государственным успехам. Но приходится признать, что за последние двадцать лет связь между государством и наукой была в значительной мере разрушена, а теперь академию пытаются назначить виновной за это.

 А почему, на ваш взгляд, так случилось и кто виноват на самом деле?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, что произошло в 1991 году и в последующие годы. В 1991-м государство в лице правительства Гайдара сказало нам, ученым: «Все, ребята, у нас нет никаких взаимных обязательств, идите на рынок и там конкурируйте». Причем это было сказано и отдельным личностям, и институтам, и лабораториям, то есть на самом деле нас всех отпустили на вольные хлеба.

Была принципиально изменена формула взаимоотношений человека и государства, в частности критерии личного успеха. С одной стороны, под личным успехом человека стала пониматься его конкурентоспособность даже не на внутреннем, а на мировом рынке труда. Причем во главу угла любой деятельности, в том числе научной, была поставлена сиюминутная прибыль, и только прибыль. Успех определялся тем, сколько ты заработал, ты лично, причем не важно, каким способом. Не страна, а именно ты — человек, институт, предприятие.

При этом гражданин фактически освобождался от ответственности перед государством, а государство — от каких-либо социальных обязательств перед ним. Этот человек, конкурируя на мировом рынке труда, в том числе с соотечественниками, должен был самостоятельно решать проблемы своей занятости, своих доходов и социального обеспечения. А поскольку государство с катастрофической быстротой теряло свою конкурентоспособность на рынке труда, особенно для наиболее образованных своих граждан, то фактически были созданы условия, способствующие выталкиванию этих людей на мировой рынок труда. Свидетельство тому — сотни тысяч ученых и инженеров, уехавших за рубеж за последние двадцать лет. Но проблема не только в этом. Проблема в том, что личный успех человека перестал быть успехом государства. И наоборот. Я теперь сам. У государства нет передо мной обязательств, а значит, и у меня теперь нет обязательств перед государством.

И это действительно проблема. На ее осознание меня натолкнули разговоры с молодыми учеными. Естественно, они думают о личном успехе, но не связывают его со своим государством, с Россией. Когда я говорю о России, о государстве, они меня не понимают. Для них наука интернациональна, она везде, она не имеет границ. И не важно, где ты достиг успеха. Они не имеют обязательств ни перед российским обществом, ни перед государством. Они полностью этим пропитаны. Получается, что мы говорим на совершенно разных языках, не понимаем друг друга. Мы как будто перпендикулярны. И когда они мне говорят про глобализацию, я спрашиваю: хорошо, а страна-то как? Получается, что страны уже нет? Тогда где мы живем? Ответа я не получаю…

 Вы сказали, что Россия стала катастрофически терятьконкурентоспособность…

— А это стало результатом фактического отказа от разработки собственных технологий, поскольку-де надо использовать зарубежные, которые эффективнее, лучше. В течение многих лет авторы реформ убеждали нас, что встраивание России в глобальную мировую экономику обеспечит ей неограниченный доступ к самым современным продуктам и технологиям. На этой основе реформировались и наука, и образование, и промышленность России. В итоге в ключевых для нашей экономики и обороноспособности областях — доминирование технологий отверточной сборки и зависимость от США. Вот, собственно, три кита, лежащих в основе той разрушительной политики, в результате которой Россия стала неконкурентоспособной: разрыв между гражданином и государством, ориентация на сиюминутную прибыль и отказ от собственных технологий.

 А вы можете привести примеры катастрофической потери Россиейконкурентоспособности?

— В частности, мы потеряли электронное машиностроение и, тем самым, возможность самостоятельного строительства фабрик по производству чипов, что ставит Россию в полную зависимость от Соединенных Штатов при производстве современной электронной техники. Например, суперкомпьютеров, применение которых обеспечивает возможность реализации совершенно новых подходов к проектированию в самых разных отраслях машиностроения: энергомашиностроении, атомном машиностроении, авиа- и автостроении и других.

Федеральные программы США, военные и гражданские, предусматривают ввод в эксплуатацию экзафлопных компьютеров в 2018–2020 годах. И еще через четыре-шесть лет можно будет в деталях смоделировать виртуальный полет самолета. То есть вы всё проектируете на компьютере, «летаете» на компьютере, потом делаете образец и подтверждаете на испытаниях то, что уже смоделировали. Для моделирования атомных реакторов требуется тот же самый экзафлопс.

 Как это скажется на конкурентной борьбе на мировых рынках?

— Можно быть уверенным, что, как только такое моделирование станет технически и экономически возможным, основные потребители самолетов включат в условия их поставки предъявление результатов моделирования. И все те, кто не имеет такой модели, будут выдавлены с рынка самолетов. То же верно и для рынка атомных реакторов и других рынков технически сложных изделий.

Но если комплектующие для суперкомпьютеров терафлопного класса еще можно, при всех ограничениях, приобрести на свободном рынке, то элементы для экзафлопных машин в обозримом будущем на свободном рынке приобрести будет уже невозможно.

 И что же нам делать?

— Начать с того, что восстановить электронное машиностроение. Для него уже есть задачи. Есть три ключевые машины, необходимые для организации производства чипов. Это имплантер, машина травления и фотолитограф. Они определяют уровень технологии. И в Академии наук — акцентирую на этом внимание: именно в Академии наук — есть научные заделы по всем трем машинам. Весь вопрос в том, что эта задача в условиях развала РАН и в рамках существующей экономической модели нереализуема.

 А почему?

— Как я уже сказал, в нынешней экономической модели единственный критерий успеха — сиюминутная прибыль. Когда, например, обсуждают вопрос о конкурентоспособности нашей экономики, на самом деле имеют в виду только финансовую конкурентоспособность. В основе которой лежит принцип «максимальная прибыль за минимальное время». Фактически это означает, что реальный сектор экономики России должен работать с эффективностью финансовых институтов, шоу-бизнеса, потребительского сектора. А чтобы быть конкурентоспособным на поле технологических машин, надо вложить огромные деньги на длительный срок. И только потом что-то получить. При этом, конечно, конкурировать с мировыми лидерами, теми же Соединенными Штатами, при неочевидном результате.

Поэтому в рамках финансового подхода такое оборудование производить не надо. Надо его покупать. И не то, которое требуется, а то, которое продадут.

Объясняя свою позицию, я обычно привожу в пример Японию. Как известно, Япония делает собственные суперкомпьютеры на основе собственных микропроцессоров. Но на рынке их нет. Она делает это не для того, чтобы на этом зарабатывать. Для Японии это демонстрация ее технологических возможностей, ее технологического паритета с мировыми лидерами. Она показывает, что является равноправным технологическим партнером в диалоге с США в этой чувствительной области. И наша задача такая же.

 Но без финансовой конкурентоспособности тоже не обойтись.

— Конечно. Но она, по сути, вторична. Она — следствие технологической конкурентоспособности. Финансовая конкурентоспособность компаний — лидеров мирового рынка основывается на их технологической конкурентоспособности, обеспечивающей производство продуктов с высокой добавленной стоимостью. В числе мировых лидеров на рынке информационных технологий шесть компаний, из них четыре из США. Это Apple (годовая выручка 156 миллиардов долларов, 76 тысяч рабочих мест), AT&T (126 миллиардов и 256 тысяч), Hewlett-Packard (120 миллиардов), IBM (106 миллиардов). Остальные две — южнокорейская Samsung (143 миллиарда, 221 тысяча человек) и японская Nippon Telegraph and Telephone (126 миллиардов, 205 тысяч человек).

Основа их финансового успеха — микроэлектронные технологии массового производства полупроводниковых изделий с высокой добавленной стоимостью. Кремниевая подложка, например, стоит 300–400 долларов. А то, что на ней получается в результате производства, стоит уже 300–400 тысяч долларов. Но чтобы получить такой финансовый результат, на каждый миллиард выручки в год каждая из этих компаний должна затратить не менее 200 миллионов на разработку новых технологических машин и технологических процессов и не менее 200 миллионов на модернизацию производства на основе этих новых машин и процессов.

Например, в разработку перспективного фотолитографа на основе экстремального ультрафиолета уже вложено около 17 миллиардов долларов. Вот во что обходится создание действительно прорывных технологий, причем только в одном звене технологического процесса изготовления полупроводникового изделия с высокой добавленной стоимостью. То есть без технологической конкурентоспособности нет и финансовой. Только, конечно, не сиюминутной, о которой у нас в основном и беспокоятся.

 Но, казалось бы, проблема конкурентоспособности постояннообсуждается…

— Действительно, еще в 2005 году Высшая школа экономики, которая была и является до сих пор одним из ведущих идеологов проводимой экономической политики, вместе с Мировым банком провела исследование конкурентоспособности инвестиционного климата в России. То есть фактически были подведены итоги реформ в период 1992–2005 годов. Исследование констатировало неразвитость конкуренции, несовременное оборудование, непривлекательность продукции. Я называю этот вывод «три “не”». По логике вещей, с учетом того, что было положено в основу реформ, ничего другого ждать было нельзя. Казалось бы, главные идеологи реформ тем самым признают свое поражение. Надо было или менять курс, или просто уйти.

Хотя даже у творцов этого курса, видимо, возникло понимание, что какую-то промышленную и научную политику надо строить. И в 2006 году Минобрнауки утвердило стратегию развития науки и инноваций до 2015 года. Цель стратегии — формирование сбалансированного сектора исследований и разработки эффективной инновационной системы. И так далее, и так далее, и так далее. Короче говоря, к 2015 году все уже должно быть. Но тогда нужна именно та наука, которая двигает промышленность. А фактически был продолжен курс на заимствование технологий. И как тогда можно говорить об инновациях, основываясь на том, что вы берете не свои технологии, а чужие? Это означает одно: продукта с высокой добавленной стоимостью вы не сделаете, потому что вложения как раз идут там, где разрабатывают технологии.

Правда, добавилось одно нововведение: преувеличенное внимание к малому бизнесу как основе инновационного развития, а в науке опора на лаборатории и группы. А институты — это только то, что обеспечивает инфраструктуру работы лаборатории, — так они видят организацию науки. Но решение глобальных задач требует работы больших коллективов ученых. Поэтому те, кто говорит, что главное в науке — опора на лаборатории и группы, должен ответить на вопрос, как такие задачи может решить одна лаборатория и одна группа. Их все равно надо объединить вокруг задачи. Значит, тогда, хочешь не хочешь, появляются какие-то институции. Попросту институты. То есть логично всё появляется.

В рамках правительственной стратегии был создан целый набор институтов развития: технопарки, фонды, «Роснано», «Сколково», но тем не менее приходится констатировать, что инновационная политика не достигла заявленных целей.

И понятно почему. Потому что создание конкурентоспособных продуктов связано с весьма высокими рисками долгосрочного вложения больших объемов денежных средств, на которые наши институты развития не рассчитаны. А развивая малый бизнес, вкладывая в него бюджетные деньги, деньги российских налогоплательщиков, мы создаем компании, которые потом перекупаются или вообще становятся частью крупных зарубежных корпораций. На основе такой политики создать российский аналог Samsung невозможно, так же как аналог IBM, Intel и так далее.

Я был как-то в одном весьма крупном вузе как раз после того, как они получили большие деньги и приобрели уникальное зарубежное оборудование. Сопровождающий объяснил, что на этом оборудовании уже работает российский аспирант по гранту Евросоюза. Купленное и эксплуатируемое за деньги наших налогоплательщиков весьма дорогостоящее оборудование работает на Евросоюз. То есть в системе образования складывается та же ситуация, что и с малыми предприятиями, которые создаются и поддерживаются за деньги институтов развития, кстати, во многом при тех же вузах.

Теперь я задам вопрос. Чем определяется уровень безопасности страны в условиях рыночной экономики? Во всех смыслах — экономическом, военном, политическом?

 И ваш ответ…

— В современном мире ответ прост: безопасность страны тем выше, чем большую долю основных мировых рынков она контролирует посредством национальных компаний. Приток в национальную экономику финансов от реализации на этих рынках произведенной в стране продукции с высокой добавленной стоимостью, собственно, и гарантирует высокий уровень занятости и доходов населения. Контроль над высокотехнологическими сегментами мирового рынка гарантирует безопасность страны и обеспечивает ее влияние в мире, потому что другие страны попадают от нее в зависимость. Что наглядно и демонстрирует ситуация с «Т-платформами»*.

Девятьсот крупных компаний США являются становым хребтом экономики этой страны. Это 30 миллионов работающих, где-то 25 процентов всех работающих в стране. Это более высокий доход работников, чем в среднем по США, это более высокая производительность труда. Но именно эти компании обеспечивают приток с мировых рынков многих сотен миллиардов долларов и дальше, посредством своих заказов, распределяют их между остальными участниками рынка. Государство и эти компании связаны взаимными обязательствами.

Государство поддерживает эти компании, их успех — это успех государства. Компании, в свою очередь, обеспечивают гарантированное удержание мировых рынков и на этой основе — высокий уровень доходов и занятости населения. Это три взаимоувязанных показателя. Задача компаний — удержать рынки. А задача государства — помогать им. Эти 900 крупных компаний и есть основа экономической, военной и политической безопасности США. Кроме того, создавая конкурентную среду для пяти миллионов малых и средних компаний и 20 миллионов индивидуальных предпринимателей, они обеспечивают и социальную безопасность. И конкуренция идет именно в этой среде, внутри этих пяти и 20 миллионов, причем во многом за интерес со стороны крупных компаний. А внутри любой корпорации никакой конкуренции нет. Там социализм, который нам и не снился. Четкий план, строгие правила. Есть стратегия удержания и расширения компанией ее доли мирового рынка, и компании жестко ей следуют.

А в России в условиях реализуемой экономической модели и малые предприятия, и крупные компании нацелены исключительно на получение сиюминутной прибыли, а не на долгосрочное развитие. Именно поэтому не востребованы в России результаты малых наукоемких предприятий, а промышленные компании закупают зарубежные технологии и оборудование. Именно поэтому наши малые инновационные предприятия, которые мы создаем на государственные деньги с помощью институтов развития, просто дополняют окружение зарубежных гигантов. Чтобы разорвать этот порочный круг, необходимо отказаться от принципа «максимальная прибыль за минимальное время» как основы деятельности компаний реального сектора экономики. Этот принцип просто убивает реальный сектор. Необходимо обусловить получение прибыли созданием конкурентоспособного продукта, то есть поставить во главу угла принцип технологической — а не финансовой! — конкурентоспособности.

 А что же должно быть главной целью таких компаний, если не прибыль?

— Главная цель любой крупной компании — увеличение своей доли мирового рынка, потому что иначе не сохранишь прибыль и тем более ее не преумножишь. Прибыль — это премия компании за создание и реализацию конкурентоспособного рыночного продукта на основе конкурентоспособных технологий его разработки, производства и сопровождения.

Удержание и расширение рынков сбыта требует создания этими компаниями конкурентоспособных продуктов с высокой добавленной стоимостью на основе конкурентоспособных технологий и оборудования. Разработка таких продуктов, технологий и оборудования требует создания адекватной этим задачам системы фундаментальных и прикладных исследований, а также системы подготовки кадров. Объективным критерием успеха этих систем в конечном счете должно быть достижение главной цели — удержание и расширение рынков сбыта.

Эта цель должна быть поставлена государством, прежде всего перед крупнейшими нефтегазовыми, энергетическими и высокотехнологическими компаниями России, а также перед отечественной наукой и образованием.

Государству надо только связать эти компании взаимными обязательствами: государство поддерживает компании экономически и политически, а они, в свою очередь, обеспечивают гарантированное удержание сегментов мирового рынка и на этой основе — высокий уровень доходов и занятости населения. То есть в конечном счете обеспечивают экономическую, военную и политическую безопасность России. И тогда они не будут замыкаться на своих собственных нуждах и на прибыли, а станут моторами технологического развития всей российской экономики. Но для этого необходимо создать условия для превращения наиболее крупных компаний в локомотивы российской экономики.

Но, конечно, и гражданин должен знать и чувствовать: если он работает и выполняет те задачи, которые перед ним ставит государство, если он приносит ему успех, то государство берет на себя обязательства и поддерживает его.

В США в период Великой депрессии Рузвельт добился появления у государства и бизнеса взаимных обязательств и взаимной ответственности. Три вещи, о которых я уже говорил: если государство поддерживает твою компанию, то взамен ты должен обеспечить рабочие места, уровень заработной платы и экономическое развитие. И с тех времен в Соединенных Штатах эти взаимные обязательства неукоснительно выполняются. В крупных корпорациях успех человека — это успех корпорации, в основе которого взаимные обязательства и ответственность. Без этого никак нельзя. Человек не может без этого. Не помню, где я читал такой вот диалог: на мысе Канаверал уборщика, который подметал дорожки, спросили: «А что вы здесь делаете?» Он ответил: «Я запускаю космические корабли». И это не шутка, он действительно ощущал себя частью этой системы.              

*После того как компания «Т-Платформы» выиграла в Европе и США несколько тендеров на  разработку и поставку суперкомпьютеров, правительство США включило ее в «Список организаций и лиц, действующих вопреки национальной безопасности и  внешнеполитическим интересам США». Накладываемые ограничения закрывают возможности не только для приобретения электронных компонентов в Штатах, но и для заказа чипов, самостоятельно разработанных специалистами «Т-Платформ», на любой фабрике мира. Для «Т-Платформ» это означает фактический «запрет на профессию». (См. «Русскому хайтеку указали на место» в «Эксперте» №13 за 2013 г. — «Эксперт»

Нам надо подготовить обращение к народу России

21 авг 2013 - 06:11

Как уже сообщалось, в редакции газеты «Континент Сибирь»/сайта ksonline.ru состоялся круглый стол, посвящённый обсуждению реформы Российской академии наук. В нём участвовали академики, представляющие СО РАН, депутаты Законодательного собрания Новосибирской области и горсовета Новосибирска, представители общественных организаций. Редакция публикует сокращённую стенограмму заседания, подготовленную «Гражданским патриотическим центром».

О ликвидации науки

Игорь Аристов («Гражданский патриотический центр»): – Мы старались собрать на наш «круглый стол» людей, которые в общем понимают ситуацию таким образом, что у нас в России вместо кропотливого восстановления прикладной науки, которая была разгромлена в 90-е годы, вместо воссоздания структуры типа советского Госкомитета по науке и технике, вместо этого сейчас трагическим образом до третьего чтения в Государственной думе доведён законопроект о ликвидации самой фундаментальной науки.

По данным «Левада-центра» в конце июля о реформе Академии наук «знают» лишь 10% респондентов (то есть эти люди отвечали, что «знают», а качество этого «знания» – другой вопрос). Что-то «слышали» о реформе РАН менее 40% опрошенных. А полностью «не знают» 52%, то есть более половины населения страны. В этой связи на какую-то народную поддержку в широком смысле Академии наук рассчитывать не стоит. В принципе, в этом нет ничего нового. То же самое происходило с сердюковской «реформой армии», с «реформой образования», и примеров ещё можно привести целый ряд.

Что касается политической ситуации вокруг законопроекта. КПРФ, заявив о полной поддержке Академии наук, сразу связала свою позицию с требованием отставки всего правительства. Как бы к этому не относиться, данное решение сократило базу поддержки РАН другими политическими силами и число противников законопроекта в Думе. Мне же главная задача в Новосибирске видится в том, чтобы поддержка позиций Сибирского отделения РАН носила самый широкий надпартийный характер.

Александр Люлько (депутат Новосибирского городского Совета): – 9 августа у нас было большое собрание учёных, предпринимателей, общественности, на котором прозвучала фраза, что пункт о сохранении юридического лица СО РАН это как последний рубеж обороны, «наш Сталинград». Действительно, в предложенном правительством законопроекте речь идёт не о реформе, а о ликвидации прав собственности Академии наук и научных учреждений.

Что касается города Новосибирска. Если Сибирское отделение РАН перестанет существовать как юридическое лицо, Академгородок ожидает неминуемая деградация. Будут отдельные институты, и что будет с ними, это уже видно по Институту ядерной физики. Не успели еще принять законопроект, а уже появилось поручение присоединить ИЯФ к Курчатовскому институту, если это произойдет ИЯФ становится филиалом. Другие научные институты ожидает такая же судьба: присоединение к московским структурам. А местных гуманитариев «эффективные менеджеры», видимо, вообще ликвидируют, как «не приносящих прибыль». Так у нас уже произошло в городе с некогда «неприбыльные» заводы и их социальными учреждениями, санаториями, домами культуры и так далее.

Новосибирск, лишившись Академгородка, становится просто заштатным городом, который ничем не отличается от других городов, расположенных вдоль Транссибирской магистрали. С ликвидацией отделения Академии наук исчезнет последнее, что делает наш город привлекательным. Я уж не говорю о том, что мы потеряем часть налогов, часть высококвалифицированных кадров, перестанет строиться жильё для молодых учёных.

Александр Замиралов (депутат Законодательного собрания Новосибирской области): – Я бы хотел вообще уйти от политической составляющей, потому что речь идёт об экономике России. Академия наук это целая отрасль экономики, которая даёт серьёзные прибыли для страны – не только пополняя бюджет, но и давая людям нормально жить, не только в Новосибирске, но и почти в каждом областном центре, в Сибири это и Красноярск, и Иркутск. Всё это может закончиться очень плохо для социальной обстановки.

Нельзя разрушать то, что состоялось на сегодня и позволяло выжить академической науке в этих сложных условиях. А если уж говорить о реформах, то к ним надо подойти очень продуманно, опираясь на знания и опыт организаторов науки.

Аристов: – У меня вопрос к представителям академического сообщества. Какова итоговая позиция Сибирского отделения РАН? Вы будете концептуально отвергать продвигаемый в Госдуме законопроект, либо призывать к его доработке во втором чтении?

Николай Похиленко (заместитель председателя СО РАН, директор Института геологии и минералогии, депутат Законодательного собрания Новосибирской области): – Очень серьёзные поправки были предложены СО РАН, они доступны, выложены в интернете (см., например, сайт academcity.org). Они включают, первое, это сохранить Сибирское отделение в качестве самостоятельного юридического лица. Второе – отдельная строка в федеральном бюджете по финансированию СО РАН. Третье – оставить институты в ведении Академии наук, а не передавать их в какое-то «агентство». Четвёртое – демократический принцип выборности членов Академии, двухступенчатый, члены-корреспонденты и академики. И демократические выборы директоров институтов РАН. За все эти пункты Сибирское отделение будет бороться.
Теперь к самому этому законопроекту. Он основан на совершенно ложных посылах, непроверенной информации. То, что говорят о неэффективности Академии, это «не работает». Потому, что потребляя где-то в районе 17% от общих ассигнований на гражданскую науку в России, Академия наук даёт около 60% результатов, о которых говорит министр Ливанов. Последние четыре года не было никакого роста ассигнований на Академию наук. Увеличение общих затрат государства на гражданскую науку было очень существенным, но оно было связано с проектами «Сколково», «Роснано», с ассигнованиями на закупку научного оборудования в университетах – вот туда шли деньги. Поэтому лукавство и откровенная ложь то, что было изложено на известном совещании в правительстве господами Ливановым и Голодец. Это финансирование не связано с Академией.

Наконец, что РАН «занимается неизвестно чем», тоже неправда. В последние годы, лет пять последних, Академия наук взвалила на свои плечи то, чем раньше занималась отраслевая наука. По целому ряду направлений. Таким, как материаловедение, химические институты, институт катализа. Они заключают контракты. Тот же Институт ядерной физики только за последний год сделал по заказам извне, к сожалению, не из России, 23 промышленных ускорителя. Наше направление, геологическое: поскольку у нас разрушена геологическая служба страны, мы по полной программе занимаемся прогнозно-поисковыми работами на территории Сибири, ставя на баланс новые перспективные территории. Ну, например, компания хочет заниматься поисками того или иного вида полезных ископаемых, но нет территорий, которые Федеральное агентство по недропользованию могло бы предложить им в качестве перспективных. Потому что должны быть проведены геологические исследования и получены результаты, которые говорят, что там должны быть крупные месторождения. Вот тогда, с учётом этих результатов, компания туда пойдёт и вложит деньги, купит лицензию у «Роснедр», а без этого никто не хочет работать, как это называется, «методом дикой кошки», потому что очень большие риски. Вот этим мы занимаемся.

Что говорить о Новосибирске? Понятно, в каком состоянии находится у нас промышленность. Совсем недавно обанкротился Оловозавод, единственный в стране. Когда мы говорим о развитии, о повышении конкурентоспособности – о чём здесь вообще?.. Проблемы есть, вы знаете, у завода Химконцентратов. Совсем недавно мы там проводили совещание с технологами. Есть задача вовлечения этого предприятия в получение качественно новых видов исходных материалов для высокотехнологической промышленности. Это всё технологии пятого-шестого технологического уклада, они немыслимы без редкоземельных металлов. Их нужно много – тысячи тонн, десятки тысяч тонн на уровень 2020 года. А у нас нет ни добывающей, ни перерабатывающей промышленности. Мы за это берёмся, а уровень оборудования, оснащённости и технологический уровень специалистов, которые там работают, не позволяют решать эти проблемы. И над этим тоже надо работать, это сфера Сибирского отделения РАН.

Я уж молчу об институте физики полупроводников, который делает концептуально новые устройства по микроэлектронике для оборонной тематики. Системное слежение, система наводки, система контроля. Институт автоматики и электрометрии, институт теоретической и прикладной механики - гиперзвуковые аппараты… Это и прикладная, и высокая наука, и если брать уровень эффективности Сибирского отделения, так это флагман вообще российской науки. По многим прикладным и фундаментальным направлениям мы смотримся лучше московских институтов.

О тактике и «слове к народу»

Александр Матерук («Новосибирское антикризисное объединение»): – Но вопрос о тактике СО РАН? Всё-таки не понятно.

Николай Ляхов (член бюро президиума СО РАН, директор Института химии твёрдого тела и механохимии, депутат Новосибирского городского Совета): – На вопрос, который был поставлен, простого ответа нет. Если вы внимательно посмотрите на те поправки, о которых сказал Николай Петрович Похиленко, и сравните с концептом второго чтения федерального законопроекта, то принятие всех поправок приводит этот закон фактически к нулевой отметке. Но это только при условии, что все поправки, именно в комплексе, будут приняты… Мы знаем, к сожалению, процедурные моменты. Они очень жёсткие.

Матерук: – Где это было видано, чтобы после второго чтения в закон вносились принципиальные поправки?

Академик Ляхов: – Я считаю, что Академия наук себя сегодня самоуспокаивает. Что вот мы выработаем принципиальные поправки, Путин их протолкнёт, это минимизирует те потери, о которых говорил Николай Петрович. На самом деле я хочу отметить сразу, что во втором чтении за проект проголосовало больше депутатов, чем в первом…

Люлько: – Но там голосовали, в том числе за поправки, которые были предложены от Академии…

Академик Ляхов: – При этом из ста с лишним половина поправок были отвергнуты, а многие из них включали уже то, что сейчас мы пытаемся выставить перед третьим чтением. Поэтому я сомневаюсь, что этот процесс возможен.

Аристов: – Получается, что Академия наук поставлена в такие условия, когда она просто обязана решить политическую задачу. Для сохранения хотя бы самой себя. А она этого всячески избегает, как избегала всю жизнь.

Академик Ляхов: – Сама она задачу решить не может. Академия наук – часть народа.
Реплика: – Не худшая его часть.

Академик Ляхов: – Не будет Академии наук – не будет ни культуры, ни хорошего образования для наших детей и внуков, не будет уважительного отношения к стране.

Академик Похиленко: – Вот если говорить о будущем. Если возрождение индустриальное России состоится, потребуется много специалистов, которые будут подготовлены на современном технологическом уровне. Возможности это сделать существуют только в Академии наук, потому что, я повторяю, отраслевой науки у нас фактически нет. И в принципе мы можем высокого качества специалистов готовить – профессоров, докторов, которые уже будут для заводов, для предприятий готовить специалистов. Если не мы, то никто. С Запада хороший специалист сюда не поедет. Даже наши с вами соотечественники, которые в 90-х годах уехали, несмотря на все призывы, почти все там и остались. Единицы сюда вернулись из по-настоящему крупных учёных, самые супер-патриоты.

В 93 году мне предложили позицию постоянную в институте Карнеги в Вашингтоне, это организация супер-высокого уровня, там на 200 человек семь лауреатов Нобелевской премии. Работать в такой организации было для меня большой честью. Но у меня здесь оставалось в Новосибирске 30 молодых ребят, которых я сам готовил в университете, отбирал, я бы там был белый, пушистый, в шоколаде, а они здесь бы бедствовали? 93-й, 94-й год. Я отказался постоянно там работать и ездил в Вашингтон на три-четыре месяца в году. Потом то же самое с Канадой. Нам предлагали, всей команде, которая там работала, общее количество 17 человек, там остаться. Мне предлагали вторую позицию в компании, первого вице-президента, и они бы там носили нас на руках. Но мы отказались все! За исключением одной, там осталась всё-таки одна. Вернулись в Россию. А сейчас нам говорят, что мы что-то не так делаем, что мы какие-то второго сорта. Извините, мы там были супер-первого сорта! Нашим специалистам на той же должности платили в полтора раза больше, чем канадцам. А здесь? Что за люди, которые так к нам относятся и не используют те возможности, которые мы можем реализовать здесь в стране?

Анатолий Кубанов (депутат Законодательного собрания Новосибирской области): – Честно скажу, что ничего необычного с этой вот чудовищной «реформой РАН» не произошло для политической жизни нашей страны. Это следствие той колониально-сырьевой модели, которая существует в нашей стране, к сожалению, последние 20 лет. Любой колонии никакая большая наука не нужна. Поэтому ожидать от наших финансово-политических «элит» какого-то особого отношения к Академии наук не приходится. Уничтожив национальную промышленность, сельское хозяйство, оборонку, армию, рано или поздно они должны были взяться и за Академию наук. Для них это абсолютно логичная, политически выверенная линия. И вот здесь меня, конечно, смущает тот уровень дискуссии, который формирует, к сожалению, наша Академия наук. Когда вы, интеллектуальная элита страны, начинаете рассказывать о каком-то Фурсенко, о каких-то там поправках, проголосуют или не проголосуют, как ещё «папу» попросить. Когда на одной чаше весов лежит 300-летняя история Российской академии наук, то на другую чашу нельзя кинуть ни Фурсенко, ни даже Путина, ни их всех вместе взятых.

Вы прекрасно понимаете, что вопрос стоит исторического, цивилизационного выбора. Либо окончательно нашу страну вбивают в прошлое, причём в такое, ещё допетровское, и мы окончательно превращаемся в какое-то Конго, либо мы защищаем будущее нашей страны и весь народ в целом.

И здесь у меня есть определённый оптимизм, потому что 20 лет весь процесс уничтожения сегментов нашей страны, промышленности и культуры, проходил для этих правящих кругов более-менее безболезненно. Ошибка их, что они связались с вами. Потому что Академия наук в любой политической борьбе может стать прежде всего фактором моральным. Мы прекрасно помним, как Сахаров в своё время сыграл роль при развале СССР. Сейчас есть исторический шанс, что академики из своей среды могут породить таких анти-Сахаровых, которые могут стать моральными лидерами сопротивления, под знаменем того, что не просто уничтожают Академию наук, а уничтожают будущее нашей страны.

Вам надо готовить Обращение к народу России, не стесняясь этого. Это не какой-то депутат Пупкин или Кубанов, не какая-то псевдо-политическая партия, а лучшие умы страны. Хватит оправдываться – вы академики, вы учёные. Кто эти президенты, эти назначенные ставленники транснациональных корпораций, которые называются министрами? Они, что ли, олицетворяют власть в стране? Да нет, и глупо к ним апеллировать. Вы же прекрасно понимаете, что игроки на экономической, на политической сценах – это вовсе не те, кого мы видим на авансцене. Поэтому смысл апеллировать к этим ребятам, вчерашним троечникам, фарцовщикам, которых вы изгоняли из институтов и зачёты им не ставили, – о чём с ними разговаривать? Надо в недрах Академии наук создавать какое-то движение – надпартийное, над-политическое, и сформировать чёткий лаконичный манифест – «Обращение к народу». Где указать на системные ошибки власти в национальной экономике, национальной политике и, как следствие, вы, Академия, как последний бастион остались. Здесь можно, конечно, дать бой. И есть исторический шанс, я в этом глубоко убеждён, что тогда они вздрогнут.

Академик – человек гораздо более независимый, чем любой из депутатов. Если нас, условно говоря, где-то прихватывают, ну всё, мы «попали», не дай Бог. А с вами как быть – сажать вас, как нацболов, бизнес у вас забирать? Так у вас сейчас забирают всё. Но имя забрать невозможно, мозги забрать невозможно, и вы самый опасный враг на сегодняшний день вот этим квази-элитам, которые беспощадно грабят Россию. Зачем вы считаете: 245 депутатов, 300 депутатов? О чём можно говорить с людьми, которые на полном серьёзе через Государственную Думу продавили идею уничтожения национальной Академии наук? Всё! Это, как минимум, либо дебилы, либо изменники Родины. И в том, и в другом случае разговаривать с ними было бы странно и неприлично. Я не в плане какой-то радикализации, я в плане рационализации, взвешенности и адекватности поступков.

Если на войне вас уничтожают, ничего человек другого не придумал, как в ответ уничтожить своего противника. И поэтому, когда вам откровенно заявили то, что никому не приходило в голову – ни генсекретарям, ни царям, и вдруг выискались парни, которые говорят «мы вас уничтожим». Да вы просто назовите вещи своими именами. Просто скажите, что вы, как интеллектуальная элита страны, должны заявить: первое, второе, третье. Что за идиотский пассаж о «неэффективности» Академии наук? При этом более безмозглого, более безграмотного правящего слоя вообще в истории России не было. Самые не эффективные, самые неконкурентоспособные – это именно те парни, которые рулят нашей страной. 40% мировых запасов полезных ископаемых находится здесь, почти 50% мировых плодородных земель, а общее количество населения всего 2% от всей планеты, и они умудряются так тупо управлять, что нищета, пьянство, безработица. Так кто неконкурентоспособен? Самые неэффективные – именно наши правители!.. И вот если бы вы такой текст родили в недрах Академии наук, если бы так спокойно и адекватно ответили, тогда…

Вот тогда, конечно, оставят в покое «эту» Академию наук. В политике всегда побеждает только тот, кто борется. Извините, если получилось немножко эмоционально.

Что дальше?

Аристов: – Анатолий Анатольевич «нарисовал» очень широко, я бы сказал, красиво и убедительно. Но в частности не прозвучал ответ на вопрос: способно ли Законодательное собрание Новосибирской области, народные избранники, оказать поддержку Сибирскому отделению РАН? Способны они возвысить свой голос?

Люлько: – У меня конкретное предложение. На самом деле, если бы Путин дал «отмашку», третье чтение закона прошло бы ещё 5 июля. Но Владимир Владимирович и правительство подстраховались, решили посмотреть до сентября как среагирует общество. Поэтому нужно писать обращения к президенту, правительству, депутатам, людям, от которых хоть как-то зависит общественное мнение, собирать подписи. Вот мы сегодня с Николаем Захаровичем Ляховым заехали в городской Совет депутатов и договорились, что 12 сентября проведём заседание комиссии горсовета по вопросу о реформе РАН. Председатель комиссии И. Салов нас поддержал. Думаю, что в результате мы получим поддержку депутатов комиссии по научно-производственному развитию. Я думаю, что депутаты Законодательного собрания могли бы написать обращение к председателю Морозу Ивану Григорьевичу с требованием провести внеочередную сессию, потому что вопрос достаточно серьёзный. Думаю, что на стороне Академии наук могли бы выступить губернатор, полномочный представитель президента, мэр города. Ведь вопрос стоит о будущем Новосибирска, Новосибирской области, да и всей Сибири.

1 сентября в День знаний в Академгородке в 16.00 у памятника Коптюга состоится митинг в поддержку российской науки. Я знаю, что 3 сентября в областной администрации Общественная палата планирует провести слушания по поводу реформы РАН. Мы должны всеми способами формировать народное мнение, за каждым депутатом есть округ, тысячи избирателей. А почему нет? Вот давайте конкретно каждый начнет действовать.

Замиралов: – Фракция партии «Справедливая Россия» в Законодательном собрании это поддержит.

Академик Ляхов: – Сибирское отделение Академии охватывает 10 регионов, плюс Тыва и Якутия, в каждом сидит глава. Почти со всеми из них у СО РАН соглашения подписаны. Мы работаем на местах, наши институты есть там, центры, прекрасные отношения всегда выстраивались. А сейчас, когда грянул такой вот разворот событий сверху, ни один из них не высказался против. Включая наших полпреда, губернатора и мэра. Это трудно себе представить, я вот лично не могу.

Новосибирск 50 лет гордился тем, что это новая научная столица Сибири. Это крупнейшая имиджевая составляющая была, есть и ещё несколько недель по крайней мере будет, пока не примут в третьем чтении. И что теперь? Мэр Новосибирска призывает голосовать за зоопарк. Все знают, да? Олицетворением Новосибирска будет зоопарк!.. Народ надо поднимать. Каждая семья должна понимать, что это «преобразование» коснётся их детей и внуков. Если мы не успеем никому это объяснить, грош нам цена.

Всё, что сегодня происходит, это калька с того, что Назарбаев сделал у себя в Казахстане. Отделил академиков, институты отдал даже не министерствам, а «могучей кучке» молодых людей, которые учились за границей, сделал такое «Агентство по инновациям» или что-то в этом духе, отдал деньги всем этим мальчикам и девочкам. И – всё. Сегодня в Таджикистане есть Академия наук, кстати, очень уважаемая, в Киргизии есть Академия и она развивается, а в Казахстане нет ничего. И нам следует ждать, что у нас именно это произойдёт?

Игорь Умербаев (депутат Законодательного собрания Новосибирской области): – Сказали уже всё и по большому счёту всё правильно. Проблема в том, что те силы, которые у нас в стране находятся у власти, не заинтересованы в развитии России, у них нет планов, которые выходят за рамки жизни одного-двух поколений. Если они видят, что какое-то явление или факт не влияет на их нахождение у власти, я извиняюсь за грубые слова, да плевали они на это. Они начинают принимать решения, и в данном случае они могут поменять решение, если только начнутся массовые выступления. Говорить, что после того, как закон будет принят, всё будет кончено, я бы не хотел. У нас были пересмотры и отмены законов. Надо максимально активизироваться до принятия закона, но и потом не надо будет останавливаться.

Кубанов: – Я бы хотел, в развитие, к вам, уважаемые Николай Захарович и Николай Петрович, обратиться. Правящие круги контролируют это поле – все эти заксобрания, партии. А вы соглашаетесь играть этими краплёными картами. Выйдите с этого поля, мыслите над-системно. Сделайте на первый взгляд казалось бы простое действие, но: «В начале было Слово». Сделайте «Обращение к народу» – ёмко, предложений 15-20, как манифест. Сегодня, в век информационных технологий, такой документ мигом распространится, у вас тем более молодые сотрудники умные. А мы это подхватим, как некий зонтик. То есть эта вот риторика максимально радикальная, а практика самая оптимальная и рациональная – вот что должно быть. Власть должна увидеть, что риторика стала максимально радикальной, у учёных с мировым именем, это другой эффект для всех. Потому что пока это так выглядит, будто у учёных свой корпоративный интерес, у оппозиционных политиков какой-то свой, а вы должны реально обозначить, что страна скатывается в пропасть. Только после таких заявлений с вами начнут считаться. Скажут, слушай, это уже не Навальный, это уже не КПРФ. А мы такое «письмо» как флаг сможем использовать.

Они реально бояться только одного. Когда им конкретно говорят: так вы, оказывается, не наши парни, земля-то наша, здесь могилы предков наших, а вы-то, оказывается, предатели. Вот здесь сразу всё и начинается. И не стесняться, и бить наотмашь.

Люлько: – Нам нужно бороться на наше будущее, за российскую науку всем вместе вне зависимости от партийной принадлежности. Это дело и партии «Родина», и «Справедливой России», и КПРФ, и «Единой России», и Народного фронта и всех общественных организаций. Давайте сейчас просто подумаем о конкретных акциях в рамках закона, чтобы наш голос был услышан и в Кремле, и в Государственной Думе.

Общественные слушания по проекту реформы РАН

20 авг 2013 - 14:30

3 сентября 2013 г. Общественная палата Новосибирской области организует общественные слушания, посвященные законопроекту «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской федерации».

Законопроект о реформировании российской науки был принят во втором чтении Государственной думой РФ 5 июля 2013 г. и вызвал большой резонанс среди научной общественности. Третье чтение намечено на осеннюю сессию в сентябре 2013 г.

В ходе общественных слушаний, организуемых Общественной палатой НСО, будут рассмотрены вопросы о процедуре продвижения законопроекта и наиболее спорные его положения, а также обсуждены возможные последствия принятия законопроекта в существующей редакции для страны и для Новосибирской области.

По итогам проведения слушаний будет принята резолюция, которая будет направлена в федеральные органы власти.

Среди основных докладчиков – лидеры общественного мнения в сфере науки, инноваций, политики, управления, образования, промышленности, представители законодательной, исполнительной власти и общественности.

Общественные слушания пройдут в Конференц-зале Областной администрации 3 сентября с 14.00 до 17:00.

На мероприятие приглашается заинтересованная общественность.

Для участия необходимо зарегистрироваться по электронному адресу: http://conf.nsc.ru/ras_reform. Число мест в зале ограничено.

Текст законопроекта размещен здесь: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=305828-6&02

Организация будущего

18 авг 2013 - 16:37

Наивно думать, что глубокая экспертиза и прогноз могут быть подготовлены одной или несколькими лабораториями, пусть даже сверхвыдающимися, при университетах. Нет, типичная задача научных университетских лабораторий состоит исключительно в генерации новых знаний и, как это иногда — и часто непредвиденно — случается, вытекающих из этих знаний прорывных идей. Иными словами — в проведении чисто фундаментальных исследований. А в технических вузах — и конкретных прикладных исследований по заказу промышленности.

Для возможности обеспечить высококвалифицированную экспертизу государственного уровня все государства, заботящиеся о своем будущем, создают специальные научные структуры и государственный орган, который дирижирует их научной работой.

Цель настоящей статьи — обратить внимание на то, как именно РАН обеспечивала и сможет далее выполнять функции экспертизы и прогноза, по крайней мере в области технических и естественных наук (соответственно энергетика, механика, машиностроение, прикладная математика и т. п., с одной стороны, и физика, химия, биология, геология и т. п. — с другой). Без ясного ответа на этот вопрос не может быть и речи о продвижении в решении шумно дискутируемых вопросов о необходимой коррекции законопроекта в части о целесообразной структуре РАН

Митинг молодых учёных в Москве

17 авг 2013 - 04:31

Уважаемый коллега!

Приглашаем Вас принять участие в согласованном Митинге молодых ученых в защиту академической науки, который состоится 24 августа в 12:00 на Площади Революции. Митинг согласован. Место проведения может быть изменено властями за несколько дней до митинга (о чем мы сообщим дополнительно).

Главная цель митинга — не допустить принятия скандального законопроекта «О Российской академии наук…» (№ 305828-6), который направлен на уничтожение трех государственных академий наук под видом реформы. На митинге также будут подняты острые проблемы высшего и среднего образования.

Наша стратегическая цель - консолидация ученых, работающих в институтах РАН, РАМН, РАСХН, сотрудников ВУЗов и работников образовательной сферы, аспирантов, студентов и всех, кому небезразлично будущее научной мысли в России.

Митинг организован нами — молодыми учеными, работающими в академических институтах. Мы пытаемся не допустить:

  • слома существующей системы организации науки и, как следствие, уничтожения творческого потенциала России;
  • передачи управления наукой в руки чиновников;
  • уничтожения научных институтов и ВУЗов на основе псевдонаучных «критериев эффективности» Минобрнауки.

Мероприятие пройдет при поддержке Профсоюза РАН.

Просим Вас максимально распространить данное письмо среди своих коллег и вывесить приложенные объявления на информационных стендах Ваших организаций.

Официальная страница мероприятия в интернете: http://saveras.ru

Адрес электронной почты: saveras@saveras.ru

Группа Вконтакте: http://vk.com/ran_protest

Группа в Facebook: https://www.facebook.com/events/617193884987356/

С уважением,

Оргкомитет митинга

Надо бы перенацелить

В нем говорится о том, что Ученый совет ФТИ крайне негативно оценивает правительственную инициативу и предлагает альтернативную концепцию законопроекта о реорганизации госакадемий.

“События вокруг законопроекта продемонстрировали не столько слабость академической науки, сколько кризис государственного управления сферой научных исследований и разработок в России, - пишут физтеховцы. - Ранее оно эффективно осуществлялось межведомственным координационным органом - Государственным комитетом по науке и технике (ГКНТ). Минобрнауки, сосредоточившее свои интеллектуальные силы на болезненной для общества реформе образования, которой не видно конца, явно не справляется ни с этой реформой, ни с возложенным на него рядом функций ГКНТ по части управления наукой. Использует свои ресурсы в ущерб развитию академической науки в России, в конечном счете, в ущерб развитию российского государства”.

Обращение содержит альтернативную концепцию законопроекта о ликвидации РАН. Вот ее ключевые положения. РАН и другие госакадемии продолжают функционировать согласно своим уставам, то есть вместе с подведомственными институтами, со всей академической средой. На Общих собраниях госакадемий принимаются программы развития на 2015-2020 годы, которые согласуются с правительством. Обновляются уставы академий. В рамках Гражданского кодекса создается Ассоциация госакадемий. При неготовности РАМН и РАСХН действовать согласованно с РАН последняя реализует концепцию в одностороннем порядке. Контроль за деятельностью госакадемий в сфере управления имуществом, как и сейчас, осуществляется давно созданным для этих целей Росимуществом и его структурами.

Самая интересная идея физтеховцев связана с “перенацеливанием” упоминаемого в законопроекте уполномоченного федерального органа исполнительной власти (УФОИВ). Питерцы предлагают наделить его функциями ГКНТ как госзаказчика от министерств и регионов для всей российской науки, включая академическую. При этом они напоминают, что президент РАН Владимир Фортов, назначенный главой УФОИВ, имеет опыт руководства ГКНТ.
Как считают ученые ФТИ, правительственный законопроект надо возвратить в первое чтение, а принятие подготовленных на основе концепции поправок к нему и Программы развития РАН на 2015-2020 годы следует провести на внеочередном Общем собрании РАН на позднее конца августа - начала сентября.

Александр ЗАХАРОВ

Двигаться вперед без революций

В Самаре побывал академик, нобелевский лауреат по физике Жорес Иванович Алфёров

31 июля 83-летний ученый прервал свой отдых в санатории «Волжский Утес», чтобы прочитать публичную лекцию в аэрокосмическом университете - о революционных научных открытиях второй половины XX века. Будучи человеком социально активным, неравнодушным к происходящему, Жорес Иванович не обошел стороной и те процессы, которые происходят сегодня в обществе.

«СГ» предлагает вниманию читателей самые яркие моменты его эмоционального выступления.

О НАУКЕ

- Стало уже традицией: приезжая к вам летом на отдых, я читаю в аэрокосмическом университете лекцию. Тема сегодняшней - «Прорывные технологии второй половины XX века и их современная роль». Впервые я прочитал ее 29 марта у себя в академическом университете (Санкт-Петербургский академический университет - научно-образовательный центр нанотехнологий РАН при Физико-техническом институте имени А.Ф.Иоффе. - Прим.авт.). Потом в Московском физтехе, в Уральском и Сибирском отделениях Российской академии наук. Уже получил ряд комментариев, большинство положительные, но были в их числе и такие:
«Старичок, которому за 80, часто в своих выступлениях вспоминает советскую власть. Лучше бы подумал о своем здоровье...». В ответ я бы хотел сказать следующее: «Дай вам бог в вашем относительно молодом возрасте иметь мою энергетику». И речь в лекции идет не о том, что в советский период было так, а теперь иначе. Тогда тоже было непросто. Мы до сих пор вспоминаем лысенковщину. Главное в тот период - востребованность научных результатов экономикой и обществом.

Сегодня, с моей точки зрения, обществу предложен совершенно дикий закон о реформе Российской академии наук, разрушающий ее.

Долгие годы Академия попросту выживала, хотя должна постоянно развиваться и быть основой развития науки. Я всегда интересовался историей науки и знаю: в Уставе Санкт-Петербургской императорской академии наук 1836 года, принятом при императоре Николае I, сказано: «Императорская академия наук есть высшее научное сословие людей», и «главные задачи академии - вести исследования, делать открытия, добиваться их практического применения». А в Первом Уставе Академии наук СССР 1927 года говорится: «Академия наук СССР есть высшая научная организация Советского Союза, она должна «вести фундаментальные исследования, делать открытия, развивать науку и просвещение в стране. Добиваться, чтобы эти открытия широко использовались в народном хозяйстве».

Я считаю, новые структуры должны создаваться под реальные задачи народного хозяйства. А этого пока нет.

Я пять лет добивался того, чтобы учредителем нашего университета была Академия наук. А знаете, какова сегодня доля бюджетных средств на образование в нашем вузе? 44 миллиона рублей. Больше добиться не можем, нам говорят: эта сумма соответствует численности ваших студентов. При этом наш бюджет в целом составляет полмиллиарда рублей. Большинство денег мы зарабатываем на грантах и хоздоговорах.

ЦИТИРУЯ ВЕЛИКИХ

- Джордж Портер, с которым я был лично знаком, говорил: «Наука вся прикладная. Разница только в том, что отдельные ее приложения возникают быстро, а другие через сто лет. И возникнуть они могли только благодаря фундаментальным исследованиям». Еще я часто своим студентам и аспирантам люблю повторять цитату Фредерика Жолио Кюри, который на своей юбилейной лекции 5 мая 1950 года произнес: «Каждая страна должна развивать науку, внося свое в сокровищницу мировой цивилизации, если она этого не делает, она подвергается колонизации».

СССР И США: КТО КОГО

- В XX веке было два абсолютно успешных инновационных проекта - это Манхэттенский проект в США и атомный проект Советского Союза. Кадровую проблему для Манхэттенского решил Адольф Гитлер. Все ведущие позиции там занимали ученые, эмигрировавшие из Европы после прихода к власти фашистов. А в СССР с такой проблемой справился Абрам Иосифович Иоффе, потому что все ведущие позиции в нашем проекте занимали его ученики, питомцы ленинградской физшколы - Курчатов, Харитон, Зельдович и другие выдающиеся советские ученые.

Вот на днях мы отмечали 70-летие Курской битвы. А я напомню, что 28 сентября 1942 года, когда немцы ворвались в Сталинград, Государственный комитет обороны принял постановление о возобновлении работ по расщеплению ядра урана. А 11 февраля 1943 года, после окончания битвы в Сталинграде, когда мы начали готовиться к Курску, принято другое постановление - о начале работ над созданием советской атомной бомбы. И была создана лаборатория № 2 Академии наук СССР - ныне это Курчатовский институт.

В 2000-м, когда я получал Нобелевскую премию по физике, британская компания «Би-Би-Си» организовала для лауреатов круглый стол. Мы сидели и отвечали на вопросы, которые задавал ведущий. И на один из них американский экономист Джеймс Хэкман ответил так: «Научно-технический прогресс 20-го века полностью определялся соревнованием СССР и США, и очень жаль, что это соревнование закончилось».

О ВОДОРОДНОЙ БОМБЕ

- После атомной, как известно, была создана водородная бомба. Здесь есть целый ряд интересных нюансов. По сей день мы еще до конца не оценили, кем и как был внесен решающий вклад в создание этой бомбы. Вообще, она была взорвана американцами раньше. Это произошло в ноябре 1952 года. Проект назывался «Будильник», но они не стали его продолжать, считая, что водородная взывчатка дает 15% мощности, все остальное - обычная ядерная. А наши ученые - Гинзбург, Константинов, Сахаров - предложили другой вариант. Первую бомбу мы взорвали в августе 1953 года. Наше устройство напоминало слоеный пирог, и поэтому его условно назвали «Слойка». А в ноябре 1955 года была проверена на практике идея Сахарова радиационной имплозии (импульсное сжатие контейнера с термоядерным топливом посредством использования энергии рентгеновского излучения). Это последние испытания, которые проводил Игорь Васильевич Курчатов. Вернувшись с них, он сказал своему другу Анатолию Петровичу Александрову: «Это жуткое оружие. Не дай бог, чтобы оно когда-нибудь применялось. Я больше испытаний проводить не буду».

АВИАЦИЯ И КОСМОС

- Три выдающихся специалиста в реактивной авиации - Андрей Николаевич Туполев, Сергей Владимирович Илюшин и Вилли Мессершмитт. Вот здесь, на экране, фотография хорошо известного всему населению СССР самолета ТУ-104. Он был сделан на основе бомбардировщика. Это первый хороший, удобный советский пассажирский самолет, который стал летать в 1956 году. В 1958 году я летал на нем в Прагу. А в 1967-м, когда познакомился со своей супругой Тамарой Георгиевной (она, кстати, присутствовала в зале. - Прим.авт.), которая жила тогда в Химках и работала на фирме академика Глушко, каждую субботу, будучи старшим научным сотрудником, летал к ней на выходные. Билет стоил 11 рублей, самолеты летали с семи утра до двенадцати ночи с двухчасовым дневным перерывом. Билет можно было взять у трапа и тут же зайти в салон и сесть, как в автобусе. При зарплате 300 рублей я мог навещать свою невесту каждые выходные...

Если говорить о машинах Илюшина, то его Ил-86 - единственный самолет в реактивной пассажирской авиации, который не имел ни одной аварии. Если бы мы не угробили свою могучую промышленность, то летали бы сегодня не на «Боингах», а на Илах.

Что касается космоса, очень немногие знают, что в 1966 году наши нобелевские лауреаты получили предложение от нобелевского комитета по физике представить кандидатуры на премию «За полет человека в космос». Несмотря на то, что эти работы по условиям конкурса не были опубликованы. Так что если бы Сергей Павлович Королев не ушел из жизни в том же году, то он стал бы нобелевским лауреатом.

О СОЦИАЛИЗМЕ И ОБРАЗОВАНИИ

- О моих политических взглядах, думаю, многим известно. Но я не призываю с трибуны к социалистической революции. Понимаю, это сегодня не работает. Но скажу вот что. Уже много лет у нас идет непрерывная пропаганда против социалистического метода хозяйствования, вспоминаются репрессии. Но многие люди, в том числе молодежь, не понимают, что к социализму они не имеют никакого отношения. Социализм - это общественная собственность на орудия и средства производства и социалистические принципы распределения труда - от каждого по способностям, каждому по его труду. А борьба за власть, репрессии - это чисто человеческое, которое бывает при любых системах.

Сегодня можно провести параллель с 1913 годом, когда 80% промышленных компаний имели иностранный капитал под собой. Я считаю, мы должны двигаться вперед без революций, поддерживая науку, создавая новые технологии и вытесняя иностранцев с российского рынка. Правилами ВТО запрещается поддержка промышленности и сельского хозяйства, но разрешено поддерживать науку. Мы можем делать активные вливания в научно-производственные объединения и создавать новые.

Мир был изменен информационными технологиями. Этот процесс продолжается и сейчас. Я обычно не берусь делать предсказания, но следующий важнейший для человечества этап - прорыв в медицине, диагностике, бионано-технологиях. Но для этого нужно иметь другой уровень образования. Вот что нужно повышать. И я это делаю в своем институте.

Удобно ли заниматься наукой в РАН?

"Мы защищаем Академию, поскольку ожидаем, что в итоге объявленной реформы российская наука будет организована по еще более порочному принципу"

Илья Бетеров, канд. физ.-мат. наук, младший научный сотрудник Института физики полупроводников им. А.В.Ржанова Сибирского отделения РАН, доцент НГУ и НГТУ, стипендиат фонда «Династия» в 2008-2011 годах, руководитель работ по грантам Президента РФ и российско-британского проекта РФФИ, автор 34 научных работ, член новосибирского отделения Общества научных работников, прислал в редакцию свой ответ биологу Константину Северинову. Илья – председатель Совета научной молодежи в своем институте.

Несколько дней назад я выступал на семинаре в центре атомной и молекулярной физики Даремского университета, а вечером после семинара решил еще раз посетить главную достопримечательность города – величественный кафедральный собор, расположенный на вершине холма, у подножия которого течет довольно широкая река. Даремский замок, на территории которого находится собор, представлял собой превосходную крепость. Сомневаюсь, что жизнь на этой территории отличалась большим комфортом, но в защищенности сомневаться не приходится.

Я не случайно вспомнил об этом соборе, когда речь идет о реформе российской науки. К сожалению, особенностью российской модели управления государством традиционно является волюнтаризм и некомпетентность тех, кто находится наверху. Российскому научному сообществу постоянно приходится защищаться и отстаивать свои профессиональные ценности.

Обывательско-пренебрежительное отношение к науке в великой газовой державе, в целом, понятно – население офисов с раздражением вспоминает свое школьное и институтское прошлое, когда их безуспешно пытались чему-то научить, а государственные чиновники боятся не иноземного вторжения, а потери иноземных банковских счетов, от которого никакие естественные науки не спасут. Уважительное отношение к науке встречается чаще у тех, кто имеет дело с реальностью, с техникой, даже если это механик автосервиса. Но, по большому счету, современной России, лишенной амбиций в отношении какого-либо прогресса, наука вряд ли нужна.

Но совсем без науки как-то непривычно и даже, может быть, стыдно. Очень странно, что в такой большой стране не получается сделать даже смартфон или планшет, и в период обострения в груди чиновников поднимается праведное возмущение – ведь есть в стране Академия, огромные облезлые здания, масса народу, а даже телефон сделать не могут, в Австралии покупать приходится.

Более просвещенные чиновники, отвечающие за науку по долгу службы, конечно, до таких обвинений не опускаются. Им-то наука нужна – но весьма специфическая, которую я бы назвал декоративной. Можно открыть небольшую лабораторию, купить самое современное оборудование, нанять обязательно высокооплачиваемых сотрудников, и показывать потом начальству, как шагает, елки-палки, технический прогресс. Совсем не нужно, чтобы таких лабораторий было много, да и отдачи от них особой тоже не нужно. Но встречаются иногда наивные ученые, которые эту расстановку декораций воспринимают как настоящий прогресс, благодаря которому у нас появятся свои Кембриджи и Стэнфорды.

Возможно, к ним относится и биолог Константин Северинов, который вернулся из США с благородной миссией показать, что и в России можно заниматься первоклассной научной работой. Этот поступок первоначально вызвал у меня уважение, поскольку российские научные эмигранты обычно считают, что после их отъезда в России осталась выжженная земля, да и демонстрация энергичного и целеустремленного подхода к научной работе, несомненно, полезна российскому научному сообществу. Но, боюсь, что длительное пребывание за границей притупляет способность трезво воспринимать российскую реальность.

Почему российское научное сообщество столь активно бросилось защищать Академию, порядки в которой среди научных сотрудников не ругал только ленивый, а сторонников «реформы» стали воспринимать как откровенных коллаборационистов? Действительно, это синдром, но только не стокгольмский, как показалось Северинову, а синдром осажденной крепости. Научные сотрудники защищают границы, даже забыв о том, что у Академии нет своей собственности – они не хотят отдавать свои лаборатории (государственную собственность) правительственным временщикам. Эта нелепая ситуация связана прежде всего с тем, что никто не верит в легитимность и дееспособность государственной власти.

Константин Северинов высказывается, что все разумные реформаторские инициативы исходили от Минобрнауки, а не от руководства РАН, но делает лукавую оговорку – речь идет не о реальном воплощении, а о попытках. Это правда, все правильные, красивые и прогрессивные слова в последние годы говорились именно министерством. К сожалению, реальные действия и их последствия, не оставляют ни малейшей веры в эти слова. За последние годы российские наука и образование продолжали переживать системную деградацию. Научная работа и образование заменялись имитацией, конкурсное финансирование обрастало огромным внутренним лоббированием и коррупцией, научные публикации заменялись пустыми отчетами по госконтрактам, диссертации теряли всякую ценность.

Отчасти эти эффекты сглаживались увеличением общего финансирования. Сильнее всего пострадало образование, именно здесь Минобрнауки сильнее всего продемонстрировало свою неспособность к созидательной организационной работе, а администрация университетов ради улучшения отчетных показателей и увеличения финансирования охотно шла на снижение любых стандартов.

В отличие от большинства научных сотрудников, Северинов верит в способность правительства проводить успешные реформы, и пользуется для обоснования этого откровенно демагогическим аргументом – «А вы хотите назад в Советский Союз?». Аргументы такого рода использовались еще в «Детской энциклопедии», где объяснялось, что каждый из рядовых советских граждан живет неизмеримо лучше, чем русский царь в середине XVIII века, поскольку у него не было возможностей пользоваться автомобилем и телефоном.

Противники «реформы» объединились по самым разным причинам. Тем, кого Северинов объявил балластом, действительно, понятно, что терять – сокращения должны будут оставить им нищенскую пенсию. Кто-то может потерять незаслуженную власть. Но почему те, кто относительно неплохо смотрится на международном уровне, и прекрасно знают, как отличаются условиях для работы у нас и на Западе, нередко возмущаются еще сильнее?

Причина очень простая – им, на самом деле, терять больше. В России действительно трудно заниматься наукой, и вдвойне трудно это делать на приличном уровне. Мы отстаем по приборному оснащению, тратим массу времени на отчетность, вынуждены постоянно выбирать между покупкой оборудования, поездкой на конференцию и своей зарплатой, не имеем ни малейшей уверенности в завтрашнем дне.

В этом плане, отказ от карьеры за границей и концентрация на научной работе в России нельзя считать рациональным решением, за ним практически всегда стоят какие-то дополнительные мотивы. Правительственный наскок на Академию в стиле классических героев Салтыкова-Щедрина и Гоголя, заставляет нас в очередной раз задуматься – а стоило ли прилагать такие усилия, если всё равно всё пойдет прахом? Казалось, что уж Академия все-таки будет всегда.

В своих рассуждениях Северинов демонстрирует довольно простую логику – РАН организована по порочному принципу, поэтому ее ликвидация – благое дело. Занятно, что пару дней назад мои британские коллеги столь же иронически обсуждали порочную организацию Королевского общества. Мы защищаем Академию, поскольку ожидаем, что в итоге объявленной реформы российская наука будет организована по еще более порочному принципу – а именно, принципу тотальной некомпетентности и безответственности руководства, успешную реализацию которого мы видим в многочисленных госструктурах.

Критиков реформы постоянно упрекают в том, что они ничего не предлагают взамен. Решительные действия бывают необходимы, но это не причина допускать мясника к проведению хирургической операции. В России есть достаточно успешные модели организации науки, есть несколько столичных суперуниверситетов, есть прекрасные примеры интеграции академической науки и университетов, в том числе в Новосибирске.

Особенность этих успешных моделей заключается в том, что они формировались не сразу, и главным образом в прошлом. Последний пример относительно успешной научной реформы – создание РФФИ. На этом успехи закончились, в частности, университетская наука есть только там, где она была и раньше. И нужно разобраться в причинах этого, не ломая то, что еще хотя бы как-то работает. Мы не мышки для проведения опытов.

Я бы предложил простой тест: пусть хотя бы в одном российском университете будут созданы конкурсные позиции обычного международного стандарта – от постдока до постоянного профессора, с соответствующим фиксированным вознаграждением (и обычным для мировой науки соотношением между доходами преподавателей и администрации, а также обычным соотношением между учебной нагрузкой и временем для исследовательской работы). Уж этому-то академики точно не смогут помешать. Пусть затем будет организован хотя бы один полноценно работающий научный фонд. А уже потом можно браться за реформу Академии.

Увы, для иллюстрации будущего российской науки Северинов невольно нашел превосходную иллюстрацию – бывший завод «ЗИЛ», на месте которого где-то что-то собирают, где-то что-то может быть когда-то будет. После ликвидации РАН от российской науки останутся многочисленные обломки, которые будут довольно долго болтаться на волнах.

Одиозная реформа РАН и её сторонник профессор Северинов

29 июля в интернете было выложено интервью известной журналистки Наталии Деминой с доктором биологических наук, профессором Ратгерского университета (США), зав. лабораторий в Институте молекулярной генетики и Институте биологии гена РАН, руководителем проекта по мегагранту в Санкт-Петербургском государственном политехническом университете Константином Севериновым. Профессор Северинов был представлен как человек, поддерживающий проводимую Правительством РФ скандальную реформу РАН.

http://www.polit.ru/article/2013/07/29/severinov_about_ras_1/

Хочу частично поддержать профессора Северинова в его главном тезисе: «В РАН заниматься наукой плохо и неудобно», кроме одной детали: если мы слово РАН заменим на слово Россия. Говорю это, опираясь на свой многолетний опыт работы заведующим лабораторией в Биолого-почвенном институте Дальневосточного отделения (ДВО) РАН: в России последние четверть века заниматься наукой стало не только «плохо и неудобно», но и не престижно. В свое время Луи Пастер говорил, что «наука должна быть самым возвышенным воплощением Отечества, ибо из всех народов первым будет всегда тот, который опередит другие в области мысли и умственной деятельности». Как бы ни так! В Правительстве даже не скрывают своего «ликования» по поводу уничтожения уникальной по своим возможностям научной организации – Российской академии наук. Этому рад и профессор Северинов – американо-российский молекулярный биолог, волею судеб получивший от Российского государства мегагрант, и, в связи с этим, оказавшийся «в шкуре» обычного заведующего сразу двух лабораторий в двух институтах РАН.

Дорогой профессор, в начале своего интервью Вы заявили следующее: «Так уж случилось, что я принадлежу к группе «эффективных российских ученых, востребованных и известных на Западе» и мне кажется, что результатом воплощения того большого пакета мер, которые предлагает Министерство (имеется в виду Минобрнауки – В. Богатов), будет улучшение условий существования таких ученых как я. Мне кажется, что это скорее улучшит, чем ухудшит положение российской науки. Вместе с тем, эти меры приведут к ухудшению условий существования для очень большого количества балласта, который, к сожалению, есть не только в самой Академии среди ее членов, но и среди самого научного сообщества». Согласен, некоторый «балласт» есть и не только в РАН. Но попробуем представить себе, что РАН уже избавилась от балласта и трансформировалась в другую организацию (в соответствии со статьями нового законопроекта о РАН и пожеланиями мегагрантника Северинова). Будет ли от этого профессору Северинову работать в России комфортнее? Думаю, что в лучшем случае будет также, либо хуже, потому что все основные беды в российской науке идут, все-таки, не от РАН.

Напомню читателям, что сегодня в РАН трудится всего 53 тыс. научных работников (в 60-х годах прошлого века лишь в одной корпорации С.Королева было примерно столько же сотрудников, а таких корпораций только в космической отрасли было несколько) или около 14% всех российских исследователей, на долю которых, кстати, приходится более 54% научных публикаций России. Сегодня РАН – наиболее продуктивная в нашей стране научная организация. Это обстоятельство признают все, в том числе и сам тов. Северинов: «...РАН, как организация, выдает наиболее количество научных статей в России, что тоже правда». И дальше, профессор делает вывод, что: «...все это не меняет того факта, что организация науки в рамках Академии наук нехороша, и в значительной степени это связано с сущностными дефектами внутренней организации РАН, а не с внешними условиями».

Пока предлагаю отвлечься от «сущностных дефектов» РАН и поговорить немного о финансовой стороне этой госбюджетной организации.

Специалисты знают, что нынешний бюджет РАН составляет всего 64 миллиарда рублей в год, что сопоставимо с бюджетом обычного среднего университета в США. Тем не менее, по авторитетному рейтингу SIR (Scimago Institutions Rankings) РАН занимает третье место по индексу цитируемости в мире после французского CRNS и Китайской академии наук. Кроме того, РАН пока занимает 1-е место среди научных организаций высшего уровня по наиболее цитируемым статьям в области физики, химии и наук о земле и 2-е место – по материаловедению и математике. Если же мы заглянем в базу данных WEB of Science, то легко определим, что РАН действительно до сих пор хорошо заметна на мировой «научной сцене». Но мы также можем отметить, что по многим направлениям научного поиска, в том числе и в некоторых областях биологии, РАН свои позиции сдает.

На мой взгляд, одна из ключевых проблем снижения эффективности РАН связана с низким уровнем и несуразной структурой финансирования. Парадоксально, но на научные работы РАН имеет право тратить только 15% от выделяемой суммы (это катастрофически мало). Остальное съедает коммуналка, зарплата и пр. Такая структура сложилась после недавнего небольшого увеличения зарплаты научным сотрудникам (Правительство провозгласило эту акцию, денег, как всегда, не нашло, поэтому, просто перекроило структуру статей расходов). У нас, конечно, имеется дополнительная возможность получать гранты в Российском фонде фундаментальных исследований (РФФИ). Для тех, кто не в курсе, поясняю: средняя сумма гранта РФФИ – 400 тыс. рублей в год, время выполнения гранта – 3 года. Состав рабочих групп, например, в биологии колеблется от 4 до 10 чел. Легко посчитать, что если научная группа состоит, например, из 6 чел., то в месяц на одного человека приходятся около 5.5 тыс. рублей. Эту сумму надо еще поделить примерно на 2 (налоги и накладные расходы). Скажите, дорогие мои эксперты, можно ли за такие деньги (меньше 3 тыс. в месяц) провести исследования, достойные ведущих научных журналов? Ну что смеяться-то: ежику понятно, что если не изменить уровень и структуру финансирования РАН, то никакой демонтаж «сущностных дефектов внутренней организации», тем более, в виде отъема имущества РАН или сведения членов Академии в некие элитные клубы, не помогут поднять научную активность простых ученых.

Дорогой профессор Северинов, Вы же долгое время работали в Америке и в Европе. Вы утверждаете, что Вам «есть с чем сравнить условия научного труда в РАН». Не Вы один бываете в университетах разных стран. Кроме Вас, например, и я долгое время посещал некоторые университеты США. Предлагаю вместе оценить условия труда там и у нас хотя бы по уровню зарплаты. Как Вы думаете, согласится ли талантливый выпускник американского Вуза получать, скажем, по 200-400 долларов в месяц (в 90-е годы зарплата ученых в России была еще ниже)? Вы же знаете, что зарплата старшего научного сотрудника в Москве ниже зарплаты обычного почтальона. Вы же знаете, что не РАН определяет уровень зарплат. Кроме того, Вы должны знать, что, например, в США легко приобрести качественные реактивы, оборудование, арендовать нужный Вам транспорт (мы в ДВО не можем без объявления тендера взять транспорт даже на собственной автобазе), устроить научную конференцию (многие американские города имеют «конвеншн» центры), выписать из-за рубежа и, главное, без проблем растаможить что-нибудь импортное, получить в рядовой университетской библиотеке нужный Вам научный журнал (уму непостижимо, но в этом году библиотека Зоологического института РАН в Санкт-Петербурге впервые за историю своего существования, включая блокадный период, не смогла выписать Зоологический журнал)…

А теперь давайте посмотрим, что делается у нас. Вы, например, получили мегагрант, и, в то же время, заявляете, что Вам у нас не комфортно. Как я Вас понимаю... В 1990-е и первой половине 2000-х годов мне довелось быть соруководителем 3-х «мегагрантов», полученных, между прочим, не от российских налогоплательщиков, а от Национального научного фонда США*. При реализации этих проектов я, также как и Вы, испытывал серьезный дискомфорт, только не от РАН, а, как раз, от внешних российских условий.

*Речь идет о многолетних международных курильском и сахалинском проектах, основной задачей которых было комплексное изучение биологического разнообразия островных экосистем. Впоследствии эксперты ННФ максимально высоко оценили научные и образовательные результаты проектов.

Мои основные заботы, как российского руководителя работ, были связаны с подготовкой морских экспедиций на научно-исследовательских судах ДВО РАН. Могу отметить, что подготовка и оформление первых 3-х экспедиций не составили для меня особого труда. Основные «беды» начались после организации в 1997 году Министерства науки и технологий РФ (после 2000 г. – Министерство промышленности, науки и технологий). Новой структуре, видимо, не чем было заняться, и лидеры созданного научного штаба придумали себе забаву в виде аккредитации научных учреждений РАН. В то время, кроме заведования лабораторией в БПИ ДВО РАН, я еще работал начальником научно-организационного управления в Президиуме ДВО, на плечи которого и легла вся суета по аккредитации. Вы даже представить не можете, сколько драгоценного времени было мной и моими сотрудниками потрачено на эту затею. Только мы заканчивали первый круг аккредитации своих 36 научных организаций, как все надо было начинать сначала (по требованию «научного» Министерства аккредитация должна была проводиться 1 раз в 2 года!). На мою беду Министерство обратило свое внимание и на организацию морских научных экспедиций. Были разработаны новые правила их оформления: теперь, вместо нескольких согласований на местах, требовалось написать «труд» примерно на полкило бумаги, затем за год до выхода судна в рейс разослать эти полкило в 8 министерств на согласование (при этом согласование на местах не отменялось). Таким образом, Миннауки умудрилось взвалить дополнительные хлопоты и на своих коллег «по цеху». По завершении столь «отвественной» работы новоявленное Миннауки выдавало документ в виде «Разрешения» (для непосвященных сообщу, что при согласовании морских работ на местах этого документа не требовалось; в рейсах эта бумажка также была ненужна). Параллельно в тот же период «совершенствовалось» законодательство в области таможенных дел. Тот ад, через который я однажды прошел при растаможке контейнера с многочисленным полевым и научным оборудованием американских участников экспедиции, – врагу не пожелаешь. Экспедиция тогда была на грани срыва.

Но совсем уж нежданные проблемы возникли в начале нового тысячелетия, когда на самом высоком уровне был объявлен инновационный путь развития России. Вслед за этим в Общероссийском классификаторе видов экономической деятельности (ОКВЭД) наука почему-то перестала существовать как самостоятельный вид такой деятельности и переместилась в раздел «К. Операции с недвижимым имуществом, аренда и предоставление услуг». Была закрыта программа по интеграции РАН и Вузов. Высшая аттестационная комиссия потеряла свою самостоятельность. Все сложнее стало согласовывать морские научные экспедиции (чаще всего их просто не согласовывали, особенно с участием иностранцев). Наконец, в 2006 году, моя деятельность по соруководству международными мегагрантами вынужденно прекратилась. За год до этого мы с моим коллегой из США получили от ННФ очередной крупный грант, программа которого разрабатывалась почти 5 лет. Предполагалось изучить особенности формирования поселений древнего человека на островах северо-западной Пацифики во взаимосвязи с динамикой биоразнообразия и опасными природными явлениями (землетрясения, цунами, извержения вулканов). Надеюсь, Вы, господин Северинов, не сильно удивитесь, если я скажу Вам, что Российская академия наук нам открыла «зеленую улицу» для осуществления наших планов. К первому рейсу готовилось самое крупное научно-исследовательское судно ДВО РАН «Академик Несмеянов». Оформив на рейс бумажную заявку граммов на 800, мы собирались привлечь к работе только от российской стороны около 70 известных ученых. Наша заявка получила поддержку от Погранвойск, Тихоокеанского флота, Федеральной службы безопасности и прочих ведомств. Но... одно из министерств без каких-либо объяснений настойчиво «посоветовало» нам все исследования проводить в ноябре (??). То есть формально нам не отказали, но в результате абсурдности предложенного, российская часть работ была свернута. За Державу было обидно и стыдно...

Итак, отметим, что как в США, так и в других развитых странах давно созданы условия, обеспечивающие эффективное функционирование научных организаций, независимо от их ведомственной принадлежности. У нас научная деятельность, как мы теперь понимаем, организована более сложно, и эти сложности не исходят от РАН, эти сложности закреплены на законодательном уровне.

Вы, дорогой профессор, говорили, что не видите «…проблемы с внешним агентством, управляющим недвижимостью и коммуналкой РАН». И далее: «Но ведь противники реформы с самого начала почему-то говорят, что это будет очередной «Оборонсервис» или еще какая-нибудь такая штучка…». Дорогой профессор, конечно, будет (боюсь, что даже наш новый Президент РАН до конца не осознает этого). Просмотрите недавнее заявление Министра финансов России Антона Силуянова о грядущей распродаже имущества РАН (оно выложено в интернете), и Вы все поймете. У нас, кстати, во Владивостоке помимо институтов ДВО РАН имеются ведомственные больница и два детских садика. Уже нашлись желающие их приватизировать. Например, один из местных журналистов, он же депутат Городской Думы, в частном разговоре со мной заявил, что «мы скоро её (больницу) заберем». Представляете, как повысится производительность труда наших ученых после такого отъёма имущества? А как обрадуются совсем молодые ученые после распродажи детских садиков. Наконец-то им не придется заниматься совсем не свойственной ученым функцией, я имею в виду «воспроизводство» детей. Мы, кроме того, знаем, что научный труд можно еще более оптимизировать, организовав, например, «шарашки» (в 30-е годы прошлого столетия советские ученые в них трудились вполне эффективно).

Дорогой Константин Северинов! Вы, кстати, еще не пробовали что-нибудь в нашей стране внедрить? Если нет, то разрешите для наглядности поведать Вам один случай из жизни Дальневосточного отделения РАН: недавно владивостокским химикам на основе своих теоретических разработок удалось создать наносорбенты, позволяющие суперэффективно очищать жидкие радиоактивные отходы (ЖРО). Во всем мире это проблема проблем! На лабораторных (!) установках наши коллеги взялись очистить Приморский край от этой «напасти». На базах Тихоокеанского флота всего за несколько лет ими было утилизировано более 10 тыс. тонн ЖРО, а в прошлом году была очищена последняя тонна! Как же не уважать таких людей, как же ими не восхищаться! Однако позволю себе задаться вопросом, а почему, собственно, все это делали ученые? Разве эта функция свойственна ученым? Где было государство, менеджеры или совсем не бедный инновационный фонд Чубайса? Почему никто в стране так и не смог взять на себя внедренческие заботы? Думаете, наши химики в «Роснано» (Российская корпорация нанотехнологий) не обращались? Еще как обращались, только получили отказ. У военных в то время что-либо просить было бессмысленно, их самих распродавали. А теперь представим себе, как бы этим уникальным изобретением распорядились бы, например, в Китае? Ответ очевиден. Так, может быть, здесь дело не в неумелом управлении учеными имуществом РАН (согласитесь, что лабораторные установки были использованы по назначению), а в нежелании государства и бизнеса серьезно воспринимать отечественную инновационную деятельность? Неужели Вы думаете, что прописанные в законопроекте меры, в том числе отделение ученых от их имущества, способно повернуть власть и бизнес лицом к инновациям?

Еще одна Ваша цитата: «В моем понимании, и здесь я согласен с Министерством, большая часть науки должна делаться в университетах, ученые должны учить, не в виде исключения, а всегда должны учить, это их работа и обязанность». Почему бы и нет, но зачем ради этой идеи так бездарно «реформировать» РАН? Если у Минобразования появилась необходимость реформировать российскую науку, или возникло желание улучшить её публикационные показатели, то было бы логичней министерству обратить внимание на те учреждения, где с этим делом действительно плоховато. Скажем, попробовать у низкоэффективных университетов отобрать имущество, а то, поди, профессора замучились выполнять не свойственную им функцию «по починке унитазов». Кстати, почему бы более широко ни привлечь к работе в Вузах и ученых из РАН? Чуть выше я уже говорил о программе «Интеграция», получившей в России развитие во второй половине 1990-х годов. Хорошо помню это чудесное время. В ведущих вузах Владивостока открывались десятки совместных с ДВО РАН учебно-научных центров, базовых кафедр, совместных лабораторий (большинство из них существуют до сих пор). Это была живая и интересная работа, и не вина РАН, что эта программа в дальнейшем была Минпромнаукой остановлена. В тот период и я получил опыт преподавания в Дальневосточном государственном университете на кафедре геоинформационных систем. За эту работу (по совместительству) платили очень мало, но она не обременяла. Кроме того, была возможность привлекать студентов к научным исследованиям в своей лаборатории. Затем Правительство в очередной раз «проявило заботу» о профессорско-преподавательской братии, увеличив ей оклады. Все бы хорошо, но одновременно произошло многократное увеличение учебных нагрузок, которые стали мешать моей работе в Институте. Университет пришлось покинуть. Согласитесь, что ученый должен иметь хотя бы минимум времени для научных изысканий. Может быть, в связи с этим, Вы сами прокомментируете учебную нагрузку профессоров в США?

Вы утверждаете, что «…Академия занимается лишь наукой. В тех областях, в которых я профессионально компетентен, выдающихся результатов от научной деятельности академических ученых за последние «–цать» лет крайне мало. Значит, занимаются ею плохо. Причина этого, конечно, в общей организации научной деятельности в России, но Академия никак эти условия изменить не пыталась». Откуда Вы такую информацию об Академии взяли? Конечно пыталась, только стоящие у власти «менеджеры» не проявляли интереса к Академии, у них были иные консультанты... Если же сейчас у Правительства вдруг и возник зуд по поиску более эффективной модели получения новых знаний, то оно должно понимать, что в условиях столь высокой неопределенности не следует ставить эксперимент над всей РАН. Разумней для начала проиграть различные варианты, например, на площадке Сколково: оно же для этого, насколько я знаю, и создано (язык не поворачивается, чтобы для такого опыта предложить имущество Сколково передать в руки специального агентства).

Мне, как заведующему лабораторией академического института, странно было слышать Ваши дифирамбы по поводу Минобрнауки: «В последние годы все, на мой взгляд, разумные начинания (я сейчас не говорю о конкретном воплощении (выделено В. Богатовым), а именно в принципе о попытках изменения ситуации в российской науке) шли от Министерства образования и науки. То есть Министерство, по-моему, полностью перехватило инициативу в деле реформы системы научной деятельности в России, а РАН стояла в стороне». Вот уж с ног, да на голову. Действительно, неистовая активность Министерства в части обюрокрачивания научной деятельности коснулась каждого. Своими глупостями этот «флагман перестройки» просто затретировал простых ученых. Это и «пилотный» проект, и смена названий институтов (сейчас все мы имеем приставку «государственное бюджетное учреждение науки», год назад институты именовались как «учреждения Российской академии наук»…), и изменение форм финансирования (ныне это субсидии), и усложнение отчетности, и изменение времени прохождения плановых заданий (было пять лет, сейчас три года), и пр., пр. В прошлом году чиновники от науки даже «тревел гранты» РФФИ умудрились запретить (гранты, для поездки ученых на научные конференции), посчитав их научным туризмом. Дошло до того, что сегодня на заполнение новой анкеты члена диссертационного совета уже требуется больше времени, чем на написание статьи. Суета сует. Если у Вас будет желание, то могу более подробно рассказать Вам про все эти «министерские потуги»... Кстати, последние оценки, по которым определялись категории институтов РАН и университетов, также проводились по инициативе и критериям Минобрнауки. Помните Ваши слова, что «Академия уже оценила все свои институты как эффективные. Это факт? Факт. Значит, оценка должна быть внешняя. Назовите это агентством, назовите это каким угодно словом, просто будет структура, которая будет это делать. Это плохо? По-моему, это прекрасно». Извините, что так получилось. Не мы разрабатывали критерии, не мы такую акцию затевали и не мы себя в данном случае оценивали. Всю эту операцию проводило любимое Вами Министерство (хорошая идея, взять, да и заменить Минобрнауки на какое-нибудь агентство?).

Мне понятна Ваша озабоченность по сохранению престижности академических званий. В частности, Вы сказали, что «Проблема в том, что среди членов академий очень много плохих ученых или совсем не ученых. Это очень и очень плохо. В этом настоящая трагедия. Это приводит к девальвации академического звания и той самой регрессивной эволюции, в результате которой от академии сохраняется имя, но теряется суть». Не знаю, что Вы понимаете, под словосочетанием «очень много», ведь в этой фразе у Вас речь не о РАН, а об академиях вообще. Мне известно, что в РАН есть несколько членов академии, избранных не по научным, а, скажем так, по политическим соображениям. Но они мало что определяют. Точнее, они в РАН ничего не определяют, поскольку Общие собрания Академии не посещают, или посещают крайне редко. Что делать, и Сталин был членом Академии. Что есть, то есть. В связи с этим хотелось бы знать Ваше отношение к крайне удивительному положению законопроекта, переводящему членов-корреспондентов всех трех академий в академики? Не берусь судить об остальных нынешних членах-корреспондентах, отвлеку внимание лишь на свою персону. Мне, конечно, приятно, что мои коллеги недавно избрали меня членом-корреспондентом. Они так решили. Думаю, что их решение мне следует в определенной степени рассматривать как некий аванс. Но то, что я могу сказать точно – до академика мне еще расти и расти. Разве такой шаг разработчиков законопроекта не будет способствовать резкой девальвации академического звания?

Несомненно, в РАН есть и организационные проблемы (где их сейчас нет), и нерадивые сотрудники, и откровенные лентяи, вроде родственников господина Жириновского. Такие люди, конечно, не должны задерживаться в науке. Если же говорить о главном, то, на мой взгляд, сегодня у российской научной сферы есть одна серьезная стратегическая проблема, она же и задача: это привлечение в науку талантливой российской молодежи (не просто молодежи, а именно талантливой молодежи), а не временных мегагрантников. Если такая молодежь будет стремиться в науку, то исчезнет «болото», оживут стареющие институты и кафедры. Но чтобы таланты пошли в науку, эта сфера деятельности должна стать необыкновенно привлекательной. Предпринятое же Правительством, так называемое, реформирование РАН убивает надежду на обновление и, по большому счету, ставит под сомнение будущую технологическую независимость России!

В качестве эпилога.

На прошедшей неделе во Владивостоке побывали Вице-премьер О.Голодец (отвечает в Правительстве за науку) и Министр Д.Ливанов. Они переговорили с ректором Дальневосточного федерального университета, посетили больницу, пионерский лагерь, но встретиться с учеными эти «ответственные» товарищи отказались, в том числе отказали во встрече и Председателю ДВО РАН академику В.И.Сергиенко, кстати, одному из тех самых ученых, благодаря которым Приморский край был очищен от ЖРО. Та же картина наблюдалась и в Хабаровске: встреча с ректором местного университета, другие визиты, но ни ногой в институты ДВО РАН. Мы для них уже не существуем, мы для них уже просто никто... Для них есть только наше имущество, состояние которого в дни столь «памятного» визита как раз проверяла Генеральная Прокуратура РФ.

Дорогой Константин! Создается впечатление, что Ваши министерские коллеги Вас просто «разводят»… Вас, конечно, можно понять, ведь мегагранты на дороге не валяются. Но есть логика вещей. Эта логика указывает на то, что новая затея Правительства вовсе не направлена на улучшение научной деятельности РАН. Не будем здесь гадать, с чем это на самом деле связано. Важно другое: в очередной раз Правительство преподало российским гражданам урок, как позволительно поступать при проталкивании своих частных, т.е. корпоративных интересов. Вслед за Правительством и законодательная власть в очередной раз расписалась в своей законодательной беспомощности. Жаль, что в таком важнейшем для страны институте власти, как Государственная Дума, партийная солидарность доминирующей партии все чаще и чаще стала трансформироваться в «государственную безответственность».

Не растерять бы то, что создано

15 авг 2013 - 16:11

Скоропалительная реформа российской науки вызывает тревогу в научной среде и вопросы у обычных граждан. На некоторые из них в интервью с директором ИППУ СО РАН, член-корреспондентом РАН, председателем президиума Омского научного центра СО РАН Владимиром Лихолобовым.

«Ведь самая основная реакция на всю эту кампанию по реформированию РАН – обида и возмущение от скоропалительности решений, отсутствия обсуждений в научной среде. Так государство дает понять, как оно ценит ученых. Быстрее всего на это отреагирует талантливая молодежь. Выучившись здесь, благо, образование пока у нас еще хорошее, уедут потенциальные ученые за границу. Там их, надо сказать, очень ждут, во всем мире очень уважают ясные головы и смелые прорывные идеи. На привлечение и закрепление молодежи там денег не жалеют (кстати, современное финансирование всей науки в рамках РАН сопоставимо с финансированием всего лишь одного крупного американского университета – ред.).»

Страницы

Подписка на АКАДЕМГОРОДОК RSS