ТрВ​-Наука публикует второе письмо А.А. Фурсенко Президенту России В.В. Путину. Первое письмо помощника президента от 11 июня 2014 года было опубликовано в номере № 158 от 15 июля 2014 года. В том же номере были опубликованы отклики ученых на предлагаемые Фурсенко меры «Шеф, всё пропало!». Напомним, что в первом письме бывший министр образования и науки сетовал на неуспешность интеграции российской науки в международную и предлагал ряд мер, направленных на повышение ее конкурентоспособности и независимости.

После публикации первого письма от некоторых чиновников мы услышали критику, что, мол, нельзя предавать огласке такого рода конфиденциальные документы. Наша газета считает своим долгом публиковать документы, имеющие важное значение для судьбы науки в России. Научное сообщество должно знать своих героев и планы по своему реформированию. Подобные письма высших чиновников не являются простыми рассуждениями о том, «как нам реорганизовать Рабкрин», и после визы президента становятся обязательными для исполнения для всех ветвей исполнительной власти. «Соответствующая работа может быть начата руководством ФАНО России немедленно» — этими словами завершается второе письмо от 1 октября 2014 года, и, насколько известно ТрВ-Наука, предлагаемые в нем меры уже начали осуществляться.

Президенту
Российской Федерации
В. В. ПУТИНУ

Пр -2349

Уважаемый Владимир Владимирович!

Принятием Федерального закона от 27 сентября 2013 года № 253-ФЗ «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» начат процесс реформирования академического сектора науки. В целях обеспечения сохранения структурной целостности, имущества и кадровых ресурсов академических организаций, переданных в ведение ФАНО России, Вами было принято решение о введении до 2015 года моратория на проведение изменений для этих организаций.

В настоящее время отдельными органами исполнительной власти и коммерческими структурами предлагается после окончания моратория реорганизация ряда институтов РАН с переподчинением указанным структурам. При этом возникает реальная опасность использования имущества этих институтов для целей, не связанных с научной деятельностью.

С другой стороны руководство РАН настаивает на продлении существующего моратория еще на год, что тормозит модернизацию институтов в рамках ФАНО России.

В соответствии с Вашим указанием президиум Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию начал подготовку заседания Совета на тему «О ходе преобразования в академическом секторе фундаментальных научных исследований» в декабре этого года. На этом заседании предполагается рассмотреть ход реформы и достигнутые результаты.

Предлагаю для повышения результативности реформирования рассмотреть на Совете предложения по изменению структуры ряда научных институтов в областях, обеспечивающих решение наиболее актуальных государственных задач при условии поддержки со стороны руководства этих институтов и их научных коллективов.

В качестве пилотных проектов, отвечающих этим требованиям, предлагается подготовить создание новых структур в рамках ФАНО России:

• по направлению «Растениеводство и генетические растительные ресурсы» на базе ВНИИ растениеводства имени Н.И. Вавилова РАСХН;
• по направлению «Молекулярная генетика и клеточная биология» на базе Института цитологии и генетики СО РАН;
• по направлению «Информатика и программное обеспечение вычислительных комплексов и систем» на базе Института проблем информатики РАН;
• по направлению «Промышленные биотехнологии, безопасность и качество продуктов питания» на базе Института биохимии имени А.Н. Баха РАН.

В случае Вашего согласия соответствующая работа может быть начата руководством ФАНО России немедленно.

Прошу поддержать.

С уважением, А. Фурсенко

Помощник Президента Российской Федерации

01 октября 2014 г.
№ A4-17604Паф

На документе стоит виза: «Согласен. В.В. Путин. 01.10.2014»

Думаю, не нужно объяснять, какую «головную боль» создают канализационные стоки, особенно в крупных городах и в крупных животноводческих комплексах. Сотни тысяч тонн дерьма (в прямом смысле слова) сваливаются «штабелями» в городских окрестностях, накапливаясь из года в год. Время от времени, пытаясь высвободить пространство, эти отходы без всякого смущения, тайком от общественности, сваливают в реки (например, в нашу Обь). Как бы вы ни очищали стоки, эта грязь все равно остается.

А теперь давайте немного помечтаем. Представим на минуту, что канализационные стоки попадают в специальные реакторы, где они безопасно для окружающих сгорают до углекислого газа и твердого зольного остатка, пригодного для строительства. То есть вместо центрифуг, где жидкое отделяют от твердого, отходы подвергаются вот такой относительно безопасной и эффективной утилизации. Причем, не обязательно устанавливать огромные реакторы для целого города. Можно, например, такие реакторы ставить на выходе из каждого отдельно взятого микрорайона или квартала. Можно разместить небольшой реактор и в подвале многоэтажного дома. Причем, такой подход даже лучше, поскольку здесь бытовые стоки не смешиваются с промышленными стоками (где могут содержаться тяжелые металлы).

О каких, собственно, реакторах мы сейчас говорим? Тут нет абсолютно ничего фантастического.

В этих реакторах используется одно «чудесное» свойство воды. Если воду нагреть до так называемого «сверхкритического» состояния (при температуре около 400 градусов Цельсия), то она становится хорошим растворителем и очень сильным… окислителем. Например, в ней растворяется растительное масло.

А если в такую среду поместить металлическую пластинку, то там начинает происходить бурное окисление всего куска, а оксиды металла превращаются в наночастицы. Нюансы мы, в данном случае, опускаем, но суть процесса именно такова.

Речь идет, конечно же, не о воде в обычном значении этого слова. Скорее, это очень плотный газ. И его свойства, помимо всего прочего, позволяют эффективно «расправляться» с разнообразной органикой, включая ту грязь, что содержится в канализационных стоках.  То есть, учитывая данные свойства, всевозможные органические остатки можно не отделять от жидкости (чтобы потом складировать их на полигонах), а  с помощью жидкости же… сжигать. Да-да – сжигать. Сжигать чисто и эффективно. Если уж металлы превращаются в таких ректорах в мельчайший порошок, то об органике и говорить не приходится. Как шутят специалисты, бросьте в реактор со «сверхкритической» водой дохлую кошку, и от нее там останется углекислый газ и горстка золы. Отсюда вырисовывается головокружительное направление, связанное с решением проблем экологии (и не только). Вот, в принципе, тот путь, то направление, что позволит человечеству (именно так!) правильно и безопасно избавляться от продуктов своей жизнедеятельности. И вполне возможно, мы уже подошли к данному рубежу, когда новейшие технологии позволяют нам это сделать. И тогда то, что мы здесь называли мечтой, станет явью.

Надо сказать, что из указанных технологий никто никакой тайны не делал. О «сверхкритических» свойствах воды ученым было известно еще в позапрошлом веке. Однако о практическом использовании данных свойств, о создании соответствующих технологий, задумались относительно недавно. Без всяких преувеличений, это одно из перспективнейших направлений, которым теперь серьезно занимаются в разных странах. Естественно, наша страна не стала исключением. Так, в Институте теплофизики СО РАН исследования в данной области активно проводятся с 1997 года. За последние годы на эту тему вышло достаточно много публикаций, оцененных, в том числе, и за рубежом. Можно, конечно, порадоваться за наших ученых, если бы не одно печальное обстоятельство.

Догадаться тут не сложно: лидируя в области исследований, мы явно отстаем в практическом применении их результатов. То есть более пятнадцати лет целый научный коллектив трудился над перспективнейшим направлением, проводил исследования, готовил публикации, участвовал в конкурсах, организовывал выставки, делал отчеты, а на нашу жизнь сие никак не повлияло. Сколько таких реакторов на «сверхкритической» воде, утилизирующих канализационные стоки, вы видели в своем городе, в своем регионе, у себя в микрорайоне? Здесь даже задумываться не нужно. Ответ и так понятен – нисколько. А ведь упомянутые реакторы уже существуют не просто в металле – они существуют в промышленно выпускаемых образцах.  Но только не у нас, а на Западе. Кстати, недавно такую технику стали производить в Китае (а кто бы сомневался?). Не ровен час, когда мы начнем ее закупать. Во всяком случае, рекламу подобных агрегатов иностранного производства легко можно найти на российских интернет-ресурсах. Что называется – дожили.

И это при том, что в научном плане мы (то есть наши ученые) реально задавали тон еще несколько лет назад. Да чего там – на их публикации до сих пор продолжают ссылаться. Получается, что мы, наша страна, наши ученые умы своими идеями буквально поддерживаем развитие других стран. В то время как у нас эти идеи оказываются невостребованными. Реакторы на «сверхкритике»  для многих из нас все еще остаются экзотикой или какой-то фантастической диковинкой.

Как пояснил заведующий лабораторией молекулярно-пучковых исследований Анатолий Востриков, посвятивший этой теме почти семнадцать лет, у наших чиновников практически нет никакого интереса к указанным инновациям. Во-первых, они в таких вопросах просто некомпетентны, чтобы хотя бы грамотно сформулировать свои требования. Во-вторых, они не понимают самого алгоритма внедрения любой разработки, доведения ее до технологии, пригодной к применению в промышленных масштабах. И в-третьих, у них совершенно отсутствуют стимулы для того, чтобы заниматься на практике подобными инновациями. В самом деле, на кой нужно чего-то там внедрять, чего-то менять, если можно жить по-старому. Например, сваливая отходы в овраги или сбрасывая их в реки? У нас за это строго наказывают? Да ничуть.

Что в такой ситуации остается делать ученым? Только одно – заниматься дальше своими научными изысканиями. Ведь академические институты, как мы знаем, по статусу своему не отвечают за промышленное внедрение разработок. Деятельность научных коллективов у нас принято оценивать по количеству и котировке публикаций. А внедрять разработку, приспосабливать ее к требованиям производства  – это уже задача участников рынка и тех, кто так или иначе вовлечен в производственные процессы. А ученые занимаются исследованиями, делают открытия. Нужны они будут в нашей стране кому-либо или не нужны – вопрос отдельный. Во всяком случае, там, где реально думают о развитии, их труд оценят. Так что наши мозги еще послужат китайцам или европейцам.

Сегодня специалисты упомянутой лаборатории открывают для себя новые темы, проводят новые исследования. Нет, тема «сверхкритической» воды не отброшена. Мало того, не так давно Институт теплофизики СО РАН подготовил список технических инноваций для Новосибирска, где, в частности, фигурировала технология конверсии органических веществ в сверхкритической воде. Согласно представленным расчетам, установка, разработанная в Институте, позволяет превращать органические биоилы и канализационные стоки в жидкое углеводородное топливо (ЖУВТ). При утилизации сточных вод с долей органики 25% трубчатый реактор объемом 39 литров обеспечит производство 70 кг/ч ЖУВТ. Расход сточной воды – 234 кг/ч. Пучок из 100 труб позволит получить 7 т/ч жидкого топлива.

Звучит заманчиво, не так ли? Только смогут ли ученые увлечь этим кого-либо из руководителей, включая и тех из них, кто непосредственно связан с утилизацией стоков? Вот здесь однозначно ответить невозможно. Не исключено, что мы опять увидим унылые глаза и услышим вялые сентенции насчет того, что все тут неплохо, но тема, мол, не наша. А потом, увы, спустя несколько лет, мы станем свидетелями покупки «суперсовременного» реактора… китайского производства.

Олег Носков

Когда бреду

Тропинкою знакомой,

Всегда топорик

Я беру в дорогу.

Деревья тень бросают

Возле дома,

Рублю негодные —

А все их много.

Ду Фу, VIII век

Россия в инновационной сфере всегда ориентировалась на какой-нибудь образец. На первых этапах построения НИС (конец 1990-х — начало нулевых) помыслами отечественной инновационной элиты безраздельно владели США. Кремниевая долина, бескомпромиссный венчур,университетские стартапы, выходящие за несколько лет на многомиллиардное IPO1. Затем чисто американский мотив был разбавлен богатой европейской палитрой. Технологические платформы, кластеры, центры превосходства — эти ноты были вплетены в российскую инновационную мелодию, придав ей столь привлекательное для бюрократического уха убаюкивающее брюссельское звучание. Инновационного чуда, впрочем, опять не случилось. И вот взоры инновационных политиков обратились на Восток.

Октябрь оказался урожайным на российско-китайское инновационное сотрудничество. Не успел китайский премьер посетить главную нашу инновационную площадку, форум «Открытые инновации», как более чем представительная российская делегация отправилась в Шанхай на Седьмой Пуцзянский форум.

На окраине 25-миллионного Шанхая в фешенебельном комплексе среди бамбуковых рощ и озер с увядшими лотосами русские и китайцы обменивались любезностями и соглашениями о сотрудничестве. Россия была почетным гостем форума. Китайцы все еще с интересом смотрят на нашу фундаментальную науку — ядерные технологии, космос, исследования океана, управляемый термоядерный синтез; по словам помощника президента РФ Андрея Фурсенко, здесь у нас могут быть большие совместные проекты, возможно даже калибра Mega science, хотя и не так быстро.

С инновациями дела обстоят хуже. За последние 15–20 лет Китай вплотную приблизился к мировым инновационным лидерам, тогда как мы от них за это же время здорово отстали. Показательно, что на параллельных с российскими площадках проходили и другие, традиционные для Пуцзяна, мероприятия, и бал там правили американцы. Возникало ощущение, что гуру из США и есть настоящие герои форума, их прагматичные советы слушали тоже по-деловому, записывая каждое слово. На российской пресс-конференции помимо вопросов о том, действительно ли мы собираемся на Луну, китайские журналисты спросили про Сколково и были немало удивлены, что особый инновационный режим действует на небольшом пятачке недалеко от МКАД (про то, что Сколково до сих пор не построено, упоминать не стали). Их удивление понятно: десятки тысяч квадратных километров Шанхая и окрестностей, по сути, такое же Сколково, только другого масштаба.

Если в инновационной сфере мы китайцам не очень интересны, то они нам интересны наверняка. У нас не получилось ни по-американски, ни по-европейски. Вдруг получится по-китайски? Ну что ж, давайте присмотримся к инновационному дао Поднебесной.

Прагматический техно-национализм

Сначала напомним о китайских статистических чудесах. За десять лет, с 2003-го по 2012 год, доля Китая в общем мировом объеме произведенной высокотехнологичной продукции выросла втрое — с 8 до 24% (второе место после США).

Другой индикатор сверхбыстрого инновационного роста Китая: если в 1996 году доля затрат на НИОКР в его ВВП составляла скромные 0,5%, то к 2012-му она увеличилась в четыре раза и составила 1,98% (в абсолютных цифрах — 198,9 млрд долларов).

Согласно официальным данным Всемирной организации интеллектуальной собственности (WIPO), за весьма непродолжительный период, с 2006-го по 2010 год, доля заявок на международные патенты, поданных Китаем, в общем их количестве по всему миру примерно утроилась (отвязное пиратство сыграло свою роль и теперь может постепенно становиться достоянием истории).

Наконец, обратим внимание на популярный рейтинг крупнейших компаний мира Fortune Global 500: в 2013 году в нем значилось 70 китайских компаний, многие из которых работают на вполне технологичных рынках, тогда как, скажем, еще в 2002 году их было всего 11. Причем более 60 из этих новых национальных чемпионов — компании, в которых контрольный пакет принадлежит государству.

За счет чего же Поднебесной удалось так мощно и быстро подняться в мировой инновационной табели о рангах? Из упоминаемого различными исследователями традиционного набора факторов, сыгравших важную роль на начальном этапе, можно назвать наличие дешевой рабочей силы, искусственное поддержание в течение длительного времени очень низких процентных ставок по кредитам для национальных промпредприятий, столь же долгую фиксацию обменного курса юаня к доллару, сыгравшую на руку национальным экспортерам, политику агрессивного привлечения прямых зарубежных инвестиций в экономику страны. И last but not least1, реализуемую на протяжении нескольких десятилетий (как минимум с середины 1980-х годов) госстратегию искусственного выращивания собственных сильных компаний — тех самых национальных чемпионов, обилие которых в рейтинге Fortune Global 500 мы отметили выше.

Эта стратегия, по сути, является одним из краеугольных камней китайской экономической политики с реформ 1980-х Дэн Сяопина. Ставка на активную господдержку развития крупных национальных компаний, способных выдержать конкуренцию на мировом рынке, подразумевала в числе прочего достаточно жесткий отбор (с последующим ручным управлением) порядка 80–100 наиболее перспективных предприятий, как старых, так и недавно образованных, и постепенное расширение этой могучей кучки по мере появления новых компаний — кандидатов на попадание в список избранных. Причем вторая волна конца девяностых и первой половины нулевых уже по большей части была представлена частным бизнесом, достигшим за полтора десятилетия миллиардных долларовых оборотов и заметно поднявшимся по технологической лестнице.

Сформированный же на первом этапе чемпионский пул, основу которого составили промышленные госкомпании и укрупненные госхолдинги, стал ядром долгосрочной программы выхода на глобальные рынки и двигателем быстрого развития национальных НИОКР: более 70% китайских инвестиций в R&D в настоящее время приходится на бизнес-сектор.

Согласно недавнему исследованию China Innovation Study американской Booz & Company, двумя яркими характеристиками китайских производителей являются: 1) высокий уровень «рисковой составляющей» при принятии ответственных стратегических решений — китайские компании практически не боятся совершать ошибки; и 2) умение быстро и безжалостно зарубать неудачные и просто пробуксовывающие инновационные проекты.

Приоритетной задачей последнего Пятилетнего плана развития Китая прямо обозначено ускорение роста национальных инноваций, и на решение этой задачи планируется потратить порядка 17 трлн юаней (то есть около 2,8 трлн долларов США) в виде различных налоговых льгот и программ стимулирования развития частных компаний, а равно и реализации ряда крупномасштабных госпрограмм (прежде всего в сфере модернизации инфраструктуры).

Как отмечают многие зарубежные аналитики, в основе избранной в последнее время Пекином инновационной стратегии, которую поспешили обозначить термином «прагматический техно-национализм», лежит дальнейшее стимулирование роста национальных промышленных чемпионов. Так, долгоиграющим звеном этой стратегии остается активное использование различных нерыночных механизмов поддержки национальных производителей (госсубсидии, преференции при размещении госзаказов и проч.), а также ограничительных таможенных пошлин для иностранных конкурентов.

Аппетит молодого организма

Споры об эффективности национальных инновационных систем и, шире, инновационных, технологических и прочих политик были бы плодотворнее, если бы за лесом из индикаторов и формальных KPI мы видели ясную цель. Сформулировать ее можно, как нам кажется, следующим образом: главная цель всякой национальной инновационной системы — создание новых великих компаний. И не так важно, насколько рыночной и соответствующей западным образцам будет дорога к этой цели.

Если мы не создаем новых великих компаний, все остальные результаты нашей деятельности, связанной с инновациями, — вроде увеличения числа триадных патентных семей, роста доли НИОКР в выручке госкорпораций, увеличения числа стартапов тем или иным способом, подъема в международном рейтинге инновационности стран на столько-то пунктов и т. п., — придется признать, возможно, полезной и модной, но не всегда продуктивной игрой. Моды на новые инструменты управления инновациями меняются, мы следуем за ними с удивительным упорством, а «новые великие компании» появляются совсем в других странах, например в Китае. Может быть, потому, что там цель эту, в отличие от нас, четко осознали?

Наша же госмашина пока задачу выращивания инновационных национальных чемпионов решать не собирается. По крайней мере, такого KPI в явном виде ни в одном документе нет. Вот показательный пример. И на «Открытых инновациях», и на Пуцзянском форуме обсуждали результаты исследования российских технологических «газелей», входящих в рейтинг «Техуспех», организованный РВК и партнерами. Это быстрорастущие средние инновационные фирмы, достигшие оборотов в сотни миллионов — миллиарды рублей. Что любопытно? Оказывается, как и новые китайские нацчемпионы, они были образованы в две волны: в самом начале 1990-х и в начале нулевых. Как и их китайские коллеги, делали ставку на технологические инновации (в нашем случае даже более прорывные). Местами совпадают и отрасли, в которых работают такие компании (ИКТ, электроника, приборо- и машиностроение, фармацевтика, материалы). Но вот результат разительно отличается. Если китайская фирма вырастала за 15–20 лет до миллиардных оборотов в долларах, то наша — в рублях. При этом, согласно данным опроса, большинство наших техуспеховцев не видит особых заслуг государства в развитии своего бизнеса.

Вот смотрим мы сейчас на инновационные достижения Китая если не с восхищением, то с уважением, так почему бы не поискать среди техуспеховцев или других инновационных «газелей» кандидатов в национальные чемпионы, не перенять китайский опыт, не поставить чиновникам простой KPI вроде «из ста инновационных быстро растущих средних компаний с оборотом миллиард рублей вырастить к 2020 году десять компаний с оборотом миллиард долларов»? И разработать так любимые в наших ведомствах соответствующие дорожные карты, а потом спросить по результату. Получится — тиражировать опыт. Но на вопрос «Эксперта» на пресс-конференции в Пуцзяне статс-секретарь Министерства экономического развития Олег Фомичев ответил: «Для того чтобы у нас вырастали из техуспеховцев “Хуайвеи”, нужны нормальный бизнес-климат и работающая инновационная система. Мы будем оказывать им разнообразную поддержку в рамках существующей нормативно-правовой базы. Но такого, чтобы мы сказали, что вот это потенциальный чемпион и мы будем его поддерживать… Мы, я думаю, от этого воздержимся».

В кулуарах некоторые высокопоставленные чиновники горячо соглашались с нами: пора бы в отечественной инновационной политике совершить «китайский поворот» и сделать наконец ставку на конкретные компании и проекты. Их реальные достижения будут важнее потепления инвестклимата и поднятия России в рейтинге Doing Business, в котором, кстати, Китай занимает аутсайдерские позиции — и не слишком переживает по этому поводу. «Мы уже и так катастрофически отстали в своем инновационном развитии от великого восточного соседа за последние пятнадцать лет. Может быть, хоть санкции нам помогут?» — в сердцах воскликнул один из собеседников. Но сохранят ли чиновники такую убежденность, переместившись из субтропического Шанхая в холодную Москву?

Вечером перед отлетом один из авторов этого текста пошел прогуляться по сияющей огнями Нанджин-Лу и заглянул в один из многочисленных ресторанчиков. За бутылкой отменного «Кот-дю-Рон» мы разговорились с симпатичной по европейским меркам китайской молодой дамой. Она оказалась менеджером китайской электронной компании, как раз из числа новых национальных чемпионов. Услышав вопрос о перспективах китайско-российского инновационного сотрудничества, дама воодушевилась. «О да, конечно, у нас много инноваций для вас, скоро будет еще больше, и мы обязательно ими поделимся. Особенно это касается добычи сырья и сельского хозяйства. Нам нужна энергия, нам нужна еда: хоть нам и не одна тысяча лет, — тут собеседница кокетливо улыбнулась, — у нас аппетит молодого организма».

«Необходимость реформирования РАН понимали все, в том числе и сама Академия», — сказал, открывая обсуждение, первый зампредседателя Комитета Совфеда по науке, образованию и культуре Виктор Семенович Косоуров. При этом он отметил: «Процесс реорганизации не должен быть механистическим. Реформа ради реформы никому не нужна». «Мы должны добиваться реальных сдвигов в обеспечении научной работы», — подчеркнул президент РАН академик Владимир Евгеньевич Фортов.

Результатом трехчасового обмена мнениями стал проект документа, содержащего рекомендации президентскому Совету по науке и образованию, Федеральному Собранию, Правительству, Минобрнауки, ФАНО России и РАН. Базовыми предложениями обозначены проработка возможности внесения изменений в ФЗ-253, продолжение деятельности рабочей группы по мониторингу практики его применения, а также включения в повестку дня новой комплексной стратегии, определяющей цели и приоритеты государственной политики России в сфере науки и технологий. Поднимался и вопрос и о принципиальной необходимости организации нового надведомственного органа, аналогичного советскому Госкомитету по науке и технике (ГКНТ). Как сказал член Совфеда член-корреспондент РАН Арнольд Кириллович Тулохонов, «…отвечать в России за науку некому».

Особое внимание на круглом столе уделялось мотивациям научных работников, их социальной защищенности, обеспечению жильём. Председатель Уральского отделения РАН академик Валерий Николаевич Чарушин рассказал о проблемах с распределением уже построенной в Екатеринбурге служебной жилплощади: «Мы не можем передать 100 квартир молодым учёным, потому что таковых у нас нет!» — сказал он, имея в виду формальную принадлежность научной молодёжи «организациям, подведомственным ФАНО». В. Чарушин предложил создать трехстороннюю комиссию с представительством агентства, РАН и Росимущества, а в проекте решения круглого стола отмечена необходимость продолжения федеральной программы «Жилище» в отношении Академии наук и ее региональных отделений до 2020 года, с распространением ее действия на сотрудников (прежде всего, молодых) институтов, отошедших к ФАНО. Председатель профсоюза работников РАН Виктор Петрович Калинушкин сообщил, что учёные Крыма уже вступили в профорганизацию и ходатайствовал об их включении в жилищные проекты. Участники обсуждения обратили внимание и на обязательность единой системы оплаты труда в объединенной сети академических институтов.

Рекомендации круглого стола в адрес Минобрнауки РФ указывают на то, что министерству совместно с РАН следует сформировать пакет нормативных актов, необходимых для реализации функций Академии, предусмотренных ФЗ-253. «Понятие «научная экспертиза» в российском законодательстве прописано слабо», — конкретизировал главный учёный секретарь Президиума РАН академик Игорь Анатольевич Соколов. Председатель Красноярского научного центра СО РАН академик Василий Филиппович Шабанов назвал «ключевыми» недостающие регламенты: по согласованию кандидатур на должности директоров институтов и по вопросам создания, реорганизации и ликвидации научных организаций.

На круглом столе в Совете Федерации интенсивно обсуждались и другие проблемы: приоритетов в бюджетном финансировании исследований, дублирования в отчётности ФАНО и МОН России (и разграничения полномочий по организации науки в целом), укрепления правовых позиций региональных отделений РАН, реструктуризации сети академических институтов и обеспечения академической аспирантуры… Перечень тематик и предложений этим не ограничивался, и участники встречи согласились с модерировавшим её Виктором Косоуровым: следует дать две недели на расшифровку аудиозаписи, составление стенограммы и внесение в проект дополнений, после чего документ будет направлен адресатам.

Находясь в США на заседании консультативного научного совета (КНС) фонда «Сколково», его сопредседатель академик Жорес Алферов рассказал «Газете.Ru» о своем видении российско-американского и российско-украинского научного сотрудничества, о ситуации на Украине и о реформе РАН.

— Жорес Иванович, вы сейчас находитесь в США для участия в заседании консультативного научного совета «Сколково». А почему его заседание проводится именно там?

— Это было мое предложение. Мы обсудили его с моим сопредседателем, профессором Роджером Корнбергом из Стэнфордского университета, и пришли к такому решению. В сегодняшней непростой политической обстановке нам хотелось показать, что наука всегда интернациональна и международное научное сотрудничество является первостепенным.

— Какие вопросы будет обсуждать совет?

— Мы подводим итоги работы наших специализированных кластеров за последние полгода. Я принимал участие в работе кластера по информационным технологиям, сейчас идет заседание биомедицинского кластера, энергетического кластера, космических технологий, ядерных технологий. А сам совет будет завтра, сейчас мы как раз едем в Стэнфорд из Сан-Франциско. Очень важным пунктом будет обсуждение работы Сколковского института технологий и научно-учебных центров Академического университета в Санкт-Петербурге и Новосибирского университета.

Кроме того, члены совета посетят несколько американских высокотехнологичных компаний, сотрудничество с которыми имеет для нас очень большое значение.

— Как вы оцениваете взаимодействие с американскими учеными?

— Всегда сотрудничество российских и американских ученых было успешным.

Оно продолжалось даже во времена «холодной войны». Прежде всего, потому, что мы высоко ценим друг друга профессионально.

И сегодня оно играет очень большую роль. Когда организовывали «Сколково», идея была в том, чтобы построить наш русский вариант Кремниевой долины. И сейчас реализуется российско-американское сотрудничество в науке, в образовании, в создании новых стартап-компаний. Чрезвычайно важно, что мы обсуждаем научно-технические проекты, которые могут привести к созданию новых технологий, и делаем это вместе.

— Кто входит в состав консультативного научного совета «Сколково»?

— В совет входят российские, американские, немецкие и французские ученые. Большинство российских, но американские и немецкие тоже представляют значительные группы.

— Вы надеетесь с помощью научного сотрудничества преодолеть кризис отношений между Россией и Западом?

— Мы хотим продемонстрировать, что наука интернациональна и

научное сотрудничество не должно зависеть ни от каких сложных политических взаимоотношений. Без него невозможно развитие мировой цивилизации.

— Жорес Иванович, вы можете поделиться своим личным мнением по поводу отношений России и Украины?

— Это ужасно, что я могу сказать… Мы никогда не думали, что такое может произойти.

Я уже много лет являюсь иностранным членом Украинской академии наук. Мой старший брат погиб, освобождая Украину от немецко-фашистских захватчиков в 1944 году.

И я каждый год езжу на братскую могилу, где он похоронен, только вот в этом году не был. Так что для меня это огромная личная трагедия. Но я думаю, что для всех нас то, что происходит на Украине, это личная трагедия. Между прочим, у нас в Сколковский совет входит вице-президент Национальной академии наук Украины академик Антон Григорьевич Наумовец. Только что Антон Григорьевич мне рассказывал, как переживает эту ситуацию Борис Евгеньевич Патон, президент НАН Украины.

— Но российские и украинские ученые сумеют подняться над конфликтом?

— Да, конечно. Мы остаемся вместе, и мы готовы сотрудничать.

— Что вы можете сказать по поводу реформы РАН теперь, спустя год?

— То, что я говорил год назад, я могу повторить и сейчас. Этого нельзя и не нужно было делать. Это нанесло ущерб, прежде всего российской науке.

— А деятельность ФАНО?

— Ну, что ФАНО? Поживем – увидим.

Пока что это источник огромной бюрократии.

Нас забрасывают требованиями присылать несметное количество всевозможных бумаг, и если мы будем отвечать на все их запросы, больше мы ничем не сможем заниматься.

— Произошли ли, на ваш взгляд, за этот год изменения в российской науке, в ту или иную сторону?

— Я думаю, что за этот год стало хуже. Да.

Мы не раз поднимали тему материалов для экономики 6-го экономического уклада . И в этом направлении есть немало достижений и у отечественных разработчиков. Некоторые из них не так давно были представлены на VI Международном промышленном форуме «АТОМЭКСПО-2014» в Москве. И сейчас мы представляем вашему вниманию цикл публикаций о новинках, представленных его участниками.

Радионуклиды для здоровья

Рассказывают сотрудники ОАО «НИФХИ им. Л.Я. Карпова» Наталья Зорина, Владимир Дуфолт и Валерий Степанов.

Наталья Зорина: – На сегодня мы производим и поставляем, в основном на внутренний рынок, полную линейку реакторных радионуклидов и радиофармпрепаратов медицинского назначения. Производятся три различных модификации генераторов технеция-99т для диагностики онкологических заболеваний, широкая группа продукции сйодом-131 для диагностики и терапии, а также радиофармпрепарат на основе самария-153, применяемый врачами для полиактивного лечения костных метастазов. Организовано производство экспресс-теста на основе углерода-14 для неинвазивной диагностики желудочно-кишечного тракта. На нашем предприятии реализован полный цикл — от изготовления мишеней, выделения целевых радионуклидов, синтеза фармацевтических субстанций, получения собственно радиофармпрепарата, фасовки и т.д. до утилизации отходов. Изготовление защитных транспортных контейнеров происходит тоже у нас.

– Эти изотопы уже применяются сегодня?

Н.З.: – Естественно, применяются. И, кроме того, разрабатываются новые радиофармпрепараты.

Владимир Дуфолт: – Мы – основной производитель в Российской Федерации медицинских радиофармпрепаратов на основе реакторных радионуклидов. Около 98% генераторов технеция-99тна отечественном рынке выпускает наше предприятие. Мы до недавнего времени полностью обеспечивали семейством радиофармпрепаратов с йодом-13 клиники России, но сейчас эта доля немного уменьшилась. Предприятие выступает эксклюзивным производителем радиофармпрепарата самарий-153, окса-бифор. Его применение клиниками постоянно растет. С помощью наших партнеров мы также стремимся выйти на зарубежный рынок по всему ассортименту нашей продукции, а один из радионуклидов поставляется за рубеж.

Мы осуществляем также разработки новых радиофармпрепаратов. В частности, сейчас предприятие выполняет госконтракт Минобрнауки по доклиническим исследованиям радиофармпрепарата метайодбензил-гуанидина с йодом-131.

Это терапевтический препарат, предназначенный для лечения целого спектра заболеваний, в том числе и у детей. За рубежом он очень широко используется, а у нас, на отечественном рынке, его пока нет.

Есть и много других задумок: например, самоколлапсирующие радиофармпрепараты для лечения разных заболеваний.

– Звучит впечатляюще...

В.Д.: – Это полимерный носитель радионуклида, который при комнатной температуре представляет собой маловязкий водный раствор, а при введении интрату-морально, т.е. в опухоль, при нагревании за счет тепла человеческого тела он коллапсирует в полимерный гель, сгусток, который становится источником локального облучения. Есть еще другие задумки, которые мы в кооперации с предприятием ЗАО «Наука и инновации» пытаемся сейчас разработать и довести до доклинических испытаний, а потом уже и клинических.

– Как обстоит дело с государственной поддержкой?

Валерий Степанов: – Современная действительность бросает новые вызовы, в том числе и предприятиям фармацевтики. С этого года по требованиям законодательства Российской Федерации все предприятия должны перейти на выпуск фармпрепаратов по требованиям GMP, т.е. «правильной производственной практики». Такую работу мы тоже начали, у нас идет ввод в эксплуатацию нового участка зарядки генераторов технеция, в планах стоит создание нового цеха радиофармпрепаратов на основе йода и самария. Работа очень большая, требующая поддержки государства. Но на сегодня такой поддержки пока нет, мы прямо об этом говорим, и предприятие вынуждено проводить эту работу само, за свои или кредитные средства.

Данное направление ядерной медицины востребовано во всем мире, но по сравнению с США и Европой мы отстаем по обслуживанию, по диагностике и по лечению в десятки раз. Это связано, в том числе, и с недостаточным вниманием Минздрава к этой проблематике, к переводу предприятий на новые рельсы.

 Но мы работаем, стараемся идти в ногу со временем. Сейчас мы уже создали полное досье на такую активную субстанцию, как молибден-99, который востребован во всем мире, и этот изотоп, в частности, мы продаем на постоянной основе за рубеж.

– Это хорошо, значит, есть перспективы…

В.С.: – Безусловно. И у нас есть новые заказчики, так что молибден нашего предприятия, я думаю, разойдется, не ограничиваясь только одной страной.

Медицинский графит

Рассказывает советник директора по стратегическим проектам ОАО «НИИГрафит» Гульнара Аберяхимова.

–  Еще в 1980-х гг. учеными в «НИИграфите» было обнаружено уникальное свойство углерода – биосовместимость. Весь мир в развитии углеродного волокна пошел по пути ПАН-волокна, полиакрилонитрила, потому что он дает наибольшую прочность, наибольший модуль упругости. Углеродное волокно на основе вискозы не дает такого модуля упругости, поэтому развивать эту технологию в мире не стали. Для авиационной промышленности, для космоса – всем интересна прочность углепластиков.

Но случайно обнаружили, что та самая вискоза, хотя она не дает прочности, обеспечивает биосовместимость для человека. Что это значит? Что имплантат из углерода, попадая в тело человека, провоцирует рост собственных тканей, и чем дольше углеродный имплантат находится в человеке, тем прочнее он вживляется в организм. Удивительное свойство.

Здесь представлена углеродная синтаксическая пена, которой в принципе можно заменять любую травмированную часть организма, если, допустим, в этом месте должна быть кость. Врач может выпилить нужную конфигурацию, углеродная пена обрастет, в нее прорастает соединительная ткань, и она превращается в костную ткань. Если организмом там предусмотрен хрящ, то соединительная ткань превращается в хрящевую ткань.

У нас есть достаточно интересный, в некоторой степени уникальный продукт – атравматическая повязка «Карпема». Уникальна она тем, что это единственный материал в мире, который устраняет последствия трофической язвы. Считается, что трофическая язва неизлечима. Да, нельзя вылечить причину, но следствия трофической язвы углеродная салфетка, как ни странно, устраняет. Кроме того, она излечивает ожоги. В принципе, атравматическая повязка так же, как любой углерод, за счет своей биосовместимости стимулирует рост собственной ткани организма. Она выступает и адсорбентом, но в отличие от других атравматических повязок, которые действуют просто как адсорбент, она еще и стимулирует рост ткани, за счет чего срок заживления сокращается примерно в три раза. Повязка не прилипает к ткани и не оставляет на ране рубцов.

Еще одна наша уникальная разработка – дренаж для лечения глаукомы. В настоящее время в дренажной хирургии в глаукоме используются коллагеновые дренажи и дренажи из золота, но, не обладая такой биосовместимостью, дренажи из коллагена имеют свойство смещаться. Организм пытается отторгнуть его, минимальное смещение – и перекрывается ход тока, дренаж перестает работать. Углеродный дренаж за счет биосовместимости приживается в организме, не отторгается и действует постоянно за счет разницы давления внутри глаза и снаружи, выполняя постоянную адсорбцию.

Еще один интересный и уникальный продукт — глазной протез. Основная проблема в том, что, когда человек теряет глаз, из-за отсутствия синхронности у здорового глаза атрофируются нервные окончания и глаза не могут двигаться одинаково. Хирург во время операции набирает нужное количество имплантатов, сверху ставится хрусталик, и внешне не отличишь имплантат от здорового глаза. Через углеродный имплантат прорастают нервные окончания, вследствие чего сохраняется подвижность двух глаз. Глаза двигаются синхронно, при этом здоровый глаз не теряет зрение.      

Подготовил Виктор Фридман

30 октября сенатор от Бурятии Арнольд Тулохонов вновь выступит на заседании Совета Федерации по поводу реорганизации РАН. В докладе учёный нелестно отозвался о только заработавшем, но уже успевшем наломать дров законе.

Напомним, в сентябре 2013 года был подписан закон о реорганизации Российской академии наук. Документ предусматривает ряд нововведений, в том числе создание единого центра управления имуществом, уплотнение институтов и прочее. Едва ли не с первых дней в него начали вносить поправки, а самым ярым – и единственным в Совете Федерации – противником акта стал Арнольд Тулохонов. Пока ему удалось добиться годичного моратория на закон. 

В скором времени, 30 октября, в Совете Федерации пройдёт заседание рабочей группы по мониторингу закона. Сенатор намерен вновь рассказать о пагубности закона. 

В своём докладе он в первую очередь обращает внимание на созданное федеральное агентство научных организаций (ФАНО). Оно, по замыслу, нацелено на освобождение науки от управления имуществом и сокращение бюрократизма в науке. 

- Однако, количество документов, требуемых от институтов, увеличилось в разы, - указывает Арнольд Тулохонов. - Особо я хотел бы выделить срочные телефонные запросы, которые в Сибирь и на Дальний Восток приходят после обеда по местному времени и вечером. Для того чтобы на них ответить, администрация институтов переходит на вечерний и ночной режим, как это было при Сталине. 

Не согласен представитель Бурятии и с трудовой дисциплиной, на необходимость которой упирает ФАНО – «наука процесс творческий и ученые не работают как рабочие на заводе». К примеру, в Китайской академии общественных наук установлен один присутственный день в неделю, рассказывает он. При этом молодые ученые получают около 2 тысяч долларов, а пожилые со стажем 3 тысячи, не считая особой пенсии и других социальных гарантий. 

У агентства, по мнению сенатора, уже накопилось немало ошибок. К примеру, обязательность публикаций в зарубежных журналах. «Это привело к тому, что наши враги резко сократили промышленный шпионаж и разведку. Зачем тратить деньги, когда русские все свои достижения бесплатно да еще на английском языке передают всем конкурентам», - говорит Арнольд Тулохонов. 

Немаловажен вопрос финансирования, дополнительные источники которого директора институтов должны сами определить до 2018 года. Не забывая при этом о двукратном повышении зарплаты для сотрудников. По словам сенатора, им фактически предлагается сократить сотрудников в 2 раза. «Разрушительным» шагом он называет лишение институтов прав юридических лиц, с объединением в регионах. Такие планы уже намерены реализовать в Иркутске, и там в одном месте будут обсуждать вопросы солнечно-земной физики, повышения урожайности, а затем и причины детской смертности. И это не бред, а предмет жарких дискуссий, иронизирует Тулохонов. 

Укрупнение институтов за счёт объединения привело как минимум к одному отрицательному результату, продолжает политик – увеличился средний возраст сотрудников академий. Между тем, состав директоров планируется обновить (с помощью возрастного ценза в 65 лет), что приведёт к получению «послушных исполнителей», и «окончательному разрушению сложившихся научных школ». Молодёжь, потеряв уверенность в завтрашнем дне, перестала стремиться к науке, а члены-корреспонденты в академиях и вовсе оказались «бесхозными». 

- Моя просьба к ФАНО – «чуть помедленнее кони, на краю…». Неужели в стране нет более важных задач, чем ликвидация директорского корпуса и уничтожение региональных институтов. В конечном итоге эти два удара могут окончательно вбить гвозди в известную крышку российской науки, - обращается сенатор. Он вновь заявляет о том, что теперь за науку фактически никто не отвечает. 

Арнольд Тулохонов предлагает продлить мораторий на закон как минимум ещё на год. Следующее предложение – восстановить Государственный комитет по науке и технике, который ранее вместе с Госпланом и определял научно-техническое развитие страны. «В такой структуре РАН, ФАНО, РНФ вполне могут объединиться и совместно попытаться решить задачу возрождения российской науки», допускает он. 

Мы уже неоднократно писали о том, что с определенных пор - благодаря научно-техническим достижениям – мусор стал восприниматься не как проклятие цивилизации, а как сырьевой ресурс. Например, в твердых бытовых отходах достаточно много металла, стекла и бумаги, годных для вторичного использования. Даже полимеры можно с успехом пустить в переработку. В свое время китайцы специально вывозили с нашей территории полиэтиленовую упаковку и пластмассовые бутылки, используя это как сырье для своих предприятий. И вообще, в Китае на переработке твердых бытовых отходов некоторые ушлые деляги заработали миллионные состояния. Причем, завозя для этого мусор из-за океана!

С другой стороны, твердые бытовые отходы можно использовать в качестве топлива. То есть не просто их сжигать, а сжигать с ПОЛЬЗОЙ. Иначе говоря, при наличии соответствующих технологий мусор становится неплохим энергетическим ресурсом (конечно, если сжигать его «правильно», используя соответствующие научные наработки). В некоторых западных странах (например, в Финляндии), органические отходы помещают в специальные герметичные «котлованы», где они постепенно превращаются в газ. Этим газом потом отапливают небольшие города. После того, как объемы газа заканчивают, подготавливают новый «котлован». В принципе, подходов может быть много, а по мере развития данного направления, вариантов утилизации мусора станет еще больше.

Естественно, мы берем ситуацию, когда в стране приветствуются инновации, когда научная и техническая мысль находит понимание не только у инвесторов, но и у чиновников, отвечающих за экологию и за экономическое развитие. К сожалению, в Новосибирске с этим просто беда.

Несмотря на то, что в городе десятки академических институтов и сотри предприятий, твердые бытовые отходы до сих пор сваливают в чистом поле. То есть с XIX века здесь ровным счетом ничего не поменялось.

И ведь нельзя сказать, что новосибирские ученые не занимаются этой проблемой. В том-то и дело, что занимаются! Мало того – активно позиционируют свои разработки в данной сфере, пытаясь достучаться до руководителей города и области.

О результатах догадаться не сложно. Результатов практически никаких. Точнее – результат печальный. Так, примерно десять лет назад (вдумайтесь в эту цифру!) Институт теплофизики СО РАН пытался заинтересовать наших чиновников созданием комплексных районных тепловых станций. Как мы уже писали ранее, суть идеи такова: к действующей ТЭЦ пристраивается дополнительный блок, где осуществляется сжигание ТБО. То есть вместо строительства отдельных заводов по сжиганию и переработке мусора, новосибирские ученые предложили воспользоваться готовой инфраструктурой. В данном случае органический мусор сжигался бы наравне с углем на одной тепловой станции. Таким путем можно было бы, как говориться, убить сразу двух зайцев: немного сэкономить на угле (где-то на 10 – 15%) и одновременно решить экологическую проблему, избавляя наши поля и овраги от мусорных свалок (со всеми вытекающими последствиями, включая самовозгорание мусора, ядовитый чад  и заражение почв).

Однако начальство мыслило по-иному. Позиция руководителей формулировалась просто:

зачем вкладывать деньги в создание каких-то предприятий по утилизации ТБО, если в городе и за городом полно оврагов, куда можно этот мусор сваливать? В данном случае мы воспроизводим практически дословное заявление одного крупного городского чиновника.

В общем, инновация от новосибирских ученых понимания в начальственных кабинетах не нашла. Почему? Не понятно.

Самое интересное, что спустя пару лет в Новосибирске был открыт мусороперерабатывающий завод № 2, «начиненный» импортным оборудованием. В создании данного производства в ту пору проявил искреннюю заинтересованность тогдашний мэр Новосибирска Владимир Городецкий. Предприятие было предназначено для сортировки ТБО: металл - отдельно, стекло – отдельно, пластик – отдельно, бумагу – отдельно. И так далее. В принципе, при грамотной организации дела завод мог бы получать нормальную прибыль. Но у нас, как всегда, что-то не заладилось. Завод до сих пор не заработал на полную мощность, а два года назад его вообще собирались признать банкротом. А ведь бывший мэр для чего-то поддержал (а может – инициировал) данный проект. Рассказывают, что с этой целью он даже изучал зарубежный опыт (согласитесь, такой интерес дорогого стоит).

Что происходит сейчас? Овраги, как нетрудно догадаться, уже заполнены под завязку. Только один Новосибирск ежегодно «выдает» 3,5 миллиона тонн твердых бытовых отходов. Большая часть мусора складируется на городских полигонах, и их возможности на сегодняшний день практически исчерпаны. Так, в Советском районе полигон будет полностью заполнен к 2017 году. Что делать дальше? Дальше мусор придется вывозит далеко за город, что ударит не только по природе, но и по кошелькам новосибирцев. Короче, угроза высветилась весьма отчетливо, и на бескрайность наших полей и оврагов ссылаться теперь не просто безответственно, но и глупо.

Для нового мэра Новосибирска – Анатолия Локтя, актуальность проблемы очевидна (если судить по его открытым заявлениям). Утилизация мусора с использованием современных технологий сегодня актуальна как никогда. Вопрос в том, какой путь выберут наши руководители, будут ли они на этот раз присушиваться к новосибирским ученым?

В начале этого года правительство НСО утвердило соответствующую программу по сбору, транспортировке, переработке и утилизации мусора, согласно которой у нас запланировано строительство двух мусороперерабатывающих заводов. Создание этих предприятий потребует не менее 15 миллиардов рублей. Если вы думаете, что в указанной программе фигурируют разработки наших ученых, то ошибаетесь. Заводы будут работать исключительно на импортном оборудовании. И наши ученые здесь, что называется, и близко не стояли. Правительство НСО, как всегда, решая подобные вопросы, делает это так, будто в нашем регионе никакой науки нет вообще.

Таким образом, проект, предложенный нашими учеными еще десять лет назад, опять обойден вниманием. А ведь для оборудования каждой ТЭЦ, согласно предварительным расчетам, достаточно полмиллиарда рублей.

Сопоставьте приведенные цифры, и вам станет все ясно. Стоимость двух «импортных» заводов сопоставима с затратами, которых бы хватило на дополнительное оборудование для тридцати (!) ТЭЦ.

Ученым осталось надеяться только на мэрию Новосибирска. Как мы сказали, новый мэр Анатолий Локоть актуальность проблемы осознает. Однако в самом руководстве города единого понимания путей ее решения еще нет. Кое-кто из высоких начальников предлагает разработчикам не надеяться на финансовую поддержку муниципалитета, а искать инвесторов, выявляя в этом деле коммерческую составляющую. Подход вроде бы здравый, если бы не одно обстоятельство – перегруженность полигонов становится социальной проблемой, затрагивающей всех. В том числе – руководство области и города. Так что оставаться в стороне от проблемы и делать замечания в стиле: «крутитесь сами как хотите» - совсем не получится.

Олег Носков

Об одной из важнейших проблем экономики корреспондент "РГ" беседует с Вячеславом Михеевым, который возглавляет крупнейший в стране научный исследовательский центр по созданию электронной вычислительной техники НИЦЭВТ.

По сути, мировым брендом стал знаменитый тезис президента Совета по конкурентоспособности национальной экономики США Деборы Уинс-Смит: "Кто слаб в вычислениях, тот не конкурентоспособен на мировом рынке". А в одном из опросов руководители крупнейших фирм США в сфере авиации, космоса, автомобилестроения, нефтедобычи, биологии, фармацевтики, электроники, программного обеспечения, транспорта, индустрии развлечений, назвали парк суперкомпьютеров национальным достоянием Америки. Почему эти машины считаются одним из главных критериев уровня развития страны?

Вячеслав Михеев: Суперкомпьютер - это не простая вычислительная машина, а технологическое оружие. Это инструмент в конкурентной борьбе на рынках высоких технологий, который позволяет сделать революцию в промышленности. Ведь, создавая сложную технику, будь то автомобиль, самолет, ядерный реактор, системы вооружения, вы сокращаете до минимума долгую и очень дорогую стадию превращения идеи в опытные образцы, исключаете проведение многократных испытаний, внесение переделок, устранения дефектов и т.д. Проигрывая на моделях различные варианты, суперкомпьютер предприятия быстро проходит дорогу от идеи до готового изделия. Оптимальный результат воплощается в "металл". Кто применяет такую технику, опережает конкурентов.

33,86 квадриллиона операций в секунду делает самый мощный в мире китайский суперкомпьютер Tianhe-2

Американцы давно это осознали, они много лет являются безусловными мировыми лидерами, как в разработке, так и в использовании суперкомпьютеров. Сегодня у них более 230 машин, которые входят в рейтинг ТOP-500. Европа устремилась в погоню за Америкой, где сейчас действуют более 100 суперкомпьютеров, и Азия с их 120 с лишним вычислительными машинами. Кстати, только в Китае их уже 73.

Нынешние суперкомпьютеры - настоящие монстры, в них счет ведут миллионы микропроцессоров. Причем с совершенно фантастической скоростью: терафлопсы - миллиарды операций в секунду, и петафлопсы - квадриллионы операций. А уже говорят, что и этого мало.

А где находится Россия в этой суперкомпьютерной гонке?

Вячеслав Михеев: В России сегодня восемь таких машин, самая мощная "Ломоносов" в МГУ, по производительности занимает 42-е место.

Большинство людей уверены, что эта российская техника на самом деле полностью зарубежная, создана из иностранных электронных блоков, использует иностранное программное обеспечение. Это так?

Вячеслав Михеев: Сегодня российский суперкомпьютер - это либо закупленная за рубежом вычислительная машина, либо собранная из комплектующих, произведенных за пределами России, доступных на коммерческом рынке. Аналогичная ситуация и с программным обеспечением. Это итог глубочайшего кризиса 1990-х годов. Достаточно сказать, что наш крупнейший в России научно-производственный комплекс ранее был своего рода государством в государстве, лидером по созданию компьютеров. Это был наш ответ IBM в области вычислительной техники. Здесь работали семь тысяч человек, а сейчас осталось 700. Приватизированы огромные площади, тематика уменьшалась как шагреневая кожа. И только в 2000-х началось возрождение. А сейчас мы уже готовы сделать первый российский суперкомпьютер.

Полностью наш?

Вячеслав Михеев: Не полностью, его компонентная база зарубежная, но самое главное - основные составляющие суперкомпьютера - вычислительные узлы, коммуникационная сеть и системы, обеспечивающие его работу, созданы российскими инженерами. На нашем предприятии вычислительная платформа не только разработана, но и изготовлена. Особо хочу обратить внимание на ключевой элемент суперкомпьютера - коммуникационную сеть.

А почему важнейший?

Вячеслав Михеев: Здесь надо объяснить, почему вообще суперкомпьютер считает с огромной скоростью. Как я уже говорил, что в нем миллионы процессоров. И надо, чтобы они работали одновременно. Тогда машина будет использоваться по максимуму. Однако в сложных задачах процессорам приходится часто обращаться к памяти, и производительность машин падает в сотни раз. То есть суперкомпьютер может иметь фантастическую производительность в так называемых тестовых задачах, но превратится в "черепаху", когда надо решать ряд сложных задач, если у него плохая коммуникационная сеть. Мы создали микросхему, основную ячейку, на основе которой можно строить такие коммуникационные сети. То есть можем обходиться своими разработками.

И эта микросхема полностью сделана на основе отечественной микроэлектроники?

Вячеслав Михеев: Пока нет. Мы разработали ее архитектуру, а изготовлена она за рубежом по технологии 65 нанометров. Наши лидеры в области микроэлектроники, предприятия Зеленограда сейчас серийно освоили технологию 90 нм, но уже в этом году планировали перейти на 65 нм. Как только это произойдет, начнем использовать их возможности. Но главное, что у нас есть научно-технический потенциал и разработчики, которые могут создавать подобные микросхемы и электронные модули практически любой сложности, что крайне важно в условиях применения санкций и актуально при импортозамещении наиболее важных для страны технологий.

Кроме коммуникационной сети ключевым элементом суперкомпьютера являются сами процессоры. Говорят, что здесь мы отстали от Запада навсегда. И как же в такой ситуации создавать свои супер-ЭВМ, даже имея собственные коммуникационные сети? Что они будут соединять?

Вячеслав Михеев: Лучшие в мире процессоры изготовлены по технологии менее 18 нм и уже практически приблизились к предельному уровню для кремния, дальше будут компьютеры на новых принципах, например, квантовые или биологические. И здесь у российских ученых есть интересные разработки. Так что мы можем попасть на поезд новых технологий. Что же касается ближайшего времени и последствий возможных санкций... Будем создавать вычислительные системы на отечественных процессорах, пусть и изготовленных не по самой современной технологии.

А может, нет худа без добра? Опора на собственные силы позволит обезопасить себя от всевозможных "жучков" и закладок.

Вячеслав Михеев: Отчасти вы правы. Но и для импортной техники есть методы, которые гарантируют достаточный уровень безопасности. "Жучки" в аппаратуре находятся просто, достаточно просветить микросхемы рентгеном. Сложнее с закладками в программном обеспечении. Но, прежде чем начать с ним работать, специалисты его тщательно изучают и блокируют функции, если их нет в декларации. Уверяю вас, что борьба со всяческими возможными "происками" - достаточно сложная, но решаемая задача.

Визитная карточка

Генеральный директор НИЦЭВТ Вячеслав Михеев, выпускник Таганрогского государственного радиотехнического университета. Кроме того, он окончил Российскую академию народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ. Он - кандидат технических наук, автор более 50 научных работ в области создания сложных информационных систем и обеспечения их безопасности. Возглавлял несколько крупнейших предприятий России по разработке и выпуску вычислительной техники, в частности, концерн "Вега" и "НИИ Кулон". Ему 37 лет.

Справка "РГ"

В НИЦЭВТ в 1953 году была разработана первая в СССР отечественная вычислительная машина "Стрела". Здесь же было создано семейство новых электронно-вычислительных машин - Единая система ЭВМ военного и гражданского назначения. До середины 1990-х годов это предприятие являлось головным по направлению ЕС ЭВМ - наиболее массовой вычислительной машины в СССР и странах СЭВ.

Сегодня здесь работают 700 человек, средний возраст - 46 лет, средняя зарплата - более 55 тысяч рублей.