В начале октября в Московском физико-техническом институте прошел круглый стол, посвященный строительству XFEL — самого крупного в мире рентгеновского лазера (разера) на свободных электронах. Общая стоимость установки достигает 1,2 миллиарда евро. Доля финансового участия России в международной программе — 27 процентов. С российской стороны проект курирует «Курчатовский институт». «Лента.ру» посетила пресс-конференцию, проведенную после круглого стола по XFEL, и узнала, как этот лазер устроен.
XFEL (X-ray Free Electron Laser — рентгеновский лазер на свободных электронах) — международная программа по созданию крупнейшей в мире установки для наблюдения за ходом химических реакций. По словам участников проекта, XFEL позволит проследить за сложными биохимическими процессами в клетках и приведет к быстрому прогрессу в понимании механизмов ряда заболеваний, например болезни Паркинсона.

Фактически новый лазер представляет собой уникальный инструмент, позволяющий в режиме онлайн следить за изменениями в трехмерной структуре крупных биомолекул.
Всего в строительстве XFEL занято около 250 человек из 12 стран-участниц проекта. Начатые в 2009-м работы планируется завершить в следующем году.

Еще через год рентгеновский лазер будет полностью готов к первым экспериментам. Самая крупная доля финансового участия у Германии — 58 процентов. На втором месте — Россия. Вклад остальных стран — Дании, Франции, Греции, Венгрии, Италии, Польши, Словакии, Испании, Швеции и Швейцарии — в диапазоне от одного до трех процентов.

Квоты на использование лазера определяются пропорционально финансированию. Однако, по словам ученых, заявки на проведение наблюдений могут подавать все желающие. Решение о возможности тех или иных экспериментов будут принимать эксперты, руководствуясь актуальностью конкретных научных задач.
Общая длина туннеля лазера — 3,4 километра. Туннель начинается от самого крупного в Германии центра физики частиц DESY (Deutsches Elektronen-Synchrotron — Немецкий электронный синхротрон), расположенного в Гамбурге, и доходит до границы города Шенефельд земли Шлезвиг-Гольштейн. Вся система туннелей лазера расположена под землей на глубине от шести до 38 метров.

Для разгона электронов будет использоваться сверхпроводящий линейный ускоритель общей протяженностью 2,1 километра с расчетной энергией от 17,5 до 20 гигаэлектронвольт. По всей длине разгонной части ускорителя, равной 1,7 километра, установят 101 модуль, состоящий из специальных сверхпроводящих камер.
Частицы, поступающие в ускоритель, выбиваются из металла при помощи специального лазера. Источник излучения должен удовлетворять специфическим условиям, так как самые незначительные отклонения в первоначальном движении электронов могут привести к получению на выходе пучка недостаточно высокого качества.
На первых 1,7 километра электроны будут ускоряться в специальных резонаторах, в которых разгон частиц осуществляется при помощи микроволнового излучения до скоростей, сравнимых со скоростью света. Сами резонаторы изготовлены из материала с ниобием, переходящим в сверхпроводящее состояние при охлаждении до температуры минус 271 градус Цельсия. Это позволяет почти без потерь расходовать электрическую энергию на ускорение частиц и формировать достаточно тонкий пучок электронов. В качестве охладителя планируется использовать жидкий гелий.
Ускоренные электроны двигаются в так называемых ондуляторах (некоторые технологические решения для которых предложили ученые из Института ядерной физики СО РАН в Новосибирске) — системы магнитов, заставляющей заряженные частицы излучать рентгеновские кванты со все большей интенсивностью. Скорость фотонов выше скорости электронов — распространение излучения опережает электроны, и последние, попадая в поле излучения первых, формируют в полости ондулятора конфигурацию из множества тонких дисков. Главная особенность такой системы — синхронное излучение, образующее короткие и интенсивные рентгеновские вспышки со свойствами лазерного пучка.
Формирование электронных дисков и излучения от них составляет содержание так называемой самоусиливающейся спонтанной эмиссии. Для получения качественных пучков на XFEL планируется использовать ондуляторы длиной более ста метров.

В зависимости от потребностей эксперимента, параметры лазера XFEL могут настраиваться с помощью различных оптических инструментов, таких как, например, зеркала, решетки, щели или преломляющие кристаллы. Эти элементы устанавливаются в базовые станции на выходе пучка и взаимодействуют с ним. Данные такого взаимодействия фиксируются датчиками и анализируются компьютером. Сами исследователи будут управлять и следить за ходом эксперимента из диспетчерских кабин.
После ускорительной части 3,4-километрового туннеля лазер сможет генерировать около 27 тысяч рентгеновских вспышек с длиной волны от 0,05 до 6 нанометров в секунду и продолжительностью до ста фемтосекунд (менее одной триллионной доли секунды).

Это сделает установку самой мощной в мире среди всех рентгеновских лазеров: столь короткие импульсы позволят исследовать трехмерную структуру крупных биомолекул и их взаимодействия с точностью, недоступной ранее. Аналогичные лазеры работают в США и Японии, но их возможности на порядки ниже европейских.

Существует в бизнес-кругах такое выражение: отсутствие результата – тоже результат. Подобная мысль приходит всякий раз после публичного общения представителей науки с представителями мэрии Новосибирска. Впрочем, на данном этапе результатом является уже само общение. Подчеркиваем – публичное общение, в присутствии десятков журналистов.

Конкретно речь идет об итогах очередного «круглого стола», посвященного вопросам экологии. Точнее – научным подходам к утилизации твердых бытовых отходов и к восстановлению почв городских территорий. Мероприятие, специально отметим, проводилось по инициативе департамента промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Новосибирска и традиционно проходит в пресс-центре «ИТАР-ТАСС Сибирь». Естественно, все доклады были ориентированы на руководителей, прямо или косвенно отвечающих за состояние экологии города. Во всяком случае, в зале присутствовал председатель городского комитета охраны окружающей среды и природных ресурсов мэрии Новосибирска. Представленные разработки касались его непосредственно.

Если вы думаете, что чиновник, курирующий экологические вопросы, с воодушевлением воспринял эти разработки, то значит, вы слишком наивно воспринимаете ситуацию.

Чиновник, как это часто бывает, заметил собравшимся, что всё, показанное здесь - уже не ново, что он уже неоднократно общался с разработчиками, которые, по его словам, никак не хотят вникнуть в суровые реалии нашей земной жизни. Что реальная практика, как отметил, заметно отличается от гладенькой теории.

Но ученые, судя по его высказываниям, упрямо эти реалии игнорируют. Разработки, может быть, и не такие уж плохие, но надо понимать – разъясняет чиновник, -  что некоторые предложения даже не вписываются в существующие на Западе тренды, где уже планируют отказаться от сжигания твердых бытовых отходов. 

В общем, почему у нас наши научные разработки «ни за что»  не воплотятся в жизнь, мы вроде бы поняли. А вот что делать и на что рассчитывать – так и осталось за кадром. Вроде бы, правительство области подготовил соответствующую программу и в 2015 году начнется закладка необходимых предприятий по переработке мусора. Планируется ли тут участие новосибирских ученых, нужны ли будут их разработки, также не ясно. Скорее всего – не планируется. Таким образом, ученым опять дали понять, что власть при решении своих проблем может, в принципе, обойтись и без них. А если они понадобятся, не беда – позовут. Такой, в общих чертах, подход к проблеме опоры на собственные инновации.

В этой связи так и остается неясным: либо у нас наука никчемная, либо отношение к ней со стороны наших чиновников весьма отстраненное (почему? – вопрос отдельный). Если ученые ИТ СО РАН, представившие свой проект утилизации ТБО, и впрямь не дотягивают до мирового уровня или чего-то там упускают из виду, то в таком случае было бы неплохо заявить об этом недвусмысленно. Например: «Извините, господа, но ваши разработки – старьё. Поэтому будем работать с китайцами». Однако открыто об этом не говорят. И потому ситуация, что называется, «подвисает» в воздухе. Мы, вроде бы, гордимся своей наукой, но, с другой стороны, держимся от нее на расстоянии. И стоит только ученым сделать шаг в сторону сокращения дистанции, как тут же выясняется, что у них «что-то не так», как нам нужно.

На этом фоне грозные вопросы: «Каковы капитальные затраты? Каков срок окупаемости?» - звучат прямо как приговор. Должны ли ученые, занимающиеся фундаментальной наукой, доводить свои исследования до такого уровня? Или это инвестор должен заинтересоваться их разработкой, а потом оценить ее значение, собрать у ученых все необходимые данные и сделать такие расчеты самостоятельно?

Как высказалась по этому поводу начальник ОИПВД Института теплофизики СО РАН Людмила Перепечко: «Спрашивать у доктора наук, какова окупаемость внедрения данной разработки, по крайней мере, некорректно». Высказывание было по адресу одного чиновника новосибирской мэрии, который ко всем разработкам примерял планку как потенциальный инвестор.

Правильно это или нет: вгонять сотрудников академических институтов в прокрустово ложе экономических моделей и расчетов? В чем нелепость возникшей ситуации? Нелепость в том, что ряд направлений научных исследований силами САМИХ УЧЕНЫХ  никогда (подчеркиваю – никогда!) не смогут облечься в плоть экономических параметров. Для этого нужны другие структуры или другой подход к организации работы. Скажем, одни занимаются фундаментальные исследования, предполагая их практическое применение. А их наработки воплощают в конкретных опытных образцах другие организации или другие подразделения. К примеру, ученые исследуют свойства сверхкритической воды и делают выводы о практическом использовании. Подтверждать эти тезисы практикой воплощения данной разработки в виде коммерчески окупаемого проекта – на самом деле очередная нелепость, еще одна попытка пойти здесь своим «особым путем». Так ли это должно делаться?

Начнем с того, что ученому, занятому исследовательской деятельностью, физически некогда переходить в сферу бизнес-проектов. Это, говоря откровенно, даже не его профиль. Да, этим может заниматься исследовательское учреждение, где он работает, но в этом случае коммерческая состоятельность проекта определяется не исследователями. Если его разработка имеет прикладной смысл и может найти свое место на рынке, то данный коммерческий потенциал должны выявить именно те, кто пытается на этом рынке зарабатывать деньги. Задача ученого – лишь честно и доходчиво донести до них возможности разработки. Но вряд ли ученый должен разрабатывать какой-либо бизнес-план. В этом случае ему просто-напросто придется переквалифицироваться, оставив научные исследования за скобками.

В принципе, данную функцию – продвижение научных разработок и вывод их на рынок в виде конкретных инвестиционных проектов – должно взять на себя ФАНО. Как мы знаем, данная структура состоит исключительно из «эффективных менеджеров», которые недвусмысленно заявили ученым, чтобы те занимались тем, что в потенциале пригодно для коммерческой реализации.

Однако занимается ли ФАНО таким продвижением? Время, конечно, покажет. Но пока еще шагов в данном направлении зафиксировано не было.

Поэтому во многих случаях сами ученые – на уровне заведующих лабораториями и старших научных сотрудников – вынуждены брать на себя такую функцию. И необходимо понимать, что данная ситуация – вынужденная. У кого-то здесь получается лучше, у кого-то – хуже. Кроме того, уровень самих разработок также не сопоставим. Одно дело – создать какой-нибудь новый порошок для чистки труб. Другое дело – принципиально новое направление в энергетике, требующее изменения (не много, не мало) всей государственной политики в данной сфере.

Вот это все необходимо учитывать, прежде чем обрушиваться с критикой на разработчиков. В конце концов, если мэрия заинтересована в сотрудничестве с учеными, то ей ничто не мешает предложить свои услуги по продвижению тех или иных разработок. По крайней мере, департамент промышленности, инноваций и предпринимательства уже пытается создать коммуникативную площадку для того, чтобы наладить конструктивный диалог между учеными и потенциальными инвесторами. Главное, чтобы со стороны институтов шла непрерывная инициатива. Ибо, как говорится в народе, под лежачий камень вода не течет.

Олег Носков

История вокруг недопуска в Эстонию, на заседание медиа-клуба «Импрессум», директора Института этнологии и антропологии РАН, академика РАН Валерия Тишкова не является изолированным событием. Заявление Вольного исторического общества ставит ее в контекст тенденции к изоляции и самоизоляции.

В последнее время в развитии нашей страны все яснее проявляется очень опасная тенденция — нарастающая ее изоляция и самоизоляция, являющиеся результатом как собственной политики России, так и реакции на эту политику мирового сообщества. Одно из проявлений этой изоляции — нарушение с трудом налаженных в постсоветское время международных связей российских ученых, что угрожает самому существованию в России науки, по своей сути являющейся интернациональной.

Такая тенденция полностью отвечает интересам наиболее ретроградной и изоляционистской части российской политической элиты, для которой ученые - естественные противники, поскольку и по характеру своей деятельности, и по менталитету являются одной из наиболее интернационализированных групп российского общества. К тому же они как носители рационального и критического взгляда на мир, в меньшей степени подвержены пропаганде, искажающей реальность. Поэтому вполне естественно ожидать от этой части российской власти попыток всемерно изолировать ученых, затруднить их контакты с западными коллегами и создать «суверенную» квазинауку. Однако правительства некоторых западных стран совершают шаги в том же направлении, фактически объединяя свои усилия с усилиями российских ретроградов.

Одним из самых заметных событий последних дней стала депортация из Эстонии крупного российского историка и антрополога В. А. Тишкова, прибывшего в эту страну для чтения научного доклада. Она была совершена без всякого объяснения причин и в намеренно унизительной форме. Следует заметить при этом, что В. А. Тишков не только возглавляет один из лучших гуманитарных академических институтов — Институт этнологии и антропологии — но и является академиком-секретарем Отделения историко-филологических наук РАН и, следовательно, административно представляет всю российскую историческую и филологическую науку. Таким образом, речь идет о символическом жесте, направленном на унижение российской гуманитарной науки в целом. При сходных обстоятельствах в августе был выдворен из Литвы российский историк, директор фонда «Историческая память» А. Р. Дюков, прилетевший в Вильнюс для презентации своей книги «Накануне Холокоста» (и хотя его объявление persona non grata легче объяснить, но все же невозможно оправдать).

В еще худшем положении оказались ученые Крыма, вне зависимости от их политических взглядов. Речь идет не только о том, что визиты их западных коллег в Крым и участие крымских ученых в международных проектах оказались невозможны. Как нам стало известно, совсем недавно один из наших крымских коллег, получивший приглашение от знаменитого Гумбольдтовского фонда приехать в Германию, не смог получить немецкую визу. При этом он использовал именно ту процедуру, которую предписывают жителям Крыма посольства Евросоюза — обратился в консульство Германии в Киеве с украинским паспортом. Однако консульство отказалось даже принять документы, мотивируя это тем, что учреждения, в котором он работает, на территории Украины больше не существует. Учитывая, что жители Крыма, независимо от гражданства, не могут обращаться за визами и в консульства на территории России, это означает полную изоляцию для тех коллег, у которых истекают имевшиеся визы или которые попытаются их получить впервые.

Такие действия, безусловно, вызывают в памяти прошлогодний отказ в выдаче российской визы Амандин Регамэ, директору Франко-российского центра гуманитарных и общественных наук в Москве, недавнее задержание в Южно-Сахалинске известного японского сейсмолога Кэндзи Сатакэ и другие политически мотивированные или вовсе немотивированные акции российских властей против иностранных ученых.

Подобные действия, от властей каких бы стран они ни исходили, мы считаем недопустимыми. Именно люди науки и культуры способны восстановить в будущем утраченное доверие между народами и не дать скатиться участникам даже самых острых конфликтов в окончательное одичание. Попытки затруднить международные контакты ученых бьют и по собственному образованному слою соответствующей страны, и по всей мировой науке, а значит по нашему общему будущему. Единственная возможность противостоять этому – солидарность ученых, вне зависимости от их гражданства и политических взглядов. Мы призываем наших коллег внутри России и за ее пределами противостоять попыткам и своих, и иностранных политиков изолировать нас друг от друга и не оставлять без внимания случаев неоправданного ограничения свободы передвижения ученых по мотивам «национальной безопасности» или другим политическим мотивам.

Члены Совета Вольного исторического общества

А.И. Иванчик, член-корреспондент РАН, научный руководитель Отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН, профессор МГУ и РГГУ

Л.А. Кацва, учитель истории Московской гимназии на Юго-Западе №1543.

И.И. Курилла, доктор исторических наук, заведующий кафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета.

П.Ю. Уваров, член-корреспондент РАН, заведующий Отделом западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени ИВИ РАН, профессор НИУ ВШЭ.

А.М. Молдован, академик РАН, директор Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН.

С.В. Мироненко, доктор исторических наук, директор Государственного архива РФ, заведующий кафедрой истории России XIX – начала XX в. Исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

Н.П. Соколов, кандидат исторических наук, шеф-редактор журнала «Отечественные записки»

И.Н. Данилевский, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории идей и методологии исторической науки НИУ ВШЭ.

А.И. Миллер, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, профессор Центрально-Европейского университета.

А.В. Рубцов, кандидат философских наук, руководитель Центра философских исследований идеологических процессов Института философии РАН

К заявлению присоединились:

О.Б. Леонтьева, доктор исторических наук, профессор кафедры Российской истории Самарского государственного университета

М.Я. Рожанский, кандидат философских наук, директор АНО "Центр независимых социальных исследований и образования"

А.В. Кузнецов, учитель истории гимназии №1543

Л.Е. Бляхер, доктор философских наук профессор Дальневосточного федерального университета, Хабаровск

И.В. Курукин, доктор исторических наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета

И.Л. Щербакова, руководитель молодежных и образовательных программ международного правозащитного общества "Мемориал"

А.Б. Каменский, доктор исторических наук, декан факультета истории, заведующий кафедрой политической истории НИУ ВШЭ

А.Б. Голубовский, кандидат искусствоведения.

Д.А. Сдвижков, кандидат исторических наук, научный сотрудник Германского исторического института (Москва).

Б.И. Колоницкий, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского Института истории РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Н.П. Гринцер, доктор филологических наук, директор Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС

А.А. Волвенко, кандидат исторических наук, декан факультета истории и филологии Таганрогского института им. А.П. Чехова

Е.Ш. Гонтмахер, заместитель Директора ИМЭМО РАН

«Обмен санкциями» с Западом вызвал самые разные прогнозы. От эмбарго на поставки определенных видов продуктов в страну ждут разного. Пессимисты предрекают если не голод, то, как минимум, резкий рост цен. Оптимисты, напротив, надеются на заметный рост отечественного сельхозпроизводства. Мы же предлагаем узнать, что думают по этому поводу ученые. В частности, наш собеседник – старший научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства СО РАН, к.э.н. Юлия Сергеевна Отмахова.

– Прежде всего, надо понимать, что сельское хозяйство и пищевая промышленность – это две разных отрасли. И одни и те же процессы, сказываются на них по-разному. Помните, в конце 1990-х годов стала набирать популярность компания «Покупайте российское!». Население искренне поддерживало отечественного производителя. А зарубежные компании, учитывая данный запрос, начали успешно маскировать свою продукцию под отечественную, которая производилась на российских подразделениях зарубежных корпораций.

В результате, доля иностранного капитала в пищевой промышленности России составляет около 60% и продолжает расти, в значительной части за счет сделок слияния и поглощения. Это, кстати, общемировой процесс.

Производство продовольствия имеет очень высокую окупаемость, а «быстрые деньги» всегда особенно популярны среди инвесторов. Поэтому степень глобализации в этой отрасли очень высокая. Тем более, когда речь идет о таких огромных рынках, как наша страна. Так что, значительная часть отечественных производителей пищевой продукции, не такие уж и «отечественные».

В сельском хозяйстве ситуация иная. Здесь очень мало иностранных инвесторов. Но надо понимать, что само по себе эмбарго на мясо и молочную продукцию из Европы не решат проблемы нашего аграрного сектора.

 – А есть ли какие-то положительные моменты в ответных санкциях, введенных российским правительством?

– Они дали возможность более открыто говорить о тех проблемах, что существуют сегодня в нашем сельском хозяйстве. Привлекли дополнительное внимание к этой отрасли. И это хорошо. Например, известно, что своего молока нам не хватает и в этих условиях производители решали эту проблему за счет импортных заменителей, часто – на основе пальмового масла, которые не полезны для человеческого организма. Сейчас, когда импорт ограничен, можно надеяться, что на проблему нехватки молока обратят больше внимания и последуют какие-то меры по повышению его производства в стране.

– А если говорить о продовольственном рынке в целом?

– Если говорить в целом, то продовольственный рынок представляет собой сложную систему, включающую такие крупные блоки как сельскохозяйственное производство, пищевую промышленность, торговлю, импорт/экспорт сырья и готовой продукции. А зачастую при анализе продовольственного рынка понимают только ресурсную базу, т.е. сельское хозяйство или импорт. На Западе есть такая область исследований как food science, которая подразумевает работу самых разных экспертов: химиков, биологов, экономистов, инженеров. И в результате получается гармоничная картина развития рынка. У нас такого аналога нет, каждое ведомство занимается только своим участком. А в результате – нет согласованности действий, что заметно снижает их эффективность.

– Но разработана доктрина продовольственной безопасности…

– …которая опирается преимущественно на количественные, а не качественные показатели. Например, учитывается, сколько должно быть выращено пшеницы, но без разделения по категориям.

То есть в «одной графе» считают и фураж, и корма для скота, и ту пшеницу, что подходит хлебопекарным предприятиям. А потом удивляемся, почему мы одновременно экспортируем пшеницу и покупаем ее у других стран.

Или пример на региональном уровне. Наши ученые провели исследования почв во всех 30 районах Новосибирской области. И выяснилось, что пшеницу третьего класса, которая подходит для производства хлеба можно успешно выращивать только в 8 из них. Теперь предположим, что распределяются средства среди хозяйств на увеличение производства зерновых именно с целью обеспечения продовольственной безопасности. Можно эти средства «размазать» тонким слоем по всем районам (как это часто и делают). А можно – сосредоточить их именно в тех районах, где они дадут реальный результат. А еще можно (и нужно!) провести подобные исследования в остальных регионах, просчитать логистику, определить, куда лучше везти зерно, где лучше строить новые мукомольные производства. Это и есть food science. «Закопать деньги» в сельском хозяйстве очень легко. А для эффективного результата нужен научный подход, сосредоточенность на ключевых направлениях

– А что необходимо сделать для обеспечении системного исследования продовольственного рынка?

– В новых условиях необходимо перевести исследования продовольственного рынка на новый уровень и нам необходимо создание такого научного направления как food science, в рамках реорганизуемой Академии наук. Привлечь ученых из разных областей науки и совместно увязать вопросы производства сырья и производства пищевой продукции в единый процесс. И я надеюсь, что внимание к теме продуктовой безопасности, которое из-за санкций возникло у руководства страны, подтолкнет власть к подобным шагам. Ведь, в конечном счете, речь идет не просто о независимости от поставок из стран Евросоюза. Речь о продовольственной безопасности страны и качестве жизни ее граждан. А это не менее важные вопросы, чем освоение космоса. А повышение качества жизни населения – важнейшая задача любого цивилизованного государства.

Георгий Батухтин

Результаты эксперимента «Матрешка-Р» на борту МКС свидетельствуют, что дозы радиации, которые получают внутренние органы космонавтов на орбите, в разы меньше, чем думали ранее. Об этом говорится в статье, опубликованной в журнале Radiation and Environmental Biophysics.

«Этот результат важен для планирования длительных полетов: он означает, что можно лететь дальше и летать дольше. Хотя в целом дозы радиации большие, и остается вопрос как их снижать, чтобы сохранить здоровье космонавтов», - говорит один из авторов исследования, Вячеслав Шуршаков из Института медико-биологических проблем РАН.

 Эксперимент «Матрешка-Р» на борту МКС был начат еще в 2004 году, когда на станцию были доставлены специальные манекены. Эти устройства, похожие на человеческий торс с головой, были сделаны из полиуретана – материала, поглощающего радиацию примерно так же, как тело человека. Внутри они «нашпигованы» датчиками ионизирующего излучения.

«Нам нужно измерять дозу радиации, которая воздействует на критически важные внутренние органы – желудочно-кишечный тракт, кроветворную систему, центральную нервную систему. Непосредственно в тело человека дозиметр засунуть нельзя, поэтому используются тканеэквивалентные фантомы», - объясняет Шуршаков.

Такой фантом сначала был помещен на внешней поверхности МКС в герметичном контейнере, который по параметрам поглощения соответствовал космическому скафандру, а затем был перенесен внутрь станции. Вячеслав Шуршаков и соавторы исследования – ученые из Польши, Швеции, Германии и Австрии – пересчитали собранные данные с помощью компьютерной модели NUNDO и получили точные оценки дозы радиации для каждого внутреннего органа.

Расчеты показали, что реальное воздействие радиации на внутренние органы значительно ниже, чем показывали «обычные» дозиметры.

«При выходе в открытый космос доза в теле будет на 15% ниже, а внутри станции - на все 100% (то есть в два раза) меньше, чем та доза, которую измеряет индивидуальный дозиметр, расположенный в кармашке на груди у космонавта», - говорит ученый.

Вместе с тем он отмечает, что даже с учетом этих данных возможная доза радиации для путешественников на Марс все еще остается слишком высокой. Ожидаемая доза составляет около 1 зиверта, что создает неоправданно высокий риск онкологических заболеваний. Поэтому специалистам придется искать пути снижения дозы радиации или сокращения срока перелета.