Начну с непопулярного. Я последовательный сторонник ЕГЭ. Я слишком много знаю о том, как принимались выпускные и вступительные экзамены в 1990-е годы и в начале 2000-х. И я хорошо знаком с организацией экзаменов по типу ЕГЭ в некоторых других странах, например в Польше.
Да, ЕГЭ несовершенен, его есть за что критиковать, его надо критиковать и совершенствовать, но в целом он способен дать более-менее объективную картину знаний учащихся. И коррупцию он реально уменьшил, и дети стали серьезнее готовиться к экзамену (только их мало кто умеет правильно готовить — но это другая проблема), и мобильность выпускников возросла. А устный экзамен, конечно, прекрасная форма аттестации — как коммунизм был прекрасной идеей. Вот только реализация такой идеи на практике, увы, невозможна из-за несовершенства человеческой натуры. Как с удивлением говорили мои коллеги, польские учителя, когда я рассказывал, что у нас до сих пор продолжаются дискуссии о возвращении устных экзаменов: «Ну, Александр, как такое возможно… это же слишком субъективно!»
Впрочем, у нас в стране всё возможно, и эксперименты с возвращением устной части экзамена уже начались. Однако речь не об этом. В нынешней экзаменационной системе выявилось слабое звено, где старый, всем хорошо знакомый и совершенно безудержный произвол предстает во всей красе. Это рассмотрение апелляций.
Сначала буду говорить только о ЕГЭ по истории и только по Москве. Еще несколько лет назад ситуация была другой. В 2010 году была удовлетворена 501 апелляция из 729, в 2012 году — 738 из 1265, т. е. около 60%. Эксперты работали вдумчиво, в случае сомнений шли навстречу выпускникам. Никаких заметных конфликтов не возникало. Впрочем, высокий процент удовлетворенных апелляций в 2012 году был использован как аргумент для критики новых моделей заданий по истории, которые тогда только-только внедрялись (в частности, пресловутый исторический портрет).
«Главными причинами роста процента удовлетворенных апелляций по истории в этом (2012) году является не плохая работа экспертов, а факторы, связанные с недоработками и ошибками разработчиков КИМ ЕГЭ, — отмечалось в ходе полемики. — Первым фактором, породившим шквал апелляций и затруднившим работу экспертов, стало введение в КИМ 2012 году нового задания — С6 (исторический портрет)».
Видимо, выводы были сделаны самые решительные: если большое число удовлетворенных апелляций позволяет критиковать КИМы ЕГЭ, то надо добиться их уменьшения и потом весело отчитываться о достигнутых успехах. И с 2013 года, по общему впечатлению, был взят курс на ужесточение подхода к апелляциям. Эксперты «стоят насмерть» даже в случаях, которые многим специалистам представляются очевидными. В ход идет всё — придирки к фактическим неточностям, расширенное и очень вольное толкование критериев оценивания, даже прямое искажение информации и психологическое давление на учащихся.
Приведем несколько ярких примеров этого и прошлого года. Среди направлений деятельности Ярослава Мудрого девочка указала «деятельность, направленную на укрепление православия (строительство храмов, например соборов Святой Софии в Киеве и Новгороде)». Замечание: храмы не имеют никакого отношения к православию (!). На недоуменный вопрос несчастного ребенка последовали длинные рассуждения эксперта — что вот она, дескать, в храмы не ходит, а молится иконке дома, значит, храмы здесь ни при чем.
Еще замечание в связи с династическими браками Ярослава Мудрого: киевские князья были нерусские, поэтому эти браки нельзя считать династическими. Кроме того, это не специфично для Ярослава Мудрого: такие браки были и раньше, например брак Святослава с рабыней (!). Замечательно, что все эти аргументы привела не кто иной, как зампредседателя предметной комиссии Д. А. Фадеева.
Очень часто эксперты требуют от детей какой-то фантастической детализации. Мало просто написать, что при Ярославе Мудром была составлена первая часть свода законов «Русской правды» — «Правда Ярослава», надо было перечислить ее основные положения. На резонный вопрос выпускника: «Что, ВСЕ?» — последовал туманный ответ: «Ну, хотя бы половину…»
Мало было написать, что одним из отличий политики Павла I в сравнении с политикой Екатерины II было урезание привилегий дворянства, что выразилось, в частности, в отмене «Жалованной грамоты», — надо было перечислить, что именно содержала «Грамота» и, соответственно, было отменено. Прямо как в анекдоте про экзаменатора, требующего назвать всех 300 спартанцев поименно! И еще ведь учитывайте, что КИМ ЕГЭ в этом году включали 40 вопросов и заданий, и даже знающие дети «обо всем» просто не успели бы написать.
Было очень много казуистических придирок. Культурная политика — это, дескать, не направление деятельности, а область политики. Понятие деятельности начинает перетолковываться в философском смысле, от ученика требуют в ответе указать ее объект, субъект, метод, цель, средства и т. д. В общем, все вопросы до единого, где можно хоть к чему-то придраться, и даже некоторые, где, как кажется, придраться не к чему, решаются не в пользу школьника. И это при том, что в официальных документах указывается, что сомнения должны толковаться в пользу учеников.
Детям запрещают на апелляции пользоваться учебниками для обоснования своей точки зрения (когда они пытаются доказать, что не сами всё сочинили). Очень часто на апелляции звучал ответ, что «эксперты при проверке оценили так, но я бы оценила по-другому, но всё равно итоговая сумма баллов будет одинакова». Последний вопиющий случай — когда на апелляционной комиссии мальчику объяснили занижение баллов одним, а на конфликтной комиссии — совсем другим. В общем, на мой взгляд, имеет место дикий произвол.
Отдельно стоит сказать о роли председателя комиссии — докт. ист. наук, профессора Высшей школы экономики И. Н. Данилевского, человека широко известного. О его научных взглядах я, конечно, судить не берусь (мнения специалистов сильно расходятся, но это понятно). Его мастерство лектора заслуживает уважения. Но поведение в ходе апелляций вызывает возмущение.
Сколько раз дети рассказывали, что в спорных случаях, когда эксперты уже не знают, что возражать, является профессор и, придавливая своим авторитетом, приводит самые странные и казуистические аргументы. «У вас не названы результаты деятельности (Владимира Мономаха)». — «Но у нас назван „Устав Владимира Мономаха“, это же результат осмысленной деятельности, целенаправленно созданный документ, законодательный памятник». «Это не может быть результатом. У нас ведь какая замечательная конституция была — а результат?!» (страшно подумать, какая конституция имелась в виду).
Или: «Я обладаю некоторыми сведениями, согласно которым в „Повести временных лет“ данное событие (битва 1036 года) характеризуется как лишь одно из сражений с печенегами, пусть и выигранное Ярославом. Но разгромом (как в ответе ученика) это назвать нельзя, так как окончательно они были вытеснены позднее половцами» (а между тем в «Повести…», которую ребенок читал, сказано прямо: «И побежали печенеги врассыпную и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные же в других реках, и так гибли, а остаток их бегает где-то и до сего дня»).
А аргумент, что реформа 1861 года была в интересах крестьян, потому что «крестьяне получили свободу», оказывается, совершенно неверный, поскольку свобода — не в интересах крестьян (в пример были приведены Фирс из «Вишневого сада» и пушкинский Дубровский).
На мой взгляд, всё это непорядочно. Зачем прикрывать своим именем такую гадость? И судьбы детей действительно ломаются…
Как сообщают коллеги, подобные безобразия творятся и по другим предметам, и в других регионах. Так, на обществознании девочке, которая доказала, что ее ответ почти текстуально совпадает с ответом в учебнике, эксперт ответила: «А я с этим учебником не согласна и написала бы по-другому» (вот и весь аргумент).
На русском языке в эссе «Музыка в жизни людей» девочка написала: «Произведение Вивальди „Времена года“», ей сказали: «А мы Вам сейчас поставим ошибку, потому что Вы написали просто „Вивальди“, а не „композитора Вивальди“. А вдруг это поэма или роман?» Аргументы, что Вивальди и так все знают как композитора, и тем более зачем писать о романе в эссе о музыке, не подействовали.
И таких примеров множество. Только учителя литературы, которые в прошлом году добились про-ведения совещания после чрезмерно жесткой проверки ученических работ и смогли в результате «переформатировать» комиссию, в этом году жаловались мало. Хороший пример для подражания!
Некоторые предложения по усовершенствованию работы апелляционных комиссий я после обсуждения с коллегами передавал «в инстанции» еще год назад. Одно из них даже было учтено (возможность отслеживания выпускниками технической ошибки в тестовой части при распознавании). Но возможности для произвола остались прежние. Между тем предлагалось:
-
Разделить экспертов, проверяющих работы выпускников, и экспертов предметных комиссий — это не должны быть одни и те же люди, фактически контролирующие свою собственную работу. Эксперты предметной комиссии должны быть известны в профессиональном сообществе как люди с заслуживающей доверия репутацией.
-
После сдачи ЕГЭ следует немедленно публиковать все использовавшиеся задания с правильными ответами и критериями оценивания. Если ФИПИ воспротивится этой идее, то следует хотя бы обязать знакомить выпускников и их родителей (законных представителей) с правильными ответами и критериями оценивания на апелляциях, чтобы все заинтересованные стороны могли проверить свои ответы, сравнить их с «официальными», определить, где и в чем несоответствие.
-
Необходима полная открытость работы апелляционной комиссии. В заседаниях могут принимать полноценное участие родители, учителя и иные представители выпускника (по доверенности). Видеозапись заседаний комиссии должна быть при необходимости доступна. Решения комиссии оформляются в специальном протоколе с их обоснованием.
-
Комиссия обязана принимать во внимание аргументы, подкрепленные ссылками на учебники и учебные пособия, имеющие гриф Министерства образования и науки РФ.
В этом году я подготовил письмо в Департамент образования Москвы и Рособрнадзор с просьбой организовать в первой половине июля (до начала массовых отпусков) встречу всех заинтересованных сторон с обязательным участием председателя предметной комиссии по истории И. Н. Данилевского и ее членов, чиновников департамента, учителей и родителей и обсудить следующие вопросы:
-
итоги деятельности предметной комиссии по истории в 2015 году (анализ конкретных ситуаций и статистической информации, если она будет предоставлена);
-
пути совершенствования работы предметной комиссии;
-
порядок формирования предметной комиссии по истории и роль общественных организаций (Ассоциация учителей истории и обществознания).
Важно отметить, что письмо подписали учителя истории нескольких ведущих московских школ (№ 1535, Лицея «Вторая школа», «Интеллектуала», № 1514 и др.). Значит, проблема реально существует. Но ответа пока нет.
P. S. Дорогие коллеги, получил ответ из Департамента образования Москвы по обращению в связи с апелляциями от П. В. Кузьмина (и. о. директора Московского центра качества образования ДОгМ). Он предлагает организовать встречу в формате круглого стола с участием представителей Департамента образования, предметной комиссии и ассоциации учителей истории. Первоначально предложил дату 21 июля («к этому времени у нас будут некоторые статистические материалы для предметного разговора»), но я сказал, что многие уже разъедутся в отпуск (меня, например, в это время в Москве не будет). Согласовали ориентировочно 24-25 августа 2015 года.
