На прошлой неделе я принял участие во втором заседании рабочей группы, занимающейся  разработкой регламента по использованию территорий на объекте культурного наследия «Новосибирский Академгородок». Конечно, статус культурного наследия – это очень хорошо и даже необходимо. Однако, с другой стороны, это накладывает очень сильные ограничения на развитие Академгородка. В частности, речь идет о научной зоне, для которой предложено (в ряду целого ряда ограничений) ввести ограничение на строительство высотных объектов.

На эту тему давно уже ведется  немало споров. Одни настаивают на том, чтобы сохранить нашу уникальную архитектурную среду, другие считают, что Академгородок нуждается в коренной реконструкции, предполагающей уплотнение застройки путем возведения высотных зданий. Если для сторонников первого подхода Академгородок выступает как некий культурный заповедник, то вторые связывают современный облик этой территории именно с высотным строительством – как это давно происходит во многих районах Новосибирска.

Ничего не имею против сохранения уникальности архитектурной среды Академгородка, и в то же время настаиваю на том, чтобы научный центр олицетворял развитие. В данном случае я выступаю как сторонник «Третьего пути». Здесь не нужно всё грести под одну гребенку. Необходимо четко конкретизировать, в отношении чего будут наложены ограничения. Ведь одно дело – жилищное строительство или общественные здания. И совсем другое дело – инфраструктурные объекты. И особенно - объекты, связанные с научными исследованиями.

Для начала отмечу очевидный факт: наш научный центр создавался именно для решения вопросов развития, где наука играет ведущую роль. Вся наша уникальность в плане организации жилой среды напрямую направлена на получение серьезных научных результатов. И никак иначе. Утратив свое исходное значение, мы просто-напросто утратим право на какой-либо особый статус. И тогда нас реально ожидает «уравниловка», которая неизбежно приведет к тому, что нам устроят банальное «уплотнение». После чего мы ничем уже не будем отличаться от других районов города.

Это означает, что Академгородку просто необходимо выглядеть современно, быть всегда на шаг впереди, всегда подчеркивать свое значение в роли научного центра. И важно сделать так, чтобы все жители Новосибирска понимали эту роль. Вопрос лишь в том, как правильно нужно понимать  современность, которой мы будем добиваться для Академгородка, особенно учитывая его непосредственное отношение к науке.

Так, наш институт (Институт цитологии и генетики СО РАН) вышел с предложением о снятии ограничений по высотности для инфраструктурных объектов и уникальных научных установок. Например, Институту теоретической и прикладной механики (ИТПМ СО РАН) понадобится возвести не горизонтальную, а вертикальную аэродинамическую трубу. Допустим, такая установка необходима для продвижения каких-то важных научно-исследовательских направлений. Это достаточно серьезный высотный объект. И что придется делать в этом случае? Отказаться от фундаментальных исследований?

Или возьмем трубы и прочие высокие вертикальные объекты, необходимые для отвода тепла или каких-то веществ. Они могут быть высотой с десятиэтажный дом. И вообще, речь идет о любой установке, требующей вертикальной планировки.

Необходимо понимать, что упомянутые ограничения отрицательно сказываются на инвестиционной привлекательности Академгородка именно как научного центра! Грубо говоря, если мы на своей территории не сможем (из-за ограничений) построить новейший электронный коллайдер, то его построят в другом месте. И тогда наши ученые поедут работать туда!

Поэтому еще раз подчеркиваю: Академгородок – это не музей под открытым небом, это не культурный заповедник. Это – территория развития. Его нельзя вот так просто взять и законсервировать как какой-нибудь исторический центр старого города. Гордясь нашим славным прошлым, необходимо помнить, что мы работаем на будущее.

Отсюда следует, что подход к ограничениям необходимо четко дифференцировать. Естественно, мы не ни в коем случае не должны уподобиться новым спальным районам Новосибирска, утыканным плотно расставленными высотками. С этими высотками всё понятно. И мы у себя в Академгородке ничего подобного допустить не можем. Вопрос этот даже не обсуждается! Ограничения, в нашем случае, должны действовать в отношении новых жилых объектов. Здесь нельзя допускать уплотнения за счет безумной «точечной застройки», которая ухудшит условия проживания и дурно скажется на благоустройстве территории.

Точно так же нельзя покушаться на фасадные линии академических институтов. Их мы рассматриваем в качестве объектов культурного наследия. С этим никто не спорит.  Но что касается территорий тех же институтов, находящихся за фасадными линиями, то они, безусловно, должны служить целям развития науки, и подобные ограничения на них распространяться не могут. Как-никак, формально они как раз и являются зонами развития, а значит, должны выполнять эту функцию.

Надеюсь, высказанная мной позиция будет учтена рабочей группой при составлении регламента, который к первому сентября должен оказаться на столе губернатора для дальнейшего обсуждения. Сейчас очень важно, чтобы был услышан голос наших академических институтов, поскольку территория научного центра является для них, образно говоря, пространством для жизни. И если принятые ограничения отрицательно скажутся на перспективных исследованиях, мы неизбежно получим проблемы с инвестициями. В результате, уверяю вас, нам придется распрощаться со своей уникальностью, поскольку она полностью (еще раз напомню) зиждется на нашем месте в современной науке. Утратим здесь лидерство – утратим всё.

Напомню, что данный регламент является критичным – если его утвердят, то поменять его в дальнейшем будет весьма проблематично. Сам по себе он достаточно жесткий. Так что осмыслить сказанное нужно сейчас. Это напрямую зависит не только от того, как мы понимаем роль Академгородка в развитии города и области, но и от того, как мы понимаем роль науки в развитии страны.

Сергей Лаврюшев

Как набрать большой индекс цитирования, работая в России? Дискуссию о развитии российской науки на страницах «Газеты.Ru» продолжает директор Института физики высоких давлений РАН академик Сергей Стишов.

Задача ученого — производить новое знание и сделать это знание достоянием человечества. Для этого мы работаем, хотя не многие из нас столь торжественно определяют свою миссию. Нам просто нравится узнавать новое, при этом не все, что мы производим, является действительно новым и важным. Со временем все лишнее отсеивается, а истинно новое входит в учебники, монографии, энциклопедии и т.д.

Однако все это может не случиться при жизни ученого. Текущий вклад ученого в науку сейчас принято оценивать с помощью простого, но небесспорного критерия — индекса цитирования, то есть числа цитирований трудов ученого в литературе. Действительно, если вас не цитируют, значит, никакого вклада в науку вы не сделали. На самом деле не все так просто. О вашей работе могут вспомнить через несколько лет, как это нередко бывает. С другой стороны, кто-то с помощью коллег и самоцитирования может значительно нарастить свой индекс, но это не имеет ничего общего со вкладом в науку.

Так или иначе, индекс цитирования приобрел неоправданно большое значение на Западе и сейчас принимается на вооружение в нашей стране. Это означает, что нужно публиковать как можно больше (publish or perish) и добиваться максимального цитирования, чтобы не потерять работу и получать средства (гранты), необходимые для проведения исследований.

Я только что вернулся из Барселоны, где участвовал в 20-й Международной конференции по магнетизму, и именно это обстоятельство послужило поводом для написания настоящей заметки. В конференции принимали участие более 2 тыс. участников.

Масса докладов. Среди них пленарные (1 час), полупленарные (45 минут) и приглашенные (30 минут) — и ни одного из России!

Среди устных докладов (15 минут каждый) было около десяти российских. Среди 93 членов International Advisory Committee нет ни одного россиянина, что, собственно, и объясняет ситуацию.

Вопрос, в настоящих условиях — «ожесточенной» борьбы за индексы цитирования — так ли уж важно числить в своем активе пленарные, приглашенные и устные доклады на международных конференциях? Само по себе это важно, поскольку устный доклад и последующая дискуссия могут способствовать признанию работы и тем самым повысить ее цитируемость. Кроме того, участие в конференциях, особенно в ранге устного докладчика, повышает оценку эффективности работы ученого. С другой стороны, казалось бы, упомянутая активность уже указывает на высокий международный статус ученого и, соответственно высокую цитируемость.

Все это, однако, представляет собой задачу о курице и яйце.

Действительно, например, вы сделали хорошую работу и отправили ее для публикации в журнал с высоким импакт-фактором, преодолели сопротивление рецензентов, и — ура! — работа напечатана. Означает ли это, что ваша работа будет широко цитироваться? Вовсе нет. Дело в том, что научные территории, равно как и все другие, фигурально поделены между различными группами (кланами), в данном случае научными. Эти кланы могут быть расположены в различных странах, но они обмениваются между собой студентами, постдоками, проводят совместные исследования и пр. Фактически лидеры этих кланов определяют тематику конференций и ведущих докладчиков. Представители этих кланов также в значительной степени контролируют и редакции соответствующих журналов. В свое время мой хороший знакомый — канадец жаловался мне, что доступ в журнал Phys.Rev.Lett. находится под контролем научной «мафии» фирмы «Белл» и пробиться туда нет никакой возможности.

Существенно, что европейские и американские ученые могут свободно перемещаться практически по всему миру, что, увы, мы делать не можем.

Более того, мы не можем приглашать к себе иностранных студентов и постдоков ввиду невозможности обеспечить им адекватное содержание.

Уезжающие на Запад наши бывшие студенты быстро становятся «иностранными» учеными и не могут помочь нам сформировать паритетные взаимоотношения с соответствующими группами. Таким образом, мы оказываемся чужими в этом сложном конкурирующем мире.

Итак, продолжим. Вы опубликовали приличную работу в приличном журнале. Здесь возможны десятки сценариев, начиная от полного игнорирования работы и ее упоминания сквозь зубы наряду с другими работами, часто не имеющими отношения к делу, до восторженных, может быть не всегда искренних, откликов. Вы, наверное, удивитесь, что работа, опубликованная даже в весьма престижном журнале, не гарантирует вам участия в той или иной конференции в качестве приглашенного докладчика. Я помню, как один мой американский коллега жаловался мне в надежде на мою помощь, что его доклад, отправленный на конференцию по высоким давлениям, не получил статуса доклада по приглашению, хотя в его активе было несколько публикаций в Nature и Science. Все это совершенно понятно.

У членов оргкомитета есть свои сотрудники, ученики и, в конце концов, друзья и их ученики и прочие, и поскольку каждый шаг может быть использован для получения грантов или продвижения по службе, то предпочтение отдается именно этим людям.

И никакие сантименты, связанные с тем, что вы, например, происходите из всем известного института, где работали великие ученые, здесь не помогут.

Конечно, если вы сделали гениальную работу, то все эти мелкие соображения, как правило, теряют силу и вы получите пленарный доклад и обширное цитирование. Но делать гениальные работы каждый день не получится. Более того, что делать тем, кто публикует доброкачественные работы, не содержащие особых откровений, но представляющие собой вполне определенный научный вклад?

Сейчас интернет заполнен рекомендациями, как повысить свой индекс цитирования. Ниже я выборочно привожу рекомендации крупнейшей в России электронной библиотеки научных публикаций eLibrary:

«Пути повышения индекса цитируемости и индекса Хирша

Многие ученые задаются вопросом, как повысить индекс Хирша и как повысить индекс цитируемости РИНЦ. Для этого необходимо:



• Стремиться публиковать оригинальные статьи высокого научного и практического уровня, на которые охотно бы ссылались другие авторы.

• Публиковаться в соавторстве с коллегой, имеющим высокие наукометрические показатели.

• При направлении публикации в англоязычные издания давать ссылки на собственные статьи, опубликованные в переводной литературе.

• Увеличить обмен ссылками с коллегами, а также самоцитируемость».

Первый пункт совершенно бесспорен. Надо делать хорошие работы.

Метод, указанный в пункте два, пользуется определенной популярностью, хотя и выглядит несколько сомнительно с этической точки зрения. Действительно, зачем коллеге с высоким индексом публиковаться с вами? Значит, вы предлагаете ему то, чего у него нет, или, по-другому, предлагаете ему себя. Однако если ваши предложения или идеи представляют собой нечто ценное, то они перехватываются этим высоко цитируемым коллегой и вы остаетесь ни с чем.

Пункт третий может немного помочь.

Что же касается четвертого пункта, то это уже какие-то махинации, и уважающий себя человек не будет этим заниматься.

Итак, остается практически один путь — делать хорошие работы.

Но один в поле не воин. Однако, если вокруг вас будет группа людей, систематически печатающих хорошие работы в хороших журналах, шансы на то, что вас заметят и будут цитировать, значительно увеличатся.

Не следует упускать из виду продвижение лучших работ на институтских англоязычных сайтах, участие в международных конференциях и организацию международных конференций.

Ну и затем, как это ни печально, не меняйте тематику исследований. В противном случае вас скоро забудут ваши прежние коллеги и не скоро признают новые.

По-видимому, можно придумать много различных ухищрений, повышающих вашу цитируемость. Однако только полная интеграция России с демократическим мировым сообществом и последующее свободное общение с коллегами, безвизовые путешествия по миру, возможность трудоустройства иностранных ученых разного калибра в России, наличие современного оборудования и пр. дадут вам равные возможности для восхождения на вершины мировой научной элиты.

Примечания.

1. Я описал некоторые проблемы, с которыми сталкивается ученый, желающий получить большой индекс цитирования. Я пытался показать, что средний индекс цитирования даже хорошей российской работы будет всегда ниже эквивалентной западной. Поэтому попытки наших агентств и деятелей правительства (вспомним речи Ольги Голодец) судить нас, ученых, пользуясь наукометрическими критериями, не вполне адекватны.

2. Мне лично очень не нравится фетишизация всех этих индексов. Публикацию пространных списков российских ученых с индексами за все время, за последние семь лет, или тех, у кого индекс больше тысячи, я рассматриваю как неавторизованную публикацию персональных данных и, следовательно, вторжение в частную жизнь. Здесь я вспоминаю, изречение печально известного капиталиста Полонского (сейчас находится в узилище), который сказал на какой-то там вечеринке: «У кого нет миллиарда, те могут идти в...»

При развитии тенденции, связанной с увлечениями индексами, я боюсь, что мы скоро станем говорить: «У кого индекс цитирования меньше тысячи, те могут идти…»

Продолжаем рассказ про научно-популярную конференцию «NB Новосибирск».

Города будущего

Александра Борисова, руководитель проекта «ТАСС-Наука (портал «Чердак») по просьбе организаторов заглянула в будущее и рассказала, что же ждет наших детей и что спасет наши города.

«Не стоит рассчитывать на естественную городскую среду, - замечает Борисова. – Чем более она искусствена, специально спланирована и просчитана, тем лучше».

Жесткое планирование городской среды и активное участие в таких проектах государства, по мнению многих зарубежных руководителей, вовсе не противоречит рыночной экономики. Волю рынку можно давать там, где речь идет о прибыли, а в вопросах экологии, красоты и комфорта городской среды нужно руководствоваться совсем другими приоритетами.

Огромное внимание современные градостроители уделяют энергоэффективности и экологичности. В Европе уже есть дома, которые не только полностью обеспечивают энергией себя, но и соседей. Тенденция касается не только домов, но и транспорта: машин и велосипедов. Причем если лет пять назад большие надежды возлагались на биотопливо, как на более экологичный, возобновляемый ресурс. Но сегодня говорят о том, что для жителей города машины на биотопливе ничем не отличаются от обычных автомобилей: они так же шумны, они выбрасывают столь же вредные выхлопные газы и т.д. Поэтому сегодня особое внимание уделяют электрическим автомобилям и электрическим велосипедам.

Конечно, описанные технологии подходят не для всех городов. Например, в условиях России не так много солнечных дней, аккумуляторы на морозах работают не очень хорошо и т.д. Но Александра уверена, что это не повод отказаться от этих технологий. Просто нам не удастся воспользоваться чужими разработками и придется придумать что-то свое.

Космос для нас и наших детей

Инженер, конструктор и популяризатор космонавтики, соавтор альманаха «Хочу всё знать» Александр Хохлов рассказал слушателям о том, каких ближайших великих событий в космонавтике ждать нам и нашим детям.

«Когда мне было 9 лет, президент Джордж Буш старший обещал моему поколению американских школьников, что они полетят на Марс, - вспоминает докладчик. - Прошло почти 30 лет. Пока на Марс никто не летит и в лучшем случае это реализуют наши дети. Более того, при сыне того президента, Джордже Буше младшем решили готовить экспедицию на Луну. После 8 лет, потраченных на программу полета на Луну, новый президент Барак Обама направил усилия на подготовку полета на Марс».

В итоге, с 1961 по 1969 год американцам фактически с нуля удалось подготовить миссию «Аполлон» и высадиться на Луну. Полет на Марс запланирован уже не раньше 2030 года. «Эти задачи не настолько отличаются по сложности, - уверяет Хохлов. – проблема в целеполагании и финансировании».

Надеется, что проблему с финансированием решит частная космонавтика, Александр не рекомендовал.

«В некотором смысле космонавтика во всем мире уже сегодня частная, - заметил Александр Хохлов. – В том смысле, что значительную часть космической продукции: ракеты, корабли, приборы и т.д. делают частные предприятия, но на деньги государства. Конечно, есть большой сегмент рынка, связанный с дистанционным зондированием земли, спутниковой связью, трансляторы для ТВ и интернета и прочими областями, приносящими немалый доход. Этот сегмент рынка будет развиваться и модернизироваться на частные деньги. Но на пилотируемую космонавтику деньги может дать только государство. Даже если скинуться все миллиардеры, этого будет недостаточно для серьезного освоения космоса».

«Конечно, ни мы, ни наши дети к звездам не полетим. Но может правнуки? Будущее не предопределено, оно зависит от нас. Будущее космонавтики в том числе», - оптимистично заканчивает свой не слишком оптимистичный доклад Александр.

Академгородок: от дедов к внукам

Дмитрия Верховода, генерального директора Академпарка организаторы попросили выступить по весьма животрепещущей для Академгородка теме: проблем отцов-основателей Академгородка и их наследников.

«Проект строительства Академгородка был беспрецедентен. Такой фантастический проект возможен был только в такой стране, как Советский Союз, где не считали ресурсы, и только при таком руководителе, как Никита Хрущев, которого позже обвинят в волюнтаризме. В этом смысле Академгородок представляется мне самым ярким проявлением Хрущевского волюнтаризма – “Решил и сделал”!», - энергично начал свой доклад директор технопарка.

«Утверждение, будто Акаемгородок – это какой-то уникальный архитектурный объект, стопроцентная неправда, - уверяет спикер. – Академгородок был построен точно также, как и множество атомных городков. Иванов, который руководил строительством Городка, еще строил Снежинск (Челябинская область). И академик Титов, ученик Лаврентьева, неоднократно говорил мне, что Академгородок – это плохо построенный или если хотите, недостроенный, Снежинск. Говорил об этом и Иванов, он уверял, что ему просто не дали достроить Академгородок».

Верховод без труда привел зрителям примеры «родовых черт» атомных городков, которые есть и в Академе. Например, у нас, как и во многих атомных городках, открытая система теплого водоснабжения. То есть вода греется в Речкуновке, и уже оттуда, по трубам подается в каждую квартиру. «Эта система не выдерживает никакой критики ни по эффективности, ни по затратам на ее создание, - признает спикер. – Но кто-то когда-то в атомном ведомстве выбрал такое решение, а потом оно уже просто тиражировалось из проекта в проект».

Привел докладчик и примеры того, что Академгородок построен небрежно. «Все, кто живет в Академгородке более ли менее давно, помнят, как регулярно проходило затопление путепровода в конце проспекта Строителей. Во время сильных ливней вода собиралась, текла рекой по проспекту Лаврентьева и скапливалась в конце Строителей. Там даже машины регулярно тонули, - вспоминает бывший управляющий делами СО РАН. – Нас уверяли, что в Городке просто нет ливневой канализации. Но когда мы начали ремонт проспекта Лаврентьева, открылась просто парадоксальная ситуация: в Академгородке были построены ливневка, дождеприемники. Но они не были соединены! Я могу рассказать немало примеров: как подвисали коттеджи, потому что под ними не было фундамента и многое других подобных историй».

«Я ни в коем случае не хочу опорочить создателей Городка, - подчеркнул Дмитрий Верховод. – Я лишь хочу отметить, что Городок не уникален в архитектурном плане. Но он уникален другим. Попытки десантировать часть населения в другой район страны предпринимались неоднократно по всему миру. Но всегда «десантники» возвращались туда, откуда приехали, как только позволяли обстоятельства. А Академгородок состоялся.

 И по моему мнению, это лучший научный центр России. Уникальность нашего Городка в том, что сюда приехали удивительные люди со своими идеями, со своими учениками. Именно этими уникальными идеями и своими проектами они смогли уже к 1968 году сформировать здесь особую среду с уникальным сообществом и уникальной атмосферой. Именно это привлекало и привлекает сюда людей».

Что же ждет внуков и правнуков отцов-основателей? Спикер вспомнил о многочисленных инициативах о придании Академгородку особого статуса, отделения от Новосибирска, создания территории опережающего развития. «Такое чувство, что некоторые жители надеются, что они придумают новую форму, новое название и блага посыпятся на нас, - с грустью констатирует спикер. – Я бы призвал нас всех на это особо не надеется. Нужно не пытаться выделиться, нужно просто стать несомненным источником общественного блага. И если общество будет знать, что Академгородок нужен не благодаря своему особому статусу, а благодаря уникальным разработкам, которые тут создаются, не благодаря статусу культурного наследия, а благодаря тому, что научный центр каждодневно приносит обществу признаваемый им (обществом) результат, тогда будут деньги, признание и блага».

Планктон офисный и озерный

Ученый секретарь Института биофизики СО РАН Егор Задереев порадовал слушателей сравнением офисного и озерного планктона. Как человек, который посвятил свою жизнь изучению последнего, Егор, пожалуй, не был объективен. По всем сравниваемым им параметрам озерный планктон ушел далеко вперед. В общей сложности спикер сравнил эти два вида планктона по 10 признакам, таким как размер генома (у обычного человека – 20 – 21 тысяча генов, у дафнии – 30 тысяч), репарация ДНК («Человек может выдержать 2-3 грея (независимо от того, идет речь о радиации или об известной актрисе), - сообщает популяризатор под громкий хохот в зале. – Дафния переносит радиацию в 20-30 грей. Но еще дальше продвинулась бделлоидная диплоидная коловратка, которая тоже относится к озерному планктону. Она переносит 500-600 грей), возможность самовыражения (дафнии, как и многие мелкие рачки умеют флюоресцировать), способность тела к адаптации (дафниия, почуяв в воде хищника, могут отрастить органы, которые мешают ее съесть, а при изменении ситуации спокойно вернуться к первоначальной форме), физическая развитость (Усики веислоногих рачков коапепод, представителей планктона морей, океанов и озер, в момент движения способны прикладывать самое большое усилие из всех измеренных. Этот крохотный рачок оказался в 10-30 раз сильнее остальных представителей животного мира. Кроме того, во время прыжка этот рачок преодолевает до 500 размеров своего тела за миллисекунду (если бы мы умели также, то мы бы перепрыгивали длину до 1 км). То есть это еще и самое быстрое животное), миграция (ежедневно биомасса в 200 миллионов тонн крошечных существ ночью поднимается к поверхности покушать, а днем опускается на дно, скрываясь от рыб), секс (дафнии при необходимости могут зачать детей без самца, у них есть мужские, женские особи и гермафродиты), планирование семьи («У людей проблема стоит так остро, что даже шутить не хочется: детские дома, аборты, брошенные дети, матери-одиночки, - обрисовывает ситуацию Егор. – Если дафния, забеременев, решит, что ситуация для появления неблагоприятная, она образует так называемое “покоящеесяспящее яйцо”. Позже при благоприятных условиях, оно вызревает»). Лектор в своем докладе признал озерный планктон более толерантным, чем офисный (в одном литре обычно озерной воды уживается масса видов фито и зоопланктона) и более важным для планеты.

Нобелевские премии от Паевского

Популяризатор науки, главный редактор журнала «За науку» Московского физико-технического института Алексей Паевский решил составить свой собственный рейтинг Нобелевских премий. Он отбирал тех, чьи открытия, на его взгляд, принесли реальную пользу человечеству, те, что «можно пощупать». Именно за такие открытия предлагал вручать премию сам Нобель согласно его завещанию.

В рейтинг попали биохимик Пол Берг, как отец генно-модифицированной инженерии; Альберт Эйнштейн, которому Нобелевскую премию дали не за теорию относительности, а за открытие второго закона фотоэффекта, Уиллард Бойл и Джордж Смит за ПЗС-матрицу, которая легла в основу работы цифрового аппарата; Петер Грюнберг и Альберт Ферт "за открытие в области влияния магнетизма на электропроводимость" благодаря которому мы можем пользоваться жесткой памятью наших компьютеров; Пол Лотербур, Питер Мэнсфилд и Микаель Нобель (последний, впрочем, из-за родственных связей с Альфредом Нобелем премии не получил) за открытие, которое легло в основу МРТ; Александр Флеминг, Эрнст Чейн и Хоуард Флори за пенициллин; японские ученые Исама Акасаки, Хироши Амано и Судзи Накамура за казалось бы незначительное открытие – синий светодиод, который позволил создать светодиоды белого цвета. В тройку лидеров вошли Уильям Шокли, Джон Бардин и Уолтер Браттейн за действующую модель биполярного транзистора, благодаря которой работает вся современная электроника; Вильям Конрад Рентген и, наконец, на первом месте – создатели лазера – Александр Прохоров, Николай Басов и Чарльз Таунс.

Юлия Черная