Прорывные технологии требуют адекватной бюджетной поддержки

Интервью с директором Института теплофизики им. С.С. Кутателадзе СО РАН Сергеем Алексеенко

- Сергей Владимирович, традиционные энергоносители сильно упали в цене. Отразится ли данное обстоятельство на государственной поддержке исследований по возобновляемой энергетике, которыми занимается Ваш институт?

– Совершенно очевидно, что главный вопрос здесь заключается в бюджете. Если бюджет у нас сокращается как минимум на 10 процентов, то, конечно, никто не будет рассматривать не только тему возобновляемых источников, но и какие-либо другие дополнительные проблемы и программы. Ситуация сейчас совершенно неопределенная, и я думаю, что пока не восстановится баланс по валюте, а в особенности, пока не начнется заметный рост ВВП хотя бы в несколько процентов, здесь будет трудно что-либо обсуждать.

- А как будут развиваться направления, поддержанные федеральными грантами еще задолго до этой ситуации? Ведь ученые проработали по ним несколько лет. Какие здесь возможности для финансирования?

– Что касается научных грантов, то здесь всё должно остаться на месте, по крайней мере, по Российскому научному фонду – там заверяют, что на этот год финансирование сохраняется. Не будет только новых проектов и конкурсов. Но то, что было обещано – сохраняется на сто процентов.

С практическими приложениями сложнее. Здесь есть проблема. Судя по публикациям, ряд проектов по возобновляемым источникам может не получить финансовой поддержки. Поэтому компании, занимающиеся этим направлением, стоят перед выбором: либо работать в убыток, либо закрывать данную тематику.

- У компаний, занимавшихся такими инновациями, были надежды на Минэнерго, которое официально поставило возобновляемую энергетику в число приоритетных направлений. Возникает вопрос: не отыгрывает ли государство назад?

– Честно говоря, пока не видно желания нашего правительства и министерств заниматься развитием возобновляемых источников энергии. Действительно, несколько лет назад было принято постановление правительства по развитию ВИЭ, но реальных вложений фактически не было. Да, у нас есть технологические платформы, но мы знаем, что там нет никаких средств. Единственное, в чем здесь могут оказать поддержку – это дать рекомендации для включения в Федеральную целевую программу. Но каких-либо значительных результатов мы здесь еще не наблюдали.

- Сергей Владимирович, мне непонятно, как в нашем правительстве выстраивают стратегии: ведь поддержка науки – это не только прямое финансирование Академии, но и финансовая поддержка современных прорывных технологий.

– Это совершенно верно. С точки зрения академических исследований ВИЭ – наукоемкая сфера. Это касается и фотовольтаики, и ветроэнергетики. А если говорить о геотермальной энергетике, особенно если мы имеем в виду глубинное тепло – то есть тепло сухих пород на глубине более трех километров – то здесь на данный момент предстоят очень серьезные фундаментальные исследования. Например, в  США  большая часть финансирования по этой тематике осуществляется за счет государственного бюджета. Частные инвестиции составляют незначительный объем. Предполагается, что пропорция изменится здесь в обратную сторону только в будущем. То есть со временем доля государственных вложений будет сокращаться, а частных – возрастать. Это принципиально важный момент. Поэтому при развитии тематик, связанных с ВИЭ, большая часть средств на начальных этапах должна приходить не от частников, а от госбюджета. В том числе это касается и проблемы хранения энергии, поскольку она непосредственно связана с развитием ВИЭ.

- Как Вы считаете, на самом Западе из-за дешевой нефти данное направление не пострадает – в плане государственной поддержки? Мнения экспертов по этому поводу разделились диаметрально.

– Я пока не вижу на Западе тенденций к снижению темпов использования ВИЭ. Я регулярно просматриваю американские госпрограммы, в частности, программы Департамента энергетики. Это аналог нашего Минэнерго. Там как были разделы по возобновляемой энергетике, так они и остались. Финансирование не уменьшается. Наоборот, даже просматривается увеличение по годам. Например, они намерены к 2050-му году получить 100 ГВт мощности за счет глубинного тепла. Это соответствует 10% от установленной мощности электроэнергии на территории США. А в сравнении с нашей страной – то это будет почти половина того, что вырабатывается у нас. Такие программы у них рассчитаны на многие годы. То есть ни о каком сокращении финансирования данных тематик у них речь не идет.

- А какова фактическая финансовая поддержка этого направления – особенно в сравнении с нами?

– Программ там очень много и они совершенно разные. Но если говорить об общих объемах, то они отличаются от наших на порядки.

Если брать конкретно, то в США на НИОКР по глубинному теплу в 2016 году запланировано финансирование в объеме 45 млн долларов. Это приличные деньги. Сейчас у них там действует пять демонстрационных проектов. То есть это уже натурные проекты. Одна станция уже работает на коммерческом уровне, выдает 1,7 МВт электрической энергии.

- Сколько у нас выделяют на НИОКР?

– Если брать ФЦП, то на стандартный, среднего типа НИОКР выделяется в среднем 10 млн рублей. Подчеркиваю – рублей! Это на уровне пилотного проекта. Предполагаются еще гранты и по 100 миллионов рублей, но научному учреждению получить их практически невозможно. То есть, если брать текущий валютный курс, у нас на НИОКР  выделяется почти на два порядка меньше средств, чем в США.

- Сергей Владимирович, в мае прошлого года мэр Новосибирска Анатолий Локоть посетил Институт теплофизики, где ему была презентована концепция создания на территории Академгородка Энерготехнопарка. Судя по всему, мэр заинтересовался этой концепцией, и было даже подписано Соглашение о взаимодействии между Мэрией и  СО РАН. С тех пор произошли какие-то подвижки на практике?

– Пока еще ничего не произошло. Тем не менее, наши предложения остаются в силе. Мы считаем, что здесь можно организовать Энерготехнопарк для демонстрации новых технологий на уровне пилотных установок. Академгородок – очень подходящее место для такой площадки. Но хочу подчеркнуть, что без финансовой поддержки реализовать такой проект невозможно. На словах нас всегда поддерживают, все с нами соглашаются. Но как только дело доходит до конкретного решения, тут же появляются какие-то бюрократические препятствия. Проект вязнет и из-за отсутствия финансирования, и из-за бюрократии.

- А как Вы смотрите на то, чтобы все направления, связанные с энергетикой, объединить здесь в один Федеральный исследовательский центр? Некоторые институты Академгородка пошли таким путем.

– В данном случае у нашего института нет такой необходимости. Теплофизические основы энергетических технологий – это грандиозная тема. Она фактически касается всех видов энергии. Здесь невозможно всё реализовать в одном центре. Здесь требуется некая система. И начинать нужно, как мы считаем, – с Энерготехнопарка и различных центров по энергоэффективности. Одного центра будет недостаточно. Целесообразно, я думаю, делать это в рамках программы реиндустриализации, но здесь также пока ничего не сдвинулось с места. Хотя разговоры ведутся давно.

Беседовал Олег Носков

"Госзаказ" для науки

Как отметил председатель НКС, член-корреспондент РАН Юрий Балега, при выборе актуальных направлений эксперты Совета руководствовались существующими приоритетными направлениями развития науки и техники, которые отражены в нормативно-правовых документах стратегического планирования РФ, а также направлениями фундаментальных научных исследований, закрепленных  в программе фундаментальных научных исследований государственных академий наук  (ПФНИ ГАН) на период 2013-2020 гг.

Заместитель руководителя ФАНО России, член-корреспондент РАН Алексей Лопатин так сформулировал необходимость выбора актуальных направлений: «Мы должны проанализировать систему научных организаций ФАНО России в разрезе того, что происходит в мире в науке, и понять, как лучше использовать ресурсы, которыми располагает академическая система, для того, чтобы оперативно и эффективно реагировать на вызовы, которые стоят перед Россией. Нам нужно предложить свое видение. Уверен, что мнение академического сообщества будет учтено в дальнейшем при выработке приоритетов».

В свою очередь академик Игорь Соколов подчеркнул, что проекты, отобранные в рамках реализации актуальных направлений развития науки и техники, ориентированы на крупные научные коллаборации. Их реализация позволит выработать механизмы координации научных исследований различными научными коллективами, институтами и лабораториями.

«Эта задача двухступенчатая. Во-первых, мы должны выработать механизм скоординированного выполнения работ в рамках ПФНИ ГАН, затем то же самое сделать более широко  для всего научно-образовательного сообщества для проведения фундаментальных и прикладных исследований», - сказал он.

В список вошли проекты актуальных направлений, представленные пятью секциями Научно-координационного совета, прошедшие обсуждение на бюро НКС при участии отделений по областям и направлениям науки РАН.

Секция «Математические, физические, информационные, технические науки»

- Ускорительные и ядерно-физические технологии.

- Физика высоких энергий и астрофизика элементарных частиц.

- Методы искусственного интеллекта в накоплении, защите и анализе данных.

- Фотоника.

- Многомасштабное суперкомпьютерное математическое моделирование в естественных и инженерных науках.

Секция «Химические науки»

- Физическая химия поверхности, альтернативных источников энергии, новых материалов и веществ.

- Ресурсо- и энергоэффективные катализаторы.

- Высокоэнергетические материалы и технологии их использования.

- Конструкционные и композитные материалы: синтетические конструкционные материалы и композиты межотраслевого и специального применения. Синтез, исследование и прогнозирование свойств.

- Разработки и внедрение инновационных отечественных препаратов для лечения социально значимых заболеваний.

- Элементная база микроэлектроники и химических источников тока: разработка инновационных материалов, технологий и приборов.

- Ресурсосберегающие процессы для превращения углеводородного и возобновляемого сырья.

- Органический синтез как фундаментальная основа создания молекулярных систем и перспективных материалов.

- Физико-химические основы создания функциональных неорганических материалов для наукоемких технологий.

Секция «Общественно-гуманитарные науки»

- Новая теория экономического развития и стратегия модернизации российской экономики.

- Глобальное развитие и стратегические интересы России.

- Российское социально-экономическое пространство: теория, стратегия модернизации и междисциплинарный синтез.

- Русский язык и языки народов РФ в эпоху социальных и культурных изменений.

- Историко-культурное наследие и духовные ценности России.

- Исторический процесс, социальные трансформации и общественный потенциал истории.

Секция «Науки об окружающей среде»

- Эволюция литосферы Северной Евразии и месторождения стратегически важных полезных ископаемых, включая их нетрадиционные типы и научные основы их прогнозирования, поисков и освоения.

Секция «Междисциплинарные исследования и проекты»

- Иерархические материалы для перспективных технологий и надежных конструкций

- Магнитные явления в химии, биологии и медицине.

Проекты актуальных направлений, утвержденные  Научно-координационным советом – это лишь первая часть предложений. В ближайшее время на бюро НКС будут рассмотрены еще ряд проектов, которые нацелены на решение крупных научных задач.

«У нас есть уникальные сорта»

Наш цикл статей, посвященных СибНИИРС продолжает интервью с заведующей лабораторией селекции семеноводства и технологий возделывания овощных культур Сибирского научно-исследовательского института растениеводства и селекции (СибНИИРС)  Татьяной Штайнерт

- Татьяна Владимировна, селекцией каких овощных культур занимается ваш Институт?

– Традиционно у нас в Институте есть три достаточно сильных направления селекции. Это – селекция пасленовых культур, куда входят томат, перец, баклажан. Далее – селекция тыквенных культур, куда входят огурец и тыква. И, наконец, селекция луковых культур.

Конкретно по луковым, например, – это лук-шалот, или лук семейный. Он считается «изюминкой» нашего Института, потому что сейчас в стране в таком объеме вообще никто не ведет селекцию этой культуры, кроме нас. Мы собрали здесь достаточно большой генофонд шалота – по эколого-географическому принципу. Есть у нас дальневосточные сорта, сибирские, среднеазиатские, европейские… То есть очень обширный генофонд. Ежегодно в селекционных питомниках изучаются тысячи образцов.  Есть у нас селекция и многолетних луков. Наиболее проработанные в селекционном плане – это лук-слизун и лук шнитт. Совсем недавно в Госреестр включен новейший сорт  слизуна «Вальс». В клоновых питомниках лука душистого и лука алтайского есть перспективные образцы для пищевого использования. Лук алтайский занесен в Международную Красную книгу, поскольку он уже фактически истреблен в природе. Поддерживая клоновый питомник в живом виде, мы не даем исчезнуть этому ценнейшему редкому растению. Огромные успехи в селекции лука душистого, или его еще называют китайского. Традиционно эти растения очень поздно цветущие. Всегда существовала проблема семеноводства. Семена просто не успевают у нас вызреть. Ведущими селекционерами луковых культур отобраны и зафиксированы в отдельную ботаническую разновидность скороспелые формы,  позволяющие решить эту проблему.

Интродукция видов из дикой природы – еще одно направление работы с луковыми культурами. Видовая коллекция,  насчитывающая около пятидесяти видов, была собрана в результате многочисленных экспедиционных сборов по Сибири, Средней Азии, Горному Алтаю, научного обмена. Причем, луки эти имеют не только пищевое значение, но еще и декоративное, являются отличными медоносами.  

Они настолько красивы, что их можно использовать в ландшафтном дизайне. Зная фенологию растения, то есть периоды отрастания и цветения, можно сформировать конвейер цветущих луков от ранней весны до поздней осени. Грамотно сочетая морфологические особенности, можно использовать их в создании объемных композиций.

К луковым культурам относится и чеснок. У нас есть как озимые формы, так и яровые. По озимому чесноку тоже собрана богатейшая коллекция, насчитывающая около трехсот образцов, куда входят сорта из Государственного реестра, а также местные образцы – Сибири, Алтайского края и Дальнего Востока. Есть большая коллекция из Средней Азии, Краснодарского края, Московской области, а также зарубежные сорта, преимущественно французские (во Франции очень хорошо развита селекция чеснока). По яровым формам – это в основном сибирская популяция. Немного есть из Алтайского края.

Селекция бобовых культур – направление относительно молодое. Шесть сортов фасоли овощной, или спаржевой, внесены в Государственный реестр. Они скороспелы, высокоурожайны, кустового типа, пригодны для заморозки. Достаточно большая коллекция фасоли зерновой – порядка ста двадцати сортов. И еще одна бобовая культура  – горох овощной. В генофонде имеется около ста тридцати пяти образцов – и лущильные сорта, и сахарные, которые можно употреблять вместе с лопаткой. Начинаем изучать коллекцию малораспространенных бобовых культур:  бобы, чечевицу, сою овощную,  нут.

- Попадают ли сорта вашего Института на рынок? Насколько они известны жителям региона? Есть ли сорта, которые у людей на слуху?

Ярмарки садоводов – отличная площадка для продвижения семян и посадочных материалов новых сортов – Да, есть. Надо сказать, что сотрудниками нашей лаборатории активно ведется пропаганда среди представителей «частного сектора», потому что наши основные потребители – это дачники, огородники. Мы устраиваем для них лекции, экскурсии на овощной участок. В Новосибирской области много различных объединений дачников и клубов садоводов. Есть они в Бердске, в Академгородке и здесь у нас, в Краснообске. Раз в год, в начале февраля, мы участвуем в выставке-ярмарке на железнодорожном вокзале, что является важным источником распространения информации. Перед каждой такой выставкой мы делаем передачи на одном из региональных радиоканалов, рассказывая о новинках нашего Института. Такие передачи имеют колоссальный успех. Поэтому и семена, и посадочный материал идут нарасхват.

- Вы продаете семена под собственным брендом?

– Да, семена мы расфасовываем в пакетики, где в уголочке – в виде эмблемы – написано: «Семена СибНИИРС».

При этом отмечу, что ощущается колоссальная нехватка семян. У нас есть проблема в семеноводстве: спрос огромен, но семеноводство остается слабым звеном. Понятно, что сам наш Институт не может произвести достаточное количество семян, чтобы покрыть спрос. Особенно это касается тыквенных культур, гибридов томатов, которые необходимо опылять вручную. Пчелы работают слабо, их стало меньше, и они часто неактивны. Привлечение шмелиных семей для нас слишком затратная процедура.

Если бы удалось увеличить производство семян, они бы реализовывались без проблем.

- То есть, вам приходится получать семена, опираясь только на собственные силы? Насколько я понимаю, для этого необходимо использовать теплицы.

– Не для всех. Гибридное семеноводство огурца, поддержание родительских линий, например, мы ведем в теплице. Пчелоопыляемые сорта размножаем на изоляционных участках открытого грунта. С сортами пасленовых и бобовых культур в этом плане дело обстоит проще. Они самоопыляемы, и на небольшом участочке можно вырастить до сотни образцов. Опыление у томата, перца и баклажана происходит, пока цветок еще не раскрылся. И если погода благоприятна, то урожай семян получается очень хороший. Исключение составляет опять же гибридное семеноводство. Для получения гибридов томата первого поколения (а их у нас три – Родничок F1, Генератор F1, Гречанка F1) приходится применять ручное опыление. Поэтому сложно получить достаточное количество семян этих образцов. С тыквенными культурами гораздо сложнее. Каждый образец нужно либо получать на изоучастке, либо использовать ручное опыление с предварительной изоляцией бутонов, а это огромный ручной труд.  Нелегко и с луковыми культурами. Здесь тоже приходится прикладывать много усилий. А лук, надо сказать, пользуется большим спросом. Еще сложнее обстоит дело с чесноком. Это огородная культура, локального распространения, требовательная к агротехнике, плодородию почвы, качеству посадочного материала.  В полевых условиях урожайность и качество луковиц, конечно же, ниже, чем на огороде. Спрос на посадочный материал лука шалота и чеснока просто огромен. Заявки исчисляются даже не в килограммах, а в тоннах. Это к вопросу о семеноводстве.

- А  чем вызваны у нас проблемы с семеноводством?

– Этот вопрос, скорее всего, надо адресовать правительству.

Семеноводческая отрасль овощеводства у нас в Сибири полностью разрушена. Тут нужна и механизация, чтобы получить хорошие объемы, нужны машины, специалисты, технологии. Сейчас спецтехника для семеноводческих нужд овощеводства, наверное, в нашей стране и не выпускается. Всё приходится завозить из-за рубежа за большие деньги. Эту отрасль необходимо восстанавливать, вкладывать сюда большие средства.

Еще одна проблема – кадры. Это очень болезненный вопрос, который я бы поставила на первое место. В овощном хозяйстве острая нехватка молодых специалистов. Если в зерновое направление молодежь еще как-то идет, то в овощеводстве, где большая доля ручного тяжелого труда, смены поколений пока не наблюдается. Только увлеченные и преданные земле люди задерживаются  у нас, а их с каждым годом все меньше.  Престиж работы упал, поэтому молодежь идет к нам весьма неохотно.

- Бизнес, частные инвесторы, не интересуются данным направлением? Ведь спрос на качественные семена, как Вы сказали, огромен?

– У нас есть, конечно же, такие частные предприниматели-овощеводы. Но у них всё происходит на недостаточном уровне, также имеет место большая доля ручного труда. В основном – за счет использования труда местного населения. Есть фирмы, которые покупают лицензию на производство наших семян. Некоторые берут семена на реализацию. Но это крохи, и по большому счету никто особо наши семена не распространяет. Взаимодействие с бизнесом пока еще по-серьезному не налажено. Наработок у нас много, но в должном объеме они еще не донесены до предпринимателей. Если мы наработаем весь этот объем, то мы оставим позади импортные поставки семян.

- Кстати говоря, поток импортных семян не создает проблем для наших сибирских овощеводов?

– Я постоянно подчеркиваю на своих лекциях, что до 80% вашего ассортимента должны составлять районированные, то есть местные, проверенные сорта. А что касается лука и чеснока, то они вообще должны быть только местные.

Есть четкая зависимость между районированием и урожайностью. Например, сорт, выведенный в Западной Европе, где вегетационный период намного длиннее, чем у нас, будет у них идти как раннеспелый, более урожайный. А попадая к нам, он уже переходит в группу позднеспелых, урожайность снижается и нет того рекламного эффекта.  Некоторые европейские сорта зацветают у нас в начале августа, когда большинство местных сортов уже вступили в период плодоношения.  Кроме того, сорта инорайонной и зарубежной селекции, попадая в совершенно другие условия, часто поражаются вредными организмами – болезнями и вредителями. Поэтому нужно с большой осторожностью покупать сорта из-за рубежа. Ежегодно мы проводим испытания огромного числа коллекционных образцов по  разным культурам из других регионов и даем определенные рекомендации по их использованию. Есть неплохие  гибриды огурца, фасоль, томаты, которые не теряют своих качеств и в Сибирских непростых условиях.

Но надо иметь в виду, что качество семян зачастую зависит и от места их выращивания, и  от конкретной фирмы, которая их фасует и реализует. Откровенно говоря, есть нечестные фирмы, торгующие лежалыми семенами, семенами с пониженной всхожестью, бывают просто неликвидные остатки. Случалось, что под нашим брендом продавали сорта, не соответствующие названию и описанию.

Много уникальных  сортов создано специалистами нашего Института. Лидерство по результатам Государственного сортоиспытания занимают такие ведущие бренды, как томат для открытого грунта «Боец» и партенокарпический гибрид для теплиц, временных укрытий и открытого грунта «Ёжик». Луковая линейка сортов пополняется непревзойденными пока образцами по многим показателям, полученными на основе межвидовой гибридизации лука шалота и лука репчатого.  Работы по этому перспективному направлению ведутся в полном объеме. И уже «увидел свет» наш первенец – сорт лука шалота «Дебют». Без преувеличения можно сказать, что  есть еще очень много интересного в «заначке» у наших ученых!

Олег Носков

Психологические драйверы технического прогресса

Обсуждая проблему внедрения инновационных разработок, мне неоднократно приходилось сталкиваться с позицией российских «рыночных фетишистов», уверенных в том, что техническая модернизация определяется исключительно благоприятной рыночной конъюнктурой. И ничем иным! Мол, если ученый работает над серьезным изобретением, сулящим материальную выгоду, то успех этому изобретению гарантирован. С этих позиций «рыночные фетишисты» оценивают сложившуюся у нас ситуацию с инновациями: дескать, ученые сами виноваты в том, что их работа «не вписалась» в рынок. Отсюда делается дежурное назидание: изучайте конъюнктуру, готовьте правильные бизнес-планы, и будет вам счастье, деньги  и слава.

Подобные назидания, как мне представляется, характерны именно для нашей страны, где сформировалось целое поколение «экспертов», навязчиво демонстрирующих свою фанатичную приверженность «рыночной» (как они думают)  идеологии. Насколько применим этот взгляд к столь сложному культурно-историческому явлению, как научно-технический прогресс? Ведь когда речь заходит о внедрении чего-то принципиально нового, мы как раз и сталкиваемся с прогрессом. Так вот, может один лишь материальный расчет направлять это движение?

Начнем с того, что прогресс не движется плавно, по прямой. Он всегда разворачивается через скачкообразные революционные преобразования, где важнейшую роль играют  изобретения, потенциал которых раскрывался далеко не сразу. Порох был изобретен европейцами в XIV веке. Тогда же в Европе стали появляться первые образцы огнестрельного оружия. Однако они не были дальнейшей эволюцией катапульт и арбалетов, ибо в их основе был заложен совершенно другой ПРИНЦИП. Именно новый принцип определил развитие вооружений европейских стран. То же самое можно сказать о появлении парового двигателя, о появлении двигателя внутреннего сгорания, об электричестве, о ядерной энергетике, о цифровой революции, наконец.

По большому счету любая подобная революция – всегда есть утверждение каких-то нестандартных решений. Именно нестандартных! И тот, кто утверждает новые принципы, обладает несколько иными мотивациями, нежели простой материальный расчет. Я специально заостряю внимание на этом моменте.

Само по себе стремление к материальной выгоде – как принято думать с определенных пор – совсем не предполагает никаких прогрессивных сдвигов, никаких инноваций. Чтобы разбогатеть, необязательно идти рискованным непроторенным путем – достаточно просто воспроизвести известный опыт. Что касается нового изобретения, то на первых своих этапах оно вообще не гарантирует никакой прибыли, а потому в свете коммерческого  прагматизма нередко воспринимается как бессмысленная растрата сил.

Приведу один показательный пример. Где-то с середины прошлого столетия на Западе стало активно развиваться так называемое северное виноградарство. Многочисленные энтузиасты Англии, Бельгии, Нидерландов, Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии, севера США и Канады (а также и бывшего СССР) культивировали виноградную лозу в непривычных суровых условиях, нацеливаясь на положительный результат. К настоящему времени в некоторых странах это увлечение уже принесло коммерческую выгоду. Так, понятие «английское виноделие» или «канадское виноделие» теперь не вызывает у знатоков ехидную ухмылку. В Канаде и в Англии выращивание винограда и изготовление вина стало прибыльным бизнесом. Но полвека назад это было совсем не очевидно, и если бы не энтузиазм отдельных любителей, ничего подобного там никогда бы не произошло. И уж совершенно точно, что ни один типичный прагматик не стал бы этим заниматься.

С инновациями – схожая картина. Без энтузиазма и творческой одержимости ни одно серьезное изобретение не было бы доведено до ума. Возможно, оно никогда бы и не появилось. Коммерциализация изобретения – это вероятный бонус, даже – желательный бонус, но не на нем исходно концентрируется исследовательская мысль. Даже в наши дни – судя по работе венчурных компаний, до 70% вложений в новые изобретения не дают никакого материального результата. Чего же, в таком случае, требовать от ученого, который концентрирует внимание не на прибыли, а на сугубо научных и технических задачах? Постоянное совершенствование своего детища уже само по себе требует от него самоотдачи. Эту мотивацию невозможно выразить в терминах коммерческой деятельности, особенно учитывая то обстоятельство, что работа над изобретением иногда растягивается на жизнь нескольких поколений.

Да, материальный интерес не противоречит изобретательской деятельности, но нельзя сказать, что именно он ее направляет. Например, Томас Эдисон, который собрал в 1877 году первый фонограф, совершенно не рассчитывал на коммерческую отдачу от этого изобретения (в чем он признавался открыто).

Когда же некоторые расторопные американские предприниматели стали использовать фонограф в качестве музыкальных автоматов, Эдисон выразил по этому поводу гневный протест, поскольку такое применение технической новинки роняло ее значимость в его глазах.

Сказать, что он был человеком непрактичным, мы не можем. Как раз Эдисон, как никто иной, показывает пример человека, научившегося извлекать материальную выгоду из своих изобретений. Однако пример с фонографом красноречиво показывает, что даже такой откровенный прагматик может руководствоваться и некими «высокими» мотивами.

Простой вопрос: может ли банальный коммерческий прагматизм обосновать инвестиционные риски, связанные с каким-нибудь необычным делом? Чтобы адекватно оценить истинный потенциал любой инновационной разработки, тот же самый прагматик должен в глубине души быть хоть немного энтузиастом или авантюристом и обладать хотя бы небольшой долей той уверенности в серьезности начинания, какой обладает сам изобретатель-первооткрыватель. Поэтому, говоря о движущих силах прогресса, мы не имеем права игнорировать данную иррациональную составляющую. Как бы мы ни восхваляли рациональность, необходимо понимать, что в чисто психологическом плане движущая сила прогресса покоится как раз на синергии рационального и иррационального. Данное утверждение может показаться парадоксальным, но этот парадокс напрямую вытекает из парадоксальной природы самого прогресса. И с нашей стороны было бы слишком самонадеянно считать данное явление совершенно понятным и прозрачным.

Я специально заостряю здесь внимание на иррациональном моменте, делая это в пику нашим «рыночным фетишистам», которые трактуют внедрение инноваций как обычную рутинную коммерциализацию: пришел – увидел – купил – внедрил.  Здесь есть доля правды, но далеко не вся правда. Указанный путь внедрения инновационных разработок – характерная черта «догоняющих» экономик, приобретающих новое в готовом и испытанном виде. Там, где создается технологический прорыв, действуют более сложные механизмы, основанные как раз на синергии рационального и иррационального.

Когда сегодня мы говорим о развитии таких прорывных направлений, как альтернативная, мобильная или термоядерная энергетика, цифровые технологии или генная инженерия, необходимо понимать, что гигантские суммы, направляемые на исследования в указанных областях, обосновываются, прежде всего, самой верой в научно-технический прогресс. Подчеркиваю – самой верой в научно-технический прогресс, верой в возможности науки!

Чтобы это оценить, достаточно вспомнить, с чего, например, начиналась история советской космонавтики. Безусловно – с фанатичной веры в возможность космических полетов. Даже больше того – с веры в историческую неизбежность таких полетов! В противном случае Сергей Королев не нашел бы в нашей стране  применения своим талантам.

Если вы почитаете об истории американской космонавтики, то вы обнаружите там таких же энтузиастов с их фанатичной верой в покорение космоса.

Стоит ли, в таком случае, сомневаться в том, что таким же энтузиазмом подпитываются сегодня перечисленные выше прорывные направления? И если завтра мы войдем в термоядерную эру, то надо понимать, что произойдет это благодаря тому, что в течение нескольких десятилетий к такому результату фанатично стремилось не одно поколение ученых-изобретателей.  Причем – вопреки скепсису целого легиона рассудительных прагматиков.

Олег Носков

Научные планы «Ломоносова»

24 февраля российские ученые представили космический аппарат «Ломоносов» — уже 3 марта модуль отправится на космодром Восточный. Отдел науки «Газеты.Ru» поговорил с инженерами и исследователями о научных планах «Ломоносова».

24 февраля представители корпорации «ВНИИЭМ» (научно-производственная корпорация «Космические системы мониторинга, информационно-управляющие и электромеханические комплексы» им. А.Г. Иосифьяна) совместно с учеными из МГУ им. М.В. Ломоносова провели пресс-конференцию, посвященную финальным этапам подготовки космического аппарата научного назначения «Ломоносов» к отправке его на космодром Восточный. Газета.Ru

Космический аппарат «Ломоносов» — международный проект, в создании которого приняли участие ученые, аспиранты и студенты из Южной Кореи, Испании, Канады, США, Польши, Германии, Италии и Испании.

«Ломоносов» предназначен для исследования экстремальных космических явлений в атмосфере Земли, ближнем космосе и Вселенной, например гамма-всплесков или космических лучей предельно высоких энергий. Кроме того, спутник будет заниматься мониторингом радиационной обстановки и мониторингом опасных объектов в околоземном космическом пространстве совместно с сетью наземных телескопов «Мастер».

Все научные данные, полученные с космического аппарата «Ломоносов», будут доступны мировому научному сообществу, занимающемуся вопросами фундаментальной космофизики, астрофизики, атмосферой Земли и другими явлениями.

Запуск «Ломоносова» будет первым запуском, осуществленным с космодрома Восточный. Состоявшаяся пресс-конференция стала последней возможностью увидеть аппарат до его отправки на космодром.

Открывая пресс-конференцию, ректор МГУ им. М.В. Ломоносова Виктор Садовничий сообщил: «Ученые из МГУ участвовали в разработке оборудования для первых искусственных спутников. Настоящая космическая программа Московского университета началась с запуска собственных спутников. В 2005 году был запущен спутник «Татьяна», в 2009-м — «Татьяна-2». Они успешно выполнили свои программы. Теперь мы запускаем настоящую космическую научную станцию. Ни один университет в мире не имеет такой космической научной лаборатории».

Ректор МГУ выразил благодарность за помощь в создании спутника коллегам из других стран: Южной Кореи, Испании, Канады, США, Польши, Германии, Италии и Испании.

Спутник «Ломоносов» в теплозащитном кожухе «3 марта аппарат отправится на космодром Восточный, — говорит директор АО «Корпорация «ВНИИЭМ» Леонид Макриденко. — Затем около месяца его будут готовить к запуску. Еще предстоит установить на него некоторое оборудование, в частности, зеркало для ультрафиолетового детектора. Время запуска уже назначено — 5 часов 1 минута 21 секунда по московскому времени. Дата запуска будет определена после проведения комплексных испытаний всех систем космодрома, космического аппарата и главного стартового комплекса ракеты-носителя».

Корреспондент отдела науки «Газеты.Ru» поговорил с инженерами — авторами проекта. Главный конструктор научного оборудования «Ломоносова» Иван Яшин рассказал о работе уникального прибора, установленного на борту модуля, — трековой камеры.

«Трековая камера предназначена для регистрации явлений, которые имеют линейные характеристики в атмосфере Земли, — рассказывает Яшин. — Например, молния, как правило, имеет линейные пространственные характеристики. Линейные характеристики также имеют треки, которые возникают в атмосфере Земли от взаимодействия частиц сверхвысоких энергий с атмосферой. Так как излучение крайне слабое, то для регистрации таких частиц требуется оптический усилитель.

На аппарате «Ломоносов» роль оптического усилителя играет зеркало. В фокальной плоскости этого зеркала расположена матрица, которая регистрирует карту Земли. Картинку площадью несколько тысяч квадратных километров оно проецирует на площадь 30 на 30 сантиметров.

На этой площади размещены 256 фотоумножителей — очень чувствительных элементов, которые «видят» излучение с точностью до одного фотона. Процесс, который характеризуется линейными пространственными характеристиками, выделяется на фоне других событий, записывается в память устройства, а затем передается на Землю для анализа. Этот детектор регистрирует именно световые явления — фотоны. Эти фотоны рождаются в результате вторичных процессов, которые возникают в результате первичных процессов. Первичный процесс состоит в следующем. Частицы — как правило, это протоны и электроны — разгоняются в атмосфере Земли до чудовищных энергий (недостижимых на ускорителях), взаимодействуют с атомами атмосферы и порождают вторичные частицы — так называемые широкие атмосферные ливни. Возбужденные атомы излучают электромагнитное излучение на границе оптического и ультрафиолетового диапазонов (длина волны 300–400 нм), которое регистрирует прибор. Кроме этого, на аппарате установлены детекторы рентгеновского и гамма-излучения».

Главный конструктор спутника Рашид Салихов объяснил, в чем заключается уникальность проекта. «Космический аппарат «Ломоносов» предназначен для изучения экстремальных физических явлений в атмосфере, магнитосфере, ионосфере и дальнем космосе.

Главным его предназначением, конечно же, является измерение частиц сверхвысоких энергий.

Кроме того, он будет изучать источники и энергетические характеристики гамма-излучения. Аппарат оснащен научным оборудованием, которое позволит одновременно изучить весь спектр этих явлений. А именно: в ультрафиолетовом, видимом и гамма-диапазонах. Наиболее новым прибором является трековая установка, которая позволяет изучать широкие атмосферные ливни высокоэнергетических частиц. За основу этого космического аппарата взята платформа спутника «Канопус-В», который был запущен в 2012 году и находится на орбите. Модуль с научной аппаратурой сконструирован совместно учеными МГУ, ВНИИЭМ и иностранными коллегами».

Иван Крылов

Место под строительство научно-студенческого кампуса НГУ устраивает не всех

Как сообщает портал НГС.ru, Агентство инвестиционного развития (АИР) Новосибирской области предполагает построить этот кампус стоимостью 10,5 млрд рублей и площадью в 20 га на территориях за Институтом ядерной физики. Предполагается, что в нем будут жить и работать 4 тыс. студентов, 2,5 тыс. аспирантов и 500 преподавателей. Кроме общежитий в комплекс войдут научно-исследовательские, спортивные и досуговые центры.

Обращение в АИР Но выяснилось, что Совет научной молодежи СО РАН ещё в июне прошлого года выразил сомнение в целесообразности этого проекта. «Данная территория удалена от важных инфраструктурных объектов и не будет соответствовать требованию необходимого уровня пешеходной и транспортной доступности относительно важнейших образовательных, исследовательских и производственных объектов на территории ННЦ. Данная территория также обладает рядом неустранимых обременений имущественного характера», – говорилось в обращении к руководству АИР, НГУ, СО РАН и мэрии, подписанного руководителем СНМ Петром Меньшановым. Под обременениями имеются в виду затраты на снос существующих гаражей и строительство новых, а также судебные издержки на иски владельцев, не желающих выезжать на другое место.

Поскольку никакой реакции от адресатов, за исключением ректора НГУ, поддержавшего СНМ, на это обращение не было, позиция СНМ, озвученная в прошлогоднем письме, не изменилась, пояснил Петр Меньшанов. По его словам, наиболее разумным является строительство первой очереди студенческого кампуса на территориях, непосредственно прилегающих к НГУ на месте погибающих лесопосадок к востоку от университета и примыкающих к общежитиям на ул. Ляпунова. Совет научной молодежи СО РАН рекомендует провести работу по выведению данного массива лесопосадок в виде анклава из границ территории достопримечательного места «Новосибирский Академгородок».

Вечная борьба

Этой публикацией мы открываем цикл статей посвященных Сибирскому научно-исследовательскому институту растениеводства и селекции, которому в этом году исполняется 80 лет.

В 1845-1847 гг. почти во всех западноевропейских странах неслыханные опустошения

произвела «чума картофеля». Словно от небывало раннего и сильного мороза, среди лета внезапно чернели, поникали и отмирали растения на картофельных полях. Для многих крестьянских хозяйств эта гибель урожая означала падеж скота, разорение и угрозу голода.

За прошедшие полтора столетия человечество продвинулось далеко вперед в деле защиты урожая. И все же, вредные организмы, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (Food and Agriculture Organization, FAO), в среднем приводят к потере до 30% потенциального урожая сельскохозяйственных культур. То есть почти каждый пятый-четвертый гектар обрабатываемой земли не приносит урожая, а треть работников, занятых в мировом сельскохозяйственном производстве работает для того, чтобы прокормить эти вредные организмы. Конечно, эти данные включают в себя и потери от вредителей, но немалый урон приходится на болезни сельскохозяйственных культур.

Борьба за урожай имеет многовековую историю, но только в последние столетия (вместе с развитием биологии) она была поставлена на научную основу. В настоящее время изучением болезней растений и разработкой мер борьбы с ними занимаются в научно-исследовательских институтах. В 1958 году на базе опытной селекционной станции (будущий Сибирский НИИ растениеводства и селекции) была создана лаборатория, сотрудники которой проводили обследование полей на заражение растений болезнями и вредителями, составляли прогнозы по их появлению и распространению, разрабатывали различные рекомендации по борьбе с вредными организмами.  В 1970-х годах приоритеты поменялись: отечественный агропромышленный комплекс сделал ставку не только на химзащиту, но и на выведение сортов, устойчивых к болезням. Понятно, что эту работу нельзя выполнить силами одной лаборатории (а с недавнего времени – группы), в нее вовлечено немало ученых и селекционеров. И у каждого – свой участок работы и свои задачи.

– Мы изучаем самого возбудителя болезни, – рассказывает ведущий научный сотрудник Елена Орлова. – Определяем его расовый состав (также как у вирусов существуют различные штаммы, так и у патогенов существуют различные расы), выявляем, какие гены устойчивости являются эффективными в наших сибирских условиях. Для этого мы проводим исследования по выявлению новых непоражаемых генотипов растений.

Основными источниками этих самых генов являются дикорастущие растения, а также сорта, созданные на их основе. Работу ученых можно условно разделить на два этапа: сначала определить, какие именно гены позволяют дикоросу успешно сопротивляться заболеванию, а затем передать их растениям различных сельскохозяйственных культур. Так рождаются новые сорта.

 – По большому счету, эта борьба селекционеров и патогена будет продолжаться всегда, – продолжает рассказ Елена Арнольдовна. – Поэтому мы стараемся работать на опережение, ведем постоянный мониторинг расового состава возбудителей болезней в нашем регионе, что дает нам  возможность обоснованного выбора потенциальных доноров иммунитета. Оценка на искусственном инфекционном фоне образцов пшеницы различного эколого-географического происхождения позволяет выделить сорта,  обладающие устойчивостью к болезням. Этими данными потом пользуются наши селекционеры при создании новых сортов.

Так выглядит колос, пораженный пыльной головней – А есть какие-то заболевания, которые появились у нас недавно, и у нас нет или мало устойчивых к ним сортов?

 – Да, такие болезни тоже периодически появляются. Например, стеблевая ржавчина. Вообще-то, она у нас «редкий гость», но в последнее время единичные очаги поражения растений отмечаются ежегодно, а устойчивых сортов к ней очень мало. Существует угроза проникновения из стран Ближнего Востока и Средней Азии вредоносной расы стеблевой ржавчины «Уганда-99», названной так по месту ее обнаружения. Эта раса поражает практически все возделываемые сорта. Поэтому во многих научных учреждениях в настоящее время ведутся исследования по выявлению источников устойчивости к этому возбудителю, а селекционерами создаются перспективные селекционные линии. Известно, что для создания устойчивых сортов  требуется не один год, но задача эта вполне решаемая, ведь когда-то у нас не было иммунных сортов зерновых.

Просто надо помнить, что нет идеальной защиты. Патогены тоже эволюционируют, однажды преодолевают устойчивость растений и работу надо начинать снова.

Группа иммунитета сельскохозяйственных растений занимается не только изучением возбудителей заболеваний. Ее сотрудники принимают участие и в оценке будущих сортов. Для этого гибридный материал (обычно, уже на последних этапах работы по выведению сорта) в летний период специально заражают возбудителями болезней, распространенными в нашем регионе. И только те гибриды, которые показали высокую устойчивость к заболеваниям, передаются потом для испытаний на государственные сортовые участки, где и принимается окончательное решение относительно судьбы нового сорта.

Причем, сорта, которые создают селекционеры СибНИИРС, очень востребованы, и не только у нас в Западной Сибири, но и по всей России. Дело в их высокой пластичности: поскольку они создавались для зоны рискованного земледелия, то они очень устойчивы к разным природным условиям.

Сегодня эту важную работу по оценке устойчивости зерновых выполняют четыре человека – такова численность группы иммунитета. Столь малая численность заметно ограничивает объем  работы, который могут проводить исследователи.

– На самом деле, молодежь, студенты проявляют интерес к нашей работе, – считает Елена Орлова. – Просто самих студентов по нашей специальности очень мало. Сказывается и невысокий уровень зарплат, и то, что сельскохозяйственную науку долгие годы государство вниманием не баловало. Хотя сейчас, я считаю, у нашей работы неплохие перспективы, задачи стоят интересные и в то же время востребованные самой жизнью.

– А как на этих перспективах сказывается вхождение в состав ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН»?

– Думаю, положительно. ФИЦ сам по себе более масштабная организация, с большими возможностями. Особенно, что касается работы на молекулярном уровне. У нас селекция ведется традиционными методами, и обычно приходится ждать несколько лет, пока станет ясно, что удалось передать новому гибриду в плане устойчивости. Возможности ИЦиГа позволят выполнять эту работу намного быстрее. Собственно, в этом направлении мы и ведем сейчас совместную работу. В частности, сотрудниками лаборатории молекулярной генетики и цитогенетики растений выделен новый ген устойчивости к бурой ржавчине, который в настоящее время наши селекционеры используют в своих селекционных программах.

Георгий Батухтин

Наука, стройся!

Какие реорганизационные катаклизмы ждут российских ученых в нынешнем году

Два года назад в России стартовала реформа РАН. Месяцы волнений, митингов и собраний взбудораженного научного сообщества вроде бы позади, но всерьез реформа затронет российских ученых только сейчас: в начале 2016-го будут введены самые спорные пункты закона о реформе РАН. Так, полным ходом идет слияние институтов в крупные научные центры, сами институты будут поделены в зависимости от "индекса эффективности", а возрастной порог для директоров институтов установлен в 65 лет. В общем, понятно: наука в России уже никогда не будет прежней. Как ученые прожили два года такой реформы и чего они ждут от нее в скором будущем, узнавал "Огонек"

О том, что все интересное для российских ученых только начинается, глава РАН академик Владимир Фортов предупредил в одном из недавних интервью.

Президент РАН знает, о чем говорит. Именно с 2016-го российская наука должна будет постоянно доказывать, что она эффективна. Критерии эффективности? Они разрабатывались все это время в недрах Федерального агентства научных организаций (ФАНО) и оказались показательно схожими для гуманитариев, физиков, аграриев, геологов и т.д. Там же, кстати, разрабатывались и шаги по повышению этой эффективности, одним из которых стала реорганизация РАН. Напомню: в первоначальной версии закона о реформе во имя эффективности предполагалась и вовсе "ликвидация РАН", но после волнений и митингов появилась "реорганизация".

Наука на низком старте

Новая наука начинается с "укрупнения". Сейчас процессом объединения охвачены 120 научных организаций, которые в итоге превратятся в 23 крупных центра. Считается, что решение об объединении институты должны принимать сами, для чего им надлежало срочно подать заявку в ФАНО. Как правило, сливаются сходные по тематике институты. Например, Федеральный исследовательский центр "Фундаментальные основы биотехнологии" создан в результате объединения трех научных организаций: Института биохимии им. А.Н. Баха, Института микробиологии им. С.Н. Виноградского и Центра "Биоинженерия". А Федеральный исследовательский центр "Информатика и управление" объединил Институт проблем информатики, Институт системного анализа и Вычислительный центр им. А.А. Дородницына.

Но есть и мегаслияния. Так, Владикавказский научный центр включил в себя ряд институтов, смешав физиков с лириками (например, Южный математический институт и Центр скифо-аланских исследований им. В.И. Абаева). А региональный научный центр Коми объединит 10 организаций — институты биологии, химии, физиологии, языка и литературы. Само собой, мнения о таких объединениях неоднозначные.

— Вообще, наука — живой организм, и поэтому структуризация институтов, как и образование новых,— процесс естественный, часто неизбежный,— признает в беседе с "Огоньком" член научно-координационного совета при ФАНО академик Валерий Рубаков.— Так что там, где объединение происходило естественно, это полезный процесс. Другое дело — объединение в региональных центрах разноплановых институтов: оно плохо тем, что теряется научно-методическое руководство со стороны профильных отделений РАН. Скажем, вы объединяете физиков, химиков и сельскохозяйственников. В этом случае физическому сообществу посмотреть на то, что происходит с физикой в этом центре, будет труднее, чем если бы это был независимый физический институт. Объединять же в общие научные центры институты всех профилей — это априори скорее минус. Пример — серьезный конфликт в Кабардино-Балкарском научном центре РАН, куда ряд институтов насильно заставляли войти. Коллектив переломили через колено, но я не уверен, что это приведет к позитивному результату, точнее — к отсутствию негатива.

В самом деле, когда сотрудники Института прикладной математики и автоматизации (ИПМА) взбунтовались против объединения в региональный центр с институтами Кабардино-Балкарского научного центра, ФАНО отреагировало жестко — и. о. директора института был назначен 34-летний декан математического факультета Кабардино-Балкарского университета Анатолий Алиханов, чья кандидатура не обсуждалась с сотрудниками института. В итоге в конце 2015-го институт стал частью Кабардино-Балкарского научного центра.

— Мы видим в таком развитии угрозу нашему будущему,— заявляли сотрудники этого института.— Сейчас у ИПМА сильные научные позиции, а объединение с экономистами и сельскохозяйственными НИИ снизит его потенциал, а возможно, и вовсе развалит.

Против объединения в том виде, в котором оно происходит сейчас, высказывались и академики — члены отделения энергетики, машиностроения, механики и процессов управления РАН. На обсуждении говорилось о том, что сама система новых научных единиц слишком общая, а резкое укрупнение институтов в центры неэффективно. При этом потеря наименования института (а это многолетний исторически сложившийся бренд) — потеря не только авторитета, но и финансовая. Мало того, при слиянии близких научных групп теряется конкуренция и шанс на проработку разных методик.

Кстати, еще один крупный скандал развернулся на наших глазах — он связан с февральской попыткой объединить сразу 11 НИИ под "шапкой" "ФИЦ Якутский научный центр РАН". Среди кандидатов — Институт космофизических исследований и аэрономии им. Ю.Г. Шафера, мерзлотоведения им. П.И. Мельникова, биологических проблем криолитозоны, Институт проблем нефти и газа, Институт горного дела Севера им. Н.В. Черского, а также Институт физтехпроблем Севера им. В.П. Ларионова. Сами эти институты — яркие научные единицы, которые в случае объединения и унификации теряют многое, в том числе и имя — узнаваемый бренд.

Одна голова — хорошо

Детали

Самые крупные слияния научных организаций, подготовленные ФАНО

Байкальский федеральный исследовательский центр РАН

1. Иркутский научный центр СО РАН

2. Иркутский институт химии им. А.Е. Фаворского СО РАН

3. Сибирский институт физиологии и биохимии растений СО РАН

4. Институт солнечно-земной физики СО РАН

5. Лимнологический институт СО РАН

6. Институт земной коры СО РАН

7. Институт географии им. В.Б. Сочавы СО РАН

8. Институт динамики систем и теории управления СО РАН

9. Институт систем энергетики им. Л.А. Мелентьева СО РАН

10. Институт геохимии им. А.П. Виноградова СО РАН

11. Байкальский музей Иркутского научного центра СО РАН

12. Восточно-Сибирский научный центр экологии человека СО РАН

13. Иркутский научный центр хирургии и травматологии

14. Иркутский научно-исследовательский институт сельского хозяйства

Сибирский федеральный научный центр агробиотехнологий РАН

1. Сибирское отделение аграрной науки

2. Сибирский физико-технический институт аграрных проблем

3. Институт экспериментальной ветеринарии Сибири и Дальнего Востока

4. Сибирский НИИ кормов

5. Сибирский НИИ экономики сельского хозяйства Россельхозакадемии

6. Сибирский НИИ животноводства Россельхозакадемии

7. Кемеровский НИИСХ Россельхозакадемии

8. Сибирский НИИ механизации и электрификации сельского хозяйства Россельхозакадемии

9. Сибирский научно-исследовательский и технологический институт переработки сельскохозяйственной продукции

10. Сибирский НИИ сельского хозяйства и торфа

Владикавказский научный центр РАН

1. Южный математический институт ВНЦ РАН и Республики Северная Осетия — Алания (РСО-А)

2. Институт биомедицинских исследований ВНЦ РАН и РСО-А

3. Центр геофизических исследований ВНЦ РАН и РСО-А

4. Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и РСО-А

5. Центр скифо-аланских исследований им. В.И. Абаева ВНЦ РАН и РСО-А

6. Северо-Кавказский научно-исследовательский институт горного и предгорного сельского хозяйства

Нас посчитали!

Впрочем, слияние институтов — первая часть реструктуризации. В результате нее вместо привычных НИИ в России появится четыре вида организаций с разными функциями. Так, крупные Федеральные исследовательские центры (ФИЦ), по мысли чиновников, будут заняты прорывными исследованиями. Организации второго типа — Федеральные научные центры (ФНЦ) займутся в основном прикладной сферой. Их ориентируют на коммерциализацию собственных разработок.

Третий вид организаций — региональные центры, куда войдут разноплановые институты, у которых общий — только регион. Как раз здесь встанут плечом к плечу физики, лирики и почвоведы с агрономами. Они совместными усилиями должны будут отвечать за проведение исследований, обеспечивающих развитие своего региона. Четвертый вид — отдельные НИИ, но в каком виде они останутся, непонятно.

Зачем понадобились эти укрупнения? В плане структуризации написано, что это делается "в целях развития научных исследований и критических технологий". Институты со смежными тематиками, вошедшие в один ФИЦ, смогут пользоваться оборудованием друг друга, тематики исследований не будут дублироваться. Что, конечно, позволит экономить. В плане осторожно говорится, что "укрупнение научных организаций происходит с целью приведения в соответствие числа научных работников, работающих в данном направлении, и финансовых средств, выделенных на развитие конкретного направления научных исследований".

— Теперь в двух институтах не будут заниматься одинаковыми исследованиями, к тому же возможно сократить административный персонал: было три бухгалтера — стал один,— разъясняет "Огоньку" Игорь Соколов, директор недавно образованного ФИЦ "Информатика и управление".— Понимаете, мы создали единую управляющую структуру: единая бухгалтерия, единое кадровое управление. Получается хорошая экономия. Часть административного аппарата пришлось сократить, а высвободившиеся средства позволили принять на работу новых научных сотрудников. Но главное — мы объединились, чтобы браться за решение масштабных научных задач, у которых хорошие перспективы практической реализации. Теперь мы можем работать над ними скоординированно. Мы как единый мощный ресурс формируем ядро ученых, которые будут работать над фундаментальными общетеоретическими проблемами информатики. Параллельно в нашем центре планируем создать конкретные институты, нацеленные на проекцию общих методов, знаний на конкретную область. Два центра мы уже создали — по образовательной информатике и по медицинской информатике.

По словам директора, объединенный ФИЦ теперь равноправный партнер в мировом научном сообществе. "Объединив ресурсы трех институтов, мы стали заметной величиной. Нам удалось провести уникальную международную конференцию — это зримый результат, а маленький институт в 100-200 человек не смог бы эту махину поднять".

Важная деталь: в этом случае решение об объединении трех институтов принималось совместно с директорами и обсуждалось с научными сотрудниками. Не все сотрудники, кстати, приняли решение положительно — небольшая группа ученых Вычислительного центра им. А.А. Дородницына подала иск о признании недействительным приказа ФАНО о создании ФИЦ "Информатика и управление РАН". По их мнению, при создании центра не были соблюдены необходимые процедуры согласования. Суд принял решение в пользу ФАНО. Ученые подали апелляцию, но работать в ФИЦ все-таки перешли.

Другие ученые уверены, что объединения позволят координировать фундаментальные и прикладные исследования, что раньше было делать сложно:

— Объединение дало возможность выполнять исследовательские проекты полного цикла в области генетики, селекции и семеноводства сельхозрастений,— говорит директор ФИЦ "Институт цитологии и генетики СО РАН" Николай Колчанов.— То есть не только получать новые фундаментальные знания, но и создавать на их основе сорта, технологии их возделывания.

Территория науки

Расклад

В ходе реформы ФАНО провело полную инвентаризацию имущества РАН. Вот чем богата наука на сегодняшний день

2 млн гектаров земли

109 млн квадратных метров зданий

41 тысяча государственных объектов

"Салями слайсинг"

После того как институты укрупнят и поделят на категории, предстоит оценить их эффективность и в зависимости от этой оценки институты поделят на группы. Первые — абсолютные лидеры, вторые — те, кто ведут исследования на стабильном уровне, и отстающие. Если первые, судя по всему, будут получать финансирование и поддержку в полном объеме, со вторыми все уже не так очевидно, а судьба третьих вполне конкретна: на сайте ФАНО написано, что для таких учреждений "будет приниматься решение о реорганизации, ликвидации или, в отдельных случаях, о замене руководителя".

Согласно документам, оценивать научные учреждения будут по 24 параметрам, которые утвердило правительство, и еще по 13 пунктам, которые добавили в ФАНО, так сказать, от себя.

Первая часть оценки математическая — соберут показатели по разным аспектам. Вторая — экспертная. Уже создана комиссия из 40 человек, куда вошли сотрудники ФАНО, ученые, представители университетов, государственных научных центров, РАН и бизнеса. Они будут заслушивать выводы экспертных групп различных направлений (физиков, химиков, математиков, литературоведов) и принимать решение.

Все 37 показателей, по которым будут "считать" науку и определять будущее НИИ, можно поделить на научные и финансовые. Например, сколько научных статей и в каких журналах опубликовано, сколько и чего изобрели, почем продали и сколько внебюджетных денег нашли, чтобы работать дальше. Есть параметры и забавные — вроде количества положительных упоминаний в СМИ или посещаемости сайта.

Но самый очевидный результат научной деятельности — это публикационная активность, поэтому чиновники будут внимательно считать, сколько статей сотрудники института публикуют в научных журналах в год. За количество статей всегда давали надбавки, это также влияло на выделение грантов, поэтому печататься в серьезных журналах ученые старались всегда. Но гонка за цифрами имеет и нежелательные последствия: в научном мире известно понятие "салями слайсинг" — когда в погоне за числом статей исследование нарезают на кусочки, как колбасу, и вместо одной статьи пишется несколько.

— Если работа распланирована правильно, то проблем с количеством статей быть не должно,— уверяет "Огонек" научный сотрудник Института физиологически активных веществ (ИФАВ) Александр Толбин.— Каждый сотрудник может издавать в год не менее трех статей, поэтому логично всю работу структурировать в качестве статей. То есть мыслить не формулами и предложениями, а публикациями.

Но главная проблема в том, что необходимость бороться за количество статей не позволяет заниматься рискованными проектами, которые могут не получиться, обращает внимание старший научный сотрудник Института биоорганической химии (ИБХ) Константин Минеев. "Тебе нужно написать столько-то статей — отчитаться,— объясняет он эту логику.— А проекты, которые могут не получиться, приходится откладывать как дополнительные — в свободное от работы время. Из-за этого прорывов и не получается".

К тому же у многих ученых-экспериментаторов на пути к требуемым ФАНО результатам высится почти непреодолимая преграда: заказ и получение реактивов и иных расходных материалов у нас — бумажная битва не для слабонервных. Как образно высказался академик РАН Алексей Хохлов, "говорить в России о недостатках оценки труда ученых по индексу цитирования — все равно что говорить узникам Освенцима о вреде переедания". Два года назад система госзакупок превратилась в настоящую полосу препятствий, для преодоления которой в институтах стали нанимать специально обученных сотрудников.

Купи коня!

Еще показатель для разделения на категории — количество патентов, полученных институтом. Проблема тут в том, что патент сейчас — это, как правило, украшение на стенку. Их почти никто не покупает. Почему? А потому что это свидетельство передачи изобретения в госсобственность: даже ученому после регистрации оно принадлежит всего-то на 5 процентов, а государству — на все 95. Ясно, что к бизнесу подобный расклад не располагает.

— Частные фирмы не хотят иметь дело с патентами, которые получены рановскими институтами,— рассказал "Огоньку" Денис Кудрявцев, сотрудник ИБХ.— Потому что они принадлежат государству, а это многими расценивается как потенциальный источник проблем с защитой интеллектуальной собственности. Представители бизнеса нам прямо объясняют: вот они купят патент, а окажется, что он получен в результате работ по соглашению (например, с фондами поддержки научной деятельности), по которому РФ имеет право производить этот препарат на территории России без всяких патентов.

Между тем привлечение частных денег в науку и число внедренных изобретений — очередной параметр, по которому будут оценивать институты. Это, по мнению большинства специалистов, в наших условиях просто на гране реальности.

— После разработки нового лекарства начинается череда проблем,— объясняет "Огоньку" и.о. директора Института клинической и экспериментальной лимфологии Андрей Летягин.— У нас такая сложная система лицензирования и экспертизы, что нужны десятки или даже сотни миллионы рублей, чтобы довести препарат до производства. И многие коллективы опускают руки. Они разрабатывают препараты и кладут в стол — может, кому-то понадобится и он заберет.

Ученые уверены: в России создать можно все, но продать разработки сложно, особенно в тех областях, где производство безнадежно отстает от научной мысли. Чиновники из ФАНО об этом знают — даже создали специальную рабочую группу по проблемам регистрации результатов интеллектуальной деятельности и их использованию. Говорят, будут круглые столы и мастер-классы по коммерциализации научных разработок. Вот только как могут помочь мастер-классы, если нет производства?

Как в итоге на деле будет работать вся система с оценкой науки — не понятно. Спору нет, результативность сотрудников измерялась всегда. Раз в пять лет собиралась аттестационная комиссия, ученые отчитывались: сколько и где статей опубликовали, в каких конференциях участвовали и т.д. Раз в год проводились комплексные проверки институтов. Но всегда преобладала экспертная оценка. Сейчас же огромное значение придается именно цифрам.

— Попытки выстроить институты по категориям и принять какие-то экономические решения на основании наукометрических показателей пугают,— признался "Огоньку" директор ФИЦ "Информатика и управление" Игорь Соколов.— Думаю, что до такого не дойдет и на первом месте, как всегда, будет мнение экспертов. Потому что ученых в нашей стране мало, и если вы обидите ученого, то другого вы уже не найдете.

По ком звонит реструктуризация?

Статистика

Вот как оценивает ФАНО численность работников научных организаций в России, деятельность которых подлежит проверке на эффективность

В ведении агентства находятся 711 научных учреждений

Численность работников 116,1 тысячи человек

Среди них:

0,7 тысячи человек (0,6%) руководители учреждений

1,5 тысячи человек (1,3%) заместители руководителей учреждений

6,5 тысячи человек (5,6%) руководители структурных научных подразделений научных учреждений

0,6 тысячи человек (0,5%) ученые секретари научных учреждений

52 тысячи человек (44,8%) научные сотрудники

Источник: ФАНО РФ

Не прячьте ваши денежки

В этом году планируется выделить на программы развития объединенных институтов 1 млрд 150 млн рублей. Некоторым деньги дали: ФИЦ "Всероссийский институт генетических ресурсов им. Н.И. Вавилова", к примеру, свои 28 млн уже получил. Но в целом ученому по-прежнему большую часть времени приходится ломать голову не только над устройством мирозданья, но и над тем, где взять денег. Институты, которым удается привлекать много грантов и внебюджетного финансирования, чувствуют себя не так плохо. В основном это НИИ, связанные с углеводородами, финансовой аналитикой, фармпромышленностью, обороной и в последнее время — с сельским хозяйством. За последние два года появились новые гранты, в том числе от Российского научного фонда, который выделял на научные исследования крупные суммы — 20 млн рублей. Но параллельно многие гранты были урезаны, а общее бюджетное финансирование в этом году осталось почти таким же, что и в прошлом,— 85 млрд рублей на всех. Понятно, что теперь это гораздо меньше, чем раньше: все реактивы, оборудование и необходимые материалы для исследований в подавляющем большинстве случаев институты покупают за рубежом за валюту. При этом у НИИ то и дело возникают необъяснимые трудности бюрократического характера. Пример: у Института биоорганической химии больше года по неизвестной причине заблокирован валютный счет. И они не могут купить лабораторных лягушек.

— Мы вынуждены покупать 120 лягушек из США по авансовому отчету. Это очень неудобно,— поделился с "Огоньком" Денис Кудрявцев из ИБХ РАН.— Авансовый отчет — это значит, что сотрудник покупает за свои, а потом ему возвращают деньги, если он смог доказать, что это нужно.

Помимо денег из бюджета у отечественной науки был отдельный источник финансирования — специальные программы РАН. Сейчас их сильно урезали. Скажем, по программе "Молекулярная и клеточная биология" выделялось на исследования 4 млн рублей в год. Сейчас программа сокращена больше чем на 60 процентов.

При этом все оборудование и расходники по-прежнему покупаются только на деньги грантов — бюджетного финансирования едва хватает на зарплаты. В 2015-м ФАНО внимательно изучало, какая у кого техника имеется, и теперь собирается выделить 1 млрд 25 млн на поддержку уникального оборудования. Это острая необходимость: у того же ИБХ РАН несколько ЯМР-спектрометров, которые вместе стоят порядка миллиарда рублей, а на их поддержание в рабочем состоянии надо тратить около 5 процентов от этой суммы.

— Мы потратили в прошлом году половину средств наших грантов на обслуживание оборудования,— рассказал "Огоньку" старший научный сотрудник ИБХ Константин Минеев.— То есть у нас почти не осталось денег на реактивы. Наш начальник всерьез рассматривает вариант остановки одного прибора, потому что денег на его обслуживание нет. Мы не можем себе позволить тратить на это половину наших грантов, нам нужно еще на что-то делать науку. В итоге полмиллиарда рублей будет просто так стоять в комнате, собирать пыль.

Ко всем прочим неприятностям над этим оборудованием в институте протекает крыша. И каждый раз, когда тает снег, в нескольких метрах от уникальной установки образуется лужа. В прошлом году ученые чинили крышу сами: скинулись и заплатили рабочим, которые залили крышу гудроном. В этом году она опять протекает.

В самих институтах есть фонды поддержки и развития молодых научных коллективов — из этих фондов, в частности, ученые получают надбавки. Но теперь и они урезаются. Ясно, что когда зарплата старшего научного сотрудника по-прежнему 19 тысяч рублей, выживают только благодаря грантам. Но в 2018-м все должно измениться: согласно указам президента от 2012 года, зарплата ученого должна равняться двум средним по региону. ФАНО борется за этот показатель и нарисовало ежеквартальную схему повышения оплаты труда ученого. В Москве, например, ученый должен будет в 2018-м получать 120 тысяч. Откуда, спрашивается? Ответ: а институты сами должны вывернуться и привлечь внебюджетное финансирование. ФАНО может по своему усмотрению выделить перспективным институтам дополнительные средства для соблюдения им же назначенных показателей роста. В прошлом году на повышение зарплат было выделено 2 млрд рублей. Так, ФИЦ "Информатика и управление" два раза получал деньги на повышение зарплаты научным сотрудникам. Но не во всех институтах одинаковая ситуация.

— В прошлом году нашему институту приходилось выжимать все соки, чтобы обеспечить среднюю зарплату, соответствующую этой лестнице роста,— рассказал "Огоньку" председатель совета молодых ученых ИФАВ Павел Тараканов.— Администрация просила пойти навстречу и те же средства, с гранта, которые ты уже распланировал на покупку оборудования и реактивов, отдать на выплату зарплат, чтобы институт соответствовал этому курсу роста. Только после того, как мы обеспечили этот показатель, ФАНО перечислило деньги, которые это компенсировали. А в другом институте было так: выплатили зарплату и сотрудники, потеряв часть на налоги, пошли потом покупать оборудование.

Исполнить закон, согласно которому зарплата научного сотрудника должна расти, легко только в том случае, если государство даст на это денег. В противном случае возможно два сценария. Можно, например, уволить половину сотрудников, и у остальных будет большая зарплата. "Но инфляция съест ее через два года,— говорит один из собеседников "Огонька".— Что, опять увольнять?" Еще есть вариант перевести всех сотрудников на полставки, что и делается в некоторых институтах. То есть ученые, например, получают среднюю зарплату в институте 50 тысяч рублей (это и из бюджета, и с грантов), всех формально перевели на полставки. И зарплата стала сразу 100 тысяч. Дорожная карта выполнена. Но на бумажке, а по сути это называется лапша и очковтирательство.

К следующему году все научные сотрудники, как и госслужащие, в принципе, должны быть переведены на так называемее эффективные контракты. Эффективные договора — часть новой системы нормирования труда госслужащих, которая вводится для научных сотрудников в 2017 году. Эти нормы утверждены приказом Минтруда N 504. Сам приказ — просто ода в интегралах о бюрократии. Госучреждению, например, предписано определить, сколько каждый работник должен тратить времени на выполнение определенной работы и сколько — на отдых. После чего следить за этим, писать отчеты. Интересно, как руководство НИИ будет определять, сколько времени надлежит тратить на открытие, скажем, бозона Хиггса?

Директоров в качестве эксперимента уже перевели на контракты, в которых перечислены показатели эффективности труда, в зависимости от их выполнения назначаются стимулирующие выплаты. В интернете уже бродят посты, в которых кто-то просчитал, сколько могли бы получать руководители одного из самых цитируемых российских институтов — Института математики им. Стеклова. Оказалось — порядка 30 тысяч рублей. При этом не выполнение эффективного контракта может стать причиной его расторжения. Утрируя, можно сказать, что любой теоретик, физик или математик может оказаться на улице — они не смогут обеспечить минимума указанных параметров. Каким образом в этом контексте реформа будет привлекать в науку молодых людей (а это было одной из ее целей), теперь не ясно.

Больше того, первоначальная идея о том, что реформа позволит ученым полностью погрузиться в науку, отдав в распоряжение ФАНО все заботы об организации рабочего процесса, включая управление имуществом и денежными средствами, оправдалась наполовину. Имущество и распределение финансирования действительно оказались в распоряжении ФАНО, но легче от этого ученым не стало. Впрочем, все понимают, что это только начало большого пути, в конце которого наука в России изменится до неузнаваемости.

Отдельной строкой

Цифры

ФАНО определило основные направления, на которые будут потрачены средства из бюджета в 2016 году

1750 млн рублей будет затрачено на введение новых объектов в эксплуатацию

1025 млн рублей получат НИИ на содержание Центров коллективного пользования (речь о своего рода кооперативах по использованию научного оборудования) и уникальных научных установок

700 млн рублей выделено на обеспечение морских экспедиций

350 млн рублей уйдет на создание Центра оцифровки данных, который будет создавать электронные библиотеки для учреждений ФАНО

270 млн рублей предназначено для восстановления Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН), пострадавшего от пожара в 2015-м

197 млн рублей придется на завершение капитального ремонта научно-исследовательского судна "Академик Петров"

Источник: ФАНО РФ

Наталия Нехлебова

О хлебе нашем насущном

В условиях нарастающего кризиса «хлебная тема» закономерно выходит на первый план.  Насколько зависит наша страна от импортных поставок зерновых, какой хлеб мы покупаем в магазинах, как может повлиять на ситуацию отечественная наука? В этих непростых вопросах нам помогли разобраться наши ученые:

Елена Хлесткина, доктор биологических наук, профессор РАН, зав. сектором функциональной генетики злаков ИЦиГ СО РАН, главный научный сотрудник Исследовательского центра продовольственной безопасности ЭФ НГУ, председатель Новосибирского отделения Вавиловского общества генетиков и селекционеров;

Юлия Отмахова, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник ИЭОПП СО РАН, руководитель Исследовательского центра продовольственной безопасности ЭФ НГУ.

- Сегодня правительство России акцентирует внимание на вопросе продовольственной безопасности. Наша страна, как известно, является экспортером зерна. Обеспечена ли у нас продовольственная безопасность по зерну в условиях санкций?

Юлия Отмахова: Действительно, в условиях санкций актуализировалась задача обеспечения продовольственной безопасности России. За последние 20 лет мировой продовольственный рынок стал полем для научных экспериментов. Необходимо отметить, что в Доктрине продовольственной безопасности России, принятой в 2010 году, указаны только количественные показатели. Например, страна должна производить зерна не менее 95% от потребности населения. Но при этом не учитывается, какая это пшеница и для производства каких изделий она нужна. При этом система государственного контроля безопасности хлебной продукции в России ограничена и не является единой. В 2004 году была ликвидирована государственная хлебная инспекция. Некоторую часть функций передали в Россельхознадзор, другую – в Роспотребнадзор.

- Как изменилось качество хлеба? Действительно ли качество муки стало хуже? Ведь пшеницу в России выращивают в достаточных объемах. Может, просто производители хлеба и хлебобулочных изделий «химичат» в целях повышения себестоимости?

Юлия Отмахова: Отсутствие контроля в рамках цепочки «зерно-мука-хлеб» и ликвидация Государственной хлебной инспекции привели к заметному ухудшению качества зерна и хлеба. Удельный вес зерна высокого качества в общем объеме зерновых катастрофически падает, в результате в России больше производится зерна 3-го, а то и 4-го класса. Крестьяне не заинтересованы в высоком качестве зерна (тем более что ликвидированы надбавки за зерно 1-го и 2-го классов), а производители хлеба – в использовании качественной (а стало быть – дефицитной и дорогой) муки и применяют муку более низкого качества, а также богатую палитру улучшителей. В качестве улучшителей в современном хлебопечении применяется несколько десятков различных веществ – как биологического, так и химического происхождения.

Елена Хлесткина: Безусловно, эти факторы повлияли и на изменение приоритетов при решении селекционных задач – при создании новых сортов высокие мукомольные и хлебопекарные качества уступают по приоритетности таким характеристикам как урожайность и устойчивость к болезням.

Проведенное в ИЦиГ СО РАН кандидатом биологических наук Т.А. Пшеничниковой с соавторами сравнительное исследование сортов яровой пшеницы, возделываемых в Сибирском регионе на протяжении XX века, показало, что современные сорта по некоторым мукомольным и хлебопекарным свойствам в среднем уступают давно вышедшим из производства стародавним сортам.

Генетический потенциал этих сохранившихся в коллекциях стародавних сортов можно использовать при создании новых сортов, не только отвечающих современным требованиям по урожайности, но и обладающих при этом высокими мукомольными и хлебопекарными качествами. Современные методы генетики позволяют быстро выявлять нужные варианты генов и разрабатывать диагностические ДНК-маркёры для ускоренного введения полезных генов в новые сорта.

- Недавно я прочел, будто средняя урожайность зерновых в России – такая же, как было сто лет назад: 14-15 ц/га. Так ли это? Если этот так, то что нужно сделать для изменения ситуации?

Юлия Отмахова: Не совсем так. Если обратиться к статистическим данным, то в 1914 г. в России средняя урожайность озимой пшеницы составляла 9,3 ц/га, а яровой – 5,2 ц/га. В 2015 г. эти показатели втрое выше – 32 ц/га и 15,5 ц/га соответственно. Однако очень сильна вариация по регионам средней урожайности, что, несомненно, нуждается в системной работе по ее увеличению.

Елена Хлесткина:  По урожайности генетический потенциал пшеницы достаточно высок. Например, селекционерами Краснодарского НИИСХ им. П.П. Лукьяненко созданы современные сорта озимой пшеницы со средней урожайностью свыше 100 ц/га, а в Сибирском НИИ растениеводства и селекции созданы сорта яровой пшеницы, способные давать урожайность свыше 50 ц/га. Однако реализация генетического потенциала сортов зависит от многих факторов, в том числе агротехнических.

Число публикаций в базе данных SCOPUS, связанных с применением в России ДНК-маркёров для исследования пшеницы - На каком уровне в нашей стране сейчас находится направление исследований в данной области – в сравнении с мировой практикой? Особо интересует место Института цитологии и генетики СО РАН. То есть шагаем ли мы в ногу со временем по чисто научной части? 

Елена Хлесткина: Согласно статистике публикаций, индексируемых в международных базах данных, по использованию ДНК-маркёров в растениеводстве Россия находится на 31-м месте. Однако по применению этих методов на важнейшей для нашей страны сельскохозяйственной культуре – пшенице – мы на 12-м месте, и здесь существенный вклад вносит именно ИЦиГ СО РАН, в котором еще с первых лет существования института была заложена очень хорошая основа для развития фундаментальных и прикладных исследований на пшенице.

Использование диагностических ДНК-маркёров в селекции позволяет ускорять получение новых сортов с заданными свойствами. Такой пример: введение полезного гена в элитный сорт путем классической селекции занимает более 10 лет, а с применением современных технологий, таких как маркёр-ориентированная селекция и метод удвоенных гаплоидов, можно достичь желаемого результата менее чем за 5 лет.

- Можно ли с помощью новых научных методов сделать территории Западной Сибири "хлебным краем", новой "житницей страны"? То есть – повысить урожайность зерновых, их качество, и снизить риски от неблагоприятных климатических условий?

Юлия Отмахова: Необходимы новые регуляционные механизмы и новые подходы к управлению всей технологической цепочкой «зерно-мука-хлеб», так как внедрение передовых технологий в сельское хозяйство весьма затруднено для создания пилотных проектов и опытных производств. Возможно, создание территорий опережающего развития (ТОР) в Новосибирской области позволит отработать механизмы повышения агропродовольственного производства на региональном уровне. 

Елена Хлесткина: Следует отметить, что работы по внедрению современных методов генетики и биотехнологии в селекционный процесс в Сибирском регионе уже ведутся. В частности, в ИЦиГ СО РАН на протяжении последних 10 лет проводится разработка схем и диагностических ДНК-маркёров для создания новых селекционных форм мягкой пшеницы методом маркёр-ориентированной селекции (несколько патентов в этом направлении имеет доктор биологических наук, профессор, зав. лабораторией молекулярной генетики и цитогенетики растений ИЦиГ СО РАН Елена Артемовна Салина с соавторами), осуществляется интеграция разработанных методических подходов и созданных в ИЦиГ перспективных линий в селекцию (совместно с Челябинским НИИСХ, Сибирским НИИСХ и ЗАО «Агрокомплекс «Кургансемена»).

За последние пять лет получены патенты и авторские свидетельства на новые сорта яровой пшеницы Омская 41, Памяти Майстренко, Сигма, в создании которых использовались линии и технологии ИЦиГ СО РАН (а именно разработки доктора биологических наук, профессора, зав. лабораторией хромосомной инженерии злаков ИЦиГ СО РАН Лидии Александровны Першиной с соавторами).

Благодаря поддержке РНФ инициировано еще несколько новых совместных работ в этом направлении.

- Что мешает широкому внедрению в Российской Федерации современных методов генетики в селекционный процесс, и в целом – решению проблем продовольственной безопасности на основе современных научных подходов?  Какие могут быть выходы из этой проблемы?

Елена Хлесткина: Недостаток финансирования, отсутствие необходимых высокотехнологичных приборов и квалифицированных специалистов для маркёр-ориентированной и геномной селекции в профильных селекционных институтах. Другая проблема «историческая» – в течение десятилетий селекционеры и генетики были разделены, работая в институтах разных ведомств (РАН и РАСХН). Единственным мостиком, соединяющим их, было Вавиловское общество генетиков и селекционеров (ВОГиС), которому, кстати, в этом году исполняется 50 лет, и были хорошо налаженные локальные контакты между некоторыми институтами РАН и РАСХН. Хороший пример – взаимодействие ИЦиГ СО РАН с некоторыми сибирскими институтами РАСХН.

Теперь генетические и селекционные институты объединены в одном ведомстве (ФАНО), и даже имеет место более тесное объединение (например, создание ФИЦ, объединившего в себе ИЦиГ СО РАН и СибНИИРС). Это хорошая основа для проведения в области растениеводства исследований полного цикла – от фундаментальных генетических исследований до создания новых сортов.

В масштабе всей страны рациональным решением было бы создание на базе фундаментальных институтов специальных ЦКП, оснащенных необходимыми приборами, с привлечением высоко квалифицированных специалистов в области маркёр-ориентированной и геномной селекции, и развитие сетевого взаимодействия между такими ЦКП и селекционными центрами для ускоренного внедрения современных методов в селекционный процесс.

Юлия Отмахова: Осложняет решение проблем продовольственной безопасности разобщенность контролирующих и регламентирующих организаций, специальных научно-обоснованных программ развития. А при этом задача обеспечения продовольственной безопасности России требует принципиально новых решений, основанных на междисциплинарном и системном взаимодействии ученых разных областей науки, например, комбинация генетико-селекционного и аграрно-экономического направлений в целях повышения качества жизни населения и рационального использования природных ресурсов. В Сибири в августе прошлого года создана такая площадка как совместная лаборатория НГУ и СО РАН – Исследовательский центр продовольственной безопасности ЭФ НГУ. Это позволит начать работу по разработке научно-обоснованных прогнозных сценариев развития отдельных секторов агропродовольственного рынка с использованием многоагентного моделирования и анализа возможностей обеспечения продовольственной безопасности России с учетом использования современных молекулярно-генетических подходов и принципов здорового питания.

Беседовал Олег Носков

Охота к перемене лиц?

Микрохирург Игорь Решетов о самой ожидаемой в мире операции - пересадке головы.

Лицо - это некая биологическая маска. У нее собственное кровоснабжение, собственная нервная сеть, мимические мышцы.

Как только не именуют Игоря Решетова, руководителя Центра пластической хирургии Первого медицинского университета имени Сеченова, в интернетовских сетях. Он и онколог, и микрохирург, и пластический хирург, и автор многих изобретений в области медицинской науки и практики.

- Так кто вы, Игорь Владимирович Решетов?

Игорь Решетов: Все правильно: у меня такая многогранная специальность. Хотя изначально после окончания мединститута я оказался сотрудником старейшего онкологического центра России - Института онкологии имени Герцена. Но уже через три месяца напросился на подготовку по микрохирургии.

- Почему?

Игорь Решетов: Прошлым летом у нас была встреча с японскими коллегами. Обсуждали разные проблемы. И вдруг я понял: японских коллег интересует качество активной жизни людей старше восьмидесяти лет. А значит, речь идет о полной замене вышедших из строя органов и тканей человека. То есть о развитии медицинской микрохирургии...

- Наверняка подумали, как правильно выбрали свой путь.

Игорь Решетов: Уже в конце восьмидесятых стало очевидно: классическая хирургическая доктрина не способна решить наиболее острые проблемы лечения и реабилитации пациентов, в том числе онкологические. Мне повезло: учился в альма-матер микрохирургии - в научном центре хирургии, которым тогда руководил академик Борис Васильевич Петровский. И учителя были отменные: Виктор Соломонович Крылов, Ренат Сулейманович Акчурин, Константин Георгиевич Абалмасов и ставший моим старшим другом академик Миланов Николай Олегович. С той поры я и стал микрохирургом. Очень поддерживал меня академик Валерий Иванович Чиссов - ведь все мои усилия были направлены на лечение онкологических больных.

- Вы все больше уделяете внимания не только использованию микрохирургии в онкологии, но и в других областях врачевания. Потому спрошу о заявлении итальянского хирурга о возможности проведения впервые в мире пересадки туловища к голове. На такую пересадку, как известно, согласен наш соотечественник из Владимира Валерий Спиридонов, страдающий неизлечимым нейродегенеративным заболеванием. На одной из телепередач познакомилась с Валерием: удивительно интересный, интеллигентный, эрудированный человек. Но он абсолютно лишен любого движения. Появилась информация о том, что эту операцию, возможно, проведут в России. Ваше мнение?

Игорь Решетов: Технически пересадить голову либо другой сегмент тела или конечности возможно. Проблема в другом: восстановлении функций пересаженного сегмента. А это напрямую зависит от способности восстановления нервной проводимости к пересаженному органу. В данном случае - от головы к телу. Это и есть главное непреодолимое препятствие.

- Операция успеха не принесет?

Игорь Решетов Игорь Решетов: Если мы говорим о восстановлении кровообращения, то эта задача может быть успешно решена. Если говорить о методике восстановления дыхательного и пищеварительного тракта, то здесь тоже есть определенные успехи. Накоплен опыт успешной изолированной пересадки участка трахеи от донора к реципиенту. Есть девятилетний опыт нашей клиники в их проведении. Они выполнены Николаем Олеговичем Милановым.

Однако, возвращаясь к проблеме передачи сигналов по нервным волокнам, то... Здесь требуется не только технология ультрамикрохирургии, но и тканевой, и клеточной инженерии, нанотехнологий и так далее. Каждая из этих технологий пока развивается автономно. Нет конвергенции. Научному миру не известна такая команда, которой под силу решить данную проблему. У нас есть "исторические этюды" - об операциях великого экспериментатора Владимира Демихова. И в этих этюдах нет примера замены головы, а только ее подсадка, что, как вы понимаете, совсем не одно и то же.

- Кстати, в этом году мы отмечаем столетие со дня рождения Владимира Петровича Демихова. Не ушли вперед настолько, чтобы попытаться пересадить к нормальной голове нормальное донорское тело?

Игорь Решетов: Микрохирургия - это способ невозможное сделать возможным. А человеческий организм в рамках своей жизненной формы представляет некий конструктор ЛЕГО. И именно взаимозаменяемость и дополнение разных участков тела - микрохирургических аутотрансплантатов совершили революцию в реконструктивной и пластической хирургии.

Сейчас известно более тысячи таких аутотрансплантатов. Таким образом, мы можем по критериям размера, площади, объема, состава, а главное - функции свободно пересадить с помощью микрохирургической техники один участок тела вместо другого. При этом восстановленная ткань получит возможность полностью воссоздать функции того органа или ткани, которые были больны или были утрачены. Я не категорически против. Но я бы не стал спешить. Надо в первую очередь озаботиться о временном протезировании функций основных органов жизнеобеспечения - сердца, легких, почек.

- Недавно вы разработали и провели уникальные операции реплантации ткани лица. Уникальные. Но разве уникальность не утрачивается тиражированием? Вы провели уже 9 подобных операций. И все же говорите об их уникальности. Почему?

Игорь Решетов: Каждый из этой группы пациентов страдал тяжелейшими формами злокачественных опухолей, поражающих лицевой скелет, распространяющихся к основанию черепа, при этом не поражая ткани лица. Поэтому можно было избежать так называемых чрезлицевых доступов для удаления этих опухолей. Задача была - сохранить лицо и при этом радикально удалить раковую опухоль.

Мы использовали самые последние открытия анатомии человека, которые показали: лицо - это некая биологическая маска. У нее собственное кровоснабжение, собственная нервная сеть, мимические мышцы. Это позволило по-иному взглянуть на возможность радикального удаления опухоли. И нам это удалось. Снятая как маска ткань лица обнажила опухоль, которую мы сумели очень аккуратно в объеме 3D убрать и провести восстановление опорных структур лицевого черепа, вернуть маску на место, вновь соединив сосуды и нервы.

- Рак - это всегда очень страшно. А уж когда он еще и внешность уродует, то...

Игорь Решетов: Наша задача - минимизировать последствия этой болезни, особенно когда она затрагивает лицо. Тем более у молодых.

- На недавнем форуме, посвященном хирургии головы и шеи, вы рассказывали какие-то чудеса о лечении языка.

Игорь Решетов: Это уже не чудеса. Просто мы научились при тяжелых заболеваниях головы и шеи восстанавливать их функции. Например, того же языка. Микрохирургия позволила добиться восстановления его функций - двигательных, вкусовых, чувствительных. И самое главное - восстановить речь. С помощью чего? Сложных составных аутотрансплантатов, то есть тканей, взятых у самого пациента из области или бедра, или подмышки, или передней брюшной стенки, и так далее.

- Но даже если эти ткани самого пациента, их все равно надо как-то подготовить к пересадке. Иначе они могут быть отторгнуты?

Игорь Решетов: Вы правы. Требуется очень тщательное планирование и моделирование микрохирургических пересадок, а также специально подобранное лекарственное сопровождение до и после операции. И подбор наркоза.

- Подобные операции могут быть тиражированы или все-таки нужно признать, что они всегда удел специализированных и очень современно продвинутых клиник? Прежде всего в отношении специалистов и оснащения. Это, мне кажется, как, скажем, в музыке. Например, пианистов множество. А таких, как Денис Мацуев...

Игорь Решетов: Ваше сравнение все-таки с изъяном. Очень хороших хирургов много, а вот по-настоящему специализированных, современных клиник явно недостает.

- Могу понять человека, который хочет, чтобы его оперировал лучший хирург, а не любой. Так было, так будет. Думаю, всегда.

Игорь Решетов: Тут не могу вам возразить. А уж без доверия между врачом и пациентом врачевание вовсе невозможно.

Визитная карточка

Игорь Владимирович Решетов родился 29 мая 1964 года в Харьковской области. Окончил Второй московский медицинский институт имени Пирогова. В 1992 году защитил кандидатскую, а в 1998 году докторскую диссертации по теме микрохирургической реконструкции органов и тканей у онкологических больных. Член-корреспондент РАН. Возглавляет Центр пластической хирургии Первого медицинского университета имени Сеченова. Лауреат государственных и профессиональных премий. Автор 58 патентов на изобретение, в том числе стран США и Евросоюза. Признанный специалист в области реконструктивной микрохирургии европейского уровня.

Жена Людмила - инженер, дочь Ольга - врач, сын Святогор - дошкольник.

Страницы

Подписка на АКАДЕМГОРОДОК RSS