Тема антропогенного глобального потепления всё чаще и чаще становится поводом для скандальных заявлений. В марте этого года мы услышали еще одно такое заявление. На американском интернет-портале «Breitbart» появилось очередное «откровение» Патрика Мура – соучредителя «Greenpeace» и бывшего президента «Greenpeace» Канады.

Напомним, что примерно три года назад Патрик Мур давал интервью российским информационным ресурсам, где он критически высказался о Парижском соглашении и о сомнительной роли самой экологической организации, к созданию которой он был причастен. Например, он открыто назвал «антиуглеродное движение» опасным для общества, при этом сравнив активистов «Greenpeace» с Гитлерюгенд.

В мартовской публикации он с еще большей откровенностью «прошелся» по теме антропогенного глобального потепления и по ученым, являющимся сторонниками данной теории. По словам Мура, заявления о грядущей климатической катастрофе призваны внушить страх широкой общественности. Делается это, дескать, совершенно намеренно, для чего и используется «зеленое» движение. С помощью СМИ страхи раздуваются, обывателю внушают, будто он «убивает своих детей», когда его автомобиль выбрасывает выхлопные газы в атмосферу. Так, помимо страхов, людям навязывается еще и чувство вины, что позволяет манипулировать общественным сознанием. Этим пользуются политики, выступающие на стороне «зеленых». На государственные деньги они покупают ученых, которые подкрепляют эти страхи ссылками на научные материалы. Появляется целый пул представителей науки, плотно «подсевших» на правительственные гранты. Свою выгоду получает и «зеленый» бизнес, выбивая государственные субсидии на свои технологии или пользуясь налоговыми льготами. 

С точки зрения Мура тема антропогенного глобального потепления в ее нынешней интерпретации не имеет строгого научного подтверждения. Он пытается опровергнуть утверждения насчет научного консенсуса по причинам изменения климата. По его словам, ученые, активно продвигающие эту тему, «кормятся» за счет государственных средств. Они, например, не работают на серьезные компании, которым необходимы какие-то практически полезные исследования. Нет, задача таких «ученых», считает Мур, - способствовать нагнетанию страхов, дабы этим воспользовались нечистые на руку политики в целях контроля над умами людей и для получения необходимых голосов на выборах. Ведь простые обыватели, находясь под внушением, выбирают именно таких политиков, воспринимая их как борцов за «спасение» детей от климатической катастрофы.

Мур открыто заявляет, что тема климатической катастрофы является самой большой ложью с тех пор, как люди верили в центральное положение Земли во Вселенной. Галилей, дескать, разрушил это старое заблуждение. Затем наука вступила в свои права, и началась эпоха Просвещения. И вот сегодня это научное завоевание столкнулось с реальной угрозой, исходящей со стороны ярых сторонников идеи антропогенного глобального потепления. Для Мура тема климатической катастрофы – откровенная мистификация и мошенничество. С его точки зрения, наука сейчас находится в опасности, поскольку в нее проникает токсичная комбинация религии и политической идеологии.

Согласитесь – довольно смелые заявления. Показательно, что исходят они от человека, которому трудно не доверять, поскольку он сам, что называется, был когда-то «в деле». Поэтому ситуация с темой глобального потепления становится двусмысленной. Уточню, что в данном случае сам факт климатических изменений не оспаривается. Яблоком раздора становится выявления причин данного явления. «Зеленые», как известно, связывают это с антропогенным фактором – выбросом парниковых газов в атмосферу в ходе хозяйственной деятельности. Причем, эта деятельность рассматривается очень широко. Сюда включаются не только выбросы промышленных и энергетических предприятий. Источником угрозы признается также животноводство и использование различных технических устройств (автомобилей, тракторов, печей на жидком или твердом топливе и т. д). Углерод объявлен врагом № 1, с чем вынуждены считаться политики, примкнувшие к Парижскому соглашению.

Напомню, что Россия формально также входит в число стран, подписавших данный документ. Соответственно, вся наша промышленная политика должна осуществляться с оглядкой на Парижское соглашение. Это, в частности, подтверждают отчетные документы российского Минприроды. Так, в Докладе «о ходе выполнения в 2018 году комплексного плана реализации Климатической доктрины Российской Федерации на период до 2020 года» прямо говорится: «В 2018 году продолжена работа по формированию комплексной системы государственного регулирования выбросов парниковых газов, которая будет предусматривать, в том числе разработку и внедрение экономических инструментов ограничений выбросов парниковых газов в промышленности, а также реализацию мер по сокращению рыночных диспропорций, мер финансовой и налоговой политики, стимулирующих снижение антропогенных выбросов парниковых газов, и регулирование смежных вопросов.  Для этого Минэкономразвития России ведется работа по подготовке проекта федерального закона о государственном регулировании выбросов парниковых газов в соответствии с планом реализации комплекса мер по совершенствованию государственного регулирования выбросов парниковых газов и подготовки к ратификации Парижского соглашения, принятого 12 декабря 2015 года».

Если принять близко к сердцу недавние заявления Патрика Мура, то может сложиться впечатление, что российское правительство «легло» под мошенников. Надо сказать, что в нашей стране есть немало критиков «зеленых» - как со стороны производственников, так и со стороны ученых. Упомянутая публикация в «Breitbart» уже разошлась по некоторым электронным СМИ как красноречивый аргумент в пользу тех, кто на дух не переносит тему антропогенного глобального потепления. Особую активность демонстрируют противники ВИЭ, для которых бурное распространение ветряков и солнечных электростанций есть откровенная авантюра и результат политического заговора против традиционной энергетики. Патрик Мур, безусловно, оказал им хорошую услугу.

Справедливости ради надо сказать, что в его словах есть рациональное зерно, ибо «зеленые» нередко изрядно перегибают палку. Действительно, поток кошмарных прогнозов и назойливые апелляции к «экологической сознательности» трудно соотнести с настоящей наукой. Все это в большей степени напоминает миссионерство представителей тоталитарных сект. Но в то же время нельзя сказать, будто сами экологические проблемы надуманны, и менять ничего не нужно. Самый сомнительный момент в «зеленом» движении как раз связан с этим уклоном в крайности. И проблема тут именно в слепом радикализме. Здравая, научно выверенная позиция должна отметать крайности – как в ту, так и в другую сторону. Ведь надо понимать, что ответом на «зеленый экофашизм» не может быть тотальное отрицание экологических проблем и потакание сторонникам традиционной энергетики.

Давайте скажем откровенно, что экологическое движение никогда бы не приняло крайних форм, если бы не было другой крайности – бездумного и хищнического освоения природных ресурсов и загрязнения природной среды. Если уж в этом случае кто-то говорит о лоббизме интересов «зеленого» бизнеса, то нелишнем будет указать и на то, что такой же лоббизм существует со стороны нефтяных, угольных и других добывающих компаний. Если есть ангажированные ученые, нагнетающие страхи за «зеленые» гранты, то есть и другие ученые, призывающие вкладывать гигантские суммы в разработку нефтегазовых месторождений, при этом – совсем не считаясь с экологическими последствиями.

Здравая позиция в такой ситуации – не занимать чью-либо сторону в этом противостоянии. Научный подход к проблеме как раз подразумевает объективность, а не подгонку данных под свои интересы. И если говорить об объективности, то, как бы мы ни расценивали деятельность «зеленых», всё же следует признать, что жесткие нормативы стимулируют научную мысль, вынуждают совершенствовать технологии и искать какие-то нестандартные решения. Иными словами, если отвлечься от идеологической составляющей «зеленого» движения, оно в определенной мере дает неплохую «встряску» представителям точных наук.

Константин Шабанов

Слова «планета в опасности» можно часто услышать от различного рода природоохранных активистов, и их обычно не стоит понимать буквально. Планета как астрономическое тело благополучно пережила и тотальное оледенение, и удар астероида, после которого образовался трехсоткилометровый кратер. Но вот человеческая цивилизация все же плохо рассчитана на выживание в условиях глобальных катастроф, да и ряд хронических проблем вроде глобального потепления несет определенную угрозу. Ниже своеобразный топ-9 самых тревожных заболеваний человечества.

Лихорадка

Начать стоит, пожалуй, со всем известной проблемы, которая даже в своем названии имеет слово «глобальное». Времена, когда можно было сказать нечто в духе «сами ученые пока не знают, действительно ли на Земле становится в среднем теплее» или «люди тут, возможно, не виноваты», давно прошли, связь между выбросами углекислого газа и ростом температур на сегодня надежно доказана, и примерно с той же уверенностью можно сказать, что попытки приостановить глобальный разогрев далеки от успеха. Углекислого газа не просто не становится меньше, а его выбросы растут из года в год, и простого решения проблемы пока не видно.

Чем грозит: изменениями климата по всему миру, часто в неприятную для людей сторону. Засухи, тропические циклоны или даже сочетание засух в один сезон с ужесточившимися штормами и ураганами в другой. Кроме того, из-за температурного расширения воды и таяния ледников растет уровень моря — в зоне риска оказываются почти все прибрежные районы, включая Санкт-Петербург в России и абсолютное большинство островных территорий по всему миру. Особенно плохо то, что уязвимые зоны в большинстве случаев приходятся на небогатые страны со слаборазвитыми гражданскими институтами — там в случае чего не стоит рассчитывать на решение проблем своими силами.

Что делать: выбросы углекислого газа обусловлены работой нескольких больших областей индустрии — электроэнергетикой, транспортом, производством цемента и животноводством. Переделать большинство предприятий и технологических цепочек быстро не выйдет, поэтому параллельно можно рассмотреть и ряд геоинженерных проектов, призванных так или иначе решить проблему перегрева планеты. Это может быть, например, расположенный в космосе экран для отражения части солнечных лучей, распыленные в верхних слоях атмосферы светоотражающие частицы или даже масштабные фабрики по извлечению углекислого газа из воздуха для последующей закачки под землю. Правда, все эти решения пока не слишком детально проработаны, а их цена в самом лучшем случае сопоставима с бюджетом не самой маленькой страны в целом.

Побочные эффекты лечения: альтернативная сжиганию органического топлива энергетика имеет свои недостатки, для аккумуляторов электротехники нужно очень много лития (и кобальта, большая часть которого добывается в довольно проблемных со многих точек зрения местах вроде рудников Демократической Республики Конго), проекты распыления аэрозолей в верхних слоях атмосферы пока не слишком хорошо просчитаны (по крайней мере, «Чердаку» о корректно посчитанных проектах пока ничего неизвестно).

Как принять участие: сокращая потребление электроэнергии, бензина и газа. В пределе — отказаться от авиаперелетов и частного автотранспорта, выбирая по возможности разнообразный рельсовый транспорт.

Пластиковая перхоть

Вторая всем известная проблема — пластиковый мусор. Помимо того, что он безобразно смотрится в местах отдыха, пластик по меньшей мере серьезно вредит животным: те либо погибают в обрывках сетей, либо давятся неусваиваемыми, но яркими и привлекательными фрагментами. Кроме того, пластиковая упаковка составляет заметную часть от объема городских отходов, поэтому, если с ней ничего не делать, свалки будут занимать все больше места. А еще пластик крошится, разваливается на части и формирует микрочастицы, которые потом находят даже вдали от поселений, — так называемый микропластик.

Чем грозит: как минимум замусориванием среды нашего обитания, как максимум — микропластик может накапливать какие-либо токсины и отравлять всех, кто его поглощает.

Что делать: раздельный сбор, переработка, высокотемпературное сжигание, разумный подход к использованию пластика, замена на материалы, которые сравнительно быстро разлагаются в природе или, напротив, выдерживают многоразовое использование. Способ, к которому стоит подходить с осторожностью — разработка микроорганизмов, способных перерабатывать пластик в естественных условиях. В ряде юрисдикций использование пластика сокращают законодательно, вводя высокие налоги или даже запрещая продажу одноразовых пакетов в магазинах. Другой мерой может быть стандартизация тары, ведь бутылки из-под напитков, сделанные из однослойного бесцветного полиэтилена, несложно переработать. А вот многослойная (из разных материалов) упаковка с пластиковым клапаном пригодна только для мусоросжигателя, который выступает в качестве «средства лечения третьей линии», когда все остальное не срабатывает.

Побочные эффекты лечения: вокруг микроорганизмов, которые научились есть пластик, выстроен сюжет фантастического романа «Мутант-59» Кита Педлера и Джерри Дэвиса. Краткий пересказ: бактерии начали с пластиковых бутылок, но очень быстро распробовали изоляцию на проводах вкупе с пластиковыми деталями в различных устройствах. Пока это фантастика, но, возможно, только пока. А вот дым от сжигания пластика уже повседневная реальность, особенно в сельской местности и небогатых странах. Вне промышленных установок с мощными плазменными горелками и фильтрами на выходе пластик сгорает с образованием множества крайне токсичных продуктов.

Как принять участие: сокращая количество потребляемого одноразового пластика и сдавая на переработку то, что можно сдать. К сожалению, даже в крупных городах России не очень много пунктов, которые принимают все сорта пластика, но уже много где можно пристроить хотя бы пустые прозрачные бутылки. Хождение в магазин со своими пакетами или многоразовой сумкой тоже сокращает и количество мусора, и объем лежащего на кухне пресловутого «пакета с пакетами».

Отравление радионуклидами

Следующим загрязнителем в популярном рейтинге экологических проблем значится отработанное ядерное топливо. Урановые таблетки, которые загружаются в реактор, можно брать даже руками, а вот облученное топливо на выходе лучше перегружать манипулятором, управляемым из помещения, закрытого слоем биологической защиты.

В чем опасность: попадание радиоактивных отходов в грунтовые воды, почву и атмосферу приводит к дополнительному облучению, которое связано с повышенным риском онкологических заболеваний. Так, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, авария на Чернобыльской АЭС привела к дополнительным четырем тысячам смертей от злокачественных опухолей. Авария на АЭС «Фукусима-2» в Японии и целый ряд менее известных эпизодов с военными объектами тоже привели к росту онкологических заболеваний.

Что делать: для начала собрать все самое активное и убрать подальше и понадежнее. Через несколько десятков тысячелетий значительная часть самых неприятных изотопов распадется. Теоретически этот процесс можно ускорить при помощи специально сконструированных реакторов или даже ускорителей элементарных частиц, но на практике отходы пока просто убирают подальше. К счастью, объем самых опасных отходов сравнительно невелик и их источники хорошо известны… в большинстве случаев (если не считать утопленных в море — специально или случайно — объектов).

Побочные эффекты лечения: на заводах по переработке отходов тоже возможны утечки.

Как поучаствовать: да никак, увы. Если у вас завалялся на даче реакторный отсек от подводной лодки, лучше поручить его утилизацию сотрудникам Росатома. Найти что-то серьезно «фонящее» в быту или даже на развалинах старой военной части практически нереально — в худшем случае вам попадется циферблат с радиевыми метками или поверочный источник от дозиметра.

Облысение и экзема

Следующая известная проблема — вырубка лесов, от тайги до амазонских джунглей. С ней все не столь просто, поскольку для экологов важна не просто занятая зарослями площадь, но и сохранность ряда уникальных экосистем.

Чем грозит: помимо исчезновения ряда видов животных и растений, есть ряд иных проблем. Вырубка лесов может вызывать пересыхание рек, а еще вырубка и даже просто освоение джунглей сопряжены с риском вывести оттуда в мир нечто опасное. ВИЧ, например, до 1970-х годов не выбирался за пределы Камеруна, где изначально циркулировал среди шимпанзе.

Что делать: совершенствовать сельское хозяйство, лесную промышленность и технологии в целом. Уместно привести пример Московской области. В 1914 году лес занимал около четверти ее территории из-за вырубки на дрова и распашки земель. Сейчас, несмотря на прирост населения с 2,6 до 19 миллионов человек, лесистость составляет около 40 процентов, то есть лес вырос на 60 процентов). Программы по сохранению лесов, принимаемые в развивающихся странах, основаны на замещении источников топлива и внедрении удобрений, которые позволяют многократно использовать один участок вместо последовательного наступления на леса. Отдельно стоит указать на программы, которые направлены на конкретных животных — панд в Китае или амурских тигров в России. Такие программы могут делать дополнительный упор еще и на борьбу с браконьерством.

Побочные эффекты лечения: замещение дров природным газом, углем или нефтью приводит к поступлению в атмосферу избытка углекислого газа. Дрова же идеальны с точки зрения борьбы с глобальным потеплением, ведь в атмосфере оказывается ровно тот углерод, который был до этого поглощен растением, и общий баланс сводится в ноль.

Как поучаствовать: через волонтерские программы по восстановлению лесов, а также через сбор макулатуры, бережное отношение к бумаге и выбор бумаги из вторичного волокна там, где ее безупречная белизна не столь критична (например, в туалете и при производстве коробок).

Нарушения обмена веществ

Настало время перейти к менее известным, но при этом даже более серьезным проблемам. Пластик безобразно выглядит и убивает проглотивших его животных, но вот нарушение фосфорного и азотного цикла имеет куда более драматичные последствия. Люди смогли избежать катастрофической нехватки пищи за счет внедрения азотных и фосфорных удобрений, и сейчас глобальные круговороты этих элементов существенно изменились по сравнению даже со Средними веками, не говоря уж о жизни до появления человека.

Чем грозит: азотные удобрения получают из воздуха, точнее из азота, которого в воздухе больше всего (еще нужен водород, берущийся из природного газа). Азот переходит в доступную растениям форму и в таком виде продолжает циркуляцию по биосфере, вызывая, например, эвтрофикацию водоемов. А это приведет к бурному росту водорослей и «цветению» воды, которое сделает ее непригодной для рыб и вообще всех дышащих кислородом организмов.

С фосфором есть иная проблема — он не только заставляет воду превращаться в мутную зеленую жижу, но и выносится течениями в океан, где со временем оседает на дне. В естественных условиях фосфор возвращался на сушу геологическими процессами, но у нас нет в запасе нескольких десятков миллионов лет. По некоторым оценкам, запасы фосфатов для производства удобрений могут закончится в ближайшее столетие.

Что делать: снова совершенствовать сельское хозяйство. Аккуратное внесение удобрений в правильных дозах, очистка сточных вод и новые технологии извлечения фосфора могут по меньшей мере отодвинуть срок «фосфорного» или «азотного апокалипсиса», как открытие синтеза аммиака из азота позволило избежать голода вследствие истощения месторождений селитры.

Побочные эффекты лечения: сбалансировать биосферу, в которой появилось еще несколько гигатонн живой массы (люди и домашние животные) в принципе непросто. Возможно, что найденное решение окажется не столь уж идеальным и перекос в концентрациях азота/фосфора возникнет где-то в неожиданном месте.

Как поучаствовать: поскольку большинство читателей с сельским хозяйством не связано, то — никак. Это одна из тех проблем, о которой небесполезно знать, но которая не предполагает немедленной гражданской реакции. Впрочем, сокращение выбрасываемой впустую еды существенно поможет сразу по нескольким направлениям — тут и уменьшение затрат удобрений, и сокращение парниковых выбросов.

Нехватка микроэлементов

Ряд химических элементов (скажем, все лантаноиды*) не играет заметной биологической роли. Они могли бы быть токсичными (церий, например, ядовит для рыб), но найти в природе место с повышенной концентрацией таких элементов более чем непросто. А вот людям эти редкоземельные и ряд других металлов вроде кадмия нужны в последнее время позарез: без них не сделать большинство электронных устройств, от смартфона до лазерного усилителя на оптической линии связи. Этих элементов немного, месторождения ограничены и при нынешнем темпе потребления рискуют скоро закончится.

Чем грозит: вряд ли мы останемся совсем без электроники. Вряд ли даже цены на гаджеты резко взлетят, потому что доля минерального сырья в стоимости телефона ничтожно мала. Если цены на кобальт для аккумуляторов в следующем году вырастут в несколько раз, цена хранения киловатт-часа энергии, скорее всего, останется той же, поскольку за последние годы она стабильно падала на 15-20% в год, — трехкратное подорожание кобальта даст от силы 12% сверху к цене готовой батареи. Проблема скорее в том, что исчерпание существующих рудников приведет и к освоению новых месторождений, и к выходу на рынок подозрительных торговцев вроде боевиков из стран Африки к югу от Сахары, для которых выражения «очистные сооружения» и «запрет на детский труд» — разговоры на совершенно непонятную тему.

Схожая проблема связана с тем, что кадмий из одноразовых батареек при выкидывании на свалку (а тем более в лес) быстро оказывается снаружи. Это не просто рассеивает ценный металл попусту, но и отравляет грунтовые воды: кадмий токсичен.

Что делать: налаживать переработку отработавшей свое техники и искать альтернативные технологии. Сейчас, к примеру, прозрачные электроды делают на основе индия, а физики уже неоднократно демонстрировали образцы на основе графена.

Побочные эффекты лечения: не всякая замена дефицитного ресурса даст меньшую нагрузку на окружающую среду. Сократив потребление редкоземельных металлов, мы можем получить увеличение потребления чего-то иного — например, токсичных органических растворителей или иных нефтепродуктов.

Как поучаствовать: вместо выкидывания сломанной или морально устаревшей электроники сдавать ее на переработку. Не факт, что ваш конкретный сборщик вторсырья сумеет извлечь все ценные металлы, но хотя бы медь и золото пойдут в дело. Сбор батареек в последние годы тоже налаживается, и в России наконец-то заработала фабрика по их переработке.

Дисбиоз

Человечество успешно пережило гигантского полярного медведя, саблезубого тигра и массу иных животных (а кое-кого из них и пережевало). Общая биомасса всех животных на планете скорее увеличивается, поэтому в пересчете на живой вес скота сейчас намного больше, чем когда-то было ледниковой мегафауны.

Но количество не всегда означает качество. Сокращение числа видов, или, как говорят экологи, снижение биоразнообразия, тоже проблема.

Чем грозит: экосистема из многих видов теоретически более устойчива к разным внешним воздействиям и к возникновению внутренних волн численности. Когда на одной территории уживается с десяток видов травоядных и пяток хищников, вероятность катастрофического размножения кого-то невелика, никаких нашествий мышей или стай бродячих собак ожидать не приходится. Многообразная растительность (если видов несколько сотен) может пережить засухи или вредителей, а вот засаженные одной культурой поля в истории человечества уже, бывало, превращались в зону катастрофы. Расчет на картофель погубил ирландских фермеров после вспышки фитофтороза, сорт бананов «гросс мишель» стал экзотикой из-за грибка, а последний массовый голод в России, унесший много жизней, случился уже после окончания Второй мировой войны — в 1947 году (кстати, после него в южных районах СССР срочно стали внедрять травопольный севооборот, при котором большая часть пашни занята многолетними травами). Наступление на природные ландшафты не просто сокращает площадь «дикой природы», но и сопровождается ростом рисков для сельского хозяйства.

Что делать: помимо уже трижды повторяющегося рецепта с модернизацией сельского хозяйства (а что поделать, оно как-никак занимает свыше трети суши в мире), необходимо отметить меры по созданию заповедников и заказников, а также создание лесозащитных полос среди полей вкупе с лесопарками в городах. Причем последние, по мнению экологов, лучше делать без аттракционов, площадок для шашлыков и асфальтовых дорожек — чем меньше вмешательство человека, тем лучше и тем больше шансы приютить прямо в черте мегаполиса разные виды животных и растений вплоть до входящих в перечень находящихся под угрозой.

Побочные эффекты лечения: непродуманное внесение того или иного вида в экосистему может обернуться тем, что он размножится и вытеснит остальных. Впрочем, такие методы запрещены международной конвенцией по сохранению биоразнообразия. Россия подписала ее в 1992 году.

Как принять участие: помощью природоохранным организациям — от пожертвований до волонтерства. Сохранением леса рядом с дачей, если она есть. Не надо туда выносить мусор и пилить деревья для того, чтобы дать больше солнца кабачкам на грядке.

Депрессия

Список хронических болезней человечества был бы неполон без раздела «психиатрия». Ряд экологических проблем тесно переплетен с социальными и говорить о деградации экосистем в зоне добычи полезных ископаемых бессмысленно без ответа на вопрос о том, почему производители сырья не принимают давно известные меры по защите окружающей среды.

Ряд регионов сегодня находится в состоянии затяжного гуманитарного кризиса. Это и многие африканские страны (Зимбабве, Сомали, Центральная Африканская Республика), и непризнанные государства на постсоветском пространстве, и Афганистан с Ираком, где масштабное вооруженное вмешательство вовсе не решило социальные и экономические проблемы. Хищническая добыча ресурсов, перенаселение и сведение лесов в одних случаях сочетается с разваливающимися заброшенными предприятиями и объектами вроде донецкой шахты «Юнком», которую сейчас затапливают грунтовые годы и где в 1979 году произвели подземный ядерный взрыв.

Чем грозит: эффективная борьба со всеми перечисленными выше бедствиями требует и финансовых ресурсов, и эффективной работы как государственных, так и гражданских институтов. Там, где нет ни того ни другого, даже второстепенные по меркам развитых стран проблемы грозят перейти в полноценные катастрофы. Уместно провести аналогию с депрессией и психическими расстройствами у человека: они сами по себе не провоцируют рак, но недавнее исследование показало, что пациенты психиатров имеют в среднем худший прогноз при выявлении у них злокачественных новообразований.

Что делать: терапия первой линии предполагает массовое образование, но известны случаи, когда она оказывается бессильна или затруднена (Афганистан и Сомали). Финансовая помощь выступает скорее паллиативным методом, а агрессивные меры (борьба с ИГИЛ в Сирии и «Боко Харам» в Нигерии) плохо переносимы в силу побочных эффектов.

Побочные эффекты лечения: выделяемые на решение гуманитарных кризисов деньги зачастую разворовываются или попадают не в те руки. Так, в 2019 году стало известно, что часть программ Всемирного фонда дикой природы скомпрометирована привлечением незаконных вооруженных групп для борьбы с браконьерами. Прямая военная интервенция и вовсе неоднократно оборачивалась катастрофой и еще худшими последствиями. Так, свержение режима Саддама Хусейна через десять лет привело к появлению печально известного «Исламского государства», а конфликты в Абхазии и Нагорном Карабахе оказались лишь заморожены на неопределенный срок (обе эти территории по-прежнему имеют спорный правовой статус и ряд острых социальных проблем).

Как принять участие: через международные благотворительные организации. Впрочем, помните о побочных эффектах.

Катаракта

Большинство жителей крупных городов никогда не видит Млечный Путь. Ночное небо для людей превратилось в мутную темную сферу, на которой с трудом различимы лишь самые яркие звезды. А виной этому — избыточное освещение и загрязнение атмосферы.

Чем грозит: нарушение естестественной темноты может приводить к расстройствам сна, а астрономам приходится искать для обсерваторий новые места. Яркий свет также дезориентирует птиц и насекомых — их система навигации основана на свете Луны, а не на множестве ярких фонарей. Наконец, мы просто потеряли красивый вид.

Что делать: выключать лишний свет. Гигантские рекламные щиты, ярко сияющие в три часа ночи, фонари над складскими ангарами, где до утра не появится ни одного человека — все это ведет только к раздутым счетам за электричество и бессмысленному зареву в небе. Кроме того, фонарям незачем светить зачастую вверх и даже вбок: те, кто живет на нижних этажах, в массе своей прекрасно знакомы с необходимостью задергивать шторы не только от глаз соседей в доме напротив.

Побочные эффекты лечения: считается, что темные улицы привлекательнее для преступников, а темные обочины дорог — опаснее для пешеходов и водителей.

Как поучаствовать: выключать свет там, где он вам не нужен.

По Новосибирску бродит призрак опустевшего Детройта… То, чего больше всего опасалось новое городское руководство, внезапно замаячило перед нами этой весной. Патриоты города получили тревожный сигнал. Точнее, даже не сигнал, а звонкую пощечину. Получили ее оттуда, откуда ждали совсем другого.

На днях стало известно, что авиационный завод имени Чкалова может лишиться возможности дальнейшего производства истребителей Су-34. Как сообщает интернет-портал «Тайга.инфо», производство этих машин переносится на авиационный завод имени Гагарина в Комсомольск-на-Амуре. Интересно, что еще в феврале этого года полпред президента в СФО Сергей Меняйло, посетив Чкаловский завод, открыто заявил, что таким крупных предприятиям ВПК необходимо будет в полной мере использовать высвобождаемые мощности для выпуска гражданской продукции.

Фраза, как видим, была произнесена не впустую. После того, как выпуск Су-34 переведут в другой регион, вопрос о конверсии встанет сам собой. Мало того, уже ходят слухи, будто Чкаловскому заводу угрожает полное закрытие, в результате чего работы могут лишиться как минимум семь тысяч человек. Пока в это верится с трудом, но давайте вспомним, что когда-то в числе банкротов точно так же неожиданно оказался завод «Сибсельмаш». Причем, по схожей причине – из-за прекращения госзаказа на продукцию военного назначения. Все попытки спасти хотя бы часть мощностей за счет перехода на «гражданку» особым успехом не увенчались. Так, завод «Сибсельмаш-Спецтехника», который заблаговременно был оформлен как отдельное юридическое лицо, оказался не в состоянии конкурировать с другими производителями той же самой спецтехники (о чем мне в свое время лично рассказал заместитель генерального директора).

Заметим, что завод «Сибсельмаш» в свое время был для Новосибирска такой же легендой, какой пока еще остается завод имени Чкалова. Его неожиданное банкротство вызвало тогда широкий резонанс. Со стороны некоторых депутатов Госдумы слышались даже предложения по «возрождению» легендарного предприятия. Поэтому на фоне этой печальной истории банкротство Чкаловского завода уже не выглядит чем-то фантастическим. Пока мы ничего предрекать не будем. Однако несомненно то, что озвученная проблема наносит сильный урон имиджу нашего города как интеллектуальной и промышленной столицы Сибири. Причем, этот урон ощущается намного острее на фоне экономической политики, проводимой новым руководством города.

Напомню, что до 2014 года концепция экономического развития Новосибирска была незамысловатой. И в региональном правительстве, и в самой мэрии на наш город смотрели как на «большую барахолку», как на перевалочный пункт для импортных товаров и мощный транспортно-логистический узел. Склады, оптовые рынки, гостиничные комплексы и увеселительные заведения для приезжих – примерно так воображали себе облик города представители бывшего руководства. Собственно, ничего оригинального в их политике не было. Как мы знаем, история Новониколаевска тесно связана с железной дорогой и транспортировкой товаров.

Но с 2014 года концепция поменялась. Новое руководство стало апеллировать к тому периоду истории, когда Новосибирск из «большой барахолки» превратился в крупный научно-промышленный центр. Большое место в этой легенде стали занимать военные предприятия (переброшенные сюда во время войны) и, конечно же, Новосибирский Академгородок как центр инноваций (почти целиком работавший когда-то на оборонку). В этой связи было предложено развивать город с опорой на собственный промышленный и научно-технический потенциал. Надо сказать, что сами по себе ориентиры были выбраны правильно. Прежнее руководство, например, ни в грош не ставило участия в экономике научных организаций. Это было два параллельных мира. Новое руководство сразу же попыталось вступить в деловые отношения с представителями академической общественности.

Разумеется, в этой модели в роли локомотивов промышленного развития должны были выступить ведущие предприятия новосибирского ВПК, где авиазаводу имени Чкалова отводилось очень важное место. Причем, именно истребитель Су-34 воспринимался как главный символ наших технических возможностей. Как раз по этой причине перевод производства в Комсомольск-на Амуре я воспринимаю как звонкую пощечину новосибирцам.

Вопрос: почему сложилось всё именно так, почему Новосибирск «обнесли»? Есть ли в том какая-то интрига или нет, гадать не будем. Постараемся лучше выявить объективные причины и объективные последствия наметившегося сценария, когда производство неожиданно переводят в другие города и даже в другие страны.

Как я уже сказал, ставка на предприятия ВПК в свое время имела серьезный смысл. Давайте вспомним, какова была внешнеполитическая обстановка в 2014 году. Возникало впечатление, будто мы живем на пороге новой холодной войны. Отсюда, естественно, делались выводы о возрастании роли ВПК и научных организации (примерно как во времена СССР). В федеральном руководстве делались очень громкие заявления на этот счет, оборонным предприятиям сулили крупные заказы. Даже озвучивались астрономические суммы государственных расходов. Понятно, что Новосибирску было бы глупо упускать такой шанс. И надо сказать, что наши военные предприятия подготовились к этой «гонке вооружений» основательно, серьезно потратившись на обновление производственных фондов.

Однако, как говорится, недолго музыка играла…  Обещания больших столичных начальников, мягко говоря, далеко не во всем совпали с реальностью. Уже два года назад директора военных заводов были официально предупреждены насчет возможной конверсии. И вот теперь, похоже, предупреждение начинает сбываться. Государственные заказы оказались не столь внушительными, чтобы их всем хватило поровну.

Какие выводы нам предстоит сделать из этой истории? Прежде всего, надлежит усвоить, что целиком полагаться на темы федерального уровня для муниципалитетов не совсем оправданно. Работа военных предприятий от политики городского руководства нисколько не зависит. Что касается политики центрального руководства, то опыт уже наглядно показал, что это – вещь совершенно непредсказуемая. Сегодня вам наобещали золотые горы, а завтра всё изменится, и окажется, что государство вам «ничего не должно».

Поэтому, необходимо сосредоточиться на своей собственной – пусть локальной, но все же «исторически» значимой теме. Думаю, не надо постоянной демонстрации полезности нашего города для всей страны. Достаточно добиться неординарного решения каких-то своих проблем, но таких, которые понятны всем и актуальны для всех городов и весей. К примеру, почему бы мэрии не построить современное предприятие по термической утилизации мусора, опираясь на собственный производственный и научно-технический потенциал.  Напомню, что одно такое предприятие уже успешно работает недалеко от Новосибирска, эффективно сжигая опасные медицинские отходы. Причем, наши производственники в состоянии построить аналогичное предприятие для утилизации ТБО. Пусть оно будет небольшим, пусть оно лишь частично разгрузит всего лишь один мусорный полигон. Но это будет замечательный прецедент, показательный для всей страны. Мало того, такое предприятие удачно вписывается в современные инновационные «зеленые» тренды. Таким путем Новосибирск  может легко восстановить свой имидж и подтвердить репутацию интеллектуальной столицы Сибири.

Если же мэрия окажется не в состоянии решить даже такую не особо сложную, но принципиально важную задачу, то дальнейшие разговоры становятся бессмысленными. Да, мы реально утратим инициативу в вопросах инновационного развития. И тогда «призрак Детройта» будет уже не пугающей метафорой, а обозначением вполне реальной социально-экономической ситуации. 

Константин Шабанов

Ученые Томского политехнического университете вместе с коллегами предложили использовать в наноскопах — самых мощных из ныне существующих оптических микроскопов — для получения изображения не микролинзы,  как в классической конфигурации, а специальные дифракционные решетки с золотыми пластинками. 

Ведь микролинзы передают изображение маленькими «кусочками» (пикселами), а дифракционная решетка позволяет увидеть объект целиком. Такое новшество в перспективе поможет ускорить процесс получения изображения с наноскопа, притом что он ничуть не потеряет в «зоркости». Результаты исследования представлены в журнале Annalen der Physik (IF: 3,039; Q1).

Оптические микроскопы считаются самыми простыми. Однако долгое время считалось, что они не достаточно мощные, по сравнению, например, с электронными микроскопами. Все изменили наноскопы, предложенные в 2011 году. В них изображение получают с помощью маленьких сфер или прямоугольных частиц из кварцевого стекла, это изображение затем увеличивает обычная линза микроскопа. В наноскоп можно разглядеть объекты, размер которых составляет 50 нанометров, что в 20 раз превышает возможности обычного оптического микроскопа. С их помощью можно изучать живые вирусы (в том же электронном микроскопе нельзя — поток электронов просто убивает их) и внутренности клеток. Эта возможность делает наноскопы крайне перспективными устройствами для биологических исследований. Поэтому ученые из разных стран работают над увеличением разрешения наноскопов и их усовершенствованием.

Но изображение в наноскопе формируется «кусочками» — каждая микросфера фиксирует свой участок объекта в одной точке. Поэтому нужно делать или целую матрицу из большого числа сфер, или последовательно передвигать одну сферу, что занимает определенное время.

В качестве решения ученые ТПУ вместе с коллегами предложили использовать прямоугольную мезоразмерную фазовую дифракционную решетку (решетку, у которой период сравним с длиной волны используемого излучения). Это оптический прибор, представляющий собой поверхность с большим числом параллельных микроскопических штрихов или выступов.

«Обычная дифракционная решетка из диэлектрика в наноскопе дает слабое разрешение. Поэтому мы в каждый из штрихов предлагаем добавить маленькую золотую пластинку. Получается парадокс — металл же не пропускает свет, а разрешение тем не менее увеличивается. Почему? Здесь срабатывают одновременно несколько эффектов.

Это эффект аномальной амплитудной аподизации, резонанс Фабри - Перо и резонанс Фано. Вместе они и помогают увеличить разрешение, по сравнению с обычной дифракционной решеткой, до 0,3 λ. Это примерно такое же разрешение, как у наноскопа со сферическими частицами», — говорит руководитель проекта, доктор технических наук, старший научный сотрудник отделения электронной инженерии ТПУ Игорь Минин.

Теперь полученные при моделировании данные исследователям предстоит подтвердить в ходе экспериментов.

За последние полмиллиарда лет своей истории Земля претерпела пять массовых вымираний биологических видов. А сейчас происходит «шестое вымирание», и на этот раз оно вызвано исключительно деятельностью человека. По крайней мере, так считают некоторые ученые. Подробнее эта тема рассматривалась в публичной лекции сотрудницы Московского зоопарка Елизаветы Брылевой, прочитанной в рамках Городских дней науки.

Для начала она предложила вспомнить, как вообще возникла теория массовых вымираний животных. Люди издавна описывали животных, как реальных, так и вымышленных – драконов, василисков, грифонов и проч. Но никто из древних и средневековых авторов не задумывался о том, что у животных может быть своя история, которая может иметь не только начало, но и конец. Иначе говоря, никто особо не задумывался о понятии – вымершие животные. Средневековый ученый либо не верил в драконов и единорогов, либо верил, а потому считал, что где-то, в глуши они по-прежнему обитают.

Концепция, допускавшая, что некое животное могло относительно долго существовать, а потом исчезнуть с лица Земли возникла в научном сообществе не так уж давно. И благодарить за это надо французского натуралиста Жоржа Кювье.

В конце XVIII века в Париже развернулась довольно оживленная дискуссия о происхождении нескольких странных костей, найденных в Америке и переданных во Французскую королевскую академию наук. Ученые не могли понять о каком животном идет речь. Вскоре подоспела вторая партия находок, на этот раз из Англии. В числе тех, кто их изучал, был и Кювье, озвучивший результаты своей работы на публичной лекции в 1796 году в революционном Париже. Выводы, к которым он пришел, были не менее революционными, чем якобинское правительство.

По словам Кювье, кости принадлежали четырем видам, в настоящее время исчезнувшим. И предположил, что должны быть и другие виды, также не дожившие до наших дней. Он предложил качественно новый способ смотреть на историю жизни: биологические виды вымирали, и то были не единичные случаи, а широко распространенное явление.

Чтобы подтвердить свою теорию, Кювье начал активные поиски других костей вымерших животных. И его успехи (вскоре у француза образовался целый «зоопарк» ископаемых, включающий двадцать три вида) стали толчком для появления новой науки – палеонтологии. Спустя несколько десятилетий число последователей Кювье измерялось десятками, коллекционирование ископаемых стало популярным хобби у европейской аристократии и даже появились люди, для которых такой поиск стал основным способом заработка.

Итак, в XIX веке люди уже знали – животные могут вымирать. Следующим шагом было определение причин этих процессов. Кювье и ряд других ученых придерживались версии о неких катастрофах, имевших место в прошлом и стерших с карты мира целые популяции. Единственным, кто с ними спорил был молодой, но чрезвычайно амбициозный геолог Чарльз Лайель. Изучая обнажения горных пород, он не находил следов катаклизмов, напротив, судя по всему изменения ландшафта протекали медленно и непрерывно. По его мнению, та же ситуация повторялась и с живой природой: одни виды сменялись другими постепенно и настолько медленно, что этот процесс был незаметным для любого их современника. Кстати, работы Лайеля внимательно изучал Дарвин во время своего плавания на «Бигле» и весьма вероятно, что они оказали определенное влияние на его последующую теорию эволюции. Дарвин проявил себя “большим Лайелем”, чем сам Лайель, когда понял, что как окружающий неорганический мир – дельты рек, долины и горные цепи – создавался благодаря постепенным изменениям, так и органический мир претерпевал постоянные изменения. Теория Дарвина о происхождении видов одновременно была и теорией их вымирания.

Прошло еще не одно десятилетие, пока накопившийся «багаж» палеонтологических находок и работ по их анализу не привел ученых к выводу о том, что этот процесс смены одних видов другими не всегда протекал в одном и том же темпе. И в этом есть заслуга наших соотечественников.

В 1924 году палеонтолог и эволюционист Дмитрий Соболев сформулировал теорию и сценарий биотического кризиса в книге «Начала исторической биогенетики». В ней он представил эволюцию как смену неких «волн жизни», меняющих природное биоразнообразие, подобно периодам вулканической активности, меняющим геологический ландшафт.

Несколько позже советский геолог Борис Личков ввел в отечественный научный оборот термин «массовое вымирание». Он разработал гипотезу, объединившую соболевские «волны жизни» с предложенными Кювье циклами горообразования. Согласно его выводам, они хронологически совпадали и продолжались в среднем 60-70 млн лет. Всего Личков насчитал шесть таких циклов, начиная с кембрия. Начало цикла, знаменующееся новой глобальной тектонической катастрофой, означало одновременно революцию в органическом мире, рождавшую новую волну жизни. Короткая первая фаза сменялась продолжительной умеренной, когда органический мир при постоянстве условий, умеренном климате и обилии пищевых ресурсов обретал состояние равновесия; интенсивность видообразования постепенно снижалась.

Параллельно с Личковым строил свою «дорожную карту» вымираний куратор Американского музея естественной истории в Нью-Йорке Норман Ньюэлл. Но он связывал периодические биологические революции не с тектоническими катаклизмами, а с колебаниями уровня Мирового океана.

Позже появились и другие версии, некоторые довольно экзотические. Например, советский астрофизик Шкловский искал причину массовых вымираний в внеземных явлениях (падение астероида или другое подобное событие). Здесь мы можем видеть, как «круг замкнулся»: спустя столетие с лишним ряд ученых вновь вернулся к концепции катастрофы, которой придерживался еще Кювье. Но большинство палеонтологов и биологов идеи Шкловского не разделяет.

Если по поводу причин, запускавших массовые вымирания, до сих пор идут дискуссии, то в вопросе их количества ученые пришли к некоторому консенсусу. Сегодня принято выделять пять крупных массовых вымираний биологических видов и около двух десятков менее масштабных, когда погибало примерно 20 % форм жизни. В т.н. «большую пятерку» входят: ордовикско-силурийское вымирание (450 - 443 млн лет назад), девонское вымирание (372 млн лет назад), «великое» пермское вымирание (253—251 млн лет назад), триасовое вымирание (208—200 млн лет назад) и мел-палеогеновое вымирание (65,5 млн лет назад).

Кроме этой пятерки, как уже говорилось были и менее масштабные сокращения биоразнообразия нашей планеты, причем, по мнению некоторых ученых, число их значительно выше заявленных двух десятков. Эти разночтения вытекают из разницы в принятых масштабах: сколько исчезнувших примерно в одно время видов считать достаточным для присвоения статуса «массовое вымирание». Одно из таких событий интересно для нас тем, что в числе возможных причин, вызвавших его, появилась новая. Речь о т.н. вымирании мегафауны в четверичном периоде (130 – 10 тысяч лет назад), которое протекало очень быстро и нанесло урон, прежде всего, животным с массой выше 45 килограмм.

По времени оно совпало с распространением современного человека, а уровень интенсивности вымирания коррелирует с предполагаемыми маршрутами миграции наших предков. Эти совпадения стали основой для гипотезы охоты. Она увязывает охоту человека на крупных млекопитающих с тем, что после их выбивания и исчезновения из фауны, вслед за ними вымирали хищники, которые специализировались на охоте на крупных животных. Затем вымирают те животные, которые доедали остатки, после хищников, если сравнивать с современным положением, эта ниша занята песцами, лисами, гиенами, гиеновыми собаками и так далее. В пользу такого взгляда говорят находки, где на костях животных найдены характерные повреждения от стрел, копий, следы обработки и разделки туш, при которых наносились повреждения на кости. В Европейских пещерах найдено много изображений, где изображена именно охота на крупную добычу.

Конечно, как это обычно и бывает с гипотезами, у нее тут же нашлись свои критики. Они указывают сразу на несколько ее слабых мест. Во-первых, популяции древних людей были слишком малы, чтобы оказать столь сильное влияние на биосферу (например, народам Севера так и не удалось истребить крупных морских млекопитающих, угрозу им принесла промышленная добыча, пришедшая вместе с цивилизацией). Во-вторых, люди в те времена охотились не на любую крупную дичь, если мастодонтов в основном добывали, то тех же лошадей начали приручать. И, в-третьих, у людей всегда был большой выбор альтернативных продуктов, включая полностью растительную диету, на которую переходили, если та или иная дичь становилась редкой. Что, в свою очередь, давало популяции добычи возможность восстановиться.

В силу этих (и других) замечаний появились и другие теории, объясняющие четверичные вымирания. Но, в любом случае, именно с них мы начинаем включать в это биологическое «уравнение» еще одну переменную – человеческий фактор. Поскольку, по мере роста численности населения и развития цивилизации, его роль в исчезновении новых и новых видов становится все более явной. Спросите у стеллеровой коровы, квагги и американского бизона, а также у тысяч других собратьев по несчастью.

Отсюда и вытекает концепция «шестого» или «голоценового вымирания», согласно которой, мы живём во время одного из массовых вымираний, причём являющегося следствием деятельности человека. А поскольку вымирания протекают все же не одномоментно, то их трудно заметить наблюдателю-современнику (это отмечал еще Дарвин).

Но кое-какой статистикой сторонники концепции все же оперируют. Массовые вымирания – не единственная угроза для вида, в ходе эволюции постоянно одни из них сменяются другими, лучше приспособленными для текущих условий. Это называют фоновым вымиранием и ученые даже попробовали рассчитать скорость их протеканий (пики на этом графике позволяют более четко идентифицировать массовые вымирания и определять их временные границы). Для наиболее изученной группы – млекопитающих – фоновая скорость составляет примерно 0,25 вымираний на миллион лет. Это значит, что раз в наши дни на планете существует около 5500 видов млекопитающих, то при данной скорости фонового вымирания – по очень грубым прикидкам – один вид будет исчезать каждые 700 лет. У земноводных эта скорость должна быть ниже, примерно, один вид в тысячелетие.

В наши дни земноводные обладают стали классом животных, подвергающимся наибольшей опасности. По некоторым расчетам скорость вымирания в этой группе может в сорок пять тысяч раз превышать фоновую. Но и у других групп дела обстоят ненамного лучше: по имеющимся оценкам, треть всех рифообразующих коралловых полипов, треть всех пресноводных моллюсков, треть акул и скатов, четверть млекопитающих, пятая часть всех рептилий и шестая часть всех птиц находятся на прямом пути к забвению. Причем, это относится к видам, которые рассредоточены по всей планете, так что ни о каком региональном масштабе речи и быть не может.

Конечно, как заявляют противники концепции «шестого вымирания», пока масштабы происходящего далеки от тех, что свойственны «большой пятерке». Но отрицать факт негативного антропогенного влияния на биоразнообразие становится глупо. Равно как опасность того, что в какой-то момент, в результате накопительного эффекта, пружина распрямится и голоценовое вымирание станет состоявшейся реальностью. Неизбежно ударив не только по тем видам, которые покинут наш мир, но и по тем, что останутся. Включая и самого человека. В конечном счете, мы все части одной экосистемы. И выживать нам проще тоже вместе.

Сергей Исаев

Правительство России приняло постановление о мерах поддержки научно-образовательных центров (НОЦ) мирового уровня. Документ подписал премьер Дмитрий Медведев. Таковых центров будет создано 15 до 2021 года включительно. В нынешнем году без конкурса создаются НОЦы в Пермском крае, Тюменской, Белгородской, Кемеровской и Нижегородской областях. Им будут выделены гранты. НОЦы рассматриваются фактически как основная форма реализации национального проекта «Наука».

События последних дней – заседание Совета по стратегическому развитию и национальным проектам под председательством Владимира Путина – показали, что начинают сбываться прогнозы пессимистов относительно программы нацпроектов вообще и нацпроекта «Наука» в частности. Лишь 11% регионов полагают возможным достижение задач, указанных в нацпроектах.

Впрочем, удивляться следовало бы не столько этому, сколько тому, что фактический провал идеи обнаружился так быстро. Ведь еще в октябре прошлого года министр науки и высшего образования Михаил Котюков заявлял, что с нацпроектом «Наука» все идет по плану: целевые показатели почти согласованы, с начала 2019 года пойдет финансирование...  А спустя восемь месяцев оказывается, что еще и паспорта нацпроектов фактически в стадии корректировки. Не говоря уже о рабочей – юридической и финансовой – документации среднего и нижнего уровня. Но при этом все действительно идет по плану.

«За последнее время российскими исследователями подготовлено вдвое больше публикаций, напечатанных в международных базах и научных журналах», – заметил Михаил Котюков на правительственном часе в Совете Федерации 22 апреля.

Однако ни в паспорте нацпроекта «Наука», ни в выступлениях представителей правительства – нигде не говорится, с каким именно «мировым уровнем» будут сравниваться отечественные НОЦы – Стэнфордским индустриальным парком (Кремниевая долина, США); Институтом имени Джона Адамса (JAI) в Англии или Центром инноваций MINATEC (Гренобль, Франция). У нас с этим проще. «Позиция заключается в том, что нам все-таки нужно достичь каких-то результатов, полностью развернуть работу и тогда уже оценивать, насколько те пропорции финансирования, которые выработаны и утверждены, достигают целей национальных проектов и национальных целей или же, наоборот, из не достигают», – заявляет председатель правительства Дмитрий Медведев.

Правда, министр науки выдает более конкретные ориентировки: дополнительно – 70 тыс. научных статей и 25 тыс. патентов ежегодно; 35 тыс. молодых исследователей, причем их доля должна составить более 50%. Можно было бы, конечно, поинтересоваться: почему не 40 или 60%? Но и без этого ясно, что один из основных показателей научной работы, принятый в нацпроекте «Наука», число публикаций в индексированных базах данных Web of Science (WOS) и Scopus, скорее способен нанести вред науке, чем продвинуть страну в число мировых научных лидеров. Например, количество российских публикаций в базе данных WoS с 2012 по 2017 год подскочило на 57%. Но при этом с 2010 по 2018 год численность аспирантов сократилась на 42,3%. Как такое возможно, если учесть, что аспиранты всегда составляли самую активную часть авторов научных публикаций, об этом никто старается не думать.

Увлечение чиновников наукометрией грозит перерасти в паранойю, после которой один шаг до шизофрении. Что будет неудивительно, ведь уже в начале 1990-х годов зафиксировано около 15 тыс. областей научных исследований.

Все это говорит о том, что у государства сегодня нет онтологической модели (теоретической картинки) – зачем нужна индустрия познания. А она, теоретическая картинка, между прочим, не исключает, что рождение новоевропейской науки было событием уникальным в истории, которое может никогда больше и не повториться. А что, если наука в России, как капитализм с 1861 по 1917 год, пришла, потопталась и ушла? Уходит. А мы еще и подгоняем ее на выход.

Онкология является настоящим вызовом современной науке. Сегодня это чуть ли не единственное заболевание, вызывающее у людей настоящий страх, подобный тому, что сопровождал средневековые эпидемии чумы. И тому есть серьезные основания: ежегодно в мире диагностируют миллионы новых случаев рака и с каждым годом их число только растет. А вот примеров успешного излечения по-прежнему остается крайне мало. Поэтому учёные всего мира продолжают поиск новых методов онкотерапии, шаг за шагом приближаясь к решению задачи. В их числе, сотрудники лаборатории индуцированных клеточных процессов ФИЦ «Институт цитологии и генетики СО РАН». О том, как продвигается их работа и как можно ее ускорить – интервью с руководителем лаборатории, д.б.н. Сергеем Богачевым.

– Сергей Станиславович, насколько известно, Ваша лаборатория не первый год занимается разработкой технологии лечения онкологических заболеваний. Расскажите, каких результатов Вам с коллегами удалось достичь?

– Нами разработана технология, которую мы называем «3+1» или «Каранахан» (в переводе с санскрита – «Убивающий причину»). Речь идет о целенаправленном воздействии на злокачественные стволовые клетки, которые и являются источником возникновения опухоли. И если хоть одна из таких клеток переживает традиционный курс лечения, то она может в любой момент запустить процесс образования новой опухоли. Это, на сегодня, уже признанный мировой наукой факт. Но знать про роль таких клеток недостаточно, надо суметь полностью избавить от них организм, при этом сведя к минимуму вред для здоровых клеток. Что нам и удалось сделать, опробовав нашу технологию уже на нескольких экспериментальных раковых моделях. Частично результаты проделанной работы опубликованы в российской и зарубежной печати, в журналах с достойным импакт-фактором.

– Разве можно создать «оружие избирательного действия» на клеточном уровне?

– Можно, если изучить цель, понять, чем эти клетки отличаются от других. Мы обнаружили, а затем экспериментально подтвердили, что уникальным свойством стволовых клеток различного генеза, включая стволовые инициирующие раковые клетки,(СИРК) является способность захватывать экстраклеточные фрагменты дцДНК естественными природным механизмом. Дальнейшие исследования показали, что, если дать СИРК возможность захватить такие фрагменты через определенный временной промежуток после воздействия цитостатиком циклофосфаном (химиотерапия), то клетка не может завершить процесс восстановления после воздействия ХТ и погибает. Отсюда и второе название нашей технологии: «3+1» (первые три дозы препарата, введенного в опухоль, убивают основную массу стволовых раковых клеток включая и часть СИРК, и синхронизирует оставшиеся СИРК в чувствительной для такой терапии фазе клеточного цикла. Четвертая инъекция, привязанная к времени синхронизации уничтожает оставшиеся СИРК. Лишенная туморогенного начала остаточная опухоль окончательно разрушается иммунной системой).

– Курс лечения занимает много времени?

– Нет, все происходит очень быстро. Во время экспериментов на лабораторных животных весь процесс протекал в течение недели. Мы тогда, кстати, столкнулись с другой проблемой: в организме объекта оказывался большой объем мертвой опухолевой ткани и надо было избежать сепсиса. Но такого рода задачи современная медицина умеет решать вполне эффективно.

– Вы упомянули про несколько (девять) моделей. Получается Ваша технология обладает достаточно широким спектром действия?

– Мы работали с разными типами онкологии – асцитными и солидными, результаты были положительными. Если режимы подобраны максимально корректно, то опухоль уничтожается навсегда независимо от  ее солидного или асцитного варианта. Если режимы,   по каким-то причинам не до конца соответствуют биологическим особенностям конкретной опухоли эффект все равно всегда виден и очень отчетливо. В некоторых случаях больше половины мышей конечно излечивалось. В других случаях значительно возрастала продолжительность жизни. Критически важно было соблюдать строгий временной интервал введения препарата, поскольку надо точно поймать то небольшое «временное окно», во время которого стволовые клетки становятся уязвимыми. Наши исследования показали, что этот интервал не только различается у разных видов опухолей, но способен меняться и под воздействием других факторов, например, от времени года: зимой и летом даже у одного типа опухоли этот интервал различается. Так что, оптимальным будет составлять в каждом случае индивидуальный график введения препарата для каждого пациента. С этим связано и единственное технологическое ограничение, с которым на сегодня мы столкнулись – для составления такого графика необходимо предварительно получить образец опухолевой ткани объемом не меньше четырех кубических сантиметров.

– А где-то еще в мире исследования в этом направлении ведутся? Есть у вас потенциальные конкуренты?

– Весной прошлого года в Science была опубликована работа американских ученых во главе с Роном Леви, чьи подходы к лечению экспериментальной опухоли можно назвать в чём-то схожими с нашими. Как и в нашем случае, авторы работы делали инъекции ДНК-препаратов в опухолевый очаг. Одновременно в опухоль вводили специфические анитела. Такая совокупная инъекция активирует систему врожденного иммунитета организма, и она разрушает клетки первичного опухолевого очага до уровня антигенов, после чего антиген-презентирующие дендритные клетки поглощает эти антигены. В результате, в организме формируется адаптивный противораковый иммунитет, вследствие действия которого уничтожаются и очаги опухоли, расположенные на расстоянии от той, в которую вводили инъекции. Но, как выяснилось, эта стратегия применима только к иммунногенным типам опухолей. Для нашей технологии не имеет иммуногенность опухоли – «Каранахан» способен уничтожать любые опухоли и в этом его очевидное преимущество.

– Это преимущество проходило какую-то проверку?

– Да, мы проверили это экспериментально. Поскольку результат американцев был опубликован в Science, их работа вызвала большой интерес. В результате, новосибирским Институтом клинической иммунологии был получен большой грант на исследования в этом направлении, а ИЦиГ в нашем лице выступил в качестве партнера в этом проекте. Мы взяли на себя сравнительную проверку активности нашего и американского подходов.

Вместе моей коллегой Анастасией Лихачевой, решили в одном из экспериментов сравнить американскую технологию с нашей, причем, в одном случае взяли иммуногенную модель опухоли, а в другом – опухоль, не подверженную влиянию иммунитета. В обоих случаях количество мышей было достаточным для статистической обработки. Результаты нас приятно удивили: наша технология оказалась гораздо эффективнее в лечении неиммуногенных опухолей. А они в клинической практике встречаются очень часто.

– Ваши результаты были где-то опубликованы?

– Наши статьи неоднократно публиковал журнал Oncotarget – издание с высоким импакт-фактором, которое пишет, как раз, о таргетных технологиях лечения. Что касается Science, они готовы рассматривать вопрос о публикации, если мы проведем более широкий анализ клеточных популяций, клеточных маркеров, сделаем еще ряд «технологических реверансов». Все просто потому, что в американском научном сообществе уже сформировалась определенная позиция – что правильными являются только подходы, использующие маркерные антитела, различного рода наборы для выделения специализированных клеток, иммунодифицитных мышей при анализе событий при воздействии на опухоль - и чтобы ее преодолеть нужны значительные дополнительные усилия. Пока у нас банально не хватает бюджета для этого и мы сосредоточились на тех задачах, которые важнее с точки зрения применения технологии в клинической практике. В частности, хотим посмотреть, возможно ли объединить наши подходы, поскольку они очень схожи именно с технологической точки зрения (инъекции набора препаратов в опухолевый очаг). Мы рассчитываем на синергетический эффект, когда одновременно будут уничтожаться злокачественные стволовые клетки и активироваться иммунная система. Теоретическую платформу необходимую для подготовки к слиянию двух технологий мы уже сделали и в ближайшее время хотим проверить наши выкладки экспериментально.

– А дальнейшую проработку своего подхода Вы ведете?

–Для начала мы, по договоренности с главным онкологом Новосибирска Сергеем Васильевичем Сидоровым, получили двадцать операционных образцов опухолевой ткани РМЖ реальных пациентов. Работу с ними вела моя коллега Анастасия Лихачева вместе с молодой, но очень перспективной студенткой Института медицины и психологии НГУ Викторией Купиной (ее нам тоже рекомендовал Сидоров). Задачей было на практике определить, как правильно рассчитать параметры применения технологии «Каранахан», имея образец ткани пациента. Так, кстати, и был вычислен минимальный объем образца, о котором я говорил выше. Стало ясно, что наиболее эффективно технология работает в случаях, когда опухоль достигла больших размеров, то есть мы говорим о четвертой стадии заболевания. Это та самая стадия, перед которой имеющиеся сейчас в распоряжении медицины методы лечения практически бессильны. К своему удивлению мы обнаружили, что в 80 % образцов раковые клетки не делятся. Мы предположили, что рост опухоли идет не постоянно, а периодами: какое-то время клетки активно делятся, потом опухоль «замолкает», а через некоторое время вновь начинает расти. И уязвима опухоль для нашего воздействия только в активной стадии, «замершую» опухоль таким способом не уничтожить. Также мы экспериментально обнаружили, что примерно одна из пяти опухолей в ответ на химиотерапию начинает агрессивно делиться и расти, вместо того, чтобы уменьшаться вследствие гибели своих клеток. В принципе, этот феномен клиницистам уже был известен, когда после химиотерапии опухоль только увеличивалась, мы же получили его объективное доказательство на клеточном уровне. И по итогам экспериментов мы окончательно убедились, что репаративный цикл у каждой опухоли индивидуален, поэтому в каждом отдельном случае технологию лечения надо рассчитывать индивидуально. С этой позиции, «Каранахан» полностью соответствует критериям персонифицированной медицины.

– «Каранахан» пока испытывался исключительно на лабораторных животных и образцах ткани?

– Полноценных клинических испытаний не проводилось, но определенные шаги в этом направлении мы делаем. Когда мы выяснили, что нам нужны для работы опухоли большого размера, Сергей Васильевич сказал, что у него есть подходящая пациентка. Жительница Новосибирска с раком в IV стадии с тремя крупными очагами метастаз. В ее случае врачи признали, что уже ничего не могут сделать. Пациентка дала информированное согласие на использование в лечении нашего метода. У нее во время операции удалили один из очагов метастаз и передали нам, используя его мы рассчитали цикл введения препаратов. А затем, в ходе двух циклов терапии, препараты вводились в оставшиеся очаги пациентки. После первого цикла очаги уменьшились в пять раз, а после второго цикла полностью исчезли, оставив после себя небольшие рубцы. Лечение завершилось в январе, к настоящему времени у пациентки рецидивные явления не проявились. Был еще один случай, когда нашу технологию применили к пациентке с терминальной стадией рака желудка с канцероматозом и множественными метастазами врачи из Казахстана. Там опухоль так же исчезла путем физического отторжения, повергнув врачей в изумление. К сожалению, спустя несколько недель пациентка скончалась из-за сердечно-сосудистой недостаточности. Поскольку смерть наступила через 20 дней после проведенной терапии, мы склонны не связывать трагический исход с проведенным лечением по технологии «Каранахан».  Вот такие результаты мы имеем на сегодняшний день. Но надо понимать, что это отдельные случаи и какие-то выводы по ним делать нельзя. Технологии надо пройти полноценный цикл испытаний.

– Только когда это будет, непонятно. Насколько мне известно, с этой проблемой столкнулся не только Ваш коллектив. Часто звучат новости о новых открытиях в области онкотерапии, но куда реже – о их введении в клиническую практику. Что тормозит этот процесс и можно ли его ускорить?

– Я сейчас, конечно, довольно спорную вещь скажу. На мой взгляд, если мы говорим о нашей стране и онкологических заболеваниях, то на мой взгляд нужно при крупном онкологическом центре создать структуру, которая бы позволяла использовать еще не верифицированные разработки на конкретных больных. И обязательно вывести ее из «поля зрения» контролирующих органов любого уровня. И было бы совсем хорошо, если бы ее работу курировала исключительно федеральная власть, причем, оптимально на уровне администрации Президента страны. В структуре должны работать профессиональные врачи. Должен быть этический комитет, отсекающий заведомо неприемлемые подходы и препараты, не подкрепленные большой экспериментальной проработкой. Материалы по каждому препарату или технологии должны находится в информационном поле структуры где любой заинтересованный человек мог прочитать все о препарате или технологии и выбрать для себя вариант лечения. Лечение должно быть абсолютно бесплатным для пациента и обеспечиваться разработчиком. Заработную плату врачей должно обеспечить государство, тем более что врачи будут заняты на своей основной работе, а участие в структуре будет занимать только часть их профессионального времени.

Эта структура должна предоставлять пациентам возможность провести терапию в стационаре. Их кратковременно содержание должно оплачивать государство. Вся информация о применении того или иного подходов должна немедленно появляться в информационном поле структуры. И тогда сразу будет видно, что работает, а что нет и именно сами люди отсекут халтуру.

Естественно, когда мы говорим о потенциальных пациентах, мы имеем в виду людей с терминальной стадией заболевания, к которым применима паллиативная терапия (когда речь идет не об излечении, а уменьшении страданий). Им предлагается возможность добровольно стать пациентами этой структуры, расходы на лечение берут на себя разработчики препарата (или его потенциальные производители), а врачи знают, что их не привлекут к уголовной ответственности за то, что они лечат не по принятым протоколам. То есть, нужна специальная площадка для проведения испытаний, где созданы для этого соответствующие условия. Потому что сегодня один из главных барьеров – это нежелание врачей участвовать в такой работе, они боятся оказаться «крайними», если что-то пойдет не так (а это вполне возможно при испытании любого нового препарата или метода). Конечно, тут надо еще поговаривать массу деталей, в частности, кто и как принимает решение о допуске нового продукта к испытаниям вообще, кто и как на федеральном уровне контролирует работу такой структуры. Но чтобы перейти к такому обсуждению, сначала нужно принять принципиальное решение о создании такой площадки. Или еще какое-то решение, снимающее лишние (не важные с позиций оценки самого объекта проверки) барьеры для проведения испытаний. Пока мы «играем» по старым правилам, прорывных результатов быстро ждать не стоит.

В Москве и Подмосковье вновь поднимается «мусорная тема», способная вызвать очередную волну массовых протестов. На этот раз поводом к шуму стало Экспертное заключение Рабочей группы Общественной экологической экспертизы относительно проекта строительства в Московской области завода по термическому обезвреживанию твердых коммунальных отходов. Эксперты внимательно изучили проектную документацию и сделали неутешительные выводы.

Напомним, что в 2015 году, в рамках Санкт-Петербургского экономического форума между правительством Московской области, госкорпорацией «Ростех» и японской компанией Hitachi Zosen INOVA было подписано трехстороннее соглашение о строительстве 15 мусоросжигательных заводов, с помощью которых планируется полностью утилизировать все ТКО из Москвы и Подмосковья. Кроме того, полученная от сжигания тепловая энергия должна быть использована для выработки электроэнергии – примерно 75 МВт на каждый мусоросжигательный завод. Стоимость строительства первых четырех пилотных предприятий составит около 150 млрд. рублей.

В общих чертах проект выглядит вполне разумным. Утилизация мусора с выработкой полезной энергии – это, можно сказать, современный «зеленый» мейнстрим, ведущий нас прямиком к Шестому технологическому укладу. К сожалению, при детальном рассмотрении ситуации к авторам проекта появляется много вопросов. Что же насторожило экспертов?

В первую очередь они обращают внимание на отсутствие данных, необходимых для полномасштабного экспертного заключения. Например, не показаны материальные и тепловые балансы. Нет полных данных по расходу реагентов, не показана связь между расходом природного газа и КПД цикла генерации электроэнергии. Есть вопросы и по самой технологии утилизации отходов. Больше всего вопросов, конечно же, - к экологии проекта. Эксперты обращают внимание на то, что в документах отсутствуют данные по расчётной площади шлейфа загрязнения почвы и вида распределения ядовитых примесей в почве до предельных значений, в соответствии с действующими нормативами. Также нет данных по привязке габаритов шлейфа к землям сельхозугодий, землям населённых пунктов и землям дачных поселков, садоводческих товариществ и прочих структур, выращивающих продукты земледелия. Кроме того, отсутствует методика мониторинга окружающей среды по диоксинам и фуранам, по окислам азота, по ароматическим углеводородам.

Далее эксперты указывают на отсутствие полноценного технико–экономического анализа альтернативных путей обезвреживания ТКО. «Представленный в проекте анализ ограничен только термическими технологиями, при этом сделан ошибочный вывод о преимуществах технологии сжигания ТКО на колосниковых решетках», - отмечается в отчете. Данная технология термической утилизации, по мнению экспертов, обладает существенными недостатками. Правда, следом делается утверждение, будто сжигание ТКО «противоречит опыту цивилизованных государств, где в настоящее время законодательно уходят от сжигания мусора и путем создания системы переработки мусора, включающей раздельный сбор, используют эффективные методы переработки ТКО с максимальным извлечением компонент для вторичного использования».

В целом представленная технология подверглась разгромной критике. То есть проект по ряду технических, экономических и экологических параметров совершенно не соответствует опыту передовых государств, где в настоящее время успешно решаются проблемы, связанные с утилизацией бытовых отходов. Как утверждается в заключительной части отчета, предлагаемые к строительству мусоросжигательные заводы от Hitachi Zosen INOVA являются предприятиями, «реализующими технологии мусоросжигания середины прошлого века». Эксперты прогнозируют, что функционирование предлагаемого МСЗ «приведет к экологической катастрофе, связанной, с превышением содержания диоксинов более 5 нг/кг, согласно гигиеническому нормативу ГН 2.1.7.3298-15, в почвах сельхозназначения на площади около 100 кв. км  вокруг проектируемого МСЗ уже через 10 лет после начала его работы».

Публикация этого экспертного заключения уже вызвала шум среди гражданских активистов Москвы и Московской области. «Вот теперь пора паниковать» - так заявил в соцсетях один из известных критиков нынешней власти. «Если коротко – из-за них мы все довольно быстро посадим здоровье, а сотни тысяч умрут. Многие, кто успеет родить детей, – родят больных. И огромные деньги потребуются, чтобы покрыть вред из-за строительства», - такой устрашающий прогноз выдал он своим подписчикам. Тревожная весть моментально разлетелась по Интернету, вызвав ожидаемую панику.

К сожалению, люди у нас привычно бросаются из одной крайности в другую, игнорируя то обстоятельство, что ситуация на самом деле выглядит намного сложнее. И панические настроения вряд ли приведут к хорошему результату, поскольку пока из всего этого вытекает только один вывод – сжигание мусора есть безусловное зло. В детали же, увы, никто особо вникать не желает.

Мы уже неоднократно освещали эту тему, поэтому вынуждены еще раз обратиться к нашим, новосибирским экспертам, профессионально занимающихся проблемой термической утилизации коммунальных отходов.  Напомню в сотый раз, что рядом с Новосибирском успешно работает небольшое предприятие по сжиганию опасных медицинских отходов, где используются специальные барабанные (вращающиеся) печи отечественной разработки и отечественного же производства. Установка оснащена специальной камерой дожига, где газы нагреваются до температуры порядка 1200 градусов Цельсия, что практически сводит на нет выбросы в атмосферу диоксинов. Кроме того, наши разработчики сейчас предлагают сборку «под ключ» достаточно серьезной установки, способной утилизировать 5-6 тонн отходов в час. По словам одного из разработчиков данного оборудования – директора ООО «Огневая технология» Геннадия Багрянцева – Новосибирску хватило бы пяти таких предприятий, чтобы полностью закрыть вопрос с утилизацией ТКО. Причем, стоимость одного завода не превысила бы и трех миллиардов. То есть Новосибирск в состоянии за 15 миллиардов решить проблему с мусором.

Что касается Подмосковья, то, как утверждает Геннадий Багрянцев, в свое время правительству Московской области уже направлялись соответствующие предложения, но они так и остались без ответа. Там, по непонятной причине, отдали предпочтения устаревшим заводам от Hitachi Zosen INOVA, где используются колосниковые решетки. Это, в самом деле, технология середины прошлого века, за которую российская сторона готова выкатить просто сумасшедшие деньги (напомню, что строительство четырех пилотных заводов обойдется почти в 150 миллиардов рублей!). На таком оборудовании, объясняет Геннадий Багрянцев, примерно 30% от исходной массы мусора уходит в зольный остаток, насыщенный несгоревшей (и притом вредной) органикой. Эту массу также придется перерабатывать, поскольку в таком виде (из-за остатков органики) она непригодна для хозяйственного применения. Эта как раз та проблема, над которой в недавнее время ломали головы в Японии и в Южной Корее. Кстати, к ее решению привлекались и наши спецы – тот же Геннадий Багрянцев. Разработанные у нас вращающиеся печи позволяют полностью «выжечь» всю органику, благодаря чему зольный остаток становится прекрасным сырьем для строительных материалов.

Почему правительство Московской области не заинтересовалось этой разработкой, гадать не будем. Возможно, здесь существуют какие-то «особые» причины. Интересно, что в Екатеринбурге и в Симферополе местные власти проявили к нашей разработке нескрываемый интерес. Поэтому не исключено, что в этих городах и регионах проблему с утилизацией ТКО будут решать на более современном уровне, не создавая тех панических настроений, которые сегодня разносятся жителями Москвы и Подмосковья.

Напоследок, кое-что об обоснованности этой паники. Насколько здесь уместен тезис про «сотни тысяч умрут» и прочий ужас? На мой взгляд, большая ошибка наших гражданских активистов состоит в том, что они слишком смещают фокус внимания, отвлекаясь от главного. Главная проблема – в наличие самих переполненных свалок, а не в способах сжигания мусора. Как утверждает Геннадий Багрянцев, многолетние исследования полигонов коммунальных отходов показали, что большие скопления органических отходов способны загрязнить воздух вредными компонентами без всякого участия человека, в силу естественных химических процессов. Причем, концентрация опасных для здоровья веществ в случае спонтанного тления гигантских мусорных куч может оказаться в десятки и даже сотни раз выше, чем при сжигании этого же мусора на не самых современных заводах. Иными словами, даже устаревшие предприятия не способны превысить опасное воздействие на экологию в сравнении с большими свалками, предоставленными самим себе.

Конечно, этот факт вряд ли может утешить жителей Москвы и Московской области. И в этой связи им стоило бы разобраться в другом: почему там за огромные деньги внедряются несовершенные технологии, тогда как проблему куда успешнее можно решить за гораздо меньшую цену? К сожалению, вместо трезвых вопросов к властям мы наблюдаем раздувание бессмысленной паники, которая только дополнительно дезориентирует граждан.

Олег Носков

Необычное исследование провели ученые из Санкт-Петербургского государственного университета, Новосибирского государственного университета, Института цитологии и генетики СО РАН и Сибирского экологического центра. Статья опубликована в одном из ведущих мультидисциплинарных международных журналов Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America (PNAS). 

Исследователи изучили хромосомы 16 видов певчих птиц, в частности ласточек, снегирей, синиц и чижей. Параллельно проверялись хромосомы птиц из других отрядов: гусей, кур, крачек, попугаев и соколов. У птиц последней группы дополнительной хромосомы не было.

– Мы обнаружили, что, в отличие от других птиц и большинства других животных, все исследованные виды певчих птиц содержат различное число хромосом в соматических и половых клетках. У всех у них, буквально у каждой исследованной птицы, есть лишняя хромосома в половых клетках (ХПК). Она передается потомкам через матерей и беспощадно выбрасывается из всех соматических клеток. Она также присутствует в предшественниках половых клеток самцов, но и из них она выбрасывается перед образованием сперматозоидов, –  рассказывает один из авторов исследования, профессор кафедры цитологии и генетики Новосибирского государственного университета, заведующий лабораторией Института цитологии и генетики СО РАН Павел Бородин.

Впервые ХПК описали у зебровой амадины в 1998 году. В то время феномен выбрасывания хромосом или хромосомных фрагментов уже был известен у отдельных представителей других групп организмов (аскариды, сумчатые бандикуты, миксины), поэтому ХПК приписали к списку генетических странностей и не стали детально исследовать.

Исследователи предполагают, что дополнительная микрохромосома возникла как геномный паразит у общего предка всех певчих птиц около 35 млн лет назад и претерпела значительные изменения в размере и генетическом содержании, превратившись из паразита в важный компонент генома половых клеток. Певчие птицы являются самой многочисленной по количеству видов группой птиц (около 6 тыс. из 9—10 тыс.). Возможно ли, что появление ХПК способствовало столь бурному видообразованию среди певчих птиц и позволило им захватить множество экологических ниш?

Ученые пока не знают, какую роль играет ХПК в раннем развитии в целом и в половых клетках в частности. Удалось выделить и расшифровать отдельные участки ХПК из четырех видов певчих птиц. Исследователи обнаружили в составе этой хромосомы фрагменты множественных копий генов основного генома, причем разные у ХПК разных видов. Теперь предполагается выяснить, как дополнительная хромосома функционирует в половых клетках и в какой момент она исчезает из соматических клеток.

«Роскосмос» в очередной раз порадовал российских граждан, огласив совсем недавно грандиозные планы по освоению нашего спутника. Согласно этим планам, первая пилотируемая миссия отправится на Луну в 2031 году. После этого полеты туда будут совершаться ежегодно. Миссия затевается, главным образом, в научных целях. В 2032 году на Луне будет высажен тяжелый луноход для передвижения космонавтов. Целью экспедиции 2033 года станет поездка на луномобилях на дальние расстояния для научных исследований и для тестирования робототехники. С 2034 года должно начаться строительство лунной базы, которое продолжится в 2035 году. Предварят всю эту лунную эпопею два испытательных старта в 2028-2029 годах.

«Частники» также не остались в стороне. Не так давно по каналам РИА Новости прошла информация о том, что несколько российских компаний разрабатывают космическую «яхту» для полетов туристов на околоземную орбиту. Утверждается, что первые полеты могут состояться уже в ближайшие пять лет. Космическая «яхта» должна подниматься в воздух как самолет – с обычных аэродромов. Выход в космос – на высоту в 120–140 км – осуществляется на скорости 3,5 М.  Через некоторое время корабль входит обратно в атмосферу на скорости 0,85 М. Приземляться аппарат будет как обычный самолет. На борту предусмотрено шесть пассажирских мест. Данный аппарат задуман как беспилотный, однако для спокойствия туристов в нем будет присутствовать один пилот-специалист. Стоимость такого полета должна составить примерно 200 – 300 тысяч долларов.

РКК «Энергия» пошла еще дальше. По сообщению РИА Новости, прошлой осенью корпорация предложила туристам услугу по облету… Луны. Этот проект разрабатывается уже много лет. По сообщению источника, стоимость билета может составить от 150 до 180 миллионов долларов США. Для запусков собираются использовать ракету «Союз-2», которая с космодрома Байконур будет выводить на орбиту космический корабль «Союза МС». Далее с космодрома Восточный должна стартовать ракета «Ангара» для выведения на орбиту разгонного блока «ДМ» с дополнительным герметическим отсеком. Оба модуля будут состыковаться на орбите и направляться к Луне. По мнению руководства корпорации, такой полет наша страна в состоянии осуществить где-то к 2022 году. Кстати, нынешний глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин летом прошлого года также анонсировал возможность пилотируемых полетов к Луне на кораблях «Союз».

Напомним, что несколько лет назад компания SpaceX анонсировала облет Луны  на космическом корабле Dragon 2 с двумя туристами. Полет должен был состояться в конце 2018 года. В прошлом году было объявлено, что компания подписала соглашение с первым космическим туристом, который облетит Луну на ракете с длительной миссией Big Falcon (BFR). Этим предполагаемым космическим туристом оказался японский миллиардер, коллекционер искусства Юсаку Маэдзава. По словам основателя компании SpaceX Илона Маска, полет займет от четырех до пяти дней. О времени старта не сообщается, но со слов самого туриста следует, что это произойдет в 2023 году. Но это еще не всё.  В феврале этого года Илон Маск начал рассуждать о запуске туристов к… Марсу! По его мнению, цена такой поездки не превысит полмиллиона долларов. При хорошем стечении обстоятельств, считает он, на Красную планету можно будет сгонять и за 100 тысяч долларов. Обратный билет, по его словам, будет бесплатным (в случае, если вы не захотите там остаться).  

Как относиться к таким сообщениям? Для человека, не интересующегося специально историей космонавтики, оглашение подобных планов звучит как напоминание о непрерывной поступи научно-технического прогресса. Многие из нас уверены с раннего детства, что однажды космические путешествия станут для землян обыденной реальностью.  Поэтому после каждого заявления о предстоящих туристических экспедициях за пределы Земли возникает ощущение, что это время уже наступает. Мы склонны доверять таким заявлениям, ибо давно уже находимся в ожидании этих шагов. Однако каковы шансы увидеть воочию их реальное воплощение?

Состоятельность любых заявлений, как мы знаем, проверяется временем. К сожалению, оглашение планов по космическому туризму и освоению Луны совершаются с завидной периодичностью, но при этом – безрезультатно. Так, упомянутая выше РКК «Энергия» еще в 2006 году представила Концепцию развития в России пилотируемой космонавтики до 2030 года. Тогдашний руководитель корпорации Николай Севастьянов предполагал начать освоение Луны с 2012 года, используя для этого российские разработки (в частности, модернизированный корабль  «Союз»). По замыслу это выглядело так, как было показано выше: на орбиту двумя разными ракетами выводятся корабль «Союз» и разгонный блок «ДМ». На орбите они стыкуются, после чего эта связка направляется к Луне. Так должна была выглядеть первая экспедиция. Вторая экспедиция предполагала запуска уже четырех ракет. Для третьей экспедиции планировалось задействовать семь ракет. Четвертый запуск уже предполагал высадку на Луну двух российских космонавтов. Данный этап, по мысли Севастьянова, должен был завершиться в 2015 году. После этого начинался этап создания обитаемой лунной базы. Севастьянов был уверен, что россияне сделают это раньше, чем американцы (напомним, что перед этим американцы приняли космическую программу, предполагавшую «возвращение» на Луну).

Указанная Концепция была жестко раскритикована специалистами, после чего Севастьянов ушел с занимаемого поста. Одним из противников был тогдашний глава «Роскосмоса» Анатолий Перминов. Однако сам «Роскосмос» не был в стороне от лунной темы, «прогнозируя» возобновление лунных экспедиций с 2012 года. Надо сказать,  что в РКК «Энергия» эту тему также не сняли с повестки. И недавнее заявление о планах по лунному туризму – наглядное тому подтверждение. «Роскосмос», как видим, также не отстает, предлагая свежую «программу» колонизации Луны.

Тем не менее, все мы убедились, что планы тринадцати-пятнадцати летней давности не сбылись – ни у нас, ни у американцев. В теории всё складывается великолепно, однако на практике, как всегда, оказываются «подводные» камни. Напомню, сколько надежд связывали американцы с программой запуска космических челноков. Тогда, тридцать с лишним лет назад, это казалось реальным прорывом в области космической техники. После первого полета в 1981 году на челноке, названным «Колумбия», знаменитый американский астронавт Джон Янг заявил в интервью, что данный вид кораблей открывает новую эру в истории космонавтики и является шагом к межпланетным перелетам. В 1984 году президент США Рональд Рейган объявил, что благодаря шаттлам простые американцы получат возможность путешествовать в космос. Был даже объявлен конкурс на место космических пассажиров. Однако не прошло и два года, как весь мир потрясла трагедия, случившаяся с очередным челноком: в январе 1986 года стартовавший с мыса Канаверал корабль «Челленджер» сгорел в воздухе из-за взрыва топливного бака. Трагедия повторилась в феврале 2003 года: при возвращении на Землю на глазах у миллионов людей погиб весь экипаж корабля «Колумбия». В итоге программа была закрыта. На практике космические челноки оказались «тупиковой ветвью», что убедительно подтвердила (в том числе) и советская программа «Энергия-Буран».

Примечательно, что полвека назад ситуация с развитием пилотируемой космонавтики представлялась иначе. Так, в знаменитом романе писателя-фантаста Артура Кларка «2001: Космическая одиссея», написанном в конце 1960-х, земляне уже к началу «нулевых» создают колонии на Луне и отправляют пилотируемые экспедиции в сторону планет-гигантов. В романе «2010: Одиссея Два», который вышел в свет в 1982 году, описана советско-американская экспедиция на Юпитер. Как видим, фантасты не так уж далеко ушли в своих космических прогнозах от политиков и разработчиков космической техники. Точнее, политики и разработчики в определенной степени уподобляются писателям-фантастам, когда оглашают свои эпохальные планы, связанные с космосом.

Так в чем же тут дело, чем объяснить это затянувшееся топтание на месте? Мы не будем здесь уподобляться американскому астроному Саймону Ньюкому, который в начале прошлого века «доказал» неспособность человека оторваться от земли на аппаратах тяжелее воздуха. Скорее всего, исчерпал себя сам принцип преодоления земного притяжения и перелетов в безвоздушном пространстве. По сути дела, вся современная космическая техника реализует тот потенциал, который был накоплен более чем полвека назад. Баллистические ракеты, космические челноки и ракетопланы – это, по сути, воплощение старых (хотя и гениальных для своего времени) идей. Возможно, в сфере космонавтики требуется радикальный прорыв, сопоставимый с переходом от парового двигателя к двигателю внутреннего сгорания. А пока, будем говорить прямо, мы видим у нас лишь непрерывную попытку освоения советского наследия, доставшегося нам от Сергея Королева и его сподвижников.

Николай Нестеров